«Дорога в У.»

Ильянен Александр Дорога в У.

Прямая дорога в Удельную,

Если правду заговорю.

М.Кузмин

Швейцарцы и наши могилы, посещение Смоленского кладбища, обходным путем, дальней дорогой, мимо отеля на Неве, вдоль речки К. Как у Кафки. Как проводник в горах с пилигримами. Очищение через швейцарцеф. Их лиризм, тихая восторженность и очарованность могилами, стенами, домами. Утаивание имен. Ксения Блаженная. Глаза швейцарцеф, ущелье картин. Их любительство как символ веры. Юдифь Экерт, Дёблин Жорж. Черные крылья и свет из тьмы. Мне доктором разрешено. П. машинка, машина для уничтожения бумаг. Свобода выбора. Охота хуже неволи. Свобода воли. Гостиный двор. Опасные связи, Ш. Де Лакло. Лариса, золотые купола, рассказ о ветре. Потом фейерверк французской кампании, дождь и это сегодняшнее утро. Лай собаки как в песне. Шагреневая кожа, кинороман. Красная герань, цвет мелкобуржуазной революции. Революция это переворот Земли вокруг своей оси, танец, гвоздики, герани, мальвы, другие цветы на подоконниках, клумбах, в садах. Дни. Погода лётная и ветреная, как название романа Битова. Цветы Империи как в средневековом Китае, цветы большие и малые, название фильма П. Память о перманентности переворотов, неизбежно и бережно хранимое. Деньги (воспоминание об этнографическом музее). Музы п. Дни сезонов, цветы и птицы. Сделать радио еле слышным и послушно записывать звуки воспоминаний, надкритический реализм. Свечка за здравие поэтесс, в храме, где хранилась икона Знамения, где ремонт. Стих Пушкина. Деревья в фейерверке. Книги и голоса, корзины с розами, платья. Волосы. Аня в Москве. Часы большие и маленькие как книги, птицы и голоса. Измерение волосом. Женские каскады как вода. Аллегория Рубенса, тела б. и м. Как птицы, цветы (охапки, ворохи, букеты). Гражданская война, книги, фильмы, песни. Цветы войны, не мир, а м. Деньги и их запахи. Голоса, туалет, бумага денег. Люди играющие, куклы и голоса людей, за масками губы произносящие выученную роль. Минорность, малая сила, в музыке огромная сила. Великая сила как китайская Стена. В какой-то момент грандиозность становится бесполезной, только воспоминанием о былом величии. Машинка не была куплена, выбор между сейфом, п. машинкой и машиной для уничтожения бумаг. Скука, книга подаренная Сережей, роман А.Моравиа, лежащая в общем бреду, после минорного потопа. Речь письменная. После изобретения букв торговцами, купцами. Буквы, цифры, речь тайная и явная. Речь. Этнография, эсхатология, эссеистика (конца). Концы и хвосты. Большие и малые. Анатомия любви, роман модного писателя, роман по фильму. Язык кино. Фрукты минорные и мажорные. Вообще, плоды садов и огородов. Люди, ставшие философами от нужды. Силы большая и малая как язык войны. Картина на стене музея. Времена и нравы как у П. в маленьких трагедиях. Вес и толщина идей как стен, измерение волосом. М и жэ. Утоньшение до букв. Толщина томов, тонкость книг. Прогулка по русскому лесу, ландыши и подснежники, настоящий роман. Дань французским мэтрам, наша впечатлительность. На протяжении многих километров осень, дорога из Новгорода в Санкт-Петербург, из прошлого в настоящее будущее. Голубое над головами, небо легкое, белое. Ехали как плыли. Разбитые машины, дым отечества дорог. Театр жестокости: Выбрасывание безбилетного, выталкивание его крашеного и молодого в осеннюю красоту, потом туман, дождь, все померкло, огни родного, забытого города. Воспоминание.

Моя милиция, красивые и грубые лица, всякие, выбор как в жизни, мои солдаты, военные, речь словно перед битвой, их ухмылки, их серьезность, шеи, ноги, символ веры, оружие, разоружение, разговор на набережной в Новгороде. Спасение через красоту молодых милиционеров. Ирина Львовна гуляла со мной, трапеза в «Колобке» как в кино, с русскими людьми. Потом засияла радуга, когда мы шли по мосту. Возвращение скорости, сквозь осень. Вечерний звонок. Городской романс, жестокий, падение магов вниз, о встреча что разлуки тяжелее. Кавычки, имя.

Новгородский Кремль. Икона окон, крест, люди ремонтировали памятник Тысячелетие России, кавычки раскрываются и закрываются. Ломаются и ржавеют как железо.

Сумрак дорог, героическая гибель балерин, на носках, дым. Магия падения, отлет. Лекции, падение и устремление в бездну. Осень. Краски, дорога в Удельную. Катя.

Армия была как книги, чтение, раздробленность одной К. Перевод с мертвых языков, знание древних папирусов, сожженная Библиотека, город с таким греческим названием в Египте, город-родина, раздробленность городов как в Греции, государства душ людей, египетская книга с дыханием жизни.

Амбивалентность как судьба, знаки, которые образуют картину. К. Мир как община и карта звездного неба. Дым, осень, листья. Знак. Множественное число, знаки. Как злаки, падение в землю. Небо. Танцовщица из меди все танцует. Мадагаскарское: календарь на тонкой ткани, восемьдесят шестой год, роман, роза из хлеба, подарок, крашеная как в Греции, подсвечник из меди и серого мрамора. Фарфоровая гейша из Китая.

Картина швейцарского художника Цэша с перевернутыми лицами и сердцем и голубым, медь и мрамор, хлеб скульпторов, красные свечи. Звонок как вечерний, конец строки.

Непонимание умом, отказ, единственное и мн. число. Как в грамматике речи. Законы рынка, речь торгующих, мужской и женский род. Грусть сапог и ботинок третьего Рима, армейских. Синие и зеленые, пятнистые. Опять романс, продолжение жестокого, городского. Как на образах. Другое письмо, буквы, изобретенные купцами, кавычки, лестница. Смех и молчание солдат, двор вокзала, поле Кавказа. Есть поэзия сухих веток и листьев, желтые кустарники, без верблюдов, с людьми, недалеко от вокзала, платформа, Новгород, надпись как в книге Книг, на голубой известке. Пессимизм, неназывание имен, например Чиорана, лекция на вокзале, ин мемориам мэтров, имена, народы, пятое октября, день мэтров, м. и ж. числа, лица, роды, единственные и множественные, неповторимые. Как в театре, повторяемость, как на войне и в революциях. Дриллинг и генеральные репетиции. Балкон замка.

Песня и моей милиции, кокетство жандармов, ин мемориам Шэ. Моей Армии, многоногой и многорукой, телесной, одноцветной, песенной. Падение магов, мужского и женского р., с расчетами, таблицами, все остальное, на удивленные лица солдат.

Их копья и руки, особенно ноги, в черных как чэ роджерсах и сапогах. Разрушение и восстановление дат как камней. Даты как птицы кино, маленькие и большие. Кафедра университета, немые речи. Теория и практика перевода. Конная и пешая милиция как при (имена). Дары волхвов. Радуга над рекой.

* * *

Осенний будто бульвар. Утром звонок будто будильник. Через прозу радуга и дорога уводят вглубь и ввысь, вдаль. Женский голос поет про опавшие листья как в поэзии утра. Воспоминание о реквиеме, книга Пьера Г. О могилах солдат, семь песен. Светлый зал, освещенный вечерним солнцем и люстрами, электрическими свечами. Органист с Московского вокзала, о встреча на заупокойной мессе. Галерея, народ, с моим народом, сказала бы поэт. Сон о черной кошке и крысе или мыши, другой маленькой мышке, дверь той комнаты на Рубинштейна. Что такое профессия? Это сам человек, сказал бы Бюффон. Время везде, даже когда уезжаешь по осенней дороге в будущее, через прошлое, по настоящему, через бред, брешь, скажи «брод», место в реке, где можно проехать на телеге или перейти, переплыть, замочив слегка тело. Не зная брода не лезь в воду. Пословицы и поговорки русского народа. Реквием. Босиком, Боссюэ, проповеди. Есть девушки, искусство одеться в шелка и лететь в канавку. Хотя бы с моста как проповедник с кафедры вместо самолета, вертолета. Канавка становится Лебяжьей как в сказке А. Их поят водкой, чтобы согрелись, обтирают будто в ритуале. Мост, самолет, поиск полета: воздух, вода.

Проходить через это, подражать девушкам в желании прыгать словно с самолета с моста в толщу другой стихии. Статьи и речи, вода. Шелк картин, платья. Девичий труд, пенье пальцев и губ. Мост и ночь. Шуршанье платьев, картина Брейгеля. Выплывают из воды. Я об этом забыл. Позабыл, сказал бы поэт. Буквы большие и маленькие как п., или даты. Год назад приезд, нет, прилет гран-дамы из Лондона. Лукреция, беззаконная комета среди расчерченных. Дохнул осенний хлад. Рязань, Москва, спасение от алжирцев. Майкл как меценат. Песни Лукреции, ее двойные глаза, имена. Ее любовники и я. Я и ее. Когда кругом статьи и речи. Даты большие и малые как дороги. Проповедь птицам словно в св. кино. Дороги ищут меня для воспоминаний и впечатлений. Дорогие. А ты ищешь их? Девушки на дорогах. Осенний бульвар. Слепые разрушительные силы, очищение для взгляда. Сквозь осень, ее высокое небо, от, к. Дары мэтров, буквы большие и маленькие. Больные или здоровые как деревья. День мэтров сегодня. Она была как кавалергард, кавалерийский офицер, а я девочка, цитата из дедушки. Неореализм: по телефону он принял мой голос за девочкин. Она была как кто? О камни, время. Эта вялотекущая вода и воздух памяти. После Пушкина, понедельник. Девяносто шестой год, холодная комната, желтые листья, день золотой. Комната как во дворце или замке, холодная и высокая. Уют от холода как будто в Англии. Возвращение в Пушкин. Казарма Лермонтова. Звон колоколов. Святая премудрость Б. Калитка в парк. Строители ее, благодарю. Д.Давыдов. Все они поэты, все они гусары мемуаров. Чаадаев. Песни воскресенья, сон, желтые занавески. Дорожное тепло. Французская речь на нашем холоде, среди ветров в комнате.

Рассказ о варягах, греках вчера по телевизору. Любовь. Апельсины, книги, Гималаи. Вокруг облака, звездное небо как в планетарии детства, концертный зал рядом с библиотекой на Мойке, рядом с последней квартирой. Холод комнаты посередине жизни. Другая дорога. Седьмое октября, выживание монстров. Жизнь, глава, знаки препинания.

* * *

Африка, война, кадры кинохроники. Не эм а мэ. Манифест. Кавказские горы, строки из газет. Внимая ужасам войны. Сенная площадь это московский вокзал. Кузнечный переулок, Пушкинская, мимо холерной часовни с музеем Севера, улица М., все ведет к Московскому вокзалу, там метро.

Из метро как из катакомб люди поднимаются и попадают на вокзал, кино вокзала, роман, целый мир. Его история, строительство, бюст бабы Лены сменил Петр П. Витрина, где рассказывается об истории железной дороги. Вокзал-музей. Вокзал с разными путями, цифрами, проходными дворами. Нет ничего ужаснее Московского вокзала. Нет ничего прекраснее. Свет этих люстр, волнительная атмосфера, ожидание как перед балом. Блеск и нищета вокзала как у гейш. История гейш МВ. Кинороман о превратностях судьбы.

Стриженый с ушами, бывший суворовец ждет, когда как в романсе мы закончим разговор с московским молодым похожим на медведя человеком. В очках как герой Войны и мира. Добрый, умный. Психология, МГУ, Лукреция сошла бы с ума от счастия. Бывший суворовец стоял у ларька чуть поодаль, потом стал приближаться. Будущий психолог спросил: Это Ваш любовник? Можно так сказать. Огромный как собор вокзал. Эта встреча. Ведь я сумасшедшая Лола. Слова из пьесы об актрисе. Пою про себя. Кому повем мою.

Стилизация под руины, гроты, водопады в нашем парке. О архитектор мечты, где ты? Оставил лишь руины. Уехал на следующий день в свою Москву. Мы остались в нашем осеннем парке. Университет, третья лекция о сюрреализме. Роль женщины и смерть. Встанут лапами на грудь. Московский молодой человек в очках, волосы торчат из-под свитера, на шее. О Лукреция, как ты далеко. Зеленый остров. Мне хочется взять тебя на руки. Звучат его слова. Меня уже брал на руки один у Марсова поля, напротив Мраморного дворца, парень, похожий на моряка. Когда возвращались от Коли с Миллионной. Говорили, что он вор. Итальянская пьеса. Я не пришел на свидание к тому медведю из Москвы. Потому что пошел с бывшим суворовцем. Любовь за бумажные деньги, о цене условились. Настоящее кино. Страшная досада от того, что на свидание идти было уже поздно. Все краски вечернего неба были за меня. Однажды я видел суворовца с бандитами на остановке. Он сказал мне, что это бывшие спортсмены. Теперь они занимаются японским единоборством. Пушкинская улица, вокзал. Школа боевых искусств. Война или мир? Не понимаю. Темный твой язык учу. Граница. Ведь и индейцы мы, белые, не только медведи. Русский мир. Община. Черное и белое духовенство. Земля обнажается после снега. Книга Пьера Г. О войне и мире. Кинороман вокзала. От некрореализма к чему-то более высокому через неореализм: черно-белое наших зим. Рассказ по радио о деревянной скульптуре. Св. Георгий Победоносец. Св. Николай. Город Арзамас. Христос.

Намерения, даже самые губительные остаются там. Сюрреализм. О мы как Наташа в муках и сомнениях даем увести себя бывшим суворовцем в дом, где лестница, рядом с баней на М, за двадцать пять. Театр жестокости: Une vie.

* * *

Свет ослепляет страницу. Воспоминание, труднопроизносимое слово, снова слова. Мост над Волховом, выход из Кремля как в опере. Смотрим вдаль. Ремонт чугунного памятника: тысячелетие России.

Разобранная постель, белая, тревожная. Начинается как в песне белый день, осенний. Вчерашняя лекция по постмодерну, встреча со Славой. Шесть лет он жил во Франции. Золотые очки, портфель, шапочка. Волны судьбы, свадьбы. Опять волны, светящиеся огни Невского ночью, когда мы возвращаемся с лекции по постмодерну. На Невском как всегда, как на реке: огни. Ужасно и прекрасно. К маяку, вот название романа. На седьмом троллейбусе. Со Славой расстаемся. До славы лучшей, подлинной, длинной как сиянье. А пока, зданье вокзала людей.

Постмодерн это, преимущественно, разрушение, сказал профессор Мишель Рибалька из Сан-Луи, десубстанциализация, дегуманизация, все что начинается на де, дис, ре. Диссертация, революция, деколонизация. Негативизм, пиромания, паразитизм. Р. Переписывание заново. Белый флаг, белый день, белая постель. Карнавализация. Вкладывание денег в скуку, отдохновение после дорог. Невский черный как черновик, плохоосвещенный как река или карнавал. Свет все-таки бьющий как фонтан там и здесь, ощущение постмодерна. Люди как писатели постмодерна, по Лотреамону. Все они поэты, красавицы. Невский рек, каналов, аптек. Кульминация: вокзал, деструкция и апофеоз. Или лучше сказать пароксизм страсти. Вокзал как памятник, классицизм Тона, триумфальная арка, черный обелиск с золотой звездой, ночью. Серый обелиск, история памятников, предисловие к Кама Сутре.

Пыль как в поэзии Редьярда Киплинга об Африке, о войне. Солдаты, схватывающие на лету и ничего не понимающие. Текст в тексте, но не как матрешки (их выдумал японец), а как дорога в дороге, путь в другом пути, рельсы и белый след в небе, Пушкин и корабль. Тартарен в своих Альпах, на тропинке рядом с Махачкалой, предгорье, коровы, орлы, собака. Как иностранец, итальянец, дыши легко здесь в горах Дагестана, то есть там, в преддверии гор. Море. А мы с тобой вдвоем, предположенье. А получается втроем. Смех. Слезы. Тебе проповедовали в горах, теперь мне понятно. Здесь в низине свои Гималаи, с другим знаком, дышится очень просто, даже не чувствуешь иногда. Памяти другого К. Жанр: ин мемориам. Моцарт, концертная зала. Мойка, вдруг все выстроилось, вытянулось вдоль этой реки, узкой как серая перчатка. А., не пиши красиво, постмодерн не велит. А пиши правдиво. Аня, осенний бульвар, воспоминание о К., которого не знал. Когда она с ним познакомилась тот другой уже дышал иным воздухом как в предгорье. Аня не знала об этом. Легкое дыхание, памяти Бунина. Все кажется запуталось, приближается к хаосу, удаление и приближение, космос, день затмения, большая и малая вода, профессор сказал, я его читал, но теперь не понимаю. Ах профессор. Дао пути, приближение и удаление, блеск моря, смотрю с балкона. Санаторий в Сочи на малой горе как роман или в гостинице «Ленинград», Дагестан. Тело и море как слово и дело, как море и Пушкин. Поэт и город. Тема музея, вокзала, словаря. Приближение к пониманию, бездна печали. Удаление, осторожное как на сцене, па а па. Сквозь сон, дороги кампаний. Большая алжирская: Арзамас. Две малые (швейцарская и французская). Правда о хлебе и винограде.

* * *

Петербургские сумерки руин. Над крышами словно столицы мира. Мир как крестьянская община, катакомбы, крестьянин не язычник из французского Средневекового пейзажа и не мужик из словаря «Робер», катакомбы Третьего, троянского мира, сумерки просвещенья. Педагогическая поэма, но не про крестьян, а про сумерки вечного города. Воображаемые огороды крестьян. Пейзаж, пейзане, коровы. Улица Марата, девять, за баней, место рядом с бывшей церковью, воспоминание без руин, баня как мемуар, римская теплая терма как хлев. Поднимаемся. Страшно от такой красоты, словно вражья во всей силе, краски заката. Но не яркие как в опере, а более больнее. Квартал вокзала, после лекции в университете о дадаизме, сюрреализме как способе мыслить, жить, творить. Андрей, стриженый, смешной и трогательный с ушами, а тот другой, но пусть он ждет, пока мы кончим. Ищу где разменять сто, чтобы отдать двадцать пять, плата за. Роман о сумерках в городе, в голове, душе и мыслях. Плеоназмы пленительны. Живем на деньги от алжирской кампании во глубине России, арзамасская зима-весна, рубли и доллары, швейцарские франки альпийской кампании, точнее швейцарской кампании, где горы Юра. Без ошибки не любят как воду без стрекоз и ила.

Воспоминание о вениках и стороже соседней базы «Алые паруса», романтика бани с алжирцами и переводчиком Андрюшей. Баня, песни, возвращение в дом. Сквозь ветки, через забор, по дороге к «Мальчишу». Федоровна, как императрица, гран-дама тех мест, хозяйка санчасти в лесу как на войне. Открытие России, пафос, благодаря алжирскому походу в снегах и весной, в росах и ландышах. Алжирская тетрадь (Арзамас). Кровать плывет туда.

Глиняная пещерная фигурка, подсвечник, память о Вадиме. Мытищи, другая родина, необъятная, родная, весенняя. Негры, утки словно в японской воде, цветут вишни. Я подхожу к тому спящему дому, дрожь весны, какая-то сила уводит, как под гипнозом, я не знаю он был или не был, такой романс, жестокий и городской.

Очарование манекенов, Ж. Де Кирико, Бретон, Элюар, Сюппо, Деснос, Дали, Гала, Макс Эрнст, другие окопы, война. Маньяки манифестов, заложники снов. Лекция профессора словно ацтека с золотыми серьгами в ушах. Нева, широкая как Э., дом поэта, тихо кланяюсь ему, почти китайская церемониальность, почти японская, наша. Фрегат Примогэ, грамотка французского капитана русскому словно японскому или к. переводчику. Сумерки, фейерверк в Петергофе, фонтаны, дождь, дворец. Переводчики французские и русские, красная икра в лоханке из дворца, вино и фрукты. Дезирхены и плезирхены опущены в потоп, унесены. Перевод страсти, сигнальные системы, собаки, драконы, змеи. Орнамент текста. Зависть, роман Ю.Олеши. Три толстяка, сказка. Ни дня без строчки. Камни, в том числе. Булыжники, минералы, их драгоценность, иерархия камней. Поиск аметиста, вдовьего камня, его красота.

* * *

Гибель листьев, люди в оранжевых комбинезонах, женщины как у Шекспира хоронят листья. Осень фейерверков, сезон светящихся воздухов. Вышивание руками, под высокие песни, душевный трепет. Уже до нас, кажется, нет дела, все светится, тело обнажается вне времен года. Вне сезонов. Нить невидимая сквозь деньги, сжигаемые Настасьей Филипповной, сквозь дым этих денег, которые накаляются камнями в бане, в музее.

Чашу эту мимо. Собор или чаша вокзала. Осень садов и парков, обиды. Ж. это тайна. Женское имя. Звонок с Театральной площади как откуда-то снизу. Золото мое и серебро. Постсоветскость пространства. Заневская, метро. Поднимаются и опускаются. Песня и отдых души.

Дураки и дороги, еще одно название романа. Памяти Гоголя. Провансальский язык кино. Кинороман памяти. Начальник и дурак. Я и ты. Метаморфоза и диалектика местоимений. Перестановка как на войне. Эшелоны. Хвост, конец или наоборот самое начало. Начальники, дураки. Персидские мотивы.

Покой, после, вместо потопа. А пока педагогическая как героическая или Седьмая. Впрочем на цифры как вкус или цвет нет товарищей. Есть другое лучшее. Педагогическая п., памяти. Основанная на мнемотехнических приемах кино, как будто написанная на языке третьей сигнальной системы, еще не открытой. А пока язык киноромана. Ночь, вокзал, лестница в небо.

Педагогическая память о языках, родных и не родных уже. Народных, типа провансальского. Далеких и близких как название мемуара, знакомое с детства.

Весна и лес Арзамаса, точнее деревни Криуши, автобус с алжирцами и нами. Годы золотые сквозь дым, отраву, пулю. И прорубь.

Напилася я пьяна, слова из женской песни. Пел алжирец, его научила Федоровна. Дороги и песни, тот снег. Короткое дыхание, вниз и вверх по лестнице, краски заката за окном. Волосы Ани в кошельке.

Библиотека на Мойке. Опять педагогическая тема. Пьеса про лысую певицу, носорога страсти. Вокзал, ночь, огни. Вместо чего-то ценного волосы в кошельке.

Шаман и Венера. Мех и голое тело. Кошелек и жизнь. Или: кошелек или жизнь. Такой вопрос. Дорога как кино про переводчика. Девушка и зверь почти как у Кокто из французских сказок. Тюбетейку я носил в память об Ольге и Вадиме. Потерял, купаясь в св. волнах на острове Кижи. Скука допотопная на кухне.

Москва за нами как перед потопом, на войне. Желтый презерватив, романтизм цены: девятьсот рублей, в киоске вокзала. Бананы, пиво, бутылки как в американском салуне. Дикий запад и Восток. Вредность Севера для него. Волны от Ани. Няня, Аня, тот старый генерал, герой войны, посол в берете. Настоящая опера. Здесь: красный стул, красная машинка, мы в старой одежде как с картины Шпицвега. Немецко-французский невыносимый романтизм. Кино Трюффо о Жюле и Джиме с несравненной Жанной Моро.

Приступ шаманской болезни, потеря тюбетейки и кольца с аметистом.

Ожидание старцев, красные перила, несколько ступеней вниз или вверх. Балкончик вокзала при выходе из коридора, где часовая мастерская и парикмахерская. Куст сирени за ларьками, зеленые зданья вокзала как на сцене киноромана. Записки от скуки это японский жанр. Море и сосны. Здесь другая фауна и флора, другой язык. Кошелек и жизнь в искусе.

* * *

Длинное искусство, клыки, хвост. Шерсть, которая греет, шкура. Холодная комната, хмурое утро, сезон дождей начался. Роспись по фарфору. Артисты на ходулях, сцена: столетие А.Арто. Драма чувств, самурай. Поиск профессии, учителей в тумане. Набережная, осень, женский голос по телефону как на ходулях, волосы. В пятнистой как в военной Африке куртке на вате.

Ватник, русская одежда, тулуп, куртка из брезента как у моряков и летчиков, офицеров-путешественников по полям России. Город, камуфляж. Зеленые, коричневые пятна на бушлате, серый словно волчий искусственный длинный воротник. Мы как коровьи ребята, парни Америки, дети, ков-бои, пастухи из американской пасторали, голливудской мечты. Эклектизм, переходный период, когда в одежде все смешивается. Алхимия, по Рембо. Полк в котелках, сказал бы Герцен. Как строительство итальянцами соборов на Москве. Нежная Флоренция, то есть Успенье. Черное и белое барокко. Рок одежд. Разгром русской армии на Кавказе. Одежда генералов как в кино. Ломбард на Садовой, очередь, молодой охранник с повадками лакея. Вместо старушек за стеклами женщины, девушки, возраст старушки.

Музыка поражения: Цусима, Мукден. Мемуары ТВ.

Причудливость, замысловатость до классицизма черного платья. Э.Пиаф на сцене. Руки как у солдата по швам. Мода не проходит. Шанель и шинель.

Сдаю золотое колечко, сто двадцать девять тысяч. Булочная, чайная, то есть Зеленый крест на Владимирском. Отмечаю. Стаканчик чаю, ромовая баба. Рукопашная старушки и студента. Они вцепились друг в друга как в японском театре. Роли исполняют мужчины. Старушка Алена Ивановна душит студента, бывшего, бледного Родиона Раскольникова. Алену Ивановну играет актер в маске. Студента тоже играет актер. Ломбард недалеко от Сенной, дом сорок два по Садовой, рядом с домом Алены Ивановны и домом бывшего студента. Как у Арто: жестокость театра, маски.

Воротник не волчий, не овечий, а искусственный. Пацифизм это всегда пафос, скрытая воинственность, то есть другая крайность, страсть, отрицание войны. Горячка сжигающая изнутри, заставляющая кричать лозунги. Потом покой. Бал переводчика в Петергофе, вино, разговоры. Ах, няня. Потом матрос отвозит на машине до метро. Одежда войны, мира. Цветы. Дети.

Ротация родины в воображении как буддистского колеса. Парадигма чувств. Театр и его двойник. Лекция по постмодерну. Прогулки по бульварам Москвы. Лекция это прогулка, скажет потом Чечот. Это: а пропо.

Бульвары: Страстной, Цветной, Осенний. Мех вороний, волчий, овечий. Никакой, третий, искусственный.

Книга на французском языке философа Соловьева, продолжение письма. О религии, войнах, вещи в себе. В. В себе, для самой себя. Любовь к главному, искусство любить, Овидий. Книга, лежащая на столе у Ларисы. Взяли картошки, купили хлеба на Офицерской, пошли мимо доски Мейерхольда, ресторана «Дворянское гнездо» к Юре, режиссеру, театральному критику, человеку. Звонили колокола у Николы Морского, горела люстра сквозь туман. Еще Лариса подарила мне статью о египетской разведчице, танцовщице, о ее истории. Ее любили горячие молодые офицеры, такая арабская М.Хари, фильм о ней, без Греты Гарбо. Еще книгу на итальянском языке про Демона. М.Ю.Лермонтов в переводе на язык Данте. Обложка Врубеля.

* * *

Белизна лица, страница. Белый не квадрат, а форма лица. Черный проспект, а не квадрат, огни после разговора, его продолжение на проспекте. Кафе на Конюшенной. Спускаемся, но не в кафе, а в музей, на улицу, после кафе-разговора, возвращение как из оперы. Время и камни. Сад рядом с музеем. Разговор о романе, повторения. Люди на выставке, бороды, платья, скульптуры как в Греции, подкрашенные, расписанные. Будда.

Фарфоровые статуэтки как после раскопок. Склеенные. Живые люди словно до потопа. До Везувия. До.

Старый стул лучше новых столов. Машинка, установленная на стуле из красного дерева, сама красная, де Люкс. Имя после раскопок: Пелагея Шурига. Голубой кот, Мексика.

Художник Басманов. Разрывание белой бумаги, чайки на белой воде и в небе. Черное, красное, серое. В кафе том красное и зеленое: витраж в глубине. Мы после музея. Разговор о бумаге, продолжение музея. Также говорим о докторах в настоящем времени. Белое. Цвет денег, запах, тесты докторов. Массовое сознание: музей. Потоп потом как будто. Кажется. Чувство цвета. Женщины с граблями в Сибири. Невозможно дружить по Моруа с женщинами в кафе. Разговор осенью о бумаге, бутылках и камнях. Не помню, были ли в разговоре камни, берег моря, чайки. Было ли вообще море в тот вечер. Шумело ли оно, радовало огнями на набережной, как Невский проспект. На мне был пыл. Ожидание потопа, разговор. Эсхатология одежды. На них была одежда женская. Брюки, гольфы или чулки, а может быть даже колготки, туфли, без шляп, но в легком пальто одна, другая в неизменной куртке. Женские женщины, вполне. Одна женственнее другой, с разными лицами. Говорили о бумаге и цвете неба. На мне был свитер алжирского паренька, сержанта, водителя бэтээр. Между музеем и темнотой как квадрат. Разговор без масок, почти. Состоящий из света и тьмы, бумаги, чаек, которые летали над водой, камней, мокрых или совершенно блестящих под солнцем, полной луной, которая появится позже над вокзалом. Разные уровни тьмы как в театре, тьмы перед светом, в головах, лицах, одежде. Пили кофе как в русском кафе из романа, звезды появились незаметно. Приходили и уходили люди и звезды. Дочка Светы ждала на Марсовом поле, нас всех застигла тьма, как в кино про затмение солнца. Тьма укутала наше веселье шалью. Речь-воспоминание о певице, актрисе, миф. Свет, сумерки. Мечта о манекенах.

Бумажное море и небо. Огонь и черное после огня, потоп. Одежда людей до и после, их разговор. Буквы летают как у поэта, художница. Плывет в своем гробу над всеми. Невский проспект, Луна, чистота и белизна бумаги как лиц до огня, потопа. Страх перед. Болезнь докторов, бумага воды, страх перед стихией. Очарование могучей, берега. А пока разговор до и после бумаги, звезды певицы. Моряки уплывают. Мы остаемся очарованные. Могучая страсть. Дорога в Новгород, мечта о путешествии в Венецию. Дорога в Москву, любая дорога осенью. Переводчик, мандарин, пагода вокзала. Вместо моряков милиционеры словно в порту. Их песни, слова как в портовой таверне. В каждом из нас маленький римский папа, крестный отец, Жанна д’Арк. Триумфальная арка. Фигурки из глины, бронзы, фарфора и хлеба.

* * *

День затмения, дни солнечного и лунного. Осень: приближение и удаление. Конверт из Германии, романтической страны, песня К., о дороге в Мандалей, английский мелкий дождик, дальнюю солнечную страну от Суэца вдаль к Востоку, захотелось быть и мне возле пагоды у моря, на восточной стороне. Восьмое октября, дни перед днем затмения, фильм, роман, музыка, голос, вокзал, после лекции в Университете, прогулка, перформансы, хеппенинги, акции. Поездка в Новгород между лунным и солнечным затмением. Лунное было видно в Америке. Сор, из которого растут. Стыд. Вечер с огнями. Утро со звонками, свет.

Путешественник сумбура, встреча на Васильевском острове недалеко от Андреевского собора. В сторону Университета, прогулка из романа. Встреча с С.Спирихиным, разговор о мэтрах и учениках. Мое желание быть учеником. В сторону сфинксов напротив Академии художеств, румянцевского Обелиска. Лекция по истории, миф о Наполеоне. Народ, творец мифов, народничество, острова. Васильевский, прочий среди, как птиц, дат, больших и малых. Имен и титулов, учебник. Потом мимо могил по монастырскому парку, Обводный канал, гетто воспоминаний, америка домов с той стороны, билдинги мельниц. Хлеб жизни. Соборность воспоминаний, год назад с женским именем, химеры, сумерки, икона Знамения.

Дошли до слов, до лет. Интерпретация как снов. Вместо судового доктора и собирателя фольклора другой Робер, семитомный как рояль. Рассказ Манфреда о коврах ручной работы, Дагестан, пение вышивальщиц, музыка за кадром. Вчера в коридоре университета встретил ученицу, ту самую Наташу. В кафе-коридоре на подоконнике. Толкование встреч как сновидений. Мимо могил воспоминаний, вчера по желтым листьям, сумерки, тихие поклоны. Черные решетки из чугуна, за ними желтые огни как в море.

Знаки, годы, витальность ветра над морем, дальняя обещанная земля людей, роман. Поиск земли, фонарь, волны. Грань бумаги, Нидерланды, творческое здоровье, воспоминание об Эразме. Другие берега. Холод Ани, бумага снов. Звезды, бред, жар.

Москва песен, Осенний бульвар как во сне, синяя электричка, филевская линия, принятие решения на отступление из Москвы, кинороман, война и мир, голоса перепутались в дедушкиной голове. Сюр. Голова дедушкина как бабушкина, девушкина. Гюго воспоминаний, эм, жэ, третьего не дано? Как по латыни. Зал, множественное число. Египетский, греческий и римский. Дальше пошло, поехало. Статуэтки св. кошек, кораблей, альбомы.

Аня чем дальше тем ближе. Свободнее, величественнее, человечнее. Царское Село: картины персон царской семьи, после залов дичи, кавалерских столовых до китайских шелков.

Перед днем затмения, переводчик сумбура. Преступление и наказание. Прогулки, линии бреда, женские органы слуха и речи. Сигнальная система номер три. Парадигма любви. Прогулка по Новгороду. Гроб, сон, желтые листья и дома. Репетиция письма, театр, арена. Фундамент цирка, мимо машины, люди. Музейность жизни. Опять и снова. Трава, листья, камни. Ветер, чайки, мост. Метро как степная кобылица. Голубое сквозь черный туннель с огнями. И снова Блок. Октябрь. Набережная, сезон письма. Просыпаемся как индейцы, пьем чайную траву. Индия, Китай, Цейлон. Ожидание снегов в голубом халате.

* * *

Ежедневный хлеб, молитва о. Сыр, хлеб, фрукты. Чай. Прощение обид. Перевод с живого языка мертвых, земля зерна, небесные птицы, лилии, одежда. Мода на военное как ковбойское в А. Но мне она мила. Пол читателя, все перепуталось. Он, она, их имена, буквы как птицы, большие и малые, даты. Киночитательницы. Тьма, кашель как в романсе для Кафки, чахоточность дев. Потом праздник и чистота. Имена и буквы. У Коли на Миллионной, роза, красное вино как у мадам Люлю из романа, бордель в кино, кинопритон. Сам хозяин не любит когда его называют хозяйкой, хотя бы салона. Война названий, осень на марсовом Поле.

Освещенный портик Росси, Михайловский дворец в глубине парка, вот путеводитель по городу святого П. Блеск воды, звонок. Утром принесут письмо из Воронежа, с тех холмов. Почитаем после письма. Когда мечта далека как потоп, до нас, после нас. Беседка сна. Осень не только на Марсовом поле, она как триумф везде. Вчера провожал друга на вокзал. Его белые кудри как у Марлен. Ange bleu ciel. Его ботинки, штаны, планы. Праздник Покрова, через черноту вокзала, тьму. Блеск воды. Открытие города. Благодаря и несмотря. Осенний бульвар, волосы, неприличие репетиций. Анархия, мать, порядок.

Торжество осени над падающими в воду девушками. Ради пути он готов спать, прыгнуть подобно девушкам в воду, плавки сушатся на веревке в ванной. Я ему рассказываю об Ане, офицерских кальсонах (молчу), смеемся над полной программой, сводниками, говорим что не любим секс.

Мне нравится наблюдать за перелетами людей. Небытие городов, история одежды. Колосья с полей, чтение стихов. Прощальный ужин. Речь струится как фильмы Ф., забегая вперед самой себя. Дань кино, сезоны в Санкт-Петербурге, городе кладбищ, триумфальных арок, вокзалов, звонков будильника, может быть поспим еще полчаса как во французской сказке. Звонки и письма.

Есть слова и лица как свет в конце. Черный Невский, гениальный художник, завтра случится праздник Покрова. А мы не знаем. Негры, маски, русские речи. Дома как в ссылке, мадам де С. Книга Эм. На французском языке, исповедь маски, еще Шаляпин. Самурайский меч, а не эм. Голубая буква метро, бессмысленный бунт как русский. Черный как к. Духи: опиум. Еще раз о временах и нравах, перевод с латинского, цитата П. Памятники мраморные, гранитные, гипсовые. Деревянные, бронзовые, медные. Чугун. А он летает с парохода в волны. Над волнами потопа. Он взмывает. Мрак и огоньки вокзала как на море. Оглянись и ты станешь как она изваяние на стенах родной Помпеи, тенью для раскопок. На стенах родного, родной. После взрыва, потопа. Царство цветов, минералов и птиц. Разделение голосов как волос по цвету: светлые, темные. Третьего не надо. Разделение хлеба и травы сорняков. Его волосы как цветы от гроба, светлые. Черное духовенство. Черное и белое, возвращение к танцу. Заветы: ветхий и новый. Перевод. Краски для зимы, контрасты. Утрата иллюзий. Бальзам.

* * *

Звонки и письма, песенка про Жанну в конверте. То что у Жанны под кожей платья. Впечатление от кино, Индокитай. Театр, французский офицер, красная принцесса, их ребенок. Катрин Денев. Маргарит Дюрас, писатель кинороманов. Писательница. Род, число. О писателях: sexe des anges, спор как в средние века. Звонки, письма, лица.

Смутное припоминание, стремящиеся к ней. То лицо из черно-белого журнала, поэтическое выражение, собор в тумане. Облака одинокие как люди и люди плывущие как облака осенью. Кусты, город, который прячет родное. Переводчик, слушающий звонки и вглядывающийся в лица сквозь память кустов, облаков. Те вдруг исчезнувшие девушки, прыгнувшие в воду, тот робкий юноша. Легкость необыкновенная, Голова, локоны, облака. После ванной комнаты, в сине-зелено-красном полотенце как в Африке, стоп. Собор на крови, блеск воды от фонарей волнует не меньше чем другой блеск. Волнение от блеска волн после кино. Как девушка, получившая вдруг письмо из Воронежа с песней про Жанну.

Мойка: прогулка в другую сторону, не к памятным доскам театральной Площади. После того дня затмения. Другая история, имена, лица. Острова. Сквозь песни, песня. Как о могилах для тех сотен тысяч. Цветы как дыхание, вода, блеск живой и мертвой воды. Вечный огонь, фотография в паспорте, место рождения: г. Хабаровск. Колин притон, колина комната на Миллионной, рядом с Невой, Мраморным дворцом, Марсовым полем. Колин салон. Это Мюзик-холл. Квартира свиданий, хозяин в восточных трусах, азиатский шелк, самаркандский узор, сундук в комнате хозяина. Буфет.

Черный платок хозяина, белый плащ. Кинг-конг жив, азиатские узоры воспоминаний, американский фильм: агент по продаже недвижимости. Книжечки, пластинки, узкие ботиночки.

Засушенные обиды как цветы, старые книги, фотографии на стене. Коля ходит из комнаты в кухню, изображает хозяйку салона. Буквы полов путаются. Стены не рушатся, крепкие как бумага. Классическое терпение, странность страсти, ее законы. Между Невой и Мойкой, Мраморным дворцом и полем. Здесь не жнут не сеют, гуляй-Поле, поле с Огнем, поле могил. Растут пионы, сирень, жасмин. Цветут розы.

Сквозь воспоминание о колиной квартире, сезон в Санкт-Петербурге, письмо от Саши из Воронежа, словно от самого себя, деревянные лики смотрят как из глубины России, дальше из Византии, Ерусалима, Месопотамии, Индии, островов Пасхи, Сибири, неоткрытой Америки, Тибета, Китая, открытой Японии, Индокитая кино. Стоп. Слезы, обещанный водопад, девушка, колина комната встреч, маски. Через Индокитай французского кино в квартал моей Африки. Мои У. Книги классические как кино. Детство, в людях. Моя А., фонтанный дом. Тихие и громкие реки. Впечатление от просторов, география людей, постижение себя. Звонки и письма и одинокие облака. Песня, лица и ветер. По дороге в Новгород и обратно. Театр возвращения, ветер и круги, репетиции, революции, солнечные и лунные затмения. Собаки, свиньи, степени. Ступени, солнечные лучи, все что волнует девушку из Санкт-Петербурга. Свиньи, собаки, бриллианты. Игра в драгоценные минералы. Вышивание бисером, реклама про волка. И пробуждается во мне. Знаки, музыка живая и мертвая как птицы, даты, вода.

* * *

Т., д., т. Прибавочная стоимость. Труд, капитал, музей войны. Гибель людей за металл, ария оперы. Супермаркеты, суперклозеты театров, гостиниц, маленькие музейные сортиры вокзалов. Поющие и плачущие люди народной поэзии. Исследование о вагонах.

Падающие горящие листья. Руки, лица войны. Надстраивание башни из брошенных камней отчуждения. Бросающие камни, толпа войны, замок, церковь, башня. Архитектура гражданской войны. Сезоны битв, искусство. Материал для конца века. Раздевание короля, королевы, слона.

До тяжести, упругости, неподъемности материала войны. Изобретение. Утренний звонок выводит из равновесия. Искусство падать. Болезнь конца века, неумение падать. Репетиции с учителем. Палка учителя, его ухо, доброта. Его рука, ноги, как в анатомическом театре. Путешествие с учителем, падение с ним. Потом снова дай Бог восхождение. Царская тропа над морем, летаем над тропой над морем.

Летят самолеты, танки горят. Выкидывание слов из песни, которую слышал впервые на рынке в Арзамасе, потом в автобусе, который вез нас в Москву. Дорога на Нижний Новгород, песня о войне. Как будто приснился лес, алжирцы, Федоровна, хозяйка красного салона, баня, сторож Алых парусов, Саша, кочегар, тоже Саша, пруд с карпами, купание в мае, река, купание в проруби, монастырь. Люди на дорогах как в кино. Иллюзион. Откуда доносятся эти греческие слова, французские, умирание языка в войне языков. Реми де Гурмон, вспомнил чтение в казарме книг из трофейной немецкой библиотеки. Символизм? Государство людей, их ручьи, лес, канавы. История авангарда, черная книга в трех томах, автор А.Крусанов. Летят самолеты и танки горят. Любэ.

Нет отдыха, голова в руках, кресло войны. Катапультирование. С одиноких облаков, сюда на невский берег, в поэзию сезона. Умирание листьев, дым и гибель. Отчего нам вдруг стало темно. Суеверный, почти первобытный страх, пещера сна, кровать войны. Где мой инструктор, в какой Москве, умная речь как в кино Достоевского. Кафе-подвал рядом с больницей, где умирали поэты и философы, рядом с секс-шопом. Подводная лодка, куда плывем?

Девушка посылает С. за пивом. Пьют как в Германии. Совпадение суеверных примет с государством чувств. Моя душа. Вопль к инструктору полетов, падений. Научи, не оставь среди одиноких облаков (песня).

Ужас священный как война, жестокость городского романса, вам не снилось такое кино, тупые звуки, запахи, пыль от сапог, воспоминание о муках, нет об автобусе на алжирской войне. Отдых. Часы в вазе из грубого стекла, дикая жалость. Дата: девятнадцатое октября. Суббота.

Опасные годы как вишневый сад, пьеса. Опасность таится в голосах, головах, путях ведущих от вокзала. Опасность в шагах, па де де. В книгах ног, которые делают как горшки на круге, в кругу друзей. Мои верные, мои скалы, скрижали. Тяжелое дыхание перед дорогой, усилие, трудно. Так летально: Vol de nuit. Одежда летчиков, моряков, п. Для того человек одевается и ждет.

* * *

Его: лампа, лучина, свеча, свет из окна, от фонаря, луны, свет. Тьма. Его секрет, тайна, зерно. Его: изюм. Сладкий сушеный на солнце виноград. Водяные знаки на листах, за черными. Поверженный персонаж музея, те глаза и крылья. Свет как в монастыре из высокого окна, сверху, из маленького окна у потолка. Музыка и свет (стихотворение поэта). Писатель это капитан кровати, теплого сна, взгляд из окна, луч света, падающего как криптограмма на машинку де Люкс, синий халат, зеленые офицерские носки, голубые кальсоны, голая грудь (распахнут халат), кресло, малиновое покрывало с кисточками. Воздух людей, летающие объекты, подводные лодки, метро в тоннелях. Церковь, мимо которой прохожу, когда иду в Университет. Церковь св. Андрея, военно-морской флаг. И финские цвета: белый, голубой. И крест.

Детские страхи, девичьи сны, кошмары. Суеверия, предрассудки, война и мир с чувствами души. Душа и чувства. Фигурка из Мытищ, свечки, иконы, швейцарские картинки, ваза, подсвечники из меди. Его волосы, его голос, словно сам персонаж. Воспоминание о художнике, авторе писем и перформансов. Ежедневность жизни с пылью книг, публикации, страницы без водяных знаков. Валуны денег (этнографический музей). Бумажные знаки: эквивалент камней, металла. Хлебников среди веников славы, лавка в бане, смерть поэта, доски судьбы, письмо.

Вокзал, приглашение к путешествию, французская поэзия, голос певца, дрожь стен, классицизм. Душа одежды в сердце костюмеров и костюмерш, высокая мода, платья, жилеты и короткие брюки, духи, вижу удаляющуюся фигуру моего С. Не поиск сенсаций для скучающей души без дел. Странствующие люди, молитва за них как за себя. Консюмеризм, дикие лозунги рекламы как раньше. Имманентность явления, джунгли. Вырос вокзал. Взрыв дискурса среди Невского проспекта, тот же допотопный испуг и восхищение. Штык обелиска как в Индии.

Фонтанка, встреча с писательницей из Франции (Индия, Афганистан: археологи-дипломаты с мужем, большая игра). Гордая и неприкасаемая в кавычках, название одного из романов, перевод с французского. Учитель английского, француженка, Володя. Невский в полутьме и огнях, пишу как перевожу. Вчерашние девушки. Рыжие, черные волосы, другие всякие. Молодой человек Тимофеев. Отказывается называть себя художником, смеется глазами. Русский снобизм, грань религиозного чувства. Мы рисуем обезьян на стенах, его слова. Леонид. Имя так себе, сказал он, воспитывавшийся как Эдит Пиаф на медовухе, на Урале, на пасеке деда. В Башкирии как Распутин. Любитель шоколада, траву, Петербург. Он говорит, что только женщины могут играть на арфе. В конце концов он попросил меня сказать что нибудь такое. Человек-откровение ждал откровения. (Говорить-то я не умею). Апокалипсически светлый, достоевский человек. Грязно здесь, в конце концов сказал он. Тот трюм был день рождение (вечер) фатальных девушек. Их волосы. Жадно ждал ответа, а ответ был он сам. Он вы, сказал бы поэт. Без бы. Письмо от Хосе сегодня утром. Свежий воздух. Области души, огни в ночи, возвращение домой. Война граждан и поэтов. Мир. Воинственность духа. Кавказ. Дурачина, простофиля, дороги. Эразм. Пыль да туман.

* * *

Через лучшее к хорошему. Тернии, звезды. Поездка в Пушкин. Детское село, с детьми, мимо полей и Музея паровозов. Театр поездки. Вновь я посетил. Как будто после затмения Луны в Ю. И Северной Америке. Как будто любил, люблю как в песне. Апофеоз скуки, яд.

Нежелание страниц от скуки, воспоминание о поездке. Вечерний звонок. Платформа вокзала как в кино воспоминаний, остановки, мчащиеся машины как в Америке, дикость Запада. Казино, читаю на бывшем кинотеатре. Воскресенье, листья осени, звон со св. Софии как на Босфоре. В турецком парке г. Пушкина. Сад, безрукая статуя как в Лувре, греческая победа над нами. Как будто мы персы. Мы ими всеми побеждены. Едем на электричке мимо полей, с нашим народом.

Долгое искусство. Дикие пляски, песни за окном, памятники. Утренняя музыка, побеждающая отдых души. Очнуться от вчерашней поездки в Пушкин в поисках забытой детской шапки. Прогулка, жанр для воспоминаний. С утра о жанре, силы великая и малая. Противоборство. Иерархия и парадигма. Учебник ежедневных песен. Музыка для кино. Церковь рядом с лицеем закрыта на ремонт как и прежде, но немного по-немому. Ожидание в домах, окна вбирающие свет. Осень раскрашенная словно праздник. Недоумение от результатов противоборства сил, разная музыка, краски, скульптуры. Поездка на малом автобусе с немногими но славными людьми. После маяты в автобусах больших, давления. Как на волнах малого потопа, спасение после нас. За окном. Университет, академия. Крыши и потолки, стены и окна туалетов, аудиторий розовых, пол коридора. Головы и туловища, конечности студентов как кентавров, их одежда, мысли, лица, Красота как в саду. Дождь как в маленькой мыльной опере, камерность жилищ, душ людей. Соборность, св. София, колокола над Босфором, в парке города Пушкина, площади и пространства для вмещения дум и чувств, лиц.

Десенсибилизация осенью. Места, пространства как высочайшие горы, нижайшие морские норы, океанские впадины, рвы. Одним словом, пропасти земли. Воспоминание о Ш. Шаляпине или Шопенгауэре. Артист и автор книги. Автор воспоминаний и мыслитель голосом в масках. Буква шэ. Осень, этюд о деньгах. Записки во время отдыха души. Маски и песни голосом и чревом.

Единение людей, слушающих дождь за окном, выходящих и входящих. Вокзал, пространство для подшаманивания, для подслушивания и подсматривания, подпитывания. Место публичное в отличие от сибирской глухомани, место для мессы как Сибирь, открытая для слуха, Сибирь невидимый как Африка материк, метафора. Как этот квартал на Неве для этих людей. Вокзал как Сибирь, вокзал как узкое горло для поющих дервишей, вокзал как сцена для дервишей. Сцена как пространство для музыки, пения и игры. Подвал вокзала где готовятся речи, зал репетиций. Выставка рептилий. Витрины, музей, поиск людей. Вы ищете их, а они вас. Они нас. Взаимовзаимность. Поиск и проникновение. Теплые губы, руки, ноги. Взаимнозаменяемость незаменимых. Язык, розовые стены и окна, ухо. Алжир, Черная и Белая Африка, Индия снегов, браманов, слонов, Вьетнам, Чечня. (Пойми, я спутал). Язык, который доводит. Та речь. Успокоение души сезонами. Записки в тетрадях под музыку и песни, в тихую погоду, под и над бушующими голосами. То что мы переживаем и как нас пережили в дни затмений. Шорох ложечки из нержавеющей стали, письмо по фарфору (в музее и церкви орудия страстей).

* * *

Четверг вместо поездки в Новгород, вместо осени за окном в движении осень в статическом ожидании. Осень переводчика, сезон. Чинят тепло, стук по трубе. Ожидание другого сезона. Бумага, язык.

Персонажи в поисках романа, который может быть. Три точки, никогда. Опять розовые фламинго, попугаи, маски. Перья, крылья, рты рыб. Никогда не напишет, как ромашка в пальцах, губах девушки, шепот. Entre la vie et la mort. Роман писательницы нового романа о письме. Может быть никогда, то есть всегда. Белое и желтое, цветение поля. Но есть и другие цвета и цветы. Осенние. Как бульвар где живет девушка. Маленькая девочка из Москвы. Лезвие ножа. Сахарница, брошенная словно пепельница Аней.

Переводчик армий империи. Период упадка, стихотворение о золоте латыни. Вокзал, фламандские лица, африканские, другой квартал. Как дно моря, машины, киоски, роман Гамсуна. Все дороги ведут к. Балкончик с красными перилами, ступеньки вниз и вверх как в пьесе, удаление от романа, театр. Пафос: может быть, подражание Гауди, подражание Брейгелю, воображение гор. Страх, любовь. Ношение одежд. Воспоминание о старинных японских мечах, доспехах. Вчерашние звонки как колокольчики Востока. Ветер, голоса. Пятница. Бисер, свиньи, собаки. Шкала ценностей, эквивалент одежд. Золото, серебро, мундир портье. Под небом Новгорода, роман французской писательницы Дефорж. Тележки, бабушки и дедушки. Возвращение с дач. Сужение и расширение пути. Лестница метро: эскалатор. Ступени вниз и вверх. Цветы, плоды. Возвращение с садов и огородов. Любовь к старому халату, его дырам, словно это старый плащ. Роман о пэ и мэтрах. Их счеты со мной. Моя любовь. Поиск мэтра на дорогах больших и малых. Осень, еще один сезон, театр. Французская библиотека на Мойке рядом со смертью поэта. Прогулки осенью. Путь то сужался, то расширялся. Просвещенный абсолютизм. Пишу на пергаменте подданных, слова просвещенной императрицы. Пишу по коже, жэкри сюр ля по, ответ Дидро. Репортаж с пэ на шее. Жанр пар экселлянс. Аня на шее. Воспоминание как о балете по новелле Чехова. Осенний бульвар, филевская линия, голубое метро, кафе-трюм, время года не помню. Притворство девушек, их наивность, самурайские мечты. Чтение романа французского писателя Пьера Гийота, могила для пятиста тысяч солдат, для полмиллиона солдат. Вокзал как Нотр-Дам де Пари, огромный как роман, персонажи в поисках автора. Не я ли автор? Автопортрет художника (артиста), писателя, автора в молодые годы, осень переводчика. Молодые это любые годы, впрочем. Перевести персонажей. Как будто. Я никогда как в эту осень, из стихотворения О.Берггольц. Такая скука. Название романа в поисках персонажей. Поиск друг друга. Отдохновение души. Туман, памятник Пушкину в скверах и дворах, на площадях искусств. Сбрасывание в воду, сжигание, зарывание в землю, оставление на ветрах. Весь я не.

Праздники и будни, музыка и. Осень, цвет неба в колодцах дворов. Вода каналов, рек как на востоке после дождя, цвет осенней воды. Исповедь. Вокзал, баня, библиотека. Очищение воспоминаний. Тетради: т. Манфреда, кронштадтская, арзамасская, Театральная площадь, гора Санатория, И корабль плывет. Как полонезы, ноктюрны, вальсы. Этюды. От библиотеки до вокзала, стук машинки. Удаление-приближение. Суббота, праздник и человек ради субботы.

* * *

Взрывы как птицы маленькие и большие. Например взрыв дискурса, льющейся речи, ищущей куда утечь. Плечо, спина, льется как речь к п. Друга, как рыба скользит между ног, как будто это не друг а гейша с волосами. Хабаровск. Москва. Четверг. Небритое лицо прижалось к плечу. Полет между городами, над Сибирью. Путаница имен и местоимений как у П. Памятник вокзала. Куницы страсти, барсуки, лисы. Меха Сибири, шаманизм. Голые руки, ноги, члены. Ладони скользят под, между, просто. Как у гейши в желтой сумке крем, баночки, тюбики. Дитя порока. Афиша с артистом. Как поется в песне, разве я думал, что мы будем вместе. Как с Аней. Легкие касания, падение.

Если не можешь постелить солому, учись плавать, летать в мехах и коже. Падение магов. Rien de rien, поет певица. Но стремиться надо, категорический императив, мечтать о полете, победе. Обеде. Обиды. Триумфальная арка, роман в огне и воде, в бреду. Не гаснет, не тонет. Ни-ни. На грани, может быть, ничего. Страх перед звонками, смех, страсть. Ожидание звонков и писем. Собаки и свиньи, жемчуга. Тайна врагов, в изгибе спины, там, где стена. Тайна врагов, дом, друзья. Другие как я, ветер, трава. Ночью он кашлял как пушкинская дева, хрестоматийный румянец. Тела друзей, их тома, их стена. Трава у стены, ветер, солнечный день. Во всю реку блеск, вдали небо, краны судоверфи. Пушкинские дела, берега, монументы. Тело без хрестоматийного блеска в ночи. Нежность как воздуха, скольжение, ночной полет. Как детская книжка, такой эротизм и лиризм. Я в коже, мехах, волосах. Воображаемые волосы. Мы гладкие с ним как птицы под перьями, без перьев как индейцы сна, без чешуи. Плывем, ныряем в своей стихии, воздух или вода, не видно. Инструктор полетов. Плавки как флаги сушатся на веревке, полотенце брошено в кресло как флаг. Победа. Я побежден. Мы плывем, мы летим.

Царапаю щетиной по гладкой и нежной, по живому папирусу: послание. Посвящение на портрете. Победителю от побежденного. Педагогическая поэма. Надо учиться у этих самородков, оставить косность, лень, отдаться наконец болезни возраста, попрать ею ее саму. Стать маяком, то есть горящим кустом для кораблей. Кругом прохладное море, соленый ветер, как в Песне песней. Воют сирены как этот мальчик или девочка: с кудрями, плечами. Перевести на латинский всю влагу, все губы, все пальцы. Кричащий во сне, голос в тревожном воздухе, кашель. Полет продолжается. Мне не спится. Приношу ему таблетку, настойку ромашки, включается свет как в каюте. Другое письмо и звонки. Пыль как на всех континентах, и на моих берегах, от шагающих сапог, поэтому песня. Без отдыха, майн кампф, его война. Пишется в замке, в башне, в кресле. На привале, на траве, между учебным полетом, ожидая учителя в шлеме, кудрях и коротких по моде штанах. Коричневых как у клоуна чузах. Мой инструктор, мой непятнадцатилетний капитан. Незапятнанная честь. Моя Манон. Мой кавалер. Трюм, корабль, волны. Плывем в далекую Америку (Африку, Азию). А приплывем в Индию снегов, в белую И. Чудо о путешествии: те же полати и печь. Попа, пропеллер, лопасти. Романтизм это жестокий романс о собственном теле, крыльях и чешуе как о чужих. Императив любви. Бюст мореплавателю, плотнику, царю вокзалов. Разлука с учителем страсти.

* * *

Сон после фильма Бергмана, понедельник. Мир женщин, кино. Персона. Лекция в университете, коридоры академии, воскресенье с детьми. Море здесь и сейчас. Сквер перед главным зданием, часовой. Переписывание тетрадей романа, названия, вокзал. Небо все в проводах. Поиск путей, коммуникация. Зал вокзала. Окружающий квартал. Цветы на клумбах. Крылья бабочек. Бабушки. Листья кружащиеся как в осенней песне. Французская п. Пальцы женщины, пыльца, бабочки, стрекозы. Швейцарская художница. Вчерашний фильм об актрисе. Девушки падающие с моста, их перформанс о бедной Лизе. Моя повесть о прекрасной туалетчице. Романтический пыл. Кладбище, туалет, путь к вокзалу. Прогулки с адмиралами и генералом по садам и паркам. Армия, безумие как у Брейгеля, картина сезонов. Дневник Нижинского. Театральная площадь. Переводчик, развалины романтические, парки, руины. Новости ТВ. Надо снова, после снов. Понедельник, вода, чайки. Переводчик перебирает свои тетради, листки, отпечатанные на машинке. Опыт рассказа, отсутствие опыта, тайна сезонов. Путешествия переводчика, университет. Как во французской песне, поэзия дождя, тоска, хандра, сплин, песни моряков, воспоминание о море, предчувствие кино, монстры, мэтры, девушки. Ловушки для д. Дороги. Молчание во вчерашнем фильме, поздновато его привели? Не знаю. Включать, выключать. Провода. Ни музыка, ни свет. Как девушка, читающая роман Пьера Гийота.

Куда-то затерялся перстень с аметистом. Руины квартиры, стилизованные под «сады и парки», с воспоминаниями. Арзамас, автобус с алжирцами везет нас на завод, город весной, поездка по «золотому кольцу» как к маяку Вирджинии Вульф, соловьи, ландыши, профессия как грибы или матрешки, двойное дно, наркотик.

В квартире как в Африке, пыль как на войне. Эта старая песня. Запад есть запад (сторона света). А это северо-запад или северо-восток, смотря с какой стороны смотреть. Край света как Африка для французского поэта. Где золото мое где серебро, другая песня. Жестокий романс. Площадь перед вокзалом. Свобода как грибы на плакате, объяснение состояния. Опять воспоминание о лесе, реке с коричневой водой, нашем восторге. Голое тело как король и восторг мальчика из сказки. Роман итальянский «Скука» который принес С. С ним ссора из-за зеленой бумажки которую он взял без спроса из синего кошелька в синих джинсах тонкими пальцами. Плата за урок, педагогическая поэма, плата за беспокойство. Теперь во мне воспоминания. Скука тонких итальянских простыней. Записки от скуки, японская книга. Средние века как у нас сейчас. Ветер денег, листопад, музыка и свет.

Тьма. Сумерки, цвет не скуки, а состояние души. Душа и маски. Скука сейчас, итальянские простыни, уже равные рваным, лекции по дадаизму как по ламаизму, скука простыней, грибной сезон отходит с красотой бабьего лета, Desсente aux enfers, надпись на красной бумажке из книги, которую Мишель привез мне из Франции, которую я читаю как девушка, зевая глядя на будильник или в окно в нашем квартале или в метро. Закладки: чайная этикетка, зеленая бумажка, календарик с бтр, память об Арзамасе. Перепечатывание романа под видом письма нового романа.

Письмо нового: упражнение в забывании старого. Вызывание света и музыки оттуда и откуда-то снизу. Театр: пространство. Университетская набережная, лекция по дадаизму, представление продолжается. Разобранная постель, турецкий фильм.

* * *

Невидимая миру соль памятников. Испуг оглядки, речь о Спинозе, французский ритор Ренан, сто лет назад, двести со дня смерти. Символизм дат, мрамор Русского музея. Гранит, чугун, бронза. Одежда для летающих людей, плавающих и путешествующих. Спящих. Надо снова научиться. Буквы, точки, знаки вопросов. Вчерашний Куинджи в Русском м. Вчерашняя воскресная осень. Решетка, детские. Подставные лица, искусство кино. Роман, музыка, инструменты. Голоса. Детские книги об осени. Памятники: сад камней. Детская философия, музей. Игра. Тексты короткие и длинные как облака. Даты, птицы, дети. Учители словесности, драматурги, сочинители сказок и снов. Опустошение кругом, вокруг на несколько верст, как будто после падения. Ради карьеры лег бы, сказал Сережа из Москвы, из Хабаровска. Дальний и близкий Восток, заброшенные люди, спасаемые люди, спасающие. Москва и маски, мечта об Америке, как будто здесь… Ради пути, невежество пейзажа, натуральное. Природа вещей как трактат Лукреция К. О кар! Вороны осени. Кормление уток на канале. Средневековый Китай, собор Спаса на крови. Чугунная решетка. Вечером говорят о Мате Хари, марсианах, исчезнувших цивилизациях. Резервации для чукчей, вогулов, индейцев. Для нас. По ком звонит? Прощай оружие. Названия романов. Просыпаемся ото сна к сну. Репертуар движений, репетиций. Пейзаж как космический вчера в тумане. Трамваи, квартиры в воспоминаниях. Нить безумия сквозь тьму, огоньки, тревожная совесть. Поэт: может быть это повесть моя. Его, ее, местоблюстители имени. Престол это стул, это кресло, скамейка для музицирующих бодхисатв. Опять: воспоминание о той решетке храма. Металл, вошедший в музей музыки. Профессия пути, обвал, болота, пустыня и пустыньки. Семафоры, блуждающие огни, миражи. Морские соборы, решетки, гранитные обелиски, собаки, дети, свиньи, в которых вселили дух отрицания и сомнения. Обрыв, овраг. Названия русских романов. Обломов, капитанская каюта, чтение фрегата Паллада. Вру, не капитанская, а просто каюта морского офицера. Соль от тошноты. Ожидание розового платья, примерка пятнистого комбинезона, осень. Коллекция одежды, коровьи парни, ковбои далекого континента исчезнувших цивилизаций. Памятник платью, вообще, одежде. Памятник платья. Апофеоз маски.

Проповедь у пропасти. Смерть Спинозы триста с лишним лет назад. Речь Ренана сто лет назад, сто девятнадцать. Три века, сезоны. Статьи и речи. Головы у обрыва, тела в оврагах, слушатели и читатели речей. Не знать, не категорический императив, а знак вопроса о границах агностицизма. Степень незнания, ничего, Сократ. Уверенность в незнании. Знает что не знает, ничего. Всё. Полет над головами, оврагами, обрывами. Полет над романом. Протяжение: километры сезонов, килограммы, литры. Тетрадка из детства, где таблица умножения и единицы и меры, вес. Патафизика, микрокосм. Макро. Мокрая осень, утешение, платок. Ничего не понимаю, сказал профессор из Сен-Луи, университет Жоржа Вашингтона.

* * *

Тело мечты, ее архитектура, мосты, сады и парки, павильон, беседка дружбы, стилизованные руины, гроты, водопад. Музыка. Кино Московского вокзала, режиссер, какая нибудь женщина. Освещение, монументальные декорации. Философия вокзала. Блеск и нищета чего то, вещи в себе. Б. и н. Офицеров. Чаадаев и его письма. Чаадаев. Открытие того, что Бехтерев был. Существовал на самом деле. История его болезни, найденная в подвале, непотопляемая и несгораемая как рукопись куста.

Портрет работы Репина. Звонки и джентльмены. Вставай и открывай. Почтальон как в св. Писании. Или голос по проводу. Тема. В этот раз послание с воронежских холмов. Книга писем. История письма, история письменности. Соловьев во французском переводе, шестнадцатый год. Хоть имя это: о морали, войнах, религии. О религии, морали, войне.

Об одном и том же, вещи в себе. Русская идея, французский перевод, свет ночной лампы. Утро, криптограмма света, расшифровывай как Мата Хари. Лучшая роль Греты Гарбо. Прогулка до Московского вокзала под дождем, в зеленой пятнистой теплой куртке, офицерском тулупчике, в час, когда зажгли фонари. Книга, петербургские кладбища. Здесь и там поминальные доски под дождем, в сумерки. Тихо кланяюсь. Прав был тот швейцарец Цэш: как в Японии, ритуал в любую погоду. Наше внутреннее, вицеральное. Священное Писание, предание, врачебная тайна. Деонтология как у жрецов или в тайной войне. Потом явное с водами потопа. А пока тихий петербургский дождик, озарение фонарей. Вспыхивают как фонарики над Невой, название часа как в книге часов, памяти Рильке. Романтизм и эсхатология, консенсус после борьба. Лес коммунальной комнаты, вечером у режиссера, читающего книгу с забинтованной ногой. Иммобилизация как на войне, принимай гостей для беседы, после чтения. Постановка пьесы. Пьеса о богатырях, не нас, сожженная столица, древняя как мир. Книжность, крыша и мир. Дорога в У. Название романа. Поэт, страшащийся заговорить правду. Страх перед правдой как перед красотой, перед огнем, водой и ветром. Перед землей, ее углем, минералами. Ее металлом. Музыка в дожде, заключенной в металл подобно минералу. Иерархия камней. Чтение, перевод, прогулка до и после лекции. Опять поднимаешься по лестницам собора Гауди. Воображение и виденное в кино. Барселона. А здесь? Борьба с огромными во все небо мостами, поэзией садов и парков с беседками, павильонами, руинами, водопадом. Сжигание аллей, засыпание землей. Ю. Ты сердишься? Св. простота, сердечная. Хуже воровства. Генеалогия морали. Лучшее. Встреча с тем молодым человеком из Башкирии, Сибири, похожим на человека из прошлого(будущего) века. Словно сожженная столица. Русая бородка, волосы, хитроватые глаза. Урал, пасека, пчелы, травы, бабушка, воскрешающая наложением рук. Собирание разбитого гонщика. Доктор Ф. И воскресенья чудо. Моя речь была молчание, слушающее ухо. Он просил слова, а сам был мучительной и очищающей речью. Мое васильковое слово. Наш глагол. Создание третьей сигнальной системы, которой не дано. Ее строительство. Он сказал: разве я художник? Так, рисуем обезьян на заборах. Се артист, родная сестра.

Полюбил слушать п. в Университете перед сумеречным часом. Дождь и ветер за высоким окном. Одежда: камуфляж в тумане, на ветру. Дождь как вуаль в телевизоре.

* * *

Безумие и белизна. П(роза) белого листа, лица. Театр: городское п. Вода, огни. После лекции, петроградская осень. Книга Соловьева на французском языке в целлофане как роза или ветхая книга Бодлера о тысячелетнем возрасте, холоде под сводами. Особенно о волосах.

Вчера письмо на бумаге. Ответ Екатерины Вольтеру. К истории переписки. Бехтерев в военном мундире, в кресле как на коне, война. Не я увижу твой могучий, пушкинское настроение, пар экселлянс, defaitisme. Беспечность, поля, желтеющее дерево. Путешествие. Переписка с молодым поэтом. Почему поля? Потому что полевая куртка, в которой я хожу над Невой, по мосту, по Невскому п. Как по полю. Куртка пятнистая, называемая афганка, с мехом серого цвета. Искусство меха воротника. Поле борьбы сердце человека. Поле: сердце. Названия полей, Куликово, например. Поле переводчика, чистое. Дорога, тропинка. Как кстати сказать по немецки, тропинка, памяти немецкого философа? Поле, мирное и военное слово. Цветы после всего, до всего.

Опять одежда, мех, воротник. Мораль цветов, книга Ницше об обратной стороне полей. Сезоны и города. Одежда офицеров. Огни на набережной, на том и другом берегу реки. Резюме: вода, огни, военная одежда. Но военная не совсем, а частично как в послании апостола Павла. Куртка и ботинки, не считая кальсон. Одежда как платье для женщин, часть жизни, философия моды. Жиль Липовецки, перевод с французского. Теория и практика перевода. Одежда переводчиков, коса, история. Книга по истории проституции. Книгу видел однажды на площади перед вокзалом, листал, хотел купить, раздумал. История переводчиков, их душа, одежда, мысли.

Расцвели цветы болезни. Луг человека. Комната может стать вдруг лесом, где дышишь легко, комната для раздумий и медитаций как прогулок в лесу. История Арзамаса (книга).

Маргинальное состояние: поле письма. Аморальность цветов. Цветы вне политики, не для продаж. Цветы морали, максимы Лярошфуко, Шанфора, ля Б. Сор, из которого растут, не ведая чувств. Поля книги. Книга : ее кожа, переплет, золото тиснения, иллюстрации Доре. Амнезия, забвение, пустошь. Крапива, лебеда. Лопухи. Искусство притворяться, тавтология. Переводчик. Шкафы ломятся от шинелей и ватников. Русская одежда пар экселлянс. Преувеличение насчет шкафов. Один шкаф ломится.

Лекция в университете. Шестнадцать часов. До этих часов успеть съездить в академию, узнать насчет мамонушки, потом перезаложить кольцо в ломбарде. Вынести мусор в осенний двор. Опять тема дороги, вокзал. Характер: от противного. Вокзал это тупик, начало. Альфа и омега. Тайные знаки денег. Их неподдельность, теория ценности, фальшивость. Временное торжество мамоны, туалет вокзала. Запах. Тля, вор, зарывание монет.

Розовое платье, офицерский ватник о двух цветах, камуфляж и хаки. Бесплатность (дотация). Буддистский идеал. Перевод бестиария средних веков. Век каких-то географических открытий. Космос. Эсхатология, хоть слово это. Одни ожидания, скорость, нетерпение вплоть до апатии, невозмутимости лица ждущих. Оптические и другие обманы чувств (олфактические и прочие). Есть и другие скрытые, недосягаемые для обоняния. Восток восторгов: от неумеренных диких до самых спокойных, до самых. Запад, его спокойствие, рациональность и дикие вопли и гримасы. Отвращение. Кресла и кушетки психоаналитиков, их пациенты. Сны.

* * *

Осень переводчика, после лета и дворцов-и-парков, бывших царских в Петергофе и Царском селе. Литература барокко, черное и белое кино постмодерна, цветное как катины сны, анины, наши.

Ночь сомнения будто мы на Востоке: Москва, золотой купол и купола. Литература, то есть то, что остается после Трех обезьян, правда, белила и румяны смыты на ночь. Голубой кабак на Страстном бульваре. Как все тут сошлось, все совпало. Название бульвара, ангелы в небе, Эдит Пиаф, кока-кола, три обезьяны. Рядом цирк на Цветном бульваре. Его ботинки на моих ногах, Аня запрещает мне униженье, родная сестра как жизнь. Дикая жалость к его детским ногам. Попросил как сутенер как п. Из поэмы двадцать тысяч на постельное белье. А после : репетиция потопа, поездка в джипе по ночной Москве, до осеннего бульвара. Ночь в аниной постели, спасение в волнах. Подвиг Ани, новой и юной разведчицы, танцовщицы. Мне лишь оставила три ключа от постели. Саму увезли на джипе. Юноша-гейша спал усталый на заднем сиденьи. За рулем был папик Палыч, не противный и немного кантри, что придавало ему шарм. Тело Сережи, его шея, ботинки. Его, ее плечи, волосы, уснувшие голоса. Сожженная Москва, миф о Наполеоне. Мечты девушки о его шляпах и лаврах. Балет о корабле. Тот трюм были Три обезьяны. Голос певицы, который был послан нам для спасенья.

Названия площадей: Сенная, Театральная. Осенний бульвар.

Лекция профессора об авторе и вещи в себе. Рождение автора из пены. Швейцарцев деньги, американские д. Последние поменяны. Армия спасения как тот фонтанный дом. Вошла и выхожу.

Страх, дрожь осенних листьев. Моя душа. Семеновский плац, плач юных зрителей, смех. Памятник поэту и дипломату. Вдова Нина Чавчавадзе, принцесса. Прогулка переводчика от лекции до вокзала. Осень. Над Невой огни. Евгеника царей их дарвинизм. Памятник царю-плотнику на точках опоры как балет, подарок Голландии, в честь трехсотлетия визита. Голубоватый сизый дух той дискотеки, тех московских гей-обезьян. Но голос певицы проник и туда. Спасают волосы и голос.

Именно иллюминация, те английские гравюры, лубок, картинки в дыму воспоминаний. Туман тех обезьян. Пьеса Островского про Ларису, такой романс. Как на море битвы, туман. Пенье певицы о rien de rien, Аня как маркитантка юная, но не убитая совсем, еще живая. Пыль от п. Не на африканской войне, в столице Евразии, коричневая как в проруби вода, соль и лимон. Имена на цветных жилетках: Руслан, Сергей, всех не запомнишь.

Крайняя враждебность атмосферы, злой воздух. Ангелы трубили тревогу. Мне отдают в конце концов ключи от крепости, Аню увозят как трофей. Москва кабацкая, Москва трех гей-обезьян. Дно. Кровать как корабль среди войны. Приплыли на теплой спасающей постели к высокой горе под звук ангельских труб сквозь огни.

* * *

И небо было за. Поклон флигелю без фиги в кармане, возвращаясь с лекции по Фрейду, переводчику буддистов, Его сложность, возбуждающая французских интеллектуалов. Перечитать Кузмина. День Реформации всех святых, первое ноября. П. в своем отечестве как в чужом. Аня, ананасная вода, бар на Трубной. Тиски и тоска, превращение коричневой американской воды в ананасную. Ане становится плохо от обезьян, голосов. С. похож на эпизодический персонаж, длинные ноги, тело гибкое как у негра, лицо как у девушки с кудрями. Место гиблое, воздух губительный. Ангелы в черном небе. Соль на лимоне.

Путешествие из П-бурга в Москву. Московский вокзал как порт, огни. День рождения у фатальных женщин. Их белые лица под рисовой пудрой. Карта великих и малых геополитических открытий. Речь о Мальро в дубовом готическом зале, люди из дерева, жести, желе. Из редких металлов, пластмассы, воды и железа. Антропология, астрофизика, биомеханика. Сценическое движение и с. речь. Огонь. Дубовые двери монастырей. Решетка у храма, деревья, аллеи. Море вдали.

Московский вокзал, лабиринт греческих трагедий. Сатирикон Феллини, восемь с половиной, dolce vita. Музыка кино. Надо снова научиться. Императив репетиций, категоризм. Опять: речь о Спинозе в Гааге по случаю смерти в семьдесят седьмом году. Как будто и не умирал никогда, а лишь уснул, усталый. Аффекты.

Перенос тела Мальро в Пантеон. Собрание в дубовом зале по этому поводу. Белое и черное как постмодерн духовенство, начальник департамента культуры, писатель из Франции на букву Эль. Смерть Монтеня, французских писателей дипломатов, советников парламента, послов королей.

Об Ане. Цирк, шапито. Я входил к ней в клетку безоружный, взяв в руки лишь сладости (бананы, варенье, мороженое). Без шлангов с водой, пистолетов, ножей. Без атрибутов укротительства насилием. Она меня царапала, кусала, бросала сахарницу в висок. Без спросу брала сладкое. У нее была гладкая шерсть, изгиб спины. Хотела сама приручать укротителей. Зажигала зеленые глаза словно из китайского камня. Источник света в голове. Звериное нутро, обвислые груди, волосы, рот, особенно смех. Теплая постель без нее. Огни Москвы, запах духов. Точка опоры для революции, не давайте им точки о. Прячьте. Танцоры и танцовщицы. Полет звезд по своим траекториям. По своей оси. Теория полетов и переворотов. От Эвклида до Коперника, через Лобачевского. История линий и психиатрия. Точка опоры человека. Необходимость точек для памятника, живой человек ходит сам. История памятников, чтобы не падали их опоры как у мебели.

* * *

Середина жизни это Данте, его круги. А скука это итальянский кинороман в гибком как подошва переплете. Императив не говорить красиво, отливать истукана из золота, отливать и ваять золотое из молчания. Красивое, доброе, весеннее. А пока война по телевизору и в человеческих организмах, душах, сердцах. Плеоназм это избыточность. Золото кольца как медь колоколов на пушки во время Северной войны, фильм. Середина жизни это осенний свет из высокого окна, в четверг, седьмого ноября. Сквозь желтую занавеску как молчание, серебро разговора. Волнение слов в воздухе. Учение об аффектах, Барух Спиноза.

Математическая модель Вселенной. Сложность просчетов. Мир. Конструирование, биотехнологии. А тут такая простота. Вдруг найденное решение. Как у Ницше, по ту сторону цветов. Что такое круги? Как понимать: необходимость комментариев. Поля, поля. Сезоны. Сады, огороды, их возвращение к труду на земле. Мотыги, грабли, совки, лейки, лопаты, тележки на колесиках как в Египте. Только нет волов ( с гравюры). Везет и несет разумный человек сам. Философ, возделывающий свой сад.

Спираль как черная винтовая лестница факультета философии. Желтое здание на менделеевской линии. Таблица элементов, система. Пустые окошечки. Круг первый, круг второй: названия русского черно-белого кино сезонов. Яма, потом снег. Горы, лес, когда едешь из Арзамаса в Нижний. Черно-белое кино богаче чем цветное, такое кино. Тоска по идеалу, в конце постмодерна. А может быть уже начало другого. Где конец, а где начало? Век религиозных войн. Война языков. Доски судьбы, как уйти от них, куда? От этих видимых и невидимых скрижалей. Расчеты и просчеты все в одном черновике, потом и до белизна страницы. Московский вокзал словно у Данте.

Садовая сорок два, Сенная площадь, здание кинотеатра, где я смотрел когда-то восемь с половиной, здание ломбарда. Киноломбард. Встреча с моим доктором Е.В. Я выходил с не видимой миру квитанцией в кармане в моем офицерском тулупчике. Его неожиданное сообщение о том, что Татьяна Анатольевна, узнав о моем положении, изволит послать пятьдесят тысяч. Это ли не римейк киноромана. Прошлое и настоящее на Сенной площади, где строится новое метро. Летом, на этом месте гуляли с правнуком Достоевского, его женой, Лукрецией, английскими барышнями. Полевые цветы были подарены Лукрецией жене правнука. Психоанализ докторов, яд, который они привозят для старца Феликсу Юсупову во дворец на Мойку: вчерашнее кино. У последней черты, слова из романа Ленина. Эпиграф к фильму. Слова мэтра, которые мне вспомнились, которые все звучат, слова, сказанные им во Франции. Мэтр маньеризма сказал: может быть, больше ничего не напишет. Нек плюс ультра. Круг в церкви, из фильма Гоголя. Вий. Круг, начерченный ночью в церкви, чтобы защититься. Сон об оживающей мумии гран-тант. После распутинского кино. Выбор между большим и меньшим злом, свобода выбора до абсолюта. В ожидании, формула относительности. Измеряй, где меньшее, где большее зло. Отойди от зла и сотвори благо. Улыбка Лярошфуко.

* * *

Сквозь сон Петербурга-Москвы на желтой бумаге путешествия. На желтой бумаге ревности, то что написано на Осеннем бульваре Москвы, в ту ночь, в то утро, желтой ручкой. Москва — П. Но не Петушки а Петербург.

Гравюра Дюрера над головой, там где иконки, ангел побеждающий. Св. Михаил, какой-то конь, топчущий крестьян. Кто на коне, не помню. Лики К., композитора и просто известного человека на стене, словно лик проступающий как в Писании. Здесь он очевидно был приклеен аниной рукой. Я думал, как она забиралась на потолок и клеила лик из газеты. Она рассказала сон об этом удивительном человеке, праведнике, пророке не в своем О. Как он являлся к ней после известного события во сне, как он делился с ней своею силой.

Анино слабое тело, после той голубой дискотеки, трех обезьян, увезли на джипе, меня высадили на О. бульваре, дали три ключа, один лишний как от сдающегося города-крепости. Но разве я Н. по крови моей? Дали как двадцать серебряников двадцать тысяч рублей на постель из Москвы в П. Наш покровитель Палыч человек на ходулях как в театре. Восстановление отношений с Аней как на войне. После Москвы импрессионизм. Марсово поле, тропинки новых солдат, кладбище. Возвращаемся от Коли из его п. салона, мужья и любовники. Словно в опере М. Я им рассказывал про поезд Москва — Петербург. Про Москву, Трех обезьян, умолчав про белых ангелов и голубых человечков на стенах этого клуба как в первобытной пещере. Про голос певицы, еще раз певицы. Именно выводят голоса. Выходи и спасайся из этого дна. Салоны Москвы и Петербурга, Декамерон. На Театральной площади мы сходимся. Речь о Москве. За речью стоит памятник и не один. Огромная фигура как небоскреб ампир, кумир как поэма Медный всадник, рядом фигуры Д. и Мцыри с барсом. Люблю тебя как сын как русский пламенно и нежно.

Несгорающее слово памятника. Я стоял рядом с неповерженным кумиром и восхищенно думал. Ангелы как дикие гуси унесут тебя если сам не можешь полететь, если ослабеешь, плавающий и путешествующий. Речь как из горящего куста. Музыка и свет.

В Москве я тоже встретил мужей и любовников. Итальянская опера везде как на картине любимой графом. Граф, барон, маркиз. Садизм, мазохизм. Критика постмодерна. Садомазохизм, тоху-бовоху, марксизм-ленинизм.

В Москве я посетил станцию Кропоткинскую в память о князе К. Накануне мы проходили по этому осеннему бульвару с А. Черный памятник в сиянии. Рядом китайские или маньчжурские монстры, собаки или свиньи, швайнхунды из зеленой яшмы. Мы с ней шли как плыли на свидание на Смоленскую с любовником-мужем. Просто любовником. Его простуженное тело, о маленькая гейша с шоколада. Алая обертка, красная куртка, зюс. Танцующий юноша. Приближение и удаление, просвещение языков, театр В. Максимова. Самурай или дама чувств по Арто.

Девушка с осеннего бульвара Москвы, та Аня, словно сестра гейши-гея, я, которому дали денег на белье, предварительно разорив как Рогожина на три бутылки кока-колы в гей-клубе, в тех джунглях, где ангелы и Э.Пиаф.

* * *

Это огромный монастырь в стиле Гауди, постмодерн, барокко черное и белое как в Сибири, танцы Кино, борьба в том баре, в том клубе трех обезьян. Нет дыма без огня, черные тела солдат любви. Белая Индия, костры, картины гор, московский музей в арбатских переулках. Тишина.

Униженье через коричневую воду, американскую, хуже ананасной, через поклоненье страданью, в ее глазах, преклониться чтобы возвыситься, приплыть через тьму вод и воздуха к той горе, ее постели. Война языков, три обезьяны. Момент падения, огонь, сизоватый дым, тени. Неописуемый ужас тех страданий, тех тел, падших туда, тени тех стен, безымянность, кроме имен подававших воду и еду. Тропическое дно Москвы.

Возвращение в Петербург на кр. стреле как на белом слоне. На желтой бумаге, оставленной Аней, пишу о евразийской впадине. О тундре, цветках в пыли, индийском кино, французских и русских, иных писательницах, тонких пальцах, пыльце от букв, птицах, воздухе и воде, деньгах из жести. Кризис бумаги денег, ее Сибирь, ее запахи. Без-домные, без-работные. ИНЫЕ.

Армия спасения, без войны. Их глаза, уши, аппетит. На кухне рядом со Смоленской. Их ванна, джипы, желанья. Распад, падение, полет.

Сама себе закон, стихи об аниной войне, военный суд. Кино о женском платье. Одна мечта, сгорающая как тело в платье, ее руки в машине, ее усталость. Дома терпения горят. Страсть, которую одену в платье, дам ей имя. Мечта о несгораемом платье. Сгорает, а тело остается как дом для души. Перед тем, как он пошел мыться, я вызвал его из ванны, тонкий крючок сломался случайно, он вышел сам, в полотенце на бедрах, короткая лекция в прихожей. Кафедра из дуба. Зоя тихо пела как девушка из хора, он стоял босиком и слушал. Когда я закончил лекцию, тихо сказал, не стой на сквозняке.

Такой сквозняк чувств, надрыв, изнеможенье. Впору ломать все стулья. Аня, А. Македонский в своей империи, Наполеон в Москве. Лекция в октябре, Нева в огне, вода в гневе. Хорошо гулять в такую погоду, романс городской. Музы, их тела обнажены и полуобнажены в ожидании, Москва, Смоленский бульвар. Он вышел специально из ванной, чтобы проводить меня, с полотенцем на бедрах, с трогательным изгибом спины и шеи. Не стой на ветру, сказал я, строкой из стихотворения.

Она не приехала проводить меня ночью на вокзал. На Красную стрелу как на Белого слона. Испугалась тьмы, обещания сна. Рассказчица снов как Ш. Провидица, пророчица. Как новое русское кино: едем осенним бульваром ночной Москвой, в огнях иллюминации, дураки и дороги как в сезоне в аду у Рембо.

Война смыслов, код от дома на Осеннем бульваре, толкование слов. Вот целых три ключа, ночь московской мечты, спящий юноша как танцовщица на заднем сиденьи. Конец, рудимент звериного. В комнате я и К. Белой фотографией на потолке. В утренней комнате Ани. То, что поднимает на этажи Москвы. Как будто в башне перед столпотворением, смотрю вниз на огни. Тени геев из трех обезьян, бирки гарсонов с именами, все исчезает, остается небо Москвы как византийский купол.

* * *

Верлибр о светло-сером. Восьмое ноября, день смерти Ч. Круглый собор полка, турецкие пушки, огонек сквозь ограду и ветки. Мечта о кладбище, поездка на маяк. Прогулка по другому кладбищу, мечта о музыке и пении, поминальной литургии. Вышло другое пение. Революция, хижины, дворцы и хищники двух полов. Джунгли, африканский тропический лес, тундра, наш лес. Переводчик на голубом покрывале эпохи модерн, во времена постмодерна, запущенных кладбищ. Восстановление церкви, дождя и снега.

Возвращение к сезонам, музеям, мирной жизни. Запустение, среди всего памятники птицам. Мировой мир после мировых войн. Военный мир, дворцы, хищные птицы с голыми шеями. Небо затянуто дождем, камуфляж. Включили желтый свет, золотое окно. После той прогулки не на то кладбище спал. Тоска не знаю по чему. Не то кладбище было как свое не чужое. Вокзал и кладбище. Хижины разрушаются под порывами ветра с океана.

Осеннее кладбище, дорога на океан. Салоны женщин, мечта о музыке. Хор в полковом соборе остался сзади, вместе с мечтой о мосте и беседке. За окном хор, пение, трофейные турецкие пушки из чугуна. Городские прирученные животные. Там, тогда, сон на Осеннем бульваре в аниной кровати. Словно во сне-Москве. Интерпретация текстов в помещении, в разных интерьерах, на св. воздухе, в разных сферах. Голоса осенних кладбищ, стих Клюева. Огни побеждающие. Платье для прогулки в сторону Университета. Военный тулуп похож на шубу оперного певца. Тулупчик. Слово ласковое как сестра или брат. Нравственность одежды, ежедневность театра, между двух репетиций. Греческое понятие, индийское, китайское, японское, восточное. А также западное, кельтское, каменное, лесное с деревянными голосами. Рыцарский идеал.

Все о своем, лекция профессора об авторе. Резюме: не всякий пишущий автор. Веник, баня, церковь, где теперь метро, концерты, баня. Подземное и небо в разные часы. Как в любую погоду самолет. Имя того молодого человека Уфимцев. Чужие тела как язык. Дневник во сне, фильм Бунюэля, имена как у братьев Гонкур.

Это равносильно тому, чтобы снимать кино. Ежедневность жизни, ее поля, сады, пашни. След в небе от самолета. Безнравственность вещей и песен. Классовость, стратификация всего, в том числе и людей. Но человека человек. Вокзал. Кладбище осенью, бюсты, кресты. В одном из склепов статуя как в Лувре без головы. Ангелы, Христос, цветы.

Все видится насквозь. Корпуса фабрики наподобие американской, ремонт церкви. Известность и анонимность могил. Дикая жалость, тоска по идеалу. Все мертвецы бывшей столицы. Настоящее в прошлом. Осень, фильм Бесы с Омаром Шерифом.

* * *

Панк, пень, пан. Крашеные волосы как римский шлем, красное и золотое. Греческая, римская античность. Греческая сначала, потом римская, фашизм, сенат, горящий Рим, гуси. Варвары для потопа. Стихотворение Поля Верлена. Одиннадцатое ноября, перемирие первой мировой войны, тотальной, позиционной, химической с аэропланами. Лекция о памятниках в университете, на той стороне Невы, где стоял и кланялся Блок. Не своему флигелю, где родился, а пушкинскому дому. Ежедневность жизни. Речь о Кузмине. Дай бог всем людям. Платья. Трамваи людей, косящие взгляды на чужое платье, чужую жену, любовницу, любовника. Косость тех взглядов. Память это как строительство собора, вокзала, винтовая лестница в Барселоне, имя архитектора на обложке журнала. Испанские замки, соборы, увитые розовыми цветами, вьюнами легкие беседки, балконы, дворы внутри домов. Тяжелые американские мосты, Манилов, архитектор мечты, своего рода Циолковский полетов. Отель дружбы между двух берегов, беседка. Гауди, Корбюзье, Манилов. Грандиозность проектов, интимность желаний. Скромность детской мечты. Взгляд за окно. Пропасти, где добывают металл, реки золота, горы алмазов. Руины и водопады, аллеи парка. Террасы, балконы, колоннады. Разговоры во время прогулок. Застывшая музыка.

Вокзал, история его строительства, мемориальная доска архитектору. Тон-Манилов, как Бизе-Щедрин, Вивальди-Бах. Путешественники. Их мечты, надежды, приятная усталость. Или наоборот: тоска, странные предчувствия, беспокойство до страха, страшной тревоги. Над всем эти ужасным и прекрасным своды вокзала. Это памятник неизвестной путешественнице.

Вчерашняя фраза из лекции. О том, что собакам, проституткам и солдатам вход запрещен. Восемнадцатый век. Прогресс. Красная Стрела. Строительство храма как в Индии, вокзал. Каста воинов. Собаки Павлова, их чистота, идеализация до памятников, плакатов, миф. Запах денег с тех пор. Профессор из Франции. Амфитеатр сомнений, речь, розовые стены, огромные окна и то, что за окнами. Одежда путешественников. Химерическое состояние голов. Настоящая площадь перед Нотр-Дам. Все пути ведут к вокзалу, начинаются от. Повторение лозунгов и пословиц, мнемотехнический прием. Репетиций движений. Постановка Путешествия из Петербурга в Москву. Балет, опера, новый роман.

Пушкинская улица, вдали освещенный монумент. На площади обелиск из серого гранита с золотой звездой. Жизнь вокруг вокзала-памятника. Жизнь вопреки и благодаря. Над парадоксом. Люди сами разрешают парадоксальные состояния. Пародия парадоксов. То что кажется нелепым, абсурдным. Обида людей и их триумф в виде построенного вокзала. То, что происходит на вокзале. Слон Наполеона в фильме Отверженные. Жизнь в том слоне. Зал ожидания как метафора. Поэма, балет сам по себе. Театр. Ходи и смотри, никогда не надоест. Желание жизни, сама жизнь в этом аппетите, проявление природы вопреки культуре, поэзия ростка сквозь черный асфальт, виденное когда-то всеми. Печаль и песни матросов, провода которые соединяют и разъединяют. Светящиеся цифры, тени людей.

* * *

Набережная, острова как в океане, после войны. Иллюзорность. Одежда, пятнистая куртка как в тропическом лесу, меховой ворот от игрушечного зверя, фантастического, былинного. Не волк, не ворона, не. Искусственность мехов на офицерах.

Новолуние. Чудовищная усталость. Как будто из мрачных глубин выходит зверь. Как будто воротник из меха того зверя. Между собакой и волком, название романа. При чем тут мех. Вокзал, его дворы, свет от вывески реклам, на крышах, в окнах магазина, Запад-Восток, английская поэзия. Звери выходят из своих таинственных глубин, ищут и ловят. Охота. Шкура, шерсть, внутренности. В горах, где нибудь не у нас, далеко и высоко. В Африке, Америке, Азии.

Лекция в университете. Ритуал: тихо кланяться мраморной доске. Имени на мраморной доске. Песни дня рождения спеты. Получены деньги, отдан долг благодетельнице Т. А. Академия. Сто тысяч как в романе Идиот. Не сверток, а две купюры. Не в салоне, а в коридоре. Звуки, не слышимые уху из высот. Дыра, где дремлет зверь, в уютной берлоге, норе. Природа. Ее аппетиты. Блеск глаз из тьмы. Там дремлет животное, страхи спрятались, затаились там. Тема укрощения. Цирк, балаган, шапито. Деньги, полет вниз. Земля. Голубое метро, Васильевский остров. Земля, золотое кольцо, Садовая сорок два, адрес ломбарда. История Сенной площади пишется. Макс прав, от трагедии театра, романа, к фарсу киноромана. Барочность одежд студенток, стариков. Вечность стран света. Русь, Гораций, о. Восклицательный знак. Здесь ветер над памятными досками. А мы живые, мертвые. Срам, который имеем и не боимся потерять. Срам живых, точки безумия как на карте. Земля и небо. Мост, по которому иду. Люди на мосту. Волосы и голос. Философия, мех, машина для житья. Звериное тепло, овечье, собачье, поросячье, животное. Волчье, птичье, овечье. Львы и ягнята. Книга об этом. О тепле, поиске мягкой соломы в хлеву, подстилки, еды. Нечеловеческое тепло. Тринадцатая степень страсти. Мех как подкладка для рукописи. История болезни генерала от психиатрии. Рукопись, найденная в подвале чудом после потопа. Тайное и явное. Смех. Невидимые миру сталактиты пещер слез. Красота от застывших минералов. Спуск в пещеры. Минерализация слез. Их источник. Таинственный мрак. Дыхание страсти. Желание. Теплота, близость слез счастия. Время остановилось и исчезло.

Без одежд, сняты последние. Голубые как у восточных девушек кальсоны.

Капитан Лебядкин, поэт. Его сестра, герой-любовник. Муж. По телевизору показывают фильм. До дня рождения. Душа моя, то что между строками. Поэт прав. Вокзал, над которым космос и его дыры. Невыносимый запах денег. Флаг на башне Московского вокзала. Где-то огромные горы, море, орлы. Воздух. Где то: романтическая поэзия. Памятник русскому человеку в развитии через два с половиной века. Приближение к Пушкину, удаление. Памятник для памяти, для того, чтобы забыть получше. Памятники через времена года, музыка в тумане и огнях, в снегах. Вокзал: после лекции о памяти войн. Конструирование памяти при помощи человеческих душ, рук. Степные волки, их вой. Собаки, поросята, жемчуга. Все спрятано, зарыто. Акт безумия, разбрасывание перлов. Смех и слезы пациентов. Гармония чувств, от которых исходят влагой. Истории болезней, терпение бумаги. Театр. Кино. Сквозь жестокость романсов к звездам.

* * *

Прощал и жалел ради имени, Жан Жене. Друг, передняя, черная парадная, где он исчезает. Дороги, дорогие дураки, удаление от романа. Памяти Гоголя.

Памяти Достоевского, речь о Настасье Филипповне. В ее глазах было что-то глубокое. Глубокий и таинственный мрак. Рассказ о святой Земле паломницы Ольги Алексеевны, адмиральши, девятого ноября у Ларисы, в золотом сиянии. Ее грибы из под Великих лук, где течет река Ловать, лилии, кувшинки, дорога лесом пятнадцать километров. Пять стран, в которых она побывала, голоса. Порт-Саид. Рассказ о серебряной статуэтке, собственной дочери, арабском продавце. Голоса певцов и певиц. Песни про дороги, колокольчики, горницу. Стол круглый как земля, но не в голубом сиянии, а при свете свечи. Борьба светов. Неузнаваемость женских и мужских лиц. Потом узнавание, эффект света и круглого стола, вокруг которого сидели. Гвоздики, их нежные стебли в воде и бутоны.

Танцовщицы и певицы в глубине. Вода и воздух, свет свечи. Ольга А. Словно послушница из поэмы, убежавшая из монастыря. Зверь, которого она встретила. Дикий, свирепый, нежный, гибкий, страстный. Борьба и победа. Путь вдруг сужался и расширялся, море, волны, неземной свет. Рассказ о даче. Опять: о дочери, статуэтке, свечах, бусах. О музыканте, певце, которому она подарила на счастье иконку со своим благословением, в добрый путь. Имена растворяются в воздухе воспоминаний, одни голоса: от мужских до женских. Разные: лесенкой от сада до горницы, цветов, реки. Князь, Настасья Филипповна. Чтенье в постели. Голос чтеца, его тело, слух словно у женщины, внимательно-рассеянный.

Рассказ о швейцарских художниках, горах, их деревнях, деньгах. Ежедневный героизм людей, дороги, тихие голоса, крики. Свет. День рождения на Театральной площади, приближение, дорога. Путь на трамвае, пешком, бегом. Мимо голубой, всей в ветках черных, церкви. Вся в небе осени. Религия людей, героизм, острова после борьбы, одиночество, океан, есть время для раздумий. Океан это потоп после всего. Разлился вокруг. Женское имя острова. Дорога к круглому столу, женщины и ожидание. Приближение к трапезе, женские внутренности, голоса откуда-то из-за утробы, из таинственно-мрачного. Золото вокруг. После дороги. Они плыли к святой Земле на «Тарасе Шевченко». Батюшка, братья и сестры, птицы, маленькие и большие, чайки, и альбатросы, матросы. Малларме.

Дорога с дня рождения, Аня, другая, не московская, подруга Кати, Лена, Сережа словно Дягилев. Он принес бутылку коньяка, золотых яблок, бананы, алую коробку конфет. Опустошенье: картина после бала. Пост фестум, лучше не скажешь. Классическая правда. До и после барокко, маньеризма до пост модерна. Хрестоматия по истории стилей. Множественное число, а все в единственном. Небо над греческим или индийским театром во весь экран. Розы, голоса, все проникает до самой глубины. Те же волосы, свет. Таинственный мрак. Еще воспоминание о старце, по дороге назад, с Театральной. Прорубь, которая не замерзает, такое чудо. Рядом с ларисиным домом. Свет из глубины русской деревни, где адмиральша проводила лето. Хватило этого света чтобы озарить нас за столом и дальше. Шаманский дар. Дыры, металл, бумага.

* * *

Не сосредоточусь никак ни на чем, новый сезон. После почти-Болдина, пять шесть часов езды автобусом от Криушей, нашей деревни изгнания, где мы провели три месяца в труде и отдыхе среди алжирского и нашего народа, в лесу, после завода, остановки в городе на площади Арзамаса, путешествия по холмам, до Нижнего, до Дивеева, до и после. Проблема интерпретации текста, письмо и слух, соловьи, лес, ландыши. Прогулка перед сном, сон-письмо, письмо-слух. Пушкинское изгнание, память и памятники, камень, бронза, мрамор и соловьи, черные ботинки на заводе, брюки, бэтээр.

Двадцать лет со дня призыва в Советскую Армию, май, возвращение в Питер, после всего, на волнах словно потопа, в метафорическом ковчеге. Перевод слов, цветы на маленьком столе, я просыпаюсь после Москвы, деревня Криуши, наша резиденция подобно болдинской. Наша не-осень, а еще-зима, потом ожидание весны, конец зимы, неожиданная весна. История Арзамаса.

Открытие страны весной, поездка по стране, Владимир, Суздаль, снова, Александров, Ярославль, вокзал, ночной перрон, дождь, поезд увозит в деревню к тетушкам, наша праздность, леность в работе, наши путешествия в мир звуков, слов. Глаголь. Дом в Арзамасе, где Горький провел пять месяцев ссылки, с мая по октябрь, кажется. Рождение и школа Голикова, Гайдар, гражданская война, Великая отечественная, яблони цветут на улице, площадь перед Собором, прогулки с алжирцами, французская речь. Мой поэт, часть и целое, от памятников до метро, на площади, в середине улицы в сквере, что видно с Невского, освещенный светом черный господин стоя, сидя черным лицеистом, до улицы, площади, города, где казарма гусарского полка, звона колоколов св. Софии, с памятью о Чаадаеве, Лермонтове, Давыдове, всех поэтах, гусарах, мыслителях. Памятник Лермонтову в моей Москве, посередине Евразии, огромный монумент, открытый после забытья в мою поездку на Осенний бульвар к Ане, Демон и борьба с барсом. История памятников, создание памяти это процесс, сказал профессор Прост из Сорбонны. Памятник Гоголю напротив Генерального штаба континента. Евразия, строительство Москвы после пожара. Воображение пожара, памятник пожару, фотография потопа, рисунок из св. Писания, иллюстрация Доре. Монстры слов из серебра, прогулки, посещение лекций не смотря на сезоны, философия сумеречного сознания, доктор Ф. Это история болезни, чудом найденная в подвале академии. Лес, ландыши, соловьи. Чтение романа на немецком языке американца Доктороу, регтайм, перед письмом в тетрадь, после сна, чая. Книжечка о Распутине, купленная в лавке женского монастыря. Лошади на площади, рынок, мои алжирцы. Память о войне. Нервное беспокойство после удивительного покоя. Поездка в Москву. Из Пэ в Эм, вот две точки. Строительство скоростной жэ дэ. Непереводимое. Попытка перевести именно это. То что сопротивляется переводчику. Война смыслов. Ключи и шифры. Флейта и барабан войны. Желтое с белыми колоннами здание Адмиралтейства и аллегории. Армия и переводчики-офицеры, их война с языком и смыслом. Романс про гейшу, точнее слова про гейшу в романсе о бразильском крейсере. Вертинский-Северянин.

* * *

Небо и герань, роман-окно, осенние ветки. Серый цвет мелодии. История болезни, подвал розового здания академии. Война и медицина, Бехтерев, Боткин, Бородин. Настоящая могучая кучка. Все тот же поход князя Игоря на половцев. Опера сочиняется. Московский вокзал, интерьер, письма Ван Гога, одна из моих любимых книг. Удаление от романа, комментарии. Отдых на пути, вокзал. Путь в дом-Египт. В Грецию, Индию. За три моря.

Конституирование памяти, то есть ее создание, процесс, замок. Здесь и суд и иерархия подчинения, вертикаль и горизонталь как в науке о связях. Мучительный процесс, суд, совесть по-гречески. Точка безумия. Может быть моя, твоя, своя-чужая. Черный мрамор Врубеля, могила. А пока осень на кладбище. Контр-реформация Казанской церкви. Желание. Рассеянность, вот нашел слова о моем, как сказать? Ветры над Рассеяние чувств, аффективные состояния, учение об эмоциях. Крылатское, ночная Москва, потом утро. Переживание опыта. Поездка в Москву, осень, другое измерение. Аня, те обезьяны. Ноги, волосы, голова далеко. Песни о Москве, поездке туда и обратно, занавеске, русский пейзаж за окном. Приближение к русскому сезону. Лермонтов. Иль демонэ. Перевод на итальянский язык. Бред переводчицы. Воскресенье, болезнь, день без строчки. История переводчика с доисторических времен, до потопа, ковчега. Язык всех минералов, трав, неживых вещей. Блажен кто понимает. Магазин, облака, история. Открытие сезонов, то есть времен года. Неправильная интерпретация (толкование) календарей.

Коля с Миллионной, его календари, стена с иконами и картинками, пришедшие спрашивают, кто это? Деятели балета, певицы, поэты. Голоса, сундук, буфет. Одиннадцать лет работы в Эрмитаже дворником, квартира четырнадцать, цветные витражи на лестнице, салют на набережной. Флоренский, иконостас. Его красные и черные жилетки, рубашки из крепдешина, шелка, крепжоржета. Серебряные цветы на фиолетовом. Его измученное лицо, учеба в университете, работа агентом по недвижимости. Пьет пиво и читает незнакомого немецкого автора, гефэрлихе мэхтэ. Опасные силы, перевожу. Бутылка коньяка принесена Сережей Ш., у него торговая точка на Чернышевской. Что делать, кто виноват. Чернышевская, цветы, Фурштатская. Там Коля иногда встречает Сережу на его торговой точке, там он продает продовольственные товары. Колин салон, не притон, не малина. La Framboise. Словно название виллы на Миллионной. Этот Север, его несомненная польза. Три века русской поэзии. Сужение и расширение пути. Классическое состояние. Владимирка, одно из названий русских дорог. Сезоны. Страхи, шуршание занавески в поезде, испуганный взгляд за окно, взгляд без любопытства, а от нервного напряжения, чтобы успокоиться.

К Коле приводят мальчиков с вокзала, от Гостиного двора, кафе Чибо, так прозвали место встреч, летнее кафе на Невском. Лебуркин, его жена, их маленькая собачка и дочь-студентка. Ева. Коля ездит к ним иногда в гости, в Купчино. Колины трусы-пижама из азиатского шелка, платье Востока. Колина майка. Усталое лицо кокотки с двумя глубокими морщинами, прядью некрашеных волос, кольцо в ухе как у цыгана. Рассказывает про Обухову, как она любила чтобы ее (опускаю мат) прямо на сцене, рабочий. Тарантелла. Они такие сладкие, говорит Коля о мальчиках. Любитель балета, Клавдии Шульженко. Застенчивый и гордый, гостеприимный, родом из Баку.

* * *

Абсурд, железная логика картинок, красочных и черно-белых, эстетика и этика, все смешалось в попытке найти связь. Театр, женская логика сцен. Псы-рыцари, просто рыцари, певцы и мандолина, девушки с гитарой. Вчерашний ученик, опять уроки как в жизни педагога. Битва языков, башня, религиозные войны. Германия, Франция, какой-то семнадцатый век, крах гуманизма. Картинка над аниной кроватью в Москве. Огни в тумане. Сон в аниной кроватке. Дюрер, аллегория с горожанами или крестьянами, не помню, забыл. Женское и мужское в одежде. Попытка разделить полы по третьестепенным признакам. Помню, что картина над кроватью : надпись на золоченой бронзе на латыни. В испуге отпрянувшие м. и ж., крестьяне, а может быть горожане. Россия, буржуазная революция в конце всех, после социалистической, после коммуны, постиндустриальная, то есть конец века, ожидание конца, поэтому картина Дюрера над аниной постелью. Эйфория людей, мрачное ожидание, просто ожидание, с книгой, на почте в очереди за пенсией. Ожидание с телевизором, где мелькают красивые картинки, обещая туалетную бумагу, гигиенические салфетки, кремы, корма для попугаев, кошек, собак, таблетки от проституток, обещание утолить боль, успокоить.

Писатель, несостоявшийся читатель книги, одной, как архитектор Манилов. Героическая симфония, посвящение бойцам невидимого фронта, читателям, врачам человеческих душ. Страхи, которые вдруг налетают на писателя словно на бурсака в сельской церкви. Вий. Известные и неоткрытые еще фобии, их список, латинские имена. Таблица болезней, пустующие гнезда. Ботаника. Наука о цветах, кустарниках, ростках живого. Средние века, Сорбонна. Вишня в коньяке, коробка конфет толстоватого ученика, невозможность объяснить ему что-либо из французского языка. Толстые пальцы или слишком короткие для игры на фортепьяно у ученицы. Шопен. Его ученицы. Осень, бульвар воспоминаний. Триумфальная арка. Предложение преподавать язык анархистам в летнем лагере. Лагерь в виде алей и беседок, огромного моста. Князь Кропоткин. Терпение — проявление страсти. Дух народа. Собирание людей повсюду. Чтение лекций в университете. Мое ухо и тело. Дух студентов. Народ, энциклопедия от а до я. До самого дна, туалета Московского вокзала. Нотр-Дам. Еще существуют музеи, Кремль. Народные сцены из оперы. Как говорил Мишле, надо уметь расслышать голос, развитие феноменального слуха, экзерсисы слушающего. Целые гаммы.

Такой сумбур, какофония, множество голосов. Стулья, парики певиц, театр. Терпение письма, то есть не самого письма, чье терпение безгранично как у природы, а ежедневность. Слух, слоновая кость, мебель, дерево. Скамейка в сквере с обелиском, орлом на шаре, Румянцова победам. Нева течет как река в поэзии, роман в романсах. Отдых на пути в аудиторию, на лекцию французского профессора.

Одежда, на самом деле это театр или продолжение другими средствами. Эпоха барокко, эсхатологические ожидания. Церкви, соборы, комнаты, квартиры, частные дома, разговоры, одежда. Гаммы с утра. Все подчинено одной цели. Полная и частичная рассредоточенность. Отвлечение от цели, барокко, ростки классицизма. Линии, закрученные как лестница. Разговор. А в одежде такая черта, пятнистый офицер. Тулупчик. Куртка для камуфляжа, сеть для улавливания, маркировки самолетов, танков, боевой техники. Спрятать на местности от противники. Как в войне континента. Человека человек. Продолжение другими средствами. Телевизор. Пятнистая одежда, память.

* * *

Верность постмодерну, осень, страницу с текстом положил в бумаги, среди бумаг осени, лекция американского француза из Сен-Луи, на французском языке. Il faut etre absolument postmoderne. Il faut etre absolument. Формула Клаузевица-Рембо. Снова французские песни, Шарль Азнавурян, осень, пятница, утро, которое переходит в день как улитка вверх, escalier-escargot, лестницей собора, ползет вверх, стремится в небо.

Черные картины швейцарского художника, разлука с летом, водой, белыми ночами, мечтой об альпийских углах. Красное и черное. Попытка сосредоточиться, разбросанные мысли после взрыва, так показывают в телевизоре, красное и черное. Сумасшедший Суриков, его дом в Москве, доска, тихо кланяемся, проходя мимо. Недалеко от Кропоткинской, где мы проходили с Аней. Она расспрашивала о князе, каким он был. Она его видела во сне и хотела сравнить с образом, который остался у меня после газеты анархистов Новый путь. Пока мы ехали в метро. Оговорки не случайны, сказал сумасшедший доктор с бородой. Империи будут рассыпаться, пророк Исайя. Мнительность докторов, мнимость больных, Франция семнадцатого столетия. Париж, двор. Письма Сирано, кинороман. Безумие и погода. Театр.

Злодейство мелкое и крупное как жители городов, птицы. Все тот же знаменитый моралист. Огромные впадины, куда спускаются на батискафах в одиссее Кусто. Сам человек, от ручья до океана. Тишина, страх, который превращается в Левиафана. Доктора подлинные и мнимые как больные, их книги, плащи, кинжалы. Доктора Мабузе. Путь начинается и заканчивается на вокзале, белый флаг на нем как на крепости. Замке. Больные и умирающие доктора, гибнущие как девушки от чахотки, прошлый век, век природы. Девушка погибает как на войне, юная маркитанка, осень, ее аллегории. Новый русский сезон. Здоровье докторов даже в пароксизме болезни. Война, разделение людей на здоровых и больных. Для управления. Разделяй на здоровых и больных. Власть. Новый сезон после Осеннего бульвара. Доктора Москвы. Их тихие и громкие победы. Флаги над башнями, название романа, педагогической поэмы. Это настоящий жанр: педагогическая поэма. Преступление и наказание, вот название для киноромана, который можно посмотреть в музее. Тело доктора, ед. и мн. числа. Их одежда, мысли, мебель. Еда, небо, поля страны. Странности докторов, репертуар маний, венские стулья, кушетки, диваны. Пол больных, все то же, но совершенное отличное от докторов. Миф. Граница и пограничные ситуации. Как в языках. Столбы, собаки, бисер дождя. Нумерус клаузус. Родина латыни. Бабочки, птицы, женские пальцы. Живое и искусство вышивания, пения. Разговора. Терапия. Страх. Единственное и множественное число, его природа. Монографии. Жажда, пустыня, огненные крылья. Речь идет о пустыне холода, льде страсти, которым можно разить и рассекать как скальпель, чтобы извлекать нужное или ненужное. Стихотворение Пророк. Глагол, речь больных и их докторов. Красный розан в волосах. Сестра поэта Лебядкина.

* * *

Безумие постмодерна. Его фасады, то есть строчки и то что между, за. Эллипс речи. Архивы, шепот, смерть английского банкира Ангерстейна. Двадцать третий год. Встреча с Цаплей и Вадимом, библиотека, седьмой автобус, по Невскому проспекту до Пушкинской. Черная лестница вся в руинах, сама руина. Квартира двадцать один, галерея. Урок французского как в Сибири. Пушкин освещенный ночью фонарями. Грызть горло, кость, собачья страсть. Терпение. Среди платьев, галстуков и платьиц. Килька, вафельный торт, плавленый сыр. За круглым столом, напротив зеркала, первоначальный восторг. Чай Липтон. Публичная библиотека, национальная, тот же голубой свет, черный памятник. Золотые кольца, черный хлеб. Черные дни, в них спрятаны все цвета в ожидании света. Зеленая трава, солнце, Владимир, Мытищи, Арзамас. Лес, подснежники, ландыши. Букет цветов на столе в вашей комнате. Пленка киноромана. Праздник труда как в пролетарской поэзии. Будильник, стул, мысли, лицо, платье. Вадим примеряет ваш тулуп офицера, его черный шелковый пиджак, рубашка, джинсы. Волосы, ее, его и мои. То, что поднимается и потом опускается, лестница в виде спирали. Вихреобразное естественное движение улитки, подражание ей. Уроки ф. Жестокость городского романса. Постижение Арто. Двойное дно. Дом Ангерстейна в Лондоне, Паул Смол сто пять, тридцать пять картин, примерное количество. Больше-меньше, не помню. Роман графа о военном и мирном безумии, о двух крайних состояниях. Борьба с сословиями внутри самих страт. Правда о Петропавловской крепости, ее могилах. Шпиль, медитация о Канте. Нева, ее течение уносит дурные и добрые мысли, мысли. Смотрите на шпиль и постигайте запредельное. Гибель, тоска, страх зоопарка. Французский бестиарий, запахи. Пар английской машины. Англичанин мудрец, чтоб работе помочь, изобрел за машиной машину. Слова из песни.

Манон Леско, такой роман. Премногих томов тяжелее. Преступление и наказание, видеофильм, кино из музея. Концепция романа. О розе, о маленьком п.

Внутренности людей, их вицеральное, соборы из камня, дерева, бетона, стекла. Решетки храма, фигуры. Деревня недалеко от Арзамаса. Сидит Христос. Св.Николай в Арзамасе. Открытия откровений, в России снегов. В стране дорог, рыбаков. Благодарность, слезы, стена смеха, конец путей, приехали, вокзал. Смех последних пассажиров. До этого купание весной, между зимой и летом, в источнике. Снег и солнце, с другими вместе, не страшно, немного торжественно. Дикая жалость, деревня, дорога. Возвращение в теплых носках в Арзамас. История костюма, альбом. Галстуки, жилеты, часы, бриллиантовые запонки, застежки, всякие брошки, заколки для галстуков. Золото, рубины, бриллианты. Откровение в метро, девочка на коленях у матери с золотыми волосами. Жалость, дикое состояние, доброта. Армия спасения (кино Zazi dans le metro). Жестяные кружки, оркестрик, фуражки. Ночлежки, секонд хэнд, попрошайничество. За этим самолеты, корабли, ракеты. Ломбард. Душа и песни. Маски. Доктор Фрейд пишет своему другу Шницлеру. Страсть куста, огонь, речь из горящего куста. Тайна зеленого. Красное и черное. Книга, фильм. Страсть к горению, к выкрикиванью слов из горящего. Потом снова зеленое, нежное. Лабиринт туалета, кафель московского вокзала. Зеркала.

* * *

Петербургский немец вчера: Клаус фон Брух, видеоарт. Голова Арто, южноэфиопская музыка, немецкая техника, романтизм, розовое, кобольды, тело как у дервишей, танцующее и поющее. Инсталляции, летающий видеоящик, ящуры, протозавры, птеродактили. Самолет, точки радаров, искусство в ангарах. Силиконовые бочки, музыка Россини, Татлин с его башней. До этого университет, профессор с трубкой как профессор из политической школы в Париже, изучение политической системы. Дождь, мороз по обещанию радио, переводчик Мери Попкинс в кафе-коридоре, сентиментальный разговор, учитель русского языка для корейцев. Ольга и Вадим, искусство в жизни. Походка, одежда, ожидание чуда. Вот-вот должно произойти. Черная лента красной машинки, ноябрь, заповедь блаженства. Ветер постоянств, одна из постоянных стихий, Эйфелева башня, огромное железное чудо кино. Англичане, немцы, французы. Звонок из Лондона. Задний ум, потом: над потопом. Над волнами, над ветром. Возвращение по спирали как по лестнице в подвал, на нижние этажи. Белый флаг над вокзалом, подсветка. А. А. в роли монаха в кино о Жанне д’Арк. Свиньи, собаки, человек в новом измерении. Фильм Пазолини, поэтическая версия. Девушка переводит с немецкого и на немецкий, вращающаяся голова Арто на программке спектакля, автопортрет фон Бруха, музыка по всему, во всем. Во всех. Пустота, ждущая заполнения, амфора, кувшины на холмах, горшки в церквях, соборах. Акустика. Звуки, речь.

Третье, которого не дано. Строительство третьего. Создание инсталляций, например, объектов из проволоки, чего угодно, наконец. Огромное терпение при переводе немецких слов. Автоматизм. Дождь на Лиговке, десятый трамвай, Московский вокзал, спешу домой как на свидание. Друг ждет у подъезда, черная куртка, волосы, тело. Разговор как в океане, рыбы, киты, дельфины. Но особенно, касатки, которых истребляют. Война, плавники, пузырьки воздуха. Чтение романа Достоевского, множество пузырьков, бульканье речи, свет, кровать, за окном ноябрь и изморозь. Куда плывем?

Доклад о политической системе, изучение режимов, формулы. Требовать больше, чтобы получить больше, требовать меньше, чтобы получить больше, требовать меньше, меньше. Откровенность: внутренности, воск, жар, холод оплывающих огарков. Святость это чистота. Путь очищения. Фильм Иль порчиле. Репетиция света, ежедневность. Кровожадность диких зверей по телевизору, в Африке. Страсть и страх, тонкие провода, телевизоры. Звонок из больницы Ларисы, госпиталь ветеранов войны. Везде война. Мир, ожидание операции. Точнее, перемирие. Лечение на правом берегу, недалеко от общей могилы, братской, времен Отечественной войны. Желания, шумные пиротехнические эффекты. Шумовые и пиротехнические, я хотел написать. Черное и золотое. Дни ноября. Межсезонье. Как между русскими балетами и Парижем. Дягилев. Деньги, каналы в Венеции, коричневая и черная вода с блеском огней. Эзра Паунд. Золото дней, красное и золотое. Розовое золото, утро в Венеции. Жизнь в В. Имеется в виду город, дома, человек среди людей, название книги Ван Гога, собрание его писем к брату, наподобие песен венецианского гондольера. Черные флаги над вокзалом. Венеция. Чтение новеллы. Музыка киноромана. Разговор о фон Брухе. Город, вишня в коньяке, памяти Мариенгофа.

In memoriam Мариенгоф.

* * *

После Ильи Печковского и поющего профессора Мартыненко О.А., адмиральша предложила пойти к ней, здесь на Васильевском, угоститься вином из Каны Галилейской. В зале, где белые колонны, Университет, Виктор быстро ретировался. Сцена в красном, Ольга Алексеевна в красном. Колонны белые. Я в пятнистом армячке по нашей моде, камуфляж внутреннего. Илья был бесподобен, громообразен, лиричен, романтичен, настоящий пост-модерн.

Вокзал после лекции и концерта, репетиция маленького потопа. Запахи денег. Входы и выходы вокзала, архитектура застывшей музыкой. Певец здесь же: все поет, сказал бы Печковский. Темнота, люди выходят на свет, мимо стены плача вокзала, мимо стены смеха. Храм внутри вокзала. Как в Индии храм всего. Дао пути. Туалет, певец, туман. Романтика пост-модерна. Белая шапочка певца, малиновые брюки, волнительное в одежде. Его прогулки по ночному городу, вокзал, святая простота, п. Наречется, через тернии сложностей, словно при строительстве пирамид. Виктор сказал в белом зале про Канта, что тот смотрел на шпиль и думал о трансцендентном. Думал-писал.

Вокзал, где все отвлекает от основного, где все разбегается кругами, потоками, завихрениями. Векторы сил. Виктор прав по-своему. Ольга Алексеевна, Илья П. Белый зал, слушатели в одеждах как при исполнении Седьмой симфонии. Лишь маэстро во фраке, импровизирует на сцене. Всё вокзала. Всё как ничто. Всё как всё. Петербургские вечера как у Ксавье де Мэстра. Сумерки вот уже фон для романа. Пардон, для киноромана. Ищущие люди вокзала, искатели абсолюта, сами не знающие этого. Но может быть, узнающие. Импровизация это постмодерн. Черновик, упражнения для памяти. Осень в ноябре. Плюс шесть, семь. Ветер. Рассказ Ольги Алексеевны о барже, ее план поехать в Голландию морем, цена сто долларов. Служба на море, на суше, в воздухе, под землей. Музыка всюду. Слова маэстро. Всюду знаки, одни зажигаются, другие гаснут. Туман, киномузыка, голоса. Одни волнуют, другие сами волнуются. Одежда, скрывающая намерения. Вчера по радио студент Марат рассказывал о своей поездке в Японию. Память о памяти. Язык Японии, ее острова. Территория. Волны, картины, все умещается в чашке, сказал поэт. Священность горы. Здесь болота, березы, море. Лес, дальше тундра, равнина. Поезд из Петербурга в Москву. Маршрут осторожных, после других путешественников. Кинороман. Страхи, слезы, с. Женщина в красном, сумочка с бумагами. Продюсер маэстро, импрессарио. Путешественница по волнам памяти, фотографии, матушки батюшки. Гора Синай. Путь паломников, пальмы за Иорданом. Дочь на верблюде.

Ветер. Вечер. Вокзал. Огни романса, люди на остановках, мелкий питерский дождик. Освещенные музеи, здания, набережные. Вечером звонок из Лондона. Разговор с Лукрецией. Образ жизни, мыслей, в том числе одежда. Неясное, идеал импровизации. Улитка испанского архитектора в поисках стиля. Музыка по проводам из Лондона, голоса детей. Кант, московский вокзал, мораль запахов. Стратификация людей. Желание все переводить. История болезни. Бред интерпретации. Башня вокзала. Низкое, внутреннее, искреннее. Стекло витрины, отражение, тени как в традиционном театре теней. Инстинкт человека рядом с далью дорог.

* * *

Стигматы страсти на руке, следы от падения у остановки. Бежал за автобусом как безумный, упал, шел пешком. Болезнь эхолалии. Нежное слово. Эхолалия, эсхатология, эхо. Урок французского, круглый стол на Пушкинской, рядом с чугунным монументом. Повторение слов как эхо, лес страсти. Нимфы. Сатиры, фавны. Язык. Флейта, рояль, скрипки. Виолончель. Неведомые человеку инструменты. Конечно, голос. Из глубин, которые не видны. Остановка на ветру, Народная улица, жду как молодой любовник запаздывающего ученика. Хожу вокруг дома, чтобы заглушить ненужную. Название улицы из времен французской революции. Бессмысленный и кроваво-красный русский бунт. Ветер революции, киоск «Сыр, колбасы». Упражнение в ожидании людей на остановке. Страсть ждать. Потом идем к моему дому. Набережная реки. Утки древнего Китая, не выкинуть слов из песни. Все так. Завод на той стороне, где мой ученик работал мальчиком. Как в Англии после школы. Там, где бассейн. Холодная вода, чистая, видно дно, утки. Идем пешком мимо домов пленных немцев. Вот и мой дом, слова из песни.

Псалом третий, сочиненный при бегстве Давида от своего сына А. Как много кругом врагов, все восстали против меня. Говорят в своем сердце, что Бог покинул меня, что не дождусь помощи Его. Но я взываю к Господу моему и Он отвечает со своей святой Горы. Просыпаюсь утром и помощь господа моя защита, мой щит. Он поражает врагов моих в лицо, сокрушает их зубы. Он возвращает мне мое достоинство и гордость. Благословение Его на своем народе.

Урок французского в воскресенье это целая тема. После ветра и холода ожиданий на остановке, после пути. У Ларисы в госпитале ветеранов войны, инвалидные кресла-коляски, разговор у окна, потом разговор на диване в коридоре. Тишина болезни, цветы. Красные маки, тюльпаны, нарциссы. Путь зерна. То, что падает и прорастает цветами. Незабудки, лилии, оранжевые коготки. Сон о Драгомощенко и белых лебедях. Называние имен, пересказ звонков. Круглый стол, Глюкля, Цапля, Сережа в пальто как Дягилев, девушка с курсов, Пиликин, Ира похожая на Ларису, мой ученик с гитарой поет песню про китайчонка Ли, еще падение. В кармане куртки пузырек с жидкостью, стигматы, раны. Радение вокруг круглого стола, Кюхельбекер или Пушкин, воспоминание об Одессе, пение ради денег в трамвае вдоль моря. Произнесение слов, исступление, платья, примерка пиджака, вадимова пальто. Поэт Кучерявкин и его ученицы, уроки английского. Разговор словно романс о бывшем любовнике Оли. Фотографии Глюкли, платья в Шереметьевском дворце. Вера Холодная. Вопросы девушек, анкета о платье. Девушка с курсов примеряет черный жакет, позже веселую юбочку из английской материи, веселый смех. Холодное утро, Вера, имя актрисы, жены п. Холодного, кино. Романс. Цветы. Мусорный ветер, рыжая собака, провожаю Вадима. Это другой Вадим, не московский, то есть не из Мытищ. П. и любительство, дилетантизм, скрипочка Э.Ангерстейн, банкир из Лондона, его любовь к картинам, собирать картины это страсть. Он родился в Петербурге, кто были его родители не известно, Лукреция просила разыскать в архивах сведения о коллекционере. Жертвенность, маниакальная одержимость. Сдержанность.

Красные огни на железных вышках. Страшная, дикая усталость. Ручьи слов. Впечатление, что дно близко. Чудесная сила вдруг поднимает и опускает, летим как плывем. Падение снега, санскрит, Белая Индия. Воск.

* * *

Автор в тумане, голова, внутренности, взгляд на обложку книги. Книга-обложка, сидящий человек на Пряжке, на кровати, голова охвачена руками, лицо в ладонях, красно-коричневый пол, небо в трех огромных крестах Голгофы.

Вокруг человека в полнеба сияние, вокруг его тела и согнутой как у усталого японца спины, три белых креста в свечении. Человек в темно-синем халате и желтых носках. Автопортрет художника Сысоева. Вчерашняя посылка из деревни, дорога под мелким дождем, рельсы, провода, грустная местность, траншеи как на войне, веселье. Неореализм русского киноромана. Собрались родственники, снимается кино, кузина с камерой. Все как на юге или Севере Италии. Дети, игрушки, обиды девочки. Как будто перевод с итальянского. Щи, селедка, картошка. Как в годы золотые, без злости. Немые богатыри, Бородино. Бродяги и артисты. Сквозь пыл и туман романсов золото, свет из далекого. Так близко, вот здесь и сейчас. Опиум для народа, поля маков, Китай, золотой треугольник. Золото наших икон. Сиянье глаз, плач обид, детских, которые быстро проходят. Заповедь настоящего. Проповедь на горе.

Несем тяжелую сумку с картошкой, морковкой. Мясо, крест в сто килограмм. Земляничное варенье. Падение, боль, соль белая как опиум маков, сон. Письмо из Арзамаса, медпункта в лесу. Романс о всем былом. Осенние дни непогоды, когда все вдруг оживает. Родины непогоды, огни в романсе, поле боя, ед. и мн. числа. На границах города со шпилями, кренделями над булочными, прогулками философа, профессора университета, писателя. Ветер с моря, разрушение города нашими и немцами, нашими немцами, руины того собора, судьба могилы. Камни и ветер. Черные бушлаты моряков, розы. Все остальное взято, оставлены красивые розы с шипами. Лишнее, то есть литература, пыль на мебели, паркете. Почва, птицы, летящие зерна, не знающие куда им упасть. Желание умереть. Лишнее слово, плеоназм. Просто желание. Желание.

Зерна, не мечтающие о почве. Если мечту можно назвать полетом. Просто летят в землю. Гибель летящих. Знают ли страх летящие зерна?

Название книги, то что не вырубишь топором. Надпись на могиле как на беседке обвитой плющом, украшенной цветами. Надпись на часах. Громада вокзала в бывшем Кенигсберге, уезжаю на голубом поезде в Москву, на мне черный бушлат, синий гюйс, белые полоски, голубые погоны морской авиации. Младший сержант, две золотых лычки.

Москва, воспоминание о Булгакове. Для меня Москва была конгломерат впечатлений от чтения романа Б. Выхожу на площадь Белорусского вокзала и вижу тот самый город, как если бы увидел Ерушалим. Огромность Москвы, белорусский вокзал. Девушки из кино, приезжающие в Москву. Мечта о Москве, границы невозможности. Мечта. Ухом слушающие звоны волн, звуки приближающейся бури, церковь барокко, св. Николай чудотворец, Морской собор, золотые купола, канал, ограда. Все расхищается, предается, продается, кроме того, что продать или расхитить, предать нельзя. Мелькают черные крылья. Опыт перевода. Отчего же вдруг это золотое сиянье вокруг? Ночь внутри и свет вокруг, всё ослепительно сияет. Потом мягче сияет. Ночь лучше улавливает звуки.

Возвращение со стадиона фанатиков с бело-красными флагами, шарфами. Их хлеб, их зрелище. Пост фестум. Ветер их книг.

* * *

Падение И., картина Брейгеля. Один из сюжетов. Тема. Архивы: желтые и белые кости, картина Верещагина. Дождь над воображаемой желтизной песка. Урок французского, малиновые книги, одна желтого, песочного цвета, глаза Бодлера, золото внутри.

Чтение предисловия. Кстати о рукописи, поденщик, нужда, продажа. П. и н. Как роман Достоевского, киномузыка, пение шарманки на улице в осенний день. А вы любите уличное пение? Инсценировка стихотворения, опера и балет, кинороман. Падение с неба, отлетевшее крыло, капли горячего воска. Падение в воду. Вол, крестьянин, горизонт. Здесь: городской пейзаж, другие волны. Например: полночь, поздняя постель.

Галлюцинации, голос из Лондона, красивый, женский, одежда снята почти полностью. Обнажение голоса. Его теплота. Тепло.

Аллегория на желтом здании. Вы и предчувствия, лес без деревьев, не весть что, деревья с воронами. Белые ангелы и герб государства, орел с короной, монстр, две головы, бицефал. Прогулка вместо поисков по архивам сведений.

Английский банкир, любитель живописи, тридцать восемь полотен, кино в своем доме. Смерть, наследование, продажа картин как говорящих и слушающих рукописей, английское государство, фунты стерлингов, пятьдесят восемь тысяч. Тысяча восемьсот двадцать четвертый год.

Роман «Тошнота», его экранизация, бар, песенка, работа в архиве. Конверты для гонораров, денег из бумаги. Трактат о ценностях. Сколько цифр. Ум, расчеты, рукописи картин. Кровь художников, мужчин с внутренними органами, половыми, другими. Анатомический театр, все люди актеры. Учение об аффектах, эмоциях. Пароксизме страсти: плавлении человеческих внутренностей как из воска. Море страсти, ручеек, океан. Самолеты, лайнеры, выше и выше. Разбивается в небе, сойдя с траектории при полете на Марс. Чем ты можешь прославить? Трагический тенор на сцене. Осколок в несколько тонн падает у берегов Чили. До этого стучали сердца рабочих, мастеря спутник-робот. И меня этот космический спутник у. Выше и выше. Американское кино, мечта о полете.

Урок французского и женский голос в красной книге. Упражнение, учиться себя сдерживать, так тело придерживается своих границ, пытаясь выйти из них, улететь. Спуститься вниз. Романс об этом. Голос выходит из тела. Тело, расчерченное светило или беззаконная комета. Летящее или плывущее тело. Разговаривающее как кит и дельфин тело. Страсть горящих звезд. Остывание в полете, музыка. Тундра, Тунгуска, метеорит. Шаман и Венера. Опера о деньгах. Врубель, его поющая жена. Краски картины. Коробочка, оперная героиня внутри артиста. Органчик страсти. Кошелек, деньги под подушкой, в комоде. В хрустальной вазе широкой как шляпа Наполеона. Конверты, деньги. Взгляд падшего ангела, название духов, парфюма, тот квазимодо романа, изобретатель запахов для улавливания душ, высшей власти, женские волосы невинных девушек, голоса. То памятное место, где Лукреция подарила полевые цветы жене внука писателя. Сенная площадь, рядом с метро.

Когда под ним струится Красная река. География Китая. Реки: Желтая и Красная. Черное это день, которого боятся и ждут В нем все цвета. Продают рукописи тел, кольца. Копят желтое, разноцветную бумагу молчания.

* * *

Девушка и зверь, Мари Башкирцеф и Мопассан, переписка. Это письмо от Ирины Львовны, конверт кофейного цвета как на войне. Письмо с фронта или на передовую, как знать?

Вадим, ученик французского, его волосы, глаза, тело. Все гипнотизирует. Слова, звуки, взгляд за окно. Стансы к Малибран после третьего псалма. Со святой горы вниз по голосу певицы, ее волосы и руки, тело.

Его черная рубашка, зеленые брюки, куртка на меху, особенно ботики, щеки, губы, зубы. Мой университет. Безумные крики из сердца актрисы, певицы, бледнеющие щеки. Она не знает, поет. Предосторожность тщетна, забыта.

Слова Пушкина. Счастлив тщеславием. Театр, казарма полка, черная решетка парка, пруд, чесменский орел, фейерверк, галереи, статуи, прогулка по парку. Спокойствие вдруг находит как гипноз. Уроки французского позади и впереди. Словно беру уроки музыки у гениев, которые ходят с уроками. Шопены, Моцарты, кто еще? Уроки девочкам и маленьким, тоненьким и толстеньким, уроки звездам. Урок языка как сигнальная система. Первая, вторая, поиск третьей, которой не дано в ощущениях. Идея пути, русская музыка, кинороман.

Я и он. Идея другого. Барокко, навязчивость португальского. Египетская книга мертвых, живое дыхание. Эти пальцы на книге. Пальцы Вадима. Линии фронта, тотальная война, день и ночь, истребительная авиация, морская авиация, стратегические бомбардировщики, летающие крепости, аэро-космические войска, щит и стрелы как в псалме. Враги многочисленны, переодеваются в друзья. Мания преследовать маньяков. Жертвы. Холмы, рвы, могилы. Классики и теоретики военного искусства, трактаты о дружбе, троянских конях, триумфальные арки после полей, песен солдат. Фантастические бури, звери, голова современного человека. Книга пятнадцатого века, рисунки на полях, четырнадцатый век, семнадцатый. Пыль веков, солдаты и дамы. Уроки языка. Мадам де Монтень, приемная дочь Мадемуазель де (…).

Сам путешественник, солдат и эссеист. Родовой замок, город на костях в болоте. Среди болот, равнины, озер. Топкое место, гибельное, воображаемый замок. Водяные знаки письма. Конверт, звонок в дверь, перед уроком французского. Пальцы ученика, его внутренности, все остальное. Слух, радарная съемка, инсталляции. Летающие мониторы, постель Пушкина и Кюхельбекера. Платья девушек, их спрятанные ноги, шеи. Тоска по ученику, как будто вы сельская учительница, городская учительница, Шопен. После курсов для девушек. Капитан Л. И его сестра.

Такое кино. Битва за Нерль, вода вокруг храма. Андрей Рублев, полет над водой. Лифт, шахта. Клаустрофобия. Страхи современного человека. Что такое с. ч.? Изучение барокко. Университет, до и после. Прогулка с А. по коридору, беседа как в античном лесу. Я и он. Мемуары путешественника. Этюд о погоде за окном, на улице, набережной. Э. об одежде, надежде на светлые мысли. Просветление мысли после мрака, бездонности глаз, ночи. Тех глаз. Записки учительницы, певицы как сельского доктора. Не надо, приступ скуки, музыка ушла вместе с тем. Тот другой. Поэт, из учеников. Линия, грань. Учебник, тексты, душевное равновесие как в цирке, классическом театре, до и после пьесы. Репетиции. Скромность это опущенные глаза. Светлые одежды, аллегория. Изучение и повторение де Мюссе, красной книги из К., стансы к М., ее одежда, голос за кадром, немецкий фильм. Как будто трофейный, красивый.

* * *

Болезнь как балет или кинороман. Письмо среди ночи, ближе к утру. Ответ в Воронеж. Письмо как опера или болезнь, перевод. Периклес, Брут, офицер-переводчик. Он, мы. Платье и честь. Эпиграфы из народа. Поп-искусство. Стойкий оловянный солдатик. Мимо вокзала, после чтения газет за тысяча семьсот сорок девятый год. Поиск фамилии Ангерстейн словно в романе. Скука, кавычки. Свет и тени. Пыль, воспоминание о ночном снеге. Никого не жду, формула убеждения. Только вчерашний и сегодняшний ночной снег. Под утро растаял. Тревоги, холод, пыль. Скука неореализма. Эхолалия, нарратология, рассказывать это наука. Поэзия снегов, Франция, русские соболя. Мех игрушечных как фантастических животных на воротниках офицеров. Ни белка ни кошка ни собака. Не волк и не ворона. Читал письмо в смущении, в синем халате, не знал куда деть лицо, в какой мех, чтобы не разбиться как в тот день. Наука не спешить.

Без грима. Стигматы рук напоминают о падении. Крест в сто килограмм. Зверь, его мех. Невиданный зверь, откуда сюда на воротник? Россия страна розовых слонов, лебедей, неведомых зверей, мехов, соболей, белых и бурых медведей, собак, свиней. Павлов и его собака. Роман о Собаке Павлова. Жемчужина по-португальски. Жемчужина неправильной формы. Барокко, одним словом.

По-французски жемчужина это юн перль. Название новеллы Мопассана. Точка безумия, св. Гора, голоса в голове переводчика. Упоминание в газетах восемнадцатого века о переводчике-полковнике Текелеве. Откуда такой? Целый п. и переводчик. Возведение башни, языки, ветры. Монументальное творение с витыми лестницами, кругом звезды, воздух. Спор древних и новых, лекция профессора из Сорбонны. Литература путешествий, открытий. Понятие о современности. Розовые своды университета, синие и фиолетовые сумерки, огни на Нева. Слушающие люди как в опере. Их одежда, душа, мысли. Поиск точки опоры в воздухе, подражание птицам, большим и малым. Мимо вокзала, его катакомб, ступеней, ведущих вниз и вверх. Провал в театральном значении: премьера, провал. Звезды, ночь, за окном как утешение выпал белый снег. Память о письме, большом, белом. Чайка, а не чайник. Памятник полету, волны реки, монумент. Мы фотографируемся как у Пушкина больные или здоровые. Чугун, гранит и мрамор. Изваяние авиатора. Он был бы в Афинах тот-то, в Риме, то там то тут. Здесь он Чкалов. Памятник летчику словно в Греции, Риме или Египте. Мир памятников, больших и малых, как птицы или буквы.

Скрываться и таить, надо. Но не получается. Этюд, эссе, э.

Ум после всего, а пока: сердце, внутренности, вихри вокруг человеческого тела, волны. Летай или п. История конца. Слова разговорной речи для иностранцев. Этюд об этнографии, то есть о народе, о его песнях, промыслах, словах, летательных и других аппаратах.

Собор во Владимире и скоморохи, святой театр. Воспоминание о рве, окраине и соловьях, трех соснах на св. Горе, коровы, возвращение в прекрасно-одинокий номер. Номер этот Владимир, путешествие с алжирцами и арзамасцами по св. Руси на автобусе. Вчерашняя лекция о Васко да Гама, Марко Поло, Бугэнвиле, Куке, писателях-путешественниках. Девять дней на Таити.

* * *

Условия схемы: плач. День рождения Б. Осенняя набережная, ноябрь, Университет. Длинная ограда вдаль, черные деревья, двенадцать коллегий. Длинная набережная почти в тумане, тянется издали от сфинксов, еще дальше, от морских ворот Невы, и дальше за мост, камуфляж. Вчерашний разговор о фетишизме одежд в полуподвале туалета, окно почти как в детстве, мелкие решетки, ноги, чей-то разговор. Насчет решеток, поясняем, как песня, там были другие решетки, на Фонтанке, здесь не такие, сетка. Человек спустился сюда как в родные пенаты, содомы, провожая родственницу, если кто спросит. Смеющееся как у Владимира Ильича лицо, льющаяся речь.

Черная куртка с непонятным как сегодня мехом, кошка, собака, заяц? Черный же картуз. Разговор о терпимости в любви словно трактат Стендаля. Де л’амур.

Тихо кланялся выходя из Университета дому Б. Чтение книги Ирины Львовны, которую она прислала, чтение ее письма, стихов. Сон после обеда, воспоминание лекции о кругосветном путешествии, девять дней на Таити, комментарий Дидро, его вежливость с императрицей. Мой ученик не пришел на занятие, сказался уехавшим в Москву в командировку. Память о Б. Надеть камуфляж, пойти на вокзал как на Сенную площадь. Почему на Сенную? Нонсенс.

Здесь равнина, течет река, сонная, стеклянная или зеркальная вода. История, битва со шведами. Университет на топком месте. Вокзал. Единственное и множественное число пути. Дороги. Пересечение стихий. Поэмы, пьесы, письма по почте. Сон о человеке-рыбе, его конец. Сон о ручье и рыбах как в детстве. Урок французского, ноги, далекие губы, спина, черная рубашка, моя досада, моя радость, педагогические приемы как на войне. Стихотворение Б. о девушке, целующихся голубях, временах Паоло и Франчески. Какая опера за окном. Длинное и. Большой роман Т. Монье, река.

Блок для черчения. Иллюзия неисчерпаемости бумаги, белых снегов. День рождения Б. Вчера на университетской набережной. Потом тихо кланялся п. в полуподвале вокзала. Их страдание. Снимал странную кепку как у клоуна и клал в карман куртки. Зеркала для отражения и улавливания по законам физики, энергия человека так и притягивается. Энтропия. Буквы, звуки, технические приемы. Мощь зеркал, создание иллюзорного. Удлинение и углубление пространства, дырка в сетке. Это окно во двор вокзала. Запахи денег. Хлорка.

Теория и практика дна. Запахи, звуки, сам человек. Святая гора далеко и высоко. Иллюзия. Кажущееся, действительное. Воспоминание о письме. Я одену белую рубашку, оленькину. Все-таки день рождения Б. Пойду спускаться. Подниматься. Городской романс театра, театральность жизни. Жестокость, ходули, головы и голоса актеров, их торсы, обнажение частей тела, мужские и женские роли исполняются одними и теми же. Роль женщины. Белобрысый моряк и тот, другой пьют пиво на подоконнике, потом спускаются во двор, идут налево к выходу через ворота в темную улицу, направо. Провожаю их взглядом как в песне Пиаф. Их исчезание во дворе. Городской романс жесток, сентиментален. Сцена охоты, то есть желания. Вот русское слово. Амбивалентность, экивок. Пуще неволи, то есть хуже тюрьмы. Башня, Бастилия, Тауэр. Пармская цитадель. Сладость растекается по всему телу, по внутренностям, течет кровью, по всем членам, бунтует кровь как реку, ищет выхода. Небо.

* * *

Воображаемое солнце в час подъема. Он веселый человек, хотя и не рыбак. Погода, море, ожидание. Часто в мой сон с С. входила Тамань. С ним мы читали Идиота Д. Свет лампы, потом ночь, море, теплое и ласковое. Тревога, слепой парень, контрабандисты. Опасность, Тамань.

Провода, молчание, стихотворение про зимний ветер и свечу в окне. Свидание с любовником. Пушкинская улица темна как истина для головы, чугунный памятник, который я люблю. Неореализм прошлого века с золотыми буквами, которых не видно. Человек ищет ночлежку, усталый путник с усами. Россия, книга прошлого века, настоящая улица с окном и памятником, двором, воротами, арками триумфов и просто прохождений туда и обратно. Мистическое место встреч и наоборот. Дошел до железной двери будто бункера. Галерея двадцать один, проект Птицы, Владислав Е. И остановился как Александр М. Дорога назад. Музыкальный магазинчик внизу за решеткой, музыка из-за железных прутьев. Черный двор в глубине, дворы справа и слева.

Кабачок по имени северного ветра, испуганные, забытые завсегдатаи. Их больные голоса и волосы, воля. Возвратившийся из Америки художник, из нового света в еще более новый, тоскующий по старому, желающий назад. Его паспорта, престарелые родители, поездка в монастырь Новый Валаам. Игорь Ж., его любовь к жизни, его жажда. Его волосы и голос. Общественный туалет, не императорский как раньше, люстры, премьеры, примадонны. Элизабет Хендринкс, Америка, Франция, Россия. Жизнь как князя М. в Швейцарии. Шведский муж. Императорские сортиры, их управляющий. Мемуары известного певца. Империя люстр и монументальных фресок, зданий вокзалов, ампир. Солнце оттуда и до сюда, черные дыры Тамани. Я в искусстве, маски общественной уборной, туалет для переодевания перед выходом на сцену и возвращением со сцены, репетиция. Женщины-костюмерши, гримерши, уборщицы. Монтировщики сцены, кор де балет у стены, красное, зеленое и перламутровое освещение, тусклое как в каземате, яркие огни от рекламы американской воды на крыше соседнего дома. Три огромных окна, сценическое пространство вынесено вне стен, расширение и сужение. Удаление и приближение к античному идеалу. Страсть протагонистов, их одежды и лица на сцене, до и после. Черные громады, огромные декорации. Декаденс обещает эпоху гуманизма, а пока маньеризм в ожидании настоящего барокко. Несовпадение чаяний и отчаяние от нежелания ждать, здесь и сейчас, по латыни. Переодетые доктора, их халаты спрятаны, чтобы не эпатировать буржуа. Летний блеск, театр воспоминаний, белая рубашка на несколько выходов, но каких! Швейцарцы, отель Астория, сыр, шампанское, швейцарское вино на выставке. Тюбетейка, рубашка навыпуск, кольцо с аметистом на мизинце. Его чудесное исчезновение в пыли и буре битв, пространство земной комнаты. Дом, темный язык, его изучение в военном университете. Воображение себя на берегу изгнания, реальность родины. Учебник родного, материнского и чужого языка, темного.

* * *

Болезнь, сны, телевизор. Мосты, беседки сожжены, в руинах парк. Голова, торс без конечностей: музей после битв. Санитарный музей потерь, витрины, мумии целые и невредимые спеленуты словно спят во сне. Белые одежды. Пожелтевшие одежды. Поле войны без цветов, траншеи, вертолеты и самолеты, гул издалека, цели. Тотальная война без тыла. Тыл далеко, там где руины, парки, сонная вода, беседки, химеры сна. Искусство и наука выживания. Кровь поэта. Кров поэта, его крыша мира. Встреча с поэтом А.М. в Борее, там где во дворе секс-шоп, рядом с Мариинской больницей. Зависть к воздушным струям, пению сфер, летающим людям. Тянущиеся ниточки слуха. Осенний бульвар, вдруг порозовевшее небо, парк где черные деревья после страсти, отдых есть на войне. Вокзал, огни, выныривающие люди из тьмы, снова ныряющие в тьму. Тьма тем. Квартал удовольствий. Сомнение, романс. Круги прогулок, Невский проспект, желтые цветы, небо, Б. из машины, дье де ля машин. Махинация, машинное отделение. Махина вокзала. Классическое строение с встроенным метро, переход, место, где стояла церковь. Гиблые и спасительные места П. Деньги, аппетиты, скука вокруг. Тоска, сплин, декаденс. Слова немой песни. Ее мотив. Фургон с хлебом, водолазные работы на реке, серый день. Чтение Рильке под той самой лампой. Орфей, Эвридика, Гермес. Красный словарь, коричневый том. Пейзаж с пылью пустыни. Учебники баллистики, линии, точки. Воздушные струи, потоки. Есть одежда смирения, я доведенное до таких одежд, между гордостью и унижением, крайностями, пограничными ситуациями. Уличное освещение, поток людей, родной Египт, песок дней, утки на реке, серые дни. Что-то жалобное внутри. Тревога, тусклое освещение. Свет, затаившийся внутри. Внутренности людей, война и мир. Военно-полевые врачи. Осветительные ракеты. История страны. Другие континенты. Военное и гражданское населения, одежда людей. Их язык, нравы. Военно-полевые сумки, пятнистая куртка. Герилья. Страх и выстрелы, ослепительные вспышки. Пение уличных музыкантов, игра на музыкальных инструментах, мелодия в переходах метро. Ожидания временно оставлены, усталость, нет сил ждать, ожидание. Зал вокзала. Улица. Память проваливается в сон. Над всем звучит уличная музыка. Мелодия над войной-и-миром. Музыка туннелей, там где новые нищие со старыми и разными лицами. Больные и нищие: подлинность и мнимость. Позы и маски, театр Эллады. Версия кинематографа. Отодвинутость русской провинции в мировые центры, пульсирующие точки. Столица захолустий. Пыль театров, чахлая растительность двориков. В окнах случайные люстры. Разговоры непонятны, одежда как в мемуарах. Линии метро. Сообщения о взрывах. Сон, музыка. Все строится. Что-то остается. Такая короткая, такое длинное. Такие дни, ночи. Часы как в музее, остановленные на одном часе, стрелки железной дороги, вина стрелочника. Больница, где лежит Лариса, красные огни на черных высоких и тонких башнях. Тема тьмы. Приближение русского сезона. Одежда, душа и мысли. Писатели-доктора и п.-больные. Стиль, птица в единственном и множественном числе. Египет, гул самолетов, плотина, корабли, Поль Моран, кофейня. Александрия, греческий язык, книги, море, стихотворение.

* * *

Тот трюм, швайнешталь, название фильма П. Сказка А., воскресное чтение с детьми. При свинарнике у переодетого принца маленькая комнатка. Исчезнувшие цивилизации. Под водой, под землей, в воздухе. Стихотворение Верлена об империи чувств. О варварах, руинах. Военно-медицинская академия, дно, Пазолини, Андерсен. Список имен империи. Красный словарь, белый словарь. Дождь, декабрь, прогулка по городу в пятнистом. Дно-дождь, картина с вулканом, его извержение, гибель П. П. это поэт и кинороманист, интерпретатор текстов, в том числе Е. от Матфея. Профаническое и сакральное, интерпретатор. Зажмурить глаза от солнечного света, провожать ученика с урока в электричке, желтое метро. Аня, Москва, метро. Ее рассказы, потом поезд выезжает из туннеля на мост, город, другая река. Кропоткин. Какая-то вдруг пустота, как будто после взрыва дискурса, нулевая отметка письма. Дождь, двор. Жестокость, свирепость, лес. Озарение по пути на вокзал. Городской пейзаж, люди, их реклама. Медленное письмо.

Пыль, книги, человек. Ничто не чуждо. Идея границ, доктора права и психиатрии. Кентавры страсти, слова. Уничтоженные храмы. Игра в бисер. Пароксизм страсти, слова. Баня, метро рядом с вокзалом, площадь бунта, обелиск с золотой звездой. Золото не все, что блестит. Золотой запас, слова. Зеленая одежда, золотая. Ученик золотой. Мазохизм денег. Ортодоксальность страсти. Нечеловеческое усилие людей, их самолеты. Поезда, храмы, сон. Темный храм. Какая-то гора. Иконы. Интерпретация св. текстов людей, откровение. Ломание линий, искажение от страсти, св. Гора. Изучение строения воздуха, сон об элементах, вклад Менделеева в войну, поезда с селитрой, расчет пороховых запасов. Кабинет в Университете, памятник в Горном институте, Бурдин. Пароксизм, точка б. Очередная как вершина, тропа в горе, ледник, уступы, срывающиеся вниз тела. Снежные барсы, лавины, камни. Растительность гор, пустота, чистота черных ночей. Ослепительность утр. Я знаю бездны, куда срываются люди, холод вечностей. Конечности людей, опора, полет без приспособлений, горящая звезда. Другие бездны, порывы ветра, веревки, ботинки, вершины, бездны. Человек привязывает себя к горлу, я и скала, затягивает веревку, чтобы качаться над бездной, не сорваться вниз. Ботинки, табуретка, руки как у Марсия вытянутые вверх. Батарея, потолок, снежные бури. Волосы, одежда альпинистов. Пол неразличим, руки со скалорубом. Альпеншток, орудие страсти, Троцкий, его лицо после падения с гор. Мечты о горе. Языки смешиваются, леденеют от холода гор. Город, высота. Я отвожу глаза от букв. Книга, три тома, семь книг. Больница, черные плиты из гранита, В. Жена, оперная певица, Фофанов. Ледяное дыхание, руки обморожены, срывается вниз человек, альптраум. Лето, эдельвейсы, коровы с колокольчиками на лугах. Сыр, шоколад, кувшин сливок. От запаха денег туда, откуда приехал князь Мышкин. Этюд о горном воздухе, чтение Идиота с С. Упражнение в чтении, свет лампы и то, что потом. Погашен свет, после киноромана, его университеты. Мои. Педагогическая поэма. Октябрьская набережная. Революция жанра, эсхатология конца, лестница. Другой истории искусств не желаю. Голубые снега и барсы.

* * *

Усталость, скука, радость. Утренний снег. Урок французского. Метро. Кошка, реклама фирмы Делисс. Побалуй свою кошку. Его знакомое имя. А тот, другой, встреча на метро Смоленская, Арбат, Аня, еще один С. Ссора из-за слов. Поезд из Санкт-П. в Москву. Урок французского, история болезни. Рыжая собака. Шьен ру. Руки устало заломлены. Мой князь. Волосы и спина, цвет рубашки. Губы, глаза, кончики пальцев. Стансы к Малибран, история французской речи. Мюссе. Крестьяне, короли, поэты. Рыцари, крестовые походы, трубадуры. Святые. Профессоры университета, рациональный бред. История и. доктора Ф. Истерия доктора. Его немецкий язык. Все они красавцы и красавицы, топ-модели. Высокая мода, дно. Вокзал, разговор как в клубе у батареи туалета, розовые окна, перламутровые, три окна, розовый свет и цвет. Своды. Офицеры и джентльмены на дне, вентиляция от запаха денег. Молодые милиционеры, особенно тот другой. Болезнь века, продолжение двадцатого, двадцать первый, эсхатология ожидания, география, геология, газ, нефть, Сибирь. Запах. Дым, лес, рассказы путешественниц. Лиственницы, кедры, едем в метро с урока французского. Календарь и вековое отставание, опережение, литература путешествий, век открытий. Закрытие неизбежно как Японии на несколько веков, самураи, кодекс чести, искусство эстампов. Бумага предчувствий, тугие клавиши, шум лопаты за окном, выпал снег. Селекция звуков, от тупых до очень острых, меч самураев. Борьба это жизнь, дорогой Луциллий. Писать-то я не умею, только перевожу. Упражнение в переводе. Собственность речи. Трудность выбора слов, сложность в цветах, игре света, отражение витрин, стекол метро, машин, луж. Согласие с чувствами души. Приглашение на казнь, пессимизм примет. Сенека. Вивр, мон шер Вадим, с’э комбаттр. Это минералы, растительный и животный мир, война языков. Университет на болоте, костях, могилы известных солдат. Поле сам человек. Метро, везущее из конца в конец. Птолемеева схема, линии, которые пересекаются, изображают направление. Роза ветров, литература путешественниц. Спасение красотой. Кинороман о скуке. Изучение языков как солдат, женские имена оставлены островами в океане. Солдатский пот, название мемуаров. Ванна для мытья солдата после боя перед тем как лечь с ним спать. Ноги солдата, его усталость, гордость позади. Триумфальная арка, название книги. Черта. Воспоминание вдруг о другом романе. Дорога на Владимир. Тихо кланяюсь, вспоминая и глядя за окно. Грустно как ж., цитата из фильма Достоевского. Безумие мечей, самурайские блески клинков. Мир докторов, белое, халаты зимы. Солдаты, уроки языка, дороги. Приручение, руки, сладости. Их языки. Это упражнение, дорогой А. Спинной мозг, мои думы, мы. Дорогие дороги и дураки. Берег переводчика, даль, корабли и самолеты, небо.

Болезнь, ее история, город-герой, болото, кости, университет лекций. Мысль о себе, мрак глаз, свет, падение, дно. Блокнот путешественницы. Рассказ кинофильма, впечатление детских лет, меловой круг, ночь в церкви, Вий. Страшное дно, письмо. Поле, лес, ученик. Расположение букв, чувств. Суеверные приметы народа, путешествие в поиске слов, чувств. Второй план. Пафос, ищу объяснение в словаре. Монтень, писатель замка, такой же солдат из-под Бордо, Парижа, пробовавший писать. Только с русскою душой. Я не Эм, а неведомый еще миру И. Финн. Офицер-эссеист на родном как чужом берегу. Эхолалия чувств. Доски судьбы. Баня, гибель поэта как на войне.

* * *

Осенний ветер, свеча и подсвечник из стихотворения. Лестница, соборность. Икона, свеча, ветер. Университет, потом автобус, касания и взгляды, учебник психиатрии, военного искусства, старые журналы, сны. Памятник кораблям. Огонь, вода. Клаузевиц, Жомини. Голос, голова, допотопное человека. Ступни, спина. Помощь маленькой девочки из Москвы. Осенний бульвар. Здесь Октябрьская набережная во все сезоны. Маски и голоса. Женщина в туалете словно это в Японии. Спина и платье. Клиника военно-полевой терапии, куда мы отправились вчера для. Три точки. Бумага с подписью и печатью, как положено. Просим обследовать перед увольнением. Обследовать нас. Процесс. Замок. Кляйне проза. Дневники, Смерть в санатории. С. это Венеция кино, почвы и судьба. Все смешалось в бедной голове, как будто есть богатая голова? Золото, парча, все остальное. Голос гондольера из кассетного приемника. Тиражирование страсти для других нас. Люди театра, клиника военно-полевой терапии, ранде-ву на следующей неделе. Потом, прощай оружие страсти. Пока отсрочка, название романа Сартра. Тошнота учебника философии. Монография об Идиоте семьи, о Жане Жене, святом клоуне. Процесс, письмо на белом, ожидание, коридоры. Профессор права в университете, трудовое законодательство поется как греческая опера. Сжатые кулаки, голос, который слышат последние ряды, успех. Взрывы в парижском метро, пожарные, премьер-министр. Его голова греческо-римской статуи. Римский гражданин в воздухе событий. Птицы, собаки, мелкие паразиты. Воображение города, их и нас. Парадигма страстей, единственное возможное. Огонь, вода. Еще песок, ветер, деревья. Снова лужи, свеча на окне, чтение страницы, голос греческого театра. Римские граждане, гетеры. Проконсулы, платные туалеты, милиция без собак и коней. Солдаты, матросы. Война с англичанами, дожди, деревня. Война, огонь. Фильм о Жанне, ее лицо, душа, мысли. Одежда костра, куст. Колокольчики, ветер с моря, Китай. Автопортрет Арто на афишке театра. Фон дней, дно. Сон. Интерпретация бреда, картезианский прием. Пол дороги, сам путь, колодцы памяти. Дневные и ночные звезды, видимое невидимо. Первое впечатление от клиники: старушки вместо цербера, врач, молодая женщина, секретарша, компьютер, помнач. Гардероб, наше волнение, наша одежда. Эти полуподвалы, коридоры, разговор с подполковником без маскхалата. Золото: молчание телефона. Ноу ньюс гуд ньюс. Перевод пословиц и поговорок про себя в голове. Речь профессора, его белая рубашка, красный галстук. Речь римского трибуна. Школа риторики, Париж, средние века. Потом Возрождение, гуманизм. Потом крах гуманизма, барокко, Просвещение, маньеризм, рококо, Пруссия, Россия, снега и сани, сени, изба. Снега как потоп вокруг. Статья и речь о рукописи, которую можно и нельзя продать. Интерпретация фундаментальных текстов: рождение и свобода, свобода труда. Ветер, пыль, война. Рабство головы, рук, ног. Каждому свое. Ветер, пыль, вода. Темные места, их освещение тысячью свеч, голос из внутренностей как свет. Сценическое движение, речь, опять упражняюсь в толковании. Св. Гора, белые и розовые слоны, воздух. Пещеры учености, индийские миссионеры. Бездна, глаза Н.Ф. из киноромана. Блеск и лучики смеха оттуда же.

* * *

Сквозь дым, Пушкинская улица, у индейских художников в ожидании зимы. Русский сезон, девушки, платья. До этого был перформанс с лекцией на философском факультете. Как в фильме Преступление и наказание: низкие и мощные своды, где бежал герой. Подиум и кафедра. Наше выступление: Дима Г. Читал Девушку и смерть Горького, девушки истязали платья, я держал платья девушек. Как в я. театре девушки играли роль мужчин. Публика были ученые дамы и господа, настоящая публика.

Потом было кафе, где мы обсуждали фильм Между садом и адом. С.С., его Инга, мои девушки, главные персонажи, Дима, мой ученик, камера-ман, Валентина, коммерческий директор без платка и пальто. Пиво на Менделеевской линии, пять. Ехали в троллейбусе номер семь по Невскому, чуть не потерял зеленый пакет с пьесой, стихами, письмами. Швейцарки, подруги и сестры художников из Ш., Пушкинская, потом Борей, пивной бунт.

Череп, художественный объект, волосы, лица как в кино. Распределение роли шести испанских собак, свободных, добрых и злых, младенцев, девушек, шести или семи солдат. Зоя и Ольга.

Бомонд, хундшвайнерай, иль порчиле, ля поршери, Швайншталл. Сказка про свинопаса. Русская мечта о радио, вертолете, до этого о паровозе, особенно о ракете Циолковского, особенно о блохе. Русские мечтатели, ученые, изобретатели. Лес, дом ученого, преподавателя математики, берег Оки. Сад, георгины, девушки за оградой, их платья, особенно мысли, души.

Собаки страсти, молчащий телефон, теряетесь в догадках, искушаете судьбу, поете песни, не раскрывая рта, даже не двигая губами, плачете руслом сухой реки, влага уходит под землю, становится чистейшей и прохладной водой, ее ищут, находят, утоляют жажду, спрятанная вода источника. Она ждет как раковина неправильной формы, перевод с португальского, взрыв здания в Сан-Луи, лекция профессора, клевета на виноградники Арля. Восхищение профессором права, его костюм, белая рубашка, красный галстук. Его голос, без волос и платья, без головы. Пантомима.

Черные пистолеты страсти, колодцы неба, город путешествующих швейцарских девушек-токсиколожек. Их токсикофилия. Жертвы и маньяки, их одежды, крайние состояния. Опыт. Прохождение через умы и души артистической б. вместо ананасной воды, другая мертвая. Живые имена, осока, голые ноги. Боязнь уколоться, страсть к воде. Нежность. Взгляды тех любовников за столиком сзади, их лица, мускулы, атлетизм чувств девушек. Все смешалось, пиво, чипсы, разговоры, программка посещения кладбища, репертуар могил, номер тринадцать: П.И.Чайковский. Десять: Римский-Корсаков. Всех не упомнишь. Письмо в Швейцарию на черно-белой программке. Токсикомания иностранцев, любовь к Манхэттену, арт-клубу на Фонтанке, гардероб как в театре, список гостей, цветы зла. Между садом и адом, название фильма-балета или фильма-оперы. Разрушение декораций, которые уже построены: мост в Швейцарию к художникам. Беседка увитая немыслимыми цветами, настурциями, коготками. Анютины глазки на клумбе. Память об Осеннем бульваре, девушка с одноименными глазами. Строительство моста Швейцария Санкт-Петербург. Египетские и римские труды, пот и слезы, краска кинороманов. Возведение высокого и прочного моста в далекую Швейцарию, акведук, с водопроводом и другими коммуникациями, спутниковой связью, скоростной железной дорогой, висячими садами.

* * *

Воскресенье, тьма, госпиталь в огнях. Синие, красные, обыкновенные, белые и желтоватые. Маяки, ед. и мн. число как в грамматике. Правила и исключения, парадигма норм и девиаций. Друг, передняя, спрятанное зеркало. Цветок, письмо, я.

Перевод стихотворения по памяти, мнемотехническое упражнение. Моряки, их песни. Алжирец поет в автобусе песню про Адель на французском языке. С гор в горы, в Нижний Новгород, а может быть обратно, вся в небесах та дорога. Три кресла-коляски у окна, Лариса дает прием, пятый этаж госпиталя для ветеранов войны, ее замок. За окнами как огни маяков в море, красные. Воспоминание о романе. Поем дальше. Катя, ее голос на Удельной, ее волосы развеваются. Как раньше ссылали в Сибирь, декабрь, дорога в Удельную. В Удельной как в Сибири, бестиарий, красная книга исчезающих и редких видов. Девушка и птица. Единорог или горностай, и так далее. Гордая девушка, одна, сама по себе. Кошки, собаки, свиньи.

Девушки-наполеоны. Шляпы, платья, больничные халаты. Террор девушек, их страх, их жертвы. Песни моряков. Строительство моста в Европу, больничные пижамы строителей, кинороман о героинях стройки. Серия репортажей ТВ, песни и перформансы. Рождение новых героинь. Вчерашнее кино, французский фильм. Скорость, дороги, разговор. Воскресная школа для девушек террора, повторение слов. Чтение стихов. Герменевтика. Светлые и темные места в тексте. Огни.

Опыт чтения пьесы с девушками, строительство декораций. Гнездо кукушки, полет над волнами. Часы остановились как в музее. Страсть царей к лицедейству. Дневник репетиций. Мания Жизели. Когда девушка-математик начинает петь, рождение среди волн, образование пены, она выходит из пены дней на сушу, голая с длинными волосами и всех чарует голосом.

Стихотворение Киплинга о дороге. Дорога в У. Там: Англия туманов, голос с Востока, пагода у моря, бухта с кораблями. Девушка у храма, ее жених, близкий и далекий. Фильм Индокитай о том же. Надо постоянно учиться жить. Лозунг стихотворения. Снова научиться. Дом-крепость, башня, покрытая свиными кожами, жилище аборигенов, шкурами собак, лисиц, буйволиц, украшенная женскими украшениями, голоса девушек и картины женских тел. Утрата невинности, наивности. Ля перт де ля виржинитэ. Философия утрат, кафедра университета. Перформанс девушек, конец. Смысл всех превращений. Эзотеричность. Игра девушек, их пальцы, арфы, прожекты платьев, тонкие расчеты, виртуальная реальность. Пессимизм. Эхолалия снов. Среди обломков, после крушения, сопротивляемость материала, обрывки речей, слова, среди дыма, поэзия всего этого состояния. Слова, извлекаемые откуда-то из глубин, из чрева. Они словно рожденные. Как ангельские голоса они говорят и в огне и не тонут в воде, продолжая говорить среди ветра, бурь, морского шторма. Театр университета, кости и банки с монстрами анатомического театра, город фантомов, платья, высокая мода. Одежда для ветра, пыль от книг, легкая походка девушек, молчанье платьев. Дама и священник, мать художницы, персонаж пьесы, длинные шелка, нескончаемые разговоры.

Шелковый шарф, бабочки и капуста.

* * *

Сон в декабре, желтая штора, весть из окна. Небо все в свете. Без снега, такой нынче сезон. Вчерашняя лекция о памяти. Шестнадцатый век, Европа, свет и тьма. Свечи, факелы, солнечные и лунные сиянья. Кафе Арка, с Антуаном. Метро, книга о Лорке. Дворы, Пушкинская улица с памятником. П. как в Париже посередине улицы, небольшой сквер. Шум вокзала не слышен, не видны его огни, здесь темно и светло. Эсхатологическое ожидание, мессианизм, апокалипсический ужас, страх за себя внутри, с шерстью и шкурой, позвоночником. Глаза в темноте как в Европе шестнадцатого века. Латынь, европейские языки. Новогодние открытки в Лондон, Франкфурт. Опять непонятный шум, шорохи, свет. Вчерашние звонки. Думал об Окладском, поэте, читал коричневую книгу. Нет сил позвонить и узнать о поэте новости. Подробности для пьесы. Какая-то лень, сестра. Московский вокзал, огни киноромана. Размышления как на Сенной площади. Маниакально-кризисное состояние. Государство, чтение Платона. Мысль о поэте, воспоминание о Павловске, Пушкине. Восторженность, состояние перед подлинным торжеством. Ванная, вода, голова, мысли, сила и слабость воды, канализация. Философия воды, фамилия французского философа на Б. Гастон Башеляр как Бергсон. Тот писал о воде, другой о памяти. Кто-то писал о барокко. Кто, не могу вспомнить. Кресло-крепость, спина, рвы. Лошади и люди. Рыцарские турниры, женские романы о вышивальщицах, их песнях, юных гитаристках. Роман Скука, госпиталь для ветеранов войны, пятый этаж.

Состояние дервиша, его одежда, обувание, раздевание, снимание одежд, звонки, один носок не снял, забыл, разложенные вещи. Драма поэта, дума о Бурдине, достать его книгу, подумать о нем, его дача, его звонки, профессия топографа, буря и натиск. Парк в Павловске, листья, его подручные и почитатели, семья, дума о немцах, поиск жилья. Книга о Федерико Гарсии Лорке. Автор: Селюнас. Мужчина или женщина не поймешь, может быть переходное состояние. Как это бывает у русских эклектика, маньеризм, синкретизм. Желание прикоснуться к концу, потрогать его, подержать. Волосатые ноги друга, чтение Идиота в кровати.

Разговор с А., учителем английского языка, его вопрос, наш ответ, девушки, огни, университет, гранитная набережная. Сексуальная революция, точка опоры, Удельная. Театр, военное слово. Милость к падающим как к звездам.

Девушки падающие с моста в воду зимней канавки летом. Память о летчиках, монумент на волжской набережной. Падающие и прыгающие, парашюты, гранит, колокольня. Полет над землей. Их пол, возраст, одежда. Душа, маски. Бурдин, Окладский, полет. Тоска и мука, кто-то написал. Застывшие химеры. Сочинение доминиканских монахов. Нетерпение и служение муз. Категорический императив. Мрак, потом рассвет, кое какие вещи, состояние. Воспоминание о Нотр дам де Пари, киноромане. Своды как на вокзале, Эсмеральда, горбун К., люди в плащах, при шпагах, студенты. Буфетчицы, богатые дамы, девушки. Цветы, огни, воздух.

* * *

Прожигание имен бумаги, так острова с женским именем и цунами. Имя в метеорологии, метеорит или скала после взрыва, потом что-то растет. Плодородие земли, имена цветов и фруктов. Женщина и зверь, его имя. Укротительница всего живого, звериного и дикого. Ласкающая шерсть, кормящая с ладони. При этом голос и волосы смешиваются в одно. Брызги с океана, далекое японское, песни оттуда, волны на картинах. Китай. Цветы, фрукты, чай. Девушки и их наставницы в лодке, чайная чашка, блюдце. Как у поэта. Фудзий в блюдечке. Длинное и короткое как сезоны. Это спектакль, уроки французского. Взрывы на далеких планетах, слух, музыка оттуда. Звоны. Имитация. Восстановление музыки сфер. Декабрь с осенней погодой. Барокко. Прогулка после университета с А., учителем английского языка до К.островского проспекта, до дома Глюкли. Сорок четыре, номер квартиры. Нет дома. Возвращение. Его любовь к девушкам вне возраста. Такая странность. Его первый португальский язык. Разговор с ним в трамвае пока едем в гости. Темные улицы, деревья, волосы девушки в трамвае. Письмо не о том, кавычки, это как письмо об основном. Постановка пьесы. До и после. Название стихотворение Р. Апре ле делюж. Волосы и память, сильнейшая связь, глубины вне снегов и ветров. Темнота вокруг освещенного вокзала, восторженность, восхищение, страстные порывы, черное и красное, т.е. наоборот, в другом порядке, сначала страстное, потом черное, как цвета платья. Построенный дом, вокзал с линиями, уроки пения. Лица и позы как в театре, посетители общественного туалета. Опять опера, молчание рыб. Окна огромные, мученики и комедианты как у Сартра. Лекция профессора Сорбонны, потом туалет. Прогулка, обдумывание постановки пьесы Между садом и адом. Удельная. Отвращение к откровению, ужас апокалипсиса, срывание печатей. Бездны. Желание. Женские имена, срывающиеся с неба. С крыш, обрывов, теплоходов. Имена звезд. Стихотворение. Опера. Тайна бумаги. Ее изобретение. Миссионеры на Пушкинской как на Аляске или в Китае, в Сибири, в темноте, тусклый свет с Невского проспекта, свет чудесный от памятника. Свидетельство о фруктах, женских плодах. Падшие женщины, мужчины. Падшие п. Милость к ним. Жизнь в ужасном трепете, женское имя в волнах и бурях. Покой. Критические периоды на картах. Артист, дер Кюнстлер, дер Дихтер в океане страстей, падение, до этого стремительное восхождение. Срывание вниз. Причаливание к огромной горе. До этого бури. Ураганы. Летящие деревья, вода, вышедшая из берегов. Летящие крыши. Туман вне сцены стен, уже само по себе действие, герои или персонажи с романтическими именами.

Лариса в сером кардинальском халате, катающаяся во время беседы в кресле у окна, аудиенция в воскресенье, красные огни за окном. Неподвижная Лариса в катающемся кресле. Ее вопросы о Кате в Удельной, желание контролировать голос.

Пессимизм преподавателя английского языка для девушек, нет надежды среди цветов в саду, среди пения таких птиц, которых не видно среди зарослей, университет. Мечта быть охотником в таком лесу, чтобы слушать небесное пение.

* * *

Вокзал, встреча с Ромой, опять как тогда, почти на том же месте. Он сказал, почему ты сюда пришел? Я: проходил мимо, по пути. Он: не ходи сюда. Разговор как на Сенной площади. Кинороман.

После лекции в университете на болоте. Лекция о двойном теле французских королей. Их засыпание, их продолжение. Да здравствует король, после потопа. Милость к п. призывал как к падающим звездам и метеоритам, птицам, б. и м., падежам, цифрам, молниям, лепесткам, листьям, солдатам. Девушкам из хора. Сердца и голоса, написание разное, звучание одно, Катя, ее Удельная. Голоса, церковь, Театральная площадь. Проводил друга до п., на свежий воздух, чистый снег. Остался. Вокруг химеры с вокзала, ночь почти белая от выпавшего снега. Его свежесть как милость. Как князь М. из романа, Рома. Романтизм взгляда, пушок над губой. Н.Ф. это мы, вы и я, зритель, читатель, прохожий. Отражение в зеркалах, стеклах витрин, дверей метро. Швыряющие в камин. Осторожность сравнения. Инверсия ролей. Получения вчера письма. На комоде лежит знакомый, вытянутый конверт. Это письмо от поэта из Воронежа.

Вы сравнивший Рому с князем. Он слесарь, сантехник. Его отмывание в ванне. Сама простота под водой. Длинное, но не слишком длинное, тело, под скромными струями. Надо починить, князь, это и то. Сможешь? Зуба впереди нет у князя. Кажущееся. Мнительность девушек, их недоверчивость, граничащая с легковерием. Чистота взгляда, мрачные и темные глубины не у всех. Бездонность. Вверху синева, лучи сквозь голубые бездны. Все краски у горизонта. При заходе красные лучи. Чернота ночи, очищение снегом. Взгляд женщины. Его тело не как в позавчерашнем кино, а худое. Униженья дочь, это я, Аня права, может быть. Открыть форточку после ухода князя. Впустить свежесть. Он чесался всю ночь, потом успокоился. Ритуал выбрасывания его трусов. Он говорит, что это рабочие. Там нет холодной и горячей воды, нет отопления. Сыро. Он пьет шесть стаканов чая в день, курит. Его чистота заоблачная, гималайская. Продолжение того персонажа другими средствами. Не знаю. Нет, наверное. Это другой снег. А где же прошлогодний? Коллекция как мехов, снегов. Национальное достояние. Каждый год, неповторимое. Имена и снега. Завещания как птицы или п., огромные, средние, разные. Третьего не дано. Поиск этого третьего. Воображение этой золотой середины. Алхимия. Потом прилетал комар египетской казни. Мне была показана чудесная и трогательная простота. В рождественский пост. Чтобы увидеть мои сложности. Сплетающиеся как пирамиды в пустыне, среди мучения трудов. Запах денег. Тема тем, темная ночь. Тела. Огонь и вода библейского города, вид сзади, сверху, снизу. Будущие снега перед огнем. Таянье снегов. Потоп, ураганные ветры. Маскировочные халаты как на войне, чтобы спрятаться от тоски среди снегов.

Цыганское имя принца, сантехника, слесаря. Его рот, ребрышки, все тело. Летящие в воду зимней канавки девушки, в воду как в огонь, их вытирают заботливыми мужскими руками, до суха. Философы и изобретатели ракет. Падение метеоритов, поклонение чудесным камням. Паломничество. Изгиб спины, вытянутое тело до кончиков пальцев, пальцы рук, волосы. Мокрые после падения девушки. Милость к падшим и горящим девушкам.

* * *

Двойное тело девушек как у французских королей. Догмат о втором теле. Одно сгорает от любви при полете как космический корабль в слоях атмосферы. Обшивка. Другое не сгорает как куст или речь. Нетленность и несгораемость, непотопляемость рукописи тела.

Часы тикают сквозь решетки готического стула. Картина художника меняет свой свет, раскрывая новые, результат падения света. Дёблин, имя художника из Швейцарии. Утренний свет и снег.

Рома. Его Швейцария здесь, в Любани, на реке Тигода, его худое как у солдат тело, его спина и т.д.

В гости к девушкам на Каменноостровский проспект. Тьма и огни, офис. Паспорт в фирме, поездка в Финляндию, на зимний курорт, в Тахковуори, гидом. Волнение, связанное с непонятным языком. Словно Руссо, никогда не сочинявший опер. Вчерашний дом, фасоль, слайды о парижской весне. Цветут как сакуры розовые деревья у собора Нотр Дам, строчки из Сосноры. Прощай и помни обо мне. Голоса девушек, читающих эти строки. Плетутся воображаемые венки как на лугу из цветов, пьется вино с милыми друзьями. Глухое раздражение. Антон уходит не по-английски, а попрощавшись. В передней провожаем его с Цаплей, Олей. Вадим ходит как шотландец в клетчатой юбке. Это не идет ему. Хорошо, что хорошо кончается. Ольга, Вадим и я в метро. Чтение стихов Саши. Его письмо лежит на стуле. Ответ почти готов на желтой бумаге. Фильм Дэд мен Жордаша. Индеец, поезд, странный попутчик. Кровать, упавшая девушка. Вставшая девушка, любовник в черной шляпе. Черный пистолет. Девушка и смерть. Опять индейцы как цыгане. Герой хочет устроиться на работу бухгалтером. Это сделать не удается. Фиаско. Начало истории.

Вместо восхождения на гору, спуск в богему. Иначе как это назвать. Полусумрак ателье, черно-белый ТВ. Африканская музыка, француженка Мирей, стриженая в круглых очках. Круглый стол, заставленный фасолью. Кружки, чайные ложки. Разговоры вокруг стола. Потом возвращение мимо госпиталя, там вдали огни. По чистому воздуху в дом. Стихотворение Рембо, моя богема. Рваный ботинок, дорога среди звезд. Стихотворение Верлена о ночи с богемой. Дормир ше ле пешэр этан ле пенитан. Такие строки. Болезнь это декабрь, снег, возвращение из гостей. Спутники возвращения, их одежда, душа, мысли. Дай мне видеть мои мысли. Достойное молчание художника в кителе на краю дивана. Одежда и внутренняя тревога. Воспоминание об Африке. Дендизм.

Война и мир, история одежды. Кино. Психология и патология костюма. Пол, сон, явь. Переводчик-офицер, годы речей, забывание об одежде, мыслях, душе. Вокзал как памятник воспоминаниям. Дорога, ее начало и конец как у тела, здесь альфа и омега. Речь и вокзал. Дискурс о вокзале. Наполеоновский памятник милиционерам. Звонки с вокзала. Беглянки и беглецы вокзала. Лозунги вокзала. Мир как в америке прерий. Робкое дыхание, писательница вокзала. Монументальность теней вокзала. Нотр-Дам вокзала. Цыганка и горбун.

* * *

Обещание скафандра для спусков. Художница поняла необходимость защиты от фраз и взглядов. Лицо за стеклом. Выходи в люди как в бездну без воздуха. Лариса сказала вчера: вот ходят птицы. Или: гуляют птицы. Так может сказать только поэт, смотря в окно из больницы. Наташа сказала: я чувствую за спиной ветры. Мы закрыли двери, выключили в коридоре свет. Сидели на кухне у Лены-художницы в серьгах и красной кофте. Пили чай, беседовали. До этого встретились с Н. Случайно в Борее (Северный ветер), где Спирихин сидел с ласковым и добрым лицом. Его волосы, Инга за плечом, другие артисты. Разговор с Наташей. Пьеса, письма, автор. Прогулка до метро, а потом дальше до Марата, останавливались у ювелирного магазина, магия, Блок, черные волосы, белая шапка. Женщины в скафандрах, живая и мертвая вода, слова. Встреча с Леной, в это время Наташа поднимается в кв. 62 дома семьдесят пять напротив Лены в поисках проектора. Персонаж открывает дверь, после уговоров обещает привезти кинопроектор, объясняет как склеивать фильм, похожий на Дэдмена молодой человек. Лестница вниз, двор, переход через улицу, дом Лены, ее мастерская. Видимость текста. Фон, шум, дым. Эффекты сцены. Или: золотые кресла, ковры, люстры. Кино. Вчерашний поздний фильм о Рудольфе Валентино. Возвращение домой по черной улице, метро. Девушки и жертвы. Освобождение горла. Надевание скафандра. Примерка, движение руками и ногами, шаги вперед и назад как по сцене. Улыбка за стеклом. Музыки не слышно, но она от этого не перестает звучать. Записывать ее как сажают цветы, чтобы они росли вверх к небу, в воздухе. Садовница, садовник, их руки, сердца, мысли. Лепестки, бутоны, соловьи, девушка и вечер, ее увлечение всем, что влечет к себе. Желание летать или петь. Платье, волосы, горящие глаза. Светящиеся глаза. Блеск тех глаз.

Лариса в палате и халате, кресла для посетителей. Ее аудиенция. История пап. Вопросы о темпераменте. Рассказ о Маше, в прошлом наезднице, хирургической медсестре, пианистке. Рассказ Маши (версия Ларисы) о визите к доктору, его хвастовство. Дом, где живет она одна, с собакой. Мечта поэта и писателя, нобелевского лауреата Б. Маша достигла этого. Не страшно, не одиноко, светло. Грустно: ученик не звонит, не пишет. Уход из гостей, его пальто, платок и кепка. Ее лицо. С ними иду к метро. Едем в желтом свете. Аквариум, полный музыки. Романс о дороге домой.

Пьеса как растительный и животный мир, среда обитания по Руссо, любителю прогулок, бывшему швейцарцу, педагогическая поэзия. Флора, фауна, сам человек. Вчерашний разговор о человеческих качествах, письмо по шелку. Вопрос, хочу ли я быть режиссером. Буквы больные еле держатся на тоненьких ножках. Буквы большие и малые. Руки, глаза, ноги. Все тело участвует в педагогической поэме. Вода, воздух, скафандр. Обещание сшить такой костюм для защиты. Скромное обаяние б. Режиссер старое слово. Что оно значит. Будем читать и ставить пьесу, учиться ходить и разговаривать по сцене, среди зеркал. Репетиция педагогической поэмы.

* * *

Нет сил стремиться. Финляндия, лыжный курорт Тахко. Глыбы тоски. Финские скалы, Леена-Кристина, француженка-финка, б.-крестьянка. Кинороман. Глюкля, яблочный пирог, руки финской француженки из Нормандии, глоб-троттер. Шелка. Их не видно, лишь кусочек шарфа, который когда-то купила Леена-Кристина. Финская Финляндия. Французская речь, ф. Слова. Ее волосы. Речь. Домашний театр Глюкли, пьеса ее папы. Кто-то сидит рядом и играет хвостом. Чей хвост, пушистый и маленький. Держу в руках. Он бросает в девушку с косами, которая слушает пьесу. Она делает замечание, мол мешаю слушать пьесу. Мы разговариваем за другим концом стола. Круглый стол, верблюды, нищие, калеки, переход через пустыню. Пьеса о великом шелковом пути. С утра журчит вода в батарее.

Потом провожали до метро. Она уехала в общежитие на Косыгина, метро Ладожская. Я домой, в другую сторону. После пьесы про шелковый путь. У Ларисы в больнице. Кресла на колесах у окна, место аудиенции. Ее добрый, милостивый взгляд. Новая пьеса, одна в другой. Разговор о Кате, я хотел бы доверить ей постановку пьесы о девушках. Читаю отрывок из пьесы Саши Яковлева. Режиссеров может быть несколько, как в борьбе за испанскую корону. Чтение из Библии, книга Даниила. Сны, церковь, свечи. Сын.

Воспоминание о Гойе, звонок Антона вчера после встречи с Цаплей в национальной библиотеке. Ее общество на водах. Его голос и глаза. Она говорит, что у него везде волосы. Разговор в метро, в прошлый раз, мое удивление: как она могла это разглядеть. Она видела за воротом рубашки. Девушки очень проницательны. Я люблю волосы. Она, наверное, притворяется. Ее желание купить себе сапоги, план плантации. Табу на табличках, остров Таити. Кругом Тихий океан.

Выпал тишайший снег. Эврика, открытие, крик радости на берегу. Нашел, по-гречески.

Университет, сумерки, коридор. Лекция о коммуникации, математическая модель, стратификация общества. Профессор, ров, львы. Разгадывание снов. Зима, снежные барсы, поэма М.Ю.Лермонтова. Девушки как таитянки, обещание скафандра для защиты. Чувствительность под мехами, прикосновение к шелку. Фургон с хлебом. Солнце. Вчерашняя вода у Университета, студенты обманывают уток, бросая снег вместо хлеба как в притче. Доверчивость уток. Вчерашний снег, сегодняшний снег.

Пьеса о девушках среди зимы, их глазах в меховых папахах, турчанки, персианки, бархат театра, кинороманов, кресел. Разговор с Антоном. Перечитывание рукописи. Война языков. Императив. Несчастная любовь, изломанные линии рук. Гибкость тела побеждает. Лебеди зимы, женские имена как предостережение завоевателям. Объекты из чего попало на первый взгляд. Поездка в Москву девушек для дальней связи, конец века, его снега, железные дороги.

Перечитываю И Ф., как будто кто-то другой написал. Льется вода в батареях как песня.

* * *

Продолжение Роб-Грийе нашими средствами, другими. Дерево, головы, разговоры. Фильм Шлендорфа, поле, белый снег и его продолжение. Ле ку де грас.

Вчерашний спектакль в здании немецкого центра, Бегегнунгсцентрум при приходе св.Петра, при церкви. Фигуры апостолов перед фасадов, при входе. Вход слева, молодой охранник, секъюрити в пятнисто-сером, вверх по лестнице. Айнганг. Наш театр. Пьеса папы Наташи про шелковый путь. Великий караван в песках. Шамаханскую царицу исполняла П.-Якиманская. Мамины шелка. Мы играли слепых, горбатых и верблюдов. Я еще исполнял роль арапчонка в темно-синих колготках Цапли. Играли тут же как генеральную репетицию, режиссер сидел в центре и нам давал указания, играла музыка, Валентина за голубой занавеской как ангел.

Сны, которые в перерыве рассказала Оля. Среда, четверг. Страшные старухи, которые охотятся за молодыми людьми, показывают ей свои раны, руки. Она убеждает их, что не виновата. Вхожу я и обличаю. Она просыпается вся в слезах. Сон-кино. Их поездка в Москву. Глюкля, Цапля, Вадим в одном вагоне. Серж Спирихин, его Инга. Другие. Вернулись в город и вот спектакль. Среди снегов, сезон. Потом косноязычно выступали, вдохновенно. Серж в соломенной шляпе и галстуке как американская звезда, в шубе. Мне дали черные очки, в голубой рубашке с хлыстом. Речь об Арто и современной режиссуре. Чудесный спектакль получился. Потом ехали все к Глюкле. Вадим вдруг почувствовал себя больным, они поехали с Олей домой. Валентина шла в платке. Мы с Димой несли сумку, из которой торчали таблички. Финал (конец), анданте кантабиле, другие таблички. Разговаривали об организации. Другие средства и кино. Всю дорогу играли в кино. Роб-Грийе, Шлендорф. Белый снег, декабрь, русский сезон. До этого я встретил Славу Карпова на Мойке, разговаривал с ним, совершили небольшую прогулку. Игра перерастает в кинороман. Мрамор Бродского, пьеса об одиночестве. За столом в глюклином доме, обсуждение спектакля. Шелка, окна, манекены. Изредка звонки телефона. Разговор в коридоре. Лифт. Спускаемся в ночь, идем до метро. Спускаемся в метро. Ночь кино. Разъезжаемся по домам. Дима, Валентина, я. Линии в ночи сценария. Девушка в слезах после сна. Снега, меха, шелка.

Вчерашний музей, откровение. Рисунки Гойя, последний период, бордосская тетрадь, французская ссылка в двадцать шестом-двадцать восьмом годах. Обтянутый кожей коричневый сундучок, коробка с рисунками. Казнь, в лесу повешенный, сумасшедшие, нищие у решетки, летящая женщина, скользящие на коньках, человек с удавом, монахи. Рисунки, сделанные карандашом, тушью. Тулуз-Лотрек, Ван-Гог, Домье. Сумерки зимы, ваш сезон и час. Город в сумерках после Тулуз-Лотрека, Ван-Гога, Гойя.

Тревожно-восторженное состояние. От чуть тревожного, едва заметного волнения до восторга. Кафе, маленький цыганенок в кафе. Его смех. Дает мне кусочек недоеденной булки, я отказываюсь. Вежливость буржуа. Изверг, злодей. Падение, церковь напротив, четыре евангелиста на крыше, на небе, крест и ангелы. Другой мальчик на Невском просит денежку.

* * *

Кино Ку де грас, по роману М.Юрсенар. Без Димы, с Валей, дом кино. Снег, гражданская война. Мужское и женское. Феминэн, маскюлэн. После того красного и черного, синего, разноцветного кино: черно-белое. Шлендорф, фон. Чай с Валей на стуле, бар, дом кино. Воспоминание о Мирей, Мите Г., остальных героинях и персонажах. До этого дом Достоевского. Огни города, собор, рынок. Прогулка по Питеру, кинороман. Бармен дома кино, другая барменша из большого зала, продолжение киноромана, лестница, лифт, люди у дома кино, полированный серый гранит, химеры, лица, ноги, двери, номера телефонов в голове. Смерть маэстро Мастрояни. Париж. В больнице у Ларисы, кресла у окна, опять аудиенция. Шел по декабрьскому снегу будто над снегом. Крест, сумасшедший дом, дорога в У. Почти Киплинг. Валя, ее голубая кофта, черная книга, героиня дома кино. Ночной Невский, до этого сквер без памятника, сквер с собакой, чаши на крыше, впереди освещенный театр. Гоголь, Невский проспект. Жизнь в Озерках, вагон метро, желтое освещение. В прошлом году, объясняю Вале, я ездил в Озерки на уроки французского к девушке. Снег, зима, уроки в Озерках. Линии фронта, волны, берег. Замок, земля, окопы. Ландшафт, болезни: тело и душа. Звон колоколов над площадью. Дорога в У.

Постель зимой, чтение Б., перевод с французского на финский. Опыты. Погружение после дома кино. Пешком до дома по набережной. Огни. Темная ночь, кинороман-с. Наконец мы и дома. Сны, Б. о Бунюэле. Ку де грас: грас матине. Тонем в сне. После дома кино, дом кино. Кинороман: опыты. Лариса в Сороке. Название газеты, ля Пи. Архитектоника, слово, которое она произнесла вчера во время аудиенции. После сцены с маман, бананами, ботинками, в коридоре, кухне. Ку де грас. Белый снег, доктора притаились и ждут. Поле борьбы внутренность человека, его психическое, атака. Вчерашнее кино, снег, возвращение. Почти-нулевая отметка письма. Полуденное письмо. Потеря всего, по словам Ирины Львовны. Что это значит? Прошлогодний снег, дом кино.

Погружение в ф. речь, почти физическое. Встреча с м. человеком, оператором, вчера в доме кино. С тем, что снимал в университете. Исчезновение учителя в снегах, поиск его тела, души и мыслей. Елена, женское имя. Как во вчерашнем кино война. Романтизм кино. Педагогическая поэма. Восстановление снегов. Воспитание чувств, эмансипация аффектов, по белому снегу, раскаленное солнце в белом и голубом. Собаки и птицы зимы. Свиньи. Мовизм это красное и голубое кино, цветное, павлиний хвост, летнее, на следующий день это зимнее черно-белое кино. Роб-Грийе, Шлендорф, имена. Спуск в метро, лица и тайные имена, желания. Иллюзия снегов, новый сентиментализм, слезы и смех в одеждах. Постмодерн, кинороман. Дорога в У. Дураки и дороги. Восстановление. Путем зерна. Снег-ожидание. Птица Ф.

Обещание погибели, спасение в потопе. Тающие снега, грязь, распутица. Красота лиц.

Дошел до дома кино. Снег прошлогодних книг, их имена. Цифры снегов как метка на простынях, белом белье. Сани, опыт письма: до и после потопа. Строительство к.

* * *

Приближение к теме, удаление концентрическими кругами, взгляд сверху, снизу. Башня ТВ. И то что в телевизоре Татлина. Перечитывая под верной лампой роман И Ф. Желание переписать: но не возможно из-за катаклизма. Взрыв дискурса, ломаные линии воды и воздуха, их соприкосновение: горизонт, цитата из Рембо в фильме Пьерро ле фу. Взрыв. Речь персонажа в романе. Пародия всего. Сам клоун, шут. Его одежда, стихотворение об одежде. Буффон, ботинки, зеленая куртка офицера с воротником неведомого зверя.

Университет, встреча с читателем романа балетным критиком П.Г. в переходе метро Невский проспект. Веселое место, люди вниз и вверх как на показе мод, будто плывут. Как лестница витая. Маниакальная одержимость идеей лестницы, строительство собора вокруг спирали, ее воображение, расчеты вокруг. Интуитивный и чувственный метод строительства как философия Бердяева. Цифры садо-мазохизма. Душевное равновесие. Учебник расчетов, математическая модель коммуникации. Язык, музей этнографии, точка опоры. Синтаксис, скепсис, сепсис. Слова на букву эс. Писать до вчерашнего разговора, т.е. чтения статьи о лауреатах. Газета, голос Сережи. Забвение прежних имен. Очарование над: полет. То, что поднимает от земли, от почвы. Стремление цветка, птица это продолжение растения, в т.ч. цветка другими средствами. Аэродинамические возможности цветка, преодоление гравитации. Птица это летающий цветок, поющий коготок. О фривольном и серьезном, пример одежды. Мысль о скафандре пришла от девушки в том кафе. Все снаряжение, защита тела, костюм, табу. В книге Даниила дошел до рва со львами. Думаю об Ане, волосах, глазах. Рассуждения о беседах в подвале Борея. Скафандр. С. для Александра. Изготовление в мастерской Глюкли как в средние века. Бумажные деньги, шелковый платок, пальто. Поле для иллюзий. Мы в скафандре, глаза за стеклом, волос не видно, голоса не слышно. Мы улыбаемся, поднимаем ногу, идем. Дно, бездна, провода. Университет, кафе в коридоре, объявление, пышек нет. Туалет филфака, надписи на немецком и на английском языках. Туземцы-немцы, англосаксы. Жестокость: краски вечера после университета. Иду на встречу с л. Роман-с.

Пока разговаривал с читателем и ходил смотреть с ним новую станцию, переход после реконструкции, опоздал на ранде-ву. Девять минут. Поднимаюсь по эскалатору, вижу его лицо. Черные волосы, узкие карие глаза, в черной куртке. Индеец. Дух Паунда. Это я о сегодняшнем настроении после чтения И.Ф. Комментарий к Кантос. По ту сторону, гнездо кукушки. Вот мораль. Катя-режиссер, хор, Удельная. Пьеса Между садом и адом. Ларисин госпиталь для ветеранов войны. Континент это часть суши. Пыль от книг. Римейк Киплинга.

Сережа это профиль городского бездельника. Но кто занимается делом бросайте свои камни первыми. Опять: царство минералов. Их разбрасывание, сбор. Суд. Необходимость скафандра для защиты от летящих метеоритов, осколков от звезд.

* * *

Закройте чем-нибудь эти часы. Множество часов, которые невозможно ничем завесить. Как этот тикающий будильник. Не хватит шелка. Шелков, льющейся материи, Вода и воздух. Не стучащее, не бьющее как те часы из романа. Детство, девятая Советская, у тети Дуси, сестры бабушкиного друга, бой-френда дяди Пети, маятник на стене. Вчерашний дом кино, кафе-бар после Роб-Грийе, ля Бель каптив, черные фигуры каких-то фашистов на пляже, герой, призрак героини, сама героиня, огонь, ствол дерева. Шея, рана, Аня. Рассказы о ней, Лукреции, Эмине. Девушка в платке, Дмитрий и И.

Красное вино, красные портьеры, до этого: черные волосы девушки с переднего ряда, ее голос, глаз не видно, потом после кино глаз тоже не видно. Ля бель спектатрис. Подготовка к спуску, метафора поездки в Ф. Погружение в воздух поездки. Расшифровать, найти ключ, листать страницы с цифрами. Кафка, Даниель Месгиш, имя актера. Сара, босс организации, шеф, девушка на мотоцикле, пассия Д. Последняя миссия. Смеялись с девушкой в платке, пили красное. Лестница, ни одной лежащей д. из фильма. На дороге, перед машиной героя. Музыка романтиков, пустые ротонды, на мраморном полу ил, грязь, после бури, черная вода, ветер. Доктор Моргентод, его пациентка, он сам. Убитый граф, почтовые открытки. Рене Магрит. Море черная туфля, малиновый занавес итальянского театра. Берег океана, волны, дюны. Наша одежда после просмотра кино. Случайная встреча с Д. по дороге домой из университета. Вместо бельэтажа или полуподвала вокзала это чудесное кино в доме кино. Восхищение от кинофильма. Звонок Ларисы из госпиталя для ветеранов войны. Огней вокруг нет, вокруг госпиталя нет огней, потому что день. Огни загораются ночью. Красные на башнях (черных). Голубые в некоторых окнах госпиталя. Вчера возвращался пешком, романс возвращения, музыка и слова, голова поющая, шагающая, все тело. Теория киноромана, Роб-Грийе.

Декабрь, река, Восток, красная полоска, как пишут в книгах, доктор Фрейд, портрет Дориана. Следовало бы прочесть по-английски. Режиссура, мечта Ани. О чем мечтают все девушки. Бар, сумка, бред. Как в субмарине кино, кит, волны, раненая девушка. Герой обращается к С. на Вы, она его шеф. Бар, бармен как в арт-клинике этого лета. Французы, двор, звезды. Певцы. Девушка с серебряными волосами, правда обо мне. Дно, колодец ночи, Пушкинская. Звезды, памятник, возвращение к себе. Утренняя свежесть, солнце на Востоке. Психиатр из Нанта в восторге. Мы с ним разделяем. Восток и Запад, поэзия К. Санаторий в Финляндии, подготовка к спуску. Чтение Б. Одну привезли с Мадагаскара, она пахла ванилью, другую привез из Пушкина, недалеко от гимназии Гумилева.

Чтение шестьдесят третьего псалма. Пустыня, враги, шакалы. Безопасность. Берег киноромана. Девушка мечты. Герой вспоминает в пустыне о прохладе лучших дней, цветах и птицах, шелках. Неназванное имя. Смерть, участь врагов, шакалов. Моление об ученике. Все спутано: жизнь, кино и роман. Вишня в вине, цитата из романа без вранья. Романтика кинороманов. Перевод с ф. На ф. Как в лесу, кругом сосны в декабре и солнце.

* * *

Б. страница, крыло, снег. Падающая на пол, соскальзывающая белой птицей, героиня. Палец у губ. На ковре. Огромные галереи Гостиного двора. Прошлым вечером в кафе. Сидим трое. Оля, Вадим, все мы. Встреча с настоящим полковником в черном, врачом, похожим на греческого п. В фуражке у прилавка с платками, женским б. Мы плавали в Бельгию, морем, кружили чайки, самолеты. После урока французского с Вадимом. Его глаза, волосы, губы. Ест сладкое губами. Его спина. Он слушает спинным мозгом. Нервно-внимательно. После дамского счастья Г. двора выходим в черный город. Огни как в море. По пути в переходе встречаем юного профессора Диму, он идет с лекции о фашизме. Приехала Винча. Гуляем по Невскому, заходим во двор Борея, где секс-шоп, типография после Ивана Федорова, словно во Львове или Москве. Северный ветер закрыт, идем в Ник. Там вечер перед сочельником западных христиан. Неделя перед Новым годом. Свечи в бантах. Кормим друг друга сладкими булочками, обсыпанными белым, почти из рук, как любимые. Дима нервничает, уходит. Нам уходить не хочется, стол маленький как в Бельгии. Будто плывем куда-то на корабле. Здесь и сейчас. Рассказ Вадима о своей жизни. С Олей познакомился год назад. Она его увела. Полгода он жил с девушкой, у которой родители в Париже. Кокаиновая история. Рассказ в автобусе, который переполнен. Ухо у губ. Мне грустно. Я живу в соблазнении. Тот, кого соблазняют, манят, все показывают. Огни соблазна. Желаемое действительное. Но прядь волос. Как в магазине женского счастья: манекены, мелкие вещи, пальто, чулки, колготки, духи, одеколон. Мужское и женское. Название журнала, кино, ТВ. Соблазн соблазнителей. Игра на свежем воздухе и в помещениях. Буря, свежий ветер, соленые брызги. Вторник, рассвет. Розовая полоска, после вчерашнего дня. Метро. Человек, живущий ради слов. Искатель фраз как жемчуга.

Кафе с витриной: пирожные, угощения. Чувствительный Дима, его пальто и шапка, очки, волосы, как будто надет парик, искусственный голос. Когда он молчит, кажется красиво говорит.

Мужское и женское. Разделение для власти. Сам соблазняюсь, льну к ним, тянусь. Трудно оттащить, детские капризы. Ловушки как Троянский конь. Эти хитрые греки. Продолжение Роб-Грийе. Димин конек.

Исчезновение Наталии Романовой. Веер. Иерархия соблазнов. Институт теории. Лекция о соблазне. Графин с какой-то жидкостью. Мундир лектора. Гимназистки. Взволнованные словами о соблазне. Мой принц. Маленький п. Роза, лист. Дикая страсть, нежность, игра. Ищем майку для Оли, черное белье с бретельками, освещенный Гостиный двор, живые люди в коридорах.

Неосторожные слова, вечер, ветер, свеча, воспоминание о волнах. Волосы, сладкое на губах. Вечер вне правил. Империя страсти. Как лис был соблазнен тем принцем. Ночной полет.

* * *

Клуб охотников М.в., лес железной дороги. Идея и иллюзия пути. Жесты профессора из Парижа, те вокзалы, то кино. Язык жестов. Трепет и боль профессоров, лес, иллюзии.

Илья Ильич, писатель в голубом халате, диван, кресло, кровать. Путешествие за границу, письма, университет. Вокзал. Невский проспект, дом Тютчева, армянская церковь.

Степной волк, игра в бисер. Почта у финбана. Их одежда, душа, мысли. Прекрасное. Все пресное, квасное, кислое. Патриотизм одежд и флагов, журнальные обложки. Кафель. Высота и низость болезни. Роман в письмах. История. Нарратология. Музыкальные пальцы, милость к падшим. Пыль не от шагающих сапог, другие битвы. Солдатские могилы. Пропасть, бездна, пустые глазницы, белые кости, кладбища земли. Писатель на четвереньках в пижаме, мемуары о М., зверь в человеке, сад. Единственное и множественное число: бестиарий. Деньги, шерсть, мех. Среди цыган, шатры вокзалы, шапито. Медведи, кони, кот. Музыка цыган, их одежда, душа, язык. Психология цыган, их приметы, сад, музыка в саду, гадальные карты, цифры, зверь, его шерсть, ласка, тепло. Кочевая жизнь, сны. Энциклопедия цыган. Лекция о цыганах. Шумная жизнь вокзала. Нити невидимые это религия, связь. Наркотические вещества. Подворотни, чердаки, привокзальные кафе. Огни рекламы, витрины, пассажиры. Постоянный и переменный состав людей как в армии. Книги, двадцать лет, мемуары. Жизнь на просторах родины, ее круги, отражение неба, лужи, двор вокзала. Прекрасная туалетчица состарилась, как летчица, участница войны. Народ, дно, опера. Дно это известное название из жизни народа. Театр. Народ выходит на сцену. Нищие, убогие, калеки. Хор. Святая Русь, дно еще не сгоревшего вокзала, не затонувшего. Разрушение церквей, колокола, стена на кладбище Александро-Невской лавры. Могила Суворова. Мучительные мысли, вернее, импульсы до мыслей, хаос, пугающее, предупреждение об опасности. Шум. Шатры кочевья. Египет. Бегство. Страдание: цифры, орудия страсти, живая музыка. Звери на страницах манускрипта. Время, освобождение из плена, предание. Чтение псалмов, религия, невидимые нити. Расширение и сужение памяти. Сомнение, романс. Разговоры людей на вокзале: тишина. Уроки, лекции вокзала, университет. Прогулка по Васильевскому острову. Мимо ларьков, цветов, барахолки, седьмая линия, Андреевский собор, маленькая церковь рядом, трех святителей, восемнадцатый век. Рынок, шестая линия, склады. Впереди Нева, воздух, небо. Переулок, тренер, собаки, обелиск. Переулок Шевченко, обелиск снова, с орлом на шаре, Румянцова победам, Нева. Путь к Университету. Третья линия, набережная, налево. Дворец Меншикова, академия тыла и транспорта, вход в У. Книги, студенты, люди, лестница. Справа и слева два деревянных дивана, скамьи-сундуки, коридор, аудитория. Ораторы и риторы из Франции, конец тысячелетия близок, далек. Знания, шум имен, машин, розовые стены, окна под потолком, сумерки, огни. Пот и кровь переводчиков лекции, потоп. Огонь. Лампа, желтые занавески, прихваченные прищепкой для белья. Вырез как на платье. Декабрь.

* * *

Ранде-ву манке. Ехал в метро, в желтом сиянии. Наверху зима. Мое ожидание: нервное истощение как у Валентины, почти. Ее платок, наброшенный на волосы, на пальто. Ожидание вчера в метро, когда ехали к Н. Р. Вагоны, внизу железная дорога. Внизу рельсы железной дороги, люди стоят как будто на насыпи. Вчерашний фильм, прошлое лето в Мариенбаде. Не то отель, не то пансионат на водах. Французский парк. Мужчина в черном, может быть муж, м.б. еще кто. Герой, героиня, люди. Ее спальня, вообще интерьеры: коридоры, роскошь, бар, театр. Роль статуй, разговор вокруг, продолжение Роб-Грийе. Его первый фильм. Ожидание ученика: придет не придет. Все-таки холодно. После вчерашнего фильма бар Престол. Известные в городе персоны: исследователи искусства, женщины, дух фатализма. Пиво темное, опасное, предупредил бармен. Рыба, орехи, разговор. В основном: продолжение кино. Вас перестали раздражать некоторые люди. Плод упражнений. Девушка сидит в вашей шубе как в санях. Кресло бара. Посетители расходятся. Любовь и ненависть: все, что копится внутри. Кому-то надо переводить кино, девушка в платке и пальто, с волосами, Валентина, фигура соблазна идет смотреть другое кино, про Японию. Мы идем в Борей. Вот она богема. Встреча во дворе Б., где сегодня идет спектакль, кафе закрыто, со Славой, артистом из Парижа, эпизодическим п. из романа. Голова побрита под старой меховой шапкой, он в папином пальто. Говорит, что ждет девушку. Небо, двор, ее еще нет. Мы идем на Пушкинскую по темному как пиво Невскому. Звонки режиссеров, женские платья. Глаз не видно. А вчера: настоящая беседа за столом. Их шапки мужчин, женские змеи в улыбках. Не ужалят, пока не наступишь босой ногой. О.Е., кольца, тонкая рука, ум. Женское сердце этих артисток. Все три, даже четыре. Потом одна ушла со Славой. Остальные три, основные, остались. Что-то расцвело как в оранжерее. Между двумя фильмами разговор. В заметенном снегами месте. В жилище наподобие чума, вигвама, как таковом. Белые медведи, тигры. Собаки. Снежные буйволы. Мой ученик играл на гитаре, пел. Кормил из пальцев конфетой, попалась вишня в коньяке. Цинизм, спрятанный за романтизм, кинороман. Ольга говорила с особым чувством обиды о том человеке из бара по имени С., который дружит с М. Разговор о неизвестном. Ее обида. Как выкинуть это место из разговора? Ее очищение. Оля в белой шубке под конец, когда мы возвращаемся, униженные, от Натальи Романовой, от закрытых дверей. У Оли распустились волосы. Триумфальная арка, вход в метро. Волосы и голос притягивают внимание, заштопанные чулки, черные. Взгляды мужчин напротив и сбоку на коленку. Звонок артиста: не может выехать. Вчера катались на горке, перед домом, сегодня обнаружил, что испачкано пальто. Надо чистить, будет через час. Что поделать? Такой день. Вчерашние слова, сегодня пустота, башня. Коридоры вчерашнего кино, сон. Опять женские звонки как в режиссерском замысле, в сценарии. Требование актеров. Переодевание в новые костюмы. Двадцать седьмого, новый спектакль.

* * *

Ветер Петроградской стороны. Метро: желтые и голубые вагоны. Еду в фирму Авеню. Ординарная улица, двор. Поездка в Ф, в снега. Дальняя дорога. Что может сравниться с дорогой, только дорога. Другая дорога как горы.

Друг, передняя, репетиция жизни. Приглашение к путешествию, пора собираться в дорогу. Поэзия в чистом виде. Женские имена, например: Эдит Пиаф и Эдит Седергран, на букву Э. Имена. Острова. Океан. Там угасал Наполеон. Поэзия от А до Я.

Дом, подворотня, офис. Желтая кофта, зеленые галифе с красным кантом. Желтая книга словно прирученная лежит в кресле, другая, белая с другой стороны. Сегодня ночью читал ее вслух. Стихотворение, которое люблю читать. С С. и Вадимом читал. Северная ночь, Венеция, Александрия. Трилогия об Александрии, мечта выучить английский и прочитать роман Даррелла. Разрушение беседки и моста ураганом. Поэзия.

Жизнь в ожидании потопа, случайностей, сбора в дорогу. Между снегами. Утренняя церемония. Вокзал, падение, тренировка полета. Гнездо кукушки, любимый роман среди любимых. Имена как огни в ночном небе. Валентина в платке, еще русская красавица, машет за стеклом вагона, мы уезжаем в желтом или голубом, Оля, Вадим и я.

Вчера, вчерашний снег, Невский проспект, где мы гуляем с Сережей. Кафе Северный ветер, после спектакля Мрамор Бродского. Двор, звезды, певица. Шелест, пух для подушки, зимние птицы. Шелка, яблочный пирог француженки-финки, прошлогодний снег. Валентина, Вадим, прихожая. Спускаемся вниз в лифте, по черной улице идем до метро. Вагоны как в романсе привычной линией. Вспомнилась песня про матросов и далеком океане здесь вдали от бурь, тревог, опасностей. Потом ты увидишь, что для кого-то опасность всегда рядом, океан везде, бури, ураганы обрушиваются неожиданно. Везде огонь, воздух, другие стихии.

Петербургский сезон, эта книга об этом. О ветре и страхе перед бурей, поднимаешься с бурей высоко высоко и видишь все внизу. Захватывает дыхание. Незабываемое. Минералы, птицы, ковры. Гостиный двор, виденное не раз в кино. Перчатки, женское ухо и мужское. Губы тянутся к ним. Желание речи. Лучшее невыразимо, поэтому улыбаясь молчу.

Фильм и строки, которые зреют как жемчуг на дне. Фильм о ныряльщицах, тех, кто моет золото грубыми руками у ручья.

Звонок, голос. Тело, читающее мне Идиота. Швейцария далекая и близкая. Теплая постель в декабре. Раздеваемся, будем читать роман. Страсть к картинам, которые рождаются как в воздухе из строк. Латинское, греческое, Белое индийское. Болезнь снегов, норманны, наши песни. Отрицание отрицания. Ни дня без. Его ягодицы и ноги. Возвращение ветра. Волнение. Песня о моряках. Руки мужчины. Певица в мехах.

* * *

Дом дружбы, св. место, мечта М. Пейзаж, дороги, после кафе Северный ветер. Мост и кони вместе с укротителем. Барон фон К. Рассказ как вчерашний снег, кафе Гостиного двора, о любовниках актрис. Об актрисах и их любовниках, всех троих. Вадим слушает телом, своим спинным мозгом о венских актрисах. Галерее кино подобен Большой гостиный д. Философ с раздутой щекой в Северном ветре, С. Все такое знакомое: рядом Мариинская больница. Судьба.

Дно. Ты сам с отражением, пруд, кино, темные аллеи. Розовый рассвет, обертка шоколада Гейша.

Французская библиотека, фильм Дети райка, лезанфан дю паради, об артистах, любовниках. Финская церковь, Рождество, печенье.

Желанье поджечь бумагу (не мое). Разорвать ее нежную кожу, скомкать. Вместо пруда ванна, вниз головой, держась за края, берега, не от любви к себе, а к искусству, к всеобщему, к Тебе.

Вместо Мариенбада Московский вокзал, ведь все пути ведут, все стальные с проводами, линии коммуникаций, все опутано. Небо над всем. Снег, любовь к кино, роман об этом. Персонажи как хор у стены: суворовец, молодой высокий господин из Капеллы в белых брюках, очках с черным портфелем. Как в армии состав постоянный и переменный. Рождество западных христиан, свечи.

Дом дружбы, беседа с Анной в готическом зале. Испанский снек-бар, вернее испанское название: каза Дон Кихота, первый этаж Дома дружбы. После премьеры беседа кино. Дно: огонь, ветер, вода, земля. После стихий подсчитывают ущерб, место опустошения. После вчерашнего дня, после ветра, воды, земли и огня, на выбор. Защита стихий. Идея связи, железных дорог, линий электропередач, телефонов, небесных трасс. Как в кино беседа о ветре, Ник. Искусство каллиграфии. Шелк, чернила, точнее тушь, анкр де шин, бумага, фарфор. Обычно в учебниках пишут еще о порохе. Дно, дым, дом.

Наш сон после этого кино прогулок. Вчерашний снег. Оставленные ладони. Ле мэн абандоннэ, слова из книги. Урок с Вадимом. Оставленные руки. Брошенные ладони. Покинутые руки.

Девушка Валя исчезла в метели. Кино и то, что перед ним, вся эта метель, и то, что после. Ум после случившегося, тепло воды, ее прохлада, жар тела и то, что внутри горит, вниз с головой в прохладу.

Дно, откуда видны звезды. Глаза, волосы, голос. Жизнь городского дна, пустырь французского фильма. Тьма спускается, пишут в книжках, зажигаются огни маленького кафе, идиллия уюта. После скитаний, прогулок, бреда пути этот приют.

Полузабытые слова, пение зимних птиц. Пение тех летних птиц. Парение, приземление. Дураки, дороги. Кинороман посвящается Гоголю. Найти эти строки, которые передал мне офицер Дима Петров. Двор вокзала, Римская империя, милиция моя. Один некрасивый с лицом после оспы, другой красавец с глазами и губами. Падение во дворе, но не как мага с башни. Звезда над вокзалом кино. Роза маленького принца, стеклянная дверь, ведущая во двор, сцена книги, искусство кино. Воздух и воля святого П.

* * *

Звонок Лукреции вечером, вчера, после падения на вокзале. До этого: прогулка с дамой в шубе, с Татьяной Анатольевной до метро. Поездка с ней в метро. Русская красавица.

Кафе в доме Достоевского, Бедные люди. Дума о людях, их роскоши и нищете как куртизанок. Достоевский Бальзак. Дом, кафе, люди. Неореализм жизни. Призраки, отражения от реальности. Зимний пар жизни. Шаг как в балете или в армии. Па де де. Сцена жизни. Репетиции. Греческая эпоха, спираль, виток. Ля бель эпок. Белая Индия. Платки, шали, танцы. Церковь на площади, пение, свечи. Иконы. Люди на площади. Здание церкви, гравюра из книги Обломов, литературные памятники.

Корабль над водами, когда гора? Голубь с веточкой, добрая весть. Снега, сугробы, просторы. Полет над гнездом. Контекст киноромана. Автор и наш белый снег. Искрится как саван белый. Белая И. Воображение розовых от солнца слонов, зимнее утро. Наш караван. Женский голос, песня. Любезности милиции, моей на вокзале. Их язык и лица как на иконах.

Метро, Малибран, стансы. Станция метро, освещение под землей, это бывшая церковь. Два входа как в катакомбы, один с вокзала, другой с площади. Кожа и руки милиционеров, походка. Туалет вокзала, среди посетителей публичного места. Раздевание людей. Святость индийских коров в гирляндах. Свиньи и собаки Евангелий.

Откровение о милиции Третьего Рима, четвертой не бывать. Санкт-Петербург, московский вокзал. Отчаянные глаза милиции, ноги, губы, уши не выдают дрожь. Змеи, ящерицы, другие рептилии с вывески вокзала. Человеческие лица. Как в фильме Ночной портье. Ле портье де нюи. Игра чувств, роли. Защита стихий. Библейский город в клубах зимнего пара, огонь и вода. Необходимость театра. Исследование этого слова. Что оно значит? Птицы поющие и сгорающие от страсти. Их возрождение.

* * *

Возвращение из Ф. Это страна-призрак с реальными людьми и делами. Бассейн, дороги, свет. Пока ехали как цыгане с нашего курорта. Проезжали дым над домами. Снега и сосны. Финская иллюзия, фильм Ренуара о великой войне. Теплый хлеб продавали на дороге (между Куопио и Миккели). Все время задним фоном представлялась дорога из Нижнего в Арзамас, мимо нашей Криуши. Такие же дали. Мирная мордва, ставшая тайной, Христос в церкви в деревне Всесвятское, дорога полями, вдоль реки. Финляндия магазинов и автозаправочных станций, Ф. дорог как Россия, Куопио, каппа, мююмяля. Машины, огни курорта, проспекты (туристический буклет, брошюра). Финский Голливуд, русская мечта простерлась до сюда, до этих буклетов. Мой финский отдых, моя фамилия, голубое сияние с утра. Погружение в язык и сон. Продолжение фильма-романа другими средствами. Дума о Роб-Грийе, другие средства, дали, язык словаря. Сосны на горе наподобие книжной, священной. С высокой катятся люди на лыжах, мечта о прыжке с колокольни здесь оживает, кажется люди парят по белому, в голубом.

Bon Dieu.

Illusion du vol, c’est ca la Finlande. Le retour du pays des songes en car avec mes touristes.

La longue bouffe du peuple russe. Sa passion pour la vitesse du fast-food. Les fastes de F.

Que faire, je ne sais pas comment revenir.

Возвращение к родному языку, через финские розы, морозы. Влюбленный взгляд за окно.

Бунт, бал, бум.

Переливы финских бумажных денег. Фантастические марки. Ее озера подо льдом. Дети Ф., дискотека в канун Нового года в нашей гостинице Тахковуори. Наши дома-коттеджи, с названиями полевых цветов. Ландыш, незабудка, колокольчик. Дальняя поездка, по словам шофера шестьсот километров, от Москвы в другую сторону. Т.е. от Петербурга в другую сторону от Москвы. Непонятно. Проверка паспорта на границе. Холод за окном как будто в космосе, т.е. очень высоко от Земли. В голубом сиянии. Тепло у печки, рядом с водителем. Лошади и сани на озере курорта. Полет над гнездом. Бассейн в зимнем саду в тепле гостиницы. Зимний сад, можно ходить как до грехопадения среди зеленых кустов, взгляд за окно на зимнюю Ф., настоящий полет на корабле. В сиянии голубом. Вот мелодия, тема. Обещанная вода. Достигли. Погружайся с воспоминаниями. Зеленоватая, словно морская, вода океана. Баня. Номер гостиницы. Неожиданный уют. Возвращение через темноту, усталость и страх. Приближение к границе, вот мы и за границей, на родине. Кабак как в драме Борис Годунов. Настоящая опера. Буфетчица, шоферы, туристы. Мои думы, взгляд за окно, ухо слушающее речи в переливах света, на границе с тьмой. Происхождение Российского государства, чтение статьи, памяти Кавафиса, поэта из Александрии, любителя исторических этюдов. Лирика и эпос, пафос прошлого. Застигнутые в настоящем. Постижение через дорогу, вам открывается в пути, когда настигает тьма. На границе света и тьмы. Потом во Франции метро неожиданно выходит на свет, мимо домов, над улицами. Все в новогоднем ожидании. Иллюминация. Снова во тьму с пассажирами. С их речью, веселыми и усталыми лицами, думами. Здесь и там, сейчас. Бывшие норманны на быстрых и красивых машинах, мы в автобусе с нашими людьми. Временное состояние в пейзаже. Через ночь по голубой дороге к свету.

* * *

Очарование могучей страстью, берега. Птицы над волнами. Песок, картина: итальянский театр, женский голос, бельканто. Страх перед падением, огонь, самолет. Сон о приземлении, до и после. Странный. Будто самолет и не взлетал, а ехал мимо церкви-клуба. Божья матерь, икона над вратами. На окнах кресты. Светлая часть сна.

Елка в театре Балтдом. Огромные люстры, гирлянды, детский смех. Мир вещей, динозавры, комиксы, трансформеры. Зайчик. Часть сна о дороге. Поездка в трамвае. Пророк Д. Снег. Лошади у метро. Перед Новым годом спуск в город. Природа: кино, роман. Душа города. Ларисин звонок. Окно. Сказка для детей на елке. Дед Мороз, гномы готовят подарки, баба Яга мешает им, отвлекает, бьет в бубен, черное платье, волосы.

Воскресенье, утренний звонок, тепло постели, голубой свет за окном, перед новым годом. Сцена-окно, целый мир, перевод киноромана, нет, кинороман это перевод, иллюзии, сор, слова, поэзия безотчетных поступков. Одна, но пламенная власть одной думы. Политика, искусство это сам человек. Его пол, потолок, возраст, одежда, настоящий гардероб. ТВ снимает зайчика на елке. Лариса, ее волосы, голос по телефону. Комнат хозяйка как в итальянском театре. Возвращение в дом в снегах.

Воскресенье, вспоминаю об Арзамасе, тех снегах, уже голубых и дальних будто в кино или романе, еще непрошлогодних. За то что ты п.-беззаконник (без и, через дефис). Суббота, дед мороз из Ф., дети, маленькие радости, целый мир, мечты, сказки детства, океан. Ручейки, река, неба шаманский шатер, лес, мои думы. Мои. Тишина, окопы. Белая книжка Фрейда о бессознательном, с кем бы почитать? Язык людей. Театр семьи. Кулисы, песня об актрисе. Она была а. Кафе на углу Графского и Владимирского, у Достоевского. Открытие города неожиданно как с корабля. Ум задний, такая особенность ума, замок Датского королевства. Берег Северного моря, без берегов, волны. Плывем в Бельгию. Те самолеты, птицы, мост над проливом. Каюта, иллюминатор, волны и песни моряков, галлюцинации, парад морских оркестров перед ратушей. Иллюминация. Все исчезает, что-то остается. То, что остается. Прогулка утром по европейскому городу. Автобус наобум везет меня. Седой старик кормит лебедей в пруду. Идиллия фильма. Розы в цветочном магазине. Витрины и пустота. Стеклянная дверь на вокзале, за которой как в кино падение и два милиционера. У одного лицо в оспе, у другого красивое. Уши, руки. Маленький принц, роза и лис. Планеты и люди, путешествие маленького п. (Потом я увижу купюру достоинством в пятьдесят франков, голубую, с изображением писателя, летчика, его аэроплан, маленький принц и рисунок шляпы-слона как в книге.) Метаморфоза металла в бумагу. Одно из превращений. Голубая бумага денег, красивая как фантики в детстве, люди гибнут за такую? Писатель-летчик, его гибель, его персонаж. Гибель над голубым как бумага морем. Вместо королей и президентов писатель на бумаге денег.

Майя, индийское имя, санскрит наших снегов. Иллюзия. Скорбящий Христос в мордовской деревне. Мордовская значит русская. Явное становится тайным и наоборот. Диалектика. Одно становится другим. Превращения. Бог в той деревне. Белый снег, машинка после ремонта, красная значит красивая, протопоп в огне. Голубое утро, потом белое.

* * *

Дикие желания. Женщина и жалость. Дикая ж. Урок французского. Меховая шапка из овчины с кожаным верхом, не шинель, но новая, купленная в Г. дворе. Провожаю ученика. Стихотворение Блеза Сандрара о взвешивании в аптеке, о мытье в ванной, зверях, детях, растениях. Я выхожу из аптеки, только что взвесился, мой вес восемьдесят килограмм, я тебя люблю.

Антология французской поэзии в наших снегах. Ф. сезон в России. Сезон в сезоне. Роза в шубе, мечта маленького п.

Рассказ о Валентине, ее платье и декольте, два свидетельства. На Новом Году она была в черном платье с перьями. Почти неприличное декольте. Его носки, брюки цвета травы в С., куртка на меху, двойная, кожаные перчатки коричневые, вязаная кофта, шарфик а ля Герасимоф. А я был его учитель. Новый год, нейтральная полоса, ноумэнланд, с огнями в елках, между двух имен, границ. Входят и проверяют паспорта как у крестьян. Опера. Празднование нового и ст. Нового года. Женщина и жалость. Мотив вышивания, песни. Перевод строки, фразы, урок французского. Визуальная радость, слова ученика. Какие еще бывают радости?

Пост, проверка, касание.

Сон о воде, странный корабль в броне с адмиралами. Руки и лицо, человек задумался. Сумасшедший корабль на воде. Волнение от ученика, звуки музыки, другое кино. Перевод с темного на ясный. Толкование сновидений, практика перевода. До остановки по невидимому снегу. Где моя кепка? Потерял в Ф. Дикость жалости. Подарок, оставленный в Финляндии, дорогая пропажа. Красная свеча, сжигающая сожаления, расплавленные проэкты, черное, сожаления горят ярким пламенем в желтом. Искренность, ее границы. Голос. От женского к мужскому, волосы. Сцена, платье, корабль плывет. Книги разбросаны после взрыва как будто. Катаклизм. Уроки финского языка, учение светом, утро, рассвет, зеленая вода, тепло, прохлада, тепло. Руки ученика, который вернулся с мебельной фабрики, его красивые руки, красные с мороза (стихотворение), его ногти (грязь не страшная, чистая). Новая сентиментальность, романтизм конца века, нейтральная полоса. Ожидание, волнение, что будет в конце концов? Приступ тоски. Ученик называет страх железной дороги по-латински. Раньше это было его увлечением, собирать названия страхов, латинские термины. Как увлечение игры в солдатики. Сидеродромофобия, кажется так звучит. Название модной пьесы.

Одна молодая дама мечтает увидеть пьесу В ожидании Годо. Самюэль Беккет в Санкт-Петербурге.

* * *

После Финляндии, после бала, Наташа Ростова это граф, мужчина, женщина. Я, она, мы. Известная формула. Маркиз де Сад, барон Захер фон Мазох. Аристократизм писателей прошлого, настоящего и будущего. Фон, де, етс. Их демократизм. Наташа это я. Мадам Б. это я. И это я. Начало и конец. Где середина? Настроение как у девушки перед балом в платье. Сам бал: Финляндия в ослепительном блеске, всюду свет на дорогах, в магазинах на автостоянках, особенно в окне : огни на склонах, на дорогах. Если нет огней, то ослепительное солнце, снег блестит, искрится как бал. Гостиница, ее ресторан, бар, бассейн. Туалеты господ и дам, смех детей. Девушка и деньги. Кусочек пиццы, пожалованный вам господином Игорем, полумафиози. Шуба, шапка, сапоги. Одежда имперская. Переход через Финляндию как в суворовском походе, подготовка, репетиция к переходам через перевалы. Империя снегов с границей учебника аффектов. Аристократизм девушек, их демократизм, барышни-крестьянки, их одежда, переход от одного к другому. Девушки и гражданская война.

Дельфины в воображении, волны, голубое небо. Характер и воля, имение, имя. Открытие себя в Финляндии на границе света и тьмы. Возвращение в Санкт-Петербург. Мир и свобода. Девушка и сласти, шоколад в блестящей обертке, пусть даже в самой простой, не в ливрее с позументами, шоколад в ливрее, с блестками, в костюме укротительниц. Девушка и опьянение. Цветы, платья, бумажные салфетки. Ее радость легкая и тяжелая как самолет. Ее волосы. Свои и чужие, отрезанные вместе с головой. Настроение девушек, в окопе и в имении. Женщины это другое как после перехода через границу. Возраст, переход через тьму к свету. Аппетиты. Открытие Америки. В особняке Шуваловых, Фонтанка двадцать один, прием, визит вежливости. Лестница, потолок как в пантеоне, в беседке дружбы, мечта персонажа о таком особняке. Скульптуры из мрамора, своды, стекло, головы львов. Хаос лабиринтов. Извилины головы, аффекты. Чудовища вас поджидают, страшные, вибрация цифр. Желание развязки, Танатос, название книги, обложка, не так страшно, смерть и любовь. Резюме. А между тем…

Клоуны, фильм Феллини. Название пиццы, которую подают на Владимирском дом семь, кафе Зеленый крест, оазис в пустыне, веселые потолки и стены, цветы в кадках. Высокие стулья, семиугольные столы. Черное и белое. Документальность кино. Кони, их укрощение, памятник барона Клодта. Звонок вечером, когда я возвратился сквозь тьму и огни в дом.

Бунтовать ненасытную. Разговор с Ларисой о политике и порнографии. Она вернулась из ресторана дома журналистов Доменикос, где прислуживают латиноамериканцы. Очень вежливые. Интервью Романа. Похудел, устал, краска с волос сошла. Портрет режиссера после юбилея. Пост фестум.

Власть и мирная мордва, церковь в деревне, история города Арзамаса. Сцена, волнение, голос.

Слоны, белые и розовые от заката. Белая Индия, еще: Финляндия, продолжение страны другими средствами, почти-сон, призрак, белая Швейцария.

Аня в Москве, имя страны, другие имена. Три обезьяны. Кафе-кино-шантан. Бессмысленное и бесполезное. Очарование дали. Девушка из оперы, балета. Театр женщин, сцена — мир, душа и маски. Потом кино, роман. Все перепуталось в огнях, туманах. Тема возвращения. Эсхатология, ожидание конца, тревожное состояние, смена настроений: от сумеречного, сиреневого, лилового, даже фиолетового до желтого, голубого, синего. Красное заката.

* * *

Содом и Г. Библейские города, снег, под ним огонь и земля, пепел, зола. Черное. А сначала красное, французский роман. У нас по-другому, другие цвета. Что-то льется. А пока восьмое число, среда. Свежий воздух воспоминаний из форточки. Окно кажется нарисованным, декорация. Звонки с утра. Финляндия без звонков и писем. Один струится воздух. Вчера: визит доктора, потом визит в семью, детские часы. Потом трамвай. Ранде-ву галан, живопись прошлого, семнадцатый век, восемнадцатый век. Ватто, Пуссен. Настоящая Финляндия: деревянный дом с сауной, телевизором. Лыжники на склонах, солнце.

Научиться ждать, терпение, философия болезни, лучше сказать философия в болезни. Пациент и назначение докторов. Метро Маяковская, он ждет в черном и желтой шапке. Дворы, освещенный памятник, свет и тьма. Снова свет. Чтение вслух романа Идиот, сюжет для фильма. Чтец на ночь, лучше сказать перед сном. Зима покрывает многое.

Наши иконы, сосны, финский воздух. Смешалось все: ваше и наше. Стопки книг. Языки: ваши наши, мои. Мужья и любовники, итальянский роман-фильм. Пророчество черных птиц, деревьев на зимнем небе.

Свежий воздух, зеленая вода вместо больницы. Финляндия, зимняя сказка за окном. Сам собой в снегах заграницы. Термин из философии, психиатрии. Грань государства. Социум и зло болезни, сердцевина, душа и маски. Медицинские монографии, диссертации, истории болезней, гербарии цветов зла, целая Александрия. До огня и воды.

Медь и металл песен, защита ими как полет. Страх перед числами, петербургская ипохондрия, хандра, греческое название недугов. Придумаем кличку иную. Изобретение заново колеса болезни. Усовершенствование недуга, нонсенс, абсурд. История истерик, выслушивание снов, детских страхов, падений. Бо-бо и до-до, дада. Спешим навстречу с С. Итальянский фильм в моем отечестве. Фильм французский, американский. Мечта и языки. Греческое на нашем воздухе, в наших зимах. Ожидание урока. Смех, величие, записки в Удельной. Снег, голубой воздух, сосны. Искусство ждать, пациенты и стулья.

Биотехнологии, перманентность поиска, эволюционный и революционный пути развития. Скорости, ожидание в кресле на повышенной скорости, луга Бургундии, потом снега Швейцарии на склонах гор. На скорости ожидание перестает быть ожиданием. Дорога в У., русская тема, тело мечты. Война с беседками и мостами, партизанская а ля Денис Давыдофф и другая, с регулярными войсками, космическая, гражданская, горячая и холодная. Перемирие, мир.

Псевдовеличие маний. Одна, но пламенная или холодная. Выбор не наш. Одна неделимая как надпись на гербе. Крест. Город. Взгляд издалека, гостиница, бар с бассейном, блестящие машины на морозе. Разделение на государства. Высшая власть разделяет для власти. Бунты в головах людей.

Репетиция языка, одежда, поиск и примерка. Стилисты. Снова сон об Ане. Ее голос по телефону во сне. Низины и горы в топографии сна. Искусственное освещение, театр, архитектура. Пение романсов голосом под гитару. Сочинение. Содом в снегах. Дом. Атомизация. Золотая парча риз, московское золото священников, первосвященники. Лечение докторов, танцы вокруг огня, звон блестящих предметов, шапки, меха, бубен.

* * *

Девушка и шелк материй, девушка и ветер, вечер. Театральная площадь. Так ветер возвращается. Мейерхольд, черная книга. Статьи, письма, что-то еще. Дорога к Театральной площади, кинороман. Остановка у ГД, деньги на курение табака С. Государство инков, ацтеков, особенно майя. По-индийски это иллюзия. Снег санскрита.

Кинороман, эпопея книг, викинги и греки, история России, черный памятник, белый снег. Сережа Шелест у Ларисы. Другой С. Книга имен, журнал, обложка. Черное и белое, поэма о мужском и женском. Космонавты-исследователи, их океан, сирены, шелк парусов, знамен.

Потоп платьев, а пока репетиция, повторение. Отвращение к игре, приступ жеманства, притворность. Отвращение не к игре, а к плохой игре, к плохому себе в игре. Сережа Ш. Рассказывает эпизод о встрече с Глюклей на темном проспекте Петроградской стороны. О том, как она стояла у яркой витрины и смотрела на людей в кафе. Его пронзила дикая жалость к девушке и он захотел даже пригласить ее, но не посмел. Как в кино.

Рассказ о фильме Полночные любовники. Персонаж Жана Марэ, харизм мужчины в сером плаще, девушка из магазина, новогодняя сказка начинается. Их короткий роман. Пробуждение, фальшивые деньги, разбитая мечта.

Воспоминание о Финляндии. Ее дым. Не чужой, не полынь. Лес, небо, дорога. Голубая и синяя вода, лебеди и Леда, миф, кентавры, магазины, туристы, тайная жизнь как у С.Д. Лыжи, солнечный путь, душ, кровать и постельное белье, камин. Язык как в Венеции. Девушки за стойкой бара, музыканты и юноши из книг. Финские идиллия и иллюзия. Путь как по воздуху, сиянье за окном. Илиада. Шелк моря и воздуха.

Слезы из фильма Параджанова, крики и стоны юношей, хрипы мужчин, девушки поют и вышивают по шелку. Дорога в далеком океане.

Середина жизни, открытие кругов. Тема неба над океаном. Воображение простора. Руки девушки, сцена в ресторане, возвращение под дождем. Фильм о террористке. Девушка в Удельной, правда, дорога в мифическую Сибирь. В снегах и шубах, красота иррационального. Мех и подкладка шубы. По ту сторону мечты.

Свет посередине жизни. Маленький финский городок, пицца-хауз, ресторанчик на автостанции, хозяин индийский гость с женой, тепло печи вместо далекой родины в Финляндии.

Мондиализация, слово, услышанное вчера по радио до поездки на Театральную площадь. Сгоревшая красная свеча и тень от еловых веток, шишек. Мемуары между двух снегов. Шелк. Мечты как у д., мешающие есть и пить, ходить. Летать или плыть лишь. Остается.

Небо, летчики, песня. Памятник Чкалову Валерию на берегу Волги, фотография, чтение стихотворения Б. Сандрара с учеником. Стопки для ликера, пальцы, спина в защитной одежде, мысли как у девушки спокойные и нежные. Женское беспокойство. Первобытный хаос, океан. С ветром, тучами. Скрипом мачт.

* * *

После академии денег — манеж искусств, кони у входа, картины, художники, артисты перформанса, хлеб, огурец, водка, Олег Иванович, бывший офицер, переводчик со своей спутницей. Царь Давид, поющий п., мрамор, скульптор Лотош. Лестница, музыка, говор внизу. Китт тон ами. Жизнь полна удивительных вещей. Перевод с французского. С языка на другой. Манеж: из жесты, платья, красный глаз камер. Ухо. Диктофоны, губы.

Слух и зрение технических средств, улавливание, насыщение слухом и глазом. Вход в манеж. Дорога в манеж. Лужа в метро, снег с ног. Тяжесть виевых век.

Возвращение из Финляндии в манеж. Корабль-бал. Пальцы в краске. Память и перевод. Ожидание на дорогах, трамвай и здания, перед сумерками. Из академии еду в манеж. Люди ждут. Терпение, формула красного. Остров снега, книга Агаты Кристи в руке женщины. Народ как в церкви в поездке. Дом Распутина, подготовка революции, быв. Семеновский плац, площадь перед театром, памятник Грибоедову. Спускаемся в город тьмы и огней после Финляндии. Рассвет, снег и Нева. Манеж, кони и люди, топот. Молчание вверху. Ищущие люди среди красок и линий в тьме мелодий. Свет. После ожидания: опера, балет, искусство сцены. Кинороман, путевые заметки, это японский фильм.

Этюды, полонезы, реквием. Вальсы, мазурки, марши. Адажио.

Визуальная радость, тактильные о. Поиск формулы. Листки, черное и белое. Кино тридцатых годов, шестидесятых. Расчеты спекулятивного ума, ступеньки, топтанье на месте. Победа над спекуляциями ума. Ум.

Между двух снегов юбилей. Воображаемая арка триумфа в виде беседки дружбы. Ночь, ощущения, до этого чтение Идиота. Настоящее кино. Компьютер ума, разговоры, равновесие. Черно-белое расчетов. Путевой дневник, свое чужое. Бессмысленный и красный от краски русский бунт. Манеж, кровь художников. Тело артистов, еда, красные салфетки в виде шахматных клеток. Клаузевиц, Жомини: продолжение и поиск средств. Возвращение с Глюклей по Мойке мимо Воспитательного дома, озарение пост фактум, после манежа жеманство.

Триумф римских солдат, их бесславный конец, дикая жалость, монумент. Чудо о змии, икона Св. Солдата с копьем. Победа над водкой русского народа. Джин в бутылке. Слова киевского князя. Равноапостольный святой, слова о водке до святости. Невозможность без веселого пития. Красный плащ, копье в пасти змея. Правда о Финляндии, поездка, погружение. На самом деле как будто в горы. Горний воздух, стекло, в голубом сиянии полет.

Попугай в клетке, Багдасарян. Птица, рыба, яблоко. Эмаль, чугунное литье и ковка. Сильно и тонко, неожиданно красиво. Правда.

Между двух снегов сюрреализм. Нижегородская дорога, ссылка. Арзамас-Москва-Санкт-Петербург. Поездка в Финляндию, полет. Между двух дорог. Тьма, огни, манеж художников. Как в книге Гиннесса, театр дыхания, спуск и подъем, техника перформанса, тренинг чувств, продолжение и поиск других. Закон перформанса, манеж, снег прошлого года. Коварство и под прошлогодним снегом имена. Ксения Блаженная и бомжи вокзала. Это манеж: художники, люстры, люди. Звонок, выводящий как тонкая нить. Любовь.

* * *

Я сижу на кухне на стуле в углу и слушаю что-то резкое. Учи ученица меня. Почти за шкафом рядом с дверью. Острые слова в виде правды, но не правда, а видимость, аффект в форме острого предмета. Желание правды, притягивание острых предметов. Они летят, тупые и острые предметы. Лечение правдой, кавычки, снова летаргический сон. Датское королевство, берег Северного моря. Ларисины чудесные стихи, особенно одно как мех боа, черное платье, воображаемые коралловые бусы. Когда горит кошачий ум. Моя ладья к весне всплывает. Над снегом мертвых дремлет сон.

Слова благодарности за тупые предметы страсти. Желание правды. Резкость слов при тусклом свете кухни. Прощение, непонимание. Темное. Красный цвет и свет, Стендаль кинороманов.

Резкий разговор в кухне-прихожей. Приход как луча света Светы, ее светлые волосы, Манон Леско, непонятая для мужчин. Поиск кавалера де Грие. Ларисины доспехи, копья, латы. Девственность Жанны де Арк, грубость коней, окружающей жизни на войне, дым кухни. Острое вперемежку с тупым все летит. Красота картины.

Желание скрыть и таить. Затаиться на время. Обвинение в робости. Трусость, страх. Подлость, неблагородство, это ужасно. Нежелание дружить с мэтром. За все благодарю. За закат в Малаге, испанские столбы и испанскую инквизицию с черными капюшонами, красными речами. Розовый рассвет после черных волос и тела, без коня и доспехов. Сухие цветы, чугунные слова, горячее олово, кислота, лудильные и паяльные работы, разрезать металл, а не воду, не воздух. Тянуться к нежности, искать ее среди сухого. Жарить мясо, сушить сухари, делать котлеты на кухне-прихожей. Хозяйка гостиницы на театральной П. Корейские студенты-постояльцы-музыканты.

Тяжелый разговор. Каменные, почти первобытные орудия слов. Красные слова в черном облаке, белый дым, сизые и пурпурные блики. Дорога на Театральную п. мимо театра, сквера. Колокольни. Собор, сквер, колокольня. Красный обелиск гранита. Кафе на канале, дальше аптека.

Отвага, корень красоты. Лицо розовеет от похвал. Заслужить камни, град, чугун ядер, огромные валуны таранных машин, солдаты бегут на приступ, в отчаяньи, в пьяной отваге. Фигура полководца на стенах крепости с чудо-богатырями. Жалкие постройки рушатся словно бутафорские. Богатыри, не мои. Другие мэтры. Сад, снег, камни. Дикая красота, надежность сильных рук. Животная, дикая сила борется с вами. Свист стрел как в кино при осаде крепости. Стрелы впиваются в деревянное со свистом, звенят струной. Красное течет, руки у глаза, дикий крик. Самурайское.

* * *

Ни дня без. Плохо, мовизм. Императивы дня. Строки, фразы, снег. Гор не видно, кризис, принятие решения. Человеческий сын это и дочь. Вчерашний вечер у госпожи К. На Бассейной улице, чай, кекс, серебро ложек. Город и мир. Снежный покров, религия снов.

Основа мирозданья, женский разговор, чай из чашек, снег за окном, возвращение по гололеду. Просьба о костюме, постель под снегом. С С.

И снова ночь, остановка, возвращение из гостей, ожидание автобуса, мое раздражение, мост, идем пешком. Надо научиться ходить. Сложность чувства, разговор. Деньги, тело, лед. Снег, этюд о д. Врубель, картина, кладбище. Его болезнь. Деньги, декорации, голос жены. Сирень, взгляд студентки, терпение. Итальянские стихи поэта. Путешествие до Пушкинской. Парк Победы. Улица, разговор на кухне. Мои мысли о С., когда он выходил в прихожую. Мои мысли о презумпции и чистоте. Помыслы и желания. Пить чай с дамой и студенткой на кухне. Сожаление мыслей. Жалость, название книги. Чтение романа Идиот. Падение вниз, крылья, взгляд. Звонок студентки. Колокольчик из романа, кинороман. Поэма педагогики. Зима и запахи. Откроем форточку и выветрим запах друга.

Партии друзей их ум. Изощренность их ума и наша простота, их желание меня обыграть, переиграть. Азарт. Ку де де. Между ку де де и ку де грас? Клетки театра войны. Фигуры. Девушка в платье с большим разрезом, боа. Лень, ожидание. Жанр книги. Франция, ирландский писатель. Здесь и сейчас. Страна друзей, дружба за шахматной доской. Бои в воздухе, на море, везде. Космос. Генеральные сражения. В поисках ж. Разговор на кухне. Пафос пацифизма в подготовке к бою. Тяжесть с утра, вчерашнее состояние. Пропасти земли, календарь. Могут быть только горы лучше. Маги падающие с башни, городских домов, летят вниз.

Там в деревне тишина, сторож из Алых парусов имя его Саша, зовут как и нас. Русский сезон вне Парижа, далеко от Франции, просто время года. Африка для африканцев, коренных жителей, туземцев и аборигенов, туарегов п.

Книга о стоимости денег, о ценности тел с внутренностями, волосами, голосом. Фильм о гладиаторах, тех временах. Прибавочная стоимость. Запахи и свежесть зимнего воздуха. Это церковь, тело людей. Тупик, красный бык японского календаря. Император и его слезы как награда для соловья. Рыбак, берег моря. Снег над городом, невероятный покой где-то далеко как в океане, в воздушном пространстве, еще выше и дальше. Он везде и всегда, до и после боя.

Мех и веера зимы. Утром берег, очарование путников могучей страстью. Не просит ничего, даже спортивного костюма, косой взгляд, усталость. Нытье о деньгах. Пожалеть его, дать. Педагогическое упрямство. Паденье магов в меховых шубах и шапках в снежные сугробы.

* * *

Итальянка по имени Сильвия. Строка из стихотворения. Вчерашний снег почернел, позавчерашний тоже, снег может розоветь, голубеть, синеть. Есть небо, есть ветер. Б. С. Чтение вслух с учеником, он учится работать, красит шкафы у Смоленского кладбища. Крики ворон, вчерашний звонок. Прогулка вдоль снегов, трамваи, поезда метро. Упоминание об Италии может вас обрадовать. Б., северный город. Январь, ожидание нового чистого снега. Близость больницы, медицинское освидетельствование. Лечение светом зим.

Утюг, лампа, школа мэтра это рисование острых и тупых п. Ежедневность прогулок, лист света, снег, мерцающее о. Кино: разговор на Невском с Петром, его борода, усы. Разговор о лете, лагере анархистов Европы. Черное знамя, абордаж, море. Ткань, символ, ночь.

Человек и сегодняшний снег, набережная, ветки деревьев, небо, птицы, разбросанные ветром перемен книги. Четверг января. Автобус без границы, пространство воспоминаний. Дорожки, посыпанные песком. Беспокойство сна после звонков, сон. Профессия. Дом сезонов. Дом вне. Театр, кино, текст. Эссе Сартра о Бодлере. Имаж. Имя профессии имя.

Продолжение другими средствами, воздух вчерашней прогулки, светофоры, пассажиры.

Легион врачей, последний пациент. Кошмары головы как у Пушкина в известной опере. Музыка памятника, Глинка на площади. Никольский собор. Зеркало и движения которые не лгут. Изгибы рук и чувств, голос внутренностей. Евангелие. Маленькие книжечки культурной революции. Холерная часовня рядом с музеем, четки на витрине, календари, иконы, чтение и ожидание. Болезнь, опиум, ум. Возвращение и время, почти-отсутствие диалогов, монологизация жизни, страсть, ее лед. Построенная при Н. Первом в честь чудесного избавления П от холеры часовня. Наши иконы.

Ямщик, лошади, голубой халат. Вместо лошадей музей. Ин мемориам мыслителей, осторожность, острог, острие предметов страсти в разговоре. Песня в кафе Бедные люди. Атмосфера, книга о климате, смене сезонов и песен. Имена лиц, их одежда, пол. Память о скафандре для Александра. Пушкин в пуленепробиваемом жилете, скафандре. Муки волос, голос из вицерального. Смена снегов. Руки девушек, их тела разговоров, цветы. Роза, аленький цветочек кустов, феи. Сон разума? Твари, монстры, гады. История болезни в смене сезонов. Армия любовников. Постоянный и переменный состав. Возвращение из Финляндии, Арзамаса, хаос. Ле као. Описать мои пробуждения. Мое собственных пробуждений. Разные мысли. Взгляд за окно. Гауди. Создание дачных домиков, соборов, коттеджей-особняков.

Швейцария лыж и учительниц, лепет слов, фраз, книг. Дворы-колодцы, дом, небо. Единственное и мн. число. Воздух, который нам диктует. Власть дум. Мнение, имение, имя.

Мнимость и подлинность болезни. Триумфы и поражения, триумфальные арки, вечные огни, сны солдат. Мы идем по Африке, песня Киплинга. Полет над гнездом кукушки. Крыша мира.

Кузнечный рынок, мозаика метро. Картина изобилия. Плоды, фрукты, спускаемся в метро. Дружба с девушками, вечный бой, покой. Город и сон разума, тревожный воздух. Опыт возвращения, икона на коне. Наука о конце, эсхатология. Этюд об этом. Эпос.

* * *

Тупые и острые предметы страсти, слова.

Что-то острое и тупое бросала в меня. Самурайский меч. Мешки, набитые чем-то невесомым, черным женским волосом. Всего Гольдони мало, много. Острое и тупое, слишком ж. или эм. Не пойму. Как в том фильме, где снег, пакгауз железнодорожной станции, расстрел, ку де грас. Кожа кобуры, наган. Тупое, безжалостное, граничащее с дикой жалостью, красное, горячее, мокрый снег.

Прощание с армией. Чеченская война по телевизору. Приемы во дворцах и парках. Послы, адмиралы, губернатор, премьер-министр, фейерверк, дождь, хорошая погода.

Острые и тупые предметы страсти. Утюги, кастрюли, нож, круглый стол, швырянье рукой: воображение движений. Сублимация тупого и острого, руки, ноги, голова. Движения из пустого в порожнее. Кухня, коридор, ванна. Корейцы, гостья. Глухой звук как в кино. Тихие страницы.

Продолжение действительности, женский ум, внутренности. Слова. Женское сердце, башня из женских бивней, взгляд, очарованная даль. Близость. Отвращение, брезгливость, поиск на дорогах. Чтение статьи, старый новый год, ветки ели с шарами на холодильнике, кухня, грубые сапоги в воображении, мужские ботинки, женская шапка, противоречие ума и сердца, голос, походка. Перформанс с женскими волосами, ботинки в прихожей, вчерашним гостем, тяжелыми предметами, острыми и тупыми предметами, елочными шарами, индийским дымом, словами санскрита. Любовь к конкретным предметам. Аристократия маний, шлейф понятий, французские сказки. Свобода от навязчивых мыслей, учебник психиатрии, Генеральный штаб. Боязнь черточек, вплоть до границ. Титулы. Страты, сословия, революции обществ. Страсть и преджюдис. Современный мир после войны. Снежная буря и имена. Отдых в Финляндии. Подъем в Гималаи. Трудность языка. Его архаика, язык-ископаемое, реликт, динозавр.

Лед, его физические свойства. Твердость, блеск словно хрусталя на солнце. Санскрит. Плоды и фрукты. Гойя музеев. Изгнания, последний период жизни, бордосская ссылка, тетрадь.

Болото, родничок, чистый ключ. Лес: океан, сосны Арзамаса. Алжирцы в автобусе, аэропорт Москвы, приехали, наконец, улетели. Коровы и лошади, поле, родник. Автобус. Открытие родины. Ландыши, люди, песни. Репетиция страниц.

Случилось. Непонимание после аудиенций в госпитале для ветеранов войны. Блестящие шары на ветках, бивни, утюги. Открытие людей, двери, времена года. Континент, сапоги солдат, отдых на войне. Театр военных действий. Сцена на Театральной площади. Сад чувств, буря, настоящий ураган. Интерьер городского жилища, машина, корабль, подводная лодка. Разрушение мостов, беседок от взрыва. Девушка-террористка сжигает беседки, подрывает мосты дружбы. За други своя.

Концертная зала вокзала. Женские внутренности это сердце, вицеральные органы. Женский ум и зима, одежда, конкретность предметов страсти. Икона в музее. Пост-импрессионизм. Статья для газеты. История финского языка. Эпос. Собирание отрывков в карельских деревнях в песню, из лоскутков. Пачворк. Песни-лоскутки, целый эпос, одеяло тепла. Портрет на бумаге денег. Э.Л.

* * *

Бездна, мрак, волны, влекущая сила пустоты. Поющая воронка. Само по себе горло, свирель, серебро, ветер. Золото и розовое там наверху. Здесь: несказанное синее неземное. Ветер, холод.

То, что за окном Финляндии. Снег и солнце. Продолжение П. Теплый дом, словно человеческий с телевизором речи. Погружение в прошлое. Настоящее. Вокзал, мысли, город. Народ, родина, еда. Письма и звонки между двух снегов. Воды, над бездной тишь и гладь. После бури. Немота, сосредоточенно-восторженное состояние. Между тем страхи, сомнения, тревоги. Это животное, зов. Встреча в воскресенье в метро Лебуркина, борода, в руках газета. Вот Дублин. Без дна. Дно. На Невском он же, идет к поэтессе Белле, дом рядом с костелом.

Фигуры на крыше костела, четыре святых. Улисс. Света сказала вчера в театре. Ты как персонаж. Очередь за контрмарками. Театр огромный как дрова. Вой, дороги в пещеры, скалы, холод. Стихи Исайи о пустыне, шакалах, обещание воды и дороги в сад. А пока ежедневность. Роза и п. Вокзал это наш Нотр дам де п. Торжество постмодерна. Триумф арок, кладбища солдат. Их неизвестность подлинная и мнимая как недуг.

Воображение бездны, зверя. Его шерсть, аппетит, кровь на губах.

Термины перепутались. Авангард, андерграунд, постмодерн. Дерн могил, дерево креста. Московские кладбища, русские в деревне. Швейцарские.

Львы, шакалы, свиньи. Настоящий бестиарий. Собаки, кошки, рыбы в аквариуме. Клонирование животных. Овца, лягушка, сам человек без разума. Человек думающий, играющий. Одомашненность животных, их приручение. Собаки у магазина. Цирк, каштанки, испуг в теле. Доктора и пациенты. Ересь. Ранняя проза Аполлинера. Прага, квартал гетто, старинные часы. Встреча на входе в театр. Человеческие лица. Ожидание. Грустные глаза артиста. Поэма о Петербургской Б. матери. Московский вокзал. Сор. Рождение цветов. Плачущие милиционеры, утешение. Тело зверя, книга, ее изобретение. Страх перед потопом, извержением. Доисторическое в угле, бриллианте, камне. Давно уснувшее, память. Окаменелость слез, их блеск. Мягкое и твердое. Человеческий организм, Финляндия, утренняя вода, взгляд за окно. Небо и снег. Обещанная гора с лыжниками, спусками, огнями.

Поэма гор. Малые и большие как завещания. Санаторий. Мой ученик куда-то исчез. Мысль о иерархии потерь. Поиски утраченного. Кругами. Низ, выси. Растраченное в поисках, новые находки. Клумбы Донского монастыря с цветами. Нарциссы, сирень, тюльпаны. В Мытищах утром цвели яблони, вишни, сирень. В реке плескались как в древнем К. утки. Люди шли на работу. Спешили на электричку, в Москву. Стремление учить и лечить людей, дороги. Педагогический прием, дидактика поездок. Пессимизм как основа философии.

* * *

Сон о воде. Острова. Толкование слов. Прогулка по городу, слякоть, то что осталось от вчерашнего снега. Мое кафе. Угол Графского переулка и Владимирского проспекта, дом Достоевского, один из домов, не самый последний. Собор и колокольня, что на гравюре. Сон.

Невский, еще не горят фонари. В моем кафе бармен и девушка за стойкой, помощница, она же убирает со столов. Лица клиентов как во французском кино. Музей лиц из воска. Век кино, новый роман. Зеркало, в котором вижу пухлое лицо посетителя в очках с губами, заказывает у стойки чай. Большой господин с красным кейсом проливает что-то на стол, брюки. Бармен приходит вытирать, его ботинки цвета кейса. В зеркалах. Будто в кабинете-театральной уборной. После св.чудовищ.

Дом. Роман о комнатах, дачных, моя крепость. Ветер. Дом. На берегу у воды сна. Дальнее синее, океан. Мой ученик как в Африке. Город сна. А тот, другой. Матриархат словно в А. Эмансипация коров. Сон, кино, вокзал. Время разбазаривать. Разгадка сна, ежедневные упражнения, страсть, сон. Водная стихия, воздушная, русский сезон. Лица и интриги, театр, уборные, лестницы, кулисы. Сцена. Пустой зал. Полный зал, горящие угли сердец. Углы, болезнь. Боль словно птицы. Стая. Проповедь.

Граница сна и то. Звонок из Воронежа, радио в субботу. Приглашение к. Путешествие сначала в Арзамас, потом в Финляндию Возвращение. Двойное, оттуда и оттуда.

Письма и звонки, воображение. Итальянская студентка, студент другой, его тело. Туман сомнений, туман от сна разума. Крещенская неделя, прогулка на свежем воздухе по городу. Тело города, его вокзал, колокольни. История болезни. Приглашение к медицинскому освидетельствованию. Страх перед врачами, их вердиктом. Молот ведьм. Ле гэ савуар. Кто сказал, кажется Ницше? Поиски профессии, путешествие. Путешествие д. Название романа. Зеркала как в кафе, туалет театра, вокзал. До и после нас, потоп, таянье снегов, сон. Царство-лицедейство. На границе парадокса сам человек.

Церковь в царскосельском парке рядом с лицеем. Ее ремонт. Икона в семинарии, рядом с обводным каналом, американское место, дикое таинственное. Пустырь, сумасшедший дом, трубы.

Монастырский сад. Жизнь настоящая и мнимая вроде болезни. Воображаемое оружие, всадники, снег блаженных. Когда шел по Графскому переулку от Рубинштейна, видел одну у дома в красном пальто как на иконе. Св.кино.

Крещенье. Омывающие воды, очищающие. Прорубь.

Не это опускает вниз. Искусство и наука спусков. Погружение. Признание, исповедь, паузы. Мнимость и подлинность чувств. Магазин цветов. Цветы за стеклом зимой, свечи.

Что еще? Встречи и доктора, страдающие люди. Очищение св.водой. Владимирская площадь, талый снег, слякоть. То, что под ногами, то, что над головами, под шапками. Пальто, платья с вырезом, траурные перья, боа. Зеркала.

Девочка на шаре. Смерть п., стихотворение. Дух отрицания и сомнения, Лермонтов, Врубель, вокзал, небо. Опыт. Скафандр, эссеистика поз, одежд, разговоров. Выход в народ. В людях, название киноромана. Нижний Новгород. Памятник летчику на берегу реки. Дали, тоска по месту.

* * *

Соль памятников. Песок на дорожках, ведущих к п. в парках и на кладбищах земли. Моря, синие, зеленые, голубой далекий океан. Берега. Морские пучины, просторы, песок на берегу, мокрые следы теплых и живых ног. Ганг, развеивание праха.

Спинной мозг, мысли, чувства, и походка. Репертуар поз. Воскресение, праздник, вечер. Богоявление, Крещение, прорубь.

Черное знамя анархии, ночь, смерть. Любовь отступает, чтобы снова наступать, новая сила, Триумф ворот, вечные стихии.

Визит к даме, переводящей Голдинга, студентка, Сережа, ученик, прихожая, серебряные ложки, чистота. Не копите сокровищ на земле, а копите на. Вспоминаются другие снега, почти прошлогодние, календари везде и всюду, снега.

Свобода от страхов, рисков, сомнений. В океане, в свободной стихии, на небе, в воздухе, сне. О богатырях, не нас. Их доля, часть благая. Участь. Москва и мир, африканская война. Журналы и книги везде: метро, киоски, переходы, на вокзале, везде. Кино по телевизору. Страсть, Жан-Люк Годар.

Божья милость. Мир, Рим, пусть третий. Пути и дороги, пластинка. Ученик из туалета на Московском вокзале, все дороги. Сам учусь у. Встреча в метро и на Невском с Лебуркиным, два раза, Джойс, Улисс, ночь, огни. Магрит, необходимость подвига. П. Простота это категория, вечный императив. Кант, колокольня, постижение трансцендентного. Хуже воровства. Лучшее, Рене Магрит. Прекрасная узница. Письмо. П. спутница, Валентина, дом кино. Платок, пальто, нечто. Восторги, брызги, соль волн. Потом нищие у входа в магазин, на самом пороге. Их глаза, костыли, руки. Наш брат, сестра, тихое обаяние буржуазии, мурлыкающее синема.

После театра кино и книга, тихие и громкие страницы, война, мечта о вечном мире, письмо в В. Взгляд из под платка, воспоминание. Свое, чужое, граница снов. Доктора и п. Думаю, ехать или не ехать сегодня в академию, начинать процедуру увольнения. Медицинская комиссия. ВВК. Как ВВС. Крылья, облака, салон самолета. Бомонд в небесах. Пушкинские б., метель, магазины, святая вода. Французский шарф, коричневые перчатки из Кореи, страны утренней прохлады, дешевые из кроликов, купленные в ГД. На вокзале разговор с м. человеком, который хочет заниматься французским языком. Смещения календарных дней, геологический процесс, катаклизм социума. Утро. Слух о денежной реформе, отмене нулей на ден. знаках. Их цвет, символика тестов, ощущений. Страсть копить. Ад магазинов, блеск витрин, дорога в А. через добрые намерения. Художники, их пещеры, звери на воле, клетки, ямы. Медведь в церкви Спаса Нерукотворного образа. С крещением. Греция, Египт, Рим. Первый этаж Эрмитажа. Ступени, саркофаги.

Узкие врата, романс о калитке, дверном запоре, замках, открытой двери, ночном портье. Ресепшен. Пословица про аппетит.

Тревога, ветер, песок сомнений. Морской берег, синее небо киноромана, волны, голубые и зеленые, даль безбрежная. Окоем. Океан.

Мир актрис, больших и маленьких как птицы. Мир людей, зверей, дверей магазинов.

* * *

Вчерашний музей, вчерашний тир кино, где стреляют и сходят с ума, идут в воду, прыгают вниз. Вчерашний снег. Битва за место в кафе, за столиками новые и старые русские. Милиция! Дом Достоевского, мое кафе, которое любит и мафия машин. Словно американский салун, Дикий запад, прерии. В голубой час на Владимирском. После музея и Невского. Открытие карты Сибири в Эрмитаже, виденной до этого мимоходом не один раз. Изображение справа налево. Москва справа, Ярославль, Кострома, Н. Новгород, Вологда, Архангельск внизу, Волга, Муром, край Сибири.

Позы и место, взгляды в кафе. У стойки бара, атмосфера нагнеталась, взрыв, наконец. Милиция! Бармен: не кричите! Куски торта летят в даму, в господина. Шум в доме Достоевского, настоящее кафе. Девушка с тетрадью, любительница вин, пожилой господин с дамой, молодые люди сзади в зеркалах, нуво е вьё рюс. Все смешалось в доме Д. Дамская кампания у входа разлетелась как стая птиц при крике милиция, кавычки. Долгое искусство, быстрый и скорый конец. Неожиданный, долгожданный. Помощь, простыня. Конец, конец, конец.

Государство Московское на карте Сибири, Эрмитаж, в начале русского коридора. Кафе, потом свежий воздух, театр у черного входа, там где вахта, электрики, два или три маленьких кресла, толпятся люди в ожидании контрамарки, артисты-люди-артисты. Ласкин уходит, говорит, что приехал из Пушкина, больной, мэтр не появился на черном ходу. Милиционер. Триумфальная арка на свежем и зимнем воздухе, вход и спуск в метро вместо театра.

Молодой мафиози бьет пожилого господина в кафе, дама за стойкой говорит: это твой отец. Трое молодых мафиози, гордые мужчины в черном, испанцы, итальянцы, Гренада и Сицилия, Санкт-Петербург, напротив театра, в доме Достоевского. Фашизм, все в одном венике. Будто Сенная площадь, вместо крестьянки пожилой мужчина, тихий буржуа с дамой за столиком кафе Бедные люди. Карта Сибири, составленная Ремизовым в конце семнадцатого века. Мука кино, ночь пятницы, суббота. Мафия, спектакль Смерть Тарелкина в фильме. Артистка Кабанова. Тяготение к фатальности, сцене в любом виде, прошлогодние и нынешние снеги. Кафе, потом метро, искусство тоталитарной эпохи, Нарвская. Невский, потом Владимирский, снег, колокольня, голубое и синее сияние. Молодой бармен в красной жилетке, белой рубашке, черная стойка. Чашка чая, кусок орехового торта, конец века в доме. Дом писателя, прошлый век, настоящий. Отчего вы так злитесь, господин И.? Посмотрев до конца не выключив ночное кино про дачу, парализованного мафиози, тюрьму, кочегарку, сумасшедший дом.

Россия, кафе-дом писателя, музей с рисунками Гойи последнего периода, тридцать пять, в т.ч. т.н. бордосская тетрадь. Сумасшедшие, нищие, кающиеся монахи, больные, катающиеся на коньках, летающая женщина, махи: все это углём, железными чернилами. О этот юг, эти повешенные в лесу, продающая билетики счастья безумная женщина. Дикая сказка Гойя. Метро, люди в ожидании театра, ночное кино про мафию, фильм громкого и тихого ужаса в ночь на Татьянин день, выстрелы не освобождают, это ужас. Да и такой, моя Россия, где человеческая жизнь. Тяжесть, невозможность погружения. Такой фильм с бесполезными выстрелами в конце.

* * *

Жилище сна, страхов, фатальных ожиданий. Граница между снами и другими реальностями. Сон разума. Мертвые встают и едут в поезде. Случай с А. Е., которая умирает во сне во время поездки в деревню, где она раньше жила. Вечером звонок от Антона. Упоминание об Уайльде. О том, как важно быть среди юных для свежести и бодрости. О школе для девочек, выставке, визите его знакомой, преподавательнице португальского языка. Преподавателе университета, муж которой в Париже. Визит в воскресенье. Прогулка по кладбищу, чуть-чуть, несколько шагов, сон города, огни, деревья, собор. Счастье длится несколько секунд, открытие Достоевского-Гете. Вспомнил об этих секундах утром. Прогулка по городу за святой водой с пустой бутылкой из под испанского вина. Барселона в Санкт-Петербурге, Севилья, воображаемое море. Атлантический океан. Век географических закрытий, торжественных как в манеже, Эрмитаже, других музеях и театрах. Прекрасная незнакомка из дома кино. Девушка по имени Валентина, русская мечта. Перформанс на закрытии конференции о преступлении и наказании. Девушки, жертвы проворных сигналов. Открытие сигнальной системы. Сон, собор, где музей Севера, палатки и мех исследователей. Проворные пальцы вышивальщиц, хирурги и шахматные шаманы. Черная и белая магия. Мой город, река и мы. Классическая цитата. Б. и черное. Звонок Ларисы. Мысли в январе, шубы, проруби, сон разума. Город и монстры, мертвецы, узор чугунных оград. Чтение девяностого псалма. Среди змеев и львов, не пугайся. Не бойся. Святость воды и огня, земли, и воздуха. Их чистота. Очищение ими. Сцена с Сергеем. Мой страх как в театре, тогда во время визита на Бассейную улицу к госпоже Вере Николаевне, переводчице Голдинга, итальянской студентке Сильвии. Он вышел из кухни в коридор. Его тонкие пальцы пианиста, его голова, обдумывающая ход. Его ультиматум, предложение подумать о плате за рукопись тела. Слова Соловьева о чухонском Содоме, нашей северной столице.

Длинное искусство, роман о розе, трубадуры, люди в офицерских бушлатах на дорогах, в метро, на вокзале. Французский антироман, Роб-Грийе, черные платья мадемуазель. Взгляды мужчин как прелюдия к. Проворные кинжалы, прекрасная пленница. Вспоминаю в этих снегах о других, через то лето, риторика через весенние воды, осенние. Сияние вод и воздуха. Прозрачная бумага с водяными и воздушными знаками. Музыка из кухни, провода, сигналы. Аудио — и видеоаппаратура, буквы.

Египетская книга мертвых, живое дыхание, папирус письма. Между восходом и заходом солнца длинное искусство.

Их шапки, пальто, ботинки, п. вокзала. Сенная площадь. Собор П. Богоматери. Метро, бывшая церковь, видел на календаре у Ларисы в прихожей фотографию разрушенной церкви Знамения Б. матери, почти как собор в Арзамасе. Котлован или кратер метро, другой павильон со шпилем и звездой. Лиговка, название из детства. Огни и линии трамвая, дома. В век географических открытий. Смирение в рубашках, пальто, брюках. Смирение в одежде. Белая Индия, длинные рукава как поездка переводчиком в автобусе. То, что ты видишь за окном.

* * *

Темное время суток, город между полусветом и тьмой. Полутьма, полусвет. Состояние между, доли как в музыке. Воспоминание о золотом сиянии. О голубом, розовом, других цветов. Черные ботинки, слякоть на Невском проспекте до и после. Памятник Гоголю через год лицом к Невскому проспекту ежась в шинели, такая поза писателя. Писатель как балерина или певица с внутренним голосом. Это потом. После моего возвращения из Франции и Швейцарии. После моего круизинга. Открытие памятников Достоевскому и Гоголю. Фильм Сокурова.

Гостиный двор, костел, его зеленая крыша, крест. Святые на крыше, наверху, я выхожу из кафе и вижу. Взгляд из кафе, пальто и шапка, шарф. Люди стоят и сидят, один спит. Столики высокие и низкие. Стулья не для всех, а тем, кто успел. Невский проспект, свидание полшестого на станции метро. Не спеша, выхожу и вижу костел, людей, святых на крыше. Еще не зажгли фонарей, мистический час, голубой, синий. Друг в черном на Невском, черная куртка, глаза, шарф, желтые ботинки, волосы, брюки. Идем по темному зимой. Освещение сдержанное, скромное как невеста. С внутренним ликованием. Не яркое. Темнота подкрадывается со всех сторон. Волосы, глаза, мысли. После прогулки, троллейбус, народный проезд по Невскому, теснота как в фильме Параджанова (овцы для тепла в церкви). Невский проспект, угол Литейного, несколько десятков метров. Мы у подворотни, через темную как туннель, во двор направо, в полуподвал, Борей, кафе-клуб. Рядом с бывшей Мариинской больницей для бедных. Бывшей-настоящей. Лица, разговоры как в Тихих страницах, кино Сокурова. Тело, деньги, переговоры.

Потом садимся на двадцать восьмой трамвай, остановка напротив, на другой стороне Литейного, едем к Лене-художнице, мимо Владимирской площади, колокольни, церкви, их не видно, они как на гравюре. Черная молчащая фигура, волосы инка или ацтека, индейца, затылок с тайными мыслями. Трамвай светлый, грохочет по темному. Мимо домов на Колокольной, по Марата мимо бывшей Никольской церкви, музея Севера, арктических экспедиций, лыж, радио, пеленгации, белых медведей, моржей, меховых шуб, рядом часовня, вновь открытая, полуоткрытая для культа, с лампадным маслом, ладанками, свечами, иконами, разговорами с людьми. Мимо по рельсам до Марата. Темное место, рядом шоколадная фабрика, переход для слепых, символический свет для пешеходов как в Греции. Семафор. Дом семьдесят, дом семьдесят шесть, в подворотню налево, через весь двор, вверх по темной лестнице без перил, узкая щель света, звонок. Голос мальчика. Кто там? Это Клим, сын.

Разговор на кухне. Ренессанс традиции. Список гостей на воскресенье, табель о рангах, имена. Св. вода в зеленой бутылочке, ее принесла художница Марина Бошару. У которой муж африканец. Не шлет почему-то факс с приглашением в Африку. Дитя счастливое зачем горишь желаньем? Воспоминание о Нижнем Новгороде на полях письма-впечатления. От разговора светлело, светлело, откуда-то из мистических бездн, затаившейся темноты молчания, бездн, показался свет. Когда бы ни Е., что вам этот город, конь стратагемы, деревянные стены, стрелы, кипящая смола на головы солдат. Власть мрачных предчувствий. Пифийство женщин, их вицеральное не врет. Черный бархат, вода, бисер дождя, деревья. Вы в молчании, ветки, редкие птицы зимы. Попив св. воды и поговорив в прихожей. Выйдя из кухни, железные предметы над столом. Тема рукописи тела как в кино Гринуэя. Начать издалека.

* * *

Шелк и бумага лозунгов. Железо. Egalite, liberte, fraternite. Лес, волосы, тепло тел. После спектакля Триумфальная арка, прогулка или название романа. Потоп Триумфа. Режиссер уехал в Москву как барин. Петербург-Москва. Нам оставил маркиза Де Сада, встречу в триумфе, арку, подворотню, идем дворами к Наталье Романовой, живущей недалеко от триумфа, в некотором отдалении словно в изгнании. Не застаем дома, автобус вновь везет нас к Триумфальной арке. Встреча киноромана. Переполненное метро. Мирей привозит мне книгу Зази в метро. Лариса достает билет на триумфальный спектакль. Тот вечер в освещенном зале, набитом почти до отказа будто ангар или амбар. Вокзал театра. Уходим через несколько минут. Десяток минут. Напротив Триумфальной арки метро.

Арфа, арка, арба. Всюду солдаты и солдатки с именами и фамилиями. Неизвестность солдата, огонь, вода, повозка коней. Триумф. Свежий воздух после театра. Воздух как арка, мираж в пустыне. Конструктивизм планов, Башня Татлина, улитка постмодерна, взвивайся выше и выше башней. Снег дней. Цифры и имена. Первые и последние буквы. Звонок Ларисы: вопрос о триумфе. Журнализм разговоров. Jour apres jour. Смерть поэта год назад, двадцать восьмого числа. Известность числа (пусть мнимая). Неизвестность солдата. Известность-неизвестность. Диалектика мемуаров. Память, кинороман. Пруст. Нобелевский Бродский умер. Триумф. Могила неизвестного солдата. Вечный огонь свечи.

Да здравствует поэт. По календарю скоро гибель Пушкина. Пока живет. Известность поэта, поле солдата, огонь. Черный обелиск. Три товарища. Нобелевский пепел, воды Ганга, динамит. Петербурга, кладбища, памятники. Триумфальный ужин при свечах, бабочках, студентах. Достижения в области всего, ничего. Смерть не в Венеции. Другое кино. Хорошо или никак. Хорошо, ладно, пусть. Руки девушек вышивают слова по шелку. Известие о девушке погибшей от любви. Сожженное платье, Триумфальная пирамида. Девушка, деньги, кинжалы.

Эврика, греческое горло, голос. Берег моря. Откровение о географии, сибирская карта в музее. Семнадцатый век, города еще не обозначено, вину и справа на карте Сибири. Город святого Петра на немецком языке. С француженкой Мирей открываем Триумфальную арку, до и после театра. Свобода выбора. Выбор свободы. Крутиться выбирая. Танец шаманов. Ее очки, глаза, зубы. Шубка из неизвестной овцы. Ее цигейка невидимая миру кацавейка. Захер Мазох, другая сторона. Походка людей как солдат по льду. Город оставленный, сожженный, библейский. Потоп потом как триумф. Уроки другого языка. Педагогическая поэма.

* * *

Ночь без дна, вчерашний снег, урок. Провожаю не до передней, а до метро. Визуальные радости. Верлен, стихотворение о сентябрьских розах (в самом конце). Скорей бы расцвели сентябрьские. Про осу, ее пьяный полет. Полдень бьет. Кинофильм стихотворения с комментариями, его произношением. Жесты. Театр одного стихотворения, пьесы. Полдень в деревенском доме. Хлев, ферма, блестящая солома, надежда в щель амбара как луч солнца. Длинные ноги будто из стихотворения, длинные волосы, пальцы, держащие книгу. До этого на кухне. Моя бессонная ночь и тело как улика и алиби. До этого звонок А. Будто монаха из Декамерона, учителя литературы из женской гимназии, его голос, невидимые руки, глаза. Невольно хочется зайти в полусумрак собора в Севилье, в Равенне. Его желание все выведать. Свежий воздух утром выветрит все лишнее.

Рассказ Тенесси У. Об одноруком боксере, его смерти, деньгах за рукопись тела.

Разговор словно театр, проповедь, попытка исповеди, эпизод киноромана. Потом приходит В., станем переводить стихотворение, озвучивать его, разыгрывать. Он приносит новость о снеге и ветре. В мой дом проникает зимняя свежесть. Воспоминание о поэме. О воспитании чувств. Педагогическая п. Провожаю до метро. Покупаю хлеб, возвращаюсь в дом. Звонок Сережи. Вопрос. На своем берегу, после дня рождения и отмечания приема в художники Лены и Маргариты. Картина, которая засветилась сегодня ночью, ритин пейзаж. Сережа спрашивал. Монастырь Италии, четырнадцатый или пятнадцатый век, уточнить. Уроки литературы, это кино. Обучение сценической речи, движению, основы ремесла. Мастерство мэтров в монастыре, ветер, снег. Ученики, зеленая книга Верлена, зеленые штаны ученика. Его волосы, голос, руки. Слабость мэтров, их падение, полет, плавание, погружение, сон о лестнице в небо. Подъемы-спуски. Поиск формулы. Ученик перед зеркалом, его спина, когда он шнурует ботинки, купленные два года назад, когда он работал на одной дерево-перерабатывающей фабрике. Четыреста пятьдесят. А у другого В. красивые ботинки, те в Мытищах. Его плечи, спина, черный шейный платок. Путешествие, комната, урок французского. Повторяем слова на остановке. Мой бред, мой напрасный, мой Всё. Ранде-ву с учеником французского, так он представился на свадьбе художниц. Когда Вадим увидел вазелин на полке, где китайская ваза, подарок ученицы, книги, каштаны на память о доме, где жила Лукреция, глиняная фигурка Вадима из М., икона, крестик. (…) Офицер-переводчик в мире. Временное жилье всех людей. Кибитка, Мой дом, Мойка, 12.

Бардак, сказал Вадим, посмотрев под стол, там как под мостом разбросан хлам книг. Сожженные мосты, беседки, мечта. Огонь, потоп. Его руки в краске, он красит мебель у Смоленского кладбища. Его фразы. Оля может быть знает, что делать с ним. Романс сомнения. Она пока в Москве оплакивает тело. Может быть она вернется в два часа ночи, звонок в дверь, он открывает ей в полосатой пижаме. Romances sans paroles. Золотые доспехи, меч, одежда из фильма. Статуэтка из бронзы похожа на Валентину, сказал он. А я думал на тебя, Вадим. Конечно на Валю, танцовщицу из дома кино. Сон о том кино, где снег. Название: Coup de grace.

* * *

Апокалипсис последних дней, цифры, тела. La chair de Vadime. Неприкасаемые. Доктор Антон, Валентина, дочь мафии, мой ученик. Вчера не поехал на заснеженное кладбище, остался у берегов и случилась роковая встреча с Вадимом. До этого спускался в Борей (северный ветер), там видел выставку художницы Ольги К. Открытие (апокалипсис), фотографии, пение. Ф. и пение это фон встречи с Большаковым, который вернулся неизвестно откуда сюда, восвояси. Григорьев привез мне голубенькую книжку Б. с иллюстрациями Маргариты. Ее пейзаж увезу через год в Париж.

Ссора с Вадимом из-за его тела, неприступной крепости, встреча тяжелее чем Измаил. Ее осада. Друг коварнее турецких пашей. Танцующие дервиши. Приставал и домогался Вадика? Какая-то досада, строка из Иры. Вадим последнего вечера. Снег, разговор, пока шли до моста. Остановка. Он вспомнил о следователе прокуратуры, молодом Панковском. Его фиаско. Ряд. В конце я. Возвышение Вадима как в Египте. Прекрасно-трогательный В. Отповедь мне, нимфетке, словно ответ на мое письмо. Назидательность и дидактизм. После урока французского. Обещание все рассказать Оле. Ночью ворочался, зверь числа. Смешное, волосы. Рыхлый снег киноромана. Возвращение в дом. Моя отверженность. Огонь на город. Потом воды потопа все унесут. Верлен Булатовского. Вечером признался А. во всем.

Шаман и В. Это одно. Красота это талант. Губы, волосы, что еще? Сказал: буду платить деньги за уроки. Желание откупиться, вместо бумаги тела, его белых матовых листов, чистейшей рисовой — звон несуществующих монет, шорох несбыточной бумаги. Каюта через год, летом, на Грибоедове. Мой стипендиат. А пока. Ответ на письмо. Без букв. Устное послание. Язык семи проворных. Жестокость и мягкость киноромана. Особенно упоминание о прокуроре. Моя наивность. Голубое, розовое мое небо у горизонта, волны. Что без бури о.? Океан ночью. Какие-то разряды молний. Все сверкало, девятый вал. Изнеможенье и позор, поэзия. Безумия, дикие сожаления, песня. La chanson du mal-aime. Свет и тени. Снег, атлетизм чувств по Антонену Арто. Парижские тайны, детство, с бабушкой на сеансе взрослого кино в Паризиане. Встреча в четверг после снега, перед снегом, во дворе на Невском у экстрасенса. День без числа словно, снег без кладбища, не поехал, пережил бурю, остров имени, камень блестит. Разрушение беседок и моста, мечта Гауди. Вместо чистого поля кладбища, птиц, черных фигур разговор после урока, строка из близкого-далекого. Изнанка романтизма, фрустрация, красота руин. Вместо поездки на кладбище как на маяк, на самую окраину города, где начинается простор, покой и воля. Девушка, которая стяжает любовь по крохам, покупает как процентщица, берез, дает. Пограничная ситуация, гром и молнии, чин естества. Триумфальная арка, кинороман Р. Я не понимал, что язык это сам человек. Щедрота полная угодна. О вкусе и цвете. Обида на самое себя. Сад, аллеи, как будто не было вод и огня.

* * *

Ноmme, animal sociable. Кажется, Аристотель. Вчера, на Фонтанке, у дамы Анны, в готическом зале, прием. Потом шел голубым вечером в дом Достоевского, мое кафе. До ранде-ву с Валентиной, дочкой мафии, оставался час. Le tour de quartier. Рынок, покупка провизии будто на войне провиант. Потом с сеткой прозрачной шел вдоль ограды церкви, нищие из бордосских рисунков Гойи. Мимо театра, там шло Лицо Бергмана. Перехожу улицу к кафе. Глухонемые девушки, с которыми я сидел встают, уходят, я сажусь за соседний столик, жду Валю, дочь мафии. Она рассказывает мне о поездке в Петергоф, о снеге, голубом сиянии, каких-то легких замках, розовых лицах. Мультфильм. Плов, сбор денег на водку, о диминой обиде, о том, как он собрался уходить, в пальто в передней, тогда его окружили девушки, принялись ласкать, гладить, шептать слова. Он остался, разделся. Весь день до этого он читал лекцию о маньеризме, меценатах, о переманивании артистов. Как артисты приживались при дворах. Потом мы стали говорить о деле, переводе пьесы, американской. Дал ей номер телефона Драгомощенко. Рассказал ей, что происходило в Петербурге второго числа, дошел до котельной в театре. Юра, как жена истопника при дворце провел нас с А. в театр, на поэзоконцерт Аллы Д. Реквием, ее черные очки, уборная после сцены. У Юры в каморке, черное пиво портер, топчан, какая-то шкура, трубы центра Помпиду, Париж в П. Он ведет себя как сатир, подсаживается к Антону. Слова, касанья, козлиные ноги торчат из штанов. Я пересадил А. на другой стул. Когда Антон отказался взять номер телефона, Юра указал нам на дверь. Мы ушли. Такой театр. Черный двор, волшебные сосульки, дерево все словно в хрустале. После реквиема. Двор, лабиринты, двери. Внутренний двор театра с сатиром, переводящим с мертвых языков на топчане покрытом шкурой.

Я рассказал Вале о внутреннем дворе театра, о том звенящем дереве, как бы хрустальном. О маленьком конфузе, посттеатральном скандале, показал в окно на ту сторону, как в мемуарах. Мы вышли на Владимирский проспект. Она сказала, что хочет прогуляться, пошли в направлении Невского п. Решили зайти в Северный ветер в надежде встретить Д. и попросить пьесу. Хозяйка кафе сказала, что у Д. день рождения, кафе закрыто. Мы извиняясь и кланяясь, выходили во двор, где секс-шоп. Решили ехать к самому и договариваться о пьесе. Доктора, сиделки, дома милосердия. Рассказ об А., Лукреции. О страхе перед цифрами. Шумеры, Вавилон, строительство египетских п. Все эти расчеты и халдейские вычисления. Она ответила, что раньше хотела иметь духовника, теперь нет. Наверное, ты сама мечтаешь быть матерью. Она сказала, что не знает. Тяжелая дорога к Д. Дом и не знающий, что он. Заяц, крокодил, медведь, такое панно на доме Д. Восемь дробь один. Манифесты-тосты мэтра в бабочке, белой рубашке. Возвращение гостей в маршрутном такси. Финляндский вокзал. Поэту С. дочь мафии рассказывает о розовых лицах, голубом снеге, украденных у Д. пяти тысячах на водку, пока мы спускаемся по самому длинному эскалатору города святого П.

* * *

Белый день беспокойства, мутная белая река. Снег, минус один — минус три, русский язык. После ночи белая молочная река. Продолжение или новый мир на смену боевым действиям. Покой в беспокойстве на берегу этой светлой реки. Проводы друга, холодный воздух. Его бесполезные мемуары (Гоцци!) о том лете, той даче, той женщине. Друг семьи: черные волосы туземца Америки. Город, снежная река, отдых на войне. Вместо кобылицы и ковыля, автобус на набережной вдоль замерзшей реки. Патафизическая река, струящаяся, ее воды. Стремящаяся к морю-океану. Левиафан сна. Потом потоп, мир. Страшный мир со звонками, визитами, звоночками. Прекрасный мир. Это граница страницы, белой как наш снег, саван романа. Лена словно жена египетского П. соблазнила и спала ночь. После той свадьбы с воображаемым генералом мечты. Сила сна, снег, свежий ветер из форточки. Еще не написан свежий в. Может быть еще пишется. Никогда, слова попугая из романса, перевод. Жамэ, жамэ. Плачем, переводя. Сидим у воображаемого океана сна, плачем и смеемся. Копим и тратим без расчета, плач и смех. Над всем этим океан воздуха. Тихое, название огромное. Тишина вод и воздуха. Граница света и тьмы. Атлантика чувств. Освобождение от плена эмоций. Зона аффектов, ее беспредел. Вышки, собаки, расстрел при попытке к бегству. Побег из плена аффектов, сам аффект. Скорбь бесчувствия. Белая или черная одежда. Свобода стихий и сам человек. Нотр Дам де П. Дыхание Сибири, провода и рельсы. Стремление туда, к большому воздуху. Граница веков и тысячелетий. Путь в Москву. Его открытие. Тема железной дороги. Путь сна, с печи на полати. Простота русского пути.

Барыня и х. Хулигана. Джентльмены, их гениталии. Танец. Легкий шелк художницы, барыни. Темная ночь как в песне после гостей, все цыгане в других комнатах, Фильштинская спит с Климом, сыном Елены. Сон разума, дети, чистота и страсть. Покой как на русской реке. Звонок-рассказ о той ночи. Другая Таня звала домой, обещала театр, ее крепкие руки. Желание быть гейшами, стать ими. Чай, разговоры, амбар театра, сеновал. Животная сила желаний, женщины, живот. Ради други своя, гибель террористок. Их сумочки, шпильки, ножи, зубочистки, бомбочки, баллончики с газом, зажигательной смесью. Их сон, обман, желания.

Изменение пейзажа, долгое искусство души. Чтение Идиота как экранизация. Спать с человеком это как искусство. Долгое, а жизнь коротка. Вышито шелком по-латыни. Экранизация, защита сна.

Сцена визита Н.Ф. в дом Гани. Приехал Рогожин, Ганя бьет по щеке князя Мышкина. Ужасный переполох. Вадим рассказывал, как он дрался с Виленским. Я ему говорю по дороге в метро, через мост, что вилэн пофранцузски значит отвратительный, мерзкий. Владимир Ленин, махатма. Имя Вилен. От города Вильна. Несовпадение аббревиатуры нового имени, старого города и французского названия крестьян. Типа смердов. Вилэн. Виллон, Вийон. Просто звучание букв. Гадость искусствоведов, их наглость, противность. Застенчивость в душе моряков, их красота. Потом помирились. Вадим с ним дрался из-за понятия чести. Шелк прекрасных дам. Рыцарство моего ученика, его лень, страсть к коллекционированию. Пою, трубадур дома. У берегов, на берегу. Утешаю ученика как могу, вербально. Вадим показывает след маленьких зубов на прекрасной руке.

* * *

Как на войне в Африке или в Индии эпоса: привалы, бивуаки. Отдых на войне. Звонки и письма на фронт и с фронта. Продолжение другими средствами. Провода. Поезда и компьютеры, все опутали сетями как и сказано в Библии. Вздох моей бабушки, взгляд из окна вагона. Выезжаем с Московского вокзала. Как в книге книг. Вчера пили и ели, ждали капитана на Марата, у художниц. Я читал голубенькую книгу Булатовского, рисунки Лобановой о городе Библии, на который поэт призывает огонь.

Научиться показывать, женское искусство, шелк, театр. Дом Арины Родионовны, няни, напротив часовни и Никольской церкви (Арктического музея). Валентину хотят отправить на три года на Новую землю изучать оленей. Вечер закончился тихо на кухне на Петроградской где крыши. Взгляд из окна. В черной комнате люди: двое мужчин смотрят телевизор про самураев, гейшу и иностранца. Мы сидим в этой же комнате и разговариваем на диване, Валя стоит у окна. Потом переходим на кухню, где разговариваем как птицы или рыбы на своем языке. Женская одежда, манекен, мужская, слова. Женские фигуры в коридоре. Стол как на свадьбе. Рассказ Вадима о своей службе сначала помощником следователя в красных погонах, допросы свидетелей, пишущая машинка как у писателей, Псков, продажа ваучеров, охрана цыганами, девушки из Великих Лук, две. Вот здесь работала моя жена, показывает на каменную стену, проходим по Марата в сторону ТЮЗа. Девушка как гитара, жертва проворных кинжалов. Москва, смерть девушки. Рассказ Вадима о поездке Оли в М. Фильштинская и ее косметический кабинет, вход через кафе. Как в Кане галилейской: бутылки, стол, еда. Разговоры, музыка, волшебство. Дети. Девушка, занимавшаяся верховой ездой, знающая, где хребет и круп животных. Короткая стрижка, карие волосы как у всадников Батыя или Тимура. Степная красавица с крепкими руками. Мадера, память о Распутине. Два Сережи. Общее кривлянье, веселье.

Шахта лифта, эскалатор метро, вниз и вверх. Есть другие глубины, высоты. В театре у Нарвских ворот должны играть по маркизу де Саду, философия в будуаре, вечером. Передача в субботу по радио. Сквозь шум волн. Радиосеанс. Бал в манеже. Рассказ Наташи, сожжение в знак протеста платья. Вниз и вверх, от Марата до Каменноостровского, лестница, лифт. От стола к столу, свечи, лица, слова, провалы в тьму, будущий фильм Луи Маля. Сон. Обязательность и потусторонность тем. Их странная связь, письма и голоса.

Болезнь и здоровье лиц, тел, одежд, душ. Амфитеатр, книги с обложками разных цветов, тем, толщины. От больших и малых как птичьи голоса. Крысы и зеленая голова. Вий. Начало и конец света. Протяженность лучей. Рассказы об Индии, далекая страна, Тверь, Афанасий Никитин. Портрет на бутылке, как будто почта, путешествие за три моря. Три века спустя. Такой кинороман.

Одна девушка в коридоре, другая входит в комнату, музыка по проводам, кино в черной комнате по ТВ.

Совсем не нужно ехать на три года в тундру, на Новую землю изучать радиоактивный мех оленей, мох. Здесь есть все. Исследовательницы, испытательницы, теплые комбинезоны, рукавицы. Летчицы, натурщицы, искусствоведы. Косметический салон рядом с зоопарком. Лотос, бывшее кафе. Линии трамвая по Белой Индии.

* * *

Под сводами метро. Свод как в кино Роб-Грийе. La belle captive et l’ete passe a Marienbad. Ждали под зеленым куполом Олю и Вадима, чтобы поехать в Петергоф второго февраля, это Олин день рождения. Я пришел немного раньше и гулял по квадратному залу Балтийского вокзала в стенах-руинах, неизменных часах. В понедельник всегда писать с утра непривычно после календарного воскресенья. Театр каждый день, если не представление то репетиция, если не театр, то кинороман, дефис и слитно. Кинотеатр, театр, искусство. Кинороман. Своды метро, зеленый потолок и белый венок, рядом с киоском заметил сначала Валю, потом Антона, они гуляли или стояли не зная друг друга, Валентина в своем неизменном платке, пальто, а он со своим взглядом. Знакомство, узнавание друг друга как в кино. Бабочки, бабочки, сказала Валя. Действительно, в киоске за стеклом разноцветные бабочки, маленькие фигурки животных, множество всякой всячины, что обыкновенно продается при выходе из метро. Суеверие или наоборот, отсутствие предрассудков у выходящих из метро. Я ошибся, может быть, сказав, что в том киоске продавали то, что обычно. Нет, не совсем. Бабочки. Валя рассказала, что вчера ходила в театр на Медею, с Вадимом и Олей. Пришла Глюкля, красивая художница. Они стали шептаться с Валей, позвонить или нет, однажды Глюкля прождала Олю два часа. С Глюклей пришел и Дима в меховой шапке с шарфом и пальто.

Мы с Валей договорились встретиться завтра (сегодня) в кафе. Дом Достоевского на углу Графского переулка напротив театра. В семь часов. Глюкля зашла за колонну переодеться, сняла очки и надела белую шапку как у атаманши. Приехали наконец. Черные лампадеры. Я извинялся, что не поеду вместе со всеми в П., мимо заснеженных полей. Но, что я их сопровождаю в мыслях.

С А. Выходим на площадь перед вокзалом, чувство освобождения от поездки. Едем на Театральную площадь. Переходим мост, как в кинокартине, переход моста, батальная живопись. Лермонтовский проспект, портрет, трепет, черное (памятник п.) и белый снег. На Садовой мы сходим с трамвая и идем пешком. Заходим в магазин, дом двенадцать по Союзу П., покупаем чай и восточные сладости. Власть женщин. Их имена, платки (шали), шляпы и шапки. Скрыть развевающиеся. Они струятся из под платка. До Офицерской, потом направо, перейдя улицу, потом налево в бывший Тюремный переулок, мимо дома Юры, психоневрологического диспансера). Вот где мне место, сказал мой спутник. Потом дошли до подворотни, дом один, свернули в красивый двор. Прошли до конца, мы на втором этаже. Звонок. Голос хозяйки как в пьесе. Хозяйка гостиницы. Уже происходит представление и узнавание во сне или после сна, в пьесе, в коридоре-кухне, салоне с буфетом, котом, Иваном Васильевичем, соседом, корейцем-постояльцем. Лариса дарит книги, Антону — Дидро, монахиню, La Religieuse. Мне достался Аполлинер апокалипсиса. А. последних дней, откровения. Боккаччо, театр. У Ларисы в сухарях профиль Данте, фрагмент газеты в тарелке. Это постмодерн.

У целительницы в дворницкой, комната номер пятнадцать, дом рядом с Октябрем (бывшая Паризиана). Сеанс целительства, муж больной ж., кот, кошка, мы на кушетке. Как в М. и Маргарите. Что-то летает кружится, кажется.

* * *

На скамейке в полуподвале. Борей, рядом с Куйбышевской больницей для бедных и поэтов. Б. и п. Выход через кафе, двор, мимо секс-шопа. Прямо на Литейный. Потом Невский в странном освещении как на войне в прожекторах и затемнении. До этого больница св. Ольги, маленькие дети. Трамвай. По переименованной улице, мимо. Метро. Собор на Владимирской площади, мимо театра. Мое кафе. Дом Достоевского. Попив кофе у стойки, прочитав несколько страниц из Зази в метро, иду на встречу в Северный ветер, полуподвал, искусство, андер-граунд. Иду Графским переулком, улицей Рубинштейна, захожу в туалет Кэрролс, где был кафе-автомат. Индейская атмосфера андер-граунда, представление триллера, опоздал, чтение стихов, разговоры, музыка. Я сидел у стены на скамейке рядом со Светой и Ритой, встретил Митю. Там же был Сережа. Дима подарил мне черно-белую книгу Биеннале.

Я оставил надежды, как сжигают или взрывают мосты, беседки. Но не я, потому что мне чуждо насилие. И: взрывать, не строить. Необходим котлован. Взрывать и строить. Мосты и беседки дружбы летят по ветру, горят и тонут. Корабли спасения, высокая гора.

Чтение книги в метро. Реймон Кено. Зази в метро. Позже послужит фоном во время моей поездки в Париж. Сон о статье, голое солнце, горло. Тоска по университетской набережной. Кафе Арка. Коридор. История болезни, граница, заграница, доктора, псы-рыцари, гробница из чистого серебра слов, эпитафия русского энциклопедиста, изобретателя фарфора и мозаики. История фарфора, восстановление монастырей, вышивка по шелку. Время снежной зимы, розовых чаек, чашек. Мораторий на изучение ф. языка до понедельника. Там видно будет. Погружение. Пока читаю Зази. Обязательства, свобода, медицинская комиссия. Приглашение к путешествию. Финляндский воздух, финский, курорт, стихии, наш автобус. Дом, тоска по месту. Болезнь. Излечение от болезни. Врачу, излечи себя сам. Пациенты и доктора. Лэди и джентльмены, мсье-дам. До лунного нового года остаются считанные дни (часы). По радио сообщили. Год красного буйвола.

Ведь и японцы мы, китайцы, не только татары, медведи и финны. Бехтерев, Бородин, Павлов с собакой. История медицины, доктор Ф., сочинение оперы. У девушки, сидевшей рядом лицо было словно изукрашено мареной. Рядом сидела Рита-художница, пила из маленького стаканчика.

Купол академии, черная ограда, деньги. Памятник женщине со змеей. Ветер, снег, Петербург. Париж, Тулуз-Лотрек. Его женщины.

* * *

Бумага, машинка, починенная как примус. Пишущая машинка вместо уничтожения бумаг или сейфа. Лес, луг, голоса. Девушка доверчивая к голосам, слух и ожидание. Тишина. Уроки французского, голоса, читающие французских поэтов. Французская поэзия между двух снегов. Сендрар, Элюар, Поль Верлен. Терпение слуха бумаги, сибирских лесов, тайги, тундры. Комната, из за книг превращенная в берег моря, песок, влажный ветер, следы на песке чьих-то влажных ступней.

Вереск, сухие водоросли, серебристая осока дюн. В фильме берег океана. Урок французского в Сибири, Санкт-Петербург. Открытые, незащищенные участки тела, текст ученика. Стансы к Малибран. Актрисы большие и малые камни. Булыжники мостовой. Мечты разбитые и сожженные, мосты или корабли. Остается пена волн. Соленый ветер. Соль тех губ. Воображение их вкуса, стремление языка, слуха к телу голоса. Оголенные губы, прятаться, не отвечать. Просто любить гулять как девушке вдоль берега и бурь. Спасибо. Голые ноги, песок, волны. Город, решетки, памятники за оградой, лестницы, вороны, воробьи, розовые утром чайки. Город, голос губ, волосы. Ученик, воспоминание о кино про чтицу. Вспомнить постановку маркиза де Сада рядом с Триумфальной аркой, метро, прогулку до канала. Тот квартал с миражами, Мирей. Рассказ о соблазненном Леной С. Когда бы не она. Улица Марата, церковь, метаморфоза в музей, открытая вновь часовенка, память об избавлении города от холеры. Напротив дом няни П., Арины Родионовны, киоск, где покупалась мадера для праздника. Мадера, память о старце. Те девицы и старец, версия фильма, романа, мемуаров. Старец, его белые рубахи, штаны, босые ноги. Странник из Сибири. Чтение о старце брошюры, купленной в Арзамасе. Лес, чтение в моей комнате книжки о старце, настоящее киническое. Напротив дом с алжирцами. Окно, где они мыли ноги, руки, голову. Большие и маленькие буквы, уроки письма. Сидеть у кресла, где сидит ваш ученик и читает стих о сентябрьских розах. Оса мешает уснуть. Холодная вода, жаркий полдень, женские шаги. Оля, ее мертвая подруга. Миф о Москве, поезд, ночь, сожженное платье, девушки в коридоре, на кухне, в темной комнате, где кино про самураев. Ожидание, когда снова распустятся розы сентября. Загадка города, тайна рождения п. в немецкой слободе, метро Бауманская. Смерть Пушкина, поэзия, Мойка двенадцать. Ноги ученика, мои, наши голоса. Городские романсы. Сергей, его тело, деньги за тело. Рукопись, прибрежный папирус, пергамент. Сон, Египет, книга мертвых, их живое дыхание.

Наш страх, топология, карта зараженных участков на войне и в мирное время, экокатастрофы, окружающая среда, Африка или Америка. Кладбища Санкт-Петербурга. Вдруг вспомнились горы, это Тибет, Катманду, Гималаи. Название туалетной воды. Недавнее кино. Фигурка из бронзы, похожая на В. Баночка вазелина. Открытие радио. Кронштадт, маяк, моряки. Полдень бьет. Провода. Бабушкин вздох.

* * *

Французский язык это сам человек (Я) со своими внешними и внутренними органами, не полый внутри: статуя из дерева, гипса или мрамора. Чугун, золоченая бронза, фарфор. В линиях и движении изваяния. Вчера в моем кафе после белой черной ночи все во всплесках молний. Дом. Д., там где писались Бедные люди, Белые ночи, пил чай, ел кусок торта сладкоежка-девушка, не знавшая, девушка, которую учат властвовать собой в письме. Вместо ученика кусочек торта. Между аристократами письма. Маркиз де Сад, барон фон Мазох, новая волна, постмодерн. Вадим это учитель жизни, один из бродячих учителей. Никогда не спал с м., его слова. Признание. А кто спал? Кто знает, что такое эм, что такое жэ? Вопрос доктора Ф. Кто знает? Клоун в мужском и женском. Разделение для власти. Дом как одежда, дворцы. Дом в Швейцарии, в Петербурге, везде. Каюта Грибоедова. Дом. Сорт шампанского. Золотое как небо. Никс. Посмотреть в словаре, что значит. Это наяда, нимфа реки. Непристойное предложение, название американского кино, которое я смотрел в заснеженной Финляндии. Голубой идиллии, будто во сне. В том деревянном доме с камином и телевизором. Плутовской кинороман. До Архангельска. Крепость ума, летающая крепость. Потоп потом. Круги ведущие по летнице. Безвыходность того дня. Урок французского. Когда он наклонился, чтобы зашнуровать свой ботинок, оголилась спина, маленькая часть. Пальцы словно апостола коснулись оголенной спины.

Пустырь фильма, там, где происходят тайные свидания. Пазолини, Годар. Не ведая стыда. Непристойное предложение. Как будто весна и в канавах, там где течет ручей расцвели мать и мачеха, незабудки. Чудо зимой. Испуг словно на пустыре. Роковые обстоятельства. Вплетенье бисера в текст. Изнеможенье и позор. Сатир и нимфы. Там, где камыш, сухие ветки. Птицы. Вместо слов вся эта природа кино. Его волосы, плечо, голос. Он стал суетиться, собираться, уходить. Пастораль на пустыре.

Мир полон. Есть города, но как будто их нет. Заснеженный город. Вспомнил о следователе Стасе П. из прокуратуры, сравнил, поставил в один ряд. Тогда меня это разозлило. Теперь кажется забавным.

* * *

Топот боевых слонов болезни. Век. Исповеди. Сын, телефон. Воскресный визит к целительнице, кот, шарф, шкура, черная дочь-прислужница. Служанка как у Жана Ж. с м. и ж. в равновесии как буквы, которые светятся. Метро. Голубая буква на Невском. Аполлинер. La perspective mieux que celle de Nevsky. Репетиция цитаты, текст. Женские пальцы, мужские п. Ж. буква, женский туалет, трюмо, косметические и гигиенические принадлежности, иногда маленький черный пистолет для устрашения. Редко для устранения. Жених.

Мой французский шарф с запахом туалетной воды Хит мэн, который понравился кошкам, миниатюрным хищницам. Раздразнил их. Городские джунгли, английский поэт в Индии. Р.К. По дороге в Мандалей. Город, двор, квартира внизу как в киноромане. Часть апокалипсиса, Невский проспект, Дом актера по соседству. В прошлом училась на художницу как Гитлер, стриженые волосы, без усов. Любит лечить людей в огромных залах, мечта об исцелении народа. Сеансы для крестьян, кладбища, морги, институт П. Народ в пьянстве не поддается. О поездке в деревню. Россия. Распутин, Сибирь. Другая художница, поле красных маков, наш с Сережей визит. Ее просветление. Портрет в середине жизни. Решила поправить волосы, сделала их как солома золотыми. Мистический возраст. Светлые волосы. Девушки, шьющие для меня скафандр для спусков. Пьющие девушки, узкие и широкие от удивления глаза. Крашеные волосы, слепые голоса. Сомнение о волосах, глазах, волосах. Поле маков, рассказ Сережи ночью о художнице. Рассказ (мой) о Вале, девушке будто русская мечта. Валентина, цыганское имя, городская поэзия ж. романсов, Оля. Музыка белой Индии, смерть поэта, память сегодня, вчерашний памятник на Пушкинской улице. Нарым, изба, сон. Другие одинокие и братские могилы. Сестра милосердия, медицинская, массаж, братская могила. Юная маркитантка. Звонок преподавателя литературы из женской гимназии. Сон о змеях. Нестрашный. Продолжение дневной жизни другими, менее сознательными средствами, подручными как на войне, в походе. Горы. Их голубое сияние.

Писатель, читатель, братская могила. Белая Индия, земля как воздух, пух, легкая.

Прихрамывающая девушка, гордая, горбатая, любовница. Эсмеральда, романтическая д. Квазимодо, романтический горбун. Балет Нотр Дам де Пари. Мечта о постановке. С Сережей мы перечитываем Идиота перед сном. Как будто передний край, позиционная война в окопах Что такое искусство?

Красные цветы, поле маков, больная художница, здоровая. Ночь, красные маки. Les pavots rouges. Легкие и тяжелые встречи. Как из науки побеждать, настольной книги писателей. Перед штурмом Измаила. Насыпание рва. В учении тяжело.

Поле маков между двух снегов. Кройка и шитье. Мистическое число для отмеривания. Мужское и женское в искусстве шить. Продолжение киноромана. Французы и мы. Белая И. Биг гэйм. Англичане тут же. Седых о возрасте. Мистическая сердцевина жизни, где она?

Наука и религия. Мы, французы, мы. Мыть, и мыть и мыть. В.Некрасов.

Апокалипсис. Дни как птицы летят песней. Проповедь птицам, цветной витраж, молитва святого Ф., человека мира. Готовься к войне.

* * *

Дом дружбы на месте сожженных беседок, мостов. Вокзал. До вокзала: театр, кафе. Дым дружбы. Индейский, петербургский смог. Разговор о японском, китайском романе, француженках и англичанине, пишущих диссертации об ориентальной сексуальности, аспекты Средневековья и современности. Оля в углу напротив бывшего Денисова в черном плаще нордического шкипера. Дом дружбы и Елена на ступенях, русалка или девушка из Фаренгейта, Фицджеральда. Театр на Невском. А.Арто на ходулях, обнажение женских тел, театр. Невский, пленные изгнанники. Дым отечества сладкий и п. Что-то ускользает. Продолжение апокалипсиса, числа и знаки. Намеки. Шведский художник, огромная комната с приглашенными, картины поверх голов, сзади, напротив, сбоку. Искусство проектов, холстов, речей. Экстрасенсы в П. Вокзал, вспоминаю и сравниваю с Сохо, рассказ Дмитрия о публичном доме. Оля слушала, потом изображала гейшу движением головы, рук. Ее кофточка, лицо и что-то еще. Вадим не пришел, он работал, ехал в метро, вез деньги. Наверное, пошел в дом дружбы, на пепелище. Там все сгорело. Женский возраст, мой позор будто шведский от слов, сожженная Москва, французы в Кремле, огонь. Снега. Больница св. Ольги. Урок французского с Вадимом, читали про больную осень. Спектакль про чувства. Голое тело, голоса, какой-то самурай, принц датский. Империя. Оля почитательница Полины Рюйш, эротического триллера про метаморфозы, безумие, внешние и внутренние признаки мужского и женского. Одежда, органы, п. состояния. Оля видела Антона в доме дружбы, вечерние звонки. С доктором пойдем к экстрасенсу, потом к другой Ларисе, нашей, на Театральную. Дым, паутина, разговоры. Все доступно, все позволено: проекты, мосты, наряды. Вокзал. Постоянный состав. Посетители. Гетто для гейш, какой-то семнадцатый век. Стальные рельсы, линии, исторические перспективы. Ретроспективы. Туда, обратно.

Деньги и девушки, фильмы и рисунки Кокто, Жан Марэ, les monstres sacres, чай, дым в кафе после дружбы народов, шампанского, шведских картин, дом актера, крики, тоскливые голоса, богема, строчка из Аполлинера о перспективе лучше Невского. Озабоченные чем-то лица. Тоска пожара, воды, скудость театральной постановки, слабость голосов, болезнь актеров, вой зрителей, город св. Петра. Комната экстрасенса, стриженой женщины, наполовину сожженной, залитой водой. Ее дочь черная, наполовину арапской крови. Красавица Серафима. Возвращение к французской речи через снега и сиянье Финляндии, голубую и зеленую воду, горы за окном. Ее фильмы, сны. Голос поэтов, их внутренние и внешние органы, мужское и животное начало, ботаника чувств, глаза волка как на рекламе. Агрессивное и женское. Одежда, вышивка, бисер. Совесть последних дней. Погода. Разговоры и материал (краски, ткань, нити золотые и серебряные, бисер, бархат, шепот). Заговоры, власть, театр дворцовых переходов, лестниц в башне, круговых площадок, снова винтовых лестниц, от чердаков до подвалов. Бред, сон, упражнение в бодрости. Сор, стихии, совесть. Точка б. Лица, глаза, руки. Продолжение другими средствами. Длинный свет, тени. Игра. Его слова о сне с мужчиной. Мой бедный захотел познать непознаваемое. Мой испуг, поток потомков к свету. Постель, мужское и женское. Кинороман.

Цветы на иконе. Весна, лето, зима. Свечи. Юноша-хиппи, цветок. Нарратология, наращивание текста, отвоевывание земли у моря, Нидерланды, выращивание тюльпанов, натюрморты, чтение письма у открытого окна, непристойное предложение. (Через год, метро ГД). Ах эти маленькие актрисы с такими вытянутыми телами, волосами, краешком оголенной спины, потом стена двойственности, девственность. La virginite. Я опять на самом дне.

Восхищение. Интерьер, пейзаж и две фигуры. С того раза все видится мне непристойное предложение. Диван, прихожая, оголенная спина, пальцы на ней, у копчика. У самого конца спины. Перечитывание Достоевского. В гостях у Ларисы. В ее комнате во дворе на Невском. Женщина, говорящая о себе так: у меня растут тестикулы, я Распутин. Антон на диване, я на стуле, Елена на полу, в трансе. Сцена: я иду за печеньем, чаем, роль слуги, сцена из фильма Слуга с Д.Богартом. Слова Вадима об Антоне. Что это за монстр был с Вами? Он танцевал, изображая тибетских чудовищ, демонов страсти. Пришла дочь Серафима, медсестра из гнезда кукушки. Поздний звонок доктору, договорились встретиться в субботу, пойти к экстрасенсу. После сеанса мы вышли во двор, где небо и деревья. Свежий воздух. Восторг. Хотелось прыгать. Шли по Невскому к Гостиному двору. Дикие волосы на ветру, светлые, крашеные. В прошлом она жена мафии. Болезнь мнимая и настоящая. Шли трое по Невскому бай-найт. Переход. Мастер перформансов. Девушка, вечно жена. Миф с голосом и волосами. Непристойное предложение, делириум последних дней. Ксения Блаженная, вчерашний день, церковь в честь иконы Владимирской Божьей матери, та икона. В кафе Борей встретил Митю словно миф. Выставка Ольги Калягиной, художницы. Митя написал на листке свои новые стихи. Его красные брюки, легкое доказательство безумия, состояние, в котором он всегда. Красные штаны с дырками. Митин манифест о перманентном безумии. Девушка за стойкой по имени Лена. Вышел из кафе после митиных признаний. Он персонаж. Мой бывший. Школа новой тени продолжает быть. Персонаж, гуляющий сам по себе. Мой герой.

Апокалипсис последних дней. Первые дни. Двор, выход из дворницкой от Ларисы, после сеанса. На стульях, полу и кушетке. Буддистский новый год, красная свеча. Праздник в доме дружбы, реализация мечты. Маниловская мечта, осуществленная в виде названия. Каза дон Кихота тут же. На Фонтанке двадцать один. Вчера редкое солнце. Свет в городе. Мимо театра. Моя слабость, мое падение, поток света. Я не спал с м. Боже мой, какой Египет, тьма и мрак признания. Александрия на этих берегах. Скажу Оле, что Вы хотите спать со мной. Чернота египетской ночи, город святого П., гранит метро. Невозможность ночи, маниловский мост, беседка. Его черные волосы, больная голова, грация артиста, губы. Умершая любовница из поэзии. Понять непристойность предложения, ночь, потом теплый свет. Лампадка у старых икон. Какой книжный ужас, спать со мной в одной кровати? Спать словно плыть. Что-то сочинять. Поэзия.

* * *

Дно вчерашнего дня, лекция, прогулка. Румянцевский скверик с орлом. Французский профессор читает лекцию о прагматизме, аутизме, правах человека. Исследователи вдоль и поперек. Тотальное экспериментирование. Переводчик и лектор, смесь слов, путаница понятий, последовательный перевод. Мои иллюзии, мои о Боже. Прогулка после сортира университета по воздуху, над Невой, в огнях. Агорафобия после лабиринтов университета. Александрийская колонна, столп, кони над площадью. Проблема человека как птицы, большой, маленькой. Грудь, дыхание, крылья. Плавники, конечности, все в движении, адаптация к земным, неземным условиям. Скафандр, мастерство женских рук. Спускаемся в глубины, поднимаемся. Самый низ человеческого, самый верх. Ничто не чуждое для человека, птицы, рыбы, цветка, бабочки, камня. Орущий рот, поющий. Гибель, рождение в крике, потом сон младенца. Отдых от забот. Возрождение из пепла, после потопа и огня. А пока. После вокзала, лабиринта улиц, лиц, спуск к экстрасенсу, постановка оперы Мастер и Маргарита. Теория и практика борьбы за выживание. Биологический процесс, Африка, пыль да туман, Азия, другие континенты и острова. Писатели гор. Восхождение на пик. Ледники, Альпы, Гималаи. Лучше гор только горы. Вокзал, линии стальные, паутина проводов, слух и зрение, слова. Хабермас. Пропасти земли, корабли, пророки. Стихотворение о больших морских птицах, которые следуют за кораблями в бурях. Страницы Сибири, ежедневная жизнь, массовое сознание, сумерки, музыка, снег, жестокость романса. Туалет в университете, неожиданно свежий воздух потом, после слов и понятий. Нева вся белая как траур. Сибирь целительства, Европа, ж. Мон кю, сказала бы Зази. Метро. Суеверные приметы, Пушкин, снег, чувства души. Сеанс у Ларисы-целительницы.

Свиньи, собаки, игра в бисер. Glassperlenspiel. Страхи, сомнения, орнамент на ткани. Точка безумия, совесть, тотальный эксперимент. Красные маки художницы, её любовник, черный обелиск, Триумфальная арка, тени в раю, Drei kameraden, Zeit zu leben zeit zu sterben, взгляд из окна, Arc de triomphe, метро, театр с француженкой Мирей, Schatten in paradis, der Schwarze Obelisk, Nacht in Lissabon, Im West nichts Neues.

Армия, соломинка спасения, кружка для подаяния, буддистский идеал, пение, зал для лекций. Корабль. Ни танцую, ни пою. Ни тэ ни пэ. Брежу, маршрут, рыхлый снег, небо, лед. Не б. а гуляю. Лебуркин с девушкой у У. Спрашиваю: это Ева, твоя дочь? Ответ, не дочь, Наташа. Обида в голосе. Пригласил Ларису читать стихи двадцать седьмого февраля. Щебет февральских птиц. Манифест безумия. Отказ от ума, дар, снег. Москва церквей, колоколов, изобретение истории, этики, антропологии. Манифест, вышитый руками, музей Севера в бывшей церкви на Марата, баня, концертный зал, контр-реформация. Волны, крепость заднего ума. Лестница барокко, витая в небо. Б. не велит отказываться. Бастион, цитадель, Сент-Экзюпери на самолете, море, гибель военного летчика. Снег, десятое февраля, новый стиль. Башня ума, фильм Параджанова, океан сердца. Ветер, музыка, закрытые глаза.

* * *

Апокалипсис дней, дно, университет французского профессора, вечерний свет за окном, вечер словно откровение, прогулка. Картины на Неве, компьютер голов, коллективный разум, провода, борьба с произволом чувств. Поле битвы городской житель. Эмоции, аффекты осаждают, настоящий Измаил. Продолжение крестьянина без паспорта другими средствами, тетрадь Гойи, уголь, карандаш. Белый снег. Зажигают огни как в кинопоэзии. Интерпретация цифр, птиц, фактов. Автобус номер (?). Письмо от Хосе с предложением переводить русскую поэзию, в т.ч. современную. Далай-лама. Апокалипсис состояний, человек в стихии, на пересечении стихий. Стихийные состояния. Укрытия, убежища, жилища. Теория и практика защиты. Роман по фильму. Первые и последние числа. Печати тайны. Снег кружится над университетом. Второй день со дня смерти поэта, даты. Воскрешение на третий день. Переписывание заново, уроки чистого письма. Тетради записей. Невский двор, у Ларисы-целительницы, под сводами: буфет, рога лося, шкура. Доктор в кресле, рядом кот, Антон, Елена, пироги, египетская девушка, дочь целительницы. Настоящий фильм. Полуподвал имени северного Ветра. Лица, столы. Чай с п. Человек по имени Арсен, другой молодой без имени. Столик в углу как в русской чайной.

Внушение, аутосуггестия. Фильм-балет, старый театр, видеопоэзия. Теория и практика нового романа. Нет границ бумаги, куда плыть? Китайские переводы, танцы, опера о слезном даре. Серафима, дочь целительницы, говорит о необходимости сменить имидж, купить галстук, брюки, может быть, за пятнадцать тысяч, новый свитер. Научиться смотреть по-новому, не прятать и не щурить глаза. Она взяла в руки расческу и причесывала меня. Та девушка с крашеными волосами Ночь нежна тоже причесывала меня. Коты, углы, диваны. Закоулки человека, двором до двери целительницы.

Ветер, половое влечение, аппетит. Мой ученик, недоразумение, как можно спать со мной, как можно пить, читать? Аполлинер, сортир университета, коридор, монгольская кафедра, изображение золотых Б. Служение муз, суета, опять воспоминание об арке, погибшем солдате. Его имя. Где вокзал?

Язык, который крутится: кинолента. Буддистский колокольчик, чтобы отгонять дурные мысли. Стальные рельсы уносят вдаль, приближают Воздушные пути. Боязнь боя, болезнь. Цыгане, Арзамас. Между двух снегов. Непристойное предложение. Вадим. Его сон, волосы, стена плеча.

* * *

Священная болезнь, мученики, день святого В. Все влюбленные. Отрицание, сомнение. Дух, богатство, раздаривание бедным. Пиджак (фрак, сюртук, смокинг), подаренный мне Серафимой. Вечер в каморке под сводами у целительницы. Бордосская тетрадь художника. Здесь родина, одежда, путешествие по городу. Мнимые ученицы, мое падение на самое дно. Самое, завиток, вычурность, очевидное приукрашение, для понта. Просто дно. Как будто есть самое. Как будто нет. Спуск в скафандре. Кроме черного фрака, белые носки. Фрак как точка опоры в тотальном эксперименте. Аутизм, консенсус, и. И или или. Вопрос. Прагматизм романтиков, их сценарий. И не танцую, и не пою, а что? Спускаюсь в скафандре, поднимаюсь. Лицо в иллюминаторе. Вода, воздух, в стихиях спуск и подъем. Как в армии. Под землю, под воду, в огонь. Романтизм гор. Синее, нежное. Где начало, где конец? Теоретическая риторика. Практика с Фаустом, малиновой книжкой. Цветущее дерево. Долг перед Альпами, эдельвейсами, железными дорогами, полями Франции, перелетом по воздуху как по волнам, ковёр-самолет. Там где был дух в бутылке цветок. Афористичность бутылок грустна. Они как птицы-метафоры. Воображение бутылки пустой из романса. Моя бутылка выброшена на помойку. Купленная в аэропорту, выпитая, выброшена. Воскрешенная в третий день по п. А цветок? Мистический цветок духа.

Аутотренинг, аутизм, аура. Случай и верность, точность. Сны. Умалчивание о главном, стремление к этой башне молчания. Исихазм. А пока не получается, пишется кустом. Горящее, говорящее. Воздух, падение для тренировок, полет. Ныряние в струи. В воздушных потоках. Создание тканей из шелка, из воздуха, воды. Девушки и пение. Ловкость их пальцев, ступней ног. Игра в бисер. Анимизм, тотемы, третье лицо как в индейской грамматике. Гнездо кукушки. Путь в Удельную, версия письма, дорога. Где тот бывший суворовец. Тот летний. Маленькая гейша, лестницы, закат над крышами.

Продолжение другими средствами. Имя, губы, волосы. Голое тело как правда. Предпосылка к истине, одна из ступеней. Точнее. Чистота и нежность. За ней может быть грубость, или раздражительность, от голода, нелюбви. Цветы угасли, погребены под снегом. Китайский траур зимы. Слезы императора. Сухие ветки, камыши городских пустырей. Немыслимая неизъяснимая красота в воображении того, что может быть в созерцании оставленного. Слезы из ваших глаз, ваше величество, пение соловья. Драгоценность камней, самоцветов. Магия слез. Отказ от мнимых богатств. Теория и практика. Опять о цветущем дереве весной, не нашей, дальней. Но все же нашей. Цветущее для всех. Трепет притворный и настоящий. Свое-чужое, один шаг, нейтральная полоса. Выход с француженкой Мирей на св. воздух после душного и наполненного дыханием людей как шар перед полетом. Воля случая, роза ветров. Падение в снег. Наивное, цветочки ожидания. Его мятеж после долгого терпения, дух устал бороться, нет, томиться без борьбы. Душный театр. Болтаться без воздуха. А он мятежный хочет. Теория и практика желаний. Множественное и единственное число. Уровень ожидания. Расчеты, то что клубится внутри тебя как в огромном кино. Шар, готовый для жилья. Впусти кого-нибудь как самого себя. Вчерашнее кино, музыка к нему Олега Каравайчука. Поздновато её привели? Нет, как всегда в самое время.

* * *

Как в Дублине можно встретить Лебуркина, учителя русского языка и литературы, или Колю-куколку, Колю с Миллионной. Коля меня встретил у кафе на Конюшенной, у входа, где я замечтался, глядя кому-то вслед. Он спросил меня, почему не захожу, где пропадаю. Я ответил, что был в Финляндии. Этого оправдания было достаточно. Он сказал, что идет за порошком, что у него живет сейчас мальчик. Красивый, но больной. (Как раньше девушки, молодые, чахоточные с румянцем). У него сифилис. Я сказал, что зайду посмотреть. Минут через тридцать-сорок договорились встретиться у Коли на Миллионной. Пока зайду в мое кафе рядом с аркой, проходной двор на Мойку. Кафе что таверна в порту. Бандиты, бомжи, порядочно одетые дамы, влюбленные. Уютное кафе. Нет, впрочем, ни бандитов, ни бомжей, ни дам, а народ литературы, а точнее русского киноромана, в поиске консенсуса. Продолжение тотального эксперимента, письмо и съемка. Шел я после лекции французского профессора, в нежный час сумерек. У Коли на Миллионной был еще Ваня-шофер, родом из прибалтийской или какой-то там дальней деревни, которому пообещали место шофера при строительной части, там и комнату. Будет возить солдат в баню. Проснулся румяный черноволосый эфеб с телом гимнаста, в колиной рубашке. Манон Леско была юна и больна. Он работает в голубой Устрице, кафе-голубятне, гардеробщиком. Его там все хватают, сказал Коля. Родом из Выборга. В коридоре Коля показал направление в кожную больницу на Восстания. Диагноз по-латински: луис. Коля переводит на русский. Ваня что-то комментирует. Андрюша просыпается. Подают чай, едят кашу. Угощают меня, я вежливо отказываюсь, сыт, только что из кафе, не хочу смешивать чай-кофе, еду домой. Книги на столе. Воспоминания Щепкиной-Куперник. Марлен Дитрих. Ю.Мисима. Confession d\'un masque. Книга на немецком непонятно о чем. Голос Шульженко о Гаване, голубке. Андрюша говорит, что не отдается. Коля его хочет. А. не согласен. Он похож на итальянского парня из кино. Юный гардеробщик. Яма Куприна. Армия любви. Слова профессора о судьбе, которая не судьба.

Судьба юного гардеробщика, старомодная болезнь, американская (испанская), французская. Судьба или путешествие болезни как плода, картофеля на корабле. Картофельные бунты. Родина болезни. История. Знакомства с новыми русскими, он их в иномарках. Эвфемизм. Открытый текст. Легенда о детдоме. Номер четырнадцать. (Неверие и оставление надежд. Стихи Верлена о надежде. Читал вчера, когда вернулся с Миллионной). Шел по Марсову полю, по аллее в сторону Гостинки. Ночь и свобода: французский лозунг. Чего-то не хватает, может быть братства. Б.-равенства. Всюду шаманизм. В тех или других формах. Особенно в других. Обучение полетам в любую погоду, железные предметы, свечи, танцы, мех, кожа, св. болезнь с припадками в разной стадии. Лечение болезнью.

Провалы в черноту, полеты над бездной, огни. Гардероб в Устрице, подавание одежд, обещание быть увезенным в Москву, знакомство с известным режиссером. Жалобы, дикие песни, Россия, Санкт-Петербург, гардероб. Бессознательное, сны офицера-переводчика. Страшный мир. Девушка из сумасшедшего дома, медсестра Серафима, дочь арапа и русской. Вадим, уроки французского с ним.

* * *

В гостях у Лены-художницы. Красные маки. В дальней комнате лежит больной хозяин, неделю назад умерла жена, он вернулся на прежнюю квартиру, Лена снимает в ней мастерскую. Рядом с ним художница М.Бошару. В большой комнате дети, Дин и Клим. Мы с Сережей пришли с мороза. Ждем Лену на кухне. Вышел и хозяин, морской офицер в прошлом и настоящем, в халате, исхудавший, не спавший и не евший. Говорим об Африке, французах, русских офицерах.

Проводил Сережу до п. Остался. Золотая пыль. Exercises de style. Сегодня вечером день рождения Глюкли. После университета пойду посмотреть. Дележ Сережи. Он как Польша. Французский язык и мы. Француженка Мирей. Сад камней, башни, рвы. Поэзия прогулок и разговоров. Лишние слова. Выражение «без лишних слов». Слова, истории. Названия. Жак Превер. Перо, топор, воздух. Другие стихии. Поэт и офицер, г. Пушкин, казарма гусарского полка, морское училище. Прошлое настоящее. Лежу и слушаю звон. Белые колготки. В туалете рядом с зеркалом вырезка из журнала, пока сушил руки, прочитал о женском б. смерти, о снайперах, бывших биатлонистках из Курляндии, Лифляндии, Эстляндии. Стреляли в наших в Чечне. Пароксизм страсти.

Поздно вечером возвращались с Сережей домой улицей Достоевского. Церковь, метро. Читали Есенина. Стояли на остановке. Ели и спали. Перед сном не читали Идиота.

Мои волосы, исправленные Леной на портрете. Фрак. Потеря кошелька на Театральной п. Потеря ключа на седьмой Линии по дороге в У. Возвращался и искал. Глаза скользили по льду. Французский профессор говорил о греках, императиве творчества. Совершенство. Деление греков на свободных и остальных. Слова, сказанные Мариной Б. о Блоке. Её желание поехать в Африку, жить, работать. Разукрашивать ткани, создавать интерьеры. Муж-инженер, сестра в правительстве. Название кино. Болезнь от наших снегов, как в Африке сонная, со светобоязнью, как у актрис. Словно плот или корабль, плывет крыша. Едет. Стремится в струях. Сумасшедший корабль. Рембо. Ожидание Вадима, путешествие на летящей крыше. Сон-явь детства, на восьмой советской, плывут дома в окне. Засыпаю.

Песня о цирке, кино. Клоуны Феллини. Шапито метро. Светлые поезда. Маяковка, Гостинка. Названия родные, как в Москве. Пречистенка, Остоженка, Якиманка.

Васильевский остров. Страна снегов и переулков, идем к университету. Первый завтрак, легкий, с другом. Услуживаю (прислуживаю) как гейша в доме свиданий. Даю денег. Разве гейши дают деньги? Гейши могут давать и брать. Такой неписаный закон. Чтение у Ларисы из дневников Чайковского, обратная сторона музыки. Хозяйки как фон Мекк не оказалось дома, чтобы согреться, лег под одеяло, сняв только бабочку, сломав при этом черную металлическую штучку, был слегка раздосадован от собственной неловкости и с таким чувством продолжал читать. Мое утешение (Вася Сапельников). Милый Вася. Дал (сумма марок). Снова: дал столько-то денег. Человеческий писатель. Человечный. Гроссбух, эти дневники. Переводчик сна. Две-три случайных фразы про театр. Тоска русских девушек по Москве, если бы ее не было, то стоило бы выдумать, эту тоску.

* * *

Рок, фатальность, влечение ко сну. У Димы вечеринка, посвященная дню влюбленных. За круглым столом, как в Декамероне во время чумы. Покупка бабочки в Гостином д., черной, корейской (страна Утренней прохлады) к моему черному фраку. Истратил деньги ученицы, пятнадцать тысяч за урок с девушкой Машей. Добавил своих, половину. С бабочкой в кармане поехал в метро. Остановка Технологический и., димина квартира. Шел мимо цветов, купил шоколад для Вали. Она не приехала. Зато приехало много гостей. Неизвестные девушки, молодой человек с девушкой, оказалось потом с молодой ж., его женой, с трубкой, тот, что рассказывал про английский публичный дом в Сохо. Дым. Лебуркин стал рассказывать свои истории. Оля. Про юношу из тайги, охотника по имени Рысев. Намерение ехать жить с ним в тайгу. Знакомство в санатории на острове Кунашир, куда приехала с дедушкой-полковником на отдых-лечение. Она ученица выпускного класса. Их шалаш, наколка на плече солдата. Дедушка, узнав об этой истории, увез ее. Плыли по морю, она проплакала трое суток на полке.

Лебуркин, студент пединститута в Тирасполе, наглый, молодой, несколько копеек в кармане. Поездка в автобусе с девушкой-румынкой. Потом Дора Шварцман показывает как в фильме свои секреты. Потом московская женщина на жесткой постели, кричит ночью, он скидывает её на пол. Потом другая. Темные аллеи. Потом крыша, пожарники, его снимают при помощи лестницы.

Рассказ о художнике, который прыгает на девушку, заподозренную в измене, она погибает. Падение от ревности. Любовь заставляет падать, залезать на крышу. Приходиться вызывать пожарных, чтобы снимали с крыши. Кошки, голуби, город внизу. Человек с черным револьвером в парадной.

Сахарница летит в висок. Ножи и вилки на кухонном столе. Икона в прихожей. Римский офицер на коне.

Вадим помогает мне завязать бабочку. Его пальцы, моя шея, зеркало. Мой рассказ об Ане. Театральная площадь, набережная Мойки у Новой Голландии, рядом с домом Ларисы, недалеко от места гибели старца. Я встретил Аню на вокзале после репетиций. Истории в троллейбусе. Белые ночи. Ест мороженое. Невозможно рассказать все эпизоды. Фильм Б.

Приходит Глюкля, знакомая незнакомая девушка с другом юности мятежной, скульптором с бородкой. Две девушки слушали мой рассказ до конца, т.е. до того самого места, когда не стало хватать сил рассказывать. Мой сбивчивый и путаный рассказ. Когда я сам уже начал видеть картины и понимать. У Ани день рождения. Это завтра. Пока Лебуркин ходит и мешает рассказывать. Он уволился из школы и будет жить на содержании любимой жены. Как в Африке.

Глаза Вадима, его волосы, девушка рядом с ним, незнакомка, волонтерка, белые колготки, женский б. смерти. Верность чеченской пули. Девушка из Кандимэна, уборщица-официантка. Стихотворение М.Ю.Л. о гяуре. Память детства. Где кровь чеченская текла. Оля, утонченность гейш, руки нежные, чуть влажные от воздуха или воды. Фея в прихожей мне говорит о дуэли. Дуализм дуэли. Чехов, Куприн, Лермонтов. Девушек так и тянет вверх и вниз. Закон девушек. Ради строчки, мелодии д. готова на все. Спросить у Вадима, что, по его мнению, главное. Что он имел в виду, говоря о главном.

* * *

Персонаж, его траектории. Героиня. Идиот и Настасья Ф. Вчерашнее кино, а как сегодняшнее, кинороман пар экс. После дня св. Валентина, дня влюбленных с надувными шарами. Собор, его отражение в витрине цветов, ларьки с розами и орхидеями, как будто идешь мимо к музею из метро. Визит к гран-даме О.С., пожарная часть театра на месте Семеновского плаца, смерть Достоевского, воскресенье. Чудо на Семеновском п. Театр юного зрителя. Памятник Грибоедову, дипломату и человеку, п. Переписывание И ф. под другим названием. Коридор театра, золотой слон из Крошки Цахеса, бутафория театра. Греческий город (церковь вся в цветах, купола и небо), Содом и Гоморра, небесные бури, огонь, вода, земля будто кинороман. Небесная вода, целый океан воздуха, все стихии смешались. Цветы земли. Музей Достоевского, темный зал, дети, подростки, я, иностранцы, я. Мы. Защитная реакция школьниц и школьников, смех. Третий ряд, первое место, с краю, как у Художника последнего дня П. Переписывание Содома и Гоморры, вернее путешествия из Содома в Г. Памяти философа Соловьева. Чтение книги, подаренной Ратмиром в Махачкале. Открытие философа в воздухе.

Месть индейцев Америки, кровь просит мщения. Пощада. Кинороман о последнем выстреле из пощады, из любви, дикой жалости. Встреча с Леной-писательницей в бироновых конюшнях, Мойка двенадцать, в зале с люстрой, на последней квартире. Как в Греции. Прогулка до и после. Потоп и мы. Мы и потоп. После музея киноромана пошел пообедать в Зеленый крест в честь дня рождения донны Анны. Пицца Феллини, чай из ромашки, веселые высокие стульчики, музыка, киномузей жизни. Официантки, посетители, посетительницы. Имена на передниках барышень-прислужниц: Оля, Катя. Их жюли. С телефонами и свисающими ногами, неслышными голосами, будто они рыбы или цветы, птицы. Вася и Коля.

Перед тем, как поехать на Театральную площадь отмечаю анин день рождения в кафе на Владимирском. Путь к Ларисе, преступление и наказание, послесловие к венскому доктору, его кушетки. Фильмы Пазолини, дневники Николая второго, Михаила К. Дорога в У. Мечта быть режиссером. Сон девушки. С. революция. Равноправие коров. Ум, честь и совесть. Как на той фотографии. Своды комнаты на Невском, подаренный фрак, черная бабочка. Иду на Театральную. Путь с англичанками и чичероне, внук Достоевского, правнук. Пересечение пути. Чужие персонажи словно свои собственные. Одна семья. Каторга, благая Весть.

Потеря темно-синего кошелька страсти. Отдых по пути домой.

* * *

Письмо в праздник Встречи, двадцать первое. Но не п., а пятница. И февраль. До праздника армии остается несколько дней. А там и день Икс. День Иф. День Аи. Золотое как небо. Воздух пьяный как.

Ежедневность жизни. Молитва Отче наш. Пропуски, полеты, спуски. Злоба дня. Скафандр, сшитый невидимыми руками, невидимый, из легчайших и крепчайших материалов. Я оставляю тебе это небо, эти облака. Щедрость полная. Ритор, умирающий по дороге после пира у мецената. Петроний, п. Сатирикона. Петроний-Феллини. Речь. Добывание слов, картин, Третья сигнальная. Спуск и подъем в стихиях. Перевод. Эврика. Рот человека, крик на берегу моря. Его внутренние органы и внешние одно. Воспоминание о том дне, вернее вечере дня рождения. Разговор в отсутствии. Продолжение делириума переводчика, кровь присутствующая, защита, коды. Люди с живой кровью, гибель на войне. Женщины с умными и безумными очами, цветы, опиум из полей тел. Возведение каждый день. Строительство. Стена. Название книги. Фамилия и имя автора, Жан-Поль Сартр на Васильевском острове, барахолка у бывшего кинотеатра Балтика, стена плача. Путь в У. По скользкой дороге. Речь о Блоке в доме его рождения. Французский профессор, стена длиннее Китайской, выше и шире. Вторжение кочевников с востока. Гунны. Памяти Кафки. Желания, действительность. Отъезд в Арзамас год назад.

Возвращение. Ясность долгого пути. Возвращение в те же воды, невозможное. Скизофрения (французское произношение), скифы-мы, Склифософский. Скорая помощь, название словно иконы, Москва. Человек как целое число, его делимость на дроби. Болезнь века. Делимое и множимое. Искусственный и естественный интеллект. Разум, лудизм. Продолжение.

И финн. Развитие тем. Февраль, включить компьютер и. Это через год. А пока. Речь о Блоке около двенадцати часов в п. университете, в четверг. Мой город, река подо льдом и я. Поэзия запахов, средневековый Париж, изобретение духов. Родина парфюмерии. Кёльнская вода. Кёльнише вассер. Немецкая книга. Волосы девушек, не знавших любви. Волосы знавших. Их сила, блеск красота.

Небо открывается как радость. Огромное, свет струится потоками. Падает на нас. Речь об аффектах. Ренан. Двухсотлетие (трехсотлетие) смерти Спинозы. Мрамор Русского музея. Зеленый пиджак французского профессора. Сократ, мрамор Русского музея.

Заснеженное поле. Кафка романов и санатория. Поле К., холодный воздух, тепло университета. Глянец, матовость. Город, равнины, бумага Сибири.

* * *

Яхонтов читает Есенина. День защитника Отечества. После фильма в музее рядом с рынком на углу Кузнечного и Достоевского ул. С Валентиной с распущенными волосами. Девятый ряд, не помню какое место. Потом собор на площади, напротив дом, где в детстве жила Валя. Кафе Бедные люди, на углу Графского и Владимирского пр. Столик в углу напротив стойки. Ждем. Приходят Цапля, Вадим. Дима, Сергей. Напротив театра, на противоположной стороне. Погода грустная, пасмурная. Внутри веселье. Вы любите уличное пенье, спрашивает герой. Когда на улице такая погода. Осенняя или весенняя. Наша. В кафе музыка. Мне дарят старую открытку. Танго. Разговариваем, вспоминаем о вчерашнем разговоре там, за столиком, в глубине. Искусственные цветы. Нарратология. Руморология. Зооморфизм. Открытие, которое сделала Валя вечером этого дня. Пока сидим и вспоминаем, перебираем старое. Хорошо. Муж Яны, она сама. Думаем идти к Лене-художнице, там хозяин капитан, как Лариса в Матвеевом переулке, хозяйка.

Мы выходим из Бедных людей. В сторону Лены К. Рассказ в эпоху постмодерна. Фрагментарность, витрины, взрывы, отражения. Патафизика, зооморфизм. Любовь к цветам, минералам. Язык неживых вещей.

Лены нет дома. Идем дальше. Мечта Вадима и Оли уплыть на рыбацком теплоходе, работать на рыбозаводе за деньги. Мимо театра, где был Семеновский плац. Тихо кланяемся как китайцы. Там на Гороховой дом Распутина. Дальше дом Обломова. Ларьки с ватрушками, сдобными булками, медовыми пирожными. Покупаем, едим из рук друг друга, идем дальше. Метро, вокзал, дальний шум воспоминаний. Будто по берегу моря идем. Голод Вадима утолен. Китайская стена от набегов кочевников. Её строительство бессмысленно. Золото скафандра.

Заходим в магазин, покупаем еду. Сок, ветчина, окорок. Коньяк Дербент в соседнем магазине, три звездочки как на золотых погонах. Валя вырывается, хочет лететь птицей. Митин дом, внезапная темнота, после подворотни, на лестнице. Поднимаемся. В диминой квартире. Раздеваемся. Идем на кухню с девушками готовить угощение. Девушки-артистки. Их жизнь-кино. Поют и рассказывают, готовят. Пробуем с ними ветчину, окорок, хлеб. Сквозь стекло тихого безумия. За столом со всеми. Неузнанный Есенин читает свои стихи. День защитника отечества. Яхонтов, Качалов читают. Я надеваю медали и значок. Ромб моего военного Университета. Мои военные у. Песни на идиш. Грустные, прекрасные. Бахиана Вишневской (Ростропович). В.Лобос. Оля и ее признание в любви к скандалу. Желание скандала, буйства. Нарастание исступленного сентиментализма. Ее влечение к запредельному. Не умею выразить состояние девушек, которые уже готовы ко всему. Желание выйти за пределы тела, границ.

Дима читает Пруста. Лирический герой, мальчик, переживания о Жильбертине. Темная передняя, прощаемся, уходим. Вниз по лестнице. Клинский проспект.

* * *

Пост фестум, манифест о богатырях-не-нас, не таких как мы. Каких? У Глюкли день рождения, после У., прогулки по набережной, свежий, умеренно морозный и торжественный воздух. Бодрость, Нева, солнце, прорубь, по мосту в сторону площади. Она огромна, испытание на агорафилию, тест. Везде мнятся врачи, зима сезон здоровья. Огромный как сугроб санаторий, вырастает горой воздуха. Мираж, памяти писателей санатория. Смерть в Венеции, жизнь в Петербурге, сон. Просыпаемся после лекции и дышим здоровым воздухом. Львы, Нева, зимние птицы сказок Андерсена. Северная сказка. Мимо чугунных решеток, которых уже не замечаешь, идешь в кафе, через другой мост, уже через Мойку, тем же двором, дом шестнадцать. День рождения Ани. Наше кафе-кондитерская, лозунги. Ельцин наш п. Изображение верблюда, реклама индейского табака. Надписи на стене как в Библии. Св. Писание и священное предание.

Книги, разговоры, перформансы. Период св. Болезни (здоровья), снега, знаков. Символическая ритурнель, закрой глаза, свиньи, собаки, овечьи головы, жемчуг, аметист, другие камни. Янтарь. Продолжение кино, роман, отдельные строчки вырываются из ритма, пишутся на чистом лице. Сон Вадима. Валентина пришла, а Мирей нет. Смех, грусть, письмо как цветы и бабочки на шелке, человеческие органы, то что внутри и снаружи. Вреден для меня. Увы их дым. Но: Валентина, Вадим и мы.

Строительство Китайской стены от нападений с юга. Кафка. На доме надпись Верблюд по-английски. Эпоха надписей и лозунгов. Заламывание рук, слова, сказанные как продолжение сна, поиск ветра, семена, буря.

Несказанные слова, спрятанные, выбор слов, свобода. Валентина в кресле. Рядом писатель. Вадим на диване в добровольном изгнании. Гордый, благородный. Вадим, Вадим, почто оставил мя? Оставление. Как пустырь французского и итальянского кино. Оставьте меня, фраза из фильма. Руки и глаза, все тело приручает. Но особенно слова и глаза. В чужом доме среди лилий, ирисов и воображаемых гиацинтов. Как мы оказались среди вина и дыма. Поиск Вадима.

Мытищи, дорога к тому дому утром. Сон. Речка, утки, будто Средневековый Китай. Слова из песни. Дорога: сон, песня. Цветущие деревья. Долг перед Мытищами. Я не посмел нарушить той тишины вокруг дома, будто перед музыкой. Турецкая крепость. Симфония войны. Описать дорогу и прогулку, холодный трамвай, ожидание рядом с собором на крови. Отдых по пути. Тронулись. С Богом. Мимо марсова поля, вдали замок. Кинороман. К. Путь на день рождения в метели, будто заблудился. Сердце, ум, лестница в небо. Слова словно с крыши. Библия слов на стене и на крыше памяти. Одни лозунги сменяют другие. Наша страна-голова, дом советов, с царем и без царя-в-голове: эпохи штурма и натиска, между революций, внутреннее человека и внешние события. Клюква, сок для киноромана с вечности болот. Боевые слоны, подводные лодки, космические корабли, дирижабли, гаубицы, мортиры, самурайские доспехи и мечи. Музей оружия, воскресенье, прогулка с детьми.

Вадим, дым отечества. Пароксизм любви к миру. Пацифизм как название недуга. Распыление ядов, цветы дня рождения. Девушка, улыбающаяся сквозь слезы. Сестра милосердия, поле битвы. Наклоняется и что-то шепчет раненому.

* * *

Перескакивание с одного на другое. Полет птицы с ветки на ветку, перелет в чаще. Лес, полный очарования от слов и веток в небе. От полноты в самом себе, небо. Пересказ фильма, точнее эпизода из Сатирикона. Пир у мецената, вино, дым, дебош в, роскошь, румяны, подведенные глаза. Собаки в коридоре, бульдоги, Валя рядом с собакой. Как Ева Браун, рядом с вешалкой, полной одежды как корни под землей.

Хамдамов. Анн Карамазофф, его фильм с Жанн Моро.

В зеленом пиджаке французский профессор как кюре из деревни. Проповедь свободы. Академия, деньги, снег. Рынок, цветы и фрукты. Дискурс голов, ног, рук. Внутренние и внешние органы чувств. Антенны, провода. Вчерашний звонок Бурдина. Освобождение поэзии.

Завтра праздник Сретения. Смысл встречи с большой буквы. Сквозь дым и шелк. Спуск. Ожидание на дорогах с другими, словно в семье вольной и новой. Пароксизм и парадокс страсти. Имена и книги. Дно дорог, их начало и конец. Все насыщается и кормится вокзалом, все начинается и все. Бой часов на башне. Слух и зрение. Проповедь о страсти. Дада французов. Шелка Глюкли. Романтизм пар.

Выбор между двух. Тема, дело. Душистое а.с. или папского замка изогнутая бутылка вина на столе у Бернара в Аври сюр Матран. Теория и практика выбора. Цифры, голос Эдит Пиаф в офисе академии, чай с Мариной.

Свобода, выбор и ответственность. Строительство человека. Восток есть в. Самолет над снегами. Поездка в метро в университет. Лед. Лица, книги, бумага снега. Из папируса прибрежных тростников, их шелест, крик уток, пение египетских деревень, бумага из риса. Книга о кругах, которую мечтаю прочесть. Книга мечта о поднимании, но сначала опускании. Одно-другое. Книга — китайская стена для защиты от набегов с юга. Иллюзия защиты. После получения денег в кассе. Радость от нескольких цифр на бумажках. Т.н. денежные знаки. Семиотика денег. Голая со змеей и чашей. Зима. Кассирша как у Хармса в окне. Пассионарный идеализм. Хождение за три моря. Тверской купец Никитин. Дно, по которому вы скользите ногами. Черный сюртук, бабочка, брюки. Волнение от голоса Вадима. Я спросил у Валентины: жестокий юноша? Она ответила: о да. Вадим вошел в мои сны. Его высокая стройная фигура. Строительство моста и павильона в парке. Но обрушивается цунами. Настоящий тайфун. Все безжалостно гибнет в смерче. Павильон кино. После потопа. Невский восемьдесят шесть во дворе, рядом с Паризианой. Миф о красивом юноше с телом газели.

Бурдин, он же Виктор Окладский.

Булгаков.

Бердяев.

* * *

Слово, безумие, Вадим. Гостиный двор. Свидание не то чтобы тайное, но и не очень явное, на виду у всех. Люди стоят и ждут у закрытых дверей. Люди идут. Аня из Гатчины. Приезжай, говорю, поздно вечером, как-нибудь. И поезд вдаль умчало. Двери закрылись. В следующем году.

А пока баня на углу Стремянной и Марата, пять дробь семь. Афиши кино. Американское, французское, русское. Бассейн, маленький как прорубь, после парной. Небо открывается. Там, где была церковь. Вчера была баня на Достоевского. С юношей, которого встретил на МВ. Лицо как в оспе после угрей, страшное и притягивающее, лицо жабы с изумрудными глазами или греческого божества, заколдованного персонажа французских сказок. Плечи, покрытые синими пятнами, лиловыми, розовыми. Гнойники. Его берет, желтая куртка, белые брюки, легенда. Подбирает бычки на лестнице и курит. Это в следующем году, в феврале.

Завтра день армии, а пока двадцать второе февраля, суббота. Детерминизм или свобода. Выбор и ответственность. Строительство личности. Разрушенная церковь. Баня, метро, концертный зал. Музей. Трюм русского кабака. Корабль плывет. И. С Антоном спускаемся в дым. Пьяные голоса. Тайна исповеди. Желание сказать откровенное. Ожидающие глаза, уши, рот. Язык и внутренности. Горло певицы. Письмо Вадиму о странности чувства. Лариса после пожара рассказывает нам об Антоне. Его сифилис, его неумеренные аппетиты, бросается на нимфеток, ищет их везде. Вадим слушает с тайным наслаждением и любопытством. Нюансы интереса. Черный потолок. У Ларисы все спокойно. Числа и чувства, св. болезнь, все сгорает. Все чертежи и расчеты, на их месте другие, правильные, без ошибок. Строительство моста и беседок продолжается. Офицеры и джентльмены, название романа, кино. Ивлин Во, если не ошибаюсь. О странностях, Вадим. Взгляды сквозь дым и огонь. Отечество, цветы на дне рождения. Юноша с телом газели читает мне про разукрашенные шатры, птицу в клетке. Встанут лапами на грудь. Африка, стада и стаи в прериях. Антилопы, жирафы. Грация девушек в этом теле. Моя досада: неуступчивость. Тем лучше, тем выше стены крепости. Опять турецкое, Измаил.

Гумилев. Трава, река, опасность. Свобода Вадима, его сны. Это небо, если можешь возьми. Отказ от дара. Младенческое, неразумное, девушки умнее. Моя крепость там, сзади. Куда можно отступать. Но думать об отступлении нельзя. Наступление лучшая оборона. Уроки военного: Мои университеты. Его руки, касание ног под столом на дне рождения. Моя обида, соленые брызги, волны, ночное небо. Возвращение домой. Как в романсе. Запретный плод чувств, имя, победы. Знамена в соборе, ветхие от времени трофеи. Турецкое, шведское.

Цветущее и прекрасное, Крым весной. Куст миндаля, море золотое, серебряное от слов. Горькое и сладкое. Две стороны одного. Шоколадные обертки. Исступление с заламыванием пальцев, рук, касанье платья из шелка. Просьба ни о чем. Обо всем. Длинное письмо, кроткое и сбивчивое дыханье. Так нельзя. Научиться сначала дышать. Тихая радость, звук фанфар. Моё и чужое: не разобрать где, все смешалось в дыму. Здоровье и другое, дым отечества, цветущие травы в Кижах. Мытищи. Архангельск, география страны. Махачкала. Мы географию учили не по. Географический атлас. Св. писание. Пастернак. Расписание самолетов и поездов. Куст, голос.

* * *

Бесконечность текста как в воздухе знаки, шаги и звуки. Между двух снегов день рождения, свой-чужой, система опознавания на самолете. Опознавательная система с кодами и шифрами. Хитроумная. Упоминание о фильме Сирано де Бержерак. Кажется это было вчера вечером. Вот на тех подушках. Еще по дороге по льду. Да, вспомнил. Вчерашний спектакль. Снега почти нет, а если и есть, то черный и серый. Мальчик Клим сказал, какие вы скучные. Волосы В. как будто она сестра милосердия. У художницы на кухне на бывшей квартире на Марата. Пока она еще настоящая. Ее картину Поле маков купили. Было радостно отмечать. Красные маки. Звонок из прихожей. Принесли письмо из М. В трюме, как будто в трюме корабля в ТЮЗе. Театр юных с пожилыми актрисами, усталыми актерами. Спектакль Элеонора закончился, идем к Лене через тьму, завораживающую, средневековый лес почти, в сказках фей. Ночь и свобода, поле маков. Художница, артистка, любительница фильма Кабаре. Лицо как у того мальчика. Роза на столе, подарок Сереже, жиголо на час. Вериги над столом, шар из бумаги.

Сам театр в пожарной части у Оливии Семеновны. Трубы и непонятные приспособления, очевидно для тушения п. Бывшая балерина и гран-дама служат пожарницами, на всякий случай, наблюдательницами на каланче. Сложность театра, все эти переходы как в королевском дворце. Пьем кофе, потом кока-колу, после спектакля. Прием в пожарной части. Приход тайных врагов. Сам справлюсь, сказал бы Вольтер. Французы сами с усами. Пантеон дружбы, театр. Вражда открытая, поле боя, сестры милосердия. Театральное перемирие, время спектакля, смерть актрисы в американской гостинице.

Через неделю после полурокового дня рождения Глюкли. Тайный и явный театр, вчера, сегодня. Завтра. Грязные лужи, солнце светит тайно. Свет дня после вчерашнего вечера и ночи. Целое поле маков. Оно цветет, хотя картину увезли. Остается свет. Антон Викторович, монстр и маньяк, причуды доктора, который напуган соседями, одевает каску, берет саперную лопатку и ждет между дверей землетрясения. Рассказ Ларисы. Памятник Александру Грибоедову на площади. Рядом дом Распутина на Вознесенском. На другом конце дом Обломова. Проспект заканчивается ЧК, музеем Дзержинского, недалеко от дома балерин. История улицы.

Идем , спускаемся в магазин за земляничной настойкой, едим по дороге мороженое, ночное небо над нами. Такой бой, свистящие пули, вой самолетов, письма с фронта. Картина Галактионова. Письмо с фронта. От солдат.

Ангелы на желтом здании с флагштоком. Фанфары ангелов. Ангел с крестом на александрийском столпе. Запутанность в ветках и проводах. Оптический обман. Арка с божеством войны на колеснице коней. Неправильная форма раковины, жемчуг внутри, португальское слово. Скифы, их курганы, греческие гребенки, тиары, кольца. Закуска и угощение в том фильме. Воздух влажный и волнительный.

Рождество этого года. Леонид Греческое имя. Царь Спарты. Город Архангельск на Белом море.

Юноши с повадками и походкой гейш, гетер. Туалет: зеркала, отражения, их плен. Мускулы Вадима, его чуть смуглое тело, Маугли, Тарзан. Аня. Умирание от любви, жизнь. Этажи, спуск и подъем в лифте. Метро, испанская поэзия. Миндаль цветет.

* * *

После лекции об Альфреде Жарри, убуистике, прогулка по темным переулкам, Невскому проспекту, прощание на углу Невского и Владимирского п. С Валей идем до Владимирской п., прощаемся и с ней на переходе. Я спускаюсь в метро. Панно, знакомое с детства. Золотое изобилие, плоды и фрукты. Помона, статуя из стихотворения Бодлера. Паяцы. Странное чувство после этой лекции во французском институте. Светлое чувство после этой лекции, мельканье разных перьев. День защитника и день рождения, театр об актрисе, примадонне Элеоноре Д. Вечер у художницы, поле красных маков. Чудной вечер. На следующий день на Театральной площади день рождения. Репетиция встречи и прощания, архетип. Сначала узкое и тесное, потом широкое, веселое, куда-то летящее.

Миг свободы, дождь и ветер, свежесть. Куски (обломки) грязного льда, черный и серый снег, шкура медведя или волка из зоопарка, наши имена и этот мех. А пока солнце сегодня в семнадцать часов в пушкинской церкви, дом один. Нерукотворный спас, Вселенская панихида. Двадцать восьмое февраля, п. Завтра суббота, первое марта. Такие странные даты. На первый взгляд обычные.

Все мысли и страхи, их фрагменты, осколки от чего-то очень большого, огромного, куски упавшего метеорита. Дерево, стихия друидов. Все сомнения, обиды, страхи. Бумажки со словами. На ветках. Как будто чуждо человеческое нам. Как будто нет. Дух, бездна. Как лектор, говорящий всему да. И этому да. И тому дал. Да. Да. Да. Нет, наконец. Принимаю и приветствую. Если слова не идут, то жестом. Наклоном головы, плеча, пальцев рук, ног, их шевеленьем. Поворотом спины. Огромное количество нюансов смысла, движения тел. Движения не обманывают, слова Мерса Кунингама.

Порнографические подарки адмиральши, делимся с Колей частью. Благая часть. А он ее со всеми разделил. Как в поэзии. Коля-куколка на Миллионной.

Жизнь ежедневна. Апокалипсис, начало и конец. Бесконечное разнообразие концов, а все один.

Храм Спаса на Крови в темноте, золото куполов, душа и маски. Солнечное и светлое потом, в этот день пятницы. Тяжелое, мрачное как мираж ушло. Прощание, что за слово право. Как мать героя в киноромане зарекается не прощаться, тут же произносит слово. Адьо. Прощай Настасья. Цветы мне говорят. Среди зимы те гвоздики адмиральши. Эти три дня, перевернувшие. Что перевернули, какой ход вещей, поживем-увидим. Потенциальное, виртуальное. Гвозди в стене где висела одежда. Песня «Девушка из таверны», которая полюбилась Вадиму. Песня о гвозде. Булавки. Театральные костюмы. Техника современного искусства. Пространство и время, которое нет времени и сил осмыслить, остается проживать, мысль, переходящая в слово. Нет досуга. Есть досуг. Дикое и ласкающее слово. Досуг. Золото досуга. Музейное и частное, жизнь. Исследование, возвращение после прогулки домой. Закаливание на вершине, остановки в пути, ожидание чего-то, пресловутые сто шагов. Наполнение смыслом пустого, ожидающего смысла.

Лед ломается, но не сейчас, а позже. Как обещано в книге. Весна священная. А пока переход через Альпы. Книга Суворова, наука побеждать. Мозаика, знакомая с детства, даже две мозаики на стенах музея Суворова.

* * *

Телефон отключен, слова из песни, черная кассета. Около одиннадцати часов. Прошлое тянется как в сказке фей шлейфом или мантией. Лицедей или царь. АИ, золотое будто небо, тиара, хмельное. Ласки твои. В гостях у Коли на Миллионной. Его книги, трусы из узбекского шелка, желто-красные, зеленые полоски, трусы-тюбетейка, типа шорт. День, пост фестум, круги по воде. Шоколадные обертки разлетелись как птицы по домам сердец. Только этот путь. Донроманский. Ониоманский. Те дни в тумане, городской романс. Идем по льду, в сумерках, потом в подворотне, во дворах, огни в зимнем тумане. Адмиральша приносит цветы, на кухне беседует с Сережей, пока я раздаривал письма и шоколадные обертки с текстами из киноромана. Текст это по-гречески ткань. Песня о покоренных вершинах, об альпинистке, альпийских сливок кувшине, розах в машине, Гималаи в кино. Риск, черно-белый журнал. Рисунки Хамдамова.

Коридор-кухня буквой Г, стол, гвоздики адмиральши. Настроение прощального ужина. Да и нет.

Ужин праздничный без претензий с выпусканием цветных птиц. Их голоса и перья. Мое имение, лес. Рядом кладбище, м.б. моряков, солдат, мотив французской поэзии. Соленые брызги, ветер. Гости расходились. Одежда оставлена. Т.е. хотел написать надежда. Хотел сказать. Звонок писателя Ласкина из Пушкина. Пьеса, сценарий, Гольдони и Гоцци. Раковина в подарок. Шепот тайн моря. Усталая актриса играла в пьесе де Кьяро. Последняя ночь в американском городе. Носились по барьеру как цирковые лошади. Её два платья, белое и черное. Мой сон на Театральной площади. Прорубь Распутина, точнее, сад, куда он выбежал полуубитый, роковые пули летели со свистом вслед. Юсуповский дворец, любительский театр, потом позже потоп. Какие-то разноцветные птицы, а внутри у них голоса. Их послание.

Приступ страха как в дурной бесконечности. Контр-реформация, кинороман барокко. Выше и выше по лестнице. Ад мажорэм глориам деум. Без положительных интенций, но выпуская разных птиц. Маньеризм, переодевание в бархатные темно-синие как ночь брюки при лунном свете на море, где дрожат огни. Черный фрак. День защитника Отечества позади и впереди, в снегах. И этот день Р. На Театральной площади, бёсдей-пати. Чтение стихов Е., выпускание разноцветных птиц, голоса как в душах людей, мост между сердцами. Переодевание как в опере. Все сцена, экран, огромный амфитеатр. Мечты детства о театре одежд, тайна, переодевания.

Узкая страсть к шоколаду, любовь девочек к цветным оберткам. Гейша.

Потом был вокзал, фигуры на шахматной доске страсти, Индия воображения, кино, храмы с фигурами, слова, оброненные уборщицей в фуфайке, немолодой женщиной с усталым лицом. Зеркало перед входом, где взимается плата за вход. Рубль пятьдесят, по-новому. В круглом окне вентиляции красные огни, реклама американской воды, синие блики. Естественная нужда людей. Они становятся, садятся. Мечта Руссо о природном человеке, естественном, настоящем.

И тут же искусство. Сцена, снимается кино. Кинороман кентавра. К. Киноромана. Борьба с людьми. Отравленная одежда.

* * *

Опять Нотр Дам де Пари в весеннем воздухе. Ожидание. А пока после дня рождения на Театральной площади. Письмо лежит нераспечатанное на столике у телефона. Потоп потом. А пока воспоминания о дне АИ. Золотое как небо, хмельное. Между Новой Голландией, театром, музеем Блока, его последней квартирой. Воздух. Пока шли с Валентиной к той квартире киноромана. Шли как по воздуху. Заходили к художнице сонных маков. Покупали провизию в магазинах. Она призналась в трамвае, что надо держаться на расстоянии как незнакомке. Что вчера, когда мы сидели после театра у Лены на кухне, она становилась полной, собой, наконец. После таких признаний пора выходить. Идем вдоль канала. У Ларисы уже Оля и Вадим в узкой прихожей на букву Эль, liberte. Холодильник, буфет, все начинает двигаться. Селедка чистится, в холодильник ставится водка. Немного картошки варится. Адмиральша звонит, чтобы не садились без нее. Свадебная. Ждем. Приходит Елена-х., Клим, Сережа. Моя Елена-писательница появляется в барской шубе как певец, поэт. Приносит вино и мне зайчика из шоколада. Передо мной буклет геев Берлина, подарок адмиральши. Принесла целый пакет и сказала не показывать, а потом посмотреть самому. Порноброшюры, буклеты, советские презервативы, не годные для употребления, просроченные. Её цветы.

Я был рад цветам как певица. Сидели за столом на проходе. Очень тесный день рождения, очень узкий. Не хватало стульев, места, все теснились. Еды было только-только. Ларисин дом. Прощание с Театральной площадью, день рождения, как тогда в день поминок. Иван Васильевич, кот, мальчик Клим.

Потом был бал шоколадных оберток с письмом на другой стороне, страницы киноромана. Раздача писем, открыток. Момент радости, доннромания после стяжательства (накопления). Единственность экземпляров. Шоколадные обертки разлетелись птицами романа Шелк. Алессандро Баррико. Руки и глаза, появление солнца. Пост фестум.

Забыл сказать о переодевании в оленькины брюки, темно-синие бархатные. Моя одежда в этот случайный день: фрак, подаренный Серафимой, носки Вадима, футболка Майкла, анин белый бодлон, платок из Турции, который дала Лариса на этот вечер. Чтение строк из писем и текстов киноромана. После гостей мыл посуду, а Лариса пол. Мне постелила как в горячке после всего. Утром перебирал письма. В окне два зажженных окна, край башни дома, небо. Мой жар, продолжение бреда трех дней. Дно. Утром возвращение в дом. Ушел попив лишь воды. Чтобы легче идти по грязи, слякоти, разводам. Воздух полный предчувствий. Вода канала у театра, лед и грязь. Вот из чего все возникает. Исступленный сентиментализм. Разлетающиеся листки киноромана, строительство собора. Неужели это постмодерн. Театральная площадь после театра, кинороман в музее в день защитника Отечества, кафе БЛ, дорога до Димы Голынко, отмечание дня. Торжества в сомнительной влажной и полной предчувствий и тревог атмосфере. Подарок Вадима и Оли. Голубенькие запонки как глаза из романса, синие. Раковина для нашептывания тайн. Торжество, втиснутое в узкое пространство кухни прихожей на латинскую букву Эль. Помните, в фильме по Чехову выносят гроб по узкой лестнице. Негде разойтись. Сон тревожный, потом сор, откуда все рождается. Свобода. Стыд, лед и вода растаявшего снега.

* * *

Сияние дня как в Сибири, бумага. Вечер субботний, первое марта. День рождения Сережи Спирихина в Северном ветре.

Его утонченный силуэт, благородство от жизненных перипетий. Словно Моцарт. Сбивчивая и путаная речь, за ней правда, как за потоком. Слезы на глазах. В ответ на моё сообщение, что одно из его писем подарено как котенок в надежные руки, не проданное мной, в тепло. Его рассказы о быте. Дворник на Пушкинской. Он мел против ветра. Сторожит детский сад на юге. Встречает меня на Фонтанке, мой погон оторван. Ташкент, Пушкинская, галерея воспоминаний, музей. Ника, ее лебеди, кот, розовые скалы.

Зеленый плащ, сапоги, тюбетейка. Наивная дурочка, кавычки, в галерее Бабушка. Светлость.

Слезы Спирихина как утешение, дар, добрая весть. Его клетчатый пиджак с розовой подкладкой, честность и легкость в прорехе. Розы из сада сквозь прутья. Его лоб, волосы, руки. Своды Борея. Дым, пар. Мир, меч.

Воскресенье, урок немецкого. Потом дым отечества, вокзал. Поздний вечер, ночь почти. Немой как в Тамани, его гнев, сильные руки. Надо увернуться. Слова царя Бориса: отпустите юродивого. Уборщицы, посетители, черная собака. Все в зеркалах. Народная опера.

Завет Декарта: отупляйтесь. Новая тупость. Теория штурма и натиска. Романтизм: мечта быть ближе животным, равноправие коров, вот лозунг на крышу. Перформансы, акции, хеппенинги. Отупляйтесь. Рациональный бред. Русская идея. Витрины ночного клуба Голливуд. Бабилон. Но не как в Москве, потому что здесь Север и столица прошлого-будущего.

Флягин, соратник Спирихина, один из новых «тупых». Его быт в Северном ветре, в углу. Его фигура художника. Его блистательные прозрачные банки в Мраморном дворце. Меч мечты, не мир. Художник и дворник. Так он представился в день знакомства. Спящая фигура проснулась, Сережа понял, се художник.

Кто-то обвел спящего художника мелом как в церкви в Вии. Сережу поразила еще эта тень. Сходство человека со своим абрисом. Феноменальное. Влюбленность в Флягина. Тяжесть прошлого быта и невесомость в настоящем. Невменяемость, одно из ключевых слов. Искомое состояние, сатори. Без слов.

Лишь поток речи. Прозрачность тары, пунктиры мысли, цель. Как в РЛС кругового обзора. Желтый луч, зеленые штрихи, антенны в небе, в поле.

Бабушка, Куйбышевская больница. Угасающий поэт в марте. Фотография нас с алжирцами на берегу русской реки, памятник Чкалову.

Новая тень и новая тупость, две школы сошлись своими путями, перекресток стихий, Северный ветер. Стихии сметают все как в том сентиментальном кино.

Ум улетает. Что остается? Новое: тупость и тень.

Ум это замок, крепость, мой дом англичан. Тупость, шерсть, тепло. Темно.

Летающий меч американцев аки рыба в океане.

Передний и задний как в Науке побеждать. Авангард, основные силы, арьергард. Французы и немцы, поляки, татары и шведы. И мы.

Лед на окнах с внутренней стороны. Напоминание об этом русском сезоне пар экселлянс. Париж, дом, окруженный парком. Роза Родена.

Метание меча, бисер, мы и мир.

* * *

Художница Ника, её выставка. Наивная дурочка, название самой себя. Вверх по лестнице, за решетку, где была мастерская Игоря Журкова. В стотретьей галерее показывали фильм в эстетике Хамдамова. Режиссер Евгений по прозвищу Дебил, Владимир Сорокин играет роль врага в белой папахе. Снег. Двор. Действие происходит в Берлине. История Штирлица. Маслов объясняет мне по ходу дела в темном коридорчике на проходе. Красивый художник. Вернулся с Кузнецовым из Амстердама.

Шел под аркой к вокзалу, через Пушкинскую улицу. Этот проход еще не закрыли. Он стоит черной фотографией, негативом, памятник поэту. Валя ждет покупателей из магазина п. вещей в платке и пальто. Поднимаемся наверх. Оля. Вадим. Их маленькая комната чулан, двадцать первая галерея. Разговор с наивной дурочкой в кавычках Никой. Суть искусства здесь в зеленых сапогах, плаще, крашеных волосах, розовых скалах, белых чайках, неграх, кафе. Она танцует целый день почти, к вечеру только устает. Рыжие стриженые волосы, крашеные под клоуна в соломенный цвет, глаза подведены красным, зеленая брошка. Все в ней от художницы. Автопортрет на ткани. Бабочки, лиса. Она рассказывает о своем быте. Сторожит чужие огороды. Огород это чужая мастерская. Жила у музыкантов в их крохотной комнате между репетиций. Музыка, сор. Всякие окурки, объедки, остатки в стаканах. Волчий, лисий аппетит художниц. Сами легкие стрекозы, бабочки, кошечки, собачки, крыски.

Раздавал письма, фотографии, записки. Строки, между ними голоса птиц, женщин (миф), всё на обертках от шоколада. Акция, хеппенинг, перформанс. Сладкое, а потом остался один голос. Он ваш, мой, наш. Один на всех как в зрительном зале, арене, комнате с наушниками, греческом театре тысячу с лишним лет назад, в концертной зале, в доме радио, в студии, на корабле. У госпожи Ани в готическом зале на Фонтанке, в беседке дружбы, в особняке. Пили авокадо, угощались пирожными Мадлен. До этого ходил в институт востоковедения на Неве с письмом от М.Б. с Кипра, который просит фотографии с редких музейных экспонатов (коллекция Петровского, консула в Кашгаре, Эрмитаж). Биг гэйм. Запад есть Запад. Возвращался солнечным днем через Михайловский сад, мимо розового туалета, черных деревьев. Дно тех лет. Нежелание и невозможность вступить снова в те волны.

Индийский магазин рядом с домом дружбы. Предчувствие весны. Спускаемся в золотом скафандре. Становимся невесомым и поднимаемся. Кладбище, сторожка, туалет М. вокзала. Снег на набережной сегодня. Детские голоса как в сказке фей. Переписывание сна. Мытье головы утром. Церемония завтрака. Картинки с выставки, задний план, фон, видеоарт в ретроспективе. Кавычки: наивная дурочка. Наверное таким должно быть искусство. Институт бывших жен, вечных м. Снова мальчик и снова. Между мужей и жен. Бывших, настоящих. Итальянское кино по роману Моравиа. Кинороман. Вечность мужей и жен как болот, этот быт. Придумать, создать, потом полюбить. Потом как в потопе, когда несет мимо берегов, бывшесть мужей. Бывшесть и вечность. Настоящесть. Собор легких как во Владимире сооружений, над бытом.

* * *

Невесомость и непререкаемость авторов, их авторитет и авторские права, суверенность, свобода выбора в пути. Их путь. Тела как рукописи с легкими руками (ладонями), воспаленными веками. Глаза, вчерашние звонки. Их снег, моя душа, голова, мое внутреннее состояние, лед или воск. Воздух, вода. Одна из стихий на выбор. Прогулка с Антоном, монстром и маньяком вдоль Невы. В воде утки, китайский спектакль, льдина как бы прозрачная, на ней эти птицы. Свет в стороне порта, на западе. Сияние. Ваше сиятельство. Те, кто писал, их аристократизм, титулы и звания, прикрытие от рождения, от лени. Благородство вырождения. Дегенеративность. Тонкая, почти прозрачная кожа, вены, речь. То бурная, то совершенно другая. Маркиз де, барон фон. Родословная П., поэма.

Граф Т. Марсель П. Потом это все бытие духа. Дуновенье ветерка, порывы ветра, бури, урагана. Сеятели ветра, пожинатели бурь. Тишина, покой после всего. Кафе Бедные люди. Воспоминание о том угле, Графский переулок. Вчерашний чай после ходьбы под мартовским дождем на Сенной, по каналам и вдоль рек, улиц, проспектов. Пешеход, человек гуляющий. Чай в особняке Нарышкиных-Шуваловых, двадцать один, Фонтанка, дом дружбы, литературное кафе, как Ротонда, Флора, мраморные статуи, лестницы, кафе Дон Кихот, его каза, первый этаж. Прием у госпожи Анны Крутиковой. Ее чай, клубничное варенье. Вежливость круглого лица, серьезность выражения, мягкость.

Друг, передняя, после утреннего чая, тяжелый запах снизу, открытая форточка, мартовский воздух, уже не зимний, еще не весенний.

Вчера в особняках на Неве, Фонтанке, в Гривцовом переулке. Лестница, портреты исследователей Средней Азии, Памира и Туркестана. Игра в биг гэйм. Бисер и классики. Офицеры-географы, князья. К. Кропоткин, его портрет рядом с другими. Певцов, Г.-Гржимайло, Пржевальский, Роборовский, Громбчевский, Снесарев.

Письмо от Саши Яковлева из Воронежа, полное нежности. Огромный конверт лежал на телефонном столе в прихожей. Письмо от банкира с Кипра, родственника Майкла. Михаил Басханов, новый князь, игрок, интенция благодетельности, барин-меценат, любитель музыки. Сочинение концерта с фотографиями коллекции консула Петровского, будды, статуэтки, дороги Катманду.

Настроение: мартовское солнце в окне. Звонок Сережи. Его тело, волосы, тельняшка. Четвертое марта. Вчерашние звезды на ночном небе, лицо смотрит в небо. Что это? Московский вокзал. Служительницы нижнего и верхнего туалетов (словно парки Петергофа). Собирают с посетителей деньги. Детям до семи лет и инвалидам бесплатно, милиции само собой. Народ оперный, зеркала заставляют быть как на сцене. Нужда людей, запах и дым. Народная опера. Очарованная даль вокзала.

Анархист с бородой и черным флагом на Невском, Петр, его газета Новый путь. Антон, городской сатир. Вестибюль Национальной библиотеки. Народники на Невском проспекте. Черная Екатерина, черная ограда, март. Суворов. Дым тусовок. Тунгуски, туески. Синие и белые трусики, плавки.

Все снято. Тело друга, звезды. Одевание одежд с утра, магазин. Внутренние вопли, лес, поле. Освещенные солнцем, сошел снег и все обнажилось.

* * *

Век географических закрытий. Великие путешественники и их верблюды, памятник в Александровском саду у военно-морского училища. Большая игра. Восточный Туркестан, на пути к Индии. Биг гэйм. Утро в марте. По просьбе господина Басханова с Кипра буду собирать материалы для его докторской диссертации. Футуризм. Ежедневный кропотливый труд, настоящая экспедиция, путь в горах, предгорьях, по пустыне. Мечты путешественников. Вьючные животные, казаки, туземное население. Сны путешественников, комары, жажда. Усталость, свет и звезды.

Окно. Пустынная набережная без снега. Вчерашние звонки. Химеры и пение утренних птиц. Невменяемость, мнимая и подлинная. Ментальность и летальность. Способность к полету. Летательные приспособления. Химическая война, биологическая, п. оружие. Тотальность войны и мира. Болезни: от венерической до шаманской. Исступление. Война и мир языков. Все смешалось как большой кинороман. Аффект и атараксия. День рождения. Топография, рекогносцировка военных географов. Англичане чинят препятствие. Р. Киплинг, роман Ким, кино.

Генеральный штаб, любовь к географии. Чистота тотального эксперимента. Биг гэйм и карта мира. Роза ветров.

Аутизм. Взоры, обращенные на вершины гор, Тибет, извилистые дороги Катманду. То, что так притягивает путешественников войны и мира.

Недосягаемость Тибета для тех, кто слишком хочет. Закрытие путей. Если бы не было англичан, их стоило выдумать. Вольтер. Бред и вершины чистого ума, снег на горных вершинах.

Спектакль провинциального театра по Кандиду. Фильм по Киплингу о человеке, который мечтал стать королем. Золотой шлем Александра. Тибетские ламы. Мост над пропастью. Дорога в Удельную Тибет далекий и близкий. Рукой подать для посвященных. Невменяемость и ношение одежд. Пассионарность и высокая мода.

Шаман и Венера.

Побриться, почистить зубы, завершение утреннего туалета путешественников. Вода далеких колодцев, горных речек, ручьев. Письма путешественников, звонки издалека.

Клуб Грибоедов, улица Воронежская два-а, в бункере. В пустыне путешественников. Чтение поэта Д.Г. в этом найт-клабе-бункере. Он вернулся из Индии, читает стихи, все сидят как на Юге в темноте, духоте. Миф о возвращении на родину путешественника, французский фильм об этом. Роман Альберто Моравиа.

Шум воды, горная река, приготовление нехитрого завтрака, по-походному. Мечты и мысли о театре, кино. Воспоминание о том, как толпились и шли люди на спектакль. Свобода выбора. Перекресток русских картин, пейзажей. Корабль Александр Грибоедов идет по курсу, по каналу к озеру. Экологический бред. Остановка в шлюзах, в память о всех заключенных, в каюте видишь лишь сырые стены казематов, это шлюз, невольная мнемотехника, репетиция воспоминаний. То, о чем снимается фантастическое кино в Голливуде. В далекой и близкой Америке. Призрак оперы, по роману Гастона Леру. Не знаю. Упражнение читателей как репетиция. Открытия путешественников неожиданны для них самих.

* * *

И жучки и паучки. Утро, ванна. Магазин, свежий воздух. Слова, снова после сна. Кровь комара на простыне. Словно у невесты. Утренний двор. Мы идем в зеленом бушлате с растрепанными волосами. Волосы наши нечесаны после подъема, связь со всем: наши антенны. Невесомость и недосягаемость, несвязность. Невразумительность. Еще близкое к невменяемости состояние, очередное просветление как северное сияние. Южная тьма. Радуга в тот день над Новгородом, мы стоим и смотрим на мосту. Состояние далекое и очень близкое. Путь из варягов в греки и обратно.

Потом потоп, все залито лунным или солнечным сиянием, лучи как воды. Ткань, песни, просто игра. Покаянный романс Э.Пиаф о том, что ничего не жалею. Слушаю, в который раз как гимн, на протяжении многих лет. Все начинается с нуля. С тебя. Нулевой уровень письма по Барту.

Его одежда, душа и мысли словно наши собственные. Лицо, волосы, тело. Будетлянство настоящее без футуризма. Здесь и сейчас.

Невинность. Словно презумпция. Благодарность за возможность резонерствовать как дышать между двумя озарениями. Дискурс о невменяемости меня, других, третьих. Левитация от легкости, бренность оставлена стихиям. Восторг души, похлебка из чечевицы подарена голодным здесь и сейчас. Балаганчик веселый, грусть клоуна. Песни Вертинского и Э.Пиаф. Гробница Наполеона у инвалидов, в их соборе под куполом золотым. Пение В. в исполнении польки, и луч сиял на белом плече. И белое платье пело романс Вертинского, как марш фюнебр заупокойную молитву. Похороны Романа Гари в Париже.

Роза ветров, национальная библиотека, обдуваемая ветрами. Даже галерея в подвале на Литейном, крохотное кафе рядом с секс-шопом, называется Северный ветер. Чувство вины все же чувство, мысль о датском королевстве, замке на берегу моря, муки совести и волны памяти, ветер и море.

Спуск сквозь дым в тот трюм. Чувства и аффекты. На перекрестках речи. Этот город и паучки, тараканы, крысы. Выставка рептилий на вокзале и Сенной площади.

Конечно же телевизор и рассказ красивого и молодого о Ж.Превере и платьях Дайаны Росс.

Высшая точка невменяемости, карты Генерального штаба, секреты, государство, частная жизнь, одежда. Вчерашний звонок из Швейцарии от Шарлотты.

Наш воздух после Альп. Князь Мышкин возвращается в Петербург. Настасья Филипповна сможет уехать в Швейцарию. Фильм Вайды с японскими актерами. Репетиция романа. Писатель К. Божьи коровки, сам человек с его камнями, флорой и фауной. Царство и лицедейство.

Господин Михаил Басманов позвонил с острова К. и спросил, куда послать деньги. Мы ответили, что нет номера нашего счета. Какой Вы счастливый. Да, наверное, мы сами этого не до конца понимаем, был ответ.

Парадный подъезд Национальной библиотеки, монумент: статуя вице-губернатора С.-Щедрина. История одного города. Чтение предисловия к французскому изданию на теплоходе Александр Грибоедов во время летнего круиза. Географическое общество. Распутин и Мата Хари.

* * *

Не П., а другой. Одиннадцатое марта, после фрагмента о Пикассо. Такой же П. только с русскою одеждой, думой, душой. Дураки и дороги не выходят из головы, пока без кавычек. Холодная и больная, поэт пишет о неволе. Его жалоба словно турецкая. Теплая и здоровая это свобода. А пока перевод с финского, зимавесна.

Блок, Тюремный переулок, один из бывших, с журналисткой Светой, Иван Васильевич, сосед, водка, огурец. Немного в чай, пожалуйста. После писателя Попова. Постбеседа: руморология в коридоре-кухне. Школа злословия, Россия, новая Голландия, Блок, Барахтина. Комод, корейцы-постояльцы, госпожа хозяйка комнат.

Куст той встречи, фатальность Невского проспекта, провинциальность, мир, смещение оси. Калуга, Циолковский, Греция, офисы, полисы. Космонавты-исследователи, экспедиция за золотым руном. Пржевальский, его верблюд, камень-памятник рядом с площадью, где Царь, змея, конь. Санкт-Петербург, фонтан, старушка Алена Ивановна, сестра, Илья Ильич, Распутин. Гороховая улица ведет к театру юных зрителей, бывшему Семеновскому п.

Прогулка по парку после Манежа. Как вчера. Игорь Журкоф, русский американец, вернувшийся, мечтающий поселиться в Финляндии в монастыре. Экологический проект. Бред, засыпание снегами. Водяные знаки, женские деньги, мужские имена. Пленительность плеоназмов, такой мой организм. Полезность Севера. Полюсы абсолюта. Обломовская девушка, ее вечная книга в руках, мысли блуждают везде, далеко. Учение об эмоциях, девушка и ветер. Бумага, металл денег, книга. Кропотливое исследование, князь Кропоткин, архивы.

Март, полулетаргическое, берлога сна. Медведи-мы. Правда о нас. Звонок из Швейцарии, от госпожи Ш., нашего друга.

Дума об армии спасения, ее наследство. Свобода, нектар (амброзий). Князь К., опять о нем дума. Слова Уайльда о нем. Князь М. как живой. Памятник Русалочке в Дании. Без головы. Нашествие варваров на страну викингов. Из греков, обратно. Теория и практика пути. Дремота, солнца пока не видно, вороны, воробьи, набережная. Тумана нет. Офицер-переводчик, бывшее, табель о рангах. Его и наши снега. Сдал восемь молочных бутылок в обмен на кефир.

Сквозь вязкую и густую летаргию, сезонное обострение основного недуга. Хроническое значит связанное с временем.

Художник, целующий Вам руку, тогда на Пушкинской, в полутьме. С девушками обсуждаем статью о премии. Крестные сестры, папы, отцы. После дня затмения. Ранняя весна не за горами. Этюд о раннем и скором. Длительность ожидания, кайф. Мучение по чужому п. Настоящее, правда, страстная влюбленность в миф о кусте. Карта страны. Предчувствие парохода Александр Грибоедов. Поэт-памятник-дипломат на бывшей площади полка. Куст его несгораемого тела. Стихотворение В. о хитрых глазах.

* * *

И не кончаются о. Объятья поэзии длятся, они обруч для девочек. Шар для девочки на ш. Вчера: интерьерный театр, поэзоконцерт. Алишер, П.Барскова, А.Скидан. Куклы, маски, белый тюль. Свеча, за столом поэты, мы в зале публика. Черный потолок. Черные чулки, принесенные мне Олей, подарок от Ларисы. Оболочка поэзии. Облако с дождем и градом, на город и огород. Лес Арзамаса, лес и ландыши Петербурга. Интерьерный театр. Моя прогулка по городу после болезни. Забегание вперед, заторможенное состояние. Между двух. Тела, огни, снега. Данность третьего в снах, вслух, в. Их голоса, одежда, куклы, маски, гипнотическое состояние. Человек включается и выключается, на собственном берегу, под говор волн. Отравленная фотография, подарок на дне рождения. Роман на шоколадных обертках, птицы вылетают из клеток, птицы в небе, день рождения. Путь на Театральную площадь пешком от Сенной. Они читали длинно и долго, все голоса смешались с куклами в этом театре. Черный потолок, белый тюль, освежающие салфетки Хадикова. Лестница, Невский проспект, воздух ночного города. День затмения закончился театром. Голоса за масками.

У Ларисы на Театральной п., беседа в коридоре-кухне. Катино печенье, ее голубая и белая розетка для конфитюра из яблок. Катенькино печенье из Удельной. Ели, пили как в стихотворении В. Белая бумага цвета снега, рисовой пудры. Часы, голубой ободок, внутри написано Слава. Колокольчик-звоночек. Пишущая машинка как на железной дороге дает сигнал. Сережа, его белые джинсы, почти велюровые, потом потрогаешь, сказал. Место встречи в интерьерном театре, в инженерном замке. Бал. Маскарад. Черные стулья, приветливые лица как в прекрасной Пленнице. Уговаривал Сережу приехать в прощенное воскресенье, т.е. вчера. Не захотел. Хитрые карие глаза. Моя усталость. Тот другой в соседнем зале, спутник Оли. Ваши черные очки от солнца, ваши закрытые, полуоткрытые глаза, слушаете стихи, думаете о своем. Триумфальная арка, кинороман. Другая сторона поражения. Отдыха нет на войне. Черчилль купается в своей ванне. Лежит на диване. Произносит речь.

Театр военных действий. Невский проспект. Боевые слоны. Театр ожидания. Неуважительная к занятиям Лариса сделала нам комплимент. Оленькины брюки. Подарок Ларисы. Публика-шакалы, друг, договор о свидании. После вашей болезни, перед днем затмения. Вой и лай публики, луна. Воображаемые ущелья, отроги гор, тьма Невского. Катакомбы Парижа, его тайные воды.

Слово, произнесенное Ларисой: тупик. Солнце, зелень герани, золото занавески.

* * *

День отдыха от забот, крепость болезни, лед и пламень вокруг стен, провода: черные, стальные, разные. Вчерашняя выставка, сегодняшнее солнце. Дни ангелов. Их пение. Льдины, река. Ваш преподобный Ангел Большие и маленькие буквы. Хоровод муз. Цитата французской поэзии Кокто. Вчера в Северном ветре. Дым, рассказ Сережи С. о пожаре, огне, тихой и громкой стихии. Он и Инга пьют из-за угла. Три шкуры на теле, спортивные штаны, в руках мольберт, спасение из огня. В русском кафе под кирпичными сводами. Рассказ об огне. Сцена из Бесов. Угощение яблоками из п. мешочка. Я пришел туда после шума выставки, было пустынно и светло. Потом шум, рассказ об огне. Вот зачем тревожусь. Думы сквозь дым об огне. День нашего Ангела, восьмое марта. Цветы и события ушедшие. Цветы рук. Звонки как в буддистской пагоде, кумирне, в часовне, колокольчики романса, песни. Ветер с моря, океана, с родных полей, лесов, равнин. Вечер, солнце, звонки. Ветер и коммуникации.

Лариса предлагает уйти с ней в монастырь. Вчерашний звонок после спектакля Путаны в театре комедии. Театр Романа.

Наш гардероб. Кавалергард девица. Думаю написать ей письмо в Москву. Ее пуля, нож, сталь как в романе К. Наш скафандр. Красные и черные провода. Опутанность. Звонки и звоночки. По ком звонят. Кинороман. Прощай оружие. У девушек в цвету за стенами монастыря. Тихая обитель. Девушки, их цвет. Наш март. День Ангела.

Нулевая отметка письма. Ролан Барт. Искусство в себе. Люди и их борьба с живыми существами. Секс. Продолжение рода. Извлечение удовольствия в борьбе. Все что летает, плавает в знаменитом стихотворении. Солнце русской поэзии.

Слух и голос, связь с внутренними органами. Все без исключения. Волосы. Тотальный эксперимент. Аутизм. Прагматизм. Разговор ночью с гран-дамой о сущности пессимизма. Утешение как в часовне или под сводами собора. Собор петербургской Божьей матери. Мистическая церковь. Все вместе взятые, особенно разрушенные и сохранившиеся. Город святого Петра, его ключи. Корабли. Рыбы. Золотой кораблик. Александровский садик, моряки. Прогулка до почтамта. Ни дня без думы об эсхатологии. Ожидание конца. Итальянская новелла эпохи Возрождения. Дно дня. Окружение друзьями, овраг, черно-белое кино Шлендорфа по роману Юрсенар. Выстрел из пощады.

Сережа Спирихин, удивительный художник. Невменяемость. Золотой ангел на шпиле в стихии. Фиолетовый шарик, какой-то саквояж. Его волосы, очертания тела, рисунок. Желание Глюкли излечиться, прикоснувшись к кусту головы. Куст это все что говорит в огне, не тонет, не сгорает. Рукопись тела, собрание текстов, одежды, желание спрятать, копить. Ониомания — доннромания.

Желание раздарить, все отдать. Быть легким, невменяемым.

* * *

Письмо на кресле, в кресле, на стуле. Пение. Письмо на сцене, ногами, руками. Внутреннее пение, сибирское, алтайское. Лекция в университете, в доме, где родился поэт. Рядом с домом, где родился п. В зеленом корпусе. Письмо герцога де Л. Выбор между двух стульев, кресел. Двух голосов выбор. Он говорил, он звал. Выбор между двух денег. Двух, трех тел. Конечно, третье, не данное, по латыни. Как элемент, стихия по-русски. Третье выбирает вас. Шапка шамана, мех, кожа. Железо из космоса. Косынка. Волосы, бубен, машинка для письма. Архаическое и сверхсовременное. Императив постмодерна, все что остается. Фрагмент, черновик, до и после взрыва. На краях кино, от какой-то центробежной силы. Вихри, кружение, колесо.

Выставка денег, книга о деньгах, виденная в метро, красочный альбом. Ониомания, обратная сторона страсти. Художник Флягин.

Встреча с госпожой Б. в национальной Библиотеке. Смех в буфете. Родина милая. Объятья поэзии по Бретону. Пока они длятся. Пока это понятие времени. Длиться это континуум. Они это их объятья.

Четыре вида исступления по Гершензону. Наш читатель в Иерусалиме при крике петухов. Пение п. Нас представила ему госпожа Оля в кафе Северный ветер. Беседа за маленьким столиком, здесь же госпожа Б. и писатель-путешественник Дмитрий Анатольевич Григорьев. Красные руки-снегири в.

Тема санатория, дневник п. Швейцарские горы, прибытие в Петербург на поезде, знакомство с купцом Р. Портрет Настасьи Филипповны. Японский фильм, польский режиссер. Самозванец на Москве. Путь в обществе, в так называемом социуме. Петр Первый и его гражданский пафос. П. можешь ты быть. Императив Некрасова (бюст китайский на кладбище): обязанность быть гражданином. Гражданское общество, свободы. П., Московский вокзал, железная дорога. Сенная площадь. Модальность глаголов. Императивы после Шекспира, Канта. Можешь быть, обязан. Можешь не быть, сон о лестнице.

Ветер и флюгер на городской крыше. Гоголь, записки сумасшедшего, календарь. Книжка, купленная за десять франков на Монмартре.

Расширение пространства, роза ветров, поиск по карте.

Пока прикроватный коврик, малиновый плюш. Шкура игрушечного медведя. Призрак оперной роскоши. Малиновая книга Мюссе со стансами к Малибран. Фильм-опера. Разбивание вдребезги иллюзий, рассеивание. Опускание на дно. Соленые капли на губах. Магистры игр. Блеск бисера. Опускание на дно ныряльщиц за перлами, их перламутр. Разбрасывание жемчужин как в игре. Бестиарий страсти. Глаза собак и поросят, ждут чтобы наброситься. Девушки-ныряльщицы на дно. Московский вокзал. Кто посылает их? Роман о крысах. Чистота и нечистоты животных. Служительницы и посетители туалета, кино. Милиционеры, это не Франция. Виды исступлений, ныряние, блеск волн. Солнце, сосны, небо. Индустриализация искусства. Вийон, Виан. Пена дней.

* * *

Чтение стихов о смехе весной пока С. спит.

Потом проветривание. Встаете на табурет как на шар девочка. Открываете форточку. Он говорит: торосы как в Сибири, на реке за моим окном. На моей реке будто в Сибири. Еще сон не прошел, сижу на кровати, думаю думу.

Читаю стих про смех по весне. Радуюсь, что нашел это стихотворение. Лучи солнца Сибирью, кавычки. Снега, бумага, ссылка в Арзамас. Маленькая с. мадам де Сталь. Противоестественная роскошь, быть как сталь. Вы путешествовали небесной тучкой небесного цвета без родины и изгнания. Нет у вас. Есть у вас.

Вадим, произносить это горькое имя для губ, шоколад черный, пористый, высшего сорта. Слава в красивой коробке. Это сладкое. Сочинение письма турку. Недействительное желаемое. Обсуждали с С. его пальто.

Получение письма от Саши из Воронежа. Письмо — стихи на двух страницах. Сережа читал вчера вслух. Жду денег с Кипра, звонков нет. Тетя Тамара дала денег на хлеб, булку. Еще купил бублик. Противоестественность желаний, их единственное число, их множественность. Грамматика желаний, целая парадигма. Вглубь и вширь, в ночь. Вы истекаете будто зверь. Откровение. Сладость течь, радость. Река как в Сибири, бумага, взгляд за окно. Ранняя весна, смех И., строка поэзии. Бред, озарение. Фильм.

Апокалипсис, его числа, середина пути, где она? Поиск пути на дороге, поиск поиска, тавтология, риторика, фигуры письма и речи. Начало и конец. По-немецки это также хвост. И по-французски тоже есть значение хвост.

Ваш язык, губы, его конец. Тянитесь к концу, волосы касаются живота, губы раскрываются. Так снимают документальное кино в оранжерее. В живой природе. Чувствуете, вот конец. Хвосты, концы, члены предложения. Женское раскрывается как цветок, мужское. Ботаника, естествознание.

Вы течете как река, зверь. Волнуетесь. Море, океан, ветер. Майка, подаренная А. Просыпаетесь, тело друга на другой постели, на диване. Суздаль: монастыри по одну и другую сторону оврага, через ров. Сияние, цветение сирени, звон. Неизжитость и неестественность, искусство. Изучение изуверов, их костров. Место под звездой. Звонок Лены, художницы. Веласкес-Налбандян-Серов. Ее голос. Слушает в коридоре. Я не могу сосредоточиться. Шелка, меха, бархат брюк. Подарок госпожи Барахтиной. Мой серый жилет, серая рубашка с круглыми пуговицами, шейный индийский платок. Фотографии похожи на шелк или мех, атрибуты шаманизма. Сибирь, деревья с тряпочками, предметы из металла метеоритов. Бубен, плачь, песнь. Зелье и отрава надушенной фотографии. Травы, корешки, заговоры. Фотография цветная как трава, не выцветшая. На, владей на счастье.

Книга, поиск одной единственной строки. Свобода, когда вас выбирают два Вадима. Между двух имен. Баллада о снеге и дамах былых времен. Письма и фотографии. Я весь в крови от ваших роз. Строчка письма. Освобождение от привязанностей. Б. идеал. Более крепкая привязанность. Связь . Бред резонерства, спекуляции на эмоциях, воспитание роз. Разбивание клумбы, грядки с нарциссами, лилиями, левкоями. Ночь с другим другом, желание имени. Восток и Запад. Ночь с тучами, луной и ветром. Звезды.

Закрой глаза и ты весь в золотом сне, музыка и аромат.

* * *

Мальчик, миф, муж. Миф о мальчике-муже. М.-муж, паж. Пятница, письмо. Мифологии, первобытное общество, замаскированное под наше. Снова, слова о снеге. Встреча в Б. с госпожой Барахтиной. Она пишет статью о романах и премиях. До этого в галерее С. ветер встреча с художницей Леной, случайно среди б. на выставке фотографий. Время, вибрации, чудесное. Встреча с Олегом, нашим с Лукрецией фотографом. Приглашал меня в Нору и предлагал поехать в Англию. Нора и Англия.

Русско-английское соперничество в Восточном Туркестане. Средняя Азия, крыша мира. Рерих. Роза, куст, его и наши иконы. Снесарев, русский востоковед и путешественник, офицер Генерального Штаба. Его фундаментальный труд о театре военных действий. Рекогносцировка в Индии, на Памире, в Афганистане. Петровский, консул в Кашгаре. Биг гэйм. Английский писатель К. Маугли, мультфильм, Ким. Стихотворение о войне в А. Об отдыхе на войне. Война и мир. Французский фильм о дорогах в Катманду. Индийские крестьяне, касты, брахманы. Деление сообщества на страты по видам исступлений. Пароксизм страсти и тихое течение. Короткий и тесный миг ночью.

Название самолета, телевизор. Полет через бездну дней в кожаном шлеме, песня.

Офицерская улица, музей Б. Поручик И. и стадии шаманской болезни. Венерическая и шаманская. Страна болезни, театр военных действий. Крыши Петербурга, мир, воображаемые Гималаи. Дно. Как сказал бы Журкоф, вернувшийся артист, это уже религия. Перевал, проводники, тропы.

Тринадцатая ступень страсти. Писатель и читатель, ониомания и доннромания. Одно-другое. Необходимость третьего. Неданность. Поиск.

В бане все равны, голы как соколы. Распутин. Перья, шелк и мех. Голубое, синее, белое. Разное: полихромность мифа и мы. Полулетаргическое состояние и полет, может быть идеальное во сне. Большое может быть. Виртуальность. Высший пилотаж. Нестеров. Стихотворение об ангелах в небе, Аполлинер. Один как офицер, другой как кок. Звонок Мишеля из Нанта, приглашение нас в прекрасную Ф. Снега и ранняя весна. Коровы речи, священные как Индия. Фигуры культа. Речи рек, кисель, мед.

Вчера шли под мелким дождичком в меховой шапке М. кожаное пальто как полет против ветра. Весь в ночных огнях. Следы от поцелуев.

Мевр, дорога в Индию Александра. Весна на задворках огорода, первая зелень, туркменские коровы. Офицеры и переводчики, без и, через дефис, сосланные туда по чужой и по нашей вине. Как мы страшились этого места, как боялись, отказывались. Сцена в Москве у парадного подъезда. Наши негреческие полковники, темно-зеленые. Другая сторона медали.

Культ страха и дикости. Япония, Китай. Цветущие вишни. Мечта госпожи Б. о харакири. Невозможное, ведь она не самурай. Досада от этого. Лечь под блестящий нож хирурга, воображаемого японца. Цвета наивности и романтизма как шелк кимоно.

Профессиональный и. Творческая наивность, ремесло, профессия, призвание. Городские цветы, сады и парки. История болезни. Целый том дум, дорога, настоящая шапка. Фильм о Модильяни, Монпарнас девятнадцать. Жерар Филипп, Ану Эме, Лили Пальмер. Лино Вентура. Белая И. Как горячка.

* * *

Проблески в понедельник. Как Ю.Цезарь за все хватаюсь, войны и афоризмы. Галльская война, золото латыни. Встреча с мэтром в Библиотеке Купчина. Его лекция об амбициях в библиотеке А. Прокофьева. Словно в амфитеатре, нобелевская речь. О себе как о крестьянине из Мшинской. Пастораль в подлунном свете, подсолнечном. В мире над, под. Стремление вниз, тяга непреодолимая вверх. Статья о Хвостове и Хлебникове перед лекцией. До лекции встреча с Антоном в библиотеке. Письма Врубеля, воспоминания. Книга Сосноры, стихи о вороне, музыканте, домах в очках. Атмосфера портретов, икон-календарей, чая с ананасом и шампанским. Вернее, чай был в Бедных людях, куда я зашел по пути в библиотеку. Из библиотеки мы вышли с молодой сеньорой, дамой университета, преподавательницей п. языка, с мужем-в-изгнании в Париже. Скучает без мужа-и-денег. Антон идет на урок к девушке. Горький. Детство. В людях. Мои университеты. Французский профессор будет читать лекцию о Мишо. Путешествие в Купчино. Цветы как в оранжерее, ананас, шампанское. Возвращались после бала библиотеки в трамвае, светлом метро. В субботу писал письмо, шел на урок немецкого, отпускал письмо в ящик. Шел дальше. Продолжение рук и ног другими способами. Продолжение.

Великий п., понедельник. Великий и., Розанов-Достоевский, фильм-балет. У Коли с Миллионной книга на немецком языке бордового цвета. Его шофер без машины. Просто шофер. Неизменные шелковые шорты. Их веселый восточный цвет заменяет чувство юмора. Его знакомство по переписке. Письмо ему, приложение фотографии. За Марсовым полем как за Театральным. Вдали замок, светящееся здание. Как за три моря к Коле с Миллионной. Его худое лицо, ноги, кривые линии.

Письмо сквозь сон, еще не проснулся как следует. Мораль сна. Переписка. Безмятежные движения. Абсурдность и краски русского бунта, клюквенный сок, очень густой, следы на снегу, телевизор. Обыденность. Раскрась серые будни. Реклама метро. Розовое, голубое, синее. Шоколад Гейша.

Ветры, сосны. В прошлом году завод. Сметана, блины, баня. Русские буквы, дорога. Сон о трамваях. После встречи с писателем в библиотеке. Польза бесполезности, доказательство теоремы, любовь к геометрии, Коля с ногами на диване, волосами, глубокая морщина как шрам. Чтение стихов и книг, отсутствие амбиций. Шофер по имени Марина. Рассказ о милиции. Быстрая походка в черном пальто, шелковые рубашки, ненормированная лексика.

В мире, где политическая экономия, в пароксизме противоположных систем, переход периодов, учебник п. режимов, достижение чинов и денег. Освобождение п. Разнообразие людей. Кланы, тысяча человек, кажется. Скрытые амбиции. Коля с Миллионной, его комната, заслуженная работой дворником в Эрмитаже. Его биография, цвет шорт, позы театра и кино, старые пластинки. Город Баку: место рождения. Политика и поэтика встреч. Система коммуникаций, спутниковая связь. Девушка и компьютер. Птицы, звери, орнамент войны.

Прогулка. Путь сквозь ветры: корабль, лодка под парусом, по ветру. Еда и пение. Жить, чтобы жить. Голубой халат, кальсоны, тюбетейка. Опора на воздушные струи в пути. Дым и дом отечества. Тартарен из Тараскона. Охота на львов в Африке.

* * *

Звонки это колокольцы у реки, такие цветы, медные на берегу морей и океанов, у пагод. Морские дали, безбрежность. Буддийская тишь да гладь. Отключение от проводов, тщетная предосторожность. Привычка свыше. Формулы счастья. Свобода воли, перевод с греческого и латинского. Переводчик-кочегар в театре, оператор котельной на топчане с козлиными ногами под шкурой.

Бег, роман Б. Мнимость и подлинность звонков. Особенно вчера от Сережи.

Округлость шара на почтовой рекламе. Города Швеции и России. Стокгольм, Архангельск, Петербург. Привет тому, кто понимает. Привет как в письме. Привет тебе, привет.

Лекция в университете о поэте Мишо. Его увлечение чтением научных монографий по ботанике, точным наукам, естествознанию. Все волновало его ум. Ботаника, психиатрия, военная наука. Живопись. Его бабочки, прямые и косые линии словно на шелке. Прогулка до университета это настоящее. Дворы, решетки, памятники из соли. Дом поэта, деда-ботаника Б. Он родился здесь в просторной казенной как страна квартире. Потом квартира в казарме на берегу Невки напротив корпусов заводов, труб. Казарма отчима, его квартира, его гимназия Введенская. Маленький Б. Потом квартира на Офицерской, на Пряжке. Тихо кланяемся про себя, не останавливаясь часто и не снимая шапки. Из окна университета свет. Француз смотрит за окно, о чем он думает? До начала лекции в буфете-коридоре, пьем из белого пластмассового стаканчика, едим с белой бумажной и круглой тарелочки. Пышки, обсыпанные пудрой, с удивительной пустотой в виде круга. За окном сияние наподобие северного. Краткость и красота, длительность зимы. Кропотливость изучения, все важно, то, что кажется главным и мнится второстепенным. Потом как свет все становится понятным. Очевидность и пронизывающая ясность. Бессмертное ума. Безумие. Сам человек.

Боевые слоны, розовые как зефир. Сладкие слоны, сильные. После университета и звонков. Снег, снежок, белая метелица.

Маршрут прогулки. Узор и чугун тех дверей. Бывшесть Генерального штаба. Русско-английское соперничество в Средней Азии, Афганистане, Индии. Диссертация о Восточном Туркестане. Звонок с Кипра, список книг. Наши африканские прогулки, ледники Памира, рассказ о чистоте той воды.

Летчики летят сквозь летаргию. Белый свет и цвет. Воспаление глаз от солнца и предчувствия весны. Свет над снегами. Набухание и произрастание из черноты. Святость стихии. Остаток дум бросить зерном в эту появляющуюся землю, то, что зимовало под снегом будет колоситься. Путь зерна, надпись на памятнике. Чрезмерность добра, категорический императив доктора Сада. Сад для русских это вечно цветущее и обещающее множество п.

Санитары леса: лисицы, львы, собаки, свиньи, волки, птицы. Комментарий к городской книге. Искусство кама-сутры, искусственность, всё и все остальные. Репертуар поз. На животе, на спине, шестьдесят девять.

Фигуры культа, камень, дерево. Ветер над крышами. Скорость протекания мыслей, искусственность интеллекта, работа мысли, служба Б. и мамоне, невозможность. Беспокойство по поводу и без, мнимость и подлинность состояний, ветры навевают, музыка, лунный и солнечный календарь, дни затмений, бурь. Выражение непосильного и безграничного.

* * *

Чистота чистой ментальности. Эксперимент это опыт в научном смысле, аппарат, терминология. До-военное, доведенное до бессмыслицы. Лица: студенты и студентки в университетах по разную сторону рек. Иду. Прогулка мимо цветов Василеостровской. География города, киоски, узкая дорога жизни, лед. Седьмая линия, шестая, академический переулок, булыжник двора и сада академии. Третья линия, пер. Шевченко, Румянцевский обелиск. Сфинксы из Фив в стороне. Солнце на западе у залива, за верфями. Меншиковский дворец, ограда и будки с солдатами. Зеленый университет. Узкая дверь, ступени, зеркала. Объявление о лекции писателя Лимонова в другом месте, в педагогическом У., бывшем Сиротском доме, николаевском, воспитательном. Бюст Бецкова. По дороге в педагогический У. Вдоль по набережной, где утки в стальной и сверкающей воде. Тот Китай, дороги в К. Пешком перехожу мост. Через Александровский сад, мимо колонны в ветках и проводах, по Гороховой. Мои мысли, когда прохожу мимо бюстов. Адмиралтейство, его сквер, фонтан. В самом начале знаменитой улицы музей-квартира ЧК, в самом конце, где на плацу памятник бессмертному, дом Распутина, между ними дом Обломова. Автор комедии и убитый в Персии дипломат сидит в кресле в камне. Мыслитель, его сарказм, Московский университет.

В кафе на Б. Морской. Компания из института истории искусств. Дима с Аней, красные розы на клеенке, малиновые шторы. Критик Т. пьет пиво будто немец. Розы под стеклом как в б. саду.

Кофе с лимоном, колечко (название п.). Диме и Ане читаю стихотворение, которое у меня в кармане. В конверте. Милый, пишу тебе из ночлежки. Здесь полмира: мордва, якуты, мертвецы, эвенки. У Димы голубой и синий галстук, такого же цвета блистательная жилетка, наверное как у куртизанок из парчи, бледно-голубой джемпер. Доброе приятное лицо, красота жестов. Волосы и глаза его спутницы, кулон из железа (жести). Мне пора идти на встречу с п. в университете. Двор, бюст Бецкова, номера корпусов. Речь писателя в переполненном зале, небольшом, набитом студентами до отказа. Писатель: вчера, сегодня, завтра. Рассказывает о домах культуры, Донатыч в лагере, о дочке Шемякина Доре, парижско-французской квартире, о пляже в Греции, насквозь продуваемом острове, где дочка с бывшими зелеными волосами рисовала портреты за деньги. Глаза, голоса слушающих Лимонова в воспитательном доме, сиротском институте. Председатель. Писатель Эдички. Дневник удачника. Письмо это переписывание. Пение конца с началом.

* * *

Филипп Жакоттэ, французский поэт, уроженец Лозанны, деревушки в окрестностях, любовь к воздуху, цветущим сливам, персикам, прозрачным садам в сиянии, птицам ночью, переводчик Музиля, его писем в журнале, человека без достоинств.

Профессор Матьё, его же лекция о Мишо. Приходит Антон из женской гимназии, через некоторое время ухожу я, Савва с бородой, округлый учитель, Володя-музыкант, импровизатор-пианист, бывший муж Беловой Иры. Их любовь к философии прогулок. У меня рандеву в семь. С кем встреча? Не скажу. Пауза. С моим учителем. Педагогическая поэма. Красные, желтые, зеленые огни. Переход улицы как поля жизни. Брод бреда. Не зная, не лезь в воду. Б. переводчика. Огни ночи, снег марта. Это и есть п. поэма. Знак дорожного движения. Переход слепых. Картина Б. Ручей, канава. Водяные знаки текстов. Университет. Иду вдоль набережной. Каждый день с утра страхи, гадания, варианты как в п. больнице. Повсюду полеты над гнездом. Сон Сережи, фрагменты, которые он мне пересказывает утром за чайной церемонией. Он идет по тонкому льду, обгоняет человека, желая спастись. Сзади слышит как трещит лед, хрустит. Он еле успевает добраться до берега. Фрагмент номер два. Он в незнакомом доме с человеком лет тридцати. Стук в дверь. Там их несколько, этих дверей, легких и ненадежных из картона. Он просит своего спутника не открывать. За дверью старик с ножом, или бритвою. Старик одет в бело-красную рубашку. Внезапно рука старика исчезает за спиной. Блестит лезвие, старик режет сережиного друга.

Третий фрагмент, ссора со мной из за пустяка. Во время прогулки я отказываюсь идти пешком. Он сердится, я ухожу. Потом оборачиваюсь, делаю два шага назад. Он сердится, я окончательно ухожу.

Часы тикают из за афишки Эдит Сёдергран, она снова появилась. Прячет бомбу замедленного действия с часовым механизмом. Мементо. Часовой терроризм. Экстатические состояния во время прогулок. По седьмой линии мимо рынка напротив. Трактир. Окно на втором этаже. Света говорила, что там публичный дом. В одном из этих кафе на втором этаже. П. дом. Мажорная сила вслед за минорной. Как музыкальные лесоны или салоны. Кладбище, лес, соловей. Университет поэзии. Орел над румянцовыми победами. Сами победы, обелиск с шаром и орлом. Тоска по ученику, разоблачение этой мороки. Сквер, на том берегу голубой дом голландского посланника. Мысль о Вадиме. Великий п. Слова покаянной молитвы отца пустынника. Ефим Сирин, Александр Пушкин, Бизе, Щедрин, Бах, Вивальди, Шемякин, Растрелли, постмодерн. Стиль сам человек. Встречаю по дороге в университет персонаж ранней багатели. Былое и думы. Мартовская свежесть. Иду налегке слушать педагогическую риторику.

Рассказ Ларисы. Рассказываю ей о встрече с писателем Лимоновым. С Сережей идем после встречи к Лене-художнице на Марата. Дети, блины, веселая комната. Опять вспоминается лес Арзамаса, Федоровна, все наше общество. Миша, Андрюша, алжирцы. Пронзительный минор, белая тетрадь, форс м. Падение, лес, свет. Наши потемки городские. Идем от Казариной к метро. Огни освещают нам дорогу как маяки.

* * *

Мои больные герани, мой белый день. Моя б. бумага.

Черный и серый снег после пожара, уголь и пепел. Рукопись бумаги. Шорохи, шаги, голоса. Публичная библиотека, буфет, выход в театре. После чтения. «Дар» Набокова за столом с цветком, за зеленым сукном. Иду смотреть канадское кино про фотографа и его жену, путешествие по провинции. Открытие Канады. Прошлый век. Вспомню только Арзамас, дорогу на Нижний, деревню Криуши, речку Сережу, наш лес, дом, медпункт на окраине почти в лесу, где сосны, красный салон Федоровны.

Тот свет в окне, те сосны, зима и весна, переходный сезон как возраст. Как в Альпах переход через ущелье. Суворов, чудо-богатыри. Переводчики, алжирцы, персонал базы.

На столе, на конверте, на книге сказок А. Рядом с швейцарским ножом два календарика. Бронетранспортеры в снегу, осенью. Св. японская гора на гравюрах. Память о тех. Сентиментализм в постмодерне. Дикая жалость к оставленной. Поэзия календарей и спрятанных часов за приемник и афишу с поэтессой. Отключенность телефона, забыл подключить. Выпал белый снег как раньше. Идеализация прошлого, реставрация или возведение собора по памяти. Не в поисках утраченного. Не делая шагов назад, а лишь имея желание пятиться как рак. Или машина, задний ход. Таков и ты п. Прогулки по городу. Пассажир среди других п. Сказал бы Ван Гог. Написал бы письмо брату. Диалогическая, монологическая речь изгнания. Полифония среди сосен. Та столовая в стеклянном зале, балкон. Учебник языка, та арабская речь, алжирский вариант языка, французская, русская. Вязь высказывания, терпение воздуха, название ткани в музее г. Рязани. То что вышивали женщины. Город, газеты и журналы пассажиров. Владимирский проспект, мимо витрин, кафе Ник, пивной паб, парикмахерская, Зеленый крест — оазис в экологической пустыне, Фарфор, Бедные люди, угол Графского переулка. Бегемоты, крокодилы, пираньи. Переход улицы. В киоске на углу Б. Московской ватрушек с изюмом нет. Вхожу в любимое метро, станция Владимирская, где с детства знакомое мозаичное панно. Изобилие. Время, которое течет и проникает во все щели. Время это четыре стихии, пятая. Подмена одного другим. Время, пространство, не решенная проблема. Путаница понятий. Больные герани. Часы, минуты, секунды. Пятница, халат и тюбетейка. Смех за стеной. Вчера в темном зале кино про фотографа, его жену, Канада как Арзамас. Амбиции, сказал бы Виктор Александрович. Ежедневность тикающим механизмом. Кладбище, снег, ограда. Рабочие ремонтируют церковь. Опыт воспоминаний.

* * *

Ангелы смерти и разрушения, их крылья над белым снегом. Март, мама. Звонок Ларисы с черными волосами. Б. платье белого снежного цвета. Яблоневый цвет, цвет лепестков цветущего сада. Табуированные воспоминания. Татуировки на память на теле моряков, преступников. Вчерашняя проповедь прогулки. Где они, птицы? Большие и маленькие. Эти розовые фламинго и все остальные в небе, воде и огне. Вчерашняя выставка. Молдавский художник Гица Изман. Душа алкоголика, камень, крылья, цветной известняк. Пост модерн, галерея Зеркало. Лена, ее птица. Кагор, причастие в Великий п. До этого длинная сумасшедшая прогулка. Цифры заставляют кружить. Книга за десять франков. Записки сумасшедшего. Киоск Монмартра. Какого-то декабря.

Желание быть счастливым, разрушение, бросание в огонь, просто так из озорства, забавы. Хитрость, изворотливость, желание того, чего нет, во что бы то ни стало. Нет. Не так. Пещерная психология, первобытные страхи, Леви Брюль. Негры, индейцы, исследователи космогоний. Дурацкое королевство на берегу зеленого моря в шторм. Фильмы Бергмана. Церковь на площади, окруженная оградой из стволов турецких пушек. Образы святых. Полумрак, моменты покоя. Святой доктор, св. Ксения, св. Александр. Все святые.

Выход на соборную площадь будто во сне. Барокко Петербурга, церковь в другом конце улицы. Св. Пантелеймон, великомученик. Тихая улица с цифрами. Иду по ней на выставку. Кагор. Любовники, соперники. Птица над водой зеленого и белого, пена волн. Моя художница, не соперница, а я ее соперник. Наш нерушимый союз над волнами, в воздухе, идеальное построение. Подземелье Северного ветра, красные кирпичи. Лены волнение, идет встречать Клима-сына из школы. Сережа провожает ее, договариваемся за спиной. Блины с капустой.

Городской романс встреч и разлук, воображаемые цыгане, пьяный воздух Розы под стеклом, клеенка того кафе на Морской. Митя пишет мне новое стихотворение. Иду гулять, до вокзала. Мимо не спускаясь и не поднимаясь по немногим ступеням. Мимо дома десять, через дворы на улицу Марата. Красные фонари, но не то что они значат, а ремонт дома искусств. Метро, библиотека. Встреча с писательницей. Набоков, Дар, Елена. Идем с ней по Невскому до Маяковской. Завтра договорились идти к писателю и издателю из дома девять по Литейному. Вчера звонок от Ани, заметка в журнале Новый мы, про нас, лошадь переезжает чиновника. Мармеладов на канале.

Как будто вас ударило бревно — оглобля и вы лежите в киносне.

* * *

Понедельник Великого п., число седьмицы. Бумага закончилась. Иду переводить. Полет и крылья. Цвета в сферах полета. В том числе перелет через красное (воображаемое), сизое, пепельное, то что остается от огня. На картинах. В сердцах, над головами. В полуподвале Северного ветра, иллюзия укрытия, или воображения открытости ветрам. Перформанс со свиной головой. Скоморошество с речами в чаду.

Отравление сладким пирожным, у Маши, пирожки: вся атмосфера, простыни и прорубь в отрицании. Сушеный гербарий. Без развевающихся простыней, надушенных травой ни проруби.

Черная речка, память о поэте. Дно дуэли, потом после трех дней, чудо В. Падение ниже и ниже. Машина квартира, кастрюля с пирожками. Северный ветер, свиная голова варится в котле, дым. Сок из мандаринов, стекающий с ног. Салат с голого тела мученика, молодого и голого. Дым без огня. Девочка с фиолетовым шаром, падчерица Журкова, мечтающего о монастыре, дальней обители чистых нег. Спасение через воздух. Сережа Архангельский дал денег. Шелест. Самаритянское имя: Шелест.

Валентина, ее женские волосы, спасение для других. Легкость и грусть женских волос. Лимон цвета лимонов, золотой мед, чай красного золота. Золото и блестит, все. Утро переводчика-офицера армии спасения. Спасись сам сначала, заповедь Гиппократа. Вчера получил гонорар. Полдня сидели на мансарде над городом и вслушивались в речь, переводили отрывки. Постмодерн. Над крышами города святого П. Пластинка словно граммофона, патефона. Идеализация прошлого, площади, библиотеки. Здание Росси, улица с театром и домом Мэтра на улице Зайчика Розы.

Чай как в мемуарах. Сухари с маковым зернышком. Мак: красное и черное.

Поле страсти, перевод. Гонорар. Чай с коньяком. Встреча с Леной писательницей. Комнатный цветок библиотеки. Зеленый цветок, такого же цвета сукно, книга Дар. Вечер из голубого переходит в синий. Долгое мучение, через красное, розовое и голубое. Деревья чернеют как в городском романсе. Антироманс. Монография о времени, забытая обложка книги, вдруг вспомнилась сейчас, название по-немецки. Антипоэзия, т.е. её высшая точка, другое качество. Вода становится льдом, синим, голубым, бесцветным, дождем, снегом. Бытие воды, поэзия как воздух.

Снег на свету в луче или в тьме. Театральное зданье желтое как золото, лимон, газета бульвара. С греческим божеством на колеснице. Необыкновенная легкость мыслей. Иногда. Тяжесть и запутанность. Смятение чувств. Описанное Спинозой. Речь Ренана.

Убитая Лена маньяком, сатиром. Непротивление злу насилием. Мамона и непротивление её насилием. Получение гонорара. Эсхатология. Ожидание конца как на вокзале. Огромность ожидания. Архитектор, строивший вокзалы и огромный собор. Восстановление огромности в Москве. Больше чем вокзал. Арзамас, собор на площади. Рядом церковь. Чуть ниже рынок. Сквер с Лениным. Все на холме, времена будто античные. Будтость: виртуальная реальность. Мода на слова, какой-то ветер. Русские сезоны, обязательно в П. Экспорт балета, наших сезонов. Сон разума, рождающий маньяков и монстров. Феллини. Кира Муратова. А.Сокуров.

Реклама на сайте