«Хвостик»

Зал, отделенный от сцены коричневым занавесом, уже наполнялся зрителями. Оттуда доносился гомон многочисленных голосов, громыхание передвигаемых скамеек и стульев.

Драматический кружок старших классов ставил сегодня третий акт комедии Островского «Бедность не порок». Мне было поручено написать для журнала очерк об этом кружке. Я побывал уже на репетициях, перезнакомился со всеми актерами и теперь находился на сцене, где царила обычная в таких случаях суматоха.

Все, конечно, очень волновались.

Волновались рабочие сцены. Изразцовая печь, сделанная из деревянных планочек и глянцевой бумаги, разлезлась у них по швам при переноске с первого этажа на третий. Портреты предков Торцова в овальных золоченых рамах оказались слишком тяжелыми для стен «купеческого особняка», и те собирались завалиться. Все это приходилось наспех улаживать. Волновался руководитель кружка — преподаватель литературы Игнатий Федорович. Высокий, худощавый, с куцыми седыми усиками, он ходил по сцене, положив ладонь на плечо восьмикласснице, игравшей Любовь Гордеевну, и ласково внушал:

— Верочка, так вы, братик, не подведете? Помните насчет паузы в объяснении с Митей? Пауза, голубчик, — великое дело, если вовремя. Это еще Станиславский говорил... Не подведете, братик, а?

Волновался, и, пожалуй, больше всех, помощник режиссера Родя Дубов широкоплечий паренек с квадратной, покрытой веснушками физиономией. На нем лежала ответственность и за декорации, и за бутафорию, и за освещение, за проклятый занавес, который охотно открывался на репетициях и очень неохотно на спектакле. Родя волчком вертелся среди бутафоров и рабочих сцены. Обычно добродушный, он сейчас не говорил, а рычал, рычал приглушенно, но очень страшно:

— Канделябр-р-ры! Кто оставил на полу канделябры? Убр-рать, Петька, живо! Почисть сюртук на Африкане Коршунове: сел, кретин, на коробку с гримом. Где лестница? Где стремянка? Какой ду-р-рак утащил стремянку?!

Многочисленные подручные Родиона не обижались и метались по сцене, как футболисты по штрафной площадке.

Но вот печку отремонтировали, декорации укрепили.

Родя оглядел сцену, потирая ладонью воспаленный лоб:

— Так. Теперь только кресла остались. Ну-ка, все! Живо за креслами!

Рабочие бросились в учительскую, где стояли старинные кресла.