«Предпоследний крестовый поход»

Предпоследний крестовый поход (fb2) - Предпоследний крестовый поход [publisher: SelfPub] 1659K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Артур Кинк

Пролог

Святыня опустошена не ими. Их молитвы кричат чужие уста. И чужие пули вонзаются в тела их врагов, доверяя им лишь засыпать хлорной известью смердящие тела.

Жалкие остатки последнего батальона отуплено глядят на колонны ржавых автомобилей и чужие костры в захваченных домах. На подбородках присохла кровь пустынных сусликов, которой они утоляли жажду. И только ле Пьер, гремя браслетами наручников хохотал как ненормальный на всю пустыню.

Глава 1. В погоне за прошлым

Начало сентября две тысячи шестьдесят девятого ознаменовали проливные дожди и призывы к войне. Голос епископа раздавался как звон колокола, надетого на голову, и эхом, метался между стен в тягучем пропахшем потом и грязной одеждой воздухе. Ричард расчесывал под воротником красную и мокрую шею.

– Господь уже очищал святым атомным огнем род человеческий, но снова зародилось зло. Змея, что кусала и пожирала всю Европу сотни лет, вновь вылупилась из яйца, и неумолимо ползет к нашим городам, к нашим домам, к колыбелям наших детей. Она подминает под собой плодородные земли христовы, оставляя нам мертвую и отравленную. Мы теснимся как черви, а должны встать, как львы. Как наши предки бились за каждый дюйм данных богом земель…

Среди лавок, спотыкаясь о чужие ноги и пустые бутылки, ходил сутулый магистр Антоний. Рябые скулы и острый птичий нос выглядывали из-под капюшона его тёмно-коричневой мантии.

Он остановился возле Ричарда и протянул спичечный коробок.

– Это придаст бодрости, капитан, – прокуренный голос магистра, звучал убедительно. Его ничего не выражающее лицо, для всех служило маяком в любом безумии. Ричард двумя пальцами забрал у магистра коробок и протянул завернутые в платок купюры.

Магистр резко выставил руку.

– Не нужно. Для вас, капитан, бесплатно.

Ричард огляделся. Брендон дремал, уткнувшись подбородком в грудь, Алекс вычищал из-под ногтей грязь, изредка поднимая голову, и пытаясь разглядеть понтифика за спинами охранной кавалерии.

Ричард опустил голову между колен, делая вид будто поправляет ботинки и высыпал содержимое коробка в рот.

– Рай распахнет врата, тем, кто отказался от греха, от праздности, прелюбодеяния, воровства и убийства братьев своих. Для тех, кто отдаст свою жизнь на волю господа, для тех, кто даст детям нашим и внукам, прозрачную воду и пищу, растущую под ногами. И даст он шанс тем, кто голоден и бос, и даст шанс тем, кто ел братьев и сестер своих. Кто ради евро, забывал про молитву.

Кровь прилила к щекам. Храп, сморчки и кашель соседей по лавке отошли на задний план. Шея уже горела огнем, и Ричард прикладывал металлические и холодные наручные часы к шее.

– Снизойдет благодать на каждого, кто оправится… – голос папы звенел, будто в пустом стакане. Он больше не терялся в общем шуме и не взывал под потолок. Он звучал прямо в голове.

Ступни занялись зудом. Ричард почувствовал резкую необходимость движения. Он тер ноги руками, качался взад и вперед, и наконец сорвался с места. Перепрыгивая лавки, и толкая сослуживцев плечами, он помчался на голос. Жажда какого-либо действия выходила горячим потом через кожу.

Охранная кавалерия напряглась, но не останавливала капитана. Пресвитер протянул планшет с ярким, слепящим изображением креста и Ричард коснулся губами экрана.

– Последуйте же примеру своего славного капитана! – закричал епископ. Ричарду удалось разглядеть его. Молод лицом, но с благородной сединой в висках. Небольшого роста. Ричарда меньше на полторы головы. Несмотря на скромное телосложение, ему не нужен был ни микрофон, ни усилитель голоса. Он давал свою речь вживую. Будто бы сам господь говорил, через этого маленького щуплого человека. Ричарда слепили вспышками фотокамер и лампами для видеосъемки.

Зашедшаяся воинственными воплями толпа, прижала капитана к трибуне. Каждый спешил прильнуть губами к изображению животворящего креста и вскоре экран стал мутным от жирных и влажных губ. Даже когда экран погас, отбоя от поцелуев ему все равно не было, словно пышногрудой пьяной девице в кабаке.

Кавалерия подняла Ричарда за плечи и толкнула к остальным. Мужчины быстро вытолкали его дружескими хлопками на воздух. Они пробирались к своим автомобилям сквозь столпившихся зевак, что караулили храм со вчерашнего утра, христорадников и болезных, что желали хоть глазком увидеть живого Хьюго седьмого.

Ричард шагал быстро, стараясь выбиться вперед. Его спросили о дальнейших приказах, но он лишь отмахнулся, и толпа понесла его вновь за собой.

Капитан Ричард опомнился лишь в баре, сидя в центре стола, нога его тряслась и стучала по деревянному полу.

– Вам принести еще пива, капитан? – спросил Алекс.

Ричард молча кивнул. На смену безудержной энергии пришла усталость во всем теле. Мышцы казались мешками с водой, кости будто из тяжелого черного металла. Он нащупал в кармане помявшийся от давки спичечный коробок, что дал ему магистр. Хитрый лис. Ричард ухмыльнулся и положил обе руки на стол. Юджин громко рыгнул рядом с плечом капитана и этот звук вернул его в реальность.

– За королеву! За папу Хьюго седьмого! – вопили его воины.

В руку Ричарда легла холодная стеклянная кружка.

– За королеву! За папу Хьюго седьмого! За грядущие победы! Пусть клинки будут остры, пули быстры! Да благословит нас Господь! – Ричард поднял кружку, как всегда. Без его слов, праздник не праздник. Если Ричард весел и уверен, то значит и им беспокоится не о чем.

И с других столов донеслись те же тосты и зазвенели кружки. С улицы доносилось ликование толпы, что смотрела трансляцию обращения папы Хьюго седьмого на площади. Теперь они кричали, что-то били об асфальт, пели песни и дрались за бесплатную кормежку. Во время обращений королевы или Хьюго, всегда раздавали бесплатные сладости детям и кашу. На утро после гуляний находили множество затоптанных и задавленных среди мусора и пластиковых тарелок с остатками каши. И завтра утром найдут.

Глава 2. За забитыми окнами

– Собрание точно будет? Уже десять… – магистр прервал занятие брата Мартина. Мартин выводил простые узоры на толстом слое пыли, лежавшей на крышке сломанного рояля. Мартин не знал, что это за инструмент. Собрания братства уже много лет проводились в бывшем концертном зале. Когда-то здесь горел яркий свет ламп, гремел оркестр, а люди аплодировали, пили и танцевали. Об этом может сказать только старый пол в царапинах и маленьких прожогах сигарет.

– Небольшая задержка. – нехотя ответил Мартин и пожал плечами.

– Приветствую, братья! – третий в капюшоне подошел к компании. От него разило весельем и перегаром. На темном плаще были разводы порошка для стирки. Он не слишком скрывал свое лицо. Блестящие глаза и красная морда рвались из-под плотного капюшона. – Папа сегодня объявил поход. Как вам такое?

– Решение папства – верное решение. – все так же нехотя ответил Мартин. Пыль на его указательном пальце, была куда интереснее объявленной два часа назад войны.

– Я к сожалению, пропустил трансляцию. Ее высочество присутствовала?

– Королева? Она уже несколько месяцев не встает с постели. Тяжело больна. Ходят слухи, что это рак. Правлением давно занимается парламент. Не уверен, что наша Анна, вообще жива. Возможно недуг давно убил ее, но нам об этом не говорят. – краснолицый был очень болтлив.

– Господь с вами. Пусть ее величество скорее встает на ноги. Мы будем молиться об этом господу. – нервно сказал брат Мартин.

– Как думаете, папа благословит огнестрельное оружие? Иоан двадцать третий на дух не переносил ничего, кроме старого доброго меча.

– Правильно и делал. Гребаные дяьвольские пукалки пусть таскают жандармы, настоящий мужик должен ходить с хорошо закаленным тяжелым мечом! На него налогов меньше. У меня пятеро детей! Как думаешь, что лучше, пять конфет в их ненасытных ртах или пять пуль и в тушке какого-нибудь ублюдка.

– Мы же не при Евгении Стойком! – отмахнулся Мартин. Он очень не хотел этой беседы, но был в нее втянут. И теперь ему кажется, что сболтнул лишнего. Теперь не вернешься к интересной пыли, теперь нужно следить за каждым словом. В идеале, можно выкрикнуть за королеву и Хьюго седьмого, а после обоссавшись, упасть в пьяный обморок. Это точно отведет от него любые подозрения в недоверии к монархии или государственной измене.

– При Иоанне и Евгении Стойком запрещено было лишь то оружие, что находили у городского населения. К чему оно им? У них есть армия, что защитит их. – зачем-то начал рассказывать нмагистр. Братьев эти подробности не интересовали. Мартин скромно кивал, поглядывая на часы, краснолицый ковырял в носу и вытирал палец о мантию.

– Все верно. Вы правы. – кивал Мартин.

– Ожидание смерти подобно, —Антоний вытащил из кармана спичечный коробок. – Пусть время пролетит быстро.

Мартин отвернул голову, а господин навеселе наоборот возбудился при виде коробка и стал уговаривать брата купить один на двоих.

Сидеть на мокрых гнилых креслах было неуютно. Спины, натянутые как струны. Первый ряд. Верховный брат долго мусолил слова папы Хьюго. Плюсы и минусы похода на восток.

– Не один бог тут замешан. Не все восточные земли были выжжены святым огнем атома. Среди пустынь лежат плодородные почвы и брошенные города Ирана, Ирака, Египта, Турции. Государства, основанные нами после пятнадцатого похода, отчуждаются. Они не желают делиться. Их правители мешали кровь с местными и забывали наши заветы. Они забыли, кто их Бог, и кто дал им шанс родиться. Их предки участвовали в тех не благословлённых войнах с братьями христианами.

– Каким будет оружие? – выкрикнул красномордый. Лицо его побагровело, после половины коробка. Он хлопал себя по ляжкам и перебивал верховного брата, а сейчас и вовсе заорал на весь зал.

– Хороший вопрос, брат. У восточных агрессоров и наших бывших союзников остались автоматы, пулеметы и другие орудия. Некоторые изготовили свои, по уцелевшим после атомного огня писаниям. Но не оружие, что стреляет огнем и порохом может принести беды. А оружие, что рождает сомнения и слухи. Что погубило наших далеких предков. Устройства дальней связи.

Братья загудели и скрип гнилых кресел разнесся по концертному залу.

– Устройства дальней связи запрещены!

– Ими пользуются только королева и приближенные!

– Они от лукавого.

– Тишина! – заорал верховный брат. – Вижу вы все взбудоражены новостями о походе. Охладите свой разум, мы встретимся завтра. – верховный брат задул свечу. Первый ряд медленно встал, но к выходу не поспешил. Когда их осталось семеро, верховный брат расслабил плечи и спустился со сцены заброшенного концертного зала.

– В походе не будет огнестрельного оружия. Это же смешно. – краснолицый стал еще более разговорчивым.

– Так же, как и двадцать лет назад, – сказал верховный брат с усмешкой. – Священный огонь принадлежит господу и может лишь закалять наши мечи. Из вас кто-нибудь туда отправится?

Молчание воцарилось в огромном зале.

– Оружие будет. Вопрос один. Откуда? Кто из вас знает, что произойдет если бросить винтовку в огонь? Кто из вас знает температуру плавления оружейного металла? Расслабьтесь братья, это не экзамен в академиях. Я просто шучу. Я не видел оружия, но я видел захват северных поселений. Ни один меч не делает таких искусных дырок в телах. Но речь пойдет о другом. О компьютерах, братья.

Капюшоны зашуршали. Компьютеры. Кто-то называл их игрушками дьявола. Другие считали их праздным развлечением, напрасно запрещённым Евгением Стойким. Третьи – считали их диковинной технологией, уничтоженной во время очищения атомным огнем. У одних – это слово вызывало смешки, как будто бы речь шла о гномах или призраках. У других ужас и отвращение. У братьев было свое мнение на это счет. Что конкретно из себя представляет компьютер они не знали, но желали уличить в его использовании папу Хьюго, королеву, парламент или на худой конец своего соседа.

– Следуйте за мной.

Все семеро зашли за истлевшие тряпки штор на сцене и стали спускаться по лестнице. Они подсвечивали себе путь свечами и светодиодными переносными лампочками.

– Познакомьтесь с Эрлом. – произнес верховный брат, откидывая плотную ткань с решетки. Это была клетка для зверя. В таких держали хищных животных для показа городским. До священного атомного огня, создавались целые парки, чтобы показывать людям диких зверей. Особенно это любили дети. Их радостные лица рядом с клетками остались на уцелевших фотографиях. Это казалось диким. Ведь сейчас любой зверь на вес золота. Сажать его в клетку, кормить и показывать соседям это нелепость. Это просто сумасшествие. Но в клетке был не зверь. В клетке был человек. Неопределенного возраста мужчина. Лицо его было кровавой набухшей подушкой. Он сидел на стуле выставив к невольным зрителям обрубки ног. На культях красовались черные толстые нитки и изумрудные разводы раствора бриллиантового зеленого. Ужин, сдобренный пивом, подступил к горлу от этого зрелища. Брат Мартин отвел глаза.

Эрл. Такие односложные короткие имена давали детям из бедных семей. Они не вызывали никаких эмоций, но вид этого человека вызывал отвращение и интерес.

– Эрл обладает весьма полезным умением, но паршивым нравом. Да Эрл? Как говорили предки «Волка кормят ноги.» Но тебя кормит твой ум, от чего ноги тебе не нужны.

– Что с этим уродцем? – спросил красномордый.

– Перед вами, человек что сможет превратить планшет папы, смартфоны военных и компьютер королевы в оружие. В то оружие, которое разгневало бога, и он благодатным огнем уничтожил большую часть жилой земли.

– Почему он до сих пор жив?

Верховный брат вздохнул.

– Это жирная рыба. Поймай, но не вытягивай сразу. Эрл обладает познаниями в компьютерах. Не в трансляторах с площадей и не телефонах в королевских палатах для вызова прислуги. А именно в компьютерах.

– И что он сказал? – спросил магистр из-за спин других братьев.

– Хьюго седьмой пользуется этой запрещенной технологией. Такие же есть у агрессоров с востока, у ордена Монакийцев и у некоторых других. Мы не знаем у каких. Мы ампутировали ему ноги, Он перестал говорить, когда мы миновали колени.

– Нужно продолжить пытки и раздобыть ему эту машину. – отозвался тихоня Мартин.

– Мы выведали пытками лишь малую каплю информации. Он обезумел от боли, и мы на время оставили его. Через неделю у нас в руках будет лекарство, что действует лучше любого ножа или молотка. Орден госпитальеров готов дать его нам. До очищения атомным огнем, военные использовали его чтобы разговорить лазутчиков без пыток и других усилий. Один укол и все что он знает узнаем и мы.

– Узнаете, что? Секреты дьявола! Ему нужен костер, а не компьютер! – завопил магистр, но здесь его слово было не так весомо, как среди армии или подле королевы и папы.

Фонари не горели. Ричард шел, слегка пошатываясь посреди дороги. В ночное время редко встретишь запряженную повозку, а уж автомобиль тем более. Сентябрь выдался особенно холодный. Хотя старики сказывали, что по сравнению с зимой, после священного ядерного огня, можно ходить нагим и босым в такую ночь.

Ричард приоткрыл дверь круглосуточного скупщика. На Ричарда смотрели мужчина, с маленькими мышиными глазами и арбалет на изготовке.

– А, капитан! – мужчина разулыбался и развернул оружие к стене. – Имел радость видеть тебя сегодня на площадной трансляции речи Папы. Ты вдохновил много народу. Бабы даже интересовались женат ли.

Ричард молча ухмыльнулся и снял с руки часы.

– У! – мужчина надел очки с толстенными стеклами, от чего его глаза совсем перестали быть видны. – Две тысячи восемнадцатый. Еще до священного огня. Десятка.

– Десять? На них не царапины, – возмутился Ричард. – Это Касио!

– Кварцевые! Ты бы еще, капитан, песочные мне притащил! Их даже музей не купит.

– Вы издеваетесь?

– Это вы издеваетесь. Тащите из дома всякий хлам, которому место на помойке, в надежде что за него отвалят сотни или тысячи.

– Не забывайся, коробейник. Знаешь кто перед тобой стоит?

Мужчина сбросил очки на стол и развернул арбалет на Ричарда.

– Проваливай. А часы свои, можешь засунуть в задницу.

Хьюго коснулся воды и поджал пальцы ног. Выругавшись он повторил процедуру. Вода в тазу была слишком горячей. Зажмурившись, Хьюго все же опустил ноги до самого дна. Кожа покраснела, но постепенно привыкла к температуре. Разбрасывая и сминая бумаги Хьюго принялся искать зажигалку. Маленькая желтая бестия спряталась между страницами библии. Он заложил ее туда в качестве закладки, перед тем как впустить слугу с тазиком.

– Хорошо… – Хьюго выдохнул дым в потолок. Ноги окончательно расслабились, вода больше не обжигала, и Хьюго захотелось полностью окунуться в ванну. Он даже на секунду подумал о том, чтобы объявить мытье и принятие душа греховным, как уже однажды сделала католическая церковь. Тогда в городе трубы бы перерезали, заварили, и воду в папских палатах не отключали бы по три раза на дню, и он бы смог хорошо вымыться, после объятий и рукопожатий с потными и грязными командующими, бедняками и священниками из деревянных церквей, в чьих рясах скачут вши.

– Ваше святейшество. – после трех стуков, в маленькую щелку двери просунулась морда кавалера охраны. – Магистр Антоний просит вашей аудиенции. Он весьма настойчив, спустить его с лестницы?

– Разреши ему входить! – Хьюго топнул ногами в тазу, и вода выплеснулась на грязный от пыли и пепла ковер.

Магистр вошел и впервые за день снял капюшон. Папа ненавидел изрытое лицо магистра. Оно напоминало ему иссохшую морскую губку. От чего папу передергивало.

– Ваше святейшество, прошу…

– Просят милостыню. Антоний, не тяни. Что там с орденом наблюдателей? Как они отреагировали на объявление войны?

– Святейший папа. Беспокоятся о повышении налогов. Откуда-то прознали, что ее святейшество неважно себя чувствует и они уже, хоронят ее, но это еще не все.

– Давай все. – Хьюго продолжал расплескивать воду на пол.

– Они держат в подвале скверного человека. Говорят, он может превратить наши трансляторы и планшеты в оружие! Что якобы он использует компьютеры и знает кто еще этим занимается. Они пытают его.

– Компьютеры? – папа перевернул тазик. – Никто не пользуется компьютерами! Телевещание и конечно же специальная королевская междугородняя связь. Но компьютеры! Этот еретик просто тянет время, чтобы отсрочить свою казнь! Нужно предать его огню и как можно скорее. А братство отдать под суд! За сокрытие еретика и пытки без лицензии!

– Наши отряды сейчас в польских землях. Вы сами отправили их на поиски атеистов, саентологов и прочих извратителей истинного божьего слова.

– Созови командующих. И обязательно Ричарда семнадцатого. Ты не обманул, он действительно человек чести и глубокой веры. Действуйте магистр. – папа вытер мокрые ноги о ковер.

Антоний все еще стоял в дверях, будто хотел сообщить еще одну важную новость. Но единственная важная новость для христиан на сегодняшний день была объявление похода в святые земли. И даже прилюдное сожжение еретика, не вызвало бы такого интереса. Даже трансляцию его бы прерывали на рекламу.

– Теперь я могу рассчитывать на помощь вам здесь. Во время похода. Ваше святейшество.

– Теперь я могу рассчитывать на твою помощь мне там! Антоний. Благодаря вашей преданности вы не просто отправитесь с войсками. Вы отправитель туда от моего имени. Мое слово – ваше слово!

– Спасибо ваше святейшество, – Антоний кланялся, а сам еле сдерживал злой рев. Последняя возможность остаться утекала у него из пальцев вместе с серой водой из-под ковра в кабинете папы. – Еще! Чуть не забыл. Глава ордена сказал, что госпитальеры хотят отправить им лекарство, что якобы может любому развязать язык, не прибегая к пыткам.

– Ни один человек, ни одна посылка от орденов не проходит мимо наших пограничников незамеченной, прикажем усилить контроль.

Охранник кавалерии немедленно просунулся в двери что бы проводить магистра. И как только тяжелая дверь захлопнулась папа поднялся, прошлепал мокрыми ногами по полу и выглянул в окно. Дождь только начинал накрапывать, а лужи уже пузырились. Примета к затяжному дождю. Придется использовать бензин для сожжения компьютерного еретика. А так хотелось сделать все по традициям. Что бы всякие тайные общества, не обсуждали в своих вонючих подвалах, что папа использует бензин вместо сухих дров, автомобиль вместо конного папского дилижанса и бездымное кадило.

Хьюго заперся на засов, достал свой планшет. Другой, что не был в слюнях и чешуйках герпеса с губ военных. Нажал на единственный в списке контактов номер. Гудки пробивались сквозь шум. Хьюго закурил новую сигарету.

«Абонент не отвечает. Оставьте свое сообщение после сигнала.»

– Перезвони немедленно. Есть серьезный разговор.

– Походные выплатят только после того, как мы достигнем Босфорского пролива. Я хотел взять аванс, но командующий не принял мое заявление.

– Ничего Ричи, мы справимся, – Мария погладила мужа по прилипшим к лицу кудрям. – Альберт сегодня узнал тебя по трансляции. Показывал на тебя пальцем и кричал папа.

Ричард устало улыбнулся.

– Разогреть тебе капусты?

– Я не голоден. – Ричард все же употребил вторую половину порошка в спичечном коробке, но в его доме негде было разбежаться. Два широких шага от генератора и водонагревателя. Узкий проход между кухней и диваном. Чтобы пробраться к кроватке сына, приходилось перелазить через комод.

Альберт уже спал, к тому же электричество отключали на ночь. Единственная свеча освещала стол с грязными тарелками, детскими рисунками и чёрно-белым буклетом. «Не мужи, но воины» гласила надпись на титульном листе.

Ричард взял листовку в руки. Он знал, что это, но все равно задал вопрос:

– Мария, что это такое?

– Одна девушка на рынке раздавала. Я просто взяла, может рыбу на ней почищу. – ответила жена, опустив глаза в пол.

– Ты не умеешь врать, – Ричард смял листовку. – Мария. Даже не думай. Это война. Если этих женщин ничего не держит, пускай идут. Но ты должна заботиться о нашем сыне.

– У них тоже есть дети! И мужья! Которым они хотят помочь! Хотят защитить! До священного атомного огня, женщины служили наравне с мужчинами. – Мария вскочила с дивана и ударилась коленом о стол.

– Милая, прошу тебя. Ты даже не можешь самостоятельно открыть консервную банку. – Ричард наклонился и погладил ушибленное колено жены.

– И что с того? Я не могу поддерживать этих смелых и сильных женщин? Я не хочу увидеть твое имя в списках павших. Не хочу, чтобы наши церкви сожгли, не хочу, чтобы меня отправили в гарем. Не хочу, чтобы от моего сына отрезали часть плоти! Матриарша Елена собирает подписи, что бы ее войско благословили на поход!

– И этого никогда не будет, – Ричард усадил жену обратно на диван и погладил по волосам. – С нами бог. Он оставил наших отцов и матерей в живых после святого атомного огня. Он даровал нам пищу и одежду. Все будет хорошо. А эти женщины, что хотят встать с нами плечом к плечу. Они смелы. И ты можешь поддерживать их прямо здесь. Дома.

Дождь разошелся не на шутку. Мария полезла за тазом. По всему этажу, хозяева загремели ведрами и мисками. Крыша протекала осенью. Зимой в дома засыпался снег и даже прорастали сосульки. Городское управление утверждало, что это кислотные дожди, посланные господом за наши грехи, разъедают крышу, но на самом деле, ремонт этой крыши, как и других не проводился с две тысячи девятнадцатого года, а то и раньше.

Ричард жил на улице Терана. В двухэтажном бараке на десять семей военнослужащих. До второго священного атомного огня, улицу называли в честь одного из президентов. Но после второго, единственный уцелевший на этой улице дом обрушился до половины, оставив половину названия улицы где-то в груде камней. Улицы принято было именовать в честь святых или тех, кто на них проживает: торговая, шахтерская, святого Павла. После первого святого огня, люди не придерживались этого правила. Идеализировали простых политиков и создателей не богоугодного оружия. И через двадцать лет на новые улицы всей Европы обрушился новый божий гнев.

Больше таких ошибок они не повторяли. Католическая церковь взяла под свой контроль власть и армию. Уничтожила большую часть вооружения и военной техники. Ведь именно эти технологии превратили плодородную землю, над которой трудился господь, в пепелище. К две тысячи пятьдесят девятому году, или по новому отчислению – пятьдесят девятый год от очищения атомным огнем по всей Европе не осталось практически не одной электронно-вычислительной машины. Почти каждый день на площадях горели костры с компьютерами, маршрутизаторами, книгами, а виселицы не было смысла разбирать, баптистов, англиканцев, иудеев и прочих неистинных христиан снимали сразу, некоторых еще даже живыми. Следующими вели тех, кто верил, что на территории Азии, России и Америки остались выжившие люди. Запрещено было даже произносить названиях этих стран по телевидению или радио. Ведь именно они стали виновниками божьего гнева. Папа Себастьян пятый хотел приняться за теле и радиовещание, автомобильный транспорт и телефоны. Погрузить едва стоявшую на ногах цивилизацию в средние века с печным отоплением и свечами. Но вовремя скончался и на папский престол взошел Хьюго седьмой. К папе Хьюго относились недоверчиво из-за его молодости и эксцентричности. Но он хотя бы оставил людям цветной телевизор, электронные часы и станции. Он был верующим, но не безумным. Он был не просто папой римским. Он был настоящим поводырем для своей паствы.

Всю ночь капли звенели о железные тазики и ведра. Ричард лежал весь в поту. Простыни прилипли к спине. Небо из черного становилось серым. За стеной звякнула посуда. Не вставая с постели Ричард нашарил в кармане спичечный коробок и облизанным пальцем прошелся по его стенкам. К нему прилипла только пыль.

Деревянная дверь трещала от ударов ногами. Ричард поднялся, вытер пот покрывалом и бросил под ноги. Перелез через стол и оказался у двери.

– Ваш мундир и меч мой господин! – под дверью стоял сержант Бруно. Как обычно, уже на рассвете Бруно еле держался на ногах. В руках он держал меч и стопку промокшей формы. Сам он был одет только по пояс и плечи покрыл новым плащом, что получил для похода Ричарда.

– Что за вид, сержант? Где твой кафтан?

– Выменял на брагу. У меня еще немного осталось, – Бруно вытащил из поясной торбы полупустую стеклянную бутылку с содранной этикеткой. – Не желаете мой господин? А то на улице очень холодно.

Ричард ничего не ответил вырвал из рук сержанта форму и начал спешно одеваться.

Бруно долго возился со шнурками Ричарда и тот, отвесив ему легкий тумак, завязал сам.

– Я думал, ты будешь пить до самого похода. Сегодня собрался подать рапорт на выделение мне нового слуги.

– Я и сам так думал, капитан. Но вчера ко мне в баре подошел магистр Антоний. Он сказал, что для вас есть задание от самого папы. Я даже протрезвел.

– Доброе утро, Бруно. – от шума проснулась и Мария.

Паренек расплылся в улыбке.

– Ты весь вымок! – женщина протянула ему полотенце. – Я дам ему одну из твоих старых курток, Рич?

– Спасибо.

Ричарда начало раздражать общение своей жены с его сержантом. Она относилась к нему больше как мать, хотя бы старше всего на два года. Марии было девятнадцать, Бруно семнадцать. После священного святого огня, люди жили в лишениях. Эпидемии, больной скот, плохая вода, катастрофы, контролируемая церковью медицина. Рассказы о людях, что доживали до семидесяти становились легендами, а для молодого поколения – фантастикой. Средняя продолжительность жизни мужчин составляла пятьдесят лет. Пятьдесят пять для женщин. Но на деле люди погибали гораздо раньше. Простые бедняки, измученные тяжелой работой и голодом, едва доживали до сорока. Женщины умирали в родах. Мужчины в боях, в шахтах, под колесами поездов.

Самому Ричарду было двадцать восемь. Больше половины жизни было уже прожито. Ричард, как и Бруно отправился на службу в четырнадцать. Но так, как он был из хорошей семьи смог дослужиться до капитана. Отец его тоже служил. Мать была сестрой милосердия. Братья и сестры скончались еще в младенчестве. Поэтому Ричард был единственным ребенком. Ему доставались лучшие игрушки, лучшее обучение. Отец даже сам купил ему форму и меч. От мальчишки, которого посылали вместе с другими разорять мелкие деревни тех, кто не хотел подчиняться церкви и королеве, Ричард дорос до капитана, со своим войском. Бруно же был сиротой и это было его высшим чином. До конца жизни он будет служить Ричарду. Возможно Ричард проиграет его в карты или отдаст за долги. Или Ричард погибнет и высшее командование назначит ему другого господина. Или Ричард передаст его Альберту, как только тот вырастет. Но если смотреть правде в глаза, Бруно сопьется через несколько лет, будет уволен из армии и испустит дух в доме презрения или в канаве возле питейного заведения.

На улице моросило. Ричарду приходилось нагибаться, чтобы Бруно мог нести над ним зонт.

Не смотря на слякоть и раннее утро, жизнь уже закипела. После заката электроэнергию понизят до минимума. Оставят только в больницах, полицейских постах и королевской администрации. Поэтому все нужно успеть засветло. Мальчишки и девчонки опаздывали на уроки, прыгая по лужам. Коробейники гремели своими телегами. Зазывалы лезли в лицо и совали промокшие листовки.

– Кроссовки! Совсем новые! Почти не ношеные, бери не дорого командир!

Ричард оттолкнул торгаша и тот завалился в лужу

– Что за дело ко мне, от самого папы? Ты уверен, что с пьяных шар, не спутал магистра с бродягой или проституткой?

– К тому времени я выпил только пол литра и нашего магистра тяжело не узнать. Он говорил что-то про предателя и орден какой-то. Тут я перестал улавливать мысль.

– Папа посылает нас на восточного захватчика, когда некогда, утверждали, что все неверные были уничтожены и лишь нашим предкам было даровано право жизни! Не противоречит ли папа сам себе? Разве смогли бы мусульмане выжить в святом атомном огне? Ясно же, что не на человеческого врага отправляет нас Хьюго! На монстра! Монстра, что не был убиен святой радиацией, а был послан дьяволом! – вопил молодой паренек стоя на скамейке. Вокруг него уже собралась парочка зевак.

Ричард с призрением глянул на кричащего и перешел дорогу к двоим из полицейской кавалерии. Они стояли у ларька с пирогами и болтали о чем-то своем. Скорее всего о женах, или вчерашнем кулачном бое, что транслировали после всех повторов папской речи.

– Капитан Ричард семнадцатый, – представился Ричард. – Вы слышали того ненормального? Он пугает людей.

Полицейские кавалеристы оглядели Ричарда, Бруно и только потом вопящего парня.

– Спасибо капитан.

Путь капитана и его верного слуги преграждали все, кому не лень. Коробейники предлагали электрические чайники, мятые консервы, презервативы и детские игрушки. Те, что посмелее демонстрировали электрошокеры и алюминиевый порошок, из-под полы засаленных плащей.

– Встаньте плечом к плечу со своими мужьями и сыновьями! Возьмите в руки мечи, во имя девы Марии. Святой Ирины и Ольги! Чем больше нас будет, тем скорее папа благословит нас на поход! – коротко остриженная девушка сунула Ричарду в лицо буклет. Тот же, что видел прошлой ночью дома.

– Проходите мимо, дамочка. – Бруно оттолкнул девушку и смачно высморкался в ее листовку.

– Моей жене такую всучили. – со злостью в голосе произнес Ричард.

– Да пусть идут! Кто им не дает? Чем нас больше, тем мы сильнее.

– Это решать папе, кого благословлять, а кого нет. Куда мы идем?

– В пивную, естественно. Вам ведь всем дали отгулы до сборов к походу, а где еще нам найти твоих солдат, в эти славные деньки.

Глава 3. Живительные силы

Чего только не найти в безжизненных землях. Кости людей и животных, монеты, обтесанные ветрами и песком, закопанный танк.

– Аллах всемогущий. Это американский танк?

– Нет, мутировавшая змея! Конечно это танк, идиот. Этот Абрамс, был на вооружении у соединенных штатов. Эта дура могла разрушить целое здание, а осколками превратить твою задницу в дуршлаг. Бери лопату и за работу, Аддин. – Раван, вытер потный лоб арафаткой и достал из рюкзака складную лопату.

– Охренеть. – Аддин стоял и пялился на дуло, торчащее из песка.

– Выкопаем, разберем. Продуем движок от песка. Наверняка там еще и остались снаряды!

– Я хочу по нужде.

– Так иди, или ты решил обмочиться в штаны?

– Но… – Аддин замешкался. – В какую сторону. Я не хочу разгневать пророка.

– Хоронят на восток, значит срать на запад.

– А где запад?

– Это американский танк. Они шли с запада. Нос его смотрит на восток. Значит тебе в противоположную сторону! И закрой рот. Испражняются молча. – Раван проводил глупого друга взглядом, и опустился на колени перед торчащей из-под песка башей. Он очистил ее руками, а затем принялся убирать песок с боков лопатой. Он рассыпался во все стороны скатывался обратно, летел в глаза. Раван продолжал. Металл башни быстро нагрелся и когда Раван задевал его локтем он обжигал кожу.

– Эй! Ты собираешься помогать? – крикнул Раван. Вопрос ушел в пустоту. Раван залез на башню и огляделся.

Аддина нигде не было. На мили вперед простирался песок и редкие засохшие кусты.

– Аддин! Ты где? Черт, ты что ушел ссать в Норвегию? – Раван быстро выбрался из выкопанной им самим ямы.

– Аддин! – позвал он снова. В глаза бросилось черное пятно портящее желтизну песка. Из-за слепящего солнца тяжело было разглядеть, куст это, животное, человек или просто мусор.

– Аддин. – позвал он еще и совсем рядом с ухом раздался свист. Хлопок, и прямо рядом с ногой песок разлетелся в разные стороны. Раван вытянулся в струну и спрыгнул обратно в яму. Следующий хлопок и всплеск песка раздавался над самой его макушкой. Он дернул ручку люка, но та не поддавалась. Она больше сорока лет провела похороненной в пустыне.

Два часа. Жара стояла самая злая. Без головного убора даже не стоило выносить мусор. Прохладно было лишь в тени башни госпиталя Святых Петра и Павла. Окна были заклеены фольгой. Деревянный пол полит водой. Дом паломников или старый госпиталь. Все звали его по-разному. Кто-то пристанищем для воинов и страждущих. Больных и здоровых. Кто-то проклятым местом на границе святых земель, откуда никто не возвращался. Госпиталь был самой простой пристройкой к ветхой церквушке. Снаружи невзрачный деревянный барак, зато внутри госпиталь, оборудованный по предпоследнему слову медицинской технику. По последнему слову, стоило лечить святой водой, шалфеем и молитвами.

На мокром полу на крыше было прохладно и даже приятно. Холодный метал винтовки нежился о горячую щеку. В наушниках Рамонес пели про блицкриг и кладбище домашних животных. Только пластырь от пота сползал с изрезанных пальцев. Панама чужака то выскакивала, то скрывалась в глади песка. Выстрел. Панама больше не показывается. Можно было лежать так хоть целый день на стреме, если бы не мясные мухи и сестра Сильвия. Тучная женщина, скрипевшая половицами и предупреждающая о своем приходе.

– Доктор Хейфиц. Обед готов.

Это хорошая новость. У доктора с утра в желудке было пусто и иногда неприятно урчало, и сбивало прицел.

– А? – Хейфиц вытащила из уха наушник и повернулась, не поднимаясь с пола.

– Обед, доктор. Хватит упражняться в охоте, здесь давно уже сожрали все, что могло бегать, ползать или летать.

Хейфиц поднялась. отряхнула мусор, прилипший к белому халату и последовала за Сильвией.

В большой светлой комнате были уже накрыты стол, а все стулья заняты пациентами-паломниками, вооруженными алюминиевыми ложками. Слуги с подносами. Сестры и еще один доктор устало глядели в свои тарелки.

Хейфиц стянула остатки пластыря с пальцев и бросила Сильвии в ладошку.

– Прежде всего! Я хочу поднять бокал за здоровье. Эта хрупкая вещь. Его трудно купить, легко потерять и совершенно нельзя продать. – банка энергетика взмыла над головой доктора.

– Мы так не поняли, чем были больны, доктор Хейфиц.

– А вы так и не сказали, зачем простым православным паломникам, что несут свет и глас Христа, автоматы Калашникова. Ни папа, ни митрополит не одобряют этого дьявольского оружия, что уже навлекло на нас беду. Но здесь не церковь и не суд. Здесь дом страждущих и жаждущих. Здесь не важен ваш цвет кожи и язык молитвы. Здесь здравие торжествует над смертью! Будем! За здоровье!

– За здоровье! – алюминиевые кружки зазвенели в воздухе будто колокола.

Все жадно глотали вино. А когда последняя кружка ударилась донышком о стол, все двенадцать паломников выдохнули. Раздался первый кашель. Лица бледнели один за другим. Шумное и хриплое дыхание портило аппетит. Паломники один за одним падали в тарелки или на спину, опрокинув табуретки. Густые комья крови с кашлем вырывались из горл. Одна лишь Сильвия хладнокровно уплетала кашу с мясом, гремя ложкой по тарелке, а Хейфиц закурила сигарету, сбрасывая пепел в пустую тарелку.

– Приберите как закончите с обедом. Оружие и обувь на склад. Тела сжечь. – Хейфиц вставила наушник, болтавшийся на шее, обратно в ухо и принялась за еду.

– Доктор Хейфиц. Сегодня пришли деньги, от королевского банка. А по радио я слышал, что Хьюго седьмой хочет отправить войска на территорию Ирана и Египта. Нам следует подготовиться к размещению войск? – второй врач не выдержал молчаливого застолья с мертвецами.

– Не беспокойся об этом, Савелий. – махнула Хейфиц. – Ешь, а то остынет.

Глава 4. Спрос рождает Бог, дьявол – предложение

– Авель Смит. – представился мальчик в одной ночной рубашке и опустил глаза в пол.

– Знаешь, что значит Смит? Смит – значит кузнец. В Америке Смит. В России Кузнецов, в Германии…

– Отец Дарон запрещает произносить эти слова. – мальчик боялся поднять глаза.

– А знаешь почему?

Авель отрицательно помотал головой.

– Потому что эти королевства разгневали господа. Не бойся меня Авель. Подойди ближе. Сними эту рубашку. Ты выглядишь в ней… – Хьюго прервал телефонный звонок. Мальчик шугнулся от незнакомого звука.

– Подожди. Поешь пока фруктов. Бери, что хочешь. Ало! – папа с ласкового голоса перешел на недовольный вопль. Ему редко звонили на мобильный. Обычно это всегда был один и тот же человек.

«Привет Хью!» – в трубке раздался чрезмерно веселый голос для христианина, от которого Хьюго седьмой давно отвык. – «Семь сотен, не считая гранат. И танк. Вроде Абрамс. Но его нужно раскопать.»

– Мои ребята раскопают кого угодно. А потом обратно закопают. – Хьюго прикрылся простыню, будто бы собеседник мог видеть его. – Я думаю хватит, но запас, как ты говоришь, жопе не лишний. У меня тут объявилась матриарша Елена. Собрала орден девы Марии, хочет идти в поход. Набрала больше сотен женщин, желающих воевать. Я пока не решил благословлять их, или нет. Как думаешь?

«Женская солидарность кричит, что надо. Но стоит ли портить репутацию? В любом случае, оружие возьмут лишь старшие офицеры.»

– Репутация, солидарность. Чем больше, тем лучше. – болтал Хьюго, наблюдая за Авелем, поедающем виноград и облизывающим пальцы от сока ягод.

«Если благословишь их, то этой Елене придется дать княжество в руки, если конечно она сможет его взять.»

– Ага, – лениво протянул Хьюго и скорчил телефону гримасу. – Я слегка занят, созвонимся позже.

– Ваше святейшество! – послышалось из-за двери. – К вам магистр Антоний и капитан Ричард.

Папа зарычал от злости и бросил маленькую подушечку – думку в стену. Авель не обращал никакого внимания, на это жест, а молчал жрал руками.

Хьюго натянул туфли на голые ноги и рясу прямо без белья. Она все равно была до пола. Набросил накидку не завязывая, сгреб со столика кольца и запер кабинет.

Капитан и магистр уже стояли на коленях в зале. Хьюго собрал рукой юбку, как это обычно делают женщины в ветреную погоду. Что бы гости не увидели его тощих голых ног.

Магистр поцеловал руку первым. Ричарду не хотелось делать это после него. Рубцы на лице и губах магистра вызывали отвращения и заставляли думать, о всяких дурных инфекциях.

– Ваше святейшество…

Хьюго сделал взмах рукой, и магистр удалился. Остались только двое охранников и Ричард.

– Ваше святейшество. Большая честь для меня говорить с вами лично. А где остальные?

– Как и для меня. Ваш послужной список весьма занятный. Вы проявили истинную на веру на собрании в соборе, послужили примером молодым солдатам.

– Не знаю, за что господь даровал мне эту личную встречу с вами. Вы могли отдать приказ через магистра, кардинала, или главнокомандующего.

Хьюго начала раздражать болтливость Ричарда. Пока он распинался о знаке свыше, и о том, что личная встреча с понтификом для него была лишь несбыточной мечтой. В кабинете ждал Авель, со сладкими после винограда губами. И весь этот капитан Ричард отнимал драгоценные часы из плотного графика понтифика.

– Христианскому миру и нашим устоям, угрожает зло не только из вне. Но и изнутри. Тайные общества, еретики, собаки жаждущие власти больше чем у самой королевы. Все они угрожают нашему священному образу жизни, за который мы так долго боролись. В городе завелась гадюка, имеющая дьявольские знания. Человеческое имя – Эрл. Он безног, но может проникнуть везде. Он хочет сделать бесовским орудием компьютер.

– Как было пол века назад. Он хочет повторить навлечь гнев господень, на нас.

– Этого мы недопустим. Но поселить червя сомнения, пожирающего христианские умы он может. Молодежь, наслушавшаяся стоиков из старого мира его главная добыча. Они не видят в компьютерах, того зла, что прячется за веселыми картинками. Я хочу объявить на него тихую охоту. Что бы слепые защитники не встали закрывать грудью этого змия, и никто не пострадал. Мои отряды несут свет на границах бывших светских государств. Чьи люди живут как животные, собирая пищу с земли и поклоняясь идолам. Но зло поселилось здесь, в самом сердце. Ты проявил благородие и показал свои помыслы людям как на ладони. Господь хочет, чтобы я доверил эту миссию тебе. Эрла укрывает братство наблюдающих.

– Ваше святейшество, с этими братствами и неофициальными орденами столько проблем. Почему они вообще разрешены?

Хьюго еле сдерживал веселье и чуть не закинул ногу на ногу от радости, обнажив весь срам.

– Господь говорит твоим языком, капитан! А теперь найдите Эрла и придайте его суду божьему. Но только без лишнего шума. Площадь готовят к параду, к тому же, я отправляюсь в Германию, дать напутствие в поход наших братьям во Христе. Магистр Антоний будет вашим верным слугой в этом деле. Передавайте ему все, что увидите, услышите, или заснимите.

– Для меня будет честью, служить вам, ваше святейшество. Только, снимать мне не на что.

– Не беспокойтесь насчет этого.

Хьюго совсем развеселился и позабыв, что не надел исподнего пустился по залу в пляс. Охранники провожали Ричарда и не могли видеть веселье папы. Сердце просто мужа из народа в его руках. Следующая на очереди матриарша Елена. Но к ней он лично не пойдет. Много чести для простой женщины. А пока папа, очень хотел бы вернуться в свои покои к Авелю, пока тот не сожрал ценных бумаг, с его то аппетитом.

– Магистр!

– Да. – Антоний видно стоял под дверью, резные узоры с нее отпечатались на щеке магистра.

– С остальными я думаю, ты справишься сам. И да, Ричарду нужен телефон, простенький, но с камерой.

– Ваше святейшество, боюсь это вызовет подозрение…

– Магистр, поговорите с кардиналом, подарите первым десяти, нет пяти, старшим офицерам, что записали себя и своих солдат в поход смартфоны. Официально. На соборной площади. Или где-нибудь. Только в коробках, новые, а не тот хлам, что возят в телегах торгаши. Да что я вам рассказываю. Может мне за вас еще хлеб жевать?

– Это охота на ведьм! – Бруно был навеселе. Он успел остаканиться, пока Ричард беседовал с папой.

– Ведьм не существует! – Брайан, дюжий бородатый лейтенант толкнул парнишку в бок.

– Это охота на предателя. Здесь нужно быть осторожными. Это тонкая работа. – пробубнил Ричард. Ему было не по себе. Кровь не приливала к лицу. Внимание горожан на него и двести его солдат больше не представлялось приятным и дурманящим голову словно вино. Оно стало зудом в затылке, навязчивым писком ядерного комара мутанта. Ричард отпустил солдат еще погулять, перед славным походом. Пейте как в последний раз, отдавайтесь женским ласкам как в последний раз. И не забудьте помолиться. Ричард не сказал этого вслух, и они разошлись. Две сотни в одну сторону. Капитан и Бруно в другую.

Все они были взрослыми мужиками, чья жизнь ближе к могиле, чем к лону матери. Но Ричарду мерещились мальчишки, что были с ним, когда он учился искусству войны. Четырнадцатилетние, они хотели гонять мяч во дворе и воровать чужие простыни с веревки. Играть в солдатиков, но когда надоест бежать домой, потому что мать звала на ужин. Его друзья, ронявшие мечи себе на пальцы ног, травившиеся ягодами и грибами, и умирающие после чего в скрюченных позах. Ричарду не хватало решительности. Жара, что заставляет ноги бежать, а мозг принимать одно верное решение, отметая все остальное под половицы.

Даже внезапные подарки для него и пяти других старших офицеров не создавали нужного эффекта. Ричард даже не сразу понял, что ему вручили. Их быстро провели по площади, сфотографировали с кардиналом, потом отдельно кардинала. После поцелуев руки им сунули белые коробочки и быстро разогнали, что бы толпа зевак не успела собраться вокруг и намусорить.

– И что это такое? – Ричард вывалил из коробки плоское устройство и кучу мелких инструкций, большая часть слов на которых была замазана черным маркером. – У папы, вроде, что-то подобное есть. Он на нем мощи святых показывает.

– Это телефон, чтобы звонить. – Бруно выхватил телефон и принялся вертеть в своих грязных руках.

– И кому мне звонить?

– Вам звонить пока некому. Вы возьмете номер у магистра, будете посылать ему сообщения, о вашем задании. Вот смотрите, трубка – это звонок. Конверт – это написать сообщение.

– У меня слишком большие пальцы. Отныне это тоже твоя забота.

Магистр не носил мирской одежды даже дома. У него ее не было. Даже после бани, он заворачивался в свой плащ и накидывал капюшон на невзрачное лицо. Ему было слегка за сорок. Жены и детей он не имел. Все свое время он посвящал церкви и королевскому двору. Находясь меж двух огней, он успевал уделять внимание контролю книг в библиотеках и трансляции передач. Охотно брал на себя обязанности кардинала и некоторых советников королевы, когда те болели, или были в отъездах. Магистр был незаменимым и ненавистным человеком для всех. Он совал свой птичий нос в каждое министерство, каждую комнату, под каждую юбку придворной дамы.

– Орден наблюдателей сменил место встречи. Последние несколько лет собрание проходило в бывшем концертном зале День и Ночь. Я пропустил два последних собрания. Но у меня есть карта всех мест собраний орденов и братств.

Ричард и Бруно кивали.

– Желаете ободрить тело, али очистить разум?

– Твердости в решениях, Антоний.

– Сейчас поищу, – Антоний засеменил по кабинету, открывая ящики, поднимаю подушки, вываливая органайзеры на стол. – Твердость. Вот! – магистр выудил из груды мусора на столе белый маленький флакончик без этикетки. – Это в нос.

– По капле? – спросил Ричард.

Магистр фыркнул:

– Вливай сразу весь, не в аптеке!

Ричард запрокинул голову и влил пол флакона в одну ноздрю, и половину во вторую. Слизистую неприятно зажгло. Во рту появилась горечь, даже затошнило. Через силу залил во вторую.

Ричард отсчитал купюры, и они покинули магистра. В носу все еще щипало. Голова сделалась чумная. Захотелось стучать по столу кулаком. Ричард сделался похожим на своего оруженосца. Только тот был просто пьян. Они присели на скамью, во дворе дома магистра. Мимо проходили люди. Бруно извлек из сумки полулитровую бутылку и стал тихонько цедить. Ричард сидел рядом обхватив голову. В голове его звучал голос папы. Его встреча с самим Хьюго стала казаться сном. Что его святейшество забыл на встречи с простым капитаном, что живет в бараке на улице Терана.

«Ты можешь заслужить эту благодать!» – кричал шепот под звон в ушах.

Братства и тайные ордены, что сманивают молодых людей, как наркотик. Ричард не знал ни одного, но уже все до единого вызывали отвращение.

Колокол отзвонил в шесть часов вечера. Ричард поднял голову. Вышедшее из-за туч солнце слепило. На лбу отпечатались ладошки. Сержант растянулся рядом на лавке и довольно похрапывал.

– Бруно! Подъем!

Бруно зашевелился и свалился на землю с узкой скамьи.

– Уже утро?

– Уже вечер, – вздохнул Ричард. Голова болела. В лоб словно налили свинца и его тянуло к коленям. Напутственные слова папы болтались в голове и бились о череп. О чем говорил магистр, Ричард, хоть убей, не помнил. Значит так хочет бог. Значит он представляет ему возможность узнать все самому.

– Знаешь ли ты о тайных собраниях что-нибудь, пьяница несчастный?

– Конечно знаю! Есть одна девка у меня. Она сказывала мне, что папаня состоит в чем-то подобном. Я тогда не понял…

– Можешь проводить?

Бруно вел капитана дворами. Через рынок и даже через разрушенное святым ядерным огнем поселение мусульманских беженцев. Это был не барак, коими застроен центр. Это было старинное здание из красного кирпича. Стены украшала плесень. Во дворе сидели молодые парни и девушки. Они пели под гитару, смеялись и передавали из рук в руки бутылку. Завидев капитанский плащ, ребята притихли. Парни напряглись. Они видно тоже проходили службу и отлучились повеселиться. Но Ричарду нее было до них никакого дела. Он с опущенной головой пронесся мимо. В подъезде было тепло. На подоконниках стояли горшки с засохшими стеблями. Воду на комнатные растения могли себе позволить только в королевском дворце. Бруно два раза постучал в обожженную дверь и цепочка тот час щелкнула.

– Я так соскучилась! – молодая девушка, в домашнем платье резко отшатнулась, увидев, что ее кавалер не один.

– Прости, что не давал о себе знать. Служба знаешь ли! Смотрела телевизор?

– Я смотрела трансляцию, на площади. Ты тоже идешь в поход?

– Да, конечно! – Бруно забалтывал девушку, вталкивая в дом. Он называл ее милой, красоткой, кошечкой. Бруно не помнил ее имени, а девушка, вся залившаяся краской, стояла в прихожей и улыбалась.

– Матери с отцом нет. Можете проходить.

– Это мой…

– Господин Бруно. Разрешите прогуляться, пока вы заняты? – сказал Ричард.

Девица оживилась. Теперь Бруно стал ей более интересен, и она разрешила Ричарду посидеть в прихожей, а то на улице, как она выразилась, совершенно мерзко.

Молодежь удалилась в одну из спален. Ричард усмехнулся, вспомнил себя и Марию, но радость быстро покинула его. После капель все раздражало. Особенно прихожая, которая была больше, чем вся комната и кухня Ричарда. Убедившись, что Бруно и дочь хозяев заняты, Ричард принялся исследовать дом. В кабинете хранилось много книг, вся литература разрешенная, большей частью религиозная. Подозрений ничего не вызывало. На столе покоилась истрепанная тетрадь с закладками. Ричард раскрыл ее.

«Второе сентября. Семинар в девять. Закрыть окно, а то занесет подоконники. Выпить таблетки перед ужином.»

«Третье сентября. Собрание ордена в десять, в старом баре Лиса и пес. Купить хлеба. Не умереть.»

«Четвертое сентября. Поздравить Аделину с первенцем, собрание в десять.»

«Пятое сентября. На собрании быть обязательно. Дарина хотела цветы. Забыл какие. Куплю ей шоколад на рынке в третьем павильоне.»

«Шестое сентября. Семинарию закрыли. Всех студентов призвали в святой поход. Оплатить воду и электричество. Встретить Дарину и Люси с трансляции.»

Ричард пролистал назад. С Бруно сейчас Люси. Дарина ее мать и жена автора ежедневника. Сам он рассеян и беспамятлив. Записывает даты похода в баню, покупки, адреса, праздники, на которые следует поздравлять знакомых. Собрания, о которых он напоминает себе, проходят четыре раза в неделю. Внезапно они сменили адрес и теперь в помещении какого-то питейного заведения, заброшенного после святого огня. Сам автор преподает в семинарии при военной академии. Судя по списку покупок и обстановке в доме, семья живет в достатке. У хозяина много обуви и канцелярских принадлежностей. У жены и дочери много нарядов и украшений из золота. В доме добротная старинная мебель. Посуда не из пластика и метала. А стол покрыт настоящей скатертью, а не клеенкой. На сегодня в списке дел: купить масла, забрать чистое белье и не пропустить собрание.

Ричард вернулся в прихожую и принялся разглядывать сапоги, когда Бруно вышел из спальни Люси. Они долго прощались в дверях. Бруно поделился с дамой пойлом из пластиковой бутылки и наконец вышел.

– Спасибо капитан. Вы это здоров придумали!

Ричард отмахнулся. Он хорошо знал город с детства. И старое здание с обвалившейся вывеской «Лиса и пес» было ему знакомым. Детьми они залезали в разбитые окна и бросались кирпичами в бездомных. Сразу за поворотом после заемной улицы.

На заемной не ложились спать вообще. В снег и дождь, без света фонарей, худые тени ходили от здания к зданию и предлагали займы под двадцать процентов. Иногда даже друг другу, так как в темноте было не разглядеть лиц.

– Мой прежний господин всегда набирал здесь денег перед походами, в надежде, что он там погибнет. В последний раз он все-таки погиб и его жене пришлось отдать дом и оказаться с детьми на улице. Добился своего. Умер богачом. Вы так не хотите сделать? – Бруно утащил из дома своей подруги бутылку какого-то дорогого коньяка и теперь не умолкал.

Пока они прятали плащи за мусорным баком и облачались в вонючие, твердые от редкой стирки балахоны, что дал им Антоний, Бруно успел рассказать про своего старшего брата, который уехал из города, чтобы заниматься сельским хозяйством, нашел себе молоденькую жену, но землю ему дали дурную, ничего не всходило, жена ушла к другому а он спился и умер.

– Я не представляю себя в деревенской жизни. Скотина, хлеб, посиделки на крыльце, домашний табак, отбой с заходом солнца и подъем с восходом. Никакой дисциплины. Мужчина в такой среде распускается и обрюзгает. То ли дело на службе! – Бруно допил остатки и громок рыгнул.

На входе был смотрящий, но капитан и Бруно влезли через разбитое окно туалета. Через него сюда часто попадали бездомные и бродячие собаки в поисках пищи и тепла. На одного из таких чуть не наступил Ричард. Мужчина тихо выругался и перевернулся на другой бок.

Слившись с толпой таких же балахонов мужчины спустились в подвал по лестнице без перил. Если наверху валялся мусор, битое стекло, сломанные барные стулья и воняло мочой. То здесь внизу обстановка была прямо как в доме Люси. Горели приглушенные лампы, а значит у них был свой генератор, ведь после десяти свет подачу электроэнергии по городу отключают.

Хорошая деревянная мебель, найти которую редкость даже если имеешь деньги.

Глава долго приветствовал всех, потом разрешил сесть. Все разговоры были только о походе. Пересматривали трансляцию папской речи.

– Королева, как известно больна. Но видимо не только телом, но и разумом, раз приняла вызов к войне. Мы только встали на ноги. У нас мало мужчин, которые могли бы полноценно работать и восстанавливать цивилизацию. А их отправляют на гибель.

– Это священная война! Этого хочет Бог! – громко сказал Ричард, вскочив со стула, но тут же под пристальным взглядом сел на место.

Присутствующие возмущались. Начали спорить о святости войны и о том чего хочет Бог, а чего нет. Пришли к выводам, что желания папы Хьюго и Бога сильно расходятся.

– Папа говорит, что лишь мы одни – избранный народ, предков которых бог пощадил. Русские и американцы, которые разгневали господа провалились в гиену огненную! Их нет больше на земле. Нет никого кроме нас, так откуда же взяться мусульманам? Вся Африка, Турция, весь восток, все было поглощено огнем. Он высосал ту землю до капли. Там нет ничего и никого. Орден монакийцев посылал туда экспедиций. За морем нет ничего и никого! Кто наш враг? Папа посылает войска в пустоту. Сражаться с призраками?

– Бог всегда будет посылать нам испытания. – выкрикнул Ричард, вновь не удержавшись.

Кто-то из братьев решил перещеголять Ричарда в выкриках с места и завопил:

– Защитникам папы стоит напомнить, о любви Хьюго седьмого к маленьким мальчикам!

– Точно! – отметил другой брат, со знакомой Ричарду тетрадью, в которую он записывает время приема лекарств и видимо, клевету на его святейшество.

Капитан задохнулся от злости. Эти подвальные крысы в дорогих туфлях смеют говорить такое о наместнике бога. Вот они враги. Не за морем и не за городом, а под ним. Ричард потянулся за кинжалом, но Бруно утянул его за край мантии обратно на стул.

– Вы выдадите себя, мой господин.

– Я перережу глотки этим лжецам. Богохульство! – Ричард дёргался на стуле как на иголках.

– Тишина! Эта информация не подтверждена! – глава стукнул по деревянной трибуне, рукав мантии задрался и на запястье мелькнуло посиневшее тату клинчатого креста. Ричард не предал этому значение. Он все еще был в ярости.

Официальная часть собрания закончилась. Кто-то из братьев оставался на местах. Некоторые курили, уединялись с газетой в углу или шептались, кучкуясь по двое. Бруно замешкался и потерял Ричарда в зашевелившейся толпе мантий.

Ричард прошел вдоль стены. Магистр говорил, что пленника держат в подвале, но это и так подвал. Отодвигая пыльные портьеры Ричард находил лишь бетонные покрытые плесенью стены. За одной из таких штор Ричард обнаружил низкий стол с туалетными вазами. Канализация была восстановлена не во всех частях города. Большая часть горожан пользовалась уличными сортирами. В бедных районах пользовались ведрами и вазами, которые по обыкновению могли выплеснуть с порога или даже из окна. Шторы здесь были развешаны далеко от стен. Они покачивались от сквозняка, словно живые. От такого туалета у Ричарда закружилась голова. Казалось, что под шторами нет стен вовсе и можно провалиться в бездну, сделав неосторожный шаг. Ричард вцепился обоими руками в мокрый от мочи стол и стал греметь горшком, изображая мочеиспускание.

– Брат Яков. Мне совершенно претит мысль о том, что папа будет уличен в подобном разврате. Это вызовет беспорядки, возможно даже массовые самоубийства. – голос доносился до Ричарда, но он не мог понять с какой именно стороны. Одергивая тряпки вокруг себя, Ричард только удалялся от говорящих. Капли, что дал магистр, после прохождения эффекта жутко путали мысли. Превращали голову в ведро с гвоздями. Ричард метался вокруг стола, как в комнате кривых зеркал, а голоса раздавались то слева, то справа.

– Терпение, брат Алексий. Мы должны дождаться монакийцев и их решения. Идите к остальным.

Шторы зашелестели. В туалете появился один из говорящих. Ричард сделал вид что мочиться, но после капель пересохло не только во рту и сколько бы он не старался не мог выжать не капли. Брат взял горшок и встал рядом с Ричардом. Молчание прерывало лишь журчание.

– Я бы советовал вам сходить к доктору, Брат. С этим делом шутки плохи.

Голос принадлежал тому, кого называли Алексий.

– Это мое дело. – ответил Ричард, но Алексий продолжал наблюдать за потугами капитана.

– Эй! Смотри себе между ног!

– Покажите вашу руку. – Алексей резко бросил вазу на пол, и та громко зазвенела, оглушив Ричарда на секунду.

Алексей, так не застегнув брюки пытался схватить капитана за руку и оголить запястье, но и без этого было видно, что у капитана отсутствует изображение креста, как у других членов ордена.

Возня становился шумной, Ричард, сжав свою вазу покрепче в руке ударил Алексия по голове. Теперь звук был не таким звонким. Алексий упал на залитый мочой пол, а Ричард, путаясь в шторах выбежал обратно в зал.

Бруно прохаживался по залу и стрелял у братьев сигареты, когда Ричард пронесся мимо него как пес, которого напнул мясник.

Уставшие заемщики оживились при виде капитана на пустой ночной улице.

– Заем для королевской армии под восемнадцать процентов!

Ричард лишь махнул рукой, а заемщик уже валялся в луже, вывалив на грязь свои буклеты.

Сержанта и капитана вмиг обступила толпа.

– Беспредел!

Заемщики повылазили из своих будок и ларьков. Они стали окружать Ричарда и Бруно, словно хищники добычу.

– Не давайте им уйти! Пошлите за городскими! – писклявые вопли мелкорослых, сутулых, заискивающих существ. Ричард не мог назвать их людьми. Он видел их сейчас именно существами.

Если на шум явиться патруль. Он шляется по улице после отбоя, да и ладно бы в пивнушке, вместе с сослуживцами. На это бы закрыли глаза, как никак скоро в поход. А он нападает на людей. Ричард не выдержал воплей снаружи и шума внутри головы. Он выхватил клинок из-за пояса и приставил к горлу одного из заемщиков.

– Видишь этот крест на плаще? Я защищаю тебя и твоего господа, пока ты тянешь из людей последние гроши!

– Капитан! Остановитесь! Капитан! – Бруно вцепился в плечи Ричарда и повис на нем.

– Видишь? – повторял вопрос Ричард, но ответить заемщик уже не мог. Ричард не рассчитал сил. Он хотел лишь припугнуть. Хотел, чтобы холод лезвия отрезвил и заставил прозреть мелкого кредитора, но не пустить ему кровь.

Ричард отпрянул и тело мужчины обмякло и упало ему под ноги. В темноте не было видно алой крови. Она была темной липкой субстанцией на руках, рукоятке. Пару капель попало на плащ, воротник и лицо. Ричард уже убивал. Убивал вооруженных и безоружных. Мужчин и женщин. Иудеев и безбожников. Французов и остальных. Но он всегда знал, что делает. Даже, когда другие ученики случайно ранили друг друга, Ричард был осторожен и следовал правилам. Но он никогда никого не пугал и никому не угрожал. Если поступил приказ убить – он убивал. В полную силу.

Ричард не испугался. Он даже не взглянул на убитого. Смертельно хотелось спать, как после капель, у дома магистра. Бруно тянул его за плащ, и он покорно плелся. Бруно дергал, и он бежал.

Они запутались в чужом белье, разбудили собак. В окне магистра горел слабый свет светодиодного фонарика. Антоний читал. В доме было прохладно ночью, но он все равно ходил в одних брюках и босым.

– Что случилось? На вас напали? У вас кровь, капитан…

– Пустяки, господин магистр. Собаки во дворах. – ответил за капитана Бруно. Сам же Ричард прижимался к косякам и стенам, в поисках удобного положения для сна.

– Капитан, кажется устал. Одну минуту, – Антоний принялся рыться на столе. Среди бумаг и кружек он быстро нашел, то, что нужно. Белый порошок, напоминавший Бруно муку. Магистр высыпал его на обрывок бумаги и сунул капитана под нос. – Вдохните. Будете, как огурчик.

Ричард послушно втянул носом все, что дал магистр. Веки поднялись, зрачки расширились. Ричард больше не искал места поспать. Он тупо глазел то на магистра, то на сержанта.

– Боже правый! Садитесь! Я совсем позабыл о вежливости.

Бруно усадил капитана и устроился сам.

– Я был в лисах и псе. Мне тяжело об этом говорить. Одно скажу, за их клевету на нашего папу, их стоит четвертовать. Бросить на растерзание собакам. Вырвать сердца.

– Боже милостивый! Что же они говорили? – магистр подпер руками подбородок и уставился на Ричарда.

– Ужасные вещи. Мой язык сгниет и отвалиться если я повторю их слова.

– Вы узнали кого-нибудь?

– Нет. Они все скрывают лица. Но я видел у них рисунки, на запястьях. Треугольники, нет, узоры…

– Кресты! – вмешался Бруно. – Такие узкие у основания и расширяются. Давайте я нарисую.

– Вы не вели съемку?

– Простите магистр. Когда я услышал их речи, меня парализовало. – Ричард раскачивался на стуле и теребил накидку пальцами, марая ее засохшей кровью. Бурно тем временем выводил крест карандашом.

– Лапчатый крест. – сказал магистр. – Такие кресты носили ордены в средние века. До священного атомного огня. До изобретения электричества. Очень давно. Кресты тамплиеров, мальтийские кресты. Все они одного типа. Возможно этот орден взял этот крест в качестве своего символа именно поэтому. Они хотят приравнять себя к доблестным предкам.

– Они выкололи их себе на запястьях.

– Что бы везде знать своих. Знак отличия. Татуировки еще не о чем не говорят. В древних культурах они носили значения оберега от темных сил. Потом говорили о принадлежности. До священного атомного огня, они были модой молодежи, потеряв всякое значение. Превратились в аксессуар, вроде заколки или серьги.

– В те дикие времена, мастеров, что делали рисунке на кожи было, наверное, много, раз это было так популярно. Сейчас все вернулось на круги своя. И они отметили себя этими знаками не спроста.

– Я об этом говорил. – Антоний, устало потер рябой лоб и извлек из бардака на своем столе книгу.

– Вот! Вот такой крест! – Бруно принялся тыкать грязным пальцем в страницы.

– Это символика различных средневековых орденов. Тамплиеры, госпитальеры, тевтонцы… Крест имеет большое значение в геральдике. И в нашем с вами деле. Мы сможем знать на кого они ровняются, чего хотят, и чего от них ожидать.

– Но ведь почти все ордены в средневековье были уничтожены. Преданы казням, за неподчинение. Нам в академии говорили. – не унимался Бруно. Его капитан в этот момент топал ногами и чесал ноздри.

Магистр отдал энциклопедию сержанту. И тот восклицал и охал, как ребенок, перелистывая страницы. Антоний в это время насыпал еще порошка на листок и пододвинулся к капитану.

– Еретика укрывает орден наблюдателей. Их главный принцип – невмешательство. Их символ око, обрамленное треугольником. И тоже набит на запястьях членов оредна. Масонский знак. Всевидящее око, большой брат. Его по-разному называли до священного атомного огня. От простых каменщиков, они превратились в охотников до власти. Много лет прошло, но цель я полагаю, у них та же. Именно они держат в заточении угрозу всего христианского мира. Угроза всему, что построили мы за эти годы. Знаешь, что было после священного атомного огня? Ничего. Все блага что даровал нам бог исчезли. Вода, еда, кров над головой, армия. Ничего не было. Люди скитались по разрушенным городам. Умирали от болезней и голода. Как стадо без пастыря, они были обречены идти, пока не упадут замертво. Но бог направил каждого из них. Они снова собрались вместе, они молились и работали, чтобы создать то, что мы имеем сейчас. Они восстановили порядок, осветили дома, разожгли печи. Бог вознаградил их упорство и стремление жить.

– С капитаном все в порядке? – Бруно озадачено смотрел на своего господина, с неестественно выпученными красными глазами. Из ноздрей у капитана лились белые сопли с остатками порошка и прожилками крови.

– Да! – ответил магистр и вытер нос капитана какой-то тряпкой. – Но я еще раз повторю, вам нужен орден наблюдателей. Никакой другой.

– Но эти люди говорили такие ужасные вещи о папе.

– В следующий раз запишите на диктофон. Жду вас завтра.

Обычно Бруно вели домой под руки. Обычно Бруно совершенно не заботился о своем господине. На службе он мог уйти по поручению, пропасть на пол дня и вернуться совершенно пьяным. Он съедал порцию консервов капитана или обменивал их на бутылку водки. Вместо стирки мундира, он просто опрыскивал его туалетной водой, вместо чистки сапог, просто выставлял их под дождь. Но теперь он нес капитана домой. Мария не спала. Плач Альберта был слышен во дворе. Окна были открыты.

Бруно затащил Ричарда по лестнице и скромно постучался.

– Господи! Вы подрались?

– Нет, он просто пьян. – отчеканил ответ Бруно.

– Слава богу! – Мария помогла затащить мужа в доме и уложила на диван.

– Надеюсь это не будет продолжаться до самого начала похода. Следи за ним.

– Клянусь, госпожа, буду выпивать все, что нальют вашему мужу. Я могу остаться если понадобиться помощь.

– Давай. Я постелю тебе на полу.

На самом деле Бруно не хотелось идти в казарму. Там всегда плохо пахло, воровали белье, а кровать могли вовсе сдать на металл. Пока Мария расстилала возле дивана матрац и одеяла, Бруно усыпил малыша Альберта.

– Я бы тоже хотел детей. Только дочку.

– Почему дочку? – спросила Мария.

– Выдал бы ее за богача. Или в монастырь отправил, она бы мне оттуда вино и еду воровала.

Мария рассмеялась.

– Не шумите. Альберт только уснул. Почему Альберт, а не Ричард? Отец капитана, дед, прадед, всех звали Ричардами.

– Это в честь моего дедушки.

– Слышал, назвать мальчиков в честь родственников жены плохая примета.

– Рич не верит в приметы.

Утро наступило поздно. Никому не нужно было спешить к построению. Ричард храпел, лежа на диване. Его сержант на полу. Его сослуживцы, кто под лавкой, кто во дворе пивной.

Хьюго спал в лучшей комнате при дворе, ходили слухи, что сам император отдал папе свои покои, как самые лучшие в стране. А сам, вместе с женой спал на конюшне. Сон был беспокойный. Хьюго снилась война, которую он никогда не видел. А не видел он ни одной. Проснувшись он провел специально для императора, его семьи и поданных утреннюю службу. Но после вчерашнего празднования объявления похода, многие не пришли. Загуляли на радостях. Сам папа тоже рад был бы проспать до обеда, но его вытащили из кровати, умыли, натянули на голову тиару, прямо из холодильника, потому, что папа тоже болел с утра головой.

Только к шести часам он пришел в себя и начал вспоминать, что именно было не так.

– Меня не тошнило?

– Нет, ваше святейшество. – кланялся пресвитер.

– На утреннем молебне я призывал убивать женщин и детей? По Матфею?

– Да. Но этого никто не заметил, ваше святейшество. – скромно улыбался пресвитер и поправлял платье папы.

– Нет так нет. А теперь я хочу отдохнуть перед дорогой.

Папа раскрыл окно и взглянул на хмурые сады. Деревья на отравленной земле росли хилые и скрюченные, как христарадники у вокзала. Они не выполняли своих функций, сокрытие от императорского взгляда, грязного Кельна. Берлин почти полностью был стерт с лица земли во время священного атомного огня и столицу перенесли сюда. Немцы вернулись к добыче руды и шахтам. Техники было мало, а топливо, то что католическая церковь не признала сжигалось просто так. На пути к столице, из окон поезда папа мог увидеть вагончики, в которых жили рабочие и шахтеры, увидеть грязных работяг, их детей и жен, что носят вместо обуви пластиковые бутылки, пришитые к подошвам носок. Мог увидеть ребятню, что собирает возле путей выброшенные консервы и окурки для своих родителей. Мог бы, но был занят разглядыванием каталогов с товарами железной дороги. По ним можно было приобрести игрушечную модель поезда, кружки, футболки и тапочки с надписью: «Национальная компания французских железных дорог.»

Электричество здесь тоже отключали после семи. В отдаленных районах уже топили печи и жгли всякий хлам, от чего небо затянуло серым дымом, а запах его начал проникать на императорский двор. Хьюго отхлебнул капустного рассола и запил кислым пивом. Немцы знают толк в средствах от похмелья. Желудок обволокло холодом. Мысли прояснились. И Хьюго, схватившись за голову, чуть не взвизгнул. Его бы конечно никто не услышал, но не пристало главе церкви визжать как свинье. Вообще никак не пристало визжать. Он закусил кулак и побежал к своему планшету. Экран был липкий и скользкий. Тысячи немцев целовали изображение Христа.

Папа не был уверен, что сигнал сможет поймать сигнал в Германии, но хриплые гудки пошли. Лицо вспотело от волнения и Хьюго поставил звонок на громкую связь.

– Ваше святейшество, говорите громче, руки грязные.

– У меня небольшая проблемка.

– Опять? Залей хлоргексидином и воздерживайся, до самого похода.

– Другая проблема! Я в Кельне. Поехал призывать германцев присоединиться к захвату востока. Они меня напоили. У них были весьма националистические настроения и я, совершенно случайно, сам того не подозревая, сказал, что надо освободить Ватикан. Родину христианства и всех арийцев.

– Как можно было спороть такую ересь, случайно? Какой сивухой они напоили мое святейшество?

– Хватил лишнего и меня понесло. Ты знаешь где вообще этот Ватикан? – нервно спросил Папа.

– Я доктор, а не географ! Из окна я его не вижу, значит далеко. И что ты от меня хочешь?

– От этого Ватикана, наверняка остались погребенные руины. Нехорошо будет, если, исполненные божьей силой, немцы придут брать настоящий город, а там некрополь. Я ведь богослов, а не пустослов.

– Ты остолоп! То есть, к двадцать пятому сентября, тебе нужен слегка восстановленный город с боеспособным и даже агрессивным населением?

– Ну, в общем, да.

– Не кажется ли тебе, что это чудо господне – полный бред.

– Народ враждебно настроен к орденам. Они освобождены от налогов, имеют свои привилегии. Про госпитальеров они вообще слагают небылицы, будто бы в пристанище паломников, вместо врачей и монахов обитают людоеды. Люди у вас там пропадают или лишаются рассудка. – сказал Хьюго и отодвинулся от планшета, ожидая поток ругательств в свой адрес.

– Будет тебе Ватикан. Да такой Ватикан, что твои немцы усерутся его брать!

От этого обещания на душе стало спокойно. Папа сбросил вызов и растянулся на кровати.

Глава 5. Единственное верное решение

– Возлюби ближнего своего! Так говорил господь! Хьюго седьмой врет! Иисус не отправил бы нас на смерть. Он любит нас!

– Он любит нас! – кричала в ответ толпа.

Ричард подсвистывал их возгласам и периодически зевал. Это было третье собрание. На одном собирали деньги, на другом выпотрошили курицу на грудь обнаженной молоденькой девочки, после чего начали бисексуальную оргию. Денег у Ричарда не было, жена была хороша собой и молода. Поэтому дальнейшее участие не представляла ни личного, ни государственного интереса.

От табака, что дал магистр от тошноты и головной боли, рот онемел. Тело обмякло, как мокрая тряпка. Злость сменилась безразличием. Желудок засосало от голода. Толпа танцевала и уверяла себя, что Иисус их любит. Ричард этого не понимал. За что их любить? За песни и пляски? Они не держали в руках меча, не убивали ради господа своего.

– А, по-моему, весело. На наших то проповедях скука. – Бруно притоптывал ногой в такт музыке.

– Господь вложил в наши руки оружие, а не микрофоны. Идем отсюда.

Бруно пинал камни и предлагал выпить каждые пять минут. Из-за густых туч, выглянуло слабое осеннее солнце. Ричарда разобрала усталость. Все собрания орденов проводились поздно. Когда город погружался во тьму, и уменьшали подачу электричества. Серьезные собирались в старых бомбоубежищах, что строили до священного атомного огня. Простаки в заброшенных зданиях.

Ричард искал без сна уже второй день. Карман брюк жег наполовину пустой спичечный коробок, данный магистром для бодрости тела.

Ричард огляделся. Прохожие смотрели себе под ноги. Бруно был увлечен телефоном – новой игрушкой, подаренной кардиналом. Сержант быстро научился с ним обращаться. Делать снимки на собраниях, писать сообщения, даже скачал каких-то старых популярных песен.

Ричард быстро вытряс коробок в рот и размазал безвкусный порошок по деснам. Бодрость была кстати. Возле городской больницы собралась толпа. И собралась явно не проведать больных друзей или родных. Городские еле сдерживали их. За слабым живым щитом из городской кавалерии, стояли солдаты и младшие офицеры. Ричард узнал среди них и своих. Алекс, Брендон, Юджин.

Из какофонии криков, можно было разобрать, что благословлённые на поход воины, распустились. Они не платили в пивных, ломали мебель, нападали на молодых девушек, отбирали деньги и воровали на рынках одежду и еду.

Командиры, держа наготове оружие защищали своих солдат смачной бранью. Мол, девицы сами провоцировали их, а хозяева пивных пытались обсчитать.

– Вот он! Он зарезал посреди улицы Пауля Грезяна! Ричард семнадцатый!

Ричарду на секунду показалось, что обе стороны умолкли и уставились на него. Горожане смотрели со злостью, сослуживцы с недоверием. На самом деле, они продолжали перепалку, зажимая кавалеристов, не обращая на капитана никакого внимания. Кто-то из-толпы бросил камень.

Но Ричард уже этого не видел. Охваченный страхом и бодростью из спичечного коробка он побежал вниз по улице.

Толпа прорвалась. Послышались выстрелы. Кавалерии разрешили применить спорное в последнее время оружие. И это пока Папа в дороге. У Ричарда все смешалось в голове. Ему стало казаться, будто стреляют по нему. Будто бы он не оплатил пиво, дебоширил на рынке и даже кого-то изнасиловал.

Ричард задыхался. К горлу подступила вода, которую он пил еще утром, но ноги продолжали нести его прочь. Пот заливал глаза, и Ричард врезался в металлический забор.

Слабость вновь охватила его чресла. В голове звенело от удара. Ричард лежал в мусоре. Обглоданные кости, остатки пищи, банки, бутылки. Вонь стояла жуткая, но Ричард ее не чувствовал он проваливался в темноту.

Когда святой атомный огонь стер карты, их нарисовали заново. Красными и черными маркерами, углем и простыми ручками по старым границам. Папские области. Священная германо-австрийско-чешская, французское и испанское королевства. Мелкие государства, что не были присоединены силой на картах не обозначались. Рано или поздно они отойдут империям или погибнут. Толстыми, неровными крестами были зачеркнуты северная и южная Америки, Китай, две Кореи. Россия, Украина. Африка заштрихована синим. Большая ее половина ушла под воду из-за вызванных священным атомным огнем. Оставшаяся часть отмечена черным пунктиром, как безжизненная и ядовитая земля, где не сможет жить ни человек, ни зверь.

До недавнего времени тем же пунктиром отмечали Турцию и Египет. Ирак, Иран, Сирия штриховались так же черным. Еще до первого священного атомного огня, грешники уничтожили эти земли. Изорвали, изрыли, выкачали и оставили иссыхать.

Новые и новые карты отпечатывались почти каждый месяц для школ. То разрушат дикие поселения атеистов на границах Хорватии, то захватят православных Болгар. Взрослые об изменениях в картах узнавали из новостей. И сами исправляли если было время.

В отравленные безжизненные земли новых карт не посылали. Ибо некому. Единственное папское учреждение в тех местах, это приют для христианских паломников и разведчиков.

Карты в Шанлыурфе были старые, не тронутые. Еще на турецком языке. Америка была оторвана за ненадобностью. Вместо крестов, красные круги, и расстояния от них, до самой жирной точки – больницы, при храме святых Петра и Павла. Храм выстоял после священного атомного огня, но был разрушен землетрясением.

Карта в Шанлыурфе была, наверное, одна. У доктора Хейфиц. На карте появилась новая красная линия и новый круг. Ватикан был в его центре. Хейфиц взяла линейку и измерила расстояние. Стряхнула крошки с мелкого шрифта, где был указан масштаб карты, посчитала на старом калькуляторе с выломанными кнопками.

– Доктор Хейфиц. У ворот двадцать восемь армянских паломников. Говорят, что хотят попасть на историческую родину – Стамбул, искать остатки цивилизации. – Савелий стоял в дверях со свечой.

– Армяне? – переспросила Хейфиц и оттянула край линейки. – В Стамбул? – она отпустила линейку, и та звонко шлепнула по столу. – Двадцать восемь? Нужно минимум сорок, чтобы восстановить цивилизацию.

– Сказать им об этом?

– Не… – Хейфиц с улыбкой отмахнулась. – Дай им еды и скажи, чтобы собирались в путь. Оружие у них есть?

– Русские автоматы и простые ножи. Я приказал все сдать на склад.

– Я уеду на ночь. Двадцать восемь. Ну надо же. – Хейфиц еле сдерживала улыбку при Савелии.

Солнце садилось, но жары это не убавляло. Хейфиц прошла через старый коридор церкви. Проходы были завалены обрушенными стенами. Приходилось на коленях проползать под плитами.

Соломон и Диана Хейфиц собирались восстановить храм. Маленький маяк христианства в сухих и опасных землях. Все, кто искали убежище в госпитале святого Петра и Павла, охотно жертвовали на восстановление храма. Предлагали физическую помощь и моральную. Соломон надеялся, что папские области расширяются в Турции, в теплом климате, где урожай и скот не погибнет от ядерной зимы, а люди смогут ходить в сандалиях и легких платьях. Диана надеялась, что вдали от папского надзора, сможет пробовать новые методы лечения, проводить вскрытия умерших, использовать рентген аппарат не только по пятницам, но и по любым другим дням. Все их мечты и планы перечеркнула одна эпидемия, оставившая от всего ордена, троих человек. Молодого студента врача Савелия, сестру Сильвию и дочь Дианы и Соломона – Марго, которой на момент эпидемии было двенадцать лет.

Соломон и Диана были людьми хозяйственными и не уничтожали даже то, что запрещала церковь. Авось, пригодится. И Марго унаследовала эту привычку.

В расчищенном от завала молебном зале стоял старый американский джип, накрытый брезентом. Трофей от искавших ночлега паломников.

Хейфиц сняла брезент. Автомобиль был еще теплый, от дневного солнца. Загрузив канистры прямо на сидение доктор Хейфиц двинулась по бездорожью, развернув карту, закрывая себе почти весь обзор.

В таких местах водить уметь даже не обязательно. Остатки дорог пусты и безжизненны. Можно встретить старые, выцветшие знаки об ограничении скорости, да высохшие кусты.

В машине была даже магнитола. Кнопки не реагировали, но можно было вставлять диски. У нее была целая коллекция рока шестидесятых, которую Хейфиц нашла у какого-то трупа в сумке. Диски подписанные маркером. Марго особенно нравилась «Сын удачи» и «Зеленая река». Когда она еще не умела ездить и едва доставала ногами до педалей, то часто пробиралась к машине и включала музыку. После болезни, убившей всех членов ордена госпитальеров и родителей Марго, можно было слушать их на полную громкость, не боясь быть отчитанной отцом или матерью.

Миновав знак Суруч, Хейфиц свернула и приглушила музыку Асфальт, изуродованный корнями, совсем исчез.

Глава 6. Посевы

– Мы возьмем Ватикан, раньше, чем французы. Провозгласим своего папу. Нам никто никогда не указывал и не будет! Двухтысячные года не в счет.

– К какому числу собирать войска, ваше высочество?

– Собирайте сейчас. Отдайте приказ о готовности. Мы выйдем на пять дней раньше, чем объявил папа. – на морщинистом подбородке Виго показалась капля слюны. Теперь советники и генералы не слушали, когда, кого и куда. Все стало интересно, как скоро она упадет за отороченный золотом воротник. Или же она упадет на дубовый стол. Или же, при очередном выкрике попадет на лицо советнику Генриху.

– Они набирают в свои войска каждого. Любого еврея, румына, турка, что за кусок хлеба поцелуют руку папе и примут христианство. Наши же войска подвергаются отбору и тренировкам. Священный атомный огонь очистил нашу нацию, для того чтобы господствовали над оставшимися землями.

– Спасибо господу за это!

Виго распустил совет. Когда все поспешно удалились он сделал круг по залу собраний, поднял один из стульев и уронил на пол. Повторил процедуру. На шум никто не реагировал.

– Налоги. Казнь. Мифология. Я ношу подгузники. – тихо произнес Виго и прижался к двери.

– Они не слушают. – потайная дверь, за стеллажом с книгами открылась и в зал вошла жена императора.

– Ты бы почувствовала. – Виго сел на свободное место, с краю от своего, супруга устроилась, напротив.

– Твоя речь была суха. – она неспешно достала колоду и принялась перебирать карты в руках.

– Я не священник, чтобы рассказывать сказки на полтора часа.

– Стоило сказать им, об источнике силы, что сделает их непобедимыми.

– Рано, Ада, рано.

Виго был стар. По всем параметрам современной шаткой цивилизации. Он страдал одышкой при ходьбе и длинных речах. Локти и колени его хрустели. Волосы, сколько не крась, проявляли седину. Щеки белели от нее, сколько не брей. Аделаида была моложе супруга. А может и нет. Волосы, как смоль черные, карие глаза, с мелкими, почти незаметными за косметикой морщинками, стройные руки. Никто не знал, сколько именно лет жене императора. Самому ему было шестьдесят.

Аделаида разложила карты.

– Путь будет легок, в начале – лишь пешки, один король, – Ты. Анна при смерти.

– Анна Великоосвященная?

– Болезнь и смерть сулят ей карты. Королева не доживёт до начала похода. Черная дама, встанет на пути твоих войск, но не королева. Ее не вижу я. Не знаком ты с ней. Она и двое мужей. Один с мечом, другой с головой. Один силен, другой хитер.

– Дальше! – повысил голос Виго. Аделаида меняла карты, перекладывала из руки в руку. – Что ты еще видишь?

– Смерть. Много смерти. Интриги. И тайна. Тайна которая откроется тебе под самый конец. Когда будет казаться, что все напрасно.

Виго с трудом перегнулся через стол и схватил жену за лицо. – Чью смерть?

– Не знаю. Это война, а значит смерть. Не твою, душа моя. Нет.

– Что за святой источник?

– Много бед несет источник. Но достойному дарует всю свою силу. На пути его опять король крестовый. Валет червей и дама пиковая.

– Папа, как пить дать, – Виго опрокинул стул и зашагал по залу, тяжело дыша, – В его руках и армия и королева. Его генералы. Кто-то из них. И дама. Не королева.

– Они лишь преграда. Силы их не сравнить с твоими.

– Я должен быть уверен. Проведи обряд.

– Я проводила в прошлую субботу. Мои силы еще не восстановились.

Виго вмиг пересек комнату, забыл о хромоте и с силой ударил по столу.

– Так постарайся!

– Прошу! Дай мне времени. – Аделаида не боялась супруга. Не моргнула и глазом, пока он махал перед ее лицом руками.

– Время нас обмануло. Наши предки жили в богатстве и изобилии. Они летали в небесах и пересекали огромные расстояния в считанные часы. Они не вспахивали землю руками. И вмиг, все это исчезло в священном огне. Время у них летело быстро. А теперь течет медленно. Слышишь стук?

Аделаида кивнула.

– Это строят виселицы. Перед походом я очищу нашу нацию от недостойных, как это делали мои предки. И ты, если не хочешь оказаться среди ущербных, проведешь обряд.

– Завтра луна начнет расти. Мне нужна будет твоя кровь и разрешение покинуть дворец без сопровождения.

– Конечно. – Виго протянул руку супруге.

Аделаида взяла одну из карт и провела острым краем по ладони, меж свежих и старых шрамов. Виго не впервые дает ей свою кровь.

– Не ешь и не пей ничего кроме воды, до завтрашнего заката. – наказывала Аделаида собирая капли крови в маленький пузырек из-под таблеток.

Горькая вонь ударила в нос капитану Ричарду. Он открыл глаза. Но это было бесполезным действием. Мутная пелена сменила черноту век. Запах тлеющих бычков раздражал нос. Ричард чихнул.

– У него кровь носом!

– Все в порядке.

Ричард наконец смог сфокусироваться на грязном лице со свалявшейся короткой бородой. Стоило Ричарду расслабить шею, и он видел лишь серое небо, смотри в него долго и того гляди утонешь. Он вновь напряг шею и увидел восемь лиц. Молодые и старые. Бородатый был ближе всех, Ричард протянул руку под бороду, к горлу, но тут же по руке ударили палкой. Оставалось только лежать и пытаться, разглядеть в серых облаках, хоть что-нибудь, что вернуло бы сил. Его больше не били, наоборот обтерли лицо от кровавых соплей и накрыли тяжелым дурно пахнущим одеялом. Шорох и голоса удалились. Ричард не мог разобрать, о чем говорят его похитители. Всякая чепуха. Будет ли дождь? Как здоровье у Филиппа, после вчерашней стычки с городской кавалерией, скоро ли ждать пополнения у Лиисов.

Ричард поднялся на локтях. Он обнаружил себя на узкой кровати с черным от грязи матрацем. Над головой был самодельный навес из автомобильной двери и четырех столбиков.

– Наш капитан проснулся! – бородатый снова возник перед лицом Ричарда. – Ты как капитан? Есть хочешь?

Есть Ричард не хотел. Его тошнило, клонило в сон и безумно хотелось найти в кармане подарок от магистра. Но не коробка, ни флакона с каплями, ни таблетки не было.

– Кто вы такие? И что хотите от меня? Я капитан армии ее величества, Ричард семнадцатый.

– Да знаю я. Евгений, – бородатый протянул Ричарду свою грязную руку.

– Кто ты такой, чтобы я жал тебе руку? – Ричард напрягся, готовясь вскочить со своего ложа.

– Евгений. Как ваш бывший император. Это Марк, Этьен, Урбан, Каталина и Фабьен. Остальные на побирательстве, будут вечером.

Ричард не ответил. Он огляделся вокруг. За горами мусора не было видно горизонта. Он на свалке. До священного атомного огня и после него, эта свалка только расширялась. Здесь хоронили технические, пищевые и даже опасные отходы. Администрация ждала момента, когда можно будет переработать целый гектар отходов в энергию или топливо. Разрешение от церкви и зеленый свет от ученых, когда те восстановят технологию вторичной переработки. Так, на кучах мусора появились поселенцы. Евгений, Марк, Этьен, Урбан, Каталина, Фабьен и другие, что побираются в городе.

– Когда я тебя увидел, по трансляции. Сразу понял, по твоему потерянному взгляду, что ты не пойдёшь в поход. Поцеловал руку и крест в обязаловку. Подумаешь. У тебя жена есть?

– Да есть.

– Давай ее сюда. Где живешь? А то замучают бедняжку. Начнут ходить к ней, выяснять за тебя. А когда войска в поход выйдут, сам бог ведает, что с ней станет.

Ричард молчал, а Евгений все говорил и говорил.

На свалке жить вольготно и свободно. Городовые не сгоняют с рассветом на утреннюю. Нет никаких налогов. Мальчиков не призывают на службу, девочек на благотворительную работу.

– Задрал языком чесать! – крикнула Евгению Каталина. Это была маленькая, но крепкая женщина, непонятного возраста. – Накорми человека!

– Не урчи. – Евгений ушел и не прошло минуты как вернулся со вскрытой банкой тушенки и кашей в пластиковом контейнере. Он отогнал мух от пищи и протянул Ричарду.

Ричард сморщился.

– Этой тушенке лет двадцать!

– Так ведь она не вскрытая! Тебе думаешь, другую выдают? Из-под конвейера? Все одно! Ешь, не помрешь! Вот с рыбой нужно осторожничать. Она в любом виде долго не дюжит. Каша тоже, если плесень снять —сгодиться!

Ричард не стал слушать дальше, выхватил банку и принялся жадно есть руками. Он не ел почти два дня, и до этого момента не подозревал, как проголодался.

Опустошив банку и так и не наевшись, Ричард впал в уныние. Его жена умудрялась разделить такую банку на три дня. Им выдавали по банке в неделю на каждого члена семьи. Изредка давали рыбу, и ту уже с душком, так как долго была в пути. Хорошо, соседи Клара и Эдмунд воровали на полях капусту и давали часть Марии, за то, что она присматривала за их детьми.

Отогнав мух, Ричард съел и кашу с кислинкой напоследок, Евгений сунул ему бутылку острого соуса. Слегка засохший, он все равно не потерял вкуса.

– С ним все сойдет! У тебя жена то нормальная? Не юродивая? Руки, ноги на месте?

– Да. – с опаской ответил Ричард.

– Жаль. Ну да ладно, тут будет работать.

Из бесконечного трепа Евгения, Ричард узнал, что они живут на свалке довольно долго. Это второе, и уже подрастает третье поколение помойных крыс. Питаются тем что найдут или выпросят на улицах. Живут в старых грузовиках. Здоровые и взрослые сортируют мусор, ищут что-то полезное, чинят, перепродают. Дети до четырнадцати лет, а так же мужчины и женщины с увечьями, вроде отсутствия ноги, руки, глаза, горбатые, частично-парализованные и прочие христарадничают у церквей, больниц и вокзалов. Разделения власти у них нет. Сначала могло показаться, что главный тут Евгений, но он просто самый болтливый. Всем найденным, отремонтированным и выпрошенным на улице они делятся в конце дня.

– До огня, все так жили. Все их машины, бытовая техника, одежда и даже еда – вторсырье. Вот как думаешь хлеб делали? Остатки засохшего размачивали, мешали с новым тестом и в печь. Мамка говорила, даже туалетную бумагу перерабатывали и отправляли на тетради и книги. Правильно ты сделал, что к нам ушел. Война – это плохо. Особенно для нас. Вы все уйдете, а кто мусорить будет? Но с другой стороны, в городе останутся сердобольные старухи. Они всегда хоть корочку или стакан воды подадут.

– А заработать не пробовали?

– А разве так ответила самаритянка у колодца, как Иисус попросил ее попить? Не те заветы вам Папа читает.

Устав слушать Евгения, Ричард отправился к остальным. Мужики разбирали заросший грязью двигатель, Каталина замачивала в горячей воде пальчиковые батарейки. Она делала это ловко, с помощью дуршлага. Вслух отсчитывала двадцать секунд, отбрасывала на тряпку и погружала следующую партию. У ее ног стоял радиоприемник. Вместо музыки он издавал шум и изредка ловил переговоры городской кавалерии.

По отрывистым словам, Ричард понял, что его солдат арестовали. Под стражу были взяты капитаны Мариас младший, Эдвард второй, Морье и многие другие.

От вариантов провести жизнь на помойке или в тюрьме, Ричарду стало тошно. Что стало с Бруно? Лишат ли Марию и Альберт пособия? Что предпримет магистр. При воспоминании о магистре во рту пересохло, желудок застонал, будто перегревшийся генератор. Но не голод морил Ричарда. Ему бы сейчас хоть пол коробка или закапаться в одну ноздрю. И он бы воспарял. Отогнал ненужные думы. И вылез бы из этой кучи мусора.

С заходом солнца мусорщики возвращались из города. Кривые и хромые, они спешили выложить заработанное добро. Ричард снова почувствовал тошноту. Они встречались ему в городе. Старик, ползающий на обрубках, молодая девушка с горбом, больше чем она сама. Молодой паренек без обеих рук, рукава футболки которого, всегда закреплены прищепками. По отдельности они меркли в толпе, но здесь на свалке, половина его роты. Цирк уродов.

Ричард сел со всеми к ужину. Все громко говорили, хохотали чавкали. Слепой старик хватал грязными руками все продукты на столе, прежде чем выбрать себе кусок, но на это никто не обращал внимания. Одна девочка со спутанными волосами, замерев со своей коркой в руке пристально смотрела на Ричарда, а потом начала дергать мать за подол. Мать была слишком занята поглощением пищи, и тогда девчушка во всеуслышание спросила:

– Капитан Ричард пришел нас убить?

Хруст и чавканье на секунду прекратились, а потом Евгений расхохотался и все последовали его примеру.

– Нет, милая, этот человек не причинит нам вреда. Он отказался от похода и теперь с нами.

– Отказался от похода? – переспросил слепой старик. – Иоан снова собрался идти в проклятые земли?

– Иоан давно умер. Папа теперь Хьюго, – сказала Каталина. – Его ум совсем стар. Он помнит, что было с ним в восемнадцать, но не помнит того, что ему сказали десять минут назад.

– Я все помню! – перебил Каталину старик. – Нас послали нести слово божие, за границы священной французской империи. Я отправился со своим господином, полковником Бартом. У нас кончилась вода и еда. Все города были уже разорены немцами. Слово божие нести было некому. Но полковник Барт не останавливался. Он объявил предателями командиров, что предпочли вернуться через месяц похода назад. Он не хотел являться королю и Иоану с пустыми руками. Мы продолжали идти. Стало совсем худо. Солдаты умирали, а Барт даже не останавливался, чтобы предать их тела земле. Они так и оставались лежать под палящим солнцем. Земли там были отравлены. От тех кореньев и воды солдатам быстро становилось плохо. Их мучали головные боли. Нам приходилось пить собственную мочу, чтобы не брать той воды. Когда смерть уже дышала нам в затылок, на нашем пути появился госпиталь святых Петра и Павла. Приют госпитальеров.

– Госпитальеров? – переспросил Ричард.

– Да. Это древний орден, его возродили, чтобы помогать нашим отрядам вдали от родины. Но не помощью и не лечением там занимались. Там я ослеп.

Ричард забыл жевать. Отец рассказывал ему о том месте и прекрасно отзывался о врачах и служащих ордена. А будь Ричард шестнадцатый жив, они были бы одного возраста со стариком.

– С тех пор я не видел не Барта не других. Мне сказали, что заработал инфекцию глаз. Светили мне в глаза, какой-то дьявольской штуковиной и с каждый днем я видел все хуже. А самое страшное, я ничего не мог сделать. Нас всех словно Морфей обласкал. Ничего не хотелось, только спать, не было сил даже держать ложку. Мне удалось бежать с какими-то торговцами. Их убили на границе империи, а меня выбросили на улицу. И чем дальше я удалялся от того места, тем лучше мне становилось.

В словах старика была логика, хоть он и слаб умом. Его отец служил при полковнике Барте, пока его не перевели на север. Когда его отряд пропал, а Барт вернулся без солдат его предали суду и казнили. В тот же год умер папа Иоан и его место занял Хьюго, перед папой скончался король и на престол взошла его дочь Анна.

Дед икнул и вспомнил уже другой случай, как воровал яблоки в школе.

В самом Суруче обвалились старые здания, а в окрестностях сохранились деревянные дома. Шум двигателя и большой пятнистый автомобиль вызывал радость местных. Приезд его всегда предшествовал подаркам: инструментам, книгам, желтым сладким витаминам, без которых у них выпадут зубы. Так всегда говорил владелец автомобиля. Дети бежали по дороге, вздымая босыми ногами пыль. Пастух бросил свое сонное стадо и тоже побежал к машине.

Даже оставшиеся без присмотра коровы, обступили машину и тупо мычали.

Загорелые руки тянулись и трогали горячий капот.

– Доктор приехал! Зови всех!

Пока дети вились в ногах Хейфиц и ждали игрушек, взрослые уже загрузили в джип тушу коровы, два мешка зерна, яйца. Но разве это обмен? Коров много, зерно вырастит еще, а бусы, страницы из священных писаний, банки со сладкой водой и сигареты может привести только доктора.

Со стороны, они выглядели как звери в вольере, во время кормежки. Но на самом деле, эти ребята жили гораздо лучше, чем простые люди в Священных империях, под крылом папы. Вместо консервов, произведенных еще до священного огня и кормового зерна, они ели настоящее мясо и пили молоко из-под коровы.

А еще они не знали ни о священном огне, ни о папе, ни о других империях.

Время шло, а раздача подарков не наступала. Разве что детям доктор дала жвачку.

Староста угомонил толпу и все они кружком встали вокруг машины. Хейфиц залезла на капот и поклонилась.

– Вчера вечером мне доложили о новых землях. Не просто богатых, а принадлежащих вашим предкам.

Люди не обрадовались. Они стали перешептываться. Дети заплакали.

– Двадцать восемь выживших паломников, собираются отправиться туда и забрать то, что принадлежит им. Та же миссия была у ваших отцов и матерей.

– Двадцать восемь! – выкрикнул белокурый мальчик. – Как пророков в священном писании.

– Именно, мой юный друг, – Хейфиц улыбнулась мальчишке и выдавила ему в ладошку еще две подушечки жвачки. – У меня нет права приказывать вам. Вы свободные люди и вольны идти или остаться здесь.

– Паломники веруют в пророка Мухаммеда? – спросил староста.

– А в кого же еще? – удивилась Хейфиц.

– Мы отправимся туда. – без всяких совещаний заявил староста.

– Путь не близкий и опасный. Они отправятся завтра утром. Вам хватит времени собраться?

Без ответа толпа разбежалась, как насекомые. К джипу привязали деревянную телегу, тоже подарок доктора.

Вещей у них было немного. Одежду шили сами, посуду искали в заброшенных окрестностях или принимали от доктора. Аккуратно, на переднее сидение клали страницы священного писания – Корана.

Изначально, не все они были мусульманами. Их родители исповедовали разные религии. От чего у них и произошел конфликт прямо в палате. В доме покоя и здоровья конфликтов не любили. Поэтому на каждого ярого фанатика досталось непрерывное рентген-облучение.

Жившие отдельно дети конфликтов на религиозной почве не устраивали. Играли во дворе, бегали по развалинам. В хозяйстве все пригождается, особенно люди. Доктор Хейфиц и ее помощники обучили детей ухаживать за скотом, обрабатывать поля, готовить. Жить и размножаться они научились уже сами. Сейчас дети тех детей бегали вокруг машины и помогали старшим нагружать телегу. За годы их становилось все больше.

Машина шумно сдвинулась. Марго прибавила музыку и ее дети, и дети их детей зашагали по пустынной дороге, оставляя свои дома позади. Хейфиц ехала медленно, и дети играли в «кто обгонит автомобиль». Взрослые шли позади бодрым строем. За ними плелись коровы.

Одна, Хейфиц бы добралась к ужину. С людьми они пришли далеко за полночь. Часы показывали четыре утра. Сильвия не спала.

– Доктор Хейфиц. Мы уже начали волноваться, – она подбежала вытаскивать Марго из машины. – Зачем вы привели их сюда?

– Армяне еще здесь?

– Спят, доктор. Разбудить?

– Нет. Вы давали им амитриптилин по пол таблетки три раза, как я просила?

– Конечно.

– Отменить завтрашним днем, Соберите нам с собой еды и милдроната четыре сотни упаковок.

– Так ведь он двадцать вторым годом.

– Так ведь другого нет, сестра.

– Поужинаете, доктор? Целые сутки поди не жрамши.

Хейфиц устало кивнула.

Глава 7. Враг, которого нет

– Мы просто играли. – ревел кучерявый мальчуган.

– Играли? Что бы я тебя у этой деревенской девки больше не видела! Смерти матери хочешь? Хочешь, чтобы сгинули с позора, а ты один бы остался? Марк! Неси кнут!

Няньки подхватили хнычущего мальчугана и потащили на конюшню. Ребенка разложили на лавке и стянули рубашку.

Отец с раскрасневшейся рожей замахнулся и Хьюго проснулся.

Колеса поезда мерно стучали. За окном мелькали брошенные ржавые машины. Спина и шея были мокрыми от пота. Хьюго вытерся рясой, снял ее и бросил на пол купе. Холодный крест щекотал голую грудь. Через грохот рельс пробивались первые колокола. Через час они прибудут домой.

Работодатели будут в ярости. Вместо труда, в столь ранний час горожане толкались у вокзала, чтобы хоть глазком увидеть наместника божьего в грязном окошке поезда.

Но его было не разглядеть за высокими и плечистыми охранниками. Магистру удалось прогрызть путь среди репортеров и зевак.

– Ваше преосвященство. Простите что встречаю дурными вестями, но уже больше тысячи наших солдат арестованы за непристойное поведение, разбои и убийства.

– Убийства? И кого убили?

– Порезали горло заемщику. Пятеро свидетелей указывают на капитана Ричарда. Мы не знаем где он, его жена тоже.

– Заемщику? – брезгливо переспросил Хьюго. – Может это был простой грабеж?

– Ричарда показывали на всех трансляциях. Его сейчас даже слепой узнает.

– Пойдут в поход и очистят свои имена.

– Если пойдут. Императорская прокуратура не пускает к ним даже меня.

– Что по этому… как его?

– Эрл? Тишина. Ричард пропал, но его слуга успел передать мне видео с собраний орденов.

– Ваше святейшество, – вторым пробился кардинал. – Вас вызывают в императорские покои. Королева хочет исповедаться перед смертью.

Папа чуть не сел на асфальт. Слишком много плохих новостей за раз. Целых две.

– Магистр. Дела зовут. Подайте машину.

В королевской спальне был приглушен свет. Маленькая серая женщина почти не была видна среди шелковых подушек. Лицо ее было бельмом на бордовой постели. Вместо духов и прочих женских флакончиков, тумбочка была заставлена лекарствами. В тощую морщинистую руку была подключена капельница.

– Ваше высочество.

– Ваше святейшество. – Анна попыталась подняться, но слабость роняла ее на подушки вновь и вновь.

Папа кивнул и сестры покинули покои. Осталась только фрейлина и кардинал.

Хьюго подали стул, и он уселся у постели. Анна все смогла приподняться и коснулась сухими горячими губами костяшек Хьюго.

– Я не могу дождаться, когда господь освободит меня от этой боли и заберет. Ваше преосвященство. Мы с вами многое прошли.

– Не надо. Ваше высочество. Вы пройдете это испытание.

Королева махнула свободной рукой, и они остались вдвоем.

– На моем сердце лежит тяжкий грех. Самый тяжкий, что можно представить.

– Вспомните, сколько спасенных жизней на ваших руках. Сколько вы сделали для империи. Без вас, люди жили бы в темноте и голоде. Ваше высочество.

Ее высочество не ответила. Она шумно выдыхала. Глаза еле виднелись из-под опухших век.

– Не сейчас. Ваше высочество. Нет. – Хьюго принялся растирать ладонь королевы. Он помнил Анну. Она была единственным ребенком в королевской семье. С детства девочка была болезненной. Она не играла с придворными детьми. Не ходила на балы. Не выбирала фаворитов. В восемнадцать лет Анна перестала ходить. Тело предавало молодую императрицу, но ум ее был всегда светел. Когда молодой епископ приехал во Францию, служить при дворе короля, он много времени проводил в общении с Анной. В его обязанности входило каждый день молиться о здоровье наследницы.

На шум папы прибежали фрейлины и слуги.

– Вызовете доктора.

– Нет. Ее величество хочет посетить дом божий. Она отдает свою жизнь во власть господа. – сказал папа.

Прислуга засуетилась. Императрицу переложили на кушетку.

Анну вынесли через задний двор. Вид умирающей королевы сейчас не кстати. Когда защитники империи воруют, убивают и насилуют.

Папа нервно расхаживал вокруг алтаря. Вызванный фельдшер из городской ночлежки не смел поднять головы. Абонент вне зоны действия сети. Абонент снова на связи. Мокрыми от пота пальцами папа вновь набрал номер.

– У меня снова проблема.

– Для начала, привет. – папа снова поставил звонок на громкую связь. Уши горели от напряжения.

– Королева умирает. Что у тебя там за шум?

– Что с королевой?

– Не знаю. Сейчас дам тебе доктора.

Папа протянул склонившемуся врачу телефон. Тут испуганно обхватил аппарат двумя руками.

– Давление?

– Восемьдесят.

– Допамин давали?

– Да.

– Она на метотрексате?

– Нет. Он кончился три месяца назад. Я давал ей травы.

– Траву сам пожуй. Адреналин по вене, преднизолона девяносто струйно. Кровезаменители, гидроксиэтилкрахмал и дайте папу.

– Я здесь.

– Не знаю на сколько ее хватит. Пусть интубирует ее и если давление ронять не будет верните во дворец и покажите по телевидению. До похода Анна должна дожить.

– То есть поход нужно начинать сейчас?

– Немедленно.

Папа отошел от врача и прикрыл рот рукой.

– У тебя все получиться? Может мне запретить оружие?

– Там королева помирает или твои мозги? Столько денег хочешь потерять?

– Я просто спросил.

Ответ папу не успокоил, но позволил наконец расслабиться. Приказать отвезти королеву обратно, а доктора казнить на месте, после того как проведет все необходимые манипуляции с Анной.

Ночью на улицах было опасно. Кроме заемщиков и проституток по улицам шныряли преступники, и дай бог, они просто дадут тебе по башке и отберут сумку. Сосредоточенная на уклонителях от налогов и службы, кавалерия пропускала психопатов, которые выходили на улицы за человеческими жертвами.

Сжимая рукоятку пистолета, магистр шел по улице Терана. Окна Ричарда на втором этаже были темны. Антоний поднялся по деревянным ступеням и постучал в дверь. Ответа не было, и магистр постучал ногой. Мария должна была проснуться. Если не стук, то младенец от такого шума должен был заплакать и разбудить ее.

– Чего долбишься? – на площадку вышла женщина. Грязные волосы и двое детей на руках.

– Где капитан Ричард?

– А, это вы. Доброй ночи магистр, – женщина дала Антонию одного из детей и свободной рукой закурила сигарету. – Ричард? Там же где мой муж, где и остальные. В казематах.

– Папа вернулся из Германии и это недоразумение вот-вот разрешится.

– Надеюсь.

– А где Мария?

– Не знаю. Позавчера попросила посидеть с Альбертом и так и не вернулась.

– Понятно. Не видели никого странного?

– Только полицаев. Оружие искали. Я им сказала, что ни черта у нас нет. – женщина затушила сигарету, бросила окурок под ноги и забрала у магистра ребенка.

– Если Мария не вернется, приходите по этому адресу. – магистр протянул женщине клочок бумаги.

– Зачем?

– Их сын отправится в приют.

– Бог с вами, магистр. У меня своих мал мала, сестра померла, я племянников забрала. Мне одни больше одним меньше. Сытый, догляженный. Не сгинет. У вас и своих дел, наверное, полон рот, что вам до сирот. Вы мне лучше скажите, мужиков то отпустят? Ну покуролесили перед походом, ну разбили пару носов, да баб потискали. Что, в тюрьму сразу?

– На все воля божья. Выглядите усталой. За детьми смотреть, тоже нелегко, наверное. Не хотите взбодрить тело и дух? – магистр вынул из-под мантии коробок.

– Что это?

– Предки называли это стимуляторами. Будет время и за сорванцами доглядеть и еды сварить, и марафет навести.

– Денег нет. Капустой берете?

– Цепочка золотая?

– Это от сестры досталась. Вроде да.

Магистр протянул коробок и снова подержал ребенка, пока мать снимала цепочку с шеи.

Распрощавшись на доброй ноте, магистр вышел на воздух. Местоположение Ричарда оставалось загадкой. В телефоне Бруно не оказалось никакой дельной информации. Плохого качество видео без звука с собраний да фотки голых девиц, что скорее всего сгинули в священном атомном огне.

В городе Ричарда точно не было. Кавалерия рыскала в каждом углу. Магистр двинулся по темной улице прочь. Он не умел бегать, зато умел быстро и долго ходить. За полтора часа он прошел половину города. От улицы Терана до безымянной трассы. Разметку и знаки не тронуло время, но они были совершенно бесполезны.

Не боясь быть сбитым, магистр шел вдоль дороги, пока не уткнулся в металлический забор. Свалка. Это было понятно по запаху еще за пол мили. Магистр запахнулся. Вдали от города ветер был промозглый. Он уже собрался уходить, как с обратной стороны забора раздался стук.

Антоний был не из пугливых. Но и смельчаком не был. Он сделал шаг назад и принялся осматривать глухой лист металла. Движение за ним было слышно очень отчетливо. Животное?

Магистр ударил в ответ кулаком по забору и все стихло.

Грохот и две ладони показались над забором.

– Вам нужна помощь? – спросил в пустоту магистр.

Из-за забора показалась кудрявая голова, знакомое лицо.

Металлический забор разрезал ладони. Кровавые ручейки потекли вниз и замерзли в пути. Когда больше половины торса возвысилось над забором магистр узнал капитана Ричарда и протянул ему руки помощи. Они были в полуметре и совершенно бесполезны. Цепляясь плащом Ричард перевалился и упал на дорогу.

– Капитан! Иисус Мария, что вы там делали?

Всю ситуацию капитан передать не смог. Конкретно в данный момент, создавая шум забора он искал хоть что-то от прежней жизни. Капли в нос, спичечный коробок, пол таблетки. Ричард молча вылупился на магистра. Антоний сразу все понял и положил под губу капитана маленькую пластинку. Эффект не заставил долго ждать. Капитан рассказал все, что видел и через час вооруженная кавалерия была у железного забора. Большая часть мусорщиков оказалась симулянтами. Они прятали вполне здоровые конечности в рукава и гачи штанов. Нарочно изображали паралич и слепоту. Подкладывали тряпки вместо горбов.

– Ричард! Скажи им! – вопил Евгений, пока его уводили. Чумазая маленькая девочка, как тогда за столом смотрела на него волком. А Ричард сидел, завернутый в одеяло на бордюре и тряс ногой.

В жизни каждого мужчины, рано или поздно, наступает момент выбора. Для мужчин священной французской империи этот момент настал одновременно. И выбор у них был не богатый, между армией и тюрьмой.

Выбор был не так очевиден, как кажется. Тюрьмы заполнила интеллигенция, а на преступников не успевали шить плащи и мундиры.

Чтобы общественность не возмущалась и не вопила на площадях, во время дневного сна кардинала, папа ввел некую индульгенцию военного положения. Всем идущим возвращать себе святые земли даруется божья благодать и отпущение всех грехов, совершенных в течении жизни. Смерть, в процессе похода, приравнивается к подвигу, а душа после этого попадает прямиком в рай, даже не дожидаясь не девяти, не сорока дней.

Прямо так папа и сказал и двери казематов распахнулись и люди, смотрящие трансляцию, пришли в божественный восторг. Потом транслировали кардинала, он, со своей унылой политикой и числами, не вызвал таких эмоций. Потом транслировали королеву. Она вообще ничего не говорила, так как уже не могла. Служанки, что не попадали под камеры, держали ее за ноги и поясницу, чтобы та не упала. Много макияжа, чтобы скрыть осунувшееся серое лицо. Оксикодон, для блеска в глазах, и чтобы люди не подумали, что вместо королевы им показывают восковую куклу.

На улице шел ливень, но толпы не расходились. Прикованные к мониторам на площадях и у церквей.

Поход откладывать было нельзя, но он постоянно откладывался. То не хватало печатей, то перед походами вздумали провести медицинское обследование солдат. Папа считал это бредом. С низким гемоглобином, с плохим зрением, с гепатитом и сифилисом. Их выбрал сам господь, а теперь ряды его славных воинов, решили проредить какие-то врачи. Хьюго врачей не любил с детства. Кроме одного.

День за днем выход откладывался. Королеве становилось все хуже. Будущих освободителей земель, на всякий случай держали под стражей, до самого начала похода. В отчаянии, Хьюго благословил войско девы Марии на поход, чтобы хоть кто-то вышел из страны. Сроки горели. Даже то, что немцев не пустили коротким путем, через границы королевства, а заставили ехать в обход, так как они использовали неодобряемую папой технику и оружие, у них было преимущество во времени. Французы выйдут позже. Офицерский состав на колесах, во всех смыслах. Младший состав конными и пешими с мечами и арбалетами.

– Совсем от рук отбился! – тучная женщина держала мальчугана за ухо.

Солнце стояло в зените. Мухи донимали людей и скот. Пот лился по толстым рукам женщины.

– Головой подумай, где ты, а где она? Мы головами с отцом поплатимся! Один останешься, от голода сдохнешь или в рабство попадешь.

Мальчишка хватался за раскрасневшееся ухо и плакал. Он не видел разницы между детьми бедных и богатых. Он всего лишь хотел быть как остальные дети. Но все девчонки были либо из слишком бедных, либо из слишком знатных семей для него.

– Матушка, я больше так не буду.

– Марк! Сделай с ним уже что-нибудь.

Сильные руки подняли мальчишку и потащили на двор. К яме. Слишком буйный товар сажали в узкую яму глубиной метра три, не меньше, а ребенку казалось и того больше. Яма была расположена так, что в любой час, от рассвета и заката, солнце иссушало и жарило ее стены и дно. Мальчик упирался в песок ногами. Он слышал мольбы и крики пленников ямы, даже в доме. Отец волок его словно мешок зерна по двору, пока они не оказались у края ямы.

– Пожалуйста, отец, не надо.

Толчок в спину и мальчик полетел вниз.

Хьюго дернулся и подскочил на постели. Со стены напротив кровати упала икона и рамка щепками разлетелась по спальне.

С утра нужно было помолиться, но в голове было совершенно пусто, лишь страх ото сна гулял холодом по плечам. Хьюго пытался смыть его горячим душем. Кожа раскраснелась, влага от пара стекала по стенам, но холод никуда не уходил. Обветренные злые лица рабов и отца стояли перед глазами. Каждое прикосновение слуг, одевающих папу вызывало неприятную дрожь. На улице зарядил косой холодный ливень. Капли заносило на балкон. Ветер трепал полотна и пытался сдуть тиару с головы.

Внизу стояли тысячи мужчин и пара сотен женщин. Папа пробормотал что-то с бумаги, сдобрил речь левитом и убрался с мокрого балкона.

– Городские довольны. Некоторые пустились в путь даже не дослушав речи. Челядь, она и через сто, и через двести лет челядь. – болтал магистр. От холода все его ямы на лице стали темно синими. Почти фиолетовыми.

– Индивидуальное благословление начнется через пятнадцать минут, кого запустить первым? Ричарда семнадцатого? Велуа старшего? А может дамы вперед?

– Без разницы. – глядя себе под ноги, ответил папа.

– Ваше святейшество, прошу простить за дерзость, но вас что-то беспокоит? Вы не выспались? Вид у вас смурной.

– Вы очень проницательны, магистр. – папа остановился и кивком пропустил охрану вперед. – Меня последнее время беспокоят неприятные сновидения.

– Это из-за похода?

– Нет, что вы. Война – божья благодать. Я просто переутомился.

– Могу я вам помочь. – магистр вынул из кармана маленький полиэтиленовый пакетик.

– Господь поможет.

– У бога много забот. Помогите себе сами. – магистр сунул пакет в руки папе и ускорил шаг догоняя охрану.

В зале было душно. Командующие надышали перегаром. Пот капал со лба на страницы библии и буквы расплывались перед глазами.

–… да благословит господь тебя и твоих верных воинов. – папа брызнул святой водой в красную морду очередного командующего.

Папа говорил все тоже самое, что с балкона. Иногда добавлял что-то из евангелия. От Матвея, разумеется. Пакетик магистра жег карман. Кардинал и магистр курили в открытое окно запуская мокрый сквозняк в зал. Хьюго невыносимо хотелось спать и курить. В молодости он мог спать по два часа. Умывание из тазика и половина сигареты. В крайнем случае можно было занять себя семечками или орехами. Но не больше. В детстве он плохо спал из-за шума и воплей со двора. Когда родителей не стало, сон стал лучше, но короче. Построение планов на будущее. Вылазки в заброшенные дома. Тренировки в стрельбе. Манипуляции. Штудирование священных писаний. При королевском дворе покоя тоже не было. Анне требовалась молитва после каждого ночного приступа или потери сознания. Да и других дел навалилось. Только после произведения в папы Хьюго мог спать вдоволь. А теперь эти кошмары.

Перед трибуной на коленях стояла матриарша Елена. Журналисты стояли в ожидании. Магистр и кардинал выбросили окурки в окно и замерли.

– Найди и убей того, кто сделает зло перед очами господа твоего, кто пойдет и станет служить иным богам или солнцу, или луне. – папа начал клевать носом и замедлился. – Благословляю сердце в груди твоей, сталь клинка твоего, земли, что заберешь ты у неверующих и врагов господа своего… Аминь. – папа наспех брызнул матриарше в лицо и та довольная, под вспышки фотокамер удалилась. Елена была последней.

Благословление было сродни крещению. Младенцев простых горожан окунали в грязную реку, отпрысков военных, советников, приближенных и знати погружали в специальную купель. Особо богатые могли даже просить самого папу о проведении обряда. Простым горожанам плюнули слова благословения с высокого балкона. Офицерам и знати оказали личное, почти интимное напутствие. Так же, все, что приобретенное ими в походе будет обложено налогом, но все же останется в руках добытчика, в отличии от городских, что должны будут все отдать королевству.

На улицах, растянули навесы от дождя. Гулять и провожать воинов в путь собирались до заката. До самой вигилии. И с первыми лучами солнца войска наконец отправятся в путь, оставив за собой горы мусора, объедков и обиженных женщин.

Хьюго хотел прилечь перед ночной литургией, но газетчики и телевидение не давали покоя.

– Как вы считаете, разногласия с нашими немецкими союзниками, не помешают святому походу?

– У нас могут быть какие угодно разногласия о ведении политики, но господь для всех един.

– Ваше святейшество, сколько орденов принимает участие в походе?

– В походе принимают участие все ордены, чья вера, так же сильна, как моя и ваша.

– Святейший отец. Будут ли отлучены от церкви и лишены вашего благословления, те кто осмелится использовать огнестрельное оружие и технику наших грешных предков?

– Ваше всесвятейшество, правда ли, что ваш избранный полководец Ричард семнадцатый убил заемщика, отца пятерых детей и сына матери инвалида?

Хьюго нахмурил брови. Кажется, еще вчера он читал в отчете, что тот несчастный даже женат не был. А сейчас у него уже пятеро детей, мать инвалид и, наверное, он еще держал столовую для бедняков. Папе хотелось сплюнуть на деревянный пол.

– Хватит вопросов. Его святейшеству нужно побыть наедине с богом и подготовится к ночному богослужению. – магистр засунул в объективы свое рябое лицо и журналисты стали расходиться.

– Спасибо, магистр. Я должен провести время в молитвах, а не в ответах на праздные вопросы.

– Это неоспоримо, ваше святейшество. Хотите быстро уснуть и проснуться новорожденным? У меня есть потрясающее средство.

Хьюго еще не разобрался со старым потрясающим средством, а магистр уже сует новое в ладонь.

Хьюго завалился в постель не раздеваясь. Тиара сползла и валялась на соседней подушке. Мантия была еще влажная от дождя.

– Ваше святейшество. – в дверь просунулся слуга. – Желаете чего-нибудь? Вина? Проголодались? Музыкантов? Привести кого-нибудь?

Хьюго устало кивнул. Через минуту на прикроватном столике появилась тарелка фруктов, мокрых после заморозки, бутылка красного вина и смуглый мальчуган.

– Ваше святейшество, буду рад служить вам. Меня зовут Мигель Джонсон.

– Служить надо господу. Знаешь, что означает Джонсон? Это старая фамилия. Сын Джона. Джонсон. Грейсон – сын Грея. Улавливаешь?

– Да. Ваше святейшество.

– Угощайся. Наливай вино, ешь. Сигаретку? И сними эту рубашку.

Папу раздражали форменные серые от частой стирки рубахи, которые висели на детских плечах как мешки, превращая юную фигуру в скелет.

Следом Хьюго разделся сам. Уснуть сегодня уже не удастся.

Шум песен и плясок сверху проникал глубоко под землю. В старый бункер, времен войны грешных предков. До святого атомного огня. Теперь это место, пропахшее плесенью и канализацией, озаряли десятки свечей. Антоний стоял, сложив руки в молитвенном жесте. Рядом стоял брат Мартин и верховный брат Филипп. Он протягивал свою морщинистую руку, другим братьям, облаченным в безразмерные мантии. Только черный глаз в треугольнике на запястье мелькал в рукаве.

– Приветствую брат Давид. – кланялся Филипп.

– Приветствую. – поклон в ответ.

– Приветствую брат Шон. Приветствую брат Гордон. Приветствуй брат Йозеф.

Не все помечали себя крестами и символами на запястьях. Некоторые оголяли ноги или животы. Но не лицо. Лица оставались тайнами. Черными пятнами под капюшонами. Народу становилось все больше. Табачный дым быстро заполнял подвал с древней вентиляцией.

– Становится душно. Не желаете ободриться.

– У вас другая задача, брат. И она ободрит всех. – серьезно сказал Филипп. – Мне здесь нужны трезвые умы. Почти трезвые. Приветствую, брат.

– Мира и здоровья брат Филипп. – из-под капюшона раздался спокойный женский голос.

– И вам, сестра Марго.

Во все предплечье женщины красовался лапчатый крест.

– Мы вас заждались. – брат Филипп протянул руку, будто просил подаяние и в морщинистую ладонь лег маленький флакон. Филипп рассмотрел его у самого носа и вернул владелице.

– Можем начинать. Где пациент?

– Ваш путь был не близкий, не торопитесь.

– Не заставляйте даму ждать.

– Дама не желает немного расслабиться? Остановить время? – заискивающим голосом спросил магистр и приготовил пакетик. – Для вас – двести франков.

– У дамы все с собой. – женщина достала из поясной сумки флягу и жадно отхлебнула под пристальным взглядом магистра. – Прошу, покажите мне пациента. Как доктор, я должна удостовериться, что он переживет лекарственный допрос.

– Дождемся всех и начнем. Ваш труд и дальняя дорога не будут напрасны.

Брат Филипп толкнул магистра.

– Нужно поторопиться, хочу успеть к вегилии. Будет весьма досадно не успеть к столь святой ночи завершить наше дело. – женщина говорила громко. Почти кричала, привлекая внимание других братьев. Перешёптывания перешли в гул.

Магистр быстро скрылся с глаз.

Хьюго лежал на смятых простынях. Вино и бессонные ночи склоняли ко сну. Шум, создаваемый Мигелем нагло вырывал его из объятий морфея.

– Простите, Хьюго, но я думал вы чопорны и скучны. А вы совсем другой. Почти как мои знакомые.

– Вас в приюте пугают мной?

– Нет, что вы. Мы каждый вечер и утро смотрим трансляции с вами. Камера вас старит.

Для двенадцатилетнего паренек был слишком разговорчивым и бойким. Мигель закинул ноги на кровать и напялил себе на голову папскую тиару.

– Это не простая шапка. Ее надо заслужить! – Хьюго напрягся и поднялся на локтях. Он не любил, когда берут его вещи. Детская обида не померкла. Наоборот становилась все сильнее. И чем больше у папы было принадлежащих ему вещей и людей, тем сильнее становилось собственничество.

– Я готов заслужить. – Мигель откинул голову и развратно улыбнулся.

Жадность перевешаливала чувство неуверенности и стыда. Безумно хотелось спать и жутко не хотелось ударить лицом в грязь. Хьюго вышел в уборную. Погремел кувшином и достал мятые коробки магистра.

В отражении зеркала стояло еще не старое, подтянутое тело. Не какой-нибудь обрюзгший толстяк, а сам папа римский. Темные круги под глазами, припухшие веки, седые волоски на висках и красная от засосов шея. Все это лишь бренная плоть. Хьюго поправил толстую цепочку с крестом. Выудил таблетку из коробка и положил на язык. Она моментально растаяла, оставив кислинку во рту.

– Я не чопорный старик. Отдыхать я умею как никто другой. – сказал Хьюго своему отражению и ноги подкосились. Колени ослабли и он, еле держась за раковину опустился голым задом на холодный пол. Голова кружилась. Стены поплыли перед глазами. Хьюго попытался встать, но растянулся на ледяном кафеле.

Попытки позвать слуг не увенчались успехом. Вместо слов из рта выходили пузыри слюны. Яркий свет мерк в глазах. Магистр не обманул. Сон придет мгновенно.

Извозчик отгонял городскую пьянь кнутом. Лошади лениво гадили на дорогу. Клиент внезапно спрыгнул и скрылся в гуще гулянья. Но извозчику было оплачено до самого утра.

– Капитан Ричард! Папа был похищен!

– Что? – хмельная улыбка не сходила с лица, но глаза округлились от испуга.

– То! – выплюнул магистр, вытягивая капитана из плясок. – Вы не справились со своим расследованием, которое вам поручил Хьюго и вот его последствия.

– Где папа? Кто мог совершить это в такую священную ночь? Ему место в аду.

– В аду. В аду! Капитан. Вы нужны папе. Без вашей помощи он погибнет.

– Я соберу своих солдат. Только скажите, где нам искать папу!

– Следуйте за мной. Держитесь на расстоянии и возьмите это. Придаст силы духа!

Сила духа, бодрость, спокойствие, уверенность. Стихии, что продавал магистр. Эрл сейчас мечтал хотя бы об одной из таких. Даже тусклый огонь свечей резал глаза после темноты. Сквозь пелену слез он видел лишь силуэты в темных плащах. Швы на обрубках уже не беспокоили. Разбитое лицо слегка пульсировало, но это тоже отошло на задний план.

– Признаете ли вы себя виновным в связи с дьяволом?

– Да. – хрипло ответил Эрл.

– Виновный сознался! Перейдем к казни. Но сначала, немного правды. Сознаетесь ли вы в том, что использовали запрещенные церковью технологии.

– Да. – все так же тихо отвечал Хьюго.

– Сознаетесь ли вы в том, что вашими действиями и знаниями руководил антихрист.

– Да.

– Повторите то, что вы говорили на допросах, об богомерзком интернете, спутниковой навигации и прочей ереси.

– Я сознаюсь во всех грехах и прошу привести приговор в исполнение немедленно. – едва хватая воздух ртом произнес Эрл.

Члены орденов загудели. Казни они сто раз видели, а вот правду.

– Расскажите на смертном одре о своих тайнах. О тайнах Хьюго седьмого.

Хьюго седьмой оценил быстроту пробуждения, что обещал магистр. Мысли должны были быть чистыми. Они были слишком чистыми. Звенящая пустота, горечь и сухость во рту. Хьюго открыл глаза. Последними он помнил ванную комнату и Мигеля. Духота и запахи ударили по лицу. Хьюго обнаружил себя в рубахе на голое тело, привязанным к железному стулу.

– Я Хьюго седьмой. Папа германский, французский, римский. Епископ европейский! Господь накажет вас, за такое обращение со мной! Совсем осатанели!

– Ради бога, заткните папе рот! – крикнул кто-то из толпы и в пересохший рот папы отправилась тряпка.

Почти тридцать лет Хьюго не чувствовал этой беспомощности. Он снова в яме, куда в наказание его сбросил отец. Но в этот раз люди чужие, и они не сжалятся над ним. Мантии зашевелились. Через тела Хьюго смог увидеть сидящего на коляске безногого мужчину. Ему подали ноутбук. И силой заставили положить руки на клавиатуру.

– Продемонстрируй чем занимается папа, королева, немцы. И твоя смерть будет легкой и быстрой.

Хьюго задергался и замычал.

– Сиди тихо, содомит несчастный! Клоун!

Экран освятил измученное лицо Эрла. Знания Эрла раньше были доступны даже ребенку. Сейчас же захваченные верой умы, считали колдовством, простые действия пользователя. Его стращали госпитальерами, что привезут чудодейственное средство, что развяжет ему язык и руки. Но пока что, все его мысли и все его тайны оставались при нем.

– Яви нам свои тайны!

Чужие пальцы, перемотанные пластырем, коснулись руки Эрла. Он сжался, ожидая пыток. Пальцы ловко подняли рукав и воткнули иглу. Эта боль не шла в сравнении с той, что он испытывал, когда ему отрубали ноги. Холод пошел вверх по вене.

– Эрл. Это физраствор. Когда я скажу три, пригни голову. А сейчас делай то, что они хотят. – шепот палача был четким и настойчивым. Он не угрожал и не пугал. Эрлу подумалось, что нужно долго тренироваться чтобы одним голосом внушать доверие.

До этого момента Эрлу хотелось просто и поскорей умереть. Но этот приказ, заставил его снова ожить. Раны вновь заболели, порезы засаднили. Эрл опустил пальцы на клавиатуру.

– Покажи оружие святой войны!

Шум веселья наверху, на земле усиливался. Будто кто-то стучал по трубам палкой.

Железная ржавая дверь слетела с петель и в цементной пыли показались вооруженные воины в парадных плащах.

– Никому не двигаться!

– Три! – зазвенело в ушах Эрла и он, пригнул голову к обрубкам своих ног.

На секунду, бункер погрузился в гробовую тишину. Но только на секунду. Лязг лезвий и щелчки курков нарушили ее.

Ричард оглядел толпу с высоты трех ступенек. Похитители папы. Черти. Хьюго сидел у самой стены и сучил ногами, пытаясь освободиться от крепких веревок. Что за изверги могли так поступить с наместником бога? Безногий, свернувшийся к клубку на старой коляске.

– Дьявольские огнестрелы! – крикнул кто-то в мантии. Было уже тяжело разобрать кто есть, кто. Большинство свечей погасло, кресты на запястьях стали черными пятнами, оттенки мантий слились.

– К оружию! – приказал Ричард и без того полный бункер стали заполнять солдаты.

Коляска Эрла неслась очень быстро. Он вцепился одной рукой в кресло, другой в компьютер. Старый, тяжелый, с обшарпанной крышкой      и выцветшими наклейками. Бункер был маленький, поэтому Эрл предположил его катают по кругу. Над головой свистели пули и звенели клинки. Эрл чуть приподнял голову. Перед ним развернулась настоящая бойня. Солдаты размахивали мечами, рубя чужую плоть. Братья, что были одинаково одеты и так радушно приветствовали друг друга, сейчас бросались друг на друга. Над его плечом показался пистолет и над ухом прогремели два выстрела, что оглушили его. Спаситель, прикрывался им как живым щитом, пряча голову за спинку кресла и держа пистолет на вытянутой руке. Колеса его кресла подпрыгивали на чужих телах. Им пробивали дорогу, закрываясь как живым щитом. Но шепот, над не оглохшим от выстрела ухом, внушал чувство безопасности.

Под прикрытием солдат Ричард пробрался к папе и порезал веревки. Хьюго вынул изо рта тряпку и плюнул на пол скупую слюну.

– Ваше святейшество, вы целы? – спросил Ричард, от него несло перегаром, как никак праздник, но глаза были совершенно трезвыми.

– Я в порядке! Убивайте всех, кроме монакийцев. Они спонсируют королевство.

– Как мне узнать их, ваше святейшество?

– Да всех вали, господь разберется! – в сердцах выкрикнул папа и спрятался за широкую спину капитана.

Ричард кротко кивнул в ответ и поспешил присоединиться к своим солдатам. Врага практически не осталось. В порыве паники большинство переубивало друг друга.

В дыму от пороха и сигарет, папина бодрость играла злую шутку. Он метался, натыкаясь на стены и тела, повисшие на перилах. Хьюго остановился отдышаться и тут же увидел несущуюся на него коляску с Эрлом. Папа приготовился к смерти под колесами инвалидного кресла, закрыв лицо руками, но его тут же втолкнули в темный коридор.

Выстрелы и крики становились все тише и тише, будто убавляешь громкость у телевизора. Папа запнулся о трубу и упал по локоть в мутную вонючую воду.

– Встать!

– Я сделаю все что вы хотите. Не убивайте! Это грех! – заскулил папа, не поднимаясь из канавы.

Хьюго резко подняли на ноги, и он увидел знакомое с детства лицо. Единственный друг, с которым можно быть самими собой.

– Марго! Слава богу! – папа повис на шее женщины, сжимая мантию на спине мокрыми руками.

– Хватит на сегодня бога. – Марго крепко обняла Хьюго в ответ. – Ты цел? Что это было?

– Я понятия не имею!

Эрл наконец осмелился поднять голову. Он видел папу Хьюго лишь однажды, по телевизору. Папа казался ему пугающим, как и вся церковь. Внушительным, сильным, почти сверхъестественным существом. Его голос заставлял людей вторить ему, скрестив пальцы, стоя на коленях.

На деле это был невысокий мужчина. Стройный, но жилистый. Бледное лицо, красная шея, растрепанные волосы с проседью. По телевизору он брезгливо давал целовать костяшки своих пальцев. Сейчас же он хватал за руки стоящую напротив высокую и худую брюнетку с загорелыми обветренными щеками. Тыкал ее пальцем в живот и грудь, а она его в ответ. Они вели себя как дети. Опасные и влиятельные дети.

Эрл скрипнул коляской.

– Подожди нас, мы то без колес. – сказала женщина и его святейшество расхохотался.

Эрл не ответил. От страха пересохло в горле. Раны, что нанес ему орден наблюдателей горели и ныли.

– Куда мы идем? – спросил Хьюго.

– К школе святого Якова. Ее ведь еще не снесли? – Марго ухватилась за ручки кресла и повезла Эрла впереди себя.

– Понятия не имею! – буркнул папа.

– Бывшая восьмая школа. Я недавно читала одну книгу, изданную до ядерной войны. Там описывались подземные ходы Клермона, построенные во время второй мировой войны, когда Франция была оккупирована немцами. Я сравнила их с картой. И поэтому предложила Льюису провести собрание орденов именно здесь. Отсюда пять путей отхода.

– Льюису?! Так он организатор?

– Он спонсор. Если бы ты пришел к началу, увидел бы кучу закусок!

– Я вообще приходить не собирался! Я не помню, как оказался здесь. Был в своих покоях и на! Я уже привязанный к стулу с вонючим носком во рту.

– Не помнишь? – Марго остановилась, развернула к себе Хьюго, рассмотрела лицо, оттянула нижние веки. – Что ты пил? Или ел?

– Утром яйца, и два бокала вина после благословления.

– Уверен? Дыхни.

Папа покорно выдохнул в лицо Марго.

– Больше ничего не принимал? Как себя чувствуешь?

– Голова слегка болит, пить хочется дико.

– Вино было открыто?

– Слуги всегда открывают бутылку при мне. Из моего погреба. И я пил не один. Магистр! Он дал мне кое-что. Какой-то порошок. Сказал, что я взбодрюсь.

– Роман! Что мы говорили о веществах? – теперь голос повысила Марго.

– Не называй меня так! Никогда! Тем более при посторонних! – папа толкнул Марго и та едва не свалилась в грязную канаву.

– Что мы говорили?

– Пить можно, употреблять нельзя. – протянул папа.

– Алкоголь обостряет, либо притупляет чувства и характер. Наркотики их меняют и выворачивают. Поэтому для храбрости пьют. Не закидываются! Тебе же не шестнадцать лет, чтобы тащить в рот всякую дрянь, в надежде стать кем-то другим.

– То есть, ты хочешь сказать, что магистр Антоний специально дал мне тот порошок. Он знал о похищении? – Хьюго засуетился на месте. – Подожди! Как ты провезла сюда лекарство? Почему мне не сказала?

– Не знаю о ком ты, но он точно виноват. Сейчас половина одиннадцатого. Мы успеем ко всенощной. Никакого похищения не было. Ты все это время провел в молитвах и подготовке к службе.

– Не всенощная, а вегилия! Ты ответишь на мой вопрос?

– Да у меня вообще культурный шок случился. Я сначала задницу отбила на долбаном коне, потому что машину нельзя, а как выяснилось, они тут все на пежо раскатывают.

– У нас тут не каменный век, даже телевидение есть, а канцлер подарил полководцам, что первые вступили в ряды освободителей святых земель, телефоны. Три джи, две камеры, все дела.

– Телевидение, смартфоны, а ночные вазы из окна выливают!

– Телевидение легче восстановить, чем канализацию. Были тут одни умники, собирались всю систему отладить. Но они видели мой золотой писсуар, пришлось их ослепить и вывезти за город. Страдает в общем водоснабжение. Ничего, дойдем до святых земель и заживем. Там воды чистые. Марго, какого дьявола ты не рассказала мне об это обрубке?

– Чистые? Были у меня паломники, в Иордане искупались, приехали все в жутких язвах, кожа отваливается, зрение отказало, дыхательная система тоже накрылась задницей. Они до порога не добрались, от них фонило, как от обогащенного куска урана. Пришлось расстрелять на месте и вывезти.

– Ну отменять уже поздно.

– Не думаю, что у них останется время на купания. Турция заселена слабо, но за границей. Там восстановление идет полным ходом. Они посылали ко мне парней, обучить их медицинскому искусству. Пятьдесят рыл. Читать не умеют. Научила их делать пункции и лапаротомию. Уж не знаю, что из этого вышло.

– Что там с Ватиканом?

– Почти двести двадцать восемь человек с учетом женщин и детей. Стены выставили, но периметр маленький. Выглядит жалко, линия Мажино отдыхает. Я же врач, а не строитель.

– Марго. Почему ты скрыла от меня правду?

– Я тоже не знала, что к чему. Льюис позвонил мне и сразу предложил свою помощь. Лучше уж я, чем эти мясники, которые рано или поздно, добились бы своего.

– Почему ты не позвонила мне! – Хьюго громко шлепал ногами по воде.

– Ты бы вмешался и все испортил. Ты ведь не умеешь подчиняться. Я решила оставить тебя в блаженстве неведения. Я с самого начала решила выкрасть этого парня. В собственных целях. Наших целях.

– Я достаточно подчинялся. Мы обещали не скрывать друг от друга ничего.

– Прости. Я хотела, как лучше. К тому же, я не знала, что на тебя готовят покушение. Льюис тоже не причем.

За разговорами они добрались до люка. В грязной воде плавали тетрадные листы и учебники. Видимо дети сбрасывали их сюда через щели в полу туалета.

Марго полезла наверх, расставив руки и ноги на противоположные стены. Конечности скользили по дерьму.

Папа хихикнул.

– Помнишь, ты так лазала по дверным проемам и упала. Дядя Соломон тогда сказал мне, что, если ты еще раз куда-нибудь залезешь выше полуметра, он сбросит меня с той же высоты на голову.

– Тренировки не прошли даром. – крикнула сверху Марго. Проход сужался. И Марго уткнулась в холодный фаянс. Унитаз был плохо закреплен и с пары ударов сдвинулся и открыл круглый лаз.

В туалете пахло хлоркой, мочой и сигаретами. Как и в любом школьном туалете. Наступила тишина. Папа метался меж двух узких стен. Прошло минут десять, но папа уже собирался лечь в канаву и отдать себя на съедение крысам, когда сверху упала веревка.

– Обвяжи Эрла и полезай сам.

Подземелье осталось позади. Они расположились в одном из классов. Занятия в школе были отменены, в честь празднования начала похода, поэтому даже сторожа не было на вахте. Хьюго отмывал руки и лицо в меловой воде из ведра, Марго расчертила подобие карты на доске.

– Ты в хорошей форме. Не то, что я.

– Я живу на земле, меня не одевают десятки слуг каждое утро и не кормят с ложки.

– Но ты ведь можешь себе это позволить?

– Не знаешь, как пойдут немцы?

– Больше тебе скажу, я даже не знаю, как мои французы пойдут. Мне нужно подготовиться к службе. В голове поролон! Чертов Антоний. Я его четвертую!

– Когда меня уже убьют? – скромно спросил Эрл.

– Никто не собирается тебя убивать, – ответила Марго. – Дай осмотрю твои ноги. – Марго опустилась на колени перед Эрлом и коснулась воспаленной кожи на обрубках.

– Раны нужно обработать. Немедленно. – она вынула фляжку из-под плаща и обильно полила на обрубки Эрла.

Эрл вскрикнул и заерзал на стуле.

– Терпи! Или ты хочешь, чтобы тебя начали жрать черви?

Эрл отрицательно мотнул головой.

– Тебе ноги отпиливали и отрубили?

– Отрубили.

– У меня можно сделать рентген, посмотреть, что там с костями. Можно ли поставить протезы, – Марго отошла к учительскому столу, вывалила из стакана ручки и карандаши, дунула в него и протянула Эрлу. – Нужно помочиться.

Хьюго подлетел к парню и выбил стакан из рук.

– Нечего тут лечение начинать! Выкладывай, что ты собирался сделать с этой дьявольской машиной!

– Это не дьявольская машина, и вы это знаете, ваше святейшество. Я ничего не собирался делать. Те люди похитили меня и требовали, чтобы с помощью компьютера я следил за вами. Я пытался объяснить, что это невозможно, и что кроме вашего местоположения я ничего не смогу узнать.

– А что возможно? – Марго встала рядом с папой и оперлась на стол.

– Я узнал, что у монакийского ордена есть не только золото, но и деньги на электронных счетах, которыми не пользуется никто, после священного атомного огня.

– Много денег?

– Миллионы.

Папа и доктор переглянулись.

– А можно их оттуда как-нибудь достать? Настоящими деньгами. Бумажными. – спросил папа.

– Нет. Это же ограбление. – начала Марго, расхаживая по классу. – А библия говорит нам – не укради. Чего нам библия не говорит, так это не вымогай. Каждый официальный орден должен внести свою лепту в поход. Кто-то отправляет бойцов, мы помогаем им справляться с болезнями. Кто чем богат. А монакийцы богаты деньгами. Корабли. Лечение королевы. Она ведь еще жива?

– С утра была. – безразлично ответил папа, вычищая грязь из-под ногтей. – Гроб из жопы торчит уже больше полугода.

– Можно вы не будете больше ничего при мне обсуждать, а то с каждым вашим словом я все ближе к смерти.

– Все мы ближе к смерти, с каждой минутой. Но будет ли это смерть в кабинете литературы, в луже собственной мочи и слез? Либо это будет смерть в луже дерьма с гниющими обрубками, вместо ног, или это будет смерть в глубокой старости в окружении слуг, нарядных внуков, священника и делящих наследство детей, на шелковых простынях с кружевными кантами, в кровати с балдахином. Это решит один простой вопрос. – доктор достала свой телефон и показала ему фотографию странного устройства с лопастями. – Знаешь, что это и как этим пользоваться.

– Это военный дрон? Где…

– Ни слова больше. – доктор приложила ладонь ко рту Эрла. – Ты умрешь в глубокой старости, на простынях с кантами, и так далее.

За окном грянул залп и все трое вздрогнули. Давали салют в честь начала похода.

– У тебя есть в доверии человек, который сможет тебя отсюда вывезти? – спросила Марго.

– Ты! – зло выкрикнул Хьюго. – Хотя подожди ка…

Глава 8. Монстры за дверью

– Ваше святейшество! – раздался крик из-за двери, а затем хлипкая дверь кабинета литературы, где были наши герои оказалась на полу.

Ричард уже успел замарать новый казенный плащ кровью и сажей.

Папа сидел на столе, болтая ногами и изучая учебник литературы за пятый класс. В конце кабинета сидел Эрл, обхватив руками обрубки ног.

– Вы целы, ваше преосвященство!

– Святейшество. – поправил папа. – Мне удалось бежать, чудом господним!

Бруно недовольно хрюкнул. Чудом господним был его господин Ричард. Не развяжи он Хьюго, тот бы словил лицом пулю или был затоптан.

Бруно получив несколько тычков с разных сторон затих.

– Я смог вывести еретика, которого незаконно лишили свободы и подвергали пыткам. Теперь, он будет казнен как нормальный человек. По всем правилам.

Эрл оживился, но ничего не успел сказать. Несколько рук подхватили его и вынесли из кабинета.

– Ваше святейшество. Вы можете идти? Мы должны передать вас охране легата, они ждут снаружи. – Ричард поклонился и отошел к двери, давая папе место пройти.

– Нет! Во время ночного богослужения, я хочу доверить свою безопасность вам – капитан. Вы проявили себя сегодня, больше чем в других боях.

– Это большая честь для меня, быть подле вас, но ваше святейшество, прошу простите, что говорю о своих проблемах, но у меня пропала жена. С вашего позволения, разрешите мне…

– Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня. Матфей. – строго сказал папа. – Жен это тоже касается.

– Да. Ваше святейшество. – и они покинули школу.

В ожидании велигии все изрядно напились. И к полуночи, не все смогли начать молитвы, так как валялись у дороги, на лавках или под дверью пивной. Те, кто был на ногах, с открытым ртом слушали, а потом на разные пьяные голоса вторили молитве. Один Ричард молча шевелил губами, ища в толпе свою жену.

Нескольких упавших пьянчуг и отбившихся от родителей детей, затоптали при крестном ходе. В целом ночь прошла без происшествий и на утро тысячи солдат пешими и верхом стали покидать город. Жены, сестры и дочери плакали, провожая бравых воинов, бросались под копыта коней и пытались просунуть какой-нибудь еды с собой.

– Никогда не целовался? Мама не разрешала? – смеялась смуглая черная девица, над пареньком. – Эй! Роман еще ни разу не целовался!

– Он, наверное, заразный! Потому ему мать не велит!

– Зараза! Фу! Не подходите к нему! – завопили девочки. Мальчишка развернулся и бросился на утек. Маленький камень, брошенный в спину догнал его возле дома.

– Заразный! – кричали дети. – Убирайся отсюда заразный! Что бы мы тебя больше не видели! – второй камень был уже побольше и прилетел точно в лоб. Земля ушла из-под ног. Детские крики стихли.

Кровать прогнулась под чужим весом и Хьюго резко подскочил на кровати.

– Утро, ваше святейшество. – доктор Хейфиц сидела на постели, закинув ноги прямо в сапогах.

– Только половина одиннадцатого! Ты что, не устала? – вытирая пододеяльником пот со лба, возмутился папа.

– Так я отдыхала, а не шлялась по улицам с иконами на палках. Кардинал передает, что сегодня состоится предварительное слушание над выжившими членами ордена, что похитили тебя и Эрла и устроили вчера кровавую баню.

– Монакийцы есть?

– Конечно нет. С их то деньгами. Одевайся. Ты должен присутствовать.

– Обязательно.

– Конечно! Отправишь этих сраных активистов в поход, в противном случае, если они не готовы искупить свою вину служением богу, пойдут на виселицу.

– На корм мухам этих предателей. – Хьюго упал обратно на подушку.

– Я бы посмотрела. Ну, я видела, как вешают людей, но что бы они висели на всеобщее обозрение несколько дней, радуя глаза и носы прохожих – нет. Обычно на востоке сразу снимают и следующего.

– Да у вас на востоке и собак жрут!

– А у вас уже сожрали всех! – Марго потянула Хьюго за руку.

Папа присел на кровати, опустив голову.

– Шевелись! – доктор сняла со стула папское платье и бросила на кровать.

– Позови слуг.

– Эй! Я же тебя учила шнурки завязывать.

– Я до сих пор помню все пять способов шнуровки, но в кроссовках я уже лет двадцать не ходил.

Опять надо что-то говорить и смертельно охота спать. Папа сидел, разглядывая лоснящиеся лица советников и тощую рябую рожу магистра Антония. Лишь присутствие Марго возбуждало ностальгическую резвость. Когда они еще увидятся? Через семь лет, когда Марго приедет на подтверждение квалификации. Если ничего не случится с ней или министерством за время войны. Сбросит в сообщение свое фото со смешной подписью. Хьюго хотелось вновь остаться наедине с Марго. Ругаться матом, поносить всех слуг и пресвитеров. Обсудить очередного малолетнего любовник,. Марго прикурила бы две сигареты, протянула ему одну и щурясь засмеялась. Рассказала бы, как из-за ям на дороге опрокинула холодильник, рассыпала органы для продажи по салону и полоскала их в ближайшей канаве.

– Как доктор скажу, что казнь, это не гуманно. Но как христианин требую повесить их до обеда! – Марго стукнула стаканом по столу.

– Они говорили что-либо, в свое оправдания?

– Они лишены права голоса, ваше святейшество.

– Всякий грех и хула простятся человекам… – устало начал Хьюго.

– Не вырывай из контекста. – шепнула Марго.

– Что вы скажите, как очевидцы? Доктор Хейфиц, господин Фредериксон.

– Я скажу, что меня жестоко обманули, втянув в это поганое болото. Я собирался в вегилию, к его святейшеству, а попал на этот бал сатаны. – горячо завопил молодой мужчина с тонкими усиками. – Мой орден был опозорен, мои люди погибли просто так. Но я не держу в сердце зла, Господь не велит этого, и его воля, как поступить с этими людьми.

– Сколько человек от ордена монакийцев присутствовало, господин Фредериксон?

– Одиннадцать, все погибли, упокой господь их души.

– Горе – твоя утрата, брат Льюис. – Марго встала со стула. – Меня тоже обманом затащили в этот вертеп, люди, что орденские звания носили, что поклялись нести верность господу и слово его, а на деле чинили беззаконие, да еще и проклятым оружием пользовались. Кто если не мы, в отмщение за господа, в праве гнев его реализовать?

При слове проклятое оружие все опустили глаза в пол. Кардинал поглядывал на часы. Антоний чесал ладони о край стола. Папа откашлялся и все ждали его последнего решения. Казнить или помиловать.

Хьюго, перестал бороться со сном и стал бороться с памятью. Он уже несколько лет читает одно и тоже с бумажки, или открывает страницу нового завета наугад. Пришло время вернуться к болезненным подростковым воспоминаниям.

На улице стоит жара, но в развалинах храма, куда Сильвия запрещает ходить, прохладно и темно. Жестокий отец и брюзжащая мать давно мертвы и теперь Роман может разговаривать с кем угодно, не бойся порки или ямы. Кожу лица жжет после отбеливания, но парень терпит. Он должен вывести этот пигмент простолюдина.

– Создать конфликт. – говорит юноша.

– Найти слабую сторону. – отвечает черноволосая девчонка.

– И давить!

– А аргументы?

– Когда ты папа римский, аргументы идут в задницу. Долго еще, у меня рожа горит?

– Если хочешь приобрести благородную бледность лица, терпи, папаша – девочка корчит рожи.

– Не папаша, а ваше святейшество. К папе так обращаются. – надменно ответил мальчик.

– Тогда меня зови доктором.

– Когда уже харю помыть, доктор Хейфиц?

– Терпите! Ваше святейшество, еще пятнадцать минут, а потом пойдем к реке, ловить змей.

– Ваше святейшество. Каково ваше решение? – сухой голос кардинала вырвал Хьюго из воспоминаний.

– От ордена госпитальеров были только вы, доктор?

– Да, ваше святейшество. – ответила Марго. – Какое это имеет отношение, к этим скотам?

– Будем ли мы судить деяния членов орденов по закону божьему или по гневу женщины?

Заседание наконец оживилось. Никто больше не играл стаканом с водой, не сгибал бумаги, и не чесал мошонку через карман.

– Гнев человека не творит правды божьей. Пусть отправятся с остальными в земли христовы и там искупят свои грехи, или же будут казнены и отправятся в ад. Если будете иметь веру и не усомнитесь, не только сделаете то, что сделано со смоковницею… – лепетал папа, но его уже никто не слушал, все засобирались прочь. У всех были дела, после того город покинули основные военные силы, оставив бардак, и королеву при смерти. Оставленные без пригляда деньги, производство да бабы. Дел невпроворот, дай бог управиться, до завершения похода.

Не успел убежать лишь Льюис Фредериксон. Во время бойни в бункере он повредил ногу. Та опухла и при каждом движении приносила боль, но обращаться к врачам, где-то за пределами Монако было для него страшнее боли. Тем более здесь, в Клермоне, где каждый третий сморкается кровью, а королева дышит через трубку в горле.

– Господь все равно воздаст всем по заслугам. Вы порядке, брат Льюис?

Льюис активно закивал головой и даже прошелся по залу на больной ноге. Сам он за пределы Монако почти не выезжал, но байки о госпитальерском приюте для жаждущих и страждущих слышал. Что многие пропадают там без вести, а кто возвращается – лишены рассудка.

– Брат Льюис, вы хромаете.

– Оставьте его доктор, вам нужно к королеве. – встрял папа.

– Конечно, ее величество нуждается в ургентном обследовании…

– Да… – протянул папа. – Господь дал нам много сильных воинов и мало светлых умов. Лаборатории и фармацевтические заводы функционируют в половину силы.

– Все же ваша нога меня беспокоит.

Льюис наспех подписал все разрешения о выделении для королевы денег, специалистов и ресурсов. Плевать, поможет ей это или нет, лишь бы врачи-убийцы не прикасались к его ноге.

На лестнице он позволил себе кряхтеть и шипеть от боли, но доктору уже было плевать на его здоровье. Марго опустила жалюзи и включила телевизор. Транслировали вчерашнюю вегилию. На экране мелькал папа с разных ракурсов и иногда реклама замороженных завтраков, что можно употреблять даже во время поста.

– Так просто, что даже не верится. Должен быть подвох.

– Тебе придется отправиться в поход.

– Что? – Хьюго вскочил, опрокинув стул. – Что бы я шатался по пустыне, без благ цивилизации? Я папа римский, а не Моисей, прости господи! Я больше никогда не буду так жить! Аскезе пусть предаются буддисты и прочие еретики, а я христианин и не позволю лишать себя божьих благ!

– Хью, твои похитители все еще не найдены. Они могут шататься в подворотнях или по коридорам твоего дома. Основные военные силы в походе, даже банды надели казенные плащи, в стране начнется беспредел. Твои блага исчезнут за одну ночь, вместе с цветным металлом. Местные еретики чухнут волю. К тому же, если ты будешь сопровождать свое войско и поддерживать их дух, ты сможешь контролировать все их действия. Ты не знаешь, что есть за границей Французского королевства. Что оставила после себя ядерная война в отдаленных уголках Европы. Какие сокровища похоронила под развалинами. Каким технологиям удалось уцелеть на землях варваров и невежд. Там же горы невиданного дерьма, которые твои Ричарды и прочие хапуги будут грести себе в карман. А территория отойдет неизвестно кому. Ты ведь даже географии не знаешь!

– Я библию то не выучил, а ты говоришь о географии. Нельзя оставлять королевство. Когда Анна умрет, начнется битва за престол. Я должен выбрать самого достойного из самозванцев.

– Вместе с армией из королевства утекли все деньги, кроме тех, что есть у церкви. У тебя больше шансов сохранить их, отправившись в поход. Ты не знаешь будут ли они лизать тебе зад, или убьют как собаку. Вчера тебя похитили, и никто не знал об этом.

Хьюго молча ковырялся в зубах и кивал. Слова Марго были убедительны. А когда она кого-то убеждала, добром он не кончал. Тренировки, ночи без сна за священными писаниями, книгами по экономики и психологии. Упражнения в манипуляциях на паломниках. Одни были наивными, словно дети, другие видавшие виды. Главное добиться желаемого. В ход шло все, жалость, странные растворы в ампулах со смазанными временем названиями, водка и брага, колеса и порох, соблазнения и пытки. Цель могла быть самой плевой. От получения часов с чужой руки, до суицида испытуемого. Средства на выбор. Минет или фенобарбитал. Победил тот, кто первый увидел свой результат. Блеск золота или синеву трупных пятен. Амбициозным сиротам все было ни почем. Им принадлежало три тысячи квадратных километров, полуразрушенный храм, почти новая больница и небольшая библиотека. Знания без области применения. Свобода, ограниченная жаждой власти. Власть, изощренная дурным примером. С одной стороны доктора альтруисты, не гнушавшиеся чужими жизнями науки ради, наплевавшие на воспитания отпрыска. С другой стороны, работорговцы пуритане, не брезговавшие телесными наказаниями. После священного атомного огня многое изменилось, но не дети. Одни хотели стать как мама и папа. Мальчики хотели быть военными, спортсменами. строителями. Девочки – певицами, помощницами советников и на худой конец домохозяйками. Реже пробивались ученые, повара, учителя. Но все они гоняли мяч, играли в куклы и рисовали на остатках асфальта кусками засохшей извести. Никто не готовился к будущей профессии. Кроме двоих малолеток в богом забытом городе на бывшей территории Турции. Глава ордена госпитальеров и папа римский. С двенадцати лет убивали в себе любые принципы и готовились стать власть имущими в этом разрушенном мире.

Обработка одного подопытного могла длиться от пары часов, до нескольких месяцев. Проигравших и победивших не было. Раньше не было. Но сейчас Хьюго почувствовал себя таковым. Что если все эти двадцать лет были долгой дорогой. Затянувшейся игрой. И после всех этих лет он не может понять, что им пытаются управлять.

– Марго, мы ведь с тобой друзья, скажи мне…

– Дружбы не существует, – оборвала его Марго. – Сказки для детей.

– Я остаюсь здесь.

– Уговаривать не буду. – Марго поднялась и расправила замявшуюся от сидения мантию.

– Не прощаемся. – Хьюго неохотно раскинул руки.

– Надеюсь, что нет. – Марго тоже осторожно подошла, и положила руки без нажима на плечи папе.

Это же не было похожим на объятия старых друзей детства, как при встрече в канализационном люке. Оба втянули животы, чтобы не касаться друг друга. Хьюго положил одну руку на напряженную спину и в ответ рука Марго коснулась его лопатки. Но только одна рука. Второй рукой она могла вонзить ему нож в спину или шприц в шею. Папа уткнулся в шею доктора, чтобы, если что, успеть вгрызться ей прямо в горло. Наконец Хейфиц разорвала объятия и легко поцеловала Хьюго в щеку.

– Береги себя.

– Ты тоже. – хрипло выдавил Хьюго и только когда дверь захлопнулась, он смог выдохнуть. Ему показалось что он не дышал и вовсе несколько минут.

Ему было страшно. Как в детстве, перед ямой для рабов. Он давно так не боялся. Не боялся, когда родители умерли от эпидемии, когда ехал под чужим именем во Францию, не боялся быть пойманным, когда травил соперников, не боялся быть застуканным с мальчиком из приюта, не боялся, когда довел тринадцатилетнюю наследницу короля до одного из самых страшных грехов. Не боялся забыть строчки с библии перед огромной толпой. А сейчас, вся его мощь и власть утекала сквозь пальцы. Он вновь стоял перед ямой и цеплялся руками за воздух, ожидая, когда отец толкнет его в спину.

Город опустел. Развеселые военные песни не доносились с площадей. Машины не гудели. Лошади не цокали. Пьяные гуляки, торгаши, зазывалы все ушли на войну или были в тюрьме. Все увеселительные мероприятия были запрещены, пока не придет первая весть с похода. Даже птицы улетели в святые земли и больше не засерали памятники и папский балкон.

Хьюго прятался от колючей тишины города за пластиковыми окнами. Индукционный обогреватель пощелкивал, заставляя Хьюго каждый раз поднимать голову и оглядывать кабинет.

– Имя лучше хорошего масла, и день смерти лучше дня его рождения. – повторял на разный манер Хьюго. – Нет, не то. – он переложил складной нож из одной руки в другую и принялся зачеркивать написанное.

– Возрадуетесь за нее, ибо удостоилась ваша королева увидеть господа во плоти. Удостоилась сбросить кожу свою болезную и отправиться вслед за нашими воинами, оплакивать поражения их и радоваться победам их. Хранить… Хранить. – Хьюго запустил ручку в рот и принялся грызть колпачок. – Надо к лику святых ее причислить! Точно. – Хьюго выудил из стопки чистый лист и принялся строчить.

«Властью данной мне объявляю Анну Бош 22.11.2047 – 10. 2069 гг. королеву французскую великомученицей и по сему канонизирую ее.»

День смерти папа не указал, но не сегодня завтра, начнутся перебои с электричеством и аппарат искусственной вентиляции легких, который и так один на весь город, откажет. Королева умрет и можно будет причислять ее к святым.

Довольный, своей идей папа, позвонил кардиналу. Тот как выяснилось, о канонизации ничего не знает. Тогда папа позвонил Магистру, тот посоветовал спуститься в библиотеку.

– Никто ни черта не знает! Еще центр христианства, называется. – выругался папа. В библиотеку спускаться не хотелось. Тут за спиной стена, все двери и окна на виду, под рукой нож. А там, в темных коридорах, неизвестно что может приключиться.

Он набрал новый номер, но абонент был недоступен.

– Наверное еще в дороге. – пытался сам себя успокоить папа, но покой не приходил. Доктор Хейфиц могла попасть в аварию, с ее любовью к лихачеству на заброшенных трассах, или повстречать немцев. Сухое прощание усиливало переживания папы. Она могла и не покидать королевство и сейчас здесь планировать его убийство или раскрытие его личности. Охране он не доверял, а славные войска Ричарда, что могли вырвать злословам языки, уезжают от родины все дальше и дальше. Обогреватель щелкнул в очередной раз, заставив Хьюго подпрыгнуть на стуле. Взяв нож в правую руку и фонарь в левую, он отправился в библиотеку.

В опустевших коридорах гулял ветер. Щелкая выключателями Хьюго шел к библиотеке. Корешки книг хрустели от холода и сквозняков. Папа проклял свое решение, отправить в поход почти всю свою администрацию, нести там его слово. Пока они его донесут, Хьюго либо умрет от страха, либо от чужих рук. Освящая полки фонарем, папа вытаскивал книги, пролистывал и бросал на пол, пока наконец не нашел одно упоминание о канонизации. Как оказалось, одной бумаги мало. Нужно было ждать, собирать совет, конклав, папу, не дочитав и до середины страницы, папа отправил книгу в кучу к остальным.

– И сюда приложили десницу бюрократическую.

– Ваше святейшество, вам помочь?

Хьюго вскрикнул и свернул один их стеллажей, так что все книги с шумом посыпались на пол. В кромешной темноте стоял мальчик и освещал снизу-вверх фонарем свое бледное лицо. От такого угла света чернота его ноздрей и рта походила на бездну, которая того и гляди затянет в себя и мальчишку и папу и всю библиотеку.

– Простите, ради бога, я не хотел пугать вас. Разрешите я приберу.

– Ты кто? – папа спрятал нож за спину.

– Ваше святейшество, я сын Даниэля, что служил у вас библиотекарем. Отец и братья записались в армию, а меня как самого младшего, оставили следить за чистотой и порядком здесь. Я не думал, что кто-то придет сюда, ведь все, кто умел читать уехали на восток.

– Ясно. – папа убрал нож, достал первую попавшуюся книгу и принялся следить за парнем, через дырку, проделанную им в одной из страниц.

– Простите мое любопытство, ваше святейшество, вы читали о канонизации, не хотите ли вы причислить к святым Евгения?

– Может быть.

– Еще рано. Он ведь своей смертью умер, царствие ему небесное.

– А убиенных можно раньше причислять?

– Ваше святейшество, убиенных, по вашему решению можно и сразу.

– Я не расслышал твоего имени.

– Я его и не говорил, ваше святейшество. Луд.

– Знаешь ли ты, что Луд – это краткое форма христианского имени Людовик. В дословном переводе «славный боец». Это имя носили многие правители Франции, до священного огня. Очень хорошее имя. Ты много читаешь?

– Стараюсь, ваше святейшество.

Хьюго ответить было нечего, он ни завет, ни библию не осилил, а что осилил, почти сразу же забыл.

– Мы можем подняться ко мне, у меня есть такие писания, которых ты не найдешь здесь.

– Сначала мне нужно прибрать здесь, ваше святейшество.

Хьюго позабыл о страхах. Возвращаясь в свой кабинет он даже ножа не достал. Обогреватель нагрел помещение к его возвращению так сильно, что у Хьюго загорелись от жары щеки. Выключив аппарат, он распахнул окна. Гнетущая тишина ворвалась в кабинет и тут же нарушилась лязгом канализационного люка. Этот люк на площади еще никто не решался трогать. Довольствовались окраинами и брошенным металлолом. Но теперь, не нужно было никуда ехать и биться с бездомными. Двое мужчин ловко закинули крышку на телегу. Один уже собирался седлать коня, как другой указал ему на фонарный столб. Вооружившись кусачками и обвязав себя и столб ремнем полез наверх. Папу развеселило это зрелище. Упадет или не упадет. Будь рядом Марго они бы сделали ставки, но теперь Марго возможно хочет его предать, и спиной к двери стоять не стоит. Папа закрыл окно и вернулся за стол. Через несколько минут свет на улице погас. Королеву нужно было срочно убивать, пока она не умерла сама.

Глава 9. Осенняя тропа войны

Ни холод, ни жара, ни ливни не страшны войску благословлённому. Но страшны машинам. Те благословлялись наспех, не на все успела пасть капля святой воды. На машины Ричарда, точно попала и не одна. Но Бруно выпил и без того маленький запас незамерзайки, а газовые горелки и прочие разогревательные элементы еще в Клеромне загнали перекупщикам, чтобы пропустить одну другую кружечку или подкинуть денег семье.

– Хорошо, что все грешники и их земли были сожжены в святом огне. Вот бы до России ехали, или вообще до Америки! – рассуждал Бруно, отхлебывая из пластиковой бутылки остатки технического спирта.

– Наговоришь с похмелья! – смеялись другие сержанты, сидя вокруг костра.

– Не поминай, не гневай бога!

– До Америки пришлось бы плыть на огромных кораблях, пить перетухшую воду и есть одну рыбу. В море у нас выпали бы все зубы.

Остальные с интересом слушали рассказы Бруно, согревая у костра посиневшие пальцы. Перчатки они обменяли на порошки да таблетки у Магистра. Кто-то хотел бодрости, кто-то спокойствия, кто-то смелости. В итоге: спокойные, бодрые, смелые и с обмороженными пальцами.

– Цинга называется! А еще от той воды у нас бы опухли яйца, стали бы размером с футбольные мячи! Вы что, в училищах фотки с голыми девками разглядывали или слушали.

– Эй Бруно. – из машины вылез Ричард. – Кончай свой треп и принеси мне воды.

– Сию минуту, мой господин. – Бруно вскочил и понесся к бачку с водой.

А на утро все двинулись в путь.

Так продолжалось каждый день. Солнце сменялось луной. Офицеры спали в машинах и палатках, младшие чины, рядовые и гражданские, что записались в ряды спасителей святых земле ночевали у самодельных костров на земле. По очереди дежурили, грели пищу, носили воду, вытаскивали завязшие машины, чинили обувь.

Но о тяготах похода знали все с самого начала. Они не первые прокладывают путь по костям и развалинам в святые земли. Здесь прошлось не мало войск при Евгении стойком и папах Иоане и Себастьяне. Сюда совершали вылазки ордены, паломники, бандиты, немцы. Все мелкие поселения людей были уничтожены. Ресурсы отобраны, жители убиты.

До священного атомного огня люди ездили в другие страны как в гости к соседям. Пара передержек и ты на месте. Сейчас все страны и города, превратились в степи. Лишь по перекошенным табличкам, можно было понять, что въезжаешь на другую территорию. Торговые центры, памятники, площади и музеи в маленькие холмы, засыпанные песком и полуразрушенные каркасы зданий. Дороги преграждали не таможенники, а кавалькады брошенных сгнивших автомобилей. Военных и гражданских.

На некоторых мелких трассах, в машинах было чем поживиться. Золотые браслеты и серьги в грудах костей водителя и пассажиров, телефоны, невскрытые пачки чипсов и печенья, бутылки с водкой и виски. Нетронутые аптечки, одежда, не тронутая доджем и временем.

Ричард наткнулся на одну из таких золотых жил. Так они называли крепкие автомобили, в которых было чем поживиться. Золотая жила – машина в которой была непортящаяся еда, телефоны, плееры, деньги, драгоценности, часы.

Черный лексус, присыпанный грязным снегом. Ричард еле открыл дверь. Это точно была золотая жила. В нос ударил такой запах, что Ричард едва сдержал утреннюю кашу с тушенкой в желудке.

На передних сидениях сидело два истлевших тела. Время, холод и жара превратило их в мумий без глаз, носов и ртов. Обрывки одежды вросли в задеревеневшую кожу. На водительском сиденье лежали золотые женские часы, на пассажирском, на коленях лежал пистолет.

Эти люди погибли не от огня, но от его волны. Ее сдержал автомобиль, но не хрупкие человеческие тела. Так же как во всей линии из машин, эти люди спасались бегством.

Ричард отодрал игл от колен пассажира. Курок не двигался, нужно будет попробовать смазать. Ричард подобрал часы, достал из бардачка зажигалку и пачку сигарет, пошарил на полу салона, нашел бумажник. Там было пара сотен евро и всевозможные карты. Под пленкой фотография. Пара с ребенком. Жизнерадостные загорелые мужчина, женщина и мальчишка. Они улыбались с потускневшего снимка.

Ричард оглянулся на заднее сидение. Маленький скелет в детском кресле. Мальчик с фото был на несколько месяцев старше Альберта. Ричард осторожно, чтобы не порвать вынул фотографию и положил в бардачок. Остальное забрал.

Бруно сидел на капоте авто в другом ряду с бутылкой Вильяма Лоусона и шумно рассуждал о возможных причинах смерти всех этих людей.

А впереди было еще много километров таких машин. Золото и деньги магистру, оружие в костер или спрятать в штаны. Остальное себе.

Глава 10. Сделай сам

Королевский двор был одет в траур. Служанки в черных платьях, черные шторы, черная посуда. Папа вошел в душную спальню и ему подали стул.

– Ваше величество. Кардиналу поступил первый звонок. Мы… – папа взял руку Анны в свою. Ладонь была ледяной. Папа взглянул на аппарат. Он гулко шумел, на экране были какие-то цифры и две зеленых полоски.

– Ваше величество… – повторил Хьюго. Королева не отвечала. Голова была повернута в сторону аппарата, глаза закрыты, трубка, торчащая из горла, монотонно, свистела.

– Анна! – Хьюго включил фонарик на телефоне, поднял Анне веко и посвятил. Ничего не изменилось. Анна была мертва. Кислород лишь зря поднимал грудную клетку. Планы рушились на глазах. Ничего нельзя было изменить. Почти ничего. Хьюго достал свой нож из-под балахона, вытер об оделяла и окликнул слуг.

– Ваше святейшество. – служанка в черном фартуке, не поднимая головы вошла в спальню.

– Ее величество больна, а здесь такая пыль. Немедленно вытрите.

– Слушаюсь. – служанка пробежала к окну, капая тряпкой на пол, протерла подоконники и принялась за тумбочки. Папа встал с поданного стула. Прислуга почти закончила с тумбочкой и готова была переключиться на другую мебель. Хьюго выдохнул, собрал все свои силы и навалился на девушку в черном фартуке.

От неожиданности она даже не сопротивлялась.

– Охрана! – позвал Хьюго, быстро обхватил нож своими руками и руками служанки и упал на королеву.

Охрана застала следующую картину: нож в груди ее величества, девка служанка, и оттаскивающий ее назад святейший папа.

Служанка молчала и шлепала губами как рыба. Папа вопил об убийстве, а королева продолжала лежать на постели, на ночной рубашке расплылось маленькое пятно крови.

Девушку уводили под руки, а папа крестился.

– Она говорила, что лишь хотела избавить ее от мучений. Но разве, это мучение, служить своему народу. Она убийца! – папа остался один на один с убитой после смерти королевой. Он успел. Не обогнал. Но опередил. Сомнения не заставили себя ждать. Папа заерзал на стуле. Что если кто-то видел через замочную скважину? Да нет. Никто не поверит. Никто не усомниться. В кармане завибрировал телефон. Королева все еще оставалась на своем месте. Охрана заперла дверь, но в нее вломились всполошенные слуги.

– Ало. – шепотом ответил папа.

– Ты звонил?

– Я убил королеву.

– Корову? Ну и что?

– Королеву. – все так же шипя повторил папа.

– Вымой руки с содой и лимонным соком. Орудие убийства тоже.

Папа сбросил звонок. Марго не умела действовать в таких щепетильных ситуациях. Она не знала, что такое свидетели. Она была одна в своем госпитале. Неграмотные паломники да малолетки. Которым можно было внушить любую сказку.

– Ваше святейшество, вы целы? Она вас не тронула?

– Я пытался ее остановить, но она была так сильна, словно в нее вселились бесы. – ответил Хьюго охраннику.

– Пожалуйста, мы проводим вас.

– Нет. Я должен проводить ее величество как положено.

Охранник вышел. Папа раскрыл шторы и озарил дневным светом пыльную спальню покойницы. Насос все еще вздымал безжизненную грудь, заставляя кровь в ране пузыриться.

– Жаль, что мы так мало работали вместе. – сказал папа. В спальню прорвались остальные слуги и придворные доктора. Они все кланялись папе, прежде чем бежать к своей подопечной. Хьюго шел к двери. Но это было бы слишком нелепо. Жалость или власть. Все средства хороши. И Хьюго завалился прямо на полу королевской спальни. Что при жизни обоих, что при смерти. Папа был удостоен большего внимания. Все бросились к потерявшему сознание папе. Совали вонючие ватки под нос, растирали ладони и легонько били по щекам.

– Блажен тот, кто отдал жизнь свою служению рабам божьим. Блажен тот, кто принял смерть от рабов своих… – голос папы исчез и теперь он молча раскрывал рот. Виго отбросил пульт на стол и налил себе вина, расплескивая красные капли.

– Отмучилась.

– Карты предвидели это. Твоя армия на верном пути, смерть Анны, осталось ждать, когда наши солдаты найдут священный источник силы. – лепетала Аделаида, боясь приблизиться к мужу.

– Осталось разогнать толпу бастардов, что облизываются на трон французского королевства. Мой племянник – внебрачный сын Элиота, младшего брата Евгения.

– Элиот был отлучен от церкви, и твоя сестра прижила его, не состоя в браке.

– Твои карты показывают лучших наследников? Евгений породил только одного ребенка и то больную. Зато брат разбросал ублюдков по всей Европе. И сейчас, увидев труп Анны, все бабы, от последней беззубой проститутки, до графини, будут толкать своих отпрысков на не неостывший трон.

– Источник силы – решение всех твоих проблем. С ним ты и твоя армия станет настолько могущественной, что перед тобой склонятся все жалкие остатки европейских государств и даже сам папа!

– Наведи порчу на всех, кроме Генри.

Аделаида хотела воспротивиться, но взглянув в красное от злости и вина лицо мужа, кротко опустила голову.

Аделаида спустилась в подвал. Очень долго он служил ей и спальней, и туалетом и кухней. Виго спас ее от костра и достаточно долго держал ее здесь, обращаясь за помощью к магии раз или даже два в неделю. Виго верил не в господа, но в высшие силы. Верил, в то, что правильный обряд поможет ему сыскать поддержку земли небес и воды. Через пять лет заточения Аделаиде удалось приворожить Виго и выйти за него замуж. Но это расширило ее свободу лишь на несколько этажей и дорогу до местного кладбища. Виго предпочитал держать Аделаиду при себе. Прятал в стенных нишах во время собраний и советов.

Просевший от влаги матрац, стопки пыльных книг, свечи. Аделаида провела пальцем по корешкам. Звезды, церемониальная магия, зелья и некромания. Все это неэффективно. Ада просунула руку в дыру в матраце и извлекла увесистую книгу и металлический блестящий ящик. Ящик выглядел прочным и новым. Слегка оббитые углы и царапины. Книга же была истертой практически до дыр, без корешка, сшитая на несколько раз толстыми нитками, название на обложке стерлось, остались лишь очертания распятого на перевернутой звезде вниз головой человека.

Это книга не покидала подвала Аделаиды несколько лет. Было страшно выносить ее наверх. К варварам, которые изорвут, растопчут, сожгут единственное, что спасало женщине жизнь столько лет.

Аделаида нашла нужную страницу, переписала заклинание на листок, достала из ящика сверток и поспешила наверх.

Прижимая к себе листок и сверток, будто это ее дитя, Аделаида села в машину. Несмотря на уменьшение транспорта в сотни , германская империя предпочла оставить дорожные знаки, правила и ограничения скорости, как было до священного атомного огня. БМВ тащился по серому городу и задымленным окраинам. Лишь на трассе, обрамленной выжженным и лысым лесом.

Бывший центр паллиативной помощи, ныне пансионат святой Гертруды, радовал глаз своим белым фасадом, с редкими подтеками от осенних ливней. Жидкая, но ухоженная растительность, педантичное кладбище прямо во дворе с маленькими памятниками, как на подбор. Пансионат выглядел жизнерадостнее дворца Виго. Клиенты гуляли среди кустов, сидели на лавочках или в инвалидных креслах. Их называли не больными, а именно клиентами. Эту формальность германская империя тоже сохранила. Сестры и санитары были одеты в яркие синие костюмы. Весь пансионат выглядел приятнее чем город, Аделаиду это успокаивало.

– Ваше императорское высочество. – к Аделаиде подскочила молоденькая сестра. – Генри готов к встрече с вами. Разрешите проводить вас в его палату.

Внутри пансионата было так же чисто и светло, пахло испражнениями, но в целом прилично.

Сестра приоткрыла в двери щелочку и пригласила Аделаиду в палату. На кровати сидел мужчина, с мокрыми после душа, волосами и рисовал что-то в клетчатой тетрадке. Большие круглые глаза и сросшаяся с носом верхняя губа, делали его похожим на зайца или другого зверька. С таким выражением лица трудно было определить возраст. Но Генри было двадцать восемь лет.

– Здравствуй Генри. – тихо сказала Аделаида.

– Ада! – пуская пузыри слюней косого рта сказал Генри. Он оживился, отложил тетрадь и стал суетиться по постели.

– Как нужно говорить? – строго спросила Ада и Генри насупился.

– Ваше высочество. – пробурчал он. Мужчина жутко шепелявил, но Ада могла разобрать, что он говорит.

– Молодец. – Ада потрепала Генри по голове и уселась рядом. Она заглянула его тетрадку. Квадратные кошки и собаки, люди из палочек, деревья. На одной картине зубастая голова собаки пыталась проглотить что-то похожее на душевую кабину.

– Ты что, не любишь мыться, Генри? – Аделаида перешла на более мягкий тон.

– Никто не любит.

В коридоре раздался визг и Аделаида вздрогнула.

– Это кого-то моют. – шепотом сказал Генри и прикрыл рот рукой.

У Аделаиды своих детей не было, и она понятия не имела как с ним обращаться. А уж тем более не знала, как вести себя со взрослым мужиком, у которого развитие пятилетнего.

– Королева Франции умерла.

– Когда? Я не видел, что бы рыли новую могилу.

– Она не жила здесь. И похоронят ее на родине. А ты скоро можешь стать королем. Ты хочешь быть королем? Тебе не придется жить здесь, и никто не будет заставлять тебя мыться.

Генри задумчиво пытался поймать соплю своей уродливой губой. Это оказалось не так просто. Не каждый дурак согласиться стать королем Франции.

На ужин Генри принесли кашу в пластиковой чашке и даже Аделаиде предложили. А после ужина приветливая сестра и остальные в красивых костюмах сменились. Теперь на посту сидел молодой паренек, занятый учебником фармакологии, и не обращавший внимание на шум из палат.

– Сегодня дежурит Жорж, можно будет погулять. – радостно сказал Генри и потянул Аделаиду за руку.

Не одного Генри радовал дежурный мед брат. Все клиенты вывалились из палат. Деды на колясках ломились в женские палаты. Возле туалета собралась компания. Они украдкой передавали друг друга украденный с поста антисептик и жадно прикладывались к широкому горлышку. Дам угощали вперед. Безруким и немощным помогали заливать спирт в горло.

Генри провел Аделаиду к запасному выходу, ключ от которого висел на гвозде прямо возле двери, и они оказались на улице. Теперь инициативу перехватила Аделаида. Она потащила Генри к маленькому кладбищу. Мужчина жался к ней как напуганный пес.

Они долго ходили среди надгробий, пока не нашли свежую могилу, где земля не успела покрыться корочкой льда.

Аделаида опустилась на землю, Генри сел напротив нее.

– Ничего не говори пока я не разрешу. Рот на замок. Понял?

Генри кивнул и повторил жест. Рот на замок.

Аделаида подняла горсть могильной земли и насыпала Генри на макушку. Он молчал. А Аделаида принялась читать с мятого листка. Генри не понимал языка, холодный ветер сдувал землю в глаза и на оттопыренную губу. Аделаида, не умолкая, подняла две новых горсти и насыпала ему на плечи. Генри задремал на холоде, пуская пузыри своим уродливым ртом.

Ведьма. Так звали женщину все соседи. На нее спускали собак, в нее бросались объедками. После прихода войск папы в их маленький городок жизнь стала невыносимой, и они с дочерью бежали. Бежали прочь.

Здесь никто не произносил этого слова. Здесь к ней обращались на Вы.

– Глубокий вдох! Не дышать! Готово. – полная, но очень подвижная молодая женщина вышла из-за двери и сбросила тяжелый фартук с бедер. – Вы здоровы, Азалия. Ваша дочь тоже. Но пока она побудет в детском отделении. Три года назад здесь была страшная эпидемия. Теперь мы всегда перестраховываемся.

– Спасибо сестра Сильвия. Вы очень добры. Мы уедем с первым проходящим караваном. Нечего объедать больных.

– Эти двери открыты каждому. Не только больному телом.

– Спасибо. Хотите я вам погадаю. Наверняка хотите узнать, скоро ли выйдете замуж?

Сестра Сильвия оживилась и уселась на кушетку, напротив своей пациентки. разложила карты на клеёнке.

– У вас много воздыхателей, но вы не обращаете на них внимания. Вы считаете, что недостаточно хороши для них.

– Мужчины любят фигуры вроде вашей.

– Чепуха. Не ваш вес тянет вас вниз. У вас нет своих детей, ведь так?

Сильвия кивнула.

– Тогда зачем, вы взвалили на себя участь чужой матери.

– Сестра Сильвия! Гретта упала с качели! У нее вся голова в крови! – в кабинет вбежала молодая девушка с двумя толстыми черными косами. Она была едва ли старше дочери Азалии.

– О господи! – Сильвия забыла про карты и подхватив аптечку побежала на двор.

Девочка осталась в дверях и стала пристально разглядывать Азалию. Женщине стало не по себе от такого тяжелого взгляда. Словно рентген аппарат, два черных глаза пытались заглянуть ей под кожу.

– Хочешь я погадаю тебе, дитя?

– Нет. – четко ответила девочка. Она подошла к кушетке, взяла несколько карт и стала перебирать их в руках. – Я и так знаю, что будет со мной в будущем. А вы?

В голосе была не детская уверенность. Девочка разложила карты рубашкой наверх и предложила выбрать одну.

– Это фокус? Мне говорить вам карту?

– У вас шестерка. – ответила девочка.

– Нет. У меня червовый валет.

Девочка двумя пальцами выхватила карту из рук Азалии и вложила новую. – А теперь?

– Это неправильно.

– Мне нельзя разговаривать с незнакомцами. – девчонка спрыгнула с кушетки и убежала к выходу.

Дети во дворе столпились возле качелей. Пятеро стояли кучкой и один желтоволосый мальчик поодаль. Сестра Сильвия и доктора Болман укладывали ребенка на носилки.

– Она поспорила с Марго! Это она виновата! – завопил кто-то из детей, показывая грязным пальцем на черноволосую девочку.

– Все в палаты! Немедленно! – пригрозила Сильвия.

Дети нехотя побежали внутрь госпиталя. Только двое толкались в дверях, чтобы потом быстро ускользнуть под крыльцо.

– Смотри, что я нашла, Роман. – девочка выложила карты под струйку света, пробивавшуюся через деревянные ступени.

– Карты таро. Видел такие у одной из рабынь. Ты взяла их у матери Ады, я прав?

– Прав.

– Сыграем в дочки матери?

– Мамаша твоя.

Внезапно, у крыльца раздался шум машин и тормозов. Немецкая речь донеслась до детских ушей.

– Ох, как это кстати. Я начал! – мальчуган показал своей подруге язык и выбежал встречать гостей.

Сильвия выключала свет на ночь, везде, кроме первого этажа, где находилась операционная, процедурные и боксы для тяжелобольных.

– Роман! Марго! Быстро в постели! – приказала Сильвия и закрыла дверь на ключ снаружи, но это никогда не становилось помехой.

Роман был завален немецкими словарями и клочками смятой бумаги. Марго клеем, и вырезками из учебников. Она сложила рисунки, тексты и сделанные днем ксерокопии в стопку и вылила на бумагу стакан чая. Затем из-под деревянной кровати, она вытащила на середину спальни СВЧ печь и засунула всю писанину туда. Самый простой способ состарить бумагу, для несведущего читателя. Для тех, кто разбирается были другие запасы бумаги.

– Волосы могут быть похожи на водопады?

– Волосы Азалии больше похожи на паклю, но можно и про водопады. Зачем ты взялся писать письмо ей? Ведь от ее лица у тебя получиться лучше. Не усложняй себе задачу.

– Я должен научиться оценивать женскую красоту. Когда я уеду отсюда, я уже не смогу быть собой.

– Как раз наоборот. После того, как ты добьешься всего, к чему готовишься, другим придется оценивать твою красоту и другим придется прикидываться кем-то еще перед тобой. – Марго проткнула толстый кусок кожи и принялась пришивать его к твердой обложке.

Очередной вечер клонился к своему завершению. Роман сидел на дереве, недалеко от веранды и заворачивал табак в черновики писем. На веранде Азалия и немецкий паломник о чем-то мило болтали. Он лапал ее, как все взрослые, в этом госпитале. Роман перестраховался и заправил бутылку вина реланиумом, так, что немец морщился, отхлебывая из горлышка. Азалия не пила совсем. Это было ему на руку.

Мужчина делает большие глотки. Он уже не в силах стоять на ногах, садится на деревянную скамейку, но продолжает пить. Наконец он валится под лавочку, и Азалия бежит. Страх свалится с дерева, сильнее чем страх перед тем, что он только что убил человека. Бумага сильно дымит, но Роман продолжает делать затяжки.

Глава 11. Да здравствует дурак!

Шел третий день прощания с королевой. От запаха не спасали распахнутые окна. У Анны отвалились уже четыре пальца, но количество желающих в последней раз коснуться руки ее величества не уменьшалось.

Папа наблюдал за процессом, высунув голову в окошко. Вечером его сменял кардинал. Когда отвалился пятый палец, церемонию прощания окончили и королеву наконец предали земле.

– Ваше святейшество. Просим вас ознакомиться со списком наследников престола.

– Как? Уже? Но сегодня будут обезглавливать убийцу королевы?

– Мы запишем для вас повтор. Ваше святейшество. Прошу вас. – кардинал подал список папе.

Колонка имен и фамилий расплывалась перед глазами после бессонной ночи.

– А что это за знаки вопроса?

– Мы отметили имена тех, чей потомок был отлучен от церкви и предан общему порицанию.

– А вот. Мартин Чашек. Странная фамилия.

– У его матери были чешские корни. Но он, к сожалению, вчера скончался. Упал с лестницы и свернул шею.

– Ладно. Алия Грожан.

– Алия Грожан умерла в родах сегодня ночью. Кровотечение.

– Оставьте тех, кто жив. Остальных вычеркните. – папа швырнул бумагу на стол.

– Ваше святейшество. Остаются лишь дети герцога Элиота Боша, зачатые во грехе.

– Сын не отвечает за грехи отца. Генри Йозеф Шульц. Это сын Вирджинии Шульц? Сестры императора Виго?

– Да. Ваше святейшество. Но…

– Приемлемый вариант. Не от безродной фаворитки. Хорошая родословная.

– Генри Шульц душевнобольной. – тихо, будто кто-то может услышать залепетали советники.

Папа расплылся в довольной улыбке.

– Блаженные у Христа за пазухой. Генри поможет нам наладить отношения с германской империей. Пересмотреть налоги на экспорт и импорт товаров. Возможно, положит начало военному союзу. Покойная Анна уделяла основное внимание внутренней политике, благослови господь ее душу, Генри сможет поработать на внешнюю.

– Ваше святейшество, вы несравненно правы, но Генри Шульц имеет разум как у несмышленого мальца. Он как дитя в теле мужа. Он даже не сможет самостоятельно заявить о своем праве на престол.

– А что, желающих еще нет?

– Пока нет.

Папа впал в ступор. Он боролся за власть потом и кровью. А тут даром не хотят. Хьюго с детства знал много о насилии и принуждении, но принуждение к правлению.

– Будем решать проблемы, по мере их поступления. То есть будем рассматривать кандидатов, по мере их заявлений.

Но все, кто хоть как-то соображал головой ушли в поход, либо предпочли славной смерти в поле боя казематы и тюремную баланду. Особо сообразительные прятались в старых бункерах, погребах, калечили себя, переодевались в женщин. Бог все видит, но кавалерийский комиссариат видит чуть меньше. Советники и канцеляристы тоже обладали капелькой логики, чтобы не засовывать своих детей на престол королевства. Все равно, что надеть себе на шею камень, пытаться отказаться от благ цивилизации и полностью отдаться воле церкви и немножко господа. А еще королевства, чьи последние обвисшие сосцы высасывают всевозможные ордены и институты христианства.

Охрана скучала без дела. Не самозванцев, которых нужно скидывать с лестницы. Не воров. Все уже разворовали придворные, даже железные кашпо сдали на металлолом.

Наследник престола рисовал деревья – палки, то что видел через грязное окно поезда. Они стояли вторые сутки. От правления его отделяли несколько сотен километров, украденных рельс.

А папа не мог дождаться, блаженного приемника. Лишенный изворотливости и грязных помыслов взрослого. Ребенок в теле мужчины – податливая глина. Запуганный зверек, всю жизнь проживший в пансионате для душевнобольных и инвалидов. Хьюго сможет сделать из него жестокого тирана или милосердного и щедрого правителя, который будет верен католической церкви. Хьюго уже представлял, как проведет кисточкой по челу сумасшедшего и явит его скудным остаткам горожан, которые возопят, бросаясь на телевизоры. Теперь они не одни. Теперь у них поводырь в эти темные времена. Теперь они не будут оплакивать королеву, а отроют бутылки и наполнят стаканы, за нового короля.

– История знала много психов на престоле Франции. От Карла Безумного до Людовика четырнадцатого. – рассуждал Луд. – Сигарету, ваше святейшество.

– А разве людям плохо жилось? – Хьюго протянул руку и принял уже закуренную сигарету из рук юноши.

– Меня там не было. Но среди большинства принято считать, что раньше жилось лучше. Детям делали прививки, а прилавки магазинов ломились от изобилия.

– Ну и до чего их довело изобилие? – папа случайно уронил пепел в свой бокал, вылил его содержимое на пол и наполнил снова. – Нужно жить в аскезе, что бы быть ближе к богу.

Где-то под подушками завибрировал телефон папы. Хьюго лениво провел пальцем по экрану.

– Да? Генри уже прибыл? Я думал ремонт дороги только начали. Дошел сам? Скоро буду. – папа отбросил телефон.

– Либо он умнее, чем мы думаем, либо конченный идиот. Ты будешь в библиотеке?

– А где же еще? – усмехнулся Луд.

– Буду ждать к девяти. – Хьюго перелез через мальчишку и принялся подбирать с пола свои одежды.

Черноволосая женщина со строгим лицом и мужчина с глупой улыбкой, что не мог смирно находиться в одном положении, а все время перебирал ногами стояли словно на смотринах.

Советники мусолили паспорт и свидетельство о рождении жирными от завтрака и мокрыми после туалета пальцами.

– Ваше святейшество. – женщина пала на колени и утянула за собой своего спутника. Тот ничего не понимал, но тоже опустился на колени и прижал голову к самому полу.

Папа не торопил их подниматься. Он неспешно изучил документы. Паспорт, свидетельство о рождении и внезапно в его руках оказались еще две бумаги. Справка об инвалидности. Свидетельство об опекунстве и регентстве.

– Простите, но эти бумаги действительны только на территории германской империи. У нас есть свои специалисты, которые могут подтвердить или опровергнуть дееспособность господина Шульца.

– Разумеется, это ваше право.

– Господин Шульц будет обследован без вашего присутствия.

– Но ваше святейшество, уважаемый совет, господин Шульц не способен обслуживать себя самостоятельно. Я ему необходима. – Аделаида была настойчива. Даже стоя на коленях, она смотрела на собрание с колокольни до небес. У нее есть способности, которых нет у остальных.

– Страх и уважение идут рука об руку. Ты не просто сирота, – Марго развернула наволочку и достала толстую книгу в кожаной обложке. – Я нашла это в вещах твоей матери, прежде чем они все сожгли.

– Мама бы не хотела, чтобы я мстила. Она хотела для меня нормальной жизни. Как у всех. Она не хотела, чтобы я была изгоем и вечно пряталась, как это приходилось делать ей. – девочка протянула руки к книге, но одернула их и вновь заплакала. Марго начинало это раздражать. Роману досталась самая легкая часть.

– Она бы не хотела, чтобы ты от нее отказалась, и забыла все, чему она тебя учила. Возьми книгу. И делай со своей жизнью, все, что захочешь.

Девочка утерла влагу со щек и взяла тяжелую книгу в руки. На кожаной обложке выжжена перевернутая звезда с распятым внутри телом человека. Она быстро перелистывала страницы и жмурилась, натыкаясь на страницы с жуткими рисунками дьявольских существ и расчлененных человеческих тел.

– Тебе нельзя здесь оставаться. Они убьют тебя, как и твою мать. Они увозят отсюда лекарства в закрытом контейнере. Я собрала тебе в дорогу еду и банку для испражнения.

– Но я не хочу…

– Я и не принуждаю. Ты теперь все решаешь сама.

– Ваше высочество, мы вас не принуждаем! – вновь заговорил папа, перебивая совет и возвращая женщину из детских воспоминаний. – Если вы не хотите подчиняться нашим законам, возвращайтесь к себе на родину. У господина Шульца хватает соперников, которые почитают наши правила. Это, уже ваше право.

– Простите, если оскорбила ваши законы. Я здесь лишь для того, чтобы обеспечить господину Шульцу комфорт и безопасность. Я не буду вмешиваться в медицинское обследование, если того требуют ваши правила.

– Вы умеете блефовать, ваше святейшество. – усмехнулся один из советников, когда Аделаиду и Генри проводили из зала.

– Вы осадили эту германскую дипломатическую блядь!

– И какой в этом был смысл? Демонстрация силы и независимости? Этот сопливый идиот не может двух слов связать.

– Этот блаженный муж – рычаг! Дело осталось за малым, кто будет управлять этим рычагом. Германская империя и французское королевство.

Советники зашумели. Подкупать и подлизываться дело обычное и привычное, но сидеть за штурвалом. Они не для этого вросли в свои кресла и мундиры. Это кропотливая и тяжелая работа. Проще купить желаемое, или украсть. А создаст его пускай кто-нибудь другой.

Священный атомный огонь изменил города и страны. Разрушил дома, улицы, памятники. Почти вывернул землю на изнанку. Сербия почти не изменилась. Улицы, заваленные мусором, но не старыми обломками войны, а свежими объедками, пакетами, бумажками, бутылками. Сейчас территорию заполонили цыгане, бродяги и бандиты. Но в этот раз ни папа, никто либо другой не наказал их скитаниями. Пока спасавшиеся от радиации переселенцы пытались прибиться к крупным городам, восстанавливать дома, производство и инфраструктуру. Сеять, пасти, работать. Цыгане свой образ жизни никак не изменили. Паломники и военные поговаривали, что некоторые из них даже не слышали о войне. Не знали, что в лету канули соединенные штаты, Россия, Китай. Они таскали из заброшенных домов одежду и матрацы в свои шатры, выпрашивали еду у сердобольных паломников, воровали детей и скотину в отдаленных германских деревнях. Пустые города с брошенным добром для них были раем. Но не все цыгану масленица, бывает и святой поход.

По улицам не бегали дети, не слышны были песни. На электрических столбах болтались мертвецы. Войско восхвалило ядерную зиму. А то при теплом климате, что был раньше, вонь бы сшибала с ног. По краям дороги валялись собачьи скелеты. Здесь прошли первые войска французского королевства. Фанатики и примкнувшая к ним городская шваль, бежавшая от алиментов, налогов и полиции. Вышли они пешком в лохмотьях, отказавшись от запасов провизии, техники и снаряжения, в угоду того, что им достаточно одной милости небес. И пулю нечестивого остановит не бронежилет, а сошедшая на них божья благодать. За их скромность господь вознаградит их вдвойне, а то и в тройне. На самом деле им бы и так никто ничего не дал. Что бог послал, тем и воюй, а будешь требовать – отберут последнее. Даже если не будешь, все равно отберут. Военные, обчистили запасы гражданских паломников в первые недели. Теплые вещи, заботливо собранные матерью, консервы, спиртное и сигареты. А магистр пожимал плечами. Раз благословлённый воин отнял, значит того пожелал бог. Надо смиренно претерпевать лишения и тебе воздастся. И вообще отойдите от машины магистра.

Христианская армия, словно тараканы разбежалась по заброшенным домам. Там забрали все, что можно забрать. Даже оторвали обои на растопку. Голые стены не радовали. Они едут уже ни одну неделю, и не заработали ни одного трофея. С горя, они прирезали парочку плохо схоронившихся цыган, но даже при них не нашлось ни крошки хлеба, ни золота, ни оружия.

– Нет. Те сумасброды, что отправились пешком, наверняка замерзли сразу после границы. Это дело рук германцев. Они развешали трупаков, как новогодние игрушки. Честолюбивые консерваторы. Наши бы сожрали всех аборигенов. – разглагольствовал Бруно.

– Ты бы держал свой язык за зубами. А то тебя сожрут. – шикнул Ричард.

– Я костлявый. Да и что я такого сказал? Каннибализм практиковался, когда вся пища после священного огня стала ядовитой и непригодной, животные закончились, холодильники не работали. Даже в библии упоминается людоедение.

– Что, правда?

– Конечно мой господин! Разве похож я на лгуна? Погодите-ка, вы что, не читали?

– Я читал устав! – гаркнул Ричард. – А теперь завали и ищи что-нибудь ценное или съестное.

– Я надеюсь, мой капитан, в трудной ситуации, вы не съедите меня.

– Учитывая то, что ты пьешь всякую дрянь, есть тебя опасно для здоровья.

Бруно был слегка оскорблен, тем, что господин назвал его несъедобным, но уже через пару минут обида прошла и он вновь начал болтать.

Ричард беседу не поддерживал, ходил из квартиры в квартиру, распинывая ногами мусор и битые стекла. Пока Бруно рылся в шкафах, он сидел на куче мусора и раскачивался в зад вперед. В начале похода магистр раздавал чудо порошки почти бесплатно. Но теперь, когда кончились деньги и провизия, повысил цены в несколько раз. Бензином не брал. Хотя, после некоторых его лекарств, они бы без машин могли пройти всю Турцию. Гонка за трофеями превращалась собирательство для магистра. Нашел в матраце деньги, беги с ними к магистру за дозой. Снял с трупа серьги – неси магистру. Твоя семья нашла мешок плесневелой крупы, пополам с мышиным дерьмом – вынимая ее из ртов голодных детей, неси магистру. Вообще магистру было положено отдавать двадцать процентов от всего найденного, но подсевшие на его лекарства солдаты, отдали бы и последние трусы, если бы он принимал плату ими.

Начинали они с верхних этажей, постепенно спускаясь вниз и вот на первом, когда капитан и сержант уже собирались покидать подъезд, до Бруно донесся глухой визг.

– Вы слышали, мой господин? – Бруно подскочил к капитану, но тот стоял, привалившись к стене и расстегивал куртку. Он дул себе под рубашку, вытирал с лица пот. Щеки на бледном лице горели румянцем. Ему было жарко, он прикладывал голову к обледеневшим стенам подъезда.

– Капитан, вам плохо?

– Мне жарко. – Ричард избавился от форменной куртки, бросил ее Бруно, оставив плащ на нательной рубашке. Бруно привязал бушлат к рюкзаку и протянул капитану флягу.

– Выпейте, станет легче.

Ричард припал к фляге, половину разлил на пол, еще немного утекло за воротник по подбородку.

– Что за моча?

– Получше ваших таблеток и порошков.

– Не смей дерзить мне! – Ричард оживился.

– Тише! Капитан. Вы слышите визг? Похоже на свинью.

– Это ржавые трубы.

– Вы вообще видели когда-нибудь живую свинью?

Ричард отрицательно замотал головой.

– А у нас при приюте была ферма. Мы там все работали. Я видел там и корову, и свинью. И визг свиньи я не с чем не спутаю. – Бруно приоткрыл ведущую в подвал дверь.

– Остановись! Это приказ! – держась, за стены и перила, Ричард пытался догнать сержанта, но тот уже скрылся во тьме подвала.

Среди перемерзших труб коммуникаций и ледяных глыбах канализации перед Бруно развернулась странная картина. Не то, что бы Бруно испугался или был потрясен. Он и раньше видел такое, но раньше, свинью на его глазах трахала деревенская пьянь, а не господни воины.

Бруно кашлянул и двое сержантов отвлеклись от своего занятия. Со спущенными штанами, они отстранились от животного и стали приближаться к Бруно. В руке одного блеснуло лезвие.

Бруно шагнул назад и уперся в глыбу замерзшего дерьма.

Раздался оглушительный хлопок. Сержант с ножом отлетел не меньше чем на пол метра и упал, испугав свинью. Бруно зажмурился. Он никогда раньше не слышал такого звука и не видел ничего подобного.

Следующий хлопок и второму сержанту разнесло голову. Бруно начал креститься и шептать молитву. Свинья отошла от резкого шума и стала жадно облизывать кровь с пола и тел.

– Ублюдки. – выплюнул Ричард.

– Что это было? – Бруно отлип от глыбы.

– Хорош, – Ричард погладил пальцами пистолет. – нашел на автостраде. Хочешь выстрелить?

– Нельзя же ведь! Мой господин, если кто узнает, вас казнят, или отлучат от церкви, что еще хуже.

– Если ты не будешь чесать языком, никто не узнает. А если будешь, то отправишься в петлю вместе со своим господином.

– Я не буду. – взмолился Бруно.

– Почему они без штанов?

– Они занимались сексом с этой чушкой.

– Мерзость. У нас же полно женщин. Целый орден святой Елены. Думаю, они похоже тоже изголодались по мужику.

– Они дают только офицерам и не за спасибо. К тому же они там все поголовно крокодилы, что лучше уж свинья.

Бруно и Ричард переглянулись.

– Что? – спросил Бруно.

– Что? – переспросил Ричард.

Офицеры, сержанты и прочие жадно смотрели, как Ричард семнадцатый водружает на прицеп магистра тушу свиньи и как магистр дает ему целый пакет желанных пилюль.

Глава 12. Помощь, от которой нельзя отказаться

Женщина в черном запыленном платке тихо скулила от боли, согнувшись почти к самому полу. Ее брат шипел на нее, что бы та вела себя тише и нервно топал ногой. Наконец он не выдержал, оттолкнул мальчика в лохмотьях, с кровавым месивом там, где должен быть левый глаз. За мальчика заступиться было некому, и доктор тут же возник перед мужчиной.

– Здравствуйте. Что произошло? – спросил Савелий, не обращая никакого внимания на мальчишку, истекающего кровью.

– У моей сестры что-то с животом.

– Я сейчас ее осмотрю.

– Вы? Вам нельзя ее осматривать. У вас есть врач женщина?

– Есть, но она сейчас занята, а вашей сестре нужна помощь сейчас. Что если это аппендицит? Она может умереть.

– Значит на то воля Аллаха. Позовите мне врача женщину.

Савелий пожал плечами и скрылся за одной из шторок.

Хейфиц просила её беспокоить. по любому поводу, даже если придет христарадник с грязными ногами.

Савелий прошел по коридору, сменил обувь и халат, надел маску. Яркий свет маленькой операционной, слепил глаза после темных коридоров бывшего храма.

– Только дверью не хлопай! – крикнула ему сестра Сильвия. – Мониторы из-за этого гаснут. Долбанная проводка.

– Доктор Хейфиц. Там какой-то муслим. Не позволяет мне осмотреть его сестру. Требует доктора женщину.

– А жопу вареньем не намазать? – буркнула Хейциф. Маска на ее лице зашевелилась. В контейнер со льдом шмякнулась почка.

– На все воля Аллаха. – повторил за пациентом Савелий.

– Женщина молодая?

– Да она вся замотанная. Но брат молодой.

– Сильвия, слей кровь и плазму по литру. Если будет держать давление, в общий зал, если нет, приготовь контейнеры для остальных органов. – Марго бросила перчатки в желтое ведро и последовала за Савелием.

– Злой?

– Морда не добрая. Еще там какой-то беспризорник с рассечением века. Напоролся на ветку.

– Обработай рану. Если глаз более-менее цел, не удаляй.

– У нас уже все холодильники под завязку. Две центрифуги накрылись.

– Скоро сюда заявится полмиллиона раненых и больных солдат Хьюго семнадцатого, а потом столько же мусульман. Кровь будет литься как вода. Мне нужно что бы все они стояли на ногах, а руками могли держать оружие.

– Тебя послушать, ты хочешь, чтобы война не заканчивалась.

– Здравствуйте. Я доктор Хейфиц, разрешите осмотреть вашу сестру.

Брат, бросив косой взгляд на Савелия кивнул и женщина, согнувшись в три погибели, словно деревце на ветру, поплелась в смотровую.

– Меня зовут Марго.

– Мурафа.

– Раздевайтесь и ложитесь на спину.

Марго не торопливо прощупывала живот женщины. Мышцы были напряжены, Мурафа дёргалась на кушетке и скулила.

– Половой жизнью живете?

Мурафа молча пялилась на Марго.

– Сексом занимаетесь? Любовью? Трахаетесь? – Марго изобразила пальцами, то что пыталась спросить. Мурафа застенчиво кивнула.

– Залезайте на кресло.

Марго в очередной раз сняла перчатки. Говорить Мурафе о ее состоянии что-либо, было бесполезно. Она, кроме своего имени, ничего внятного сказать не могла.

Марго вышла в коридор.

– Мурафе требуется срочная операция. С вашего позволения я забираю ее. Вам нужно сдать кровь.

– Кровь? Мою кровь? Зачем?

– Она понадобиться вашей сестре, если начнется кровотечение.

Мужчина согласно кивнул. Марго отправила его к Савелию, а сама вернулась в смотровую.

У Мурафы была обыкновенная беременность, а боли в животе из-за банального плохого питания.

Марго еще раз взглянула на женщину. Под глазом красовался синяк, худое тело, но в целом здоровая. Ногти не ухоженные, но нормальной формы и не желтые.

– Вам нужна операция. У вас воспаление. Знаете, что такое воспаление?

Мурафа мотнула головой.

– Ваш брат дал нам согласие. Если согласны и вы, то мы усыпим вас, сделаем надрез, все вылечим, а когда вы проснетесь, то будете здоровы. Согласны?

Отказа Марго и не ожидала.

– Раздеваемся полностью, ложимся на каталочку. – сказала Марго. Заученная фраза.

Марго быстро натянула на лицо Мурафы маску и вошла в вену.

Все смуглое тело девушки было в синяках, мелких ожогах от сигарет, ссадинах.

«В доме она, не лучше мебели. Если умрет, так умрет. На все воля Аллаха. Брат в простецкой одежде. Руки без следов пороха. От обоих несет скотиной. Беременность скорее всего следствие инцеста. Искать обоих никто не будет.» – Марго отложила на место шприц, уменьшила скорость капельницы и села на кушетку. Впервые ее беспокоила подобная дилемма. Родителям приходилось учиться заново. В медицинских институтах преподавали лишь то, что разрешит церковь. Им самим приходилось умерщвлять одних людей, чтобы исцелить других. Они заражали целые семьи паломников что бы посмотреть, как справляется иммунитет взрослого и молодого поколения.

Но не совесть и не жизнь этой женщины с плодом в утробе терзали Марго.

Она подала вливание на полную скорость и достала телефон.

– Эй док! – в смотровую ворвалась толпа смуглых черноволосых мужчин. Они сыпали грязь со своих ботинок на белый пол, задевали локтями стерильные столики.

– У меня пациент! – крикнула Хейфиц.

– Так позови второго светилу!

Смотровая превратилась в проходной двор. Как бешенный влетел брат Мурафы, а за ним Савелий.

– Кто это! Моя сестра! Она в чем мать родила! Почему эти собаки смотрят на нее!

Не успел оскорбленный брат и дернуться, как его ударили ножом. На белый пол, в следы грязи брызнула алая кровь. Свернув штативы для капельниц и стол, брат Мурафы упал.

– Сам собака!

За словами, последовал смачный плевок, который приземлился возле тела.

Савелий кинулся зажимать ножевое ранение салфетками.

– Займись ими. – кивнула Марго.

Савелий молча согласился. Он знал, что ему делать. Слить всю кровь и плазму. Извлечь все здоровые органы.

Марго вышла из смотровой и сняла халат, вся толпа отвернулась. Они уважали Марго, и не позволяли себе смотреть на ее обнаженные руки и непокрытую голову. Когда Хейфиц облачилась в плащ, они наконец смогли повернуться.

– Извини, док. Ты тут лечишь и не знаешь ничего. Германия и Франция идет на наши земли.

– Ты уверен, Ариф? – обратилась Марго к главному. – Мой орден первого ранга. О таком я бы знала.

– А может тебе не посчитали нужным сообщить об этом? – Ариф отвел Марго подальше от своего отряда. – Ах Шад беспокоится и просил пополнить запасы наших госпиталей. – Ариф открыл перед Марго чемодан быстро пролистал мятые пачки денег и захлопнул крышку.

– У вас достаточно холодильных камер для транспортировки?

– Да.

Опустив глаза в пол слуги выносили контейнеры с трансплантантами и гемаконами крови и плазмы. Марго торговалась как на рынке. Возьмите еще это. И вот это пригодится. Оставалось добавить, сама ношу уже сорок лет. Курьеры все равно ничего в этом не понимали. Марго даже была уверена, что холодильники у них в машинах со свалок. Сдохнут по дороге и весь товар превратится в груду прокисшего ливера. Их скорее всего за это убьют, а к Марго пошлют новых, столь же сообразительных. Их легко можно было обмануть. Проверять органы в контейнерах брезгуют, или пророк не позволяет. Но зато затаривались они, как хорошие хозяйки на зиму. С запада к ней редко ездили за органами. Любая несогласованная с церковью врачебная манипуляция могла стоить головы врачу, пациенту и даже неграмотному санитару, просто проходившему мимо.

Марго сидела на тумбочке и рассматривала лица охранников курьера. Один из них отличался бледностью, на фоне смуглых лиц товарищей и фиолетовыми губами. Закрывая тумбу полами мантии, Марго нащупала флакон освежителя и несколько надавила. Цитрусовый запах терялся в сигаретном дыму и запахе пота курьеров, но бледный закашлялся.

– Вы не здоровы?

Парень не мог ответить. Он кашлял, шумно дышал. Снова кашлял.

Марго выжала из освежителя последнее.

– У него приступ Астмы!

– У него такое бывает. Ничего, сейчас выйдет на улицу и отпустит.

– Разреши его оставить. Пару дней я его обследую.

Ариф глянул на задыхающегося парня, у которого уже глаза слезились, но он все еще пытался скрыть ото всех свой недуг.

– А! – он махнул рукой. Погрузка как раз закончилась. Марго отправила астматика к сестре Сильвии. Ариф передал доктору чемодан и их кортеж внедорожников скрылся в клубах песка.

Марго бросила чемодан на пол в кабинете, даже не став пересчитывать деньги. Несколько лет назад Марго бы минут тридцать смотрела бы на пачку, аккуратно пересчитывала. Первая подобная сделка у Хейфиц состоялась в пятнадцать. У Савелия, который был главой ордена на тот момент умерла невеста и он пил как черт. Засыпал прямо во время операций, падал мордой в стерильно накрытые столы. Марго тогда сама заканчивала операции за него. Иногда вносила свои корректировки. Пока однажды, на удалении грыжи, когда Савелий уснул под столом, Марго применила все свои знания, все чему ее учили родители и сделала больного донором крови и печени. Покупателей на них тогда не нашлось. Было страшно заявить об этом, пока однажды она не услышала от паломников о сыне одного из членов монакийского ордена, больного муковисцедозом. Три дня подмешивала Савелию водку во все напитки и в итоге расчленила своего ровесника с банальным аппендицитом.

Это событие было лучше надвигавшегося совершеннолетия. Уехать на сотни километров от госпиталя. Трясущимися руками передать сумку-холодильник и убежать в машину с пачкой денег.

Сейчас было тошно открывать чемодан. Не гуманизм, не превращение в мясника, вместо настоящего доктора, которому дорога каждая спасенная минута жизни, не были в этом виноваты.

Не с кем было поделиться новостью об удачной сделке. Хьюго не звонил с тех пор, как умерла королева. Он конечно занятой человек. Но в течении тридцати лет не было ни одного дня, что бы они не слышали голоса друг друга. Короткие звонки, сообщения. Банальное «Я в живых.»

Марго снова набрала номер.

– Слушаю. – ответил желанный голос.

– У тебя все нормально? – облегченно спросила Марго.

– Пока жив. Приехал Генри.

– Тот умственно отсталый сын придворной проститутки. Идеальный кандидат. Мои поздравления.

– Поздравлять пока рано. Отпиши, как глава ордена какую-нибудь психиатрическую муть нашему министру здравоохранения, а то они его обследуют как сраного космонавта.

– Считай уже отписала. Когда ждать гостей?

– А я откуда знаю! – Хьюго был раздражен. Разговор выходил сухим. – Может они заблудились и подохли в дороге с голоду. Мне некогда болтать.

Разговор вышел слишком сухим. Марго хотелось расхлестать телефон о землю. Хотелось напиться. Как раньше. Когда не было главы ордена госпитальеров, и не было папы Хьюго семнадцатого. Когда были двое сирот и бутылка спирта, разведенного водой и вареньем. Когда так просто было вообразить себя королем всего мира. Строить грандиозные планы.

Марго вставила наушники и удосужилась все же пересчитать деньги.

Черноволосая девчонка и кудрявый смуглый мальчик носятся вокруг машины с деревянными палками в руках. Вторая стойка. Выпад. Блок.

– Сдавайся неверный кусок дерьма. И я пощажу тебя!

– Скорее ты захлебнешься собственной кровью, чем я сдамся.

Удар палки о палку. Девочка разжимает хватку, и палка летит прямо в лицо мальчику.

– Роман! Тебе больно? Прости, я нечаянно. – Марго бежит к мальчику и хватает его за лицо. Неглубокая розовая царапина красуется на щеке.

– Все в порядке. К черту это фехтование! Мы будем работать головой. А махать палками ради нас будут другие. – Роман подбирает палки с земли и отшвыривает в сторону.

Марго убавляет громкость магнитолы и достает из-под сидения пачку винстона. Оба осторожно вытягивают сигареты и неумело закуривают. Будто бы кто-то может увидеть их, но на мили нет ни души.

– Нужно уметь постоять за себя. Меня папа учил драться. На него больные знаешь сколько раз набрасывались?

Мальчик опустил голову. У него приятных воспоминаний, связанных с отцом, не было. Обычно нападал отец. И нападал на него. Очередной раб сбежал, или помер, или был забит пьяным зятем в порыве веселья. Все шишки доставались Роману.

– Тогда пойдем постреляем по бутылкам. – Роман вновь оживился.

Марго пялилась в чемодан и тупо улыбалась. Так хотелось швырнуть все эти деньги на пол. Выйти на улицу и пойти пострелять по бутылкам с Романом. Не с параноиком и главой церкви, а с неуклюжим подростком. Потом зажевать запах табака травой и вернуться к ужину. Сильвия отругала бы их за грязные руки, а после ужина отправила бы спать. Тогда было много времени поспать. Не нужно было удалять органы и сливать кровь, без ведома доноров. Но Марго не спала. Они с Романом тайком залазили на чердак и читали друг другу книги вслух.

Только что надетый халат промок от пота и сырости подвала. Климат явно меняется. Раньше здесь было прохладно. Можно было скрыться от зноя и сестры Сильвии.

При свете белых ламп, в чистой рубашке сидел Эрл. Сытое, почти неболезненное лицо освещал монитор. Сам он благоухал мылом и левомиколем.

– Привет. Как повязки?

– Тебя не было двое суток, так что я перевязался сам.

– Завтра выдам тебе диплом хирурга. – скривилась Марго.

– У тебя лицо сгорело. Длительное воздействие ультрафиолетовых лучей приводит к заболеваниям кожи и раку. Я это в твоих книжках прочитал.

– Витамин Д, сука, полезный. От его дефицита прыщи появляются и ноги отказывают.

– Ты просто образец милосердия, Марго. Я запустил два дрона. Остальные видимо неисправны. Почистил компьютер настроил подключение к трансляциям и заглянул в пару переписок, – Эрл развернул монитор к Марго.

– Они быстро подчищают сообщения. Успел сохранить парочку, но там пустой треп.

– Кроме Генри. Наследников не нашлось?

– Нашлось. Но о правах они заявить не успели. И судя по распечаткам звонков Хьюго семнадцатого, их внезапные смерти были убийствами. Папа делает звонок из Клермона в Лион в двенадцать дня, а в два часа Адама Польдена, сбивает автомобиль. В пол первого звонок в Виши и без десяти четыре Жаннет Грубер получает смертельное отравление алкоголем. И таких звонков куча. Сопоставь с некрологами.

– Да, отлично.

– Что отличного? Церковь устранила всех наследников престола Франции, ради сумасшедшего немца.

– Я восхищаюсь подходом и эффективностью. Его святейшество затеял большую кампанию.

– Давно хотел спросить. Почему вы тогда назвали Хьюго семнадцатого Романом? Его мирское имя, насколько мне известно, Юстин Паторс.

– Это не твое дело. Что там с дронами?

Эрл закрыл все вкладки и вывел на экран записи с камер.

– Камеры повреждены временем и грязью. Связь почти везде мертвая. Двадцать пять километров. Это край. Вот смотри. – Эрл развернул мониторы. Видишь эти точки. Суток через трое, они придут сюда, если не сменят направление. Я не знаю кто это. У них нет средств связи. Которые можно было бы засечь. Они часто сворачивают и петляют.

– Это паломники. Они бросают женщин детей и раненых, ради бижутерии на сгнившем пальце или разбухшей на жаре банке фасоли две тысячи девятнадцатого года производства. Они идут сюда.

– Я не смогу никуда отсюда выйти. Не смогу ничего и никому сказать. Для меня лучше быть мертвым. Скажите, почему вы называли Хьюго этим именем и позволяли себе так фамильярничать с его святейшеством?

– Никогда, никому, ничего, не рассказывай.

Глава 13. Идеальный соперник

Фотография Генри мелькала во всех трансляциях. Без лишних фраз. Под классическую музыку появлялась посреди экрана. Коронация должна была состояться в пятницу. Аделаида покинула Францию, как побитая собака. Генри же остался при дворе. Полностью здоровым вменяемым. Ночью возле него дежурят несколько слуг со сменными постелями, чтобы поутру журналисты не застали обмочившегося претендента на престол. О каждом его шаге докладывали Хьюго. Генри помылся. Генри жевал гобелен в королевской спальне. Генри нарисовал куст. Генри приснился кошмар, но мы напоили его теплым молоком с ромом.

– У вас прямо королевская приемная. Телефон не умолкает. – ухмыльнулся Луд.

– А ты думал, быть главой всего христианского мира, это целыми днями пить, молиться на камеру и заниматься прелюбодеяниями? Нет, это серьезный труд. – Хьюго лениво поднялся с постели и прошлепал босыми ногами в ванную комнату.

– Я ничего не думал. Я только одного главу христианского мира знаю.

Хьюго прикрыл дверь и умыл лицо. От частых прибытий на ветру на лице появились пигментные пятна. Черные корни волос отрасли уже на добрых два сантиметра. Левый глаз загноился и покраснел. Он забыл снять линзы на ночь. Королевы мрут, войны ведутся, а следить за собой все равно надо. Занятый походом, Хьюго позабыл об осветлении волос и отбеливании лица. Никто уже не помнит, как выглядит Юстин Паторс, но все помнят, как выглядит Хьюго седьмой.

Отыскав ванночку для линз, Хьюго положил туда обе линзы. Лицо с карими глазами выглядело непривычно. Не так как в трансляциях и фотографиях. Он отвык от такого себя. Вода щипала глаза. Хьюго жмурился. Кран шумел. Папа не заметил, как дверь в ванную приоткрылась. На его плечи легли чужие горячие ладони.

– Луи, я же сказал подождать меня в спальне.

– Я соскучился. – прошептал Луд.

Хьюго старался не открывать глаз, чтобы не показать их настоящий цвет. Чужие пальцы гуляли по спине, плечам шее. Что-то мягкое скользнуло по груди, а затем затянулось на шее. Тут Хьюго уже пришлось открыть глаза. Пояс от его халата врезался в покрасневшее горло. Папа хватал ртом воздух, а руками раковину. В висках застучала кровь. Лоб был готов взорваться.

Любые звуки застревали в глотке. Попытки позвать охрану были тщетны. Хьюго собрал оставшиеся силы и оттолкнулся от раковины. Луд ударился о противоположную стенку спиной и ослабил натяжение пояса. Хьюго быстро поддел его пальцами и освободился. Хотелось спросить: «За что?», хотелось сорваться на крик. Он оставил себя уязвимым. Что если бы он не смог оттолкнуть Луда. Что если бы он был вооружен не поясом, а пистолетом. Хьюго испугался смерти. Он знал, что вокруг него десятки охранников. Он знал, что в детстве отец рано или поздно сжалится и поднимет его из ямы. Но времени на страх не было. Луд махнул ножом для масла, едва не задев Хьюго. Где он его прятал?

Епископ отпрыгнул в ванну, схватил шланг от душа и пустил струю кипятка в лицо убийцы. Пока ошпаренный Луд метался по ванной комнате, Хьюго раскрыл рот что бы позвать охрану, но осекся. Голый папа римский в ванной с подростком, пусть даже и пытавшимся его убить. Это уронит престиж.

Хьюго набросил шланг душа на шею Луда и принялся затягивать. Они врезались в зеркало, осколки воткнулись в плечо и щеку. Руки папы были заняты, а Луд пинал его по ногам и бил локтями в живот. Всем весом Хьюго повалил бывшего любовника, тот ударился головой о край унитаза и тело обмякло. Для уверенности папа несколько раз макнул его в воду, дергая за слив и только потом бросил шланг на пол.

Сердце готово было вырваться из груди. Последний раз Хьюго дрался в шестнадцать лет, с детьми паломников, которых Марго пыталась заразить ветряной оспой. Они бросались камнями и кусались, пока не были загнаны в одно из помещений старого храма, где на них обрушилась лестница. Марго тогда зашивала ему губу, а он переживал, как с такой рожей поедет во Францию.

Хьюго отдышался и оглядел ванную. Битое стекло под босыми ногами. Кафель и раковина в мелких каплях крови. Вырванный смеситель.

Хьюго, осторожно ступая между осколками пробрался к раковине. Умыл лицо, вытащил из щеки и рук маленькие кусочки зеркала.

Обычно, если обнаружил непонятную сыпь на гениталиях или вокруг рта, если кто-то сомневается в истинности твоей веры или правдивости слов. Если посреди твоей ванной лежит мертвый голый подросток. Или если возникли другие неприятности, стоило позвонить Марго. Она расскажет, чем мазать, что пить, что насыпать в чай недоброжелателям, что бы врач констатировал инфаркт. Но с некоторых пор, ей нельзя доверять. Можно воспользоваться лишь одним ее советом, который она дала Хьюго, перед тем как он покинул приют ордена госпитальеров навсегда. «Никому не доверяй и никому ничего не рассказывай. Даже если очень пьяный. Даже если очень хочется. Никому, ничего и никогда.»

Настало время справляться со своими проблемами самому. Хьюго открыл ревизионный люк за унитазом и спустил туда тело. Благо, Луд был худым юношей. Затем, впервые за двадцать лет, он лично вымыл стены и пол, собрал осколки и крошки плитки. Надел новые линзы.

Усилить охрану. Завести языков. Этого было недостаточно. Марго всегда говорила, что должен быть запасной план и не один. Паломники Хьюго, что несли слово божие в самых отдаленных уголках Европы, и насильно крестили дикие поселения Болгарии. Украины, и других несуществующих более на картах стран. Связи с ними не было. Их цель была проста – распространение христианства, быстрее чумы и сифилиса. Да и посылать чужих людей за доктором Хейфиц было опасно. С ее методами убеждения и воздействия можно было получить обратный результат. Она слишком много знает, чтобы пытаться уничтожить ее чужими руками.

Хьюго позвал слуг. В комнату вбежало сразу четверо, будто ждали на полу под дверью.

Они глядели выпученными поросячьими глазами. Неестественно блестящими и ясными после бесконечных пьянок. То на его святейшество, то на смятую постель, то на закрытую дверь уборной.

Линзы из новой упаковки. Борозда на шее скрытая воротником стойкой и совершенно спокойное выражение лица. Зачем их позвали неизвестно, папа справился с одеянием сам. План выстроился сам собой. Нельзя более оставаться среди тех, кто точит нож за твоей спиной. Среди тех, кто горящими глазами ищет твой труп в спальне и не находит.

– Соберите мои вещи и документы. Оповестите легат, кардинала, советников и журналистов. Я собираюсь сопровождать своих воинов в походе лично. – отчеканил Хьюго.

– Будет исполнено.

– Никогда, никому, ничего, не рассказывай. – злость на лице Марго сменила безумная улыбка. Она быстро взбежала по лестнице. И вскоре вернулась с двумя канистрами воды. Пустой подвал превращался в склад. Упаковки с лапшой и сухим пюре, сигареты, книги.

– Доктор Хейфиц. Марго. Что происходит, куда вы снова собираетесь? – Сильвия перекрыла коридор своей тучной фигурой, когда Марго неслась ей навстречу с электрическим чайником и справочником фармакологии.

– Все в порядке. Занимайтесь своими обязанностями сестра.

– Ну уж нет! – Сильвия уперла руки в бока. – Я знаю вас с семи лет. Мне все равно что вы умерщвляете людей ради крови и органов, все равно на ваших гостей с бесовским оружием. Плевать, куда вы увозите детей мертвых паломников. Но мне не все равно, что вы убиваете себя. Вы не ели и не спали уже несколько суток. Вы помешались, доктор.

– Мне уже не семь лет. Захочу и помешаюсь. Вас не спрошу!

– Марго. Прошу тебя. Твои отец и мать, будучи на смертном одре, просили беречь тебя. – Сильвия рухнула на колени перед Марго и мертвой хваткой вцепилась в халат.

– Если хотите сдержать обещание – поднимитесь с колен сестра. Прикажите приготовить пять палат и отправляйтесь проверить наши поселения. Им необходимы профилактические обследования и средства первой необходимости.

– Что? Бросить госпиталь? Марго. У тебя бред.

– Оставьте мне пару слуг и уезжайте, – Марго вытащила из кармана халата мятую пачку денег. – На мелкие расходы.

– Марго. А что с вашим пациентом? От ингаляций ему становится хуже. Может назначить ему преднизолон и дать подышать простым фенотиролом?

– Больного оставьте мне. – Марго оттолкнула Сильвию и прижимая к себе чайник и справочник по фармакологии скрылась на спуске в подвалы.

Образования у Сильвии, кроме месячных курсов по уходу за больными не было и нужно будет вымыть пол и приготовить постели. Скоро здесь будет очень много народу.

Марго сидела в наушниках, уплетала лапшу быстрого приготовления из помятой пластиковой миски и пялилась в монитор. За предоставленными себе воинами наблюдать было интересно. Здесь под крышей госпиталя их никто не видит. Из рук в руки гуляют бутылки, и какая-то еле живая девица, прикрытая лишь плащом со знаком ордена девы Марии.

Встреча паломников была поистине королевской. Сотни лет назад их предшественников морили голодом под стенами Константинополя, заставляя жрать засохшие коренья и драться за тушку голубя.

Самых преданных воинов из народа встречали две служанки, наряженные в белые фартуки, приветствовали на крыльце толпу грязных бродяг с истрепанным изображением Христа.

Они быстро заполонили госпиталь. Харкали на пол, растаскивали по карманам алюминиевые ложки. Срали мимо ведра.

– Как насчет порно? – Марго вытащила наушник и обратилась к Эрлу.

– Я тут подключился к спутникам, напрямую. Они ловят странные сигналы. Сигналы оттуда, откуда они исходить не должны. Из мертвых земель.

– Будешь много знать – быстро состаришься. Коленки скрипеть будут.

– Очень смешно, доктор. – Эрл объехал стол и развернул монитор. – Папа покинул Францию. Почти на границе Турции. Или вам интереснее смотреть, как эти люди насилуют вашу прислугу и пьют.

– Самое интересное впереди.

– Я думал вы на стороне христианского мира?

– Видишь, ли я доктор. Я на стороне страждущих и жаждущих, любого возраста, расы, пола и вероисповедания. Пока они не идут меня убивать. Я могу сделать с ними все, что захочу. Заметил кулеры в каждой палате?

– Да. Во французских поликлиниках такой роскоши не встретишь.

– Дизентерийная палочка. Опустошила все свои запасы и теперь там концентрация такая, что даже слона проберет кровавый понос.

– Зачем? Ты могла выставить охрану и просто не пускать их сюда. Если ты на столько в себе уверена, почему не прекратить войну? Ты на границе двух миров, у тебя есть власть с обоих сторон. Почему не наладить мирные отношения. Торговлю, строительство.

– Во-первых, какая мне от торговых отношений выгода? Кроме как лечение венерических болезней за мешок картошки. Во-вторых, войну нельзя прекратить. Это одна из потребностей человека.

– Я видел людей. Они хотят жить. Есть, пить, создавать семьи, быть в безопасности.

– Чушь собачья! – Марго перевернула миску с лапшой. – Человек животное. Если быть точнее – хищник. Убийство для него такой же инстинкт, как есть и размножаться. Просто его ограничивают. Ограничивают законы, правила, табу, общественное мнение. Всю свою жизнь человек борется с собой, или делает вид, что борется. Там, где не видит никто ни сосед, ни Иисус, ни Аллах, там можно убить кого-нибудь, ограбить или изнасиловать. Знаешь, как действовало правительство и спецслужбы, чтобы уничтожить страну? Они отменяли законы. Отмени закон о домашнем насилии, и муж убьет жену, мать убьет дитя, а сын отца.

– Я никогда не хотел причинить зла своим родителям.

– Одомашненные животные теряют бдительность. Коты спят в печах ласковых хозяев. Только дай людям волю, и они растерзают друг друга на мелкие кусочки. Самый ярый веган вгрызётся в еще живую плоть, гуманист отберет кусок хлеба у больного ребенка, глобалист выстроит заборы с турелями и поднимет над ними отрезанные головы врагов. Сейчас для этого самое время. До священного атомного огня убийства были трагедией, сейчас они необходимость. Тогда для людей были созданы любые средства, чтобы не убивать. Карьерная лестница. Охота на деньги и уважение. Туфли по скидке, тренажеры, компьютерные игры, жилье на шестнадцатом этаже, брендовая одежда, машины, выбор лучшего партнёра для спаривания. Успешный кавалер, красивая женщина. Обыграть начальника в гольф. Отличиться от других цветом волос или редкой специализацией. Бросить курить. Написать песню. Все это игра. Гонка. Лишь бы удовлетворить жажду крови стучащую по ночам в висках. Проявить превосходство, как-нибудь.

– С таким мировоззрением, ты можешь выйти и застрелить их всех.

– Застрелю.

– Папа Хьюго в курсе этого ужаса?

– А ты думал, он их сюда ромашки собирать отправил?

– Людей осталось так мало. Ресурсов не хватает. Большинство живет в каменном веке: топит печи, собирает пищу с помоек, убивают друг друга за теплую куртку, разбирают построенные для них генераторы на металлолом. Почему бы не объединиться? Чтобы тупо выжить. Не найти компромисс.

– Это у старого германского тирана с еле живой королевой мог быть компромисс. Они будут тянуть одеяло на себя, а жизнь тех, кого ты описал не изменится. Нигде. К тому же глобализация – это огромные убытки. Война двигатель прогресса. Мир – невыгодный суходроч. Именно во времена войны было создано большинство технологий, которыми пользовался человек начала двадцать первого века. Автомобили, бытовая техника, лекарства, законы, наркота, пластиковые окна, строительные инструменты. Все создано благодаря войнам. Почитай историю, умник. Слушай. А эти твои дроны могут долететь до Ватикана?

– Слишком далеко. У нас слабая связь.

– Так сделай сильную.

– Я должен в космос полететь и посмотреть какие там остались спутники? Или вышку возвести? Это так не работает. Вы выжгли все, что строилось и совершенствовалось годами. А теперь хотите, чтобы везде было три джи?

– Кто это, мы? Я что ли?

– Вы, люди, которые считают, что убийства и войны – потребность человека. А разве Ватикан не разрушен? Первая ракета, выпущенная Кореей, ушла мимо России и удар приняла материковая часть Италии.

– Я завезла туда немного жизни.

– В каком смысле?

– Еще когда родители были живы, сюда приходили большие группы паломников. Некоторые умирали, некоторые получали помощь и шли дальше. У умерших оставались дети, ненужные другим паломникам. Мы их обучали немного читать, работать, строить, сеять, ухаживать за скотом и отправляли в брошенные, но пригодные для жизни деревни. Когда родители умерли, я продолжила этим заниматься, но внесла некоторые коррективы. Я распределила их по вероисповеданиям. Родители не делали на этом акцент, но я сделала. А еще дала оружие, чтобы они могли защититься. Раз в три месяца я езжу на проверки. Привожу им семена, лекарства, алкоголь, книги.

– А взамен они сделают все, что ты попросишь?

– Ну я не требую. У них само устоялось.

– Ты играешь с ними в бога. Ты захотела, и они отправились в Ватикан. На верную смерть. Что у них есть? Вилы, лопаты и одна винтовка на десять семей? Немцы убьют их.

– Большинство из них арабы и турки. Немцы решат, что они освободили исконно христианские земли от мусульманских варваров. И будут до усрачки счастливы. А по праву они будут принадлежать папе.

– И тебе не жаль их? С некоторыми ты росла и играла в детстве.

– Мне редко разрешали общаться с приезжими. Родители боялись, что я заражусь какой-нибудь инфекцией. Они умерли, когда мне было двенадцать. Здесь была большая эпидемия и погибло очень много врачей, сестер и паломников. К нам приехал цыганский табор. Они перевозили белых рабов. Кто-то из них был болен мутировавшим вирусом тифа. Почти тысяча человек умерли за неделю.

– Я читал отчеты.

– Зачем ты пытался обнародовать личные переписки папы, королевы, кардинала и прочих сильных мира сего?

– У меня старые немощные родители, маленькие братья и сестры. Я хотел заработать. Я не рассчитывал на то, что меня похитят и будут пытать.

– Почему ты сразу не принял их условия?

– Они требовали невозможного. Дали какой-то ноут две тысячи десятого года. Где нет даже стандартных игр и просили дать им официальные приказы и личные переписки. Даже с моего компьютера это заняло бы несколько дней. Но им нужно было вынуть и положить. Прямо сейчас. Так я лишился ног.

– Напечатал бы им все сам. Эти идиоты все равно бы не поняли.

– Не догадался. Трудно мыслить, когда тебя избивают, отрезают пальцы на ногах и морят голодом.

– Не надо было такого допускать. – Марго резко дернула кресло Эрла и развернула видео с камер на весь экран Четыре палаты, коридор и двор.

Зрелище было отвратительное. Эрл хотел отвернуться, но Марго держала его за шею. Люди блевали, корчились на полу, испускали последний дух в обосранных штанах возле ночного ведра

Эрлу все же удалось отвернуться, и он уставился в довольное лицо Марго. Уголки губ то опускались, то ползли вверх. Азарт блестел в глазах будто бы она смотрела матч по футболу или гонки.

– Ты и своих слуг заразила? Тебе их не жаль?

– Реалистичность требует жертв.

– Почему они не пытаются спасти друг друга, не зовут на помощь? Не бегут?

– Фенобарбитал вместо витаминов на завтрак обед и ужин сделал свое дело.

– Они доверяли тебе. Ты же доктор! Они шли от папы римского!

– Это зеки, бомжи и прочий сброд, который под видом похода свалил из страны.

– Какая разница? – Эрл уже не знал, что было лучше, умереть в том подвале с гниющими ногами или находиться сейчас в одном помещении с Марго. Смерть была не так страшна, как наблюдать за подобной жестокостью. Глядя на экран у Эрла самого крутило живот. Казалось, что он вырвет сейчас все внутренности и даже мозги. Он не знал сколько часов прошло. Может быть сутки. Паломники ползали как беспомощные черви, по полу, пока последний не уронил голову на кафель. Стоны, что были слышны даже здесь, под землей, стихли. Эрл вспотел в кресле и просто лежал на полу. Как один из тех наверху.

– Не хочешь посмотреть, как творится история? – Марго натягивала комбинезон и одевала на лицо респиратор.

Эрл уже насмотрелся до тошноты, поэтому просто промолчал и Марго положительно ответила за него.

Респиратор слабо сдерживал вонь, стоявшую в коридорах госпиталя святого Петра и Павла. В правой руке ака 74, на левом плечо дезинфекторский баллон со шлангом. Плотно вставив наушники в уши и прибавив что-то из коллекции шестидесятых, чтобы не оглушить себя выстрелами доктор Хейфиц принялась за работу. Запах хлорки и пороха быстро вытеснил фекальную вонь. Марго стреляла уже по трупам. Она переворачивала тела, надевала на них штаны и сносила головы. Куски плитки отлетали под выстрелами. Уже застывшая кровь, еле видными пятнами проступала на застреленных трупах. Некоторым, в руки, измазанные дерьмом, она вкладывала оружие и ножи. Окна, заклеенные фольгой, пришлось выбить. В помещении становилось жарко. Когда в каждом теле была оставлена хорошая дырка от пули, а то и две Марго вышла на улицу. Она и не заметила, как наступила ночь,. Марго разрядила ака в так ничего и не понявших свиней на заднем дворе. Оставила следы шин на подъезде. Что бы знали, что их враг не только жесток и беспощаден, но и не пешком сюда пришел.

Марго сняла комбинезон и респиратор, вылила остатки хлорки на землю из баллона, уселась на капот и закурила. Пальцы вспотели в перчатках, и сигарета намеривалась выскользнуть из влажных пальцев. Она набрала на запотевшем смартфоне номер. Абонент не доступен. Абонент снова в сети.

– Ало. – среди помех послышался раздраженный голос Хьюго.

– Ты снова занят?

– Нет! – испуганно воскликнули на том конце телефона. – Я, лежу, спать собираюсь.

– Босота раскидана по всему госпиталю. Я не стала никого резать. Пусть думают, что враг патронов не жалеет. Одного трупа достаточно, чтобы понять, что они не неуязвимые, или вырыть пару свежих могил, как думаешь?

– Как хочешь. Тебя очень плохо слышно. Созвонимся позже.

Проделать такую огромную работу, а удовлетворения так и не получить. Марго не чувствовала приятной тянущей усталости в руках, после оружия. Она легла на лобовое стекло и уставилась в небо. Звезд видно не было. На фотографиях, сделанных до святого атомного огня весь небосвод был усыпан яркими белыми точками. Сейчас небо затянуто дымкой как днем так и ночью. И если долго смотреть на него начинают чесаться глаза.

Марго отъехала несколько километров от госпиталя. Завтра приедут первые свидетели жестокой расправы. Ей хотелось набрать номер папы еще раз. Она сделала все это в одиночку. Просчитала каждый шаг. Как дура стреляла по трупам и катала колеса по песку, чтобы не расходовать бензин. И ей даже не сказали: Молодец!

Даже пустяк, вроде того, что Марго уронила на пол иглу, а потом подняла обтерла об халат или того, что Хьюго, во время долгой службы помочился с балкона и никто не заметил, потому что был дождь, и это могли обсуждать часами.

Разговоры стали короткими и напряженными. Марго чувствовала, что теряет Хьюго. Дымка становилась все гуще. Размазанное пятно луны еле виднелось.

Глава 14. План без изъяна

Солнце не щадило пустых земель. Машины перегревались, личный состав изнывал от жары. Один только Ричард, сидел в куртке и трясся. Лицо его было бледным. Бруно поил своего господина водой, но тот тут же блевал в окно. Три дня как закончились таблетки магистра, и капитан Ричард перестал отдавать приказы, не критиковал езду Бруно, не строил личный состав и не отбирал у них воду и найденные консервы. Не ел и не пил. Он смотрел в одну точку, трясся и беззвучно шевелил губами. Под глазами залегли черные круги.

По дороге они встречали отряды горожан, что вышли пешком с вилами, лопатами, парой коз и портретом Христа на палке. Отряды были разбросаны по земле. Их вздутые гниющие тела выглядели и то лучше капитана Ричарда.

– Вам нужно попить капитан, хотя бы капельку. Вот так. – Бруно влил немного воды из фляги в рот Ричарда, и она полилась по подбородку, Ричард опустил голову на панель.

Бруно затормозил и остановил тем самым колонну.

– Что случилось?

– Эй!

Недовольные возгласы водителей сыпались на Бруно, но он уверенно шел к середине.

– Господин магистр! Разрешите обратиться.

– Разрешаю. – Антоний открыл дверь и из салона подул прохладный воздух кондиционера.

– Капитан Ричард семнадцатый испытывает недомогания. Это может подорвать боевой дух. Остановка уже вызвала волнения.

– Мы произведем замену. Возвращайтесь за руль.

– Магистр. Ему нужны ваши лекарства. Он не может без них.

–Ах, эти недомогания. – магистр достал из бардачка пакетик с белым порошком.

– Полторы тысячи.

– Господин магистр. У всех давно кончились деньги. У меня есть тридцать литров бензина и упаковка глазированных орешков.

Магистр рассмеялся, обнажая пожелтевшие кривые зубы.

– Вернитесь за руль сержант.

– Вы не можете с ним так поступить. Почти половина офицеров пошли в поход следуя именно примеру Ричарда. Он герой для них. Я прошу. Я умоляю вас не дать ему умереть. – Бруно упал на колени рядом с колесом.

– Магистр открыл пакетик, зачерпнул порошка на кончике ложки, пересыпал в спичечный коробок и дал Бруно.

– Благослови вас господь, магистр. – Бруно кланялся, шаркаясь головой о колесо.

– Орешки. – строго сказал Магистр и протянул руку.

Бруно нехотя достал неоткрытую пачку. Он планировал съесть их на ночь, чтобы поспать без сводящих болей в желудке. Он не ел ничего уже почти трое суток.

Колонна вновь сдвинулась с места. Ричард облизал десны и наконец впервые заговорил.

– Как же жарко! Зачем ты напялил на меня куртку? На улице градусов сорок.

– В тени, мой господин.

– Идиот! – гаркнул Ричард и не снимая куртки, и, наконец, заснул.

Память странная штука. Бывает, что ни с того ни с сего, здоровый человек лишается своей памяти. А бывает так, что ее лишается целая нация. Так и христианские батальоны французов, позабыв про холодные приемы Константинополя и Антиохии, ожидали встречу с хлебом и солью, трамадолом и глюкозой, вином и женщинами, от госпиталя Святого Петра и Павла. Но их встретил заросший неухоженный сад и тучная женщина плачущая над хлевом с мертвыми свиньями.

На вопрос: Что произошло? Женщина отвечала лишь рыданиями.

Капитан Ричард толкнул растерзанную пулями дверь и вошел в просторный коридор. Больницей не пахло. Ричарда чуть не вырвало на пол. Всюду кровь, тела, ошметки формы и плащей. Бруно втер ему последние остатки порошка четыре часа назад. Капитан снова задрожал. Бруно старался незаметно придерживать его за спину, чтобы тот не упал в кучу тел и обломков медицинского оборудования перед своим батальоном. Но тут из дальнего угла раздался стон.

– Там кто-то живой Ричард и Бруно побежали, запинаясь о трупы.

– Помогите! Я жива. Я здесь.

– Что стоите! Помочь уцелевшему.

Топча мертвечину за Бруно ринулось еще несколько человек и через минуту, они вынесли к командующему женщину с окровавленной ногой.

– Доктор Хейфиц. Добро пожаловать в госпиталь святых Петра и Павла. – еле произнесла женщина.

– Ищите выживших! – приказал Ричард и упал на своего слугу.

Зашивать самого себя дело не сложное. Стрелять себе в ногу гораздо не приятнее. Что Хейфиц и сделала, завидев приближающиеся колонны. А затем благополучно легла в углу, что почище и стала ждать зрителей.

Выживших, конечно не нашли. Изморенные долгой дорогой, голодом и жаждой солдаты таскали убитых на двор, складывали убитых в наспех вырытую яму и засыпали хлорной известью. Все это происходило под причитания старой сестры Сильвии, которая все еще горевала по убитым поросям.

– Что здесь произошло? – спросил магистр Антоний. Бруно сидящий все это время за ширмой на кушетке и потягивающий антисептик из пластиковой бутылки, слушал тихий разговор и пытался следить за каплями в системе. Когда она закончится он должен переставить ее во вторую бутылку. Он навесил двери в смотровых и починил пару кресел, за что и получил в подарок от Хейфиц бутылку и разрешение следить за капельницей своего господина. А еще плитку шоколада на закуску.

– Я не знаю. День был долгий. Ваши паломники, что занимаются просветительной работой в заброшенных землях, пришли ко мне утром. Мои слуги, доктор Болман и сестра Сильвия уехали в поселение паломников, повезли им лекарства. Я с оставшейся прислугой весь день размещала солдат. Многие подхватили инфекции в пути. Было около полуночи. Все спали, я убиралась в процедурном кабинете и услышала шум и выстрелы. Я ничего и понять не успела. Очнулась, а вокруг все мертвы.

– Вы знаете всех местных?

– Это были не местные. Здесь на мили вокруг пастухи да торговцы всяким старьем. Они были в масках. Я не знаю на каком языке они говорили. – Марго потирала окровавленный бинт и все время опиралась на стол.

– Вы лечите местное население и не знаете турецкого?

– Группа тюрских языков очень большая. Я знаю турецкий и немного местное наречие. На каком языке переговаривались те звери, что напали на нас я не поняла. К тому же была стрельба, я испугалась.

– Мне казалось, вы женщина не из пугливых. Особенно на суде над орденом Наблюдателей.

– На суде я не была под автоматной очередью. К тому же, чем мне было защищаться? Шприцем?

– Где были выставлены посты?

– Я не знаю. Я занималась больными.

– Поди узнай, когда вынесут больных. В такой вони невозможно спать. – прикрикнул магистр на одного из своих прихвостней.

– Специально для вас я подготовила отдельную комнату. Там есть туалет и ванная. Водонагреватель может отключаться, если будут проблемы зовите Савелия. Завтра утром я начну осматривать все батальоны. Сегодня никак. В таких условиях я просто не стану этого делать. К тому же надо привести в порядок ногу. Сильвия, проводите магистра во второй бокс.

– У меня есть хорошее средство от боли. Я могу дать вам.

– Благодарю, у меня все свое.

– И все же. Возьмите. Вам еще много работы предстоит. – магистр всыпал в ладонь Марго две таблетки и последовал за сестрой, все еще убитой горем по свиньям.

Как только дверь захлопнулась, Марго выпрямилась и похромала за ширму. Бруно уже прикончил бутылку и пытался разбудить Ричарда, пихая ему под нос кусок шоколада.

Марго грубо подняла веки капитана и посвятила в глаза фонариком.

– Что с ним такое?

– Он спит. Лучше нам его не будить. Знаешь, что это? – Марго показала Бруно таблетки.

– Похожие продает магистр. Или дарит. За какие-нибудь заслуги. Мне тоже предлагал. Лучше бы водки предложил. Капитан не ссыт.

– Что?

– Вы банку мне дали, мочу собрать. Он не ссыт. – четко заявил Бруно.

– Это плохо. – Марго закинула несколько пробирок в центрифугу и захлопнула крышку. Потом закинула в рот таблетки и разжевала. – Давно он такой?

– Он жрет это дерьмо уже пять месяцев. Ему все хуже и хуже. Его морозит под палящим солнцем, но зато зимой он ходил в плаще на голое тело. Он то орет как собака, то часами в одну точку смотрит. Как кот.

– Ты очень предан своему господину. Почему не бросил его посреди пустыни, когда он в очередной раз упоролся?

– Ричард добрый человек. Других офицеры палками дубасят, так, что потом вся спина синяя, а Ричард никогда меня не бил. Ночевать пускал, если с ним что-то случится, я перейду к другому господину.

– По чем магистр продает наркотики?

– Ричарду сначала давал за даром. Как печенье к чаю, сам под губу закладывал. Потом от тысячи и выше. За других офицеров не знаю. Наверное, так же.

– Ну и дела. – вздохнула Марго.

– А вы зачем выпили?

– Для сравнения. Сейчас возьму кровь у себя. Посмотрю, что это за бурда и с чем ее едят. И как вывести твоего господина из этой зависимости, так, чтобы он под себя не срал оставшуюся жизнь.

– Спасибо вам.

– Спасибо магистру. Он приказал поднять его на ноги.

– Ричард на хорошем счету. Скоро новое звание получит. Ему сам папа поручения давал.

– Какие поручения?

– Бороться с инакомыслием и богохульством в орденах. – антисептик развязал Бруно язык. Лицо стало красным. Рот – болтливым.

– Это он спас папу Хьюго тогда?

– Да доктор.

– Значит, господь ему поможет. Сам то как?

– Здоров, как бык. Только жрать охота.

Марго выдвинула ящик стола и Бруно выпучил глаза как ребенок на банки тушенки.

– Ух ты!

– Халяль. Открывай. Только лучше не греть. Срок истек в двадцать пятом году, но холодные заходят так, что пальчики оближешь.

Нога совсем перестала беспокоить. Настроение было приподнятое. Опиаты делали свое дело, накатывая эйфорию, среди разрушенных стен и все еще стоявшей трупной вони. Время было далеко за полночь. Офицеров разместили в нетронутых палатах на втором этаже. Младший состав все еще слонялся по коридорам. Сметал мусор в кучи. Переворачивал окровавленные матрацы. Завешивал окна, оттирал кровь от стен.

Марго жуть как хотелось с кем-нибудь поболтать. Она заметила хлипкую блондинку, размазывающую красные разводы по стене щеткой.

– Орден девы Марии. Вы молодцы. Я уважаю таких женщин, как вы. Если защищаться, то только всем вместе.

– Спасибо доктор. Но многие мужчины так не считают. Думают, что годны только для уборки дома и готовки еды.

– Пустяки. Они просто хотят защитить своих жен и дочерей. К тому же не каждая умеет убираться и готовить еду. Я вот даже яйца не варила ни разу. Ем, то, что сестра Сильвия подаст. Меня зовут Марго Хейфиц.

– Мария. Вы глава ордена госпитальеров?

– Да, бываю иногда.

– Я слышала вы были ранены.

– Пустяки. Кость цела. А вы сами как? Помощь нужна?

– Все в порядке. Я даже мозолей не натерла. Вы не знаете, как капитан Ричард семнадцатый? Это мой муж.

– Ваш муж капитан Ричард семнадцатый? Наслышана о его подвигах. Нет, не припоминаю его среди тех, кого сегодня осматривала. В списках больных и раненых его тоже нет. Значит, он жив здоров, наверное, спит на втором этаже.

– Я слышала, он потерял сознание, когда мы въезжали сюда. Только не говорите ему, что я здесь, так как я отправилась в поход без его ведома.

– Если бы он потерял сознание, я бы первой узнала об этом. Конечно. Я все понимаю. Вы не хотите, чтобы он отвлекался от службы, приглядывая за вами. Вон там слева пятнышко пропустили.

О произошедшем напоминали только следы пуль на стенах и наспех зарытая могила за храмом. Магистр не спешил мстить. Отправил пару отрядов в ближайшие поселки провести религиозно-просветительные работы и отобрать еду. Госпитальеры выращивали исключительно свиней, что бы соседи мусульмане не ходили жрать. А теперь ни одной свиньи не осталось. Их убили налетчики. А пока все постились кашей на воде, приготовленной сестрой Сильвией. От каши солдаты пухли, становились ленивыми и не хотели мыть свои палаты. Посыпали их песком с обуви, бросали окурки и поколачивали прислугу за грязь.

Капитан Ричард лежал на белой простыне и наблюдал как кровь выходит из него по тонкой трубке, проходит через большой, некогда белый аппарат и возвращается в другую вену. Молодая служанка в мятом халате кормила его с ложки.

– Когда мне можно будет приступить к службе?

– Чем вам тут плохо, капитан?

– Все, я наелся.

– Ну давайте еще ложку.

– Я не ребенок. – рявкнул Ричард на девушку. – И позовите доктора.

Почти сразу, будто ждала за дверью в боксе появилась доктор Хейфиц. Ричард ее не помнил. Он еле стоял на ногах, когда они вошли в храм. Зато помнил много подобных татуировок в виде крестов, как на запястье у доктора.

– Как вы себя чувствуете, капитан?

– Прекрасно. Что у вас на руке?

– Мальтийский крест, он же крест госпитальеров. Сообщает о принадлежности к ордену. Служит пропуском на собрания.

– И часто вы собираетесь?

– Последний раз, лет десять назад. У нас слишком много работы, чтобы собираться каждый день.

– А на последнем съезде орденов вы были?

– Довелось, к несчастью. Вы и сами знаете, какой кошмар там творился. Если бы не вы, неизвестно, что стало бы с папой Хьюго. Хорошо, что вы здесь.

– Это мой долг.

– Я не об этом. – Марго присела на край кровати и взяла Ричарда за руку. – Я о том, что армии не хватает, таких честных и патриотичных людей как вы.

– Все наши офицеры такие. – Ричард попытался вытащить руку, но Марго вцепилась в нее мертвой хваткой.

– Многие из орденов, что похитили папу и плели заговор против королевства тоже были офицерами.

– Когда я смогу приступить к службе? – Ричарду все же удалось вернуть свою руку себе.

– Вы сильно подорвали свое здоровье лекарствами. Если вы будете и дальше принимать их проживете от силы года два.

– Я не принимал никаких лекарств. Я отравился водой, что принес мне мой сержант.

– Водой? Анализы говорят об обратном. Если вам наплевать на себя подумайте о жене, о детях. У вас ведь они есть?

– Жена Мария и сын Альберт. Ему еще года нет.

– Представьте, какого будет малышу Альберту, когда отцы других будут освободителями христианских земель, а его отец умрет от передозировки.

– Я не собираюсь перед вами исповедоваться. Вы не священник.

Марго резко отключила диализатор и вынула все иглы.

– Вы свободны, капитан.

Глава 15. От теории к практике

«Я скучаю по жаре и песку. Но в основном по тебе. Мне не хватает наших тренировок. Я не боюсь. Страх и неопытность только предают мне сил. Я чувствую себя всемогущим. Единственное, что омрачает мое настроение – это мои одноклассники. Они воняют хозяйственным мылом, а по их лицам будто пробежал табун лошадей. Я думаю мне пора начинать. Я готов как никогда.» – Юстин проверил ошибке в тексте. Нажал кнопку кнопку и отправить и спрятал телефон.

В обязанности юноши входило помогать придворному священнику. Он пил как свинья и валялся без штанов в кельи. Не без помощи Юстина разумеется. Друзей у него почти не было, за исключение Анны, дочери короля, что прикована к инвалидному креслу.

– Я всю ночь ждала нашей встречи. – девушка, откашлялась и приказала служанками остановить кресло.

– Я всю ночь молился за твое здоровье.

– Мне страшно. Иоанн приказывает по всюду отключать генераторы. Аппарат, что помогает мне чистить кровь тоже работает от электричества. Что станет со мной, когда отключает его?

– Что говорит его высочество? – Юстин взял ледяные руки девушки в свои.

– Он полностью поддерживает папу. Говорит, что господь помогает мне, а не диализ.

– Это верно. Господь с нами. Но он создал нас с руками и ногами. Он наделил нас своей силой, что бы сами помогали себе. Что боролись со злом внутри и снаружи. Ты думала, над тем, о чем мы с тобой говорили?

– Я боюсь, что не смогу, – с помощью молодого священника девушка поднялась на ноги и шаткой походкой подошла к окну. – Посмотри на все это. Я не справлюсь. Я даже есть сама не могу.

– Тело лишь прах зловонный. Оно может быть большим и сильным, а может быть слабым. Но душа, что заключена в нем – есть ключ ко всему. Если ты не спасешь свое тело, душа так и не сможет исполнить предназначение.

– А если у меня не получиться?

– У тебя все получиться. Я буду с тобой. Все эти люди будут с тобой! Это, – Юстин пнул инвалидное кресло. – не то, что ты заслуживаешь. Бог уготовил для тебя трон, а не два хлипких колеса. – парень вложил маленький пузырек в слабую ладонь. Я произнесу молитву за ужином. За твое здоровье. Тебе останется лишь вылить это в бокал отца. Не бойся о нем. Бойся за тех, чей дух слаб что бы защитить тело. Ты их спасительница. Ты их ангел хранитель.

– Какая архитектура, Карл, взгляни. Это один из старейших христианских храмов. Он разрушался много раз. Пережил много войн и все равно стоит. Разве это не чудо господне?

– Говорят, магистр, в Риме есть старые казармы, построенные еще до рождества христова. При Юлии Цезаре. Они выдержали первый священный атомный огонь. – Карл семенил за магистром с планшетом. – Нужно отправить папе отчет о проведенной пропаганде христианства, во время похода.

– Отправим вечером. В Клермоне все равно, еще рано. У Соломона Хейфица воистину шикарная библиотека. Я помню, еще студентом они с Дианой отбирали книги у бомжей, что жгли для разогрева тушенки. Из-за этих драк их едва не исключили из академии. На самом деле, это была большая потеря, когда они сказали, что собираются работать за пределами Франции и помогать паломникам и всем уцелевшим. – магистр мерно расхаживал меж стеллажей и водил пальцем по пыльным корешкам. Он остановился напротив репродукции урока анатомии Рембрандта. Сама картина была засижена мухами и покрыта пылью, но рамка внизу блестела. Магистр сдвинул картину и обнаружил сейф. Он долго прищуривался, попробовал ввести код, но дверца не открылась.

– Позвать кого-нибудь? В роте капитана Жака Морье младшего есть много бывших заключенных, что проходили по статье кража со взломом.

– Не нужно. – магистр взял с журнального столика высокую пепельницу, высыпал окурки на пол и приставил к дверце. – Два, девять, два, ты запоминаешь Карл. У меня старика память не к черту. Один, три, восемь три.

Дверца открылась с тихим щелчком. Карл ожидал увидеть там деньги, драгоценности или другое барахло, что обычно хранят в сейфах. Но там была лишь пустота.

– Странно. Зачем нужен сейф, если в него нечего положить? – он провел пальцами по чистому от пыли пространству сейфа и вернулся к изучению полок. Среди книг торчал тонкий альбом с фотографиями. Тусклые, напечатанные на дешевой бумаге.

Шестеро молодых людей в белых халатах. Трое мужчин и трое женщин, на фоне полуразрушенного храма. Внизу подпись: Соломон и Диана Хейфиц, Кристоф и Каталина Паторс. Юлий и Берта Де Гор. Дата размыта. Далее шли фотографии тех же людей на фоне рентген аппарата, на съезде ордена, на повышении квалификации. Операции, принятие родов, больные в жутких язвах, сестры, братья и прислуга. На последних фото двое детей на горшках. Двое детей возле рождественской елки. Двое детей на диване. Подписанных как Юстин и Марго. Черноволосая девочка и белобрысый мальчуган. На последнем фото девочка была в халате, мальчик в черной рубашке с библией в руках. Подпись «Как они быстро растут. Марго двенадцать, Юстину четырнадцать.» Магистр достал из нагрудного кармана лупу и вгляделся в мальчика. С девочкой все было нормально. Обычный ребенок. Но мальчик. Выраженная челюсть, неестественно поджатые короткие руки и кривые ноги с объемными суставами, спина колесом.

– Магистр, я конечно не доктор, но мне кажется мальчик болен.

– Все верно. Врожденные аномалии опорно-двигательного аппарата. В двадцати годам парень стал бы глубоким инвалидом, если бы не чудо господне.

– Но… – возразил Карл.

– Ты знаешь кто это? Это Юстин Паторс.

– Его преосвященство?

– Воистину чудо господне. Думаю, пора торопиться к обеду.

Магистр сложил фотографии как было и вернул на место.

Ричард стоял возле грузовика и с грустью наблюдал, как солдаты выгружают мешки с мукой и картофелем, тащат упрямую козу за веревку. Ему было до боли обидно, что он валялся в палате, в то время как чужие взводы обеспечивали их провизией. Офицеры в сторонке в красках обсуждали как повесили хозяина с хозяйкой прямо под навесом на крыльце собственного дома, за то, что те не хотели помочь армии Христа. Или как заперли в сарае и подожгли доярок, что пытались выдать здоровых коров за больных.

А Ричарду было нечего рассказать. У него не было сил даже прихлопнуть таракана, хозяйничавшего на прикроватной тумбочке. И он стыдливо отводил глаза от остальных.

– Мой капитан! Я так рад, что вы здоровы.

– Опять напился собака!

– Никак нет. – бодро отвечал Бруно, но его выдавали красные щеки и винные пятна на стираном камуфляже.

– Хватит врать! Поди к магистру и попроси чего-нибудь для восстановления боевого духа.

– Но капитан…

– Это приказ! Отдашь ему… – Ричард коснулся своих пальцев, а потом долго их рассматривал. Выругался. Пошарил по карманам. – Где мое обручальное кольцо?

– Не могу знать, мой господин. Вы долгое время были без сознания.

– Я не был без сознания. Я экономил силы. Немедленно найти мое кольцо!

Ричард вернулся в свой бокс, перевернул постель, залез под кровать, но ничего кроме пыли и дохлых мух не нашел.

В смотровой пахло, как от Бруно. Ричард отодвинул ширму и увидел Марго. Она была в белом широком костюме с короткими рукавами. Она не спешно обтирала руки ватным шариком. Ричард невольно сравнил ее с Марией и другими женщинами во Франции. Все они были худые и болезненные. С грязными ногтями. От Марии всегда пахло тушеной капустой, а ее волосы походили на сухую траву, и Ричард вечно находил их на полу, на столе, в своей тарелке. От Марго пахло лекарствами и мылом. У нее были густые черные волосы, которые выбивались из косы, загорелое лицо и руки. Ее тело нельзя было назвать болезненным. Сильная спина, плечи и руки, крепкие, вечно напряженные ноги. Ему удалось увидеть их, когда он еще был в сознании, а Марго накладывала сама себе швы. Таких женщин Ричард видел только на истлевших обложках старых журналов или в фильмах, которые по кругу крутили после обращения папы, перед ночным отключением электроэнергии.

– Доктор Хейфиц? Можно?

– Добрый день капитан. Только не заходите в стерильную зону.

Марго немедленно переключилась на кого-то рядового. Вылазка за провизией бесследно не прошла. Местное население защищалось как могло. Девять убитых и двенадцать раненых. Марго бегала от каталки до каталки, отдавала приказы сестре Сильвии и Савелию.

– Доктор, я потерял свое обручальное кольцо, вы не находили?

– Кольцо? Не помню. Обычно, когда во время уборки что-то находят всегда приносят мне, но колец не было.

– Извините за беспокойство, доктор.

Но раненых было не так много, как солдат симулянтов, что сами себе наносили увечья, пили из луж, мазали слюной раны и офицеров с болями в животе, от переедания и папилломами на гениталиях. Хуже этих, были только прикормленные магистром наркоманы. Давно обедневшие и не получавшие от Антония дозы, они под видом больных воровали аптечные обезболивающие и гель для чистки сортиров. Но они хотя бы не жаловались. Тихо ходили с гниющими венами и не давали врачам прикасаться к себе. Еще работы прибавлял орден девы Марии. Большинство баб успело забеременеть по дороге сюда, а магистр, обеспокоенный состоянием каждой боевой единицы, приказал всем сделать аборты, дабы беременность не отвлекала их от священной войны. И что бы Вы думали исключительно о Христе, а не беспокоились за будущее потомство.

– Я буду жить, доктор? – игриво спрашивал капитан Жак, не скрывая своего взгляда на бедра доктора Хейфиц.

– Куда вы денетесь капитан. – улыбнулась Марго. – У вас хронический панкреатит. Вы знали?

– Да я здоров как бык.

– Я назначаю вам ферменты, во время еды и диету. Ничего жирного, жареного, острого, соленого. Нежирные бульоны, сухарики, каши на воде. Мясо отварное или паровое. Тоже с рыбой и птицей. И никакого алкоголя.

– Да вы, наверное, шутите, доктор?

– А это виферон. Смазывайте пораженные участки два раза в день и воздержитесь от половых контактов. Это тоже не шутка.

– Ну ты даешь док, прямо воздержаться? – Жак поднялся с кушетки и обнял доктора за талию. Марго приветливо улыбнулась и обняла капитана в ответ, заодно сбросив ему в карман брюк золотое потертое кольцо.

Ночь выдалась душная. Окна и двери в палатах были открыты. Одеяла сброшены на пол. Пятки солдат, торчащие из дыр в носках, блестели в свете луны. Было слышно, как снаружи вздыхают дежурные и жалуются на жару. Они стояли на всех выходах, которые им показала Марго. Она шла по коридорам в полной темноте. Госпиталь она знала наизусть. Каждый уголок, каждый проход. С детства. С тех пор места для игр в прятки превратились в тайники для оружия, запрещенных препаратов и черной документации.

– Не спится, доктор? – раздался из темноты голос магистра.

– У меня в кабинете дышать нечем. Вот вышла проветриться.

Магистр открыл одну из входных дверей и кивнул дежурным. Они вышли на крыльцо и сели на первую ступеньку.

– Сигаретку? – Марго протянула магистру пачку. Он выудил своими костлявыми пальцами сигарету, и они закурили.

– А я бы с удовольствием сейчас завалился спать, но бумажная волокита.

– Я вас понимаю, магистр.

– Я всегда жалел докторов. Вы столько работаете, спасаете жизни. Сутками на ногах. И на вас взвалили эту канцелярию.

– Без нее никуда. Министерство же должно знать, что мы тут не прохлаждаемся.

– С нами, наверное, еще больше стало. Это же на каждого человека историю завести. У того нога, у другого голова, у третьего жопа. И никого не пропустить. Знаю. Когда случилась та страшная эпидемия, они там читать уставали.

– Если вообще читали.

– Зря вы так. Конечно читали. В городе была минута молчания. Ваши родители, Паторсы. Основатели ордена. Хорошо, что вы, и наше преосвященство выжили.

– Мы были детьми и почти не контактировали с зараженными. – Марго не нравилось то, куда идет этот разговор.

– Господь действительно сохранил вас. Особенно его святейшества. Он ведь тяжело болел в детстве.

– Да, у Юстина были дегенеративные заболевания костей. Помню, он никогда не играл с нами. Все время сидел за своими книжками. А мы кричали его под окнами. Пути господни неисповедимы.

– Какого было расти с будущим папой?

– Не знаю. Мы из разных миров. Я всего лишь руки господа, а он его рот и уши. Пойду отдохну. Завтра нужно начать вакцинацию и профилактические курсы антибиотиков.

– Снова какая-то зараза?

– Нет. Всего лишь профилактика. Здесь другой климат и иммунитет солдат не приспособлен к местным вирусам и бактериям.

– С нами бог! Не трудитесь, доктор. Он даст здоровье тому, кто проделал ради него этот путь.

– Даст. А мы ему в этом поможем. Я своими средствами. Вы своими.

– Спокойной ночи, доктор.

– Приятных снов, магистр.

Марго дождалась, пока магистр зайдет внутрь, а потом зашла сама. Магистр все еще шаркал наверху. Она свернула на кухню. Слуги без задних ног спали, уложив головы на стол. По рукам их нагло бегали тараканы и собирали остатки муки. Марго спустилась в погреб. Среди банок солений она нашарила бутылку вина, надеясь, что она скрасит ее опоздание. Здесь власть тараканов сменили крысы и без страха бегали под ногами доктора. Под полками с запасами был узкий лаз. С каждым годом Марго отмечала, что он становился все уже и давала себе обещание меньше есть. Крысы здесь совсем распоясались и били хвостами по лицу.

В аварийной части храма было не так душно. Среди обваливающихся стен гулял ветерок. Голоса постовых было уже на разобрать. Марго протиснулась между плитами и уткнулась в чужой торс.

– Ариф. – Марго уже вынула, но потом узнала непрошеного гостя.

– Какого дьявола так долго? Я думал эти плащи тебя съели с голодухи!

– Тебя могли заметить и убить!

– Не оскорбляй меня, док. Знаешь почему мы их зовем плащи? Потому что в этих тряпках их без прицела за пятьсот метров видать!

– Поехали скорее. – Ариф указал на скучающего коня, пытающегося расковырять копытом засохшую землю.

– Серьезно? А чего не на собаках? Хочешь, что бы я себе всю задницу отстучала? – Марго нехотя забралась на коня и обхватила руками талию Арифа. От его одежды пахло костром. Они тряслись по каменистым обходным путям и Марго билась носом о спину мужчины. Такие моменты нагоняли на Марго грусть. Конь вместо автомобиля. Цокот копыт вместо музыки. И пустота на мили вокруг. Ни разрушенного дома, ни кривой вышки, ни торгаша с телегой. Здесь некуда девать деньги, а распятие годиться только для разведения костра. Здесь человек против природы, а не против человека как это привычно. Пустыня понемногу сменялась кустарниками, черными ямами от костров, костями животных и людей, торчащими из песка. И наконец холодный свет ламп в окнах.

Марго сползла с лошади, и они с Арифом вошли в длинный каменный барак. Внутри было душно. С десяток мужчин сидели перед старым телевизором дексп и смотрели какой-то боевик с диска. Пили чай из грязных засаленных кружек и курили кальян. В самом конце длинной комнаты на железной кровати лежал молодой кудрявый паренек. Все его туловище было облеплено желтыми кровавыми тряпками. Грудь часто и коротко вздымалась. Матрац под ним был черный от пота, грязи и копоти. Парень был крепкий. Он поднимал голову, поддерживал разговор и даже пытался улыбаться, когда завидел знакомое лицо Арифа.

–Одна из машин наехала на мину, оставленную американцами пол века назад. Все осколки пришлись на Саида.

– Сколько повязок уже сменили?

– Восемь, с тех пор как уехал Ариф. – ответили те, что смотрели фильм и курили.

Она скинула тряпки с тела поставила сумку на стол и достала четыре гемакона с кровью, несколько перевязочных пакетов, игл и шовного материала.

– Я вас оставлю. – сказал Ариф. Марго кивнула.

Марго грубо терла тело марлевыми салфетками.

– Больно?

– Нет. – ответил Саид. – Вы меня спасете. Я точно знаю. Я выдал замуж только одну дочь, а у меня их пять. Если выдам замуж троих – попаду в рай.

– Пять? А как их зовут?

Пока Саид увлеченно рассказывал о своей семье Марго вынимала осколки и иссекала раны.

– Ада, Мурафа, Луиза, Камила.. Ау!

– Тише. Гляди какой кусок! Сейчас зашьем. Не видать тебе рая и сорок девственниц еще сто лет. Вернешься к дочкам и жене. Тебе еще сына надо. Да?

– Да. – кивнул Саид.

Марго отбросила инструменты и закрыла чистыми бинтами торс Саида. Подвесила гемакон на гвоздь, торчащий из стены.

– Спина не болит? Не тошнит?

– Ничего не болит, все хорошо док.

– Отдыхай Саид. Если что, я здесь.

Марго вернулась к Арифу, который уже хлебал из кружки с сантиметровым слоем грязи и затягивался кальяном с такого же грязного мундштука.

– Саид сильный. Выкарабкается. Извини, что опоздала. Вина? – Марго достала из той же сумки со льдом, где лежала кровь, бутылку вина. – Или тебе нельзя?

– Мы под крышей, Аллах не видит. – Ариф достал две кружки.

– За здоровье.

– Я видел у вас гости? Они готовятся пересечь границу?

– Они пока бюродрочствуют. – Марго осушила кружку залпом и заполнила снова.

– Что делают?

– Отправляют документы, заполняют бумаги, отчитываются перед командованием. Это длительный процесс. Как у вас дела?

– Были бы уже дома, если бы не чертова мина и кривоногий Саид.

– Твоим людям хватает лекарств? Одежды? Еды?

– Всего достаточно, Марго. Правда ребята скучают без женской ласки. – Ариф выпил кружку залпом и громко поставил на стол.

– Среди моих гостей есть пять сотен женщин. Они не так покладисты, как ваши, но в целом.

– В целом, дырка у всех одинаковая.

– Полегче, Ариф. Я могу и оскорбиться.

– Ты не женщина, ты – док. Не сердись Марго.

– Разве я могу сердиться. – Марго улыбнулась и махнула рукой. – Завтра у нас вакцинация. Послезавтра они должны покинуть госпиталь. Переставишь систему в другой пакет, как этот закончится и напиши, как все прокапает.

– Дойдешь сама? Возьми коня, он нам все равно не нужен.

– Спасибо, я лучше прогуляюсь.

Войско выглядело не выспавшимся. Они теребили скатерть грязными пальцами и зевали, ожидая завтрака. Наконец слуги внесли на подносах консервированную кашу с курицей, как было указано на банке, на деле же кашу с жиром и куриной кожей.

Сильвия постелила перед доктором кружевную салфетку и поставила на нее помятую банку энергетика. Не вынимая сигареты изо рта, Хейфиц влила в себя напиток, смяла банку кулаком и постучала ей по краю стола.

– После завтрака все офицеры пройдут в процедурные кабинеты, для вакцинации. Перед входом раздеться до пояса. После отправляйте свой состав и проконтролируйте, что бы каждая боевая единица была привита.

– А почему только до пояса? – спросил Морье и стол залился гоготом.

– Вы, капитан, можете раздеться полностью. – ответила Марго и смех сменился свистами и улюлюканьем.

– А те, у кого нет звания, прививаться не будут? – с конца стала донесся женский голос.

– Привиты будут все. Орден святой девы Марии в пятый кабинет, сразу после офицеров.

– А почему бы не пропустить дам вперед? – пререкался голос.

– Открывание дверей и пропуск женщин и пожилых вперед считается вежливостью и хорошим тоном, но, в древности. В те времена, что мы не застали, вперед пропускали слабых и больных, что бы в случае опасности не пострадали основные силы. Вы слабые? Или больные?

Ответом послужил лишь звон ложек о края консервных банок.

Зашел-вышел. Очереди на прививки двигались быстро во всех кабинетах, кроме того, где уколы делала доктор Хейфиц. Каждый офицер считал своим долгом отпустить пару сальных шуток, посидеть на кушетке, болтая ногами, показать болячку на гениталиях и попытаться выклянчить спирт.

– Здравствуйте Ричард, не видела вас за завтраком. Как вы себя чувствуете?

– Нормально. – буркнул Ричард. – Ставьте ваши уколы.

– Они ваши. Три укола. Два в плечо, один под лопатку. Если в течении суток вы почувствуете недомогание, немедленно обратитесь к сестрам, братьям или лично ко мне.

– Так точно.

Первая игла без предупреждения вошла под кожу. Ричард дернулся.

– Это не больно. Как мутировавший комар. Только после ничего не воспаляется и не гниет.

– Я просто не люблю, когда меня трогают посторонние люди.

Марго нарочито положила свою руку на чужую обнаженную грудь. Слегка погладила влажную кожу и резко спустилась к животу. Докторские грубые нажимы сменялись нежными поглаживаниями.

– Я надеюсь, вы больше не употребляли стимуляторы или другие препараты.

– Никак нет. – без запинки сказал Ричард.

– Кольцо нашли?

– Нет.

– Не расстраивайтесь. Скоро вы найдете столько заброшенных богатств, что сможете купаться в золоте и завалить им свою жену.

– Если она еще среди живых. Она исчезла прямо перед отъездом, а я не смог даже маленькую попытку предпринять, чтобы найти ее.

– Ваша жена жива и здорова. Они с вашим сыном могли отправиться к друзьям или родным. В такое время лучше держаться вместе. На ваших плечах сейчас тысячи чужих жен, детей, отцов и матерей. Вам обязательно воздастся.

– Надеюсь. Спасибо доктор.

Ричард вышел, громко хлопнув дверью и за ним в кабинет сразу же проскочил следующий. В коридоре стоял давящий на голову гул голосов. Капитан Морье, до сих пор не одевшись обсуждал доктора Хейфиц с другими офицерами. Размахивая руками он в красках описывал как бы он ее и в каких позах. На Ричарда нашла злость. Ревностная злость, до ломоты в кулаках. Как будто Морье говорил не о Марго, а о Марии, его жене. Говори он о любой другой женщине: сестре или служанке. Ричард бы и внимания не обратил.

– Капитан Ричард. Вы привились? – из фантазий, где Ричард разбивал в кровь лицо Морье и сбивал костяшки о чужие зубы, его вырвал пьяный голос Бруно.

– Да. Ты не видел магистра Антония?

– Никак нет, господин.

Ричард махнул на Бруно рукой и последовал к остальным офицерам, жадно слушающего пошлости Морье.

– Никто не видел магистра Антония?

– Сидит второй день в архиве.

– Наверное дрочит там на фото голых баб под наркозом. – рассмеялся Морье. – Эй, Готфри. Где это чмо? Кто видел моего сержанта?

На брань прибежал Готфри. Возрастом чуть младше Бруно, забитый худой подросток с заплывшими от конъюнктивита глазами.

– Вы звали, мой господин?

– Что ты ходишь как в штаны насрал. Пойди спустись в архив и возьми у магистра чего-нибудь для разгона. Держи. И не потеряй, скотина! – Морье вынул из кармана золотое кольцо и вложил в ладонь сержанта.

Кровь прилила к лицу Ричарда. Капитан только что отдал его кольцо. Это точно не снятое с трупа и не найденное. Вмятина от последней драки с заемщиками, царапины.

Ричард без раздумий выхватил кольцо. Морье не успел возмутиться, как Ричард бросился на него. Без обвинений, без слов. Он повалил капитана на пол и стал бить по лицу. Он успел нанести два хороших удара, перед тем, как его оттащили.

– Рич, ты нормальный?

Морье вскочил на ноги, вытирая кровь со лба и пнул Ричарда в грудь. Его тоже схватили под руки.

– Мужики, вы чего?

– Это мое кольцо. Крыса. Он украл у меня кольцо! – Ричард вопил и вырывался из хватки сослуживцев.

– Ты кого крысой назвал? Я его нашел. Просрал свое кольцо сам! Тебе тут папа не поможет. Так что держи клешни при себе.

Ричард дернулся и его успокоили ударом в челюсть. Яркий свет коридора гас. Морье разжимал его пальцы и забирал кольцо. Ричард висел на чужих руках как мокрая тряпка.

– Что здесь происходит? – сквозь шум в ушах Ричард услышал Марго.

– Ничего док.

– Здесь больница, а не ринг. Еще раз увижу…

– И что? Подмешаешь нам слабительного? Зашла в свой кабинет и утихла.

Ричард уже ничего не слышал и не видел. Его волокли по коридору.

– У вас железная выдержка, доктор. Я бы за такие слова ему череп проломила.

– Я не заметила ни у кого травм черепа. Или с вами обращались как с королевой Анной? И я кажется сказала раздеться до пояса.

Посреди кабинета стояла крепкая низкорослая женщина с обветренными щеками. Она была в майке и нелепо торчащем из-под нее грязном бюстгальтере, который то поднимался, то опускался. Он был женщине явно не по размеру.

– Руки открыты.

Марго пожала плечами взяла шприц и так не сделала укол.

– Елена, вы себя хорошо чувствуете?

– Прекрасно. – буркнула женщина. Голос звучал неестественно.

– Измерьте температуру. – Марго протянула ей термометр и позвала следующего.

Женщины под командованием Елены, были менее стеснительными. Они спокойно стояли с голой грудью и охотно общались с Марго. Даже шутили. Кабинет наполнился женским смехом. Они с доктором обсуждали офицеров, прыщи, менструацию и прочую дамскую чушь. Елена все еще сидела на кушетке с термометром подмышкой и волком смотрела на Хейфиц.

– Пять минут прошло. – Марго вытащила термометр, не дав Елене взглянуть на него.

– Тридцать восемь. Вы точно хорошо себя чувствуете?

– У вас тут жарковато.

– Нужно сделать рентген. У вас может быть пневмония.

– Я не кашляю.

– Пневмония убивает человека за три дня. Будем ждать, когда начнете кашлять?

Елена неохотно кивнула и последовала за доктором.

Глава 16. Срывая маски, не урони свою

Ночь снова оказалась душной. Простыня под Марго уже была мокрой от пота, сколько бы та не каталась по кровати. Хейфиц лежала на спине, без подушки, держа над собой рентгеновский снимок и смеялась.

– Ну надо же. Нет, ну надо же! – крикнула Марго в темноту. По привычке она потянулась к телефону, но одернула руку. Ей теперь некому звонить. Марго отбросила снимок на пол и перевернулась на живот. О таком хотелось кому-то рассказать. Но кому? Эрлу? Он вздохнет и начнет причитать о своих потерянных ногах и правительстве. Как хорошо было еще пять месяцев назад. Когда можно было позвонить Хьюго и рассказать, что сегодня пришел паломник с гангреной на ноге. А Марго увеличила наркоз, после чего слила с него кровь и забрала все оружие и одежду. А Хьюго в ответ рассказал бы, как на утренней проповеди блеванул на землю, а фанатичная толпа дралась за возможность прикоснуться к его рвотным массам. Савелий плохой доктор и плохой друг. Сильвия как наседка. Во всем огромном госпитале совершенно не с кем поговорить. Хотя, не совсем.

Марго протерла лицо простыней, взяла снимок и отправилась вниз. Здесь в огромных палатах спали низшие чины и орден Марии. На пороге палаты без дверей ее встретила дежурная. У мужчин такого не было, и Марго даже похвалила Елену в своей голове.

– Позови командующую, это по поводу ее анализов.

Совсем молоденькая девчонка, вся в прыщах понеслась вглубь палаты и подняла Елену.

– Вот ваш снимок.

– Я здорова?

– Отойдем. – сказала Марго и они двинулись вдоль коридора к окну.

– У меня пневмония?

– Нет. Ваши легкие в отличном состоянии. Вы совершенно здоровый мужчина. – сказала Марго и сделала шаг назад, держа на изготовке скальпель за спиной.

– Доктор, вы что, не различаете пола? Как же вы закончили институт? – Елена пыталась сказать это с насмешкой, но на лице читалась паника.

– Отлично различаю мужчину и женщину по скелету. Не отводите глаз. Хотите меня ударить? Или вы за однополые драки?

– Сколько ты хочешь? – Елена не теряла надежду зацепиться глазами хоть за какое-то оружие в пустом коридоре.

– Вот такой разговор мне нравится, Елена, или как вас называть?

– Я Елена. Сколько? – лицо Елены белело от злобы. Вены выступили на лбу. Следы от бритья на лице покраснели. Даже в темноте коридора было видно. Перед Марго мужчина. С длинными волосами, нескладный, низкий, сколько не затягивайся корсетом не выщипывай брови и не брей щеки – мужчина.

– Сколько чего? Мне не нужны деньги. Что я буду тут на них здесь покупать? Песок? Птичий помет? Мне нужна маленькая услуга.

– Какая?

– Убей капитана Морье.

– Что? Это невозможно!

– Для истиной женщины нет ничего невозможного. И еще поправочка. Без оружия и без яда. Убей его голыми руками. Забей до смерти.

– Согласен. Согласна.

– И еще. Найди бюстгальтер своего размера. Не хочу, чтобы тебя разоблачил кто-то еще.

И женщины разошлись. Госпиталь снова погрузился в тишину без шепота и стука босых ног по плитке. Только в подвале, в архиве пыхтел магистр Антоний, набирая один и тот же номер и потирая изрытое шрамами лицо.

– Магистр. – долгожданный ответ послышался в трубке.

– Господин кардинал, у меня есть для вас важная информация.

– Надеюсь, реально важная. У меня во дворце цирк уродов. Король сегодня помочился в штаны, когда поздравлял горожан с началом пасхальной недели. Его святейшество отправился к вам.

– Речь идет о его святейшестве. У меня есть подозрения, что Юстин Паторс скончался во время эпидемии в госпитале святых Петра и Павла. Если не от инфекции, то от своих хронических заболеваний. Кто сейчас на папском престоле, одному богу известно. Перешлите мне отчеты доктора Болмана по погибшим в той эпидемии.

– Ало! Ало! Магистр. Вас не слышно. Все заикается. Повторите.

– Кардинал! – магистр со всей злости бросил телефон в одну из книжных полок.

Посреди пустыни, разрушенных дорог, полусгнивших машин и человеческих останков слепились две собаки. Одна была крупной и рыжей. Другая тощей и плешивой. Их вид успокаивал и клонил в сон. Но спать было нельзя. Кто знает водитель или охрана в любой момент могут накинуть на шею шнурок или просто запереть в машине и поджечь. Вместо закладки в библии формата шестьдесят на восемьдесят четыре лежит скальпель. В кармане пистолет. Перед лицом планшет. В два часа нужно выйти на связь. Неделя пасхи. Люди хотят видеть папу. Хьюго гладил торчащее из страниц острие пальцем и нажимал сильнее, когда веки предательски закрывались. Еще неделю он мог приказать что угодно кому угодно. Хоть самой королеве. А в случае отказа отлучить от церкви. А теперь он боится закрыть глаза, так его голову могут отлучить от тела в любой момент. В мысли лезли дурные воспоминания, об отце изверге и яме для рабов. Машина ехала, а слипшиеся собаки все еще не исчезали из виду. Еще неделю назад он мог позвонить Марго и сказать ей об этих животных. «Я читал проповедь и увидел слипшихся собак.» «С балкона сегодня заметил трех воришек. Поставил на брюнета, но его поймали городские.» Как же было хорошо неделю назад, когда было с кем поговорить. Где-то в книге, что в правой руке написано, что предаваться унынию – грех. Но это страница залита вином или прожжена сигаретой. Хьюго открыл библию и взглянул на закладку. Это его первый подарок. Ему никогда не дарили подарков. в детстве. Сейчас каждый день праздник, то пожертвования, то жополизы принесут сигар или водки. А в детстве подарков не было. Он знал, что такое день рождения. Он видел, как рабы отца делают своим детям игрушки из мусора и вручают в этот особый день. Он видел, как мать накрывала для сестер столы и созывала соседей. Для него это был обычный день, как и все другие. Он кормил собак, выслушивал насмешки от мужей сестер, снова кормил собак, получал затрещину от отца, еще раз кормил собак и шел спать. Если в обычный день ему удавалось почитать или поиграть с местными детьми, то в день рождения все шло наперекосяк.

Свой тринадцатый день рождения Хьюго встретил уже сиротой. С утра, после каши Сильвия отрезала всем по куску праздничного пирога и разрешила не помогать в этот день сестрам, а целый день провести на улице. Роману было дико, что чужая женщина поздравляет его с праздником. Желает здоровья, денег, хороших невест и счастья. Они с Марго запускали коляску покойного Юстина с горы, а потом Марго достала этот самый скальпель из кармана. Он был завернут в платок

– Я стащила его в операционной. С днем рождения. – Марго протягивает маленький сверток и смотрит на реакцию.

– Спасибо. А что мне с ним делать? – спросил Роман, осторожно развернув марлю. Он не знает, как распаковывать подарки. Он боится сломать, уронить, сделать что-то не так. – Резать людей?

– Режь все, что хочешь. Это ведь твой подарок.

Как так случилось, что зарезать он теперь хочет единственного друга. Что пошло не так? Эта мысль не давала Хьюго покоя. Где он оступился? Как снова спать по ночам, а не сидеть под дверью с пистолетом, выложив на кровати свою фигуру из подушек? Как походить вновь к окнам? Кому теперь рассказать о слипшихся собаках или папилломах в паху. С кем можно не быть чопорным его святейшеством? Что теперь будет? Неделю назад он имел отчетливое представление о том, что будет. Будет война, в которой Французское королевство станет единственным победителем. Будет больше христианских земель. Будет больше налогов, больше денег, больше храмов и больше правителей под папским каблуком. И все это сделают два человека. Только два. Праздновать будет вся страна. Последний христарадник будет подкидывать вверх дырявую шляпу на параде. А что будет теперь? Марго может уничтожить всю его армию, поставив не тот укол, если она еще жива. А если она уже мертва, то последний христарадник подбросит свою шляпу вверх на параде, его прогонят городские и изобьют дубинками за углом. А Хьюго сможет поговорить только с тупым мальчишкой из церковно-приходской школы, который коровьими глазами заглянет ему в рот, а потом натянет брюки и стыдливо сбежит на уроки.

Эти мысли ели Хьюго изнутри. До боли в костях. Было страшно закрыть глаза. Было страшно ехать с теми, кто может в любую секунду убить его. Было страшно приехать в госпиталь святых Петра и Павла и обнаружить что Хейфиц нет в живых. И еще страшнее обнаружить ее здоровой и готовой к мести.

Глава 17. Непредвиденные расходы

Как намекнуть засидевшимся гостям, что пора бы и честь знать? Начать убирать за ними тарелки, сказать, что завтра рано на работу. Помаячить врагами с сирийской границы.

Ничего не помогало от христианского воинства и увязавшегося за ним сброда. Они как саранча пожрали уже все запасы госпиталя Петра и Павла, убили всех птиц и бродячих собак на милю, портили белье своими орлиными когтями и грязными пятками, воровали алюминиевые ложки и спирт.

Марго высунулась в окно процедурного кабинета покурить и увидела перед воротами госпиталя танк. Это был приятный сюрприз. Ни одни из паломников, что пытались достать его из песчаного плена так свою работу и не закончили.

– Вот это да! – Марго перемахнула через подоконник и оказалась на улице. – Что это?

– Абрамс M1A2 SEP V2. Американский танк. – ответил магистр.

– Господь с вами, магистр, нельзя произносить название страны, что разгневала бога!

– Но скажи я, что это французский танк или любой другой, это было бы ложью. А отец наш всевышний не терпит лжи. Не так ли, доктор?

– Это так, магистр. Безусловно.

– Вы говорили, что уничтожаете дьявольское оружие и мы выделяем вам деньги из бюджета на его уничтожение. Что этот делает здесь?

– Он, наверное, был под землей. Да и заметь мы его, вытащить столько тонн не смогли бы самостоятельно.

– А мне показалось, что вы доктор, можете вытащить что угодно и куда угодно. Каждый божий день вытаскиваете людей с того света. Юстина Паторса, например.

– Его преосвященство? Его исцелил сам господь, для себя.

– Скажите мне, доктор… – магистра оборвал истошный крик сержанта Готфри.

– Капитан мертв! Капитан Морье мертв!

Марго и остальные рванули внутрь. Капитан Морье наполовину торчал из дверей деревянного сортира. Грязные белые волосы слиплись от крови. Из лица торчали щепки.

– Никому не подходить! – приказал магистр. – Доктор Хейфиц.

Марго опустилась на колени перед телом и проверила пульс. Тело уже остыло, даже с поправкой на жару, но Марго надавила на грудь мертвеца. Несколько секунд на то, чтобы вспомнить все лица, что вошкались у танка как муравьи и кто на сколько отлучался.

– Носилки!

Сильвия качала головой. Много она видела странностей, работая с Хейфиц, но что бы трупу ломали пальцы.

– Время смерти пятнадцать двадцать три. Причина смерти множественные внутренние кровотечения и ушибы органов.

– Что ты задумала, Марго?

– Пригласите магистра, сестра.

– Смерть наступила в результате внутренних кровоизлияний, в том числе в мозг, – повторила доктор Хейфиц. – Не нужно быть врачом, чтобы догадаться, что капитана Морье избили до смерти.

– Это вопиющий случай. Мы должны немедленно найти виновника и казнить. – раздавались крики за спиной магистра.

– Магистр, вы знаете всех офицеров, как своих детей. Кто мог желать Морье смерти?

– Никто из наших офицеров не способен на такое.

– У него сломаны пальцы на руках, будто кто-то пытался что-то отобрать. Поговорите с его сержантом, может он знает, что пропало? К тому же вчера, во время вакцинации у них произошел конфликт с капитаном Ричардом.

Не можешь уйти от неизбежного, отсрочь это самое неизбежное. Теперь мысли магистра заняты жестоким убийством. Он отстанет от Марго на время, а там, дай бог, встретит шальную пулю или дизентерию.

Все забыли про свою находку. Улица опустела и танк остался сиротливо стоять у свинарников. Магистр проводил расследование. Слуги попрятались в кухнях и подсобках. Солдаты не смели вынести ведро. Выдалась свободная минутка и Марго совершенно не знала, чем ее занять. Она тупо пялилась на телефон. Хьюго наверняка будет занят. И почему магистр так интересуется Юстином Паторсом и документами о эпидемии тридцатилетний давности. Марго пялилась на яркий экран. Если он знает, что она жива, почему бы не позвонить. Потому что они больше не друзья. Потому что им будет нечего друг другу сказать. А может что-то осталось?

– Доктор Хейфиц! – в кабинет вбежал взъерошенный и трезвый Бруно. Марго одернула руку от телефона.

– Что с вами, сержант?

– Доктор! Помогите! Капитана Ричарда обвиняют в убийстве и хотят повесить.

Марго вскочила с кушетки и побежала за Бруно.

– Что здесь происходит? – Марго вбежала в палату. Койки были поставлены на попа. Посередине сидел Ричард с парой свежих кровоподтеков на лице. Остальные стояли вокруг.

– Доктор, покиньте помещение.

– Это мой госпиталь. И я имею право находиться в любом помещении. И беспокоится за состояние своих пациентов.

– Этот человек убил офицера, доктор. Он будет казнен.

– Это храм господень и дом больных и заблудших. Я не позволю здесь чинить расправы!

– Это военный суд, а не расправа! – магистр замахнулся, но Бруно вскочил перед Марго и принял пощечину на себя.

– Прошу вас. Вы ведь не знаете наверняка, что именно Ричард семнадцатый убил Морье. Что если вы казните невиновного?

– Вы не королевский следователь.

– И вы тоже.

– Уведите доктора Хейфиц. – приказал магистр и Марго подхватили под руки и поволокли в коридор.

– Вы не можете убить его без доказательств! Он спас самого папу от смерти, стал бы он убивать офицера! – кричала Марго, пока ее не бросили на пол.

Двери в палату закрылись. Марго отряхнула халат и поднялась на ноги. Все прихвостни магистра глядят ему в рот, пока тот оглашает смертные приговоры. Есть время похозяйничать в собственном госпитале. Марго спустилась в архив, собрала все документы и поспешила в подвал.

Эрл раздобрел на харчах сестры Сильвии. Бока упирались в подлокотники коляски. Он играл в какую-то старую стрелялку, забыв про дроны и видеонаблюдение.

– А я думал про меня уже все забыли.

– Прости. Никак ноги до тебя не доходили. – Марго свалила стопку бумаг в ведро, вылила туда пол бутылки антисептика и подожгла.

– Что ты делаешь?

– Исправляю свои ошибки. Старая идиотка.

– Ты не такая уж и старая. Очень даже ничего.

– Деньги переводишь?

– В процессе. Я перевожу небольшими суммами и не напрямую, а через мертвые счета. Что бы отследить похитителя было сложнее.

– А можешь сделать так, чтобы связи здесь не было вообще?

– Марго, ты хоть представляешь себе, что такое связь?

– Сделай так, чтобы никто отсюда не смог позвонить.

– Я могу вывести из строя отдельные устройства. Если они доступны в общественной сети. Сейчас посмотрю, а ты мне скажешь какие отключить.

– Отключай все, что найдешь.

– Мне стоит бояться? Ты говорила, что войска задержатся здесь на пару-тройку дней. Но вот уже почти неделя, – Эрл откатился от компьютера. – Тебя что, били?

– Немного помяли. Я не рассчитала кое-что. Я вообще совершила огромную глупость.

– У тебя голова другим занята. Может я тебя плохо знаю, но ты показала себя расчетливой сукой. А сейчас ты потеряна и кидаешься из крайности в крайность.

– Ты успел сходить выучиться на психолога?

– Может хватит шуток про ходьбу?

– Может займешься делом. – Марго залила догорающие бумажки в ведре водой и вышла наверх. Гремели ведра, солдаты спешили на ужин, кто –то зажимал девку из ордена святой девы Марии в углу, а она неуверенно отказывалась и картинно толкала грубияна.

Марго выцепила из толпы Бруно.

– Ну что?

– Ничего. Повесят завтра. Нужно управиться к приезду папы.

– Приезд папы? – нижняя губа Марго глупо отвисла, а глаза округлились.

– Да. Его святейшество сказал, что собирается благословлять лично каждого и на каждую битву.

– А я и не знала. Нужно подготовить госпиталь. Нужно… – Марго засуетилась, затопталась на месте. На щеках появился нездоровый румянец. Губы безмолвно шевелились, то расплываясь в улыбке, то поджимаясь, делая лицо чопорным и сухим.

– Спасибо вам доктор. Ричард правда пальцем не трогал Жака. Ну да, начистил ему рожу, за то, что тот стащил у него кольцо. Но не убил бы. К тому же я был с ним рядом все это время. Но кто бы меня послушал?

– Твои показания не приняли?

– Все плевать хотели на прислугу. Еще и Мария здесь. Это жена Ричарда. Она оказывается ехала с нами все это время. Я еле успокоил ее, а то бы закрыли вместе с капитаном.

– Жена Ричарда здесь! Ну надо же. Какое совпадение. – воскликнула Марго.

– Да уж.

– У тебя есть звание! Ты не прислуга, Бруно.

– Прислуга. Мое звание позволяет мне отдавать приказы рядовым солдатам. В присутствии офицера я рта не могу открыть без разрешения. Меня передадут капитану Ниссону, как только Ричарда повесят.

– Магистр казался мне более рассудительным.

– Магистру плевать. Ему главное найти виновного, повесить и отправить отчет. За ним все равно проверять не будут. Он сказал, что грядут большие перемены. Я не понял, что это значит.

– Когда его святейшество должен прибыть?

– Через два дня. Мы были с Ричардом у него там красивее чем в музее. Он давал нам личные поручения. Ричард был у него на хорошем счету.

– Идем. – Марго потянула Бруно за руку в узкий коридор, где были натыканы кабинеты.

Марго открыла шкаф и стала шарить среди флаконов и ампул.

– Не хорони капитана раньше времени. Ты ведь все еще служишь ему и понесешь ему ужин?

– Так точно.

– Сможешь передать? – Марго протянула Бруно упаковку авентила. – Пусть выпьет все за раз, только коробку уничтожь.

Два дня. Два дня это непозволительно много. Оттянуть казнь Ричарда, а главное оттянуть свою. За окном все еще стреляли в темноту. Вибрация телефона на железном столике заставила Марго подпрыгнуть.

– Привет. Как все проходит? Кардинал сообщил мне, что магистр не может ему дозвониться и у него какое-то важное сообщение. Все хорошо?

Все совсем не хорошо.

– Паломники разгулялись. Бьют друг друга насмерть. Чем ты занимаешься? – Марго пыталась сохранить беззаботный тон.

– Собираюсь принимать ванну, – соврал Хьюго. – Все здоровы?

– Совершенно И каждый девяносто килограмм христианской ярости.

Звонок оборвался. Вместо полосок связи в верхнем углу экрана красовался крест.

– Долбаный Эрл. – Марго села на стул. Все планы катились к чертям. Хотелось сделать что-то еще. Хоть идти пешком в Бейрут, и доложить Ах Шаду, что сам папа приезжает на блюдечке с голубой каемочкой. Хоть идти встречать кортеж Хьюго с одним автоматом бутылкой спирта с тряпкой. Но безумно хотелось спать. Марго не помнила, когда спала в последний раз. Три дня назад полтора часа. Или четыре дня назад сорок минут. Она опустила голову на грудь Свет экрана телефона мерк.

Розовый горизонт, как на картинке и вода. Километры воды до горизонта. Ноги вязнут в песке. Марго в каких-то огромных шлёпанцах. Песок доходит до лодыжек и трудно доставать ноги. Бедра как деревянные. Марго падает в мокрый песок и снова поднимается. Позади толпа. Толпа коричневых мантий белых плащей и черных масок.

– Давай поднимайся. – Роман, с отросшими черными волосами, в грязной рясе бежит впереди и кричит ей.

– Вставай.

Каждая нога весит целую тонну. Марго падает и зарывается в песок словно страус. А под песком пустота. Марго летит вниз и просыпается.

– Доктор Хейфиц!

В кабинет врываются несколько солдат и слуг. На ржавой каталке лежит Ричард, прикованный наручниками к ножке. Лицо мокрое и бледное. Зрачков невидно в щелочке глаз. Изо рта льется белая пенистая слюна.

– Сестра Сильвия. Готовьте интубационную трубку, преднизолон и диазепам! – Марго вскочила со стула, натянула уже использованные перчатки и наскоро протерла их антисептиком.

Сильвия без разговоров вошла в вену. Марго вытащила язык двумя пальцами и ввела трубку в глотку капитана.

– Что вы с ним делали?

– Ничего.

– Я зафиксирую в историю, то что именно во время ареста у него случился припадок. Капитан был полностью здоров, во время моего первого осмотра. Вы применяли к нему насилие? Электрический ток?

– Я отправился унести грязную тарелку после ужина, а когда вернулся у него пена изо рта валила, и он дергался как ненормальный! Я ничего не делал! – вопил конвоир. Он и сам был бледный от случившегося. Умри приговоренный к показательной казни в его смену и ему самому головы не сносить.

– Ждите снаружи! – Марго дождалась, пока конвоир закроет за собой дверь и вытащила из кармана Ричарда ампулы.

Сильвия наблюдала за тем как Марго быстро сбрасывает их в ведро неопасных отходов.

– Марго. Можно мне сказать.

– Что такое, Сильвия?

– Ты рассказала магистру Антонию о ссоре капитана с тем убитым офицером, и я видела, как ты сняла с него то кольцо из-за которого они устроили мордобой в коридоре. Зачем ты пытаешься спасти его от виселицы?

– Не твоего ума дела.

– Марго. Ты заработала достаточно. У нас было все, о чем другие мечтают. Еще недавно мы жили в роскоши. А теперь вы пустили сюда всех этих людей. Еще одного нападения мы не выдержим.

– Все под контролем. Сильвия. Этот госпиталь и не такое переживал.

– Оборудование сломано, стены обрушаются. Провизия кончается. Нам нужен ремонт, а вы принимаете на себя удары со всех сторон. Остановитесь. Посмотрите на себя в зеркало Марго. Ты не спишь, не ешь. Пьешь кофе и эту химию! Твои действия неадекватны. Может я старая дура, но я вижу, что ты не можешь больше работать. Еще месяц назад я бы выполнила твой приказ без раздумий. Но ты теряешь контроль, над собой, над госпиталем, над происходящим.

– Сестра. Введите больному еще девяносто преднизолона.

– Нет. Я не буду ему ничего вводить. Он до смерти забил своего сослуживца. Он конченный наркоман. Ты губишь себя и нас всех. Я пойду к магистру и скажу, что у тебя помутился разум.

– Ты мне угрожаешь? – Марго неспешно подошла к столику. На нем была только упаковка ватных шариков, пинцет и бутылка антисептика.

– Я уже старуха, для того что бы бояьтся или угрожать. Ты сходишь с ума Марго! Опомнись! Ты пустила под откос всю нашу репутацию. Ты подвергаешь опасности жизни всех, кто здесь работает. Бедные девочки, что остались здесь, все они погибли! Эти европейцы ведут себя как животные. Я иду к магистру. Я буду молить о том, чтобы тебя отправили к докторам. Тебя уважают ордены, и правительство. Они помогут тебе.

– Ты права Сильвия, – Марго опустила руки. – Я все чаще совершаю ошибки. Иногда я не могу понять зачем я сделала ту или иную вещь. Я не знаю, что мне делать. – Марго подошла к Сильвии у уткнулась в ее мясистое плечо.

– Все будет хорошо, дорогая моя. Все будет хорошо. Тебе помогут. – Сильвия прижимала Марго к себе. Словно тридцать лет назад, когда Марго была маленькой сиротой.

– Все будет хорошо. – повторила Марго и воткнула пинцет, спрятанный в рукаве халата в шею сестре Сильвии.

Она замерла и вытянулась как струна. Кровь потекла вниз по шее она била тонкой струйкой из двух отверстий. Сильвия упала на затопанный конвоиром белый пол, так и не дотянувшись руками до раны.

– Прости. – все что смогла сказать Марго и оттащить сестру в дальний угол кабинета. Спокойно подошла к столику, набрала преднизолон и сделала Ричарду инъекцию.

Дыхание Ричара было все еще частое, но стабилизировалось. Пульс пришел в норму. Давление медленно, но верно поднималось. Дальше он справится сам. Или казнь отменяется. Нужно было вымыть пол и спрятать тело Сильвии.

Звон ведер. Звон котлов, зазывающий на завтрак.

Марго раскрыла глаза. Часы показывали половину двенадцатого. Ричард вертел головой и дергал наручники. Марго потерла щеку, на которой отпечатался край стола. Кабинет был чист. Полы блестели. Руки сушило.

– Доктор. – позвал Ричард.

– Я здесь. Как вы? – Марго оглядела кабинет на третий раз. Она не помнила, как вынесла Сильвию и как затерла пол.

– Пойдет. Спасибо вам. Только это все равно не поможет.

– Не унывайте капитан.

– Я никогда не нарушал закон. Никогда не бил солдат. Я ходил в церковь. Я все делал правильно. Многие ребята говорили, что я им как отец. Но вчера от меня все отвернулись. Они кричали что я убийца и готовы были меня растерзать. Я всегда уважал их. Я был строг, но не деспотичен. Почему? Почему никто не поддержал меня. Бруно да вы. Все они. Они говорили, что я хороший мужик. Что я достойный офицер. Сам Хьюго седьмой удостоил меня своим вниманием. А теперь, никто не вспомнил этого. Никто не сказал обо мне ни одного хорошего слова. Они только визжали о том, чтобы вздернуть меня. Почему? Почему все жалеют о смерти тщеславного идиота, который думал только о деньгах и куда пристроить свой член. Почему?!

– Бросай зайцев, греби к берегу, кричали деду Мазаю. Ты козел отпущения. Война – это не только захват территории, демонстрация силы и могущества. Это рекламная компания. Ты оказался антирекламой. Куча говна в ромашковом поле. Паршивая овца в стаде героев.

– Я считал магистра своим другом. Почему он мне не поверил?

– Я тоже не могу понять, за что меня предали некоторые люди. Но они это сделали. И знаете, что нужно сделать?

– Очистить свое имя. – предположил Ричард.

– Отомстить! – воодушевленно ответила Марго.

– Я не собираюсь никому мстить. Господь все расставит по местам! Что бы я не знал о каждом из них. Я не стану топить их никогда. Мы все в одной лодке. Я шел защищать свою родину и продолжу это делать, пока бьется мое сердце.

– Конечно. – Марго погладила Ричарда по руке.

– Зачем вы это сделали, доктор? Если магистр узнает, вам тоже придется не сладко.

– Отдыхайте, капитан. – Марго осторожно поцеловала капитана в лоб и вышла, пока он недоумевал.

Да, хронический патриотизм сильно поразил Ричарда. Одним ударом его вытравить. Нужно больше ударов. Пусть его предаст весь мир. Пусть это большое глупое сердце, которое должно остановиться, что бы Ричард перестал, быть слепо верящим в людей остолопом, разорвется. И тогда он станет обезумевшим от злости, разъяренным псом.

Из-под полы халата Марго передала конвоиру бутылку спирта.

– Держи. А то тебе еще всю ночь тут стоять. – подмигнула доктор и исчезла в темноте коридора.

Марго спустилась в подвал и удивилась, как же здесь чисто. Французская армия загадила вековой госпиталь в считанные дни. В подвале было хоть и сыро, но подметено. Пахло хлоркой и сигаретами.

– Ты куришь, Эрл? Пагубная привычка, ноги в старости будут болеть.

– Как хорошо, что у меня их нет, – съязвил Эрл и закашлялся. – Никогда раньше не понимал, зачем люди курят. Это не успокаивает ни разу. Зато убивает время. У меня есть кое-что, что тебе не понравится.

– Гонцу, принесшему плохую весть, отрубали голову.

– Магистру пришло сообщение, о том, что замешана в его похищении и еретической деятельности. Но магистр его не получил. Он разбил свой телефон. У него есть еще номера, но на них сообщения не поступали. Вот отправитель, знаешь кто это?

– Мразь! – Марго махнула рукой и один их мониторов Эрла оказался на полу. Она пинала стулья, сносила со стола бумаги, кружки и пепельницу. – За что? За что, блядь? – Марго резко умолкла села на пол и закрыла лицо руками. Она не плакала. Она ревела. Била ногами по полу.

Эрл подождал, пока Марго перестанет дергаться и орать. Когда она просто будет всхлипывать и материться. Тогда он осторожно подъехал на коляске к женщине и осторожно тронул за спину.

– Я тебя понимаю.

– Что ты понимаешь? Всю жизнь провел на помойке, дрожа над ненужными никому знаниями! Двадцать шесть лет у нас в руках были все деньги и все жалкие остатки человечества. За двадцать шесть лет, мы превратили безумную теократию в здоровую бюрократическую монархию. Двадцать шесть лет я из воздуха выдумывала врагов христианского мира, а Хьюго уничтожал их по щелчку пальца и собирал бурные овации. Двадцать шесть лет, я облизывала этих грязных обезьян, что бы те согласились проехать пару сотен миль и напороться на клинки великих паломников папы. Я думала мы друзья. У нас все было хорошо. Я все для него делала! Я его создала! – Марго вцепилась в волосы руками. В сыром подвале стало жарко и душно. Зубы сводило от злости и обиды. Все, что было коту под хвост. Только вот котов давно нет. Они погибли под атомным священным огнем, или были съедены.

– Мне сначала говорили, что я великий ум и последняя надежда цивилизации, а потом отрубили ноги по кусочкам. Может расскажешь мне все?

– Что тебе рассказать? Что ваш папа – сынок цыганских работорговцев, бежавших в Азию? Юстин Паторс. Инвалид. В одиннадцать он уже не ходил. Ездил на коляске. Руки у него стали как иссохшие корни дерева. Пальцы – барабанные палочки. Он еле переворачивал страницы библии, которые заставляли штудировать его родители. У них голубой мечтой было засунуть своего сына урода в церковь. Даже поломоем. Юстин не только не мог нормально двигаться. Он отставал в развитии. Нет бы родить другого, они пытались с помощью своего положения протолкнуть то, что получилось в христианский свет. Юстин погиб во время эпидемии. Я слышала, какие на него возлагают надежды. И они были не то, что ниточкой. Огромным проводом, как для газа. С деньгами. Мы с Романом выкрали его тело и все документы о смерти. Баз данных нет. Документы удел элиты. Раздолье для самозванцев. Мы с ним сделали все. Мы восстановили приток финансов в орден. Я специально заражала послов и паломников, чтобы потом излечить и снискать благодарность и уважение. У нас был огромный плацдарм, чтобы сотворить все что мы захотим. Юстин обладал заурядной внешностью. Он был приведением. Единственные фотографии в два года на рождество и в двенадцать лет. Романа было легко превратить в будущего служителя бога. Отбелить лицо, покрасить волосы, вставить линзы. Да. Мы с ним творили такие дела, которые не снились всем королевским интриганам. Это было потрясающие чувство, когда твои сверстники не умеют вытирать жопу, а ты заставляешь целые страны поверить в несуществующих врагов, бояться выдуманных болезней, искать, то, что сам спрятал. Тебя никто не воспринимает всерьез, а ты знаешь, что деньги на лекарства и оборудование заработал именно ты. Такие вещи сближают людей. Мы с Романом были не просто друзьями. Мы рассказывали друг другу совершенно все. Мы так доверяли друг другу, как не доверяют самому себе. Мы не выросли вместе. Мы состарились вместе. Дьявол. Мы продумывали этот поход два года. Все плюсы и минусы учли. Все расходы подсчитали. Все потери. Готовили к этому людей. А он… – Марго резко замолчала и уставилась в монитор. Несколько камер не показывали изображений. В процедурном, в архиве и в бывшей ординаторской, о камерах знали только Эрл, который не выходит из подвала, Сильвия, которая мертва и Савелий, который жив.

Марго быстро утерла слезы подолом халата. Красные пятна стали исчезать с лица. Отек с носа спадал.

Эрл снова остался один. Хейфиц вбежала в бывшую ординаторскую. Один единственный компьютер, покрытый толстым слоем пыли. Пожелтевшие от влаги и времени истории болезни на столах. Доктор достала скальпель и воткнула его в толстый монитор двухтысячного года производства. Такие ЭЛТ-мониторы ее отец называл бутербродами. Начинки в этом «бутерброде» не было. Марго ринулась к другом тайнику, но и тот был пуст. Марго замахнулась, но остановила руку. Легонько пнула стул. Нельзя впадать в панику.

– Нельзя впадать в панику. – повторила она для себя вслух. – Паника ведет к гибели. Горы скелетов на границах, что ты видела, это люди, впавшие в панику. Ты же знала, что дружбы не существует. Тебе не страшно. Ты владеешь ситуацией, – Марго расставила руки так, будто держала что-то тяжелое. – Вот так. Все под контролем, – трогая воздух, будто он был осязаемым и даже плотным Марго сделала несколько вдохов и выдохов. – Молодец. – похвалила она сама себя.

Состав мыл ноги и курил перед отбоем. Марго стояла возле туалета, отгоняя мух смолящей сигаретой.

– Елена. – издевательски протянула Марго, завидев ту на тропе к сортиру.

– Я выполнила твою просьбу. Дай пройти.

– Прости за любопытство, а писать ты будешь стоя, или уже полностью погрузилась в образ?

– Что нужно? – Елена попыталась прижать Марго к деревянной стенке туалета, но почувствовала сквозь дырку на платье холодную сталь.

– Осторожно, а то порежешься. Что нужно? Пустяк. Нужно еще кое кого убить. Но тут уже любым удобным способам. Говорят, женщины всегда выбирают яд. Как ты думаешь, это стереотип?

– Ты издеваешься? – Елена все же отошла.

– Доктор Болман. Ты, наверное, с ним уже знакома. Но сделать это нужно немедленно. Пописать времени нет.

Елена молча кивнула и развернулась обратно к тропинке. Марго смотрела ей в след. Хьюго, Сильвия, Савелий. Люди, которых она слышала и видела каждый день своей жизни. Жалости не было. Плакать уже не хотелось. Была тяжелая пустота в груди, которую хотелось заполнить дымом. Никого не останется. Неграмотные слуги да пустыня. Марго знала, что рано или поздно ей придется хоронить единственных близких, кто остался у нее после родителей. Но никогда не думала, что они захотят похоронить ее. Не было даже обиды.

– Угостите сигареткой? – Марго подошла к часовому на крыльце.

– Последняя. – буркнул тот.

Марго облокотилась рядом и уставилась на одного из младших офицеров, который стоял на четвереньках и изображал перед козой какое-то животное. Он ревел, по подбородку текла слюна.

– Переборщил с лекарствами магистра? – спросила Марго.

– Может полыни наелся, что за храмом растет.

Марго достала свою пачку из кармана халата и закурила. Две или три затяжки. От довольства собой становилось страшно. Скоро поднимется тревога. Она больше не допустит глупостей. Ошибок и бессмысленных действий. Четвертая затяжка. Тревога не поднималась. Чуть выше желудка образовалось щемящее чувство. Дурацкие воспоминания из детства. Постаревшее от нервов, курения и частого отбеливания рожа Романа. Марго прикусила губу. Сильвия, которая отчитывала ее за испачканное платье и за ночные побеги. Пятая затяжка. Савелию девятнадцать. Он только приехал в госпиталь на практику. Марго хвастается ему своим плеером, а он учит ее новому способу завязки шнурков. Показывает младшей Хейфиц, как завязать клеточкой, одной полосой, бантик посередине. Шестая затяжка и котлы зазвенели. Марго бросила окурок и побежала внутрь.

Возле бокса магистра толпилась охрана и офицеры в одном исподнем.

– Нападение на доктора Болмана!

В коридоре пахло потом куревом и порохом от свежего выстрела. Марго пробивала себе дорогу локтями, пока не увидела Елену в луже крови. Охрану магистра и Савелия прижимавшегося к грязным тряпкам штор. Он никогда не был трусом. Защищал от буйных пациентов сестер. Патрулировал местность по ночам. Но сейчас он выглядел жалко. Даже после смерти своей возлюбленной он был угрюмым, но не жалким щенком, забившимся за штору. Марго впервые заметила, как он постарел. Вчерашний студент, помогавший ее родителям, с глубокими залысинами, морщинами и черными кругами под глазами. Марго принялась исследовать пальцами свое лицо. Сухая кожа, обветренные скулы. Она поймала взгляд старика-студента на себе. Он смотрел на нее с такой ненавистью, будто она, а не Елена пыталась его убить. С таким отвращением, будто увидел гангрену. Марго тоже не сводила глаз. «Я даю тебе еще один шанс. Одумайся. И я прощу тебя.»

– Доктор Хейфиц. – громко позвал магистр, и Марго немедля опустилась на колени перед телом. Проверила пульс, посмотрела зрачки, а затем задрала платье почти на голову убитой.

– Наша госпожа – муж. – вынесла она диагноз и открыла рот в ожидании реакции.

– Фу блядь! – крикнул кто из офицеров и убежал восвояси.

– Что?

– Сами посмотрите, магистр. – Марго стянула с тела трусы.

– Заройте у свинарника.

Хорошее место. Сюда мало кто ходит из-за вони свиней. Можно сделать тайник. Или похоронить кого.

Савелий не принял молчаливого предложения. Нужно было придумать хоть что-то. Любую глупость. Оттянуть время хоть на пол часа.

Ричард лежал, чуть приподнявшись на локтях. Сесть на постели не давали наручники, что приковывали руки к койке. Волосы отрасли чуть ниже плеч. Свалянная мокрая борода обезображивала молодое загорелое лицо.

– Капитан! Ваш организм очень силен. Но я оставлю вас под наблюдением, на всякий случай.

– Перед смертью не надышишься.

– После смерти. А до. Нужно искать выход. И как минимум два. Слышали новость. На моего коллегу напала Елена.

– Мне уже доложили. Не Елена, а Джеймс Оутвуд Бланк! Граф, которого отлучили от церкви за похищение с целью выкупа, шантаж, вымогательства. Он так хотел заработать на походе, что переоделся в женское платье и собрал целый орден.

– Обманул бедных женщин. Вот же мразь. Как таких только земля носит?

– Все вокруг лгут. Украдут даже песок в пустыне. Нажираются, напиваются, набивают. Зачем Бог создал их такими? Или это я дурак и чего-то не понимаю? – произнес Ричард в потолок.

– Бог здесь не причем, капитан.

– Гореть им всем в аду.

– Конечно капитан. Хотите, я что-нибудь для вас сделаю?

– Да. Не могли бы вы написать письмо моей жене. Я продиктую.

– Конечно. – Марго вырвала листок из журнала, взяла ручку и уселась рядом с капитаном.

– Дорогая Мария. Я очень соскучился. По тебе, по Альберту, по нашему дому. Мне жаль, что тебя нет рядом и в тоже время я счастлив, что ты не видишь меня в этот момент. Я хочу, чтобы ты знала, я всегда был честным человеком. Или глупым. Это почти одно и тоже, как я недавно убедился. Что бы обо мне не говорили, не верь не единому слову и молись за мою душу. Твой муж, Ричард семнадцатый ле Пьер.

– Коротковато для предсмертной записки. Не хотите написать, как вы ее любите? Какой вы ее помните?

– А вы бы что написали?

– Не знаю. Я никого не люблю. – ответила Марго.

– У такой красивой женщины и никого нет? Я вам не верю доктор, – Ричард слабо улыбнулся. – Что, даже первой любви у вас не было?

– Хотя нет. Все очень лаконично. Я отправлю его сейчас же.

– Не впускайте пока конвоира. Я хотел бы помолиться напоследок.

– Думаю, молиться в наручниках, несколько неуважительно к господу. – Марго порылась в шкафчике, вынула остеотом и принялась за наручники. Кусать металл было даже проще чем кости. Тем более, что нормальных прочных сплавов после священного атомного огня нигде, кроме брошенных музеев не встретишь.

Если после этого Марго вернется и застанет Ричарда на своем месте, то с ним ловить уже нечего. Но все же, Марго решила отдать письмо Марии. Странно, что Мария сама не паслась возле бокса заключенного мужа.

Оставшиеся без защиты Елены, преданные и обманутые, оставшиеся женщины ордена заперлись в своей палате и подперли дверь. Остальные разбрелись по чужим койкам. Елена, не смотря на свой корыстный замысел все же держала их в кулаке и блюла дисциплину. Сейчас же, за закрытой дверью слышались крики и удары. Если прислушаться, то можно было разобрать, что кто-то побрызгался чужими духами. С трудом приоткрыв дверь Марго увидела, как виновницу бьют о железную кровать лицом.

– Эй, где мне найти Марию ле Пьер?

В ответ все как одна хмыкнули и продолжили свое занятие.

– Не видела Марию ле Пьер?

– Кого? – переспросила едва стоявшая на ногах молодая девица, в объятиях двух сержантов. От всех разило антисептиком и мочой.

– Марию ле Пьер не знаешь? – спросила Марго у другой женщины, которая ходила по палатам с написанным от руки прейскурантом цен на свое тело и умудрилась даже здесь наделать орфографических ошибок. В ответ женщина стала активно жестикулировать.

– Ты что, немая?

Дама часто закивала.

– А чего так дорого? Потому что не можешь сказать нет?

Снова кивки.

Марго махнула рукой и пошла дальше. Навстречу ей попалась еще одна девица с ведром в руках.

– Там немая торгует собой. А ты сколько берешь за вынос горшка?

– Немного, но зато это дерьмо снаружи, а не внутри меня. – быстро, не раздумывая ответила девушка. Она чем-то походила на Марию. Такая же худая и бледная. Как и остальные из ордена. Француженки, не видавшие солнца из-за атомной пыли.

– Марию ле Пьер знаешь?

– Жену этого иуды? Конечно знаю.

– О как! И где она?

– Надеюсь сдохла. Мы ее выперли. Ее муж убил капитана Морье, а она пыталась оправдать этот грех. Нас хотела настроить против магистра. Но мы не ее личная армия. Даяна ей лицо порезала. Что бы не завлекала мужиков. Вчера утром это было. С тех пор я ее не видела.

От бессмысленных разговоров и вони изо ртов тошнило. Марго вышла на улицу и под пристальными взглядами часовых прошла к сортиру. Ночь должна была быть прохладной. Об этом говорила статистика прогнозов за прошедшие года и патруль в куртках. Но Марго было жарко. Лицо горело, как после таблеток магистра. Глаза чесались. Когда приедет папа? Когда они уже начнут войну? Дошли ли немцы до Ватикана? Какой сейчас день? Цифры на экране телефона расплывались. Уши словно забили ватой. К горлу подходил ком воздуха. Больше в желудке ничего не было. Когда Марго последний раз ела? И когда последний раз спала? Влажная от изморози дверь сортира холодила затылок. Марго распахнула дверь что бы попытаться поблевать, но перед собой увидела две белых тощих ноги в синяках и язвочках. Над ними грязную юбку, порванный плащ и наконец почерневшее от недостатка кислорода, усыпанное мухами лицо Марии ле Пьер.

Глава 18. Никогда не поздно сказать правду, никогда не рано солгать всем

Лицо магистра было как асфальт после арт обстрела. Среди ям и пигментных пятен сидели мелкие гнойнички. В его возрасте они скорее всего образовались от смены климата и недостатка гигиены. Савелию хотелось выдавить все это. Петля косметическая, салициловая кислота. Возможно пару сеансов чистки и магистра можно было бы слушать нормально, а не вглядываться в этот фарш на щеках и подбородке.

Спина Савелия вспотела и прилипла к креслу. Обычно в архиве холодно и гуляют сквозняки, но сейчас здесь впервые за тридцать лет столько народу.

– Не бойтесь доктор Болман. Мы защитим вас. А господь воздаст вам за честность.

– Я не боюсь господин магистр. Я ведь сам к вам пришел.

– И это похвально. Вам простится ваша ложь, если вы с чистым сердцем.

– И я не пришел бы сюда, не найди я сестру Сильвию Никол сегодня утром в холодильнике для вакцин. Она истекла кровью.

– Мы соболезнуем вашей утрате. Сестра Никол была одной из старейших работников, – магистр притопнул каблуком. Это были не те откровения, которые были ему необходимы. – Но мы здесь по другому поводу.

– Включайте диктофон. Я расскажу все, что знаю. – кивнул Болман.

– Сигарету? Или может быть чего-нибудь для бодрости или смелости? – предложил магистр.

– Нет. Начнем.

Магистр нажал кнопку перемотки, а затем кнопку записи. Мерный шорох пленки, щелчки зажигалок и поскрипывание половиц.

Савелий выдохнул и откинулся на мокрую от пота спинку кресла.

– Если начинать. То с самого начала. Не знаю будет ли это вам интересно – Савелий втянул носом сигаретный дым. – Двадцать пятого мая две тысячи тридцать девятого года я приехал сюда из Валанса, проходить практику. Меня привезли рано. Часов в пять утра. И первым, что я увидел была девушка арабка. Она была совсем молодой, вся в жутких отеках. Вода сочилась через ее кожу. Когда я спросил у местных докторов, что с ней, мне сказали, что это реакция на новый экспериментальный препарат. Ее не лечили. Ей не пытались помочь, облегчить ее страдания. Они наблюдали. И таких больных были сотни. По заказу монакийского ордена Соломон Хейфиц и другие врачи тестировали на живых людях лекарства, косметические средства, вакцины. Официальных паломников с документами они разумеется не трогали. Собирали всяких бродяг из восточной Европы и местных. Говорили, что многие открытия были утеряны во время священного атомного огня. Черт, Соломон считал себя Авиценной или Парацельсом, здесь. Где церковь не видела его методов лечения, что он называл инновационными. Мы сжигали трупы, почти каждый день. Они ставили ложные диагнозы здоровым людям, чтобы положить их под нож. Я убеждал себя, что они правы. Что медицина в упадке, после священного огня, и они делают это все во благо. Они тестировали на живых людях яды. Какие легко определить в организме, а какие нет. Для нашего министерства обороны. Но никакого блага не было. Были лишь горы трупов и глубоко больных людей, что не могли больше полноценно жить. Пятнадцатого июля две тысячи тридцать деятого года мы выявили первую группу заболевших неизвестным вирусом. Когда мы выяснили, что это новая форма тифа заболевших было больше сорока человек, включая весь врачебный состав. Двадцать первого июля скончался глава ордена госпитальеров – Соломон Хейфиц. Пятнадцатого августа, закончив все профилактические меры и убедившись, что вспышка ликвидирована, я собирал посмертные эпикризы и отчеты для министерства, но не обнаружил документов Юстина Паторса. Все тела были кремированы в целях безопасности. Я не мог сделать повторных заключений. Мне было девятнадцать. Полгода назад я приехал сюда проходить практику. У одних из лучших. Я испугался. Думал меня отстранят от врачебной практики или посадят в тюрьму. Поэтому я записал господина Паторса в список живых. С этого все и началось.

– Имеются ли записи об этих опытах над людьми?

Савелий кивнул.

– Расскажите о Марго Хейфиц?

– Марго была крайне избалованным ребенком. Диана и Соломон слишком много ей позволяли. После их смерти она вела себя как хозяйка этого госпиталя. Мы не обращали на это внимание. Девочка потеряла мать и отца. Мы старались быть с ней мягче. Я тогда не замечал. Только когда Марго выросла, я понял, кто подделывает документы. Обманывает сестер меняя лечение. Я понял, что она точная копия своих кровожадных родителей, для которой человеческая жизнь ничего не значит. В госпитале стали снова появляться деньги. Мы могли позволить себе кровати, вместо досок. Новую аппаратуру и реактивы для анализов. Я стал больше времени уделять паломникам из Франции, чем простым страждущим. Так как они могли написать жалобу, а те аборигены могли только помочиться в углу процедурного кабинета в отместку. Люди делали мне предложения, от которых я не мог отказаться. Через три года умерла моя невеста. Я стал пить. Марго уже сдала экзамены и могла самостоятельно проводить операции и назначать лечение. Она занялась черной трансплантологией. Продажа органов. Как в Азию. Так в Европу. Торговля людьми. Детьми паломников, что умирали здесь. Я тогда страшно пил. Из-за Гаяни. Я не верил, что она мертва и заливал горе. А Марго наполняла мой стакан. Она хороший психолог. Могла усыпить страх, беспокойство. Это звучит глупо. Но ты не воспринимаешь подростка всерьез. Это и усыпляет бдительность. Маленькая сиротка. Мы ее недооценивали.

– Расскажите о том, кто стал Юстином Паторсом?

– Причиной эпидемии был один человек. Безымянный раб. Марк Бароско, работорговец со своей многочисленной семьей и рабами на продажу остановился у нас поправить здоровье и набраться сил. У него было две взрослых дочери и один сын. Забитый злой мальчик по имени Роман. Он с другими детьми был изолирован от инфицированных родителей. Они с Марго подружились и были неразлучны. Сильвия решила не отдавать его в другую семью, что бы у Марго был хоть один друг. Остальные дети с ними не общались. У них были частые конфликты и драки. Я те годы слабо помню, пил очень сильно. До беспамятства напивался и засыпал. Просыпался и все по новой. И так изо дня в день. Сильвия меня откапывала, ставила на ноги. А я снова срывался. Когда я увидел Романа после четырех месяцев пьянства, он осветлил волосы. Я не предал этому значения. Подростки. Все хотят выделиться из толпы. Главное клей не нюхает. Когда Марго и Роману было по четырнадцать, Роман полностью изменился. Ничего от цыгана. Отбелил лицо, носил линзы. Ударился в религию. Я опять же не предал этому значения, потому что пил как последняя скотина. Сейчас помню. Марго сидела со мной наливала мне в рюмку и говорила, что все пройдет. Что Гаяни смотрит на меня с неба и хочет, чтобы я жил дальше. Маленькая тварь превращала меня в алкоголика, чтобы решать все вопросы самой. И вот тогда-то и поплыли в госпиталь деньги. Марго делала сама операции, заполняла истории, налоговую. Все делала за меня, пока я пьяный спал под столом. В две тысячи сорок шестом меня закодировали. Тогда-то я и узнал, что Роман до сих пор живет под документами Юстина Паторса. Я был возмущен, но сестра Сильвия успокаивала меня. Мальчик не должен отвечать за родителей работорговцев. Он имеет право на образование и нормальную жизнь. Она была очень сердобольной. Марго вертела ей как хотела. Я и не думал, что он тихим сапом пробирается на папский престол. Когда меня кодировали, то вшили таблетку. От нее я словил депрессию. Потерял интерес к жизни. Ни алкоголь, ни женщины, ни деньги. Ничего. Плевать на все. Так Марго стала главой госпиталя Святого Петра и Павла и ордена госпитальеров. Титул передался от отца к дочери. В госпиталь приезжали разные люди и попадали под влияние Марго и Романа. Было в них что-то такое. Дар убеждения. Хотите верьте, хотите нет.

– Я верю в манипулятивные способности и психологическое давление. – магистр старался не перебивать Савелия.

– Не просто давление, господин магистр. Они могли заставить человека выстрелить себе в глотку. Подвести его к самому краю, и он сам прыгнет. Играли на чувствах, слабостях, детях. Хотя сами еще были детьми. Зачем? Просто так. Это было вроде тренировки. Что бы быть готовым, когда появиться заказ, или что-то понадобится. Но я уже ничего не мог сказать. Хейфиц стала моим начальником. Я мог только наблюдать. Они подкидывали своим жертвам наркотики, деньги, запрещенное оружие. А самое страшное, что Роман при всем этом ссылался на господа нашего. А мы… Новый штат слуг, просроченные лекарства. Мы были не против. Мы закрывали на все глаза.

– Роман уехал в две тысячи сорок восьмом. Учиться в Клермон. С тех пор вы его не видели?

– Как же не видел. Я его слышал. Они с Марго созванивались каждый день. Разговаривали часами. Черт, Марго вместо согласия на лечение, давала людям подписывать петиции о его избрании папой римским. А у нас сотнями проходят неграмотные паломники.

– Роман был склонен к жестокости?

– Еще бы. Однажды он порезал сверстника ножом. За то, что тот дразнил его. Они с Марго сбили ни одного торгаша на машине, когда катались по окрестностям. Он так же был склонен и к воровству. Цыганская натура. Но вот. Взгляните, – Савелий протянул посмертные эпикризы, на пожелтевшей от времени бумаге. – Восемь человек. Последний Сохиб Туразов. Это были беспаспортные бродяги. Марго испытывала на них пероральные яды. Вы помните от чего скончался король?

– Сердечная недостаточность?

– От того же, от чего скончался Сохиб. Король был отравлен. Я знал об его состоянии здоровья все. У нас была его медицинская карта, копию которой, нам отправил Роман. Марго находила людей того же возраста, с теми же сопутствующими недугами и травила их. Я слышал ее разговоры с Юстином. То есть – Романом. Он часто исповедовал принцессу Анну. Он убедил ее отравить родного отца, чтобы стать королевой. Он имел на нее большое влияние. Из-за ее болезни. Отец прятал ее, а он стал ее единственным другом и наставником.

– Король сам выбрал его придворным священником.

– Здесь сопутствовали рекомендации монакийского ордена и личных советников, что бывали здесь.

– Марго Хейфиц имеет отношения с нынешними членами парламента?

– Я не знаю. Скорее всего.

– А с нашим врагом?

– Сюда часто приезжают из Палестины, Ирана, Ирака и Егпита. Она обучала молодых людей.

– Разве Хейфиц имеет лицензию на преподавание?

– Нет конечно. Но откуда им это знать. Она их единственная связь с европейским миром.

– Повышение финансирования вашего ордена, одобренного папой два года назад. Куда ушли эти деньги?

– Марго властная, жестокая, но она держала это место под контролем. Наш орден имеет международную значимость. Мы единственный орден, который финансируют даже немцы. Но проблема не в этом. Похоже, Хейфиц сошла с ума. Дисциплина и порядок исчезли. Она совершает опрометчивые поступки. Она убила сестру Сильвию и покушалась на меня. Я уверен, она послала этого графа. Она знала, что он мужчина и шантажировала его этим. Я просто уверен. В шантаже она мастер.

– Роман тоже имеет проблемы с психикой?

– Еще какие. Его отец был тираном. Сам мальчик подвергался насилию, в том числе и сексуальному. Он не раз вступал в связь с приезжими паломниками. мужчинами. Не знаю, заставляла ли его Марго или он сам. Я не сужу его. Мне его скорее жаль. Было жаль, пока он не получил свою власть.

– Вы приписываете Хьюго седьмому содомию? У вас есть доказательства?

– Нет.

– Вы считает, что он имеет отношение к смерти короля и бывшего папы.

– Да Он заставил Анну пойти на отцеубийство. А Марго подготовила убийцу папы. Безумца Барта. Что, ценой своей жизни, совершил покушение на Иона.

– Вы считаете, что вашу невесту убила Хейфиц?

– Гаяни убила оспа. Хотя, я уже не уверен. Может быть она была частью плана. Может и наши чувства были частью плана. Представьте, господин магистр. Вы живите, вы ходите, спите, работаете, чувствуете, любите, грустите, радуетесь, принимаете решения. А в один прекрасный момент понимаете, что вы пешка в чужой игре. У вас нет ничего выпить?

– Конечно. – магистр кивнул головой и перед Савелием поставили алюминиевую кружку с резко пахнущим напитком. Доктор сморщился.

– А вы думали, вам за предательства нальют кристалла? – с усмешкой спросил магистр. – Вы трус, доктор Болман. Жалкий, трус. Вы всласть пользовались всеми благами, нажитыми грехами Хейфиц, а когда запахло жаренным вы притащили сюда свою задницу, в надежде, что я спасу от участи той старухи Сильвии? – магистр бросил бумаги на пол, в лужу вина.

– Я рассказал всю правду магистр. Это не предательство. Это покаяние.

– Может другими Марго и Роману удавалось манипулировать, но не вами. Вам нравилась ваша жизнь. Вдали от чужих глаз. Без присмотра церкви. Вас окружали слуги, вы ели и пили вдоволь, пока налогоплательщики питались просроченными консервами. Марго у вас ничего не отбирала. Вы сами отдали ей бразды правления, боясь понести за все это ответственность. Скажу вам, доктор, никто, никого не может заставить. Я не говорю о больных и неграмотных плебеях, что вы использовали для экспериментов и трансплантации. Я говорю кого вы покупали и шантажировали. Вы. Не говорите мне, что девочка подросток превратила госпиталь в преступный синдикат, а вы в это время спали пьяным в свинарнике.

– Я не отрицаю свою вину, господин магистр.

– Вся чета Хейфиц, Паторсы, вы, эта ваша мать Тереза – сестра Сильвия. Вы все здесь как пауки в банке. Вы говорите, что думали о людях, о врачебной практике и гражданском долге. Но вы думали только о себе. Вы позволили еврейке и цыгану вновь захватить власть и дурить головы всем, от кардинала, до бедняка, не покидающего барак. Вы повторяете ошибки истории! Но никто из вас не сможет помешать святому походу. С папой или без, мы освободим земли от безбожников. А этот госпиталь станет для вас могилой. Мы сравняем его с землей и сожжем вас на его руинах, в назидание другим орденам, которые посмеют ставить себя выше короля или господа нашего.

Савелий опустошил аллюминиевую кружку и добровольно протянул запястья для оков. Сожгут или повесят. Отравят или утопят в сортире. Савелий не сомневался, что ничем хорошим не кончит, когда впервые вышел из машины у крыльца госпиталя. И вот он сам подписал себе смертный приговор. Не было надежды даже на то, что его не будут мучить перед смертью. Раз уж не налили нормальной выпивки, то и снисхождения от магистра ждать не придется.

Глава 19. То, что нельзя отнять

В госпитале кипела жизнь. Дежурные шоркали щетками полы к приезду папы Хьюго. Магистр проклинал все технологии, в попытках дозвониться до кардинала. Савелия несли в полиэтиленовой пленке. Его тело бросили на каталку, на которой только что увезли на свинарник какую-то самоубийцу из ордена девы Марии. На нее всем было плевать. Савелия зароют рядом. Вместо него сожгут любого другого слугу. А сейчас, все должно быть безупречно. Полы натереть до блеска. Песок покрасить под золото. Трупы зарыть.

Бруно сидел на корточках и мял рукой свежую землю.

– Не знаю, чего так долго решали благословлять баб на поход или нет. Нет никакой разницы между ними и мужчинами. Все одинаковые мрази. – Бруно швырнул ком земли обратно.

– Она сама решила свою судьбу.

– Мария была очень доброй, – Бруно отхлебнул из фляжки и протянул доктору Хейфиц. – Она всегда пускала меня переночевать, кормила. Я завидовал Ричарду. Сын, красавица жена. Они хорошо жили. Не ругались, не дрались. Надеюсь, у Ричарда хватило мозгов бежать. Если нет и он узнает о Марии…

– Обезумит от горя. – закончила предложение Марго.

– Ричард всегда всю жестокость оставлял на полях сражения. Дома он был совершенно иным человеком. Но перед походом он перерезал горло заемщику на улице. Я знаю, его отряд вырезал целые поселения, но в Клеромне он даже бродягу бы ударил. Это все таблетки магистра. Из-за них он прирезал того мужика. Из-за них он убил капитана Морье. Из-за них Мария залезла в петлю. И из-за них я перейду к утырку, за которым придется стирать трусы и отмывать полы от крови проституток и блевоты.

– Как думаешь, Ричард попытается перестрелять весь орден? Я слышала, там даже жена одного из советников… – продолжала Марго.

– Да была. Отъехала пару миль от границы, сфотографировалась и вернулась в свой теплый уютный дом. Она же не дура.

К черту эти рассуждения малолетнего пьянчуги. К черту мягкую проваливающуюся землю на могиле. К черту эту ночь. Она слишком долгая. Вроде бы не день зимнего солнцестояния, но на часах только без двадцати четыре. К черту Ричарда, Марию и всех ле Пьеров. Дожить бы до утра в такой обстановке.

Бруно пошел внутрь. На улице холодало, и сивуха из фляги не спасала. Марго присела на хлипкую стенку забора и закурила. Что Савелий рассказал магистру? Как бы не хотелось верить в верность Болмана, он украл архивные документы и добровольно пошел к Антонию. Но почему Марго все еще жива и почему свободно гуляет по госпиталю. Что задумал магистр?

Бруно подал сигнал фонариком из бокса Ричарда. Он сбежал. Спустя несколько минут поднялась тревога. Подъем, топот, свет из окон. Марго продумала все до мелочей. Никакого сопротивления. Добровольно сдаться и рассказать магистру, что первая леди Германии – богомерзкая ведьма. Тянуть с доказательствами до обострения отношений. Гипертрофировать силы ведьмы, напугать всех: от министра до дворника. Придумывать все новые и новые обряды спасения от нее. Заручиться защитой нового папы, в итоге просить убежища у немцев и благополучно, своими ногами покинуть Францию. Не как Эрл. Но сдаваться было некому. Никто на Марго не покушался. Толпа с фонариками и факелами скрылась за сухими кустами и развалинами. Магистр не оставит ее в покое так просто. Он пережил двух монархов, трех пап и почти с десяток кардиналов.

Марго вмяла окурок в грязь. Наконец-то, начало светать. Марго пролезла через окно на кухне, где слуги спали на лавках и мешках с мукой. Оттуда сразу в подвал. Неладное чувствовалось сразу. Новые запахи, кроме сырости и плесени. Грязные следы, горелые спички. Замок исцарапан. Марго отперла дверь. Эрл не спал, но и за ноутбуком не сидел. Он покачивался на кровати, обхватив руками свои обрубки ног и глядел на дверь.

– Что случилось?

– Здесь кто-то был? – спросила в ответ Марго.

– Я слышал шум. Будто кто-то пытался открыть замок. А потом колокол зазвенел.

– Ты не показал свое присутствие?

– Нет. Я сидел тихо, как мышь, – Эрл самостоятельно пересел на коляску и включил компьютер. – Я видел, как доктор Болман спустился в архив, но не видел, как он оттуда вышел. Только как выносили черный мешок.

– Так ему и надо. Остался бы верен мне, был бы жив.

– Из-за чего подняли тревогу?

– Капитан Ричард сбежал.

– Кто это?

– Неважно. Лучше скажи, где там деньги? – Марго обошла стол и остановилась напротив Эрла.

– Нигде. Марго. Ты рассказала мне свою тайну. Вашу с Романом. Вы ничего не знали и ничего не умели. Вы были бедными сиротами в огромном мире, который смогли подмять под себя. Я тоже так хотел. Я разбираюсь в компьютерах не больше тебя. Я обманул всех. Я как тот мужик, что сжег храм ради славы.

– Геростат. – уточнила Марго.

– Я сожалею.

– Я тоже.

– Ты сожалеешь о них? Сильвия, Савелий, все кому ты могла доверять здесь – мертвы. Или они не первые в этом госпитале?

– Первые и последние. Они все меня предали. Все. И поплатились за это. Скоро и папа Хьюго получит свое. И ты.

– Нет. Я могу тебе пригодиться. Я ведь смог заглушить связь. Смог показать тебе то, чего бы ты сам никогда не увидела. Марго. Прошу. Я помогу тебе спастись.

– Это хорошо. – Марго оперлась на стол и опрокинула кувшин с водой. – Черт! Я сейчас вытру! – Марго скрылась под столом. Вода растекалась по полу и уже добралась до колес коляски Эрла. Марго все копалась под столом, а затем резко поднялась и запрыгнула на деревянную столешницу.

– Все в порядке?

– В полном.

– Вода все еще на полу.

– Я знаю. – ответила Марго. В ее руке мелькнул оголенный провод. Эрл не успел ничего сказать. Провод упал на пол. Раздался резкий треск. Весь подвал на секунды озарило вспышкой. Запахло жженым деревом и мясом. Эрл еще дергался в своем кресле. Голова, руки и обрубки дергались еще долго. Даже когда марго откинула провод из лужи палкой.

Металлические ручки коляски были горячими. Тело Эрла обмякло. Багровые сосуды пятнами выступили на лице и руках. Эрла можно было бы спасти, будь он в больнице и будь здесь врач. Но он в обители военной коррупции, а единственный оставшийся врач, который сам его и убил.

Марго сгрузила ноутбук и документы поверх тела Эрла, на коляску, накрыла голубой простыней и выкатила наверх.

Всю медицинскую аппаратуру, что могла смутить епископа и не одобрялась церковью, перенесли в одну из старых операционных и накрыли простынями. Марго просто оставила Эрла посередине. Даже когда начнет вонять, никто и не подумает проверить. Оставалось надеть чистый халат и приказать слугам, что бы сменили передники. Хьюго седьмой появится через сорок минут.

Услышав папский кортеж по сиренам, дали первые залпы. Вымытые автомобили и техника сверкали на солнце. Роты стояли ровными рядами. Глаза солдат блестели, а щеки розовели. Не без лекарств магистра, разумеется.

Второй залп. Машины остановились. Те, кто был рядом пали целовать колеса в грязи. Остальные просто прижались лбами к песку. Прихвостни магистра нехотя опустились на одно колено, сам же магистр, дай ему волю, зарылся бы головой в песок как страус.

Третий залп. Двери распахнулись, и папа спрыгнул на землю. Его золотое одеяние волочилось за ним, а туфли черпали песок. Мигалки автомобилей слепили каждого, кто осмеливался поднять глаза на его святейшество.

По команде, все как один поднялись на ноги.

– Приветствуем его святейшество! Ура! Ура! Ура!

Магистр, так и не разогнувшись до конца потянул свои губы в бородавках к папской руке. Она была холодной и влажной. Сам папа выглядел жутко. Щеки провалились, в глазах полопались сосуды. Растаявший тональник вперемежку с потом сбился в морщины.

– Госпиталь как новый. Не верится, что на него нападали. Господь бережет это место. – громко сказал Хьюго. Он долго всматривался в ряды солдат, пока не нашел того, кого искал. Марго, сложившая руки в молитвенном жесте, тоже смотрела на него. Ей хотелось броситься на епископа с кулаками, прямо при всех. Холодный металл скальпеля, спрятанного под халатом, жег кожу. Воткнуть бы его в шею Роману прямо сейчас, а потом исполосовать всех, кто попробует подойти. И так пока не застрелят.

– Вы хорошо доехали, ваше преосвященство?

– Без пробок.

Магистр так по-детски развеселился, что даже хлопнул пару раз в ладоши.

– Мы все готовы к вашему благословлению.

Здесь папе было гораздо уютнее. Тысячи верных солдат с раскрытыми ртами, готовые разорвать любого, кто бросит косой взгляд.

– Я бы предпочел остаться наедине с Богом. В дороге это было тяжело сделать.

– Конечно. Ваша палата уже готова. – магистр взял под руку папу и оба скрылись за широкими спинами охраны.

Папе было неуютно в этой хватке. От магистра пахло потом и дымом. Хьюго чувствовал себя не гостем, а пленником госпиталя святых Петра и Павла. Вот-вот он станет жертвой экспериментов, которые здесь проводились, некогда с его участием.

– Связи здесь нет. Я пытался несколько раз послать рапорт кардиналу и вам.

– Я тоже пытался с вами связаться магистр, но безуспешно. Это все происки наших врагов.

– Они не смели показываться, с тех пор как мы здесь. Они боятся. Что же будет, когда придут немцы.

– Страх – это даже не половина дела. Они должны не бояться нас. Они должны покориться нам. – Хьюго достал телефон и показал магистру сообщение. Было слишком много лишних ушей, чтобы говорить это вслух.

– Господь всемогущий! Вы уверены?

– Более чем. Нахождение здесь опасно. Отправляйте войска к границе с Сирией. Ордена девы Марии можете бросить первыми.

– Кстати о нем. Матриарша Елена, оказалась графом Джеймсом Оутвудом Бланком, отлученным от церкви и находящемся в опальном статусе еще вашим предшественником. За похищение людей, вымогательства и прочие преступления. Он обманул этих глупых женщин.

– Раз матриарши у них больше нет, назначьте командиром любого офицера и отправляйте. Удивлен, что вы этого до сих пор не сделали. Как скоро вы предпримете меры насчет предателя. К завтрашнему утру все должны покинуть госпиталь.

– Немедленно займусь этим.

Хьюго вошел в свою палату. Для него уже была приготовлена постель и горячая ванна, от которой валил пар. На столе стояли фрукты и пыльная бутылка вина. Он помнил эти бутылки. Одна из тех, что они воровали с Марго из погреба, за что получали от сестры Сильвии подзатыльники. Его вкус был ни с чем не сравним. Кислятина, что подростку казалась слаще ранета и первого секса. Одна сигарета на двоих, бутылка такого вина. И им казалось, что они взрослые. Что весь мир сжат в них между пальцами и не смеет просыпаться. Взрослая жизнь оказалось не такой. Она оказалось бесконечной тревогой, обязанностями и лицемерием. Хьюго вдавил пробку пальцем внутрь и отпил прямо из горла. Давно не пил такого. Плиточные стены госпиталя. Пустырь, видневшийся сквозь решетчатое окошко.

Ядерная зима в этих краях мягкая, но Сильвия все равно заставляет надевать шапки. Они заходят с Марго за лысый кустарник и Хейфиц снимает шапку первой.

– Хочешь посмотреть скотомогильник?

– Звучит жутко.

– Там хоронили погибшую от эпидемий скотину. Земля непригодна еще сотни лет. Впрочем, как и вся вокруг. Там есть коровьи черепа и скелеты. Идем. – Марго стянула перчатку и протянула руку Роману. Они шли по мелким сугробам до самой биометрической ямы. Позже, через полтора года они сделали там тайник для оружия.

– Зачем тащить это столько миль? Можно было спрятать в развалинах храма. – парень с белым лицом и загорелой шеей возмущался.

– Прятать нужно в разных местах! – рявкнула высокая черноволосая девушка.

– Твоя очередь нести. Я не хочу явиться в семинарию с руками крестьянина.

– У меня операция завтра!

– Помрет так помрет! Тебе не привыкать.

– Роман!

– Не называй меня так! – парень бросил мешок на землю.

– А то что?

– А то получишь по морде!

– Ну да. Это ведь единственное, что можешь сделать с женщиной.

Парень подскочил к девушке и схватил за горло. Та не издала не звука, не показала и толики испуга.

– Извинись.

За спиной парня щелкнул раскладной нож.

Парень ослабил хватку.

– Марго. Давай больше никогда не будем так делать. Помнишь, мы прятались от Сильвии в подвале? Мы тогда договорились, что никогда друг друга не предадим, и не пойдем друг на друга, какое бы ужасное деяние не совершил один из нас.

– Ужасное деяние. Ты готов стать священнослужителем. Говоришь то как красиво.

– Красяво. – передразнил парень и девушка захохотала.

– Давай мешок.

– Я сам. У тебя завтра операция.

– Одной больше одной меньше. На все воля божья.

Оба подняли мешок за два конца и потащили дальше.

Хьюго отхлебнул еще и поморщился. Почему все так произошло? В собственном доме он сидит с решетками на окнах и под замком. Их стерегут не от врагов, а от самого себя.

Вода уже остыла. Хьюго сбросил рясу на пол и перешагнул через нее. Он смотрел на себя в грязное зеркало. Черные отросшие в дороге корни. Смуглое тело с неестественно бледными шеей и лицом. Отбеливание отзывалось пигментными пятнами. Скоро кожа совсем одрябнет, и он станет уродом похуже магистра Антония. От вида, которого, всех тошнит, но все боятся показать свое отвращение.

Он залез в холодную ванну с головой. Вино текло по подбородку и капало в мутную воду.

Сон урывками по часу и дальняя дорога давали о себе знать. Хьюго по долгу держал лицо под водой, чтобы освежиться, но это не помогало. Очень скоро он откинулся назад. Вода ласкала подбородок. Веки сами закрывались.

– Поздравляю с повышением квалификации. – Хьюго сидит в бархатном халате. Босые ноги печет от жара камина. Пищевод печет от коньяка.

– Поздравляю с тем, что повышаться уже некуда. – Марго скидывает пепел в старое кадило предыдущего папы. Оно без дела пылится на столе. Хьюго пользуется электронным.

Пять лет назад они прощались посреди пустыни. Каждый улыбался и шутил. А потом плакал. Роман, сидя в крытом прицепе грузовика. Марго уткнувшись в руль своего внедорожника. Сколько бы не было в них уверенности каждый боялся умереть так и не воплотив свои великие планы в жизнь.

И вот все мечты стали явью. Папская тиара валяется на кресле, рядом с сертификатом о повышении квалификации и удостоверением главы ордена госпитальеров. Вместо рваных кед, снятых с раба и резиновых медицинских тапочек, у камина стоят две пары дорогих ботинок.

– Не хочешь попытаться в министерство?

– Пффф… – Марго закатывает глаза. – Может еще санитаркой устроиться в местный лепрозорий?

– Эта бутылка и спать. Завтра утром в Монако. Мне уже скинули фото хора мальчиков, с которыми мы будем там отдыхать.

– К черту твоих детишек. Мне не младше восемнадцати и весом не меньше семидесяти! – Марго двигается ближе к камину и наполняет бокал. – За нас. За то, что у нас все получилось.

– За нас. За то, что мы еще совершим! Я хочу отправить пару отрядов в восточную Европу. Но это уже делали до меня.

– Дам наводку паломникам. К какому месяцу?

– К сентябрю, конечно.

Огонь в камине гас. Картинка темнела, пока вовсе не исчезла. Вода залилась в уши и рот. Хьюго подпрыгнул на заднице, цепляясь за мокрые края ванны. Ему показалось, что кто-то дернул его за ноги, но комната была пустой. Папа выдохнул и снова погрузил плечи в воду, но расслабление не приходило. Ощущение чужого взгляда у себя на затылке. Едва закрыв глаза во второй раз, он увидел пять человек в темных мантиях с катышками. Они обступили его явно не для молитвы. Или он не закрывал глаза. Хьюго подпрыгнув, разлив половину ванны на пол. Несколько рук хватали его за тело, но оно скользило и падало на дно ванны. Едва Хьюго раскрыл рот, тяжелая рука легла ему на макушку и погрузила под воду.

Сопротивление было бесполезным, и не оставляло шанса на жизнь. Эти шестерки с жесткими мозолистыми руками, могли пережать артерию и не заметить.

Вода хлестала по лицу. Забрасывалась в глаза и нос. Хьюго так и не научился драться. Он предпочел расслабиться, чтобы не представать перед своим народом со сломанным носом.

Голым торсом его проволокли по полу, а потом завернули во что-то холодное и скользкое. Скорее всего мешок для трупов. Если кричать и дёргаться пнут ногой по голове. Или прямо в лицо. Лучшим вариантом было закрыть глаза, и не обращая внимание на неровности пола бьющие по затылку, спине и заднице, вспомнить что-то хорошее. Только ничего хорошего не вспоминалось. Детство сплошное дерьмо. Взрослая жизнь лицемерие и дерьмо. Ложь, подъемы к утренним молитвам. Советники со своими дурацкими проблемами. Кто не знает, как лучше украсть. Кто уже украл, но не может спрятать, кому жена проела плешь. Мальчики из церковной школы по вечерам, ванна с мутной водой и постоянный страх разоблачения. Разве это жизнь? То ли дело шесть лет в госпитале святых Петра и Павла. Делай что хочешь. Люби кого хочешь. Обидчикам кулак в морду. Своя комната, куда даже сестра Сильвия не входила. А теперь даже подрочить спокойно не дадут. То магистр, то кардинал, то, мать его, министр запрется без предупреждения.

Удары участились. Значит тащат по лестнице. Бросили мешок. Замерли. Пахнет мочой. Как на благотворительных обедах в приюте для бездомных. В мешке становилось нечем дышать.

– О! И покойный посол Гамильтон. Не госпиталь, а притон какой-то.

– Все верно магистр.

Голоса было еле слышно. Словно в уши натолкали ваты, а голову опустили в ведро с водой. Грязной водой. Хьюго было тяжело дышать. Голова наливалась болью, ноги отнялись. Сквозь пелену на загноившихся по дороге глазах, он смутно видел кресла и силуэты людей в мантиях. Перевернутые. Хьюго не сразу понял, что висит вниз головой. Вместо лба будто пуд чугуна, что тянул к полу. Кожу ног резали грубые веревки и струйки крови щекотали лодыжки.

– Помогите. Я, его святейшество…

– Да знаем мы кто вы, – магистр подошел к папе и поднял его голову двумя руками. Прыщавое лицо было слишком близко, но зато боль ослабела. – И что вы.

– Не убивайте. Не берите грех на душу. – взмолился Хьюго. Он практически ничего не видел и не мог пошевелиться.

– Убивать? Зачем мне убивать ваше святейшество. Это подорвет дух солдат. Мне о вас все известно. Благодаря доктору Хейфиц и моему пытливому любопытству. Роман. Или как вас там?

– Антоний. Я заплачу. Я дам тебе все, что захочешь. Слышишь меня. – папа переспросил. Сам он себя не слышал.

– Слышу. Не ори. – Антоний резко отпустил голову Хьюго и ударил его кулаком в живот. Хьюго вырвало прямо себе на лоб и волосы. Кислым вином.

– Все что я хочу, я давно имею. А теперь еще и ты у меня вот здесь! – магистр показал папе кулак, но тот ничего не видел из-за залитых рвотой глаз. – Когда мы вернемся из похода, наступит новая эра. Ты будешь жить. Жить в страхе. Жить под моим контролем. Каждое твое слово станет моим. Ты и жопу свою не почешешь без моего приказа. Выродок, надругавшийся над нашим господом. Я оставлю тебе твое лицо в телевизорах и газетах. А посмеешь дергаться, умрешь в самых страшных муках. Твоя яма, покажется тебе христианским раем.

– Вы бы опустили его. А то до кровоизлияния рукой подать, господин магистр. – Хейфиц сидела в кресле, теребя в руках сигарету.

Если в плен не берут, нужно сдаться самому. Что Марго и сделала. Откровения Савелия и документы тридцатилетней давности были мусором, по сравнению со знаниями Марго. Обширная переписка, фотографии. Она первоисточник истории лжепапы.

– Спасибо за совет, доктор. – магистр оставил подвешенного, как скотину для слива крови, заложил руки за спину и пошел к выходу. – Убейте доктора и всю прислугу. Госпиталь сравнять с землей. И отрежьте этому ублюдку яйца.

– Не торопитесь магистр. – отозвалась Марго из своего кресла. – Я могу провести кастрацию, и неужели вы не хотите больше узнать об Аделаиде. Не стоит недооценивать врага.

– Здесь только два врага. Баба и пидераст, развалившие нашу империю от скуки. Еврейка и цыган, которые могут только паразитировать, на том, чего они не строили, и никогда не смогут построить! Будь моя воля, я бы таких как вы даже читать не учил. Дерьмо вроде вас должно гореть на кострах. – магистр толкнул пальцем дверь, но она не открылась, так пафосно как он хотел. Она не открылась вообще. Антоний навалился на разбухшее от влаги дерево.

– Эй! Сломайте эту дверь.

Низкий скрип раздался по всему архиву, заставив людей в нем сморщиться.

– Немедленно отпустите его святейшество и ваша смерть будет быстрой. – снова скрип.

– Куда они там микрофон засунули? – спросила Марго и радостно посмотрела на магистра.

Дерево начало потрескивать. Дым, тонкими струйками стал просачиваться в потолочные щели.

– Ты все равно не выйдешь отсюда живой. – магистр быстро пересек зал, и уперся руками в кресло, где сидела Марго.

– Никто не выйдет отсюда живым! – Марго стряхнула пепел на мантию магистра и в ту же секунду, костлявая, но тяжелая рука Антония прилетела ей прямо в нос.

В архиве становилось жарко. Огонь уже облизывал верхние полки с книгами, а нормально дышать можно было только прижавшись к полу.

– Показывай, где выход.

Марго не спеша поднялась, утерла кровь, хлещущую из разбитого носа и отбросила край ковра. На совершенно гладком полу не было ни намека на выход. Но Марго провела пальцами по доскам, содрала кусочек покрашенного пластыря и вставила ключ в маленькую скважину.

– Нужно чем-нибудь поддеть.

Марго в ту же секунду отбросили прихвостни магистра и один за другим стали прыгать в потайной ход. Папу отвязали, но в итоге бросили посреди архива, когда огонь обрушил одну из балок. Горящие стеллажи падали.

Магистр выхватил у Марго ключи и со всей силы ударил ногой.

– Как я и обещал, вы сгорите к чертям.

Тяжелая дверь захлопнулась. Ключ щелкнул в скважине. Огонь уже во всю хозяйничал в архиве.

Хьюго протер глаза от рвоты, ну не увидел ничего в белом молоке дыма. Он совершенно не чувствовал ног. Все тело горело, после долгого положения головой вниз. Но яйца были на месте, и даже с закрытыми глазами он мог найти отсюда выход.

– И зачем это? – спрашивал Роман, почесывая кожу под повязкой.

– На случай, если тебе выколят глаза. Ослепление было одним из самых унизительных наказаний для свергнутых королей.

– Ты сумасшедшая Марго. Родители бы запретили мне с тобой общаться, будь они живы. Но, слава богу, это не так. – Роман сначала опустил голову, а потом расхохотался. – Пошли. Хочешь анекдот, мне его один из рабов рассказал. Пошли значит слепой и одноглазый к блядям…

Точно такая же потайная дверь под ковром, только в другом конце комнаты. Хьюго поддел ее кочергой и прохладный воздух без дыма ударил в лицо.

Через пелену дыма Хьюго увидел Марго лежавшую лицом вниз.

– Я только заберу халат. Не сбегать же с голым задом. – сказал Хьюго сам себе и пополз прочь от спасительного выхода. Горящие книги и папки падали вниз. Искры сыпались на кожу.

Глава 20. И было некому об этом рассказать

Отсутствие дыма обжигало легкие. Хьюго казалось, что сейчас выкашляет свой желудок. Наверху гремели балки и стеллажи. Папа стоял в полной темноте, опираясь на мокрую каменную стену подземелья. Глаза не хотели привыкать к тьме. Их все еще жгло от дыма. В кромешной темноте он нащупал камень и ударил им в каменный пол. К сожалению. Хьюго упал на голые колени, что не прикрывал грязный халат Марго и принялся ощупывать мокрую грязь под ногами.

Внезапно яркий свет ослепил его. Закрывая лицо руками, Хьюго отполз, но не выпустил камень из рук. У деревянной лестницы сидела Марго, с залитым кровью лицом и опухшим носом, с маленьким фонариком на батарейках в руках.

– Я не мог позволить тебе сгореть. Я убью тебя своими руками. – отозвался Хьюго из своего угла.

– Ты и своими руками вещи не совместимые. – Марго поднялась на ноги и открыла грязный рюкзак, валявшийся на земле. Вынула свежий белый халат и напялила на грязную футболку. Следом за халатом из сумки появился кислородный баллон и зеленая резиновая маска. Хейфиц сделала два глубоких вдоха и бросила маску к ногам папы. – Просто скажи зачем? Весь этот мир, точнее то, что от него осталось был почти нашим.

– Зачем? – Хьюго вскочил и ударился о низкий потолок. – Зачем? Ты подослала ко мне убийцу! У тебя появился новый придурок на мое место?

– Что ты несешь? Какой еще убийца? Слишком долго головой вниз висел?

– Я не верю, что я жив. Я сгорел в архиве. Мое обугленное тело пожирают крысы в данный момент. Что я несу? – Хьюго сел. Мокрый пол впился в голую задницу. Нельзя верить Хейфиц. Он знает это с детства. Но и ему самому нельзя верить.

– Роман. Ты бы нюхнул кислороду.

– Не называй меня так. – Хьюго рванул к Марго, но запнулся о какой-то выступ и упал. Скользя по грязи поднялся, но нападать не было смысла. Марго, уложив голову на кислородный баллон часто дышала и едва открывала глаза по очереди.

– Марго. – Хьюго осторожно потрогал ее за плечо. – Если ты не посылала ко мне убийц, зачем предала меня? Зачем раскрыла магистру все наши карты.

– Ты обвинил меня в государственной измене. Ты открыл охоту на меня!

– Ты пыталась меня убить! Сраный сыночек библиотекаря. Я всегда знал, что он слишком умный для второсортной обслуги. И слишком опытный для тринадцатилетки.

Сверху раздался грохот. Дверь наверху просела под весом очередной упавшей балки. Запах гари просочился и сюда. Фонарик выключался и моргал. Оба молчали и оба думали, почему один не набросился на другого с камнем или скальпелем. Может это она и вправду не заказывала меня? Может его и вправду обманули?

– Марго.

– Если мы до сих пор живы…

– Значит я не подсылала к тебе никаких убийц. Я обманула немцев, я собрала сотни литров крови для твоих воинов!

– По дороге сюда я видел слипшихся собак и мне некому было об этом рассказать.

Хьюго услышал движение во тьме и чужие руки легли на его плечи.

– Выходит я зря… – Марго резко замолчала, а потом уткнулась лицом в плечо Хьюго и заплакала.

– Не трогай меня. – Хьюго оттолкнул Марго, и та перекатилась, словно пластиковая кукла. Фонарик разбился, и они погрузились в полную темноту.

– Марго! – позвал Хьюго. Ответом послужило чужое мерное сопение и топот крыс в бесконечных лабиринтах под госпиталем. Хьюго расстелил халат и сел. Он голый, с седыми опаленными волосами, прячется под землей как тридцать лет назад. Все, что нажито непосильным враньем, подкупами и манипуляциями сгорело как пожелтевшая бумага в архиве. Крысы задевали своими хвостами его ноги. Он снова в яме. Или он так и не вылез из нее в восемь лет. Он сдох там от голода и все это предсмертная картинка, застывшая в глупой голове мальчика.

– Это тупик! Это тупик! – раздались глухие голоса из-за каменной стены. Все проходы пересекались между собой. Хьюго вжался в стену. Стоило только молиться о том, что не выйдет прямо к нему. Внезапно раздался грохот и от вибрации пробежавшей по всему подземелью крысы с писком разбежались.

Все голоса стихли. Удары камня о камень становились все реже. Заваленные проходы. Марго до конца вела свою игру. Она специально отперла выход наружу заранее, а магистра послала в один из аварийных тупиковых ходов. И узнать о его похищении он мог только от нее.

Топнув ногой Хьюго разогнал крыс. Не зря они ходили здесь с повязкой на глазах.

Брошенные автомобили, разрушенные блокпосты. Остатки самодельных укреплений. Песчаное кладбище.

Ошметки некогда белых плащей с выгоревшими крестами. Сумка капитана Левье, рядом с чем-то, даже отдаленно не напоминавшем тело человека. Ричард отодрал ее от тела и раскрыл. Пусто.

– Halt!

Ричард остановился и упал на песок. Это галлюцинация? Мираж? Он уже несколько недель не слышал человеческих голосов. Вопли, стрельба и взрывы давно ушли вперед и ему их не догнать.

В двух метрах от Ричарда зашевелился песок. Человеческая фигура поднялась во весь рост. В лицо Ричарда смотрел автомат, не обмотанный бежевыми тряпками, а уже изначально цвета пустыни.

– Дезертир? – на ломаном французском спросила фигура. – Что с твоим ртом? Ты ел сырое мясо?

Ричард провел по подбородку.

– Я пил кровь тушканчиков, чтобы не умереть от жажды. Я не дезертир. Колонна попала под обстрел. Когда я очнулся никого не было в живых.

– Folgen Sie mir! – человек отвел автомат в сторону пропуская Ричарда перед собой.

Даже дом Ричарда выглядел хуже, чем казарма куда его привели. Со всех сторон доносилась немецкая речь и смешки. Ричард в своем оборванном плаще и с мечом за спиной выглядел как клоун.

Ричарду дали полную литровую кружку воды, и он с жадностью бросился на нее.

– Капитан Фридрих Шульц. – этот говорил без акцента. Он лениво уплетал кашу с пластиковой тарелки.

– Капитан Ричард семнадцатый ле Пьер. – давясь водой представился Ричард.

– А я тебя сразу не узнал. По телевизору ты выглядел лучше. Ты, наверное, хочешь есть? – Фридрих подвинул ему свою тарелку с плохо обглоданными ребрами и кашей размазанной по стенкам. – Держи. Меня уже тошнит от их долбанной говядины. Как же я соскучился по жирный свиным сосискам.

Ричард брезгливо взглянул на объедки. В крови сусликов хотя бы никто не ковырял своими грязными пальцами.

– Вы видели здесь французкие войска.

– Конечно видели. Точнее то, что от них осталось. Гибель папы превратила их в жалкое подобие армии.

– Хьюго седьмой погиб? – Ричард вцепился руками в стол. – Этого не может быть. Кто это сделал?

– Под какой ты попал обстрел и когда, если не в курсе, что ваш папа мертв?

Ричард ничего не мог ответить. Все слова застряли в горле.

– У тебя есть документы, подтверждающие, что ты Ричард ле Пьер?

Ричард мотнул головой.

Фридрих сказал что-то на немецком человеку, что привел его сюда и тот удалился.

– Извини мужик, но пока мы не убедимся, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь, ты будешь под арестом. Лучше тебе сказать правду сейчас. Тогда ты будешь быстро расстрелян. У твоих французов патронов то не осталось. Будут полчаса рубить тебе голову тупым мечом. Или повесят на собственных трусах.

– Я капитан Ричард семнадцатый ле Пьер.

Фридрих шумно втянул воздух носом, отодвинул от Ричарда кашу и полностью потерял интерес к его особе.

Пистолет, давно заклинивший от песка, меч и все одежду у Ричарда забрали. Вымыли под холодной водой, дали каких-то таблеток и закрыли в самой настоящей тюрьме. Точнее в бывшем здании следственного изолятора.

Это он виноват. Это Ричард во всем виноват. Он бежал, бросив своих солдат. И последствия он видел по дороге сюда в виде сгоревших машин, трупов и пустых гильз. Он сбежал и не смог защитить Хьюго. Он бежал и не принял с достоинством свое наказание. Позор с себя не смыть даже, утопившись в сортирной дыре возле двери.

Лязг замка прервал самобичевание. Приоткрылась маленькая щелка, в которую к его удивлению протолкнули женщину.

Каша с объедками, холодный душ, теперь еще бабу привели. Быть заключенным здесь, куда приятнее чем у своих.

От памяти Ричарда, измученной наркотиками, остались обрывки. Почти как те обрывки плащей, приплавленные к сгоревшим машинам и трупам. Но это лицо было ему знакомо. Чумазая девочка, раздавшая листовки в Клермоне. Она не хило поправилась и вымыла лицо.

Она замерла, увидев Ричарда и принялась колотить кулаками в железную дверь.

– Выпустите, меня. Это убийца! Я к нему не подойду.

– Тише! – Ричард дернул девушку за руку и закрыл ей рот ладонью. – Скажи, кто убил папу и можешь убираться отсюда?

Дверь открывать никто не спешил. Девица перестала брыкаться, и Ричард отпустил ее.

– Давай без глупостей. За дверью все равно никого нет, и никто тебя не услышит. Зачем тебя сюда послали?

– Узнать кто ты такой! Но я и так это знаю! Ты предатель, убийца капитана Морье и поджигатель!

– Я не убивал капитана, хотя сейчас это не важно! Поджигатель? – Ричард понял, что разговаривать с ней бесполезно.

За дверью послышалась немецкая речь. Сейчас она опять завопит. Ричард недолго думая вырвал ржавый смеситель и зажал двумя руками.

– Только заори и я воткну тебе его в голову!

– Alles in Ordnung?

– Ja. – ответила девушка тому, кто был снаружи.

– Просто расскажи, что произошло. А потом сможешь выйти отсюда и сказать немцам обо мне все, что захочешь.

– А ты не знаешь, что произошло? Ты убил охранника, сбежал, а в ночь, когда приехал папа Хьюго поджог госпиталь!

– Охранника я убил. Признаю. Но больше я не появлялся в госпитале. Можешь не верить мне. – Ричард еще раз замахнулся смесителем, и девушка присела, закрыв голову руками.

– Мы встретили кортеж папы. Мы начали сборы и вечером вышли в крестный ход, но папа не явился к нам. Не знаю кто и почему, но нам объявили, что папа похищен. Началась паника. Поступил приказ найти похитителей папы и взять живыми или мертвыми. А потом пожар. Многие выходы оказались заблокированы. Людей погибло больше, чем при первом столкновении с противником. Лефевер, Колетзки, магистр Антоний, все кто работал в госпитале. Больше полутора тысяч человек сгорели заживо. И папа Хьюго тоже.

– А дальше?

– А дальше ничего. Немцы нагнали нас у границы. После смерти Елены нас разобрали в качестве прислуги офицеры. Майор Гувер проиграл меня Линбергу. Они соревновались кто дальше плюнет. Я уже месяц никого не видела, и не хочу. Здесь хотя бы кормят, а Линберг не бьет в лицо.

– Господи. Помоги нам.

– Правильно. Молись. Лучше тебе повеситься, как твоя жена.

– Что? – Ричард уронил смеситель на пол.

Воспользовавшись моментом, девушка снова стала тарабанить в двери. Ее быстро выпустили и закрыли замок. Но и с открытым бы Ричард не сбежал.

– Мария, – он опустился на колени перед стеной и стукнулся лбом о кирпич. – За что, боже? – еще удар. – Я служил тебе всю свою сознательную жизнь, – и еще один удар. – Я не разу не пропустил ни одной службы. Я выполнял каждую твою волю, господи, за что ты лишил меня ее?

Ехать по разрушенной Турции, лучше, чем по заброшенной Европе. Меньше груд металлолома, что звались некогда автомобилями. Меньше застройки. Ядерная зима здесь, ничем не отличается от ядерного лета. А еще есть музыка. Пусть диск джефферсон аирплан намертво застрял в магнитоле и гоняет одиннадцать песен по кругу, это лучше, чем гробовая тишина и собственный голос по радио в часы молитв.

Хьюго взглянул в грязное зеркало заднего вида. Обветренное лицо потеряло свою бледность. Волосы пожелтели, а черные корни отросли уже на добрых три сантиметра. Грязный халат прилип в спине и заднице от пота.

Марго открыла глаза. Во рту было сухо. Веки слиплись. Складки отпечатались на лице и груди. Солнце жгло глаза. А в голове было пусто. Постучи по лбу и звук будет как от пластиковой бутылки.

– Воды дай.

Хьюго молча бросил пластиковую бутылку назад.

Марго шумно глотала воду, а затем перелезла вперед.

– Ты помнишь, как водить?

– Пришлось. А вот как заправляться нет. Ты вовремя проснулась.

–Тормози, а то перегреешь все к чертям.

– Ты спала почти двадцать два часа. Что с тобой случилось? – Хьюго заглушил мотор и выключил музыку.

– Это больше чем за весь месяц. Твою мать. – Марго вылила остатки воды себе на лицо. – Я убила сестру Сильвию, и не помню почему?

– К черту старую каргу! Ты чуть не убила нас обоих. Думаешь это от недоспыпа? – съязвил Хьюго.

– Тебя не собирались убивать. Кастрировали бы тупым куском стекла без новокаина.

– От госпиталя остались одни угли. – Хьюго осторожно положил руку на спину Марго. – Мне жаль.

– Куда мы едем?

– Понятия не имею. Подальше отсюда. Магистр, наверняка успел сообщить кардиналу, что я не тот, за кого себя выдаю. И что ты участвовала в этом. Можем вырыть землянку.

– Или, – Марго оживилась и выпрыгнула из машины, не открывая дверцы. – Мы можем, – она огляделась вокруг, обслюнявила палец и выставила наверх. – Мы едем в Иерусалим!

– Что? – папа пнул колесо.

– Мы едем в Иерусалим. Точнее в гробницу Иисуса Христа. Мы заберем мощи, а потом отправимся в Германскую империю. Скажем, что французы дезертировали, как трусливые свиньи и пытались убить тебя. У меня там есть свои люди. Мы откроем новый оплот христианства! Всего-то надо было выспаться. Пусти меня за руль.

– Что? – вновь переспросил Хьюго. – Я не поеду в Иерусалим! Ты подставила меня! Ты уничтожила всю мою жизнь. Ты убила все свое окружение. Доктора Болмана, Сильвию. Ты просрала наши деньги! Сожгла этого безумного умника. Что ты скажешь в свое оправдание?

– Это все было частью плана! Ты станешь выжившим мучеником. Роман, подумай! Что тебе еще делать? Возвращаться во Францию? Ты короновал конченого идиота! Остаться здесь? Отравиться болотной водой? К тому же, Антоний бы не смог доложить о тебе. Связи не было! И знаешь почему? Потому, что я до конца не хотела верить в то, что ты меня предал!

– Извини! – заорал Роман. – Все, что ты должна была сказать – это «извини»!

– Мне извиняться? – Марго подскочила к Роману и повалила его на песок. – Ты сам себе надумал, что я решила убить тебя и мне извиняться? Я все делала для тебя! Если бы не я, ты бы подыхал в яме, куда тебя скинул твой папаша! Кому еще извиняться.

– Я вытащил тебя из горящего архива! – Роман скинул с себя Марго и оказавшись сверху, придавил ее к земле. – Я тащил твой полутруп по этим катакомбам в полной темноте. Достаточно? Или мне все же пасть перед тобой на колени? Почуяв опасность, ты кинула меня!

Вдалеке прогремел взрыв. Марго и Роман легли ничком и закрыли головы. Песок набивался в рот и скрипел на зубах. Когда эхо отгремело, Роман вдруг расхохотался.

– Еврей и цыган начали войну и боятся, как бы в них не прилетело.

– Звучит как начало твоей проповеди, – Марго подняла голову и стряхнула с волос песок. – Не хочешь довести войну до конца? А то умереть до начала боевых действий как-то стремно.

Хьюго поднялся и протянул Марго руку. – Извинись.

– Я не собираюсь извиняться! Ты первый это начал! – Марго сложила руки на груди.

– Тогда… – прогремел еще взрыв. Совсем рядом. Оба немедленно запрыгнули в машину и Марго надавила на газ.

Что бы не слышать эха выстрелов Марго прибавила музыку. Хьюго откинулся на спинку сидения. Извинения были не нужны. Наконец можно было расслабиться и закрыть глаза. Если бы один из них действительно хотел убить другого, то в машине бы не было пассажиров. Роман действует до конца. Марго действует наверняка. Плевать на грязный халат, на голое тело. Плевать на потерянные перстни и линзы, на смуглое лицо тоже плевать. Марго подпевала хриплым голосам из засоренных динамиков. Как в детстве. Когда не было криков и стрельбы. Когда многовековой госпиталь стоял на месте. Когда эта же машина неслась по бездорожью и играл этот же диск. Хьюго прикрыл глаза. После этой песни заиграет белый кролик. Они остановятся, расставят на бетонной стенке пустые бутылки и будут стрелять. Марго закурит сигарету и протянет ему. Он закашляется.

– Знаешь почему Христа распяли? Потому, что он не умел стрелять. Он, как и мы, мог заболтать любого, мог заставить задуматься о смысле жизни. Мог подтолкнуть к действию. Умей он стрелять дожил бы до пятидесяти. А то и до шестидесяти. – Марго отложила винтовку в тень и пошла к бутылкам.

– В то время не было огнестрельного оружия.

– С чего ты взял? Мы столько книг по истории прочитали, и в каждой все было по-разному. Когда не знаешь кому верить, перестаешь верить вообще всем.

– Ты можешь верить мне. А я тебе.

Хьюго открыл глаза. В морщинах у век скопились слезинки от ветра в лицо.

Глава 21. Без шансов на победу, без права на проигрыш

– Halt! – прикрикнул Шульц. – Встать, капитан!

Ричард не реагировал. Он методично стучался головой в стену. Вместо лба красовалось кровавое месиво вперемежку с кирпичной крошкой. А на стене висели лоскуты кожи.

– Ричард. – Шульц остановил очередной удар, подставив свою руку. – Ты хочешь жить?

– Нет. – мотнул головой капитан.

– Это твое дело. Но я предлагаю тебя сделку. Мы вывозим тебя в пустыню, сообщаем франкам, что ты сбежал. Твоя задача бежать как можно дальше и как можно дольше. Будешь бежать быстро, останешься жив. Будешь медлить тебе конец. Спросишь зачем?

Ричард не хотел спрашивать зачем.

– Затем, что нам не пристало делить с вами земли и разгребать ваши трупы. Но ты и сам знаешь, раз совершил этот поджег. На твои поиски пошлют целый отряд, а это почти половина, от того, что осталось. Можешь конечно отправиться заканчивать начатую месть. В любом случае, нам, живой, ты не выгоднее, чем мертвый.

Ричард еще раз попытался стукнуться лбом о стену. Шульц счел это знаком согласия. Ричарду отдали его грязную одежду и тупой меч, подняли под руки, погрузили в грузовик и повезли далеко-далеко. Прочь от города, названия которого, Ричард так и не узнал.

Машина обдала его выхлопом и уехала. Ричард взглянул в бесконечную степь. Под ногами пронесся суслик. Ричард поймал его одной рукой и вгрызся в мохнатую шею зверька. Теплая кровь была куда приятнее каши из грязного ведра. По телу разливался прилив бодрости. Без таблеток и порошков магистра.

– Прости меня, господи, но кто я такой, если не совершу все то, что мне предписали. – сказал сам себя Ричард, стер кровь, скопившуюся в уголках губ и двинулся по следам шин.

Где-то шел Ричард и обескровливал несчастных грызунов.

Где-то раздавались выстрелы и крики Аллаху Акбар. Где-то шумел прибой кипящего после ядерного удара боя. Тысячи человек бежали к своей смерти. Сотни ехали. Один шел пешком. И только двое уезжали от нее. Белый кролик звучал уже сотый раз. Марго И Роман сидели на горячем капоте и курили. Арабская речь мелькала в эфире, пока Марго не отключила рацию.

Дорога к храму Воскресения была устелена костями в истлевших тряпках. Останки тех, кто, завидев на горизонте ядерный гриб побежал спасаться в храм. Но храм оказался не резиновым. Они хрустели под ногами, как первый снег в Клермоне.

Роман подцепил к дверям трос и махнул рукой. Дверь вырвалась сразу и облако из трупного яда и пыли вырвалось наружу. Роман пригнул голову и закашлялся. Марго уже подъезжала, давя груды костей колесами. Звук был похож на треск костра.

Марго выкинула из багажника две пары резиновых сапог, перчатки до локтей и респираторы.

– Может не пойдем туда? – спросил Роман.

– Целью всех крестовых походов является освобождение гроба господнего. Ты же читал?

– Пролистал. – скромно сказал Роман.

– Это главная задача. Возьмем его и для нас откроются все двери.

– И даже райские врата?

– Нет. Их не существует. – Марго включила фонарь и вошла внутрь. Респиратор не спасал от вони. Кувуклия была покрыта толстым слоем пыли, грязи и мертвых личинок.

Марго подцепила гробовую плиту железным прутом и повисла на ней. Плита слетела и открылся гроб, полный паутины и грязи.

С минуту оба молча пялились в пустую гробницу.

– Другого я не ожидал. – Хьюго присел на край, стянул респиратор на шею и закурил.

– Положим сюда любые останки. Побольше. Что бы мощей хватило на твой век. – Марго оглядела брошенную церковь.

– На наш. – поправил Роман.

– На твой. Я довезу до тебя до границы. Тебя встретит Аделаида. Жена императора Виго.

– Я никуда без тебя не поеду! – Роман едва не свалился в гроб. – Устроим тебя министром здравоохранения Германской империи. Монакийцы посодействуют. Марго, тебе некуда возвращаться!

– Вот именно. Я уничтожила свой госпиталь, а жить в цивилизации я не хочу. Просто не смогу. Там постоянные проверки, все следят за тобой. Там свои законы. А я привыкла к своим законам. Госпиталь святых Петра и Павла был маленьким государством. Отправишь мне молодых немецких докторов, восстановим госпиталь. Либо отправлюсь на север. Там у паломников нет приюта и на морозильные камеры не нужно тратиться.

– А потом нам опять взбредет в голову, что один пытается убить другого. Мы слишком стары. Нам нужно приглядывать друг за другом. Все свои лучшие годы я провел вдалеке от единственного друга.

– Дружбы не существует. – Марго приподняла респиратор и сплюнула. – Дружбой принято считать взаимовыгодное общение двух и более людей. Когда выгода заканчивается, заканчивается и дружба. Ее придумали, чтобы прощать долги и продавать глупые песни. И вообще, друзья, это самые опасные…

Роман перестал слушать. Витражный потолок затрещал от попавшего внутрь храма воздуха. Шум осыпающегося стекла. Роман не минуты не раздумывая вскочил и сбил Марго с ног, опрокинув на чужие кости. В ту же минуту огромная плита и тонны стекла грохнулись на то место, где стояла Хейфиц. Поднялись столбы пыли. Марго сбросила с себя Романа и натянула ему респиратор обратно на лицо.

Это от шума гуляло в церкви и билось о ее стены. Поднятая пыль оседала.

– Четыре года назад я освящал старый аэропорт перед восстановлением. Среди мусора я нашел памятку о действиях при аварии. Сначала нужно надеть кислородную маску на себя. Потом на другого. – Роман отряхнул колени и поднялся. – Ты конечно этой инструкции не видела, – Роман постучал пальцем по респиратору. – Но это и есть дружба. Тебе плевать, что мои родители были бандитами и работорговцами. Мне плевать, что ты ставишь эксперименты на живых людях. Ты знаешь о моей страсти к молоденьким мальчикам. Я знаю о твоих преступлениях. Но ни разу за тридцать лет, я не слышал от тебя ни одного упрека. И когда на моей шее затянулся шнурок от балдахина, и я подумал, что это ты послала убийцу, я хотел сдаться. Потому, что все мои победы никто больше не оценит. Они будут облизывать экран с изображением любого папы. Они будут кидать свои шапки на любой праздник, будь то Рождество или бал Сатаны. Вопрос в том, кто провозгласит эти праздники? Мы. Я видел много лживых добродетелей, что сыплют друг другу яд в чай и душат ночью подушками. Но мы, два негодяя и подонка никогда так друг с другом не поступим. Зло у которого есть друг, победит зло, которое действует в одиночку! Ты едешь со мной.

– А как же жить для себя, как же эгоизм? – спросила Марго не поднимаясь с пола. – Ты мог погибнуть! И кто бы тогда…

– Чхал я! – Роман нагреб целую охапку костей и бросил в гроб. – Я все еще Хьюго седьмой, верховный глава церкви и я вырву глотку любому, кто посмеет в это усомниться!

Кости загремели о дно гроба. Марго смотрела на обвалившуюся плиту.

– Извини. – сквозь зубы сказала она.

– Что? – Роман отвлекся от набивания ящика истлевшими останками трупов.

– Просто извини меня за все, что произошло.

– Тебе не за что… – Марго перебила Романа, тем, что обняла его и уткнулась носом в грязный халат. – И ты меня прости. Мы оба два старых параноика. Ты прав. Нам и правда нужно присматривать друг за другом.

Стены понемногу осыпались. Рация шипела, но ничего поймать не могла. У Романа затекло плечо.

– Надо валить отсюда. Ты не спишь там, Марго?

– Нет. Тащим гроб в тачку и валим из этого вашего Иерусалима.

Многовековую гробницу поддели арматурой, грубо протащили по полу и закинули в багажник. Дверями храма громко хлопнули. Над обвалившейся крышей все еще кружили темные облака пыли.

Эпилог

Молодежь с унылыми лицами, будто на дворе не две тысячи семидесятый, а какой-нибудь тысяча девятьсот двадцатый. Телешоу перед вечерним отключением электричества и не христианская музыка им куда интереснее, чем публичное сожжение ведьмы. А ведь оно, в отличии от глупых передач, транслируется без реклам.

Трансляцию можно посмотреть на всех центральных площадях, дома, в пивной, везде, где есть связь.

Где связи нет пылают хаты. Иссушенный мертвец, с золотым полумесяцем, украденным из взорванной мечети лежит под ногами Ричарда. Он безразлично осматривает один из городков, что мог принадлежать ему. Если бы героям не понадобился предатель, если бы война не была бизнесом. Если бы не стечение обстоятельств.

Святыня опустошена не ими. Их молитвы кричат чужие уста. И чужие пули вонзаются в тела их врагов, доверяя им лишь засыпать хлорной известью смердящие тела. Жалкие остатки последнего батальона отупленно глядят на колонны ржавых автомобилей и чужие костры в захваченных домах. На подбородках присохла кровь пустынных сусликов, которой они утоляли жажду. И только ле Пьер, гремя браслетами наручников хохотал как ненормальный. На всю пустыню.

Те кто искали смерть нашли ее. Те кто искали рай, видно в ссоре с головою. Те кто искали святой источник, нашли его под грудой тел крестьян и теперь у них выпадают волосы, кровь течет из носа по двенадцать раз на дню, а пища, если ее можно так назвать не пролазит в глотку. Источник силы был не для них, а для опухолей, что обнимает их органы метастазами.

Бруно пытается разбудить своего капитана, но это бесполезно. Он дошел до самого конца и умер во сне. Какая досада.

– Капитан Ричард!

Ричард повернулся. Откинул свалявшиеся патлы с лица. Его уже давно никто так не называл.

– Капитан! Господи! – перед бывшим капитаном, стоял его бывший слуга. Бруно. Ричард видел свое отражение в битом стекле. Заросшее грязное животное. Пыль забилась в морщины. Лицо Бруно лишь загорело. Он не оброс, не вымахал ростом и не похудел. От него разило кислым перегаром. На правом глазу красовалась черная повязка.

Бруно немедленно перекусил цепочку наручников.

– Капитан. Вы воняете хуже отхожей ямы. Видите, это? – он указал на свою повязку. – Напоролся на ветку. Но только никому ни слова. Все думают, что меня пытали муслимы.

– Я больше не капитан. – Ричард дотронулся до содранной с запястьев кожи и поморщился.

– Так ведь больше никого и нет. – пожал плечами Бруно.

– Мы проиграли?

– А хрен его знает. Я так ничего и не понял. Мы брали Иран вместе с немцами. Под их командованием. Бойня была страшная. Я наложил бы штаны, если бы конечно нас кормили.

– Мы победили?

– Я? Да. Последний отряд немцев пошел дальше. Хотят дойти до гроба господнего, несмотря на то, что папа давно мертв. Майор Гехельд, что взял город себе помер позавчера. Вся их рота отравилась водой. Но не я. Я то знаю, что нужно пить.

– Мы победили. – Ричард упал на колени. На песок. Они победили. Только кого? Тлеющий город больше ничей. Вместо славной гибели в битве, Ричард с кровью грызуна на подбородке стоит посреди чужой земли.

– Это ключи от администрации города. Я нашел их в нужнике. – Ричард протянул ключ на ржавом кольце.

– Зачем они мне? Зачем все это?

– Не знаю. – пожал плечами Бруно. – Но идемте со мной капитан. Я покажу вам фонтан, в котором вместо воды кровь!

На вопрос Ричарда «Кто победил?» Ответ был: никто. Но это лукавство. Победивший всегда найдется. Проигравших и без войны целый вагон. В тысячный раз играл Белый кролик. Трасса сужалась, а вокруг все чаще попадались ржавые авто и заброшенные здания. Где-то двое друзей везли свои старые кости и злые умыслы к новой жизни. Где-то на морозе горела Аделаида вместе со старым учебником анатомии. Где-то окунувшийся в источник солдат, вскрывал серозные волдыри грязным ножом. Где-то на жаре Ричард глядел на кровавый фонтан под пьяные усмешки своего оруженосца. Где-то, на руинах госпиталя святых Петра и Павла стоял магистр Антоний. Придавленная завалом нога не слушалась и волоклась при ходьбе как тряпка. Солнце слепило. Рот еле шевелился от жажды. Но сил хватило, чтобы крикнуть одинокому путнику на конной повозке: «Эй! Не хочешь скрасить долгий путь?» И тряхнуть пакетиком порошка.

Оглавление

Пролог

Глава 1. В погоне за прошлым

Глава 2. За забитыми окнами

Глава 3. Живительные силы

Глава 4. Спрос рождает Бог, дьявол – предложение

Глава 5. Единственное верное решение

Глава 6. Посевы

Глава 7. Враг, которого нет

Глава 8. Монстры за дверью

Глава 9. Осенняя тропа войны

Глава 10. Сделай сам

Глава 11. Да здравствует дурак!

Глава 12. Помощь, от которой нельзя отказаться

Глава 13. Идеальный соперник

Глава 14. План без изъяна

Глава 15. От теории к практике

Глава 16. Срывая маски, не урони свою

Глава 17. Непредвиденные расходы

Глава 18. Никогда не поздно сказать правду, никогда не рано солгать всем

Глава 19. То, что нельзя отнять

Глава 20. И было некому об этом рассказать

Глава 21. Без шансов на победу, без права на проигрыш

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg