«Достучаться до звёзд: сборник фантастических рассказов»

Достучаться до звёзд Сборник рассказов молодых авторов в жанрах фэнтези и научной фантастики

Проект «Планета молодых»

под редакцией С. В. Барановой и Г. Я. Тумаркиной

Издание осуществлено при поддержке Корпорации «Развитие и Совершенствование»

Главный руководитель проекта «Планета молодых» – Георгий Ефимович Миронов

Руководитель проекта «Планета молодых» – Светлана Васильевна Баранова

Редактор – Галина Яковлевна Тумаркина

Сергей Белаяр Железный волк

Год 1314-й от Р. X.

Сначала пришла боль нестерпимая, разрывающая на части. Казалось, всё тело пронизано сотнями раскалённых иголок, от чего сердце билось гулко и часто. Боль захлёстывала, била через край, сочилась холодным липким потом из каждой поры. Хотелось выть, кричать – безвольные губы не подчинялись.

Янка с трудом разлепил тяжёлые веки. Кроваво-красная пелена, застилавшая глаза, постепенно рассеялась, но взгляд пленника ещё долго бездумно, словно у юродивого, блуждал по сторонам. Пахло кровью и страхом. Янка увидел перед собой одетого в чёрное монаха, который участливо взирал на пленника.

– Ну что, чернокнижник, пришёл в себя? – монах улыбнулся ласково, словно старому знакомцу. Бескровные губы растянулись, обнажив гнилые пеньки зубов. – Будешь говорить или нет? – служитель Христа подошел к Янке, обдав смрадной волной давно немытого тела.

Слова доносились до измученного бесконечной пыткой человека как сквозь толстый слой соломы, смысл слов застревал в ней и не доходил до пленника. Янка попробовал пошевелиться. Бесполезно. Железные обручи надёжно прихватили запястья, намертво приковав пленника к холодным кирпичам стены. Узник висел на вытянутых руках, не доставая босыми ногами до утрамбованного пола темницы.

– Говори, язычник! – приказал монах.

Янка в ответ лишь непонимающе уставился на него. Где-то за спиной монаха копошился второй человек, судя по всему, палач. Он деловито ворошил какие-то железки. Тянуло жаром раскалённого металла.

Непослушными губами, с трудом проглотив колючий комок жажды, пленник выдавил:

– Пить…

– Покайся, грешник! – монах поднёс к лицу Янки золотой крест, зажав нижнюю перекладину тремя пальцами. – Покайся, и будет вода…

Пленник повторил:

– Пить…

Монах, привыкший к благодатному влиянию креста на колдунов и всякую нечисть, опешил. Но пауза длилась недолго – монах, звякнув цепочкой, опустил крест, пристально посмотрел в глаза Янки.

– Хочешь пить? Тогда покайся…

– В чём? – с трудом ворочая распухшим языком, прошептал пленник.

Монах даже открыл рот и выпучил глаза. Неслыханная дерзость! Служитель церкви зашёлся от негодования.

Кое-как подавив гнев, он процедил:

– Покайся в грехах своих, чернокнижник, и Господь наш Иисус Христос смилостивится над тобой! Он простит тебя, как когда-то простил Адама, по наущению жены своей, Евы, вкусившего запретного плода с древа познания добра и зла. Он простит тебя, как многих сотен других до тебя и после тебя!

Узник скривился – то ли от боли, то ли от отвращения, и снова попросил:

– Пить…

Монах, стиснув челюсти, подал знак палачу: напои. Здоровенный детина неспешно взял ковш, длинной, заросшей рыжей шерстью лапищей зачерпнул воды и поднёс к губам пленника. Янка, давясь, жадно глотал тёплую, пропахшую болотной тиной воду.

– Будет с него! – монах махнул рукой, и палач отдернул ковш, расплескав остатки мутной жижи себе на рубаху. – Теперь сознаешься? – ласково спросил священник.

– В чём меня обвиняют?

– А ты будто не знаешь? – монах удивлённо поднял брови. Но через мгновение изумление сменилось злобным оскалом. – Твой волк, чернокнижник! Только за прошлую седмицу он убил шестерых. Или ты запамятовал? Я помогу тебе вспомнить!

Монах кивнул, и истязатель, обмотав руку грязной тряпкой, вытащил из углей, теплившихся в старом растрескавшемся очаге, раскалённый добела прут.

– Будешь говорить? – служитель церкви улыбнулся, видя, как лицо пленника покрывается холодным потом. Палач поднёс железо к лицу Янки, с удовольствием наблюдая, как по телу узника пробежала судорога. Он попытался вырваться из оков, но кузнецы хорошо знали своё дело.

И Янка вспомнил…

Вызванное пытками помутнение памяти сменилось картинкам недавнего прошлого – разъярённые лица обезумевших крестьян, ворвавшихся в землянку; короткая схватка, в конце которой селяне подняли волка на вилы; костёр из книг. И чувство безысходности, помноженное на горечь потери единственного друга…

Это уже потом крестьяне связали Янку и потащили к князю Воину, дабы свершился суд над подозреваемым в колдовстве. Суд был недолгим – полоцкий князь, принявший после крещения имя Василий, приказал кинуть язычника в темницу, чтобы заплечных дел мастера вытянули из Янки столь нужное правителю признание. Князь не любил, когда кто-то другой убивал его подданных.

Картинки были настолько яркими, что пленник заскрежетал зубами. Всё сгорело – «Стоглав», «Громов-ник», «Аристотелевы врата», «Зодчий», «Каледник»… Мудрость предков сгинула в жарких объятиях пламени, не ведающего жалости ни к бересте, ни к людям.

Никто не хотел ничего слушать. Люди были глухи и слепы и не видели очевидного. Фенрир освободился от запретов, наложенных на него богами, и стал убивать. Волшба светлых альвов оказалась бессильной против всепоглощающей силы неупорядоченного. Предначертанное сбывалось – близился Рагнарёк. Только Янка знал правду и кричал о ней, покуда кто-то из крестьян не заткнул ему рот грязной тряпкой.

Правда была страшной – волк Небытия вырвался на свободу, и вскоре обычный мир должен был стать полем смертельной битвы между Добром и Злом, и будущее не было предопределено. Всё начиналось с начала – Живое и Неживое вновь, как много миллионов лет назад, встали друг против друга, чтобы оружием доказать свою правоту.

Янку пытали, вытягивали душу раскалённым железом. Пленник то кричал, то проваливался в спасительное, но недолгое забвение – палач выливал на него ушат холодной воды, приводя узника в чувство. Признайся… Признайся… ПРИЗНАЙСЯ!

Белое от нестерпимого жара железо медленно приближалось к глазам. Янка попытался отстраниться, но мучитель крепко держал его за подбородок. И узник сдался.

– Спрашивай…

– Вот и хорошо, чернокнижник. Начнём по порядку, коли не возражаешь… – монах удовлетворенно улыбнулся, однако убрать железо подальше не приказал. – Твой волк?

– Я уже говорил, я подобрал волчонка ещё маленьким. Деревенские собаки хотели его разорвать, а я его отбил, выкормил, и он стал мне другом…

– Вот как? Странная получается дружба. Впрочем, чего ждать от колдуна. Слуги Дьявола часто сходятся с богомерзкими тварями… Значит, ты признаёшь, что волк твой?

Янка кивнул.

– Вот и славно! – монах довольно потёр руки. Наконец что-то определённое. Палач отодвинул железный прут и снова сунул его в огонь, давая понять, что пытка не закончена и всё зависит от самого Янки, вернее от его слов.

Монах закусил нижнюю губу, поиграл цепочкой золотого креста, обдумывая следующий вопрос.

– Волк мой, но он никогда не нападал на людей, – опередил его узник.

– Вот как? – притворно удивился монах. – Тогда как ты объяснишь, что крестьяне, посланные на поиски пропавших, нашли в логове жившей у тебя твари обглоданные человеческие кости? Молчишь? Ты можешь упираться и дальше, но всё свидетельствует против тебя, чернокнижник. Люди видели, как твой волк рыскал по лесу. Для чего?

– Волк невиновен! – упрямо повторил Янка, стараясь не обращать внимания на боль, раздирающую всё тело.

Монах предостерегающе поднял руку. Палач встрепенулся и потянулся к клещам, собираясь подцепить успевший накалиться прут.

– Сейчас тебе нужно думать не о волке, а о самом себе. Ещё не поздно спасти свою душу, ибо муки физические ничто в сравнении с терзаниями душевными. Покайся!

– Ты не прав, монах. Между душой и телом нет разрыва. Пускай они и в сущности различны, но все же едины, и тело есть выражение души, необходимая составляющая Гармонии, ибо внутреннее и внешнее – суть проявление Единого. Развивая тело, мы развиваем душу…

– Чур меня! – монах несколько раз перекрестился и поцеловал крест. – Не смей говорить так, мерзкое порождение Ехидны! Тело есть грязное обиталище души, и задача человека – вырваться из оков бренной плоти, дабы возвыситься и обрести спасение.

– Спасение – это обман, – печально улыбнулся Янка. – Жалкая химера больного разума, которой прикрываются те, кто подвержен страху. Тобой движет страх, христианин. Страх перед лицом твоего Бога. Задумайся, кто ты для него? Всего лишь раб, безликая тварь. И твоему Богу нет до тебя никакого дела. Что может связывать господина и раба? Только вера последнего в божественность Хозяина. Вы, христиане, считаете себя рабами одного из множества богов, вдруг посчитавшего себя изначальным. А этот Бог не имеет никакого права называться единственным, ибо он только часть целого, одна из граней Истины. Ты молишься на коленях, а я твёрдо стою на ногах, со взглядом, устремлённым в небо, и с руками, простёртыми вверх. Твоя вера лишена разума. Разве ты не понимаешь, что сущность человека не нуждается в посредниках, ибо они лишь извращают Истину, стремятся к духовному господству над людьми в своих корыстных целях?

– Замолчи, язычник! – вскипел монах.

– Твоя вера лжива и субъективна. Вера ради веры. Тот, кто верит только сердцем, никогда не войдёт в чертоги Истины. Эта дорога доступна лишь разуму. Наш мир – вечный порядок, в котором своё место, своё время и своё предназначение имеют и боги, и люди.

– Палач, заткни ему рот! – закричал монах, закрыв уши руками. Детина выхватил из углей металлический прут и с садистской ухмылкой прижал его к телу пленника. Взвился лёгкий дымок, поплыл тошнотворный запах палёной плоти. Захлебнувшись криком, Янка потерял сознание…

* * *

Пленник медленно открыл глаза, уплывающим взглядом упёрся в закопчённый потолок. Над Янкой склонились расплывчатые, кажущиеся огромными фигуры – палач, монах и толстяк в расшитом серебряной нитью кафтане. Они о чём-то переговаривались между собой, но нить разговора ускользала, терялась в лабиринте боли.

– Живой? – пробубнил толстяк, внимательно глядя на пленника.

– Живой… чего ему сделается! – голос был незнакомым. Похоже, говорил палач.

– У-у, ироды, едва не замордовали человека! – гневно процедил обладатель серебряного кафтана.

– Какой же это человек? Это колдун! – попытался возразить монах. Заметив, что Янка очнулся, проговорил: – Радуйся, чернокнижник. Князь прощает тебя. Гонец принёс вести – волк загрыз ещё двоих. Так что милостью Господа нашего Иисуса Христа ты свободен.

Смысл сказанного не сразу дошёл до воспалённого разума. Узник попробовал пошевелить пальцами и вдруг понял, что лежит на полу. Без оков. Смертный холод врат Нифльхейма, уже маячивших перед глазами Янки, сменило чувство пьянящей радости – он свободен!

– Напоите его, – приказал толстяк, – перевяжите раны и вообще приведите в божеский вид. А ты, язычник, поведёшь княжеских ратников. Селяне говорят, ты хорошо знаешь лес. Последний раз волка видели на болоте.

Лекарь смазал искалеченное тело пленника дурно пахнувшей мазью. Янке дали воды, переодели в чистую рубаху. Явились дружинники, которые вынесли пленника во двор и аккуратно усадили на телегу.

Солнечный свет ударил по зрачкам, заставив Янку зажмуриться, заслонить лицо ладонью. Хлынули слёзы, но теперь уже бывший пленник не стеснялся их, ибо это были слёзы воли.

Янка плакал, подставляя бледное лицо горячим лучам, наслаждаясь солнцем, с которым успел уже попрощаться. Рядом кто-то кашлянул. Ратник.

Княжеский дружинник назвался десятником Транятой.

– Здрав будь, человече. Ты, что ль, нам в помощь? – после утвердительного кивка Янки воин спросил: – Дорогу знаешь? Поведёшь моих людей. И смотри не балуй – зашибу!

Янка усмехнулся – что может сделать один измученный человек против десятка увешанных оружием воинов?

Ратники копошились вокруг повозки, собираясь в дорогу. Гремело железо, ржали кони, суетилась княжеская челядь. Когда всё было готово, Транята залихватски свистнул, и отряд двинулся в путь.

Ехали долго, не останавливаясь. Десятник гнал воинов, чтобы добраться до болота до наступления темноты.

Янка привалился к жердям повозки, голова безвольно качалась в такт прыгающим по ухабам колесам. Боль отступила, но началась горячка. Бывший пленник то погружался в пучину беспамятства, то выныривал в реальность. Они всё-таки ему поверили. Глупый монах, раздувшийся от самодовольства; полоцкий князь, презревший собственный народ ради злата; крестьяне, не внявшие словам Янки. Но странно, в душе у него не было злости – лишь горькое разочарование в людях. Они так и не поняли, ЧТО противостоит людям. Фенрир, злобное порождение Локи и великанши Ангрбоде, не станет разбирать, кто перед ним – он убьёт всякого, кто выступит против Хаоса. Теперь волк станет расти с каждым днём, набирая силы для решающей битвы.

Наступит Рагнарёк, и в конце мира люди встанут рядом с богами, чтобы противостоять Небытию, ибо человек – это часть разумного порядка Вселенной, и его предназначение в том, чтобы сражаться против всех анти-божественных сил изначального Хаоса. Мир, в котором мы живём, – это поле, на котором и растения, и животные, и люди должны расти и зреть для самоутверждения во вневременном пространстве, поле, где постоянно сражаются божественная воля к упорядочению всего живого и анти-божественная воля к разложению, к уничтожению всех зародышей. Боги не зря поставили Мидгард в центр Иггдрасиля, превратив Серединный мир в совокупность разумного взаимодействия всех божественных законов и всей человеческой чести. Мидгард обновляется и сохраняется только благодаря отважной борьбе человека на стороне Гармонии. Ведь людское «Я» имеет божественный характер и является частью сакрального. Каждое «Я» бессмертно и вечно. Человек – не тупое двуногое создание, цель жизни которого – слепое удовлетворение собственных потребностей, он прежде всего помощник и соратник богов. Лишь тот достоин зваться человеком, кто рядом с богами сохраняет вселенскую Гармонию, не даёт Хаосу уничтожить мироздание…

Смеркалось. Транята остановил отряд.

– Дальше не пойдём. Заночуем здесь!

Воины стали распрягать коней и вытаскивать из телеги нехитрый скарб. Запылал огонь. Нарубив еловых веток, ратники расположились вокруг костра, протягивая к пламени закоченевшие руки.

* * *

Фенрир напал внезапно.

Огромный, ростом с человека чёрный волк появился из сгущающегося тумана и кинулся на людей. Ратники не ожидали нападения, и это стоило жизни двум воинам, мгновенно растерзанным тварью. Их мёртвые тела ещё не успели опуститься на траву, а Фенрир уже был готов к новой атаке. Исходя слюной, волк злобно зарычал, оскалив два ряда острых, словно клинки, зубов.

– Тревога! – запоздало закричал Транята, вытаскивая меч. Ратники бросились врассыпную.

Фенрир не стал медлить – огромная туша бросилась на ближайшего дружинника. Мгновение – и воин пал, схватившись руками за разорванный живот.

Горячечный бред сменился страхом. Но Янка, совладав с ужасом, перевалился через край повозки, прихватив арбалет со связкой коротких стрел. Упав на землю, застонал от боли, но нашёл силы перекатиться под телегу, стараясь не рассыпать стрелы. Где-то совсем близко зашёлся в крике очередной княжеский ратник.

Бывший княжеский пленник натянул тетиву и вставил стрелу в исцарапанный многократным применением желобок. Норны заплели нить судьбы в узел, предоставив язычнику шанс сразиться с неупорядоченным, помериться силами с живым воплощением Хаоса, дабы делом доказать, что Янка заслуживает гордого звания «человек». Волк метался среди ратников. Падали разорванные мощными клыками тела. Крики, стоны умирающих, команды Траняты – всё слилось в одну протяжную какофонию.

Забыв о боли, Янка прицелился и плавно отпустил скобу. Звонко пропела тетива. Стрела сорвалась с арбалета. Прочертила прямую линию, направленную в сердце порождения Нифльхейма. ДУМ! Стрела ударила в тело волка, но, к удивлению Янки, не остановила зверя. Лишь гулкий металлический звон разнесся над лесом, словно меч ударил по крепкому шлему.

– Что за… – прошептал Янка, не веря собственным глазам. Ведь до Фенрира было не больше семи шагов.

Янка едва не взвыл от досады. Яркой вспышкой проснулась забытая боль. Руки дрожали, стрела никак не ложилась в желобок, норовя выскользнуть. Янка чертыхался, расширенными от ужаса глазами взирая на то, как Фенрир расправляется с отрядом.

Пару раз воинам удалось выстрелить из арбалетов. Однако металлические стрелы, способные с пятидесяти шагов пробить доспехи тяжеловооружённого рыцаря, отлетали от шкуры волка, словно тот был заговорённым.

Янка, наконец, справился с предательской дрожью. Поднял арбалет и навёл на Фенрира, едва поспевая за стремительными движениями четвероногой бестии. На этот раз он прицелился в горящий адским рубиновым огнём глаз твари. Задержав дыхание, утопил скобу. Стукнул металл. Тетива резво распрямилась. Но вместо кровавых ошметков Янка увидел лишь разлетающиеся стеклянные брызги.

Фенрир на мгновение потерял ориентацию, а затем отпрянул в сторону, уходя с линии огня. Глазница волка зияла чёрной пустотой. Звериный рык пробудил бы и мёртвого.

Трое оставшихся в живых ратников кинулись на застывшего врага. Фенрир, готовясь к прыжку, присел на задние лапы. Сжатые мощной пружиной конечности волка резко распрямились, и зверь мощным броском кинулся на людей. Упал первый воин. Хрустнул позвоночник второго…

Десятник с перекошенным от ярости лицом бросился на Фенрира. Удар… и закалённый меч Траняты переломился пополам. Волк взвыл и сильным толчком отбросил княжеского дружинника на несколько метров.

Казалось, кровавому кошмару не будет конца.

Бывший княжеский пленник опустил арбалет – не было сил держать, да и бесполезно – вёе равно до стрел не дотянуться. Теперь он остался один на один со смертельным врагом.

Фенрир заметил Янку и неспешно, словно чувствуя ужас человека, двинулся в его сторону. Казалось, единственный глаз пылает лютой ненавистью. Шаг. Второй…

Человек не мог пошевелиться. Ноги словно приросли к земле. А в это время пришедший в себя Транята схватил секиру и с рёвом кинулся на Фенрира. Топор, описав круг, вонзился в тело волка. ДУМ! Чудовищный гул повторился. В оставленной секирой дыре блеснул металл…

Фенрир оскалив пасть, развернулся на месте.

– Умри, демон! – десятник снова поднял секиру, но ударить не успел – длинные когти разорвали кольчугу. Транята выронил оружие и схватился за грудь. Боли десятник не почувствовал – только удивление. Оно застыло в глазах ратника. Несколько мгновений десятник сохранял равновесие, затем стал заваливаться на бок.

Янка вскочил и бросился бежать.

Болото приняло беглеца неласково. Ветки увязших в топи деревьев больно хлестали по лицу, цеплялись за одежду, старались задержать. Ноги проваливались в трясину, несколько раз Янка падал, но находил силы подняться.

Металлический лязг за спиной не смолкал – Фенрир нагонял беглеца.

Повязки давно сползли и только мешали, Янка сорвал их. Открывшиеся раны кровоточили. Силы таяли, но страх кидал безвольное тело вперёд, заставляя передвигать немеющие от усталости ноги.

Болото засасывало с каждым шагом. Сначала по щиколотку, потом – по колено. Когда трясина дошла до середины бедра, бежать стало невозможно. Но человек не сдавался, упорно двигаясь к самому сердцу болота, туда, где трясина могла выдержать вес человеческого тела и где ненадёжная подстилка гати наверняка проглотит волка.

Помогая себе руками, с трудом вытаскивая ноги, Янка всё дальше забирался в топкую ловушку. Трясина тянула, не отпускала.

Неожиданно металлический шум смолк – волк остановился, накрепко увязнув в грязи.

Остановился и Янка. Тяжело дыша, обернулся на Фенрира, безуспешно пытавшегося выбраться из топкого капкана. Волк заходился в яростном рыке, но поделать ничего не мог. Трясина держала крепко.

Смешанный с кровью пот заливал глаза, человек утёрся рукавом грязной рубахи. И засмеялся. Теперь враг был нестрашен.

Волк кидался из стороны в сторону, пытаясь освободить увязшие в тине конечности. Рёв Фенрира накладывался на лязг металла. По телу волка заплясали голубоватые искры. Их сменили бледные сполохи молний.

Янка перестал смеяться, удивлённо глядя на Фенрира. С волком происходило что-то странное – он полыхал разноцветными огнями, клыками рвал на себе шкуру, словно хотел добраться до сердца, бьющегося в могучей грудной клетке. Грязные клоки свалявшейся шерсти летели в разные стороны. Янка застыл в изумлении – вместо окровавленных внутренностей, вместо мышц и жил он увидел странные гибкие шнуры, которые сверху донизу опутывали тело волка. Диковинные цилиндры разной величины беспрерывно двигались туда-сюда, рождая гнусный металлический лязг. И тут появились ОНИ.

Ослепительная вспышка, и человека и волка разделил круг мягкого зеленоватого сияния. Круг расширялся, меняя цвет с зелёного на синий, постепенно становясь прозрачным. Это были врата.

Из врат появились четыре светловолосых бога в коротких рубахах, покрытых пятнами зелёного и жёлтого цвета. Такими же пёстрыми были ноговицы пришельцев, заправленные в кожаные сапоги, которые перехватывали толстые шнуры. В руках боги держали длинные трубки из непонятного металла с дугой и рукоятью со спусковой скобой на конце. Оружие? Но ни стрел, ни чего-то другого Янка разглядеть не смог.

Один из пришельцев достал из-за пазухи чёрную коробочку и нажал на неё. Послышался писк, и диковина ожила, наполнив воздух треском предгрозового неба.

– База, ответьте Тору! Приём!

Бывший княжеский пленник, позабыв обо всем – о боли, о волке, о своём долге, удивленно слушал звонкий голос пришельца, произносившего в волшебную шкатулку непонятные слова.

– Оператор, как меня слышите? Приём! Мы на месте. Да, нашли. Опасности нет. ЧЕЛОВЕК вывел Фенри-ра из строя, как и надеялся штаб. Один оказался прав – использование людского материала против боевых систем противника полностью себя оправдало. Локи просчитался.

Коробочка рыкнула что-то невразумительное. Тор перекинул оружие за спину и, глядя на готового рухнуть в мутную жижу Янку, проговорил:

– База! У нас «груз 300» – прошу срочной эвакуации.

* * *

Ядерный реактор, обессиленный неравной борьбой с топью, всё глубже затягивавшей кибернетический организм, начал перегреваться, рискуя взорваться в любой момент. Центральный процессор напрасно искал каналы связи между отдельными уровнями многослойного мозга. Повреждённые ударом секиры сервоприводы жалобно стонали, не в силах вытащить монстра из грязи. Хромированный металлический скелет, гидравлические поршни и эластичные сочленения заляпала грязь. Фенрир умирал…

Взгляд механического волка по-прежнему был устремлен туда, где только что закрылся портал меж-пространственного перехода, поглотивший врагов и человека. Но хранители Гармонии просчитались.

ПЕРЕЗАГРУЗКА.

Прошло несколько секунд, и включилась дублирующая система. Внутренний резерв автоматического убийцы, рассчитанный на работу в аварийном режиме, пришёл в действие. Фенрир ожил и медленно попятился к лесу. Война продолжалась…

Обманутые надежды

Летающая тарелка зависла над городком. Покачавшись в горячем июльском воздухе, мягко спланировала вниз. Выпустила мощные опоры, причалила. Солнечные блики весело заиграли на поверхности космического аппарата, отбрасывая на лица прохожих диковинные отблески. А горожане спешили по своим делам, суетились, переругиваясь на автобусных остановках, и не обращали внимания на приземлившихся инопланетян.

Глядя в большое зеркало, досточтимый Алгрр одёрнул парадный мундир, подмигнул своему изображению, настраиваясь на мажорный лад. Улыбнулся. Настроение было приподнятым. В кои-то веки в космосе обнаружена населённая планета. И где? На самой окраине Вселенной, куда даже патрульные корабли заходят редко. Это было настоящей удачей, которая выпадает раз в несколько миллионов лет. Звякнула россыпь наград на мундире, словно подтверждая мысли звездолётчика.

Похлопав себя по карманам – не забыл ли тезисы приветственной речи, досточтимый Алгрр решительно направился к трапу, волоча по металлической обивке пола длинный зелёный хвост. Пройдя ярко освещённым коридором, остановился у запертого люка. Набрал код доступа. Врата отворились.

Посланник звёзд медленно спустился по трапу. Глубоко вдохнул, глянул на солнце. Новая планета ему определённо нравилась. Она напоминала Алргг – то же небо, те же деревья, даже воздух казался родным, домашним.

Звездолётчика переполняли чувства. Контакт! Как долго они ждали встречи с братьями по разуму. Сколько истрачено сил и средств. Со времени последнего контакта с разумными существами прошло больше миллиона лет, и звёздное содружество уже успело забыть всю радость знакомства с неведомым. А теперь? Подумать только – к Союзу космических рас присоединится новая жизненная форма со своей системой ценностей, оригинальным миропониманием и накопленным багажом знаний!

Досточтимому Алгрру хотелось пуститься в пляс, но он сдерживался. Сановному чиновнику не подобает скакать, словно балерине. Верховный правитель Содружества вряд ли одобрит подобное легкомыслие.

К удивлению звездолётчика его никто не встречал. Ни делегации официальных лиц, ни толп любопытных аборигенов. Никого.

«Странно, – подумал досточтимый Алгрр, нервно подёргивая кончиком хвоста. – А ведь аналитики говорили, что новая раса готова к контакту…» Он удивлённо огляделся по сторонам. Какие-то каменные постройки (неужели в этом живут?) симметричными прямоугольниками обступали со всех сторон место посадки космического корабля. Уходили вдаль ровные улицы. Изредка проносились транспортные средства, однако управляющих ими роботов досточтимый Алгрр рассмотреть не мог. Посреди просторной площади высился истукан.

Звездолётчик удивлённо уставился на каменную фигуру в разводах птичьего помёта. В одной руке колосс сжимал нечто непонятной формы и назначения, а второй показывал куда-то вдаль. Досточтимый Алгрр невольно посмотрел в указанном направлении, но ничего, кроме очередной каменной коробки, увенчанной металлическими перекрестиями, не увидел.

Посланник пожал плечами. О вкусах не спорят. Если аборигенам нравится жить в подобных постройках и любоваться на кусок загаженного камня, это их право. У досточтимого Алгрра есть дела поважнее.

Звездолётчик смахнул с мундира невидимую соринку и направился к аляповатому зданию, возле которого суетились двое туземцев. На стене дома топорщилась огромная вывеска: «ВИНО-ВОДОЧНЫЙ МАГАЗИН». Достопочтимый Алгрр сверился с карманным анализатором, но прибор молчал. Смысл данной фразы был ему неизвестен.

Подойдя к аборигенам вплотную, достопочтимый Алгрр сказал:

– Здравствуйте, господа. Рад приветствовать вас от лица звёздной системы Арглл. Я пришёл с миром.

Начало было торжественным и величавым. Досточтимый Алгрр даже взмок от волнения и важности момента.

Реакция оказалась неожиданной. Один из аборигенов, который, запрокинув голову, наблюдал за звёздами при помощи некоего стеклянного прибора, вдруг поперхнулся. Изо рта у него полилась странная, мерзко пахнущая жидкость.

– Слышь, Колян. По ходу у меня глюки. Говорящая ящерка… – произнёс он, таращась на посланника Звёздного Содружества.

– Ага. И у меня, похоже, тоже, – отозвался второй.

Досточтимый Алгрр, помня наставления психологов, дружелюбно улыбнулся.

Туземцы, увидав два ряда ровных острых зубов, резво отскочили в сторону.

– Мать моя женщина… Допились. Колян, надо завязывать, а то уже ящерки с медалями мерещатся.

Второй абориген кивнул.

– Господа, позвольте внести ясность, – тихо, как того требовали правила этикета, промолвил досточтимый Алгрр. – Я не ящерка, как вы изволили выразиться. Я представитель рода Агрлл, берущего своё начало в глубине веков.

На этот раз братья по разуму отреагировали менее болезненно. Подхватив свои телескопы (ещё несколько штук стояли на земле) туземцы опасливо приблизились к посланнику. Даже потыкали грязными пальцами в белоснежный мундир. Досточтимый Алгрр не противился, хотя мундира было жалко.

– He-а, Колян, это не глюки. Натуральная ящерка, я те базарю. Тока в штанах и с побрякушками.

– Угу, – неопределённо промычал второй и снова приник к своему прибору. Долго стоял, задрав голову и издавая непонятные для тонкого слуха досточтимого Алгрра звуки. «Итак, начнём сначала», – решил достопочтимый Алгрр – Приветствую вас, братья по разуму! Вы меня понимаете?

– Чево орёшь, мутант недоделанный? Чай не глухие. Чё за базар?

Анализатор не справлялся, о значении некоторых фраз приходилось только догадываться.

– Я прилетел с далёких звёзд, чтобы принести вам Знание, приобщить к вселенской Гармонии, – важно заговорил досточтимый Алгрр. – Братья, вам выпал великий шанс присоединиться к огромной семье разумных рас, прикоснуться к тайнам мироздания, почувствовать себя настоящими членами Звёздного Содружества.

– Во заливает, – крякнул абориген. Приложился к телескопу и долго не отрывался.

Когда процедура наблюдения была закончена, досточтимый Алгрр продолжил знакомить туземцев с краткой историей Вселенной. Он говорил, с трудом преодолевая волнение, преисполнившись гордости от сознания того, что ему выпала великая честь приобщения новой расы к тайнам Вселенной.

Аборигены слушали внимательно, время от времени прикладываясь к телескопам. Потом (вот странно!) достали какие-то палочки, сунули их в рот и начали выпускать из носа белые облачка.

Поражённый увиденным, досточтимый Алгрр на мгновение умолк. Затем, взяв себя в руки, продолжил.

Когда он, наконец, умолк, неофиты стали о чём-то оживлённо беседовать. Досточтимый Алгрр тактично отошёл в сторону, чтобы не мешать разговору. В своё время он и сам был не меньше потрясён, когда ему открыли глаза на Вселенную, позволили повернуть ключ в дверях, за которыми скрываются тайны мироздания.

До слуха посланника доносились отдельные фразы аборигенов.

– Слышь, Колян. Давай возьмём ещё по одной… скока у тебя… и у меня ещё триста пятьдесят… твою мать, не хватает… а если у ящерки?..

Наконец туземцы повернулись к досточтимому Алгрру.

– Слышь, зелёный. Долгани пару тысяч. С получки отдадим.

Звездолётчик запросил анализатор. В ходу у местных были примитивные средства оплаты, какие-то металлические кружочки и бумажные прямоугольники. Досточтимый Алгрр задал прибору команду, и спустя несколько секунд у него в руке появились новенькие купюры.

– Этого хватит?

Туземцы восхищённо закивали. Один из них несмело приблизился к досточтимому Алгрру, взял протянутые бумажки, и тотчас исчез, словно его сдуло минтойским ураганом. Материализовался он так же внезапно, причём в руках у него оказалось несколько телескопов.

– Если позволите, я продолжу, – досточтимый Алгрр слегка поклонился и, стараясь не оперировать слишком сложными для восприятия новой расы терминами, закончил своё повествование.

Аборигены слушали невнимательно, предпочитая смотреть в небо. Достопочтимый Алгрр даже позавидовал такой увлечённости астрономией.

Между тем слушатели снова вытащили свои диковинные палочки. Руки аборигенов заметно дрожали. От волнения, решил досточтимый Алгрр.

Прошло ещё несколько минут, теперь аборигены уже не справлялись с охватившим их волнением. Они качались, пинали ногами телескопы, норовили угостить посланника палочкой, которую называли «сигарета». Досточтимый Алгрр скромно отказался.

– Так каков будет вердикт? – в конце концов поинтересовался звездолётчик.

– Зелёный, чё ты нам паришь? Какое, на хрен, небытие? Какие в жопу звёзды? Посмотри вокруг – кому нужно твоё бытие? Питие – это да… а то звёзды. Тьфу. Давай лучше хряпнем по сотке, – абориген нетвёрдой рукой схватился за телескоп. – Будешь?

Глаза досточтимого Алгрра широко раскрылись от удивления. Ни одна из космических рас, получив возможность приобщиться к Гармонии, не отказывалась от такого шанса, ведь второго раза могло и не быть. А тут…

– Зелёный, зачем тебе это небо? Рождённый ползать летать не может. Давай, хряпни. А то уж на тебе и рожи-то нету, – перед глазами посланника возник один из телескопов. Досточтимый Алгрр поморщился. Что за дрянь туземцы используют в качестве реактива? Воняло так, что прошибало на слёзы.

И тут досточтимого Алгрра осенила догадка: это не телескопы, а сосуды для хранения яда!

– Благодарю вас, господа, но вынужден отказаться от вашего любезного приглашения, – дыша через рот, проговорил посланник. Ну и запах! Как бы не стошнило.

Вот будет конфуз! На всю Веселенную – ЧЁ??? Не понял… – абориген набычился, двинулся на досточтимого Алгрра. – Не хочешь пить? А может, ты нас не уважаешь? Чё молчишь? Аль сказать пацанам нечего?

Досточтимый Алгрр попятился. Аборигены наступали.

– Слышь ты, фраерок. Отказываешься пить с правильными пацанами?

Дальнейшее посланник древнего рода Агрлл, досточтимый Алгрр помнил с трудом. Вот аборигены кидаются к нему, сбивают с ног. Звенят медали. Трещит по швам парадный мундир. И нестерпимая боль в хвосте…

Очнулся достопочтимый Алгрр уже на борту звездолёта под тихое жужжание автодока.

* * *

Из отчёта посланца Звёздного Содружества досточтимого Алгрра:

«С прискорбием должен сообщить Верховному правителю, что разумной жизни на планете Земля не обнаружено…»

Исповедь астронавта

Руслан Гаврилюк, двадцати лет отроду, не спеша поднялся на третий этаж старого, знавшего лучшие времена панельного дома. Вставил ключ в замочную скважину. Два оборота, и дверь, обитая коричневым, ссохшимся от прожитых лет дерматином, отворилась, приглашая внутрь.

Руслан вошёл, кинул рюкзак на тумбочку, заваленную всяким хламом, стянул куртку, снял ботинки и аккуратно пристроил их в углу, между старыми валенками и стоптанными сапогами.

– Дед, это я! – громко предупредил Руслан, на мгновение замерев у дверей, ведущих в комнату старика. Всякий раз перед тем как войти внутрь Руслан медлил, испытывая странный, суеверный страх. Пугала сама мысль, что на этот раз он не найдёт старика живым, не сможет поговорить с бывшим астронавтом, послушать байки о бесшабашной, наполненной романтикой и удивительными приключениями юности. И о Космосе.

Старик был необычным собеседником. Начиная говорить об одном, сразу сбивался на другое, перескакивал с темы на тему. Но как только разговор касался звёзд, дед становился предельно собранным и до занудства рациональным. Он мог забыть, что ел на завтрак, но точные координаты любой планеты и её характеристики выдавал со скоростью компьютера. И никогда не ошибался. Сначала это раздражало, но потом Руслан привык, привязался к деду, и теперь уже не мог представить своей жизни без него. Именно дед привил ему любовь к звёздам, к тайнам мироздания.

Многие считали деда забавным, но склочным пенсионером. К таким относились и родители Руслана, свалившие на молодого человека общение со стариком. Сами они, хоть и жили в двух кварталах от его дома, в квартире бывшего астронавта появлялись редко. А Руслан захаживал к деду едва ли не каждый день, предпочитая бесцельному времяпрепровождению с ровесниками беседы о сущности мироздания.

Едва Руслан приоткрыл дверь в дедову комнату, в нос шибануло кислым духом, который обычно стоит там, где живут одинокие, всеми покинутые старики.

Отогнав мрачные мысли, Руслан решительно вошёл в комнату.

– Здравствуй, дед! – Из угла, где стояла кровать бывшего астронавта, послышалось кряхтение и скрип пружин.

– Здоровей видали! – отозвался старик, отворачиваясь к стене. Затем, поразмыслив, обратил свой взгляд на гостя. – Чего припёрся? – осведомился он скрипучим голосом. Как будто не он сам звонил Руслану и просил зайти.

– Ты же мне звонил, – сказал Руслан, подходя к кровати.

– Ещё чего? С какой это радости?

– Не знаю… – признался Руслан, опускаясь на тяжёлый дубовый табурет у изголовья кровати.

Старик несколько минут изучал гостя тяжёлым взглядом. Вскоре в глазах появилось узнавание. Бывший астронавт расслабился. Даже попытался улыбнуться.

– Я уж думал, не дождусь тебя, – сказал он. – Нездоровится мне что-то.

– Может, «скорую» вызвать? – Руслан шарил в карманах в поисках мобильного телефона.

Старик покачал головой.

– От смерти «скорая» не спасёт… – философски изрёк он. – А старуха с косой уже близко…

– Ну что ты такое говоришь, дед? Тебе ещё жить да жить, – возразил Руслан. – Ты ещё нас всех переживёшь.

– Не говори глупостей, внучок. Я своё отжил… – старик закрыл глаза.

Повисла пауза. Руслан смотрел на бывшего астронавта и пытался угадать, какие мысли его терзают. Старик сам никогда никому не звонил. Особенно в последние годы. Руслан понимал, что старик умирает, но всё естество молодого человека противилось этому, загоняло мысли о смерти в самые тёмные закоулки сознания.

Помолчав, старик тихо произнёс:

– Моё время истекает…

– Дед, ну не говори так… – попросил Руслан, холодея от неприятного предчувствия. Ему казалось, что он слышит, как капля за каплей истекает время, о котором говорил дед.

– Мы все когда-нибудь умрём. Кто раньше, кто позже. Но я позвал тебя не за тем. Я должен кое-что тебе рассказать.

Руслан вопросительно посмотрел на деда. Тот лишь печально улыбнулся в ответ.

– Решил, значит, перед смертью исповедоваться, излить душу, ибо чувствую, не примет меня с этой тайной мать-земля. А ближе тебя у меня никого нет. И не возражай. Твои родители слишком заняты, чтобы навещать меня. Я всё понимаю – кому нужна такая старая развалина, как я? Но ты другой, не такой как все. В твоей душе ещё нет плесени равнодушия, разъедающего современный мир. И поэтому я позвал тебя, чтобы поделиться секретом, который храню уже не один десяток лет… – старик тяжело вздохнул. – Тайна сия велика. И знающий её не от мира сего…

Дед за последнее время сильно сдал и уже не походил на того бравого вояку, который смотрел на Руслана с множества фотографий, висевших на стене. Вот дед с министром обороны, вот – в космическом центре, вот – с покойной бабушкой, дочерью известного астронавта. Дальше – фотки молодого деда. Тьфу ты… деда в молодости. Лица, лица, лица… Сколько друзей было, а теперь никого не осталось. Никому он не нужен. Даже собственным детям.

Печальные размышления Руслана прервал надсадный кашель старика. Руслан вскочил и рванул на кухню. Набрал воды. Дал деду напиться.

– Будет… – дед оттолкнул кружку, откинулся на подушку. – Да, заждалась меня старуха… Потерпи, костлявая, скоро я буду твой.

– Дед, ты что-то говорил про тайну, – напомнил Руслан.

– Да. Ты ведь помнишь экспедицию «Фрейи»?

Руслан кивнул. Конечно, помнит. Все газеты трубили: «принципиально новая конструкция межпланетного корабля», «выход за пределы Солнечной системы», «поиск пригодных для колонизации планет», «обширная исследовательская программа». Для своего времени это было решительным, если не сказать эпохальным, шагом в будущее. Правда, полёт «Фрейи» влетел в копеечку – для финансирования проекта понадобились совместные усилия едва ли не всех государств Земли. Но результаты превзошли все ожидания – несмотря на то, что новые терраподобные планеты так и не были обнаружены, экспедиция увенчалась полным успехом – полученных данных с лихвой хватило на то, чтобы земная наука значительно продвинулась вперёд.

Дед был командиром «Фрейи». После полёта он стал Героем, был обласкан государством, а его портреты долгое время не сходили с первых полос центральных газет. Это теперь старик позабыт-позаброшен, а сорок лет назад его имя знал каждый школьник.

– Тайна, о которой я хочу тебе поведать, – продолжил бывший астронавт, – напрямую связана с тем полётом.

Руслан устроился поудобнее и приготовился слушать.

– «Фрейя» была исследовательским звездолётом. Основной задачей экипажа было изучение районов, прилегающих к Солнечной системе. Стартовали мы удачно, точно по графику. Затем одна за другой посыпались проблемы. То вдруг отказывали жизненно важные системы, то выходили из строя казавшиеся надёжными приборы. Складывалось впечатление, что какая-то неведомая сила сознательно не пускает нас дальше. «Фрейя» капризничала, не хотела повиноваться приказам. И чем дальше от Земли, тем всё больше неполадок возникало в звездолёте. Команда нервничала, и я, признаюсь тебе честно, подумывал о том, чтобы вернуться. Но приказ командования был однозначен – во что бы то не стало добраться до назначенной точки и провести серию исследований. Отступать было некуда. Извечное стремление к полёту, к изучению нового, к постижению тайны крепко сидит в человеческой крови, и отказаться от поисков нам не по силам. С глубокой древности Homo sapiens стремится понять непонятное, увидеть невидимое, узнать непознаваемое. Это – наша сущность, наше второе «Я». Вряд ли найдётся во Вселенной другое такое любознательное существо, как человек. Особенно связанный приказом. И мы упорно шли вперёд, не считаясь с потерями.

Я не щадил ни экипаж, ни «Фрейю». Изо дня в день, под оглушающий рёв двигателей, мы продвигались вглубь космоса. Команда свято верила в то, что мы действуем на благо всего человечества, что мы двигаем науку. Мы были юными, а когда ты юн, мир кажется таким понятным и доступным – протяни руку, и космос падёт к твоим ногам, откроет свои тайны.

Дед тяжело вздохнул.

– Так вот, напряжение нарастало. Парни выбивались из сил. Хорошо, если удавалось поспать два-три часа в сутки.

Время тянулось мучительно долго. Дни складывались в недели, недели – в месяцы, месяцы в годы. Команда постепенно утрачивала боевой дух и надежду на успех. И когда надежда грозила угаснуть окончательно, произошло то, чего мы меньше всего ожидали.

Руслан вопросительно поднял брови.

– Мы как будто упёрлись во что-то, в некую невидимую стену, которая не позволяла нам двигаться дальше.

– Стену? В космосе? – ехидно переспросил Руслан.

– Не зубоскаль! – строго прикрикнул дед. – Ты и сам прекрасно знаешь, что в бесконечности никаких привычных для нас стен нет. И всё же неведомый силовой барьер вырос на пути «Фрейи», не давая звездолёту прорваться вглубь космоса. Звездолёт надрывался, тратил последние капли драгоценного топлива, но преодолеть невидимую преграду не мог. «Стена» оказалась нам не по зубам.

И тут Эрик, наш штурман, вспомнил, что в мифах древних скандинавов говорилось о чём-то подобном. По верованиям викингов, боги оградили Мидгард, мир разумных существ, для того чтобы неупорядоченные силы изначального Хаоса не могли уничтожить жизнь. Понимаешь, о чём я?

– Кажется, начинаю догадываться… – неуверенно сказал Руслан – Получается, вы ткнулись в ту самую стену, которой боги оградили Мидгард от Зла?

– Я всегда считал тебя сообразительным мальчиком, Руслан. Рад, что не ошибся.

Молодой человек смутился.

– Викинги верили, что стена служит охранительной оградой от разрушающего начала, стремящегося уничтожить Гармонию, ввергнуть упорядоченное в первоначальный Хаос. Но преграда имела и другое предназначение. Она служила барьером на пути всякого, кто хотел раньше предначертанного срока покинуть Срединный мир, прикоснуться к сокровенным тайнам.

– Что-то я не совсем понимаю, – остановил дедовы рассуждения Руслан. – Зачем ограждать человека от проникновения за стену? Одно дело спасти от Хаоса…

– Хороший вопрос, мой мальчик, – дед крякнул. – Для преодоления силового барьера необходим высокий уровень технической, умственной и моральной подготовки. К сожалению, пока достигнутого человеческой цивилизацией уровня развития явно недостаточно. Подумай сам, к чему может привести появление в космосе существ, обладающих ядерных оружием, но по уровню восприятия жизни мало чем отличающихся от ребёнка. Но когда-нибудь мы сможем преодолеть стену, скинуть оковы ограниченности и непонимания. И тогда ограда падёт, явив человечеству тайны, скрытые плотной завесой неизвестности.

Но прежде чем лезть за барьер, человек должен преодолеть собственное невежество и эгоизм. Homo sapiens бродит в потёмках самовлюблённости и ограниченности. Мнит себя подобным богам, предпочитая обманываться вместо того, чтобы признать свою никчёмность и двигаться к Гармонии. Вспомни хотя бы Ренессанс. Людишки вдруг возомнили себя венцом творения, наивысшей разумной формой мироздания, перед которой должны пресмыкаться все иные формы жизни. Глупость, но она крепко завязла в наших мозгах. Дальше – хуже. Безумное стремление подстроить окружающий мир под себя принесло человечеству одни разочарования. Мы засрали планету, превратив цветущую некогда землю в свалку. Мы разобщены и предпочитаем не обращать внимания на беды других. Мы рвёмся в космос, не замечая того, что наши соседи умирают в нищете. Мы отваливаем на исследования Вселенной огромные деньги, а в то же время миллионы землян умирают от голода. Романтика межзвёздных путешествий, поиска братьев по разуму кружит нам голову, и мы не замечаем разумных существ, живущих рядом с нами. Чудно получается – искать разум в космосе, игнорируя его же у себя под боком…

Мы бросаем вызов пустоте первичного Хаоса, забывая о пустоте своего собственного «Я». Романтики нет и никогда не было. Есть только суровая действительность, жестокая проза бытия. И прежде чем думать о звёздах, человечеству нужно подумать о себе самом. Мы слишком далеки от Природы, чтобы соваться туда, где нас пока не ждут. Было бы чересчур самонадеянно утверждать, что братья по разуму примут нас с распростёртыми объятиями. Скорее наоборот. Они ринутся от нас, как от прокажённых, узрев червивую сущность человечества. Мы сверх меры жалки для того, чтобы предстать перед ликом неведомого. Сначала нужно навести порядок в собственном доме, а потом уже проситься в гости. Будь добр, подай мне воды…

Руслан поднялся с табурета и протянул деду стоявшую на тумбочке кружку.

– Спасибо, – старик жадно глотал воду, словно боялся куда-то опоздать. Кадык ходил вверх-вниз, капли стекали по подбородку, но дед не замечал их.

Руслан терпеливо ждал, когда старик заговорит вновь. Наконец он продолжил:

– Мир вокруг нас жесток и несправедлив. Мы построили мир, где нет места любви к ближнему, и было бы глупо надеяться на то, что космос ответит нам взаимностью. Только тот, кто видит в другом человеке равного себе, достоин приобщиться к тайнам мироздания, зачерпнуть волшебной воды из источника Мимира. Мы можем попытаться сломать стену, но никогда не достигнем Истины. Тайны мироздания открываются лишь тем, кто готов принять их. Разве это не справедливо?

Руслан промолчал.

– В какой-то степени стена спасла нас от гибели. Ибо поведение неразумного человечества, дорвавшегося до секретов Вселенной, предсказать невозможно. Поверь мне, ничего хорошего из этого не вышло бы. Да, мы достигли определённых вершин, но этого недостаточно для приобщения к потаённому. И стена лучшее тому доказательство. Мы пока ещё не готовы принять мироздание таким, каково оно есть. Слитком тяжела может оказаться ноша.

– Так что же делать?

– Жить, учиться, совершенствоваться. И космос примет нас, признает равными. Но до этого ещё ой как далеко… Мы совершили большую ошибку, раньше времени постучавшись во врата неизвестного. И те, кто построил стену, преподали нам хороший урок. Нечего соваться туда, где тебя не ждут…

Старик сделал ещё несколько глотков.

– А тайна, дед? Ты же позвал меня не для того, чтобы поразмышлять об испорченности человечества?

Бывший астронавт усмехнулся.

– Конечно нет. Тайна в том, что полёт «Фрейи», вернее его результаты, являются грандиознейшим обманом в истории человечества. Мы ничегошеньки не знаем о мироздании. Тупо бьёмся головой в стенку, не в силах преодолеть искусственный барьер, созданный Природой или Богом. Но людям нужны результаты, а их не было. Никто и никогда не признается, что деньги налогоплательщиков, причём немалые, ушли псу под хвост. Поэтому в верхах решили, что полуправда будет лучше для всех. И появилась афера «Фрейи»…

– Так что, это всё блеф? – недоуменно спросил Руслан, обводя рукой развешанные на стенах фотографии, почётные грамоты, награды, которыми был удостоен дед.

– К сожалению, – старик потупился.

– И даже звезда Героя?

Дед кивнул. Тихо сказал:

– Все наши космические исследования – обман. Вселенная слишком сложна, а наши представления о ней ошибочны, лишены логики и здравого смысла. Всегда проще соврать, чем сказать правду, особенно если эта правда не укладывается в привычные рамки. Мы не готовы принять законы мироздания. Возможно, когда-нибудь это произойдёт, но пока стена сохраняет нас от поспешных шагов, от рискованных решений.

Надолго замолчали.

– И что мне делать с этой тайной? – наконец спросил Руслан.

Старик пожал плечами.

– Тебе решать. А я просто не могу уйти, не открыв тебе правды.

Бывший астронавт умолк, внимательно глядя на молодого человека.

Привычный мир Руслана трещал по швам. То, что казалось монументальным, не требующим доказательств, было повергнуто в прах. Построенный на лжи мир вызывал отвращение, презрение к людям и к самому себе. Почему правители решают за нас? Кто они такие, чтобы определять, что истинно, а что ложно? Нет ничего хуже, когда решают за тебя. Пусть выбор небогат, но это будет твой выбор. Строители стены поступили мудро – зачем принимать в свои ряды несмышлёнышей, когда можно просто дождаться, пока человечество дозреет само. Генезис людского рода может длиться веками, но для тех, кто смог построить барьер, время не такая уж важная вещь. Хранители космоса оставили выбор за человеком: либо развиваться и достигнуть вселенской гармонии, либо замкнуться в своём тесном мирке, погрязнуть в самолюбовании и глупости.

– Мне жаль, что так получилось, – тяжело вздохнул дед. – Но правду, какой бы страшной она ни была, нужно принимать стойко. Вспомни: древние постоянно искали Истину. Но никто не задумывался над тем, готовы ли мы принять её. Когда же Истина стала достижимой реальностью, оказалось, что в космосе нас никто не ждёт. Сломать стену можно только знанием. Тяжело бороться с собственными привычками, въевшимися в кровь. Можно обманывать себя, уверять остальных в своей исключительности, но итог один – пока мы не созреем, в космосе нам делать нечего. Нас будут обманывать до тех пор, пока мы готовы принимать ложь. И будет ещё не одна экспедиция, но все они закончатся так же, как одиссея «Фрейи», – ничем.

Голос старика становился слабее. Было видно, что дед держится из последних сил, стараясь успеть выговориться, скинуть с плеч тяжкий груз ответственности.

Руслан слушал, не перебивая.

– Будущее зависит от думающих людей. Только они смогут дойти до конца, принять мироздание. Ложь принимает лишь тот, кто не вкусил горечи правды. Но ложь не может быть бесконечной. Рано или поздно мы придём к Гармонии. Нужно только верить…

Старик вновь замолчал. Последние слова дались ему с трудом. Пошарив рукой по тумбочке, дед дрожащей рукой поднёс кружку к губам, отхлебнул.

Руслан смотрел на покрытое испариной лицо бывшего астронавта, ощущая себя жалким пигмеем у ног пирамиды. Как нелегко сделать выбор. Истина или ложь во спасение? Трудные поиски правды или идиотский человеческий нарциссизм?

– Руслан, у меня будет к тебе одна маленькая просьба…

– Да, дед.

– Постарайся оставаться человеком. Не верь лжи, а иди к Истине, как бы тяжела ни была дорога познания. И не вини старика, поверь, мы не могли по-другому. Наше время диктовало свои правила…

Руслан закусил губу, стараясь не выдать охватившего его волнения. Старику легко говорить. А каково ему, Руслану, вмиг потерявшему все жизненные ориентиры?

– Руслан, я умираю. И на пороге смерти хочу сказать – я рад, что у меня есть ты. Я знаю, ты не оставишь космоса даже после того, что я тебе наговорил. Но теперь ты будешь знать, с чем придётся столкнуться. Верь только опыту, смело иди вперед, и истина, которую искали древние философы, сама упадёт в твои руки.

* * *

Деда похоронили с почестями. Сам президент Земной Федерации присутствовал на погребении командира «Фрейи». Славословие лилось рекой, добавляя в бочку лжи ещё одну ложку неправды.

Руслан с успехом окончил университет, затем аспирантуру, но космосом больше не занимался, всецело сосредоточившись на исследованиях человеческой психики.

Старик ошибся.

О дедовой тайне Руслан не вспоминал, променяв поиски Истины на богатство и славу.

Достучаться до звёзд

Научно-исследовательская лаборатория НАСА.

США.

Полковник Юрген Дитль, куратор проекта поиска внеземного разума, остановился у дверей лаборатории наблюдения за космосом. Он вытащил носовой платок и, в который раз за последний час, вытер пот с лица. Одёрнув мундир, он пожалел о том, что нельзя ослабить узел галстука. Лето выдалось жарким. Скорее всего, сказывались последствия глобального потепления.

Сунув смятый платок в карман, Дитль привычным движением приложил пропуск к системе сканирования. Позволив искусственному интеллекту считать сетчатку глаза, он толкнул массивную металлическую дверь.

– Добрый день, господин полковник! – дежурный наблюдатель Гарри Силверсберг поднялся со своего места и вытянулся по стойке «смирно». Вслед за парнем вскочили и остальные учёные.

Юрген кивнул и, подойдя к пульту, остановился, внимательно глядя на монитор. По огромному экрану тянулись бесконечные столбцы данных: диаграммы, графики, схемы, таблицы… Колоссальный массив результатов мониторинга космического пространства для непосвящённого показался бы сущей бессмыслицей, однако персонал лаборатории искусно ориентировался в потоке информации, по крупице выуживая из него любые сведения, касающиеся возможности существования инопланетных цивилизаций. Большие антенны были установлены высоко, над многометровым слоем земли и бетона, прикрывавшим исследовательский центр.

Благодаря этим антеннам можно было заглянуть вглубь безмерного космоса и дотянуться до самых отдалённых его точек. Мощная аппаратура, постоянно просеивая радиосигнал, внимательно следила за состоянием звёзд и вынюхивала признаки сигналов искусственного происхождения.

Для своего времени лаборатория была передовой. Миллиарды вложенных долларов говорили лучше всяких слов. К большому сожалению полковника, исследовательский центр так и не смог получить положительных результатов. Космос молчал, и это безмолвие являлось строго установленным научным фактом, который следовало принимать со всей серьёзностью. И не только принимать, но и сделать пусть и горький, но неизбежный вывод: многолетние целенаправленные поиски прямых сигналов внеземных цивилизаций или любых следов их жизнедеятельности ни к чему не привели… А если добавить к этому прискорбному факту ещё и весь комплекс прочих астрономических наблюдений, любительских и профессиональных, то получится внушительный объём информации, который просто не даёт ни одной зацепки, пусть даже и призрачной, в пользу существования мощных технических цивилизаций за пределами Солнечной системы.

– Можете чем-нибудь порадовать меня, Силверсберг? – устало спросил Юрген, прекрасно осознавая, каким будет ответ подчинённого. В душе Дитля до последнего момента жила надежда на чудо.

– Никак нет, господин полковник, – покачал головой дежурный наблюдатель. – Ничего…

Дитль тяжело вздохнул, чувствуя, как на его плечи ложится многотонная плита разочарования и подавленности. Видимо, придётся всё же признать, что дело, которому он отдал большую часть своей жизни, оказалось пустышкой, и в Космосе нет иных разумных форм жизни. Осознавать поражение было чертовски трудно и обидно… А ведь когда-то Юрген верил в единство законов развития материи и типичность образования Солнечной системы, при которой отсутствуют существенные основания для выделения Солнца среди множества подобных ему звёзд Галактики. Юрген отчаянно надеялся, что братья по разуму всё же сыщутся. Смешно вспомнить, с каким трепетом учёные и романтики ожидали встречи с предполагаемыми обитателями Галактики, не желая даже представить, что мириады прекрасных миров Вселенной могут оказаться безжизненными и мёртвыми. Как свято верили в то, что жизнь пока ещё обращена к обитателям Земли лишь одним своим ликом – тем, что определяется способом существования белковых тел.

«А как богато фонтанировала наша фантазия, вооружённая знаниями об основных законах развития природы, – с усмешкой подумал Дитль. – Какие смелые мы создавали гипотезы и теории о внеземных формах жизни, об интеллекте представителей звёздных цивилизаций. Любыми способами мы старались приподнять завесу, скрывающую чудеса и тайны Космоса. Самые отчаянные головы даже пытались смоделировать предстоящий контакт с инопланетянами… Но ни одна из фантазий так и не сбылась… Люди оказались единственными разумными существами во всей Галактике. Подававшая большие надежды астробиология так и осталась прихотью чудаков и теоретическим поиском звёздных экосфер. А ведь так хотелось верить в то, что далёкие звёзды населены живыми тварями, пусть даже и иных, неведомых доселе форм…»

– Несмотря на все наши старания, – продолжал дежурный, – нам так и не удалось увидеть планетные системы даже у ближайших к нам звёзд, возможно, из-за несовершенства существующих телескопов. За всю историю наблюдений получены лишь косвенные указания на их наличие. И это несмотря на то, что во Вселенной существуют миллиарды звёзд, окружённых планетами с атмосферой и водой в жидком состоянии. Там синтезируются органические соединения, что означает эволюцию жизненных форм. Теоретически мы можем утверждать, что Космос населён множеством рас, вот только на практике доказать это мы не в силах. Блестящее подтверждение парадокса Ферми. Ко всем прочим неприятностям добавляется ещё и то, что все использованные нами частоты – радиолиния водорода, линия водяного пара, гармоники и комбинации из основных частот с математическими константами – также не показали ни единого признака обитаемости Вселенной. Радиодиапазон оказался слишком широк, а наши возможности ограничены. Наличными средствами сканировать все звёзды в нём просто немыслимо.

– А что говорят многозеркальные телескопы на Луне?

– Как и космические радиотелескопы – ничего, – ответил Силверсберг, беспомощно разведя руки. – Наши приёмные антенны не позволяют подслушивать «внутренние разговоры» других планет. А возможностей у нас хватает лишь на то, чтобы ловить самые мощные сигналы. Не мне говорить вам, господин Дитль, что программа поиска братьев по разуму чересчур несовершенна, а наши наблюдения за мирозданием скоротечны. Ведь даже самым близким звёздам мы уделили не более 15-ти минут внимания! Вряд ли предполагаемая высокоразвитая цивилизация именно в эти четверть часа отправит в нашу сторону мощные радиопозывные и пойдёт на то, чтобы тратить огромное количество энергии лишь для того, чтобы не расстраивать радиомолчанием своих менее развитых и нетерпеливых соседей вроде нас с вами. Мы даже не знаем, на какой частоте ждать ответа, откуда и в какое время… Тыкаемся носом в пустоту, надеясь на «авось».

И в результате мы располагаем только нашими абстрактными умозаключениями. И мне кажется, господин полковник, мы зашли в тупик…

– Согласен, – кивнул Юрген. – И как бы больно ни было это признавать, но если бы во Вселенной существовали разумные формы жизни, то мы давно встретили бы их. Где же они все? Почему молчат?.. Никогда бы не подумал, что скажу такое, однако факт остаётся фактом: все наши поиски и метания бесперспективны. Хуже того – это понимают и властьимущие. Президент и Конгресс весьма недовольны разбазариваем денег налогоплательщиков. ООН вообще считает программу поиска внеземного разума опасной… Я не могу идти против начальства. Придётся закрыть лабораторию и свернуть все работы по проекту SETI. К тому же, чёртовы бюрократы!.. нам уже перекрыли и финансирование.

Собеседники замолчали.

Полковник был человеком военным, поэтому привык подчиняться приказам. Но закрытие проекта воспринял с трудом. Фактически, это означало крах всей его жизни, его устремлений и мечтаний. Когда-то Джордано Бруно пришла крамольная мысль о том, что люди – не единственные жители Вселенной. И тяга к звёздам привела мыслителя на костёр инквизиции. Однако мечта найти братьев по разуму не только не сгорела вместе с телом великого астронома, но и зажгла умы многих поколений исследователей. И пусть люди так и не нашли ни одного подтверждения, что внеземной разум действительно существует, но Юрген не собирался сдаваться и впадать в уныние. Ведь кроме официальных способов добраться до тайн мироздания существовали ещё и приватные…

Дитль вымученно улыбнулся. Железный характер не позволял полковнику пасть перед обстоятельствами. Он помассировал виски и произнёс:

– Возможно, внеземные цивилизации начали эволюционировать гораздо позже землян и пока не могут проявить себя. К тому же радиоволновое зондирование – не такой уж удобный способ коммуникации. И совсем необязательно, что «другие» им пользуются… А может быть, эти цивилизации просто не желают вступать в контакт с кем бы то ни было, так как идут по замкнутому пути развития. Не следует забывать и то, что развитые цивилизации могут самоуничтожаться, будучи не в состоянии справиться с собственной техникой или оружием. Причин – сотни, и все они так или иначе могут объяснить молчание братьев по разуму. А ведь обнаружь мы хоть какой-нибудь признак населённости Космоса, это было бы величайшим достижением людского рода, позволяющим сделать далеко идущие выводы. Выявление разума вне нашей планеты имело бы колоссальное значение для разработки фундаментальных проблем происхождения и сущности самой жизни. Будем реалистами – нам не осталось ничего, кроме веры, что ответа на посланные сигналы дождутся хотя бы наши потомки. Ведь сообщения, переданные гигантским радиотелескопом в Аресибо, уже находятся в пути к дальним шаровым звёздным скоплениям. И хотя до них радиолуч будет идти ещё многие тысячи лет, но первых «попутных» звёзд наше послание уже достигло. И если вблизи них разумные существа прослушивают радиоэфир, то получив наше чудное сообщение из единиц и нулей, они безусловно расшифруют его: «Мы живём на третьей планете, мы имеем две ноги, две руки, одну голову…» Главное для нас – верить и ждать…

– И не забывать о миссии автоматических станций… – напомнил наблюдатель.

– Да, «Пионер-10», «Пионер-11» и «Вояджеры» – наш последний шанс достучаться до звёзд. На их борту находится информация о людях. И хотя эти данные неполны, однако общее представление получить можно. Жаль только, что зонды в пути будут миллионы лет и результатов мы не дождёмся. Впрочем, наука не стоит на месте, и возможно скоро будут запущены более совершенные зонды. Для человечества ещё всё впереди!.. Контакт рано или поздно всё равно станет реальностью. Как и когда это произойдёт, не знает никто. Но вера будет жить вечно, поскольку именно она толкает человечество к звёздам, двигает прогресс и заставляет людей карабкаться к вершинам мироздания…

Приступайте к консервации лаборатории и эвакуации персонала.

* * *

Несколько дней спустя.

Тишина исследовательского центра была нарушена появлением странного сигнала. Мощный электрический импульс пробудил дремавшее оборудование. Через несколько мгновений по монитору побежали скупые строчки текста:

«Приветствую вас, братья по разуму!

Люди, ваше сообщение принято. Рассмотрено. Получено согласие на вступление человеческой расы в звёздную конфедерацию. Поздравляем!

В случае готовности к контакту в течение отрезка времени, соответствующего одной минуте по вашему времяисчислению, подтвердите своё согласие присоединиться к сообществу Универсума.

Начинаю отсчёт времени: шестьдесят секунд… пятьдесят девять… пятьдесят восемь…»

Родослав Гедас Аполлон-11

Миссия «Аполлона-11» близилась к концу. Громоздкий космический корабль медленно подобрался к лунной орбите. Замер, словно не решаясь преодолеть невидимую черту.

Нил Армстронг, командир «Аполлона-11», вытер выступивший на лбу пот и взглянул в круглое стекло иллюминатора. С орбиты Луна казалась чудовищно огромной, режущей глаз. Поверхность спутника покрывали многочисленные оспины, оставленные метеоритами. От крошечных до многокилометровых, эти раны вызывали невольные ассоциации с последствиями массированной бомбардировки.

– О’кей, мы на месте! – Армстронг повернулся к товарищам. – Сообщите Хьюстону – полёт прошёл успешно!

Коллинз кивнул. Щёлкнул тумблером. Связь взорвалась резким скрежетом помех. Пилот командного модуля пробормотал в микрофон слова командира, а затем добавил:

– Отличная работа, сэр. Они поздравляют нас. Можем приступать к прилунению.

Армстронг улыбнулся. Пока всё шло по плану. «Аполлон-11» стартовал 16 июля 1969 года в 13 часов 32 минуты. Достиг лунной орбиты после 76 часов нелёгкого полёта. Мало кто верил, что американцам удастся добраться до Луны. Только редкие оптимисты, среди которых был и капитан корабля, надеялись на чудо. И оно произошло. Они сделали это! Утёрли нос русским. Пусть хвалятся тем, что первыми вышли в космос. Невелика заслуга. А они долетели! Ещё немного – и прилунятся. Сердце Армстронга переполняла радость. Подумать только – он станет первым человеком, который ступит на поверхность спутника Земли!

– Внимание! Начинаем отстыковку лунного модуля! – объявил Коллинз.

Армстронг и Олдрин возились с замками креплений. Через несколько минут всё было закончено. Американцы проверили работу приборов. Улеглись в противоперегрузочные кресла. Щёлкнули ремнями безопасности. Армстронг поднял большой палец.

– Начинаю обратный отсчёт! – крикнул Коллинз. – Пять! Четыре! Три!..

Лунная кабина содрогнулась. Затем включился двигатель посадочной ступени, и модуль двинулся к поверхности Луны. Автоматическая система посадки неожиданно потащила кабину прямо в кратер, под завязку набитый камнями. Зажёгся аварийный сигнал. Армстронг выругался. Перешёл на ручное управление, изменяя тягу посадочного двигателя по сигналам радиовысотомера. Красный огонёк действовал на нервы, заставлял покрываться холодным липким потом, будил в душе первобытные страхи. Армстронгу не ко времени припомнилось, как ещё при подготовке к полёту в боку «Аполлона-11» обнаружили трещину. Пробоину быстро залатали, но суеверные Коллинз и Олдрин всё равно посчитали это дурным знаком. Командир корабля только посмеялся над подчинёнными. Однако сейчас происшествие не казалось таким смешным.

– Хьюстон! Это Игл. У нас тут «аварийка» полыхает вовсю. Что делать? – стараясь не выдать страха, спросил Армстронг.

– Игл, это Хьюстон, – голос оператора прозвучал с секундным опозданием. – Не обращайте внимания. Продолжайте выполнение пилотного задания.

– Понял вас, Хьюстон! – капитан надавил на рычаги ручного управления, как можно дальше отводя модуль от наполненного смертью кратера. Прилунись он на камни – и обшивка не выдержит. Резкий удар сомнёт тонкую перегородку. Потом улетучится воздух. И даже если они успеют натянуть скафандры, запаса кислорода хватит всего на несколько часов. Вполне достаточно для того, чтобы «Колумбия» смогла вызвать помощь. Но Никсон, разумеется, не захочет попусту переводить деньги налогоплательщиков. Зачем рисковать вторым кораблём? Погибших астронавтов просто спишут как безвозвратные потери и с почестями похоронят за государственный счёт. И начнут программу сначала…

Армстронг тряхнул головой, отгоняя печальные мысли. Выровнял лунный модуль.

– Шестьдесят секунд! – напомнил центр управления полётом. Это означало, что горючего у тормозного двигателя оставалось ровно на одну минуту работы. После чего нужно было либо возвращаться, либо прилуняться. Предельный минимум запаса – 20 секунд. Модуль завис. Армстронг почему-то тянул, не спешил принимать решение.

– Сэр? – встревожено заговорил Олдрин. – Двадцать секунд! СЭР?

Прошло ещё несколько мгновений. Армстронг по-прежнему медлил, не решаясь опуститься на поверхность. Пальцы вцепились в рычаги управления, готовые раздавить ни в чём неповинную пластмассу. Армстронг с усилием втянул в себя воздух:

– Спокойно, Эдвин! Сейчас проклятая пыль рассеется, и мы сможем спокойно причалить!

Олдрин с недоумением глянул в иллюминатор. Вот оно что! Струя газов, вырываясь из сопла работающего двигателя, подняла большое облако пыли, и капитан просто не видел места посадки.

Наконец кабина опустилась и замерла. До критической отметки в десять секунд оставалось всего ничего.

– Хьюстон, говорит «База Спокойствия». Игл сел! – выдохнул Армстронг.

– Понял вас, «Спокойствие». Вы прилунились. Мы тут аж посинели. Теперь можно перевести дух. Спасибо! – послышались робкие аплодисменты.

Они посинели – вот ведь скажут тоже! Капитан фыркнул. Ему-то пришлось куда хуже. Астронавты едва не погибли. Если бы чёртова пыль не улеглась, модуль могло расплющить о камни. Ни могилы, ни памятника, ни скорбящих родственников… В висках стучало, сердце было готово выпрыгнуть из груди. Но раздражение живо улеглось, уступив место рабочей сосредоточенности.

– Эй, Эдвин! Приступаем!

Армстронг выбрался из противоперегрузочного кресла. Проверил работу бортовых систем. По плану следовало отдохнуть, но переполнявшее американцев возбуждение требовало немедленного выхода. Капитан «Аполлона-11» связался с центром управления, и медицинский руководитель дал добро на изменение первоначального плана. Нервное напряжение всё равно не дало бы уснуть.

Астронавты напялили скафандры. Проверили герметичность. Армстронг включил внешнюю бортовую камеру, взялся за ручку люка. Крутанул. Затем плавно потянул массивную пластину на себя. Скинул лестницу. Немного помедлив, стал спускаться. Мягко коснулся поверхности. Подошвы утонули в мягком грунте.

– Что там, сэр? – послышалось в динамике внутренней связи. Олдрин сунул голову в открытый люк, наблюдая за тем, как капитан топчется у лунного модуля.

– Всё нормально, Эдвин! Просто пыль. Ощущение такое, словно идёшь по траве… – Армстронг осторожно шагнул вперёд. И выпалил: «Это один маленький шаг для человека, но гигантский скачок для всего человечества!»

С помощью специальной камеры Армстронг сделал несколько панорамных снимков. Прошёлся, непривычно пошатываясь, с осторожностью впечатывая тяжёлые ботинки в пыль. Та клубилась, весело обволакивала подошвы.

– Сэр, я выхожу! – сообщил пилот лунного модуля. Через мгновение возбуждённый Олдрин уже стоял на Луне, с удивлением и детским восхищением глядя по сторонам. – Пустынное великолепие!

Армстронг пожал плечами. Делать это в скафандре оказалось неудобно. Командир «Аполлона-11» скинул крышку контейнера, закреплённого на одной из посадочных опор. Посмотрел на памятную табличку с картой земных полушарий. Стал читать в микрофон, стараясь придать голосу уверенность:

– Здесь люди с планеты Земля впервые ступили на Луну. Июль тысяча девятьсот шестьдесят девятого года от Рождества Христова. Мы пришли с миром для блага всего человечества… – слова звучали до неприличия напыщенно. Почему во всех фильмах пришельцы всегда говорят подобную чушь?

Луна была великолепна. Отсутствие атмосферы придавало спутнику дополнительную торжественность и своеобразную изящность. Контрастность же была вне всяких похвал. Но куда более величественной казалась Земля. Бело-голубой шар планеты навис над американцами, заставив их замереть от восторга. Люди казались муравьями на фоне массивного тела Земли. Как странно и в то же время интересно смотреть на колыбель человечества со стороны, летя среди серебряной россыпи звёзд в черноте царственного космоса.

Армстронг улыбнулся. Сбылась вековая мечта романтиков о крыльях. То, что казалось смелой фантазией, вымыслом писателей, стало реальностью. Они на Луне! Капитан «Аполлона-11» едва сдерживался, чтобы не пуститься в пляс. Репутация командира космического корабля (будь она проклята!) не позволяла астронавту выразить чувства должным образом. Вместе с Олдрином Армстронг попрыгал, подобрал несколько камушков – они здорово смахивали на куски швейцарского сыра.

Когда возбуждение улеглось, астронавты установили телевизионную камеру. Вбили в грунт нейлоновый флаг США. Придали полотнищу надлежащий вид. После чего провели короткий сеанс связи с Ричардом Никсоном. Президент широко улыбался, говорил напутственные слова: долг, честь, патриотизм, великая ответственность, первые люди на Луне… Однако в голосе Никсона легко улавливались фальшивые нотки. Высадка на Луне – это, конечно, замечательно, но куда более важно то, что янки всё-таки утёрли нос Советам, прилунились первыми! Это давало определённые дивиденды, a NASA теперь смело могло рассчитывать на дополнительные, и немалые, ассигнования. Для Армстронга не было секретом, что правительство США затеяло всю эту шумиху насчёт Луны с одной-единственной целью – заполучить билет в космос, чтобы нашпиговать его оружием. «Холодная война» была в самом разгаре, и дяде Сэму не хотелось отдавать в руки русским стратегическую инициативу. Овладев космосом, американцы могли диктовать Советам свои условия… Впрочем, ему-то что? Он просто выполняет свою работу, а на остальное наплевать!

Для памяти сфотографировались на фоне пустынного пейзажа, изображая всем своим видом непомерную радость. Сделали пару фотографий для «яйцеголовых» – пусть порадуются. Напоследок пробежались, поднимая клубы пыли, радуясь лёгкости, вызванной пониженной гравитацией. Улетать не хотелось. Когда ещё придётся прилуниться?..

Армстронг в последний раз оглядел Море Спокойствия. Затем развернулся и решительно зашагал к лунному модулю.

Внезапно внимание астронавта привлёк какой-то диковинный предмет. Армстронг медленно двинулся в его сторону. Присел. Принялся очищать от толстого слоя пыли. По мере того как предмет приобретал всё более ясные очертания, росло изумление американца. Астронавт отказывался верить своим глазам, раз за разом повторяя как сумасшедший:

– Не может быть… Не может быть!..

Пигмалион и Галатея

Вечерело.

Мягкий летний ветерок пробежал по волнам. Поиграл с брызгами, ткнулся шаловливо в прибрежный песок. Тонкая пелена медленно затягивала небо. После изнурительной жары серые облачка казались спасением, посланным жителям Эллады милостивыми богами Олимпа. Подарок Зевса возвращал к жизни, заставлял выбираться на улицу, подставлять лицо прохладным струям воздуха.

Пигмалион, царь Кипра, вышел из мастерской. Убрал свисающую на глаза седую прядь. Промокнул чистой тряпицей лоб. С удовольствием потянулся, разминая затёкшие члены. Тело ломило. Однако эта было приятно. Работа спорилась. Очередная статуя вышла на редкость удачной – не чета предыдущим. Словно живая… Всё-таки не зря уговорили его использовать привезённый издалека, редкий, белоснежный, словно вершина Олимпа, мрамор.

Пигмалион неспешно приблизился к кромке воды, на мгновение замер, словно прислушиваясь к тихому шёпоту моря. Ветерок трепал волосы, мягко гладил кожу. Царь Кипра присел. Опустил руки в зеленоватую воду. Стал смывать мелкую белёсую пыль, смочил лицо. Провёл ладонями по отросшей бороде.

«Хороша получилась! – подумал Пигмалион. – Вряд ли мне ещё когда удастся создать нечто подобное. Почти совершенство… Не то, что живые, пустые, болтливые существа – женщины. Все беды Эллады от них. Да что там Эллады. Всей Ойкумены. Они глупы и непостоянны. Своенравны и капризны. Порой кажется, что Прометей, создавший род человеческий из куска глины, сотворил их по ошибке и уж наверняка не знал, к чему приведёт его работа. А теперь нам, мужчинам, расплачиваться за его промах».

Ещё в детстве царь Кипра прославился своим мастерством скульптора. Юноша создавал такие прекрасные изваяния девушек, что глядя на них дух захватывало. От заказов не было отбоя. Ваятель, несмотря на царское происхождение, никогда не отказывался ни от чьих просьб. Но юношу мало интересовали деньги. Он жил работой, которая стала целью его жизни. В каждую статую Пигмалион вкладывал частичку самого себя, дарил неживому камню частицу своей души. Все, кто видел его за работой, в один голос говорили, что мёртвый камень буквально таял в руках Пигмалиона, принимал любую форму согласно его желаниям. Словно боги Олимпа вели руку скульптора. И он трудился без сна и отдыха. Пигмалион искал Гармонию. Искал и не мог найти. И царь Кипра снова и снова брался за резец.

Мастерство Пигмалиона росло день ото дня. Но за талант нужно платить. Его платой стала молодость. Работа высушила Пигмалиона. Превратила из прекрасного юноши в глубокого старика, живущего только своей работой. Каждый день приносил не только новые образы, новые статуи и новое признание, но и седые волосы, морщины и слабость в теле. Пигмалион боялся не успеть. Страшился, что однажды не проснётся, умрёт, а Гармонии так и не достигнет, не найдёт безупречного образа. Скульптор посмотрел на своё отражение в воде. На него взирало лицо дряхлого старика. Запавшие глаза, бледное лицо, клоки седых волос. Печальное зрелище.

– Неужели это я? – ужаснулся царь Кипра. – Ведь мне всего двадцать лет!

Он грустно улыбнулся. Плата оказалась слишком высокой. Молодость безвозвратно ушла, просыпалась песком сквозь пальцы вечности. Правитель Кипра с силой ударил по воде. Морская гладь разбилась. Заискрилась миллионами брызг в лучах заходящего солнца. Плеснула мелкой россыпью в лицо. Заставила зажмуриться. Неужели так и не получится? Неужели идеал так и останется призрачным образом, далёким и недостижимым?

Но нет! Его сегодняшняя работа восхитительна. Пигмалион чувствовал, что новое творение перевернёт все представления о Красоте и Гармонии. Эллада будет потрясена. Только ещё кое-что подправить… Несколько последних штрихов… Главное успеть, успеть до того, как Мойры перережут нить его жизни.

Пигмалион решительно поднялся, но не смог сделать и шага. Что-то тяжёлое давило, не давало сдвинуться с места. Словно тысячи злобных порождений Аида опутали тело невидимыми цепями.

Царь Кипра беспомощно сжал кулаки. Стиснул зубы. Неужели перевозчик Харон пригнал свою ладью к вратам его дворца? Но почему так рано? Почему дочери Ананке так жестоки? Неужели его нить Судьбы так коротка?

– Нет! Мне ещё рано умирать! Я не доделал главного! – воскликнул Пигмалион.

И сразу стало легче. Незримые оковы спали. Скульптор сглотнул. Вытер покрытое морскими брызгами и бисером пота лицо. Вернулся в мастерскую, где копошились слуги, где, укрытая покрывалом, стояла ОНА – статуя, лучше которой ещё никогда не выходило из-под его резца. Он чувствовал, что в фигуре из мрамора сосредоточилось всё его мастерство, его талант, понимание мира, Гармонии и Красоты. Изящные линии тела, прелестные черты лица… Осталось только довести работу до ума. А после не страшен и сам Аид.

Пигмалион взялся за резец. Привычным движением сжал рукоять молотка. Шагнул к статуе. Сорвал покрывало. И замер, не в силах пошевелиться.

С невысокого пьедестала на скульптора смотрела божественно прекрасная женщина, красотой своей не уступающая великой Афродите. Казалось, изваяние дышит, что оно вот-вот заговорит.

Пигмалион, ослеплённый красотой своего творения, попятился назад. Руки опустились. Инструменты с грохотом упали на пол.

Он всё-таки успел.

Скульптура была идеальна. Прикосновение металла только разрушило бы очарование и первозданную красоту женщины, рождённой из мрамора.

Воистину, это лучшее его произведение.

Ваятель опустился на покрытый меловыми разводами пол. Долго смотрел на своё творение, впитывая в себя его красоту и соразмерность. Заглядывавшие в мастерскую слуги понимающе кивали и тихо удалялись. Лишь старая подслеповатая кухарка осмелилась потревожить Пигмалиона.

– Кушать подано, господин.

– ВОН! – царь Кипра вскочил на ноги. – Все вон!

Слуги в страхе разбежались, а ваятель снова опустился на пол. Подтянул к груди колени, упёрся в них подбородком и снова уставился на холодный камень:

– Да, это моя лучшая работа. Само совершенство.

В ту ночь Пигмалион долго не мог заснуть. Молча сидел у ног статуи, думая о прожитых годах и своём одиночестве. У него никогда не было ни друзей, ни любимой, той единственной, которой можно доверить всё, которая не рассмеётся в лицо, не назовёт пустым, витающим в облаках мечтателем. Он не знал, что такое любовь.

Мать умерла рано. Он почти не помнил её. Отец же и слышать ничего не хотел о каких-то чувствах. По его мнению, взять можно было всё. Вопрос только в цене. А любовь, дружба… Пустой, никому не нужный хлам. Так и воспитывал сына.

И вот теперь он, любимец богов и всей Эллады, искусный ваятель и царь Кипра, одинок.

Хотелось завыть.

Пигмалион сжал зубы. Заиграл желваками. Боги лучше знают. Место каждого предопределено, и восставать против Судьбы глупо. Ей покорны даже олимпийцы.

Но как всё же хотелось найти вторую половинку. Ту, которая поддержит, согреет и поймёт. Будет любить не за монеты, а искренне и чисто. Живое существо со своими достоинствами и недостатками, мыслями и чувствами.

Обуреваемый мрачными мыслями, царь Кипра и сам не заметил, как уснул.

Новый день принёс новые страдания.

Пигмалион всё больше привязывался к холодному изваянию. И каждый взгляд лишь убеждал его в том, что скульптура идеальна. Сама Гармония. Совершенный элемент бытия. Пигмалион забыл покой, еду, сон, работу, самого себя и даже богов Олимпа. Пигмалион забросил резец и молоток. В полном одиночестве – днём в лучах Гелиоса, ночью при свете лампады – любовался царь изваянием, которому дал имя Галатея. Он стал разговаривать с ней. Рассказывал о своей жизни: о детстве, о юности. Делился впечатлениями, мечтами и страхами. Она внимательно слушала.

Казалось, только стыдливость мешает ей двигаться и отвечать.

Потом пришла ревность. Правитель Кипра никого не впускал в свою мастерскую. Гнал слуг и гостей, и даже отца. Кроме его белоснежной Галатеи, возвышавшейся среди незавершённых работ и готовых статуй, ему никто не было нужен. Впервые его слушали – не заглядывали подобострастно в рот, не ждали награды, не задумывали козней. Просто слушали. И понимали.

А однажды Пигмалиону вдруг захотелось, чтобы Галатея ответила ему. Неважно что. Лишь бы не молчала.

Пигмалион молил богов наделить его творение даром речи. Это было по силам жителям Олимпа. Но боги не слышали ваятеля. Навалившаяся тоска была хуже смерти. Судьба жестоко смеялась над правителем Кипра. Галатея была лишь статуей. Бесчувственным куском мрамора.

Всё стало бессмысленным, бесцветным. Осталось одно-единственное желание: оживить статую. Пигмалион хотел говорить с Галатей и слышать в ответ её живой голос. Ничто не могло вытравить из сердца щемящего чувства одиночества и бесполезности существования. Да, он достиг Гармонии, но не сумел оживить Галатею. Только богам по силам вдыхать жизнь в свои творения. А он… Он всего лишь простой смертный. Нет, не простой – влюблённый. Пигмалион заплакал. Горькие капли текли по щекам, срывались вниз. Царь Кипра и сам не заметил, когда это случилось, но он полюбил свою Галатею, как никто до него не любил. Ни люди, ни боги. Он дарил Галатее драгоценные ожерелья, браслеты и серьги. Одевал в роскошные одежды. Украшал голову венками из цветов. И шептал:

– О, если бы ты была живая… Если бы могла ответить на мои речи, о, как был бы я счастлив!

Но статуя была нема.

Минул месяц.

Наступили дни празднеств в честь Афродиты, богини любви и покровительницы Кипра. Остров буквально утонул в белых розах, которыми жрицы Киприды украсили все дома. Народ пел и ликовал.

Пигмалион велел купить на базаре годовалую тёлку белого цвета. Его приказание было выполнено. Расторопные слуги позолотили тёлушке рожки. Царь сам отнёс будущую жертву великой Киприде в священную рощу. Положил животное на землю и стал молиться.

– Великие боги! Я никогда ни о чём вас не просил. Ни в радости, ни в горе. Но теперь я влюблён и прошу вашей милости. Если вы всё можете, то дайте мне жену столь же прекрасную, как созданная мною статуя.

Его мольбу услышала Афродита и решила снизойти до просьбы ваятеля, ибо видела, что нет на Кипре человека, любившего так горячо и искренне, как Пигмалион. Да и статуя ей нравилась.

Трижды вспыхнуло жертвенное пламя – знак того, что златовласая богиня, рождённая из пены морской, приняла жертву.

– Спасибо тебе, о великая Афродита! – воскликнул Пигмалион.

Не чуя под собой ног, бросился к дворцу. Ворвался в мастерскую. Застыл на пороге.

– О, боги!

Ваятель услышал спокойное и ровное дыхание. Приподнялись веки. Глаза блеснули обворожительной голубизной, словно море, омывающее родной Кипр, отразилось в зрачках Галатеи. Губы девушки медленно налились алым, изумительным по красоте цветом. Дрогнули ресницы. Шевельнулись руки. Статуя ожила.

Взгляд Галатеи пробежал по мастерской, на миг задержался на заготовках и неоконченных работах, двинулся дальше, остановился на скульпторе.

– Где я? – вздохнула девушка.

Пигмалион молчал, не в силах произнести ни слова. Такого сладкого голоса он ещё не слышал нигде и никогда. Не дождавшись ответа, девушка мягко спустила точёную ножку на пол. Сделала шаг. Второй… Бросила взгляд на ваятеля. Улыбнулась.

Счастье Пигмалиона не знало границ. Он простёр руки к небу и восславил божественную Афродиту, подарившую ему любовь.

Галатея смотрела на своего создателя с такой нежностью и таким доверием, что Пигмалион едва мог сдержать слёзы. Он прижал девушку к себе.

– Любимая! Теперь мы всегда будем вместе! Ничто не сможет разлучить нас!

* * *

Направленный взрыв выбил хлипкие двери. Десантники, страхуя друг друга, ворвались в помещение и открыли огонь. Тяжко ухнул подствольный гранатомёт. Небольшая комната наполнилась гарью и пороховым дымом.

Десятки пуль изрешетили два тела на лежанке. Двух ужасного вида тварей, обвивших друг друга уродливыми щупальцами.

Зелёное, мерзко пахнувшее вещество (видимо, кровь монстров) залило стены, пол.

– Прекратить огонь!

Командир отряда десантников, не опуская ствола штурмовой винтовки, осторожно приблизился к бездыханным чудищам. Даже мёртвые они внушали страх и отвращение: роговые наросты, тошнотворная мякина сочленений, покрытые жвалами головы, бесформенные, студенистые тела.

Сглотнув подкатывающую тошноту, офицер с опаской пнул убитую тварь. Мёртвая. Землянин облегчённо выдохнул. Перекинул винтовку за спину. Вытащил рацию. Щёлкнул тумблером. Выждав, пока утихнут помехи, доложил о выполнении задания. Затем спрятал устройство.

Неожиданно взгляд человека привлекла книга. Как она попала в жилище монстров? И каким чудом уцелела при штурме?

Офицер поднял истрепанный фолиант. Протёр рукавом покрытую толстым слоем пыли обложку.

ЛЕГЕНДЫ И МИФЫ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ

Десантник хмыкнул. Раскрыл книгу на переложенных яркой закладкой страницах. Чёрно-белая картинка изображала юношу, застывшего на коленях у ног белоснежной статуи.

Человек криво улыбнулся. Сплюнул.

– Чёртовы твари! Возомнили себя венцом творения! Лучше б глянули в зеркало на свои мерзкие рожи. Тоже мне, Пигмалион и Галатея!

Десантники дружно заржали.

Операция по «зачистке» Марса продолжалась. Земле требовались новые колонии.

Контакт

Выдалась одна из тех немногих ночей в году, когда небо над городом не затянуто смогом. В такую ночь хочется смотреть на звёзды, вдыхать аромат неизвестности, исходящий от искрящегося миллионами ярких точек чёрного купола. Небо дарило тайну. Хотелось прикоснуться к серебряной россыпи звёзд, вобрать в себя ритмы Вселенной. И ночь – время астрономов и неисправимых романтиков, когда даже взрослые ждут сказки – способствовала этому. Ночью хорошо мечтается. Ночью городская суета уходит прочь, растворяется среди деревьев, которые не успел потеснить бетон. Сегодня была именно такая ночь.

Виктор Иванов вышел на улицу, глубоко вдохнул ночной воздух, чувствуя, как накопленная за день усталость постепенно уходит прочь. Присел на скамейку, достал пачку сигарет. Выбив одну, помял в пальцах, пошелестел тонкой бумагой, словно не решаясь закурить. Дурная привычка, но Виктор не мог ничего с собой поделать. Сколько раз зарекался, обещал самому себе, что с понедельника отказывается от сигарет, начинает вести здоровый образ жизни. Куда там…

Иванов тяжело вздохнул, печально посмотрел на сигарету. Чиркнул зажигалкой. Глубоко, с наслаждением затянулся. Тонкая струйка табачного дыма взвилась к небу. Виктор откинулся на спинку, блаженно вытянул ноги. Посмотрел на небо. Как бы то ни было, жизнь прекрасна! Рассыпанная по небу звёздная пыль навевала лирическое настроение. И Иванову захотелось чуда. Пусть маленького, но волшебства. Затушив сигарету, он выбросил окурок в урну. Посидеть, что ли, ещё пару минут? Конечно, глупо надеяться на что-то необычное… Но Иванов продолжал пристально вглядываться в небо. Какое-то странное, детское ожидание праздника овладело им.

Так прошло пять минут. Ничего. Эх-хе-хе… – Иванов решительно поднялся с лавки. – Пора на боковую. Завтра на работу. Почему-то стало грустно, как будто не получил обещанного подарка.

Иванов вздохнул. В последний раз посмотрел на небо. И тут звёздный купол, казавшийся неподвижным, ожил. По небу прошла рябь, словно круги по воде. Иванов не успел по-настоящему удивиться, как из ночи вылупился металлический диск, повисел недолго и приземлился прямо посреди двора между двумя девятиэтажками. Синие и красные огоньки, бежавшие по краю космического аппарата, остановились и погасли.

НЛО! – Иванов даже взмок. Сердце стучало как пятак в пустой копилке. – Хотел чуда? На тебе, получи!

«Блюдце» мирно лежало возле детской площадки. В гладкой поверхности отражались звёзды. Виктор сглотнул. Пересилив страх, приблизился к звездолёту. Всё ещё не веря в происходящее, осторожно притронулся пальцами к поверхности блюдца. Металл был тёплым, словно живым.

Немного очухавшись, Иванов принялся осматривать корпус. Ни единого шва, ни единой трещины. Из цельного куска металла, что ли, выточено? Виктор медленно обошёл корпус. Ни окошек, ни дверей.

Странно, – Иванов почесал затылок. – Надо бы в милицию позвонить. Пусть разбираются, что это за хреновина. И только он это подумал, как, откуда ни возьмись, в гладкой поверхности «блюдца» образовалась проём. Прямо на глазах у ошалевшего от испуга Виктора. Он хотел было отпрыгнуть, но окаянные ноги словно приросли к земле. В проёме показались две приземистые фигуры в облегающих скафандрах. Иванов, вытаращив глаза, уставился на пришельцев. Росту в каждом из них было чуть больше метра. Длинные конечности, непропорционально крупная голова и огромные глаза.

Один из инопланетян поднял «руку» и что-то произнёс.

– Чего? – переспросил Иванов.

Пришелец немного помедлил. Затем приложил руку к груди и вроде как щёлкнул тумблером.

– Приветствую тебя, живое существо!

– И вам не кашлять! – отозвался Виктор, несколько обиженный тем, что его назвали «существом». Сомнений не было – перед ним инопланетные гости. А он-то всё ждал, что сейчас из кустов выскочит оператор и закричит: «Улыбайтесь! Вас снимает скрытая камера!» Не выскочил. Не закричал.

Пришелец тем временем пристально рассматривал Виктора. Под его взглядом Иванов совсем стушевался, но чтобы поддержать беседу, поинтересовался:

– А вы откуда будете?

– С Альфа – Бетельгейзе мы. Знаете?

– А как же, конечно! – соврал Иванов. Ни о каком Альфа – Бетельгейзе он и слыхом не слыхивал. – А я – человек. Это – Земля. – Виктор ткнул себя в грудь, а затем почему-то махнул рукой в сторону девятиэтажки.

Ни дать ни взять встреча испанцев с аборигенами Америки. А он, Иванов, в роли аборигена. Только бус не хватает.

– Разумный? – спросил пришелец. Ни бус, ни чего другого у него руках не было.

– Чего? – не понял Виктор. – А… Само собой, разумный.

Инопланетянин удовлетворённо кивнул. – Прошу вас на борт нашего судна, человек разумный! Мы покажем вам достижения нашей цивилизации.

Иванов пожал плечами. А почему бы и нет? Посмотрим, как живут братья по разуму!

Очутившись на борту инопланетного корабля, Виктор принялся с любопытством разглядывать обстановку. Матовые, светящиеся изнутри стены, жёсткий пол. Непонятного предназначения механизмы. Чистота, порядок и функциональность.

А я в шлёпанцах,  – вдруг с ужасом сообразил Иванов, метнув сконфуженный взгляд на своих провожатых. Но те, казалось, на подобные мелочи внимания не обращали. Лишь изредка показывали дорогу. Иванов немного успокоился.

Наконец пришли куда-то. Огромное помещение с расставленными там и сям какими-то чёрными кубами. Между ними вьётся металлическая дорожка. Пришельцы зашагали по ней, пригласив за собой и Виктора. Тот послушно двинулся за ними следом. Наконец пришельцы остановились. Один нажал на кнопку, и из пола выросли три кресла. Жутковатые на вид, но (делать нечего) Иванов бесстрашно опустился в одно из них. Оказалось, довольно удобно. Пришельцы остались стоять.

– Мы хотим рассказать тебе, человек разумный, о достижениях нашей цивилизации. Смотри и запоминай!

Виктор кивнул. Вспыхнул большой, в половину стены, экран.

Появился первый образ. Зеленовато-синий шарик, покрытый красными прожилками. Ага, это, стало быть, ихняя планета. Ничего, симпатичная. Картинка сменилась. Камера начала спускаться. Через несколько секунд Иванов увидел высокие башни городов, рои летательных аппаратов. Чуть погодя, камера въехала в какое-то здание. Оказалось, что-то вроде музея. По словам инопланетянина, здесь были собраны все достижения их расы – от первых, примитивных, до самых свежих произведений научно-технической мысли.

Над ухом у Иванова монотонно жужжал голос, взявшего на себя роль гида пришельца:

– Межпространственный переходник… нам не нужно топливо, чтобы добраться до удалённых точек Вселенной… само путешествие занимает по вашим меркам около одних суток… это – кристаллы памяти, заменившие неудобные носители информации… первый шаг к всеобщему информационному полю… ментальный преобразователь… одним желанием мы можем создать любую вещь… вы назвали бы его исполнителем желаний… эликсир жизни, позволяющий нашей расе существовать вечно… сосуд истины, вобравший в себя все наши достижения… абсолютная мерность…

И много чего ещё мудрёного и непонятного. У Иванова от услышанного ум за разум зашёл. Насколько он мог судить, цивилизация пришельцев опередила землян на несколько миллионов лет. Виктор сглотнул. Жуть!

Экран погас, пришельцы разом повернулись к человеку.

– Что ты скажешь, разумное существо?

Иванов медлил, не зная, что сказать. Когда пауза затянулась до неприличия, он выдавил:

– Чего же вы хотите? Зачем к нам прилетели?

– Мы дали вам жизнь. Это было давно. Очень давно. Верховный правитель сомневался в целесообразности эксперимента, но мы сумели его убедить. И мне выделили преобразователь материи, чтобы ЖИЗНЬ воплотилась в человечестве. Опыт казался трудным, почти невыполнимым. Люди постоянно старались уйти из-под моей опеки. Пришлось повозиться.

– Так БОГ – это ты? – ахнул Иванов и сам испугался своих слов.

– Если тебе так нравится, разумное существо. Я создал ваш мир. Испытательный срок закончился… Настало время приобщиться к абсолютной гармонии, стать частью мироздания. Остаётся только самая малость.

Виктор вопросительно посмотрел на пришельца.

– Нужно выяснить, насколько вы разумны. Больно не будет. Всего лишь ментальное сканирование. Нам нужна достоверная информация.

КЛАЦ!!! Крепкие металлические обручи захлопнулись на руках Иванова. Он дёрнулся, но кандалы держали крепко. КЛАЦ!!! Такие же оковы опоясали ноги и грудь.

– Что вы делаете? – вскрикнул Виктор.

Помещение утонуло в густом мраке, но спустя мгновение зажёгся яркий свет, и Иванов почувствовал, как кресло приняло горизонтальное положение. Землянин зажмурился.

– Подождите! Это какое-то недоразумение! Я ведь разумное существо! Вы не можете так со мной обращаться! – заорал Виктор.

– Не беспокойся. Тебе не будет причинено никакого вреда. Всего лишь маленькая проверка. Нам нужны результаты опыта!

В ярких всполохах света Иванов увидел приближавшееся к его лицу тонкое сверло. Стержень вращался с бешеной скоростью.

– НННЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТТТТТТТТТТТТТ!!!..

…

– Все нормально, больной. Ничего страшного. Выпейте эти таблетки, и вам полегчает! – миловидная русоволосая девушка протянула Иванову стаканчик с таблетками. Затем второй, наполненный водой. – Вот так лучше, а теперь постарайтесь поспать.

Медсестра отошла от затихшего пациента. Швырнула смятые стаканчики в урну.

– Ноги моей здесь больше не будет! С завтрашнего дня увольняюсь! Достали, чёртовы психи!!!

Андрей Комиссаров Галактический распил

Вениамин Вольдемарович Пульман был выдающейся личностью. Можно даже сказать, личностью наиталантливейшей и практически неповторимой. Он был, как ни парадоксально это звучит, гениальным чиновником. Роста невысокого, худой, невзрачный. В школе особо звёзд не хватал, но и в отстающих не числился, – так, серый троечник. Непонятно как, он со своим уровнем подготовки сумел поступить в университет, и не просто поступить, а доучиться в нём до победного конца. Потом были нудные годы работы по распределению в секретном отраслевом НИИ, от которых веяло безысходностью псевдонаучной карьеры с потолком не выше завлаба, а потом… В стране началась перестройка. Манящий неведомой доселе свободой ветер перемен разметал серые перспективы, открывая широкие горизонты светлого будущего. Как говорится, началось…

Вениамин Вольдемарович (тогда ещё просто Веня) обнаружил свой главный и единственный талант. Оказывается, он великолепно умел путать, как говорилось в «Кавказской пленнице», свою собственную шерсть с государственной. Причём путал он так заразительно, что запутывались все, кто пытался по долгу службы в его путанице разобраться. Чудесно, просто замечательно! Его виртуозная мысль рождала такие головокружительные схемы распила финансов и материальных ценностей, что этого просто не могли не заметить те, кто очень, ну просто крайне нуждался в подобного рода специалистах. И началась искромётная карьера внезапно раскрывшегося таланта. Было что вспомнить: и участие в распиле имущества победно выведенных советских войск из Германии, и ваучерная приватизация, и раздача задарма объектов госнедвижимости! Это были лихие 90-е, золотые годы подъёма, становления и роста, годы романтики развала и присвоения, годы упоения своей растущей властью и крутизной на фоне разрушения того, что казалось построенным на века, а потому незыблемым.

Вениамин Вольдемарович довольно быстро дошёл до пика своей карьеры и царил… или парил? Это было волшебно – осознавать высоту и значимость своего положения. Он незыблем, он велик, он всемогущ! Разве мог он раньше мечтать о чём-либо подобном! Он – хозяин всех сырьевых артерий, крупнейшей в мире системы, по которой текут нефтяные реки и голубые газовые потоки. Вся страна, эта никчемная и никудышная, населённая электоральным быдлом, страна ещё держится только благодаря ему – Хозяину и повелителю. Да не будь его, всё давно бы уже рухнуло и развалилось, сгинуло в пожарах межнациональных конфликтов и под воздействием внешних недоброжелателей. Это раньше страну объединяли люди, живущие общими идеями и устремлениями, а сегодня всё по-другому. Сегодня страну объединяет и удерживает сеть трубопроводов, без которых каюк всем. И все в мире это понимают. А кто поначалу не понимает, тот потом тоже быстро начинает понимать. Всё просто. Всё гениально просто, когда ты сам гениален.

У Вениамина Вольдемаровича было особое чутьё, нюх. Лучше него пилить не умел никто. Для него не существовало ни внутренних преград в виде пресловутой совести, ни внешних ограничений – ему было всё равно что, лишь бы пилить. А пилить можно что угодно: бюджет поселкового совета и бюджет области, бюджет детского садика и бюджет министерства – неважно, главное, делать это красиво и непринуждённо. И Вениамин Вольдемарович делал. Легко и виртуозно.

Однажды Вениамин Вольдемарович сидел в своём кабинете и пребывал в мечтательном настроении. Неожиданно дверь его министерского чиновничьего кабинета (не кабинета, а целой дворцовой залы!) отворилась и впустила человека в серо-зелёном костюме и солнцезащитных очках. Странно, подумал Вениамин Вольдемарович, без приглашения, без уведомления, мимо свиты секретарей, референтов, помощников и охраны… очки тёмные… но угрозы в движениях посетителя не читалось, поэтому мысли ворочались беззлобно. Угрозы не читалось, но и подобострастия не было заметно.

– Добрый день, дорогой Вениамин Вольдемарович!

– Здравствуйте… ээээ… простите…

– Альфред Данилович Маслов, – представился посетитель, вежливо поклонившись.

– Очень приятно, Альфред Данилович. По какому вопросу ко мне, так сказать, без приглашения?

Посетитель ни капли не смутился, спокойно усевшись в кресло у стены справа от рабочего стола Пульмана и приняв удобную для себя позу.

– По архиважному вопросу, – ответил гость, – можно без натяжки сказать, галактических масштабов.

– Галактических? Вах, вах, вах! – Пульман удивлённо приподнял белёсые брови и закачал головой, изображая кавказские манеры. «Интересно», подумал гениальный распильщик, «почему это я до сих пор не приказал выгнать вон этого непонятно откуда взявшегося типа? А не чертовски ли я сегодня добр?»

– Да вы, батенька, наичертовски, просто безудержно добры! – воскликнул Маслов, непонятно каким образом читая мысли собеседника. – И вот, пользуясь вашей безграничной добротой, хочу предложить вам новый виток вашей стремительной как молния карьеры. Пора, пора уже осваивать новые, межзвёздные горизонты! Эта планета, дорогой вы мой Вениамин Вольдемарович, для вас уже слишком мала, она не способна вместить и удержать всю глубину и мощь вашего недюжинного таланта!

– Ладно, – сказал Пульман, нащупывая кнопку экстренного вызова охраны, – убедили, давайте выкладывайте подробности вашего грандиозного плана. Будем пилить галактику? – в тоне его слов непрозрачным намёком читалась ирония высокого чиновника по отношению к невесть как оказавшемуся в его кабинете сумасшедшему.

– Да, уважаемый Вениамин Вольдемарович, будем. И не просто будем, а уже вовсю пилим. Так пилим, что дым столбом и перья во все стороны. Но нам стало не хватать именно вас…

Время шло, а тренированная и никогда не спящая охрана не спешила врываться по сигналу тревоги. Мысли Вениамина Вольдемаровича начали принимать тревожный оттенок. «Телефон, позвонить на ресепшен, своему верному церберу»… в телефоне не было гудков.

Вениамин Вольдемарович задумчиво поднёс к своему министерскому носу мобильник. Мобильник был выключен, все попытки привести его в чувство ни к чему не приводили. Зашибись…

– Вениамин Вольдемарович, дорогой вы наш человек, да вы не волнуйтесь, я не псих и не буйный, и охрана ваша с секретарями живы и здоровы. Поверьте, они не будут мешать нашей с вами дружеской деловой беседе.

Вениамин Вольдемарович тупо уставился на непрошеного собеседника, а тот продолжал:

– Давайте перейдём к делу. Вы нам нужны, дорогой Вениамин Вольдемарович, очень нужны. – В тоне посетителя стали преобладать деловые нотки. – Конечно, вам требуются доказательства того, что я не псих, и вы тоже не сошли с ума. Да, я не человек, точнее, человек, но с другой планеты. Конечно, вам нужны подтверждения этого столь фантастического для вас факта? Знаете, у меня ничего такого с собой нет, всё обычное для вас, земного происхождения. Но тем не менее я попробую вас убедить. Смотрите, – посетитель обыденным жестом снял солнцезащитные очки.

Собственно говоря, глаза его не были глазами человека. У разных народов и тем более рас Земли глаза, конечно же, отличаются друг от друга. И тем не менее во всех человеческих глазах есть то общее, что позволяет их назвать человеческими. Глаза посетителя вроде бы внешними формами походили на человеческие, но что-то невыразимое во взгляде, в его выражении… через эти глаза на мир смотрел чужой, инородный, неземного происхождения разум. Ошибиться было просто невозможно. По спине Вениамина Вольдемаровича бодрой стайкой пробежали мурашки, изнутри заколотило. Опытный боец на любого уровня деловых переговорах, Вениамин Вольдемарович изо всех сил старался ничем не выдать своих переживаний. Заполняя паузу и не в силах говорить спокойным голосом, он встал, прошёлся туда-обратно вдоль немалых размеров рабочего стола и сел обратно в своё внушительных форм кресло. Не кресло, а трон! На таком и самому Президенту страны не стыдно посидеть! Почувствовав, что вновь в состоянии владеть интонациями своего голоса, он заговорил:

– Я никогда не сомневался, что чиновники – передовая часть человечества. И оказался прав! Первый контакт с внеземной цивилизацией осуществили не высоколобые учёные, не сказочники-фантасты, не святоши в длинных рясах, а наш брат управленец – вершина и мозг цивилизации. Так что будем пилить? – с иронией в голосе спросил товарищ Пульман.

– Как что? Землю, – просто и буднично, как будто речь шла о килограмме яблок, ответил тот, кто назвался Альфредом Даниловичем. – Землю, причём всю и сразу, без обиняков. Давайте я вам объясню всё по порядку, а вы послушайте.

Рассказ Альфреда Даниловича Вениамину Вольдемаровичу

Конечно, ваша цивилизация довольно примитивна, это факт. Мирам, которые входят в галактическое сообщество, нечего перенять у вас. Как, впрочем, и нечему вас научить. Вы идёте по своему, довольно странному пути развития, вмешиваться в который никто не вправе согласно Кодексу общегалактической этики. Ваша система знаний однобока, она слишком механистична и не позволяет вам увидеть и познать то, что является простым и очевидным для тех цивилизаций, которые вышли за пределы своих звёздных систем.

Например, вы не умеете правильно использовать и применять существующие силы и явления. Вы подобны… сейчас, попробую привести понятную для вас аналогию… представьте себе людей бронзового века, получивших в свои руки современный автомобиль. Они бы, скорее всего, запрягли впереди него нужное количество лошадей и возили бы в нём своих жрецов и правителей. Так и вы примерно пользуетесь тем же электричеством. Ваш Никола Тесла был единственным, кто понял, что оно из себя представляет, и поставил кое-какие практические опыты, многие из которых вы не можете повторить до сих пор из-за механистичности подхода к сути вещей и явлений окружающего мира.

Так же примитивно вы используете недра. Нефть, газ – в них заложена не только энергия, выделяемая при сгорании. Какая? Это один из видов энергии жизни планеты, её чёрная кровь (нефть) и продукты газообмена (природный газ). Эти ресурсы восполняемы (вы не знаете, но, поверьте, это так), пока не начать использовать заключённую в них энергию жизни планеты. Вам везёт, что вы о ней не догадываетесь. Иначе ради той мощи, которую она даёт её обладателю, вы бы довольно быстро убили Землю, а с ней и самих себя. Вы, люди Земли, безумцы, каких мало во Вселенной, совокупный уровень агрессии и невежества человечества по данным периодических исследований зашкаливает выше отметки критического уровня, минимально необходимого для выживания. Вы до сих пор не ухлопали друг друга в ядерной войне только благодаря своей агрессивности – если бы хоть одна из сторон была уверена в своей относительно безнаказанной победе, она не замедлила бы этим воспользоваться.

Также и с жизненной энергией планеты – тот, кто первый из землян её откроет, тут же использует её или для собственного сверхобогащения и окончательной экономической победы над конкурентами, или для физического уничтожения вражеской стороны. Невзирая на факт того, что истощая планету, он делает менее жизнеспособным всё живущее на ней, включая людей. И никакого противоядия против этого нет. Время жизни людей станет меньше, болезней больше, и так до тех пор, пока планета не станет безжизненной пустыней. Это в свою очередь скажется на состоянии вашей звезды, и Солнце превратится в сверхновую.

Судя по вашим повадкам, всё именно так и произойдёт, если до этого вы окончательно не уничтожите экологию химическим способом. Одним словом, вы – люди Земли – галактическое быдло, бомжи на собственной планете. Вы не хозяева в собственном мире, а буйные временщики. Это если смотреть в целом.

Но в любой массе есть ростки так сказать передового, прогрессивного. Вы, дорогой Вениамин Вольдемарович, как раз из таких. Вы, как и я, справедливо презираете серую массу электората, вы выше толпы, вы гений безо всякого сомнения, иначе мы бы с вами сейчас не беседовали. И, думаю, вы в состоянии понять, оценить и принять моё предложение. Мы с вами нужны друг другу, поверьте.

Получилось так, что ваша сеть добычи и транспортировки природных углеводородов, постепенно разрастаясь, совершенно случайным образом приобрела пространственную конфигурацию, которая позволяет использовать её (с небольшой нашей врезкой) для добычи из нефти и газа жизненной энергии вашей планеты. Вряд ли кто-нибудь из землян догадается о том, что происходит на самом деле – слишком велика степень невежества и догматической косности ваших учёных. А мой мир уже очень стар, его запас жизненных сил почти на исходе. Это обидный факт, несправедливый, если учесть, что мы намного более высокоразвиты. Что нам делать? Завоевать вашу планету не составило бы большого труда, если бы не служба надзора галактического сообщества. Колонизация вашей планеты запрещена, поскольку на ней есть разумная жизнь. Ждать, пока эта разумная жизнь загнётся по собственной глупости? А если она загнётся позже, чем мой мир состарится окончательно? Ждать, пока наши яйцеголовые учёные найдут источник энергии, использование которого никому не помешает? Нет уж, увольте. У меня лично нет столько времени, я желаю быть хозяином положения здесь и сейчас.

Что я предлагаю вам? Войти со мной в долю, создать канал перекачки энергии Земли на мою планету. Вы и ваша семья (или, если угодно, одна из любовниц, или семья и любовницы вместе) по окончании всего мероприятия – а это года четыре, не более, плавно переместитесь жить в один из райских уголков Галактики, в маленькую уютную офшорно-курортную зону, где никто и никогда не поинтересуется, как вы здесь оказались и каким образом вам удалось заработать такую кучу денег, на проценты с которой можно как сыр в масле кататься. Выучите стандартный межгалактический, пройдёте наши современные медицинские процедуры и будете жить-поживать ещё лет эдак 300. От вас требуется только одно: обосновать необходимость строжайшей охраны участка трубопровода, который я вам укажу, и набрать в штат для его охраны людей, список которых вы от меня получите. Обеспечить как минимум сохранность существующей сети, ни в коем случае не допустить демонтажа или длительного ремонта важных ниток трубопровода, которые я вам укажу. Не должно быть крупных аварий в системе этих ниток, выводящих их из строя более чем на пять дней – иначе утечка качаемой энергии пойдёт в космос, и всё дело может накрыть межгалактическая полиция. Тогда нам с вами никто не позавидует, поверьте.

Итак, дорогой Вениамин Вольдемарович, вам на размышление три дня – как в ваших русских сказках. Постарайтесь, чтобы через три дня в это же время ваше время не было никем занято, хорошо? До встречи…

* * *

Через три дня встреча двух чиновников состоялась вновь. В то же время и в том же месте. И первых два дня, отведённых на раздумье, Вениамина Вольдемаровича трясло и колотило. Вы думаете, от страха за будущее своей планеты? Нет, абсолютно нет… душе прожжённого коррупционера были чужды сантименты о людских судьбах, об экологии и Земле как нашем общем доме. Чутьё подсказывало ему, что это не глюк и он не сошёл с ума, что перед ним и вправду открылись перспективы галактического масштаба и шанс при жизни оказаться в беззаботном раю. Надо лишь выдержать каких-то жалких четыре года, и тогда… тогда… чиновничье сердце замирало и отказывалось дальше идти, голова кружилась от счастья и не было слов, чтобы выразить свой восторг. А что Земля? Постылое место… А что люди? Быдло оно быдло и есть… совок всепланетный! Скорее бы всё закончить и получать от жизни полный максимум! Весь третий день Вениамина Вольдемаровича тоже трясло как неизвестно кого, но по другой причине. Его терзали мысли сомнения: а вдруг встреча не состоится? Вдруг инопланетный посетитель (вот блин, он же представился русским именем, а я его даже не запомнил!) не придёт?! Тогда прощай все мечты об инопланетном рае при жизни, там, где никто не будет знать о его страшном предательстве, и он о нём вспоминать не будет…

Но встреча состоялась. Заинтересованные стороны ударили по рукам, и в огромный сейф Вениамина Вольдемаровича перекочевал скромный задаток – внушительных размеров мешок стодолларовых купюр, изготовленных с применением последних технологий галактических мошенников. Их подлинность подтвердит любой банк Земли, рай потихоньку начинается прямо на Земле!

И только внушительно щёлкнули замки министерского сейфа и партнёры обменялись деловым рукопожатием, как воздух в пространстве кабинета заколебался странным образом, и прямо из ниоткуда пространство наполнило с десяток людей в странного вида униформе. Альфред Данилович Маслов резко стал бледен и как бы уменьшился в росте. Один из людей в униформе направил в сторону Маслова подобие милицейской резиновой дубинки, и мошенника галактических масштабов окутало голубоватое облако. «Это у нас вместо наручников» – подмигнул человек с дубинкой Вениамину Вольдемаровичу. И представился: «Галактическая полиция, управление по борьбе с межзвёздными экономическими преступлениями». «Как романтично звучит: межзвёздные экономические преступления» – завертелась в голове Вениамина Вольдемаровича непонятно откуда взявшаяся нелепая мысль. Вслух он произнёс не менее глупую фразу:

– Я могу идти?

– Вы? – добро улыбнулся полицейский, – вы, батенька, не можете, а просто должны, и не идти, а полететь! Полететь вместе с нами. Рай вам, к сожалению, обещать не могу, а вот настоящую галактическую тюрьму пожизненно гарантирую. Этот тот случай, когда, согласно Галактическому Кодексу, мы можем и обязаны осуществить необходимый минимум вмешательства. Охрану в нужном участке трубопровода мы уже поставили – Земля будет жить!!!

Отшельник

I. Лобсанг Рампа – завязка

Отшельники – странные люди, которые чувствуют «зов» удалиться от всех контактов с миром Человека.

С помощью монаха-добровольца такой «одиночка» отправляется в горы и находит там заброшенную хижину. Там он поселяется во внутренней комнате без окон. Его добровольный «сторож» выстраивает стену так, чтобы Отшельник больше никогда не мог покинуть эту келью. В стене оставляется маленькое отверстие, как раз достаточное для того, чтобы через него прошла чаша. Через это отверстие раз в двое суток ему передают чашу воды из ближайшего горного источника и горсть ячменных зёрен.

За всё время жизни Отшельника даже слабый луч света не попадает в его келью. Никогда больше он не будет ни с кем говорить и никто не заговорит с ним. Здесь всю оставшуюся жизнь он будет предаваться размышлениям, освобождая своё астральное тело от физического и отправляясь в путешествия на далекие астральные планы.

Ни болезнь, ни изменения во взглядах не могут дать ему освобождения. Это может сделать только смерть. Снаружи полностью закрытой кельи живёт Сторож, который ведёт своё независимое существование, всегда уверенный в том, что от замурованного Отшельника не донесётся ни звука.

Стоит Сторожу заболеть или умереть, или же он сорвётся с утёса – и отшельник тоже умирает, обычно от жажды. В этой крошечной комнатке, никогда не отапливаемой, какой бы суровой ни была зимняя стужа, Отшельник проводит свою жизнь. Чаша холодной воды каждые два дня. Холодная вода, никогда не подогретая, никакого чая; даже в самую холодную зиму вода из горного ручья, который течёт прямо из-под ледника, покрывающего горные склоны. Никакой горячей пищи. Одна горсть ячменя каждые два дня.

Острые боли, которые вызывает голод в первые дни, когда желудок сжимается, ужасны. Но боли, вызываемые жаждой, ещё страшней. Тело обезвоживается, становится почти хрупким. Из-за отсутствия пищи, воды и упражнений мышцы истощаются.

По мере того как тело потребляет всё меньше воды и пищи, обычные функции почти отмирают. Но Отшельник никогда не покидает своей кельи, всё, что ему приходится делать, всё, что Природа ЗАСТАВЛЯЕТ его делать, он делает в углу этой комнаты, где время и холод превращают его отходы в замёрзшую пыль.

Зрение должно исчезнуть. Сначала оно напрягается, тщетно пытаясь преодолеть вечную тьму. Сначала воображение преподносит страшные вспышки «света», почти достоверные хорошо освещённые «сценки». Со временем зрачки расширяются и мышцы глаз атрофируются так, что если бы лавина разрушила крышу, солнечный свет выжег бы глаза Отшельника, точно так, как если бы в них ударила молния.

Слух становится неестественно острым. Появляются воображаемые звуки, которые терзают Отшельника. В разреженном воздухе ему слышатся обрывки разговоров, которые прерываются тут же, как только он пытается к ним прислушаться.

Потом начинается борьба за сохранение равновесия. Он чувствует, что сейчас упадёт в сторону, вперёд или назад. Вскоре он начинает слышать своё приближение к стене. Малейшее возмущение воздуха, вызванное, например, поднятием руки, воспринимается как штормовой ветер.

Вскоре он начинает слышать удары своего сердца, которые кажутся пульсациями мощного двигателя. Потом приходят громкие булькающие звуки движущихся внутри его тела жидкостей, испарений из внутренних органов, которые выбрасывают свои выделения. Его слух становится настолько острым, что он слышит слабое трение мышечной ткани о мышечную ткань.

Рассудок проделывает с телом странные трюки. Его мучат эротические картины. Ему начинает казаться, что стены чёрной комнаты хотят его раздавить. В спёртом воздухе комнаты его дыхание становится тяжёлым и затруднённым. Только раз в два дня отодвигается камень в крошечном отверстии внутренней стены так, чтобы могла пройти чаша воды и горсть ячменных зёрен, и только через это крошечное отверстие может войти воздух, дающий жизнь. Потом оно опять наглухо закрывается.

Когда он наконец справляется со своим телом; когда эмоции покорены, легко всплывает астральное средство передвижения, подобно дыму, поднимающемуся над костром. Материальное тело неподвижно лежит на подстилке, брошенной прямо на пол, и только Серебряная Нить соединяет их вместе.

Астральное тело проходит через каменные стены. Наслаждаясь радостью освобождения от цепей плоти, оно отправляется вниз по крутым тропам. Оно прокрадывается в монастыри, и обладающие телепатией и ясновидением ламы могут разговаривать с ним. Ему не может помешать ни ночь ни день, ни жара ни холод, самая прочная дверь не может послужить ему препятствием. Ему доступны все залы заседаний во всём мире, и не существует ни зрелища, ни переживания, свидетелем которого не могло бы стать астральное тело.

II. Комиссаров Андрей – развязка

Будучи вездесущ, он постиг многие земные тайны, и многое стало ему ведомо. С пониманием пришла жажда действия, стремление исправить этот столь несовершенный мир людей. Он постиг красоту и величие Природы. Он слышал, о чём шепчутся Горы в предрассветном тумане; заворожённо внимал тому, о чём говорят с Вечностью Пески жарких пустынь; он постиг суть Дыхания Великого Океана и был очарован торжественной глубиной Белого Безмолвия Вечных Снегов; он вместе с Ветром, не встречая преград, носился по огромным просторам Великой Степи и мог часами слушать живые мелодии Дивных Лесов. Он мог видеть даже скрытое от обычных глаз в толще Земли. Для него не существовало преград познания, он многое постиг и многое узнал.

Он видел людей по всему миру, но мало кто из них был способен видеть его. А те, кто был способен, не воспринимали его должным образом.

Обладающие телепатией и ясновидением ламы считали его иллюзией своего неуспокоенного ума и, следуя канонам Пути, игнорировали его попытки завязать общение.

Обладающие телепатией и ясновидением христианские священники принимали его чаще всего за посланника хозяина Преисподней, с суеверным страхом осеняя себя крестным знамением и истово творя оградительные молитвы.

Живущие по Воле Всевышнего мусульмане считали, что их посетил один из тех джиннов, что умеют исполнять желания и которые в древние времена были покорны Сулейману ибн Дауду (мир с ними обоими!). Но на что им какой-то странный, чудом вырвавшийся из-под многовековой власти Печати господина своего джинн, когда им открыта Воля самого Аллаха!

Оккультисты считали его некоей магической субстанцией, которой можно манипулировать посредством всяких глупых штук типа пентаграммы или высушенных крылышек летучих мышей.

Племенные шаманы чтили его как одного из Могущественных Духов и возносили к нему просьбы о хорошей погоде, удачной охоте и исцелении больных. Но что он, бесплотный, мог для них сделать? И когда погода не налаживалась, а больной умирал, шаманы считали, что Дух чем-то прогневан, и после одного кровавого жертвоприношения, устроенного в его честь, он перестал посещать край шаманов.

Волхвы, чтящие сразу нескольких Богов, видели в нём какого-то доселе неведомого им Бога, не желая слушать его речи о том, что он такой же, как они, человек. Но они, в отличие от многих, порой прислушивались к тому, что он им рассказывал (как-никак всё-таки Бог), извлекая из этих бесед практическую пользу и крупицы полезных знаний. Но они не могли постигнуть самого главного – того, что для человека не существует преград, что в каждом заложена потенциальная возможность развития, а границы познания и перемен существуют лишь в наших иллюзорных представлениях. Вскоре, считая его одним из Богов, они начали делать деревянные изваяния его имени, чтобы через них доносить до него свои молитвы в любое время дня и ночи.

После этого Отшельник по-настоящему постиг всю глубину своего одиночества. Имея возможность знать всё, он не мог сделать ничего – его немощное тело, заключённое в глухих стенах, было беспомощно. Он познал Мир, но перестал быть его частью. Он видел солнечный свет, но не мог ощутить его тепло своей кожей; он мог слышать журчание родника, но был не в силах испить его Живой Воды; он мог носиться вместе с ветром где угодно, но тело не чувствовало его упругих потоков, и связующая Серебряная Нить тут ничем помочь не могла. Он видел повсюду среди людей обман, козни, лжесвидетельства и зависть, но его уста не могли поведать тем, кто справедлив, о творящихся втайне беззакониях. Большинство людей проживали свою жизнь как во сне, даже перед Ликом Смерти не умея понять, что они и кто они на этой прекрасной Земле. А его вездесущее астральное тело было не в силах до них докричаться – он созерцал этот Мир без завес, не будучи частью этого Мира.

И тогда, в порыве жестокого осознания своего кромешного одиночества, он вознёс даже не молитву, а безмолвный вопль тем Силам, что даровали этому Миру Жизнь, и по его измождённому физическому телу прошла волна всеобъемлющей дрожи, приподнявшая его горизонтально на пару миллиметров над грубым каменным ложем в ожидании возможного ответа.

Ответ… Ответ был уничтожающе безжалостным и не оставлял ему ни малейшей надежды. Если перевести его на язык слов, получилось бы примерно следующее: «Самовлюблённый идиот! Тебе была дана Жизнь, а ты сознательно делал всё, чтобы она не состоялась. Ты лишил своё тело радости жизни, и твой бессмертный Дух почти забыл, что такое Радость Бытия. Ты был рождён для высокой цели, и весь мир ждал от тебя простых, но важных деяний. Всё можно было бы исправить, но… Ты последний в своём роду, и на Земле не осталось тех, через кого ты снова и снова мог бы родиться для ещё одной попытки… Родившись, ты забыл, зачем был рождён. Ты, выбранный из многих бывших в некогда могущественном Роду, должен был сохранить и возродить его заново на этой Земле, не дав ему уйти в Небытие. Твой Род в дальние времена делал многое для Мира и много должен был свершить в будущем, явив людям бесстрашных героев, бескорыстных жрецов и мудрых правителей.

Тебе выпало родиться как лучшему из достойнейших, но твоими стараниями тебе и всем, кто за тобой стоит, оставлена единственная из многих возможных Дорог: в Небытие, где нет ни Солнца, ни звёзд, ни верха, ни низа – полное НИЧТО и абсолютное Забвение…

Всё это лишь потому, что странный «зов» собственного Эго удалиться от всех контактов с миром Человека ты принял за свою Судьбу. Убивая своей волей жизнь тела, ты забыл о тех, что ждали от тебя продолжения Жизни. Та единственная, от которой ты отвернулся ради заточения в четырёх стенах, стала почти такой же одинокой, как и ты, живя среди людей… ещё каких-то 15 лет, и она превратится в бесплодную старуху, счастье которой не состоялось благодаря тебе. И в своём Роду она тоже, как и ты, последняя. Каменные стены твоей кельи крепки, а тело немощно. Глупец! У тебя нет выхода, кроме маленького отверстия для Чаши с водой и горсти ячменя…»

Утром следующего дня Сторож, всегда уверенный в том, что от замурованного не донесется ни звука, принёс Отшельнику очередную Чашу воды и горсть ячменя. И первый из бывших во все времена до него Сторожей вздрогнул от неожиданности, когда из небольшого отверстия в глухой стене послышалась человеческая речь… Это были не совсем обычные слова, ему казалось, сам Будда говорит с ним через маленькое отверстие в стене. А по прошествии нескольких дней он первым из Сторожей начал непривычный для этих людей труд – надо было осторожно разобрать каменную стену: тело Отшельника должно привыкнуть к миру и солнечному свету постепенно, ведь впереди – целая Жизнь…

Ирина Кореневская Фантастический театр

Фантастический театр

Свои двери открывает.

Чему зритель будет рад,

Мефистофель точно знает.

Поспеши, дружок, скорей

Ты на наше представленье.

В сторону дела все, эй!

И начнётся здесь веселье!

Марк уже шестое утро подряд слышал дурацкий стишок, проходя мимо этого подвальчика. С недавних пор помещение облюбовала труппа какого-то странного театра. В самом деле, странного, притом, что в двадцать шестом веке вообще не слишком много осталось театров. И располагаются эти последние в зданиях посолиднее. Во всяком случае, не в подвалах, где раньше находилась бойня.

Да и реклама у них была, мягко говоря, странной. Эти чудаки по старинке выходили на улицу и, громко декламируя стихи, раздавали всем желающим афишки своих представлений. Марк взял у Арлекина одну из листовок, хотя вовсе не собирался тратить время на такую бесполезную вещь, как театр.

Афишка приглашала посетить спектакль под названием «Бал монстров». Наверняка какая-нибудь чушь. И причём тут фантастика?

– Вы придёте на наше представление? – вкрадчиво поинтересовался Арлекин.

Голос его был похож на шорох листьев – такой же невнятный, тихий, невыразительный. Интересно, как с таким голосом он играет на сцене? Или же этот шут просто раздавал листовки?

– Наверное, не смогу выкроить время, – Марк улыбнулся, возвращая афишку.

– Полно, мистер Донелл и. Сегодняшний вечер у вас свободен, – возразил странный человечек.

– Откуда вы знаете мою фамилию? И о свободном вечере?

– Приходите, – Арлекин вручил Марку билет. – На представлении мы раскроем эти и другие тайны!

И не дожидаясь ответа, актёр скрылся в толпе.

– Странно, очень странно… – бормотал Марк, направляясь на работу.

Там он привычно сменил модный костюм на серебристую форму конструктора. Странный театр не шёл у него из головы.

– Ребята! – громко сказал Донелли, появляясь в своём отделе. – Вы бывали в фантастическом театре?

Спросил и тут же сообразил: в такой аудитории подобные вопросы задавать бесполезно. Пятеро парней интересовались, главным образом, кибер-футболом. По правде сказать, Марк и сам разделял их увлечение. Но ведь есть ещё Мелани, чудная, но прехорошенькая. Может, она ходит по театрам?

– Я хотела пойти, – отозвалась девушка. – Но передумала.

– Не хочешь сходить со мной сегодня вечером?

– А твоя жена? – Мелани сурово сдвинула брови.

– С женой я в театр не хожу, – пожал плечами Марк.

Мелани отрицательно покачала головой и вернулась к работе. Марк фыркнул: подумаешь! Не очень-то и хотелось.

День выдался напряжённый, и к вечеру Донелли думать забыл о представлении, но проходя мимо театра, нащупал в кармане билет. Зайти, что ли? Кто знает, вдруг будет интересно?

Знакомый Арлекин провёл Марка в зал. Небольшая сцена, десятка три кресел. Все заняты, что в принципе не сложно – тридцать чудаков всегда можно набрать. Марк уселся в первом ряду возле привлекательной брюнетки, с которой вскоре разговорился.

Звали её Лола и попала она сюда почти так же, как сам Марк. Вскоре молодые люди забыли о представлении – они договаривались продолжить вечер в другом месте. Марк уже придумывал, что наврёт жене и куда поведёт новую знакомую.

На сцене же происходило что-то невразумительное: «родился» Франкенштейн (монстр, надо сказать, вышел по-настоящему тошнотворным), потом появился Дракула и прочёл нудный монолог о нелёгкой судьбе кровопийцы… В глубине сцены расположился актёр, играющий Мефистофеля, – длинные чёрные волосы, зачёсанные назад, небольшая бородка, презрительно сжатые тонкие губы и внимательные глаза. По обе стороны от него устроились Арлекин и Пьеро. А может, это были Белый и Рыжий клоуны. Марк не понял.

Когда по сцене забегали какие-то собаки, изображавшие, очевидно, оборотней, и в зале нестерпимо завоняло псиной, терпению Марка пришёл конец. Он предложил Лоле переместиться в более располагающее к общению место. Парочка встала, чтобы покинуть зал, но их окликнули.

– Куда же вы, куда? – трагически заламывая руки, воскликнул Пьеро.

– Прошу вас, подождите! Дамы! Господа! – дорогу преградил Арлекин. – Вам рано уходить из наших стен – самое веселье только начинается!

– Но… – начал Марк. Его не слушали.

– Тоска пусть ваша обратится в тлен! – воскликнул клоун, усаживая Марка и его соседку на места. – Чудес таких не видели доселе!

Пожав плечами, Донелли нетерпеливо уставился на сцену.

– Итак, – негромко сказал Мефистофель, не двигаясь с места. Странное дело – голос его звучал отчетливо и был слышен каждому, хотя говорил артист очень тихо. – Наши зрители заскучали. Значит, пора начинать веселье.

– Да, будем веселиться! – радостно откликнулся Арлекин. – Вот, например, вы, Марк. Вы ведь отчаянный весельчак! Изменяете жене направо и налево, проказник. Надо будет как-нибудь рассказать ей про ваши похождения. Пусть тоже повеселится.

Марк нахмурился и попытался встать. Как бы не так – тело словно одеревенело, не слушалось.

– А вы? – Арлекин ткнул пальцем в соседку Марка. – Вы тоже любите повеселиться, не так ли? Скольких не рождённых младенцев сгубили? Посчитать, так со смеху помрёшь!

– А вы, сударь? – обратился к седому господину вступивший в игру Пьеро. – Шутник, каких свет не видывал! Помните, сколько народу надули, чтобы нажить своё состояние? Хотите, мы устроим вам встречу с ними? Вот будет потеха!

Разоблачения сыпались одно за другим. Вскоре в зале не осталось ни одного человека, обойдённого вниманием клоунов. И тогда со сцены вдруг загремел голос Мефистофеля.

– Нет среди вас правых и невиновных. Все нечисты. Все жили, не страшась суда. Рад сообщить, что вы ошиблись. Каждый из вас уже давно осужден. Вы нарушили все заповеди и все законы. И потому воздастся вам за это полной мерой. Начинайте!

Чудовища, принимавшие участие в «спектакле», одно за другим начали спрыгивать со сцены в зал, к застывшим в ужасе зрителям.

– Рвите, грызите, убивайте! – рычал Мефистофель. – И пусть сегодня грешники вновь получат по заслугам!

Свет в зале погас.

Город мертвецов

7 сентября 2229 года, Солнечная система, недалеко от Сатурна.

Звездолёт «Гедеон» уверенно бороздил космические просторы. Все показания приборов были в норме, и капитан борта, Рэй Дибрэд, позволил себе слегка расслабиться. Всё идёт своим чередом. Скоро начнётся посадка.

Ещё год назад Рэй и подумать не мог о том, что сможет войти в состав экспедиции, которая отправится на Сатурн. Когда на фотографиях, пришедших со спутника планеты, учёные заметили остатки древнего поселения, было решено отправить туда лучший экипаж, который только можно собрать. Дело-то ответственное.

Капитаном должен был стать не просто космонавт, но высококлассный профессионал, налетавший не одну тысячу часов в межзвёздном пространстве. Идеальным кандидатом на эту роль казался Элиотт Бишоп. Настоящий космический волк практически не вылезал из своей «Звезды», облетев на ней всю Галактику. Кандидатуру Элиотта утвердили без возражений, и капитан начал готовиться к ответственной миссии.

Но за полгода до старта случилось непредвиденное – Бишоп ушёл в запой, который привёл его в наркологическую клинику. Странным было то обстоятельство, что Элиотт уже лет тридцать не прикасался к спиртному. Но в жизни всякое случается, инцидент замяли и начали искать нового капитана.

Выбор пал на Чарльза Брэдли, тридцатилетнего амбициозного пилота. Опыт его был не слитком велик, однако потомственный космонавт подавал большие надежды. Назначая его командиром звездолёта, никто и подумать не мог, что через три месяца этот уверенный в себе молодой человек буквально лишится рассудка.

Чарльз до неузнаваемости переменился всего за ночь. Сам не свой, он в смятении твердил о женщине в белом, без лица, которая преследовала его, угрожая страшными карами. Врачи обнаружили шизофрению, о полётах не могло быть и речи.

Следующими кандидатами стали неустрашимые братья Лоренсо. Итальянским близнецам сам чёрт был не страшен. Жили они весело, работали чётко и всегда только вдвоём. Их нисколько не испугала дурная слава «корабля смерти», как успела окрестить звездолёт пресса. Братья согласились стать капитанами. До старта оставался месяц.

Подготовка к полёту шла полным ходом. Был собран остальной экипаж, трудностей не ожидалось. Но в ночь перед стартом стряслась очередная трагедия: братья-пилоты попали в автокатастрофу, поставившую точку в их развесёлой жизни.

Автокатастрофы со смертельным исходом происходят каждый день, однако случай с братьями Лоренсо вызывал удивление хотя бы потому, что пилоты играючи управлялись абсолютно с любыми транспортными средствами, вне зависимости от собственного состояния. К тому же авария приключилась на пустынной трассе, что также наводило на определённые размышления.

Экспедиция оказалась под угрозой срыва. Средства массовой информации захлёбывались от восторга. Высокое начальство приказало осуществить запуск в назначенный срок. Чего бы это ни стоило. Тогда-то и вспомнили о Дибрэде. Рэй с детства грезил космосом, но налетать успел не так уж много: пара сотен рейсов на Луну и обратно, только и всего. Войти в состав экспедиции на Сатурн он даже не надеялся. Но на предложение стать капитаном «Гедеона» сразу же ответил согласием. Его не испугали ни дурная слава звездолёта, ни несчастные случаи, ни общая кутерьма вокруг рейса. Рэй просто понадеялся на удачу. И да – он с детства грезил космосом.

Таким образом, в последнюю минуту капитаном «Гедеона» стал сорокалетний Дибрэд. С этого момента всё пошло как по маслу. На старте Рэй заметил, как члены его экипажа суеверно скрестили пальцы и усмехнулся: почему-то он был абсолютно уверен, что всё устроится наилучшим образом. И не ошибся.

Звездолёт совершил посадку, капитан задумчиво уставился на изображение города, возникшее на экране.

– Что-то не нравится мне это, – неуверенно произнёс второй пилот Зак. – Слишком уж гладко всё прошло.

– Да брось! – добродушно отозвался Рэй. – Просто Фортуна наконец-то повернулась к нам лицом.

– Я бы на вашем месте постарался выйти на связь… Возможно, в городе есть живые… Существа.

– Зак, наши коллеги исколесили всю галактику и не нашли даже следов внеземного разума. Естественно, кроме этого города. И ты надеешься, что здесь мы найдём инопланетян?

– И всё-таки я бы не стал утверждать обратное.

– Хорошо. Винс, – обратился капитан к радисту. – Постарайся наладить контакт с гипотетическими обитателями планеты. А я пойду на разведку. В город.

– Я иду с вами, – отозвался археолог-исследователь Смитт, имя которого постоянно выскальзывало у всех из памяти.

– Я тоже, – на капитанском мостике появился доктор Чанг.

– Док, может, вам лучше остаться на корабле? – спросил капитан.

– Не думаю.

– Хорошо! Через десять минут жду вас у люка.

В указанный срок все трое собрались в назначенном месте. Рэй уже знал, что радисту не удалось обнаружить в эфире никого, кроме базы. Раздав последние указания остающимся на корабле второму пилоту, механику и радисту, капитан первым шагнул на поверхность планеты.

До города космонавты добрались за пять минут.

– Удивительно! – раздался в гермошлеме глуховатый голос Смитта.

– Что такое? – поинтересовался Рэй, осматривая стены.

– Такое ощущение, что город возвели только что. А между тем конструкция строений указывает на то, что им не одна тысяча лет… Но здания находятся в идеальном состоянии!

– Мало ли мы знаем о временных аномалиях?

– Вы допускаете, что здесь не обошлось без шуток времени? – вмешался в разговор Чанг.

– Я всё допускаю, док.

Смитт первый зашагал по улице города. Рэй и доктор следовали в арьергарде. Через некоторое время капитан произнёс:

– Знаете, у меня такое ощущение, будто за нами кто-то наблюдает.

– Такая атмосфера, кэп.

– Возможно… А что вы думаете по этому поводу, док? Док?..

Мужчины огляделись по сторонам. Чанга они не увидели.

Из дома на другой стороне улицы раздался крик, полный страха и боли.

* * *

– Чанг, успокойтесь.

Доктор, окаменев от испуга, смотрел на приближавшуюся к нему женщину, в белом платье, без лица – как навязчивая фантазия Чарльза Брэдли. В доме, куда Чанг заглянул из любопытства, начали появляться и другие люди – в обычной земной одежде, без скафандров, они, казалось, чувствовали себя распрекрасно.

Юноша, с которым доктор поступал в медицинский университет… Соседская старушка, которой он делал первые свои уколы. Двоюродная тётушка, души не чаявшая в талантливом племяннике.

Чанг с ужасом понял, что все, кого он тут видит – мертвы. Однокурсник подсел на синтетическую дрянь и докололся до смерти. В почтенном возрасте отошла в мир иной старушка-соседка. Да и тётушки уже давно не было в живых.

– Не надо паники, Чанг. Посмотрите, тут все ваши родные, друзья… – женщина без лица попыталась взять доктора за руку, но тот увернулся.

– Вам всё равно не ускользнуть, доктор. Придётся стать одним из нас.

* * *

На корабле, тем временем, нарастало смятение.

– Приборы сошли с ума! – кричал механик Росс.

– Связь пропала. Я никого не могу вызвать! – вторил ему Винс.

Только Зак стоял молча, бледный как полотно. Только что он увидел, как сквозь металлическую обшивку корабля прошла женщина в белом. Без лица.

* * *

Прибежав на крик, Рэй и Смитт обнаружили Чанга в заброшенном доме. Доктор почему-то был без шлема, лицо его искажала гримаса ужаса. Он был мёртв.

– Он снял шлем? Но зачем?! – удивлённо воскликнул археолог.

– О чём вы? – отозвался Рэй, осматривая бывшего члена своего экипажа. – Шлем буквально сорван, и мне очень хотелось бы узнать, кто это сделал.

– Думаю, нам немедленно надо связаться с бортом и вернуться назад.

– Хорошая идея, – капитан попытался вызвать Винса. Успехом попытка не увенчалась.

– Я выйду, – бросил он Смитту. – Может, на улице связь будет лучше.

Рэй быстро покинул роковую комнату.

* * *

– Неприятно, да, Смитт? Вас бросили одного, наедине с трупом…

Археолог с изумлением взирал на женщину в белом. Комната начала наполняться людьми, многих из которых Смитт знал лично. Вот только одно «но» – все они были давно мертвы.

– Вы находитесь среди мертвецов, правильно. И вам придётся стать одним из нас.

Смитт рванулся вперёд, намереваясь схватить женщину за руку. Но лишь проскочил сквозь неё и тут же понял – это было роковой ошибкой.

* * *

– Мне не удалось связаться с кораблём, – раздражённо бросил Рэй, возвращаясь в дом. – Что тут происходит?! – изумлённо воскликнул он, останавливаясь на пороге.

Смитт лежал рядом с Чангом, шлем его валялся в стороне.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал капитан себе под нос и метнулся на улицу.

А там всё решительно переменилось. Вместо мрачной космической ночи стоял светлый день, совсем как дома, на Земле, зеленели деревья, гуляли люди. Дибрэд ошеломлённо озирался по сторонам.

– Рэй! – молодая, красивая женщина в белом платье бросилась к нему на грудь.

– Сэм? Саманта – ты?

– Я, милый. Как же я соскучилась по тебе…

Дибрэд не верил своим глазам – его любимая жена, погибшая вместе с их сыном пятнадцать лет назад… Сын… его белокурая радость…

– Папочка! – светловолосый малыш с разбегу уткнулся в колени Рэя.

Рэй подхватывает его на руки, слышит знакомый запах леденцов, ощущает, как бьётся сердечко его мальчика.

– Пап, ты навсегда к нам прилетел? – заглядывает ему в глаза маленький Мэйсон.

Прилетел… Рэй с мучительной болью вспоминает тот роковой день, который разделил его жизнь надвое. Пятнадцать лет прошло.

* * *

…Дибрэд не читал газет и не смотрел телевизионных выпусков новостей. Телефонный звонок, раздавшийся в десять вечера, оказался для него полной неожиданностью. Тревожно разливались по дому телефонные трели. Дурные вести – каким-то шестым чувством догадался Рэй.

– Мистер Дибрэд? – поинтересовался официальный голос.

– Да.

– Компания «Авиа-Атлантик». Кем вам приходятся Саманта Дибрэд и Мейсон Дибрэд?

Рэй похолодел: именно самолётом этой компании его жена и сын летели к бабушке.

– Это… Я отец и муж. Мейсон – мой сын. Сэм… Это моя жена, – выдавил он.

– Их самолёт семь часов назад вошёл в зону Бермудского треугольника и исчез с радаров. Мы приносим свои искренние соболезнования, мистер Дибрэд.

– Но может, они ещё летят где-то… – сделал слабую попытку Рэй.

– Исключено. Топлива в баке оставалось на два часа. Мне очень жаль.

Рэй сжимал трубку, из которой неслись отрывистые равнодушные гудки…

* * *

…Пятнадцать лет прошло. Тогда Дибрэд поклялся себе, что больше не женится. Будет доживать свой век бобылем. Так и жил.

– Сегодня… – прошептал Рэй, вглядываясь в молодое как прежде лицо жены. – Что с вами случилось? Вам удалось спастись?

– Нет, милый. Самолёт упал в море. Мы утонули.

– Но тогда… Как же это?

– Это город мертвецов. Мы тут живём. Смотри – здесь я, Мейсон, твои родители, многие из друзей…

– Это ты пугала Чарльза?

– Я. И Бишоп запил после того, как я ему привиделась. И братья не просто так попали в аварию. Но мне так хотелось тебя увидеть…

Дибрэд огляделся и заметил неподалеку Чанга и Смитта.

– Они…

– О, они теперь тоже с нами. Не обращай внимания, они сейчас немного сторонятся нас. Так всегда бывает, поначалу. Но потом они тоже станут жителями нашего города.

– А я?

– Что ты? Разве ты не хочешь снова быть с нами?

– Я не могу. Это противоестественно. Этого не может быть!

Мужчина поставил малыша на землю и решительно направился к кораблю. Но не успел он сделать и двух шагов, как прогремел взрыв. Горел «Гедеон», пламя было настолько страшным, что сомневаться не приходилось – никто не выжил.

– Скоро к нам присоединится весь твой экипаж, любимый. Так что не медли. Чтобы остаться, ты просто должен стать одним из нас…

* * *

14 сентября 2229 года, Солнечная система, планета Земля.

С момента исчезновения «Гедеона» прошла неделя. Совершив посадку и доложив об этом, экипаж корабля более на связь не выходил. На Сатурн отбывает спасательная экспедиция.

Кто я?

Вздрогнув, человек открыл глаза, огляделся. Низкое солнце освещало всё вокруг. Человек сморщился – свет резал глаза и нестерпимой болью отзывался в затылке. Впрочем, голова и без этого болела, просто раскалывалась. Во рту было сухо, как в пустыне.

– Кто-нибудь… – прошептал человек.

Никто не откликнулся.

Сощурившись, он попытался понять, где находится. Небольшое пространство, с трёх сторон огороженное забором из колючей проволоки, с четвёртой – какое-то небольшое строение. Вышки по всем четырём углам. Ни травинки, ни кустика, лишь серый песок. За забором, куда ни глянь, тот же безрадостный пейзаж.

– Где я? И… И кто я?!

На этот вопрос ему тоже никто не ответил. Сам же он, хоть убейте, не помнил, как его зовут, что это за место и как он сюда попал.

Оглядев себя, он обнаружил, что одет в некогда белую, а теперь серую от грязи рубашку и потрёпанные джинсы. Обуви не было. Как и не было ничего, что могло бы дать ответы на многочисленные вопросы.

Тяжело вздохнув, он поднялся и, пошатываясь, побрёл к строению. Это оказался деревянный домик с висевшей на одной петле дверью. Человек опасливо заглянул внутрь. Железная койка, холодильник, стол с бумагами. В углу – раковина с рукомойником и осколок зеркала на стене. Рядом ещё одна дверь.

Первым делом он подошёл к раковине, заглянул в рукомойник. Вода! Он умылся, утолил жажду. Немного полегчало. Можно попытаться разобраться, что к чему.

Для начала посмотрим, что тут на столе… Он принялся перебирать бумаги. Какие-то формулы, рисунки, страницы, исписанные мелким неразборчивым почерком… А вот и кое-что поинтереснее – газетная вырезка. Фотография молодого человека в очках и текст, набранный мелким шрифтом.

«Грандиозный эксперимент!» – гласил заголовок.

Почитаем…

«Чарльз Виннер, начальник Лаборатории по изучению природных катаклизмов, объявил о начале уникального эксперимента, который, в случае удачи, избавит человечество от всевозможных природных бедствий. Но может и уничтожить всю планету. Виннер, впрочем, уверяет: волноваться не о чем!

Виннер удалился в Аризонскую пустыню, где пройдут испытания прибора, уже названного злыми языками «Машиной Судного дня». Сам учёный называет своё изобретение Генератором природных явлений. В случае успешного исхода эксперимента, у человека появится возможность управлять природой во всех её проявлениях. Удачи, Чарльз!»

Взглянув на фотографию ещё раз, он ощутил смутное чувство «дежа-вю». Где-то он уже видел эту самодовольную физиономию. Причём совсем недавно. Он метнулся к осколку зеркала. Щетина, иное выражение лица, пропали очки… Но никаких сомнений – он и есть Чарльз Виннер, учёный, замысливший грандиозный эксперимент. Но как узнать, что произошло?

Чарльз снова взялся за бумаги на столе. Но – странное дело! – ни формулы, ни записи, сделанные, скорее всего, его собственной рукой, ни о чём ему не говорили. Память, которой он всегда гордился, продолжала играть с ним шутки. На краю стола Виннер заметил передатчик. Уже что-то…

Он настроил передатчик на приём, но эфир был полон тишиной, которую нарушали только лёгкое потрескивание да щелчки. Внезапно Чарльзу показалось, будто за ним кто-то следит. Резко обернувшись, он бросился к дверце в стене, распахнул её. Кладовка – бутыли с водой, запасы провизии. Что ж, по крайней мере, голодная смерть ему не грозит. Пока.

Выйдя на улицу, Чарльз осмотрелся. Ощущение, будто за ним следят, не проходило, но вокруг никого не было. Он подошёл к забору. Пески, пески без конца и края… Как же добраться до ближайшего поселения, найти людей? Тронул колючую проволоку. Попробовать что ли? Глубоко вздохнув, Чарльз полез вверх. Шипы впивались в кожу, потекла кровь. Он не обращал на это внимания. Ничего, терпимо. Однако, когда он добрался почти до самого верха, его ощутимо тряхнуло током. Чарльз полетел на песок. И, похоже, на секунду отключился, но помутившееся сознание сохранило воспоминание о странном звуке. Как будто маленькие коготки скребли по металлу. Звук таил в себе огромную опасность – он почему-то был в этом уверен. Чья-то тень накрыла его. Он не видел – чья. Сознание вновь покинуло его.

* * *

Шестнадцать экранов, мерцая, отображали лежавшего на земле учёного.

– Посмотрим, насколько тебя хватит, Чарльз Виннер, – раздался странно бесплотный голос. – Как долго ты сможешь участвовать в моём эксперименте по выживанию.

…По металлу скребли маленькие коготки.

Марсианские уроки

– Ну что там?

– Очередная дверь…

– Великий Терминатор, когда это закончится?!

Стэнли терял последние капли своего и без того не слишком большого терпения. Дёрнул же его чёрт полезть в этот потайной марсианский туннель! Дёрнул его чёрт вообще отправиться на Марс!

Впрочем, тут выбирать не приходилось. Стэнли Доусон слишком давно связал свою судьбу с космосом, поэтому не увидел ничего странного в том, что именно к нему обратились с просьбой возглавить первую экспедицию на Марс. Разумеется, просьбу следовало воспринимать как приказ, поэтому Доусон не стал отказываться. По правде говоря, ему и самому не терпелось отправиться на «красную планету».

Однако с самого начала всё шло как-то не слишком хорошо. Один за другим заболели связисты, из-за чего пришлось брать в столь важный рейс молоденького практиканта. Правда, новенький связист успел себя проявить с лучшей стороны. Но неприятность с членами экипажа была далеко не единственной.

Каждому из членов рейса приходилось несчётное количество раз исправлять мелкие ошибки в анкетах и документах. И это было странно – кроме связиста все космонавты уже не раз бывали в открытом космосе, потому знали порядок заполнения документов. Что не помешало им делать ошибки в самых неожиданных местах.

Трижды переносили старт – в последний момент отказывал какой-нибудь прибор и приходилось его ремонтировать. Не выходить же в открытый космос с неисправным оборудованием. В итоге корабль всё-таки стартовал, но космонавты были настолько вымотаны подготовкой, что уже не ждали ничего хорошего от самого полёта.

Марс встретил космонавтов не слишком приветливо. Как только корабль совершил посадку, началась песчаная буря невиданной силы. Три дня, пока она бушевала, космонавты не могли покинуть борт. Лишь на четвёртые сутки, когда погода сменила гнев на милость, капитан с товарищами смог ступить на марсианскую землю.

Капитан, историк, специалист по Марсу, и доктор отправились на выполнение задания, остальные члены экипажа остались на борту. Таков был приказ Земли. Очень быстро Стэнли и его команда добрались до цели своего путешествия – древнего марсианского города, который им было поручено исследовать.

Город осмотрели, и Стэнли уже хотел возвращаться обратно. Был собран довольно интересный материал: видеоплёнки, записи, фотографии. Но историк Дональд нарушил все планы капитана, обнаружив в одном из домов потайной лаз.

– Надо туда спуститься, – потребовал он.

– Сейчас? Мы к этому не готовы, – попробовал возразить капитан.

– Какая надобна подготовка к небольшой прогулке под землёй? – удивился доктор Макс.

– Ты понимаешь, что говоришь? Мало ли что нас там ожидает, – проявил осторожность Стэнли.

– Да ладно, кэп. Обитатели города давно вымерли. Не думаю, что они переселились в подземелья, – хмыкнул доктор.

– Мы не будем заходить слишком далеко, – добавил Дональд. – Пройдём метров сто, разведаем обстановку и обратно.

– Ну, ладно, – капитан связался с бортом, доложил о находке и первый полез вниз.

И тут же пожалел об этом. Как только Макс и Дональд очутились рядом с ним, крышка лаза, скрипнув, встала на место.

– Что за шутки? – Стэнли направил фонарь на крышку.

Макс попытался освободить выход – крышка не поддавалась.

– Заперта, – констатировал он.

– Это ловушка, – заключил капитан. – Выхода нет, и связь с кораблем пропала.

– Не надо так пессимистично! – отозвался историк. – Смотрите, мы в начале туннеля. Наверняка он приведёт нас к другому выходу. Сомневаюсь, что марсиане прорыли его просто так.

– Что мы вообще знаем о марсианах?

– Во любом случае, идти лучше, чем стоять на месте, кэп.

Стэнли думал иначе, но Дональда не переспоришь. Придётся идти. В конце концов, он отвечает за членов своего экипажа и не имеет права бросать их в опасности. А в том, что путешествие по тоннелю опасно, он уже нисколько не сомневался.

Покинув небольшой тамбур, отряд из трёх космонавтов двинулся вперёд. Вскоре капитан понял, что город на поверхности не идёт ни в какое сравнение с тем, что они видели сейчас. Залы сменялись галереями, переходы – тоннелями.

– Обратите внимание на архитектуру, – возбуждённо трещал Дональд. – А надписи на стенах? Уверен, это потянет на Нобелевскую премию и всемирную славу.

– Думаю, можно рассчитывать и на небольшое денежное вознаграждение, – довольно усмехнулся Макс.

Капитан давно заметил: жадноват доктор до денег, но не придавал этому значения. Сейчас эти рассуждения были ему неприятны. Как и детский восторг историка.

– Вы бы, ребята, лучше думали, как нам отсюда выбраться, – напомнил он. – Если мы здесь сгинем, Нобелевская премия нам не понадобится.

– Не волнуйся, Стэнли, – улыбнулся Дональд. – Мы этот выход на поверхность вмиг отыщем.

– Было бы неплохо, – отозвался капитан. – Воздуха у нас на два часа.

Пройдя дальше по туннелю, мужчины наткнулись на очередную дверь.

– Сколько их тут ещё? – не выдержав, раздраженно воскликнул капитан.

– Скоро узнаем, – историк потянул дверь на себя. Они стояли в небольшом, похожем на прихожую, помещении, в конце которого высились необычной формы ворота. За ними оказался настоящий музей: статуи, посуда, картины…

– Да… Я бы здесь остался, – мечтательно протянул Дональд.

– Даже не думай! – возразил Макс. – Надо заявить обо всём этом и получить свою законную долю. А потом можешь оставаться, сколько тебе угодно.

С этими словами он неосторожно повернулся и смахнул с постамента одну из статуй. Та упала на пол, брызнули осколки. Стены зала мелко задрожали.

– Что ты наделал?! – Стэнли большими шагами направился к следующей двери. Уходим отсюда. Нутром чую – быть беде.

– Мы должны всё это сохранить, – историк преградил путь капитану.

– Ты в своём уме?

Дрожь усилилась.

– Вполне. Это же история целой цивилизации! Мы не можем взять и уйти.

– Дональд, одумайся! – Стэнли заметил, что Макс уже скрылся за следующей дверью, и буквально вытолкал историка туда же.

– А как же всё это? – Дональд рванул на себя дверь. И вовремя – в зале обрушился потолок. Дональд грустно посмотрел на развалины.

– Не волнуйся. Я думаю, кое-что уцелело. А теперь нам пора уходить отсюда. Пока ещё что-нибудь не свалилось на голову.

Капитан повернулся к очередной двери и заметил на ней надпись, сделанную на марсианском языке.

– Дональд, ты же изучал язык марсиан? – задумчиво спросил он. – Что тут написано?

– Где? – Дональд, близоруко прищурившись, уставился на надпись. – Не уверен, но примерно следующее: «Ради золота друзей забывший почиет в богатстве».

– Чепуха какая-то, – фыркнул Макс.

– Нет, – возразил Дональд. – На пророчество смахивает. Надо бы там поосторожнее.

– Вы только сейчас поняли? – хмыкнул Стэнли, открывая новую дверь.

– Вот это да… – выдохнул доктор.

Капитану было понятно его состояние. Глазам членов экспедиции открылось огромное помещение, заполненное золотом: монеты, слитки, украшения, статуи…

Всё было грудами свалено по полу. Марсиане, похоже, ни в грош не ставили богатства, которым обладали.

– Настоящая сокровищница египетского фараона, – Макс шагнул вперёд.

– Стой! – капитан схватил его за плечо. – Между прочим, охотники за египетскими сокровищами плохо кончали.

– Но мы-то не в Египте, а на Марсе.

– Тем более. Таинственная и незнакомая цивилизация. Ничего нельзя трогать.

– Как?!

– Так. Смотри, почти всё пространство поделено на ровные квадраты, между ними узкие дорожки. По-видимому, чтобы ничего не случилось, надо идти по ним.

– По-моему, ты слишком всё усложняешь, кэп. А я хочу получить своё.

– Макс, ты же не сможешь обратить это золото в деньги!

– Ошибаешься.

Доктор ступил вперёд и принялся собирать монеты. Его спутники, опасливо озираясь, остались стоять на месте.

– Видите? Ничего не случилось! – возликовал доктор, и, сняв с небольшого постамента кубок, начал сыпать монеты в него.

Послышался грохот, и откуда-то сверху посыпались ещё монеты вперемешку с золотым песком.

– Ох, не нравится мне всё это, – пробормотал капитан, осматриваясь по сторонам. Куда идти-то? Назад нельзя – проход завален. Значит, только вперёд.

Дональд и Стэнли, стараясь не наступать на раскиданное повсюду золото, исследовали стены – может, отыщется дверь? Макс наполнял монетами уже третий кубок.

– Зачем тебе столько?! – не выдержал Стэнли. – Не унесёшь ведь.

– А я вернусь за остальным, – бодро ответил Макс.

– Странное дело, – заметил историк. – По-моему, монеты стали сыпаться сильнее, после того как Макс взял второй кубок.

– Да, – капитан осмотрелся. – Их становится больше. Надо уходить, пока не поздно.

– Идите, – откликнулся доктор. – Найдите выход, а я перетащу туда золото.

– Макс, не дури. Пойдём с нами.

– Нет! Я не уйду без золота.

Капитан шагнул к доктору, но тот выхватил пистолет.

– Не советую мешать мне, кэп, – с угрозой проворчал он. – Отправляйтесь-ка лучше искать выход.

Пожав плечами, Стэнли поспешил к Дональду, который обнаружил некое подобие двери. Проход был заколочен, но совместными усилиями им удалось сбить доски. Капитан оглянулся на доктора, который, забыв обо всем, наполнял кубок за кубком. А поток монет и песка всё усиливался.

– В последний раз спрашиваю: ты идёшь или нет?

– Нет! Идите без меня. А лучше помогите мне с золотом.

– Пропади ты пропадом со своим золотом! – в сердцах бросил капитан, покидая помещение.

Едва он вышел, потолок в «золотом» зале обрушился. Стэнли в ужасе взирал на развалины.

– Кажется, кто-то поспешил исполнить твоё пожелание, – Дональд выглядел не менее потрясённым.

Дверь закрылась, и капитан глянул на историка.

– Надо выбираться как можно скорее.

– Боюсь, ничего у нас не получится.

– Почему?

– Это западня.

– Что?!

Дональд осветил тамбур, в котором они оказались. Дверей не было, а на стене имелась надпись.

– По-моему, это имеет прямое отношение к нам… Здесь сказано: «Друзей оставивший в беде окончит дни свои до срока».

– Чёрт побери! За нами что, наблюдают?

– Наверное… Капитан, мы обречены.

Потолок медленно пополз вниз…

На краю галактики

Космический корабль «Джокер» готовился покинуть пределы галактики. Запросив и получив разрешение, капитан удовлетворённо кивнул.

– Мы на рубеже величайшего свершения – через несколько мгновений корабль выйдет за пределы галактики, – обратился он к своему экипажу. – И мы первые, кто…

– Капитан, – перебил торжественную речь встревоженный голос второго пилота. – Прямо по курсу космический корабль.

– Как?! – поразился капитан. – Этого просто не может быть. Откуда ему тут взяться? Не из другой же галактики он прилетел?

– Не знаю, но думаю, что вам стоит на это взглянуть. Корабль кажется мне подозрительно знакомым.

Капитан взглянул и… переменился в лице. Неизвестный корабль выглядел более чем знакомо – он был точной копией «Джокера»; даже название, мелькнувшее на экране, было тем же самым – «Джокер»!

– Чертовщина какая-то, – пробормотал капитан. – Может, зеркальное облако?

– Не думаю. С нами пытаются выйти на связь, – доложил связист.

– Включайте, – кивнул капитан… и в изумлении уставился на экран.

Та же самая рубка! Те же люди, что сейчас стояли у него за спиной, глядели на него с экрана. А впереди стоял… он сам!

В воздухе повисла потрясённая тишина.

– Приветствую! – хором сказали два капитана.

И снова молчание.

– Что же это такое? – одновременно воскликнули капитаны.

– Понятия не имею, – развёл руками первый. – Такое ощущение, что сам с собой разговариваю.

– Аналогично, – кивнул второй. – Вы откуда?

– Из этой галактики. Собирались покинуть её пределы. А вы?

– А мы из соседней. Забавно, забавно… – усмехнулся капитан новоявленного «Джокера».

– Это поразительно! – воскликнул второй пилот. – Может быть, наши галактики зеркальны? И всё, что есть в них, имеет своих двойников?

– Коллега, я полностью согласен с вашей теорией, – заявил с экрана его двойник. – Да и как не согласиться, когда столь очевидное доказательство прямо у нас перед глазами?

– Любопытно, – задумчиво заметил первый капитан. – Вот бы проверить это.

– Так за чем дело стало? – улыбнулся второй. – Приглашаю в гости.

– Подготовиться к стыковке! – приказали капитаны хором и улыбнулись друг другу: до чего всё-таки странно.

Возле люка первый капитан опустил руку на кобуру. Двойники двойниками, но мало ли что в космосе бывает…

Железная дверь послушно отъехала в сторону. Перед ними стоял второй капитан и держал руку на кобуре. Смущённо улыбаясь, оба капитана убрали руки от оружия.

– Что же, добро пожаловать, – улыбнулся хозяин. – Надеюсь, наша встреча станет началом межгалактической дружбы.

– Очень на это рассчитываю, – ответил гость, ступая на борт.

– У нас в запасе полтора часа, – предупредил его второй пилот.

За это время экипаж «Джокера»-1 успел пообщаться с двойниками и осмотреть их корабль. Идентичность звёздных лайнеров и самих космонавтов привела всех в детский восторг. Ещё бы – такое открытие!

– Значит, вы решили исследовать соседние галактики? – уточнил второй капитан. – Ну и мы делаем то же самое. Представляю, сколько сил нам придётся потратить на то, чтобы убедить ваших коллег, что мы – это не вы.

– Мы можем связаться с Землей и предупредить их о вашем прилёте, – улыбнулся капитан. – Или желаете разыграть наших нелетающих товарищей?

– О нет, боюсь, эта шутка закончится для нас всех сумасшедшим домом, – рассмеялся двойник. – Так что буду только благодарен за предупреждение.

Время истекло, и оба экипажа собрались у люков, чтобы попрощаться.

– Надеюсь, никто не перепутал корабли? – пошутил второй капитан и все дружно рассмеялись. Наконец, обе команды разошлись по своим звездолётам и собрались отправляться по своим делам.

Второй капитан прошёл на мостик и внимательно оглядел свой экипаж.

– Держим курс на Землю. Люди слишком далеко зашли, их нужно остановить… – и добавил, стягивая маску. – Ну и жарища в этой коже, и как только они в ней ходят? Несуразные, несовершенные создания. Пора с ними кончать.

Его слова были встречены всеобщим согласием.

А в это время на другом корабле второй пилот с ужасом таращился на приборную панель.

– Капитан, кажется, мы приближаемся к чёрной дыре! И нас туда затягивает.

– Что? Так рвите прочь на всех парах!

– Мы не можем, капитан! Корабль не слушается. Рычаги, кнопки, даже штурвал – это всё бутафория!

– Он прав, – отозвался радист. – Связь не работает.

– Кажется, мы всё-таки перепутали корабль…

Люди с ужасом смотрели на подступающую к ним чёрную пустоту…

Месть через века

– Ура! Получилось! – Том довольно улыбнулся и посмотрел на приборы. Предстояло запрограммировать маршрут, чем он и собирался заняться.

Томасу Мэллори только что исполнилось тринадцать лет. Семь из них он провёл в Лунной космической школе, потому что мечтал стать настоящим астронавтом, как отец и дед. А может, даже ещё лучше…

Том как губка впитывал всё, что имело отношение к космонавтике, но стать лучшим учеником школы мешали два обстоятельства. Во-первых, полное нежелание изучать то, что не относится к космосу. Языки и математику парень освоил лишь до того уровня, который, по его мнению, мог пригодиться в жизни. Биологию, историю и прочее Томас и вовсе считал ненужными предметами.

– Что толку в мёртвых знаниях? – спрашивал он. – В глубокой древности, они, может, и были нужны, но мы-то живём в XXIV веке!

А во-вторых, поведение Тома оставляло желать много лучшего. Мальчик ни с кем не считался и делал лишь то, что считал нужным. Взрослые только руками разводили – парень неуправляем! Жаль, физические наказания давно запрещены… Только это, пожалуй, и могло бы привести Томаса Мэллори в чувства.

По этим же причинам Томаса не любили учителя и не жаловали одноклассники. Его, впрочем, это не особо волновало. На расположение учителей ему было наплевать. С однокашниками же он никогда не дружил, держался особняком.

Был, правда, один паренёк, с которым Мэллори постоянно грызся. Генри Куин, лучший ученик курса и, так же как Томас, из династии астронавтов. Только в отличие от Мэллори, в семействе Куинов подрастало уже седьмое поколение астронавтов. Том и на Куина не обращал бы внимания, но тот сам искал поводов для ссоры.

В детстве мальчишки часто дрались, однако под угрозой исключения вынуждены были отказаться от такого способа выяснения отношений. Генри любыми способами старался отличиться перед старшими. За что Том презирал его ещё больше.

Мальчик вспомнил, как неделю назад, когда он возился со своим звездолётом, к нему с ухмылкой подошёл Куин и, смерив наглым взглядом, хмыкнул:

– Готовишься к гонкам на орбите?

– Да, – нехотя ответил Том, продолжая проверять шасси своего летательного аппарата.

– Соревнования первого ноября… Сомневаюсь, что ты сможешь принять в них участие.

– Это ещё почему? – настороженно поинтересовался Том, ожидая какого-нибудь подвоха.

– Потому что перед первым ноября будет тридцать первое октября, неуч, – фыркнул Генри.

– Ну и что?

– Что? Ты что, забыл про семейное проклятье?

Томас усмехнулся. Детские сказки…

Его род был не только славным, но и древним. Отец рассказывал, что их предки служили королям в те стародавние времена, когда на Земле ещё существовали правители. А ещё раньше один из Мэллори насолил какому-то колдуну и тот наслал на всё семейство страшное проклятие.

Подробностей Том не помнил, так как сказки его не интересовали даже в раннем детстве, однако главное врезалось в память: тридцать первое октября, Канун дня всех святых, Хэллоуин – чёрный день для их семьи. Ерунда, конечно. Но если задуматься… Дед мальчика погиб именно тридцать первого октября – сгорел в своём звездолёте. Ещё до рождения Томаса. Отец же два года назад пропал без вести в очередной космической экспедиции. До сих пор о его судьбе ничего неизвестно.

– Совпадение, – Том пожал плечами.

– Ну да, как же, – ухмыльнулся Генри.

– Кто в наше время верит во всякие приметы, а тем более в такую чушь, как проклятия?

– Хочешь сказать, что тебе плевать на родовое проклятье? Докажи!

– Как?

– Слетай на корабле № 13 на Сатурн и обратно. Тридцать первого октября. Слабо? – прищурился Генри.

Томас задумался. Угнать корабль пара пустяков. Законопослушные луняне их даже не охраняют. Но 13-й борт – экспериментальный, к нему учеников шестого курса не подпускают. Зато, если бы ему удалось это провернуть, Генри раз и навсегда отцепился бы от него.

– Согласен, – кивнул Том и, давая понять, что разговор окончен, забрался в звездолёт.

Всё прошло как по маслу. Том беспрепятственно покинул Луну и теперь держал курс на Сатурн. Проклятий он не боялся. Ну, разве только самую капельку. Всё этот огромный корабль… Томасу постоянно мерещились какие-то звуки, даже крики. А по дороге в камбуз он совершенно чётко видел, как по коридору проплыла и растаяла в темноте прозрачная фигура в красной накидке. Он после этого целых пять минут не мог очухаться.

– Ерунда, – громко сказал Том. – Просто я никогда ещё не бывал на таком большом корабле один… И вообще это у меня от голода. Срочно надо чего-нибудь пожевать.

Сказал и тут же услышал издевательский смешок. Бред… Показалось. Включив полное освещение, Том двинулся по направлению к камбузу. Но не успел он завернуть за угол, как испытал новое потрясение: прямо на него стремительно надвигалось большое полупрозрачное облако. Том вскрикнул, пытаясь заслониться руками… Облако накрыло его, обдав холодом и затхлым запахом могильной сырости.

– Особенности экспериментального борта, – силясь унять дрожь, сказал себе Том. – Ничего, как-нибудь продержусь. Всего шесть часов – и я дома.

В камбузе он потянул дверцу холодильника и… обмер. Прямо перед глазами, на большом блюде, покоилась голова его без вести пропавшего отца.

– Здравствуй, сынок, – ласково сказала голова.

– Зззз… Здравствуй, – заикаясь, пролепетал Том.

До этого у него ещё мелькала мысль, что безобразия, творившиеся на корабле, – фокусы всё того же Генри Куина (недаром он выбрал именно этот борт). Теперь же Том не знал, что и думать: Куин никогда не видел его отца и представления с головой устроить никак не мог.

– Ты думаешь, это розыгрыш твоего школьного товарища? – словно прочитав его мысли, промолвила голова. – Нет, ошибаешься.

– Что? Что это такое?! – в ужасе прошептал Том.

– Что такое, что такое… – сварливо проворчала отцовская голова. – Тебе разве никогда не говорили, что нельзя угонять космические корабли, нельзя нарушать установленные правила?

Том попытался отступить назад – и не смог. Попробовал захлопнуть дверь холодильника, но руки не слушались.

– Не пытайся от меня скрыться! – пророкотал вовсе не отцовский голос. И сама голова как-то вдруг перестала походить на отца – лицо её покраснело, глаза сузились и засверкали жёлтым огнём. Томасу почудились клыки, рога… Стряхнув оцепенение, он опрометью бросился вон из камбуза. Вслед ему раздался хохот, поистине сравнимый с дьявольским.

Том мчался к капитанскому мостику. Скорее! Скорее послать домой, на Луну, сигнал о помощи! Не тут-то было – коридоры корабля были битком набиты неописуемо страшными чудищами. Они тянули к мальчику свои лапы, он увёртывался и мчался вперёд, к капитанскому мостику. Вот и заветная дверь. Ещё мгновение и…

Том споткнулся на самом пороге, грохнулся на пол. Отвратительный, злорадный хохот грянул со всех сторон. Тома подхватили, швырнули на невесть откуда взявшийся стол и крепко привязали. Тотчас шум стих, мальчик увидел приближающуюся фигуру в красной накидке. Ту самую, что заметил тогда в коридоре. Лицо в ужасных шрамах чем-то напоминало жуткое видение из холодильника. В руках незнакомец сжимал старинный меч.

– Сегодня, тридцать первого октября, я, Генри Куин-старший, буду отомщён, – прорычал страшный человек. – Пять веков назад тридцать первого октября королевский прихвостень Мэллори подверг сожжению моё тело. Жалкий глупец, он полагал, что тем самым уничтожает и мою душу – душу Великого Колдуна. Пришла пора платить по счетам. Его потомок ответит за всё! Я приглашаю вас на торжество. Спешите – главное блюдо уже на столе!

Свист меча и полный ужаса мальчишеский крик утонули в ликующих воплях нежити.

Роковой урок

В почтовом ящике что-то шуршало. Письмо! Наконец-то. Генри давно его ждал.

Генри Куин в свои двадцать лет был одним из лучших студентов курса, а после таинственного исчезновения Томаса Мэллори соперников у него практически не осталось. Генри твёрдо решил стать великим астронавтом и, окончив на Луне Космическую школу, подался в Академию космонавтики и пилотирования на Сатурне, одно из престижнейших учебных заведений. Пробиться туда было не так просто, ему это удалось. Была и ещё одна причина обосноваться на Сатурне, но об этом Генри помалкивал.

Улыбчивый и смышлёный Куин быстро завоевал симпатии однокурсников и учителей. Хотя взгляд его ясных глаз порой смущал даже видавших виды астронавтов.

Генри делал поразительные успехи в учёбе и живо интересовался всеми – порой довольно необычными – науками, которые преподавали в Академии. В настоящее время его особенно занимали эзотерика и оккультизм. Результатов экзамена именно по данному предмету и ждал сейчас Куин.

Взяв в руки конверт, Генри усмехнулся. Какой век на дворе? А результаты экзаменов по старой привычке продолжают рассылать в бумажном виде… Но парню это даже нравилось, он вообще любил всё старинное – бумажные книги, свечи… Вот и сейчас в своей комнате в студенческом общежитии он с удовольствием вскрыл конверт специальным ножом, извлёк небольшой листок, поднёс к дрожащему огоньку свечи… И переменился в лице.

Кто бы узнал Генри в этом взбешённом человеке, который в дикой ярости рвал послание на мелкие кусочки. Сдёрнув с вешалки красную накидку, Куин выбежал из комнаты.

Вскоре он был уже в Академии. Шагая по коридорам, улыбаясь направо и налево, Генри направлялся к кабинету своего учителя, доктора Джерома. От недавнего приступа гнева не осталось и следа – Генри был привычно спокоен и приветлив. Лишь глаза его странно поблёскивали.

Отыскав нужную дверь, Генри постучал.

– Да? – послышался голос доктора.

– Здравствуйте, профессор, – Куин заглянул в кабинет. – Можно?

– Конечно, мой мальчик, – седой профессор жестом пригласил любимого ученика войти.

– По-моему, произошло какое-то недоразумение, – мягко начал Генри, усевшись в кресло напротив профессора. – Я получил результат экзамена по вашему предмету…

– О нет, Генри, – вздохнул старик. – Увы, никакой ошибки. Ты действительно не сдал экзамен.

– Что?! – в глазах юноши вспыхнуло нечто такое, что доктор Джером невольно отшатнулся. Но Генри уже взял себя в руки. – Как? Как такое могло произойти?

– Я сам в недоумении, мальчик мой. Ты же отлично успевал по этой теме… Но при всём желании я не мог поставить тебе хорошей оценки. Что ты написал в своём сочинении? Прости, но это же полная чушь! Неужели ты веришь в существование потусторонних сил и в то, что человек способен управлять ими?!

– Да, верю. Это и есть магия.

– Но суть предмета, который я преподаю, как раз и заключается в отрицании существования магии! И мне было странно читать твою работу. Ты написал неплохую сказку, но, извини, в качестве серьёзной экзаменационной работы она не годится.

– Но я же привёл примеры, доказательства…

– Увы, мой уважаемый оппонент, придётся тебе пересдать экзамен.

– Что?! – Генри обомлел – он ещё ни разу не пересдавал ни одного экзамена.

– Пересдача, друг мой. Если ты, конечно, хочешь стать астронавтом.

– Я докажу вам, что магия существует, – глаза парня сузились.

– Было бы любопытно, но, боюсь, твои старания ни к чему не приведут.

– Посмотрим. Сегодня в полночь у древних колец. Придёте?

– Какое место и какое время! Похоже, мой мальчик, ты и впрямь веришь во всё это…

– Вы придёте?

– Да. Исключительно из уважения к тебе, Генри, к моему лучшему ученику.

– До встречи!

Плеснув полами красной накидки, юноша вылетел из кабинета.

Ровно без десяти двенадцать профессор Джером подошёл к древним кольцам, огляделся по сторонам. Жутковатое место, даже для того, кто не верит в магию. Три кольца, чётко впечатанные в землю, пересекались между собой, образуя странную фигуру. Никто не знал, когда, как и зачем они были созданы. Но стереть эти кольца не удалось ни времени, ни людям. Странное место с трёх сторон окружали скалы, закрывая его от свирепых и частых на Сатурне ветров. Зачем Генри назначил встречу именно здесь? – гадал старый профессор.

Генри уже давно поджидал учителя. Он любил бывать здесь – древние магические кольца притягивали его, заряжали энергией. Впервые – лет десять-двенадцать назад – его привёл сюда отец. Здесь к нему явился дух предка и здесь он узнал историю своего рода. И поклялся отомстить Мэллори, погубившим Генри Куина-старшего, отправив его на костёр тридцать первого октября 1805 года.

Старший Мэллори вскоре пропал без вести, и Генри полагал, что здесь не обошлось без его деда-чернокнижника. Тома же Генри сам подтолкнул к гибели, направив к Сатурну. Именно возле планеты смерти силы чёрных колдунов умножались, и дед смог устроить юнцу настоящее представление, прежде чем погубить его.

Расправившись с недругами, Генри Куин-старший отправился на покой. Но не прежде чем передал свои силы маленькому Генри. Ибо нет душе колдуна покоя, пока не освободится он от магии.

Парень вышел из тени скал, чтобы Джером мог разглядеть его. Старик вздрогнул и вступил в центральное пересечение колец. Отлично. Всё шло по плану.

– Генри? – попытался улыбнуться доктор. – Необычное место выбрал ты для встречи.

– Да вы, никак, дрожите, профессор? Признайтесь: вам очень неуютно. Первобытные страхи терзают душу, хочется оказаться подальше от этого места. Ведь так? А вы знаете, зачем были созданы эти кольца?

– Нет. Никто этого не знает.

– Ошибаетесь. Я знаю. Это Кольца смерти на Планете смерти. Алтарь, на котором великие колдуны приносили жертвы Смерти. А та за это заряжала их энергией, увеличивала их силу…

– Ерунду говорите, юноша. Детские сказки.

– Сказки? Тогда почему вы не можете двинуться с места? Вы стоите в центре алтаря. Как раз там, где жертва теряет способность двигаться. Мне, правда, жаль, доктор. Но вы сами виноваты. Сегодня Смерть получит очередную жертву.

– Генри, что ты несёшь? – К своему ужасу профессор понял, что и впрямь не в силах пошевелиться.

Юноша вскинул руки, поднял бледное лицо к небу. Чужим, глухим голосом начал произносить фразы на забытом языке древних. Старый профессор не понимал ни слова, но само звучание вселяло тёмный ужас в его душу. Генри же говорил, говорил… Красноватый туман заклубился вокруг него.

Джером вскрикнул – древние кольца вдруг вспыхнули пламенем. Оно росло, как растёт трава, всё выше, выше. Волосы старика растрепал злой ветер, который прошёл сквозь пламя, не потревожив его. Куин взмахнул руками, и стена огня выросла вдвое. Лицо профессора обдало жаром. Вот языки пламени подобрались к его одежде. Огонь уже терзал его тело. Джером закричал…

* * *

Куин вошёл в кабинет ректора Академии. Бывший астронавт – высокий, плотный мужчина – приветливо улыбнулся.

– Здравствуйте, Генри.

– Здравствуйте, мистер Джонсон, – учтиво склонил голову юноша. – Я так и не получил результатов экзамена от доктора Джерома…

– Да, знаю… Джером пропал, мы целую неделю не можем его найти. Полиция обыскивала дом. Исчезли все бумаги профессора, книги. Представляете? Редкие книги по магии. Кому только они могли понадобиться?

– Чудаков много, – пожал плечами Куин. – Так что же будет с моим экзаменом?

– Можете не волноваться. Вам автоматом поставлена отличная оценка. Поздравляю, Генри. Теперь вы настоящий астронавт. Просторы космоса открыты для вас.

– Да. Меня там ждут… – улыбнулся Куин.

– Ждут? Кто же? – заинтересовался ректор.

Генри безмятежно улыбнулся.

– Неведомые планеты. Как всех нас.

В глазах юноши вспыхнул и погас недобрый огонёк.

Здравствуй, Земля!

2015 год, статья в ежедневной газете:

Завтра, 15 мая, стартует самый обширный проект в истории космонавтики. Пятьдесят добровольцев мужского пола и пятьдесят – женского отправятся покорять галактику на космическом лайнере «Посейдон». Огромные размеры космического корабля позволили разместить не только необходимые для полёта технические помещения и жилые каюты, но и соорудить на корабле увеселительные заведения, мастерские и ферму, где космонавты будут разводить животных и растения. Предполагается, что население корабля будет жить натуральным хозяйством. На случай непредвиденных обстоятельств на лайнер загружено также три тонны сухого пайка.

В ходе глобального эксперимента космонавтам предстоит не только облететь всю галактику, но и узнать на собственном опыте, насколько возможна нормальная человеческая жизнь в космических условиях. Добровольцы смогут создать семьи, родить в космосе детей и вырастить их.

Минимальный срок эксперимента – сто лет.

15 мая 2015 года, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале: Капитан корабля, Джон Мэрдок. Старт прошёл нормально, перегрузки оказались минимальными. Связь с Землёй стабильная, полёт проходит нормально. Животные негативно отнеслись к невесомости, поэтому сразу после старта было включено гравитационное поле. Держим курс на Марс.

2016 год, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале:

Капитан корабля, Джон Мэрдок. Полёт проходит нормально. К Марсу приближались на максимально возможное расстояние. Сделанные снимки отправлены в Центр.

На корабле появился первый ребёнок. Новорождённый, все члены экипажа и животные чувствуют себя нормально. В космических условиях хорошо развиваются растения. Держим курс на Уран.

2020 год, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале:

Капитан корабля, Джон Мэрдок. Полёт проходит нормально. Связь с Землёй периодически прерывается – сказывается удалённость от базы. Облетели практически всю Солнечную систему, кроме двух последних планет. Сделанные видеозаписи и фотографии отправлены в Центр.

Каждая семейная пара обзавелась одним-двумя детьми. Последние развиваются нормально. Члены экипажа чувствуют себя нормально. Растения проявляют буйную активность. Состояние животных удовлетворительное.

Держим курс за пределы Солнечной системы.

2045 год, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале:

Капитан корабля, Джон Мэрдок. Полёт проходит нормально, в последние дни наблюдается некоторая тряска. Объясняем это магнитными бурями в космосе. Связь с Землёй прервалась, после того как корабль вышел за пределы Солнечной системы. Действуем согласно инструкциям. Я, капитан Джон Мэрдок, собираюсь передать все полномочия своему сыну, Джону Мэрдоку-младшему, и по состоянию здоровья ухожу в отставку.

На корабле растёт третье поколение. Дети и второе поколение чувствуют себя нормально. Старшее поколение по достижении возраста в пятьдесят лет начинает испытывать определённые проблемы со здоровьем. Старение в условиях космоса более быстрое. На днях от нас ушёл механик корабля из первого состава. Тело кремировано.

Животные чувствуют себя нормально, растения начали увядать. Запасов пока что хватает.

Держим курс к ближайшей звезде.

2075 год, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале:

Капитан корабля, Джон Мэрдок-младший. Полёт проходит нормально, связь с Землёй не восстановлена.

Первые добровольцы, участвовавшие в эксперименте, отправились в мир иной. Наше, второе поколение, практически завершает свой жизненный цикл, который в условиях невесомости колеблется в пределах 50–60 лет. Понизилась рождаемость, редкие семьи могут произвести на свет больше одного ребёнка. То же самое наблюдается среди животных. Растения погибли.

В последние полгода члены экипажа начинают сходить с ума от нахождения в закрытом пространстве. Среди прочих неприятностей могу отметить общее ухудшение состояния здоровья космонавтов, организм слабеет. В перспективе, по словам доктора, мы можем столкнуться с увяданием человеческой жизни в условиях космоса.

Взяли курс на Землю. Рассчитываем выдержать срок эксперимента.

2082 год, космический лайнер «Посейдон», запись в бортовом журнале:

Ричард Мэрдок, сын капитана корабля Джона Мэрдока-младшего. Все приборы в норме, полёт проходит нормально, связь с Землёй восстановить не удалось.

Я остался один на огромном лайнере. Члены экипажа, поражённые неизвестной эпидемией, погибли в течение семи лет. Животные также стали жертвами «космического мора».

Находясь в полном одиночестве, чувствую, что начинаю сходить с ума. Принимаю решение выйти в открытый космос и остаться там. Лайнер запрограммирован на самостоятельный полёт на планету Земля.

Эксперимент провалился.

Космический лайнер «Посейдон»:

Ричард Мэрдок третий час возился с люком, который никак не хотел открываться. Очевидно, за давностью лет механизм заклинило. Решив применить силу, Ричард срезал петли люка лучом бластера и, после непродолжительных попыток, смог выбить металлическую крышку. Приготовившись оказаться в открытом космосе, мужчина зажмурился. Не ощутив перемен, через некоторое время он открыл глаза:

– Что за чёрт?! – удивленно воскликнул Ричард.

Сын капитана изумлённо взирал на открывшуюся его взгляду картину. Корабль находился в каком-то большом помещении, настолько огромном, что свет от фонарика мужчины не достигал его стен.

– Тут кто-нибудь есть? – спросил Ричард.

Ответом ему была тишина.

Мэрдок посветил вниз и спрыгнул на каменный пол, находившийся в двух метрах от люка. Посветив по сторонам, он снова убедился в том, что находится в помещении, подобном бункеру. Потолок его терялся где-то в темноте, как и нос корабля. Ричард решил осмотреть помещение и направился вперёд.

После пятиминутного блуждания по бункеру, как мысленно окрестил его космонавт, удалось обнаружить дверь. Ричард толкнул её и проник в небольшую комнату.

Ричард осмотрелся и – неожиданный подарок судьбы – обнаружил архив. Мэрдок осторожно коснулся стеллажа, который содержал нужную и важную информацию. Стеллаж не собирался рассыпаться от древности, и сын капитана смог взять папку, на обложке которой были заветные цифры «2015 год».

Ознакомившись со статьями по поводу запуска «Посейдона», Ричард взялся за изучение газетных вырезок, датированных июнем 2015 года. Первая из них сразу же ошеломила его:

«Месяц назад мы провожали в путь наших доблестных космонавтов, решивших посвятить свою жизнь великому эксперименту. Пришло время открыть все карты: сто добровольцев не отправились в путешествие по галактике, а остались на нашей планете. Правительство задумало грандиозное шоу, и теперь мы будем наблюдать за претворением его в жизнь.

Корабль «Посейдон» находится в специальном бункере и никогда не покинет нашей планеты. Все добровольцы стали участником эксперимента иного рода. Им предстоит жить на Земле, не подозревая об этом. Благодаря новейшим технологиям удалось сымитировать космический старт, после чего за «космонавтами» началось пристальное наблюдение.

Для того чтобы добровольцы ничего не подозревали, им демонстрируются видеофайлы полётов по галактике, которые были засняты при помощи зондов и спутников. Также на экраны «корабля» транслируются новые кадры космического происхождения.

Чтобы вся планета могла наблюдать за грандиозным экспериментом, по периметру всего лайнера установлены видеокамеры. В июле стартует новое реалити-шоу, в котором мы сможем наблюдать за всеми подробностями жизни «космонавтов».

Ричард не верил своим глазам. Получается, их полёт – всего-навсего великолепно исполненный розыгрыш? Теперь многое становилось понятно: почему добровольцами выбирали лишь одиноких людей с минимумом родственников. Все сто человек, собравшихся на корабле, были полными сиротами.

Сами «космонавты» объясняли это обстоятельство тем, что в случае неудачи или несчастного случая устроители эксперимента будут избавлены от необходимости разговоров с родственниками и выплаты денежных компенсаций. На самом деле это было сделано для того, чтобы никто не смог возмутиться, узнав об эксперименте, и нарушить его ход. Да, устроители всё продумали…

Ричард изучил ещё несколько подшивок. Вначале «Космическое шоу» находилось на пике популярности. Интерес к нему не охладевал в течение последующих пяти лет. Но постепенно у людей появились новые проблемы и заботы: две мировые державы, и так находившиеся не в самых дружеских отношениях, открыто выступили друг против друга. Назревала угроза атомной войны.

Последнее упоминание о «Посейдоне» Ричард нашёл в газете, датированной 2045 годом. Из-за более насущных проблем было решено прекратить эксперимент и открыть правду космонавтам. В этой же газете было сказано о том, что вряд ли удастся избежать атомной бомбардировки.

– Значит, атомная война всё-таки началась, – задумчиво произнес Ричард. Другого объяснения тому, что их забыли, он не видел.

Ещё раз глянув на полку, Ричард обнаружил на ней ранее незамеченный диктофон. На приборчике была наклейка с теми же цифрами: 2045. Включив воспроизведение, Мэрдок вслушался в взволнованный, прерывающийся голос:

– Меня зовут Дэниэл Ардо. Я – младший сотрудник лаборатории, участник эксперимента «Посейдон». Несколько дней назад по всему земному шару были взорваны атомные бомбы, уничтожившие всё живое на поверхности планеты. Наша группа учёных укрылась в бункере, где я сейчас и нахожусь. Нам не хватает воздуха – системы фильтрации оказались не столь совершенными, как мы думали. Очевидно, вскоре нам придётся разделить участь тех, кто остался на поверхности…

Запись прервалась внезапно. Ричарду стало жутко: показалось, будто кто-то невидимый и агрессивно настроенный наблюдает за ним. Выскочив из комнаты, он огляделся по сторонам – надо было решить, что делать дальше.

По словам Дэниэла, учёные испытывали нехватку кислорода. Но, скорее всего, за то время, что прошло с 2045 года, воздух на планете вновь стал таким, каким и был до взрыва. Либо что-то обрушилось в бункере, крысы прогрызли систему фильтрации и подземное пространство наполнилось пригодным для дыхания воздухом. Поэтому проблем с ним у Мэрдока возникнуть не должно.

– Но не оставаться же тут вечно, – пробормотал «космонавт» и, выставив бластер, отправился в дальнейшее путешествие по бункеру.

Комнаты и залы сменяли друг друга. Наконец Ричард оказался в большом помещении, уставленном кроватями. То ли жилая комната, то ли больничное крыло. На одной из кроватей что-то белело. Подойдя ближе, Ричард обнаружил, что предмет его интереса является человеческим скелетом.

Нервы мужчины сдали, и он понесся, не разбирая дороги. Зал с кроватями остался где-то позади, так же как и корабль. Вернуться Мэрдок не смог бы при всём желании – он просто не запомнил дорогу.

В каком-то из переходов луч фонарика поймал надпись-указатель с желанным словом: «Выход». Мужчина последовал в указанном направлении и после нескольких минут вышел к шахте лифта. Воспользоваться подъёмником Ричард не решился. Вместо этого, углядев пожарную лестницу, Мэрдок начал карабкаться по ней.

Путь к солнцу занял минуты, а может быть и часы. Ричард не имел возможности следить за временем, но ему казалось, что прошло его немало. Наконец он упёрся в крышку люка. Та рассыпалась в прах, открывая путь на поверхность.

Ричард выбрался из лаза и огляделся по сторонам. Хмурое солнце освещало серые развалины домов, мёртвые деревья, остовы автомобилей. Невообразимая тишина стояла кругом.

– Здравствуй, Земля, – прошептал Мэрдок.

Из лаза за ним следили внимательные зелёные глаза.

Андрей Мартынкин Счастье

Что наша жизнь? – Игра! – Игра в жизнь.

– Алиса, представь себе, что ты играешь, и тебе захотелось поиграть в настоящую жизнь, и, играя в настоящую жизнь, ты придумала чудесную игру в игрушечную жизнь. Ты ведь можешь себе это представить?

– Естественно, – ответила Алиса, – это же очень просто! Так часто бывает: играешь в куклы, а потом придумываешь игру для них.

– И в игре в настоящую жизнь все радостны и счастливы, все улыбаются и помогают друг другу, и все вместе стараются сделать так, чтобы всё вокруг было лучше, удобнее и красивее.

– А как же иначе, – сказала Алиса, – ведь если игра, скажем, грустная, то и играть становится неинтересно. Интересно играть в весёлые игры, тогда можно играть сколько хочешь.

– А в игре в игрушечную жизнь тебе хочется быть счастливой, как в игре в настоящую жизнь, но пока не всё получается. То кто-нибудь скажет что-нибудь обидное, или ты что-нибудь построишь, а оно покосится или вовсе развалится.

– Ну и что, – засмеялась Алиса, – ведь в игрушечную жизнь мы играем в игре в настоящую жизнь, а в игре в настоящую жизнь я всегда могу сказать: «Лучше давай играть лучше, по-хорошему» или поправить то, что покосилось. А если оно опять покосилось, то играть в него не из бумаги, а из дощечек, или придумать ещё что-нибудь. Ведь это же игра в игрушечную жизнь, а в игре в настоящую жизнь и я, и те, с кем я играю, уже радостны и счастливы. И если тебе разонравились игрушечные правила игры в игрушечную жизнь, то ты можешь сказать себе, играя в настоящую жизнь: вот пришла Алиса, могущественная волшебница, взмахнула волшебной палочкой – и…

Тут Алиса замолчала, посмотрела удивлённо и спросила:

– Но разве этого кто-нибудь не знает? Зачем об этом рассказывать, разве кто-нибудь об этом забыл?

– Понимаешь, Алиса, взрослые, играя в настоящую жизнь, зачем-то напридумывали себе ссоры и битвы, жадность и заколдованные сокровища, до которых нельзя добраться, потому что их стерегут ужасные чудовища. А играя в игрушечную жизнь, взрослые придумали себе боль и горе, безысходные страдания и несчастную судьбу, в которой если что-нибудь построишь, то надо радоваться, что оно пока ещё не развалилось, но потом оно всё равно развалится…

– Почему же взрослые ничего не поменяют, – воскликнула Алиса, – неужели им нравится такая игра?

– Видишь ли, Алиса, взрослые почему-то считают это настоящей жизнью. Они уверены, что для того, чтобы можно было легко всё поменять, им непременно нужно попасть или в высшую реальность, в которой действуют магические силы, или в сновидение, в котором постараться «проснуться», или в Зазеркалье… Им надо вспомнить одно очень важное правило: реальность для тебя – это то, что ты сам считаешь реальностью, то есть те правила, по которым ты сам играешь в жизнь.

– А если взрослым сказать об этом правиле, – обрадовалась Алиса, – то они ведь вспомнят его? Они же сами говорят, что очень хотят быть счастливыми!

– Самое удивительное, Алиса, что взрослые не верят в это правило – одни не хотят верить, другие боятся поверить, опасаясь обмана. И те и другие слишком привыкли считать, что быстро и легко ничего нельзя изменить.

– Но то, во что играют взрослые, всё-таки остаётся игрой, – справедливо заметила Алиса, – неужели, чтобы хоть о чём-то можно было говорить со взрослыми, надо тоже поверить в реальность их реальности?

– Совсем необязательно, Алиса. Разговаривая со взрослыми, всегда помни, что это – игра. Игра, где все радостны и счастливы, потому что хотят играть именно в это. И тогда ты всегда будешь в своей игре, а взрослые пусть думают, что хотят. Может быть даже, некоторые из них поймут и присоединятся к твоей игре, чтобы однажды сказать друг другу: «Лучше давай играть по-человечески, а то, для чего не годится бумага, мы сделаем из дощечек».

– Вот замечательно! – Алиса запрыгала и захлопала в ладоши. – Пусть будет счастье!

Лидия Молодкина Сказка о том, как Авдотья Лебединой девой стала

У Царя моря-океана была любимая дочка – Авдотья, красы невиданной. Волосы длинные светлые вьются ниже пояса, как водоросли. Глаза, как небо голубое, что в воде отражается. Кожа нежная белая, лишь лёгкий румянец на щеках, как утренняя зорька. А стан такой гибкий да стройный, идёт – как лебёдушка плывёт. Да и умница такая, каких мало.

Много было ей по рождении даров, а самый необычный – колдунья, знакомая царя, сделала. Предсказала, что как наступит совершеннолетие, будет Авдотья обладать силой волшебной, магической при условии, что совершит сверхъестественный поступок: жизни своей ради другого не пожалеет. Не понравилось царю это предсказание, выгнал он колдунью со скандалом, на что колдунья пригрозила:

– А не совершит Авдотья поступка до совершеннолетия, то всё потеряет, даже свой человеческий облик, – хлопнула дверью и ушла. Вот ведь карга старая, что пожелала.

Оберегал царь свою дочку, как жемчужину редкую, никуда от себя не отпускал. А если выходила куда Авдотья, то только с няньками и мамками, да с охраной великой.

А ближе к совершеннолетию нашёл царь жениха для Авдотьи – колдуна-чародея, что обещал от предсказаний уберечь. И хоть не молод жених был, и дела за ним тёмные водились, да где другого-то найти, чтоб от злого предсказания защитил?

И жених явился заранее с подарками для невесты. Как увидела его Авдотья, так сердечко её холодом обдало – неужели с таким страшилищем жить придётся. Побежала она к царю-батюшке, стала его умолять – не выдавать её замуж за колдуна.

Царь опешил: «Да разве это мыслимо, за три дня до свадьбы жениху отказывать, он уже и слово царское дал! А о предсказаниях колдуньи Авдотья забыла, что ли? Кто её спасёт, как не колдун-чародей? Или Авдотья хочет лишиться своей красоты, своего человеческого облика? Вдруг и правда превратится в птицу, лягушку или тварь ползучую?»

– Я этого не переживу! – заключил царь, – Так что иди, к свадьбе готовься!

А чтоб утешить плачущую дочку, разрешил ей погулять одной по берегу моря последние три ночки.

Вышла Авдотья на берег моря, села на камушек и пригорюнилась. Что делать: и за колдуна замуж идти не хочется, и от отца не убежишь – одной не справиться. И запела она песню грустную, песни ей всегда помогали. А надо сказать: голос у неё был такой дивный, что когда Авдотья пела – соловьи стыдливо замолкали. А тут столько печали в её голосе было, что листочки на деревьях стали сворачиваться да слёзы лить.

Вдруг Авдотья слышит голос мужской:

– Ты о чём, красавица, так печально поёшь, чем помочь тебе?

Смотрит Авдотья, стоит перед ней добрый молодец, участливо голову склонил, Святозаром представился. Удивилась Авдотья, обычно люди не слышат её пения, не дано им. А тут, пожалуйста, диво какое, услышал и помощь предложил! Посмотрела она в глаза молодцу, и забилось её сердечко трепетно. Подумала Авдотья: вот за кого замуж бы пошла с радостью.

Рассказала Авдотья всё без утайки: и что бежать ей некуда – и от колдуна-чародея не спрячешься, и от судьбы не убежишь… Задумался Святозар, переспросил:

– А что за поступок тебе нужно совершить, чтобы в облике человеческом остаться?

– Не знаю я, да и никто не знает, кроме колдуньи. А она на батюшку осерчала и у нас не бывает. Где живёт, не знаю.

– А может тебе, Авдотьюшка, самой к колдунье сходить и всё у неё выспросить? Я готов тебе помочь. Полюбил я тебя, Авдотьюшка, как только увидел. Даже раньше, когда заслушивался твоим пением дивным, да только подойти не мог, уж больно много вокруг тебя мамок и нянек было. Первый раз тебя одну вижу.

Засмеялась радостно Авдотья:

– Я согласна, Святозар. Завтра ночью приду. За день у царя-батюшки выведаю, где колдунья живёт, а с тобой хоть к колдунье, хоть на край света пойду.

На следующую ночь прилетела Авдотья, как на крыльях. Уж очень ей понравился добрый молодец – весь день только о нём и думала. А Святозар уже ждал девушку. Бросились они в объятья друг другу, как будто не день, а век не видались. Рассказала ему Авдотья, как уговорила она отца сходить к колдунье с дорогими подарками, царь-батюшка разволновался и проговорился случайно, где колдунья живёт.

Оказывается, и идти никуда не нужно, колдунья внутри горы в пещере живёт и никогда на свет не выходит.

Не откладывая, пошли Святозар с Авдотьей в пещеру. Встретила их колдунья с ворчанием:

– Зачем пожаловали, кто вас звал?

Поклонились гости незваные колдунье до земли, прощенья за самовольный приход попросили. Авдотья подарки ей на стол выложила (все украшения, что у неё были, не пожалела) с просьбой простить царя-батюшку за поступок неблаговидный. Смягчила свой гнев колдунья, предложила сесть им:

– Зачем пришли, можете не говорить, и так знаю. Что смогла убедить отца придти повиниться – ценю, а что сама пришла и повинилась за отца – вдвойне ценю. Снять своё предсказание не могу, уж очень на царя-батюшку сердита была, в сердцах всё сказала. Я ведь тебе, Авдотьюшка, добра желала. Силу в тебе магическую увидела, да только спала та сила, и лишь поступок мог ту силу разбудить. А теперь только одним могу тебе, Авдотья, помочь. Вот тебе три задания, силу тебе на выполнение дам – успеешь за оставшееся время хоть одно задание выполнить, останешься в своём обличье. Первое задание тебе – спасти сестрицу свою – Русалочку, что от любви в облачко превратилась.

Попрощалась Авдотья с любимым. Его добрые пожелания силы ей прибавили, и отправилась к Русалочке.

Встретила Русалочка Авдотью как любимую сестрицу, про всех расспросила. Рассказала Авдотья сестрёнке обо всех и о своей миссии поведала, что явилась она помочь Русалочке стать красавицей-девицей или русалкой. Обрадовалась сначала сестрица, а потом задумалась и говорит:

– А знаешь, Авдотьюшка, пожалуй, не хочу я ничего менять, мне и так хорошо. Как облачко, я всем деткам помогаю, сказки им хорошие навеваю, радость приношу, а они в ответ меня очень любят. Русалкой я не хочу быть, а человеком тоже не вижу смысла. Я всегда была скромной, несмелой, не смогу я принца у этой самозванки отбить, и что мне тогда делать – страдать? А облачком я прямо к дворцу принца подлетаю и пою ему песни. И принц меня слышит, чувствует, где я, потому что сразу подходит, говорит слова ласковые, и мне так хорошо! Не хочу я ничего менять.

Сказала так Русалочка и улетела облачком розовым. Подумала Авдотья, а может, не слушать сестрицу, да и превратить её в человека, раз колдунья силы дала. Но прогнала Авдотья эту мысль прочь, понимая, что Русалочке от её действий лучше не будет. Вернулась Авдотья огорчённая. Рассказала всё другу сердечному. Одобрил он её действия. Время ещё есть и задания ещё остались.

Усмехнулась колдунья, увидев Авдотью, и дала ей второе задание. Побледнела Авдотья, услышав, к кому её колдунья посылает. Перенесла её колдунья к далёкому синему морю, на берегу которого стояла изба старая, где жили старик со старухою.

Позвала Авдотья рыбку золотую. Приплыла рыбка и молвила:

– Чего тебе надобно, старче? Опять старуха одолела? – но увидев на берегу девицу-красавицу, умолкла рыбка в удивлении на мгновение, потом сверкнула золотым пером… и сошла по волне на берег Царица – владычица морская, красоты неписаной! Обняла она Авдотью, к груди прижала.

– Не думала, не гадала, что счастье такое мне привалит – доченьку свою младшенькую увидеть у себя.

Рассказала ей Авдотья, что колдунья силы ей дала, и она может помочь матушке во дворец вернуться царицей, а не быть рыбкой золотой. Замахала руками матушка:

– Не нужен мне такой подарок, доченька. Наказал меня отец твой за ослушание, в рыбку превратил, в дальнее море отправил. Да только здесь хоть и рыбка золотая, да вольная, Владычица морская, а во дворце я как пленница жила. А ещё скажу тебе по секрету, тут как-то видела, что за мной издалека рыба необыкновенная наблюдает. Я-то сразу узнала, что это отец твой был, но виду не подала. А он уже не раз приплывал. Так что у меня сейчас новая жизнь начинается. Твой отец опять за мной ухаживать начинает, уж теперь-то я отыграюсь. Ты уж прости меня, доченька, но не хочу я ничего менять. Извини, не могу я долго в человеческом облике находиться – задыхаюсь.

Сказала так царица и нырнула рыбкой золотой в набежавшую волну.

Перенеслась Авдотья на прежнее место, где ждал её Святозар. Со слезами на глазах рассказала ему всё. Как мог, утешил её Святозар, одобрил её действия.

Заплакала Авдотья, а вдруг и третье задание она не выполнит и превратится тогда в зверюшку какую-нибудь.

– Милая моя, любимая Авдотьюшка, я тебя так люблю, что ты мне в любом облике мила. Я тебя обязательно найду, придумаю что-нибудь. Иди к колдунье за третьим заданием, а то уже время на исходе.

Увидела колдунья Авдотью и рассмеялась:

– Что ж так печальна, голубушка? Не захотела матушка во дворец царицей идти? Так ты ж могла против её желания чудо совершить, ведь царицей-то лучше быть, чем рыбкой. Не смогла. А может, оно и лучше так-то? Ну да ладно. Вот тебе последнее задание. Ты должна вернуть невесту Святозара, что рассталась с ним много лет назад. Ей сказали, что жених её погиб в битве с врагами, она и согласилась выйти замуж за другого. Пойди – обрадуй.

Зарыдала Авдотья, как же так, ведь Святозар её любит, и она любит Святозара, а тут какая-то невеста?

– А коль любит тебя, то бросит он свою невесту и к тебе вернётся, чего ты боишься. Торопись, время на исходе, – сказала колдунья и отправила Авдотью к бывшей невесте Святозара.

Очутилась Авдотья в тереме, где жила невеста Святозара, только теперь она была замужем, и детишки бегали по терему.

Подошла Авдотья к хозяйке, представилась и сказала, что жених её бывший, Святозар, жив и здоров, и если помнит его хозяюшка, то Авдотья может ей помочь с ним встретиться.

– Ах, – вздохнула хозяюшка, – как же мне не помнить своего милого жениха, это ж были мои лучшие времена, и я так рада, что он жив и здоров!

Опечалилась Авдотья, простилась мысленно со своим любимым, но предложила хозяйке перенести её прямо сейчас к Святозару, чтобы были вместе счастливы.

– Ты что, с ума сошла! – воскликнула хозяйка, – у меня же муж и детки малые, и пусть мой муж не такой красавец, как Святозар, и не так с ним весело, но я не хочу менять свою спокойную жизнь, так что уходи!

Вышла Авдотья и задумалась – что делать? Оставить всё, как есть – разрушится её жизнь. Выполнить задание, отправить невесту к Святозару – разрушится спокойная жизнь у бедной хозяюшки, семейство останется без хозяйки, да и Святозар не сможет долго со своей бывшей невестой быть. Надо принимать решение, и Авдотья чувствовала, как силы в ней крепнут для чего-то важного…

Всю ночь Святозар не спал, ожидал свою любимую, но она так и не вернулась. Пригорюнился он, сел на камушек, стал на воду смотреть – вот дельфины проплыли… Сколько в них лёгкости, грации. А вот чайка пролетела, пронзительно крича… Святозар понял, что во всех-то он Авдотьины черты ищет. Вот лебеди пролетели, опустились на воду у берега… Сердце Святозара забилось учащённо, уж очень они ему Авдотьюшку напомнили. Да тут коршун чёрный налетел на самую красивую лебёдушку. Выхватил Святозар стрелу и прикончил злодея, закричал:

– Авдотьюшка, я узнал тебя, – побежал он по воде, как посуху, взял лебёдушку нежно на руки и на берег отнёс, даже не замочив подошвы.

Тут появилась колдунья и, увидев такую идиллию, заулыбалась и обратилась к лебёдушке:

– Ах, Авдотьюшка, хватит притворяться. Или тебе нравится быть лебёдушкой? Ведь ты догадалась уже, что выполнила задание. Только не знала, что с колдуном-чародеем делать, да Святозар твою проблему решил.

Пришло время Святозару удивляться. Колдунья объяснила:

– Прежде чем разбудить в Авдотье магическую силу, надо было проверить, сумеет ли она удерживать эту силу и не творить чудеса необдуманно во вред кому-то. А в последнем задании Авдотья смогла спокойную жизнь простого человека поставить выше своей жизни.

– Вовсе и не так, – возразила Авдотья (пока они разговаривали, лебёдушка уже превратилась в прекрасную девицу), – я всё обдумала. Я почувствовала в себе такую силу и поняла, что смогу найти выход из любой ситуации. Мне только одно не понятно, как ты меня сразу узнал и от чародея спас, а главное, как ты сумел по воде, как посуху, пройти?

– Ты, похоже, забыла, Авдотьюшка, что я – мужчина, а мужчины – маги. Любовь к тебе помогла мне в это поверить – вот и всё волшебство.

Они радостно засмеялись, поблагодарили колдунью, обернулись белыми лебедями и улетели чудеса творить, да помогать тем, кто в беду попал…

Сказка про фею Виолину

В некотором царстве-государстве жила девушка. Была она и юной, и красивой.

Густые длинные волосы были украшены цветами. Длинное лёгкое платье окутывало фигуру как облачко и не мешало двигаться. А сзади ниспадали мягкими складками нежно-сиреневые крылья. Да-да, именно крылья.

Ничего удивительного, ведь Виолина была обыкновенной феей. У неё было очень ответственное дело – творить красоту. От прикосновения её рук распускались необыкновенные сказочные цветы, оживали и начинали порхать нежные бабочки, а птицы при её приближении пели чудесные песни.

И надо было везде успеть – развеселить плачущего малыша, быстро залечить разодранную коленку, помочь Золушке стать принцессой – да мало ли дел у феи! Виолине очень нравилась её работа, и она целыми днями летала по делам, и прозрачные её крылья развевались сзади, как плащ.

Всё было чудесно в царстве-государстве, пока не случилась беда. Соседний правитель – злобный и завистливый – ненавидел Красоту и радостный смех. Он опасался, что эта «зараза» проникнет в его тёмный мир.

Решил подлый государь уничтожить сказочную страну. Налетел он ночью чёрным ураганом, вырвал с корнями все цветы, растоптал всё, что мог, засыпал чёрным пеплом, раскидал, разметал по миру всех жителей.

Очнулась Виолина в каком-то горном селении. Всё лицо и тело было в грязи и ссадинах, одежда висела лохмотьями. Но самое печальное – Виолина ничего не помнила, даже своё имя забыла. Местные жители долго пытались узнать – кто она и как её зовут. Виолина смогла вспомнить только первые две буквы. И тогда местные жители назвали её Виной.

С тех пор Вина стала жить в горном унылом селении. Там совсем не росли цветы, даже трава была хилая и жухлая. Все жители с утра до ночи были заняты важным делом. Они таскали из предгорья камни к своему селенью, чтобы засыпать путь горной речушке, что весело и стремительно мчалась с вершины горы прямо перед их селением и мешала жителям спать своим беспрестанным журчанием. Целыми днями они носили камни и заваливали реку, но за ночь все завалы упрямая речка размывала и опять с весёлым журчанием неслась мимо селения вниз.

Вина тоже включилась в эту работу, хотя не понимала, зачем такой весёлой, говорливой речке перегораживать путь. Тем более, что речка кормила и поила всех жителей. Она пыталась переубедить жителей, но никто её не слушал. Над ней смеялись и называли её уродиной, ведь Вина не была такой приземистой и большерукой, как большинство жителей.

Лишь один паренёк по имени Олин не смеялся над ней и всегда ей помогал, чем только мог. Они подружились. Часто по ночам, когда все жители спали, они уходили в горы и любовались на звёздное небо и сочиняли историю. О том, как на далёкой звезде живут необыкновенные существа, которые умеют летать, творить чудеса, и как там красиво и сказочно.

Однажды ранним утром, когда Вина тащила очередной камень, она услышала крик о помощи. Это кричал её друг. Олин поскользнулся на мокрой земле и полетел в пропасть. Успев ухватиться руками за выступ скалы, Олин из последних сил звал на помощь. Но жители были заняты важным делом и не собирались отвлекаться на такие пустяки.

Вина наклонилась над пропастью и с ужасом поняла – ей не дотянуться до Олина, слишком далеко! Израненный Олин терял последние силы. И тогда Вина решила прыгнуть к Олину, развернув плащ, как купол. Думая только о спасении друга, Вина прыгнула.

Плащ от ветра расправился, натянулся и засверкал нежно-сиреневым светом. Вина успела подхватить потерявшего сознание Олина, и какая-то неведомая сила помогла ей подняться вверх и приземлиться на безопасное место. Олин лежал без движения, весь в ссадинах и ранах.

– Господи, помоги мне спасти друга, – взмолилась Вина, – научи, как это делать.

Её руки стали нежно заглаживать раны. Она уговаривала ранки затянуться. Вина так хотела помочь другу, что только об этом и думала. И произошло чудо. Все ранки затянулись, и Олин даже слегка порозовел.

Нежный поцелуй Вины вернул сознание Олину. Он открыл глаза и улыбнулся.

– Ты – моя спасительница, моя сказочная фея. Посмотри, у тебя же сзади крылья, а не плащ!

Слёзы радости текли по щекам Вины, она была счастлива, что её друг жив.

А Олин продолжал шептать нежные слова:

– Мы теперь с тобой, как одно целое, у нас даже имя должно быть одно – Ви-Олин.

И тут девушка вспомнила, что её действительно зовут – Виолина. Воспоминания потоком нахлынули на неё. Виолина радостно засмеялась:

– Ты знаешь, Олин, меня действительно зовут Виолиной и я – фея и могу творить разные чудеса. Это ты помог мне всё вспомнить!

Олин спросил:

– Теперь ты полетишь в свою сказочную страну?

– Нет, Олин, я никуда не полечу. Мы с тобой здесь будем создавать сказочную страну – хочешь?

Олин легко поднялся, они взялись за руки и пошли в сторону восходящего солнца, чтобы творить чудеса и создавать наяву сказочную страну.

Сказка про Кощея

В стародавние времена, когда люди умели летать как птицы, плавать как рыбы и творить другие чудеса, жили на краю леса Любомир с Любавой.

Жили они в мире и согласии со всеми, никого не обижая. Да вот с некоторых пор стали замечать, что зверьё стало тревожиться, а то и вовсе пропадать, птицы стали умолкать, беду ожидаючи. Что-то неладное творилось…

А это на дальнем болоте завелась тварь бестелесная. Откуда взялась – непонятно, да такая злобная да агрессивная оказалась! Всю живность, что была близь болота, эта тварь загубила. Ни птицы, ни зверья, ни насекомых – ничего вокруг болота не осталось. Даже травинки-ягодки и те исчезли. Только тварь бестелесная вокруг расползлась туманом едучим, топью вонючей.

Пошли Любомир с Любавой с тварью разбираться. Решили наказать ей строго-настрого никого не обижать и жить со всеми в мире и согласии по законам человеческим. Да только для той твари законы не писаны. Она даже слушать людей не стала. Напала на них, окутала туманом едучим, опутала паутиной крепкой и стала из них силы высасывать. Она давно людям завидовала, их умению бегать, летать, плавать. Уж больно ей хотелось в их тела вселиться, да никак не могла до них добраться. А тут – люди сами пришли.

Почувствовал Любомир, что сейчас с тварью им не справиться, крикнул Любаве, чтобы спасалась она, а он тварь отвлечёт. Да только тварь Любаву крепко держала. Стала Любава зеленеть, да пупырышками покрываться и вдруг… в лягушку превратилась! (То ли по своей воле, то ли от козней твари – непонятно…)

Услышал Любомир последние слова своей любимой:

– Спасайся, любимый, из последних сил. Сбереги самое главное, что у нас было. За меня не беспокойся, мне матушка-земля поможет. «Я найду тебя!» – сказала и исчезла. Как сквозь землю провалилась…

От неожиданности ослабила путы свои тварь бестелесная. Рванулся Любомир из последних сил, вырвался из тумана едущего высоко в небо и полетел. Да только далеко улететь не смог, высосала тварь силушку-то… Долетел он до дремучего леса и рухнул у озера лесного.

Много веков прошло с тех пор. Разлилась тварь бестелесная по земле-матушке. В тела людей вселилась и не поймёшь теперь – то ли человек идёт, то ли пустышка болотная. Стали жить люди не по человеческим законам, а хуже зверья дикого.

А у озера лесного поселился с тех пор житель непонятный. Тайна у него какая-то была, и берег он её пуще жизни, прятал ото всех. Силы ему эта тайна давала, да бессмертие. Век за веком шёл, а он всё жил, только усох весь, кожа да кости. Да только дух в нём был такой, что никто его одолеть не мог. Сколько тварь бестелесная богатырей на него ни посылала – ни один с ним не справился! Прозвали его Кощей Бессмертный. Решили, что по скупости своей он такой нелюдимый, да по жадности ни с кем секретом своего бессмертия не делится. А сам, поди, на золоте сидит…

Водился за Кощеем ещё один грех – девок красивых воровал. Как прослышит, что в каком-то царстве-государстве девица-красавица объявилась, так обязательно украдёт. Правда, девки на него не жаловались. Не обижал он их. Кормил, поил и всё выспрашивал:

– Кто такая, какого роду-племени, что помнит о своём далеком прошлом?

Повыспрашивает да и отпускает с подарками восвояси. Но окружающий народ всё равно Кощея не любил, боялся. Деток капризных Кощеем пугали.

Да и лесные жители не жаловали его вниманием. Лишь Баба – Яга к Кощею хаживала запросто. Вместе они козни строили твари бестелесной.

Забредёт, бывало, какой-нибудь добрый молодец к избушке Бабы – Яги. Баба – Яга его приветит, как положено на Руси – накормит, напоит, в баньке выпарит да и спрашивает:

– Ой ты, гой еси, добрый молодец, чей будешь?

И если видит, что не совсем изгоем стал молодец, направляет его к Кощею на битву. Кощей молодцу-то во время битвы мозги прочистит от хмари болотной да боевым искусствам каким-нибудь обучит.

И идёт добрый молодец по миру со злом воевать, твари бестелесной досаждать.

Очень уж Бабе – Яге нравилось пакости делать этой твари. Она смехом радостным заливалась и прямо молодела на глазах. Кощей говорил, что ребячество это, да пустая трата времени – так тварь не одолеть. Вот если бы нашёл Кощей свою раскрасавицу, что потерял когда-то, да поделился с ней своим секретом – вот тогда тварь бестелесная почувствовала силушку человеческую.

Тут Баба – Яга и вспомнила:

– Кощеюшка, а прослышала я намедни, что в тридевятом государстве объявилась царевна необыкновенной красоты. Всё время лягушкой была, а как царевич её поймал да по дурости или по-пьяну в жены взял, лягушка в царевну и обратилась. Только имя своё не помнит, её так и зовут – царевна-лягушка. А уж какая искусница: что пирог испечь, что ковёр соткать – лучше её нет! Уж больно царь тамошний ею доволен.

Встрепенулся Кощей, даже порозовел от радости:

– Спасибо, Ягушечка, за добрую весть!

Сказал и, недолго думая, обернулся ветром порывистым и улетел в тридевятое государство.

А царевна-лягушка в это время как раз со своим царевичем рассорилась: зачем без её ведома шкуру лягушечью сжёг? Царевна надеялась, на шкурку-то глядя, вспомнить своё имя, своё прошлое, а теперь всё прахом обратилось. Решила: пускай Иван-царевич ищет её по белу свету. И позволила Кощею украсть себя.

Принес Кощей Бессмертный царевну в свои хоромы и рассказал ей всё – что суженный он её, что смог он унести с поля битвы с тварью самое главное, что у них было, что сумел сохранить это в секрете от всех много веков, ожидаючи свою ненаглядную. Что только это ГЛАВНОЕ давало ему силы и бессмертие и что до сих пор он хранит этот секрет в ларце на старом дубе.

Не поверила царевна-лягушка Кощею. Посмотрела на него – такой плюгавенький, кожа да кости – разве он ей ровня? Вот Иван-царевич – хорош, кудри золотые вьются до плеч, косая сажень в плечах. Не разглядела царевна в Кощее духа его могучего.

Рассмеялась Кощею в лицо:

– Это хорошо, что ты мне про секрет рассказал. Теперь недолго тебе жить осталось. Я своего Ивана-царевича к дубу перенесла, он уже твой ларец мечом разбивает.

Схватился Кощей за сердце, воскликнул:

– Что же ты наделала, Любавушка, ведь в том ларце любовь наша хранится. Последняя искорка любви настоящей человеческой. Если попадёт она в руки чужие, грязные, не быть нам людьми никогда.

Лишь услышала царевна имя своё, как пелена с неё спала. Вспомнила она всё и ужаснулась содеянному. Перенеслась Любава к дубу высокому, и вовремя – Иван как раз последним ударом разбил ларец. Выскочил из ларца заяц и бросился в лес бежать. Обернулась Любава рыжей лисицей и догнала зайца. Вылетела из зайца утка и взмыла высоко в небеса. Обернулась Любава соколицей – догнала утку, а из утки яйцо выпало прямо в море-океан. Нырнула Любавушка щукой зубастою на самое дно и нашла яйцо.

Принесла Любавушка драгоценную ношу Кощею Бессмертному, преклонила перед ним голову:

– Ты прости меня, суженный мой, что не вспомнила тебя сразу. Вот секрет твой цел и невредим, – сказала и протянула Кощею руки с драгоценным грузом.

Взял Кощей Любаву за руки. Заглянул Кощей в глаза её бездонные, и словно искра прошла меж ними. Растворилась от их горячих рук скорлупа у яйца и словно солнышко вспыхнуло, осветило мир вокруг радужным светом. Превратился Кощей Бессмертный в доброго молодца. Обнял он Любаву, поцеловал в губы алые, и пошли они по свету рука об руку. Где их ноги ступали – там всё расцветало цветами необыкновенными.

И люди, которые им встречались, – тоже начинали меняться. Пелена болотная с них спадала. Вспоминали они себя прежних. От большой любви Любомира и Любавы, как от костра, в них искорки загорались.

Не выдержала тварь бестелесная такого огня любви человеческой, стала таять повсеместно, да и исчезла вовсе.

Вот какая сила оказалась в любви чистой, человеческой!

Сказка про царевну Любаву

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. Был он добрым и справедливым. И царство его процветало. Реки полноводные, леса грибами да ягодами богатые, зверья всевозможного полно, поля колосятся, луга разнотравьем пестреют. Живи да радуйся!

Да только царь всегда печальный ходил. А как тут не печалиться? Вот уже пятнадцать лет, как пропала его раскрасавица жена. Пошла она как-то с мамками да няньками на дальнее болото за клюквой (уж больно там клюква была крупная да вкусная). А во дворец мамки да няньки вернулись одни – пропала царица, как в воду канула. Сколько дней её ни искали – всё напрасно!

Так и тосковал с тех пор царь. Одна радость осталась – дочка Любава. Такая красавица подрастает – вылитая матушка. И голос такой же певучий, да и чудеса творить, непонятно в кого, умела.

На совершеннолетие подарили ей перстень необычный, родовой, что усиливает чудесные качества. Только никто не знал, как заставить его действовать. А Любава, как надела перстенёк, вокруг пальчика провернула, что-то шепнула и вмиг в белую голубку обернулась. Все только диву давались, как это у неё получается.

Все любили Любаву, всё ей разрешали. Только на болото ходить царь-батюшка запрещал. А Любаве так хотелось побывать на болоте, где её матушка пропала. Она была уверена, что следы матушки-царицы сохранились, надо лишь внимательно поискать. Тем более, что Любава могла как птица летать, как рыба плавать. Но царь-батюшка был неумолим. Сколько лет чуть ли не каждый день царицу ищут – всё без толку. Не хватало, чтобы и дочка сгинула!

Любава не стала спорить, но подумала, что ищут-то днём, а если ночью поискать – некоторые следы виднее будут. И приснился ей как-то сон, будто летит она над болотом ночью и видит, как что-то светится на середине болота и голос оттуда раздаётся – да такой тихий, грустный!

Проснулась Любава в холодном поту и решила не откладывать свой поход на дальнее болото ни на минуту. Зашла Любава тихонечко в опочивальню к царю-батюшке. Поцеловала его сонного, мысленно повинилась за ослушание, повернула на пальце свой перстенёк, да и выпорхнула из окна голубицей.

Летит голубица над болотом – тишина, запахи незнакомые, темнота гнетущая, жутковатая. А назад повернуть не желает – уж очень хочется матушку отыскать. И вдруг действительно увидела Любава еле заметное свечение на самой середине болота. Да и болото тут было необычное, как речной омут, а свечение шло от самого дна.

Обернулась голубица лягушкой зелёной, да и нырнула в омут. Чем глубже она опускалась, тем светлее становилось. А на дне совсем светло стало, и свет шёл от пузыря прозрачного (как рыбьего, только очень большого). Сидела в том пузыре девица красы невиданной. Косы золотые до пят, глаза голубые, как небо, только очень грустные. Подплыла царевна ближе, присмотрелась и как себя в зеркале увидела – до чего ж была похожа на неё пленница. Поняла Любава, что это её матушка. Порвала царевна водоросли, которыми пузырь был привязан к камню, он и всплыл на поверхность. Позвала Любава ветер на помощь. Подул ветер-ветерок и подкатил пузырь к берегу сухому. У самого берега наткнулся пузырь на сухой пенёк и лопнул. Подхватила Любава матушку свою, в чувства её привела, рассказала ей – кто она.

Разрыдалась матушка, увидев около себя свою дочку такой большой и красивой.

– Что же ты, матушка, плачешь? Ведь мы живы и здоровы и теперь будем жить счастливей прежнего, все вместе!

Заплакала царица-матушка ещё сильнее:

– Не получится, доченька, жить нам вместе в счастьи и радости. Ведь это злой колдун заточил меня на веки-вечные за то, что не захотела я стать его женой. Каждый год он появляется здесь, спрашивает – не передумала ли я, и опять улетает. А если увидит, что меня нет, всё наше царство разорит, всех погубит. Как раз завтра поутру колдун опять прилетит. Так что беги, доченька, отсюда поскорее. Спасибо тебе, что пришла. Тебя увидела, мне сил прибавилось. Теперь могу хоть век просидеть в неволе.

Но Любава решила сама остаться вместо матушки. Посчитала, что колдун не заметит подмены, ведь Любава со своей матушкой похожи, как две капли воды. А перехитрить колдуна Любаве проще, ведь она может превращаться, в кого хочешь, да и перстень родовой ей поможет.

Как ни отговаривала матушка Любаву, всё было бесполезно. Уже светать начало, а они всё спорили. Наконец, матушка уступила, поцеловала доченьку, пожелала ей удачи и пошла во дворец.

Только матушка ушла, налетел чёрный ветер, закружил по поляне и обернулся злым колдуном:

– Ты, никак, бежать надумала? – грозно спросил колдун, приняв Любаву за пленницу.

– Нет, как видишь, на камушке сижу, тебя поджидаю.

– Неужели надумала по доброй воле ко мне идти? Пятнадцать лет заточения не прошли даром – поумнела, да ещё красивее стала.

– Пойду к тебе по доброй воле, но с одним условием.

– Это с каким же?

– Хочу с тобой хитростью помериться. Я спрячусь, если найдёшь меня за три дня – твоей буду, а не найдёшь – навеки эти края покинешь.

Захохотал колдун:

– Волос у тебя длинен, да ум короток со мной тягаться. Ещё не родился человек, который может меня перехитрить. Но я согласен, почему бы не повеселиться. Я тебе даже даю возможность три раза прятаться. Всё равно от меня нигде не затаишься. Прячься первый раз, – сказал колдун и исчез.

Задумалась Любава, кем бы ей обернуться. Вспомнила, как матушку освобождала, став лягушкой. Только решила кое-что посложнее придумать.

Обернулась Любава лягушкой, да не простой, а лягушкой-царевной. Села на болотную кочку и ждёт. Как раз в это время Иван-царевич по велению царя-батюшки жену выбирал – стрелу из лука пускал. Поймала лягушка-царевна стрелу, уговорила царевича взять себя в жены.

День проходит, второй – не может колдун Любаву найти. На третий день Любава на радости сбросила лягушачью шкурку, царевной обернулась да на званом пиру у царя давай отплясывать. Вот только Иван, дурья голова, взял и сжёг лягушачью шкурку.

– Что же ты наделал, Иванушка, подождал бы ещё денёк, всё бы к лучшему обернулось, а теперь…

Не успела договорить царевна, как налетел чёрный вихрь, подхватил её и унес на прежнее место к болоту.

– Хорошо прячешься, мне даже интересно стало. Прячься второй раз, – сказал колдун и унёсся чёрным вихрем прочь.

Погрустила Любава, да и надумала спрятаться у колдуна в его замке. Обернулась она сизой голубкой, дождалась ночи тёмной и, когда колдун уснул, залетела в его замок да белым пёрышком спряталась в его книге колдовской. Среди листочков затаилась.

День проходит, второй – не может опять колдун Любаву отыскать. На третий день нервничать стал, по замку бегает, злится, чувствует, что Любава где-то рядом, а найти не может.

Уже день к вечеру стал клониться, но не может колдун Любаву найти, аж весь взмок от злости. Распахнул он все окна. От сквозняка листочки книг стали шевелиться, пёрышко-то из книги и выпало.

Колдун сразу Любаву нашёл.

– Знал бы, что ты такая хитрая лиса, не стал бы с тобой спорить. Ну да ладно, прячься последний раз. Теперь-то уж я подготовлюсь заранее – нигде ты от меня не спрячешься, – сказал колдун, перенёс Любаву на прежнее место и исчез.

Села Любава на камушек и заплакала горькими слезами. Действительно, прятаться ей уже негде было, да и колдун пригрозил какую-то свою хитрость применить. Что делать, Любава не знала, так в слезах и уснула.

И явились ей во сне родители, царь с царицей, утешили и рассказали, что колдун удумал. Оплёл колдун, как паук, всё вокруг паутиной невидимой, и где бы Любава ни спряталась, он по ниточке-паутинке сигнал получит. Даже если лишь подумает Любава, где спрятаться, колдун уже будет знать.

Выход был один – порвать все нити, что связывают Любаву с этим миром и по которым колдун может её найти, пойти прямо к колдуну и действовать, как сердце подскажет.

– Любавушка, доченька, мы тебя очень любим и радовались бы, если ты была бы с нами. Но у тебя свой путь, неизвестный никому, даже колдуну. Так иди по нему смело. Да поможет тебе Бог! – поцеловали свою доченьку родители и исчезли.

Проснулась Любава, задумалась. А потом вспомнила, что колдун сейчас даже мысли её может прочитать. И пошла, не думая, в замок к колдуну, как родители советовали.

Удивился колдун, увидев Любаву, спрашивает:

– Что, решила больше не тягаться со мной? Правильно. Теперь ты из моей паутины никуда не выберешься, нигде не спрячешься.

Ничего не ответила Любава, прислушалась к своему сердечку, и подсказало ей оно, что нужно делать.

Взяла Любава ножницы и без сожаления отрезала свои длинные золотистые косы, да и бросила их между собой и колдуном. Где упали волосы, сразу вырос лес густой, непроходимый, высотой до неба.

Засмеялась Любава от радости. Думала, что избавилась от колдуна. А потом настроилась на своё сердечко вещее, прислушалась. Сердечко ей подсказало, что тянется от колдуна ещё несколько ниточек-паутинок, по которым он может её найти, и необходимо ещё одну преграду создать.

Сняла с себя Любава все украшения, платье, золотом расшитое. Осталась в одной рубашонке шёлковой. Бросила всё позади себя, и выросли на этом месте горы, снегом покрытые, скалы остроконечные, непролазные.

Прислушалась Любава снова. Подсказало ей сердце, что всего одна ниточка тянется от колдуна, но и по ней он может когда-нибудь её отыскать. Задумалась Любава. Что же ещё её с прошлым связывает? Получилось, что и с перстнем волшебным ей нужно будет расстаться.

Попрощалась она с перстнем, как с другом сердечным. Сняла и бросила назад за спину без сожаления. Треск раздался сзади, как будто лопнуло что. Отбросило Любаву порывом горячего ветра на землю и всё затихло. Поднялась Любава и удивилась: что-то изменилось, всё вокруг ярче стало… И такую лёгкость в теле ощутила, что хоть лети!

Поняла Любава, что избавилась она от колдуна на веки-вечные. А что косы обрезала – не беда, новые отрастут! Одежды красивой лишилась, так она и в простой рубашонке – красавица. А перстень волшебный – так он её волшебство усиливал, а всё, что было в ней, так и осталось. Поняла – если захочет, все свои способности восстановит.

И зашагала Любава по неизведанной дороге своей жизни, и запела радостную песню любви. И вдруг почувствовала, что где-то впереди точно такую же песню поёт добрый молодец, что идёт к ней навстречу. Поняла Любава, что это её суженый.

Как на крыльях полетела Любава вперёд, к своей судьбе…

Андрей Одинцов Первый пошёл вторым или Околоземный романс для бабочки с шоколадными глазами

… Я – Мужской Дух, нас таких в околоземном пространстве почти двадцать миллиардов, всепроникающих и всемогущих…

…А вот Душа Моя несравненная опять нежно и ненавязчиво «втравливает» меня в очередную историю – историю нашего нового рождения на Земле… В очередную авантюру то есть… И это уже не помню в какой раз… Похоже, в сто девяносто восьмой!? Или уже за две сотни перевалило? Ну, Она-то в курсе… Женщины всегда в курсе таких вещей…

…Я, Мужской Дух, просил Её, мою несравненную Вторую половиночку, Женскую Душечку, словами известного романса: «Не уходи. Побудь со мною… Как сильно я тебя люблю…» Так Она ответила: «"Страстью огневою" ты сможешь обогреть меня только на Земле…» Сам знаю, что только на Земле… Но ведь надо подготовиться… Всё обмозговать… Извлечь необходимые уроки из предыдущего рождения… И хорошо настроиться на новое рождение… И лучше было бы совместно как следует поразмышлять, заранее всё предусмотреть и всё сделать не торопясь – с чувством, с толком…

… « Я, – говорит моя обольстительнейшая, только на секундочку, – туда и обратно!» На Землю, то есть. Ничего себе: туда и обратно! Как будто в первый раз! Это, как минимум, сто лет на Земле! Ну да, сейчас поменьше… Некоторые и до пятидесяти не доживают, особенно мужики… Теперь все как ошпаренные: не успел родиться, как надо жениться, потом поработал пару десятков лет, и – на пенсию, а далее – кладбище… Вот раньше, например, всё было солидно и абсолютно без спешки: родился на Земле – живёшь себе несколько тысяч лет и выполняешь спокойно Божественное предназначение. А в Золотом веке – вообще люди жили по несколько десятков тысяч лет… практически вечно… И никакой спешки…

…И что я Её отпустил туда, на Землю, одну? «На секундочку!» Вечно Ей потрафляю! А что делать? Впрочем, Она ведь очень хорошо знает, что Её единственная обязанность – позволять мне Её обожать! Такая умопомрачительно очаровательная птичка!.. Сказано: красота спасёт мир! Одушевит – и готово! Особенно, если ей помочь немного – соструктурировать что требуется…

…Она, Душа моя, такая интересная, ни на что не похожая, переменчивая, непредсказуемая, загадочная, – любовался бы Ею, изучал бы Её, исследовал, эксперименты ставил непрерывно… да речь совсем не о позах… Речь о другом: о взаимодействии, общении, заботе… Божественной Любви…

…И вот Она уже там, на Земле, родилась в хорошей семье… А я – что? Завис здесь, в околоземном пространстве… не бездельничаю, конечно… Работы всегда навалом… Но сердце уже неспокойно… Хочется к Ней… К Душе моей!..

…Знает же, моя несравненная, что на Земле за последние несколько тысяч лет сформирована нечеловеческая трёхмерная реальность, строится технократическая цивилизация. Знает, что в каждое физическое тело понапихано всякого – тут и личность, и биокомпьютер, и букет негуманоидных качеств, сонм мнений, убеждений, стереотипов!.. Пока с ними разберёшься, крыша поедет! И это при том, что собственная человеческая сущность практически спит!.. И самый главный вопрос: как её разбудить-то в земных условиях?!.. И никто в этом не поможет – имеют значение только собственные усилия!.. Обо всём этом прекрасно осведомлена Душа моя! Зачем же тогда туда так торопиться?!

…Тут-то, в околоземном пространстве, всё более или менее понятно! Тут – мы претенденты на высокое звание Человеческого существа. И на Солнце живут парами полноценные человеческие существа!.. А на Земле в людей вселились негуманоиды и управляют ими. В каждое человеческое тело внедрена голограмма какой-нибудь нечисти – негуманоида, орка или голема. Понятно, что негуманоиды тоже создания Великих Божественных Сил! И этих негуманоидов надо одухотворять! И никуда мы от этого не денемся! И одухотворим! И это только часть общего Божественного предназначения Человечества!.. По-моему, после того, что произошло с человечеством в результате контакта с негуманоидной Вселенной… мы кого хочешь одухотворим! На самом деле… Естественно, сначала нам самим, людям, надо вылезти из этой, не к ночи будь помянута, негуманоидности…

…И всё-таки неприятно, что в твоё физическое тело на Земле, в котором тебе нужно родиться, одновременно залезет какая-то чуждая тебе «дрянь», чтобы тебя же и потреблять. И бороться с ней нельзя, потому что от твоей борьбы она только усиливается! А ты – должен с ней взаимодействовать по-человечески и с уважением, – юморить почаще, очаровывать и учиться управлять ею… Я всё это понимаю, но…

…Какая же моя Вторая половиночка всё-таки прелесть! Какой носик, а глазки! И маленькие мягонькие нежные пальчики. Пальчики нежные, но цепкие… Они так приятно щекочут! Но на Земле практически невероятно узнать Её – Вторую половиночку… Да и вообще, в этой негуманоидной реальности трудно даже самого себя вспомнить!.. За сто девяносто восемь земных рождений мне так ни разу ещё и не удалось себя вспомнить. Но шансы всё-таки есть!.. А тут без Неё, Души моей, скоро со скуки помру, хотя человеческая сущность и бессмертна…

…Друзья, поймите, пока я здесь, а Она – там, мало ли что может произойти! А мне ещё нужно уточнить свою задачу на очередное рождение, подобрать родителей, согласовать судьбу с Высшими силами… потом создать момент для благополучного зачатия, а девять месяцев в материнской утробе… отдай – не греши!.. И на всё это надо столько времени!..

…Ну, мне пора, а то любуюсь на Неё уже полчаса, а по земному-то времени уже третий год пошёл! Пока я туда-сюда, а Она уж, как в прошлый раз, мне по возрасту и в матери подойдёт! Ну ладно, мне уже давно пора на Землю!..

Ну вот ещё немного на Неё полюбуюсь отсюда и… вперёд!..

…И всё-таки, какая же Она миленькая! Так и хочется Её пощекотать! Отсюда, конечно, не достану… Да и Она не почувствует… Или погладить! А если поцеловать!.. Младенец, дитя – а уже красавица! А что будет в юности… в девичестве? А как Она расцветёт в зрелом возрасте!? Какие Она будет метать взгляды! Шоколадные глазки!.. Постреливать ими кокетливо! Играть ресницами! Они у Неё как две синхронно порхающие бабочки!.. Изящно поворачиваться! Туда… Сюда… Показывать каблучок! Крутой бочок! А Её завитушки!? На висках… На шейке… «И тёмной проволокой вьётся прядь…» Моя пушистая белочка!..

Да… время идёт… Вот смотрю, родители уже вплетают Ей бантики в маленькие косички! А какое симпатичное у Неё нежно-розовое платьице! И туфельки под цвет! И поясок! Как это умилительно!.. Как всё уместно! Какая чистота! Это же сама нежность! Обалдеть можно только от созерцания! Даже с такого космического расстояния!..

Да… в который раз убеждаюсь, что моя половиночка – это прелесть неописуемая и несказанная!..

…И как же прекрасна наша будущая встреча… Ощущение Зова в физическом пространстве… Поиск… Сближение… Радость узнавания… Восторг объединения… Великая Любовь!.. Я бы, конечно, и тут, в околоземном пространстве, ещё побыл… Посозерцал бы… Получше ощутил необъятную громаду Космоса… Конечно, мне надо бы ещё выявить все значимые факторы… Может быть, что-то ещё проанализировать, откорректировать условия…

…Да… Прекрасно помню Её боярыней… Помешало нам приблизиться друг к другу, похоже, главным образом то, что сам я родился в физическом теле холопа… А «социальных лифтов» в те времена было явно недостаточно. И я ведь это не учёл… Как жаль!..

…А Ей всё неймётся, неугомонной прелестнице моей!.. А здесь, без Неё, мне нет «драйва»… Всё теряет свою привлекательность и смысл… И некому мне «нарезать» масштабные задачи… И некому вдохновить на свершения!.. Да и вообще без Неё бы я вряд ли что-нибудь толковое сделал… Да, уже пора туда к Ней!..

…Только бы мне добраться до Неё! Я бы уж Её целовал-миловал! Холил и лелеял! Беспрекословно все Её желания выполнял! Я ведь кем хочешь могу быть – хоть дворником, хоть – президентом. Могу даже ассенизатором… Вопроса нет! Что-то я расфилософствовал-ся… А драгоценное время-то идёт… Только бы на Земле не растеряться!.. Ведь в земных условиях есть ещё такие, которые сбивают с настроя, – глазки щурят, плечиками поводят – в общем, всячески отвлекают…

…Помню, как мы с Ней оказались совсем рядом – в соседних деревнях! А я почему-то женился на Её лучшей подруге! И всё из баловства да от дурости… Потом жалел об этом, конечно, и собственными мозгами, растворёнными в спиртном, опорожнялся!

…Теперь пришло мне время исправлять допущенные ошибки…

…Да я опять что-то заразмышлялся, а время-то идёт! Летит!.. Ей на Земле уже седьмой год пошёл! Да уже пора принимать волевое решение!.. На Землю! На Землю! И никаких больше размышлений!

А интересно всё же, какое тело мне достанется на этот раз?

И ведь очень многое зависит от родителей… А ведь действительно, родители – лучшее, что нам даруется Богом при рождении в физическом мире…

…Ух ты! А Она-то! Всегда восхищался Её организаторскими способностями! И вокруг уже поклонники!.. И скучать не даёт никому! Это в Её стиле!.. Вот это актриса! Ей ещё и 16-ти нет, а Она уже – настоящий лидер! Увлекает за собой всех вокруг!.. Но меня там явно не хватает…

А на Земле Время Перемен и мне, как Мужскому Духу, однозначно надо быть сейчас там!..

…Итак, принимаю, наконец, волевое решение!.. А то если так пойдёт, то мужики на Земле окончательно переведутся!..

Думаете, я просто разглагольствую? Нет, тут совсем другое… Это почти рациональное изложение существа моих размышлений. Почему так длинно? Это просто такой большой плод моих долгих размышлений!

Стоп!.. Пора прекращать бесконечные разговоры!.. Я уже отчётливо слышу Её Зов! Значит, совсем пора! Ведь я, Мужской Дух, как «пионер», должен открывать новое, прокладывать Ей дорогу. Я ведь по природе своей лидер!.. Ну всё, завершаю любования моей милой пташечкой… А теперь вперёд, в физическую Реальность, на Землю! В физическое тело, чтобы успеть…

…Иду за своей дивной и обожаемой брюнеточкой! Я – первый и я по-ошё-ёё-ёл!.. Как же приятно, когда волевое решение принято и я пошёл… если быть совсем точным, то я почему-то снова пошёл вторым…

Николай Переяслов Пробуждение

«Да веселится Господь о делах Своих…»

Пс. 103, 31

Неся, как песню, смерть и разрушение, Первый карательный отряд Имперского Межгалактического Легиона Усмирения подходил к деревушке аборигенов. Зелёными монетками перезванивались над головами солдат листья неведомых деревьев, шелестела под ногами удивительно пахучая трава, разливались в поднебесье птичьи трели, но в глазах идущих не было радости – лица были напряжены и суровы, руки крепко сжимали готовое к бою оружие. Каждый куст, каждое дерево, каждая кочка таили потенциальную угрозу – в любую минуту оттуда могли вылететь стрела, пуля, камень, дротик или луч всепрожигающего лазера. Опасность представляло всё незнакомое и непонятное. И чтобы не остаться лежать падалью на этой вышедшей из повиновения планете, у каждого был только один выбор – убивать самому, первым…

Я – снайпер. Я стреляю в цель.

Мой выстрел верный.

К тому же я стреляю первым.

Наверно, потому и цел…

Прижавшись к шероховатому стволу толстого дерева, лейтенант Патрио Мьют взглядом, словно локатором, сканировал пространство, отделяющее его от ближних домов селения, прикидывал мысленно предстоящий бросок и ожидал сигнал к атаке.

…Я – снайпер. Глаз мой и рука —

мои два «боже».

А мир, как механизм курка,

лишь с виду сложен…

В такие минуты наивысшей собранности ему на память всегда приходили эти Бог весть где и когда вычитанные или услышанные, но отчего-то запомнившиеся стихи неизвестного поэта. Да что поэт, он и о себе-то ничего толком не знал, кроме того, что он, лейтенант Патрио Мьют, носит почётное звание «сына полка», а его коллективный родитель – Первый карательный отряд Имперского Межгалактического Легиона Усмирения, который выкормил и воспитал его с младых ногтей, и потому по приказу своего командира он готов убить любого, будь то ребёнок или собственная мать. Или же умереть самому. Детей у него не было, о матери он ничего не знал и давно уже о ней не вспоминал, зато хорошо помнил, что в Центральном банке на одной из нейтральных планет у него имеется довольно приличный счётец, а потому отбрасывал в сторону все прочие мысли и делал главное… Он – убивал.

…Резкий звук сигнального выстрела распорол застоявшуюся тишину чужого леса, вспугнул стайку диковинных серых птиц и, сорвавшись с места, Патрио по заранее намеченной траектории бросился к деревне.

Шесть шагов по прямой – кочка – упасть… Сильный толчок руками от земли – десять шагов бегом – и укрыться за деревом!.. Семь шагов вперёд – резкий поворот всем корпусом вправо – прыжок через яму…

Он не знал, есть ли в этой деревушке вооружённые враги – со всех сторон трещали сухие резкие выстрелы, но разбираться, кто стреляет, свои или чужие, было некогда. Сейчас настало время молниеносных, полуавтоматических действий.

…Шесть быстрых шагов, пригнувшись, к околице – там укрыться за сруб старого колодца – затем длинная автоматная очередь вдоль улицы – и ещё шесть шагов вперёд…

Он упал в придорожную канаву и уткнулся лицом в какие-то духовитые жёлтые цветы, на секунду отвлекшие его внимание от боя смутной, тревожащей ассоциацией, вызванной этим необычным запахом… Впрочем, сейчас было не до анализа ощущений – охватывая деревню свинцовым кольцом, звуки автоматных выстрелов слышались уже далеко впереди. Пружинно выбросив тренированное тело из канавы, он рванулся вперёд. Время на этой планете бежало необычайно скоро: едва успев заняться, день тут же начинал клониться к вечеру, и за это короткое время надо было успеть совершить невероятно много дел. И самое главное – выжить…

…А я-я вечно на посту…

… Мимо старого дома, что слева от дороги – швырнуть на бегу в его открытое окно осколочную гранату – и тут же упасть!..

…ваш грешный дух отъяв от тела,

я приближаю вас к Христу,

распяв на кончике прицела…

…Ещё один бросок вперёд – до вон той открытой калитки справа от дороги – пересечь заросший травой двор перед невысоким деревянным домом – вышибить ударом ноги ветхую дверь и сразу же – веерная очередь из автомата…

Патрио ввалился в полутёмную комнату, нажимая на спуск, но вместо привычного треска выстрелов – тишина. Судорожно задёргав заклинивший диск, он вырвал его из гнезда, со злостью отшвырнул в сторону и, выхватив из поясной сумки новый, начал лихорадочно вставлять его в приёмник.

– Не торопись, сынок, – раздался вдруг из угла спокойный голос. Патрио испуганно отпрянул назад.

– Кто здесь?

– Это я, Апакура… Спокойно делай своё дело, я подожду.

Заменив диск, Патрио осторожно сделал несколько шагов вперёд и в тёмном углу продолговатой комнаты увидел сидящую в кресле седую сморщенную старуху с тёплым пледом на коленях.

– Кто ещё в доме? – грозно спросил он. – Ну?!

– Никого, – ответила старуха, безучастно глядя перед собой, и добавила: – Только я и Смерть.

Патрио беспокойно осмотрелся по сторонам, заглянул в соседние комнаты. Толстый слой пыли покрывал всё, словно там уже много лет не появлялось ни одного живого существа.

– Ты что – одна здесь живёшь?

Старуха молча глядела перед собой невидящим взором.

– Когда-то у меня был сын, – прошептала она. – Сынок…

И, поднеся дрожащие руки к лицу – словно держала некую раскрытую книгу, – она, медленно раскачиваясь в кресле, хрипло-свистящим шёпотом заныла:

О, сын мой!

Осеннее утро ступает легко

ногами босыми.

О, как же любил ты бродить на заре

лугами пустыми!

Ветра на дворе… Трава в серебре…

О, сын мой,

Зачем теперь видеть всё то, чего ты

не сможешь увидеть?

Осыплются листья, увянут цветы

и вздрогнут осины…

Зачем теперь жить мне? Мир беден и пуст.

О, сын мой!

О, сын мой!

О, сын мой!

Стараясь не выпускать из виду подозрительную старуху, лейтенант подошёл к окну и выглянул на улицу. Стрельба откатилась за деревенскую околицу, на опушке дикого леса в стремительно сгущающемся сумраке метались розовые отблески подожжённых солдатами хижин, по небу тянулись хвосты густого дыма.

– Не переживай… Они скоро возвратятся, – произнесла старуха.

– С чего это ты взяла? – резко повернулся к ней Патрио. – И вообще почём тебе знать, куда нам надо?

Она беззвучно усмехнулась.

– Здесь только одна дорога… Та, по которой много лет назад такой же отряд, как ваш, увёл моего маленького сына… И теперь у меня больше нет моего мальчика. Нет… Но и той дороги больше не существует! Мост через реку разрушен!..

– Кем? – изумился Патрио.

– Мост разрушен, и значит, они возвратятся. И больше ни у кого не уведут сыновей в свою проклятую армию. Потому что и отсюда им тоже не уйти…

– Кем разрушен мост?! – снова прокричал свой вопрос лейтенант.

– Мною, – спокойно ответила старуха. – И не кричи, пожалуйста, я тебя хорошо слышу.

Он недоверчиво уставился на неё.

– Ты сумела без посторонней помощи разрушить мост?.. Да ты хоть до порога-то сама дойди…

Старуха сунула руки под плед и… кресло медленно выкатилось на середину комнаты – оказалось, что у него имеются колеса.

– А ты?.. – она уставилась на лейтенанта немигающим взглядом. – Ты… дойдёшь до порога?

Он навёл на неё дуло автомата, настороженно озираясь. Быстро опустившаяся тьма багровой кляксой прилипла к оконным стёклам, время от времени озаряя комнату отсветами дальнего пожара и мрачным кровавым блеском посверкивая в глазах пристально всматривающейся в него старухи. Ему хотелось броситься вон, убежать от её взгляда, но непонятная сила сковывала его, удерживала в этой низкой продолговатой комнате.

– Свет… В доме есть свет? – спросил он, оглядываясь вокруг, и комната тут же начала наполняться слабым, Бог весть откуда исходящим, свечением.

– В доме, где живу я и Смерть, есть всё, – изрекла, глядя перед собой, старуха. И мгновение погодя добавила: – Кроме жизни…

Патрио обошёл хозяйку и сел на стул. Странная, никогда прежде не приходившая к нему усталость, опутала всё его тело, мысли, чувства…

Зачем он здесь? Почему до сих пор не ушёл, почему слушает бред выжившей из ума старухи, когда давным-давно надо было пристрелить её и бежать догонять товарищей?

…Как выхлоп выстрела, душа,

покинув тела гильзу,

уносится, к Творцу спеша,

клубочком сизым.

О, сколько их засёк мой глаз —

всех возрастов, ростов и званий!

Что движет мною – страх? Приказ?

Или – призванье?..

Знакомые, всегда успокаивающие строки, на этот раз почему-то не помогали. Тем более, что дальше шло не совсем понятное, нелюбимое им место:

Я сам – Иуда, сам – Пилат

и тот, кто вбил в ладони гвозди.

Я вижу жизнь лишь из засад,

но и открыться мне уж поздно.

Так тяжело, хоть вой подчас…

И он почувствовал, что ему действительно тяжело, и хочется если не завыть, то заплакать, как бывало в далёком детстве, когда он сидел на коленях у матери, играл весёлыми жёлтенькими цветочками и слушал заунывно-протяжную песню их старого-престарого соседа – далёкого потомка какого-то племени индейцев аче-гуаяков…

Патрио закрыл глаза и почуял щекочущий аромат летнего полдня, запах цветов, услышал далёкую полузабытую песню:

Мы покинули дом.

Мы уходим туда, где нет зла.

Кто ещё не ушёл – тот уже всё равно не охотник.

Мы остались без стрел

и на вольные наши тела,

спеленав нашу гордость,

напялили тряпок охлопья.

Наших женщин нам не целовать,

они стелют чужие постели.

Нам плодов не срывать

и зверья не стрелять,

наша – больше не наша – сельва.

Наши песни – лишь слёз горький ком.

Больше нет нас, не знавших одежды.

Наши матери, девушки, старцы стоят под дождём,

это – наши надежды.

Лейтенант поднял глаза и встретил странно расширенный взгляд старухи. Он встал и снова выглянул за окно.

– Они точно вернутся назад? – произнёс он, не зная, хочет он этого на самом деле или нет.

– Почему ты меня не убил? – спросила в свою очередь старуха.

– Не знаю… Патроны в диске заклинило.

– А потом?

– Не знаю! – резко бросил он, нервно дёрнув головой.

Он всегда дёргал головой, когда психовал.

– Но не пожалел, не думай! – выкрикнул он. – Я не знаю, что такое жалость! Не знаю! Меня не учили этому!..

– Чему же тебя учили?

– Убивать! Убивать всех, кто не повинуется или угрожает Империи!

– Что же она для тебя хорошего сделала, эта твоя Империя?

– Она меня вырастила! Выкормила и воспитала! Пока я не мог защищаться сам, меня защищали мои братья, понятно?

– А у тебя есть братья?

– Да! Нет! Не знаю… Не знаю я, что ты прицепилась ко мне!

Лейтенант в волнении забегал по комнате.

– Я имею в виду братьев по оружию, легионеров, – добавил он, повернув к старухе лицо.

– А твои родные, по крови?

– Не помню… Я воспитывался в Легионе, с детства..

Он подошёл к двери в одну из комнат.

– Туда не смей! – прошипела старуха. – Это комната моего сына.

Лейтенант некоторое время постоял, чувствуя, как его нестерпимо тянет войти в эту комнату, но всё же отвернулся и отошёл от двери.

– Эта комната и эта шкатулка, – показала старуха на лежавшую у неё на коленях деревянную коробочку, – вот всё, что у меня осталось. Остальное – принадлежит ей, Смерти…

– Что – остальное?..

– Всё… Всё, что здесь находится, – и она снова как-то странно на него посмотрела.

– Не болтай ерунды! – Патрио стряхнул набежавшее оцепенение. – Ты просто свихнулась тут одна, думая о своём сыне! – он снова сделал несколько шагов из угла в угол. – А где, кстати, остальные жители? Ты что, совсем одна здесь, в деревне? Куда все подевались?

Старуха чуть заметно пошевелилась.

– Ушли… Все ушли. Туда, где нет зла…

Лейтенант вздрогнул и отступил назад.

– К-куда?

– В лес, – ответила старуха. – Звери не такие злые, как люди.

Он вытер рукавом выступившую внезапно испарину.

«Хоть бы уж поскорее утро! – подумал, глядя на тёмное, в отблесках незатухающего пожара, окно. – Пока я тут сам не свихнулся с этой полоумной старухой».

И он снова опустился на стул у стола.

– Есть хочешь? – спросила хозяйка.

– Что?

– Есть, говорю, хочешь?

– Есть?..

Кровь прильнула к лицу, часто-часто забилось сердце, отдаваясь в ушах ударами: тум… ту-тум, тум… ту-тум, тум… ту-тум, – словно откуда-то из бездны потерянных лет донёсся голос склонившейся над ним мамы:

– Есть хочешь?

Тум… ту-тум…

– Есть хочешь?

Тум… ту-тум…

– Есть хочешь? – повторила старуха.

– Не-ет! – закричал он. – Нет! – и судорожно вцепился дрожащими руками в автомат.

– Что с тобой? – вскинула брови старуха.

– Так, – он прикрыл глаза. – Нашло что-то, – и устало положил голову на стол.

Странный щекочущий запах не давал сосредоточиться, мешая вернуться в привычное состояние и стать прежним лейтенантом Патрио Мьютом.

Стать… Патрио Мьютом?.. А кем же он в таком случае был только что, секунду назад? Кто он вообще на самом деле?..

– Что это так сильно пахнет? – не выдержал он, резко подняв голову.

– Где? – не сразу поняла она.

– Ну, вот – это? В комнате?

Старуха потянула носом, принюхиваясь.

– A-а! Это оранжики! Цветы такие… У них сейчас самый сезон.

– Оранжики, – повторил он задумчиво и вспомнил те неприметные жёлтые цветочки, в которые уткнулся, падая в канаву. – А кто жил в том доме? – кивнул он за окно. – Напротив вашего?

– В том, куда ты кинул гранату? Старик один пришлый… Но он уже тоже давно ушёл туда, где нет зла… Умер.

Она погладила лежащую перед ней деревянную шкатулку.

– Мой Ларри любил забираться к нему на колени и таскать его за козлиную бороду. Хохочут при этом оба, как дети малые…

– Ларри? – не понял Патрио.

– Ну да, Ларри… мой мальчик…

Лицо старухи передёрнула боль, и она снова умолкла, опустив голову. Приставив автомат к стенке, лейтенант тоже опустил голову на руки.

– Я вздремну немного, – сказал он. – Разбудите, когда наши вернутся.

– Смерть разбудит, – тихо ответила старуха, не поднимая головы, и лейтенант снова подтянул к себе отставленный было автомат.

Щекочущий запах оранжиков всё лез к нему, всё будил забытые воспоминания детства…

«К чёрту! К чёрту! – гнал он от себя навязчивые видения, всё больше и больше в них погружаясь, стараясь в то же время следить сквозь полуприкрытые веки за странной старухой… А та подняла голову и открыла свою заветную коробочку.

– Ларри, Ларри, – зашептала она подрагивающими губами. – Где ты сейчас, сын мой? Где ты? Где ты?

– Я тут! – кричит он ей в своём сне. – Я у дедушки на коленях! – и радостно треплет смеющегося меднолицего индейца за белоснежную редкую бородёнку.

– Вот тебе талисман, разбойник, – слышит он голос матери. – Вот эту половинку серебряной пуговицы я повешу на шейку тебе, а эту – оставлю у себя! – и он видит, как она, смеясь, прячет вторую половинку пуговицы… в старухину шкатулку!

Или… или это старуха прячет в свою коробку его пуговицу? Когда же она успела?…

В полусне он нашарил рукой висящий на шее талисман и вытащил его на свет. Нет, всё на месте, просто померещилось, что старуха прячет его сокровище в свой мини-сундучок…

Половинка пуговицы выскальзывает из его сонной руки и, тихо звякнув, падает на гладкую поверхность стола.

– Ларри, – вздрогнув, шепчет старуха. – Ларри, сынок…

………………………………………………………………..

…Выстрел вдребезги размозжил сон, сорвавшись с места, Патрио схватился за автомат.

– Крепко спишь, лейтенант, – на пороге, криво ухмыляясь, стоял его сослуживец Харфур. – Мог бы и не проснуться, – он кивнул в сторону. – Старуха уже было вытащила из-под тебя автомат… Так что с тебя причитается!..

Стряхнув остатки сна, Патрио повёл взглядом по комнате. Рядом со столом, свесившись со своей коляски, сидела прошитая пулями старуха с раскрытой шкатулкой на коленях.

– Идём! – позвал с порога Харфур. – Уже пора.

– Да-да, – пробормотал он в ответ. – Пора, – и нажал на курок автомата.

Перерезанный надвое автоматной очередью, Харфур свалился у двери. Не глядя в его сторону, Патрио наклонился и осторожно взял у старухи с колен её сокровище. На залитом кровью дне шкатулки лежала сложенная вчетверо бумажка, а на ней – половинка серебряной пуговицы. Дрожащей рукой он приложил её к той, что висела на толстой нитке у него на шее – линия разлома совпадала идеально. Еле сдерживая бьющееся сердце, он взял в руки забрызганный кровью листок, развернул. В нижней его части хорошо сохранились строки какого-то стихотворного текста и, с трудом шевеля дрожащими губами, он прочитал:

… Так тяжело, хоть вой подчас.

И понимаю я, натужно —

чтоб мир очистить от зараз,

его от нас очистить нужно.

Пока же не закаменел

вконец я сердцем,

мой Иисус, приди ко мне —

дай мне согреться!

Яне мальчишка, я не трус,

и своё дело славно знаю,

но отчего ж я в землю жмусь,

словно могилу примеряю?

Могилу?!. Дудки!! – И во мгле

грохочет залп по жертве новой!

…И покатился по земле —

венец терновый…

– Харфур! Патрио! Вы там скоро? – послышалось с улицы и, поглядев в окно, он увидел собирающийся напротив дома отряд.

– Вы что там, уснули? – хохотнул кто-то из его вчерашних друзей.

– Наоборот, – прошептал он. – Я находился в летаргическом сне все эти годы. Но сейчас, слава Богу, проснулся, – и, подняв автомат Харфура, он положил его рядом с собой на стол. Потом наклонился, вынул из его подсумка запасные диски и гранаты и тоже разложил на столе.

– Ну… с добрым утром, Ларри, – произнёс он, проверяя автоматные диски и придвигая стол поближе к выходящему на улицу окну. – Слишком долго ты спал, дорогой. Слишком долго, – и, подняв автомат к плечу, выпустил в сторону сгрудившегося около калитки отряда первую очередь.

Ему некогда было оглядываться и смотреть за спину, а то бы он увидел, как вместе с первыми звуками выстрелов из запылённой детской комнаты медленно вышла Смерть и, прислонившись плечом к дверному косяку, принялась молча ожидать окончания боя, время от времени поднося к тому месту, где полагается быть носу, зажатые в костлявом кулаке жёлтенькие подрагивающие оранжики…

Взгляд, излучающий радость

Радость, которую излучал абориген, можно было почувствовать, даже не обладая сверхчувствительностью жителей четвёртой планеты Крогос, что в созвездии Лья: с каждым шагом навстречу пришельцам он прямо-таки светился счастьем, глаза увлажнено блестели, а по лицу всё шире и шире расплывалась восторженная улыбка. Кроме того, Рей и на расстоянии чувствовал, как от аборигена исходят густые тёплые волны восхищения – он прямо тонул в их потоках, не в состоянии (да и, честно говоря, не очень-то к этому и стремясь) высвободиться из их расслабляющих, как перебродивший нектар, объятий. Слишком уж долгим и безрадостным был перелёт сквозь бездны космического одиночества, мрака и холода! И сколько ни обследовали межзвёздные разведчики за это бесконечное время, ни одна из них не удовлетворяла условиям Великого Переселения – всюду их встречали голые камни, обожжённые кратеры, безжизненная пыль, а то и неприкрытая враждебность тамошних обитателей. И наконец-то…

Да, нынешняя планета являла для будущих переселенцев настоящий рай! Ласковый воздух полнился ароматами неисчислимых медоносных цветов, целебных трав и злаков. Уютно шумели в его токах опалённые цветением сады, трепетали душистые листья. Сказочная природа, казалось, только и ждала все эти годы заплутавших среди чёрного Космоса гостей. Правильно решил Совет, проблема спасения жителей четвёртой планеты умирающего светила Крогос решена верно – Великое Переселение!..

Рей скосил взгляд и увидел счастливо плачущего Командира… Ничего, теперь можно и расслабиться. Главное дело сделано, планета с идеальными условиями найдена, и здешние обитатели исполнены самых добрых и дружественных чувств – вон, какой восторг излучают глаза этого крупнотелого и не похожего на них аборигена, даже нет необходимости во включении защитного поля…

И в эту секунду короткий тяжёлый удар навсегда лишил межзвёздных разведчиков возможности его использования. Осторожно раздвинув панаму, коварный убийца пошевелил своими толстыми щупальцами замершие тельца и вприпрыжку понёсся по залитой солнцем лужайке.

– Бабушка! Бабушка! Смотри, каких я красивых бабочек поймал! Ни у кого в классе не будет таких в коллекции!..

В кафе на Большой Бронной

…В те, ставшие уже почти мифическими, последние предперестроечные годы я очень полюбил одно небольшое московское кафе неподалёку от Тверского бульвара, в котором целые дни напролёт тусовались молодые люди, искусство которых беззаветно принадлежало народу, – художники, писатели, артисты, проститутки, музыканты… И хотя в нём практически никогда не хватало посетителям ни столов, ни стульев, зато даже в те сумбурные и тревожные времена чуть ли не с избытком было на всех демократии. Да при этом ещё и подавали лучший, на мой взгляд, кофе в столице, причём – делали это две очень приятные (то есть по-русски круглолицые и грудастые) женщины в белоснежных передниках.

Но главное, что это кафе находилось рядом с Литературным институтом, и в нём можно было каждый день смотреть вблизи на живых прозаиков и поэтов, пока они ещё не сделались знаменитыми и не попрятались на дачах элитного писательского посёлка Переделкино. Потом их можно будет увидеть только под обложками томов их собственного «Избранного» (когда я это думал, писательская карьера ещё являлась одной из самых соблазнительных и многообещающих в СССР), а пока что – они ещё вот, здесь, среди простых смертных, и – не знаю уж, когда там они ходят на семинары и лекции в своём институте, – но в этом кафе я их заставал тогда гораздо чаще, чем их могли видеть в институтских аудиториях преподаватели.

Скорее всего, я вряд ли когда-нибудь взялся бы за перо, и моё пристрастие к этому заведению так и осталось бы чисто личным воспоминанием, ибо моя любовь к литературе не переходила тогда рамок собирательства книг да присущего выходцам из провинции стремления заглянуть в лицо всякому мало-мальски известному сочинителю, если бы не встреча, которая однажды произошла во время моего очередного сидения за большой чашкой двойного кофе.

…Студенты пока ещё не появлялись, и я сидел за тем единственным столиком, который стоял на улице и который обычно окружало душ двадцать поэтов и поэтесс или прозаиков и про… заичек? заичих?.. – короче, и представительниц жанра, противоположного поэзии. Я только что закурил сигарету, как к моему столику подошёл высокий остролицый гражданин с дымящейся чашкой кофе в руке и бесовски поблёскивающими глазами.

– Разрешите? – спросил он, берясь за спинку свободного стула.

Я безразлично кивнул. Это был не писатель, и поэтому мне он был неинтересен. Меня интересовали люди думающие, обладающие фантазией и умеющие создать занимательную художественную интригу…

– Позволю себе заметить, молодой человек, что вы напрасно исключаете остальной контингент сограждан из числа специалистов по интригам! – отхлебнув из чашки глоток кофе, заметил неожиданно мой случайный со… сидельник? со… кофейник? со… стольник? (чёрт его знает, как надо называть человека, самовольно подсевшего к вам во время пития кофе!) – словом, мой непрошенный компаньон по сидению за единственным стоящим на улице столиком в кафе на Большой Бронной.

– В своё время я знавал такие интриги, – сладко сощурился он, – какие ни одному писателю даже и не снились! Хотя, надо сказать, что и сами писатели… – он поставил на стол чашку и вынул сигареты. – Вы думаете, свои главные сюжеты они сочиняют для книг? Хо-хо, как бы не так!..

Он вынул блестящую зажигалку из, как пишут в милицейских протоколах, «жёлтого металла» и, прикурив, глубоко затянулся.

– Стены заведения, представителей которого вы ходите сюда наблюдать, знакомы с такими сюжетами, по сравнению с которыми травля небезызвестного вам Пастернака кажется просто невинным развлечением! Поверьте мне, за те несколько тысяч лет, что я наблюдаю человечество, оно наиболее всего продвинулось именно в области устроения гадостей ближнему. Вы не задумывались, почему сегодняшняя литература становится всё скучнее и скучнее?

Я пожал плечами.

– А я знаю! И выводы могут быть очень интересными. Например – об обратно пропорциональной зависимости между сюжетностью в литературе и в жизни, а также о такого же рода зависимости между добром, пропагандируемым со страниц романов, и подлостью, которая совершается в реальной жизни. То есть – человечество совершает поступки либо на страницах книг, либо в своей жизни, а это значит, что если в литературе царит добро, то в это же время в жизни, соответственно – зло, если романы переполняются подлецами и авантюристами, то в жизни действуют рыцари и романтики, а если литература становится серой и бессюжетной, то в жизни готовится какая-то большущая заваруха…

Кофе мой был уже давно почти допит и, скорее машинально потянувшись к чашке, я в замешательстве задержал руку и посмотрел на своего со… беседника (назовем уж его для удобства этим словом, чтобы не путаться в определениях), ибо чашка моя была полна чёрного душистого кофе, над которым поднимался пар.

– Простите, – извинился он, – я заговорился и не предупредил вас. Угощайтесь.

– Спасибо, – буркнул я, пытаясь припомнить, когда это он успел принести вторую чашку.

– Не затрудняйтесь, – усмехнулся мой собеседник. – Если вы читали «Мастера и Маргариту» или «Альтиста Данилова», – а вы ведь их читали, не правда ли? – то вы должны знать, что мне не обязательно каждый раз подходить к стойке, чтобы в чашке появился кофе…

– Вы… дьявол? – прошептал я вдруг севшим голосом.

Мужчина расхохотался.

– Ну почему сразу – дьявол? Нет. Просто я… Ну, скажем, – часть той силы, что хочет зла, но вечно совершает благо… Помните?

– «Но вечно делает добро», – поправил я. «Фауста» я всё-таки помнил. Хотя, может быть, и не в лучшем переводе.

– Вот именно. Так что пейте ваш кофе, не опасаясь. Пока существуют Сальери, Дантесы и Берии, мне незачем самому брать грех на душу, подсыпая в чьи-то чашки мышьяк. Скорее даже, наоборот…

Я поднёс к губам свою чашку и сделал пробный глоток. Кофе был горячий и преотличного качества, причём, как я и люблю, без сахара.

– Кстати, – заметил мой собеседник, – когда будете описывать в своём рассказе этот эпизод, не забудьте отметить, что я угощал вас кофе бесплатно, – он откинулся на белую, плетёного металла, спинку стула и в очередной раз предовольно затянулся сигаретой.

– А вы думаете, что я это буду когда-нибудь описывать? – удивился я.

Собеседник (ах, как же мне надоело одно и то же слово!) высоко заломил одну бровь и усмехнулся.

– Я не думаю. Я всегда говорю только то, что знаю наверняка. Этот рассказ вы обязательно напишете, и он будет называться «В кафе на Большой Бронной». Вот только с его публикацией придётся подождать лет эдак… адцать.

Мы молча пригубили свои чашки, наслаждаясь вкусным неостывающим напитком. Странно, но меня почему-то совершенно не шокировал тот факт, что за одним столом со мной находится представитель, так сказать, инфернальной потусторонности. Или, может, потусторонней инфернальности. Наверное, сознание ещё не восприняло эту информацию со всей серьёзностью, а может быть, как раз наоборот, было к этому уже давно готово – кто знает содержимое своих собственных извилин?.. Во всяком случае, как я ни напрягался, а настроить себя на соответствующий моменту лад мне так и не удалось. И это было весьма печально, ибо гость «оттуда» (наконец-то я подыскал ему новое определение!) мог бы поведать мне действительно очень много интересных вещей, например – относительно поджидающего меня впереди будущего…

– Ах, как всем вам хочется заглянуть туда, куда заглядывать никоим образом не следует! – снова, словно бы прочитав мои мысли, нарушил он начавшее было затягиваться молчание. – Ну зачем вам это? Или вы не понимаете, как это страшно? – он раздавил в блюдечке окурок и практически тут же вытряхнул из пачки очередную новую сигарету. – Вы ведь ничего не сможете изменить в нём, понимаете? Вот представьте себе, легко ли вам было бы сейчас узнать, что женщина, которую вы скоро полюбите, уйдёт от вас к другому, лучший ваш товарищ окажется законченным подлецом и сволочью, а ваша заветная мечта обратится в пепел… Да что там мечта! Страна, которая кажется вам сегодня вечной, как само мироздание, разлетится завтра на мелкие враждующие между собой уделы, и вы ничего этому не сможете противопоставить, более того – сами будете бегать по митингам, расшатывая её устои… И вот, узнав обо всём этом, вы не сможете сделать ровным счётом ничего для того, чтобы такое будущее не наступило, потому что менять будущее вам не дано, а дано только ждать его и жить в нём. Не потеряете ли вы при этом смысл жизни, ведь зная, что вас ждёт впереди, у вас не останется к этому ни интереса, ни веры в подарки судьбы?

А жизнь – это ведь тоже интрига (припоминаете начало нашего разговора?) – а разве может быть интересной интрига, в которой буквально всё известно наперёд? Смотрите, – он повернулся лицом к Бронной, где по направлению к кафе уже шли шумные группки студентов, – вот идут будущие литераторы, каждый из которых верит, что когда-нибудь он станет таким же великим, как Толстой или Гоголь. А ну-ка, если открыть им сейчас правду об их будущем?

Ну ладно – этот вот коротко стриженный паренёк с лицом похмельного дзэн-буддиста будет рад услышать сообщение о своём скором успехе, а как сказать вон тому блондину, что он через три года сопьётся и повесится в ванной комнате, а вот этому круглолицему вятичу – что до конца своей жизни он так и не сочинит ни одного приличного четверостишия? А видишь, вон очкарик остановился, прикуривает от спички? Станет ли он дописывать свой гениальный роман о верности России, если ему сейчас сказать, что его уже разыскивает богатый американский родственник, к которому он через пару лет и укатит, покинув в нищете свою так и недопрославленную в романе Родину?..

Я посмотрел на студентов. Кое-кого из них я уже узнавал, и мне было приятно, встречаясь с ними взглядами, кивать им, точно своим старым знакомым. Вот прошёл бородатый карагандинский поэт со своим вислоусым донбасским приятелем (я так и не успел пока понять, что он такое пишет – стихи? прозу? критику?), а вот их догнал опухший после вчерашней ночной оргии заочник, Бог весть, когда ещё умудряющийся сочинять свою рыхлую прозу. Небось, сейчас снова попросит карагандинца заказать ему коньяк… Следом, размахивая при разговоре длинными руками, проследовал неистовый аварец, окружённый испуганно внимающими ему собеседниками. За ним прошагали, щебеча, две секретничающие поэтессы…

Пожалуй, мой собеседник прав. Жизнь нельзя прожить по известному заранее сценарию. Сейчас они ещё все равны в своём незнании грядущего и – понравится оно кому-то из них или не понравится – оно будет сделано их собственными руками и оживлено их душами. А о чём они смогут написать, если исчезнет само чувство удивления перед жизнью? Нет, пускай уж всё останется как есть. С неожиданными трагедиями. С болями. С редкими, но оттого ещё более желанными радостями. С неизвестностью впереди и далеко идущими замыслами…

– Совершенно верно, – поддакнул моим мыслям собеседник и, подняв неизвестно откуда взявшуюся на столе рюмочку коньяка, кивнул на такую же, стоящую рядом с моей чашкой. – Давайте, на посошок…

– За что? – уточнил я.

– Ну, скажем, за неизвестность как основной стройматериал человеческого будущего. Устраивает?

– Устраивает. Но только что же всё-таки нужно делать, чтобы сооружаемое из этого стройматериала здание не было похоже на саркофаг, упрятавший под собой реактор Чернобыльской электростанции?

– Ну-у-у, с этим вопросом уже не ко мне, – криво усмехнулся он. – Вы, видно, забыли, что в мире есть ещё и Тот, от Чьей воли зависит гораздо больше, чем от всех моих советов, – и, давая понять, что разговор наш завершён, ловко опрокинул в себя содержимое миниатюрной рюмочки.

Пока то же самое (но с гораздо меньшим артистизмом и изяществом) проделывал и я, собеседник мой успел незаметно встать и бесследно раствориться в толпе наводнивших кафе посетителей. «А может быть, его вовсе и не было, и всё это мне только померещилось?» – подумал я, но развить эту мысль более основательно мне не дали.

– Разрешите? – услышал я над собой чей-то негромкий мелодичный голос и, подняв глаза, увидел держащегося за спинку освободившегося стула высокого молодого человека с волнистыми, спадающими на плечи волосами и светлой, слегка раздвоенной книзу, бородкой. При этом – скорее всего оттого, что я смотрел на него снизу вверх, а прямо над его головой как раз стояло приближающееся к зениту солнце, – мне показалось, что его голова была словно бы окружена неким отчётливо видимым сияющим нимбом. Или… или это мне вовсе не показалось?

Господи! Да неужели же можно так сильно опьянеть от одной малюсенькой рюмочки коньяка?..

Андрей Тулупов Послушник и Дьявол

И вот пришло время спуститься в тёмное подземелье и молитвой отдать себя в услужение Богу. Послушник внимал словам Наставника о необходимости данной процедуры, а сам ощущал, как страх холодными липкими объятьями сжимал внутренности. Спокойствие приносила лишь вера во Всевышнего да осознание того, что вся братия за всё время существования монастыря уже проходила через это, очищалась и принималась в лоно Церкви. Мысли при упоминании о лоне уходили совсем в другом направлении, но молодой человек такие мысли уже научился истреблять в зародыше. Давя в себе сомнения, как сатанинские козни, и призывая в помощь святых угодников, будущий батюшка в очередной раз подтвердил своё намерение пройти проверку духа темнотой и одиночеством.

В очередной раз истово поцеловав предложенное распятие и руку Наставника, Послушник прикрыл глаза и погрузился в нирвану. «Нет, нирвана – это что-то наркоманско-кришнаистское» – подумал он, и мысли опять с лёгкостью вернулись от благости к порочному миру людей. «Замолкни!» – громогласно рявкнул внутри себя на себя же Послушник. Порочные мысли поджали хвосты, заткнулись и убежали. Гордость за свою силу Веры охватила будущего святого отца.

Винтовая лестница свела поющую молитвы процессию вниз, в подземелье, где гулко разносилось эхо, отражаясь от чёрных и холодных стен. Капельки воды уже не одно столетие бороздили камень и, сверкая в пламени свечей, внимали шагам. Запах сырости, чёрные балахоны братии…

«Я иду к Тебе! Аминь! Бог ведь Свет… не так ли?» – задал сам себе вопрос молодой человек, бросая испуганные взоры по сторонам.

Добравшись до последней площадки, братия остановилась. Из первых рядов послышалось бряцанье связки ключей, за которым последовал жалобный скрип дверных петель, и голос ключника в начале процессии: «НОвОлись! ГОвОрил же Брату Сергию смазОть хОрО-шенькО! ДОвай, рОдимая!..» Дверь истошно скрипнула и с грохотом растворилась. «ХОрОшО!» – по-северному окая и задыхаясь, одобрил неразличимый в свете свечей тучный ключник.

Отворилась очередная дверь, и Послушника под руки подвели к самой большой свече. За дрожащим пламенем проявилось резко-очерченное лицо Наставника. Повторилась процедура клятвы, целования распятия и руки.

Молодой человек вошёл в келью, неся с собой свечи, огниво, святые тексты и Веру. Дверь за ним затворилась, и братия с молитвой удалилась, закрывая за собой скрипящие двери и оставив Послушника при свете свечи и во мраке одиночества. Оглядевшись, испытуемый обнаружил кусок чёрного хлеба и воду в жестяной кружке. Келья была чисто прибрана, но глубина подземелья делала её сырой и неуютной.

День первый. Явление.

– Не пятизвёздочный отель, однако, – схохмил для себя будущий святой отец и, открыв святую книгу, начал читать молитвы.

Когда буквы стали расплываться – то ли от усталости, то ли от недостатка света, он попытался проморгаться, но сия процедура после пары применений перестала работать. Молодой человек потянулся, захрустев суставами, повернул голову вправо, влево и тут, вздрогнув, начал, открывая рот, округлять глаза от ужаса, одновременно. Его сердце остановилось и стало проваливаться в пятки, глаза попробовали закатиться, но страх за дальнейшую судьбу вернул его душу обратно: сердечко заколотилось, прошиб холодный пот и пробежал озноб…

У стены стояло Существо, точь-в-точь из рассказов о вселенском зле, ну или из компьютерных игр… Красная блестящая кожа, впечатляющие витые рога, глаза без зрачков, так что понять, куда Оно смотрит, не представлялось возможным, тёмные крылья за спиной, роговые наросты, защищающие суставы… взгляд Послушника заскользил ниже: наблюдаемых признаков пола не оказалось, ещё ниже – очень развитая мускулатура на ногах, покрытых длинными выцветшими редкими волосами, и копыта – не какие-то козьи, а приличных размеров бычьи… Дьявол был абсолютно недвижим, и крик из глотки человека так и не вырвался. Казалось, время остановилось, Существо и Послушник застыли друг перед другом… Наконец, когда мысль «Как это я сразу Его не заметил?» затмила собой все оставшиеся, Послушник, не спуская взгляда с глаз Красного, поднялся и крадучись начал подходить к статуе. После неподвижного чтения молитв хруст суставов вторил почти каждому его движению.

Статуя и была статуей: холодная, лакированная, гнетущая, но… как живая… Послушник похлопал возвышающуюся над ним статую Дьявола по бицепсу и снизу заглянул ей в глаза. Затем, уже осмелев и улыбнувшись, произнёс: «Кто ж припёр тебя сюда, Кросавчег?» Статуя моргнула и в ответ тоже улыбнулась. Послушник, закрывая голову руками, рухнул наземь.

– Изыди! Изыди, изыыдииии… Господи, помоги мне справиться с кознями дьявола!.. Направь меня на путь истинный и избави от греха… – запричитал он, извиваясь на полу.

…Существо, продолжая улыбаться, молча созерцало представление.

– Не дай мне услышать его сладострастных речей! Помоги! Спаси душу мою!.. Не дай погибнуть! Спаси и сохрани!.. – молитвенные воззвания перемешивались с жалобными стонами и вздохами переполненного страхом Послушника.

– Зачем пришёл? – поймав паузу в рыданиях, усмехнулся Рогатый.

– Аааа… Он говорит со мной! Хочет совратить с пути истинного, забрать душу мою бессмертную, чтоб мучилась она в геенне огненной! Господи, спаси и сохрани, спасиии и сохраниии! Не дай во грех впасть!.. – тут смысл произнесённого Рогатым дошёл до корчащегося на холодном полу Послушника, и поток его стенаний стал перемежаться всхлипами-паузами. Молодой человек поймал себя на мысли, что жаждет продолжения беседы и не просто ради интереса, но и чтобы артистично побиться в истерике.

– Зачем пришёл-то ко мне, страдалец? – громче произнесло Существо, и эхо, многократно отражаясь от стен, заметалось по темнице, словно та вдруг стала огромной залой рыцарского замка.

– Аааа! – Послушник мелко задрожал и, закрывая лицо руками, завалился на бок, нечленораздельно вереща. Так продолжалось несколько минут. Потом, устав и замерзнув от земляного пола, он замолчал, весь превратившись в слух. Стараясь не пропустить ни единого звука, он готов был вновь впасть в истерию.

Гробовая тишина была ему ответом. Продолжая зажимать глаза ладонями и прикидываясь мёртвым, Послушник лежал на земляном полу, холод от которого не только пробрался сквозь одежду, но уже доставал до костей. И наконец, поглядывая сквозь пальцы, он решился проверить наличие Существа. С ощущением собственного проигрыша, мелочности и немощи Послушник медленно поднялся и сел. Опустив голову, он исподлобья бросал быстрые взгляды в сторону ожившей статуи.

– Зачем пришёл? – в третий раз тихо спросил Дьявол, стараясь не будить эхо.

– Хочу Господу служить! Душу спасти, силу духа проверить в испытаниях! – выпалил на одном дыхании смертный.

– А сюда-то зачем пришёл? То есть во тьму, холод и глубину подземельную?

– Испытание такое… выбора другого не было… – пожал плечами Послушник.

– Господь наверху. Он – Свет. Какой чёрт тебя дёрнул в землю лезть? Во тьму первородную? – поёжившись, спросило Существо.

– Испытать себя, дьявола изгнать из мыслей своих!

– Ты пришёл к Нему, чтобы изгнать Его? Ты сам-то понимаешь, что лепечешь? – усмехнулся собеседник.

– Кто ты? Зачем я тебе? Господи, спаси и сохрани душу мою! Не дай погибнуть! Аааа… Не надо! Не убивай! Не забирай душу мою! Не лишай тело души моей бессмертной!.. – мелко трясясь, снова истово залепетал Послушник. Наконец поняв, что причитания не оказывают абсолютно никакого эффекта на Рогатого, который даже не моргал, Послушник замолчал и воззрился на него.

– …Кто я-то? Я страх твой и братьев твоих, которые больны на всю голову, потому и придумали мне такое яркое обличье! В зеркало на себя смотреть противно! Я представляю, каково тебе сейчас.

– То есть ты – не дьявол-искуситель?

– Ещё какой, самый что ни на есть, весьма материальный, кстати, хочешь проверить?

– Подожди!!! Не надо!! Я не это хотел спросить! Не убивай! Господи, помилуй!..

– …Пошутил я… – мрачно поморщился Рогатый.

– Откуда ты? – с надеждой вопросил Послушник.

– Живу я здесь. Раньше меня материально не было, но вас здесь столько перебывало, вы меня «накачали» таким количеством своих диких эмоций и страхов, что я даже и в материальном виде проявился… Вот и ты отдал изрядную долю жизни своей, боясь меня и вереща молитвы.

– Я умру? – снова взвопил Послушник.

– Дурацкий вопрос, естественно, все люди смертны, рано или поздно, но обязательно.

– Когда я умру?

– Ээээ, этот вопрос не в моей компетенции.

– Как я умру?

– Тебе не кажется, что слишком много вопросов к Тьме у готового отдаться в услужение Свету? – загрохотал во тьме голос, и эхо многократно отозвалось ему.

– Извини… те… – втянув голову в плечи, промямлил Послушник.

– Вот и славненько… – убрав звуковые эффекты, белозубо улыбнулся Дьявол, причём длина его клыков уменьшилась минимум втрое. – Как угораздило тебя здесь оказаться? Ты ведь раньше презирал физическую немощь людей, поэтому даже спортом занимался и радость от него испытывал?

Послушник вздрогнул от вопроса, зажмурился и, сжав зубы, начал мять свои пальцы.

– Тело немощно, а ты знаешь, что Иисус сказал…

– Я-то знаю! – оборвал его Дьявол. – Хотя братья твои в страхе на вопросы мои и не отвечали, а всё песни пели заученные… Ты вопрос-то понял, который я задал? Или, может, уже забыл, молитву начав петь?

– …Господь…

– Не приплетай Бога! Сам отвечай за себя! Это твой был выбор?.. – рявкнул Красный, и в глазах у него вспыхнули языки пламени.

– Чудо снизошло. Я увидел Свет и понял, что должен Богу служить! – затараторил Послушник.

– Так… ещё один спасённый чудесным образом…

Дальше не продолжай: всё как у всех – стряслась беда-огорчение и ты вместо её решения – к Богу передом, а к проблеме – задом, и только пятки засверкали, а проблема как догонит, да как по заднице стукнет… а потом ещё и ещё, а ты её подальше, а она к тебе на голову села и так далее… а потом расчудесное чудо избавления от проблемы снизошло, но проблема-то не решилась…

Послушник пришибленно молчал, услышав вполне разумное объяснение прихода многих ко Всевышнему. Но пришибленность продолжалась недолго: «Сладкими речами да введёт он меня во грех…» – вспыхнуло в мозгу слышанное на проповедях.

– И что с тобой делать, спрашивается? – сбив с оппонента геройско-религиозный порыв, усмехнулся Дьявол.

– Отпусти меня! – процедил Послушник, выпрямляя сгорбленную спину и вновь загоняя себя в понравившийся геройский религиозный раж.

– Ты свободен, Герой! – улыбнулся Дьявол. – Ты – по-настоящему смел, если просишь меня о свободе сейчас, но есть несколько маленьких проблем: первая – я не уйду отсюда, тут мой дом родной, я здесь родился и тут моя Родина; вторая – я бессмертен, не нуждаюсь в сне, пище и материальных вещах, то есть запугать и подкупить меня не получится никак; третья – твоя свобода ограничена толстыми, мокрыми и холодными четырьмя стенами, потолком, полом и моим преприятнейшим обществом; четвёртая – братья твои имеют чёткие указания не выпускать тебя до срока, поэтому тебе тут сидеть ещё долго…

– Изыди?! – предложил с надеждой Послушник.

– Отлично! В твоей речи уже появились вопросительные нотки… Повторяю для особо одарённых: я здесь живу! А ты свободен… по крайней мере был, пока сам не пришёл сюда… – сообщил собеседник.

– Согласен… – Послушник скорчил идиотскую гримасу, походящую на виденную им в кинокомедии, – и что… мы… теперь будем делать? – стараясь вернуть внимание Нечаянного Собеседника, вопросил он.

– Поиграем в города? – оживился Рогатый, – на желание?

– А желание – моя душа бессмертная? – воскликнул молодой человек, с удовольствием слыша, что эхо и от его писклявого, по сравнению с Собеседником, голоса отражается от стен.

– Очень мне нужна душа твоя мелочная, в дырявом сосуде взращённая! Одни мысли изнасилованные и угнетённые чего стоят – тьфу… – сказало Существо, отвернувшись и сложив руки на груди.

До Послушника некоторое время доходил смысл сказанного, потом он не верил сказанному, потом ему казалось, что слух изменил ему, и только после этого, вычислив отсутствие всякой выгоды для Собеседника от лжи, Послушник поверил в слова Дьявола, и эти слова вновь привели его в ступор, но мысли уже потекли по другому руслу: если было предложено играть на желание, то можно и выиграть, тем более в города, что совсем не плохо, а значит…

– А на какое желание? – осторожно спросил молодой человек.

– Сам себе и придумаешь, только без пошлостей, знаю я вас! И чтобы мне интересно было и забавно…

А я для тебя могу что хочешь сделать, могу устроить разговор с кем угодно, хоть с Богом! – усмехнулся Рогатый.

– Круто… ну давай попробуем, только пока на маленькое желание, например я тебе про Богоматерь расскажу! – предложил Послушник.

– Только давай вот без этих житиий – они мне неинтересны!

– Могу спеть…

– Нет! – категорично рявкнул Дьявол.

– Могу слухи про отцов рассказать скабрезные…

– За кого ты меня принимаешь? За извращенца, что ли? – возмутилось Существо.

– Могу новости рассказать… – с нотками сомнения предложил молодой человек.

– Ты сам не извращенец часом?

– Нет… а что? – поднял очи горе Послушник.

– Тьфу на тебя… отожмёшься десять раз!

– И всё?

– Ну, двадцать!

– Я не это имел в виду! Давай на десяти остановимся… – скривился молодой человек.

– Я могу извести варикоз на твоей правой ноге, от которого у тебя ногу сводит… – елейным голосом сообщил Красный.

– … А можно мне ещё боли из уха убрать?

– Ты сам сказал, что желания маленькие, – напомнил Дьявол – варикоз с моей стороны и двадцать твоих отжиманий – это вполне адекватная ставка…

– Десять, – попробовал скостить наказание Послушник.

– Тогда болезнь твою наполовину уберу…

– Это как?

– В два раза слабее болеть будет, а за двадцать – совсем уберу!

– Десять! – произнёс Послушник.

– Ну, как знаешь! – улыбнулся Красный, а подсознание Послушника начало биться лбом о воображаемый стол, оно ведь понимало, что играть со Всезнающим бе сперспективно.

…

– Силламяэ, – мысленно потирая руки, произнёс Послушник название города, обычно приносившего ему победу.

– Элязыг, – не задумываясь, ответил Дьявол и подмигнул.

– …Где это? – обречённо поинтересовался Послушник после осознания проигрыша.

– В Турции…

– Хорошо, я проиграл, буду отжиматься!

– Предупреждаю сразу, что тебе придётся ещё и за братьев своих отжаться, у которых не получилось этого сделать и не в количественном выражении, а в качественном, то есть – тяжело тебе будет, – напутствовал Красный.

– Хорошо, – процедил молодой человек, принимая упор лёжа.

– Спина прямая, взгляд вперёд – в светлое будущее, локти сгибаются вдоль тела, вдох – вниз, выдох – вверх, ощущай, как яркий свет разгорается в груди при каждом движении – раз! – скомандовал Дьявол.

– Глаза горят – два!

– …

– Мышцы работают – три!

– …

– Сила вливается в тело… Медленнее! – Четыре!

– …

– Мысли светлые и ясные – пять!

– …

– В сердце уверенность укрепляется… Не спеши же! – Шесть!

– …

– На лице улыбка – семь!

– …

– Радуйся проделанной работе – восемь!

– …

– В руках силища горит – девять!

– …

– И последний – очень медленно, – десять! Молодец!

– Ох, тело моё немощное! – воскликнул Послушник, падая животом на пол. Он сразу же получил богатырский пинок копытом, который отбросил его метра на два и, пребольно приземлившись на лопатки, только и смог произнести – «Фух!». Дьявол, рыча, опять надвигался на него.

– Помилуй! – попытался сложить руки у груди Послушник.

– Я тебе не Бог, чтобы миловать! – произнёс Дьявол, пнув будущего священника в грудь так, что у того перехватило дыхание, и он опять отлетел к стене.

– За что? – захныкал будущий святой отец, зажимая ушибленную грудь, и он, пытаясь избежать очередного удара, театрально закашлялся.

– За немощность! – процедил Дьявол, и пнул страдальца ещё раз так, что тот по воздуху проделал путь к противоположной стене.

Копыто Рогатого было на удивление мягким и пружинящим, а удары при всей силе, быстроте и точности не отключали сознание. Послушник, пытаясь придумать спасительную методику, затих и прикинулся мёртвым.

– Не верю! – заорало Существо, отвесив ему пинка по пятой точке так, что того подбросило вверх и при приземлении провезло щекой по полу.

Этот удар был больше обидным, чем болезненным. Послушник почувствовал, как уши его загорелись. Он замотал головой в поисках спасения. Рогатый чудесным образом оказался за спиной у Послушника и отвесил ему очередной пинок, подбросивший последнего в воздух.

– Да когда ж это кончится?!?! – взвопил будущий священник, прижимая ладони к отбитому месту.

– Я только во вкус вошёл! – послышался из-за спины голос Красного. Послушник резко развернулся и… получил очередной пинок, отбивший заодно ему и ладони.

– Ой!

– Ха-ха! Ты, слабак! Думаешь, такой слюнтяй кому-нибудь нужен? И Богу в том числе?..

Послушник вздрогнул, прикрыв глаза, перекрестился и… опять получил пинок.

– Ааааа! Изыди! – во весь голос закричал Послушник и ринулся на Дьявола с кулаками.

Тот отскочил:

– Видел бы ты себя сейчас! – засмеялся, уворачиваясь Рогатый.

– Уничтожу-у-у! – орал Послушник во всю глотку, бросаясь вперёд, и звук собственного воинственного рёва не давал ему остановиться.

– С кулаками, да на Всесильное Зло? Молодец!!!

– Чтоб ты провалился! – Захлёбываясь в рыданиях, Послушник швырнул посуду с остатками еды в Дьявола.

День второй. Просвещение.

– Так это был всего лишь сон… – мысль облегчения возникла в просыпающемся сознании будущего святого отца.

– Неужто тебе так опротивело моё общество? – послышались басовитые раскаты, – вот пока ты спал, младший брат принёс тебе еды, вкусная… была…

В желудке у Послушника при последних словах заурчало:

– А как же я? – Он вскинулся и увидел пустую посуду на полу, – я ведь голоден, – обиженно прошептал он.

– Как говориться Бог дал, Бог взял, – улыбнулось Существо, – только не в нашем случае.

– Ты меня решил голодом уморить?

– Ты сам такой выбор сделал, – напомнил Дьявол.

– Меня должны были кормить! – плаксиво воскликнул Послушник, – без еды человек не может.

– Враки! – усмехнулся Рогатый.

– Да откуда ты знаешь?

– Я всё знаю!

– Ты ведь сказал, что тебе не надо есть… – изобличая, напомнил молодой человек.

– Ну, я либо соврал, либо съел всё ради тебя, – сказал Дьявол, и раскаты смеха вперемешку с эхом заметались по тесной келье.

– Тогда я сейчас лягу и буду умирать! – Послушник сложил руки на животе и улёгся на пол.

– Хорошо… а я понаблюдаю, – сказал Дьявол и уселся, скрестив ноги рядом с ним.

– Господи, дай мне умереть!

– Он такие просьбы не выполняет! Вот дать силы, жизнь – это Он может, а человек сам себя убивает.

– Дай мне сил умереть!..

Громовой хохот опять огласил келью. Его раскаты отражались от стен эхом, и среди грома иногда слышались звенящие колокольчики:

– Смерть – это и есть отсутствие Сил, Жизни, Любви, Бога, а ты о Смерти у самой Жизни просишь!!. – сквозь смех констатировало Существо и похлопало Послушника по груди.

– Я хочу умереть! – воскликнул будущий святой отец, – и умру я за веру православную! Убери лапы!

– Это всё красивые сказочки… А сдохнешь ты в сырой и холодной келье, и крысы съедят твою бренную плоть, причём начнут с лица. Ведь на лице самое нежное и вкусное мясо… В подтверждение последних слов Послушник услышал попискивание и резко повернулся на звук. У стены сидел приличных размеров грызун и доедал кусочек хлеба.

– Пошла отсюда! – Он вскочил и бросился на крысу, – брысь! – завопил будущий священник. Крыса повернула мордочку в сторону надвигающейся опасности и… бросилась под ноги бегущему: это был совершенно не тот эффект, которого Послушник хотел добиться криками. Последствия от попытки увернуться нижней частью тела с дополнительной инерцией массивной верхней части были предсказуемы: Послушник растянулся на полу, пребольно ударившись, и, конечно, потерял грызуна из виду, чего последнему и было нужно. Насупившись, молодой человек уселся, потирая локоть.

– Ну вот, разговора с Богом у тебя не получилось, – грустно сообщил Дьявол.

– Ты что, хочешь сказать, что этот серый вредитель – Бог?

Рогатый молчал, смотря Послушнику прямо в глаза и постукивая чёрным когтем по каменному полу. Мысли молодого человека скакали во все стороны, причём доминировали уже мысли о том, что крыса – тоже живое существо и тоже тварь Божья, и что она, живя, просто выполняет своё дело. Эти мысли полыхали в мозгу так ярко, что их внутренний жар заставил полыхать и уши, и лицо, пробуждая осознание собственной вины.

– Господи, прости меня за ярость мою низменную, – поднял очи к потолку Послушник, – ради живота своего тварь обидел безмолвную, – произнёс он и искоса посмотрел на Рогатого, пытаясь увидеть эффект от собственных слов.

– Он-то простит, благо натренировался за столько лет… – усмехнулся Тот, – а ты что делать будешь, чтобы исправить своё злодеяние?

– …В каком смысле – «исправить»? Сказанного ведь не вернёшь, да и не поймёт меня эта тварь безмолвная… – потупился будущий святой отец.

– Я переведу, – елейно произнёс Рогатый.

– Извините меня, пожалуйста, уважаемая крыса! – проговорил Послушник нараспев и посмотрел на Дьявола.

– Отожмёшься десять раз? – улыбаясь во весь рот, предложил Дьявол.

– Да за что же мне такое наказание, Господи? – воздел руки к потолку будущий святой отец.

– За деяние твоё неправедное…

Послушник молчал и косился на крысу, снова вышедшую понаблюдать за происходящим…

– Ты правда хочешь, чтобы я отжимался?

– Ага, – произнёс Дьявол с улыбкой до ушей.

– Неправда! Крыса молчала! – воскликнул молодой человек.

– Ты не можешь её слышать – чувствительности не хватает… пока… так что… в упор лёжа!

– Чем я прогневал Тебя, Господи? Чем заслужил я такую кару?

Дьявол, безудержно смеясь, повалился на спину, сотрясаясь всем своим огромным телом. Рога, высекая искры, царапали пол и стены…

– Карму, – задыхался от смеха Дьявол, – Карму он получил незаслуженную!

Послушник понуро наблюдал за веселящимся от души Существом, причём желание поправить Рогатого, сделавшего из слова «кара» слово «карма», улетучилось после нескольких безуспешных попыток перекричать богатырский смех Вселенского Зла.

– Ну ты шутник! – вытирая выступившие слезы, поднялся с пола Дьявол. – У вас ведь тоже есть похожее понятие, называется: «каждому свой крест», только карма человеку даётся, чтобы её переработать, а крест – для прибивания виновных рабов… насовсем. Так вот, карма, или твоя кара в нашем случае, дана тебе Богом за деяния твои, так что не ной и не ропщи на несправедливую судьбу, и – в упор лёжа!

– Спина прямая, взгляд вперёд, в светлое будущее, локти сгибаются вдоль тела, вдох – вниз, выдох – вверх, ощущай, как яркий свет разгорается в груди при каждом движении – раз! – скомандовал Дьявол.

– …

– Глаза горят – два!

– …

– Мышцы работают – три!

– …

– Сила вливается в тело… Медленнее! – Четыре!

– …

– Мысли светлые и ясные – пять!

– …

– В сердце уверенность укрепляется… Не спеши же! – Шесть!

– …

– На лице улыбка – семь!

– …

– Радуйся проделанной работе – восемь!

– …

– В руках Силища горит – девять!

– …

– И последний – очень медленно, – десять! Молодец!

Послушник уселся на пол. Мышцы рук гудели от напряжения. Он вытер ладони об одежду и, насупившись, пойнтере совался:

– Теперь мне дадут поесть?

Дьявол опять от хохота повалился на пол.

День третий. Знание.

Спал будущий святой отец беспокойно, так как был голоден, и благодаря чему не пропустил интереснейшее зрелище. Дьявол занимался физкультурой. Некоторые движения и позы были вполне человеческими. Вздымающиеся мышцы перекатывались под красной кожей. Отдельные положения тела Существа из-за наличия крыльев, хвоста и рогов на Послушника производили неизгладимое впечатление…

Замерев в одной из поз и балансируя на кончиках хвоста и крыльев, Существо отрыло глаза и воззрилось на боящегося пошевелиться будущего святого отца.

– Доброе утро! – улыбнулся Красный.

– Доброе… голодное… холодное… – скривился молодой человек.

– Ну, в этом тоже есть свои прелести: ты можешь потренироваться и поучиться обходиться без пищи и легко переносить холод… – заметил Дьявол.

– А тебе-то зачем зарядку делать? Ты ведь всесилен?

– Так я всесильным стал не сразу. Сначала я прошёл несколько перерождений, потом развивался, и вот теперь имею это тело, которое и совершенствую, чтобы лучше взаимодействовать с Миром, то есть с Богом. И не излагай мне свои теории, которые ты на меня сейчас готов выплеснуть. По ним мне больше делать нечего, как над людьми издеваться и жарить их на сковородке…

– А ты не такой? – с надеждой спросил Послушник, успев отметить, что звук собственного голоса стал раболепски-заискивающим.

Громогласный смех Вселенского Зла огласил келью:

– Если, конечно, местные мазохисты и рабы очень хотят узреть во мне именно садиста и хозяина, то я их им и демонстрирую, причём с каждым разом всё лучше и реалистичнее… Хочешь посмотреть представление или, может, своим телом займёшься? – вопросил Рогатый, кивнув на каменный пол.

– Нет, у меня и так после вчерашнего мышцы болят… – потёр плечи Послушник.

– Так ведь мышцы-то просят, чтобы ты ими занялся, – подмигнул Дьявол, – тем более сейчас раза в два легче будет, а? И вообще, сколько можно тебя, как красну девицу, уламывать?

– Не сравнивай меня с женщиной! – воскликнул будущий святой отец, – из-за одной греховницы… – больше он ничего сказать не успел: Дьявол ударом в челюсть отправил его в нокаут.

…

Сознание сквозь кровавую пелену толчками вернулось к молодому человеку, и, не открывая глаз, он начал оценивать повреждения: выбита пара зубов, расквашены губы, мысли путаются. И это не было сном.

– Ты сейчас в гостях у Земли-матери и проявляешь неуважение к Женщине, как тебе не стыдно, Мужчина? – грохотал голос.

Перед внутреннем взором Послушника замелькали женские лица. Их было много, разных, виденных случайно или по необходимости, но оставивших отпечаток в его душе… И Послушнику стало стыдно… Он не знал, как исправить содеянное.

– Я отожмусь десять раз… – пробубнил он, – чувствуя, как кровь прилила к лицу и заставила жаром гореть уши.

Тишина была ему ответом. Дьявола в келье не было. Послушник сначала быстро огляделся, потом стал тщательнее просматривать каждый закуток кельи, где могло бы спрятаться Существо. Убедившись в отсутствии Вселенского Зла, будущий святой отец с облегчением выдохнул, потом встал в упор лёжа и отжался десять раз.

День четвёртый. Выбор.

Еда была на месте, и ничего вкуснее этого чуть затвердевшего чёрного хлеба и прохладного молока с мягкими комочками сливок на поверхности Послушник никогда не вкушал… Позавтракав, будущий святой отец собрал тексты, свечи, ещё раз оглядел келью, задержав взгляд на том месте, где первый раз увидел настоящего Дьявола, и услышал приближение поющей процессии по ту сторону двери. Последняя, заскрипев, отворилась и выпустила молодого человека из подземелья.

Вышел Послушник на свет Божий, оглядел братию, прошедшую такое же испытание, и… так как был умным и понимающим человеком, о своей встрече в подземелье… забыл.

Но… продолжение следует…

Эльмира Тулькебаева Фокусник

I

Лондон 1886 года.

Вы верите в чудеса? Нет? Странно… многие не верят, не замечая, что чудеса творятся прямо у них под носом. Я хочу рассказать историю, которая произошла со мной много лет назад – мне тогда было 19 – историю, которая сильно изменила мою жизнь.

Итак, меня зовут Джоанна Баркер. Я жила в Лондоне, самом прекрасном городе на свете. Работала в лавке мистера Блэка. Заработок был небольшой, поэтому приходилось считать каждый пенни.

В один прекрасный летний день я, как обычно, сидела в лавке. Стрелки на часах показывали без десяти одиннадцать, покупателей ещё не было. Яркий солнечный свет падал в окно, и стоящее за окном дерево причудливой тенью расползалось на полу. Вдруг зазвенел дверной колокольчик, и в лавку вошла моя лучшая подруга, Джессика Мэйсон.

– Привет, Джоанна!

Все вокруг удивлялись нашей дружбе. Родители Джессики были богаты, не чета моим. Познакомились мы с ней в лавке и сразу подружились. Джессика не была избалована богатством, а её родители (добрые люди) ничего не имели против нашей дружбы.

– Доброе утро, Джессика! Как прошло свидание с сыном судьи Тёрпина?

Джессика была очень хорошенькой, и её всегда окружала толпа кавалеров, на которых она, к слову сказать, мало обращала внимания.

– С Уильямом? Никак, мрачный и скучный тип, постоянно говорил о себе. Папа купил нам билеты на представление, чтобы мы провели сегодняшний вечер вдвоём, но ещё одного такого вечера я не выдержу! Пойдёшь со мной?

– На какое представление?

Её глаза заблестели:

– На представление месье Леофара Леона!

Для пущей убедительности она вытащила из сумочки два билета и потрясла ими в воздухе.

Месье Леофар Леон! Известие о его приезде наделало много шума. Он был знаменитым фокусником, гастролировал по разным городам. Его представления имели огромный успех, все мечтали увидеть его. Лондон пестрел афишами с его портретом.

– Самого месье Леона? Джесс… я не могу. Это ведь ужасно дорого!

– Джоанна, перестань. Я тебя приглашаю, а не то отдам билеты родителям, – она протянула билет.

Я колебалась… соблазн сходить на представление великого фокусника был велик. Самой мне бы нипочем не наскрести денег на билет, пришлось бы сесть на голодную диету.

– Хорошо, – я взяла билет. Джессика просияла.

– Вот и отлично! Я зайду за тобой в семь вечера. Будь готова!

И, развернувшись на каблуках, она вышла из лавки.

II

Месье Леон давал свои представления в Альберт-Холле. Я никогда раньше не была в театре. По такому случаю я надела маленькое чёрное платье с белым воротником моей покойной матери.

Ровно в семь часов вечера к моему дому подъехал кэб, в котором меня ждала Джессика.

За весёлой беседой мы не заметили, как очутились у театра.

Я до сих пор помню, как меня поразило его великолепие! Театр показался мне роскошным дворцом, из окон которого лился золотой свет и звучала приятная музыка. Отовсюду к театру стекались толпы людей: чопорные дамы в великолепных платьях, в сопровождении кавалеров, семьи с весело смеющимися детьми, молодые девушки и юноши. Все спешили в Альберт-Холл.

Войдя в театр, я остановилась в нерешительности. Его внутреннее убранство поражало и радовало глаз: искусно расписанный потолок, роскошные хрустальные люстры, заливающие всё пространство ровным светом, который отражался в зеркалах с резными золочёными рамами. Вдоль стен стояли статуи; казалось, их каменные лица пристально следят за нами.

– Пойдём, – Джессика потянула меня за рукав в зал.

Мы заняли свои места в самой середине зала. Рядом с нами сидела молодая семья – мальчик лет семи вытягивал шею, чтобы получше рассмотреть сцену.

Свет погас. Разговоры стихли, распахнулся занавес.

Луч света выхватил силуэт человека в цилиндре, с накидкой на плечах. Лицо было скрыто под белой маской. Месье Леон, а это несомненно был он, взмахнул руками, и в то же мгновение сцену залил яркий свет, заиграла громкая музыка. Представление началось.

Никогда я не видела ничего подобного! Весь вечер Леон поражал публику своим мастерством: доставал кроликов и голубей из своего чёрного цилиндра, в считанные секунды отпирал самые хитроумные замки сейфов, освобождался от смирительных рубашек, цепей и наручников. Но самое интересное произошло в конце.

Ассистентка Леона, высокая стройная блондинка, вынесла на сцену большую, в человеческий рост деревянную раму, обтянутую белоснежной тканью. Заиграла тихая музыка. Зал затаил дыхание. Девушка поставила полотно так, чтобы зрителям было видно – за ним никого нет. Месье Леон подошёл к раме и принялся водить в воздухе руками, словно вытягивая из пустоты невидимый канат.

В тот же миг по залу пронесся удивленный возглас. Я во все глаза уставилась на полотно. По спине пробежал холодок, и я тоже невольно ахнула… под полотном начал проступать человеческий профиль! Он то появлялся, то вновь исчезал. Казалось, с той стороны полотна прижимается лицом человек. Но там никого не было! Люди удивленно шептались, а месье Леон продолжал колдовать над полотном. Очертания лица на белой ткани становились всё более отчётливыми… фокусник подошёл к ассистентке. В руках у неё был поднос, на котором лежал револьвер. Леон взял револьвер, отошёл на несколько шагов и прицелился в полотно. Зал замер в ожидании. Раздался выстрел, лицо исчезло и по полотну стекла струйка крови. На мгновение в зале воцарилась тишина, и тут же стены Альберт-Холла сотряслись от громоподобных аплодисментов. Потрясённые зрители поспешили к сцене с букетами цветов, а месье Леофар Леон вернул ассистентке револьвер и скрылся за кулисами…

На улице было уже темно, дул прохладный ветерок. Мы с Джессикой шли по тропинке к ожидавшему нас кэбу.

– Ой, Джоанна, я забыла свою сумочку в театре! – Джессика остановилась.

– Жди меня здесь, я схожу за ней, – сказала я и повернула назад.

В зале было темно, только на сцене горел дежурный свет и всё ещё стояла рама с натянутым полотном. Мои шаги гулко отдавались в пустом зале. Я отыскала сумочку Джессики и ещё раз взглянула на сцену. В нескольких шагах от полотна, не замечая меня, стоял мальчик в черном пиджачке. Тот самый, что сидел рядом с нами. Протянув руку, он осторожно дотронулся до кровавой дорожки на белой ткани. И тут произошло нечто странное: полотно вдруг начало светится, все ярче и ярче, диковинный свет заливал всё вокруг. Я в страхе отшатнулась, упала на пол. Мальчик вскрикнул и исчез в ослепительном потоке золотого света. Я зажмурилась и закрыла лицо руками. Но вот сияние стало меркнуть. Я осторожно приоткрыла глаза. Полотно по-прежнему стояло на сцене, кровавая дорожка исчезла. Мальчик тоже куда-то пропал.

Я сломя голову бросилась вон из зала, боясь оглянуться назад.

Всю дорогу домой Джессика о чём-то весело щебетала. Я не слышала её. В душе царило смятение, сердце сковал страх.

Дома я долго не могла заснуть. Перед моим мысленным взором стояло искажённое ужасом лицо мальчика, исчезающего в полотне.

III

…Тёмный мрачный коридор. На стенах горят факелы, отбрасывая длинные зловещие тени. Я иду вперёд; кажется, коридору не будет конца. Сердце так колотится, что заглушает звук моих собственных шагов. Но вот впереди замаячило что-то белое. Я подхожу ближе, останавливаюсь в нерешительности. Передо мной белое полотно. По спине пробегает холодок, я осторожно провожу рукой по золотой раме полотна. Холодная.

– Ну здравствуй, Джоанна, – раздается у меня за спиной низкий хриплый голос. Я резко оборачиваюсь: передо мной стоит высокий человек в чёрном одеянии, с белой маской на лице.

Незнакомец взмахивает руками, и коридор погружается во тьму. Панический ужас охватывает меня, сердце готово вырваться из грудной клетки… Я дико вскрикиваю и… просыпаюсь.

Сердце всё ещё колотилось как сумасшедшее. За окном пели птицы. Было утро.

– Это всего лишь сон, – я встала с кровати, – всего лишь сон…

На душе стало спокойнее. Я привела себя в порядок и пошла на работу. На улице было тепло, солнце ласково грело щёки. Мимо меня шли люди, каждый – по своим делам. Ночные страхи рассеялись.

Улица пестрела вывесками и объявлениями. Одно из них привлекло моё внимание: «Разыскивается Джимми Финн, семи лет! Пропал при загадочных обстоятельствах после театрального представления! Всех, кто обладает какой-либо информацией, просят незамедлительно обратиться в полицию!» Ниже прилагалась фотография мальчика. Того самого, что сидел рядом с нами на представлении!

Хорошего настроения как не бывало. Я сорвала объявление и сунула в карман. Что делать? Идти в полицию? Но что я им скажу? Мне никто не поверит.

Тревожные мысли не покидали меня весь день, я была рассеянной, всё путала. Покупатели участливо спрашивали, не случилось ли чего. «Случилось», – думала я и отвечала: «Спасибо, всё в порядке».

Часов в пять вечера, когда лавка почти опустела, к нам зашла Джессика. Увидев меня, нахмурилась:

– Что с тобой?

Я заглянула ей в глаза, глубоко вздохнула и рассказала всё как на духу. Джессика слушала, не перебивая. Окончив рассказ, я спросила:

– Ты мне веришь?

– Конечно, верю, глупышка. Как же иначе?

На душе у меня сразу полегчало, и я с улыбкой крепко обняла Джессику.

– Что же нам теперь делать?

– Как что? Идти в полицию!

– Джесс, ты смеешься? Что я им скажу? Что видела, как полотно засосало Джимми Финна?

Джессика нахмурилась.

– Да, пожалуй, ты права. В полиции нас поднимут на смех. Но мы же не можем оставить это так!

– Я весь день ломала себе голову и кое-что придумала. Нужно разузнать, где живёт этот месье Леон.

– Но как?

– Завтра у него очередное выступление, – к горлу подкатил ком – что ждёт завтра бедного Джимми Финна! – Мы проследим за этим фокусником до самого дома.

– Хорошо, встретимся у театра в девять вечера. Джимми мы уже не поможем, так хоть остальных спасём! – и Джессика вышла из лавки, оставив меня наедине с моими мыслями.

IV

Я снова стою в длинном чёрном коридоре перед туго натянутым белым полотном. Красный свет факелов падает на него, и кажется, будто оно объято огнём.

Вдруг у меня за спиной раздаются осторожные шаги. Я оборачиваюсь… Джимми! Испуганно озираясь по сторонам, он шепчет:

– Его душа в белом полотне!

– Что? – я непонимающе вглядываюсь в бледное лицо мальчика.

– Душа фокусника в белом полотне! – повторяет он и, повернувшись, скрывается в темноте.

– Стой! Джимми! Погоди! – кричу я и бросаюсь за ним, – Джимми!

– Джимми… имми… – отвечает мне эхо.

Споткнувшись обо что-то, я падаю…

Очнувшись, я обнаружила, что лежу на полу в своей комнате. За окном было ещё темно.

– Джимми… – прошептала я.

Взвинченные нервы не выдержали, я обхватила голову руками и зарыдала.

* * *

Без четверти девять я была уже на месте. Из театра доносились звуки музыки, аплодисменты зрителей.

О Джимми я старалась не думать.

Прохладный ветер шелестел листвой деревьев, на небе начали появляться первые звёзды.

Аплодисменты стихли, из театра начали выходить зрители. Они громко обсуждали увиденное, спорили и смеялись.

«Ну где же Джессика?» – думала я, оглядываясь по сторонам. Становилось свежо, я озябла.

– Джоанна! – Джессика махала мне рукой из-за ствола большого дерева.

Постепенно все зрители разошлись. Тусклые фонари освещали пустынную улицу. Из театра вышел человек, окутанный длинным чёрным плащом.

– Пошли! – прошептала Джессика, кивая в его сторону.

Уверенной походкой человек зашагал по улице. Держась на приличном расстоянии, мы последовали за ним.

Стемнело. На небе появилась полная луна.

Чёрный человек стремительно двигался вперёд. Чтобы не отстать, нам пришлось перейти на бег. Внезапно он свернул в подворотню и скрылся из вида. Забыв об осторожности, мы бросились за угол, но там никого не было.

– Что за чертовщина?

Перед нами стоял старый, на вид заброшенный дом с тёмными, безжизненными окнами. Калитка, ведущая в сад, зловеще скрипела на ветру.

– Никогда бы не подумала, что знаменитый фокусник может жить в такой развалине, – пробормотала Джессика.

– Да. Пойдём?

– Туда? Ты с ума сошла?

– Как хочешь, – собравшись с духом, я шагнула за калитку и пошла к дому.

– Джоанна! Стой! – прошипела Джессика, но я уже открыла дверь.

В доме, похоже, никого не было. Пахло сыростью, стояла кромешная темнота. Я сделала пару осторожных шагов и на что-то наткнулась. Это был небольшой стол. Пошарив по нему руками, я нащупала какой-то холодный предмет. Наверху громко стукнуло, послышались торопливые шаги.

Я схватила непонятный предмет и с бешено бьющимся сердцем выбежала на улицу.

– Бежим! – задыхаясь, крикнула я. Увидев моё перекошенное ужасом лицо, Джессика без лишних разговоров бросилась за мной.

Мы мчались, как безумные, только уличные фонари мелькали яркими пятнами, да вслед лаяли собаки.

Джессика опомнилась первой.

– Стой, Джоанна! За нами никто не гонится, – она схватила меня за рукав. – Что это у тебя?

Я судорожно сжимала холодный, как лёд, револьвер.

– Я взяла его со столика в том доме.

– Какой холодный. Что теперь?

– Пока не знаю. Утро вечера мудренее. Иди домой.

Этой ночью я не сомкнула глаз – боялась увидеть во сне Джимми, которого мне так и не удалось спасти.

V

После бессонной ночи я весь день клевала. С трудом доработав до вечера, я отправилась домой. Проходя мимо одного дома, я заметила свежее объявление: «Разыскивается Джек Грант! Пропал при загадочных обстоятельствах после театрального представления! Всех, кто обладает какой-либо информацией, просят незамедлительно обратиться в полицию»! На фото был изображен немолодой представительный человек в очках. Слёзы брызнули у меня из глаз, не разбирая дороги, я помчалась домой.

Влетев в свою комнату, я без сил повалилась на кровать и тут же уснула.

* * *

Я стою в кругу яркого света, а вокруг меня полная темнота. Пытаясь угадать, где я нахожусь, делаю пару неуверенных шагов.

– Воровка! – раздаётся яростный крик и тут же – удар по лицу. – Верни то, что украла! – закричав от боли и страха, я валюсь на пол и… просыпаюсь.

Я снова лежала на полу в своей комнате. Было темно, стрелки на часах показывали два часа ночи. Всё лицо горело.

Вскочив на ноги, я подбежала к зеркалу. Ну и вид! Мертвенно-бледное лицо, тёмные круги вокруг глаз, от брови до подбородка багровеет красный рубец.

– Нет, так дальше продолжаться не может! – я схватила со стола револьвер и побежала к Джессике.

VI

Сад вокруг дома Джессики ярко освещала луна. Я тихонько поскреблась в окно её спальни. В ответ – тишина. Я постучала громче. За окном послышались шаги.

– Джоанна? – удивленно прошептала Джессика, открывая окно, – что случилось?

– Ждать больше нельзя! Сколько ещё людей должны погибнуть от рук негодяя? Мы должны положить этому конец! Сейчас или никогда!

– Хорошо! – Джессика скрылась в комнате. 15 минут спустя мы с ней шагали к дому месье Леона.

– У тебя есть план?

– Нет. На месте сообразим, – я крепко стиснула в руках холодный револьвер.

VII

…Тёмный мрачный коридор. На стенах горят факелы, отбрасывая длинные зловещие тени. Я иду вперёд; кажется, коридору не будет конца. Сердце так колотится, что заглушает звук моих собственных шагов. Но вот впереди замаячило что-то белое. Я подошла ближе, остановилась в нерешительности. Передо мной белое полотно. По спине пробежал холодок, я осторожно провела рукой по золотой раме полотна.

– Осторожней! – прошептала Джессика, оставшаяся стоять у двери.

Отблески пламени на золотой раме заставляли её переливаться таинственным светом.

– Ну здравствуй, Джоанна! – раздался у меня за спиной низкий хриплый голос. Я резко обернулась: у двери стоял высокий человек в чёрном одеянии, с белой маской на лице. В руках у него билась Джессика, которую он крепко держал за горло, а та с круглыми от ужаса глазами вцепилась пальцами в руки фокусника, тщетно пытаясь ослабить железную хватку.

Я схватила револьвер и прицелилась ему в лоб.

– Не глупи, Джоанна. Мы же оба знаем, что ты не выстрелишь, – его вкрадчивый голос сковывал волю. Руки предательски затряслись. – Отдай мне револьвер, и я отпущу вас обеих.

– Стреляй, Джоанна! – прохрипела Джессика. Её лицо приобрело синеватый оттенок.

– Опусти револьвер, Джоанна! – он ласково улыбнулся.

– Ни за что! – я скрипнула зубами, зажмурилась и выстрелила.

Раздался грохот. Я открыла глаза. Джессика лежала на полу, жадно глотая воздух, месье Леона нигде не было. Только горстка серого песка, чёрная мантия, цилиндр и белая маска.

– Ты в порядке? – я кинулась к Джессике, приподнимая её за плечи.

– Да, – просипела она. – Все кончилось? Мы победили? «Душа фокусника в белом полотне» – всплыло в памяти испуганное детское лицо.

– Нет. Не кончено. Вставай, помоги мне, – я подошла к полотну, – нужно отнести его на пустырь и сжечь.

Вдвоем мы кое-как завернули полотно в простыню, найденную в доме, и перевязали шпагатом.

Сначала оно показалось нам не очень тяжёлым, но с каждым пройденным метром полотно становилось всё тяжелее и тяжелее. К тому же мы выбирали окольные пути, избегая освещённых улиц.

– Я больше не могу! – простонала Джессика.

– Потерпи, совсем немного осталось, – ободрила я подругу.

Когда мы, наконец, добрались до пустыря, у меня ныла спина, ломило руки и ноги. С облегчением мы бросили полотно на землю.

Я вытащила из кармана стеклянный пузырёк.

– Что это? – удивилась Джессика.

– Абсент. Чтоб лучше горело, – я вылила содержимое пузырька на ненавистное полотно, взяла револьвер и дважды выстрелила в самую середину. Синие язычки пламени побежали по полотну. Дикий вопль разнесся по пустырю – вопль бьющегося в агонии человека. Никогда в жизни не доводилось нам слышать такого страшного, душераздирающего воя.

Пламя охватило полотно, затрещала рама, и вой прекратился. Я заворожено смотрела на костёр. Чудилось, что из пламени на меня взирают горящие ненавистью глаза фокусника.

– Пойдём домой, Джоанна. Всё кончено, – Джессика тронула меня за плечо.

Очнувшись, я с усилием отвела взгляд от тлеющих углей. Всё тело ломала страшная усталость.

Джессика обняла меня за плечи, и мы пошли прочь от пустыря.

– Всё кончено, – я вдохнула полной грудью запахи летней ночи.

* * *

С тех пор прошло много лет. Полиция так и не нашла ни фокусника, ни тех, кто пропал на его представлениях. В память о месье Леофаре Леоне у меня остался холодный револьвер как напоминание о том, что чудеса бывают.

«Достучаться до небес…»

Заключительное слово Главного руководителя проекта «Планета молодых», доктора исторических наук, профессора, действительного члена Союза писателей Академии российской словесности, лауреата литературных премий Миронова Георгия Ефимовича.

Сколько существует человечество, столько взоры людей обращены к небу… И именно там живут Боги. А Бог – это всегда чудо. Религиозные верования у разных народов претерпевали за века многочисленные изменения, но в центре любого верования всегда оставался Бог или боги. Достучаться до небес – этот постулат, эта мечта всегда жила в людях, вне зависимости от того, что ожидал человек от Небес, от Бога или богов – открытия истины или конкретной помощи. Потому что человек ожидал от небес прежде всего – чуда.

Вот почему столь разные рассказы – сказки, фэнтези, переносящие читателя в придуманный и таинственный мир грёз и фантазий, и взволнованные высказывания людей начала XXI века на тему контактов с внеземными цивилизациями оказались рядом на страницах этого сборника.

Искренность интонации, беспокойство за несовершенство человеческой расы, страх перед неизведанным и ещё больший – перед понятным: человечество не готово к диалогу с более развитыми цивилизациями. И дело даже не в уровне «нанотехнологий».

Мы не готовы нравственно.

И это – также объединяющий фактор для рассказов разных авторов, в каком бы жанре они ни работали.

Читателей разных возрастов привлекут добрые сказки, порой лукавые и иронические фэнтези Лидии Молодкиной… «Сказка про царевну Любаву» впитала в себя многие знакомые сюжетные линии разных народов, придав им современную интонацию. Имя главной героини выбрано не случайно – это сказка о любви. Любви как награде, которую получает лишь тот, кто готов бороться за неё с разной сказочной нечистью. Интересно, что и главный герой сказки Л. Молодкиной о Кощее – Любомир и его любимая девушка – Любава, несут в своих именах тот же алгоритм – «любовь»… И героям этого рассказа, чтобы обрести гармоничную любовь, приходится преодолевать многочисленные сказочные преграды, побеждать всякую нечисть и разных тварей. Автор тонко чувствует условность сказки, при этом сохраняя традиционные для народной прозы приёмы, придаёт своим фантазиям на тему борьбы добра и зла, возвышающей любви и веры – с безнравственной и беспринципной нечистью – точное современное звучание.

Традиционный сказочный сюжет у Лидии Молодкиной претерпевает удивительные метаморфозы, убеждая читателя, что стоит захотеть, и победить можно любого врага: и пелену болотную, и тварь бестелесную. Ибо не выдерживает зло огня любви человеческой.

Свою симпатию к героям трогательных и забавных фэн-тезийных историй автор рассказов и не пытается скрыть, напротив, приглашает читателя вместе с автором сопереживать приключениям своих героев.

В рассказе «Сказка про фею Виолину» мы вновь становимся соучастниками не по-сказочному драматической истории. Но мы уже точно знаем (с удовольствием дочитав сказку до конца и убедившись в правильности своих предположений), что и здесь добро победит зло – ибо так должно быть по определению. Но, увы, всегда так бывает только в сказках. Сказка – не всегда предощущение чуда. Важно только научиться не ждать этого чуда в жизни, а помогать ему реализоваться. Вот почему так важен конец этой сказки. Виолина отказывается улетать обратно в сказку: «Мы с тобой будем здесь создавать сказочную страну» – убеждает она любимого.

Счастье, созданное своими руками, всегда почётнее и долговечнее.

Ещё одна сказка Л. Молодкиной, которую мы без раздумий включили в этот сборник, – «Сказка о том, как Авдотья Лебединой девой стала».

Здесь мы вновь встречаем знакомые по многочисленным народным сказкам мотивы, переосмысленные, однако же, живущим в наши дни литератором, любящим и этот жанр, и – людей, своих сказочных героев.

Сказки – по определению – добрый жанр. Оптимизм, гармония, смелость, необходимая, чтобы идти вперёд и сражаться с нечистью, вера в победу Добра над Злом, доверие к Истине и Учителю – всеми этими качествами авторы включённых в сборник произведений наделяют своих героев.

Сказка в большей степени предполагает безоговорочную веру в то, что сказочная история – вполне реальна. Фэнтези – а именно к этому жанру относятся многие произведения наших авторов, – предполагает при этом почти обязательную самоиронию.

В стародавние годы на эстраде и в цирке был распространён такой жанр: «Фокусы, иллюзии и их разоблачения».

Предполагалось, что никаких чудес в жизни нет, а стало быть, и фокусы, иллюзии, необычные сказочные превращения – лишь ловкость рук. Герой сказки о девице Авдотье Святозар в конце истории поясняет любимой: именно Любовь помогла ему поверить в то, что настоящий мужчина ради любимой может стать и магом, и волшебником: «Любовь, и никакого волшебства».

Творчество Андрея Комиссарова найдёт живой отклик у читателей, потому как темы, затронутые автором, весьма и весьма актуальны. И герой «Отшельника», и герой «Галактического распила» – люди, делающие выбор. На глазах читателя происходит эволюция главных героев, и их выбор для многих поучителен.

Наверняка читателям запомнятся остроумные рассказы Ирины Кореневской «На краю Галактики» и «Кто я?» А рассказ «Здравствуй, Земля!» отличается большой оригинальностью, и читатели будут с нетерпением ждать продолжения, ведь судьба героя не оставит равнодушным никого.

«Исповедь астронавта» Сергея Белаяра (с точки зрения концепции этого сборника) – один из наиболее важных материалов, предлагаемых читателю. Сюжет его очень прост, в его основе – рассказ старого астронавта об истории покорения Космоса. Вроде бы, в рассказе нет драматургии, нет действия, в нём ничего не происходит.

Но очень важные изменения происходят в сознании его внука, потрясённого рассказом покорителя космических пространств.

«Исповедь астронавта» – очень зрелая работа. Точная по интонации, пафосу, искренняя и мудрая. Этот рассказ заставляет читателя задуматься над проблемами, выходящими далеко за рамки литературного процесса, жанра фантастики. Жаль, что этот маленький шедевр, написанный весной 2009 года, лишь сейчас дойдёт до читателя. Запомните это имя – Сергей Белаяр. Не пропустите его новые сочинения.

Очень хорош и второй рассказ этого автора – «Обманутые надежды». Как и в предыдущем рассказе, неожиданна и парадоксальна концовка. И в том и другом случае она могла быть иной. Кажется, можно было бы усилить драматургический эффект, развив эту тему, доведя сюжет до гротеска…

Эпилог этого рассказа печален, даже трагичен. Но, увы… – похоже, несмотря на фантастичность жанра, наиболее реалистичен.

Название рассказа Сергея Белаяра – «Достучаться до звёзд» – стало и названием нашего сборника. Это справедливо, ибо произведения этого автора нам показались наиболее зрелыми по сути и парадоксальными по исполнению, отличает их и достаточно высокий литературный уровень. И вновь, как и в предыдущих рассказах, горькая и, увы, правдивая истина в концовке (почти традиционный у этого автора «эпилог»).

Как всё просто. И как – драматично.

Когда до установления контакта с внеземными цивилизациями оставался всего шаг, человечество, утратив веру в такую возможность, прекратило финансирование проекта поиска разума во Вселенной. Лаборатория была закрыта, персонал эвакуирован.

И когда до Земли дошёл ответ братьев по разуму с предложением об активном сотрудничестве, услышать его было уже некому…

Три хороших рассказа вполне состоявшегося автора мы предлагаем из написанного за последнее время Родославом Гедасом.

Драматическая история поведана нам в новелле «Аполлон-11». Сюжет основан если не на фактах, то на серьёзной версии учёных, построенной на утечке информации из НАСА. А была ли посадка американского космического аппарата, была ли высадка на Луне астронавтов или всё это – талантливая в техническом отношении инсценировка, заснятая мастерами телеэффектов? Возможно, автору стоило бы добавить в неожиданной концовке одну-другую деталь. Иначе читатель, не знакомый с приведённой выше версией, может лишиться реального литературного «послевкусия», дочитав рассказ до неожиданного конца.

К творческим удачам писателя можно отнести рассказ «Контакт» в жанре современного фэнтезийного сюрреализма – вполне реальные события, люди, обстановка. И – необычность сочетания земного и внеземного. Да, вновь контакт с представителями внеземной цивилизации. И вновь – потеря контакта по причине неготовности человечества к диалогу. Очень хороша по замыслу, парадоксальна, точна, иронична и – как ни странно, реалистична, ибо совпадает с одной из научных версий происхождения жизни на Земле. Возможно, у читателя останется неудовлетворённость традиционной концовкой этого в целом отличного рассказа. Но автор имеет право и на традиционность завершения сюжета.

Опытным, уже сложившимся мастером, подобно Сергею Белояру и Родославу Гедасу, предстаёт перед читателями сборника Николай Переяслов. Хорошее знание профессии предполагает доброжелательное отношение к сложившейся в жанре традиции. Так, Н. Переяслов изящно вводит в канву рассказа «Взгляд, излучающий радость» известную всем любителям фантастики бабочку (вспоминая Рея Бредбери) или «В кафе на Большой Бронной» таинственного героя, необычайно похожего на булгаковского Воланда. Дело, однако ж, не в отношении к традиции. Подавляющее большинство современных писателей и фантастов с уважением относятся к творчеству своих предшественников. Но обратите внимание, уважаемые читатели, какие блистательные концовки своим рассказам – после вполне традиционного изложения сюжета – придумывают Родослав Гедас и Сергей Белаяр. Этот талант вполне присущ и Николаю Переяслову. Его рассказы «Взгляд, излучающий радость» и «Пробуждение» элегантно закольцованы неожиданными концовками. Причём даже в тех случаях, когда читатель предполагает такое развитие сюжета, литературное исполнение темы вызывает приятное удивление.

Думается, своего читателя найдут и Андрей Тулупов с его фэнтезийным сюжетом «Послушник и дьявол», Андрей Одинцов – с немного странным, на первый взгляд парадоксальным, казалось бы, понятным одним лишь посвящённым рассказом «Первый пошёл вторым или Околоземный романс для бабочки с шоколадными глазами», Андрей Мартынкин с изящным эссе «Счастье». И рассказ «Фокусник» Эльмиры Тулькебаевой – хорошо задуманный («в жизни всегда есть место чуду»), но не до конца реализовавший возможности жанра…

Надеемся, что авторы публикуемых в книге произведений сумеют достучаться до сердец своих читателей, подобно тому, как в своих рассказах они пытались «достучаться до небес»…

Наши авторы

Белаяр Сергей, Гедас Родослае (Мартынюк Сергей Степанович) – родился в 1978 г. в городе Бресте Республики Беларусь.

В 2003 г. с отличием окончил исторический факультет Брестского государственного университета имени A.C. Пушкина. В мае 2011 г. занял третье место в номинации «Малая проза» брестского областного литературного конкурса «Мы рождены для вдохновения». Печатался в журналах «Маладосць» («Молодость», Минск), «Верасень» («Сентябрь», Минск); альманахах «Жырандоля» («Жирондоля», Брест), «Своя стихия» (Брест), еженедельнике Союза писателей Беларуси «Літаратура і мастацтва» («Литература и искусство», Минск).

Комиссаров Андрей Александрович – родился в 1966 г. в городе Хмельницком на Украине в семье военнослужащего. В 1988 г. окончил Харьковское высшее военное училище Ракетных войск им. Маршала Советского Союза Н.И. Крылова. Военную службу закончил в звании подполковника в 2002 г. Гражданская профессия – программист. Кандидат в мастера спорта по плаванию. В свободное время изучает историю и религиозные традиции мира.

Кореневская Ирина Михайловна – родилась в 1987 г. в городе Курчатове Курской области.

В детстве отличалась повышенной мечтательностью и любовью к чтению. Первую детскую сказку написала в 9 лет.

В 12 лет пришла в журналистику. Писала статьи на разные темы для курчатовских изданий: о музыке, искусстве, домашних животных и пр.

С 22 лет пишет статьи для интернет-проекта. В данный момент является копирайтером, занимается журналистикой и пишет фантастический роман. В качестве отдыха сочиняет короткие фантастические рассказы.

Мартынкин Андрей Юрьевич – родился 17 апреля 1966 г. в городе Рязани. В 1988 г. окончил МГУ им. Ломоносова по специальности «Химия». Занимался изучением фундаментальных свойств материи на атомно-молекулярном и кристаллическом уровне, а также промышленными аспектами решения экологических проблем. Много путешествовал: от Саксонии до Приморья, от Беломорья до Казахского мелко сопочника.

Молодкина Лидия Ивановна – родилась 11 марта 1947 г. в городе Киржач Владимирской области. В 1966 г. окончила Мстёрскую профессионально-техническую школу по специальности «Мастер художественной росписи». Преподаватель здорового образа жизни. Ведёт оздоровительно-хоровую группу «Поющая радуга» и работает дизайнером в салоне багета. Любит читать. Имеет двух взрослых дочерей и шесть внуков. Считает сказки очень важным видом творчества, так как через них в простой и доступной форме можно рассказать о сложных понятиях.

Одинцов Андрей Алексеевич – родился в 1954 г. в городе Москве. Вице-президент Корпорации Развитие и Совершенствование, полковник запаса, профессор, доктор экономических наук, кандидат юридических наук, действительный член Российской академии естественных наук. Имеет правительственные и ведомственные награды, 150 научно-практических работ по управлению, экономике, юриспруденции, в том числе 5 монографий, 30 учебных пособий для высшей школы. Участвовал в разработке ведомственных нормативно-правовых документов по различным линиям работы. Выступал в качестве эксперта при подготовке проектов ряда федеральных законов.

Переяслов Николай Владимирович – родился 12 мая 1954 г. в городе Донбассе.

Окончил заочно Литературный институт им. А.М. Горького. Работал шахтёром, геологом, журналистом, директором Самарского областного отделения Литературного фонда России, помощником Мэра Москвы.

Поэт, критик, прозаик, журналист. Секретарь Правления Союза писателей России. Член Союза журналистов Москвы и Международной Федерации журналистов. Член Международной Ассоциации писателей и публицистов.

Автор 22 книг стихов, прозы, критики и поэтических переводов, печатался в газетах и журналах России, Украины, Беларуси, Молдовы, Армении, Грузии, Казахстана, Башкортостана, Татарстана, США, Китая, Германии, Болгарии, КНДР и других стран.

Участник выездного Пленума Союза писателей России в Чечне, Конгресса народов России в Якутске, Первой Международной поэтической конференции в Каире и других литературных мероприятий. Был руководителем ряда совещаний молодых писателей, творческих семинаров, литературных фестивалей и мастер-классов.

Награждён медалью Министерства обороны РФ «За укрепление боевого содружества», медалью РПЦ святого благоверного князя Даниила Московского, орденом М.В. Ломоносова, Почётной грамотой Министерства культуры РФ и другими наградами.

Лауреат литературных премий имени Андрея Платонова, Бориса Корнилова, Расула Гамзатова и Большой литературной премии России. Победитель литературного конкурса Совета муфтиев России «Пророк Мухаммад – милость для миров» (2010).

Тулупов Андрей Васильевич – родился 13 ноября 1977 г. в пос. Правдинский Московской области в семье государственных служащих. В 1999 г. окончил Московскую Государственную академию приборостроения и информатики. Проработал 11 лет в Ракетно-Космической Корпорации. Занимается сайтостроением. Учится на архитектора в Государственном университете по землеустройству. Преподаватель здорового образа жизни, специалист по восточным практикам: айкидо, шаолиньское кунфу, тайцзи-цуань, йога.

Корпорация «Развитие и Совершенствование» приглашает на занятия взрослых и детей

Оздоровление

• Комплексные оздоровительные занятия

• Йога «Волшебные движения»

• Антистресс и методики саморегуляции

• Коррекция зрения

• Здоровый позвоночник

• Массаж и обучение массажу

• Курсы подготовки к родам

Нравственное совершенствование • Основы нравственности

Творческие занятия

• Восточные танцы

• Бальные танцы

• Женский клуб

• Вокал и хоровое пение

• Народный театр

Содружество воинских духовных традиции • Вин чунь кунфу

Психологическая коррекция • Психодрама и психологическое консультирование

Курсы подготовки преподавателей здоровьесберегающих технологий

Наш сайт:Телефон: 8 (495) 768-16-71

Корпорация «Развитие и Совершенствование» приглашает на мероприятия

• Балы взрослые, детские, семейные

• Концерты

• День знакомств

• Литературные вечера

• Музыкальные салоны

• Выставки

• Экологические акции

• Летние оздоровительные лагеря

• Оздоровительные семинары

• Соревнования Содружества воинских духовных традиций

Клубы

Корпорации «Развитие и Совершенствование»

• Клуб Любителей Активного Долголетия

• Клуб здоровой семьи

• Женский клуб «Валькирия»

Наш сайт:Телефон: 8 (495) 768-16-71

ОглавлениеДостучаться до звёздСборник рассказов молодых авторов в жанрах фэнтези и научной фантастикиСергей БелаярЖелезный волкОбманутые надеждыИсповедь астронавтаДостучаться до звёздРодослав ГедасАполлон-11Пигмалион и ГалатеяКонтактАндрей КомиссаровГалактический распилОтшельникИрина КореневскаяФантастический театрГород мертвецовКто я?Марсианские урокиНа краю галактикиМесть через векаРоковой урокЗдравствуй, Земля!Андрей МартынкинСчастьеЛидия МолодкинаСказка о том, как Авдотья Лебединой девой сталаСказка про фею ВиолинуСказка про КощеяСказка про царевну ЛюбавуАндрей ОдинцовПервый пошёл вторым или Околоземный романс для бабочки с шоколадными глазамиНиколай ПереясловПробуждениеВзгляд, излучающий радостьВ кафе на Большой БроннойАндрей ТулуповПослушник и ДьяволЭльмира ТулькебаеваФокусник«Достучаться до небес…»Наши авторы