«Гений фантазии»

Наступаль холодный ноябрский вечер. После обеда, более основательного, чем обыкновенно, в котором не последнюю роль играли труднопереваримые трюфли, я один сидел в столовой, положив ноги на каминную решетку и облокотившись на маленький столик с несколькими бутылками разных сортов вин и ликеров, который я придвинул к огню. Я стал пробегать попавшийся мне под руку нумер газеты.

Через несколько минут я хотел уже швырнуть газету, как вдруг внимание мое было привлечено корреспонденцией из Лондона, в которой вы давалось за истинный факт, что один из известных медиумов вызвал на спиритическом сеансе, при многочисленном собрании, дух одного исторического деятеля, который даже разговаривал со всеми присутствующими.

Прочитав это, я пришел в величайшее бешенство, сам не зная – почему.

– Это – презренная ложь! вскричал я. – Это нахальная газетная утка какого-нибудь бумагомарателя из-за копеечной построчной платы!… По крайней мере, что касается до меня, лично, то я никогда не поверю ничему, выходящему из круга естественных явлений.

– Mein Gott! Так кафарить мошет только напитый больфан! раздался вдруг, над самым моим ухом, чей-то удивительно странный голос.

Сначала я принял его за шум в ушах, какой делается иногда, когда чрез меру выпьешь; но, спустя несколько мгновений, мне показалось, что звуки эти скорее похожи на то, когда ударют толстой палкой по пустому бочонку. И, действительно, я пришел бы к этому заключению, если б ясно не расслышал сказанной фразы. Я от природы вовсе не холерического темперамента, да и несколько стаканов лафита подкрепили меня совершенно достаточно, так что я не почувствовал ни малейшего испуга, а спокойно обвел глазами всю комнату: в ней не оказалось никого.

– Гм!… – продолжал, между тем, голос, – ви глюп, если не видит мене, когта я сишу фосле фас!…

При этих словах, я действительно увидал, почти у самого своего носа, личность, поистине удивительную. Туловище его состояло из бочонка вина, рома или чего-нибудь подобного и заключало в себе нечто фальстафовское. Бочонок этот подпирался двумя длинными ликерными кувшинами, игравшими роль ног. Вместо же рук от верхней части туловища его болтались две довольно длинные бутылки, горлышки которых изображали ручные кисти, а роль головы исполняла воронка, обращенная ко мне отверстием и как будто кривлявшаяся.