«Проект революции в Нью-Йорке»

Первая сцена разыгрывается стремительно. Сразу видно, что ее повторяли несколько раз: каждый участник знает свою роль наизусть. Слова и жесты следуют друг за другом со слаженностью шестеренок, крутящихся в хорошо смазанном механизме.

Затем лакуна, пробел, пауза неопределенной протяженности, во время которой не происходит ничего — нет даже затаенного ожидания того, что должно за ней последовать.

Внезапно действие возобновляется без предупреждения, и это вновь та же самая сцена, которая разыгрывается в очередной раз… Но что это за сцена? Я закрываю за собою дверь, тяжелую деревянную дверь с вырезанным наверху прямоугольным и узким окошком, которое забрано литой решеткой с очень сложным узором (довольно грубая подделка под кованую), почти полностью закрывающей стекло. За дверью так мало света и сплетенные спирали, ставшие еще толще от наложенной в несколько слоев черной краски, так близко прилегают друг к другу, что невозможно различить, есть что-нибудь внутри — или нет.

Вся остальная поверхность двери покрыта темно-желтым лаком, на котором прорисованы прожилки посветлее, дабы создать видимость их принадлежности к другой породе дерева, очевидно, более привлекательной с точки зрения декоративности: они идут параллельно или чуть отклоняясь от контуров темных сучков — круглых, овальных, иногда даже треугольных. В этой запутанной сети линий я уже давно обнаружил очертания человеческого тела: на левом боку, лицом ко мне лежит молодая женщина, по всей видимости, обнаженная, ибо можно отчетливо видеть соски на груди и треугольник курчавых волос в паху; ноги у нее согнуты, особенно левая, с выставленным вперед коленом, которое почти касается пола; правая же положена сверху, щиколотки тесно соприкасаются и, судя по всему, связаны, равно как и запястья, заведенные, по обыкновению, за спину, ибо рук словно бы нет: левая исчезает за плечом, а правая кажется отрубленной по локоть.