«Пассажирка первого класса»

Адольфо Биой Касарес Пассажирка первого класса

Жить в этом тропическом городе, скромном торговом порту, куда изредка заглядывали лишь представители табачных компаний, было невыносимо скучно. Когда в порт входило какое-нибудь судно, наш консул обычно отмечал это событие банкетом в мавританском зале отеля «Пальмас». Почетным гостем всегда был капитан. Консульский негритенок прямо на борт доставлял ему приглашение, в котором содержалась просьба распространить его также, по выбору капитана, на некоторых офицеров и пассажиров. Хотя стол бывал, по обыкновению, роскошным, влажная тропическая жара делала неаппетитными, а то и вовсе подозрительными самые замечательные произведения кулинарного искусства. Привлекательность сохраняли одни только фрукты, вернее – фрукты и выпивка, по отзывам пассажиров, обычно долго еще помнивших наше знаменитое белое вино, а также вызванные им, зачастую весьма любопытные, признания. Вот что довелось однажды выслушать консулу из уст одной туристки, пожилой и состоятельной сеньоры с твердым характером и уверенными манерами, одетой в свободном английском стиле.

– Я всегда путешествую в первом классе, хотя прекрасно понимаю, что в наши дни всеми преимуществами пользуются пассажиры второго класса. Прежде всего это касается стоимости билета, что, поверьте, немаловажно. Еда, и это тоже ни для кого не секрет, готовится и для первого, и для второго класса в одной и той же кухне, одними и теми же поварами, но поскольку судовая команда больше симпатизирует простым людям, то все самые изысканные и свежие блюда неизменно попадают в столовую второго класса. В этой симпатии к простым людям, вне всякого сомнения, нет ничего естественного. Ее искусственно создали писатели и журналисты; общество относится к ним с недоверием, но в конце концов благодаря своей ужасающей настойчивости им все-таки удается всех убедить. Так вот, поскольку второй класс обычно бывает укомплектован полностью, а первый остается почти пустым, то у нас вы обычно не встретите обслуживающего персонала; зато во втором классе обслуживание отменное.

Поверьте, я уже ничего не жду от жизни; и все-таки я люблю оживленное общество молодых и красивых людей. А теперь я открою вам один секрет: как бы мы ни пытались этого отрицать, красота и молодость – одно и то же. Поэтому такие старухи, как я, теряют голову, если в игру вступает юнец. А молодые – вернемся опять к теме классов – всегда путешествуют во втором. В первом классе танцы, если их когда-нибудь там устраивают, напоминают бал оживших мертвецов, надевших свои лучшие наряды и драгоценности, чтобы как можно веселее провести ночь. По логике вещей, ровно в полночь они должны будут двинуться к своим могилам, по пути рассыпаясь во прах. Мы, разумеется, можем ходить на праздники второго класса, но для этого нам пришлось бы поступиться своими принципами, потому что обитатели нижней палубы смотрят на нас так, будто мы вообразили себя коронованными особами, снизошедшими до визита в квартал бедняков. А пассажиры второго класса являются на палубу первого когда пожелают, и никто, никакое начальство, не возводит перед ними тот ненавистный барьер, который общество в свое время столь решительно разрушило. Мы, пассажиры первого класса, лояльно относимся к посетителям из второго, мы ведем себя с ними как можно сдержаннее, чтобы наши гости не догадались, что нам известна их принадлежность к другому классу – тому, которым они, во всяком случае во время путешествия, так гордятся, – и не вздумали бы обидеться. Нас гораздо меньше радуют те их визиты, лучше сказать вторжения, которые они совершают перед рассветом. Это настоящие набеги индейцев, во время которых захватчики жадно отыскивают какого-нибудь пассажира – кого-то из нас! – забывшего как следует запереть дверь своей каюты или засидевшегося в баре, библиотеке или музыкальном салоне. Я клянусь вам, сеньор, – эти парни безжалостно хватают несчастного, тащат его на верхнюю палубу и швыряют через борт в черную океанскую бездну, освещенную безмятежной луной, как выразился один великий поэт,[1] и кишащую жуткими чудовищами, порожденными нашей фантазией. Каждое утро мы, пассажиры первого класса, обмениваемся взглядами, в которых ясно читается: «Значит, до вас еще не добрались». Об исчезнувших никто не упоминает из приличия, а также из благоразумия, ибо, по слухам, впрочем, возможно необоснованным, – ведь есть жестокое наслаждение в том, чтобы содрогаться от страха, предполагая, что враг едва ли не вездесущ, – люди второго класса содержат в нашей среде густую сеть шпионов. Как я вам уже говорила, наш класс лишился всех своих преимуществ, в том числе и снобизма (который, как и золото, все-таки не утратил своей ценности), но я, в силу какого-то предубеждения, неистребимого в людях моего возраста, никак не могу пойти на то, чтобы стать пассажиркой второго класса.

Примечания

1

…освещенную безмятежной луной, как выразился один великий поэт… – О луне писали почти все поэты мира, но если учесть, что автор рассказа – аргентинец, можно предположить: речь идет о Леопольде Лугонесе (1874–1938) – аргентинском поэте, одном из крупнейших писателей Аргентины первой половины XX в. «Лунная» тема в творчестве Лугонеса – едва ли не главная.