«Семейство Питар»

Муанар, разумеется, отмолчался: он всегда молчит.

По-прежнему смотрит вперед, но это еще не значит, что он не расслышал.

— Никто не видел моей зажигалки?

Ланнек вернулся в штурманскую, где стояли узкий диван и столик, заваленный картами, включил свет, разыскал зажигалку и нашарил рукой кусок бумаги в клеточку, который ему пришлось поднести к самой лампочке.

— Муанар! — окликнул он.

— Да?

— Ты был в штурманской?

— Нет.

— При тебе в нее никто не входил?

— Никто.

Ланнек что-то проворчал, сунул бумажку в карман и спустился в кают-компанию.

— Шла бы ты спать, — сказал он жене. — Мне пора на вахту.

Механик уже ушел к машине, радист из вежливости немного задержался. Скатерть сменили, и стол был теперь покрыт зеленым бильярдным сукном: считалось, что это превращает кают-компанию в салон.

— Волнение сильное? — поинтересовалась Матильда, оставшись наедине с мужем.

— Не слишком. Но в Ла-Манше нам достанется.

— Ты говоришь так, словно тебя это радует.

— Меня? С какой стати?

— Сознайся, тебя же бесит, что я еду с вами.

— Полно тебе!

Отпирался Ланнек не очень убедительно. Он отворил одну из кают, вошел, поцеловал жену в лоб.

— Если что-нибудь понадобится, позвони.

— И явится этот парень с грязными руками?

— Я скажу, чтобы он их вымыл.

— Я лишь с трудом заставила себя есть.

— Ясно.

— Что ясно?

— Да ничего.

Или все. С чего ей взбрело отправиться с ним в рейс?

За два года брака Матильде давно пора бы привыкнуть к мужниным отлучкам: он ведь еще ходит в плавание.

И вот на тебе! Теперь, когда у него собственный пароход, когда он стал не только капитаном, но и судовладельцем, она потребовала, чтобы ее взяли в рейс.

— Спокойной ночи!

— Тебе тоже.

Оставшись один, Ланнек поскреб небритые щеки и нацедил стакан воды. Голова у него трещала. Вчера он засиделся кое с кем в руанском «Кафе де Пари», обмывая новое судно, вернее, переход его к новому владельцу.

Это был старый английский сухогруз, именовавшийся прежде «Гусирисом» и спущенный на воду лет шестьдесят назад.

«Как мне его окрестить? — задавал себе Ланнек вопрос, совершив купчую. — Гром небесный, я хочу придумать ему имя понеобычней!»

Гром небесный — это было его любимое бранное присловье.

«Назови его „Гром небесный“.

Был вечер, все подвыпили.

«Заметано!» — грохнул Ланнек кулаком по столу.