Шумит бурный Керченский пролив, шумит. Осенние штормы напоминают о десантных ночах.
Я был в одном из самых дерзких десантов на «Огненную землю» под Керчью в 1943 году.
Попал я туда, как говорится, с корабля на бал, вернее, с бала на корабль. Только закончил мединститут и, необстрелянный, из далекого тыла, — прямо в огонь.
Сорок дней и сорок ночей в условиях полной блокады стояли десантники насмерть. А потом совершили почти невозможное — прорвав окружение, прошли по вражеским тылам и заняли ключевую высоту над Керчью — Митридат.
Эта книга — не хроника эльтигенского десанта. Я написал только то, что сам видел и пережил. Поле моего зрения часто ограничено операционной медсанбата. Во всем рассказанном нет уклонений от правды, хотя названия воинских частей, имена героев изменены.
Повесть посвящаю моим боевым товарищам.
ГЛАВА IШел я с направлением в полк, но так и не дошел.
Что случилось с этим врачом полковым, которого я должен был заменить, не знаю. Выздоровел, что ли? Когда явился я к начальству, разговор получился неожиданный. Начсандив, молодой, здоровенный, крест-накрест перепоясанный хрустящими ремнями, протрубил:
— Останетесь в медсанбате.
Что же! Прекрасно. Этого я и хотел. Может быть, профессор Тарковский, случайно узнав о моем переводе в полк, подсказал: мол, лучше молодого специалиста использовать как хирурга. Если так, молодец старик!
Все-таки сколько добрых людей на свете!
Когда я уходил из полевого госпиталя, доктор Горев подарил «Севастопольские письма» Пирогова и открытку с клодтовскими конями и на ней в углу надписал: «Приедете — повожу по Ленинграду».
А шофер Лысый сам предложил обменяться обувью. «Разве врачу в полк можно так заявиться — авторитету не будет».
Теперь вместо ботинок и голубых обмоток у меня брезентовые сапоги.
Нет, на этот раз мне поразительно везет. Вышел от начсандива — вижу, во дворе знакомая плотная фигура, багровое лицо майора Квашина. Я с ним немного работал в Геленджике. Он меня тоже узнал.
— Никитин, что ты здесь делаешь?
— Ординатором направили. А вы?
— Ведущий хирург.
Обрадовался — какая красота! И Квашин, по-моему, обрадовался, хлопнул меня по спине:
Комментарии к книге «Сорок дней, сорок ночей», Анатолий Игнатьевич Никаноркин
Всего 0 комментариев