«За кротегусом»

У фрейлейн болят зубы, а когда у фрейлейн болят зубы — Ника счастлив. Не потому, чтобы Ника был бессердечный ребенок, напротив, Ника не может без слез видеть прихрамывающую собачонку или беспомощную мушку, запутавшуюся в паутину, а просто Ника не в силах отрешиться от приятного сознания приобретенной вследствие болезни фрейлейн свободы. А ему так нужна свобода, этому маленькому Нике, с той поры как появился «уголок»…. О, этот уголок!

Ника без тайного трепета не может вспомнить о нем.

Мысль об «уголке» далеко опережает все остальные мысли Ники. Желание убежать скорее в «уголок» так сильно, что Ника не может более сдержать его.

— Фрейлейн, — произносит он робко, — я пойду в садик.

И замирает от страха.

Ника лжет. Он не пойдет в садик. К чему ему идти в садик, где так томительно-душно и где бедные истомленные розы изнемогают от зноя, а мохнатые страшные пчелы жужжат так назойливо и сердито над ними? Ника не выносит зноя и боится пчел, как огня.

«Там» — другое дело. Там так хорошо и прохладно, так тенисто и славно под прикрытием ровной и стройной стены кротегуса, колючего и мохнатого, с мелкими чуть намеченными плодами.

— Фрейлейн, можно? — повторяет еще раз молящим голосом Ника. Фрейлейн машет рукой и мычит что-то. Она стоить перед зеркалом с раскупоренным пузырьком, издающим специфически лекарственный запах, в одной руке и клочком ваты в другой. Рот фрейлейн открыт и кривится, силясь удержать слюну, пропитанную зубными каплями. Одна щека подпухла и кажется значительно толще другой, глаза сердито поблескивают, лицо нахмурено и сердито.

— Фрейлейн, можно? — робко тянет Ника и с мольбой и надеждой заглядывает в открытый рот Фрейлейн.

Фрейлейн сердито косится на Нику и топает ногой. Накопившаяся слюна, пропитанная лекарством, мешает ей говорить, но так как Ника решительно не понимает протеста фрейлейн, она энергично выплевывает лекарство и сердито кричит:

— Отстань! пошел вон! ни минуты покоя! Умрешь с этим мальчишкой!

В трудные минуты жизни фрейлейн всегда выражается по-русски, что ей, однако, ничуть не мешает бранить русских и любить какого-то Августа, не то провизора, не то приказчика из «хорошего» магазина.