«Огоньки»

… Не обратил сначала внимания и отнесся с презрением. Но, однако, разговор продолжался. Слышу – звуки глухие… и при всем том внятные и очень близкие.

Иван Брыкин умер. Явление, конечно, грустное, но естественное – как говорится, все там будем. Как это с ним произошло, Брыкин не заметил, что тоже, в общем-то, естественно (тем более, почил он в стадии сильного опьянения по случаю аванса). И когда он очнулся…

Очнулся?

Вот здесь-то и начинается неестественное. Даже – противоестественное. И все-таки он очнулся.

Сказать, что он открыл глаза, нельзя, поскольку он их не открывал, но Брыкин вдруг увидел над собой застиранное небо и увидел, как из него, из этого неба, сыплется снежная крупа.

«Значит, не дошел»,– подумал Брыкин. Он имел в виду – не дошел до дому. Кое-что он, в общем-то, помнил: как вышел, помнил, как подобрал у дороги серого котенка – дочке, решил, она любит. Котенок согрелся и тарахтел, а Брыкину было холодно и ехать далеко. Потом он лежал на спине и глядел под подол мужику с посылочным ящиком, а кто-то выкрикивал:. «Куда идет? Куда идет, говорю?», и кто-то-ходил вокруг, но его не трогали, а за пазухой возился котенок.

Теперь в небе висело лицо жены. «Туши свет,– подумал Брыкин.– Сейчас начнется…»

Но тут его накрыли крышкой и стали заколачивать. Потом он почувствовал, что его куда-то опускают, и услышал, как по крышке стучат комья земли.

– Это че это? – недоуменно пробормотал Брыкин.– Хоронят, что ли?

– Он сомневается! Слышите? Сомневается!– раздался рядом задорный стариковский голосок.– Великолепно!

– Думал, видать, воскрешать кинутся,– сипло проговорил другой голос.

А третий хмыкнул и сказал:

– Не дай бог еще атеист. Нам вон и. одного воинствующего за глаза…

– Ну, как там теперь, наверху? – перебил старичок.– Осень?

– Ну…– полувопросительно ответил, Брыкин. Он как-то ничего не мог понять: проснулся на улице, потом похоронили, потом…

– И что? Холодно? – наседал старичок.

– Ну… В польтах ходят.

– Замечательно! – воскликнул старичок.– Слышишь, Вера? В польтах…

– Погодите, люди,– осмелев, вставил Брыкин.– Так это где я? Это че, меня похоронили, что ли? А?

– Начинается… Поиски себя и своего места,– раздраженно проговорил тот, кто подозревал в Брыкине атеиста.– Пойду к монаху, все веселее.