Посыпалась труха откуда-то сверху, потому что завели мотор на реке, и все задрожало. Задребезжало на пожарном щите ведро, консервная банка съехала на край доски. И снова сделалось тихо. Солнце уже садится. Скоро стемнеет.
— Это Заболоцкий, — говорю я.
Я стряхиваю с коленей древесную стружку.
— Угу, — отвечает Алина.
Без гаечного ключа прикрутить педаль не так-то просто. Когда проезжали пилораму, педаль опять соскочила, — Алина чуть не упала. Контргайка потеряна, у конусной гайки повреждена резьба. Я прикручиваю. Алина — она любит эксцентрические жесты — находит удобным лежать спиной на куче опилок.
— Что же вы там наструктурировали? Папа просто в восторге.
— Стихотворного текста анализ, Алина. Аллитерация.
Или:
«саду и думает», «в другом углу».
Дмитрий Дмитриевич. (Стеганый ватный халат, присланный из Байрам-Али, шлепанцы, тюбетейка, очки на кончике носа.)
Моя стиховедческая работа произвела впечатление. Особенно последняя страница — про Циолковского. Дмитрий Дмитриевич оценил. Он любит парадоксальные параллели. Помнится, у Ахматовой: «три „к“ выражают замешательство автора»; так вот: он чуток к космизму. Но я не испытываю замешательства. Пока мы ездим за молоком, Дмитрий Дмитриевич готовит сырники.
— Я рассмотрел симметрию…
— Угу, — отвечает Алина.
Она обхватила руками колени. (Свитер, джинсы, кроссовки). Она изображает внимание.
— Видите ли, — объясняю я с нарочитой серьезностью (худо-бедно, но педаль прикрутилась), — видите ли, в этом замечательном образце медитативной, так сказать, «ночной» лирики, реализуется известная мифологема: человек, оказавшийся наедине с мирозданием в минуту углубленного созерцания неба, ощущает себя, как плод фантазии, мечты, тоски своего двойника с «другого конца Вселенной».
Комментарии к книге «Лунное затмение», Сергей Анатольевич Носов
Всего 0 комментариев