««Из пламя и света»»

Кончилась Отечественная война. В Московский Кремль свезли сотни пушек, отнятых у французов. Кузнецкий мост опять звенел французской речью, и московские дамы, стараясь во всем походить на парижанок, постукивали французскими каблучками по улицам, где еще недавно гремели сапоги французских солдат.

Прокатившись лавиной по русской земле, армия Наполеона растаяла, как снег на солнце. Вслед за ее отхлынувшим и порядком обмелевшим потоком по дорогам Европы зашагали русские полки, а многие пленные французы осели в дворянских и купеческих семьях, принимавших с полным радушием вчерашних врагов, и занялись воспитанием и обучением французскому языку малолетних представителей старых фамилий.

Санкт-Петербург был не тронут войной и оставался прежним. Но Москва, пережившая пожар и разрушение, теперь жадно возвращалась к жизни и деятельно отстраивалась.

Кое-где еще виднелись пустыри на местах сгоревших зданий. Но каменные особняки и большие дома о двух этажах, украшенные колоннами и балконами, воздвигались один за другим на узких московских улицах и заполнялись семьями москвичей, возвращавшихся на родные пепелища. С утра до наступления сумерек даже тихие переулки были теперь полны кипучей жизнью. Зато по вечерам и переулки, и площади, и улицы, слабо освещенные редкими фонарями, становились безлюдны и безмолвны.

В один поздний октябрьский вечер большая площадь, что у Красных ворот, была особенно пустынна. Откуда-то взялся туман, редкий гость в московском климате, и все окутал влажной пеленой.

Старик с седыми баками, состоявший швейцаром при большом особняке, уже второй раз выходил из подъезда посмотреть, не потух ли фонарь около дома.

Окна особняка, кроме двух, выходивших в сад и плотно завешенных темными гардинами, были ярко освещены свечами. В комнатах мелькали какие-то тени, беспокойно перебегали из одной части дома в другую. Иногда чье-то лицо приникало к оконному стеклу и кто-то всматривался в темноту.

Стук колес о булыжную мостовую издалека возвестил о приближении кареты. Швейцар в третий раз вышел к подъезду. Лакей и две дворовые девушки подбежали к дверцам кареты.

Доктор, чрезвычайно полный и чрезвычайно важный, известный всей Москве, не торопясь вышел из кареты и поднялся по широкой лестнице.