«На крутом перевале»

Упираешь автомат в плечо, затаиваешь дыхание, определяешь линию прицеливания, сначала снимаешь предохранитель, а потом стреляешь не моргая.

Да, это я хорошо помню. Стреляют именно так: не моргая и затаив дыхание.

Цельтесь тщательнее и спускайте курки!

«Кап-кап-кап» — капает жидкость из капельницы.

— … Травма грудной клетки… Ребра с третьего по девятое… Ожог… степени… Ему прописано… Больной не жалуется на боли… Сохраняется субфебрильная температура 37,2–37,4…

Ясно, что речь может идти только обо мне…

— Откуда ты, парень?

— Солдат…

— Ну хорошо, а в армию ты откуда пришел?

Я мог бы назвать любой пришедший мне на ум город — Калафат, Меджидию, Пашкань, Залэу.

В действительности заведующего отделением интересует не мой родной город — он только следит за моей реакцией. Но мне не до шуток. Откуда я?

И в самом деле, кто я, черт побери, и откуда?

О моем существовании мне напомнили слова, сказанные ассистенткой, когда меня перевозили в палату из отделения реанимации:

— Позаботься о нем. Солдат должен проснуться. Будь рядом с ним, когда он придет в себя.

— Вы уверены, что он проснется?

— Более чем уверена. Его счастье, что не пострадала та сторона груди, где сердце.

Мое счастье… Оказывается, я счастливый человек. Но кто все-таки я?

Прошлое мое осталось там, за воротами казармы. Я сделал все, что в моих силах, чтобы избавиться от него. А теперь? Теперь вынь да положь его!

Перестала капать жидкость из капельницы. Вошла сестра. Вытащила иглу, протерла место укола спиртом.

— Чувствуешь себя лучше?

Я сделал знак, что да, то есть намного лучше.

— Сейчас тебе надо отдохнуть немного. Попробуй отдохнуть.

Отдохнуть… От чего?

… Мой родной город. Город моего детства. А был ли он? Смутно, из глубины памяти, выплывает большая улица с белыми домами, экспроприированными у богачей, маленькими крестьянскими домиками, тоже белыми. Деревья… Они росли здесь почему-то чахлыми.