Там, где родниковая речушка Чистый Колодезь впадает в Донец, на меловой круче непробудным сном спит дядька Топорок.
Трава зеленеет, а он спит. Дождь хлещет, а он спит. Желтые листья кружатся, а он спит. Белые мухи летают, а он спит. Отплотничал, отсапожничал, отсаперил, отбалагурил.
— А кто такой Топорок? — недоуменно пожмете плечами вы.
Вы что, дядьку Топорка не знали? Ай-яй-яй! Может, не слыхали, как он на фронт уезжал? В заплечном мешке — коржи, махорка, медная кружка, оселок, осколок зеркала, старая бритва и верный топор.
— Софоня, зачем тебе топор? — вздохнула жена.
— Гитлера брить, — усмехнулся. — Вострее бритвы.
— Чудишь! Береги медную кружку, — шепнула. — И… и голову!
— За голову не ручаюсь… — И многозначительно крякнул. — А кружка нас с тобой переживет. — Подмигнул. — Дуреха! В нее будут наркомовскую норму на фронте мне наливать.
Почти у всех провожающих баб на глазах слезы, а у дядьки Топорка балалайка в руках. Подгулял на прощанье. Как врежет, как зальется:
Последний нонешний денечекГуляю с вами я, друзья…Бабы заголосили.
Смекнул дядька Топорок: не та музыка. Приосанился, подкрутил усы. Как рявкнет:
Дело было под Полтавой,Дело славное, друзья.Мы дрались тогда со шведомПод знаменами Петра.Проняло: кое-кто перестал голосить. Но тут вскипела подвыпившая Топориха:
— Ты что, идол окаянный, жену перед народом срамишь? Все люди как люди. А у меня — балалаечник.
Дядька Топорок и глазом не моргнул:
— Лизаветочка, успокойся. А я куда? Разве не на фронт? — Да как запоет:
Я ходил к матане летом,А она ко мне зимой.Я кормил ее конфетой.А она меня лапшой…Топориха уже не кипит, а пышет:
— Я тебе покажу матаню! Ах ты, охламон несчастный! Анчихрист! И откуда ты на мою голову свалился? Всю жисть своей балалайкой мне переворотил!
Тут уж не стерпел и Топорок. Даже усы у него встали торчком:
— Христа бога мать и сорок архангелов! Ты мою балалайку не трожь. Может, в ней моя душа спрятана. Буду на передовой народ веселить. Ясно? — И вдруг смачно поцеловал. — Прощай, Лизавета. Благодарствую за все доброе, а за недоброе… Бог простит.
— Софоня! — вырвалось у нее. И так кольнуло в груди, что свет пошатнулся. — Милый! На кого же ты меня покидаешь? — Припала щекой к его плечу и заголосила громче всех.
Комментарии к книге «Восемь ночей тетки Лизаветы», Владимир Иванович Федоров (прозаик)
Всего 0 комментариев