«Когда поют и танцуют»

Едва пережив после смерти прикованной к постели матери первое блаженное чувство свободы, Эсме Фэншоу обнаружила, что несмотря на освобождение от материнской тирании, образовавшаяся в ее жизни пустота почти непереносима для нее. Но в один прекрасный день появляется мистер Эймос Карри — человек среднего возраста, элегантный и весьма порядочный. Он ищет снимаемую комнату, но ошибся в адресе. Немножко удивляясь даже сама себе, Эсме просит его войти и показывает комнату покойной матери. Беседуя с ним во время обеда, Эсме приходит к заключению, что перспектива иметь такого квартиранта совсем даже привлекательна…

Потом она услышала, как ее мать рассуждает о м-ре Карри:

— Ты всегда должна обращать особое внимание на глаза, Эсме, никогда не доверяй людям, у которых глаза поставлены слишком близко.

Она попыталась увидеть его глаза, но он стоял боком к ней.

— Или слишком широко. Это признак лени.

Ей стало стыдно, что она только что сказала ему про смерть матери: ей вовсе не хотелось поставить его в неловкое положение или показаться истеричкой. М-р Карри закончил мыть посуду, и его покрасневшие мокрые руки покоились теперь на краю раковины. Когда он заговорил, голос его звучал несколько иначе и довольно торжественно:

— Я не считаю, что мертвых нужно отгораживать, мисс Фэншоу. Я верю в святость памяти. Я только рад тому, что вы чувствуете, что можете говорить со мной об этой доброй леди.

Внезапно ей стало приятно оттого, что он здесь, в этой кухне — его присутствие приглушило пустоту и безмолвие, которые в последнее время, казалось, притаились во всех углах дома.

— Это не всегда было легко… Моя мать была очень… прямолинейная женщина.

— Не продолжайте. Я прекрасно понимаю. Старшее поколение было убеждено в том, что обо всем нужно высказать свое суждение.

Очень проницательный человек, подумала она, он может читать между строк, и ей захотелось смеяться от облегчения: ей не нужно было вдаваться в подробности, объясняя, какой властной женщиной была ее мать и каким испытанием были для нее последние годы ее болезни, — он знал, он понимал это.

М-р Карри вытер руки, проводя полотенцем по каждому пальцу в отдельности, словно натягивая перчатку, и надел пиджак. Движения его были аккуратны и размеренны. Он откашлялся.