Прислушаешься -- птицы поют, приглядишься -- сонные капли росы на траве и цветах. Благодать. К тому же сейчас, может быть, в следующую секунду, дрогнет как в зеркало впаянный поплавок и, морщиня зеркало и разрезая его, уверенно пойдет вкось под широкий глянцевитый лист кувшинки.
-- Саша, у тебя как, берет?
-- Хорошо берет.
-- И красота какая. И тишина. И запахи. И тепло.
-- Да, благодать... Но это все же не то. Вот погоди, придет ноябрь, начнется стужа, перволедок...
-- Не раздражай, не береди душу, словно не дождешься, когда придет ноябрь.
-- А помнишь, как мы один раз выехали в тридцати семиградусный мороз? Мотыль примерзает к пальцам, пальцы к мормышке, лунку каждую минуту затягивает льдом.
-- Фанатики. Я тогда сбежал с половины дня. С Варварой Ивановной варил уху.
-- Красота.
-- А помнишь, как один раз ехали на твоем "Москвиче" по тонкому льду и открыли дверцы, чтобы, если рухнем, повиснуть на дверцах?
-- Фанатики. Жаль мне "Москвичам-то, наверно, новый хозяин перекрасил его, и номер другой. Может, и встретишь на улице, не узнаешь.
-- А помнишь, как у Аркадия на мормышку щука взяла?
-- Не береди.
Солнце поднялось выше. Оно начинает пригревать. Оно просвечивает тихую речную воду.
-- Эх, брат, словно не дождешься, когда придет ноябрь, и стужа, и первый лед. Да мороз бы покрепче, да махнуть бы на Григоровы острова!
1963
Комментарии к книге «Григоровы острова», Владимир Алексеевич Солоухин
Всего 0 комментариев