«Когда улетают ласточки»

Они любили друг друга без памяти: вся ткань их жизни будто сплеталась из слов, обращенных друг к другу, из движений ищущих рук, из страстных и умиротворенных взглядов, а мир был расцвечен яркими красками, одинаковыми для обоих.

Этот мир, казалось, открылся им в мгновение первой встречи и даровал спасение от чистилища, где некогда они предавали себя в объятиях других: свершилось таинство прозрения во всей чистоте и непреложности.

Даже разъединенные пространством, они чувствовали друг друга. Пространство между ними было заполнено неудержимой любовной страстью: так и хотелось соединить их – ведь яростный пламень алчной стихии мог опалить и зажечь нас самих. В конце концов они сожгли себя в огне страсти, а ветер, которому не терпелось увидеть пепел их любви, загасил этот огонь.

Я понял это вчера.

Тому, кто не знал их, могло показаться, что двое влюбленных заботятся о доме, о том, как бы получше устроить себе гнездышко.

Она говорила ему о цвете стен: все время после обеда ушло у нее на выбор красок по каталогам – что, если добавить к ярко-красному немного охры, может, тогда получится нужный оттенок? Они уже облюбовали лимонно-желтую софу, два кресла густого темно-зеленого цвета – всё как нельзя лучше подойдет к современному столу из металла и стекла, и еще книжную полку светлого, очень светлого дерева, чтобы переплеты книг выглядели красивее.

Ей хотелось побольше света, яркого света; он поморщился и нехотя возразил, что предпочитает полумрак, мягкий, не раздражающий свет.

– Не хочу жить как в аквариуме.

И верно. Они сейчас как две рыбы в аквариуме.

Со свойственной ей мягкостью она настояла на своем, хотя ее нарисованные брови на миг недоуменно дрогнули; он согласился, пусть она делает, как хочет, но голос его, точно стальной хлыст, рассек обманчивое спокойствие дома.

Далекие, не глядя друг на друга, они надолго замолчали. Они уходили друг от друга, но я не знаю куда. Ни ей, ни ему не хотелось отступать первым.

И пока не пришло время откровенных упреков, они еще пытаются удержать ускользающий призрак страстной любви, которую оба с жадностью испили до дна, – вот и меняют мебель и цвета вокруг, а в действительности все в их сердцах уже окрашено в тусклый, мучительный, безысходный цвет – цвет пепла.

Не буду доискиваться, чья тут вина, да это и не важно.