«Сто двадцать километров до железной дороги»

В августе пятьдесят пятого года я наконец получил направление в сельскую школу. Института я не закончил, меня оттуда выгнали зимой пятьдесят третьего. С последнего курса. «За моральное разложение». Месяцем раньше мне предложили аспирантуру.

— Мы тут подумали, кому, — сказал мне перед зимней сессией декан, — и решили: тебе. Хоть ты и был не очень дисциплинированным и лекции пропускал. Но если подумать, так только тебе.

— Григорий Никитич, — сказал я, горько радуясь (поди ж ты, бывает такое!), — мне в аспирантуру нельзя. Я был в Германии.

— Как в Германии? — побледнел декан. — Ты же в то время был мальчишкой!

— Вот мальчишкой и угнали.

— Но в документах у тебя ничего этого нет!

— Не написал, боялся, в институт не примут.

— И долго ты там пробыл?

— Три года.

— Три года?! — растерянно развел руками Григорий Никитич, как будто бы «три года» все и решали. Он никак не мог сдвинуться с места.

— Вы уж извините, — сказал я. (Когда-то Никитич говорил обо мне: «Мы будем бороться с этим ложным академизмом», — я пропускал лекции, целые дни просиживал в библиотеке, но теперь мне даже жалко его стало.)

— Да-да…