«Красавчик»

Грэм Грин Красавчик

Оранжевый шарф на голове женщины выглядел, как ток[1] двадцатых годов, ее голос сметал все преграды: голоса двух собеседников, рев мотоцикла на улице, даже звон суповых тарелок на кухне маленького ресторанчика в Антибе, теперь, когда осень окончательно вступила в свои права, практически пустого. Ее лицо показалось мне знакомым: я однажды видел ее на балконе одного из перестроенных домов на крепостных валах, она разговаривала с кем-то внизу, вне поля моего зрения. Но она не попадалась мне на глаза после того, как летнее солнце покинуло Антиб до следующего года, и я думал, что она уехала вместе с остальными иностранцами. «На Рождество я поеду в Вену, — говорила женщина. — Мне там очень нравится. Все эти очаровательные белые лошадки... и маленькие мальчики, поющие Баха».

Беседовала она с англичанами. Мужчина в синей хлопчатобумажной рубашке спортивного покроя пытался изображать летнего туриста, но время от времени ежился от холода. «Так мы не увидимся с вами в Лондоне?» — спросил он, а его жена, значительно моложе их обоих, тут же добавила: «Вы обязательно должны приехать».

— Наверное, не получится, — ответила женщина. — Но если вы, дорогие мои, приедете в Венецию на весенний...

— Я не уверена, что у нас будут деньги на такую поездку, не так ли, дорогой, но мы с удовольствием покажем вам Лондон. Правда, дорогой?

— Разумеется, — мрачно отозвался он.

— Боюсь, это совершенно, совершенно невозможно. Из-за Красавчика, вы же понимаете.

До этого момента я не замечал Красавчика, потому что он очень уж хорошо себя вел. Лежал на подоконнике, такой же неподвижный, как сдобная булочка на блюдце. Думаю, никогда раньше я не видел такого изумительного пекинеса, хотя не стану притворяться, будто знаю, по каким критериям оценивают судьи эту породу. Он бы не уступал белизной молоку, если бы не чуть заметный кофейный оттенок, который, впрочем, не только не портил, но лишь подчеркивал его красоту. В глазках, черных, глубоко посаженных, как сердцевина цветка, не читалось абсолютно никаких мыслей. Эта собака не отреагировала бы на слово «кошка», не выказала бы юношеского энтузиазма, если б ей предложили прогуляться. Думаю, некоторый интерес у нее могло вызвать разве что собственное отображение в зеркале. И конечно же, кормили Красавчика вволю, так что он не обращал никакого внимания на остатки обеда. А возможно, привык к более изысканной пище, чем лангуст.

— А вы не можете оставить его у подруги? — спросила молодая женщина.

— Оставить Красавчика? — Вопрос просто не требовал ответа. Она пробежалась пальцами по длинной шерсти цвета café-au-lait[2], но Красавчик, в отличие от любой другой собаки, при этом даже не шевельнул хвостом. Правда, издал какой-то звук, напоминающий недовольное ворчание старика, которого случайно потревожил в клубе официант. — Все это карантинные законы... почему ваши конгрессмены их, наконец, не изменят?

— У нас они называются членами парламента, — ответил мужчина, стараясь скрыть неприязнь.

— Мне все равно, как они у вас называются. Словно живем в Средние Века. Я могу поехать в Париж, в Вену, в Венецию... да что там, могла бы поехать и в Москву, если б пожелала, но не могу поехать в Лондон, не поместив Красавчика в отвратительную тюрьму. Со всеми этими ужасными собаками.

— Я думаю, ему бы отвели... — Тут он запнулся и, со свойственной англичанам безукоризненной вежливостью, стал подбирать подходящее слово — камеру? клетку? — ...отдельное помещение.

— Страшно подумать, какие болезни он может там подцепить, — она подхватила песика, словно меховую накидку, и решительно прижала к левой груди; тот даже не заворчал. Он полностью повиновался. Ребенок и тот бы взбунтовался... хоть ненадолго. Бедный малыш. Не знаю почему, но я не мог заставить себя жалеть этого пса. Возможно, потому что он был слишком уж красивым.

— Бедный Красавчик хочет пить, — проворковала хозяйка.

— Я принесу ему воды. — Мужчина поднялся.

— Полбутылки «эвиана», если вас не затруднит. Я не доверяю воде из-под крана.

На том я их и оставил, потому что в девять вечера начинался сеанс в кинотеатре на площади де Голля.

Из кинотеатра я вышел уже в начале двенадцатого, а поскольку ночь выдалась дивная, — если не считать холодного ветра с Альп, — решил вернуться в отель кружным маршрутом, минуя продуваемые со всех сторон крепостные валы. Зашагал по узким грязным улочкам, рю де Сад, рю де Бэн... На тротуарах стояли мусорные контейнеры, тут же гадили собаки, дети писали в сточные канавы. Вдоль домов двигалось белое пятно, которое я поначалу принял за кошку, потом оно замерло, а когда я приблизился, исчезло за мусорным контейнером. Изумленный, я остановился, гадая, что будет дальше. Тротуар был исчерчен желтыми тигровыми полосками света, проникавшего сквозь щели ставен, и из-за контейнера вскоре появился Красавчик, поднял сморщенную мордочку и уставился на меня черными, невыразительными глазками. Должно быть, решил, что я собираюсь взять его на руки, а потому оскалился, как бы предупреждая, что прикасаться к нему не следует.

— Красавчик, что ты тут делаешь?

Он ответил знакомым мне ворчанием, ожидая продолжения. Может, он проявлял осторожность, выяснив, что мне знакома его кличка, или определил по моей одежде, что я — тот самый, кому не понравилось его ворчание в ресторане, где обедала женщина в оранжевом шарфе? Внезапно он повернул голову в сторону дома на крепостных валах. Неужто услышал зовущий его женский голос? Вопросительно посмотрел на меня, словно пытаясь понять, слышал ли я тоже этот голос, а поскольку я не двинулся с места, счел, что он в безопасности. После чего продолжил свой путь, видимо, точно зная, куда идет. Я последовал за ним, соблюдая дистанцию.

Он шел по памяти, а может, его притягивал какой-то особенный резкий запах. Из всех мусорных контейнеров на грязной улочке он выбрал единственный — тот, что стоял без крышки: из него, словно щупальца, свисали какие-то отбросы. Не обращая на меня ни малейшего внимания, словно я был безродной дворнягой, Красавчик поднялся на задние лапки, а передними, маленькими и мохнатыми, уцепился за край контейнера. Повернул голову и посмотрел на меня бессмысленными глазками — двумя чернильными озерами, в которых предсказатель наверняка мог увидеть бесконечное множество событий, ожидающих нас в будущем. Подтянулся, как гимнаст на перекладине, перевалился через край, и скоро его мохнатые передние лапы, — а я где-то читал, что при оценке экстерьера пекинесов мохнатости лап придается важное значение, — уже шумно рылись среди высохших овощей, пустых коробок, гнилья. Потом в ход пошли задние лапы: ими Красавчик принялся выбрасывать из контейнера все подряд: апельсиновую кожуру, подгнивший инжир, рыбьи головы. Наконец, он добрался до искомого: длинной кишки, уж не знаю какого животного. Подбросил ее в воздух, и она обернулась вокруг его шеи: белой, с легким оттенком кофе. Тут он выскочил из мусорного контейнера и побежал по улице, как арлекин, таща за собой кишку, а может, это была связка сосисок.

Должен признать, я полностью одобрял его действия: все лучше, чем задыхаться в объятиях старой грымзы.

За углом он обнаружил темный уголок, видимо, показавшийся ему наиболее подходящим для трапезы, потому что там кто-то справил большую нужду. Поначалу, как истинный завсегдатай клуба, он только понюхал дерьмо, а потом улегся на него спиной, вскинув все четыре лапки, втирая темный «шампунь» в светло-кофейным мех, из его пасти свешивалась кишка, а бесстрастные блестящие глазки вглядывались в черное средиземноморское небо.

Любопытство заставило меня изменить маршрут, и домой я вернулся через крепостные валы. И, разумеется, увидел на балконе женщину, которая, перегнувшись через перила, пыталась разглядеть в темноте своего любимца. «Красавчик! — устало звала она. — Красавчик! — В голосе ее слышалось раздражение. — Красавчик! Иди домой! Ты ведь уже сделал пи-пи, Красавчик. Где ты, Красавчик? Красавчик!» Достаточно сущего пустяка, чтобы от чувства сострадания не осталось и следа. Если бы она не носила на голове отвратительный оранжевый шарф, я бы наверняка пожалел эту бездетную старушку, которая, словно беспокойная наседка, звала своего потерявшегося Красавчика.

Примечания

1

Ток — женская шляпка без полей.

2

Кофе с молоком (фр.).

Оглавление