«Арионешты»

Мы сидели вчетвером на маленькой скамеечке, поставленной под старой акацией на окраине моей родной деревни Хородище. Сидели и ждали автобуса. Девушка-десятиклассница, собравшаяся в город купить себе туфли для выпускного вечера, какой-то заезжий молодой механик, напевавший тихонько фривольные столичные романсы, я и мой брат Павел, отложивший на несколько часов прополку табака, чтобы меня проводить.

Было далеко после полудня, время шло, а автобуса все не было. Хотя на стволе акации висело новое и, как уверял брат, довольно устойчивое расписание маршрутов, мотивы для опасений все-таки были. Автобус приезжал со станции три раза в день, это был его конечный пункт. Первые два рейса он делал наверняка, а на третий, если случалось, что не набиралось пассажиров, он мог с полдороги свернуть обратно. И вот мы сидим и гадаем: есть ли смысл ждать или лучше выйти на другое шоссе и уехать попутной машиной?

День был не то что жаркий, но удушливый. Целый месяц не было дождя. Серо-желтая пыль облепила сады, посевы, даже акации над нами, даже ресницы моих попутчиков были в пыли. Ощущение надвигающегося дождя носилось в воздухе, предгрозовая духота мучила вот уже целую неделю, а дождя все не было. Говорить не хотелось, да как-то и не о чем стало говорить. Уезжать тоже не хотелось, и было грустно, потому что ехать все-таки надо.

Хотя покинул я эту деревню давно, лет тридцать тому назад, какие-то детские грезы все еще оставались в этой самой Хородище. В дальних уголках леса все еще прятались таинственные звери, по широким полям полузабытые с детства дороги сворачивали то влево, то вправо, и мне хотелось выяснить, куда же они ведут. Даже не во всех соседних деревнях, откуда изредка заезжала к нам в гости наша родня, даже в тех деревнях, о которых я так много наслышался, мне не удалось побывать.

Кто-то из нашей четверки, видимо, родился в рубашке, потому что в половине четвертого из-за пригорка показался автобус. Он несся, подгоняемый целой тучей пыли, и, старенький, весь в пыли, сделал почти полный круг, прежде чем остановиться у нашей скамеечки. Был он совершенно пустым, и мы, преисполненные чувства благодарности, сели. Шофер был хмур и неразговорчив. То ли он ожидал, что тут машину осадят целые толпы пассажиров, а нас оказалось всего трое, то ли жара его извела. Молча, ни на кого не глядя, собрал по двадцать копеек с носа, оторвал билеты, сунул их куда-то себе под сиденье и спросил, ни к кому особенно не обращаясь: