«69»

"…И я подумал: так ли уж это важно: с кем и где ты провела эту ночь — моя сладкая N?"

М. Науменко

1

Он лежит на своей красной кушетке и тушит четвертую сигарету в пепельнице. Очень скучно — отыграл Ван дер Грааф на магнитофоне, и импульс печальной музыки еще живет в теле, хотя некуда его проявить. Вчерашнее похмелье уже прошло, и он вдруг вскакивает на пол, потом опять падает на кушетку. Потом встает, берет гитару, играет ре мажор, наслаждается печалью, закуривает снова. Телефон безмолствует. Он хочет женщину.

Где-то вдали живет бабушка, кипятит чай, шамкает ногами по кухне. Он думает выпить чашечку чая с лимоном, идет на кухню, потом возвращается, увидев, что чайник еще не вскипел. В горле начинает першить, и он понимает, что перекурил. Вытряхивает пепельн ицу вниз с балкона — еще не потухший свежий окурок устраивает прощальный фейерверк красных искр, пока летит вниз. Он закрывает балкон, садится на кушетку, машинально берет ручку, пишет английские слова, ставит вопросительный знак, берет книжечку "Дао любв и", наслаждается сексуальной поэтикой, зевает, закуривает. Потом включает магнитофон, ставит «Аквариум». Потом плачет, потом выключает «Аквариум», выключает свет, хочет заснуть, чувствует скуку и печаль, потом зевает, встает и звонит по телефону.

— Мне так скучно, — робко говорит он.

Его друг отвечает усталым голосом:

— Я сплю, денег нет, выпивки нет, я отдыхаю. Завтра будет новый день.

— Я кочу умереть, — говорит он.

— Фигня. Хочешь — приезжай ко мне, но у меня ничего нет.

Он смотрит на ночь, на огни, на пустоту. Он одевается и уезжает. Сквозь ночь он идет к метро, напевая грустную песню. Ему смешно, он садится в такси, едет довольно далеко, выходит, звонит, наконец, в нужную дверь.

Друг открывает, щурясь от зажженного им света. Он просит не шуметь, не будить коммунальную соседку. В комнате бардак и пустые бутылки. Друг — художник, и он уже спал.

— Что это такое, Митя? — спрашивает он своего друга, видя белые таблетки на столе.

— Циклодол. Слушай — неужели ты его сейчас будешь?

— Мне плевать! — говорит он так, чтобы это выглядело красиво и съедает семь штук.

Друг ложится спать, он же сидит, радуясь нарастающему приходу в теле, и через полчаса тоже ложится, но заснуть не может. Он смотрит на пол, на темный ночной паркет, не понимая как он оказался здесь; вдруг видит бегущих мышей — десять, пятнадцать, двад цать… На некоторых даже можно различить серые отдельные волоски. Он понимает, что почемуто любит их сейчас, протягивает руку, чтобы погладить хотя бы одну, но гладит паркет. Он вспоминает, что это галлюцинация, смеется и засыпает.

2

Хмурое утро, час после полудня. Его зовут Андрей Левин. Его друга зовут Митя Синявский.

Они просыпаются после вчерашней (или позавчерашней?) бурной ночи. Может быть — просто так. Митя весел, Андрей почему-то чувствует себя отвратительно. Митя подрыгивает в постели, напевает какую-то революционную песню типа "Смело, товарищи, в ногу!", ид ет в ванную. Андрей небрит, глаза мутные. За окном идет дождь, солнца вообще не видно. Митя возвращается, вдруг начинает делать утреннюю зарядку.

— Ты с ума сошел?

— Я сейчас пойду на работу.

— А где ты работаешь?

— В Госкомиздате.

— И что ты там делаешь?

— Ничего.

Митя достает кошелек из кармана висящей на стуле джинсовой куртки. Открывает. Десять рублей.

— Мало, — говорит он. — Не пойду на работу.

Андрей вытаскивает из кармана пять рублей.

— Я всего лишь бедный студент.

Его шатает, он вспоминает про циклодол. "Плевать!" Они идут за вином. День начинается интересно.

После первых двух бутылок «Эрети» они перестают говорить о христианстве и начинают говорить о нашем поколении. Потом Андрей падает на матрац, лежащий на полу, и отключается. Митя звонит по телефону, собирает пустые бутылки и уезжает, закрывая комнату на ключ. Его друг спит и видит золотые сны.

3

Вечером он просыпается. В комнате темно. Он осматривает предметы с чувством наслаждения предметами. В грязных бокалах отражается свет вечерних фонарей. Легкий ветерок, дующий из открытой форточки, ворошит пепел в пепельнице. Он подходит к серванту пос реди комнаты, смотрит на свое отражение, говорит вслух:

— Я Андрей, Андрей, Андрей. Сейчас Андрей.

Ему неприятно, он словно хочет утвердиться в своем имени, как будто его кто-то оспаривает. Потом он вдруг вспоминает, что любит одну свою однокурсницу. Ему вдруг становится очень грустно. Задумчиво он садится в кресло, и вдруг обнаруживает бутылку вин а. Он наливает себе стакан, пьет. Он чувствует себя несчастным. Он наливает новый стакан и опять пьет и опять чувствует себя несчастным.

4

Нет, он не любил ее. Ничего этого не было, он снова у себя, снова красная кушетка, все позади. Он никого не любит. Он весел. Он идет в ванную, принимает душ, ложится в широкую кровать, засыпает. За окном новолуние, и побочный отраженный свет не мешает ему. Oн помнит, что принимал недавно циклодол. Это выпад против судьбы — он принимает циклодол, он убивает свою душу, он хочет ее вырвать из сердца.

Он слушает 'Секс пистолз", танцует у Мити в комнате с какой-то девушкой, обнимает ее, но не любит.

— Я тебе нравлюсь, Андрей? — говорит она ему в темноте.

— Нет, ты мне не нравишься. Мне нравится сладкая Энн. Но есть лишь красная кровать и тьма. Здесь, где тлело чье-то дыхание, я сплю.

Андрей Левин засыпает в полном спокойствии.

5

Сладкая Энн выходит из дома в юбке, черных колготках и сумке через плечо. На ходу она красит губы в вишневый цвет, она брюнетка. В ее сумке лежит ксерокс Хайдеггера и папиросы «Беломорканал». Итак, ее зовут Сладкая Энн. При знакомстве она говорит:

— У меня сладкое сердце!

Она танцует рок-н-ролл на вечеринках и любит пить коньяк из горлышка. Ей девятнадцать лет. Когда за ней начинают ухаживать, она говорит:

— Вы хотите мена трахнуть, юноша? Так и скажите.

Однажды на каком-то вечере, где была дискотека и студенты пили вино, она сидела за столиком с подругами и двумя друзьями, а рядом в кресле сидел Андрей Левин, потный и тоже слегка пьяный. Сладкая Энн плакала и читала стихи. Потом посмотрела на всех ос тальных людей, которые танцевали, рассевшись по парам, и сказала:

— Я хочу над всеми стебаться!

Андрей Левин влюбился в нее.

Она выходит из дома, идет в институт. Она смотрит на церковь, крестится и достает папиросу. Она записывает лекции чернильной ручкой и рисует садистские рисунки в тетради. Она считает, что по Фрейду это олицетворяет ее похоть.

Когда звенит звонок, и кончается лекция, она идет в туалет и там красит губы. Друзья кричат ей со двора:

— Эй, Сладкая Энн, пошли пить портвейн!

Она выходит, ей дают стакан. Она садится прямо на землю, скрестив ноги.

— Я — хиппи, — говорит она. К ней подходит Андрей Левин.

— Девушка, — говорит он ей, — я люблю вас!

Она очень удивлена.

— Юноша, зачем же меня так стремать… Выпейте портвейна, успокойтесь и никогда больше не говорите такого!

— Простите, — говорит Андрей Левин. — Этого ничего не было!

6

Андрей Левин ходит по своей комнате, играя на гитаре. Потом включает магнитофон. Играет Битлз. Андрей начинает плакать. Он звонит своему другу Мите.

— Митя! Я люблю ее!

— Скажи ей об этом.

В это время Сладкая Энн и ее подруга Наташа идут в бар и пьют коктейли. Они танцуют с бородатыми людьми. Родители Сладкой Энн уехали на дачу. Компания пьет за одним столам, потом берут с собой и идут по ночной Москве, разговаривая. Сладкая Энн прыга, хохочет и говорит:

— Шизофрения — это когда лопается шарик с оранжевой жидкостью, который расположен во лбу, там, где третий глаз. Он есть у всех людей. И если он лопается, это сумасшествие. Красивая сказочка?

Она берет под руку бородатого человека.

— Ну куда пойдем, ко мне?

— Если можно.

— А где ты будешь спать?

— А где можно?

— Можно со мной, можно в другой комнате.

— Я хотел бы с тобой.

Бородатый улыбается.

— О'кей!

Сладкая Энн пьет вино, и компания идет дальше. Наташа уезжает домой на такси. Ее кавалер куда-то исчезает. Сладкая Энн приходит, стелит постель, раздевается. Потом гасит свет, ложится. Бородатый ложится рядом. Через две минуты Сладкая Энн уже стонет т удовольствия, крепко обнимая спину бородатого. Он поднимает лицо и смотрит в стену, вмпучив глаза, как рак.

— Клево? — спрашивает он.

— О… — только и говорит Сладкая Энн. В это время звонит телефон.

— Черт бы его брал? Придется подойти, он все равно уже обломал весь кайф!

Энн идет в темную кухню, берет трубку. Звонит ее однокурсник Андрей Левин.

— Сладкая Энн! — говорит он ей. — Я люблю тебя!

Она сидит на стуле, положив ноги на другой стул. Она все еще учащенно дышит.

— Милый, — говорит она ему. — Я тебя тоже ужасно люблю! Я хочу тебя… Повтори, что ты мне сказал!

— Я люблю тебя.

— Милый мой, я — старая развратная женщина. Забудь обо мне. Ты… такой хороший. Не надо.

— Я люблю тебя.

— Это невозможно! — кричит Сладкая Эни, бросает трубку и идет в свою комнату, где ждет бородатый.

— Бедный мальчик, — говорит она бородатому, обнимая его.

7

Любви нет. В институтском общежитии сидело двадцать человек в комнате одной девицы, справляя ее день рождения. Андрей Левин был пьян и сидел рядом с дагестанкой. Они говорили о наркотиках.

— Ты пробовал героин в таблетках? — спрашивала дагестанка. — Нет. — Дикий кайф. Потом разговор перешел на проблему нужности обрезания у мужчин. — Говорят, что это лучше, — сказала дагестанка. — Не знаю. Они стали танцевать. — Ты прямо родной человек, — сказал Андрей Левин дагестанке, почувствовав родство душ. — А ты только заметил. Они вышли в коридор. Поцелуи, потом рука ищет ее грудь, потом лезет под юбку. Все, как всегда. — Пошли в мою комнату, — говорит дагестанка. Но вино взрывает кровь Андрея. Он отступает на шаг и вдруг говорит патетическим голосом: — Я не могу! Дорогая моя… Я люблю Сладкую Энн! — Потом заходит в комнату, залпом выпивает шампанское и задумывается. Потом он засыпает в кровати у какой-то длинной очкастой девушки, которая раздевает его, раздевается сама, ложится рядом и говорит, что хочет с ним жить. Он смеется, потом трахает ее. У не е тяжелое дыхание; изо рта пахнет перегаром и табаком. Он отворачивает нос, потом начинает получать удовольствие и даже готов как будто слизывать с нее пот; почему-то она очень потная. Потом ему стыдно, он спит. Посреди ночи он просыпается, подходит к окн у. Ему плохо, он блюет вниз. Потом ему лучше. Он смотрит на тьму.

— О, моя Сладкая Энн!

Утром он просит высокую девушку отвернуться и долго ищет свои трусы. Потом едет домой спать.

8

Он сидит в гостях у Мити, Митя болеет гриппом. В комнате запах масляных красок и больницы. Митя пьет антибиотики.

— Я люблю ее, — говорит Андрей Левин. — Она гениальна. Она как Секси Сэди у Битлз.

— Выкинь ее из головы, — говорит Митя. — Телок полно, а любить всякик шмар совершенно не нужно.

— Ты ничего не понимаешь! Она просто не знает меня! Я — такой же, как и она! Если бы я был бабой, я бы жил точно так же!

Митя устал слушать все это.

— Послушай, Левин. Позвони ей, пригласи ее в гости и все. Зачем нужны все эти толстовские проблемы? Ведь она трахается чуть ли не со всеми. А ты ее любишь!

— Да.

— Ну и дурак.

— Может быть. Да, я — дурак. Но я люблю ее!

9

День рождения у девушки Светы. Два человека сидят на корточках, медитируют. Один говорит:

— Пистолет!

Другой говорит:

— Коммунизм!

Девушка Света спит в другой комнате. Сладкая Энн пьет коньяк, подходит к Андрею Левину. Она приглашает его на танец. В это время на кухне пять человек сидят на табуретах и ждут, пока шестой забьет два косяка с травой. Их лица серьезны, они ждут свое удовольствия. Андрей Левин хочет поцеловать Сладкую Энн, но она не дается ему.

Она ускользает, точно рыба из объятий щучьей пасти; она отклоняется от безгрешного прикосновения любящих губ, которые жаждут почувствовать ее помаду; она улыбается во тьме, обхватив плечи партнера своими маленькими руками; играет вальс, и шампанское зорчато сверкает в бокалах в свете настольной лампы, на которую набросили одеяло, чтобы был интим.

Андрей Левин, точно лучший мужчина мира, склоняется над губами Сладкой Энн, она плачет и он целует ее в щеку. Они начинают игру снова.

На кухне курят анашу. Один бородатый студент, набрав в легкие как можно больше воздуха, в один присест выкуривает полпапиросины. Все недовольны и с уважением смотрят на него. Андрей Левин заходит на кухню.

— Что это? — спрашивает он.

Все криво улыбаются, потом кто-то передает ему косяк. Андрей делает три затяжки. Потом идет в комнату, садится в кресло, закрывает глаза. Он забывает свое имя, свою мать. Он путает эту комнату с другими комнатами, которые он видел в своей жизни. Играе т Эмерсон. Андрею представляется, что он — царь Вселенной. Вселенная представляет собой черный небосвод, как в Планетарии, на котором строгими прямыми рядами располагаются пятиконечные звезды. Андрею страшно. Он открывает глаза, чувствует себя плохо. Идет к Сладкой Энн. Говорит:

— Сладкая Энн, я хочу тебя.

Она отмахивается от него. Он опять садится в кресло, засыпает и наблюдает какие-то кошмары. Потом наступает утро, все спят вповалку, Сладкая Энн сидит на полу по-турецки и, зевая, читает трактат Витгенштейна. Встает Света и начинает искать сигареты.

10

Проснувшись у себя дома, Андрей чувствует страх, печаль и грусть. Он лежит в кровати, он устал и не может больше наслаждаться каждой секундой этой прекрасной жизни, которая цветными сумерками любовных надежд тлеет в сверкающих женских зрачках, когда о ни смотрят тебе в лицо, вызывая твою сущность к жизни, словно некий медиум, приглашающий для беседы мертвеца, которому в принципе наплевать на проблемы живых. Андрей Левин встает, ставит Битлз. Потом ложится и наслаждается своей несчастной любовью. Звонит телефон. Он поднимает трубку. Ему звонит Сладкая Энн.

— Любимый, куда ты делся? Пошли на выставку художников.

Он обрадовался и отказался.

— Ты — молодец. Только так можно завоевать женщину! Тебе привет от Гены! Ладно, пока, до встречи. Не грусти, все будет хорошо.

Он выключает Битлз и ставит Роллинг Стоунз.

11

Иногда Андрей Левин рефлектирует. Он говорит:

— Да люблю ли я ее вообще?! Как можно любить эту нецензурную, грязную, развратную, вечно пьяную или торчащую телку? Тьфу! Впрочем, прелесть этой женщины в том, что она — падший ангел. Я должен спасти ее. Я хочу погладить ее по голове. Я хочу только нцевать с ней. Я хочу разговаривать с ней о сексе, сидя за столом во фраке. Любовный объект — это фетиш. Какая разница, кого любить?! Мне нравится ее походка. Мне нравится ее сумка. Мне нравятся ее черные колготки! Нет — я люблю ее черные колготки!

Он спешно набирает знакомый номер.

— Энн! Подари мне свои черные колготки! Я люблю их!

Сладкая Энн на другом конце провода смутилась.

— Да что ты говоришь… Не надо. Впрочем, ты — молодец. Ты — без комплексов.

— Что ты делаешь?

— Я захавала пачку кодтерпина и читаю книжку Берроуза.

— Ну и как?

— Хорошая книжка.

— Приходи в гости.

— Я не могу. Моя мама заболела. Я пою ей песенки под гитару.

— Ну ладно. Но если надумаешь — отдай мне свои колготки.

Он смеялся еще минут пятнадцать после окончания беседы. Потом лег спать.

12

День рождения у девушки Кати. Играет диско, все пьют «Салют». Поздно ночью пьют чай. Какой-то Сергей принимает душ. Девушка Наташа пришла со своим двухметровым любовником. Катя говорит:

— Андрей, сыграй нам песенку Битлз!

Андрей берет гитару и поет сентиментальную песню, в которой любовь стала простым природным занятием современного времени, и стала больше, чем любовью, стала преданностью.

Все наслаждаются. Сладкая Энн смотрит на Андрея. Он ей нравится. Тут вбегает испуганная Наташа. Ее двухметровый друг перерезал вену на руке и лежит в другой комнате, полусонный. Он оставил записку: "Я хотел от тебя детей иметь, а ты…"

Ему бинтуют руку, он пьет водку, успокаивается. Андрей поет веселую песню про то, как кончается любовь. Потом поет песню ревности.

— Ты отличный парень! — говорит Сладкая Энн. Он улыбается и поет ей маленькую песню, единственный смысл которой можно уложить в одно любовное признание.

— Да, черт возьми! — говорит Сладкая Энн и идет спать, напившись «Салюта». Андрей в одиночестве сидит на кухне всю ночь.

13

Андрей Левин лежал у себя дома и читал Бердяева. Потом он отложил Бердяева на стол, задумался. Кажется, снова начиналась зима.

14

"Мулька" по рецепту Семена Свиблова. 2 пузырька трехпроцентного раствора эфедрина, 200 граммов воды, столовая ложка уксуса, 1 пузырек марганцовки. Подогреть воду, влить эфедрин. Одновременно залить уксус и высыпать марганцовку. Смотреть на реакцию. Ка к только выпадет осадок, образуются зелено-бурые пятна ("болото"), профильтровать. Получается стакан прозрачной жидкости. Выпить. Кайф!

15

Он лежит на своей красной кушетке и тушит четвертую сигарету в пепельнице. Сладкая Энн предала его. Он помнит, как это было. Он был в армии, она приехала к нему, привезла ему еды и сигарет. Было лето, они забрались на крышу какого-то дома и там трахал ись, хотя люди смотрели из окон.

Потом она сказала, что изменила ему. Т. е. трахнулась с другим. Он встал.

Он посмотрел на ее тело, и ему стало противно. Он был сентиментален. Щеки его стали горячими и красными. Он сказал:

— Все, Сладкая Энн.

И она уехала.

16

Андрей Левин просыпается в комнате Мити Синявского. Он говорит:

— Митя, я люблю ее!

Митя поворачивает к нему обезумевшее лицо, потом обнаруживает остатки вина в бутылке.

— Дай мне, пожалуйста…

— Ну встань сам.

— Ну какой же ты все же…

Митя встает, направляется к столу, вдруг обнаруживает спящую на полу женщину.

— Кто это?

— Не знаю.

— А мы ее трахали?

— Не знаю.

Митя озадачен. Он смотрит в лицо женщины. Ей лет тридцать. Она открывает глаза.

— Где я?

— А кто вы?

— А вы?

Все смотрят друг на друга в недоумении. Женщина полураздета.

— А что же было вчера?

Женщина ищет глазами свою одежду. Потом говорит:

— Что касается меня, то я была вчера в Большом театре. И вообще меня ждет муж.

— А где вы живете?

— В Опалихе. Подайте, пожалуйста, мой лифчик. Он лежит под вашим креслом.

— Пожалуйста.

Митя и Андрей, недоумевая, смотрят на нее, пока она одевается. Потом она уходит.

— Аааа, — говорит Митя.

— Что?

— Это же моя троюродная сестра!

17

Он лежит на белоснежных простынях вопиющей ночью, когда его чувства как будто готовы прикоснуться к высшему раю и стать чудом для тела и души; его дух трепещет в клетке любви — он полюбил, он любит, он будет любить!..

Сновидение, словно кофейный изумруд в снегу на полянах кресельных чашек, наполняет его существо своей знакомой картинкой. Шашлычный воздух горит в его теле спиртовой свечой плотских занятий. Его любимая — Святая, она никогда не знала мужчин; ее лицо б елое, и в прошлом она блудница. Господь вернул ей чистоту!

Ее грудь как подушка невесты, мрак белизны, семья свеч, поиски смысла; она прекрасна; она как девственница, готовая окраситься в алый цвет, отдавая под жертвенный нож дорогую для нее часть организма!..

А. Левин мечтает о браке с Ней. И пусть мистерия начнется в тот самый миг, когда алтарь распахнет для них свои врата. Ибо Бог есть любовь!

18

День рождения у девушки Наташи. Гости сидят за столом, везде полумрак, и какие-то мальчики периодически собирают деньги и ходят в магазин за очередными порциями водки. Потом подают торт. Андрей Левин объясняет кому-то содержание ранних альбомов Gene s, попивая грейпфрутовый сок с водкой. Рядом на кровати сидит скрипичных дел мастер лет сорока. Он просит слова. Выключают музыку, он начинает говорить про Христа. Потом говорит:

— Я ничего не скажу, пока вы все не успокоитесь.

Все молчат, Наташа смеется.

— Свиньи, — говорит он, — животные. Вы не знаете мудрость.

Пьяный Левин говорит ему:

— Пойдем, я буду тебя бить.

Они выходят. Левин бьет скрипичного мастера по морде. Тот падает, выбегают гости, Левина уводят. Потом он извиняется.

19

Свадьба Андрея Левина и Сладкой Энн. Оба в рваных джинсах, свитерах. Наташа и еще какой-то Олег в таком же одеянии представляют собой свидетелей. Женщина, которая женит, недоумевает, потом говорит:

— Поздравляю вас с рождением новой семьи!

Они целуются взасос минут двадцать.

— Кольца где? — спрашивают их.

— Мы не покупали…

— Фотографии?

— Не нужно.

На этом все и заканчивается. Потом они выходят на улицу, и Левин, почувствовав себя женатым человеком, уверенно говорит:

— Пошли в бар.

20

Скука в комнате у Мити Синявского. Митя Синявский сидит в кресле, читая «Уединенное» Василия Васильевича Розанова. Потом он спит.

21…

…

…

…

22

В воскресенье все идут на концерт «Аквариума». Жуткая давка царит у дверей некоего клуба, где должен произойти этот концерт. Цена билета поднимается до семи рублей. Разъяренная толпа, втискиваясь внутрь, стаскивает с места телефонную будку. Милиция не доумевает.

В туалете волосатые курят анашу, коротковолосые пьют портвейн. Борис Гребенщиков выходит на сцену торжествующей походкой, изображая Дэвида Боуи. Все знают, что он — очень крутой чувак, со своими загонами. Он поет:

— Мы пили эту чистую воду, и мы никогда не станем старше!..

Какой-то пятидесятилетний старый хиппи плачет, подрагивая своей лысиной в такт музыке, подпевая этим словам. Все балдеют.

23

Психоделическая оргия на квартире Олега. Запершись в маленькой комнате, три друга вместе с огромной разноцветной плюшевой куклой нюхают пятновыводитель «Домал». У каждого своя банка, свои носовой платок. Все молчат, вдыхая ядовитую жидкость, иногда ве село хихикают, если путешествие смешное.

Андрей Левин наливает большую каплю, нюхает, инстинктивно морщится и убирает нос из платка. Потом нюхает еще. Перед глазами словно взрывается что-то белое и яркое. Потом он видит огромный цветной стадион, много людей, и он бежит вверх по лестнице. Пот ом видит поляну, на ней стоят заключенные в полосатой форме, копают землю лопатами и поют хором: — Жора, не взорви мой апельсин! Жора, не взорви мой апельсин! — Андрей дико хохочет и оказывается опять сидящим в комнате между Олегом и Сергеем, которые на ойчиво занюхивают пятновыводитель. Андрей недоумевает, приходит в себя, потом наливает опять каплю и опять нюхает. На сей раз он становится существом, живущим в проруби. Но приходит рыбак, закидывает удочку и ловит Андрея. Крючок разрывает ему губу. Андре й хочет отмахнуться от этого крючка, но тут леска рвется и ритмично бьет его по лицу. Он хочет избавиться от лески, но тут уже удочка или какая-то деревяшка вместе с леской и крючком все с тем же ритмом (тюк-тюк-тюк-тюк-тюк-тюк и т. д.) бьет его по всему т елу и даже, кажется, по внутренностям. Очень больно. Андрей кричит, бросает платок и оказывается снова в комнате между Олегом и Сергеем. — Что такое? — спрашивает Олег. — Bad trip. — А…

24

Нюрочка Кулакова кормит грудью свою дочку Марианну. Ее муж Андрей Левин сидит на кухне с друзьями и пьет пиво. Он громко кричит, жестикулирует и рассказывает что-то про Кьеркегора. Потом он заходит в комнату, где сидит Нюрочка.

— Дети не есть смысл жизни, — говорит Андрей Левин, осмотрев свою голую дочь. — Бердяев считает, что это новая множественность, вместо блаженного эсхатологического становления отдельной единичной личности. Поэтому нельзя относиться к детям, как к верш ине и плоду своей сущности. В сущности, они есть Ничто. — Дочь сосет грудь. — Их не надо воспитывать, не надо крестить, — продолжает Андрей Левин. — Они свободны. Например, дочь не имеет ко мне никакого отношения. Она отдельный человек, и я — отдельный ловек. Понятно?

— Понятно, — говорит Нюрочка.

— Вот так-то вот.

И Андрей Левин уходит обратно на кухню продолжать пить пиво.

25

Рядовой Андрей Левин в наряде по столовой моет посуду. Все распределено: завтрак — сто пятьдесят тарелок, сто чашек, сто ложек, обед — триста тарелок, сто чашек, сто ложек, ужин как завтрак. Левин наполняет кипятком раковину, готовит тряпки, разводи моющее средство «Прогресс», поет песню:

— Шизофрения. Дольче мелодия…

Начальник столовой, почему-то мичман, ходит и зудит, что никто не работает. Левин не обращает на него внимания. Он поглощен своим делом. Он одет в подменку, которая больше всего похожа на какие-то лохмотья. Рядом с Андреем стоит котел с отбросами, вес ь наполненный перловкой и рыбьими костями. Андрей Левин думает об измене Сладкой Энн. Благородное негодование охватывает все его существо. Он говорит вслух:

— Ах ты, тварь, чмо паршивое, шмара, скотина, блядь! Ты там трахаешься, гнида, а я посуду мою! Я тебе отомщу. Пройдет миллион лет, а я все так же буду ненавидеть тебя! Ух!

Он чувствует некоторое облегчение, смеется и принимается в ускоренном темпе мыть посуду.

26

Рождение Андрея Левина. Шестидесятые годы, Окуджава, Америка, операция «ы». Хрущобы, состоящие из блоков, трехзначным числом корпусов одного-единственного дома наполняют озелененный микрорайон, который таит в себе пересеченную местность с кабелями, ко тлованами и прудиками, где можно кататься на плотах и топить бездомных котят. Сюда-то его и привезли, голого, кричащего и такого же, как все. Он тогда даже маму еще не любил — не понимал, что это такое.

27

Зеленый кот.

28

Холодная осень наступила прямо за летом, и молодые люди, были, конечно, направлены в совхоз собирать картошку. По вечерам в пионерском лагере, где они жили, воцарялся дух подлинного борделя. Какие-то дамы, высвободив правую грудь, скакали по коридор изображая амазонок. Мальчики прятались от них по углам, покуривая косяки. В центре зала огромный костистый хиппи играл в пинг-понг, постоянно поправляя длинные волосы, которые лезли в глаза и мешали видеть полет шарика. В углу сидел Олег Сплошной, абсолю тно пьяный, и слушал "Obscured by clouds' . В комнате находилась небольшая компания, которая разбила шприц и очень горевала. Сладкая Энн, сидящая по-турецки на совхозной подстилке, пыталась вколоть себе эфедрин пипеткой. Ей помогал Миша Джонсон, который в откнул ей иглу в руку, а потом с помощью пипетки без резинового колпачка старался вдуть прямо в женскую плоть ценное приятное лекарство. Но ничего не получалось. Сладкая Энн с сожалением смотрела на работающего, чтобы доставить ей удовольствие, Мишу. Не торые шли гулять по ночному полю, заходили к дяде Васе, он наливал им самогон, заваривал чай. Но пили все-таки самогон. Дядя Вася что-то рассказывал, студенты слушали его очень внимательно, как на лекции. На втором этаже жилого дома были танцы. Человек тр идцать, взявшись за руки, скакали по всему залу и кричали. Внизу, в постели, лежал Саша и читал "Феноменологию духа" Гегеля. Было очень скучно.

29

В конце концов, какие еще доказательства жаждет противоположное устройство, если любовь происходит априорно, как любовь к ничтожеству на двух ногах?! В мире находится множество тел и душ, и, чтобы не быть отчаянным релятивистом, который словно старый гусар может хватануть стопку, закусив крепким вздохом, я выбираю Вас, королева нищих, выбираю ваш негибкий стан и ваше нелегкое дыхание.

Но я вижу нездоровый блеск у вас в глазах — Вы есть женщина с большим прошлым и большим будущим. Ваша воинствующая глупость есть вызов на поединок. Ваше простодушие оборачивается опытом, поэтому я не буду посвящать Вам «Over», так как у меня нет при чек жалеть о своей изнасилованной карме и о Вас, ибо Вас нет. Есть лишь сосуд для мужских теории и тело, жаждущее любых удовлетворении.

Андрей Левин чуть не заплакал, будучи пьяным. Друзья начали его утешать и спросили, что с ним такое.

— Ничего особенного, — сказал Левин. — Победа акциденции над субстанцией. Я ухитрился всерьез любить женщину, в которую нельзя даже мимолетно влюбляться.

30

Знакомство Андрея Левина и Сладкой Энн, Все очень просто. Сладкая Энн подходит к Андрею Левину и говорит:

— Здравствуй, мальчик. Давай познакомимся!

Они знакомятся. Потом она уходит.

31

А. Кулакова приходит к Левину А. А. забрать некоторые свои оставшиеся у него вещи. Он выдвигает шкаф — там лежат ее лифчики, свитера, гольфы и трусы. Она складывает все в сумку. Потом садится на диван. Ее лицо блаженно растягивается от опиума. Ее плот ь ублажена. Глаза ее пусты. На ней надеты старомодные потертые джинсы, на руках следы от уколов. Никакого эффекта румянца. Только волосы пушисты. Груди большими массами свободно колышатся под какой-то верхней цветной хипповской одеждой. Она курит, закрыва ет глаза, вытягивает ноги в кроссовках. "Какой ужас!" — думает Левин А.А., увидев ее въяве. Они пьют кофе и идут в народный суд — разводиться.

32

Андрей Левин приходит к Сладкой Энн в гости. Сладкая Энн ходит но квартире в тренировочных штанах, предлагает Левину щи, разогревает чай. Она садится в кресло, включает магнитофон, и они слушают "Cat Stevens". Андрей сидит на диване, берет Сладкую Энн за руку, говорит:

— У тебя совсем неженская рука.

Ее ногти коротко острижены, рука бледная и маленькая. На магнитофоне играет песня «Лиза-Лиза». Сладкая Энн выключает свет; такое ощущение, что ее глаза блестят во тьме. Андрей обнимает ее, и они целуются так бешено, как будто у них больше не будет в можности поцеловаться еще. Ее щеки излучают тепло, словно специальное приспособление; на магнитофоне стонут скрипки, словно плач потерянного человека или восторг первой разлуки, когда хочется крикнуть в чужую ночь: "Утрата!", и упасть в постель для бессон ницы сквозь оконную тьму; руки возлюбленного держат плоть, и он боится дышать на нее, словно это — замерзающая птица в ладонях доброго человека; двое готовы только коснуться друг друга локтями, чтобы почуять обоюдную действительность, которая, как сабля заточенная с двух сторон, рождается из их попыток неудавшейся диффузии; но тело готово принять иное тело в свою душу, и время готово встать на дыбы, чтобы некто продолжил обычный поцелуй во тьме, но скрипки закончили свои любовные стоны, и смычки отдыхают, развалившись в межнотных постелях и закурив, и поцелуй тоже не может быть повторен, ибо поцелуй — это не половой акт, и его можно совершить только с любимым существом, будь то мать, любовница или отражение в зеркале.

Они сидят молча минут пять.

— А ведь ты мог бы меня сейчас трахнуть, — говорит Сладкая Энн. — Я была бы не против.

Андрей Левин делает какой-то недоуменный жест и закуривает.

33

Андрей Левин тоже решил заняться молодежной жизнью. Он шел по улицам, одетый, как хиппи. Перед ним была тусовка. Он шел на нее, чтобы тусоваться. Он был в меру обдолбан, чтобы было не стыдно появляться на тусовке, xaйp его, правда, оставлял желать луч шего, но все-таки был характерным, зато сумка была полный ништяк. Итак, он пришел на тусовку и начал тусоваться. Делалось это так: для начала он встал рядом с разными хиппи и стал осматривать их отсутствующим взглядом. Потом он сел. Потом опять встал. Пот ом лениво прошелся вокруг толпы. Потом увидел знакомого, подошел. Завязался разговор.

— Ты кого видел?

— Я никого не видел. А ты кого видел?

— Я многих видел. А ты знаешь Пургена?

— Нет. Вообще-то знаю.

— А Онаниста?

— Видел.

— Ну и как он?

— Торчит.

— А Гноя свинтили. Да, кстати, Бодхисатва повесился.

— Да что ты!..

— Да. А Булочка передозировалась. Оля Маленькая заболела триппером, а Джон выбросился в окно.

— Какой ужас…

— Сейчас стрем идет жуткий. Стрем и облом. Я лично уезжаю в Азию — там теплее. Кстати, не можешь достать "стакан"?

— Не знаю…

К ним подошла лысая девушка. Она курила сигарету в длинном мундштуке.

— Вам нужно "грызло"? — спросила она. — У меня была дырка через Горчакову.

— А сейчас?

— Сейчас все обломали.

И вся компания сказала хором, как по команде:

— Облом!..

Андрей еще немного потусовался, потом пошел переодеваться, так как сегодня вечером он был приглашен друзьями на ужин в ресторан "Метрополь".

34 — 35

И вот они схватились, на миг замерев в объятиях друг у друга; их одежда, как подготовительная почва на наибольшей части телесной поверхности, жаждала тоже пасть на пол или просто к ногам, переплетя штаны с юбкой; и пальцы ненаглядного существа, которо е закрыло глаза и, кажется, было готово мурлыкать, словно забыв свои личный биологический вид, слегка касаются разных частей тела, и осязание главенствует над всеми другими чувствами — наверное, можно стоять так бесконечно, становясь разнополыми атлантами, которым нечего держать на своих плечах, поскольку они уже на небе и готовы приступить к единению; пусть именно плоть будет скрыта и обернута, словно мороженое, в ласковую трикотажную обертку; и есть еще иное белье, которое, как кисея или телефонная мемб рана, дрожит от горячего дыхания детей Гермеса и Афродиты; и стоит лишь отвлечься, как все предстанет в методичном виде — и можно сыграть в игру изнемогающих от желания незнакомцев или же в порочных детей; а можно прыгать и скакать по креслам и постелям, и пусть летают подушки и простыни, и вершится насилие; и жертва жаждет своей участи, а вопль ее превратится из крика ужаса в надменный призыв восторга! Наша общая собственность это наши тела, ибо мы есть двухголовый, четырехногий, четырехрукий и двуполый индивид; и если сиамские близнецы были мечтою подлинного педераста духа, то мы — воплощение диалектики, которая не есть, как сказал Винов, черная метафизика, а присутствует в мире как принцип всеобщего движения, — и мы готовы изобразить эту динамо-машин и служить обоснованием практического перехода количества в качество, так как много-много телесной любви (whole lotta love) рождает в конце концов взрыв всех чувств и удовольствии, и появляется Новый Человек, и этом смысле мы — сами Боги, и в наших силах ождать новую жизнь, используя при этом простую кинетическую энергию наших страстных тел.

Ибо любовный акт не есть простое соглашательское действо, которое вершится двумя дружескими людьми, взявшимися за руки и с некоторой симпатией друг к другу, но есть бои, война и битва двух иных и разных начал; и настоящий мужчина из этих двоих может и спользовать принцип йоги, отказываясь воспринимать объективность этой реальности, и отнестись к ней, как к некоей майе, задумавшись о вещах другого сорта, как-то: бутербродах, художественной литературе или смерти; и в самом разгаре акта обнаружить себя ду ховно выключенным из него, что даст возможность существу инь употреблять лежащее муляжное мужское тело в качестве тренажера или вечного вибратора, покуда девический перпетуум мобиле не устанет кайфовать от собственного могущества; в это время мужчина долж ен быть рифом, хитрой вражеской антенной или несгибаемым сталагмитом, поглощенным ненасытной утробой возлюбленного неприятеля: он должен включить свое знание, только лишь одержав победу над плотью, которая жаждет этого укрощения; и животное начало перейде т в божественное, когда мужчина, являясь руководителем любви, с открытыми глазами, холодным сердцем и чистой совестью, заставит соперницу признать свое поражение и оседлать ее, уже тихую и послушную, и царить над ней, и видеть в ней орудие своей прелест и просто свою любимую, которую можно целовать в голову и гладить по руке.

Они — два человека, сжимающих друг друга; они могут надеть чулки, носки или черные колготки, накрасить губы и притвориться детенышами разных зверей или рыб; они могут умереть от истощения и насыщения собой; но это и есть любовь — действие, поступок и занятие. Занавесьте постельный храм: в нем нет антагонизмов, в нем обретается невинность, потому что тело исчезает и переходит в чистую энергию; физика любви — это теория относительности, это союз фотонов; кажется, еще немного, и время пойдет в другую сто рону, и наступит царство прошлого, того прошлого, где все прекрасно! Пока есть этот союз, нет нравственности, ибо она не нужна; практическая любовь есть откровенно положительный акт, и поэтому не стоит раскрывать нараспашку интим — он этим низводится до ровня утренних туалетов и слов, и поэтому только здесь мы едины, милая, а все остальное — душевные проблемы, мораль и слова, слова, слова.

36

Встреча Нового года в каком-то пансионате среди зимней русской природы. Ближе к рассвету, напившись шампанского, водки, коньяка, сухого вина, виски и пива, Андрей Левин, Сладкая Энн, Митя и какой-то Вячеслав выходят на улицу подышать новогодним возд ом. Они несут с собой бутылку водки, чтобы распить ее в лесу. Андрей Левин хмуро смотрит на утрамбованный ногами снег, по которому идет компания.

Он чувствует какую-то печаль и хочет еще выпить. Пройдя некоторое расстояние, перед всеми ними предстает начало темного леса, в котором только благодаря луне блестят снежинки на ветках мрачных деревьев, и видны огромные застывшие сугробы, уходящие в н очную бесконечность. Молодые люди останавливаются, чтобы поймать кайф от лицезрения новогодней природы.

Внезапно Андрей Левин, издав яростный крик, начинает бежать вперед — в лес — и скрывается за деревьями. Никто не понимает, в чем дело. Потом они опять видят его. Он стоит на четвереньках в сугробе и что-то говорит самому себе. Сладкая Энн, перепуганна я, зовет его. Андрей встает, опять прыгает, что-то кричит, потом возвращается, виновато улыбаясь и отряхивая снег.

— Что с тобой? — спрашивает его Сладкая Энн.

— Ничего особенного, — говорит он, как актер. — Просто мне вдруг захотелось стать животным и убежать в лес. Возможно, в своем предыдущем перерождении я был каким-нибудь волком или кротом. Мне все время кажется, что здесь какая-то тайна, которая вообще является главной тайной, и что если я поддамся этому чувству, я раскрою ее…

— Ну и что же ты?

— Мне опять вернули человеческий облик! — сказал Андрей Левин, усмехнувшись. — Я опять думаю, чувствую и страдаю. И так далее. Дайте водки, что ли…

37

— Well, buggers, Afghanistan is a property of Brezhnev family. War is not over, if you want it, and I think, that is better to make love here and now, than to die in a wild islamic south!

Так говорила в ноябре 1984 года Ирка-Крейзи, садящая на полу потурецки, в ожидании косяка. Андрей сделал глубокую затяжку, вгоняющую ценный дым травы в самую глубь своего тела, печально улыбнулся на произнесенные слова и отдал тлеющую папиросу в друг ие руки. Джон Большой, взявший косяк, осторожно поднес его ко рту и после умопомрачительно длинной затяжки, выпуская дым, грустно произнес:

— Fuck it!

38

Веселый автостоп в Крыму. Андрей Левин, беременная Н. и разнообразные хиппи стояли лагерем прямо у моря и спали по ночам почти на голой родной земле, завернувшись в брезент. По утрам они вставали, искали бычки от сигарет и шли в пионерский лагерь — осить что-нибудь поесть. Потом можно было бездействововать. Лежать на пляже, купаться в море, трахаться, ссориться и беседовать о судьбах всего человечества. Беременная Н. с огромным животом осторожно входила в воду, боясь упасть, и устраивала характерные для своего месяца истерики. Все устали ее слушать, но не выбрасывать же живую девушку с плодом внутри нее? Приходилось терпеть.

Однажды они решили потратить последние деньги. Выйдя на живописную горную дорогу, мужская половина колонистов поймала молоковоз, и водитель предложил залезть им внутрь — на манер фильма "Джентельмены удачи". Крышка захлопнулась, и они оказались во тьм е. На дне этого бидонного кузова было немного воды, и, как только машина стала взбираться на крымскую гору, поворачивая в разные стороны, все люди внутри нее почувствовали себя бельем в утробе стиральной машины. Это было новое, приятное, экзистенциальное ощущение. Потом они вылезли из машины, абсолютно мокрые, но веселые, и стали ждать дам. В конце концов им всем повезло: они добрались до ресторана "Байдарские ворота" и ели там люля-кебаб до самого вечера. Ибо хиппи любят не только морфий, но и люля-кебаб.

39

Андрей Левин стоял посреди очередной хипповской тропки, направляясь вместе со своей суженой на Куршскую косу, чтобы продолжать бездеятельность и отдых от напряженной детской жизни; он выглядел, как сумасшедший с большими глазами, который иной раз мо т сказать какую-то умную вещь, и Сладкая Эии рядом с ним пытливо вглядывалась в его текущие внутри мозгов мысли, желая вернуть его плоть в свои объятия, в то время как Левин занимался глубокими философскими задачами и был бесконечно далек от любовных утех и дружеских услад.

— Любимый! — вскричала она так клево, как женщины иногда могут, особенно, когда хотят чего-то добиться от кого-нибудь. — Милый! Что с тобой? Ну ответь мне! Ну скажи: что мне делать?

Но Левин молчал, потеряв связь между собой и объективной реальностью, данной мне в ощущениях. Потом, наконец, он сказал, безуспешно попытавшись поймать КамАЗ:

— Больше нет тайн. Есть одни возможности и их реализация. Мир очень прост. Я все понял. Мне осталось умереть, поскольку жить неинтересно. Я не могу жить без тайн и любви.

— Но ты любишь меня?! — отчаянно проговорила Сладкая Энн. Левин виновато улыбнулся и не ответил. Потом вдруг лег прямо па траву около дороги. Сладкая Энн сказала:

— Черт! Что же мне делать! Мой муж — сумасшедший!

— Дура, — сказал Левин. — Для тебя это было все шуточками. Марихуана, философия… На самом деле тебе на все на это наплевать! Ты — баба!

— Да! Я — баба! Но женщине и не нужно во все это врубаться! Пускай думают разные умные люди. А я буду детей воспитывать.

Левин поморщился, потом решил закурить. Потом он сказал, обращаясь к Сладкой Энн:

— Ты все врешь. Черт побери, ты — мертвое создание. Будет в тебе когда-нибудь что-нибудь настоящее? Я бы пытал тебя огнем, чтобы ты хоть что-нибудь почувствовала сама!

— Ах вот ты какой! — закричала Сладкая Энн. — Я не для того с тобой тусовалась, чтобы ты сходил с ума. Мне был нужен нормальный мужик, а не шизофреник.

— Вот именно, тебе был нужен, — сказал Левин, вставая. — Тебе в принципе на все наплевать. Если бы меня сослали в Сибирь, как декабриста, ты бы не поехала со мной!

— Я не декабристка! — заявила Сладкая Энн, — Я не хочу участвовать в ваших мрачных раскладах! Воюйте и сражайтесь сами. Без меня.

Левин махнул на нее рукой, чтобы она замолчала. Он пошел вперед, не оглядываясь. Он чувствовал, что еще немного, и он задушит ее, несмотря на то, что в это время он был пацифистом. Его догнала Сладкая Энн.

— Милый, ну почему мы ссоримся? Ну давай все забудем! Ты думаешь, я это серьезно говорила? Я же глупая баба, прости уж меня… У меня нет своих мыслей. Давай больше не ссориться.

И они поцеловались.

40

Путешествие на Луну Андрея Левина. Андрей Левин выходит на балкон, подпрыгивает, летит на Луну, потом возвращается обратно.

41

Некий общий день рождения в неизвестном месте. Незнакомая компания сидит, пьет пиво и смотрит видеомагнитофон. Кто-то играет в преферанс, кто-то танцует, кто-то моется в ванной, кто-то спит. Все как всегда. Хозяин квартиры уехал за добавочным алкоголе м, предварительно собрав деньги. Ставят какой-то эротический фильм. Андрей Левин предлагает спеть песню ансамбля «Кино». И под страстные вздохи на экране, где мелькают сиськи и прочие женские части тела, под шум разных половых актов и шелест игральных кар т в руках у партнеров, играющих «Сталинград», под беседу о смысле жизни и под бульканье пива раздается общий, хор, поющий песню "Я — бездельник!"

Потом приходит хозяин и приносит еще выпивку. Никто не помнит, кто здесь именинник. Никто не знает, кто здесь жених или невеста. Никто ни с кем не знаком. Но всем весело. Вот оно — решение проблемы одиночества и досуга!

42

"Кузьмич" по рецепту Сладкой Энн. Взять «пробитой», но не запаренной анаши (количество зависит от качества конопли и географии ее произрастания), положить на сковородку, поджаривать до подрумянивания в подсолнечном масле, полученную смесь съесть. Пр упреждение: бойтесь передозировки. Доза зависит от крепости «травы». Минут через десять — «приход». Полнейший кайф!

43

В безумном споре, среди дымной комнаты, где шесть мужчин пьют одну бутылку сухого вика, Андрей Левин неожиданно говорит:

— В конце концов, что есть цель нашего наличного бытия? Приятные моменты, по-моему, и только. На пороге уничтожения я вспомню только о том, чтобы сделать что-то себе запоминающееся, и после своей кончины ты будешь пребывать в этих мгновениях, которые ты специально расставил, словно флажки на лыжне, по всей своей жизни.

— Андрей, — сказал серьезный бородатый человек, — если бы мы с вами пили в средние века, я бы сжег вас на костре за ересь!

Андрей улыбнулся.

— И все равно, сколько было этих моментов, — продолжил он, — восемьдесят шесть или всего один, важно, что они были. Важно, что ты существовал хоть миг. Иначе ты — полный труп уже сейчас.

— Послушайте! — закричал некий хромой человек. — Но вы разве думаете, что делаете что-то оригинальное? Вы находитесь в стаде и делаете то, что принято. Будь вы девушкой в раннем средневековье, вы скорее всего хранили бы девственность, в то время как с ейчас вы можете трахаться со всеми и быть христианином. Так что вы и в своих моментах не существуете. Вы в них труп. Важно не это. Цель всего, в конце концов, — любовь. И смирение. Любовь можно понимать как угодно. И вообще понимать ничего не нужно. Нужно просто любить.

— Я любил и люблю, — сказал Левин. — Я знал, что это такое. Чего же мне желать от рая, если я знал рай такого рода?

— Ваша земная любовь — это полная фигня. Посмотрим, как вы заговорите, когда она рухнет.

— Мне достаточно того, что она была. Я имел этот опыт. А теперь, Боги, я хочу чего-то нового!

— А что может быть еще нового, коли скоро уже конец света? Пора подумать и о душе.

— А мне, — сказал, наконец, Андрей Левин, — плевать на душу в таком смысле. Я готов отвечать за свою жизнь. Но я люблю эти мгновения и буду пить за них вино!

И они замолчали. В конце концов им надоели все эти слова. Им просто нравилось сидеть вот так вместе, пить вино и разговаривать на важные темы. Станет ли этот вечер Мгновением? Нет, не станет, поскольку мало вина.

44

Иван Павлович Курочкин вышел из своей конторы и пошел по направлению метро «Пушкинская» по Тверскому бульвару. Иван Павлович шел и радовался весеннему воздуху, концу рабочего дня и своей осмысленной жизни. Подойдя к площади, он увидел множество моло х людей в черных куртках и кепках с большими козырьками. Их было очень много — сразу было видно, что они собрались не случайно. Иван Павлович подошел к стоящему рядом парню в красно-белом шарфе и спросил его:

— Послушай, сынок, ты не знаешь, что здесь происходит?

Парень лениво махнул рукой, но все же ответил:

— Да ничего особенного. Просто фашисты справляют день рождения Гитлера.

И вот тут-то Иван Павлович опешил. Как сказал ранее запрещенный поэт, "и понял, что я заблудился навеки в слепых переходах пространств и времен". Эта строчка сразу же пришла на ум.

— Не понимаю, — громко сказал Иван Павлович, так как ему казалось, что последних фашистов он убил в 1945 году в Берлине, — Ничего не понимаю. Просто смещение какое-то получается.

И точно: на следующий день Ивана Павловича пригласили на концерт рок-группы "Смещение".

45

Вперед, пока сердце трепещет, словно мотор, а свобода играет в теле звуками му!.. Ненаглядная женщина находится рядом, прямо под рукой, протянутой вперед, чтобы сорвать цвет жизни и положить его в свою переметную сумку, чтобы он нераспечатанным талисм аном охранял нас от бедствий и ментов! Хиппи любят удовольствия и свободу, панки, в конце концов, то же самое, да и вообще все нормальные люди. Просто у них у всех разные эстетические формы проявления этих априорных и архетипных вещей. Да здравствует Юнг и Хайдеггер! Да здравствует Сладкая Энн! Свободу маленькому Джо! Ура!

Вот здесь — on the roаd — я живу свою жизнь в шестьдесят седьмом году, хотя за окном скоро наступят иные тысячелетия и эпохи; но мы объединены с моей подругой тайной ночных занятий, которые ни для кого не тайна, и мы рвемся вперед, чтобы достичь опьян ения соляркой очередного КамАЗа или КАЗа; и холод заставляет нас обниматься и чувствовать, что одно тело хорошо, а два тела лучше; утрата осознанной необходимости даст нам возможность гордиться своими достижениями в личной жизни; и пускай наши дети рожд тся прямо из нас и вырастают на радость себе самим!

Я смеюсь, и она улыбается, ведь мы плюралисты и понимаем толк во всем, мы шлем приветы «системе» и богеме и уверенно идем по зимней дороге, чтобы торжественно войти в город Вильнюс и выпить там рюмку ликера, прежде чем напиться окончательно. И мне нап левать на ракеты MX, которые сейчас прервут мой жизненный путь вкупе со всем человечеством. "Что ж, — подумаю я, если еще способен буду думать, — значит так было суждено". И я попрошу себе херес из личных подвалов Сатаны, если, конечно, он существует, и е сли я попаду в ад. А если вам суждено небытие, то на нет и суда нет.

46

Развод А. Кулаковой и А. Левина. А. Левин одет в тройку, и лишь Кулакова осталась вдвойне прежней — заплаты, свитер и даже какой-то рюкзак, правда, не для туризма, а в качестве контркультурного символа. Они долго стоят, ожидая. Кулакова крестится и го ворит:

— Больше нет никаких чувств!

И злой Левин отвечает ей:

— Ты не понимаешь ничего ни и Боге, ни в черте. Ты — ноль!

Она обижается, потом их приглашают для развода. Молоденькая судья быстро проворачивает всю эту процедуру и после совещания объявляет, что брак можно считать расторгнутым. Дикая радость охватывает обоих бывших родственников. Они выходят из суда, и Леви н говорит:

— Фиг с тобой, пошли пить шампанское! Но я все равно к тебе очень плохо отношусь.

И они идут в пиццерию.

47

Однажды он опять лежит на своей красной кушетке и закуривает четвертую сигарету. Он зевает, глядя в окно. Везде такая скука и одиночество. Он хочет быть андрогином, но знает, что это трудоемкий религиозный процесс. И любовь все равно остается и теряет лишь свою конкретную воплощенность, словно человеческое существо, явившись на свет божий в виде ребенка, готового жить и переживать, вернулось снова к исходной точке, а именно — к мужской потенции. Ведь материя в принципе может перейти в чистую энергию, и теперь он чувствует себя перенаполненным своей личной любовью, которая раньше была адресована объекту, и любовь тяготит его, словно неосвобожденные кишки. Он зевает и пытается привыкнуть к этому неопределенному энергетическому состоянию, которое вызрева ет в нем на манер дурной болезни, которую все равно придется лечить, потому что она еще проявит себя. Потом он с ненавистью плюет в потолок и закуривает снова.

48

Рядовой Левин вместе с рядовым Сергеевым запираются в кладовой солдатской столовой, куда улыбающийся повар-ефрейтор Газелин приносит готовое наркотическое вещество, собранное по ночам на цветочных грядках трудолюбивыми солдатами, которые, словно пче перелетая короткими перебежками, чтобы не заметил злой офицер, с одного мака на другой, добывали ценный опиум, нужный их душам и телам для отдыхновения от дел ратных. Сергеев приготовил «черную» в солдатской кружке, а Газелин проследил. Левин был пригл ен в качестве любителя. — Кушать подано! — сказал Газелин, предъявляя также общему взору прокипяченный шприц с одной единственной дефицитной в рядах Советской Армии иглой.

После этого Левин обнажает свою мускулистую рядовую руку, и Сергеев делает ему укол в вену.

— Ax! — говорит Левин, чувствуя приход, и прямо-таки оседает на какой-то стул, дрожа от удовольствия. Щеки его розовеют, и он говорит:

— Отлично получилось!

После этого колются Сергеев и Газелин. Потом они расстаются, Левин идет выполнять какую-то очередную работу, которая была ему приказана, и чувствует себя превосходно. Но потом, в процессе работы, у него вдруг резко начинает болеть голова. За головой — живот. А тут и температура поднимается. Левин сперва не обращает внимания на эти явления, но потом понимает, в чем дело.

— Идиоты! — говорит он. — Они сделали грязное вещество!

"Так. Главное — спокойствие, — думает бедный рядовой Левин, уже не в силах пошевелить ни единым членом тела, — в таких случаях нужно быть спокойным. Ничего не поможет. Есть только два варианта: или я умру, или организм справится с инфекцией, и все про йдет".

Но между тем, армия есть армия, и скоро уже рядовой Левин идет в строю и даже пытается петь какую-то песню типа "Не плачь, девчонка", хотя делать ему это очень трудно. Все спрашивают его: "Что с тобой?" Но он молчит. На ужине к нему подходит ротный.

— У меня очень болит живот, товарищ капитан, — отвечает Левин.

Его трясет, и ему очень хочется блевать, но нельзя. После ужина рота идет в кино, и Левин садится в кресло, закрывает глаза, и только к концу фильма ему становится легче. Он возвращается в роту опять же в строю, и после отбоя к нему подходят два сержа нта старших призывов.

— А ну-ка, иди сюда!

Они ведут его в туалет, приказывают смотреть в глаза.

— А что у тебя зрачки такие расширенные? А? Ты что — наркоман?!

Резкий удар в подбородок ниспровергает слабого Левина на чистый кафельный пол армейского туалета.

— Встань! Ты что, сука, колешься? Душара!

Еще два удара, и один из них — в половой член рядового Левина. Он опять падает.

— Иди пока спи. Мы вас сегодня поубиваем!

Левин ничего не понимает уже в этой жизни, забирается на свою верхнюю кровать и не может заснуть, так как ждет своего часа. И вот он приходит: дневальный зовет его, и Левин, одевая тапочки, идет в каптерку, как на допрос, хотя знает, что он — виновен.

Два сержанта распили бутылку портвейна и теперь курят, сидя за столом, где обычно сидит старшина. Каптер напряженно смотрит в лицо Левина. Левин встает около двери и ждет. Сержант подходит к нему.

— Ты читал книгу — не помню кого — называется «Черви»? Про американскую армию? Но советская армия хуже. Здесь нет гуманизма. Поэтому смотри: сейчас мы тебя изобьем за то, что ты кололся, падла. И ты ничего нам не сделаешь. А если ты нас застучишь, то мы застучим тебя. Понял? Понял, сука? Я не слышу ответа.

— Понял…

— А то я вижу, что ты у нас большой любитель Америки. Битлз, кайф, как ты говоришь…

И второй сержант, жуя бутерброд, который ему принесли подчиненные, со страшной силой бьет кулаком по столу и кричит:

— Убил бы тебя, мразь!

После этого Левина начинают бить. Он не чувствует ничего, кроме каких-то потрясений и толчков в голове и во всем теле. Иногда он начинает терять сознание, тогда бить прекращают и дают ему передохнуть. Потом все начинается снова. Он вытирает кровь во р ту рукой и про себя соображает, что ему чуть ли не надвое размозжили губу. Он знает, что через некоторое время он просто убежит от них, испарится, перестанет существовать. Но он молчит и в данный момент презирает свое тело. Он чувствует, что он устал быть побиваемым. Он чувствует себя зверем, которого сейчас будут кончать.

— О боже! Они ведь убьют меня! — вдруг проносится у него в голове, и резкий страх за свою физическую целостность буквально пронзает его, как игла с наркотиком. И в этот самый миг сержант, осмотрев костяшки своих пальцев, уже совсем не злобно бьет Леви на и грудь, а потом говорит:

— Ладно. Хватит ему. Эй, ты! Иди спать и пригласи сюда Сергеева!

49

День рождения Андрея Левина. За огромным столом сидят человек тридцать и пьют алкогольные напитки. Какой-то никому не знакомый немец дивится, глядя на размах славянской души. Сладкая Энн суетится и выставляет на стол новые блюда. Левин прыгает, танцу ет и пьет водку с сухим вином. Он танцует с некоей дамой, которую чуть ли не раздевает в процессе танца. Его жена огорчается и за шкирку тащит его прочь от этой дамы. Он извиняется, и они идут трахаться в ванну. В это время компания снимает со стены огром ный грузинский рог, наливает туда все напитки, имеющиеся в наличии, и пускает по кругу. Немец вежливо отказывается. Некий друг громко зовет Сладкую Энн. Другой спрашивает:

— А где же Левин?

— Это одно и то же, — говорит Илья.

50

(золотая свадьба)

Одинокая медитация Андрея Левина у себя дома в тапочках и халате. Он одинок, поскольку его не балует судьба, и он тоже не особенно старается урвать для себя интересное жизненное занятие. Он сидит, посматривая на котлеты, которые готовятся для него же.

Котлеты переливаются липовым перламутром морских высот стоического настроения, которое, словно чернобровая книга, лишенная половых органов, заполняет досуг индивидуального существа, пытающегося смаковать котлетную секунду таинственного будущего, ожида ющего оригинальную личность даже в случае скуки. Левин встает, ест котлеты, закуривает.

— Идеал жизни, — говорит он, — в том, чтобы все шло так, как ты этого хочешь. Но это и ежу понятно. Следовательно, идеал жизни понятен и ежу.

51

Андрей, Глеб и Соколов идут по улице, размышляя о том, где можно купить стакан кокнара, чтобы путем приготовления из него наркотического препарата, получить очередное удовольствие от материальной жизни. Ибо мы вообще материальны и кровавы, и не только души и градации их присутствуют в нас, но еще и неживая природа, которая тоже хочет иногда поймать свой маленький кайф. Позвонив многим людям по телефону в надежде получить от них требуемую заготовку за наличные деньги, они не достигли этим ничего — ка лось, вывелись маковые головки на земле русской, или наркомания, оказавшись бичом современного общества, стала преследоваться столь усиленно, что любящие это дело удвоили свою бдительность, перестав доверять даже близким и проверенным друзьям. Андрей, Гле б и Соколов шли, утопая в чувствах скуки, и смотрели в окна, словно за ними жили знакомые им торговцы белой смертью и только и ждали их, чтобы предложить им свои развлекательные товары. Но все было глухо.

Они пошли на рынок, чтобы попытаться купить сырье у старушек, продающих мак. Но старушки и ответ только махали руками, говоря слово "милиция".

— Они уже ученые, — сказал Глеб.

Три друга ушли с рынка, совершенно расстроенные. В магазине люди стояли за колбасой и мясом, и даже пивные закрыли, где можно было стоять, окружив себя родным народом и чувствуя полное единство с ним хотя бы из любви к алкогольным налиткам и к этому жидкому демократическому пиву, по которому каждый житель нашей страны скучал бы больше, чем по березам, окажись он на пляже в Калифорнии и не имея возможности вернуться обратно в родной пивняк.

— Раньше бы мы пошли в бар, — сказал Соколов, — и там бы мы сидели, пили «шампань» и дурачились. Мы бы били стаканы, и было бы весело. А сейчас нужно идти домой вместе с портвейном, если его найдешь, и там сидеть, испытывая грусть уходящей жизни, и вс е в таком духе.

В это время мимо них проходила компания «металлистов». Один из них нес магнитофон, играла музыка.

— Ребята, — спросил Соколов, — что это за ансамбль?

Металлист с магнитофоном сделал потише и сказал что-то типа «заузик» или "заусик".

— Что-что? — переспросил Соколов.

Металлист повторил. Потом опять сделал громко, и они ушли.

— Я так и не понял, — сокрушенно сказал Соколов. — То ли «заузик», то ли «заусик», то ли «бзик»… Черт его знает!

Вконец расстроенные, они поймали такси и поехали к кому-то в гости.

— Все равно, — сказал Андрей, — как поет Гребенщиков: "И нелепо было думать, что мы у руля".

И он начал расчесывать свои волосы на косой пробор, чтобы длинный чуб, упав на лоб, приблизил его к современности. Но для этого нужна была особая стрижка — и он, плюнув в окно, зачесал волосы назад, как это делали teddy boys в конце 50-х годов в Англи и, и скорчил какую-то самовлюбленную рожу.

52

Сладкая Энн выходит из дома в юбке, черных колготках и сумке через плечо. Вместе с ней выходит ее муж Андрей Левин, перевозя через подъездный бордюр коляску с их общей дочерью Марианной, которая спит в пеленках и подгузнике. Семья Левиных направляется на рынок, чтобы потратить свои скромные стипендии, купив всяких дорогих и вкусных вещей типа: телячьи отбивные и разные соления, чтобы чревоугодием занять пустую семейную жизнь, лишенную приятных неожиданностей, таких, как пробуждение в похмелье с неиз стным ранее человеком иного пола в твоих объятиях или путешествие в Ленинград на такси для того, чтобы было что рассказать друзьям за бутылкой водки.

Весна процветала: рынок был наполнен ранними узбекскими гранатами и зеленью, — и Левину совершенно не хотелось пить алкоголь. Хотелось есть телячью отбивную, забравшись под одеяло с теплой полуодетой женой в кружевном белье рядом, когда по телевизору идет что-то общеизвестное, и нас окружает вещизм в виде комфортабельных условии для жизни; и можно ощущать себя человеком общей массы, которая наслаждается чувством личной семейственности после трудового дня и обволакивается всем своим домом, словно мяг й пушистой шубой, в то время как на улице холод и мрак; и готова плюнуть во Вселенную, даже если плевок попадет в черную дыру — плевать!.. Я глуп, но я царь у себя в доме, в банальном кресле наблюдая свой любимый хрусталь! Все равно, что есть Лоллобриджид а, ибо когда я отваливаюсь от моей милой с чувством глубокого удовлетворения, мне не нужна даже Елена, и у Мефистофеля ничего бы не вышло, если бы он в этот самый момент захотел бы мне предложить райские кущи за душу. И философия сходит, как воды при рожд ении нового человека, и остается лишь кайф хризантем и дымящейся вырезки с кровью. И так приятно, что и сегодня будет программа «Время», так как, значит, ничего страшного не случилось, и еще крепче будет сон Марианны и любовь между ее родителями, которы долго не спят, беседуя о прочитанных книгах; и он любит свой утренний халат, а она — его, и поэтому на завтрак у них будут гамбургеры! Они купили мяса, маринованного чеснока и грецких орехов. Когда они пришли домой, дочка Марианна крепко спала, перестав изжать и приобретя трогательное выражение лица; родителей дома тоже не было; поэтому, поставив коляску в комнату, семейная пара пошла на кухню, чтобы делать вкусный обед и разговаривать о жизни. Она отвернулась к плите, перекаливая масло. Он встал и обнял ее сзади, поцеловав в затылок. Они упали на пол, расшнуровываясь и раздеваясь, и была между ними любовь, и масло стало черным на сковородке и шипело, словно недовольная бабушка при виде беспорядка.

53

День рождения у девушки Николая Ивановича. Митя Синявский спит в туалете. Какую-то даму лет сорока безуспешно насилуют на кухне. Дама вопит, оскорбленная неумелостью юнцов, которые никак не могут совершить то, что задумали, поскольку их это не возбужд ает. Девушка Николая Ивановича блюет.

Сладкую Энн лапают и тискают на полу три тощих человека, которые похожи на дебильных детей. Полуголая Энн кричит матерные слова и лезет к кому-то в штаны. В другой комнате Гномик делает десятый укол эфедрина. Юноша по прозвищу Козел лежит под эфедрино вой капельницей. Глаза его закрыты, он напоминает жертву эксгумации. Васильев снимает штаны и говорит грозно: "Ну, кто здесь настоящий мужчина?!" Влюбленные Аня и Таня тихо пьют чай, разговаривая о Вселенной. Девушка Николая Ивановича прекращает блевать, что-то кричит, все собираются и пьют ее здоровье. Сладкая Энн засыпает на полу под чьим-то мужским телом. Приближается рассвет.

54

— За мандустру! — сказал Мишка, и мы соединили бокалы с пивом, чокнулись и выпили.

55

Младший дипломат Фадеев сидит на кухне семейства Левиных и пьет черный кофе. Он сверкает получерными очками, он достает блестящую зажигалку, он говорит. Он только что из Швеции, он перенасыщен дешевой порнографией, которая бьется, словно современное и скусство, над попытками изобрести что-то новое. Прямо хоть третий половой орган выращивай или просверливай новые отверстия в теле, чтобы толстокожая буржуазная публика опять сфокусировала свое внимание на глянцевых изображениях извечных людских занятий! о мы пока еще не так зажрались, чтоб наплевательски относиться к тяжелому труду бодрых статистов, демонстрирующих неоднозначное искусство человекоделания, и хотя Толстой и застрелился бы, сочтя свою жизнь бесполезной, если б взглянул краем глаза на пропаг анду этой мерзости, у нас она все еще вызывает живой отклик и интерес.

— Ну, ладно, ребята, — сказал Фадеев и достал из своего портфеля именно такой журнал. — Смотрите, только никому ни слова! Сидеть в тюрьме за то, что смотрел, как кто-то незнакомый тебе трахается, или просто его задницу, или сиську — это, по-моему, выс шая глупость!

Левины начали осмотр журнала. Он спрашивал: «Все», а она говорила: "Сейчас… Все". И тогда он переворачивал страницу. Меж тем их совместный либидозный дух воспарял в какие-то мусульманские эмпиреи, повторяя увиденное глазами с небесной радостью и люб овью; казалось, нет пределов человеческой низости и единству помыслов, и стоит только кликнуть иное существо, как оно с радостью поможет тебе в общем приятном деле, предоставив для этого свою плоть бескорыстно и безбоязненно, как заслуженный донор, отдающ ий кровь по зову сердца нуждающемуся в ней больному! Казалось, что мир добр, и все люди — братья и сестры, и вместо того, чтобы драться и ссориться, они целуют и гладят друг друга, и истинно любят сами себя!

Журнал кончился. Что-то буркнув, Левины побежали в ванную, закрывшись на щеколду. Она уже закрыла глаза и даже не могла по-настоящему помочь ему раздеть себя. Левин путался в своих штанах, чертыхаясь; ее руки ощупывали его, как руки слепого в светлой комнате, ищущие выключатель; Левин мысленно перебирал все эти картинки, думая о том, что бы такое сделать сейчас; капал кран, и было очень неудобно, но они все же соединились, представляя себя на сцене или на кушетке, наполненной до отказа шебуршащими пар очками; но лишь фотография имеет вечную жизнь под солнцем — Левин же человеческий не вечен, и его восторг вместе с его попыткой полностью сублимировать свой мятежный дух в телесные радости краток и преходящ, "Вот и все…"- удивленно подумал Левин, и ему нестерпимо захотелось одеть пиджак и выпить стакан шампанского.

— Нельзя так долго оставлять нашего гостя, — сказал Левин первое, что пришло ему на ум. Левина же недовольно сморщилась и сказала:

— Ночью я тебе покажу гостей!

Она оделась и вышла. Левин остался один, вымыл руки мылом, закрыл кран. "И это любовь? — подумал он, — и это все? Все эти сексуальные старания не стоят такого результата. А если б тут была тысяча женщин? О, тогда бы я умер! Нет, надо жить скромно, не выпендриваться, как говорится; любить жену, растить детей, быть правоверным. И тогда, возможно, Бог оценит твои порывы и отблагодарит тебя по-царски. Вечный оргазм… Рай — это оргазм. Бред! И вообще, я хочу гурию". Левин совсем расстроился, но потом вы р руки и пошел на кухню общаться с Фадеевым.

56

Проводы в армию Андрея Левина. Сорок человек пьют.

— Уж послужи за нас, — говорит Митя Синявский, — Ведь никто не служил. Искупи наши грехи!

Андрей плачет горючими слезами, и его, словно ребенка, носит на руках какой-то друг. Кто-то обменивается телефонами. Жена Андрея Н. бегает по всей квартире, наглотавшись транквилизаторов. Ночью все спят вповалку, Андрей приходит в себя. Он осматривает лежащих друг на друге друзей и одевает плохие и рваные вещи. Он заходит в свою комнату — там тоже спят. Недопитый стакан с сухим вином стоит на полу. Жена Андрея Н. спит между Колей и Соколовым. Андрей Левин задумчиво закуривает. Он осматривает свое тело

— оно не принадлежит ему, оно должно идти в военкомат к семи утра и делать массу всяких процедур. Андрей чувствует себя солдатом. Он собирает веши, будит двух друзей и уходит в армию.

57 (примечание автора)

В процессе написания этого произведения мне надоело называть своего главного героя "Андрей Левин". Я решил переименовать его, и отныне этого героя будут звать "Иван Медведев".

58

Героин по древнему рецепту, отвечающему мировым стандартам. Достать фирменную контрабандную ампулу героина, откупорить ее и содержимое ввести себе в вену. Пальчики оближете!

59

Иван Медведев лежит на своей кушетке и курит. По-моему, он устал от жизни и вообще одинок. Некая бездарная пустота, как отмененный эфир, витает в воздухе. Телефон заткнулся и не хочет больше быть рекламным приложением к проблемам досуга молодого челов ека, желающего вступить в хороший контакт. Нет, ребята, Иван хочет любви, чтобы напитать живительным ощущением свои душевные раны. Он хочет такой любви, которая перевернула бы весь его духовный мир. Он хочет любви, которая бы его глубоко перепахала. Он го тов влюбиться в вилку, но не может. Поэтому он глубоко вздыхает и начинает пить чай. Вместо любви!

60

Иван Медведев лежит на кушетке и не курит. В это время звонит телефон, и некий голос является в трубке, прекращая собой феномен тишины.

— Стариканчик! Я жду тебя! Идет все к черту! Будем гулять!

Иван Медведев, улыбнувшись, одевается. Ибо не век молодому человеку кукушкой куковать, запершись в комнате среди пленок рок-музыки, которая повествует нам о легкой жизни и психических проблемах; но иногда выпадает и ему шанс тряхнуть половым органом желудком, восприняв в организм пульсирующий, точно предынфарктное сердце, holiday. Иван Медведев любил праздники, и он очень надеялся на то, что любовь в виде соблазнительной души какой-нибудь особы раскроет для него врата новой жизни.

Он одел характерную одежду и с радостью вышел из дома. После путешествия в транспорте он прибыл туда, где Ярослав Иванов сжал его в своих объятиях, приглашая к журнальному столику, стоявшему в углу рядом с торшером, чтобы выпить кагора. Но кагора не о казалось, и они стали пить имбирную водку. Они пили ее бесконечно, единственная дама в этой компании молча смотрела на них сквозь очки. Приближалась восхитительная ночь. И в эту минуту они опьянели.

— Давай ее трахнем, — сказал Ярослав Ивану.

Тот задумался.

— А как же тот, кто спит?

— Это ее возлюбленный. Но он спит. Впрочем, ему все равно.

— Ну давай, — сказал Иван, — а как?

— Сиди пока. Я начну, а потом ты. Только не гони картину.

Дама в это время отсутствовала. Потом она пришла, и они допили имбирную водку. Они втроем сидели молча, не зная, как начать. Наконец Ярослав Иванов сказал:

— Ну что, будем ложиться спать?!

— Да! — сказала дама и встала.

— А куда же ты?!

— Я пойду спать к Леше, — сказала она, указав на возлюбленного.

— Ну что ты, — сказал Ярослав, выключая свет, — мы предоставляем тебе кровать…

— Нет, что вы… Я туда пойду.

Дама забеспокоилась, но улыбалась.

Иван Медведев сидел в кресле, изображая то, что дремлет, но согласен со всем происходящим.

— Я тебя туда не пущу… Ложись здесь! — сказал наконец Иванов и толкнул даму на кровать, захохотав.

— Что вы хотите? — спросила дама, смутившись.

— Раздевайся; будешь спать. Не волнуйся.

— Нет, я туда пойду.

Медведев встал, включил нежную музыку. Ярослав Иванов начал уговаривать даму, склоняя ее к любви. Она немного сопротивлялась, изображая удивление, но Иванов действовал прямолинейно и жестко, не давая даме ни времени, ни желаний для отступления. Медв ев сидел в кресле и наблюдал безобразие полового акта с потным одержимым мужчиной и женской грудью, разъятой под ним. Было довольно противно, но потом и у него — у Медведева — проснулось некое желание, несмотря на согласие с Леонардо да Винчи по поводу не красивости половых органов. Он сидел, а чувства росли. Иванов демонстрировал чудеса потенции. Медведеву надоело, он встал, снял штаны, разделся и лег с ними.

— Ну давай, ну давай быстрее… Я не могу! — начал он говорить Иванову. Но Иванову было плевать. Словно персонаж Баркова, он трахался, ничего не видя и не слыша. Медведев шлепнул его по заднице — Иванов выругался, потом попросил еще. Медведев начал оп ять канючить и просить своей доли. Он надоел Иванову до безумия. Тот отвалился от дамы и сказал:

— Давай. Можешь ее трахнуть — она не против.

Он встал, включил музыку и сел на место Медведева. Медведев перелез через даму, накрылся одеялом.

— А, может, не надо? — спросила дама.

— Надо, — мрачно сказал Медведев, поняв, что его обуял приступ импотенции.

— Ты же не хочешь, — сказала дама.

— Сейчас, — сказал Медведев.

Он начал представлять всякие грязные и пошлые картинки. Но вместо того, чтобы возбудиться, он почувствовал какую-то печаль, как будто прикоснулся к табу, и сердце его начало гнить. Иванов сидел в кресле — он смотрел на них, он ждал, он был готов, он б ыл мужчиной. Медведев обнял даму, почувствовав к ней ужасную нежность.

— Я люблю тебя! — закричал он. — Я сейчас ужасно люблю тебя… Я не могу… Я не могу…

— Ты потрясающий, — сказала ему дама. — Настоящий человек никогда не сможет в такой ситуации.

— Да, наверное. Нужно послать все… Нужно быть в чем-то животным. Я хочу быть животным. Человек никому не нужен. Сейчас имеют ценность только животные. Я действительно люблю тебя сейчас.

Она обняла его всем телом, ибо дамы любят такие слова, и начала целовать его. Он добился своего — бессознательный душевный извращенец — она захотела его. Она действительно захотела его!

— Эй ты, дружище, — сказал Иванов, — если ты не хочешь, уступи место!

— Подожди, — лирическим голосом сказал Медведев, поглаживая спину дамы.

— Я люблю тебя, я всегда тебя любил, я готов влюбиться в тебя, мне надоело мое тело, я хочу любви, любовь это есть нечто такое, что стоит предательства, любовь невозможна, я хочу любить хоть вилку, я люблю тебя и мне плевать на твое тело!

Медведев говорил красивые слова, и дама балдела, уткнувшись в его щеку. Медведеву казалось, что он может говорить бесконечно. Даже со Сладкой Энн в начале знакомства он не чувствовал такого лирического настроя. В самый разгар своих речей Медведев поня л, что он вполне готов осуществить свой мужской долг и бережно дотронулся пальцем до кожи дамы, как бы спрашивая у нее разрешения. Дама конвульсивно повернулась всем телом на бок, обняла Медведева ногами, и Медведев все-таки начал ее трахать, прекратив время свой нежный монолог. Ибо секс есть продолжение любовного ухаживания другими способами.

Потом Медведев почуял еще большую любовь к этой даме.

— Как тебя зовут, любимая? — спросил он.

— Наташа, — ответила дама, целуя Ивана в плечо. Они крепко обнялись, закусив друг друга, как удила, и задремали, укрывшись одеялом.

— Эй, вы! — закричал Иванов, встав с кресла. — Вы хорошо устроились. Давай-ка ты, Медведев, вставай. Теперь моя очередь.

Медведев повернул неистовое лицо.

— Слушай, Иванов, ты мне друг?

— Да.

— Оставь тогда меня с ней. Я ее люблю.

— Ее?!

Иванов не понимал. Он сказал:

— Я, конечно, оставлю, но это бред. Я не понимаю тебя.

— Я ее люблю.

— Ты что — шутишь?

— Нет! Уйди отсюда! Я убью тебя сейчас! Ты мне друг? Я ничего не объясняю. Оставь нас, и все.

— Как хочешь, — пожал плечами Иванов.

— Ты прав, — сказала вдруг дама. — Неважно, что я хочу… Так правильно. Но мне надо идти к Леше.

— Послушай, Наташа, — зашептал ей на ухо Медведев, — давай сбежим отсюда! Давай выйдем чистыми из этой игры. Пускай все остальные занимаются всей этой фигней. Давай сбежим. Это будет лучшее воспоминание: утро, и мы вдвоем идем к чертовой бабушке! И я буду любить тебя.

— Я очень хочу этого, — сказала дама, — но я не пойду.

— Но почему?

— Не знаю.

— Оставь ее, дурак! — сказал Иванов. — Чем меньше женщину мы любим… Знаешь?

— Знаю, — грустно сказал Медведев. — Иди к Леше. Я предложил тебе выход, но ты идешь к Леше. Мы остаемся в нашем мире. Прощай, Наташа!

Она встала и легла к спящему Леше. Рядом с Медведевым лег Иванов. Через пять минут все уснули. За окном начали убирать снег.

Проспав положенное, они все встали. Леша потягивался, Иванов и Медведев отвернулись, и дама оделась. Найдя в пепельнице какие-то более-менее приличные бычки, они покурили и пошли за пивом.

96

— Эй ты, дрянь, проститутка! — закричал Иван Медведев в лицо Сладкой Энн. Она стояла пьяная и с ненавистью смотрела на него.

— Я тебя больше не боюсь! — сказала она.

— Дура дебильная! Ты еще повесишься! Я тебе устрою веселую жизнь!

— Ничего у тебя не выйдет. Ты — ребенок, алкоголик и импотент!

— А ты — дура.

— Мы расстанемся, а ты все равно будешь со мной спать!

— С тобой будут спать одни уроды!

— Что ты орешь?

Она сказала это спокойно и насмешливо, неожиданно вспомнив старинное обидное женское средство. Медведев на секунду растерялся, но потом опять закричал:

— Потому что ты раздражаешь меня своим дебильным существованием!

— Идиот, — сказала Сладкая Энн.

— Идиотка, — сказал Медведев.

Они стояли посреди комнаты, готовые броситься друг на друга. И Гудзон шумел на двух своих берегах.

61

Огурец. Сморчковое мясо. Лысая любовь. Деревянная мать.

62

Фиеста. Иван Медведев (Советский Союз) во фраке и запонках неспешa заходит в ресторан. Его друзья М. Синявский и Леонард Коган ведут под руки Маргариту. Должно быть, это Метрополь, так как журчит фонтан, и вообще все выглядит фешенебельно и мраморно. Официант, щелкнув каблуками, как Штирлиц, протягивает меню. Гости кивают, рассаживаясь.

— Что мы будем?

— А сколько у вас есть?

— Два стольника.

— Отлично. Официант! Шампанского, коньяку, икры, жульена, вырезку с грибами, салатов… Остальное — потом.

Леонард Коган откидывается, затягиваясь "Кэмелом".

— Ну что, мудила, — говорит он, обращаясь к Медведеву, — погудим?

63

Фиеста. Медведев, Синявский и Лена в баре. Официант, ожидающий своей прибыли, вежлив и предупредителен. После пятого коктейля с джином Медведев кричит:

— Официант, дайте нам что-нибудь экзотического!

Как факир, выходит из-за стойки таинственный бармен с тремя железными сосудами и идет к их столу. Он разливает коньяк, зажигает его и говорит волшебные восточные слова. Потом доливает туда шампанского, и напиток готов. Компания пьет, наслаждаясь. Но ет пределов человеческим желаниям. Медведев зажигает спичку и говорит:

— Я хочу есть.

— А я хочу виски.

— Отлично. Тогда пьем сейчас виски и едем в ресторан.

Вечером, в два часа ночи, Медведев возвращается в свою комнату задумчивый и пьяный. Его жена Н. спит и, наверное, видит сны. Его дочь Марианна тоже спит. Медведев раздевается, ложится. Толкает жену в спину:

— Эй ты! Просыпайся, я хочу тебя!

Н. продолжает спать, замученная своим материнством. Медведев смотрит на нее и пытается ее погладить, чтобы пробудить в ней какую-то заинтересованность. Но все тщетно. Тогда Медведев использует ее, словно какой-нибудь некрофил, и только тогда засыпает, отвернувшись к стене.

64

Когда нам будет 64, кто-то из нас не выдержит однообразия своих текущих дней и, возможно, будет в иной реальности, где любовь, двигающая светилом, примет его в свои простые объятия. И Медведев будет дедушкой и будет слушать Секс Пистолз на завалинке, роняя слезу. Вся трясясь от старости, придет к нему в гости Сладкая Энн, и они выпьют лекарство за чаем и будут молчать. Их тела будут соответствовать их душам, и климактерический разговор все-таки заполнит потом комнатное пространство. Кряхтя, Медведев и щет очки, чтобы прочесть телевизионную программу, а Сладкая Энн хлюпает чаем. Медведев говорит о вечном, Сладкая Энн слушает, как всегда.

— Знаешь что, — говорит она хитро, по-старушечьи улыбаясь, — а чего бы нам теперь не пожениться? Мы люди одинокие… Но Медведев встает в позу, держа в руке кружку с чаем.

— Никогда! — говорят он, опираясь на стол. — Никогда!

Он торжествует, он переволновался и тут же падает навзничь. С ним происходит инсульт.

65

Животрепещущий Медведев, лелея свое юношество, втиснут в рамки своей извечной комнаты, которая жаждет веселий и любви; он любит свою однокурсницу и ее юбку на ней, он сидит, изможденный досугом, и хочет сдавать некий экзамен в институте и пить коктейл и; ему нужно прикоснуться к ночной тьме и вдыхать запах чужого тела; он готов отдать судьбы всего человечества за чужую жизнь, не дающуюся ему в руки. Снег летит на свет, и Ринго Старр поет эротическую песню о горечи постельной любви. Медведев набирает бимый номер.

— Я жду тебя, подожди немного, все изменится, и вся эта кутерьма пройдет, — говорит ему голос. — Все будет хорошо в конце концов, ведь мир образует очарование всем происходящим! Атрибуты нашей жизни схлынут, и только смешные моменты останутся зажатыми в наших руках, как талисманы, которые умирающий берет с собой в путь. Осталось совсем немного, и реальность не так проста и однолика, как кажется на первый взгляд. Мы проснемся в Калифорнии на песке и будем смеяться над нашим сном! Ведь Бог есть любовь!

Медведев закуривает четвертую сигарету.

66

Однажды Медведев лежит в постели вместе со Сладкой Энн, обнимает ее плечо и наслаждается.

— Странно, но это все пройдет когда-нибудь, — говорит он.

— Да, — говорит она.

— Из всех разных теорий есть такая теория, что мир развивается, гибнет, зарождается снова и развивается в силу причинно-следственной связи, точно так же, как и раньше. Если это так, то я знаю, что что бы ни было потом, в конце концов, я буду точно так же лежать здесь и обнимать твое плечо.

— Может быть, так и будет.

— А, может быть, я буду тигром, а ты комаром.

— Может быть.

— Но в любом случае мы сейчас здесь, и сейчас мы — это мы!

67

Калифорния. Песок. Тугие паруса. Они просыпаются в объятиях. Медведев встает, едва не падая обратно, заправляет хайр за пояс и потягивается. Он видит перед собой огромное хипповское лежбище. Кто-то вовсю трахается в середине. Он идет вперед, перес тупая через размалеванные тела балдеющих людей.

— Эй, Снусмумрик, — кричит он какому-то старцу. — у тебя нет еще кислоты?

— Немного, Айвен, — говорит старик.

Медведев идет к нему, тут его кто-то хватает за ногу, и он падает и кучу полуодетых негритянок.

— Чувак, почему ты мимо? — спрашивает одна.

— Отстань, у меня ломки, я иду за кислотой.

— Парень, заторчим вместе, — говорит негритянка, — у меня как раз две дозы.

— О'кей!

Но тут ряды лежащих будто вздрагивают, смятые и перепутанные каким-то внутренним явлением. Сквозь них продирается обеспокоенная Сладкая Энн.

— Любимый! — кричит она. — Где ты? Мы проснулись! Куда ты ушел?!

Медведев смотрит на нее, соображая. Потом говорит:

— Эй, отвали. Ты мне надоела. И вообще у меня был интересный «трип», я хочу его продолжить. Я еще не опохмелился пивом в сосисочной на Пушкинской площади!

Хохот всех близлежащих сопутствует этим словам.

— Так что пока, крошка! Я возвращаюсь. А, может быть, с тобой у нас лучше получится? — оборачивается он к негритянке и целует ее в черную грудь.

68

Он сидит у себя дома, закуривая очередную сигарету. Ему скучно и неинтересно, и музыка более не вдохновляет его на психические сдвиги. Сновидение тает в его душе, и мозги его размышляют. Оконное стекло по всем правилам ленинской теории отражает его об лик, почти не искажая его сущность. Новые развлечения поджидают его за утлом дней и недель. Рефлексия, как вода, стекает с его рук и ног. Он душевно пуст, как изнасилованная старая дева. Он глядит вглубь себя, исчезая в головной полости. Он видит кровь, т екущую внутри руки. Он видит превращение пищи в любовное желание. Он видит свое здоровье, взорванное сигаретой. Он видит тело. Он есть он.

69

Медведев ждал. Он ждал миллионы лет сквозь жизнь и секунды. Он решился. Его кулаки были сжаты, он смеялся над самим собой и был готов к решительной схватке. Событие должно произойти. Он должен совершить это. Человек должен бороться за свои воспоминани я. Жизнь должна иметь последствия. Медведев должен действовать. Сладкая Энн позвонила в дверь, и Медведев открыл ей. Она была румяная и холодная, и вся в снегу. Словно канатоходец, Медведев осторожно снял с нее дубленку и повесил на вешалку.

— Проходи, — сказал он, показывая путь к своей комнате.

Она села на пол, а он на стул.

— У меня есть ликер, — сказал Медведев, доставая чашки, — Музыку, если ты не против?

— Давай, — согласилась Сладкая Энн. Он поставил музыку.

— Ну что, — сказал он, разливая ликер, — поздравляю тебя с твоим существованием в этой вселенной!

Они выпили ликер. Сладкая Энн откинулась назад, прислонившись спиной к стене. Медведев сел рядом и начал ее целовать. Они целовались довольно долго, потом Медведев начал пытаться залезть к ней под свитер.

— Ты что, — удивилась Сладкая Энн, — трахнуть меня вздумал?

— Да, — сказал Медведев.

— Не получится, — сказала Сладкая Энн.

— Почему?

— У тебя мама сидит на кухне, да и вообще…

— А моя комната запирается изнутри! — торжествующе объявил Медведев, продолжая свои попытки.

— Убери, — сказала Сладкая Энн, — у тебя руки холодные. А что, дверь запирается?

— Да.

— А если мама постучит?

— Не постучит.

— А если?

Они заговорщицки посмотрели в глаза друг другу:

— Не постучит!

Сладкая Энн хлопнула в ладоши, встала и подошла к кровати. Она выбросила все белье на пол, оставив только одеяло. Медведев закрыл дверь. Сладкая Энн сняла свитер. Он стоял и смотрел на нее.

— Ну что ты стоишь! Раздевайся! Если ты меня сейчас не трахнешь, тогда — все!

Медведев начал раздеваться. Потом они легли рядом. Медведев не проявлял никаких знаков внимания.

— Ну и что же дальше? — ехидно спросила Сладкая Энн.

— Я не могу. Сейчас…

Они лежали молча еще минуту, потом Сладкая Энн протянула руку и начала гладить его. Она обняла его и поцеловала в щеку.

— Ну что ты… Что ты так переживаешь… ведь я тебя люблю.

— Да?

— Да! Расслабься. Это все не имеет никакого значения. Трогай меня — я сейчас с тобой!

Медведев осторожно тронул ее тело. Тело вздрогнуло, словно эпилептик, и накинулось на мужскую жертву. Медведев принял вызов и начал терзать это озверевшее тело, словно пытаясь вытрясти из него душу, которую он любил. Он улыбнулся и понял, что сейчас он может сделать с ней все, чего ни пожелает его природа, взгромоздился на нее, словно неумелый чтец на три буну, и они соединились, как в детском сне — почти не чуя плоти друг друга.

И это кончилось почти моментально, так как было воспоминанием, и просто осталась некая новорожденная связь, похожая на связь между фотокарточкой и печатью, которую только что на нее поставили.

Медведев закурил и почувствовал себя очень хорошо. Он не имел мыслей. Сладкая Энн толкнула его в бок.

— Эй, ты! Нам, кажется, сделали там чай, поэтому нужно вставать.

Они встали и оделись, и сели на кровати, и чай освежил их настроение, прибавив обыденную прелесть к делам смертных людей. Задушевная беседа, словно очистительная молния, объединила их руки.

Они шли по черной улице вперед, чтобы проститься со Сладкой Энн, которую ждал ее дом и другие обстоятельства. Он засунул руку в ее варежку, и они грели свои нервные окончания сами о себя, беседовали о чем-то еще и смотрели на снег. Они шли, и любовь з ияла в их душах.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21…

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34 — 35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

58

59

60

96

61

62

63

64

65

66

67

68

69

Реклама на сайте