«Курица и кино»

Курица и кино

— Мама, вечно тебя нету дома, — ныл Ферда.

— Мне нужно уйти, — ответила пани Стрнадова.

— А почему? — не отставал Ферда.

— Потому что «почему» кончается на «у». Не приставай, Ферда.

— Мы тебя целый день не видим, и нам скучно, правда, Миладка?

Тут вступила в разговор старшая, Миладка. Ей было семь лет, и ума палата.

— Маме нужно работать. Кто будет нам тогда приносить картошку и молоко?

Это был такой довод, на который Ферда не знал, что ответить.

Пани Стрнадова закрывала ребятишек на целый день, но, к счастью, их было двое и они развлекались, играли и разговаривали.

Хуже, скажем, было у соседей. У тех была одна девочка, и они оставляли ее одну с пеленок. Когда девочка подросла, соседка сажала ее на порог, чтобы девочка смотрела хотя бы на куриц. Говорить ее никто не учил и ходить тоже, утром ее кормили и уходили, вечером кормили опять и укладывали спать.

Девчушка сидела на пороге, смотрела на куриц и раскачивалась из стороны в сторону. Ничего она не умела, даже когда выросла и ей пора было идти в школу. Только теперь все за нее испугались.

Но что было делать соседке. Она должна была уходить на работу и не могла нарадоваться, что работа есть, а в их деревне не было ни яслей, ни детского сада.

Ребятам Стрнадовых было куда лучше. Порой они дрались, но большей частью дружно играли; Миладка вечно что-то строила. А когда Миладка пошла в школу, мать перестала закрывать детей. И они теперь носились по улицам вместе с другими ребятишками.

Каждый день пани Стрнадова отправлялась на работу, едва рассветало. А зимой и вовсе уходила, когда было темно и дети еще спали.

Ферда ждал теперь Миладку перед школой.

В этот день сразу после звонка он услышал шум и понял, что что-то случилось, раз вся школа была на ногах. Гул ребячьих голосов походил на гудение потревоженных ос.

Учитель вошел в класс с торжественным выражением лица. Такой вид бывал у него лишь тогда, когда приезжал господин инспектор. Но он так ничего и не сказал во время всего урока. Девчонки и мальчишки от любопытства и нетерпения забыли о всякой дисциплине. Правда, указка лежала рядом с учителем, но он словно ее не замечал. А ведь порой она стучала так по столу, что у ребят захватывало дыхание.

И вот наконец!

— Сегодня днем, — начал учитель, — в нашу деревню приедет кино. А вечером начнется представление в сарае у старосты.

Кино будет в темноте, и учитель просит ребят вести себя хорошо, а главное, не озорничать. Входной билет для ребят стоит двадцать геллеров. Прозвенел звонок. Застучали крышки парт, раздался крик, и через минуту все вырвались на улицу и разбежались, словно мак рассыпали.

Миладка Ферде тут же все выложила:

— В кино будут показывать картинки, все как живое: кони на скачках, овцы в горах, машины, самолеты, море и Прагу покажут, настоящую Прагу; совру — не сойти мне с этого места.

Ферда слушал и от удивления таращил глаза.

— А нам туда можно?

— Можно. Дети платят двадцать геллеров. Собираемся все у школы.

Миладка с Фердой пришли домой, выпили кофе с молоком и в волнении даже не заметили, что петух выгребает весь цветущий горошек с их клумбы.

— Но где, Милка, нам взять двадцать геллеров? — опомнился вдруг Ферда.

Стрнадовы не видели денег весь длинный год. Пан Стрнад был кучером у помещика, получал деньги раз в год, на рождество, а остальное забирал картошкой, зерном, молоком. Пани Стрнадова тоже работала в поместье, и когда им были нужны деньги, то приходилось что-нибудь продавать, обычно она продавала яйца лавочнице.

Миладка сразу погрустнела. Да, тут уж и она ничего не могла придумать. Мама вернется только поздно вечером, кино уже кончится.

А Ферда придумывал. А что, если попросить в долгу тети Веверковой? Напрасное дело. Нет, он не может. У ее петуха он остриг самые лучшие перья, когда играл в индейцев.

А у кума Ржиги? Ферде лучше не попадаться ему на глаза, тот уже давно подстерегает Ферду, чтобы расплатиться с ним за кошку, подбитую Фердой камнем.

Ферда вздохнул и в душе торжественно поклялся, что впредь будет хорошим и не разозлит ни одну тетку в деревне. Конечно, на Миладку надеяться нечего, она просить не пойдет. Ей, видите ли, стыдно! Ясное дело: девчонка! Придется самому что-то придумать.

Время шло, а в голову ничего не приходило. Может, заглянуть в чулан, нет ли там яиц или творога, чтобы продать лавочнице? Двух яиц хватило бы на билеты и Миладке и Ферде.

Ну-ка быстро в чулан!

Но мама оказалась предусмотрительной: чулан заперт. А в окно Ферде не пролезть, там только щелка.

Ферда с тоской смотрел на куриц, расхаживающих по двору. Поклюют-поклюют и опять сделают несколько шагов, поклюют-поклюют и опять расхаживают… Голову свесят, лапками землю загребают, все время что-то клюют. А яиц несут мало.

А может, какая-нибудь и снесла? Вот было бы хорошо! Лавочница яйца бы купила, наверняка бы купила.

Но в курятнике пусто. Правда, времени еще впереди много. Может, до вечера какая-нибудь и снесет? И он принялся гонять кур, щупать их. Всю солому разгреб в курятнике, но там ничего.

Теперь уж Ферда разозлился и стал грозить курам:

— И куда вы их прячете, предательницы?

Он хватал курицу за курицей, каждую щупал, мял и снова отпускал, перепуганную и кудахтающую. Никакой надежды.

А время летело.

Смеркалось.

Куры одна за другой забирались на насест.

«Может, все-таки снесут? Хотя бы одно. Хотя бы на билет мне одному», — думал Ферда, отчаявшись.

— Миладка, смотри за ними, а я побегу в школу!

Школа стояла за холмом, но у Ферды словно выросли крылья. Едва Миладка залезла в курятник, как уже издали услышала голос Ферды:

— Милка, снесла?

Миладка, сделав руки рупором, тоже закричала:

— Несет еще!

Ферда помчался дальше, взбежал на холм, школа уже была видна.

Ребята строились в пары. Ферда повернулся, снова взбежал на холм и крикнул:

— Милка, снесла?

А Миладка, вся в перьях, кричала в ответ, стоя среди переполошенных кур:

— Нет еще!

Ферда снова пулей бросился с холма к школе. Процессия ребят двигалась к сараю, где должны были показывать фильм. Вечер опускался на сады и дома. Процессия счастливчиков, имевших двадцать геллеров на билет, шла к сараю. Только у Ферды не было ничего, только Ферда не увидит ни машин, ни самолетов, ни моря, ни Праги. И Миладка не увидит, но она прекрасно и без этого обойдется: ведь она все-таки ходит в школу и видит там всякие картинки. А Ферда так ничего и не увидит!

Ферда готов был разреветься как маленький. Еще разик, последний, он поднимается на холм и кричит:

— Милка, ну как, не снесла?

Миладка вылезла из курятника вся в перьях и по-прежнему ответила:

— Нет еще!

Ферда молнией бросается к сараю старосты. Ребята уже вошли, и двери за ними закрылись. Перед дверями стоит деревенский стражник и прогоняет Ферду, когда он пытается через дырку или щелку взглянуть хотя бы одним глазком на экран.

— Давай отсюда, хлопец. Строго запрещается.

Погрустневший, возвращается Ферда домой через холм.

Холм теперь ему кажется высоким и бесконечным. Перед домом Ферду ждет Миладка. Она утешает Ферду:

— Молчи, глупый. Может, кино вовсе не будет интересным, и машин, может, показывать не будут.

Но Ферда ищет утешения в другом.

— Стану большим, поеду в Прагу, у меня будет автомобиль, и я буду летать в самолете, а всех ребят пущу в кино задаром.

Пани Стрнадова, вернувшись поздно вечером домой, нашла Ферду спящего с крепко сжатыми кулаками.

Оглавление