«Моя названая сестра»

Возможно, мой друг ты останешься недоволен мною: еще бы, в самый разгар весны вздумал рассказывать грустную историю. Но, сам не знаю отчего, мне не но душе этакие сладенькие радости. Успокойся, вот только закопчу свой недолгий рассказ, и отправишься на прогулку. А на улицах — народу! Все рады, еще бы — весна! И может быть, первой ты встретишь на улице нынешним утром девушку из моего рассказа, мою названую сестру. Да вон опа, будто и впрямь я вижу ее шагающей в черной блузе «баба»[1] распущенные волосы надают на плечи — маленькие и узкие. Поверь, едва встретишь ее, сразу поймаешь себя на желании помочь ей, защитить ее, словно нечто прекрасное, но хрупкое и воздушное. Только она всегда ходит одна.

Она родом с Юга, как ты, наверно, догадался по черной блузе и прическе; пожалуй, других особых примет у нее и пет. Обыкновенная вьетнамская девушка — маленькая, очаровательная, загадочная…

Обычно она приходит каждое воскресное утро, так уж повелось с тех пор, как мы решили стать назваными братом и сестрой. И всякий раз, войдя ко мне, вытягивается в струнку — прямо солдат, отдающий рапорт генералу, — и смеется:

— Ну как, явилась точно в срок?

Я никогда не отвечаю на первый ее вопрос, для меня это просто традиционная форма приветствия. Протягиваю ей руку и произношу неизменную фразу, которую она, вероятно, расценивает точно так же:

— Садись, садись, Тхюи. А ты вроде с прошлой недели чуточку подросла.

— И вовсе не чуточку. Выросла, и намного.

— Так уж сразу и намного. Нет, по-моему, сестричка, ты не очень-то спешишь…

Тхюи садится напротив меня, и у нас завязывается беседа.

Тем для разговора очень много. О том, как идет у нее учеба, а у меня — работа… Иногда она просит помочь ей по математике. Я объясняю ей формулы и легонько щелкаю ее но затылку:

— Вот тебе… Вот тебе, тупица ты этакая!

Тут она, конечно, начинает дуться:

— Ну-у, опять эти ваши командирские замашки…

Но бывает, она и не вспомнит про математику. И задает самые неожиданные вопросы.

— А сколько вы съедаете за один присест? — спрашивает она вдруг.

— Не меньше пяти чашек риса и прочего, — отвечаю я, уверенный: такое преувеличение гарантирует мне перевес над нею.