«Дано двум женщинам дружить»

Парусникова Юлия | Дано двум женщинам дружить

Биография Парусникова Юлия

Рассказ

Одна - вероломна, легка на подъем, по-своему отчаянна и по-своему несчастна. Пьет водку, ругается матом, курит одну за одной, завоевывает чужие территории и феерично играет в руководителя. Выжимает 140км/ч на скользкой дороге, осаживает пластилинового мужа, и все время что-то хохочет в телефон. Кажется, что она способна на все, так победоносно трезв ее мозг, способный отсканировать, проанализировать и отладить любой сбой в любом механизме. Она своими руками с ярким маникюром разбирает бетонные стены и воздвигает их там, где ей это необходимо. Она выдирает из своей жизни смысл, не жалея ни себя, ни окружение. Если на минуту представить, что она остановилась, в ту же секунду ее лицо состарится лет на сто, посереет, покроется глубокими морщинами, а впадины глаз превратятся в застывшее отражение обоев напротив. Представить это столь же неестественно, как застывший, оледенелый огонь. И она интуитивно, судорожно, изо всех сил – живет каждый Божий день. С вросшейся в солнечное сплетение порядочностью, оголтелой прямотой и астматическим удушьем громоздящихся чувств. И ещё одно - ее отзывчивость и сочувствие, это не слезные токи уговоров, а руководство к действию, тонкому или жесткому, но всегда – действию.

Другая – сосредоточена на внутренних кружевах сознания, вульгарно-поэтична и чрезвычайно хитра. Ее можно назвать вероотступницей, если воспротивиться влиянию этого кома спеси, самости, категоричности и тонкости. Она отступает от любого правила и меняет палитры собственных цветов, подобно хамелеону. Она похожа на подкожную инъекцию. Но станет ли эта инъекция лекарством, наркотиком или смертоносным ядом – решает исключительно сама, попирая чужие необходимости, истины и чувства. Она живуча, как кошка и опытна, как стареющая портовая шлюха. Любит символы и буквы, до самозабвения отдаваясь собственным желаниям их создавать в проекциях на людей. Она может трактовать все что угодно по воле случая, но ни один собеседник не поймет, что же есть – правда. Прожигающую жизнь до горечи, ее невозможно удержать, как невозможно поймать ладонями воздух. Ибо, на самом деле, оказывается, что все зримое в ее исполнении – не существует.