«Линия матери»

«Страдаете ли вы заболеваниями, требующими медицинской помощи? Если да, укажите в графе ниже».

На этом вопросе Маша в очередной раз запнулась. Это было даже сложнее, чем заполнить графу с данными матери. Она почувствовала, как становится влажной ткань подмышками. Не стоило надевать синтетику. Если бы она знала, что придется четыре часа провести в этом душном отстойнике с зарешеченными окнами, набитом раздраженными людьми, желающими уехать на постоянное место жительства, надела бы хлопковую футболку.

Она поднесла ручку к крошечному белому квадратику напротив слова «нет», но галочку поставить не решилась. Это же будет вранье. А врать в анкете нельзя. Вот, допустим, придет она, уже там, на первый медицинский осмотр. Опишет свои симптомы. А она их обязательно опишет, она ведь, собственно, для того и хочет уехать, чтобы получить хорошую медицинскую помощь и гуманный подход. Гуманный, а не как здесь. Уж ей-то прекрасно известно, как такое здесь лечат. Так вот, она все расскажет, а доктор ей на это ответит: «Так что же ты, милочка, соврала нам в анкете? Написала, что ты здорова, а у самой — вон что». У него ведь наверняка будут данные из анкеты, у этого доктора. Или не будут?..

— Ч-ч-черт! Ч-ч-черт! Ч-ч-черт! — зашипел плешивый лупоглазый дядька, мучительно заполнявший анкету на сиденье напротив. — Опять ошибку сделал!

При нем были две женщины. Одна — пышногрудая, бальзаковского возраста, с брезгливым оскалом, — вероятно, жена. Другая — сухая старуха с пергаментной кожей и растерянными детскими глазами. Очень старая. Мать — или даже бабка. Она выглядела напуганной и явно не понимала, где находится и зачем.

— Что теперь, новую анкету просить? — дядька испуганно посмотрел на бальзаковскую.

— Аккуратно зачеркни и напиши сверху правильно, — бальзаковская закатила глаза. — Тебе же уже сказали, новую не дадут.

Дядька зачеркнул и, высунув от усердия кончик языка, принялся мелкими буковками писать правильный ответ.

— Хабкэни… — прошептала старуха и протянула к дядьке тонкие и узловатые, как сухие сучья, руки для объятий. — Хабкэни…

— Да ш-ш-штоб тебя! — дернулся дядька и истерически зачеркнул что-то уже в новом варианте ответа. Старуху он игнорировал, но каждый раз, когда она пыталась к нему прикоснуться, бесился и ошибался.