«Рассказы из сборника «На полпути»»

Цикады?

Да.

Почему цикады?

Они стрекочут, как птички.

Иногда кажется, что они плачут, иногда — что смеются.

Когда-то я действительно думал, что цикады — это птички, — небольшие, пестренькие, с блестящими перышками.

Сидят на ветвях олив, прячутся в зелени кипарисов или в кипени зреющего миндаля и стрекочут. Их голоса переплетаются, сливаются и снова разделяются — и так от заката до рассвета, всю ночь.

Всю ночь!

Цикады?

Они не птицы.

Цикады — это большие кузнечики.

Но если никогда не видел этих больших кузнечиков, можешь думать что хочешь, слушать их, как тебе нравится.

И считать, что это птицы.

Ведь и соловья не каждый видел.

Я на балконе.

Мне нравится наш белый дом на взгорке.

Мне нравится дорога, извилистая, как уж, нравятся стройные стволы кипарисов.

Мне нравится море, мерцающее лунным светом, и Гина, которая вчера приехала.

Машина развернулась, резко затормозила. Она вышла, взяла чемоданчик и пошла в вестибюль.

Мы дремали в тени, оседлав кресла-качалки.

— Ну? — спросил Витас.

Он изображал из себя циника.

— Нет… — ответил я.

Оба мы проводили ее взглядом.

— Гина?

Здесь знакомятся быстро.

Ты ходишь есть в ту же столовую. Тем же автобусом ездишь на пляж. Под тем же навесом прячешься в тень и на тот же крючок вешаешь то, что тебе не нужно на берегу моря.

Теплого моря, горячего моря.

— Гина?

Стрекочут цикады.

Они могут надоесть, а могут и восхищать, как соловьи.

— Гина?

— Видел барельеф, высеченный на скале? — спрашивает она.

— Видел.

— Он писал хорошие стихи и нравился женщинам. Верно?

— Он приезжал сюда отдыхать.

Темнеет резко. Просто чьим-то мановением руки сумерки набрасывают свое покрывало, розовеют вершины Ай-Петри, а луна освещает половину моря.

Почему только половину — я не знаю.

— Когда он был жив, он был… теплым. А его барельеф на скале — все равно холодный камень. Или чуть тепловатый — когда солнце нагреет.

Мимо идет Витас.

Она провожает моего друга долгим взглядом.

— Мне холодно, — произносит она.

Я набрасываю ей на плечи свой пиджак.

— Да? — спрашивает Витас.

Похоже, этот взгляд притянул его, заставил вернуться.

— Нет, — отвечаю я, и это правда.

— Гина?