«Кафа»

— Спокойствие, господа, спокойствие!

Председатель поднимает над головой руку в шевронах с непрерывно звенящим медноголосым колокольчиком. Лицо его, розовое лицо старика и младенца, обращено к подсудимым, и оттого, что оно обращено к подсудимым, а колокольчик звенит непрерывно, громко, долго и просительно, не требует, а молит, все видят, — это растерянность.

— Спокойствие, господа! Призываю к спокойствию и докладываю.

Это уже другой голос.

От входных дверей к судьям двигается, выставив перед собой узкую ладонь, комендант суда, обряженный, по случаю особой важности процесса, в мундир императорского гренадера.

— Кто? Где? — торопится с вопросами председатель.

— Холостой выстрел из самодельной пушки, господин полковник. Стрелявший пока не установлен.

— Где, где, спрашиваю?

— В двадцати шагах северо-западнее, простите, юго-западнее...

Императорский гренадер так и не успевает поставить пушку, где надо, — гаснет электричество. В пакгаузе повисает тишина. Теперь светит только проем наружной двери с его празднично яркой луной, с намытыми дождем зелеными и красными фонарями на путях. Минутное колебание, и толпа, нечто громадное и темное, ярясь и медвежковато ворочаясь, молча накатывается на выход.

Ойкнула женщина.

— Пе-тень-ка!.. — захлебнулась леденящим вскриком другая.

— Ни шагу с места! Приказываю!

Голос высокий, почти бабий, резкий, привыкший повелевать.

— Генерал! — шепотом в толпе.

И тот же голос — высокий и резкий — теперь уже с другого места.

— Приказываю! Господам офицерам, казакам, солдатам, почтеннейшей публике оставаться на своих местах. Команде у дверей — полная свобода в выборе мер для пресечения беспорядка! Полковому артельщику подать свет от запасного аккумулятора!

Мелькнул где-то у судейского столика огонек, мазнул желтым по стенам, запрыгнул на стол и уселся на свинцовую бобину аккумулятора. Несмотря на тьму, судьи довольно прытко скатились со своих горбылей, и сейчас на возвышении маячит лишь одна плоская фигура в кошмовой осетинской бурке.

Генерал Гикаев, начальник Городищенского гарнизона.

Длинная треугольная тень его качается, ходит по меловой стене. Гикаев замер, нахохлился, не способный осмыслить внезапную перемену: в воздухе колышутся листовки. Толпа, отпрянувшая от входа, стоит как завороженная. Все лица обращены к потолку, к чердачному люку, к площадке с соффитами. Откуда?