«Учимся говорить по-русски»

В большом шумном нашем детском доме можно встретиться с кем угодно и с чем угодно. Встречи, правда, происходят скорее безрадостные и не всегда желанные.

— А–а–а! — неожиданно громогласно для своего худосочного и неразвитого тела орет косоглазый, лопоухий мальчишка и со всего размаху вдруг опрокидывается на пол.

— Колька Печур. Пять лет, — нервно знакомит меня с новеньким детдомовская медсестра. — Отец — наркоман. Сидит. Мать — алкоголичка. В розыске. Встречайте, Вениаминовна!

Спешно подбегаю к Кольке и пытаюсь поставить его на ноги, чтоб, неровен час, ребенок не застудился на холодном полу. Бесполезная затея… Ребенок с недетской силой вырывается из рук и вновь с грохотом падает, увлекая вслед за собой скатерку с игрового стола. На пол в беспорядке катятся чашечки, баночки, льется вода из вазочки с самшитовыми ветками.

Медсестра стремительно покидает «поле боя», и я остаюсь одна, лицом к лицу со своими детьми. Пятнадцать дошколят собраны в одну группу и отданы под мое начало. Пятнадцать брошенных родителями, одиноких маленьких людей, в чьих изломанных судьбах — вся история и география моего родного Полесья. Они неугомонны и крикливы, капризны и агрессивны. Их сложно заинтересовать книгой или мультиком. С ними очень тяжело. И их неимоверно жалко. В медицинском журнале напротив детских фамилий нет ни одной записи, которая свидетельствовала бы о полном физическом или психическом здоровье ребенка. И почти в каждой рефреном звучит, словно приговор: «общее недоразвитие речи». Мои дети к своим пяти–шести годам в большинстве своем говорят мало, невразумительно, односложно. Между собой они и вовсе редко общаются, отделенные друг от друга барьером различий многочисленных говоров Полесья.

Наша земля хлебнула немало лиха в былые времена. Большие земли вокруг нее враждовали, ссорились, дрались. А больнее всех доставалось Полесью, потому что, на свою беду, оно всегда лежало на стыке чуждых ему амбиций и интересов. Войны отшумели, страсти улеглись, обиды забылись. Не забылись слова — русские, польские, украинские, белорусские — они сплелись в замысловатые венки полесских говоров, у каждого из которых своя история, своя нелегкая судьба.