Над Амуром стоит звонкое утро. Далеко разносится утренняя песня птиц из прибрежных кустов, стрекот кузнечиков, тихая воркотня уток, ожидавших потомства.
Амур устало несет свои воды к океану, он весь изрезан, испещрен водоворотами и походит на старое морщинистое лицо нанай.
Пиапон стоял на корме большой двенадцативесельной лодки — халико, глядел вокруг и радовался звонкому утру, песням птиц, которых перестал замечать с ранних лет, как только встал на тропу охотников. И только в минуты счастья к нему возвращалось полное обаяние детского восприятия природы, когда амурская вода приобретала вкус меда, когда напоенный ароматом цветов и трав, воздух кружил голову; только в такие минуты будто раскрывались глаза, обострялся слух и он видел узкие речушки с купающимися в них тальниками, свисавшие к воде цветы, купавшиеся в озерах лилии и белые, как лебеди, облака над головой. Красота!
Пиапон смотрел на отсвечивающую воду Амура, на обманчивый горизонт, где река сливалась с небом, закрывая от взора дальние голубые сопки, горы с белыми шапками.
«Велик ты, Амур, велик, — думал Пиапон. — Ты ровня только небу да солнцу».
А солнце медленно и величественно поднималось из-за сопок, теплые лучи ощупывали землю, тянулись к каждой травке, к каждому набиравшему силы листочку, к птицам и зверям, спешившим спрятаться в это время в гнездах, норах и рощах.
«Вот и сплелись солнечные волосы с землей», — подумал Пиапон.
Гребцы халико тоже любовались пробуждением земли, и весла их вяло буравили тихую, сонную воду Амура.
— Куда подъезжаем? — спросил Американ, высовывая голову из-под одеяла. Он спал на середине лодки.
— Это тебе что? Думаешь, русская железная лодка, чтобы так быстро ехать из стойбища в стойбище? — ответил сидевший на первом весле Холгитон. — Говорили тебе, езжай на железной лодке — сам отказался.
— Хватит тебе сохатиную жилу жевать. Тошнит, — сонно огрызнулся Американ.
— Меньше бы пил вчера, а то больше всех выпил, да со всеми женщинами переспал.
— Скоро приедешь к гейшам, там хватит и тебе.
— Мне не надо их, я уже не пригоден к такому делу.
— Врешь, — оживился Американ, — а дети-то чьи?
Все засмеялись, оживились, и сразу со всех спала сонливость, гребцы заговорили, подхватили шутку Американа.
Комментарии к книге «Белая тишина», Григорий Гибивич Ходжер
Всего 0 комментариев