«Гиганты и игрушки»

Во второй половине пятидесятых — шестидесятых годов на японском литературном горизонте появились писатели, заставившие заговорить о себе не только в своей стране, но и во многих странах мира, — Кобо Абэ, Кэндзабуро Оэ, Ёсиэ Хотта, Сюсаку Эндо. Эти писатели во многом определили пути развития японской литературы послевоенного периода. Одним из них был Такэси Кайко.

Такэси Кайко привлек к себе внимание читающей Японии прежде всего тем, что предельно точно показал неустроенность, ненужность маленького человека в буржуазном японском обществе, в то время только-только начинавшем набирать темпы экономического роста. Это еще не была сегодняшняя Япония, гордящаяся своим «экономическим чудом», но в то же время страдающая от противоречий, вызванных к жизни этим «чудом», и не знающая, как преодолеть разрыв между экономическим ростом и все углубляющимся духовным обнищанием. Но это уже была Япония, в которой пусть еще только в зародыше, но проглядывались ростки нынешних противоречий. Это было время, когда магнит «экономического процветания» еще был в состоянии притягивать сердца людей. Недалеко ушли в прошлое времена, когда милитаристская пропаганда вбивала японцам в головы идеи господства в Азии и экономическая мощь рассматривалась как важнейшая для этого предпосылка. Во времена Кайко речь на первый взгляд шла о другом: Япония обязана-де стать эталоном для народов Азии, стать главной защитницей их интересов. Вот что должно было послужить для японского народа главным стимулом: работать больше и лучше. Но уже тогда была видна опасность этой идеи, чреватой возрождением ультранационализма. Уже тогда была видна опасная пропагандистская сущность этих лозунгов, забывающих о главном — о человеке, его интересах, идеалах. Во всех этих построениях Япония изображалась как нечто монолитно-нерасчлененное, — человек, индивид растворялся в массе и переставал существовать как личность.