«Послесловие к Крейцеровой сонате»

«Что наша жизнь? Командировка? Мысль, однако, не нова!» — подумал критик столичного литературного журнала. Он зевнул, потянулся, свесил ноги с просиженного гостиничного дивана. «А всякая командировка есть ожидание ее конца!» — пробормотал вслух и бросил на тумбочку раскрытую книжку местной поэтессы.

Стихи были чувственными, чрезмерно искренними, попытки философских обобщений — небезынтересными, хотя не без штампов и подражания. Пытаясь разобраться в первом впечатлении, Вадим Владленович усмехнулся в стриженную бороду. Воображение услужливо нарисовало экзальтированный образ высокой, стройной, образованной тридцатилетней девицы в очках, за внешней скромностью которой скрывались страстная душа и рациональный ум. Оформление книги было провинциально бездарным: у дизайнера не хватило воображения ни на что иное, как под названием «Золотая осень» изобразить желтый лист. Фотографии поэтессы на сборнике не было. Опытному литератору это говорило о многом.

Вадим Владленович встал со скрипнувшего дивана, еще раз потянулся и взглянул на себя в мутное гостиничное зеркало. Седеющая борода выглядела аккуратно подстриженной, хотя за несколько дней успела отрасти и старила. Это была не дремучая бородища и не трехнедельная кочерыжка: она требовала ухода, а цены в иркутских парикмахерских, впрочем, как и в магазинах, были дикими.

Вадим Владленович тоскливо взглянул на свои залысины, на мужицкий нос картошкой, который с некоторых пор стал выдавать тайное пристрастие к алкоголю, и залюбовался шеей. Шея была хороша: в меру, по-юношески длинна, без морщин и складок. Кабы не она, можно было отпустить бороду подлинней. После сорока лет в его облике появилась некоторая схожесть с известными портретами Льва Толстого. Вадим Владленович не без тщеславия подчеркивал это сходство, пользовался им, но в глубине души оно его ничуть не радовало. Особенно нос.