«Братья Вариони»

О прежних кумирах с Гарденией Пенни

Пока мистер Пенни в отпуске, его колонку в газете ведут несколько именитых авторов, представляющих разные сферы жизни. Сегодня приглашенный обозреватель - мистер Винсент Вестморленд, известный продюсер, рассказчик и юморист. Взгляды мистера Вестморленда не обязательно совпадают со взглядами мистера Пенни или со взглядами, которых придерживается газета.

"Если бы, подобно Аладдину, у меня была власть вызывать доброго джинна, я бы немедленно попросил его засадить Гитлера, Муссолини и Хирохито в просторную клетку и расположил этот зверинец на крыльце Белого дома. А потом я бы серьезно подумал об увольнении своего расторопного слуги, но сначала задал бы ему один вопрос, а именно:

- Где Сонни Вариони?

Для меня, как, наверно, для тысяч моих современников, незавершенная история великих братьев Вариони - одна из самых трагических в нашем столетии.

Хотя музыка, оставленная нам этими золотыми мальчиками, все еще жива и звучит в наших сердцах, но сами они забыты, поэтому стоит рассказать о них молодым и напомнить о них старикам.

Когда в роковую ночь их издатель и друг Тедди Барто давал в их честь самый чудесный и самый показушный прием, достойный сумасшедших двадцатых, я тоже был там.

Праздновали пятилетие совместной работы и славы братьев. Особняк Вариони был заполнен самыми знаменитыми мужчинами того времени и самыми красивыми женщинами, которых или боготворили или ругательски ругали. Самый суперогромный и самый черный парень, какого я когда-либо видел, стоял у входной двери с серебряной тарелкой размером с крышку люка, в которую кидали свои визитные карточки известные актеры, актрисы, писатели, продюсеры, танцоры, все знаменитые мужчины и женщины Чикаго.

Похоже, познав вкус успеха, Сонни Вариони пристрастился и к азартным играм, причем играть он хотел не со всяким, а с такими тузами, как, например, недоброй памяти покойный Бастер Хэнки. Недели за две до приема Сонни проиграл Бастеру в покер около сорока тысяч долларов и отказался платить, обвинив его в жульничестве

Около четырех часов того веселого и страшного утра примерно двести светских снобов столпились, как дети, в дурацком подвале, где Вариони записывали свои хиты. Там все и случилось. Если спросите, почему я рассказываю эту трагическую историю, то я отвечу вам, что имею на это право, ибо совершенно убежден, там не было ни одного трезвого человека, кроме меня.

Пришел Рокко, недавно нанятый и самый способный телохранитель Бастера Хэнки, и ласково поинтересовался у головокружительной блондинки, чье имя вылетело у меня из головы, где он может найти Сонни Вариони. Подвыпившая блондинка... бедняжка... ничего не подозревая, махнула в сторону рояля.

- Там, красавчик. Только не стоит торопиться. Выпей со мной сначала.

Но Рокко было некогда с ней пить. Он локтями проложил, себе дорогу в толпе и один за другим сделал пять выстрелов в спину, но не тому человеку. Джо Вариони, которого никто никогда раньше не видел за роялем, потому что это было делом Сонни, мертвым упал на пол. Джо был поэтом и играл на рояле, только когда напивался пьяным, а напивался пьяным он лишь один раз в году на грандиозных приемах, которые в его честь и в честь Сонни устраивал Тедди Барто.

Сонни пробыл в Чикаго еще несколько недель. Он бродил по городу без шляпы и без галстука и совсем не спал. Потом он исчез из Города ветров. С тех пор никто его не видел и не слышал. Поэтому, мне кажется, я обязательно спросил бы своего джинна, если бы он объявился:

- Где Сонни Вариони?

А ведь какая-нибудь малышка где-нибудь в глуши наверняка владеет информацией, и так как я, к сожалению, не имею джинна, может быть, она или он просветят одного из тысяч искренних поклонников?"

Меня зовут Сара Дали Смит. Насколько я понимаю, я и есть малышка из глуши. И у меня есть кое-какая информация о Сонни Вариони. Он в Уэйкроссе, штат Иллинойс. Дела у него не очень, но он день и ночь печатает на машинке замечательный, ни на что не похожий и, наверно, великий роман, который написал и выбросил в корзину Джо Вариони. Он писал ручкой на желтой бумаге, на линованной бумаге, на мятой бумаге, 4на порванной бумаге. Листки он не нумеровал. Отдельные предложения и даже целые куски текста зачеркивал и переписывал на оборотной стороне конвертов, на неиспользованных страницах студенческих работ и на полях в расписании поездов. Чтобы свести концы с концами, восстановить главу за главой и всю книгу из этого сумасшедшего колосса, надо проделать гигантскую работу, требующую молодости, здоровья и отказа от своего "я". У Сонни Вариони нет ни того, ни другого, ни третьего. У него есть надежда на спасение.

Я не знакома ни с каким мистером Вестморлендом, и с приглашенным обозревателем Вестморлендом тоже, однако мне нравится его любопытство. Наверно он помнит всех своих старых подружек благодаря стихам и музыке братьев Вариони.

Итак, если джентльмены с барабанами и трубами ждут, я готова поделиться с Вестморлендом информацией.

А так как начинать надо издалека, то мне придется вернуться в высокие, необъятные и прогнившие двадцатые годы. У меня нет ни особых страданий по тому времени, ни даже убежденного безразличия ко всеобщему плохому вкусу эпохи.

Случилось так, что я была второкурсницей в Уэйкросс - колледже и носила желтый плащ с бунтарскими и смешны- ми надписями на спине о том, что секс это здорово и все мы болеем за футбольную команду стариков. У меня не было крылышек.

Джо Вариони учил нас английской литературе - от "Беовульфа"[1] до Филдинга, как требовалось по программе. Учил он замечательно. Наши девчонки любили гулять под дождем и главным предметом избирали английскую литературу, поэтому не меньше трех раз в той или другой школе над ними уже нависала окровавленная рука Грендела. Когда же Джо повествовал о дурацких деяниях Беовульфа, они как будто преображались, словно вышли из-под пера Браунингов.

Он был самый высокий, самый тощий и самый занудный парень, какого я когда-либо знала. И он был великолепен. У него были красивейшие в мире карие глаза и всего два костюма. Он был очень несчастен, и я не знаю, почему.

Если бы он вызывал добровольцев, чтобы они замертво падали у доски ради него, я бы заслужила стипендию. Несколько раз он приглашал меня на свидания, но сколько это требовало от меня сил, никто не знает. Я его не очень интересовала, но ему отчаянно не хватало аудитории. Иногда он рассказывал о том, что пишет, и даже кое-что читал. Кусочки из романа, написанные на странной желтой бумаге. И неожиданно обрывал себя:

- Стой, - говорил он. - Здесь я поправил.

После этого он выуживал из кармана пару конвертов и читал то, что было написано на оборотной стороне. Не представляю, чтобы кто-нибудь еще мог уместить так много текста на таком маленьком пространстве.

А потом он перестал мне читать. Избегал меня после занятий. Один раз я увидала его в окно библиотеки и крикнула, чтобы он подождал меня. Мисс Макгрегор потом неделю не выпускала меня в наказание из общежития. А мне было все равно. Джо ждал меня.

Я спросила его, как подвигается книга.

- Я ничего не писал, - сказал он.

- Очень плохо. Когда вы собираетесь ее закончить?

- Когда у меня появится возможность.

- Возможность? А что вы делали ночами?

- Я работал вместе с братом. Он пишет песни. Я сочинял для него стихи.

У меня рот открылся от удивления. Он словно сообщил мне, что Роберта Браунинга наняли играть на третьей базе за "Кадз".

- Вы шутите, - сказала я.

- Мой брат пишет замечательную музыку.

- Прекрасно. Просто великолепно.

- Я не собираюсь всю жизнь работать для него, - объяснил мне Джо. Только пока он не добьется успеха. А потом все.

- И вы занимались этим все ночи? Совсем не прикасались к роману?

Джо холодно ответил:

- Я же сказал, что буду ждать, пока он добьется успеха. А когда он добьется успеха, я это брошу.

- А чем он зарабатывает на жизнь? - спросила я.

- Сейчас он все время проводит за роялем.

- Понятно. Джо-артист не работает.

- Хотите послушать музыку Сонни? - спросил Джо.

Я отказалась, но он все равно притащил меня в студию. Джо сел за рояль и сыграл мне мелодию, которую потом назвали "Я хочу слушать музыку". Конечно же, это было великолепно. Сбивало с ног. Я забыла обо всем на свете и вся отдалась музыке. Джо дважды сыграл эту мелодию. Когда он закончил, то провел худой рукой по черным волосам.

- Я подожду, пока он добьется успеха, - повторил он. - Когда он добьется успеха, я брошу.

Информирую вас, что Сонни Вариони был красивым, обаятельным, пресыщенным и лживым. И он великолепно умел импровизировать на рояле. Какие у него были пальцы! Ни у кого не было таких пальцев в 1926 году. Мне казалось, они так легко расправляются с клавиатурой, что просто не могут не придумать что-нибудь новое. Он очень сильно, даже мощно играл правой, но таких, как у него, басов, я не слышала даже у негров. Когда он бывал в ударе, он мог сунуть одну . руку за спину, чего я тоже никогда больше не видела, и играть одной рукой так, что вы бы наверняка не заметили разницы. Несомненно, он понимал, что талантлив. Он был настолько самодоволен от природы, что мог бы показаться почти скромным. Сонни никогда никого не спрашивал, нравится ли его музыка. Он заранее был уверен, что нравится.

Однако я всегда признавала, что в Сонни было и кое-что хорошее. Он понимал, если Берлины, Кармайклы, Керны, Айшемы Джонсы сочиняют мелодии, сравнимые по качеству с его собственными, то ни один из текстовиков Джо в подметки не годится. Если Сонни когда и хвастался публично, то он хвастался своим братом.

Сонни ни разу не позволил мне посмотреть, как они с Джо работают вместе, и мне ничего об этом не известно, кроме того, что рассказал мне сам Джо. Он рассказал, что Сонни обычно играет придуманную мелодию и играет раз пятнадцать, пока он, Джо, вслушивается в нее с бумагой и ручкой наготове. Думаю, это было больше похоже на трезвый расчет, чем на вдохновение.

Я ездила с ними в Чикаго, когда они продали "Я хочу слушать музыку", "Мэри, Мэри" и "Грязнулю Пегги". Мой дядя был адвокатом Тедди Барто, и это я повезла их к Тедди.

Когда Тедди с чувством объявил, что покупает разом три песни, братья Вариони не бросились к нему в объятия.

- Я хочу все три, - с еще большим чувством повторил Тедди. - Я покупаю у вас три песни. А у вас есть агент?

- Нет, - ответил Сонни, все еще сидевший за роялем.

- Тогда он вам не нужен, - сообщил им Тедди. - Я напечатаю ваши песни, и я буду вашим агентом. Ну же, выше нос. Я - хороший человек. А чем вы зарабатываете себе на хлеб?

- Я преподаю, - сказал Джо, глядя в окно.

- Я плету корзины, - сказал Сонни, не вставая из-за рояля.

- Вы должны немедленно переехать в Чикаго. Тут вы будете в гуще событий. Ведь вы самые настоящие гении, - изрек Тедди. - Я вам выписываю чек в счет будущих гонораров, и вы сейчас же переезжаете в Чикаго.

- Я не хочу переезжать в Чикаго, - возразил Джо. - Я не буду успевать на первый урок.

Тедди повернулся ко мне.

- Мисс Дали, повлияйте на этого парня. Он должен переехать в Чикаго, чтобы быть в гуще событий, происходящих в стране.

- Он прозаик, - ответила я. - Он не будет писать песни.

- В городе он тоже может писать романы, - мгновенно решил все проблемы Тедди. - Я люблю читать романы. Все любят читать романы. Это расширяет кругозор.

- Я не перееду в Чикаго, - упрямо повторил Джо, глядя в окно.

Тедди хотел было еще что-то сказать, но Сонни приложил палец к губам, приказывая ему молчать. И я возненавидела его за это.

- Ну, работайте, где хотите и как хотите, лишь бы это было на пользу вам обоим, - ловко подвел итог переговорам Тедди. - Вы меня не огорчили. Я уверен в успехе, это я вам говорю. А что касается остального, вы оба взрослые люди.

Когда мы ехали обратно в Уэйкросс, то попросили проводника принести нам стол и несколько часов подряд играли в покер. А потом я все поняла и мне стало плохо. Я бросила карты, ушла на площадку и закурила сигарету. Сонни тоже пришел и взял у меня сигарету. Как ни в чем не бывало, он стоял, возвышаясь надо мной. Он был самоуверен и страшен. Он был хозяин. Даже стоя на площадке между вагонами, он не мог не быть хозяином площадки.

- Сонни, отпусти его, - попросила я. - Ты и в карты не разрешаешь ему играть, как он хочет.

Он не стал спрашивать:

- О чем ты говоришь?

Он хорошо знал, о чем я говорю, и ему было наплевать, знаю я, что он это знает, или нет. Он молчал и ждал, что я еще скажу.

- Сонни, отпусти его. Зачем он тебе? Ты ведь уже прорвался. Найди себе кого-нибудь еще. У тебя потрясающая музыка.

- Джо лучше всех пишет слова. Никто даже рядом с ним не стоит.

- Сонни, он прозаик, - сказала я. - Он - хороший прозаик. Я разговаривала с профессором Вурхизом в колледже... Ты слышал о нем... Когда он узнал, что Джо больше не пишет, он только покачал головой. Всего лишь покачал головой, Сонни. И все.

Сонни бросил окурок на пол и наступил на него.

- Джо такой же зануда, как я, - проговорил он. - Мы оба родились занудами. И нам обоим нужен успех. По крайней мере, он нас раскачает. И даст нам деньги. Даже если он напишет свой роман, пройдут годы, прежде чем его "я" будет вознаграждено.

- Ты неправ. Ты совершенно неправ. Джо - не зануда. Он просто не умеет себя защищать. У него есть идеалы. А у тебя их нет. Это ты зануда, Сонни.

- Ты и вправду расстроена, - заметил Сонни. - Но все равно зря теряешь время. Тебе что-нибудь понравилось из моих мелодий?

- Я тебя ненавижу, - сказала я. - И всю свою жизнь я буду заставлять себя ненавидеть твою музыку.

Он взял у меня сумку и достал сигареты.

- Это, - проговорил он, - невозможно.

Я вернулась в вагон.

После "Грязнули Пегги" братья Вариони написали "Эмми-Джо", но прежде, чем "Эмми-Джо" была продана, на новый стол Тедди Барто они бросили "Красавца с Богатой улицы". После "Красавца" они написали "Можно мне поплакать, Анни?", после "Анни" появилась "Погоди немного". Потом "Фрэнсис тоже там была", потом "Скучные уличные блюзы", потом... О, я могла бы все их перечислить. Я могла бы все их спеть. Да что толку?

Сразу после "Мэри, Мэри" они переехали в Чикаго, купили большой дом и заселили его бедными родственниками. Себе они оставили подвал. Там были рояль, стол для игры в пул и бар. Половину времени они спали. Разбогатели они очень быстро и все могли себе позволить... Например, дарить блондинкам изумруды или не знаю уж что. Внезапно в Америке не осталось ни одного продавца, который бы, взбираясь на лестницу за банкой спаржи, не насвистывал или не напевал одну из песенок братьев Вариони, как бы плохо у него ни было со слухом.

Сразу после "Можно мне поплакать, Анни?" у меня заболел отец, и мне пришлось уехать с ним в Калифорнию.

- Завтра мы с папой уезжаем. Будем жить в Калифорнии, - сказала я Джо. - Почему бы тебе тоже не поехать со мной в Калифорнию? Это я делаю тебе предложение по-латышски.

Он пригласил меня на ленч.

- Сара, я буду по тебе скучать.

- С нами в поезде едет Корин Гриффит. Она хорошенькая.

Джо улыбнулся. У него была такая улыбка.

- Сара, я буду тебя ждать, - сказал он. - Когда ты вернешься, я, наверно, уже повзрослею.

Я прикоснулась к его худой прекрасной руке.

- Джо, милый Джо. Ты писал в воскресенье? Ты писал, Джо? Ты хотя бы брал в руки рукопись?

- Я очень вежливо с ней поздоровался.

Он убрал свою руку из-под моей.

- Ты совсем не писал?

- Мы работали. Оставь меня в покое. Оставь меня в покое, Сара. Давай лучше есть салат и не терзать друг друга.

- Джо, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив. Ты ведь сжигаешь себя в этом вашем отвратительном подвале. Я хочу, чтобы ты все бросил и вновь вернулся к роману.

- Сара, пожалуйста. Даешь мне слово, что не будешь ругаться, если я тебе кое-что скажу?

-Даю.

- Мы делаем новую песню. Я уже подал Сонни заявление об уходе. Как полагается, за две недели. Теперь для него будет писать Лу Гангин.

- Неужели Сонни знает?

- Ну конечно, я ему сказал.

- Он не захочет Лу Гангина. Он хочет тебя.

- Он хочет Гангина, - сказал Джо. - Зачем я тебе проговорился?

- Он тебя обхитрит, Джо. Он тебя обхитрит и не отпустит. Поедем со мной в Калифорнию, - попросила я. - Хотя бы сядь со мной в поезд. Ты выйдешь, где и когда пожелаешь. Ты сможешь...

- Пожалуйста, Сара, замолчи.

Я упросила профессора Вурхиза поехать повидаться с Сонни, пока Джо провожал нас с папой. Сама я не могла этого сделать. Я бы не выдержала холодный взгляд его скучающих глаз, заранее разгадавший мою несчастную хитрость.

Сонни принял профессора Вурхиза в подвале, и все время, пока старик был там, играл на рояле.

- Профессор, садитесь, пожалуйста.

- Спасибо. Вы очень хорошо играете, сэр.

- У меня мало времени, профессор. На восемь назначена встреча.

- Очень хорошо. - Профессор сразу приступил к делу. - Насколько я понял, Джозеф пишет для вас слова, и скоро его место должен занять молодой человек по фамилии Гангли.

- Гангин, - поправил его хозяин. - Нет. Кто-то вас разыграл. Джо пишет лучше всех. А Гангин просто мальчик.

Тогда профессор Вурхиз сурово произнес:

- Ваш брат - поэт, мистер Вариони.

- Я думал, он прозаик.

- Скажем так. Он - писатель. И очень хороший писатель. Я считаю, что он гений.

- Как Редьярд Киплинг и прочие?

- Нет. Как Джозеф Вариони.

Сонни наигрывал что-то грустное на низах, то легко пробегая по клавишам, то сильно ударяя по ним. И профессор, сам того не желая, слушал его.

- Почему вы так уверены? - спросил Сонни. - Почему вы уверены, что после того, как он годами будет перебирать слова, кто-нибудь не скажет ему, что он неудачник?

- Мистер Вариони, я думаю, Джозеф должен использовать свой шанс, ответил профессор Вурхиз. - Вы читали что-нибудь, написанное вашим братом?

- Он показывал мне рассказ о том, как дети идут из школы. Вшивенький рассказик. Там ничего не происходит.

- Мистер Вариони, - сказал профессор, - вы должны его отпустить. Вы имеете на него страшное влияние. Освободите его.

Сонни вскочил и застегнул все пуговицы на пиджаке своего стопятидесятидолларового костюма.

- Мне пора. Прошу прощения, профессор.

Профессор пошел следом за Сонни наверх. Они надели свои пальто. Лакей открыл дверь, и они вышли на улицу. Сонни подозвал такси и предложил профессору подвезти его, но профессор вежливо отказался.

Но он все-таки сделал последнюю попытку.

- Вы твердо решили впустую сжечь жизнь вашего брата? - спросил профессор Вурхиз.

Сонни отпустил такси, в которое уже хотел садиться. Он повернулся к профессору лицом и ответил ему совершенно правдиво.

- Профессор, я хочу слушать музыку. Я из тех людей, что ходят по ночным клубам. Но я бы не мог пойти в ночной клуб, если бы там какая-нибудь девочка пела слова Лу Гангина на мою музыку. Я не Моцарт. Я не пишу симфоний. Я пишу песни. У Джо слова получаются лучше, чем у кого бы то ни было, что бы он ни писал, джаз, любовную штучку или плясовую. Я с самого начала это знал.

Сонни закурил сигарету и выпустил дым, не разжимая губ.

- Я выдам вам тайну, - сказал он. - Я ужасно мучаюсь, когда слушаю музыку. Поэтому я не могу отказаться ни от чьей помощи.

Он кивнул профессору, сошел с тротуара на мостовую и сел в подкатившее такси.

Наверно, моя чувствительность притупилась в результате нормально-счастливой жизни, которую я веду. Долгое время после смерти Джо Вариони я старалась обходить те места, где играли джаз. Потом в педагогическом колледже я встретила Дугласа Смита, влюбилась в него, и мы отправились на танцы. Когда оркестр заиграл песню братьев Вариони, я почувствовала себя предательницей, поняв, что могу использовать слова и музыку братьев Вариони в качестве опознавательных знаков моего нового счастья для будущих ностальгических воспоминаний. Я была очень молода и очень влюблена в Дугласа. У него же было одно удивительное негениальное качество, у моего Дугласа... Его руки всегда хотели меня обнять. Я думаю, если какая-нибудь женщина в память о мужчине когда-нибудь захочет написать оду вечной любви, для убедительности ей обязательно надо будет вспомнить, как этот мужчина брад ее лицо в свои ладони и всматривался в него, по крайней мере, с вежливым интересом. Джо всегда был слишком несчастным, слишком упрямым, слишком занятым своей неудовлетворенной гениальностью, чтобы иметь время или желание всмотреться если не в мое лицо, то в мою любовь. Вот так случилось, что мое заурядное сердечко своим боем проводило старую любовь и встретило новую.

В течение семнадцати лет, что прошли после смерти Джо Вариони, я часто вспоминала о его трагедии. И мне становилось очень больно. Бывало, мне приходили на память целые предложения из его незаконченного романа, который он мне читал, когда я была студенткой второго курса в Уэйкроссе. Странно, чаще всего они являлись мне, когда я купала ребятишек, не знаю уж почему.

Я уже сообщила вам, что Сонни Вариони в Уэйкроссе. Он живет в одном доме со мной и Дугласом примерно в миле от колледжа. Ему сейчас очень неважно, и выглядит он гораздо старше своих лет.

Около трех месяцев назад наш милый старый профессор Вурхиз открыл дверь моей аудитории, где я читала лекцию, и попросил меня выйти к нему на минутку. Я вышла, приготовившись внутренне к какому-нибудь важному сообщению или замечанию, потому что я опять недопустимо опаздывала проставить оценки.

- Дорогая Сара, - сказал он. - Приехал Сонни Вариони.

Я ему не поверила.

- Нет. Этого не может быть.

- Он здесь, дорогая. Двадцать минут назад он явился ко мне в кабинет.

- Что ему надо? - довольно резко спросила я.

- Не знаю, - медленно проговорил профессор. - Правда, не знаю.

- Не хочу его видеть. Просто не хочу его видеть, и все. Я замужем. У меня двое прелестных детишек. Я не хочу иметь с ним ничего общего.

- Сара, пожалуйста, - тихо попросил профессор Вурхиз. - Этот человек болен. Что-то ему нужно. Нам надо узнать, что.

Я боялась, что у меня сорвется голос, поэтому промолчала.

- Сара! - Профессор говорил ласково, но твердо. - Человек, который сидит в моем кабинете, безобиден.

- Хорошо, - согласилась я.

Я пошла по коридору следом за профессором. Ноги мне не очень повиновались. Мне казалось, что они разжижаются.

Он сидел в одном из потертых кресел в кабинете профессора. Увидев меня, он встал.

- Здравствуй, Сара.

- Здравствуй, Сонни.

Он попросил у меня разрешения сесть. Я торопливо ответила:

- Да, пожалуйста.

Сонни сел. Профессор Вурхиз пошел на свое место за массивным столом. Я тоже села и постаралась придать себе не очень враждебный вид. Мне захотелось помочь этому человеку. Кажется, я что-то сказала о том, что семнадцать лет большой срок. Сонни ничего не ответил. Даже не поднял глаз от пола.

- Мистер Вариони, чего вы хотите? - осторожно спросил его профессор Вурхиз. - Что мы можем для вас сделать?

Сонни долго молчал.

- У меня чемодан Джо с рукописью, - в конце концов сказал он. - Я ее читал. Многое написано на спичечных коробках.

Я не понимала, к чему он подбирается, но ясно было, что он нуждается в помощи.

- Понятно, - сказала я. - Ему было все равно, на чем писать.

- Мне бы хотелось все разобрать. И напечатать. Мне нужно место, где бы я мог этим заняться.

Он не смотрел на нас,

- Роман не закончен, - вновь заговорила я. - Джо не успел его закончить.

- Он его закончил. Он его закончил, когда вы с отцом уехали в Калифорнию. Я не дал ему переписать его.

Профессор Вурхиз взял на себя ответственность. Он подался вперед и сказал Сонни:

- Это очень трудная работа.

-Да.

- Зачем вам это надо?

- Потому что в первый раз в жизни я слышу музыку, когда читаю.

Он посмотрел на профессора Вурхиза и на меня робким взглядом, словно моля нас не пользоваться случаем и не иронизировать над ним. Мы и не стали.

Примечания

1

"Беовульф" - эпическая поэма (ок. 3000 строк), предположительно датского происхождения, один из важнейших памятников древнеанглийской литературы. Грендел - чудовище, побежденное заглавным героем этой поэмы. Браунинги Элизабет Баррет (1806 - 1861) и Роберт (1812 - 1889) - английские поэты, представители поколения последних романтиков; многие произведения Р. Браунинга представляют собой вольную обработку мотивов, позаимствованных из широко известных поэтических текстов, хотя к "Беовульфу" он не обращался.

Оглавление