«Вам очень идёт»

– Пап, я не хочу этого делать.

– А что ты хочешь? Попрать наши многолетние традиции?

– Традиции… Они мне никогда не нравились. Ну почему я должна…

– Что-то ты раздухарилась. Ешь давай.

Отец пододвинул к ней тарелку с блинами.

Стефани взяла блин, окунула его в желе и откусила небольшой кусочек. Скривилась. Нет, блины были вкусные – хотя и холодные. Но со вчерашнего дня у девушки начисто пропал аппетит, а также разговорчивость и либидо.

– Пап…

Отец молчал и, как кролик, жевал свою зелень.

– Пап…

– Наедайся.

– Па…

– Молча.

Стефани ссутулилась и уткнулась носом в банку с молоком.

– Будешь молоко? Налить?

– Нет, – буркнула Стефани.

Отец снял крышку и налил в большой прозрачный стакан молока. До краёв. Взял из горы булочек две наиболее толстые и положил перед Стефани.

Девушка отвернулась. На её лице было написано презрение к глупым обычаям, а в руке она держала булочку…

Трапеза закончилась в тот миг, когда Стефани почувствовала: больше она не запихнёт в себя ни одной булочки. Или блина. Или куска жареной рыбы. Или бутерброда с копчёным мясом.

Отец набил рот петрушкой и кинзой и сказал:

– Фставай. Пофли.

– Что?

Отец двигал челюстями, не останавливаясь ни на секунду. Теперь он напоминал удручённого чем-то быка.

Что могло его удручить, Стефани не представляла. Зато прекрасно знала, почему она сама чувствует себя отвратительно. Несмотря на лето, на тёплое, но нежное солнце, и на лёгкий и прохладный ветёрок. Мир мстил ей за что-то, и она не понимала, за что.

Отец схватил со стола салатный листок, веточку укропа и ткнул Стефани в бок локтём. Погружённая в свои мысли, к тому же не слишком светлые, девушка вернулась в реальность, точно вынырнула из-под воды. Она споткнулась, зашаталась и, конечно, упала бы. Всё к тому и шло, ведь день был словно создан для таких случайностей.

Но сухая и твёрдая рука отца схватила её за локоть.

– Я хочу, чтобы ты вступила во взрослую жизнь целой.

– А я не хочу, не хочу туда вступать!

– Придётся, все когда-то вступают.

– Все дураки, слышишь? – Она обернулась и закричала: – Дуу-раа-кии! – Стефани впервые так громко и яростно выражала свои чувства и не могла остановиться.