«Ностальгия, или Жирные пятна»

Вечером накануне свадьбы Эрики я все-таки поехал в отель, чтобы еще раз поговорить с Вальтером; я знал его уже давно, и Эрику, его невесту, тоже; как-никак я четыре года прожил вместе с Эрикой в Майнце, когда работал на стройке и одновременно учился в вечерней гимназии; Вальтер тогда тоже работал на стройке и учился в вечерней гимназии. То было малоприятное время, и я вспоминаю его без всякой ностальгии: тихое высокомерие наших учителей, пекшихся больше о нашем произношении, нежели о наших знаниях, ранило больнее самой громкой брани. Очевидно, большинство из них невыносимо страдало при мысли, что мы, с нашим столь явным диалектом, сможем занять какое-то положение в науке; они заставляли нас говорить на языке, который мы называли «вечерним» или «выпускным».

Придя с работы — зачастую вместе с Вальтером, — мы первым делом принимали душ, переодевались, приводили себя в порядок, и все-таки под ногтями у нас всегда была известка, а на ресницах цементная пыль. Мы принимались зубрить математику, историю, даже латынь, а когда наконец мы выдержали экзамены, у наших учителей был такой вид, будто нас, по меньшей мере, причислили к лику святых. Во время дальнейшей учебы какое-то время в волосах у нас еще были следы извести и цемент за ушами, а иногда и в носу, даже если Эрика придирчиво оглядывала меня со всех сторон; в таких случаях она качала головой и шептала мне на ухо:

— Как был пролетарием, так им и останешься!

Я не горевал по работе на стройке ни когда получал стипендию, ни потом, когда в конце концов окончил институт: дипломированный специалист по экономике торговли, с правильным произношением, прекрасными манерами, вполне приличной работой в Кобленце и видами на отпуск для написания диссертации.