«Большая кошачья сказка»

Правил в стране Жуляндии один король, и правил он, можно сказать, счастливо, потому что, когда надо, — все подданные его слушались с любовью и охотой. Один только человек порой его не слушался, и был это не кто иной, как его собственная дочь, маленькая принцесса.

Король ей строго-настрого запретил играть в мяч на дворцовой лестнице. Но не тут-то было! Едва только ее нянька задремала на минутку, принцесса прыг на лестницу — и давай играть в мячик. И — то ли ее, как говорится, бог наказал, то ли ей черт ножку подставил — шлепнулась она и разбила себе коленку. Тут она села на ступеньку и заревела. Не будь она принцессой, смело можно было бы сказать: завизжала, как поросенок. Ну, само собой, набежали тут все ее фрейлины с хрустальными тазиками и шелковыми бинтами, десять придворных лейб-медиков и три дворцовых капеллана, — только никто из них не мог ее ни унять, ни утешить.

А в это время шла мимо одна старушка. Увидела она, что принцесса сидит на лестнице и плачет, присела рядом и сказала ласково:

— Не плачь, деточка, не плачь, принцессочка! Хочешь, принесу я тебе Неведому Зверушку? Глаза у нее изумрудные, да никому их не украсть; лапки бархатные, да не стопчутся; сама невеличка, а усы богатырские; шерстка искры мечет, да не сгорит; и есть у нее шестнадцать карманов, в тех карманах шестнадцать ножей, да она ими не обрежется! Уж если я тебе ее принесу — ты плакать не будешь. Верно?

Поглядела принцесса на старушку своими голубыми глазками — из левого еще слезы текли, а правый уже смеялся от радости.

— Что ты, бабушка! — говорит. — Наверно, такой Зверушки на всем белом свете нет!

— А вот увидишь, — говорит старушка. — Коли мне король-батюшка даст, что я пожелаю, — я тебе эту Зверушку мигом доставлю!

И с этими словами побрела-поковыляла потихоньку прочь.

А принцесса так и осталась сидеть на ступеньке и больше не плакала. Стала она думать, что же это за Неведома Зверушка такая. И до того ей стало грустно, что у нее этой Неведомой Зверушки нет, и до того страшно, что вдруг старушка ее обманет, — что у нее снова тихие слезы на глаза навернулись.