На столе стоял круглый фруктовый торт с четырнадцатью зажженными свечками, рядом открытая бутылка шампанского. Свет в комнате был погашен, и озаренное пламенем свечей лицо Николая Михайловича Авилкина казалось в полумраке почти молодым.
– Александра! – торжественно и серьезно начал он, поднимая бокал с шампанским. – Саша! Мы, то есть я и мама, поздравляем тебя с четырнадцатилетием и желаем тебе… э-э… – Тут Николай Михайлович сделал паузу.
Саня Авилкина хихикнула, нарушив тем самым торжественность момента. Николай Михайлович строго взглянул на дочь, а та в ответ скорчила ему страшную гримасу. И отец, не выдержав, рассмеялся:
– Ну, короче, здоровья и счастья тебе, доченька!
Все трое чокнулись и выпили.
– А теперь, Санька, дуй на свечки! – сказала мама.
Саша набрала воздуху и дунула изо всех сил. Половина свечей погасла.
– Дуй еще! – произнес отец.
Санька дунула снова. На этот раз ей удалось погасить все свечи. В комнате сразу стало темно.
– С днем рождения, дочка! – сказали папа и мама вместе. После чего отец зажег люстру.
– Спасибо! – смущенно ответила Санька и тут же поинтересовалась: – А что вы мне сегодня подарите?
Отец снова рассмеялся:
– Не так быстро! Сначала что ты должна сделать? Помнишь?
– Ну папа! – взмолилась Санька. – Мне уже не пять лет все-таки!
– Саша, лапочка, но это же наша семейная традиция! – поддержала отца мама.
Санька вздохнула. Потом, с видом покорной безнадежности, она встала со стула, откашлялась. Взглянула на родителей. Те смотрели на дочку с нежностью. «Ладно, – подумала Санька, – фиг с ним. Сделаю предкам приятное!»
Тоненьким, жалобным голосом она запела:
Разлука, ты разлука, чужая сторона,
Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля!..
Когда она закончила петь, родители дружно зааплодировали. Санька, улыбаясь, села на место. Отец сказал:
– Я сейчас! – и убежал в спальню.
Он появился секунду спустя. В руках Николай Михайлович нес большую коробку, перевязанную розовой шелковой лентой.
– Боже мой! Коля, что это? – с показным удивлением воскликнула мама.
– Это подарок нашей Сашеньке! – подыграл ей отец.
Санька поморщилась. Этот спектакль, повторяющийся дословно каждый год, успел ей порядком надоесть. Но она знала, что протестовать бесполезно: вдень ее рождения родители словно с цепи срывались. В этот день им нравилось играть в такую игру, будто Санька все еще маленькая, бойкая черноглазая девчушка с темными кудряшками, веселая и говорливая. И Санька мирилась с этим – в конце концов один раз в году можно и потерпеть!
Что было в коробке, Санька догадывалась. Она давно просила родителей купить ей хороший профессиональный диктофон. И девочка не ошиблась – в коробке оказался действительно диктофон, причем очень дорогой, с огромным количеством полезных функций!
– Папа, мама, спасибо! – искренне произнесла Санька. – Я правда так рада!
– И мы рады, доченька! – ответила мама.
А Санька обняла маму и поцеловала. А потом за своей порцией поцелуев к Саньке подошел и отец…
Здесь возникает два вопроса. Во-первых, зачем четырнадцатилетней девочке, только-только перешедшей в девятый класс, нужен профессиональный диктофон? А во-вторых, почему эта четырнадцатилетняя девочка празднует свой день рождения в узком семейном кругу, а не с шумной, веселой компанией сверстников? Чтобы ответить на эти вопросы, надо вообще понимать, кто такая эта Саня Авилкина…
Александра Авилкина всегда была уверена, что в школе ее недооценивают. И даже догадывалась, отчего так происходит. Дело в том, что Санька, единственный и любимый ребенок в семье, не была, к сожалению, красавицей. Более того, даже просто симпатичной девчонкой ее назвать было трудно. Маленького роста, худенькая, с крошечным подвижным, словно у обезьянки, личиком, с шапкой курчавых черных волос, Авилкина, конечно, не вписывалась в общепринятые стандарты девичьей красоты. И если в младших классах это девочку не особенно беспокоило, то класса с шестого Санька стала замечать: она не такая, как другие девчонки. Даже длинная и нескладная Расщапова и то пользовалась большим успехом у ребят, чем Санька. Не говоря уж о признанной красавице Рите Ушатовой, которая, если честно, была, по мнению Авилкиной, обычной дурехой. Но за дурехой Ушатовой бегала половина мальчишек класса, а умненькая Саня каждый день ходила домой одна. Но что говорить о парнях, если у Саньки не было даже задушевной подруги!
За годы учебы Санька привыкла к такому положению вещей. И ей стало даже казаться, что ее одиночество – вещь совершенно нормальная и никто ей не нужен. В душе очень честолюбивая и самоуверенная, Санька никогда не сомневалась, что и без помощи друзей добьется в жизни многого. Потому что она умнее, талантливее, если хотите – хитрее всех своих сверстников. И возможно поэтому еще в восьмом классе, когда учитель русского языка и литературы Егор Андреевич предложил Саньке стать главным редактором школьной газеты «Большая перемена», она охотно согласилась.
Санька ушла в это дело с головой. Обладая недюжинными организаторскими способностями и отменным журналистским нюхом, она за полгода сделала школьное издание суперпопулярным. Собирая материалы для статей, она не боялась самых жгучих и опасных тем. Результатом ее первого же серьезного расследования стало то, что из школы была вынуждена уволиться завуч Тереза Дмитриевна: неугомонная и пронырливая Авилкина уличила педагога во взяточничестве.
И теперь, спустя полгода после окончания той истории, Санька чувствовала себя вполне счастливой: как главного редактора школьной газеты ее знали и уважали все школьники, а многие учителя просто-таки побаивались ее острого языка.
Вот по всем этим причинам Авилкина и мечтала о профессиональном диктофоне. И теперь, глядя на дорогую игрушку, девочка предвкушала, как лихо она проведет с ее помощью очередное скандальное расследование в школе.На следующий день Санька, закрывшись на ключ в лаборантской, переоборудованной под редакционную комнату, разбирала почту. Писем читатели писали немало. В основном это были просто коротенькие односложные записочки вроде: «Рассказ Стасовой – просто супер!!!», или: «Зачем вы про меня гадости пишете?», или: «Я тебе, Авилкина, уши пооткручу. На фиг». Но среди них порой находились и дельные рассказы, и хорошие стихи, и вменяемая критика. Например, сейчас в руках Саша держала письмо одного из старшеклассников:
Совершенно нелепо выглядит ваша статья от двадцать седьмого сентября. Вы осмеливаетесь утверждать, что курение на территории школы надо запретить. Ссылаетесь на общемировую практику отказа от курения в общественных местах. Говорите о вреде пассивного курения, о страданиях младших школьников и развитии у них астмы. Все это отнюдь не выглядит хоть сколько-нибудь теоретически обоснованным и последовательным, а скорее напоминает кучу разрозненных фактов, искусственно и наспех сколоченных в неуклюжую, кособокую конструкцию, которая не может вызвать никакой иной реакции, кроме снисходительной жалости к ее автору…
Тут Авилкина перестала что-либо понимать и уже хотела отложить это чересчур заумное письмо, но увидела коротенькую приписку, сделанную другим почерком:
Авилкина ты коза. Будишь про меня еще гнать, я тибе нос оторву. Без базара.
Саша скомкала письмо и кинула его в корзину для мусора. Она уже привыкла не обращать внимания на подобные выпады. Бывало, что даже учителя, разгневанные какими-то статьями Авилкиной, писали Саше письма с угрозами. Некоторые из этих писем Санька, обожавшая скандалы, иногда даже публиковала.
Последняя же статья, наделавшая шуму в школе, называлась: «За что страдают ботаны?» В ней Саша описала отношения отличников и хулиганов. Как некоторые из двоечников побоями заставляют отличников делать за себя домашние задания, отнимают у них деньги на завтраки, ну и так далее. Причем Авилкина не забыла пофамильно перечислить всех тех негодяев, кто, по ее мнению, наводил террор на ботанов. После публикации директор устроил расследование и даже вызывал в школу родителей некоторых из героев статьи.
Многим хулиганам влетело тогда «по полной». И теперь они жаждали мести. Саша решила, что приписку сделал один из этих двоечников и что надо написать вроде как «ответку». Что-нибудь едкое и победоносное. Авилкина включила свой редакционный компьютер и большими буквами набрала заголовок новой статьи: «Кара настигла хулиганов». Потом написала еще один: «Нет больше страха!» Второй ей понравился больше.В четверг все материалы газеты показывались Егору Андреевичу Малышеву, учителю русского языка и литературы. Из всех школьных преподов Авилкина уважала только его. Вообще-то Саня имела довольно скверное мнение об учителях. Она искренне считала, что большинство из них, обладая множеством недостатков, по своим моральным качествам просто не соответствуют высокому званию педагога. Но Малышев – это совсем другое дело. Он общался с ребятами как с равными и всегда им доверял.
Нахмурив брови, Егор Андреевич второй раз перечитывал статью Авилкиной «Нет больше страха!». Потом он отложил листок и глубоко вздохнул.
– Что-то не так? – встревоженно поинтересовалась Авилкина. – Так я исправлю, вы только скажите где!
Учитель, не отвечая, снова погрузился текст, а потом вдруг спросил:
– Саша, а тебе не кажется, что называть пятнадцатилетних ребят будущими уголовниками – это немного… э-э-э… чересчур?
В ответ Санька затараторила, возбужденно всплеснув тонкими ручками:
– Нет, Егор Андреич, ну они же двоечники. Правда? То есть на работу их никуда не возьмут, и тогда они что? Воровать пойдут, да? И сядут потом в тюрьму! А там, я по телевизору видела, они станут законными ворами. Так что я все правильно написала.
– Неужели ты и вправду так думаешь? – Егор Андреевич удивленно посмотрел на девочку. – Ну что любой двоечник и хулиган непременно кончит тюрьмой?
– А как мне еще думать? – в свою очередь удивилась Авилкина. – Я, например, не слышала, чтобы в тюрьму отличники попадали. Даже про хорошистов не слышала. А вот двоечников там – полно! Наши-то чем лучше?
Егор Андреевич встал со стула и, опираясь на палочку, подошел кокошку. Учитель хромал с детства. Все знали, что в шестилетнем возрасте он перенес полиомиелит. Но в школе все к хромоте учителя давно привыкли и уже не обращали на нее внимания. Авилкина тем временем нервно посматривала на часы: вот-вот должен начаться урок физики. Не оборачиваясь, Егор Андреевич сказал:
– Саша, я не хочу навязывать тебе свое мнение, но с публикацией этой статьи я бы на твоем месте подождал.
– Хорошо, Егор Андреевич, я подумаю! – ответила Санька, хотя на самом деле ни о чем таком думать она не собиралась. Как и всегда, Авилкина была абсолютно уверена в своей правоте.
И статья «Нет больше страха!» в пятницу все-таки появилась в школьной газете «Большая перемена».Глава 2За школой, на лавочке, сидели три парня. Они курили и о чем-то разговаривали. Первый был, похоже, из тех, кого принято называть качками. Низкорослый, но чрезвычайно широкий в плечах, с мощной мускулатурой, он носил просторную одежду и тяжеленные армейские ботинки. Лицо его редко выражало что-либо помимо тупого напряженного внимания. Как если бы он боялся упустить нечто, что в один миг откроет перед ним все тайны мироздания. В действительности же он был тугодумом и второгодником, брил голову, и звали его Шурик Лысый.
Второй же не мог похвастаться развитой мускулатурой. Зато этот недостаток с лихвой компенсировался его высоким ростом. На подвижном лице парня нередко появлялась глумливая ухмылка, назначением которой было показать, насколько остальные перед ним «сынки». Одевался он по последней фанатской моде: кеды, клетчатая рубаха, джинсы и черная ветровка. Его аккуратно стриженную голову венчала бейсболка с надписью «Killer Loop». Друзья дали ему прозвище Жуль, хотя на самом деле он звался Володей. А фамилия его была Гуреев.
Что же касается третьего… Этот худосочный паренек представлял собой пародию на первых двух. Он смотрел на обоих друзей снизу вверх, ловил каждое их слово и вообще был на побегушках. И звали его почему-то Сокич, а настоящего его имени не помнил никто.
Шурик монотонно бубнил:
– Ну и вот. Этот лох подваливает и начинает ныть: типа, двигай отсюда, или он меня, понимаешь, отпинает в одинаре. Ну я ему, конечно, в торец. Он прилег, отдыхает. Бегут еще четверо. Типа, хотят впрячься. Я смотрю – ловить нечего, и делаю ноги…
Вовик слушал приятеля вполуха. Он задумчиво курил, стряхивая пепел на ботинок Сокичу. Было слышно, как в школе прозвенел звонок. Сокич сказал:
– Э-э, Жуль!
– …Ну и, короче, приняли нас менты, – продолжал свой бесконечный рассказ Шурик. – В отделении шмонать начали. У пацана одного кастет нашли. По ходу, теперь ему вилы…
– Э-э, Жуль! – повторил Сокич.
– Ну че те надо? – Вовик нехотя глянул на приятеля.
– А мы на физику – что? Не пойдем?
– Я – нет. А ты как хочешь. – Он стал увлеченно рассматривать собственные ногти, очевидно желая тем самым показать, что разговор окончен.
– Я по-любому биологию забиваю. – Шурик выкинул окурок и смачно плюнул. – Все равно Степашка в четверти пару влепит. Мне там ловить нечего.
Сокич встал:
– Ребят, ну тогда я двину, а? А то мне с Терминатором проблем не нужно!
Вовик, явно думая о чем-то своем, сказал как-то безразлично:
– Ну и вали отсюда. Не фига тут… – Видимо, он хотел добавить что-то еще, но замолчал, полностью погрузившись в свои мысли.
Тут надо сделать кое-какие пояснения. Ну, во-первых, необходимо объяснить, кто такой Терминатор. Так школьники – и даже некоторые преподаватели – за глаза звали директора школы Павла Александровича Дитятина. Звали его так не столько из-за его высокого роста и невероятной физической силы, а скорее потому, что он, подобно популярному герою Шварценеггера, казался человеком без нервов. Он никогда не повышал голоса на учеников, не кричал и не ругался. Он просто молча смотрел сквозь очки на провинившегося. Но в его глазах при этом было что-то такое, что несчастный ученик весь покрывался холодным потом и не чаял унести ноги от этого свинцового взгляда. Все ребята испытывали панический ужас, даже издалека завидев в школьном коридоре его мощную фигуру. И если какого-нибудь бедолагу отправляли к директору на воспитательную беседу, то товарищи провожали его как на казнь. Думаю, не стоит и говорить, что на уроках физики, которые вел Терминатор, посещаемость почти всегда была стопроцентной.
Второе, о чем стоит упомянуть, – это причина, по которой Вовка Жуль решил прогулять сегодня физику. Все дело было в Вовкином характере. В парне словно сидел какой-то бес, заставлявший его совершать самые отчаянные поступки. Ему ничего не стоило, например, вступить на уроке в длинный спор с завучем Калерией Викторовной. А уж Терминатор – тот вообще представлялся Вовке противником идеальным: как же, гроза всей школы! Человек, от взгляда которого трепещут даже учителя! Вот это был достойный соперник для юного негодяя!..
Вовка понял это не так давно, в самом конце прошлого учебного года. Он как-то вдруг осознал, что Терминатор вовсе никакая не «боевая машина», а обыкновенный мужик. И что не кто иной, как он – то есть Вовка! – развенчает перед всей школой миф об этом сверхчеловеке. И первый смелый шаг к этой цели он решил сделать именно сегодня.
Однако вернемся к нашим героям. Презрительно посмотрев вслед уходящему Сокичу, Шурик предложил:
– Может, пивася?
Лицо Вовика оживилось:
– Это в легкую! Только с бабками напряг.
– Ну пойдем молодых потрясем, может, че надыбаем…
Они встали со скамеечки и неторопливо направились к школьному крыльцу. Только что начался пятый урок. Из школьных дверей то и дело выскакивали малыши, у которых уроки уже закончились. Некоторых из них встречали родители, другие же шли домой в одиночку.
– Эй, друган, тормозни, – сурово сказал Шурик, обращаясь к светловолосому пареньку лет одиннадцати. Мальчишка остановился и жалобно заморгал глазами. – Есть че покурить?
– Я н-н-не к-курю, – ответил тот дрожащим голосом.
– А как тебя зовут? – поинтересовался Вовка, и на его лице появилось некое подобие дружелюбной улыбки.
– Алексей…
– Ну вот что, Алексей! Ты этого отморозка не слушай. – Вован приобнял за плечи растерянного парнишку. – Тут вот какая беда… У меня игра завтра, а денег на бутсы не хватает. Всего каких-нибудь пятидесяти рублей. Не выручишь?
Сообразив, что сразу бить его никто не собирается, мальчишка слегка оживился:
– А ты за кого играешь-то?
– За «Торпедо-Металлург»! – без запинки ответил Вовка, а затем добавил, тяжело вздохнув: – Правда, пока за дубль…
– Слышь, ты денег-то дашь? – влез в разговор Шурик. – А то мы, это, типа, на тренировку опаздываем!
Поняв, на какое благое дело эти жуткие старшеклассники просят у него денег, Алексей с энтузиазмом полез в карман. Прощаясь с ним за руку, Вовка прочувствованно произнес:
– Спасибо тебе, друган! От лица всей нашей команды!
А когда паренек радостно умчался, назидательно заметил приятелю:
– Вот, учись! А то тебе бы всё в рыло да врыло. Давай, мчи за пивасем!
Шурик принял деньги и покорно потопал в направлении ближайшего магазина. Проводив его взглядом, Вовик неопределенно высказался:
– Не, ну прям как дети!
– Лысый, как, по-твоему, Авилкина письмо наше прочла? Ну там, где я про курение в школе написал?
Друзья сидели на той же скамеечке, лениво потягивая пиво. На вопрос Вовки Шурик не ответил. В этот момент он был погружен в созерцание сигаретной пачки. Вертя ее так и сяк, он то подносил ее к самому носу, то, наоборот, разглядывал на расстоянии вытянутой руки.
– Слышь, че спрашиваю? – Вовик легонько пихнул приятеля локтем.
– А я вот все думаю… – произнес Шурик, продолжая сосредоточенно разглядывать яркую коробочку. – Они вот тут пишут: смолы – двенадцать мэгэ, никотину – ноль девять мэгэ… Значит, они как-то все это взвешивали, прикинь?!
Вовик, взглянув на дружбана с легким удивлением, тем не менее серьезно ответил:
– Понимаешь, для этого есть технология специальная. Они берут такой, типа, полиэтиленовый пакет, пустой, – Вовик изобразил, будто берет в руки этот самый пакет, – и взвешивают его. Потом закуривают и дуют в него, дуют… Пока всю сигарету туда не задуют. А после пакет снова взвешива ют. Но уже с этим дымом.
– Да ладно! – недоверчиво воскликнул Шурик. – Ты гонишь!
– Какое – гоню! Я это в книге прочитал. Хочешь, принесу завтра?
– Не надо! – коротко ответил Шурик и залпом вылил в себя остатки пива. – Кстати, насчет Авилкиной, – сменил он тему, – давно пора козе этой рога поотшибать. Типа, отбить у нее навсегда охоту всякую дрянь про нас писать.
– Бить девчонок – низко! – авторитетно заявил Вовик.
– Так, может, у нее брат есть! – не унимался Лысый. – Тогда мы ему морду набьем!
– Вот смотрю я на тебя, Лысый, и думаю… – Помолчав немного, задумчиво произнес Вовка. – Все-таки Дарвин-то был прав!
– Че? – Шурик с недоумением взглянул на приятеля.
– Да ниче! Горилла ты! Понял?!
И, презрительно глянув на застывшего от изумления Шурика, Жуль двинулся к школьным дверям.Глава 3Все это вовсе не означало, что Вовка собирался простить Авилкиной эти ее гнусные статейки. Напротив, он очень хотел ей отомстить. Но Жуль понимал, что его месть не должна быть примитивной. Он совершенно не хотел опускаться до банальной драки: случай был не тот. Нет, Вовкина месть должна была стать вершиной изобретательности. Она должна была бы быть такой коварной и вместе с тем остроумной и впечатляющей, чтобы об этой страшной мести стрепетом и восторгом вспоминали потом многие поколения школьников.
Пока Жуль размышлял на все эти темы, прозвенел звонок с урока. Началась перемена. Коридоры школы мгновенно заполнились шумными толпами мальчишек и девчонок. К Вовке подошел Сокич:
– А Терминатор на физике про тебя спрашивал! Типа, в школе ты сегодня или нет.
– Ну и чего?
– А Авилкина говорит: «Пал Саныч, он был сегодня!» Во, гадина, будто ее кто за язык тянул! – Сокич подобострастно заглядывал Вовке в глаза.
– А чего Терминатор? – равнодушно поинтересовался Жуль.
– А ничего. Говорит: «А-а!»
– «А-а»?
– Ну да! А потом он Култыхина к доске вызвал.
– Ясно… – сказал Вовка. – Ладно, там чего у нас сейчас по расписанию?
– История! – доложил Сокич.
– Ну тогда двинули на историю! – скомандовал Вовка.
Он старался держаться так, будто ему плевать на Терминатора, но на душе у него на секунду стало как-то тревожно.
Добрейшая пожилая историчка Элеонора Николаевна была к тому же и классным руководителем девятого «А». Впрочем, к этим своим обязанностям учительница относилась довольно формально. Она никогда никого не ругала, потому что просто не умела сердиться. Если с кем-нибудь из учеников было необходимо всерьез поговорить, Элеонора Николаевна начинала переживать задолго до разговора. И журила она нерадивых школьников мягко, стараясь ничем не ранить нежную юную душу. Ребята же из девятого «А», тайком посмеиваясь над ней, тем не менее тоже старались особенно Элеонору не огорчать. Они называли ее между собой Бабушка.
После урока истории Бабушка сказала, обращаясь к Жулю:
– Володя, голубчик… Ты мог бы на минуту задержаться?
«Так, началось… – подумал Вовка. – Видно, Терминатор уже успел ей нажаловаться, что я физику промотал!» Он сделал серьезное лицо и ответил:
– Конечно, Элеонора Николаевна! Я весь в вашем распоряжении!
Когда все остальные вышли в коридор, Бабушка, поправив очки, начала:
– Э-э-э… Володя, я хотела бы тебя спросить… Я понимаю, что, скорее всего, у тебя была уважительная причина, но тем не менее…
Элеонора Николаевна замолчала. Жуль видел, с каким трудом она пытается подобрать слова. Ему стало жаль учительницу. Он сказал:
– Элеонора Николаевна, это вы насчет физики, да? Что я на ней не был? Верно?
– Да-да! – с облегчением произнесла учительница. – Понимаешь, ко мне подошел в учительской Павел Александрович, ион был несколько рассержен… как мне показалось. Короче, он просил, чтобы я у тебя узнала, отчего ты не был на его уроке.
Вовке не хотелось огорчать историчку, но принцип есть принцип. Он произнес:
– Понимаете, я прогулял. Просто прогулял, и все.
Взглянув на Вовку с некоторым даже испугом, Бабушка сказала:
– Да-да. Это очень, очень неприятно. Но в таком случае, раз у тебя нет уважительной причины, тебе придется зайти к директору после уроков. К сожалению.
– Да нет проблем! – бодро ответил Жуль. И, не выдержав, добавил: – Да не расстраивайтесь вы так! Подумаешь, делов-то! Что, в первый раз, что ли?
– Ах, Володя! – вздохнула Элеонора Николаевна. – Зря, зря ты так. Вот, ей-богу, зря. Не кончится это добром!
Вместо ответа Жуль вежливо поинтересовался:
– Элеонора Николаевна, я могу идти?
– Да иди уж… – ответила учительница, но, когда Жуль направился было к дверям, неожиданно произнесла: – Володя, ты же умный мальчик! Ну зачем тебе все это?
Вовка пожал плечами и вышел в коридор. Он и сам не знал ответа на этот вопрос.К кабинету директора Вовка подходил не без трепета. Уроки в школе уже закончились, и в коридорах стояла непривычная тишина. Вот и знакомая дверь канцелярии. Вовка, вдохнув поглубже, решительно рванул ручку. Люда, школьный секретарь, сама недавняя школьница, увидев Вовку, протянула:
– A-а, Гуреев! Ну проходи, проходи! Павел Александрович тебя как раз ждет! – Она ободряюще улыбнулась Вовке.
Но Жулю эти Людкины улыбочки были ни к чему. Он уже успел справиться со страхом. И был готов к бою.
Презрительно покосившись на симпатичную секретаршу, Вовка вошел в кабинет.
Терминатор сидел за своим столом. Лицо его казалось высеченным из камня. Короткий седой ежик на голове стоял дыбом. Ахолодные глаза цвета льда зловеще мерцали за стеклами очков. Гранитный подбородок застыл над безупречным узлом галстука. Да, действительно, это был достойный противник… «Главное – не поддаваться на его эти штучки! – подумал Вовка, чувствуя, что его начинает захлестывать неуправляемый приступ паники, – Он только и ждет, что я струшу!» Огромным усилием воли Вовка подавил желание вытянуться по стойке смирно. Решив сразу взять инициативу в свои руки, он спросил довольно развязным тоном:
– Пал Саныч, чего звали-то?
Директор молчал. И только внимательно разглядывал Вовку с ног до головы. «Блин, ему бы следователем в прокуратуре работать, а не школьным директором!» – мелькнула у Вовки мысль. Он переступил с ноги на ногу и изобразил на своем лице специальную улыбку – презрительную и чуть равнодушную. «Меня этими вашими взглядами не проймешь! – должна была означать она. – Дураков ищите в другом месте!»
Эта дуэль длилась довольно долго. Потом, мобилизовав всю свою врожденную наглость, Вовка поинтересовался:
– Ну так что, я могу идти? Вы вроде говорить не хотите ничего…
– Сядь… – сказал Теминатор.
Ни один мускул на его лице не дрогнул.
Вовка, пожав презрительно плечами, буркнул:
– Да пожалуйста!.. – и уселся на стул, закинув ногу на ногу.
– Нормально сядь! – приказал директор.
Снова пожав плечами, Вовка сел нормально.
Почмокав чуть-чуть губами, будто пережевывая бумагу, директор начал:
– Вот, Гуреев Владимир. Что я хочу тебе сказать? Хреновые твои дела, да.
Вовка удивленно расширил глаза и чуть улыбнулся: мол, с чего бы им быть такими плохими? Нормальные у меня дела…
– Я тут подумал, – продолжил между тем Терминатор, – и вот что понял. Устал я, Гуреев, от тебя. Надоел ты мне!
«А уж вы-то как мне надоели, Павел Александрович!» – чуть было не ляпнул в ответ Жуль. Но вовремя сдержался. Решил, что это было бы уж совсем чересчур. Перегиб, прямо скажем. И Вовка промолчал. Он глядел теперь в пол прямо перед собой.
– Но выгнать тебя из школы до окончания девятого класса я не могу! – С искренним огорчением Терминатор развел руками. – Закон, понимаешь, не позволяет! Зато я знаешь что могу?
– Что? – с неподдельным любопытством спросил Вовка и посмотрел на директора.
То, что он увидел, ему не понравилось. В глазах Терминатора зажглись ехидные огоньки, а выражение лица стало каким-то, что ли, победительным. Вовка понял, что Павел Александрович в борьбе с ним придумал некий совершенно новый, неожиданный ход.
– Если ты позволишь себе еще раз прогулять мой урок… Или если я узнаю, что ты прогулял чей-то еще урок… Или если на тебя пожалуются родители других учеников… В этом случае я непременно договорюсь с твоими родителями, чтобы они перестали отпускать тебя на футбол! – закончил директор. – Чтобы они перестали давать тебе деньги на билеты – раз. И еще… – Тут Терминатор сделал зловещую паузу. Вовка понял, что самое главное – впереди. И замер. – И еще – я буду не просто вызывать их в школу, а делать это я буду по графику! Все равно ведь они почти каждую неделю тут бывают, правда? И ты тут каждый раз с ними топчешься и ноешь, что больше не будешь…
– Ничего я не ною! – вскинулся Вовка.
– Хорошо, не ноешь. – Директор покладисто кивнул. – Главное, ты обязан каждый раз сними сюда приходить. И ты это знаешь. И не менее важно то, что и они это знают… А график вызовов я составлю очень просто…
Тут Терминатор извлек из ящика стола листок и показал его издали Вовке. Жуль глянули – обомлел. На листке был расписан график игр команды «Локомотив» в этом сезоне. График игр любимой Вовкиной команды, верным и преданным болельщиком которой он был уже четыре года.
– Я ручаюсь тебе, – в голосе Терминатора теперь звенел металл, – я ручаюсь тебе, Гуреев, что в случае еще хотя бы одного твоего нарушения школьной дисциплины ты этой осенью не попадешь ни на один матч «Локо»! Понимаешь меня? Ни на один! Вместо этого ты будешь торчать с родителями у меня в кабинете и слушать, что о тебе говорят педагоги! А им всегда найдется, что про тебя сказать! Ты меня понял? Скажи, понял?
– Понял… – сипло прошептал Жуль.
Он понял по-настоящему только одно: Терминатор его «сделал». «Сделал», как пацана. Директор ударил его в самое больное место. Жуль не мог без футбола. Посещение футбольных матчей было тем единственным, что давало Вовке неповторимое ощущение полноты жизни. Можно даже сказать, что он от матча до матча и не жил вовсе. Так, время проводил. Тем более теперь, когда чемпионат подходил к концу и когда вот-вот будет решаться главный вопрос: быть ли «Локомотиву» в этом году чемпионом?
Вовка встал. Спросил:
– Я могу теперь идти?
– Иди… – кивнул директор и уткнулся в какие-то бумаги.
А Вовка на негнущихся ногах поплелся к дверям.Глава 4Он вышел в канцелярию. Заметил, как секретарь Люда кинула на него любопытно-сочувственный взгляд, и постарался напустить на себя бодрый и независимый вид. Но получилось это у него не больно-то хорошо, потому что Люда участливо спросила:
– Что, Гуреев, досталось тебе? – И добавила: – Да не расстраивайся ты так! Не ты первый, не ты последний… На вот, конфетку съешь!
Вовка молча подошел к секретарскому столу, взял из красивой коробки большую шоколадную конфету. И, запихнув ее в рот целиком, промямлил:
– Шпашибо…
– Не за что! – улыбнулась секретарша.
Вовка снова отметил, что Людка эта в общем ничего. Симпатичная…
– Люда, зайдите ко мне, пожалуйста! – раздалось вдруг из кабинета директора.
– Иду, Павел Александрович! – откликнулась секретарша.
Дружески подмигнув Вовке, она упорхнула в кабинет.
Вовка остался в канцелярии один. В голове его царила полная сумятица. «Ну и дела! – мелькнула мысль. – Что же мне, и вправду пай-мальчиком теперь становиться?» И еще: «Да, Вован, ты пока против директора – просто пацан сопливый!»
Тут из кабинета донесся Людкин смех. Вовка прислушался, перестав на время жевать. Он услышал басок Терминатора – тот явно рассказывал секретарше что-то смешное. «Веселятся… – подумал Вовка. – Сломали человеку жизнь, а теперь веселятся!..»
Рассеянно осматривая письменный стол секретарши, Вовка заметил вдруг сложенный пополам тетрадный листок. Краешек листка немного загнулся. И Вовка прочел написанные там слова: «Люда, родная! Мне так…» Конца фразы видно не было. Вовка, поколебавшись, взял в руки листок, развернул. Почерк показался Жулю неуловимо знакомым.
Это было любовное послание. Опустив подробности, Вовка сразу взглянул на подпись: «Всегда твой Пашка-промокашка».
«Пашка-промокашка»? Вовка замер в недоумении. И снова отметил, что видел уже где-то этот строгий, аккуратный почерк. Сдернув с плеча сумку, он быстро достал из нее дневник, нашел нужную страницу… На этой странице было написано: «Уважаемые Ирина Сергеевна и Игорь Анатольевич! Убедительно прошу вас зайти в школу в эту пятницу, в 17–00, с целью обсуждения со школьной администрацией фактов неудовлетворительного поведения вашего сына Владимира Гуреева. Директор школы П. А. Дитятин». Число, подпись.
Вовка стоял столбом, приоткрыв рот от изумления. Любовная записка секретарю и замечание в дневнике были написаны одним почерком! Значит, это что? У директора служебный роман с собственной секретаршей?!
Вовку прошиб пот. Он аккуратно сложил письмо, положил на прежнее место. Убрал дневник в сумку. Потом снова схватил послание и метнулся к стоящему в углу ксероксу. Быстро сняв копию, Вовка вернул оригинал на место. А копию, аккуратно свернув, убрал в карман.
Он понял, что с этого момента Терминатор в его руках. «Я из него теперь веревки вить буду! – подумал Жуль, выходя в школьный коридор. – Все-все ему припомню, все обиды… Замечания, выговоры, вызовы в школу родителей… Он, гад, на коленях передо мной будет ползать!»
Вовке стало вдруг весело и хорошо. Он понял, что для него в школе начинается новая жизнь.
А Саше Авилкиной в это время было совсем скверно. Она брела домой через сквер и размышляла.
Дело в том, что популярность газеты «Большая перемена» в этом учебном году начала медленно, но неуклонно падать. С каждым выходом газеты пачка неразобранных экземпляров на посту охраны становилась все толще и толще. И Санька прекрасно понимала, в чем тут дело. В школе давно не было никаких скандалов. И даже цикл статей про школьных хулиганов особо не выручил: в любой школе всегда есть хулиганы. Чего в этом сенсационного? Совершенно ничего! Нет, тут нужен был именно скандал, такая взрывная информация, что не оставит равнодушным никого. Но где ее было взять?
Санька в последние дни буквально «запытала» своих добровольных информаторов, что были у нее почти в каждом классе. Но те только мотали головами: «Нет, Санька, мы бы и рады душой, но ничего интересного мы не слышали! Никаких взяток, растрат школьных денег, выпивающих в рабочее время педагогов, ничего! Никаких учителей – тайных садистов, никаких школьников-наркоманов…» Авилкина ходила и к Людмиле, школьному секретарю. Санька принесла секретарю коробку дорогих конфет и долго выспрашивала Люду о том, не ходят ли по школе какие-нибудь новые слухи. Может, к примеру, какая новая реформа среднего образования готовится? Люда конфеты охотно взяла, но помочь Саньке не смогла ничем.
Авилкина присела на скамеечку. Достала из рюкзачка новый диктофон, применения которому она так пока и не смогла найти. Нажав на кнопку, Санька сказала в аппарат, изменив немного голос:
– Мы берем интервью у Александры Авилкиной, главного редактора популярной газеты «Большая перемена». Скажите, Александра Николаевна, как вам удалось так быстро добиться таких выдающихся успехов? Нет… таких впечатляющих результатов?
И уже своим голосом Санька ответила на вопрос воображаемого корреспондента:
– Я просто выполняла свой журналистский долг! Который состоит в том, чтобы… э-э-э… всегда сообщать людям правду о разных событиях, происходящих вокруг! Вот!
– Скажите, уважаемая Александра Николаевна, – продолжила Санька игру, опять изменив голос, – неужели вам никогда не было страшно?
– Конечно, мне было иногда страшно, как любому человеку. Но я всегда знала, что за мной стоит армия моих читателей, которые с нетерпением ждут выхода свежего номера газеты. И это придавало мне сил в самых сложных ситуациях!..
Санька остановила запись, нажала на воспроизведение. Послушала, что получилось. Улыбнулась. И собралась уже уложить диктофон обратно в школьный рюкзачок. Но тут к ней внезапно подсели двое незнакомых ребят.
Они подсели к Саньке одновременно с двух сторон так, что Авилкина оказалась зажата ими на скамейке, словно в тисках. Один из парней, по виду Санькин ровесник, худенький и лохматый, сказал:
– Смотри, Толян! Что это у девушки за прибамбас? Вроде плеер? – Ион бесцеремонно вырвал из рук оторопевшей Саньки ее новый свежеподаренный диктофон.
– Ну-ка дай! – С этими словами Толян, явно годами постарше приятеля, упитанный, с короткой стрижкой, взял диктофон и стал тыкать толстыми пальцами наугад в разные кнопки. – Не, вроде не плеер! – сообщил он. – У плеера наушники есть. А тут наушников нет.
Но все равно – штука прикольная. Пригодится для чего-нибудь!
– Я сейчас заору! – предупредила негодяев Авилкина. Она уже чуть оправилась от шока.
– А давай вместе! – предложил худенький. И действительно, тут же истошно заорал: – Ми-ли-ци-я! Гра-бю-ют! Ну чего же ты мне не помогаешь? – обратился он к Саньке. – Ору в одиночку, как придурок!
Санька огляделась. Двое прохожих обернулись на крик, но, убедившись, что это просто балуются подростки, продолжили свой путь. Санька поняла, что может со своим диктофоном попрощаться. Ей стало ужасно обидно. Если бы могла, она убила бы на месте этих наглых пацанов. Но что она была в силах сделать – маленькая, щуплая, одинокая девятиклассница?.. И Авилкина от бессильной ярости просто взяла и заревела. Заревела впервые за последние, пожалуй, лет восемь своей жизни.Но, оказывается, крик малолетнего негодяя услышал и еще кое-кто. Случилось так, что по бульвару в это время неспешно прогуливался с сигареткой в зубах не кто иной, как Шурик Лысый. Услышав дурашливый возглас юного мерзавца, он подошел поближе, надеясь встретить здесь кого-нибудь из знакомых. И он увидел: Санька Авилкина сидит на скамейке с мокрыми глазами, а два каких-то незнакомых пацана явно над ней издеваются.
Шурик Лысый мыслил всегда очень просто. Мир делился для него на своих и чужих. Причем, кто – свой, а кто – чужой, Шурик решал в каждой ситуации отдельно, согласуясь со своими довольно туманными понятиями на этот счет.
И сейчас, когда глаза Шурика передали информацию об увиденном в его основательный, неторопливый мозг, шестерни в нем сдвинулись со скрипом с места, и скоро – буквально через полминуты – мозг выдал ответ: Авилкина – своя. Ну хотя бы потому, что Шурик ее знал. И даже учился с ней водной школе. А до начала этого учебного года так и вообще водном классе. Следовательно, те двое парней были чужие. А с чужими у Шурика Лысого обычно был разговор короткий.
Шурик выплюнул окурок и, подойдя к месту действия вплотную, сказал очень спокойно:
– А, Авилкина! Привет!
Заметив Лысого, Авилкина сразу перестала рыдать. Видимо интуитивно что-то поняв, она тут же Шурику подыграла:
– Сашка, ты? Здравствуй!
– Гуляешь?.. – сложив руки на груди и устремив безмятежный взгляд в небо, поинтересовался Шурик.
Сидящих рядом с Санькой ребят он как бы даже не замечал.
– Ага, г-гуляю! – кивнула Авилкина.
– А это твои дружбаны, что ли? – Лысый наконец-то удостоил Санькиных обидчиков взглядом.
– Д-да… То есть нет! Я их вообще в первый раз вижу!
– В первый раз видишь… – задумчиво повторил Шурик. – Интересно…
Во время этого странного диалога Толян и его приятель молчали, явно пытаясь осмыслить ситуацию. Первым сообразил тот, что был постарше, то есть Толян. Услышав это не сулящее ему ничего хорошего «интересно» и бросив взгляд на внушительный разворот плеч Лысого, на его бритую наголо, устрашающую «тыкву», он негромко сказал, обращаясь к своему подельнику:
– Слышь, Теша…
Больше ему говорить ничего не пришлось. Худенький Теша, сразу все поняв, вскочил со скамейки. К нему тут же присоединился и сам Толян. Когда они, сопровождаемые пристальным взглядом Шурика, уже было собрались с достоинством удалиться, Авилкина спохватилась:
– Эй, парни, а диктофон?
– Какой диктофон? – живо среагировал Шурик Лысый. – Они что, взяли у тебя что-то? – обратился он к Саньке.
– Мы просто смотрели! – торопливо объяснил Толян, возвращая аппарат его законной владелице.
– Да мы просто смотрели! – подтвердил худенький Теша. – Прикольный диктофончик! – заискивающе добавил он.
И после этого хулиганов как ветром сдуло.Глава 5На Саньку Авилкину напал смех. Сначала она смеялась тихо. Но потом смех начал разрастаться в ней, как растет в кастрюле дрожжевое тесто. Тогда Санька стала смеяться громче, потом еще громче. Она смеялась, смеялась, смеялась и никак не могла остановиться.
– Авилкина, ты чего? – с недоумением поинтересовался Лысый. – Спятила?
Но Санька не могла ему ответить. Она уже просто всхлипывала, не в силах вымолвить ни слова. На глазах ее снова показались слезы. Маленькое личико Саньки сморщилось и покраснело, глаза выпучились. Она пыталась подавить приступы смеха. Но чем больше она старалась, тем эти приступы становились мучительней.
– Ты чего, а? – уже с явной тревогой повторил вопрос Шурик.
– Ис-ис-ис-те-терика! – сумела выдавить из себя несчастная Санька.
– А-а! – понял Шурик. И, не размышляя больше, он влепил Авилкиной звонкую оплеуху.
Санька тут же замолчала. Зато скоро начала икать. Она молча сидела на скамейке и икала как дурочка.
– Водички бы надо! – среагировал на новую напасть Шурик. – Ты сиди, я сейчас принесу!
Шурик скоро вернулся. В руках он бережно нес начатую бутылку пепси. Где он ее взял, Санька интересоваться не стала. Выпив воды, она немного пришла в себя. Икать, по крайней мере, перестала. Она сказала:
– Лысый! То есть Саша! Это… Знаешь что…
Тут Санька запнулась. Это был чуть ли не первый случай в Санькиной жизни, когда она представления не имела, что сказать. Нет, что хоть что-то сказать надо, Авилкина понимала. Но что именно? С этим вышла почему-то заминка.
Но Шурик Авилкину выручил. Он вдруг произнес:
– Да, кстати… Давно хотел с тобой побазарить. Короче. Если ты еще вздумаешь в своей газетенке всякие гадости про нас с Вованом писать… Ну, в общем, ты поняла!
– Я все поняла, Шурик! – с готовностью ответила Авилкина.
В ее душе происходило не пойми что.
– Ну тогда пока! – Шурик помахал рукой. – Будь здорова, тезка, блин!
И он ушел своей хулиганской, нахальной походкой. А Санька осталась сидеть на скамеечке.
…Люда, родная! Мне так не хватает тебя! Если б ты только знала, как я скучаю по твоим рукам, губам, голосу… Я вспоминаю те дни, когда мы постоянно могли быть вместе. Эти воспоминания помогают мне жить, позволяют не сломаться в тех ужасных условиях, в которых я вынужден находиться. Я люблю тебя. Я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось, помни это. Я очень верю, что и над нашими головами распахнется звездное небо, такое же бездонное, как твои глаза. Целую их. Целую тебя. Всегда твой Пашка-промокашка.
Запершись в своей комнате, Жуль уже в четвертый раз перечитывал скопированное им письмо. Что-то тут было не так. Ну не мог, не мог Терминатор написать такое вот! Тем не менее письмо существовало. Вовка понимал, что теперь ему ничего другого не остается, как начать шантажировать Терминатора. Потому что обнаружить такое – это невероятная удача. Вовка был бы полным идиотом, если бы упустил эту редкую возможность сквитаться с Пал Санычем. Но что-то тем не менее было тут не так. Вовка метнулся к школьной сумке. Снова открыл дневник – там, где замечание. Теперь он стал сличать почерки более тщательно. Он стал сравнивать буквы – одну за другой. И очень скоро обнаружил некоторые различия в их написании. Например, в замечании, подписанном директорской рукой, буква «в» была выведена во всех случаях одной непрерывной линией. Тогда как в любовной записке верхняя петля «в» как бы висела над нижней и не была с ней соединена. Еще Вовка насчитал восемь мелких отличий в написании разных букв. Он убрал записку в сумку, даже не удосужившись ее аккуратно сложить. Теперь он был уверен – письмо писал не Терминатор. Но кто же? И почему почерк автора письма так похож на директорский? Простое совпадение? А имя? Тоже совпадение? Не слишком ли много совпадений? Вовка почувствовал, что у него ум заходит за разум. И подумал вдруг: «А не подсунуть ли это письмо Авилкиной?» Эта мысль неожиданно понравилась ему: «Во, точно! Она же любит всякие журналистские расследования. Вот пусть и расследует! Такой в школе шум подымется! И тогда Терминатору точно станет не до меня. А Терминатор тоже этого так не оставит, он обязательно постарается Авилкиной рот заткнуть! Во, пусть они и воюют, пока друг дружку не сожрут. А я на все на это полюбуюсь со стороны!» – Вовка представил, какая буча поднимется в школе, если Санька решится опубликовать письмо в газете. «Только все надо сделать по-умному! – решил Жуль. – Так, словно я к этому вообще никакого отношения не имею!..»
А Саня Авилкина, ничего не подозревая о коварных планах своего одноклассника, сидела дома возле компьютера. Нужно было писать передовую статью для очередного номера «Большой перемены», но ничего путного Саньке в голову не шло. Перед ее мысленным взором снова и снова прокручивалось недавнее происшествие на бульваре: наглые рожи Геши и Толяна, их издевательское хихиканье, собственные страх и злость, позорные слезы… И конечно же снова и снова Санька вспоминала чудесное спасительное появление Шурика Лысого. Того самого Шурика, над которым Санька в числе прочих школьных двоечников так нещадно издевалась в своих статьях. И не то чтобы Саньке было сейчас стыдно за те статьи. Пне то чтобы ее мнение по поводу двоечников вдруг переменилось. Но Авилкина неожиданно смутно ощутила, что ее черно-белый мир дал небольшую, но очевидную трещину. Раньше в этом ее мире все было ясным и определенным. Санька не сомневалась, что двоечник и второгодник ну никак не может быть хорошим человеком. Что учитель, даже изредка позволяющий себе кричать на учеников, – это плохой учитель, которого нельзя подпускать к детям даже на пушечный выстрел. Что хороший человек хорош всегда. А если хороший с виду человек совершает что-то плохое, значит, он никогда и не был хорошим. Он просто раньше ловко притворялся, а, по сути, всегда был плохим. Короче, Авилкина не давала людям права на ошибки. И, если уж говорить честно, она никому никогда до конца не верила. Даже, возможно, собственным родителям.
А теперь ее охватило странное чувство. Оказывается, в этом мире ничего нельзя знать наверняка! И уж если отпетый негодяй и второгодник может стать в одночасье чуть ли не добрым избавителем на белом коне, то чего вообще от жизни можно ожидать? Да чего угодно! Именно так – чего угодно! И от этой вновь открывшейся ей непонятности жизни Санька ощущала растерянность.
Но передовую статью все равно писать было нужно. Санька, сделав над собой усилие, попыталась собрать мысли в кучу. Она даже наморщила лоб и замычала от напряжения. И тут в ее голове возникло не пойми откуда заглавие статьи: «Мир в красках».
Санька тут же набрала это заглавие на экране монитора. Некоторое время она сидела, тупо глядя в экран, и как бы размышляла, что же это странное заглавие может означать. И вообще, зачем оно появилось? Но вот общий смысл статьи начал понемногу вырисовываться. Санька, подумав еще чуть-чуть и озабоченно шмыгнув носиком, начала быстро выстукивать текст. В итоге у нее получилось вот что:Ребята, мы все-люди. Мы живем в мире, где много всякого разного. И хорошего, и, к сожалению, плохого. Иногда нам кажется, что плохого гораздо больше. Тогда мир нам представляется совсем черным. Но это не так, потому что мир не черный и не белый, а многоцветный. Даже в самом плохом человеке могут оказаться светлые стороны. А в самом хорошем – темные. Но это ничего не значит, кроме того, что это так и есть. Из этого не сделаешь никаких выводов, кроме одного: мир устроен именно так. Значит, таким его и надо принимать…
Перечитав статью несколько раз, Санька призадумалась. Ей стало вдруг понятно, что статья получилась слишком заумная. И вообще какая-то странная. Она явно не слишком подходила для школьной газеты. Вернее, совсем не подходила. Авилкина вздохнула, уничтожила все написанное и решительно набрала новое заглавие передовицы: «Как мы начали учебный год». А на следующий день ее ждал сюрприз. Санька заперлась, как обычно после уроков, в своей лаборантской, переделанной под редакцию, чтобы разобраться с читательской почтой. Почты было сегодня совсем мало (что свидетельствовало опять же опадении популярности газеты), а именно одна страничка со стихами и еще какое-то послание в незаклеенном конверте. Сначала Санька взялась за стихи. Начав их читать, Авилкина невольно вздохнула: это был очередной лирический опус Крюковой из восьмого «В». Настя Крюкова, высокая смуглая девица с большими руками и большими нелепыми ногами, была, на свою беду, очень влюбчивой. И, на беду Авилкиной, очень плодовитой по части любовной лирики. Санька ни разу не публиковала стихов Крюковой в газете, считая их бездарной чушью. Но упорная поэтесса все равно постоянно забрасывала редакцию своими душераздирающими виршами. А потом, отловив Саньку, упорно пыталась убедить ее, что уж эти-то новые стихи – точно шедевр. И их непременно нужно поместить на первую страницу «Большой перемены». Новые стихи влюбчивой графоманки начинались так:
Ах, Леша, Алексей, мой дорогой, любимый!
Я вся дрожу, когда идешь ты мимо!
А наблюдая, как ты булку ешь в буфете,
Вообще я забываю обо всем на свете!
«Шла бы ты мимо, Крюкова!» – подумала Санька, выбрасывая тетрадный листок в корзину для бумаг. Авилкина знала этого Алексея, Лешку Ганичкина, одноклассника Насти. Рядом с таким Санька даже за один стол бы не села в столовой. Худой, нескладный, весь какой-то скособоченный, с невыразительными, бесцветными глазками и выпирающим на длинной шее острым кадыком… «То ли дело Шурик Лысый! – мелькнула вдруг у Авилкиной мысль. – Такой сильный, спокойный, уверенный в себе!» Санька этой неожиданной и нелепой мысли испугалась и тут же со злостью прогнала ее прочь. И мысль, махнув хвостиком, спряталась где-то в Санькином подсознании. Разделавшись с Крюковой, Авилкина взялась за конверт. На конверте было написано большими печатными буквами: «Это письмо со стола секретарши Люды. Узнаешь, чей почерк?» Пожав плечами, Санька достала письмо, начала его без особого любопытства читать и чуть не свалилась со стула. Она сразу узнала этот почерк; его нельзя было спутать ни с каким другим. Этим почерком была написана когда-то записка, с которой Санька потом практически не расставалась. В той записке было сказано: «Настоящим удостоверяю, что Авилкина A. H., являясь главным редактором школьной газеты «Большая перемена», имеет право получать любую информацию о профессиональной деятельности любых сотрудников школы № 270 и вообще обо всем, что в школе происходит. Призываю сотрудников и учеников оказывать Авилкиной А. Н. всемерное содействие». Авилкина очень гордилась этим документом и берегла его как зеницу ока. Потому что под документом стояла собственноручная подпись директора школы Павла Александровича Дитятина.
Глава 6Санька молча смотрела на ксерокопию листка в линейку. В голове ее звенело: «Вот оно! Вот она, долгожданная сенсация! Вот тебе и Терминатор, «великий и ужасный!» Как же это он так неосторожно?..»
Но когда первоначальный восторг схлынул, Саньку стали одолевать сомнения. Нужно ли раздувать скандал из этого письма? Ведь последствия такого скандала могут быть самыми непредсказуемыми! Ну, во-первых, после разоблачения этой возмутительной и недопустимой любовной связи между директором школы и его секретаршей Терминатора могут просто-напросто уволить. С одной стороны, это было бы неплохо: тогда авторитет ее, всемогущей Саньки Авилкиной из девятого «А», поднимется вообще на недосягаемую высоту. Как же, «съела» самого Терминатора! Но с другой стороны…
Санька прекрасно осознавала, что если газета «Большая перемена» и существует все еще в школе, то только благодаря поддержке директора. Сколько раз педагоги и даже завуч пытались добиться, чтобы газету прикрыли! И всякий раз именно твердая позиция Терминатора помогала Авилкиной отстоять издание. Директор считал, что такая вот бойкая, с оттенком скандальности газета зачем-то школе нужна. Но многие другие педагоги его мнения не разделяли. И легко можно было предположить, что, если Дитятина из школы вдруг уберут, газета после этого не просуществует и недели.
Но возможно, что директора и не уволят, несмотря на скандал, связанный с разоблачением его служебного романа. Тогда дела Авилкиной станут совсем плохи: директор в этом случае газету непременно прикроет сам. И станет в дальнейшем могущественным Санькиным врагом. А это в планы главного редактора совсем уже не входило. Невелика радость учиться в школе, директор которой имеет на тебя большой острый зуб!
Но как же быть с сенсацией? С тем прекрасным, свежим, дурно пахнущим скандалом, который был так необходим газете? Авилкиной было ужасно жалко упускать такой случай. Ведь за все годы ее учебы второго такого может и не представиться!..
Так ничего окончательно и не решив, Санька заперла редакторскую комнату на ключ и отправилась домой. Проходя по коридору мимо кабинета русского языка и литературы, Авилкина заметила, что дверь класса чуть приоткрыта. «Ага, значит Егор Андреевич еще там!» – поняла Санька. Она подумала вдруг, что ей, возможно, стоит посоветоваться с педагогом насчет этой публикации: «Егор – мужик понимающий! В конце концов, может, посоветует чего дельное!» Одно, по крайней мере, Авилкина знала точно: узнав про ее тайну, учитель не побежит тут же к директору с докладом. Все школьники знали, что молодому русисту можно безбоязненно доверить любой секрет.
Егор Андреевич встретил Саньку приветливо. Оторвавшись на секунду от проверки тетрадей, он воскликнул:
– A-а, Саня! Ты ко мне? Заходи, присаживайся!
Авилкина вошла в класс. Присела за первую парту, как раз напротив учительского стола. И стала ждать, когда Егор Андреевич закончит проверять сочинения.
– Саня, у тебя что-то срочное? Или ты минутку подождешь? – Егор Андреевич бросил на Авилкину быстрый внимательный взгляд.
– Нет-нет, я подожду! – заверила та учителя. – Ничего такого сверхсрочного!
Кивнув, учитель снова погрузился в работу. Санька от скуки стала рассматривать портреты классиков на стенах: «Какой все-таки Лермонтов симпатичный был парень! Серьезный такой, грустный… А вот Гоголь – совсем не красавец. Один нос его чего стоит! А зато гений! Правда, и Лермонтов тоже гений. Только прожил мало совсем. Зато Толстой до глубокой старости дотянул. И не лень ему было эти его романищи сочинять?.. Ну конечно, он же граф, времени полно было свободного… А зато вот Достоевский…» Эти ее размышления о судьбах русской литературы Егор Андреевич вскоре прервал словами:
– Ну вот, Саня, и все! Давай рассказывай, с чем пришла!
– Понимаете, Егор Андреевич, – нерешительно начала Авилкина, – у меня случайно письмо одно оказалось… Кто-то его нашел на столе у Людки… То есть у Людмилы Игоревны, секретаря…
– Кому письмо? – не понял учитель.
– Так я же говорю – Людмиле Игоревне! – Санька всплеснула ручками, как бы удивляясь непонятливости Егора Андреевича.
– Погоди-ка… – На красивом лице учителя отразилось недоумение. – Ты хочешь сказать, что к тебе попало письмо, адресованное Людмиле Игоревне? Так в чем проблема? Пойди да отдай его ей!
– Да нет, вы не поняли! – с досадой произнесла Санька. – Это же не само письмо, а копия! А само письмо – оно, наверное, так унее и осталось, у Люды!
– То есть, – подытожил учитель, – если ятебя понял правильно, кто-то снял копию с письма, адресованного секретарю, а потом переслал эту копию тебе?
– Да, вот именно! – воскликнула Санька. – Именно это я и хотела сказать!
– А тебе не кажется, – Егор Андреевич пристально взглянул Авилкиной в глаза, – что, независимо от содержания послания, этот «кто-то» поступил отвратительно?
– Но Егор Андреевич! – взмолилась Санька. – Ну послушайте же! Если вы узнаете, о чем это письмо…
– Меня совершенно не интересует, о чем это письмо! – сердито глядя на Саньку, отрезал учитель. – Я чужих писем не читаю! И тебе, Авилкина, не советую!
– Знаете, здесь я с вами не совсем согласна! – вдруг сварливо произнесла Санька. Она была обескуражена и немного обижена: тут такое творится в школе, а Егор даже слышать об этом не желает! – Потому что письма – они тоже разными бывают! Ну, например, предположим: один преступник пишет кому-нибудь о своем плане ужасного какого-нибудь преступления… Такое письмо вы что, тоже читать не станете? Ведь тогда преступника можно было бы остановить! И может, кого-нибудь даже спасти!
– Такое тоже не стану! – твердо произнес Егор Андреевич. Авилкиной показалось, что учитель посмотрел на нее с удивлением и некоторым даже любопытством. – А ты стала бы?
– Наверное, да! – честно призналась Санька. – Потому что интересно же!
– Да, Санька… – Учитель задумчиво покачал головой. – Знаешь, мне кажется, ты сделаешь когда-нибудь головокружительную карьеру в журналистике. К сожалению…
– Почему к сожалению? – не поняла Авилкина.
– Потому что у меня создается впечатление – возможно, ложное, – что у тебя практически нет нравственных тормозов! – ответил учитель. – А у нормального человека такие тормоза должны быть. То есть такое понятие о том, что делать можно, а чего нельзя ни в коем случае.
– То есть я, по-вашему, плохой человек? – уточнила Санька. – Плохой, да?
– Ну я не был бы столь категоричным, – пожал плечами Егор Андреевич. – Ты все-таки еще ребенок. Утебя еще есть шанс.
– Значит, шанс есть, да? – довольно ехидно переспросила Санька. – И на том спасибо!
– Не за что! – Егор Андреевич смотрел на Саньку со странной печальной полуулыбкой.
Авилкина могла бы поклясться, что ни злости, ни раздражения в его взгляде не было. Но что этот взгляд означал, Авилкина понять не могла. И это ее еще больше разозлило.
– Ладно, будем считать – поговорили! – произнесла она, поднимаясь. – Жаль, что вы так…
– Ничего не поделаешь! – Егор Андреевич развел руками, – И мне очень жаль, но…
– До свидания, Егор Андреевич! – сказала Санька.
Ей стало обидно за то, что она зря потеряла столько времени.
Авилкина вышла в коридор. Постояла в задумчивости немного, пожала плечами. И отправилась домой. Что ей делать с письмом, она так и не смогла решить. А по поводу слов учителя, что у нее, Саньки, нет каких-то там тормозов, она решила особо не заморочиваться. Ну нет их – и не надо! Да и не очень-то хотелось, в общем-то…
…А в это время Шурик Лысый, сидя на скамеечке в сквере, слушал без особого интереса, что ему рассказывает его приятель Вовка Гуреев:
– И представляешь, Лысый, там у Людки на столе я такое письмо нашел… Ва-аще! Вроде как Терминатор наш признается ей в любви! Прикинь?
В глазах Шурика зажегся слабый интерес:
– Терминатор? Людке? Прикольно!
– Только на самом деле письмо писал вовсе не Терминатор!.. – счел нужным уточнить Вовка.
– Не Терминатор? – Интерес в глазах Шурика снова начал угасать.
– А кто-то сочень похожим почерком! – закончил Вовка. – И зовут его так же – Павел!
Ну, как и директора нашего. Понимаешь, что это значит?
– А что это значит? – Шурик недоумевающе повел плечами.
– А то, – Вовка торжествующе поднял вверх указательный палец, – что Авилкина ни за что не догадается, что письмо-то не от директора! Она как раз решит, что именно от директора!
– Авилкина? – переспросил Шурик. – Жуль, что-то я не въеду… А при чем тут Авилкина?
– Да, тяжело человеку без мозгов… – как бы про себя заметил Вовка. И стал объяснять Лысому, как маленькому, медленно и внятно: – Ну ты пойми, Шурик! Если Авилкина узнает, что у директора роман с секретаршей, она непременно захочет написать об этом в своей газете! Потому что это – скандал, а Авилкину нашу хлебом не корми, только дай раздуть какой-нибудь скандал!
– Да откуда ж она узнает? – заморгал светлыми ресницами Лысый.
– Понимаешь, друг… – Вовка приобнял Лысого за плечи. – У нас, как в школу войдешь, стоит такой ящичек фанерный. Видел ты его?
– Ну видел…
– А зачем он там стоит, знаешь?
– Ну… Чтобы в газету писать…
– Вот именно! Молодец, быстро дотумкал! Так вот, я это письмо в этот ящичек и опустил! Да еще и приписал, чтобы Авилкина посмотрела, чей там в письме почерк!
– Ну и… что теперь будет? – как-то безразлично поинтересовался Лысый.
– Да скандал будет на всю школу! – радостно воскликнул Вовка. – Потому что Авилкина уже в следующем номере своей газеты тиснет статью, что, мол, у директора служебный роман! А Терминатор ее за это сожрет с потрохами! Тем более когда выяснится, что письмо-то вовсе и не он писал! Тогда Авилкиной нашей вообще кранты! Здорово я придумал, да?
– Здорово! – с какой-то странной интонацией произнес Лысый.
Жуля эта интонация насторожила:
– Лысый, ты чего? Ты же сам хотел ей морду набить! Ну, за те статьи про нас!
– Ну, то морду! – сказал Шурик. – А то…
– Так это же еще и лучше, чем морду! – перебил его Вовка. – Ну ты сам подумай! Директор ее в порошок сотрет, а мы-то вроде и ни при чем!
Внезапно Лысый, сбросив со своего плеча руку приятеля, встал со скамейки.
– Ни при чем, говоришь? – переспросил он. – Ни при чем?
И он вдруг схватил Вовку за грудки правой рукой. Схватил и стал медленно подымать вверх, над скамейкой. Вовка, ощутив, что висит уже в воздухе, попробовал вырваться. Но это было не так-то просто: Лысый славился своей железной хваткой. Повторяя свое: «Ни при чем, говоришь?» – он начал равномерно трясти приятеля так, что у того зубы стали стучать.
– Лысый, отпусти! – захрипел Вовка. – Ты чего, совсем обалдел?
Тут Шурик его отпустил, и Вовка снова плюхнулся на свое место. И сразу схватился за шею:
– Черт, больно-то как! Ты озверел, Лысый, да?
Не обращая внимания на нытье Жуля, Лысый сказал:
– Авилкину чтоб не трогал! Понял? – И поскольку Вовка молчал, повторил, поднеся для убедительности к Вовкиному носу здоровенный кулак: – Понял?
– Да понял я, понял! – сказал Жуль, хотя на самом деле он ничего не понял. С чего это Лысый вдруг начал так рьяно защищать Авилкину? – Знаешь, Шурик, я домой пойду, пожалуй. Там по телеку футбол скоро начнется.
– Иди… – разрешил Лысый. – А я посижу тут, подумаю.
Вовка хотел по привычке что-нибудь съязвить по поводу того, что Шурик решил вдруг заняться таким совершенно непривычным для себя делом, но, вспомнив внушительный кулак перед своим носом, передумал и говорить ничего не стал.Глава 7А Шурик и сам толком не мог понять, из-за чего это он вдруг взбесился итак жестоко обошелся с лучшим приятелем. В самом деле кто ему эта Авилкина? Да никто! Но в действительности Шурик не хотел признаваться даже самому себе, что недавний случай, когда он спас Саньку от незнакомых наглых парней, возымел на него странное действие. Впервые Лысый ощутил себя не просто крутым пацаном, а настоящим защитником слабых. Шурик помнил, как восхищенно смотрела на него тогда Авилкина. Она была в этот момент не главный редактор Авилкина, не вредина и не стукачка, а просто маленькая, беззащитная девочка, нуждающаяся в сильном и храбром покровителе. И это чувство, что он, хулиган и второгодник Лысый, может кого-то защитить, спасти слабого и беспомощного от опасности, было новым и необыкновенно приятным.
Шурик отчего-то улыбнулся, достал сигарету. И тут увидел ее, Авилкину то есть. Санька шла по аллее своей смешной походкой – стремительной и одновременно чуть неуклюжей. За ее спиной болтался яркий рюкзак. Худенькие ручки мотались туда-сюда в такт ходьбе. Немного не доходя до скамейки, на которой сидел Лысый, Авилкина заметила парня. И остановилась вдруг как вкопанная.
Она стояла посреди аллеи и молча смотрела на Шурика. Молчал и Лысый. Потом Санька вздернула голову и решительно двинулась дальше. На Лысого она больше не глядела. Когда Санька поравнялась с ним, Лысый вспомнил о том, что говорил ему Вовка. О каком-то дурацком письме, которое он подсунул Авилкиной и которое якобы должно принести ей массу неприятностей. Он окликнул Саньку:
– Эй, тезка! Чего не здороваешься? Гордая?
Санька снова остановилась, обернулась и сказала, будто только что Шурика заметила:
– А, это ты… Привет.
– Присядь-ка! – скомандовал Лысый.
Авилкина тут же, не раздумывая, послушно подошла и села на скамеечку рядом с второгодником. Она сделала это так охотно и безропотно, что Лысому показалось вдруг – скажи он сейчас Авилкиной: «Залезь-ка на этот тополь и прыгни оттуда башкой вниз!» – та без раздумий исполнит и этот приказ.
– Вот что, тезка! – начал Шурик. – Ты сегодня получила одно письмо. Ты ведь получила письмо? – уточнил он, строго глядя Саньке в глаза.
Опешив, та молчала.
– Ну, короче, получила или нет? – Лысый явно начинал злиться.
– Получила… – нерешительно ответила Санька.
– Короче, я не въехал, в чем там фишка, – продолжил Лысый, – но точно знаю – это подстава!
– В каком смысле? – уточнила Авилкина.
– Да хрен его знает в каком! – Шурик нервно щелкнул зажигалкой, выпустил клуб дыма. Порыв ветра направил этот дым прямо в лицо Авилкиной, и та сразу закашлялась.
– Блин! – выругался Шурик и выкинул сигарету. – Там, короче, фишка такая… – Он напрягся и медленно продолжил: – Типа, ты думаешь, что это письмо от Павла. От Терминатора то есть. Думаешь? – Он снова обернулся к Саньке.
– Д-думаю! – чуть заикаясь, подтвердила Авилкина. На самом деле она думала, что вообще уже не знает, что и думать.
– Ну вот! – удовлетворенно воскликнул Шурик. – Но фишка в том, что оно вовсе не от Терминатора! Сечешь?
– А от кого? – спросила Авилкина.
– Да откуда, блин, мне знать? – Шурик снова начал злиться. – Я что тебе – ясновидящий?
Знаю только, что не от директора. Подстава это, въехала?
Авилкина нерешительно кивнула.
– Шурик, можно я теперь пойду? – спросила она.
– Иди! – Лысый махнул рукой. Но когда Санька стала удаляться по аллее, он вдруг крикнул ей вслед: – Авилкина, стой! Письмо-то это у тебя?
– У меня… – обернувшись, подтвердила Санька. – А что?
– Отдай-ка его мне! – приказал Лысый, – Мне так спокойней будет!
…А Вовка Жуль в это время, сидя на кухне, пил чай, ел бутерброды с сыром и смотрел телевизор. Там по спортивному каналу показывали матч чемпионата Англии «Манчестер Юнайтед» – «Ливерпуль». Вовка болел за «Манчестер». Только-только начался второй тайм. «Манчестер» проигрывал ноль – один, и Вовка по этому поводу злился. Глядя, как Ван Нистелрой опасно финтит вблизи собственной штрафной, он скептически ухмылялся и ворчал:
– Во-во, давай! Щас тебе еще один залепят!
А когда Нистелрой отдал-таки длинный диагональный пас вперед, Вовка, закатив глаза, заметил:
– Ну и куда ты лупишь, бездарь? Бэкхемом себя вообразил? Там же нет никого!
И тут в дверь позвонили. «Кого еще несет?» – подумал Вовка и поплелся открывать.
В дверях стоял Шурик Лысый.
– Лысый, ты?! – удивился Вовка. До этого Шурик не особенно часто бывал у него в гостях по той причине, что Вовкины родители очень неважно к Лысому относились. Они считали его дурной компанией для своего сына.
– Я вот чего… – сказал Шурик. И замолчал. Молчал и Вовка.
Тогда Шурик достал из кармана изрядно помятую бумажку и сунул ее в руки приятелю:
– Вот, возьми.
Вовка бумажку взял, развернул. Это была та самая ксерокопия любовного письма, что Вовка отправил Авилкиной.
– Лысый, откуда это у тебя? – спросил Вовка.
– Откуда, откуда… – проворчал тот. – От верблюда! Ладно, пойду я…
И он загрохотал тяжелыми ботинками по лестнице вниз. А Вовка, еще немного постояв у раскрытой двери, вернулся в квартиру. И снова уткнулся в телевизор. Злополучный листок он швырнул на стол.
Счет на табло был уже два – ноль. А счастливые игроки «Ливерпуля» обнимали своего нападающего Оуэна.
– Вот черт! – сказал Вовка.
Все было как-то неправильно. Он выключил телевизор. Потом, взяв в руки письмо, подумал про Лысого: «Да, парень-то совсем того! Окончательно с катушек слетел!» Письмо же Вовка скомкал, намереваясь выкинуть, но, передумав в последний момент, снова развернул, разгладил. Перечитал первые строки: «Люда, родная! Мне так не хватает тебя! Если б ты только знала, как я скучаю по твоим рукам, губам, голосу…» Хмыкнув, Вовка прочитал знакомый уже текст письма до конца. И надолго задумался.
Вовка Гуреев не верил в любовь. Вернее, не то чтобы не верил. Он как-то, что ли, не понимал про нее. В свои почти уже пятнадцать лет он конечно же испытывал интерес к противоположному полу. Он с удовольствием общался при случае с симпатичными девчонками, тем более что и те не обделяли Вовку своим вниманием. Но в фанатской среде, где Вовка в основном обитал, не было принято развозить сопли по поводу отношений мальчиков и девочек. Там царили довольно простые нравы. Девчонки-фанатки, почти все из неблагополучных семей, по поведению ничем не отличались от пацанов: на равных с парнями пили пиво и чего покрепче, не хуже парней умели ругаться матом и даже самозабвенно дрались с представительницами враждебных кланов. И большинство ребят воспринимало их не как девочек, а как таких же парней. Никому из ребят и в голову не пришло бы, например, подарить кому-нибудь из «боевых подруг» букет цветов.
И Вовка знал про этих девочек только то, что любую из них можно при желании облапать и влепить ей смачный поцелуй. Хотя иногда была вероятность получить в ответ и по морде. Но это тоже входило вправила игры.
А тут было нечто другое. Слова в письме были будто не из жизни, а из какого-нибудь дурацкого любовного телесериала. Вовка вдруг попытался представить автора этого письма. Какой он, этот Пашка-промокашка? «Верно, какой-нибудь там типичный ботан с прилизанной прической! – решил Вовка. – Во, блин, как из-за девчонки расквасился!»
Потом его мысли снова перекинулись на Шурика Лысого. С ним явно что-то происходило. Что-то, чего Вовка не понимал: «И чего ему эта Авилкина далась? Хоть бы еще из себя ничего была… А то мартышка мартышкой!» Одно Вовке было совершенно ясно: с Авилкиной ему теперь связываться не стоит. Потому что если Лысый вбивал чего себе в голову, то выбить это было практически невозможно. Уговаривать в таких случаях Шурика было бесполезно. А игнорировать его предупреждения просто опасно: Вовка прекрасно знал, как быстро и охотно тот пускал вход свои кулачищи, чуть что не по его.
Вовка вздохнул. Ему захотелось внезапно чего-то такого… Ну чтобы кто-то, какая-нибудь, к примеру, девчонка сказала ему что-то ласковое и задушевное. Ну, типа, там: «Вова, родной, это ты? Знаешь, я так по тебе соскучилась!» Поразмыслив, он снял телефонную трубку и набрал номер своей знакомой, Таньки Кильченко, известной в фанатских кругах под кличкой Килька.
Подруга оказалась дома.
– Килька, привет! – сказал в трубку Вовка.
– Кто это? – спросила та сонным голосом.
– Это я, Жуль! – ответил Вовка. – Ты там дрыхнешь, что ли?
– Ага! – сказала Килька. – А сколько щас времени?
– Половина пятого! – Вовка посмотрел на часы, висевшие на стене, над дверью.
– Утра или вечера? – поинтересовалась Килька, зевая.
– Ты чего, подруга? – удивился Жуль, – Тебя там глючит, что ли? Вечера, конечно!
– А-а-а! – откликнулась Танька. И замолчала.
– Так ты чего, весь день, что ли, дрыхнешь? – спросил Вовка.
– Ну! – подтвердила собеседница. – Мы вчера это… набухались в хлам с Бобром и Тропиком. Да, и еще Катька снами была! – вспомнила Килька. – Ну эта, отмороженная. Только она быстро домой слиняла. Там с предками у нее заморочки какие-то…
– А твоим-то предкам, чего, до балды, что ты полночи где-то шлялась? – поинтересовался Вовка.
– Не знаю… Я пришла – мать спит, пьяная… А отца я уже месяц не видела! Мать говорит – в командировку он уехал. Ну, это у них так называется.
– Ясно… – сказал Вовка. – Значит, ты гулять не пойдешь сегодня?
– Не-а! – ответила Килька. – Если только вечером совсем, когда мать с работы придет. Ты позвони часов в девять, ладно?
– Посмотрим… – неопределенно буркнул Вовка. Настроение его отчего-то испортилось вконец.
Он бросил трубку. Мысли его снова перекинулись на Терминатора. Вовка понимал, что теперь, когда идея стравить директора с Авилкиной не сработала, ему нужно придумать какую-нибудь новую фишку. Или признать, что Терминатор победил…
Глава 8Мама Саньки Авилкиной в этот день пришла с работы пораньше.
– Ну что, дочка, как дела в школе? – спросила она, когда Санька вышла встретить ее в прихожую.
– Да нормально все вроде… Вот, четверку по геометрии получила! – похвалилась Санька.
– Молодец, доченька! – сказала мама.
Санька переступила с ноги на ногу и неожиданно поинтересовалась:
– Мам, а вот… Если мне кажется, что я нравлюсь одному парню… Что я должна делать?
Мама, собиравшаяся уже было идти на кухню, остановилась и внимательно посмотрела на Саньку.
– Ну а он-то, парень этот, тебе самой нравится? – поинтересовалась она.
– Ой, мам, не знаю я… Он вообще-то второгодник. И вообще хулиган. То есть вроде как человек без будущего.
– Как это человек без будущего? – не поняла мама.
– Ну, то есть никого, кроме бандита, из него в будущем не получится! – пояснила Санька. – Как же можно с таким типом жизнь связывать?
– Ты так говоришь, будто он тебя уже замуж зовет! – засмеялась мама.
– Ну при чем тут «замуж»? Просто я же должна как-то жизнь свою планировать!
– Планировать? А зачем? – Мама явно была удивлена.
– Нет, ну интересно! – сказала Санька. – Если так рассуждать, как ты, тогда и жить надо наобум, без всякого плана!
– А ты, значит, Санька, только по плану у нас живешь? – улыбаясь, спросила мама.
– Ну а как же! – Санька посмотрела на мать удивленно и сердито. – А вы с папой нет, что ли?
– Ой, Саня, не знаю даже, что тебе и ответить! – Мама растерянно развела руками. – Но одно знаю точно: если бы я в юности, как ты, рассуждала, тебя бы вообще на свете не было!
– Почему это? – не поняла Санька.
– А ну-ка, подожди! – сказала мама.
Она прошла в спальню, погремела там чем-то и скоро вынесла в прихожую раскладную лестницу-стремянку, что хранилась в спальне за шкафом. Санька следила за действиями матери с любопытством.
– А ну, посторонись! – сказала мама. – И лесенку подержи, а то слечу еще!
Санька отошла в сторону. Мама раздвинула стремянку и полезла на антресоль. Санька, схватившись за алюминиевую ножку, спросила:
– Мам, ты чего ищешь-то?
– Сейчас-сейчас! – Мать залезла в антресоли столовой, отчего голос ее звучал приглушенно. – Да где ж он был? А, вот, нашла!
Она слезла на пол. В руках она держала что-то похожее на тетрадь.
– Мы с твоим отцом, между прочим, еще в школе познакомились! – сказала мама. – Он в восьмом учился тогда, а я на год младше была.
– Да я знаю, мам! Ты это говорила уже! – Санька раздраженно всплеснула руками. – Ну так и чего?
– А вот чего! – Мама протянула Саньке то, что показалось ей сначала старой толстой тетрадью.
Но это была не тетрадь. «Дневник ученика восьмого «В» класса Авилкина Николая», – прочитала Санька на обложке.
– Ни фига себе! – Санька взглянула на маму с удивлением. – Зачем вы старье это храните?
– Да так, память вроде… – Мать пожала плечами. – Да ты открой, открой!
Санька открыла дневник, начала его листать.
– Ого! – сказала она через некоторое время. – Папаша-то мой, оказывается, не больно-то хорошо учился! Вон, троек сколько! Да и «пары» попадаются… А вон, гляди, единица!
– Ты дальше листай! – сказала мама.
Санька стала листать дальше. И скоро наткнулась на замечание: «Уважаемые родители! Коля на уроке химии нарочно устроил пожар. Прошу вас явиться в школу для возмещения убытков».
– Ну ни фига себе! – повторила Санька. И лихорадочно продолжила листать отцовский дневник.
А дальше замечания пошли гуще. Не было практически ни одной недели, когда Коля Авилкин не зарабатывал хотя бы одно замечание. Иногда даже на одной неделе их было по два. «Коля вылез из класса по водосточной трубе… Коля подрался с одноклассником и порвал ему форму… Коля спустил на парашюте из окна школы живую кошку… Коля отнимал в буфете мелочь у малышей…»
Санька читала все эти свидетельства с округлившимися от изумления глазами. Окончательно же добил ее следующий длинный, едва поместившийся на странице текст: «Уважаемые родители! Ваш сын Николай Авилкин запер сегодня преподавателя начальной военной подготовки, подполковника в отставке Овсюка Т. П. в туалете для девочек, чем сорвал урок. Администрация школы будет ставить вопрос о постановке вашего сына на учет в детской комнате милиции».
Санька закрыла дневник, молча протянула матери. Она была потрясена и обескуражена. Так что и не знала даже, что сказать. Ее папа, такой добрый, такой заботливый, такой тихий и скромный, оказывается, был когда-то двоечником и хулиганом, грозой всей школы! Эта ошеломляющая новость ну никак не укладывалась в Санькиной голове.
Между тем мама, забросив на антресоли отцовский дневник, сложила и убрала стремянку. И весело сказала:
– А пойдем-ка, дочка, чайку попьем!
– Пойдем… – пожала плечами Санька.
Она быстро накрыла на стол, заварила свежий чай, разлила его в чашки и села за стол напротив матери.
– Спасибо, доченька! – Мама с удовольствием отхлебнула из своей чашки ароматный напиток.
Какое-то время на кухне стояла тишина. Наконец Санька решилась спросить:
– Мам, так ты уже тогда в отца влюбилась? Когда в седьмом классе была?
– Вот-вот, тогда и влюбилась! – засмеялась мать. – Хоть он, конечно, и задира был, и все учителя от него стонали… Но ко мне он, между прочим, очень хорошо относился! Он не то что пальцем меня не тронул не разу, он меня еще и защищал! Не дай бог меня кто за косичку дернет или там толкнет на перемене! А потом уже, когда про нашу любовь вся школа узнала, так парни ко мне даже подойти боялись. Потому что папа твой ревнивый был ужасно. И чуть что – сразу в драку лез. В общем бандит был настоящий! – Мама снова засмеялась.
– Мам, ну а как же… Как же вышло, что он теперь другой совсем? – спросила Санька.
– Ну а я-то на что? – подняла брови мама. – Я-то ведь отличницей тогда была! Да еще председателем совета дружины! Ну, тогда еще все пионерами были, до самого седьмого класса, – пояснила мама. – Вот я потихонечку, полегонечку его и перевоспитала! И нормальный стал парень. За учебу взялся, в техникум поступил. И работал не хуже других. Да и до сих пор работает за двоих!
Насчет теперешней папиной работы Санька знала. Отец устроился не так давно водителем грузовика и одновременно экспедитором в крупную торговую фирму. Он развозил на своей машине по магазинам продукты. На фирме его очень быстро начали ценить за честность и редкое трудолюбие и деньги платили очень неплохие…
– Вот, мама, а ты говоришь: ничего не планировала! – сказала Санька. – А сама-то, гляди, целую эту разработала… стратегию! Ну, чтобы сначала перевоспитать папу, а уж потом замуж за него выйти, за перевоспитанного!
– Да я тебе клянусь, ничего я не планировала! – сказала мама. – Я его просто любила, и все. А остальное как-то само собой вышло… Слушай, заболталась я с тобой! – спохватилась вдруг она. – Скоро отец вернется, а у нас ужина еще нет!
И мать захлопотала на кухне. А Санька отправилась в свою комнату. Ей сегодня было о чем подумать.
Сперва Санька попыталась представить, как она перевоспитывает Шурика Лысого. Она думала итак и сяк, но все равно получалась какая-то ерунда. Шурик не хотел перевоспитываться даже в Санькином воображении. В памяти ее возникло лицо Лысого – с толстым носом, толстыми губами, короткими белыми ресницами и белыми же бровями. Сего удивленно-туповатым, каким-то даже оловянным взглядом, который как бы говорил: «Это ты кого, Авилкина, собираешься перевоспитывать? Меня, что ли? Ну давай-давай!» «Этот Лысый скорее сам кого хочешь перевоспитает!» – мелькнула у Саньки мысль.
Тогда, постаравшись выбросить Лысого из головы, она стала думать о своей газете. Да, именно о своей. Потому что за время, пока Санька была главным редактором, она привыкла считать газету «Большая перемена» своим детищем. Она эту газету, можно сказать, вынянчила! Авилкина даже представить себе не могла, что у газеты может быть какой-нибудь другой главный редактор. Это казалось диким, нелепым. Так же, как и то, что газета в один прекрасный день вообще может прекратить свое существование. Однако теперь все дело шло именно к этому.
«Черт, что делать-то?» – думала Авилкина. Необходимо было с кем-нибудь посоветоваться. Ну хотя бы с тем же Егором. Хоть он считал Саньку, как оказалось, человеком без нравственных тормозов. «Дались ему тормоза эти!» – раздраженно подумала Авилкина.
Но, как ни крути, а Егор был единственным человеком, который мог подсказать Саньке что-нибудь дельное в этой ситуации.
Тут Санька услышала, как в прихожей хлопнула входная дверь. Это пришел с работы отец. «Сейчас заглянет ко мне, спросит: «Как дела, доченька?» – подумала Санька. Она поняла вдруг: то, что она узнала сегодня об отце, нисколько не принизило его в Санькиных глазах. Наоборот, теперь папа стал казаться ей почему-то гораздо более интересным человеком. Санька поняла еще, что не сможет больше смотреть на отца прежними глазами.
Тут дверь комнаты приоткрылась, и в проеме показалось улыбающееся лицо Николая Михайловича.
– Привет, доченька! Как дела?
– Все хорошо, папа! – улыбнувшись в ответ, сказала Санька. – Все хорошо…
Глава 9И снова Санька входила в кабинет русского языка и литературы, где за учительским столом сидел Егор Андреевич. Правда, было это во время большой перемены, а не после уроков, как в прошлый раз.
Санька решила начать без предисловий:
– Егор Андреевич, мне срочно нужна ваша помощь!
– Что случилось, Саня? – Учитель поднял брови.
– Я не знаю, что делать с газетой! – призналась Авилкина. – В позапрошлый раз разобрали всего восемьдесят экземпляров. Это из трехсот! А в прошлый – так и вообще тридцать. И в почте читательской нет ничего.
– Ну что же, это бывает! – произнес Егор Андреевич. – Просто ребятам газета стала неинтересна.
– Это я понимаю, что стала неинтересна! – отозвалась Санька. – Я другого не понимаю: как сделать, чтобы она снова стала интересной?
– Саня, ну смотри! Какие у тебя были в газете постоянные авторы? – Егор Андреевич стал загибать пальцы. – Ну, во-первых, Лена Стасова с ее рассказами про школьную любовь. Но она уже месяц ничего не пишет.
– Она говорит, у нее творческий кризис! – пояснила Авилкина.
– То есть почти все девочки сразу перестали нашу газету читать, – продолжил свою мысль учитель. – А это – две трети читателей. Да есть еще стихи Пети Беспалова. Стихи замечательные, но читают их в основном взрослые – учителя и родители. А вот Миша Фрид, скажем… который в том году школу закончил… У его юмористических рассказов было, между прочим, немало поклонников. И замены ему ты так и не нашла!
– Так где ж мне взять? – Санька развела руками. – Ну замену эту? Зато Маша Копейко статьи пишет хорошие!
– Машины статьи, конечно, неплохие! – согласился учитель. – Как, Саня, и твои. Но, видимо, для популярности газеты этого недостаточно! Ну, а остальное – анекдоты там, смешные афоризмы, карикатуры… Так это в любой другой газете есть. Этим сейчас читателя не проймешь.
– Сенсации нужны! – сказала Санька о давно наболевшем. – Скандалы.
Егор Андреевич усмехнулся:
– Ну что делать, ну нет тебе, Санька, скандалов! Значит, как-то надо без скандалов из положения выходить!
– Как? – спросила Авилкина.
– Думать надо! – ответил Егор Андреевич. – Новые формы искать! Новых авторов, свежие темы…
– Ясно… – невесело произнесла Санька. Все, что говорил учитель, она понимала и сама.
Она другого не понимала – где их, эти новые формы, брать?.. – Я сегодня редколлегию соберу, пожалуй! – решила вдруг Санька. – Может, вместе чего придумаем.
– Ну что же, попробуй! – одобрил Егор Андреевич. – Ая, со своей стороны, тоже постараюсь чем-нибудь тебе помочь…
А на следующей перемене Вовку Жуля в буфете поймал учитель литературы. Вовка сидел за столом и уминал вторую порцию пюре с сосиской. Уж на что, на что, а на аппетит Вовка не жаловался никогда. И тут к его столу подошел Егор Андреевич.
– Володя, ты не мог бы, как поешь, зайти ко мне в кабинет на минуту? – спросил учитель.
– Зачем это? – удивился Вовка.
– Ну ты зайди, я там тебе все расскажу! – ответил Егор Андреевич.
– Ладно, зайду… – пожал плечами Вовка.
«И чего это Егору от меня понадобилось?» – подумал он.
Егор Андреевич встретил Вовку неожиданным вопросом:
– Гуреев, ты знаешь, что у нас в школе уже почти год выходит своя газета?
Недоверчиво покосившись на учителя, Вовка пробубнил:
– Ну в курсе, конечно…
– А она тебе нравится? – задал учитель новый вопрос, столь же неожиданный, как и первый.
Вовка, абсолютно не понимая, куда клонит преподаватель, осторожно ответил:
– Да не знаю я… Газета как газета вроде бы.
– Дело в том, – пояснил Егор Андреевич, – что этой осенью у газеты появились некоторые проблемы. Читательский интерес к ней резко упал…
Вовка скорчил неопределенную гримасу, которая должна была обозначать: «А я-то тут при чем? Мне все это ну совершенно до потолка!»
– И мне кажется, Гуреев, что ты мог бы нашей газете помочь! – закончил фразу Егор Андреевич.
– Я?! – изумился Вовка и подумал про учителя: «Что это он такое несет?» – Вы, наверное, ошиблись, Егор Андреевич! – Вовка старался быть предельно вежливым. – Чем же я могу помочь? Вы же знаете, у меня по русскому выше трояка оценок вообще не бывает!
– Ну, это не так страшно, – заметил Егор Андреевич. – В конце концов, в газете есть редактор. Он, то есть она, твои статьи посмотрит и ошибки исправит при необходимости…
– Мои статьи?! – Вовке показалось, что он ослышался. – Да вы, наверное, шутите, Егор Андреевич! О чем я могу статьи писать? Смешно даже! – И Вовка криво ухмыльнулся.
– О чем? – переспросил Егор Андреевич. – А о футболе.
– О футболе?.. – Вовка потерял дар речи.
А учитель между тем продолжал:
– Я тут подумал… Среди наших школьников большое количество болельщиков. А ты, как я слышал, чуть ли не лучший в школе знаток отечественного футбола… Так почему бы тебе не стать кем-то вроде футбольного обозревателя? Будешь ходить на матчи, писать статьи об итогах туров, прогнозы делать на будущее, оценивать судейство, действия игроков, установки тренеров… А газета, таким образом, приобретет дополнительно несколько десятков новых читателей… Ну что? Берешься?
Да, такого поворота Вовка Гуреев ну никак не мог ожидать. Ему очень захотелось немедленно ответить согласием на это, прямо скажем, лестное предложение учителя. Но Вовка сдержал первоначальный порыв. Иронично прищурившись, он поинтересовался:
– Это такой у вас воспитательный приемчик, да, Егор Андреевич?
– А это считай как хочешь! – Учитель теперь смотрел прямо Вовке в глаза. – Я ответа прямо сейчас не требую. Авот сразу после следующего урока желательно этот ответ от тебя получить. Я буду ждать тебя здесь, в кабинете.
Следующим уроком у девятого «А» был английский. К счастью, «англичанка» Изольда Евгеньевна в этот день про Вовкино существование словно бы забыла. Сначала она вызвала к доске отличницу Светку Кирко, потом Антона Булыгина, потом Сокича. А когда Сокич, получив свою «пару», сел на место, Изольда стала объяснять новую тему. А Вовка все это время думал, что сказать на следующей перемене Егору.
Он попытался представить себя в роли спортивного обозревателя. И скоро понял, что вполне может с этой ролью справиться. Вовка действительно считал себя лучшим в школе знатоком футбола. И вполне возможно, не без оснований. «И тогда фиг мне Терминатор запретит ходить на матчи! – мелькнула у него неожиданная мысль. – Я же буду уже вроде как журналист! То есть ходить на все игры – это будет моя прямая служебная обязанность!» Тогда Вовка стал искать, какой в предложении учителя может крыться подвох. Но ничего такого не нашел. Предложение было, прямо скажем, хорошим.
На следующей перемене Вовка снова зашел к Егору Андреевичу. Тот, сидя за своим столом, листал толстую книгу.
– А, Гуреев! – приветствовал он Вовку. – Ну что, решил что-нибудь?
– Я согласен, Егор Андреевич! – решительно произнес Вовка. – То есть я хотел сказать, я согласен попробовать.
– Ну и отлично! – Егор Андреевич улыбнулся. – Тогда сегодня в пятнадцать ноль-ноль подходи в редакцию. Знаешь, где редакция?
– Да знаю я… – отмахнулся Вовка. – На втором этаже, рядом с «химией».
– Вот-вот. Авилкина там будет редколлегию собирать. Придешь, все Сане объяснишь. Ивы с ней решите, что делать дальше.
– А может, Егор Андреевич, вы сами ей насчет меня скажете? – попросил Вовка.
– Это что за детский сад, а, Гуреев? – Егор Андреевич ехидно прищурился. – Тебе сколько лет-то? Семь?
– Ладно… – Вовка махнул рукой, – Разберусь как-нибудь…Он вышел в коридор. И тут же столкнулся с Шуриком Лысым и Сокичем.
– Во, Жуль! – воскликнул Сокич. – А мы тебя ищем!
– У меня история шестым уроком, – сказал Лысый, – но я на нее не пойду. На фиг она мне сдалась.
– А у нас шестым физра! – подхватил Сокич. – Жуль, чего мы там забыли? Пойдем лучше с Шуриком в сквере потусуемся!
– Я не могу, ребята, – ответил Вовка. – У меня после шестого… ну… дела тут кое-какие.
Сказав так, Вовка немного слукавил. Дело было не только в том, что в три часа он должен был подойти в редакцию. После той памятной беседы с Терминатором Вовка действительно как-то стал бояться прогуливать.
Лысый пожал плечами:
– Ну, как хочешь. Мы, короче, на бульваре будем. Надумаешь – подходи!Глава 10В пять минут четвертого Вовка приоткрыл дверь редакторской комнаты, заглянул внутрь. Там в этот момент находилось человек шесть членов редколлегии, ребят и девочек из разных классов. Некоторых из них Вовка знал. Они сидели на стульях и внимательно слушали Авилкину, которая в этот момент говорила:
– …Ситуация сложилась критическая. В школе – тишь да гладь, ни одного стоящего происшествия. Писать не о чем стало вообще. Прямо не школа, а этот… пансион благородных девиц! Поэтому мы должны тут посоветоваться, как нам быть. Потому что, если дело и дальше так пойдет…
В этот момент Санька заметила Жуля. Прервавшись, она спросила:
– Чего тебе, Гуреев?
Не отвечая, Вовка зашел в редакторскую, плюхнулся на свободный стул. Все на него уставились. Авилкина, покраснев пятнами, сказала:
– Гуреев, выйди, пожалуйста! Ты нам мешаешь!
Нагло улыбнувшись, Вовка ответил:
– А чего это я должен выходить? – и откинулся на спинку стула, заложив ногу за ногу.
Авилкина покраснела еще больше.
– Матвей, Юра! – обратилась она к двум парням, сидевшим тут же. – Я вас прошу, выведите Гуреева из помещения!
Матвей Ермилов, невысокий крепкий паренек из десятого «А», сказал, обращаясь к Вовке:
– Нуты, крутой! Может, пойдешь по-хорошему?
Иронично покосившись на него, Вовка поинтересовался:
– Пацаны, а из-за чего вообще сыр-бор? Я, между прочим, сюда пришел не базары разводить, а чтобы газету вашу спасти!
Юрка Гаврилов, длинный белобрысый одиннадцатиклассник, вдруг заржал:
– Ну ваще! Спаситель, блин!
– Володя! – обратилась к Вовке Авилкина, которая уже взяла себя в руки. – Чего ты добиваешься, а?
– Да ничего я не добиваюсь! – ответил Вовка. Он явно наслаждался ситуацией, – Я вообще не понимаю, откуда ко мне такое отношение! Меня Егор сегодня вызвал, говорит: «Вова, ты должен помочь родной газете! Потому что без тебя газете этой – каюк. Ты – наша единственная надежда!»
Ну я вошел в положение, приперся в свое, можно сказать, личное время… А тут такое! Если бы я знал, что так будет, разве ж я пришел бы?
– Чего ты несешь, Гуреев? – Авилкина снова начала краснеть. – Какая еще единственная надежда? Ты совсем спятил, да? И при чем тут Егор?
– А ты можешь пойти сама у него спросить! – усмехнулся Вовка. – Он еще в школе, наверное. Короче, он хочет, чтобы я стал при вашей газете таким, типа, спортивным обозревателем. То есть писал статьи про футбол. Поскольку лучше всех в школе в этой теме секу. Но если тебе, Авилкина, этого не нужно… – Вовка пожал плечами и сделал вид, что встает.
– Погоди, Володя! – остановила его Авилкина. Она выглядела несколько растерянной. – Ты что, правду сейчас сказал?
– А когда я тебе врал? – Вовка развел руками.
Авилкина замолчала. Казалось, она добросовестно пыталась вспомнить случаи, когда Вовка ей врал. Не вспомнив ничего такого, Санька сказала:
– Володя, ну хорошо. Я допускаю, что Егор тебе сделал такое предложение. Но ты-то сам… Ты что, действительно согласен писать для нашей газеты?
– Почему нет? – Вовка улыбнулся. – Я, по крайней мере, готов попробовать!
И он с видом победителя обвел глазами собравшихся. На лицах ребят он прочитал удивление и любопытство. «То-то же! – подумал Вовка. – А то собрались тут… Решили, вы самые умные, да?»
– Ну и отлично! – заявила вдруг Авилкина.
Казалось, она уже полностью пришла в себя. – Тогда завтра я жду от тебя первый материал!
– Когда? Завтра?! – переспросил Вовка. – Нет, так быстро мне не успеть!
– Надо успеть, Володя! – жестко произнесла Авилкина. – Я хочу разместить твою статью уже в пятничном номере!
«Ни фига себе! – подумал Вовка. – Как она круто…» – И произнес вслух:
– Ладно, я попробую…
После этого Вовка понял, что делать ему тут, в общем-то, больше нечего. Он встал:
– Ну тогда я пойду, пожалуй…
– До свидания, Володя! – с подчеркнутой вежливостью сказала Авилкина.
Остальной народ промолчал. Не удержавшись, Вовка произнес, обращаясь ко всем сразу:
– До свидания, коллеги!..
Вовка вышел в коридор. Там было пусто и тихо. Проходя мимо канцелярии, Вовка услышал какой-то странный негромкий звук. Словно кто-то выводил тихо и безостановочно: ы-ы-ы! Ы-ы-ы! Вовка прислушался: звук явно шел из-за закрытых дверей канцелярии. После секундного колебания Вовка приоткрыл осторожно дверь, заглянул.
За секретарским столом, уткнувшись лицом в ладони, сидела Людка. Раскачивая головой влево и вправо, она плакала. Плакала горько и безутешно. Вовка замер. Потом бесшумно прикрыл дверь и быстрым шагом направился к лестнице.
Он шел по бульвару. Листья на некоторых деревьях уже были совсем желтыми. Вовка шел и думал о Людке. Почему-то Вовка не сомневался, что ее слезы и то письмо, написанное почерком, так похожим на директорский, связаны как-то между собой. Он поймал себя на том, что жалеет Людмилу Игоревну. «Хорошая она девчонка, Людка-то! – подумал Вовка. – И лицо у нее красивое, и фигурка тоже – что надо… Повезло все-таки этому… Пашке-промокашке!» Вовка вспомнил, как хотел вчера, чтобы какая-нибудь девчонка сказала ему, как она по Вовке соскучилась. А сегодня он понял, что многое отдал бы за то, чтобы такие слова ему сказала она, Людмила Игоревна.
– Эй, Жуль! – услышал он вдруг.
На скамеечке сидели Лысый и Сокич. Вовка подошел к ним, присел.
– Лысый, курить есть чего? – спросил он.
Шурик молча протянул ему пачку, потом щелкнул зажигалкой.
– Ты чего так долго? – поинтересовался Сокич. – Все наши уже прошли давно!
– Да так… – неопределенно высказался Вовка. Он не хотел откровенничать при Сокиче.
– Чего-то в глотке у меня пересохло! – пожаловался вдруг Шурик. – Сокич, смотался бы, принес водички!
– Так у меня ж денег нет! – ответил тот.
– Ох, ё-моё… – Шурик полез в карман, извлек мятую десятку. – На. Сдачу себе возьмешь.
– Так что я на это куплю? – растерялся Сокич. – Лысый, мало десятки-то!
– Хватит… – равнодушно ответил тот. – Ну, чего встал-то? Вали давай!
Испуганно заморгав, Сокич испарился.
Некоторое время приятели сидели молча. Наконец Жуль, не выдержав, похвастался:
– Лысый, ты знаешь, где я сейчас был? На совещании редколлегии!
– Какой редколлегии? – не понял Шурик.
– Ну, которая газету нашу делает! – пояснил Вовка.
– А-а-а! – сказал Лысый. И тут же спросил с подозрением: – Яне понял, ты что, опять против Авилкиной чего-то затеваешь?
– Да достал ты меня своей Авилкиной! – в сердцах сказал Вовка. – Ты чего, Лысый? Втюрился в нее, что ли?
Шурик заржал:
– Не, ты сам-то понял, чего спросил, а, Жуль? Я чего, по-твоему, могу втюриться в такую… Авилкину?
– Ну а чего ты тогда так за нее впрягаешься? – поинтересовался Вовка.
Лысый задумался.
– А хрен его знает! – сказал он. – Жалко мне ее, дуреху, что ли…
Подбежал запыхавшийся Сокич. В руке он нес бутылку пепси.
– Парни! – возбужденно воскликнул он, отдавая бутылку Шурику. – Ноги делать надо!
– А что такое? – поинтересовался Лысый.
– Я пепси из ларька спер! – Сокич переступил с ноги на ногу. – А хозяин за мной погнался!
– Ты спер – ты и делай! – равнодушно сказал Лысый. – Мы-то тут при чем? – Он уже свинчивал крышечку с бутылки.
– Вон он, хозяин! – Сокич показал куда-то вдаль. – Пацаны, я сваливаю!
И Сокич умчался.
– Черт, во рту сухость какая-то сутра… – пожаловался Лысый.
Запрокинув голову, он начал пить.
К ним, тяжело дыша, подошел чернявый мужичок средних лет. С подозрением уставившись на Лысого, с наслаждением поглощавшего напиток, он спросил:
– Эй, парни! Тут жулик не пробегал, а? Худой такой, маленький?
– Какой еще жулик? – угрюмо спросил Вовка.
– Ну, парень с бутылкой, вот с такой? – Он кивнул на Лысого.
– Тут народу много ходит… – сказал Лысый, вытирая рот ладонью. – Разве углядишь… А за товаром своим следить надо!
– А, шайтан! – Ларечник махнул рукой, сплюнул. Потом, повертев головой по сторонам, побрел назад.
Проводив его взглядом, Шурик поинтересовался:
– Жуль, так чего тебя на редколлегию эту понесло?
– Да меня Егор вписал! – признался Вовка. – Там у них проблемы какие-то в газете. Ну, типа, читать ее никто не хочет. Ну, мне Егор и предложил там делать статьи о футболе.
– О чем? – Лысый выглядел очень удивленным.
– Да о футболе! – повторил Вовка.
– А ты чего? – поинтересовался Лысый. – Вписался?
– Ага… – Вовка кивнул. – Прикольно же!
– Ну да, понял… – Шурик помолчал, потом снова спросил: – Ты пепси будешь?
– Давай…
А когда Вовка допил бутылку и выкинул ее, уже пустую, в кусты, поинтересовался вскользь:
– Так что там, говоришь, у Авилкиной за проблемы с газетой?Глава 11На следующее утро Санька чуть не опоздала в школу. Дело в том, что Санькин будильник, сделанный в виде симпатичного розового поросеночка, отчего-то не зазвонил вовремя. И когда Санька открыла глаза, стрелки показывали восемь часов.
– Ой! – сказала Санька и бросилась одеваться.
Родителей дома уже не было. Пока Санька суетливо металась туда-сюда, торопясь умыться, одеться и съесть бутерброд с колбасой, прошло двадцать минут. И Авилкина, жуя на бегу, выскочила из дому за десять минут до начала занятий.
В школу она влетела за две минуты до звонка. И остановилась в недоумении. Рядом с гардеробом толпился народ – ребята и девчонки из разных классов. Все смеялись и шумели. Завуч Калерия Викторовна зычным голосом командовала:
– Всем сейчас же разойтись по классам! Вы слышали, что я сказала? Немедленно разойтись по классам!
В груди у Авилкиной екнуло: «Ого! Пахнет скандалом!» Санька подошла поближе, стараясь сообразить, что, собственно, происходит. Она услышала, как Калерия Викторовна говорит подбежавшему к ней школьному завхозу Илье Тимофеевичу:
– Надо срочно вызывать бригаду маляров! Срочно, вы понимаете?..
Санька заметила, что все ребята, смеясь, показывают пальцами куда-то вверх. Она задрала голову.
На стене, почти под самым потолком, крупными красными буквами было выведено: «ТЕРМИНАТОР – КОЗЕЛ!»
Санька поняла, что настал ее звездный час. Весь первый урок она, вместо того чтобы слушать Светлану Петровну, преподавателя биологии, планировала, как она подаст в газете это неординарное, прямо скажем, событие. Ведь не каждый день на стенах школьных коридоров красной краской пишут, что директор – козел! Конечно, будь на месте Авилкиной менее опытный редактор, он без прикрас рассказал бы водной из статей, что так, мол, итак, какие-то неизвестные негодяи сделали то-то и то-то… Но Санька просто перестала бы себя уважать, если бы не умудрилась выжать из этого случая максимальное количество горячей информации для своей газеты. Она решила, что посвятит чрезвычайному происшествию почти весь следующий номер.
На большой перемене Саньку разыскал Вовка Гуреев.
– Слышь, Авилкина! – угрюмо сказал он. – Тут это… Я, короче, целый вечер вчера над статьей бился. А все ерунда какая-то получается! Вот, глянь! – Он сунул Саньке листок.
Санька развернула, прочла начало:
«Чемпионат России по футболу вступил в решающую фазу. На первом месте пока идет ЦСКА с сорока шестью набранными очками, что на четыре очка больше, чем у «Динамо», их главного преследователя. Но надо учесть, что, если считать по потерянным очкам, то это отставание сокращается до одного очка, так как у «Динамо» на одну игру меньше. «Локомотив» же, идущий на третьем месте, отстает от «Динамо» на два очка, но у «Локомотива» тоже больше, чем у «Динамо», на одну игру, что в пересчете на потерянные очки дает «Динамо» запас впять очков. Разница же между ЦСКА и «Локомотивом» составляет… Что означает по потерянным очкам…»
– Слушай, я тут у тебя ничего не понимаю! – сердито сказала Авилкина. – Какие-то очки набранные, потерянные… Чушь какая-то!
Вовка молчал. Он и сам понимал, что статью надо было писать как-то не так. Иначе как-то. Но то, что он принес сегодня в школу, было уже, наверное, десятым вариантом. И ничего другого он придумать уже не мог.
– Вот что, Володя! – сказала между тем Авилкина. – Ты знаешь что? Погоди немного со своим футболом! Хорошо?
– В смысле? – не понял Вовка. – Что, не надо больше про футбол писать?
– Вова, ты вообще в курсе, что в школе происходит? – поинтересовалась Санька. – Тут сейчас и без твоего футбола материала будет столько, что… – Санька не договорила.
– А что в школе происходит? – с недоумением спросил Вовка.
– Ты что, и правда не знаешь? – Санька посмотрела на Жуля с жалостью. Ну, как на какого-нибудь дурачка. – Ты не видел утром, что на стене было написано, там, где раздевалка?
– А чего там было написано? – с еще большим недоумением поинтересовался Вовка. – Я правда не видел! Я в школу шел когда, задумался. Ну, о статье об этой. И вокруг не смотрел, понимаешь?
Авилкина вздохнула:
– Ну тогда пойди посмотри! Если эту надпись не закрасили еще!
– Ладно… – Вовка пожал плечами. Уже собравшись было уходить, он спохватился: – Так я не понял… А со статьей-то этой мне чего делать?
– Володя, ты знаешь что? Приходи в редакцию после уроков! – сказала Санька. – Там все и обсудим! Придешь?
– Приду, наверное… – буркнул Вовка и побежал вниз, к раздевалке.
Ему не терпелось посмотреть, что там за скандальная надпись.
Но никакой надписи внизу уже не было. Повертев головой по сторонам, Вовка заметил длинную сутулую фигуру одиннадцатиклассника Юрика Гаврилова. Ну, того, из редколлегии. Увидев Вовку, Юрик сказал:
– А-а-а, спортивный обозреватель! Привет!
– Привет! – настороженно ответил Жуль. Он не забыл еще, как Гаврилов собирался вытолкать его из редакторской комнаты взашей.
Но тут Юрик сказал, показывая на стенку:
– Во, глянь, как закрасили здорово! Вообще ничего не видно!
Проследив взглядом, куда показывал Юрка, Жуль разглядел на стене, под самым потолком, свежее белое пятно. Не утерпев, он спросил:
– Слушай, а чего там было написано, а?
Гаврилов вытаращил глаза:
– Так ты что, не видел ничего, да? Ну ты даешь! Вся школа об этом только и говорит!
Вовка разозлился:
– Ну не видел я, что такого! Тебе что, сказать трудно?
– Да пожалуйста! – Юрка наклонился к самому Вовкиному уху и что-то прошептал.
– Ну ничего себе! – отреагировал Жуль. – Кто же это постарался?
Старшеклассник пожал плечами:
– Ну откуда мне знать?
И тут в голову Вовке пришла одна мысль. Он подумал: «А вдруг это Лысого работа? Вдруг он решил Авилкиной так помочь? Ну чтоб той было о чем в газете своей писать?»
– Ладно, я пошел. Скоро урок начнется, – сказал Жуль.
– Давай! – ответил Гаврилов и поинтересовался: – Ты на редколлегию-то придешь сегодня?
– Приду, приду! – махнул рукой Вовка.На следующей перемене Вовку отыскал Шурик Лысый. Он предложил:
– Жуль, пойдем в буфет похаваем, а? А то я сутра не жрал ничего! У меня аж брюхо от голода сводит.
Вовка подумал: «Ну точно, он надпись намалевал! Пришел в школу пораньше и… Оттого и поесть не успел!»
– Ну пойдем… – сказал он. Апо дороге не удержался испросил: – Лысый, признавайся…
Тот прикол внизу насчет Терминатора… Это твоя работа?
– Ты чего, офонарел? – заржал Лысый. – Чего мне, заняться больше нечем?
Но Вовке показалось, что смеялся Шурик при этом как-то натужно. Ненатурально как-то. Ион решил, что Шурик просто стесняется признаться в своей проделке. Ну чтобы он, Вовка, не подумал, что Лысый сделал это из-за своей влюбленности в Авилкину. «Ну и фиг с ним! – решил Вовка. – Не хочет говорить – и не надо! Пусть считает, что я ему поверил!..»А после уроков Вовка Гуреев снова пошел на заседание редколлегии. Он сам толком не понимал, зачем, собственно, туда идет. Вовка говорил себе, что делает это просто из любопытства. На самом же деле он успел уже привыкнуть к мысли, будто работает в настоящей газете. Ну почти настоящей. Было в этой мысли что-то, что льстило Вовкиному самолюбию. Ну, типа, раньше никто не понимал, какой он, Вовка Гуреев, на самом деле талантливый. А теперь вот поняли. И даже позвали делать вместе газету.
Санька Авилкина встретила Гуреева почти приветливо.
– А-а-а, пришел? – с кривой улыбкой сказала она. – Давай садись. Сейчас Беспалов подойдет – и начнем.
Тут как раз подошел Беспалов, школьный поэт. В школе его звали Безухычем – из-за его сходства с известным героем «Войны и мира» Пьером Безуховым. Так же как и Безухов, Беспалов был толстяком и носил очки.
– Вот что, ребята! – начала Авилкина. – Вы все знаете, наверное, что у нас в школе случилось сегодня чрезвычайное происшествие.
– Да знаем, знаем! – махнул рукой Юрка Гаврилов.
– Тогда вы должны понимать, – продолжила Санька свою речь, – что наша газета должна всесторонне осветить это происшествие!
– Да чего тут освещать-то? – поинтересовался Матвей Ермилов. – Все и так знают, что произошло, без всякой газеты! Тем более надпись закрасили уже.
– Да, знают! – подтвердила Авилкина. – Знают, что кто-то намалевал на стене, что Терминатор – он… ну… – Авилкина замолчала, не решаясь договорить фразу.
– Козел! – сделал это за нее Вовка.
Все заржали.
Глянув на Жуля с неодобрением, Авилкина произнесла:
– Но остается неизвестным главное: кто и зачем это сделал? Вот это-то мы и должны узнать! Мы проведем настоящее журналистское расследование. Я разобью вас по классам, ивы опросите ребят: кто что слышал, кто что знает…
– А ты сама-то чего будешь делать? – поинтересовался Юрка Гаврилов.
– А я поговорю Людой, с Людмилой Игоревной то есть! – ответила Санька. – Выспрошу у нее, что про все это думает школьное начальство.
Ребята загомонили. Не всем из них понравилось, что им придется участвовать в поисках автора скандальной надписи.
– Ну, а если кто-то из нас и вправду найдет хулигана этого, – спросила симпатичная Лена Стасова, – и мы про него в газете напишем, то что получится? Что мы человека этого как бы заложим, да? И зачем нам это надо?
– Стасова, ты не поняла ничего! Вот слушай! – Авилкина подняла вверх указательный палец. – Нам важно не найти хулигана, а как можно больше всего вокруг этого накрутить! Понимаешь? Ну, будем писать, что редакция ведет расследование. Что опрошена куча народу. И, к примеру, Вася Пупкин из шестого видел то-то, а какая-нибудь там Маша Шлепкина из седьмого слышала то-то. И совершенно плевать, что конкретно они скажут! Уж я смогу это подать так, что у нас весь тираж разлетится за пять минут!..Глава 12Через полчаса задания были розданы, классы поделены, и Санька объявила, что экстренное внеочередное заседание редколлегии газеты «Большая перемена» закончено. Народ как-то очень быстро разбежался, и в комнате остались только Авилкина и Вовка.
– Гуреев, а ты чего сидишь? – спросила Санька. – Мне редакцию закрывать надо!
– Саня, я не понял… – Жуль медленно поднялся со своего места. – Мне-то чего делать? Про футбол тебе статья не нужна… Тогда скажи, чего нужно-то?
– А разве я тебе класса не дала, где ты будешь опрос проводить? – удивилась Авилкина.
– He-а… – ответил Вовка. Ему почему-то стало очень обидно.
– Так… – Санька уткнулась в свои записи. – Ермилов – восьмые… Стасова – девятые, Беспалов… м-м-м… И правда! – констатировала она. – Забыла я про тебя!
– Во как! Забыла! – язвительно произнес Вовка.
– Ну ничего! – сказала Авилкина. – Давай ты в младшие классы сходишь, а? Маленькие, они шустрые! Они даже больше знают иногда, чем старшеклассники!
– Нет, Авилкина, – решительно сказал Вовка. – К малышам ты сама давай иди. А я и без них знаю, кто это написал про Терминатора.
– Да ты врешь все! – Авилкина всплеснула ручками. – Откуда тебе знать? Или… – Вдруг ее осенило. Он спросила, понизив голос: – Гуреев, это ты сделал, да?
Вовка рассмеялся:
– Уже теплее, Авилкина! Только я этого не делал. Но зато я догадываюсь, кто это мог сделать.
– Кто? – спросила Санька.
– А ты, Авилкина, сама подумай! – предложил Вовка. – Предположим, есть такой идиот, который, типа, неровно дышит к одному главному редактору. И вот представь, что этот идиот решил, что этот самый главный редактор очень обрадуется, если в школе случится какой-нибудь скандал. Ну, про который можно будет потом написать в газете. И вот он приходит, этот идиот, рано утром в школу, когда никого нет…
– Стой! – сказала Авилкина. Она поняла вдруг, оком говорит Вовка. Она спросила, понизив голос: – Гуреев, ты это точно знаешь?
– Да ничего я не знаю! – округлил глаза Жуль. – Я же сказал: я только догадываюсь!
– Ну вот что, Володя! – подумав, произнесла Авилкина. – Ты про догадки эти свои лучше помалкивай! Хорошо? Тем более что доказать ты все равно ничего не сможешь! Ведь не сможешь, правда? – уточнила она.
– Не смогу! – охотно подтвердил Вовка. – Да и на фиг мне это нужно – доказывать там чего-то?
– Вот и правильно! – сказала Санька. – Значит, решили? Никто ничего не знает.
– Ага! – улыбнулся Вовка. Авилкина уже начинала ему нравиться.
– Ну ты к малышам-то пойдешь? – спросила Авилкина, снова переходя на деловой тон.
– Нет, Санька! Ты уж меня прости… Аможно, – неожиданно для самого себя произнес Вовка, – я к Людмиле схожу, а? Ну, типа, вместо тебя? А ты – к малышам!
– Ты чего, Гуреев? – изумилась Авилкина. – Да ничего она тебе не скажет, понял? Я ее полгода конфетами прикармливала, прежде чем она начала информацией со мной делиться!
– Мне как раз скажет! – уверенно произнес Вовка. – Причем без всяких конфет!
– Почему ты так думаешь? – спросила Санька.
– А я ей нравлюсь! – заявил Вовка, сам удивляясь своему нахальству. – Почему, не знаю. Просто нравлюсь, вот и все. Я это чувствую!
Авилкина засмеялась:
– Гуреев, не пори чушь!
– Почему чушь? – обиделся Вовка. – Ничего не чушь!
– Ну вот что… – предложила Санька. – Давай мы так сделаем. Давай сначала я сама к Людке схожу. А если она мне дельного ничего не сообщит, тогда уже тебя к ней запустим.
– Идет! – согласился Вовка.
Вовка подождал, пока Авилкина закрыла редакторскую комнату, и они вместе подошли к канцелярии. Санька чуть приоткрыла дверь, заглянула в щелку.
– Сидит Людка за компьютером! – прошептала она. – Печатает там чего-то!
– Ну ты иди! – так же шепотом ответил Вовка. – А я здесь пока побуду.
Авилкина кивнула. Набрав воздуха, она постучала в дверь:
– Можно, Людмила Игоревна?
Вовка ждал довольно долго. Сначала он пытался подслушать, о чем говорят Санька и Людмила Игоревна. Но разобрать он ничего не смог: обе говорили слишком тихо. Тогда Вовка снова стал думать о том письме, что нашел у Люды на столе. Кто все-таки это письмо написал? И почему Людмила плакала тогда? Вовка чувствовал, что ему зачем-то хочется разобраться в этой истории. Было в ней что-то такое, что не могло оставить его равнодушным.
Тут появилась Авилкина.
– Ну чего, Саня? – спросил Вовка. – Чего Людка говорит?
– Да ничего она не говорит! – махнула рукой Авилкина. – То ли и вправду ничего не знает, то ли не хочет со мной откровенничать… И вообще она в последнее время малахольная какая-то!
Сказав так, Авилкина вспомнила о том загадочном письме, которое у нее отнял Лысый.
Ей захотелось вдруг поделиться с Вовкой, рассказать о том случае.
– Слушай, Володя! – начала она. – Тут мне недавно письмо одно пришло, странное…
– Что за письмо? – насторожился Вовка.
– Ну, это не совсем письмо, а, типа, ксерокопия! – сказала Санька. – Вроде директор наш пишет любовное такое послание. Ей пишет, Людке! Представляешь?
– Представляю… – ответил Вовка. Немного помявшись, он выпалил вдруг: – Санька, знаешь чего… А ведь это я тебе ее прислал, копию эту!
К удивлению Вовки, Авилкина отреагировала на эту информацию довольно спокойно. Она произнесла:
– Так, значит, это ты хотел меня подставить, да? С помощью этой дурацкой фальшивки? Я так почему-то и подумала, что без тебя тут не обошлось!
– Да никакая это не фальшивка! – воскликнул Вовка. – А самое настоящее письмо! Я его правда у Людки на столе нашел!
– Погоди, я не поняла… – Санька уставилась на Вовку своими маленькими мышиными глазками. – Если письмо настоящее, почему же Шурик сказал, что это подстава?
– Потому что это и есть подстава! – вздохнул Вовка. – Понимаешь, там почерк, в письме, он только похож на директорский. А на самом деле он совсем другой, ну если присмотреться как следует.
– Ну а чей же там почерк тогда? – спросила Санька. – Кто этот Пашка-промокашка?
– Это я и сам хотел бы узнать… – протянул Вовка. – Авилкина, ты это… – решил вдруг он. – Ты давай дуй домой. А я сам с Людкой поговорить попробую. Может, узнаю чего…
– Ладно, – согласилась Санька. – Ты мне расскажешь потом, если и правда что узнаешь?
– Ладно! – пообещал Вовка. И прежде чем Санька ушла, Жуль сказал: – Авилкина, ты вот что… Извини, что хотел тебя с Терминатором стравить…
– Да ладно, Вовик! Все нормально! – улыбнулась Санька и двинулась прочь своей стремительно-неуклюжей походкой, бросив на ходу: – Ну бывай, Гуреев!..
А Вовик, проводив ее взглядом, решительно открыл дверь школьной канцелярии:
– Людмила Игоревна, можно?..
Санька Авилкина шла домой и размышляла о Шурике Лысом. Никто еще в жизни (кроме родителей, конечно!) не делал для нее ничего хорошего просто так, не ожидая ничего получить взамен. А теперь получалось, что Лысый уже второй раз спасает ее: первый раз он защитил Саньку от хулиганов, а теперь вот он помогает выжить любимой Санькиной газете! Авилкина понимала, что Лысому совершенно плевать на газету. Но ему, видимо, не плевать на нее, Саньку Авилкину, маленькую некрасивую девятиклассницу! Это было странно и удивительно. Саньке вдруг захотелось в знак благодарности сделать для Лысого что-нибудь хорошее. Ну, там, подарить ему что-нибудь, например. Но она понятия не имела, какой подарок мог бы понравиться Лысому. Как оказалось, он для нее был совершенно загадочным, непостижимым существом, почти что марсианином. «Ну не бутылку пива же ему дарить, не сигареты какие-нибудь! – подумала Санька. – Это было бы уж совсем идиотизмом!» Решив в итоге посоветоваться по этому поводу с Вовкой Гуреевым, Авилкина стала думать, как бы ей так провести журналистское расследование, чтобы, с одной стороны, привлечь к газете как можно больше внимания, а с другой стороны, чтобы не заложить при этом ненароком Лысого. Санька поняла, что задача перед ней стоит непростая. «Ну ничего, я и не из таких ситуаций выкручивалась!» – успокоила себя она.
Глава 13– Чего тебе, Гуреев? – спросила Люда. Она сидела, почти уткнувшись носом в монитор, пальцы ее безостановочно бегали по клавиатуре. – Говори давай, чего надо, а то, видишь, я занята!
Тут Вовка понял, что совершенно не представляет, как ему начать разговор. Помявшись, он поинтересовался зачем-то:
– Люда, а Павел Александрович еще в школе?
– Нет его! – ответила секретарша. – А зачем это он тебе понадобился? Он тебя вроде бы не вызывал…
– Да так… – уклончиво протянул Вовка. – Есть у меня к нему дело одно.
– Это не по поводу сегодняшнего случая? – поинтересовалась Люда. – Может, ты признаваться пришел?
– Да не я это сделал, правда не я! – воскликнул Вовка. Вдруг его осенило: – А что, Тер… Пал Саныч на меня думает?
– Ну не то чтобы на тебя… – произнесла Люда. – Он, по крайней мере, этого не исключает. И ты сам знаешь почему!
Вовка понял, что Люда права. На кого еще директору думать, как не на него, Вовку?
– Люда, ну клянусь, не делал я этого! – сказал Вовка.
– Клясться ты потом будешь, когда тебя на педсовет вызовут! – Люда закончила наконец лупить по клавиатуре. Отправив документ в печать, она откинулась с облегчением на спинку стула и спросила:
– Гуреев, ты чай будешь пить?
– Буду! – Вовка обрадовался.
Совершенно не зная, что еще сказать, он собирался уже уходить.
– Тогда принеси водички! – Людмила Игоревна показала на пустой электрочайник.
– Водички? Ага, я щас! – воскликнул Вовка.
Он схватил чайник и бросился к дверям.
Через десять минут Вовка и Людмила Игоревна сидели друг против друга за секретарским столом и пили чай. Люда пила из своей любимой кружки с красным сердечком. А Вовка – из синей «гостевой» чашки. Люда говорила:
– Нет, Гуреев, не пойму я тебя! Ты ж умный парень вроде! Не то что этот дружок твой, бритоголовый. Ну почему ты за ум не возьмешься никак, а? Зачем тебе проблемы все эти?
– Людмила Игоревна, ну я же сказал! – пробубнил Вовка. – Не писал я чушь эту на стенке! Вы что, не верите мне, да?
– Да я не об этом случае вовсе! – сказала Люда. – Я вообще! Ты же, если захотел бы, и вел бы себя нормально, да и учился бы на одни пятерки!
«И Людка о том же! – подумал Вовик. – Чего они, сговорились все?..» Он ответил:
– Люда, ну кому какое дело, как я учусь! Какой вообще толк от учебы этой? Я и без этого проживу! Башка есть на плечах, чего еще надо?
Люда фыркнула:
– И чего, правда, я тебя, Гуреев, уговариваю? Да живи ты как хочешь!
Настала тишина. Вовка уже допил свой чай, и ему надо было бы уже уходить. Собравшись с духом, он сказал:
– Люда… Людмила Игоревна, вы извините… Я спросить хотел. Можно?
– Ну, спроси! – Люда улыбнулась.
– Я вчера это… Мимо канцелярии шел. Ну, после уроков. И подсмотрел нечаянно, как вы… что вы…
Вовка замолчал, не решаясь продолжить. Молчала и Люда. Она уже перестала улыбаться, и взгляд ее стал очень серьезным. Вовке показалось, что она сразу поняла, о чем он хотел сказать.
– Гуреев, ну зачем ты? – произнесла она тихо.
Вовка догадался: Люда хотела спросить, зачем он лезет не в свое дело. В канцелярии стало тихо. Потом Вовка, тяжело вздохнув, медленно поднялся со стула:
– Ладно, Людмила Игоревна, пошел я, наверное… Спасибо за чай! И не обижайтесь на меня, пожалуйста.
– Я не обижаюсь, – сказала Люда. – Гуреев, видишь ли…Ты же все-таки пацан совсем. Ты еще не понимаешь многого.
– Ну хорошо, не понимаю! – согласился Вовка. – Но я не такой уж пацан. Вы, Люда, не волнуйтесь. Я никому ничего не скажу. Ни про то, что вы плакали, ни про… – Вовка вовремя остановился, чуть было не сказав: «Ни про то письмо».
Попрощавшись, он вышел из канцелярии. И подумал еще: «Хорошо, что Лысый вернул мне копию!» Вовка понял наконец, что если бы его план сработал и в школе разразился бы скандал из-за письма, то пострадала бы в первую очередь не Авилкина и не директор, а она, Людмила Игоревна. Люда…Вечером Вовка, Лысый и Сокич пошли на футбол. Вовкин любимый «Локомотив» играл с «Крыльями» из Самары. Лысый болел за ЦСКА и с Вовкой пошел за компанию. А Сокичу – тому вообще было все равно. Похоже, главное для него было – находиться рядом с Вовкой и Шуриком. Ну, чтобы все видели, какие у него, Сокича, крутые друзья.
«Локомотив» в тот день выиграл со счетом три – один. Вовка был очень доволен, чего нельзя было сказать о Лысом: немногочисленных самарских фанатов сразу после матча запихнули в автобусы и в сопровождении милиции увезли на вокзал, чтобы усадить тут же в поезд.
– Во уроды! – так прокомментировал эти действия организаторов матча Шурик. – Не дадут людям пообщаться нормально!..
Под нормальным общением он понимал, надо полагать, банальный мордобой.
Вовка пришел домой поздно, мать и отец уже собирались ложиться спать. Отец сказал:
– Володя, тебе девчонка какая-то звонила, раза четыре. Настырная такая! Говорит, еще звонить будет.
– Девчонка? – Вовка почесал затылок. Он понятия не имел, кто это мог быть.
И тут зазвонил телефон.
– Ну я ж говорил! – сказал отец. – Опять, наверное, она!
– Вовка, ужин на плите! – Это в разговор вступила мать. – Ты разогрей, если остыло!
Махнув родителям рукой, Вовка схватил трубку:
– Да?
– Володя, это я, Санька! – раздалось оттуда.
– Авилкина? – Жуль был очень удивлен. – Ты откуда мой телефон узнала?
– Я нашей классной звонила, Элеоноре! – объяснила Санька. – У нее все наши телефоны записаны!
– А-а-а… – протянул Вовка. – Понятно!
– Я чего звоню-то! – начала Авилкина. – Ты мне расскажешь, как ты с Людкой-то поговорил сегодня?
– С Людкой-то? – переспросил Вовка. – Да нормально поговорил! Чаем она меня поила!
– Ну при чем тут чай? – раздраженно произнесла Авилкина. – Она сказала тебе, что директор думает… Ну ты сам знаешь, насчет чего. Он подозревает кого-нибудь?
– Ага! – ответил Вовка. – Еще как подозревает!
– Кого? – спросила Санька.
– Да меня! – Вовка усмехнулся. – Прикольно, да?
– А ты разрешишь мне в газете об этом написать? – оживившись, спросила Авилкина. – Ну, что школьное начальство именно тебя подозревает?
– Да пиши, жалко, что ли…
– Не, Вова, ты не думай! – заторопилась Санька. – Я и у тебя интервью возьму! А ты тут и скажешь, что не виноват ни в чем!
– Ладно! – согласился Жуль.
– А насчет письма ты не узнал? – спросила Авилкина. – Ну, кто этот Пашка-промокашка?
– А не было никакого письма! – сказал Вовка. – Забудь!
– Как это – не было? – Санька возмутилась. – Ты же сам мне рассказывал…
– Я же говорю тебе русским языком: не было письма! – повторил Вовка.
– Что-то ты, Гуреев, совсем меня запутал! – сказала Санька.
Вовка промолчал. Тогда, подышав немного в трубку, Авилкина спросила вдруг:
– Володя, скажи мне такую вещь… Ты не знаешь, чего Шурик любит?
– Шурик? – Вовка растерялся. – Какой Шурик? А, Лысый, что ли?
– Ну да! Что ему нравится?
– В каком смысле «что нравится»? – не понял Вовка.
– Ну в смысле… – Авилкина замялась. – Просто хочу ему что-нибудь подарить! Ну, типа, в благодарность!
– А-а-а, это! – Вовка оживился. – А ты молодец, Санька! Правильно решила! А то человек, понимаешь, жизнью, можно сказать, рискует… И все ради газеты твоей!
– Ну так чего ему подарить-то? – напомнила Санька свой вопрос. – Чего он любит, ты не знаешь?
– Слушай, Авилкина… – как-то даже растерянно произнес Вовка. – А фиг его знает, чего он любит! Представляешь? – Жуль даже удивился немного: он был знаком с Лысым с пятого класса, но понятия не имел, что ему можно дарить! Вовка даже не знал, когда у Шурика день рождения.
– Ну интересно! – сказала Санька. – Ты вообще друг ему или как?
– Вообще – друг! – ответил Вовка. – Да ты погоди, Санька! Я, может, вспомню чего! И тогда я тебе перезвоню! Идет?
– Идет… – вздохнула Санька. – Ты номер мой знаешь?
– Да откуда?
– Тогда запиши…Вовка отправился на кухню. Пока разогревалось тушеное мясо в кастрюльке, он все пытался вспомнить, что же такое можно подарить Лысому, чтобы его порадовать.
– Черт, да что же он любит-то? – спросил Вовка вслух у самого себя.
Но ни одного ответа, кроме разве что любит бить морды спартаковским фанатам, ему на ум не шло. Но такой ответ явно для данного случая не подходил.
Между тем мясо в кастрюльке разогрелось, и в кухне сразу вкусно запахло.
Вовка принялся за еду. Но вот, поднося ко рту очередной аппетитный кусок, он вдруг так и замер с вилкой в руке. Вовка вспомнил, как очень давно, года четыре, наверное, назад, Лысый, тогда еще светленький симпатичный пацан с аккуратной челочкой, говорил ему, что с самого раннего детства мечтает о радиоуправляемой модели автомобиля «вот с такенными колесами».
– А что? Прикольно! – сказал сам себе Вовка.
Он представил себе теперешнего Лысого, который забавляется такой вот игрушкой. Представил – и чуть не подавился от смеха. Оставив ужин недоеденным, он принялся названивать Авилкиной.
– Алло! – сонным голосом ответила Санька.
– Авилкина, это я, Гуреев! – сказал Вовка. – Ты там чего, спишь уже?
– Пытаюсь заснуть! – ответила Санька.
– Ну ты погоди спать-то! – Вовка прямо-таки загорелся мыслью, чтобы Авилкина подарила Лысому классную радиоуправляемую машинку. – Прикинь, я вспомнил, о каком подарке Шурик с детства мечтал!Глава 14На следующий день Авилкина проснулась на полчаса раньше обычного. Она всегда просыпалась рано в те дни, когда ей предстояло сделать много важных дел. А сегодня дел у Саньки было и вправду немало: для того чтобы подготовить к выходу очередной номер газеты, ей предстояло опросить множество людей, просмотреть чуть ли не десяток статей и интервью и, наконец, свести все это воедино на газетных полосах. Кроме того, она именно сегодня собиралась купить и подарить Лысому розовую мечту его детства – радиоуправляемую машинку «вот стакенными колесами». Кстати, стоить такая машинка должна недешево!
«Ой, а деньги-то! – вспомнила Санька. – У меня же нет денег!»
К счастью, отец еще не уехал на работу.
– Папа, мне деньги нужны! – кинулась к нему Санька.
– Привет, доченька! – сказал отец. Стоя в прихожей, он шарил по карманам своей куртки, проверяя, все ли он взял. – Деньги, говоришь? Асколько тебе надо?
– Ну… рублей так восемьсот! – сказала Санька. – А лучше тыщу!
– Сколько?! – изумленно переспросил отец. – Это зачем тебе так много?
– Ну пап… – Санька замялась. – Сейчас нет времени объяснять! Ты дай, а я тебе вечером расскажу все! Это очень, очень важно! – торопливо добавила она.
– Санька, что случилось? – спросил отец, участливо заглядывая дочке в глаза. – У тебя какие-нибудь проблемы?
– Да нет, папа, проблем никаких! – ответила Санька. – Просто мне очень нужны деньги. Очень, понимаешь?
Отец хотел спросить еще чего-то, но потом махнул рукой и полез в кошелек.
– Пап, спасибо! – радостно сказала Санька и чмокнула, встав на носочки, отца в щеку.
– Ох, Санька, балую я тебя! – проворчал отец. Он взглянул на часы: – Ладно, мне бежать надо. Пока, дочка! До вечера!
– Пока, папа! – сказала Санька.
Постояв еще немного в прихожей, она убрала деньги в рюкзачок и отправилась умываться.
Авилкина подошла к школе за полчаса до начала занятий. Вадик, молодой школьный охранник, звонил в это время кому-то по телефону (аппарат стоял прямо на посту).
– Здравствуйте! – вежливо произнесла Санька.
Мельком взглянув на Авилкину, Вадик сделал жест рукой: мол, проходи. И начал кричать в трубку:
– Калерия Викторовна? Это Вадик, с охраны! Тут у нас опять… Да то же самое!.. А я… А я откуда знаю? Нет, я не видел никого! Кому позвонить?
«Опа! – подумала Санька. – Опять что-то стряслось! Интересно, что же?»
Но долго пребывать в недоумении ей не пришлось. Она увидела двух малышей, которые, задрав головы, с молчаливым восторгом пялились на стену. Уже догадавшись, что произошло, Санька тоже посмотрела.
Надпись была на том же самом месте, что и вчера. Она была сделана прямо поверх свежей краски. И снова огромными красными буквами кто-то вывел: « ТЕРМИНАТОР – КОЗЕЛ ».
Свежий номер «Большой перемены» получался на славу. Почти целиком он был посвящен последним скандальным событиям. Начиналась газета большим, броским заголовком: «ШКОЛЬНЫЕ ВЛАСТИ БЕССИЛЬНЫ!» И чуть ниже: «Кто же он, нарушитель спокойствия? Расследование нашей газеты». Потом шла редакторская статья. Потом несколько интервью: с педагогами, ребятами и девочками из разных классов, а также с теми, кого в школе было принято считать главными школьными хулиганами. (Кстати, ни один из них не взял на себя ответственность за появление возмутительной надписи.) Было там и интервью с охранником Вадиком, и беседа со школьной уборщицей тетей Клавой. Но ясности они не прибавили. Личность таинственного художника так и осталась невыясненной.
В общем и целом картина вырисовывалась довольно странная. Вот что повторялось два дня подряд: Вадик появлялся в школе в половине восьмого. В это время все входы и выходы в здании были закрыты. Охранник открывал входную дверь своим ключом и тут же видел злополучную надпись. То есть получалось, что, поскольку вечером надписи не было, она возникала сама собой за ночь, когда школа была надежно заперта! И никого постороннего там быть не могло!
В этой связи обращали на себя внимание несколько интересных версий. В частности, физрук Антон Михайлович убежденно заявил, что гадкая надпись, скорее всего, дело рук бывших учеников, сохранивших до сих пор обиду на школу. Эти ученики стали теперь, возможно, профессиональными взломщиками. И им ничего не стоило, подобрав отмычки, открыть, а потом аккуратно закрыть за собой входную дверь.
Другую версию выдвинул Нефедов из четвертого «Б». Этот Нефедов на полном серьезе стал доказывать опешившей Саньке, что тут имеет место типичный случай полтергейста: некая невидимая, но вполне реальная сущность (наподобие призрака) обитает в школьном подвале, откуда и выходит время от времени наверх, чтобы всласть порезвиться. На вопрос Авилкиной: «А где же этот полтергейст был раньше?» – Нефедов невозмутимо ответил, что раньше он развлекался в основном тем, что ломал краны в школьных туалетах, устраивая потопы. А близорукое школьное начальство, не желая разобраться в этих случаях досконально, валило все на нерадивых учеников младших классов. Теперь же полтергейсту надоело, что все лавры достаются другим, ион решился на более смелую и дерзкую акцию.
А вот охранник Вадик никаких версий не выдвигал. Он только повторял угрюмо: «Если б я узнал, кто фокусник этот, я бы давно его в бараний рог скрутил! Так уши бы надрал, что его родные папа с мамой бы не узнали! Да и не только уши…»
Авилкина летала как на крыльях. Все складывалось необычайно удачно: хотя версий в газете было множество, одна диковиннее другой, но ни одна из них никаким боком не выводила на Шурика Лысого. Никто никого не видел, не было ни одной улики, указывавшей на личность загадочного художника. Единственное, что Саньке было непонятно, – как же Лысый, если это действительно был он, ухитрялся уже два раза проделывать этот фокус с надписью?
Но особо размышлять по этому поводу у Саньки времени не было. Часа в четыре газета была готова. Авилкина суетилась в редакторской комнате, ей помогали Юрка, Матвей и Безухыч. Старенький школьный струйный принтер, на котором газета распечатывалась, гудел от напряжения, выплевывая листок за листком. Авилкиной уже один раз пришлось менять в нем картридж.
Наконец весь тираж был готов. Матвей Ермилов, Безухыч и Гаврилов помогли отнести пачки вниз, к столику охраны. Именно там, по давнишней договоренности со школьным руководством, читатели и находили утром свежие номера «Большой перемены».
Попрощавшись с ребятами, Санька пулей вылетела из школы. Теперь ее путь лежал в большой универмаг, находившийся в двух кварталах. Саньке хотелось как можно быстрее отблагодарить Шурика Лысого за подаренную ей долгожданную сенсацию. «Тираж завтра в момент разлетится!» – радостно думала Санька.А в это время на школьном футбольном поле шел импровизированный матч. В футбол играли в основном одиннадцатиклассники из окрестных домов. Ана трибуне сидели Жуль, Лысый и Сокич. Покуривая, они следили за игрой. Наблюдая, как Артем Горенко из одиннадцатого «А» пытается в отчаянном дриблинге обвести сразу трех защитников, Жуль заметил:
– И чего Горыныч выпендривается? Давно бы пас отдал!
В это время Горенко обыграл-таки вражескую защиту и мощно пробил в левую «девятку». Вратарь – Игорек из десятого «А» – растянулся в отчаянном прыжке, но достать мяч не сумел.
– Го-о-ол! – пронес лось над стадионом.
Товарищи по команде кинулись поздравлять Артема.
– Неслабый ударчик! – одобрил Лысый.
– Круто! – подтвердил Сокич.
– Да, ничего навернул… – вынужден был признать Вовка. Ему вдруг ужасно захотелось тоже выйти на поле.
А там тем временем происходило вот что: вратарь Игорек, получив, очевидно, травму, сидел возле штанги, держась за левую ногу. Игроки той и другой команды топтались рядом, выспрашивая у пострадавшего:
– Ну чего, Гарик? Ты как? Играть сможешь?
Тот, морщась, помотал отрицательно головой. А потом, прихрамывая, побрел прочь со стадиона. Тут лидер той команды, что пропустила гол, спортсмен и отличник Гоша Аникеев, повертев головой, заметил на трибуне нашу троицу. И воскликнул, обращаясь к своим приятелям:
– Пацаны, гляньте, там – Жуль! Он ничего на воротах стоит, я знаю! – И крикнул Вовке: – Эй, Жуль, в рамку встанешь?
Вовка, покосившись на Лысого, помотал головой:
– Не-а…
Одиннадцатиклассники подошли поближе.
– Слышь, Гуреев! – сказал Артем, забивший только что гол. – Ну встань в ворота, а? А то обидно, играть-то только начали!
Вовка ответил:
– А я тут не один, между прочим!
– Ну какие проблемы! – воскликнул Аникеев. – И друзья твои пусть играют! Мы Лысого в защиту возьмем!
– Лучше мы Лысого возьмем! – возразил Артем.
– Ну ничего себе! – возмутился Гошка. – Вы ж забили только что! К вам пусть Сокич идет! Он хоть и худенький, зато ловкий!
– Я против Лысого играть не буду! – высказался, в свою очередь, Вовка.
– Ну вот видишь! – обрадовался Гошка. – Так что, Горыныч, бери Сокича, пока дают!
– Ладно… – Артем махнул рукой. – Только пусть Лысый по ногам не лупит. А то знаю я его – как навернет со всей дури! Хуже Ковтуна!
– Да не будет он по ногам бить! – пообещал Аникеев. – Ведь не будешь, Лысый, правда?
– Постараюсь… – буркнул Шурик.
– Ну вот видишь? – повторил Аникеев. – Ладно, парни, хватит базарить! Двинули на поле!..Глава 15Авилкина в универмаге решала непростую задачу: как из множества игрушечных автомобилей с радиоуправлением выбрать такой, чтобы он наверняка понравился Шурику? Сперва Санька выбрала было темно-зеленый вездеход за семьсот пятьдесят рублей с большими колесами и башенкой наверху. Но потом ее внимание привлекла модель ярко-красного цвета. Борта этого монстра с огромными колесами украшали золотые молнии. Впереди зажигались четыре яркие фары. А дверцы машины можно было автоматически открывать и закрывать. Стоило это чудо дороже – девятьсот тридцать рублей. Несколько минут Авилкина стояла в задумчивости. Наконец, вздохнув, она отправилась в кассу:
– Девятьсот тридцать рублей, пожалуйста!
Когда продавщица уже упаковывала в яркую коробку модель и пульт управления, Авилкина вдруг испугалась: а не ошиблась ли она? Обрадует ли Лысого, взрослого, в общем-то, парня, такой вот детский подарок? Но размышлять было уже поздно: продавщица перевязала коробку тесьмой и протянула ее Саньке.
– Спасибо! – Санька взяла коробку и поплелась на выход.
Матч на школьном футбольном поле закончился с неожиданным результатом: команда, где играли Вовка и Лысый, проигрывая поначалу ноль – один, отквитала сперва один мяч, а потом забила еще два гола. Сам Вовка взял четыре очень сложных мяча. Да и Лысый не ударил в грязь лицом: он бился как лев у своей штрафной площадки. Проигрывая нападающим противника вскорости, он брал точным выбором позиции и вязкой агрессивной техникой игры. То есть при первой возможности валил всех подряд, стараясь при этом оставаться в рамках правил. После того как игра закончилась, Гоша Аникеев произнес, пожимая руки Лысому и Вовке:
– Вот спасибо, парни! Вы классно отыграли!
– Спасибо в стакан не нальешь, между прочим! – ворчливо заметил на это Лысый.
– Точно, Шурик! – поддержал приятеля Вовка. – Нам бы посущественней чего!
– Чего посущественней? – прикинулся дурачком Аникеев. – Вы это, парни, о чем?
– Слушай, Гош, одолжи тридцатку, а? – Жуль решил не тянуть резину, а сразу перейти к делу. – Ну, там, то-сё. Победу отпраздновать…
Поколебавшись немного, Аникеев сказал:
– Ну ладно, парни, что с вами поделаешь… Играли вы и вправду классно! – Ион полез в карман куртки.
– Вот спасибо! – обрадовался Вовка, принимая деньги. – Мы тебе вернем через пару дней! – заверил он одиннадцатиклассника.
– Ну-ну… – скептически произнес тот и поспешил распрощаться.
– Ну что, по пиву? – обратился Вовка к Лысому. – Заработали вроде бы!
– Почему нет? – пожал мощными плечами Лысый.
Он снял с себя футболку и теперь вытирал ею залитое потом лицо.
– Ребята, а я как же? – подошел к приятелям Сокич, тоже весь мокрый. – Я бы тоже это… пива бы выпил!
– А ты-то тут при чем? – заржал Вовка. – Твоя же команда слила! Тебе праздновать нечего!
– Ну, Лысый, ну, пожалуйста! – Сокич попытался обратиться к Шурику.
– Ты слышал, чего Вован сказал? – Лысый явно не собирался проявлять щедрость. – Давай вали отсюда!
Сокич, весь как-то сморщившись, отошел в сторону и вдруг крикнул:
– Ну ладно, скоты! Козлы вонючие! Пива пожалели? Да плевал я на пиво ваше! Ясно вам, придурки?
– Чего? Не понял! – Лысый даже опешил от этого неожиданного выпада.
– А что слышал, козел! – крикнул Сокич.
Подняв с земли камешек, он бросил им в Лысого, но попал в Вовку.
– Ах ты, гад! – Вовка попытался одним прыжком достать Сокича. Но тот уже со всех ног улепетывал со стадиона.
Бегал Сокич всегда быстро. Вот и на этот раз он развил прямо со старта такую скорость, что Вовка скоро остановился, поняв, что вряд ли он Сокича догонит. Тот тоже остановился и издали издевательски помахал Жулю ручкой.
– Ну, гад, придешь в понедельник в школу! – пригрозил ему Вовка и вернулся к Шурику.
– Чего это он, а? – спросил Лысый.
– Да черт его знает! – ответил Вовка. Он тоже не мог понять, с чего это Сокич, такой обычно покорный и услужливый, так взбрыкнул. – Видно, достали мы его! – предположил Вовка.
– Достали не достали, а за базар он еще ответит! – пообещал Лысый.
Вовка кивнул. Уж в чем-в чем, а в этом он не сомневался.
Приятели купили в ближайшем ларьке две бутылки недорогого пива и двинулись, не торопясь, по бульвару. Вдруг Вовка дернул спутника за рукав:
– Гляди-ка!
Впереди неторопливо вышагивала Санька Авилкина. На ее спине болтался школьный рюкзачок, а в руке Санька несла здоровенную яркую коробку.
Лысый произнес:
– Это ж Авилкина! А чего это она тащит?
Вовка пригляделся и воскликнул:
– Лысый, ты не поверишь… Это она, кажется, тебе подарок купила!
– Чего? – переспросил Шурик. – Ты, что ли, бредишь? Какой еще подарок?
– Какой-какой! – усмехнулся Вовка. – Машину с радиоуправлением и вот с такенными колесами! Ну, помнишь, ты мечтал когда-то?
Лысый не ответил. Некоторое время парни молча шли вслед за Санькой, которая их, естественно, не замечала.
Потом Лысый вдруг спросил:
– Жуль, это ты прикололся так, да? Ну, что Авилкина эту штуку для меня купила?
– Да ничего я не прикололся! – обиделся Вовка. – Да ты сам сейчас увидишь. Эй, Авилкина! – позвал он. – Авилкина, стой!
Та остановилась, оглянулась. И осталась так стоять, дожидаясь, пока ребята ее догонят.
– Привет, тезка! – сказал Лысый.
– Привет, Шурик! – Авилкина смотрела на Лысого как-то странно. Так, что тот даже закашлялся.
– Блин! – воскликнул Жуль. И повторил: – Блин! Кепка-то!
– Чего – кепка? – не понял Лысый. – Ты что орешь, как паралитик?
– Да я бейсболку свою вроде на поле забыл!
– Да ты же без нее был сегодня! – сказал Лысый. – Или в ней? Что-то я не вспомню.
– А может, я ее в школе оставил? – спросил Вовка, адресуясь скорее к самому себе. – Ну, короче, сбегаю, посмотрю!
И он убежал. Сначала он подбежал к воротам, которые защищал во время футбольного матча. Не найдя бейсболки возле ворот, он посмотрел на трибуне, потом двинул в школу. Безрезультатно покрутившись в раздевалке, он снова побрел на бульвар. В этот момент начал моросить мелкий осенний дождик, подул холодный ветер, и Вовке пришлось до упора застегнуть молнию ветровки.
Лысого он увидел еще издали. Тот, сидя на скамеечке, азартно давил на кнопки пульта управления, по аллее с жужжанием носилась взад-вперед большая и очень красивая красная машина с огромными черными колесами. На бортах ее сияли золотые молнии, а фары то зажигались, то гасли. Вовик подошел, хотел присесть на скамейку рядом с Лысым, но потом передумал: скамейка уже стала мокрой от дождя.
Лысый тем временем разогнал модель по аллее и двинул ее к Вовке. Тот стоял и смотрел, как электрическое чудо, завывая и мигая фарами, мчится прямо на него. И перед самым столкновением еле успел отскочить в сторону. Лысый радостно рассмеялся:
– Что, Жуль, страшно?
– Не, ну ты прям как дите! – сказал Вовка, отряхивая штанину.
– Вот и сбылась она, мечта моего детства… – задумчиво произнес Лысый. Он медленно поднял машину с земли, крутанул пальцем колесо. – Колеса какие клевые… – сказал он странным каким-то голосом.
Жуль взглянул на Лысого и от изумления замер.
Страшный и безжалостный хулиган Шурик плакал. Из глаз его текли настоящие крупные слезы. Поймав на себе изумленный взгляд Вовки, Шурик произнес сдавленным голосом:
– Я ведь такую в четвертом классе полгода у бати клянчил! И выклянчил уже было, отец деньги даже отложил… Да к отцу вдруг этот дядя Гриша приперся в гости – чтоб он сдох! И они вдвоем деньги-то эти… – Тут Лысый громко всхлипнул от жалости к себе. – Пропили они деньги, короче! – справившись наконец со слезами, уже спокойно закончил Лысый. – Я думал, дядю Гришу этого убью тогда! Так мне обидно было… Я ж всем ребятам во дворе растрепал, что отец мне машину покупает с радиоуправлением!
Вовка сочувственно молчал. Он знал, что мать Лысого уже давно ушла из семьи, а отец с тех пор стал крепко выпивать.
– Племяннику подарю ее! – вдруг сказал Лысый. – Олежке. А то когда ему еще купят…
Вовка понял, что речь идет о ребенке старшей сестры Лысого, Тамары. Она вышла замуж три года назад и жила отдельно от отца и брата.
– Так он же маленький еще! – сказал Вовка.
– Ничего. Она у них на антресолях постоит пока. А если Томкин муж денет ее куда или пропьет, я ему глотку перегрызу! – сказал Лысый.
– А пусть у меня машина побудет! Ну, типа, на сохранении! – неожиданно для самого себя предложил Вовка. – А потом, когда Олежка вырастет, мы ему вместе ее и подарим!
– У тебя? – Лысый окинул Вовку взглядом. – Нет, не надо. Сломаешь еще!
– Ну тогда дай хоть погонять! – попросил Вовка.
Лысый протянул ему пульт. В этот момент дождь усилился. Но Вовка и Лысый, не обращая внимания на падающие сверху капли, продолжали следить, как выписывает круги по аллее ярко-красный автомобиль с огромными черными колесами и золотыми молниями по бокам…
– Ты не говори никому, что я ревел тут! – попросил Лысый.
– Не скажу! – пообещал Вовка. – Кремень, могила!
Вовке стало вдруг смешно: ведь совсем недавно он то же самое обещал Людмиле – не говорить никому, что видел, как она плакала!
– Ты чего ржешь, как придурок? – с подозрением спросил Лысый.
– Да так… – ответил Вовка.Глава 16Между Авилкиной и Лысым с этого момента возникли странные какие-то отношения. Это не было похоже на школьную любовь в обычном понимании: ну, там, свидания, поцелуи, совместные походы в кино и на вечеринки… Ничего такого в отношениях Саньки и Шурика не было и в помине. Да им вроде и не очень-то этого хотелось. Ну сами подумайте: что за радость целоваться с Авилкиной! Или тем более с Шуриком Лысым! Но в их отношениях было что-то другое. Какая-то, что ли, взаимная робкая симпатия, в которой каждый из них не смог бы признаться никому. Даже себе.
Конечно, Шурика растрогал подарок Авилкиной. Но он перестал бы быть собой, если бы, скажем, позвал после этого Саньку на свидание. Нет, он сказал ей просто:
– Это чего – мне?! У-у, ё! Ну ты, тезка, даешь!
А Санька ответила… Да ничего она на самом деле не ответила. А просто, пожав плечами, пошла себе прочь. И Шурик крикнул ей уже вдогонку:
– Ну ты это… Спасибо, короче!
Но Авилкина совершенно не была разочарована такой реакцией Лысого на ее щедрый дар. Ничего другого она, в общем, и не ожидала. Она поняла самое главное: подарок явно Лысого порадовал. А больше ей ничего и не было нужно…
А в субботу Жуль и Лысый снова отправились на футбол. Играли ЦСКА и «Торпедо». Лысый, естественно, болел за ЦСКА. И Вовка тоже – за компанию с приятелем. Возле станции метро друзья наткнулись на большую шумную группу армейских фанатов. Некоторые из них уже были навеселе.
– О-о-о, Лысый! – радостно воскликнул один из болельщиков, крепкий узкоглазый паренек по кличке Мустафа. – Здорово! Пиво будешь? А, и Жуль с тобой? Прости, без кепки тебя не узнал!
– Посеял я кепку! – сказал Вовка, за руку здороваясь с фанатами, многих из которых давно знал. С некоторыми из них ему доводилось даже драться – в дни, когда ЦСКА играл с «Локомотивом». Но сегодня главными врагами были болельщики «Торпедо», и Вовке опасаться было нечего. Тем более рядом с Лысым.
Они отправились на стадион. По дороге к их группе примыкали все новые и новые кучки юных болельщиков. Так что на подходе к стадиону из них набралась уже внушительная армия.
Преодолев не без потерь милицейское заграждение, отнимавшее у болельщиков спиртные напитки и взрывоопасные предметы, сине-красная толпа хлынула на трибуны.
Напротив, с противоположной стороны стадиона, группировались болельщики «Торпедо». Их по сравнению с армейцами было совсем немного.
– Ох и повеселимся сегодня! – потирая руки, сказал Лысый.
Матч скоро начался. Армейские футболисты, как обычно, сразу же ринулись в массированную атаку. И уже на восьмой минуте Гусев с линии штрафной нанес удар по воротам. Мяч пошел низом и, скорее всего, пролетел бы мимо ворот, рядом со штангой. Но на линии полета мяча оказался защитник «Торпедо», мяч срикошетил и, описав дугу, влетел в сетку.
Красно-синие в едином порыве вскочили с мест. Крики тысяч глоток слились в один мощный вопль: «Го-о-о-о-о-л!!!»После этого игра немного выровнялась. До конца первого периода счет не изменился. А в начале второготорпедовцы подловили армейцев на контратаке. Один из братьев Березуцких свалил в штрафной нападающего «Торпедо». И после пенальти счет стал равным – один – один. После чего игра снова обострилась. Опасных моментов у тех и у других ворот было множество. Но успеха никто больше так и не добился. И матч закончился вничью.
Лысый был разочарован таким исходом. Единственной возможностью спасти выходной было отловить парочку торпедовских фанатов и выместить обиду на них.
Но и тут Лысому не повезло. Милиция сработала четко: от самого стадиона люди в форме живым барьером разделили болельщиков обеих команд.
Тогда Лысый сказал Вовке:
– Давай тут постоим немного!
– Зачем? – не понял тот.
– Ну подождем, когда команда выйдет! – объяснил Шурик. – Я давно хотел у кого-нибудь из ребят автограф взять!
– Да тебя к ним не пустят! – уверенно заявил Вовка. – Таких желающих знаешь сколько?
– А вдруг? – сказал Лысый и, не дожидаясь Вовкиного ответа, стал выбираться из толпы.
Жуль, вздохнув, последовал его примеру.
Прошло еще около часа. Толпа у стадиона начала редеть.
– Шурик, ну сколько мы еще тут будем торчать? – взмолился Вовка. – Стоим как идиоты!
– Сейчас-сейчас… – бросил Лысый и тут же воскликнул: – Гляди, вон – Газзаев!
Действительно, из служебного выхода появился легендарный тренер армейцев. К нему тут же бросились журналисты.
– Пойдем! – скомандовал Лысый. – Возьмем у него автограф!
Скептически пожав плечами, Вовка последовал за Шуриком. В возможность взять автограф у самого Газзаева он не верил.
И он оказался прав. Сквозь толпу, окружившую тренера ЦСКА, пробиться никакой возможности не было. Лысый сделал было попытку поднырнуть под локтем охранника, но тот ловко поймал Шурика за шиворот и отпихнул прочь, пригрозив:
– Еще раз сунешься, пацан, будешь ночевать в милиции!
– Ну я же говорил! – сказал Лысому Жуль. – Пойдем отсюда!
В это время Газзаев, вырвавшись из лап прессы, направился к припаркованной тут же машине. И вдруг от толпы отделилась какая-то мощная фигура веером плаще. Увидев человека в плаще, Газзаев расцвел в улыбке. Дав знак охране не беспокоиться, он вступил в дружескую беседу со здоровяком.
– Шурик, кто это? А? – спросил Вовка.
– Черт! – сказал Лысый, приглядевшись. – Это же… Не может быть!
Но тут и у Вовки словно бы раскрылись глаза. Он тоже узнал человека в плаще, по-приятельски беседующего с главным тренером ЦСКА. Это был Терминатор.– Слушай, а это точно был он? А, Лысый? – пытал по дороге домой Шурика Жуль.
Выйдя из метро, они брели по тротуару широкого проспекта.
– Да точно, точно! Ты же сам видел!
– Видел, да! – подтвердил Вовка. – Только как-то странно все это!
Газзаев и Терминатор!..
– А может, они с детства дружат! – предположил Лысый. – Ведь может быть такое?
– Может… – пожал плечами Вовка и задумчиво добавил: – Зря все-таки ты, Лысый, эту фигню устроил с надписью! Теперь к Терминатору точно не сунешься! А так можно было бы через него с такими людьми познакомиться!
– Да ничего я не устраивал! – взорвался вдруг Шурик. – Я же тебе говорил уже!
– Так что – это точно не ты? – недоверчиво спросил Вовка.
– Блин… – Лысый воздел руки к небу. – Жуль, ты что, тупой, да?
Настала пауза. Вдруг Вовка захихикал:
– Ну, прикол! Обалдеть!
– Ты чего? – поинтересовался Лысый.
– Представляешь, – продолжал хихикать Вовка, – я-то Авилкиной намекнул, что это ты из симпатии к ней стены расписываешь!
– Зачем мне их расписывать? – не понял Шурик. – И при чем тут симпатия какая-то?
– Ну как же! – стал объяснять Жуль. – Авилкина думает, что ты специально устроил в школе этот скандал, чтобы ей было о чем в газете своей писать! Ну, типа, ты это сделал, чтобы ее выручить!
– А-а-а! – сказал Лысый. И добавил: – Нет, это не я.
Вовка снова развеселился:
– Значит, получается, она тебе машинку ни за что подарила? Она-то как раз отблагодарить тебя хотела!
– Блин, да достал ты меня уже с Авилкиной своей! – разозлился Лысый. – Ну подарила и подарила! Тебе-то какое дело? Может, я ей просто нравлюсь!
Помолчав, Вовка пробормотал:
– Интересно, кто же все-таки художник этот?
– У нас что, в школе придурков мало? – сказал Лысый. И сам себе ответил: – Да полно!Авилкина ждала понедельника с нетерпением. Ей было очень интересно: успокоится ли на этом Лысый или же отметится новой надписью? Конечно, новое появление надписи на стене прибавило бы интриги происходящему и сделало бы схватку между администрацией школы и неизвестным художником (коим, как считала пока Санька, был Лысый) еще более увлекательной. Но, уже подходя к школьным дверям, Санька вдруг неожиданно подумала: «Ох, как бы его за проделки эти из школы не поперли!» Авилкина поймала себя на мысли, что уже боится за Лысого, как боялась бы за хорошего друга. Хотя, конечно, никаким другом он Саньке не был. А кем был? Авилкина, как ни думала, так и не смогла ответить на этот вопрос.
В дверях школы она неожиданно столкнулась с двумя женщинами-малярами. Санька посторонилась, пропуская их. А потом прошла к школьному гардеробу. Посмотрела наверх. Никакой надписи на стене не было. Зато там снова белело свежее пятно. Санька догадалась, что школьное начальство пригнало на этот раз маляров прямо к открытию школы, чтобы те в случае, если бы надпись снова появилась, тут же бы ее закрасили. «Интересно! – подумала Авилкина про маляров. – Они что, теперь каждое утро здесь будут дежурить?»
На первой же перемене она заглянула к Людмиле.
– Здрасьте, Людмила Игоревна! Скажите, новости какие есть?
– Новости? – Люда весело взглянула на Саньку. – Есть новости, есть! Выяснилось наконец, кто в школе стены портил!
– Да? – Внутри у Саньки все сразу оборвалось. – И кто же это? – стараясь изобразить лицом и голосом равнодушное любопытство, спросила она.
– А вот это, Саня, служебная тайна! – заявила Люда. – Этого я тебе сказать никак не могу!
Поупрашивав Люду еще немного раскрыть все-таки служебную тайну, Санька вышла из канцелярии. Но уговаривала она секретаря только для виду. Ей имя «преступника» было известно и так.Глава 17В голове у Саньки стоял какой-то туман, и в его глубине маячила одна только мысль: «Ну все, конец Шурику! Теперь его точно из школы переведут в какой-нибудь специнтернат! Типа, для малолетних преступников…»
Мучимая такого рода мыслями, Авилкина отправилась на урок. А после урока она снова решительно устремилась к директорскому кабинету.
– Авилкина, это ты опять? – удивилась Люда. – Мне сейчас с тобой разговоры некогда разговаривать! У меня работы по горло!
– Люд, а директор у себя? – спросила Санька.
– А тебе он зачем? – с подозрением в голосе спросила Люда. – Пал Саныч там отчет срочный готовит, вокруг. Просил никого не пускать.
– Людмила Игоревна, мне правда очень надо! – сказала Санька. – Ну, пожалуйста!
Та пожала плечами:
– Ну хорошо, я спрошу…
Она встала и направилась в кабинет. И десять секунд спустя появилась со словами:
– Авилкина, иди! Но учти, у тебя есть только две минуты!
– Хорошо, спасибо, Людмила Игоревна! – обрадованно сказала Санька и направилась в кабинет.
– А-а-а, желтая пресса! – приветствовал ее Павел Александрович. Санька заметила, что он пребывает сегодня в благодушном настроении, что вообще бывало нечасто. – Давай, проходи. Какие проблемы?
– Павел Александрович! – горячо начала Санька. – Я вас очень прошу, не наказывайте строго Шурика! Это он из-за меня на стене чушь эту писал! Понимаете?
Внимательно посмотрев на Саньку, директор ответил:
– Да пока не очень… Объясни!
Санька вздохнула:
– Ну, понимаете, у газеты нашей здорово падает этот… рейтинг! То есть не хочет народ ее читать. И я очень боялась, что вы ее закроете. Ну потому что кому нужна газета, которую никто не читает?
– А при чем тут газета? – поинтересовался Терминатор.
– Ну как же! – сказала Санька. – Газету не читают отчего? Потому что в ней давно ни про какие скандалы ничего не было!
– А-а-а, то есть тебе был нужен скандал? Правильно?
– Ну да! Вот Лысый… то есть Шурик, и придумал…
– Ты мне скажи, – перебил ее директор, – ты про какого Шурика мне тут все толкуешь?
– Как про какого? – вытаращила глаза Авилкина. – Про Селиванова, из восьмого «А»!
– Значит, Селиванов тоже в этом безобразии участвовал… – как бы про себя заметил директор.
– Почему тоже? – не поняла Санька. – Он один и участвовал!
Директор побарабанил задумчиво пальцами по столу, а потом сказал:
– А ну-ка глянь! Узнаешь, чья это кепка?
С этими словами он извлек из ящика письменного стола и бросил на стол бейсболку с надписью «Killer Loop».
Конечно, Санька сразу узнала любимую бейсболку Вовки Гуреева. Уставясь на кепку, Авилкина ошарашенно молчала.
– Правильно, это головной убор Володи Гуреева, твоего одноклассника! – подтвердил директор невысказанную Санькой мысль. – А ты знаешь, где охранник наш ее сегодня утром нашел?
– Понятия не имею! – буркнула Санька. У нее в голове мелькнула в этот момент страшная догадка, что она, Авилкина, только что собственноручно «сдала» Лысого Терминатору! Адиректор-то вовсе на него и не думал!
– Он нашел шапочку эту рядом с гардеробом. Прямо около свежей надписи на стенке! – Терминатор строго посмотрел на Саньку. – Я думал сперва, что это одного Гуреева работа!
А получается – у него еще и помощники были!
– Не было у него помощников! – решительно сказала Санька. – А про Селиванова я все наврала! Это я сама на стенке писала! И кепку тоже я подбросила!
– Вот как? – Терминатор снял очки, задумчиво потер переносицу. – Что-то, Авилкина, я тебе не очень верю. Не могла ты этого сделать, мне кажется.
– Я правду говорю! – сказала Санька.
Директор снова водрузил очки на нос и смотрел некоторое время на Авилкину, смешно чмокая губами, будто что-то пережевывая. Потом произнес, хлопнув по столу ладонью:
– Вот что, Авилкина! Ты найди Гуреева и Селиванова и скажи, чтобы они после шестого урока зашли ко мне. И сама тоже приходи. Будем во всей этой запутанной истории разбираться…А в это время в закутке под лестницей тоже шла своего рода воспитательная беседа. Гуреев и Лысый затащили сюда несчастного Сокича.
– Ну чего? – с угрозой в голосе спросил Лысый. – Сейчас кому-то будет немножко бо-бо, да?
– Ребята, не надо! – попросил Сокич.
– Надо, Сокич, надо! – усмехнулся Вовка. – А то что-то ты охамел в корягу! Нехорошо это!
– Ну не надо, ребята! – снова повторил Сокич. – Я…это… больше не буду!
– На колени встань! – скомандовал Лысый.
Сокич бухнулся на колени.
– А теперь почисти мне ботинки! – сказал Лысый. – Носовой платок есть утебя?
– Есть… – Сокич торопливо извлек из кармана платок.
– Сопливый небось? – брезгливо поинтересовался Лысый.
Вовка же следил за происходящим с нехорошей ухмылкой.
– Не, Шурик, чистый! – заверил Сокич, – Мне его мать только сегодня дала! Я в него и не сморкался ни разу!
– Вот и хорошо, что не сморкался! – одобрил Лысый. – Ну давай, чисти! Только чтоб блестели, понял?
– Ага, понял… – Сокич, шмыгнув носом, начал осторожно обрабатывать платком правый ботинок Лысого.
– Ты лучше, лучше чисти! – приказал Лысый. – Не сачкуй!
– Ага! – Сокич начал тереть ботинок платком с удвоенной энергией.
– Ты краешком, краешком три! – вступил Жуль. – А то платок весь изгваздаешь раньше времени, а у меня ведь тоже ботинки грязные!
И тут раздался голос Авилкиной:
– Шурик, Володя, вы тут? Я вас по всей школе разыскиваю!
Сокич вскочил на ноги. Авилкина уже заглядывала под лестницу:
– Вы чего тут, курите, что ли?
– Чего надо? – не очень вежливо спросил Лысый.
– Поговорить нужно! Срочно! – ответила Санька. – Я только что была у Терминатора…
– У кого? – переспросил Жуль и первым вышел к Саньке. За ним последовал Лысый.
Сокич, пользуясь случаем, попытался было дать деру, но Лысый прикрикнул на него:
– Стоять!
И Сокич замер на месте.
– Ну и чего ты делала у Терминатора? – спросил Вовка.
– Скажу сейчас. Только это очень секретно! – Авилкина покосилась на Сокича.
– Вали давай отсюда! – приказал Лысый. – Мы с тобой потом договорим!
Обрадованный Сокич исчез. А Санька вздохнула и начала:
– Парни, короче… Охранник нашел сегодня у раздевалки бейсболку. Твою, Вовка!
– Классно! – Жуль обрадовался. – Я уж и не надеялся…
– Дурик! – оборвала его Авилкина. – Ты же ее потерял, когда стенку расписывал! Ее охранник утром прямо под свежей надписью нашел!
Повисла пауза. Потом Лысый сказал:
– Так… Значит, Жуль, это ты тот самый художник?
– Да бред это! – Вовка всплеснул руками. – Не делал я этого! Ты что, Лысый, мне не веришь?
– А кто ж делал тогда? – поинтересовался Шурик. – Если ты не делал, я тоже…
– Я уже вообще ничего не понимаю! – сказала Санька. – Я думала, это Шурик. А директор сказал, что это Гуреев!
– Да не мы это! – воскликнул Вовка.
И тут раздался звонок на урок. Большая перемена подошла к концу.
– Короче, парни! – заторопилась Авилкина. – Терминатор просил сказать, что ждет нас всех троих после уроков у себя в кабинете!
– А почему троих? – не понял Вовка. – Ты-то тут при чем?
– Так я же сказала ему, что это я писала! – призналась Санька.
– Опа! – Лысый вытаращился на Саньку. – Так, значит, это правда ты?
– Я просто так сказала! – объяснила Санька. – Ну, чтобы вас выручить!
– Я не въезжаю… – начал Лысый. – Чего-то запутался я вконец! Так кто же?..
В это время возле лестницы появилась завуч Калерия Викторовна.
– Так, кто тут у нас? – спросила она грозным голосом. – Ага, Гуреев, Селиванов, Авилкина! И почему это мы не на уроке? Звонок уже был давно!..
И она разогнала ребят по классам.Глава 18На уроке биологии Авилкина попыталась осмыслить ситуацию. Она чувствовала, что Вовка и Шурик сказали ей правду – они действительно ни при чем. То есть получается, что, принимая вину на себя, Санька совершенно напрасно жертвовала собой.
«Но ведь кто-то же это сделал!» – размышляла Санька. Теперь ей очень хотелось как можно скорее разоблачить злоумышленника. И распутать наконец всю эту историю.
В это время у доски Сокич, мекая и бекая, рассказывал про кровеносную систему зайца. На доске висела картинка: заяц в разрезе. Тыкая в картинку пальцем, Сокич нес какую-то ахинею, понятную, видно, только ему самому.
– Э-э-э… – говорил Сокич, тыча ладонью куда-то в область левого глаза зайца. – Вот тут идет такая артерия. Или вена? Нет – артерия!..
И тут на ее парту упала записка. Авилкина огляделась: Вовка Гуреев усиленно ей подмигивал, показывая в сторону мучающегося у доски Сокича. Пожав плечами, Авилкина развернула записку. На обрывке листка была только одна строчка: «Авилкина, посмотри на правую руку Сокича!»
«При чем тут рука Сокича?» – с недоумением подумала Санька, но все же стала старательно смотреть. И вот когда Сокич снова взмахнул ладонью, ей показалось, что она увидела на внутренней ее стороне, возле большого пальца, какое-то красное пятно.
«Кровь, что ли? – мелькнула у Саньки мысль. – Он что, руку поранил?»
Она вырвала из черновика листок и написала на нем: «Вроде там кровь. Он что, руку поранил?» Санька свернула листок, надписала: «Вовке Гурееву». И отправила записку по рядам.
Прочитав записку, Вовка посмотрел на Авилкину с удивлением. Покачал головой и крутанул пальцем у виска. И снова принялся что-то писать.
Развернув новое послание Жуля, Санька прочла: «Дура, какая кровь? Краска это! Въехала, тупица?»
Она совершенно не обиделась ни на «дуру», ни на «тупицу». Потому что поняла: Вовка совершенно прав.
Как только прозвенел звонок на перемену, Вовка и Авилкина тут же оказались возле парты Сокича. Тот как раз складывал в сумку учебники и тетради.
– А ну покажи руку! – скомандовал Вовка.
Сокич безропотно показал.
– Да не эту, правую!
Сокич показал правую.
– Да ладонь, ладонь покажи, придурок! – вскричал Вовка. И сам развернул его руку ладонью к себе. – Это чего? – поинтересовался он.
– Кровь это… – пробормотал Сокич.
– Кровь, говоришь? – переспросил Вовка.
Послюнявив палец, он начал с силой тереть красное пятно. Но оно не стиралось. Сокич сказал, попытавшись вырвать руку:
– Жуль, отстань! Слышишь?
– Мы сейчас знаешь что сделаем? – сказал Вовка. Руку он не отпускал. – Мы сейчас пойдем с тобой, Сокич, к Лысому. И ты нам с Лысым все расскажешь!
Сокич заозирался по сторонам. В классе, кроме него, Вовки и Саньки, уже никого не было. Тогда Сокич вскочил, вырвал руку, оттолкнул Жуля и бросился к дверям. И тотчас отпрянул: в дверях с гадкой улыбочкой на губах стоял Лысый.
…Сокич скакал по партам и стульям, как заяц. А Лысый и Вовка гонялись за ним с таким шумом и грохотом, что Авилкина заткнула уши. Наконец Сокич был зажат вугол.
– Ну иди сюда, родной! – сказал ему Вовка. И добавил, обращаясь к Лысому: – Шурик, вот он, художник-то наш!
– Да ну! – удивился Шурик. И спросил: – Что, Сокич, правда?
Сокич, схватив стул, предупредил:
– Кто первым сунется, получит стулом по балде! И меня, между прочим, зовут Антон! Ясно вам, козлы?
– Это ты кого козлами сейчас назвал? – загремел Шурик. В его мощной руке тоже оказался стул. И с этим стулом он стал подступать к Сокичу.
– А ну прекратить! – раздался вдруг крик.
Сокич, Лысый и Вовка оглянулись. Это кричала Авилкина. Она с гневно горящими глазами медленно приближалась по проходу к месту боя. Подойдя вплотную к Сокичу, Санька взялась за стул и твердо произнесла:
– Антон, отдай мне стул, пожалуйста!
Сокич покрутил головой, как бы приходя в себя. Но стул он не отпускал. В этот момент к нему ринулся Жуль:
– Отдай стул, гад!
– Стоять! – рявкнула на Вовку Авилкина. И тот замер на месте.
– Антон, отпусти стул, пожалуйста! – повторила очень спокойно Санька.
И тогда Сокич отпустил стул. И сел прямо на пол, обхватив голову руками.
– Отойдите! – сказала Авилкина Вовке и Лысому, – А лучше вообще выйдите из класса на фиг! Мне с Антоном поговорить нужно.
– Но Санька… – начал было Вовка.
– Пойдем, Жуль! – произнес вдруг Лысый. – Она сама разберется.
И Шурик, приобняв за плечи приятеля, повел его в коридор. В классе остались только Санька и Сокич.
Авилкина достала из рюкзачка диктофон, положила его на стол рядом с Сокичем, нажала на «запись» испросила:
– Антон, ведь это ты на стенке про Терминатора писал, да?
Сокич поднялся медленно с пола, взглянул на Авилкину и тихо ответил:
– Да, это я… Сань, понимаешь… Меня же в школе за человека не считает никто…
– И ты решил, типа, доказать, что ты крутой, да? – спросила Санька.
– Ага… – кивнул Сокич.
– А зачем ты Вовкину кепку подбросил?
– Ну… – Сокич замялся. – Просто достали они меня, понимаешь? Ну, Жуль и Лысый. Разозлился я на них.
– Понимаю… – ответила Санька. – А теперь расскажи, как ты в школу попадал!
– Да очень просто! – Сокич улыбнулся. – Там окно в туалете на втором этаже я приоткрывал чуть-чуть. Ну, днем еще. А там рядом пожарная лестница проходит…
– Ясно… – сказала Санька.Когда в директорском кабинете запись, сделанная Санькой, была прослушана, а Жуль, Лысый и Авилкина собирались уже идти домой, Лысый вдруг спросил:
– Павел Александрович, а можно вопрос?
– Слушаю… – ответил директор.
– А вы Газзаева… откуда знаете?
– Валерку-то? – Директор улыбнулся. – А мы с ним учились вместе!
– Ну я же говорил! – обрадовался Жуль.
– А… вы сможете у него автограф взять? – спросил Лысый. – Для меня?
– Без проблем! – уверил его директор. – Я вообще давно хочу его в школу пригласить, чтобы встречу устроить с нашими болельщиками. Да все времени у него нет. А так вообще он не против!
– Круто! – сказал Лысый.
– Так, ребята, вы меня извините, но мне надо идти! – сказал Терминатор. И Авилкина снова отметила, что он сегодня не такой, как всегда. – Сын у меня сегодня из армии вернулся! – добавил вдруг директор с улыбкой.
– Круто, поздравляем! – почти хором отозвались Лысый и Вовка.
– Спасибо! – ответил Терминатор.Ребята вышли из кабинета. И замерли. Рядом с Людой сидел крепкий светловолосый паренек в армейской форме. Он держал Люду за руку, а та вся прямо светилась от радости.
Вовка, быстрее остальных все понявший, сказал спутникам:
– Ну пошли, чего встали? – и, обращаясь к Люде, добавил: – До свидания, Людмила Игоревна!
– До свидания, Гуреев! – ответила та. – До свидания, ребята!
…Втроем они молча шли по бульвару – Санька, Шурик Лысый и Вовка.
– Пивка бы сейчас! – сказал Лысый. – Да, Жуль?
– Вот тебе и Пашка-промокашка! – невпопад ответил Вовка. – Пал Палыч Дитятин – вот как его зовут на самом деле!.. Что ты там насчет пива говорил?
– Авилкина, у тебя деньги есть? – спросил Лысый. – Угости пивком пацанов!
– Пить пиво вредно! – откликнулась Санька. – Лучше я вам пепси куплю.
– Ну давай пепси… – не стал спорить Лысый.Чтобы закончить эту историю, необходимо только добавить, что в новом номере газеты «Большая перемена» появилась статья «Нарушитель спокойствия разоблачен!». Сокич отделался вызовом в школу родителей. Он перестал водиться с Вовкой и Лысым йот этого стал даже лучше учиться. Людмила Игоревна и Паша Дитятин подали заявление в загс. А Авилкина в ближайшее воскресенье впервые в жизни побывала на футбольном матче. Играли ЦСКА и «Шинник», и армейцы выиграли. Игра Саньке неожиданно понравилась, хотя она почти ничего не понимала из того, что происходило на поле…
ОглавлениеГлава 1Глава 2Глава 3Глава 4Глава 5Глава 6Глава 7Глава 8Глава 9Глава 10Глава 11Глава 12Глава 13Глава 14Глава 15Глава 16Глава 17Глава 18
Комментарии к книге «Мечта хулигана», Арсений Снегов
Всего 0 комментариев