Памяти фронтового друга, Героя Советского Союза Александра Георгиевича Наконечникова
1Есть высота поднебесная, и есть высота человеческая. Иногда они сливаются воедино, и одна как бы оттеняет другую, ей соответствующую. Но сначала все по порядку.
Жаркий июньский день подходил к концу. Голубое, словно отполированное небо висело над проспектами и площадями, дворцами и серыми памятниками, над закованной в бетонные набережные Москвой-рекой. Когда на перекрестках у красных светофоров на мгновение замирало уличное движение, над горячими капотами автомашин плавал синий от бензиновых паров воздух. В подземные переходы и станции метрополитена уже хлынул нескончаемый поток людей, возвещающий о наступлении часа пик, такого нелегкого для всех больших городов мира.
Опираясь левой рукой на узкий белый подоконник, Буров распахнул фрамугу. Со стороны Красной площади в его небольшой номер ворвался ветерок, и сразу стало легче. Он с наслаждением разделся и шагнул в ванную. Все-таки за этот день он чертовски устал. С семи утра и до шести вечера «Волги», выделенные для делегации металлургов из ГДР, которую он сопровождал, намотали на свои новенькие покрышки по триста километров. Плюс к тому трехчасовая научно-техническая конференция на экспериментальном заводе и затянувшаяся экскурсия в научно-исследовательский институт. Короче говоря, было от чего устать. Буров с удовольствием подставил лицо под струю холодной воды. Мылся долго и сосредоточенно. На три телефонных звонка он никак не прореагировал. Лишь на четвертый подошел и, вытирая мокрое лицо хрустящим вафельным полотенцем, неохотно снял трубку. Вздрагивающий от скрытого смеха голос Алены нельзя было спутать ни с чьим другим.
– Полагала, не застану тебя так рано. А ты уже на своей штаб-квартире. Молодец. Ночевать сегодня приедешь?
– Едва ли, Алена, – вздохнул Буров.
– Смотри, Николай. Дети скоро перестанут тебя узнавать.
– Это еще не самое страшное, – отшутился он, – у детей быстро восстанавливается память. Лишь бы не перестала узнавать женушка.
Бурову совсем недавно исполнилось двадцать семь. Хорошо сложенный, темноглазый, он отличался той добротой, которой отличаются все сильные от природы люди. Вздохнув, пояснил:
– Пойми меня правильно, Аленушка. Мне своих подопечных еще в Большой театр сводить надо, потом ужин. Раньше часа ночи никак вырваться не смогу. А к нам домой из гостиницы «Россия» не меньше полутора часов езды.
Комментарии к книге «Послесловие к подвигу», Геннадий Александрович Семенихин
Всего 0 комментариев