До недавнего времени меня, как каждого на свете, занимали разные вопросы. Огорчало только, что многие из них мне самому же казались странными.
Я, например, часто спрашивал себя: «А похож ли я на человека, который находится не где-нибудь, а здесь?» А ещё: «Насколько важно быть живым чтобы считаться здоровым? Или хотя бы — плевать на „считаться“ — чтобы прилично себя чувствовать?»
Подумывая стать писателем, я донимал себя вопросами, касающимися стиля. Положим: «Можно ли выразиться, будто „стояла организованная тишина, гладкая и безупречно круглая, с бахромой нежного шелеста листьев по краям“?» Или: «Правомерно ли назвать какой-нибудь цвет не просто синим, а готовым стать синим?»
Изнывая от скуки, я гадал: «Насколько резко изменится моя жизнь, если, скажем, понедельник — для меня одного — будет сразу же переходить в четверг или — что драматичней — в субботу?» И вообще: «Можно ли — если какой-нибудь день обещает быть пустым — пропустить его?»
Когда я переехал в Америку, а она перестала мне нравиться, я задался таким вопросом: «Правильно ли считаю, что американский образ жизни, то есть стремление к бессмертию, имел бы смысл лишь в том случае, если бы американцы не подыхали точно так же, как остальные?»
Думая же о людях в целом, а не об американцах, я интересовался — стоит ли жить не грубя им исключительно из-за того, что боишься отмщения? Не грубя, скажем, официанту из страха, что тот плюнет тебе в суп или даже поссёт в него?
Даже сама моча и процесс её испражнения порождали во мне непростые вопросы. К самому же себе: «Вот ты писаешь, и когда писаешь у тебя по отношению к моче возникает ощущение, что, выражаясь по-английски, you are setting someone free. Будто освобождаешь кого-нибудь из неволи. Почему возникает это ощущение?
И почему ещё так получается, что когда приходится терпеть с мочеиспусканием, то библейскую идею мучения и сопутствующую испражнению идею блаженства связываешь не с великими делами, как Христос, а с мочой? Или выссав мочу, ты жалеешь её порою, как пожалел бы ближнего: никому и ничему она теперь, выссанная, не нужна, тогда как — пока распирала тебе пузырь являлась предметом твоего неотвязного внимания. Почему, почему?»
Но так происходило со мной лишь до недавнего времени. Теперь уже с каждым днём понимать мне хочется всё меньше вещей.
Комментарии к книге «Повесть о любви и суете», Нодар Джин
Всего 0 комментариев