«Скрипач»

Итак, творение мое предано анафеме, и не мне приобщиться к бессмертию. Отныне и на веки вечные, я — никто. Нестерпимая участь!

Схватив шляпу, я швырнул статью на пол и бросился из дома на Бродвей, по которому толпы восторженных зрителей спешили в цирк, недавно открытый неподалеку — на одной из боковых улиц — и прогремевший благодаря первоклассному клоуну.

Навстречу мне с радостным возгласом устремился мой давний приятель Стэндард:

— Хелмстоун, это ты? Как я рад! Да что с тобой? Уж не убил ли кого? Убегаешь от правосудия? Ты похож на помешанного.

— А, ты уже видел? — воскликнул я, имея в виду, разумеется, рецензию.

— Ну как же, как же — был на утреннем представлении. Великий клоун, поверь мне. А вот и Гобой! Гобой — Хелмстоун.

У меня не было ни времени, ни охоты сердиться на его досадное заблуждение, потому что при первом же взгляде на нового знакомого, столь бесцеремонно мне представленного, я немедленно успокоился. Это был упитанный коротышка, по-мальчишески живой и подвижный. На лице его играл свежий деревенский румянец, серые глаза смотрели весело и открыто. Только по волосам было видно, что ему за сорок.

— Поторапливайтесь, Стэндард! — на ходу закричал он моему другу. — Вы ведь в цирк? Говорят, превосходнейший клоун. Идемте же! Мистер Хелмстоун, давайте и вы с нами: пойдем вместе, а потом поужинаем у Тейлора — закажем тушеное мясо и пунш.

Непритворная приветливость моего нового, столь необычного знакомого, его румяное, сияющее довольством и добротой лицо подействовали на меня завораживающе. Было бы просто бесчеловечно не откликнуться на это бесхитростное, чистосердечное приглашение.