«Веспасиан. Павший орел Рима»

Веспасиан. Павший орел Рима (fb2) - Веспасиан. Павший орел Рима (пер. Александр Викторович Бушуев,Татьяна Сергеевна Бушуева) (Веспасиан - 4) 3001K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Роберт Фаббри

Веспасиан. Павший орел Рима

Посвящается моей сестре Тане Поттер,

её мужу Джеймсу и их трём очаровательным

дочкам Элис, Кларе и Люси.

P.S. Тем, кому интересно узнать, что вышло

из моего посвящения к предыдущей книге,

к вашей великой радости, сообщаю:

Аня сказала «да»!

ОБ АВТОРЕ

Английский писатель Роберт Фаббри родился в 1961 году в Женеве, в настоящее время живёт на два дома — в Лондоне и в Берлине. Он с детства живо интересовался историей, до сих пор увлекается игровой реконструкцией сражений древности, владеет уникальной коллекцией из трёх с половиной тысяч фигурок оловянных солдатиков эпохи Античности.

Однако двадцать пять лёг жизни Роберт Фаббри посвятил кино- и телеиндустрии, работал заместителем директора телевизионной студии. В этом качестве он принимал участие в съёмках различных фильмов, в том числе сериала про Горацио Хорнблауэра по романам Сесила Скотта Форестера.

Решив заняться литературой, Роберт Фаббри использовал в качестве ориентира именно творчество С.С. Форестера и созданный им жанр военно-исторической саги, в котором успешно работают такие мастера, как Бернард Корнуэлл, Саймон Скэрроу и Энтони Ричес. Военно-историческая сага представляет собой серию книг, рассказывающих о судьбе главного героя, причём каждый том посвящён отдельному эпизоду в его карьере. Обязательными требованиями являются достоверная историческая основа и остросюжетность повествования.

Темой для своей саги Фаббри избрал давно занимавшую его эпоху Древнего Рима. При этом, в отличие от большинства собратьев по жанру, главным героем выступает не вымышленный персонаж, а реальная историческая личность, Тит Флавий Веспасиан (9—79 гг.). Книги Роберта Фаббри позволяют нам проследить за головокружительным путём Веспасиана от скромного провинциала до повелителя империи, основателя могущественной династии.

Эпоха, на фоне которой разворачиваются действия романов серии, очень сложна. Первый век нашей эры. Республика пала, и теперь Римом правит император, живое воплощение бога на земле, слово которого — закон. Сосредоточение власти в одних руках положило конец кровопролитным гражданским войнам, зато породило опасность тирании. Когда на смену строгому, но справедливому и дальновидному Августу пришёл Тиберий, эти опасения подтвердились. Мнительный и злопамятный деспот жестоко расправлялся с любым, на кого падала хоть тень подозрения. Повсюду видя заговоры, Тиберий закончил тем, что бежал из Рима на лежащий у берегов уединённый остров Капри, на котором чувствовал себя в безопасности. Оставленная без присмотра столица оказалась во власти императорской гвардии — преторианцев, во главе которых стоял всемогущий префект Сеян, человек честолюбивый и беспринципный. Именно в такой обстановке начал своё восхождение к власти юный Веспасиан. Путь этот оказался извилист и чреват опасностями. Веспасиану пришлось служить не только при Тиберии, но и при безумном Калигуле, а затем и ещё при более безумном Нероне. И ему удалось не просто выжить, но и подняться на самую вершину власти в Риме, став императором, основателем одной из самых могущественных династий Античности.

Такие события лежат в основе книг Роберта Фаббри о Веспасиане. Писатель строго придерживается исторических фактов, при этом ему удаётся насытить книги обилием захватывающих приключений, интриг, масштабными описаниями сражений. Всего в серии о Веспасиане автор планирует выпустить семь томов, на данный момент вышло уже шесть. Помимо «основных» книг цикла Фаббри выпустил несколько повестей о шайке «Братьев Перекрёстка» и их вожаке, бывшем кулачном бойце Магне, играющем важную роль в романах о Веспасиане. Книги Фаббри снискали большую популярность у читателей и переведены на ряд европейских языков.

Александр Яковлев

Избранная библиография Роберта Фаббри:

Серия «Веспасиан»:

«Трибун Рима» (Tribune of Rome, 2011)

«Палач Рима» (Rome’s Executioner, 2012)

«Фальшивый бог Рима» (False God of Rome, 2013)

«Павший орёл Рима» (Rome's Fallen Eagle, 2013)

«Властители Рима» (Masters of Rome, 2014)

«Блудный сын Рима» (Rome's Lost Son, 2015)

«Фурии Рима» (The Furies of Rome, 2016)

Серия «Братья Перекрёстка»:

«Братство Перекрёстка» (The Cross roads Brotherhood, 2011)

«Фракции ипподрома» (The Racing Factions, 2013)

«Грёзы Морфея» (The Dreams of Morpheus, 2014)

«Александрийское посольство» (The Alexandrian Embassy, 2015)

ПРОЛОГ Рим, 24 января 41 года нашей эры

громные глаза и застывшая ухмылка ярко раскрашенной маски были обращены к зрителям. Прижав ладонь левой руки к подбородку и вытянув перед собой правую, комический актёр, чьё лицо было скрыто маской, выкинул короткое коленце и произнёс:

— Признаюсь, жестокое деянье, повергшее всех вас в отчаяние, — моих рук дело.

Двусмысленная строчка была встречена дружным хохотом и аплодисментами. Зрители хлопали в ладоши и звонко шлёпали себя по коленям. Актёр, игравший роль молодого любовника, в знак признательности кивнул и повернулся к партнёру по сцене в не менее гротескной маске главного злодея.

— Погодите! — это прежде чем актёры продолжили игру, со своего места вскочил Калигула.

Десятитысячная аудитория как один человек устремила взоры к императорской ложе, возвышавшейся на деревянных колоннах точно посередине временного театра на северном склоне Палатинского холма.

Калигула изобразил позу актёра.

— Плавт предпочёл бы, чтобы эта строчка была произнесена так.

Сказав это, император выкинул изящное коленце и, имитируя ухмылку маски, широко открыл запавшие глаза, чтобы белки резче выделялись на фоне тёмных полукружий под ними.

— Признаюсь, жестокое деянье, повергшее всех вас в отчаяние, — моих рук дело.

Произнеся последний слог, он отнял левую руку от подбородка и, мелодраматически откинув голову назад, прижал ладонь ко лбу.

Зрители расхохотались даже громче, нежели от актёрского исполнения, — однако смех этот был неискренний, вынужденный, деланый. Два актёра наигранно схватились за животы и согнулись от хохота пополам. Купаясь во всеобщем подобострастии, Калигула, с кривой усмешкой на лице, широко раскинул руки и медленно повернулся сначала налево, затем направо, как будто пытался заключить публику в объятия.

Стоя в задней части театра, в тени навеса над сиденьями, Тит Флавий Сабин с отвращением посмотрел вниз, на императора. Впрочем, на глаза его был низко надвинут капюшон, так что его взгляд остался незамеченным.

Калигула предостерегающе вскинул руку ладонью к публике. Зрители мгновенно затихли. Император сел.

— Продолжайте!

Актёры повиновались августейшему приказанию, а сидевший у ног Калигулы человек средних лет в сенаторской тоге принялся осыпать поцелуями красные сандалии императора, лаская их столь страстно и нежно, будто это были прекраснейшие произведения искусства.

Сабин повернулся к своему спутнику — бледному мужчине лет тридцати с худощавым лицом и рыжеватыми волосами.

— Кто этот бессовестный льстец, Клемент?

— Это, мой дорогой шурин, Квинт Помпоний Секунд. Старший консул нынешнего года. Примерно так же он высказывает своё независимое мнение и в Сенате.

Сабин презрительно сплюнул и крепко сжал рукоятку скрытого под плащом меча. Ладонь была липкой от пота.

— Однако он вовремя.

— Напротив, всё даже слишком затянулось. Моя сестра живёт, обесчещенная Калигулой, уже более двух лет. Это дольше, чем диктуют понятия чести.

Внизу, на сцене, юный любовник отвесил пинок под зад рабу, от которого тот полетел на землю. Зрители разразились смехом, который не смолкал и далее, пока исполнители гонялись друг за другом, отскакивая и уворачиваясь. Впрочем, в императорской ложе Калигула устроил собственную комедию, гоняясь за своим хромым дядей Клавдием к вящему удовольствию публики, с восторгом наблюдавшей, как он измывается над незадачливым хромым.

Даже личная стража Калигулы, состоявшая из шестнадцати бородатых телохранителей-германцев, стоявших шеренгой в задней части ложи, не выдержала и вместе со всеми расхохоталась при виде унижений Клавдия. Два трибуна-преторианца, стоявшие по обе стороны входа в ложу, не стали их одёргивать.

— И вы собираетесь сделать этого жалкого болвана императором? — громко возмутился Сабин, когда Клавдий споткнулся и упал.

— Разве у нас есть выбор? Он последний из взрослых Юлиев-Клавдиев. Мои преторианцы не согласятся с восстановлением республики. Ибо знают, что в таком случае гвардия будет распущена. Они взбунтуются, убьют меня и других моих офицеров, которые окажутся у них на пути. После чего всё равно сделают Клавдия императором.

— Не сделают, если мы убьём и его.

Клемент покачал головой.

— Я не смогу отдать такой приказ. Я — его клиент, — он показал на двух преторианских трибунов в императорской ложе.

Тем временем Калигула, устав унижать своего дядю, снова сел на место и сосредоточил внимание на происходящем на сцене.

— Кассий Херея, Корнелий Сабин и я согласились, что императором должен стать Клавдий, — добавил Клемент, понизив голос. Это наша главная надежда, если мы хотим остаться в живых.

Мы провели осторожные переговоры с его вольноотпущенниками, Нарциссом и Паллом, а также с вольноотпущенником Калигулы, Каллистом. Он отлично понимает, что происходит, и тоже решил поставить на Клавдия. Они обещали по мере своих сил защитить нас от возмездия, которого будут ждать от Клавдия за убийство члена императорской семьи, даже если выгодополучатель — он сам, к своему великому удивлению.

— Клавдий ещё не знает?

Клемент недоумённо выгнул бровь.

— А ты доверил бы секрет этому болтливому идиоту?

— И тем не менее ты готов доверить ему империю?

Клемент пожал плечами.

— Я говорю, он умрёт.

— Нет, Сабин. И я требую, чтобы ты принёс клятву Митре, что будешь хранить молчание. Мы могли покончить с этим делом пару месяцев назад, но мы отложили его, чтобы ты успел вернуться в Рим, нанести удар и отомстить за попранную честь. Клянусь задницей Юпитера, я уже разоблачил другой заговор и даже доложил о нём императору. Было бы обидно, чтобы кто-то другой лишил нас удовольствия прикончить Калигулу.

В ответ Сабин лишь одобрительно хмыкнул, отлично понимая, что находится не в том положении, чтобы спорить. Ибо последние два года после того, как Калигула едва ли не у него на глазах обесчестил его жену Клементину, а самого его назначил легатом Девятого Испанского легиона, он провёл в Паннонии, на северной границе империи, по сути, отрезанный от Рима.

Он был вынужден терпеливо ждать, когда его шурин, Клемент, один из двух префектов преторианской гвардии, подберёт группу офицеров, пострадавших от безумств Калигулы, которые будут готовы рискнуть жизнью и убить тирана. Это оказалось долгим делом, как сообщал ему в зашифрованных посланиях Клемент. Люди неохотно делились крамольными мыслями. Стоило им ошибиться в том, с кем они откровенничали, как их немедленно казнили бы.

Переломный момент настал в предыдущем году, после того как Калигула вернулся из не увенчавшегося успехом похода в Германию и не состоявшегося вторжения в Британию, во время которого легионы отказались грузиться на корабли. За их непокорство Калигула унизил легионеров тем, что заставил собирать в шлемы ракушки, а позже с «трофеями» прогнал строем по улицам Рима во время шутовского триумфа. Оттолкнув от себя армию, Калигула затем настроил против себя Сенат и преторианскую гвардию, объявив о своём намерении перенести столицу империи из Рима в Александрию. И в результате лишился последних друзей.

Известие о переносе столицы вызвало недовольство среди офицеров и девяти тысяч солдат преторианской гвардии. Они с ужасом думали, что их либо заставят нести службу в жарком Египте, либо, хуже того, они останутся не у дел, ибо какие преторианцы без императора?

Объединённые опасениями за своё будущее, офицеры стали робко делиться друг с другом соображениями на этот счёт. Клементу вскоре удалось переманить на свою сторону трибуна Кассия Херею. Он давно подозревал, что Херея вынашивает тёмные планы в отношении Калигулы, постоянно издевавшегося над его высоким голосом. Херея вовлёк в заговор своего близкого друга, трибуна Корнелия Сабина, а также двух недовольных Калигулой центурионов.

Когда заговорщики были набраны, Клемент пообещал Сабину, что тот первым нанесёт удар. Он отправит ему в Паннонию послание, в котором сообщит, что всё готово и Сабину необходимо тайно вернуться в Рим. Сабин прибыл два дня назад и с момента своего возвращения прятался в доме Клемента. Ни его брат Веспасиан, ни дядя сенатор Гай Поллон, сидевшие в ложе, соседней с императорской, не догадывались, что он в городе. Как только всё будет сделано, он тихо вернётся в Паннонию, на место своей службы.

Он был уверен, что сумеет уехать незамеченным и что алиби, которое создадут ему младшие офицеры, которым он поручил командовать легионом в его отсутствие на зимних квартирах, будет надёжным. Они подтвердят, что он отправился навестить жену и двоих детей, которые жили у его родителей в Авентикуме[1], на юге Верхней Германии[2].

В таком случае, рассудил Клемент, если новая власть начнёт мстить заговорщикам, Клементина потеряет лишь брата, но не мужа.

Между тем внизу, на сцене, пьеса подошла к счастливому финалу. Персонажи выходили на брачный пир через дверь в фасаде скены — двухэтажного сооружения с колоннами, окнами, дверями и арками. Когда последний актёр повернулся, чтобы обратиться к зрителям, Сабин ещё ниже натянул на глаза капюшон.

— С радостью предлагаем всем нашим друзьям, собравшимся здесь, присоединиться к нам. Но хорошего понемножку, и того, чего достаточно для шестерых, не хватит для нескольких тысяч. Поэтому позвольте пожелать вам доброго пира дома и попросить, в свою очередь, вашей благодарности.

Публика разразилась аплодисментами. В императорской ложе германцы-телохранители расступились, чтобы пропустить в неё высокого мужчину в пурпурной мантии и с золотой диадемой на голове. Вошедший поклонился Калигуле на восточный лад, прижав обе руки к груди.

— Что этот здесь делает? — недоумённо спросил Клемента Сабин.

— Ирод Агриппа? Он в Риме вот уже три месяца. Просит императора расширить владения его царства. Калигула глумится над ним, заставляет страдать из-за собственной алчности. Обращается с ним так же скверно, что и со своим дядей Клавдием.

На глазах у Сабина иудейский царь занял место рядом с Клавдием и обменялся с ним несколькими словами.

— Калигула скоро уйдёт из театра и отправится в бани, — сообщил Клемент, когда рукоплескания начали стихать. — По пути туда он пожелал послушать пение юных греков из Этолии, которые будут выступать завтра. Каллист велел им ждать перед домом Августа, у входа в коридор, который ведёт прямо к лестнице возле императорской ложи. Ты можешь попасть туда через этот выход.

С этими словами Клемент указал влево, на самые крайние из ворот в задней части театра. Они были заперты.

— Постучишь три раза, пропустишь один удар и снова повторишь условный сигнал.

Ворота охраняют два моих человека, оба — центурионы. Им велено тебя ждать и впустить внутрь. Пароль — «свобода». На всякий случай закрой лицо шейным платком. Чем меньше людей узнают тебя, тем лучше, ведь кто знает, чем это может закончиться. Херея, Корнелий и я проводим Калигулу из ложи вверх по лестнице.

Как только ты увидишь, что мы уходим, беги в коридор. Встретимся там на полпути. Я задержу германцев. Прикажу им не пускать никого вслед за Калигулой, так что у нас будет время, правда, совсем немного. Ударь его мечом, не мешкая, как можно быстрее, — сказал Клемент и протянул ему правую руку.

— Непременно, мой друг. Я так и сделаю, — пообещал Сабин, крепко — даже крепче, чем обычно, — пожимая ему руку. — Это будет удар прямо в шею.

Они какой-то миг смотрели друг другу в глаза, затем кивнули и расстались, больше не сказав ни слова. Оба понимали: этот день может стать для них последним.

Сабин проводил взглядом Клемента. Тот вошёл в императорскую ложу. Его самого охватило удивительное спокойствие. Ему было всё равно, останется он сегодня жив или погибнет. Главное, отомстить за насилие, учинённое над Клементиной. Отомстить тому, кто объявил себя бессмертным богом, властвующим над всеми людьми. Сегодня этот фальшивый бог узнает пределы своего бессмертия. В память Сабина огненной печатью врезалось лицо Клементины, взглядом умолявшей спасти её от позорной участи.

Тогда он подвёл Клементину, не смог спасти от бесчестья, но теперь ему ничто не помешает отомстить за неё. Сабин снова сжал рукоятку меча. На этот раз его ладонь была сухой. Сабин сделал глубокий вздох. Сердце в груди билось спокойно и мерно.

На просцениум выбежала стайка акробатов, которые тотчас начали прыгать, кувыркаться, ходить на руках. Но как высоко они ни подпрыгивали, это не вызвало у публики особого интереса. Взгляды присутствующих были прикованы к Калигуле, который встал и собирался уходить.

Сабин увидел, как германцы отсалютовали Клементу, когда тот рявкнул на них, отдавая приказ. Кассий Херея и Корнелий Сабин сдвинулись со своих мест и встали за креслом императора. Старший консул осыпал сандалии Калигулы последними поцелуями, за что объект обожания лягнул его ногой и встал.

Зрители разразились ликующими криками, приветствуя Калигулу как своего бога и императора, но бог и император не удостоил их вниманием.

Вместо этого он посмотрел на Клавдия и, приподняв ему голову, словно ножом, провёл по горлу пальцем. Клавдий в ужасе дёрнулся и поспешил облобызать руку племянника.

Калигула с видимым отвращением вытер слюну с руки о волосы Клавдия и что-то крикнул ему в лицо. Расслышать слова из-за шума было невозможно. Клавдий немедленно вскочил на ноги и бросился бегом из ложи. Германцы тотчас расступились, пропуская его, и он исчез настолько быстро, насколько позволяли ему больные ноги. Сабин не сводил глаз с Калигулы. Тот переключил внимание на Ирода Агриппу и что-то ему крикнул. Агриппа, подобострастно кланяясь, попятился из ложи. Калигула рассмеялся, откинув голову, и тут же, к великому восторгу зрителей, изобразил, как раболепно иудейский царь только что покинул императорскую ложу. Вдоволь позабавившись, он вышел из ложи сам, шлёпнув при этом Херею по мягкому месту.

От Сабина не ускользнуло, как напрягся трибун, как потянулся к рукоятке меча. Впрочем, его рука застыла на полпути. Перехватив взгляд Клемента, Херея шагнул к нему и встал рядом. Но, даже когда он вместе с Корнелием последовал за Калигулой к лестнице, пальцы его продолжали нервно сжиматься и разжиматься. Перед тем как выйти из ложи, Клемент на миг встретился с Сабином взглядом. Он прошёл мимо телохранителей-германцев. Половина их последовала за ним, чтобы перекрыть лестницу, пока по ней поднимался император со своей свитой. Старший консул ощупывал разбитое лицо под неусыпным взглядом восьмерых германцев, оставшихся охранять императорскую ложу.

Всё шло по плану.

Сабин повернулся и зашагал по последнему ряду зрительских мест, к воротам, на которые ему указал Клемент. Закрыв лицо шейным платком, он костяшками пальцев постучал в деревянную дверь. Засов тотчас отодвинулся, и дверь слегка приоткрылась. Сабин заглянул в тёмную щель и встретился взглядом с центурионом преторианской гвардии.

— «Свобода», — прошептал он.

Едва заметно кивнув головой, центурион отступил назад и распахнул дверь. Сабин вошёл внутрь.

— Сюда, господин, — произнёс второй центурион и тут же повернулся к вошедшему спиной. Его товарищ закрыл дверь на задвижку.

Сабин последовал за центурионом по мощёной дорожке, которая плавно взбиралась на Палатинский холм. Сверху доносились звуки траурной музыки. За спиной ритмично цокали подкованные сандалии центуриона, шедшего сзади.

Через три десятка шагов они оказались на вершине холма. Слева от себя Сабин увидел две центурии воинов в туниках и тогах, застывшие рядом с юными греками, репетировавшими меланхоличный гимн перед некогда великолепным фасадом дома Августа. Ещё недавно это архитектурное сооружение сочетало в себе изящество и величие. Увы, теперь оно было изуродовано пристройками, добавленными по прихоти Калигулы.

Одна уродливее и вульгарнее другой, пристройки каскадом спускались вниз, к подножию холма, к храму Кастора и Поллукса, который — подумать только, какое кощунство, даже если люди опасались высказать это вслух, — теперь служил вестибюлем для всего дворцового комплекса. К ближайшей из этих пристроек и вёл Сабина незнакомый центурион.

Достав из-за пояса ключ, центурион открыл замок на массивной дубовой двери и бесшумно её распахнул. Петли были заранее густо смазаны гусиным жиром. Открылся вход в просторный коридор.

— Направо, господин, — сказал Сабину провожатый, пропуская его вперёд. — Мы останемся здесь, чтобы не пустить никого, кто пожелал бы следовать за тобой.

Сабин кивнул и переступил порог. В коридоре было светло. Солнечный свет проникал в него через окна по обеим сторонам. Вытащив из ножен меч, он спрятал его под плащом, затем достал из-за пояса кинжал и зашагал вперёд. Его шаги гулким эхом отлетали от голых оштукатуренных стен.

Сделав несколько десятков шагов, он услышал из-за левого поворота голоса и ускорил шаг. Снизу, со стороны театра, донёсся новый взрыв смеха, сопровождаемый аплодисментами. Сабин приблизился к повороту. Голоса теперь звучали ещё ближе. Он поднял меч, чтобы, как только обогнёт угол, нанести удар. Резко свернув влево, он прыжком бросился вперёд. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди. В следующее мгновение раздался пронзительный крик, и он увидел перед собой пару испуганных глаз и длинный нос, с кончика которого капали склизкие капли. Впрочем, крик тотчас оборвался, застряв в горле Клавдия. Тот в растерянности несколько мгновений смотрел на острие меча, затем на Сабина. Шагавший с ним рядом Ирод Агриппа в ужасе застыл на месте.

Сабин отпрянул назад. Он дал Клементу слово, что не тронет Клавдия.

— Убирайтесь прочь, вы оба! — сдавленно крикнул он.

Пару секунд помешкав и оставив после себя лужу мочи, Клавдий заковылял прочь, дёргаясь и что-то бормоча себе под нос.

Тяжело дыша, Ирод Агриппа наклонился и заглянул под капюшон в надежде рассмотреть лицо нападавшего. На мгновение их взгляды встретились. В глазах царя Иудеи промелькнуло удивление. Сабин сделал мечом угрожающий жест, и Агриппа торопливо зашагал вслед за Клавдием.

Сабин выбранился и вознёс молитву Митре, надеясь, что Агриппа его не узнал. Впрочем, раздавшиеся в дальнем конце коридора голоса заставили его забыть о тревоге: в одном из них он узнал голос Калигулы. Сабин юркнул за угол и стал ждать, когда голоса прозвучат громче.

— Если эти юные греки смазливы, я, пожалуй, возьму парочку из них к себе в ванну, — произнёс Калигула. — Не желаешь парочку мальчишек, Клемент?

— Да, если они действительно смазливы, Божественный Гай.

— Если же нет, ты всегда можешь воспользоваться Хереей. Обожаю слушать, как его сладкий голосок стонет от наслаждения, — глумливо хихикнул император, но его спутник не поддержал августейшего веселья.

Вскинув меч, Сабин выскочил из-за угла.

Игривое настроение Калигулы мгновенно улетучилось. Запавшие глаза в ужасе округлились. Он резко отскочил назад, но сильные руки Хереи сжали его плечи.

Сабин взмахнул мечом. Клинок вонзился в основание шеи. Калигула вскрикнул. На лицо Херее шлёпнулся сгусток крови. Лезвие впилось глубже, разрубив ключицу. Рука с зажатым в ней мечом дрогнула, и рукоятка меча выскользнула из пальцев Сабина.

На мгновение стало тихо.

Калигула растерянно посмотрел на вонзившийся в него меч и неожиданно разразился безумным смехом.

— Ты не можешь убить меня! Я ещё жив! Я...

По его телу пробежала судорога. Открытый рот застыл в немом крике. Глаза выкатились из орбит.

— Ты в последний раз в жизни слышишь мой сладкий голос, — прошептал ему на ухо Херея. Левой рукой он всё ещё сжимал Калигуле плечо, вторая нырнула под складки плаща. Херея резко развернул Калигулу к себе левым боком. Кончик гладия впился тирану в грудь. Голова Калигулы дёрнулась назад, а сам он судорожно выдохнул в воздух туман крошечных красных капель. Сабин высвободил меч и опустил платок, прикрывавший нижнюю часть лица. Фальшивый бог должен знать, кто оборвал его жизнь и почему.

— Сабин?! — прохрипел Калигула; по его подбородку стекала кровь. — Но ты же мой друг!

— Нет, Калигула, я твой баран, помнишь? — с этими словами он резко вогнал меч Калигуле в пах. В это же мгновение Клемент и Корнелий выхватили мечи и пронзили тирана с боков.

Объятый горькой радостью мести, Сабин со злорадной улыбкой повернул лезвие влево, затем вправо, кромсая кишки до тех пор, пока не почувствовал, что кончик лезвия выскользнул наружу и теперь торчал между ягодиц.

Четверо убийц одновременно выдернули мечи. Калигула мгновение стоял, никем не поддерживаемый, затем беззвучно упал на пол прямо в лужу мочи, оставленную Клавдием.

Сабин посмотрел сверху вниз на бывшего друга, отхаркнул мокроту и плюнул в лицо убитому, после чего вновь натянул до глаз платок, чтобы скрыть лицо. Херея пнул Калигулу в окровавленный пах.

— Пора кончать с этим делом, — тихо произнёс Клемент, собираясь уходить.

— Да, поспешим. Нельзя терять ни секунды. Германцы скоро найдут тело. Я велел им ждать и считать до пятисот. Они должны остановить любого, кто последует за нами по лестнице.

Четверо заговорщиков быстро вернулись в коридор. Там возле двери их ждали два центуриона.

— Луп, приведи свою центурию во дворец! — приказал Клемент одному из них, проходя мимо. — Этий, свою центурию держи снаружи и никого сюда не впускай. И ещё — избавься от этих визгливых греков!

— Клавдий и Ирод Агриппа видели тебя? — спросил Сабин.

— Нет, господин, — ответил Луп. — Мы заметили, что они идут в нашу сторону, и отошли, пока они не проследовали мимо.

— Отлично. Делайте, что вам было сказано.

Оба центуриона отсалютовали и поспешили к своим подчинённым. Из коридора неожиданно донеслись жуткие крики.

— Проклятие! — прошипел Клемент. — Эти мерзавцы-варвары не умеют считать. Бежим!

Сабин перешёл на бег и обернулся через плечо. Из-за угла появились восемь силуэтов. Все восемь — с мечами в руках. Правда, один резко развернулся и побежал обратно в направлении театра. Остальные семеро устремились вслед за заговорщиками.

Клемент выскочил в дверь, взбежал по мраморной лестнице, что вела в зал с высоким потолком, уставленный раскрашенными статуями Калигулы и его сестёр, и устремился вглубь дворца.

Свернув влево, они добежали до атрия. В этот момент внутрь шагнули первые гвардейцы Лупа.

— Строй своих воинов, центурион! — крикнул Клемент. — Возможно, им придётся убить парочку германцев!

По приказу Лупа солдаты построились в шеренгу, а в следующий миг в атрий ворвались телохранители Калигулы.

— К бою! — скомандовал Луп.

С точностью, достойной лучших воинов Рима, из восьмидесяти ножен одновременно были выхвачены мечи.

Невзирая на численное превосходство противника, разъярённые убийством императора, которому они принесли присягу верности, германцы с воинственными криками на варварском языке бросились на врага. Сабин, Клемент и два трибуна скользнули за шеренгу преторианцев. Они успели вовремя, так как в следующий миг телохранители Калигулы врезались в ряды римлян, тараня их щитами и раздавая направо и налево удары мечей. Увы, в отличие от них, щитов у преторианцев не было.

Четверо преторианцев были убиты на месте, но их товарищи тотчас сомкнули строй. Прикрываясь вместо щита левой рукой, они наносили по германцам удары короткими мечами, целясь в пах или бедро. Число германцев стремительно сократилось — вскоре на полу уже лежали пятеро погибших. Двое оставшихся в живых развернулись и со всех ног бросились обратно, туда, откуда появились так неожиданно.

— Что тут происходит? — внезапно раздался пронзительный женский крик.

Сабин обернулся и увидел высокую женщину с длинным лошадиным лицом и крупным аристократическим носом. На руках она держала девочку лет двух. Детские глаза жадно уставились на лужи крови.

— Мой муж об этом обязательно узнает!

— Твой муж ничего не услышит, Милония Цезония, — холодно сообщил ей Сабин. — Никогда.

На мгновение супруга Калигулы растерялась, затем посмотрела Сабину в глаза. В её собственных глазах читался вызов.

— Если ты собрался убить меня, брат отомстит за мою смерть.

— Не отомстит. Твой сводный брат Корбулон считает, что ты запятнала семью позором. Думаю, ему хватит разума приказать своему легиону принести присягу верности новому императору. Когда же твой брат, отслужив свой срок легатом, вернётся в Рим, он сможет надеяться, что оставленное тобой пятно позора со временем забудется.

Милония Цезония закрыла глаза, как будто признавая истинность того, что только что услышала.

Клемент подошёл к ней с мечом в руке.

— Ты пощадишь Юлию Друзиллу? — хладнокровно спросила она.

— Нет.

Милония Цезония ещё крепче прижала дочь к груди.

— Но, так и быть, я окажу тебе любезность: я убью тебя раньше, чтобы ты не видела её смерть.

— Спасибо, Клемент.

Милония Цезония поцеловала дочь в лоб и поставила её на пол. Девочка тотчас расплакалась и принялась тянуть руки к матери и подпрыгивать, чтобы та снова взяла её на руки. Поняв, что ей своего не добиться, она как безумная бросилась на неё и принялась ногтями и зубами рвать материнскую столу.

Императрица устало посмотрела на визжащую дочь и сказала:

— Не тяни, Клемент.

Сжав ей плечо левой рукой, Клемент правой вонзил меч ей под рёбра. Глаза Милонии вылезли из орбит, из горла вырвался сдавленный вздох. Дочь несколько мгновений смотрела на сочащуюся из раны кровь, затем, как будто поняв, рассмеялась.

Клемент надавил на меч ещё раз, и глаза Милонии Цезонии закрылись. Он вытащил лезвие. Детский смех оборвался.

Издав испуганный визг, девочка бросилась наутёк.

— Луп! Поймай это чудовище! — рявкнул Клемент, опуская на пол обмякшее тело Цезонии.

Центурион бросился вдогонку за Юлией Друзиллой и, сделав несколько шагов, поймал её. Девочка принялась царапаться и даже разодрала ему руку до крови. Когда же он поднял её, она зубами впилась ему в запястье.

Вскрикнув от боли, Луп схватил её за ногу и вытянул руку вперёд, держа её, извивающуюся и визжащую, головой вниз.

— Во имя всех богов, прикончи её! — приказал Клемент.

Последовал пронзительный крик, а следом за ним хруст костей. Сабин поморщился.

Бросив беглый взгляд на творение своих рук, Луп отбросил безжизненное детское тельце в сторону. Оно упало на пол у основания окровавленной колонны.

— Отлично, — сказал Клемент, ощутив то же облегчение, что и все, от неожиданной тишины. — Бери половину своих людей! Обыщите восточное крыло дворца! Обязательно найдите Клавдия! — Он указал на преторианского опциона. — Грат, вместе со второй половиной ты прочешешь западное крыло!

Браво отсалютовав, Луп и Грат увели своих солдат.

Клемент повернулся к Сабину.

— Надо найти моего слюнявого идиота-патрона. Он явно прячется где-то во дворце. Можешь идти, мой друг. Дело сделано. Уходи из города, пока о случившемся не узнал весь Рим.

— Думаю, Рим уже узнал, — ответил Сабин.

Весёлый хохот, что только что доносился из театра, неожиданно сменился яростным рёвом.

Сжав на прощание плечо шурина, Сабин развернулся и бросился вон из дворца. Он бежал вниз по Палатину, и со всех сторон доносились крики боли и ужаса. В городе началась резня.

ЧАСТЬ 1 Рим, тот же день

ГЛАВА 1

еспасиану понравилась постановка, пусть даже император постоянно прерывал сценическое действо.

Плавтов «Клад» не входил в число его любимых пьес. Нет, двусмысленные диалоги, сюжетные недоразумения и то, как персонажи гонялись друг за другом, пока один из героев, Эвклион, пытался сберечь только что найденный им клад, всегда от души смешили его. Но дело было в другом: он отлично понимал Эвклиона, который не желал расстаться даже с малой толикой найденных им денег.

А вот выступление юношей-акробатов, кувыркавшихся на сцене, не вызывало у него особого восторга, в отличие от дяди, Гая Веспасия Поллона, сидевшего с ним рядом. Тот был просто очарован ловкими движениями гибких тел выступающих. Поэтому, ожидая начала следующей комедии, Веспасиан прикрыл глаза и безмятежно задремал, думая о своём маленьком сыне Тите, которому недавно исполнился год.

Проснулся он от резкого гортанного крика, перекрывшего жидкие аплодисменты, которых удостоились акробаты. Он поискал глазами источник крика. Примерно в двадцати шагах слева от него на лестницу выбежал германец из числа личной стражи императора. Его правая рука была вскинута вверх и забрызгана кровью.

Горланя что-то непонятное на своём родном языке, он бросился к своим восьмерым товарищам, охранявшим вход в императорскую ложу, которую совсем недавно покинул Калигула. Ближние зрители в ужасе наблюдали за тем, как он сует окровавленную руку в лица своим бородатым сородичам.

Веспасиан повернулся к дяде, который всё ещё продолжал рукоплескать полунагим акробатам, встал и потянул Гая за рукав туники.

— Кажется, сейчас произойдёт нечто скверное. Нужно немедленно уходить отсюда.

— Что такое, мой дорогой мальчик? — растерянно спросил Гай.

— Нужно уходить, прямо сейчас!

Тревога в голосе племянника вынудила Гая поднять с места свои телеса, убрать с глаз тщательно завитые локоны и бросить прощальный взгляд в спину уходящим акробатам.

С опаской покосившись через плечо, Веспасиан увидел, что германцы одновременно обнажили свои длинные мечи и вскинули их над головой.

Их лица были искажены яростью; из глоток рвался свирепый рёв. Впрочем, он тотчас оборвался, и на мгновение в театре воцарилась напряжённая, липкая тишина. Затаив дыхание, зрители смотрели на девятерых бородатых варваров. В следующий миг в воздухе сверкнул меч, и над рядами, разбрызгивая кровь на растерянных зрителей, пролетела чья-то отрубленная голова.

Две-три секунды тело обезглавленного зрителя — сенатора — извергало на сидевших рядом фонтаны крови, после чего повалилось на другого, ничего не понимавшего старика, также сенатора, сидевшего впереди. Увы, он тотчас стал очередной жертвой ярости германцев: не успел он повернуться, чтобы понять, что происходит, как в разинутый рот ему вонзился меч и вышел уже на затылке. Бедный старик даже не успел моргнуть.

На миг зал снова оцепенел. Затем тишину пронзил женский крик — это отрубленная голова упала на колени какой-то зрительнице. Разразилась настоящая какофония ужаса. Люди бросились к выходу. Размахивая мечами, германцы ринулись вперёд, безжалостно прокладывая себе путь во всеобщей давке и оставляя после себя отрубленные конечности и бездыханные тела тех, кто оказался не слишком проворен и имел несчастье подвернуться им под руку. В императорской ложе старший сенатор, оцепенев от ужаса, впился испуганным взглядом в бородатого варвара, а в следующий миг, перепрыгнув через ограждение и дрыгая в воздухе руками и ногами, полетел вниз на головы обезумевшей толпы.

Отпихнув в сторону какую-то визжащую матрону, Веспасиан толкнул Гая вперёд, пытаясь пробиться к ближайшему проходу, который вёл вниз, к сцене.

— Сейчас не время для изысканных манер, дядя, — произнёс он, упрямо двигаясь вперёд и используя Гая как своего рода живой таран.

Слева от него ещё два сенатора пали под ударами мечей.

Позади него трое разъярённых германцев продолжали прорубать себе в толпе кровавый путь, стремительно приближаясь к ним. Веспасиан определил среди них старшего и поймал на себе его злобный взгляд.

— Похоже, главная их цель — сенаторы, дядя! — крикнул он и стянул с правого плеча тогу, чтобы пурпурная полоса на ней была не так заметна.

— Но почему? — спросил Гай, спотыкаясь о тела упавших во время давки.

— Не знаю. Продолжай двигаться вперёд!

Совместными усилиями они сумели оторваться от германцев, которым двигаться быстрее мешали тела мёртвых и умирающих.

Пробившись в относительно малолюдное место — оркестру, между зрительскими рядами и сценой, — Веспасиан осмелился оглянуться назад и ужаснулся кровавому хаосу, который учинили всего девять вооружённых стражников в гуще беззащитных людей. На зрительских местах лежали груды трупов, многие в окровавленных сенаторских тогах.

Схватив дядю за руку, Веспасиан перешёл на бег и по короткой лестнице втащил за собой Гая на сцену. Здесь, насколько это позволяла гусиная походка тучного сенатора, Веспасиан метнулся к узкой арке в фасаде сцены на дальней её стороне. В неё, работая локтями, уже пытались протиснуться другие люди, отчаянно искавшие спасения. Пытаясь не упасть, зацепившись за тела тех, кто не смог удержаться на ногах, Веспасиан и Гай влились в эту плотную человеческую массу и в конце концов выбрались из театра на улицу, огибавшую подножие Палатинского холма.

Толпа устремилась вправо, ибо слева быстрым шагом надвигались три центурии городской когорты. Веспасиану и Гаю не оставалось ничего другого, как присоединиться к толпе. Правда, чтобы не угодить в самую её гущу, они старались держаться ближе к краю. Ощутив, как левое плечо соприкоснулось со стеной, Веспасиан стал искать глазами поворот.

— Готов, дядя? — крикнул Веспасиан, когда впереди замаячил переулок.

Гай дышал тяжело, со свистом; по лицу и по спине ручьями катился пот. Он кивнул, и Веспасиан потащил его за собой влево. Наконец-то им посчастливилось выбраться из обезумевшей толпы.

Веспасиан едва не упал, споткнувшись о тело валявшегося в переулке германца. Пробежав мимо него, чуть дальше они наткнулись ещё на одного варвара, лысого, но с пышной светлой бородой. Германец сидел, прислонившись к стене, и сжимал обрубок правой руки. Он пытался остановить кровотечение, с ужасом глядя на свою отрубленную кисть, всё ещё сжимавшую меч, которая валялась тут же рядом. В самом конце переулка Гай наконец отдышался. Веспасиан быстро огляделся по сторонам. Справа от него, опустив голову, торопливо уходил прочь какой-то человек. По его правой ноге из скрытой плащом раны стекала кровь. В руке он держал красный от крови меч.

Веспасиан побежал налево, в направлении Виа Сакра. Гай вразвалочку заковылял за ним. Идти ему было всё тяжелее и тяжелее.

— Поторопись, дядя! — бросил Веспасиан через плечо. — Мы должны как можно скорее вернуться домой, пока резня не началась во всём городе.

Гай остановился и, прижав руки к коленям, наклонился вперёд.

— Ступай один, мой мальчик, я не поспеваю за тобой! — тяжело дыша, сказал он. — Я пойду прямо в Сенат. Ты же ступай и присмотри за Флавией и малышом Титом. Я приду к тебе, как только что-то узнаю.

Махнув рукой в знак согласия, Веспасиан побежал быстрее, чтобы как можно раньше вернуться домой к жене и маленькому сыну. Свернув на Виа Сакра, ведущую к Форуму, он увидел две центурии преторианцев. Бряцая оружием и доспехами, они спускались с Палатина в сторону, противоположную той, откуда всё ещё доносились крики. Он был вынужден подождать, пропуская их, пока они переходили Виа Сакра. В самой их гуще на носилках восседал Клавдий, которого несли крепкие руки гвардейцев. Он дрожал всем телом, пускал слюну и плакал, умоляя пощадить его.

* * *

— Закрой дверь на засов! — приказал Веспасиан красивому юноше-привратнику, который впустил его в дом Гая. — Обойди весь дом и убедись, что все наружные окна закрыты.

Юноша поклонился и бросился выполнять приказание.

— Папа!

Веспасиан обернулся и с улыбкой посмотрел на сынишку Тита, которому недавно исполнился год и один месяц. Малыш полз на четвереньках по мозаичному полу атрия.

— Что случилось? — спросила Флавия Домицилла. Она сидела возле очага и пряла.

— Пока точно не знаю, но хвала богам, вы целы и невредимы, — ответил Веспасиан и, взяв на руки сына и расцеловав в обе щеки, подошёл к жене.

— А почему нам не быть целыми и невредимыми?

Сев напротив Флавии, Веспасиан принялся качать Тита на колене, изображая катание на лошади.

— Пока утверждать не могу, но мне кажется, что кто-то, наконец...

— Не тормоши ребёнка, его только что покормили! — оборвала его Флавия, укоризненно посмотрев на мужа.

Пропустив мимо ушей её предупреждение, Веспасиан продолжил «катание на лошадке».

— С ним ничего не будет, Тит у нас — крепыш.

Он улыбнулся довольному малышу и ущипнул его за румяную щёчку.

— Верно я говорю, Тит?

Ребёнок от удовольствия заворковал, воображая себя наездником. Когда же отец неожиданно качнул его влево, в шутку пытаясь сбросить «всадника», малыш пронзительно пискнул.

— Похоже, кто-то наконец прикончил Калигулу, и ради безопасности Сабина я молю богов, чтобы этим «кто-то» не оказался Клемент.

Флавия в изумлении уставилась на него.

— Если Калигула мёртв, ты сможешь потратить часть своих денег, не опасаясь, что он тебя за это убьёт.

— Флавия, сейчас это меньшая из моих забот. Если Калигула действительно убит, я буду должен придумать, как нам уберечь себя при смене власти. Если же мы в очередной раз выберем императора из числа наследников Юлия Цезаря, то, вероятнее всего, новым императором станет Клавдий, к благу нашего семейства.

Флавия пренебрежительно отмахнулась от слов мужа.

— Только не рассчитывай на то, что я соглашусь вечно жить в доме твоего дяди.

Она указала на откровенно эротические мужские статуи, которыми был уставлен атрий, затем на светловолосого юного раба-германца, который покорно ждал их распоряжений возле двери в триклиний.

— Сколько мне ещё терпеть всё это? Сколько мне ещё предстоит видеть... это?..

Ей так и не удалось подобрать точное слово для вкусов и пристрастий сенатора Гая Веспасия Поллона в том, что касалось украшения дома и рабов.

— Если тебе хочется разнообразия в жизни, можешь ездить со мной в поместье в Козу.

— И что там делать? Считать мулов и якшаться с вольноотпущенниками?

— В таком случае, моя дорогая, если ты предпочитаешь оставаться в Риме, смирись с тем, где сейчас живёшь. Мой дядя гостеприимно принял нас, и я не собираюсь оскорблять его пренебрежением и уезжать отсюда, из этого дома, в котором так много свободного места для нас всех.

— Ты хочешь сказать, что не желаешь идти на расходы, чтобы купить собственный дом? — парировала Флавия, принявшись яростно крутить веретено.

— Да, и это тоже, — согласился Веспасиан, вновь «пуская вскачь» юного Тита. — Для меня это непозволительная роскошь. К сожалению, мне не удалось скопить достаточно денег, пока я был претором.

— Это было два года назад. Что ты делал после этого?

— Ухитрился остаться живым, притворяясь бедным! — произнёс Веспасиан и сурово посмотрел на Флавию: у той была самая модная причёска, а драгоценностей больше, чем, по его разумению, требовалось. Как жаль, что ему никак не удаётся с глазу на глаз поговорить с женой о денежных вопросах.

Однако яростный вызов, читавшийся в её огромных карих глазах, полная грудь и округлившийся под очередной новой столой живот вынудили его вспомнить о трёх причинах, по которым он решил жениться на ней.

Он попытался воззвать к голосу разума:

— Флавия, дорогая! Калигула казнил многих сенаторов, которые были не богаче меня, лишь бы заполучить их имущество. Вот почему я вложил деньги в поместье и тем самым вывел их из Рима, а сам живу в доме дяди. Порой только выдавая себя за бедняка, можно спасти себе жизнь.

— Я не имела в виду поместье. Я о тех деньгах, что ты привёз из Александрии.

— Они спрятаны и будут храниться в кубышке до тех пор, пока не станет ясно, что у нас появился император, который не столь вольно распоряжается имуществом своих подданных, как его алчный предшественник. И не только имуществом, но и чужими жёнами.

— А как насчёт любовниц?

Малыш Тит неожиданно икнул, а потом и вообще отрыгнул прямо на колени отцу частично переваренную чечевичную кашу. Впрочем, это помогло прервать неприятный разговор.

Споры с женой о деньгах всегда были малоприятны и неизменно сводились к упрёкам по поводу любовницы. Веспасиан понимал: дело не в том, что Флавия ревнует его к Ценис. Скорее её возмущало то, что муж якобы тратит деньги на любовницу, в то время как она, его законная супруга, лишена жизненных благ, главным из которых было наличие собственного дома в Риме.

— Что я тебе говорила?! — воскликнула Флавия. — Эльпис, где ты? Быстрее сюда!

В атрий вбежала миловидная рабыня средних лет.

— Да, хозяйка?

— Ребёнка стошнило на хозяина. Прибери здесь.

Веспасиан встал и передал Тита няне. Брызги чечевичной каши шлёпнулись на пол.

— Иди сюда, маленький негодник, — проворковала Эльпис, беря малыша на руки. — Ты — копия своего отца.

Веспасиан улыбнулся.

— Да, у бедняги будет такое же круглое лицо и большой нос.

— Будем надеяться, что кошелёк у него будет ещё больше, — съязвила Флавия.

От необходимости отвечать на слова жены Веспасиана избавил громкий стук во входную дверь. Симпатичный привратник выглянул в смотровую щель и тут же отодвинул засов. В вестибюль ворвался Гай и, не останавливаясь, устремился в атрий. Его пышные телеса яростно дрожали под складками тоги. Влажные от пота локоны прилипли ко лбу и щекам.

— Клемент убил это чудовище! Дерзкий идиот! — пророкотал Гай и остановился, чтобы перевести дыхание.

Веспасиан покачал головой.

— Нет, храбрый идиот, дядя, — возразил он. — Думаю, это было неизбежно, после того что Калигула сделал с его сестрой. Хотя мне казалось, что спустя два года его чувство самосохранения вернулось к нему. Хвала богам, что Сабина нет в Риме, иначе он наверняка присоединился бы к заговорщикам. Я слышал, что они собирались сделать это вместе. Я слышал, как они обещали это друг другу. В этом случае я как брат был бы вынужден оказать им помощь. Теперь же Клемент, можно сказать, мертвец.

— Боюсь, что ты прав, мой мальчик, даже Клавдий не настолько глуп, чтобы оставить его в живых. Его забрали в лагерь преторианцев.

— Да, я видел. Значит, после безумца мы получим идиота. Сколько это ещё будет продолжаться, дядя?

— Пока не истощится кровь Цезарей, и я боюсь, что в уродливом теле Клавдия её ещё пока более чем достаточно.

— Этот глупец умолял сохранить ему жизнь. Он даже не понял, что его охраняют, пока Сенат не провозгласит его императором.

— Что произойдёт очень скоро. Счисти эти капли рвоты с туники, мой мальчик. Консулы созвали заседание Сената. Оно состоится через час в храме Юпитера на Капитолийском холме.

Подъём по Гемониевой лестнице к вершине Капитолийского холма был медленным и трудным. Сенаторы не единственные откликнулись на призыв консулов. Кроме них наверх поднимались рабы, таща на себе в храм Юпитера тяжёлые металлические сундуки с казной. На тот момент это было самое надёжное для её хранения место.

У подножия лестницы, на Форуме перед храмом Конкордии, застыли все три городские когорты, получившие от префекта Косса Корнелия Лентула приказ охранять казну от возможных попыток посягательства на неё со стороны преторианской гвардии. Напротив Форума, на Палатинском холме, высился опустевший временный театр, усеянный мёртвыми телами.

Наконец, в огромном, тускло освещённом зале собрались более четырёхсот сенаторов. Сюда же продолжали вносить сундуки с казной. Консулы между тем решили на всякий случай принести в жертву Юпитеру барана.

— Что-то мне всё это не нравится, — шепнул он Веспасиану, пока старший консул Квинт Помпоний Секунд вместе со своим младшим коллегой Гнеем Сентием Сатурнином рассматривал внутренности жертвенного животного. — Если сюда принесли казну, это значит одно: они задумали бросить вызов гвардии.

— Тогда нам лучше поскорее уйти отсюда, дядя. Клавдий точно станет императором.

— Вовсе не обязательно, мой мальчик. Давай сначала послушаем, что нам сейчас скажут. Не хотелось бы принимать опрометчивых решений, а потом сожалеть о них.

Оставшись довольным осмотром, Помпоний Секунд объявил день удачным для дел Сената и взял слово. Лицо его было опухшим и все в синяках, которыми пару часов назад наградил его Калигула.

— Призванные Отцы и поборники свободы! Сегодняшний день изменил наш мир. Сегодня тот, кого мы так ненавидели и боялись, наконец низложен.

Чтобы подчеркнуть свои слова, он кивнул на статую Калигулы, установленную рядом со статуей самого почитаемого в Риме божества — восседающего на троне Юпитера. В следующий миг группа рабов толкнула её сзади. Скульптурный образ покойного императора рухнул на мраморный пол, где разбился на множество обломков. По залу прокатился одобрительный гул голосов. Веспасиану внезапно вспомнился добродушный, энергичный юноша, и он пожалел о потере друга. Впрочем, он тотчас напомнил себе, в какое чудовище тот превратился, и поспешил присоединиться к хору ликующих возгласов.

— Сегодня настал день, — продолжил Помпоний Секунд, пытаясь перекричать голоса, — когда все мы, кто бесстрашно противостоял тираническому правлению Калигулы, можем снова назвать себя свободными людьми.

— Я бы не назвал лобызание императорских сандалий бесстрашным противостоянием, — язвительно пробормотал Гай, когда сенаторы разразились очередным приступом ликования.

Судя по многим лицам, дядя не единственный придерживался такого мнения.

Старший консул между тем продолжил свою речь, не замечая в ликовании доли иронии.

— Преторианская гвардия решила навязать нам нового императора — дядю Калигулы Клавдия. Призванные отцы, я говорю — «нет»! Клавдий не только заика, который пускает слюну и спотыкается, пороча достоинство власти. Он не знаком легионам и не любим ими. Мы не можем позволить преторианской гвардии навязать нам такого императора. Если легионы на Рене и Данувии назовут своих, решительных и воинственных, кандидатов, мы столкнёмся с угрозой очередной гражданской войны. Как свободные люди, мы должны избрать одного из нас новым императором, чтобы он правил Римом вместе с верным ему Сенатом. Этот человек должен быть приемлем для всех — для сенаторов, легионов и преторианской гвардии. Им должен...

— ...стать ты, вот что ты хочешь сказать! — крикнул, вскакивая с места и колыхнув пышными телесами, младший консул Гней Сентий Сатурнин.

Он в обвиняющем жесте вскинул указательный палец и цепким взглядом обвёл зал.

— Этот человек задумал заставить нас поменять знакомую тиранию одной семьи на незнакомую тиранию другой! Разве так поступают свободные граждане? Нет!

Ответом на эти слова стал одобрительный шум. Сатурнин приосанился, насколько это позволяла сделать его дородная фигура.

— Призванные Отцы, сегодня нам представилась историческая возможность вернуть себе былую власть и вновь стать законным правительством Рима. Давайте избавимся от императоров и вернёмся к истинной свободе наших славных предков, к свободе, в которой нам так долго отказывали, вкус которой довелось отведать лишь немногим из тех, кто сейчас здесь присутствует. К свободе, которая принадлежала тому времени, когда самые пожилые из нас были зелёными юнцами. К свободе республики!

— Только не улыбайся и не хмурь бровей, мой мальчик, — шепнул Гай на ухо племяннику. — Не надо, чтобы все видели, что у тебя имеется своё мнение.

Примерно половина сенаторов разразилась бурными рукоплесканиями и одобрительными возгласами, другая часть нахмурилась и принялась перешёптываться. Остальные стояли, бесстрастно наблюдая за происходящим. Подобно Гаю, они заняли выжидательную позицию, не уверенные в том, какие настроения возобладают.

Гай взял Веспасиана за локоть и, расталкивая толпу, потащил за собой.

— Пока вопрос власти не решится, будет лучше, если мы останемся неприметными наблюдателями.

— И тогда мы присягнём на верность победившей стороне, верно я тебя понял, дядя?

— Осмотрительность даёт больше возможностей остаться в живых, нежели поспешная поддержка собственных взглядов.

— Пожалуй, я соглашусь с тобой.

Ликование начало стихать. Слово взял бывший консул Авл Плавтий.

— А вот его стоит послушать, — пробормотал Гай. — Плавтий — большой мастер всегда оставаться в фаворе.

— Ты хочешь сказать, мастер перебегать с одной стороны на другую? — кисло усмехнулся Веспасиан.

Почти десять лет назад сторонник обречённого Сеяна Авл Плавтий ловко спас свою шкуру. Именно он громче всех требовал смерти своего бывшего благодетеля.

— Призванные Отцы! — начал Плавтий, расправив широкие плечи и выкатив мощную грудь. Вены на его шее вздулись. — Мне понятны оба мнения, высказанные нашими достопочтенными консулами, и мы видим, что каждое из них имеет свои собственные достоинства и заслуживает обсуждения. В то же время хочу обратить внимание уважаемого собрания, что из виду упущена одна важная вещь: власть преторианской гвардии. Кто способен противостоять ей?

С этими словами он посмотрел на городского префекта Косса Корнелия Лентула.

— Твои городские когорты, Лентул? Неужели они? Три когорты, в которых всего около пятисот человек, против девяти преторианских когорт, в каждой из которых по тысяче гвардейцев? Если даже добавить к вверенным тебе силам городскую стражу, всё равно преторианцев будет в три раза больше.

— Нас поддержит народ, — парировал Лентул.

Плавтий презрительно скривил губы.

— Народ! И чем, скажи на милость, твой народ будет сражаться против отборной гвардии Рима? Кухонными ножами и мясницкими топорами? Вместо щитов возьмут в руки пекарские противни и станут пращами метать заплесневелый хлеб? Забудьте о народе! Призванные Отцы, как бы ни оскорбили мои слова ваше достоинство, я скажу так: победы нам не видать.

Стоя в задней части зала, Веспасиан огляделся по сторонам. Похоже, суровая правда слов Плавтия постепенно начала доходить до всех. Взгляд Плавтия сделался твёрже. Похоже, он тоже заметил, что его довод возымел действие.

— Призванные Отцы, я предлагаю следующее! Давайте отправим в лагерь преторианцев делегацию для встречи с Клавдием. Нужно уточнить: хочет ли он стать императором? И если хочет то как намеревается править Римом? Если же не хочет и склонен отказаться от предложения гвардейцев, то кого он согласен принять в роли правителя Рима? Потому что одно я могу сказать вам наверняка: гвардия не примет возвращения республики!

Последние слова выступавшего эхом отлетели от стен храма и стихли, подобно смутным воспоминаниям о приятном сне, который исчезает, стоит открыть глаза и вернуться в повседневную действительность. Сенаторы молчали.

— Нам нужно немедленно уходить, — прошептал Веспасиан на ухо Гаю. — Мы сами представимся Клавдию.

— Нет, мой мальчик, — возразил Гай. — Что, если Сенат убедит Клавдия отказаться? Где мы тогда будем? Слишком рано принимать какие-то решения. Останемся здесь, вместе со всеми.

Веспасиан нахмурился. Его терзали сильные сомнения.

— В данный момент опасно предпринимать любые действия. Так почему бы не рискнуть и не поставить на самый вероятный ход событий?

— Ты собираешься поставить на кон жизнь жены и сына?

— Разумеется, нет, — не раздумывая, ответил Веспасиан.

— Тогда стой и молчи. Не принимай никаких решений, пока у нас не будет всей полноты картины.

Старший консул шагнул вперёд уже не столь решительно.

— Боюсь, я вынужден согласиться с бывшим консулом. Предлагаю назначить делегацию, представляющую самый цвет Сената. Должны пойти все консулы и преторы, настоящие и бывшие.

Ответом ему стал одобрительный шёпот.

— Отлично, консул, — съязвил Плавтий. — Но кто же возглавит эту делегацию?

— Естественно, как старший...

— Нет, отнюдь не естественно. Тебя воспримут как потенциального соперника Клавдия и потому предвзятого. Делегацию должен возглавлять тот, кто, несмотря на свой сенаторский сан, не может стать императором или даже консулом. Тот, кого Клавдий считает своим другом. Нужно, чтобы он поверил, что с ним не хитрят, его не обманывают и не запугивают. Короче, это должен быть кто-то посторонний.

— Тогда кто же? — растерялся Секунд.

— Царь Ирод Агриппа.

Когда царя Иудеи, наконец, нашли и привели в Сенат, уже опустилась ночь. В храме зажгли факелы и масляные лампы. Их яркий — почти как дневной — свет плясал на полированном мраморе пола. Статуя Юпитера безмолвно взирала на происходящее со своего трона. Если бы при виде поредевшего зала на строгом лике божества могли отражаться эмоции, то, скорее всего, это было бы презрение.

За последнюю пару часов стало ясно, что хозяйка положения — преторианская гвардия. Многие сенаторы, которые громко поддерживали восстановление республики, неожиданно вспомнили о неотложных делах, которые якобы ждут их в загородных поместьях. Веспасиан и Гай остались. Они чувствовали себя в безопасности, ибо благоразумно воздержались и не стали выражать вслух своё мнение.

Ирод Агриппа оглядел оставшихся сенаторов, и его тёмные глаза сверкнули злорадством.

— Я буду счастлив возглавить вашу делегацию, Призванные Отцы. Ваше предложение — великая для меня честь. Однако я не вижу, чего можно этим добиться.

— Мы хотим узнать, что на уме у Клавдия, — ответил ему Помпоний Секунд. — Вдруг он откажется от предложения преторианцев стать императором.

— Он пытался отказаться, но его разубедили.

— Кто? Гвардейцы разубедили? Остриём своих мечей?

— Нет, Секунд. Его разубедил я.

— Ты? — Помпоний Секунд чуть не поперхнулся и даже хлопнул себя по груди, не веря словам Агриппы.

Но нет, царь Иудеи безмятежно сидел перед ним в расшитой золотом красной мантии и золотой царской диадеме.

— Кто-то же должен был это сделать.

— Кто-то не должен был этого делать! — взорвался консул. — Особенно ты, грязный восточный царёк, во всём зависящий от Рима! Который даже не ест свинины, как уважающий себя римлянин!

— Думаю, после этого можно принимать решение, — произнёс Веспасиан уголком рта.

— Я уже стал ярым приверженцем Клавдия, — кивнул Гай. — Я всегда знал, что он — лучшая кандидатура. Можно сказать, прирождённый властитель.

Вспышку гнева Секунда Ирод Агриппа воспринял невозмутимо.

— Этот грязный восточный царёк, который, кстати, очень любит свинину, сегодня спас ваши никчёмные жизни, ибо, в отличие от многих из вас, понял, что такой исход неизбежен. Я последовал за Клавдием в лагерь преторианцев, и, пока я был там, гвардейцы провозгласили его императором. Правда, Клавдий решил, что это незаконно — быть избранным гвардией...

Гней Сентий Сатурнин вскочил с места и взорвался республиканским негодованием.

— Разумеется, это незаконно! Только Сенат имеет на это право!

Ирод Агриппа безмятежно улыбнулся.

— Да, Клавдий тоже так считал, хотя гвардия доказала обратное, убив одного императора и заменив его другим. Клавдий очень хотел, я бы даже сказал, ждал, чтобы сразу после того, как преторианцы отнесли его в свой лагерь, Сенат объявил его императором. Он хотел, чтобы его избрание имело хотя бы видимость законности, как будто его призвал править Римом Сенат. Он ждал несколько часов, но вы так и не призвали его. Вместо этого вы потащили в храм Юпитера сундуки с казной, принялись интриговать и строить планы... относительно чего, ему оставалось лишь догадываться. Впрочем, одно он знал наверняка: если вы не спешите провозгласить его императором, значит, не хотите его.

— Мы ничего подобного не говорили! — решительно заявил Помпоний Секунд.

— Не унижайте себя ложью. Каждое слово, прозвучавшее здесь, в храме, было передано ему несколькими сенаторами, в том числе и одним претором, которые неустанно подчёркивали, что не имеют отношения к подобным разговорам и просят в любом случае их простить.

— Насколько я понимаю, единственный из вас, кто выкрутился относительно, это Авл Плавтий, — добавил Агриппа и улыбнулся, глядя на сенаторов.

Было видно, что каждый отчаянно пытался вспомнить, какую позицию занимал во время дебатов всего несколько часов назад.

— Поскольку ваше молчание затянулось, Клавдий решил, что лучше и безопаснее для него самого отказаться от трона и тем самым предотвратить вооружённое противостояние. Я убедил его не делать этого, сказав, что тем самым он подпишет и себе, и всем вам смертный приговор. Его вольноотпущенники согласились. Поэтому Клавдий принял предложение гвардии и выразил ей свою благодарность, пообещав по сто пятьдесят золотых каждому преторианцу.

При этих словах сенаторы удивлённо присвистнули.

— Сейчас он чувствует себя в безопасности и намерен остаться императором, — продолжал Агриппа. — Увы, господа, вы оказались неспособны перехватить инициативу и потому примите как неизбежность прискорбный факт, что отныне императоров будет назначать гвардия, а императоры будут ей за это щедро платить. Вы только что утратили последнюю видимость власти, которая у вас оставалась.

Косс Корнелий Лентул, городской префект, вскочил со своего места.

— С меня хватит разговоров! Я забираю свои когорты и иду принести присягу верности Клавдию.

— Ты не можешь так поступить! — воззвал к нему младший консул. — Твои люди обязаны охранять Сенат!

— От кого? Кому нужен ваш Сенат! — огрызнулся Лентул. — Даже если гвардия во главе с императором нападёт на вас, думаешь, мои когорты окажут сопротивление? Ничего подобного! Они даже пальцем не пошевелят!

С этими словами Лентул развернулся и направился к выходу. Гай посмотрел на Веспасиана. Они молча пришли к мгновенному согласию.

— Мы пойдём с тобой, Лентул! — бросил ему вслед Веспасиан.

Они с Гаем поднялись с мест.

В следующий миг зал наполнился хором таких же возгласов. Сенаторы дружно вставали с мест. Шагая за городским префектом к выходу, Веспасиан бросил взгляд на Ирода Агриппу. Иудейский царь нахмурился, встретившись с ним глазами, однако по его лицу промелькнула понимающая улыбка.

Веспасиан прошёл мимо, и Ирод Агриппа повернулся к Секунду.

— Ты по-прежнему хочешь, чтобы я возглавил вашу делегацию, старший консул? — невинным тоном спросил он, перекрывая царивший в храме гомон.

Помпоний Секунд ответил ему колючим взглядом и поспешил к выходу.

* * *

Улицы Рима были практически пусты, когда сенаторы вели за собой городские когорты, шагая к Виминальским воротам, за которыми находился лагерь преторианцев. Это был район борделей, в котором в любое время дня или ночи кипела жизнь и было людно, однако этим вечером торговля любовью шла вяло. Равно как не было видно ни одной повозки, которые днём не пускали в город и они были вынуждены грохотать по улицам в ночные часы, развозя по лавкам и рынкам различные товары.

Простые римляне в большинстве своём закрыли двери и оконные ставни, ожидая, когда завершится борьба за власть и жизнь вернётся в нормальное русло. Тогда и они вздохнут спокойно, зная, что снова есть тот — причём не важно, кто именно, — кто будет выдавать причитающуюся им порцию зерна и оплачивать зрелища.

Пройдя под Виминальскими воротами, Веспасиан облегчённо вздохнул. Впереди, примерно на расстоянии ста шагов, у входа в преторианский лагерь, выстроились три когорты гвардейцев в полной боевой выкладке. В начищенной стали шлемов, доспехов и овальных щитов отражался мерцающий свет факелов. В центре, на помосте, сидел новый император, а по обе стороны от него стояли те немногочисленные сенаторы, что уже присягнули ему на верность.

Среди тех, кто стоял на помосте позади Клавдия, Веспасиан узнал его вольноотпущенников — Нарцисса и Палла, а также Каллиста, бывшего вольноотпущенника Калигулы. Все трое были в белых тогах обычных граждан.

— Я пойду первым, — сказал Ирод Агриппа двум консулам, которые явно не имели желания следовать за ним, хотя каждого сопровождали двенадцать ликторов, нёсших фасции — топорики, обвязанные пучками прутьев, символы их власти.

Консулы кивнули и, хотя это было явное ущемление их достоинства, позволили иудейскому царю идти впереди них. Подойдя ближе, Веспасиан обратил внимание на пухлое лицо Нарцисса. Едва сдерживая улыбку, тот короткими, унизанными перстнями пальцами поглаживал чёрную напомаженную бородку. Нарцисс всегда верно служил Клавдию, всячески оберегая его. Именно благодаря стараниям Нарцисса Клавдий остался жив в годы правления Тиберия и Калигулы. По его настоятельному совету Клавдий изображал из себя дурачка — впрочем, особых усилий для этого ему и не требовалось. Сегодняшний день стал оправданием такой линии поведения.

Палл, высокий, поджарый, с густой бородой, как обычно, был сама невозмутимость. В своё время он служил покойной Антонии, покровительнице Веспасиана, а после её смерти подарил свою верность её сыну Клавдию, старшему из оставшихся в живых её сыновей. Веспасиан безуспешно попытался перехватить его взгляд в надежде, что их былое знакомство, возможно даже дружба, всё ещё что-то значит для новоявленного фаворита.

Жилистый и высокий, с бритой головой, Каллист Веспасиану не был близко знаком, хотя они и встречались несколько раз, — сначала, когда тот был рабом Калигулы, а затем — его вольноотпущенником. Как ему ещё до убийства Калигулы удалось перенести свою верность на Клавдия — этого Веспасиан не знал. Что, впрочем, его не удивляло. Зато у стоявших рядом с новоиспечённым императором греков имелось одно неоспоримое качество, которое он ценил: все трое были талантливыми политиками. Не публичными демагогами, а подковёрными интриганами с тонким пониманием имперской политики.

Когда Ирод Агриппа был в десяти шагах от помоста, прозвучала чья-то команда, за которой последовал низкий рокот боевого рога. Из ножен одновременно выскользнули три тысячи мечей. Консулы застыли на месте.

— Сенат и городские когорты пришли, чтобы принести присягу верности императору! — крикнул Ирод Агриппа и проворно отступил в сторону.

— И в-в-во-время, — заикаясь, выкрикнул Клавдий сенаторам, забрызгав при этом слюной собственный подбородок. Его левая рука дрожала, хотя он и пытался сжимать край курульного кресла[3].

— Я х-х-хотел, чтобы вы, как того требует закон, изб-б-брали м-м-меня императором. Вместо этого мы имеем ситуацию, когда я буду вынужден отчеканить мою первую монету, которая на одной стороне будет иметь моё изображение, и надпись «император, благодарный преторианской гвардии» — на другой, вместо обычных слов «благодарный Сенату и народу Рима». Почему вы мешкали? Не хотели получить на царство императора-калеку?

— Мы так не думали, принцепс, — солгал Помпоний Секунд.

Клавдий вытянул вперёд правую руку. Нарцисс развернул свиток и после театрально выдержанной паузы начал читать вслух:

— Клавдий не только заика, который пускает слюну и спотыкается, что порочит достоинство власти, но и не знаком легионам и не любим ими.

Нарцисс опустил свиток и, перехватив недоумённый взгляд Помпония Секунда, чуть приподнял брови. Клавдий же повернулся к сенатору лет тридцати, стоявшему рядом с помостом.

— Он ведь так и сказал, верно, Гета?

— Да, принцепс, слово в слово, — с самодовольным видом ответил ему Гней Госидий Гета. — Я был готов провалиться от стыда, слыша, как консул Рима говорит неправду о...

— Да, да, д-д-довольно. Н-не надо слишком усердствовать, претор.

Клавдий переключил внимание на помертвевшего от страха консула.

— Ты можешь назвать хотя бы одну причину, по которой я не должен казнить тебя? И вообще, кто-то может придумать причину, почему мне не следует казнить весь Сенат?

— Потому что в этом случае у тебя не останется ни одного достойного человека, которым ты мог бы править, верно, принцепс? — предположил Ирод Агриппа.

На миг воцарилась напряжённая тишина, которую тотчас нарушил взрыв хохота. Смеялся Клавдий.

— Ах, Ирод, умеешь ты меня развеселить, дружище!

Ирод Агриппа усмехнулся и, прижав руки к груди, отвесил учтивый поклон.

Ответив ему кивком, Клавдий с каменным лицом вновь обернулся к старшему консулу.

— Говоря, что армия не знает и не любит меня, ты ошибаешься. Я брат великого Г-г-германика. Они любят меня, потому что я буду любить их, как некогда любил славных воинов мой брат. Я буду...

Стоявший сзади Нарцисс положил ему на плечо руку. Клавдий тут же умолк. Палл наклонился и что-то прошептал на ухо новому императору.

— Пожалуй, мы изведали вкус того, что нас ждёт, — задумчиво произнёс Веспасиан. — Но, по крайней мере, мы всё ещё можем считать Палла нашим другом.

— Будем надеяться, — нахмурившись, ответил Гай. — Хотя, когда меняется власть былая, дружба частенько забывается. Какие у тебя отношения с Нарциссом? Он простил тебе, что ты, будучи в Александрии, прикарманил деньги Клавдия?

— Он задолжал мне пару ответных услуг, так что частично мы квиты.

Прошептав что-то на ухо императору, Палл выпрямился. Клавдий кивнул, принимая совет вольноотпущенника, и попытался встать с кресла, давая понять, что импровизированная аудиенция закончена.

— Сейчас я удаляюсь в постель. Вы придёте ко мне завтра во втором часу и отведёте меня на Форум, где объявите о своём единодушном решении поддержать волю гвардии, после чего принесёте мне клятву верности. Надеюсь увидеть вас всех в полном составе. А пока ступайте!

Нарцисс помог Клавдию спуститься с помоста. Каллист и Палл попытались превзойти один другого в любезности, уступая друг другу честь первым сойти по ступенькам вниз, и в конечном итоге спустились вдвоём. Сенаторы и городские когорты разразились криками «Аве цезарь!» Преторианцы двумя быстрыми движениями вернули мечи в ножны и дружно застыли по стойке «смирно».

Клавдий скрылся среди рядов внезапно разбогатевших преторианцев. Сенаторы развернулись, чтобы пойти назад.

— Всё прошло так, как и следовало ожидать, — заметил Гай.

— Вряд ли нам стоит ожидать милости от новой власти, — поморщился Веспасиан. — Зря мы не рискнули, как Гета и остальные, и не пришли подтвердить свою преданность прежде, чем нас заставили это сделать. Агриппа прав: как только гвардейцы поддержали Клавдия, исход событий уже был предрешён.

— Я рад, что ты оценил мою мудрость, — неожиданно прозвучал рядом с ухом Веспасиана чей-то голос.

Тот обернулся и увидел перед собой иудейского царя. На лице Ирода Агриппы играла холодная улыбка.

— Вольноотпущенники Клавдия тоже оценили её, причём настолько, что намерены посоветовать ему подтвердить мои права на царство да ещё щедро добавить к нему пару новых земель. Хочешь знать почему?

— А нам обязательно это знать? — пожал плечами Веспасиан.

— Необязательно, но, может быть, интересно. Видишь ли, я не только помог Клавдию закрепиться на троне, тем самым подарив его вольноотпущенникам влияние, которого у них не было раньше. Но я также посоветовал Нарциссу и Паллу, как им закрепить власть, которую они обрели. Им нужно создать прецедент, дабы отбить у преторианцев охоту постоянно менять императоров. Ты видишь своего друга Клемента на посту префекта гвардии? Или, коль на то пошло, его трибунов, Кассия Херею и Корнелия Сабина? Нет, конечно, не видишь.

Его слова не произвели на Веспасиана особого впечатления.

— Они сами подписали себе смертный приговор, убив Калигулу.

— Конечно, хотя Клавдий недальновидно хотел пощадить их и даже вознаградить. Особенно после того, как они заявили, что заключили сделку с Нарциссом и Паллом, а посредником сделки был этот хорёк Каллист. Естественно, Нарцисс, Палл и Каллист дружно заявили, что не знали ни о каком заговоре, ибо, как ты сам понимаешь, новый император вряд ли станет доверять тем, кто сговорился убить его предшественника. Однако благодаря мне он сделал один шаг дальше.

Ирод Агриппа на мгновение самодовольно умолк, затем заговорил снова:

— Второй префект преторианской гвардии, Луций Аррунций Стелла, не замешанный в заговоре, также был арестован. Я предложил Нарциссу и Паллу сделать это для того, чтобы в будущем префекты понимали: их священный долг — не спускать глаз со своих сослуживцев. Нарцисс и Палл сочли это превосходной идеей, так что Стелла будет казнён наравне с другими заговорщиками.

Ирод Агриппа приблизил лицо к лицу Веспасиана и посмотрел на него с наигранной невинностью.

— Кстати, я прослежу, чтобы их казнили всех до единого.

ГЛАВА 2

оложив голову Веспасиану на грудь, Ценис очертила тонким пальцем рельефные грудные мышцы, а потом провела им вниз, к животу.

— Это пустая угроза, любовь моя. Ироду Агриппе не доказать твоей причастности к заговору против Калигулы.

Веспасиан поцеловал её пышные чёрные локоны, жадно вдыхая их запах, и перевёл взгляд на белённый известью потолок спальни. Они находились в доме, который подарила Ценис её бывшая хозяйка Антония вместе с долгожданной свободой в тот день, когда сама она вскрыла себе вены. В комнату просачивались первые лучи рассветного солнца. За окном мирно ворковал голубь. Веспасиан глубоко вздохнул. За те несколько коротких часов, которые они с Ценис провели в постели, он почти не спал — слова Ирода Агриппы наполнили его сердце тревогой.

— Сабин женат на сестре Клемента. Одно это делает меня причастным. Возможно, Ирод именно это и имел в виду.

— Но зачем ему это нужно?

— Он мстит Антонии за то, что шесть лет назад она бросила его в тюрьму. Свидетельские показания в Сенате тогда давал Сабин.

— В таком случае он должен мстить Сабину.

— Сабин находится в сотнях миль от Рима. Возможно, Ирод думает, что для мщения сгодится и его младший брат.

— Тогда это не месть, а злоба.

Рука Ценис скользнула ниже и принялась поглаживать и ласкать его живот. Веспасиан удовлетворённо простонал.

— Я тоже был свидетелем его унижения в Александрии и рассказал тогдашнему префекту Египта Флакку о его незаконных закупках зерна.

— Откуда ему знать, что именно ты рассказал об этом Флакку? К тому же за отнятое зерно он отомстил два года назад. Вспомни его послание Калигуле в поддержку еврейского посольства из Александрии, прибывшее с жалобами на Флакка? Префекта в конечном итоге казнили. Нет, любовь моя, это всего лишь пустая угроза.

С этими словами Ценис начала ещё энергичнее работать рукой, а её язычок скользнул к его соску.

Веспасиан впервые слегка расслабился после неприятного разговора с Иродом Агриппой.

— Теперь, когда Калигула наконец-то мёртв, — произнёс он, гладя Ценис по волосам, — ты сможешь без опаски появляться на публике.

— Пожалуй, я повременю с этим, — ответила Ценис, осыпая поцелуями ему грудь и спускаясь всё ниже.

Веспасиан отбросил в сторону покрывало и устроился удобнее. В призрачном свете раннего утра её голубые глаза лучились любовью.

Им помешал робкий стук в дверь.

— Хозяйка! — позвал тихий голос.

— Что случилось? — спросила Ценис, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

— Какой-то человек хочет видеть хозяина.

— Он что, не может подождать?

— Нет. Говорит, что дело срочное.

Ценис вопросительно посмотрела на Веспасиана.

— Прости, любовь моя. Мы продолжим чуть позже.

Веспасиан грустно улыбнулся.

— Это не заняло бы много времени.

Он перебрался через неё на край кровати и опустил ноги на пол.

— Скажи ему, что я иду! — громко произнёс он и улыбнулся Ценис. Та хихикнула. — Как зовут этого человека?

— Он сказал, что его зовут Магн. Говорит, что он друг хозяина.

* * *

— Я не помешал тебе, господин? — спросил Магн, когда Веспасиан, затягивая на ходу пояс, вошёл в атрий. На видавшей виды физиономии бывшего кулачного бойца было написано притворное раскаяние.

— Честно говоря, помешал. Отвлёк от приятного занятия.

— Сдаётся мне, все занятия в той комнате — приятные.

Веспасиан улыбнулся.

— Только если в них участвует Ценис. Что и было.

— Извини, что я помешал её участию. Ну, ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю, но ты помешал не тому, о чём ты думаешь.

Глаза Магна блеснули радостным огнём.

— Понятно, она помогала тебе совершать утренние омовения. Но они подождут, так как дело действительно срочное. Мы должны отправиться в дом твоего дяди.

— Зачем?

— Боюсь, господин, у нас серьёзные неприятности. Я говорю о Сабине.

— Сабин сейчас в Паннонии.

— Хотел бы я, чтобы он был там, но, увы. Я только что виделся с ним. Он здесь, в Риме.

На лице Веспасиана отразился испуг. Ему стал понятен намёк иудейского царя.

* * *

— В таверне «Братства Перекрёстка»! — испуганно пророкотал Гай. — Что, во имя всех богов, он там забыл? Ему ведь положено быть в Паннонии!

Магн пожал плечами.

— Да, господин, но только сейчас он в Риме. Он пришёл ко мне пару часов назад. Слабый, едва стоял на ногах. Ни дать ни взять пьяная весталка. А всё из-за раны в бедре. Из-за неё он потерял много крови.

— Где он её получил?

— Не знаю. С того момента он несколько раз впадал в беспамятство. Я послал за лекарем, который не задаёт лишних вопросов. Мы часто обращаемся к нему в подобных случаях. Он прочистил и зашил рану. Сказал, что отдых и хорошая еда сделают своё дело. Через несколько дней Сабин снова встанет на ноги.

Г ай тяжело опустился в кресло рядом с очагом и потянулся за кубком подогретого и подслащённого вина.

— Молодой глупец участвовал в убийстве Калигулы, верно?

Веспасиан принялся нервно расхаживать взад и вперёд по атрию.

— Почему он оказался в Риме и ничего не сообщил нам? Если он надеялся сохранить в тайне своё участие в заговоре, то это явно ему не удалось. Ибо Ирод Агриппа в курсе. Как известно, этот еврей не питает любви к Сабину, — сказал Гай и сделал глоток вина. — Значит, мы должны как можно быстрее вывезти его из города.

— Куда, дядя? Если он обречён, то не сможет вернуться в свой легион, в Паннонию. Да и в любом из его поместий его тоже найдут. Самое безопасное для него место — это таверна Магна. Главное для нас — точно узнать, есть ли приказ об аресте Сабина.

— Как же мы это узнаем?

— Воспользуемся новой системой правления Римом. Ты вчера вечером видел её в действии. Всем заправляют вольноотпущенники Клавдия.

— Ну конечно! — воскликнул Гай с видимым облегчением, кстати впервые с того момента, когда его вытащили из постели, чтобы сообщить дурные известия. — Я отправлю послание Паллу, в котором сообщу, что мы хотели бы как можно скорее увидеть его после церемонии, которая состоится сегодня утром. Вот тогда и станет ясно, можем ли мы по-прежнему рассчитывать на его дружбу.

* * *

Улицы были запружены толпами зевак, желавших собственными глазами увидеть, как Сенат и городские когорты присягнут на верность новому императору. Тому самому человеку, над которым они потешались и чьё уродливое тело было предметом их жестоких насмешек. Человеку, которого безжалостно унижал его племянник Калигула. Впрочем, толпы, заполонившие все улицы и переулки близ Форума и улицы Виа Сакра, всё это уже забыли.

В отличие от них, ни Клавдий, ни те, кто его окружал, ничего не забыли. Неудивительно, что вдоль всего маршрута торжественной процессии была расставлена преторианская гвардия, причём не в тогах, в каких обычно преторианцы несли караульную службу в пределах города, а в полной военной форме — в качестве напоминания гражданам о том, что это они, преторианцы, привели Клавдия к власти, а над властью не насмехаются. Чувства Сената и народа Рима отошли на второй план, уступив первенство необходимости оберегать честь и достоинство нового императора. Любого заподозренного в насмешках над Клавдием немедленно хватали и тащили прочь, чтобы преподать наглецу наглядный урок того, как из здорового человека можно в два счёта сделать хромого калеку.

Процессию возглавляли сенаторы в белых тогах с широкой пурпурной каймой. Их число вновь составляло около пятисот человек: те, кто позавчера покинул Рим, поспешили вернуться обратно, в надежде на то, что их предложения о восстановлении республики будут забыты — или по крайней мере останутся без внимания, — как только они продемонстрируют новому императору свою преданность.

Сенаторы шествовали с величавым достоинством, высоко подняв голову, перекинув складки тоги через согнутую левую руку. Каждого магистрата сопровождали ликторы с фасциями в руках, подчёркивая своим присутствием их высокий статус. Все, кто за свои военные подвиги удостоился венков, сейчас горделиво несли их на голове.

Следом за сенаторами шествовали двенадцать ликторов, а за ними шестнадцать рабов несли на плечах паланкин, в котором восседал Клавдий. За императором следовала запряжённая лошадьми открытая повозка, в которой на подушках среди гирлянд цветов возлежала супруга нового императора Мессалина. Будучи на сносях, она была тем не менее вынуждена принять участие в торжественной процессии. В повозке также ехала и её полуторагодовалая дочь, Клавдия Октавия, испуганная и притихшая.

За ними под резкие звуки буцин, цокая по мостовой подкованными подмётками сандалий, медленно вышагивали городские когорты.

Клавдия и Мессалину окружали три имперские центурии телохранителей-германцев. Эти скорее шли прогулочным шагом, нежели строем. Держась за рукоятки мечей, скрытые за овальными щитами, они буравили толпы зевак холодными голубыми глазами. Длинноволосые, бородатые, более шести футов ростом, к тому же одетые в штаны, они резко выделялись из пышной и упорядоченной процессии, что неспешной рекой текла по римским улицам.

Народ ликовал. Люди пели, кричали до хрипоты, размахивали яркими лоскутами или флажками любимых ипподромных партий. Они запрудили все улицы, толпились на ступеньках храмов и общественных зданий, цеплялись за колонны, залезали на пьедесталы конных статуй, забирались на оконные карнизы. Отцы усаживали детей на плечи. Отпрыски постарше карабкались на всё, на что можно вскарабкаться, или же, встав на цыпочки, тянули шеи, стараясь разглядеть что-нибудь за спинами взрослых.

Казалось, будто весь простой люд — свободные граждане, вольноотпущенники и рабы — высыпал на городские улицы, чтобы приветствовать нового императора, но не потому, что им не нравился Калигула, и не потому, что им нравился Клавдий. Им было всё равно, в чьих руках бразды правления.

Они пришли потому, что хорошо помнили игры, представления, щедрые подарки и пиры, которые сопровождали восхождение на трон Калигулы, и теперь надеялись получить очередную толику монет и угощений, демонстрируя новому правителю свои верноподданнические чувства. А там — кто знает, вдруг новый император превзойдёт своего предшественника в щедрости. Однако имелось в толпе и меньшинство — те, у кого была хорошая память. Эти люди приветствовали не императора Клавдия, а брата прославленного Германика, в котором некогда видели преемника великого Августа.

Что до самого Клавдия, то он с невозмутимым видом восседал в паланкине, отвечая кивками на рукоплескания толпы и время от времени вытирая платком с подбородка слюну. Его нервный тик — верный признак волнения — также сделался заметнее. Впрочем, неудивительно. Впервые за пятьдесят два года жизни Клавдий стал предметом всеобщего обожания.

В отличие от супруга, Мессалина демонстративно игнорировала толпу. Крепко прижимая к себе маленькую дочь, она свободной рукой нежно поглаживала свой огромный живот. Взгляд её был устремлён вперёд, на мужа; на её лице читалось нескрываемое самодовольство.

Наконец, процессия приблизилась к Сенату, у входа в который, вопреки всем заведённым правилам, стояли Нарцисс, Палл и Каллист.

Сделав вид, что не замечают это вопиющее безобразие, консулы поднялись по ступенькам и встали по обе стороны открытых дверей, готовясь приветствовать императора. Остальные сенаторы разместились на ступеньках в порядке старшинства, оставив свободным проход, по которому Клавдий пройдёт в Сенат.

Императорский паланкин остановился перед крыльцом Сената.

— Сейчас будет интересно, — шепнул Гай на ухо Веспасиану, когда блестевшие от пота рабы приготовились поставить паланкин на землю. Паланкин слегка покачнулся.

Клавдий с видимым испугом вцепился в подлокотники кресла.

Веспасиан зажмурился.

— Не могу на это смотреть. Не знаю, как они посадили его в паланкин. Надеюсь, не у всех на виду. А вот как будут снимать его, они вряд ли подумали.

— Подождите! — едва не сорвался на крик Нарцисс.

Клавдий бросил на него благодарный взгляд, дрожа всем телом.

Нарцисс быстро поднялся по ступенькам и что-то коротко сказал старшему консулу. Лицо Секунда напряглось. Он одарил грека ненавидящим взглядом. Нарцисс добавил ещё несколько слов, затем, не сводя глаз с консула, вопросительно поднял бровь.

Плечи Секунда безвольно обвисли. Покорно кивнув, он спустился к паланкину Клавдия.

— Принцепс, тебе не нужно выходить к нам. Мы принесём присягу на ступенях курии.

Вокруг Веспасиана и Гая со всех сторон послышался недовольный ропот. Как смеет этот выскочка-вольноотпущенник унижать древний институт римской власти? Впрочем, никто из сенаторов не рискнул шагнуть вперёд и высказать своё недовольство вслух.

— По-прежнему есть одна вещь, мой мальчик, которую у нас не отнять, — отозвался Гай, когда начались приготовления к торжественному гаданию. — Как бы ни стремились к личной власти вольноотпущенники Клавдия, новому императору всегда будут нужны сенаторы, чтобы командовать легионами и управлять провинциями. Никакой Нарцисс, Палл и Каллист не в силах это изменить.

— Возможно, ты прав. Но кто будет производить назначения — они или император? — спросил Веспасиан, покосившись на Палла.

На лице вольноотпущенника застыла непроницаемая маска.

Гадание состоялось. День, естественно, был признан благоприятным для всего Рима. Под ликующие возгласы толпы над Форумом прозвучало, что волею Сената Клавдий объявляется императором. После чего ему принесли присягу верности сенаторы и городские когорты.

Далее последовало заявление о том, что присягу новому императору должны принести все легионы империи, и настало время речей.

Когда закончил говорить последний оратор, был уже девятый час. Все мечтали поскорее разойтись по домам. Клавдий в ответ произнёс короткую благодарственную речь и под одобрительные рукоплескания объявил о семи днях игр. После чего процессия развернулась и двинулась назад к Палатинскому холму. Церемонию отчасти омрачило лишь то, что Мессалина отбыла, не дождавшись её конца, и упал в обморок один из носильщиков императорского паланкина, что, впрочем, никого не удивило.

Императорский кортеж направился к Виа Сакра, и толпы зевак начали расходиться. Горожане оживлённо обсуждали предстоящие игры.

— Похоже, казну снова ждут немалые расходы, — произнёс Гай, расталкивая вместе с Веспасианом собратьев-сенаторов на ступенях курии.

— Всё равно это обойдётся дешевле, чем покупка верности преторианцев, — печально улыбнулся Веспасиан.

— И всё же это разумное вложение денег. Думаю, господа, вы с этим согласны, — прозвучал рядом с ними чей-то голос.

Гай и Веспасиан обернулись и увидели Палла. Тот положил им обоим руки на плечи и тихо сказал:

— Но, пожалуй, этого недостаточно для того, чтобы надёжно упрочить положение Клавдия. Пойдёмте со мной, мои друзья.

Палл повёл Гая и его племянника прочь, чем привлёк к себе и к ним немало завистливых взглядов со стороны сенаторов, заметивших, что двум их коллегам открыто оказывает внимание один из новых негласных властителей Рима, пусть даже властитель этот гораздо ниже их самих по положению.

— Уверяю тебя, сенатор Поллон, я бы нашёл вас обоих, даже если бы вы не послали мне записку, — заявил Палл, когда они удалились на расстояние, на котором их не могли подслушать.

Гай ответил благодарным кивком.

— Приятно слышать, Палл. Но, пожалуйста, называй меня Гаем, когда рядом с нами никого нет, ведь мы друзья, не так ли?

— Да, мы друзья, хотя и у нас разное положение в обществе.

Веспасиан посмотрел Паллу прямо в глаза и добавил:

— Или разное влияние.

Палл скривил в улыбке губы.

— Боюсь, Веспасиан, что ты прав, моё влияние будет значительным. Я назначен имперским секретарём казначейства.

Гай утратил дар речи.

Веспасиан недоверчиво посмотрел на Палла.

— Но ведь такой должности нет!

— Теперь есть. И отныне будет. Видите ли, господа, мы с Нарциссом и Каллистом получили много предупреждений о том, что грядёт изменение власти, и у нас было время подумать, как помочь нашему патрону. Вы двое относитесь к малому числу тех, кто понимает, что Клавдий наделён известным умом, хотя и слегка хаотичным. При этом он сильно преувеличивает свои таланты и преуменьшает таланты окружающих. И потому до глубины души оскорблён тем, что до сих пор был вынужден сносить всеобщее презрение и насмешки.

— Но Калигула сделал его консулом, — заметил Веспасиан.

Палл удивлённо выгнул густую бровь.

— В шутку, хотя все, особенно его мать, были поражены, сколь успешно он выполнял свои государственные обязанности. И вот теперь он не доверяет тем, кто в прошлом не поддержал его, а таких в Риме большинство, за редкими исключениями.

Гай дружески хлопнул Палла по спине.

— И самые заметные из них — его вольноотпущенники, так ведь?

— Именно, Гай. И когда Сенат не пожелал сразу объявить его императором, — а мы, вольноотпущенники, это предвидели,— он понял, что никогда не сможет доверять никому из них. После чего мы без труда убедили его принять наш план.

— То есть в обход Сената? — уточнил Веспасиан, когда они вышли на Форум Цезаря, над которым высилась конная статуя того, кто некогда пытался навязать Риму свою волю.

— Мы предпочитаем называть это иначе: Клавдий решил сосредоточить власть в одних руках. Отныне все решения будет принимать исключительно император.

— При поддержке приближённых лиц, — добавил Гай.

— Естественно, дело управления империей — слишком великая обуза для одного человека, так что нет ничего удивительного в том, что Клавдию станут помогать его верные вольноотпущенники. Я буду заниматься делами казначейства, Каллист — судами, а Нарцисс... Нарцисс будет заведовать его перепиской.

Гай моментально его понял.

— Иными словами, возьмёт доступ к императору в свои руки, а значит, приберёт к рукам власть над внешней и внутренней политикой Рима. Через него будут проходить все назначения на государственные посты и... — Гай замолчал и, многозначительно посмотрев на своего собеседника, добавил: — Обращения к императору, связанные со смертными приговорами и помилованиями, верно?

Палл неохотно кивнул.

— Значит, ты не сможешь нам помочь?

— Прямым образом нет, не смогу, даже если бы и хотел, несмотря на ваше доброе отношение ко мне в прошлом. Нарцисс, Каллист и я согласились не вмешиваться в дела друг друга. И хотя уговор этот рано или поздно придётся нарушить, будет лучше, если мы станем как можно дольше его придерживаться. Распоряжаться жизнью Сабина я не вправе, тебе придётся обратиться к Нарциссу.

— Мы могли бы обратиться прямо к Клавдию.

— Это было бы невозможно, да и просто неразумно. Клавдий не знает о роли Сабина в заговоре. Будет лучше, если он останется в неведении. Этим утром Ирод Агриппа сообщил мне и Нарциссу — кстати, с великим злорадством, — что теперь ему доподлинно известно, что заговорщик в маске, которого они с Клавдием встретили в тот день в коридоре, это Сабин. Он понял это, увидев вчера в Сенате твои глаза, Веспасиан. Они пробудили в нём воспоминания.

— Мы с братом очень похожи, почему же он не подумал, что это был я?

— Потому что, когда заговорщик заговорил с ним, у него не было твоего сочного сабинского акцента. Тогда Агриппа предположил, что это твой брат, ибо известно, что тот старается не выдавать своё происхождение. По очевидным причинам мы подумали, что вряд ли это был твой брат, однако Ирод Агриппа в этом убеждён. Он требовал в срочном порядке его разыскать и завтра утром казнить наряду с другими заговорщиками. Если же мы этого не сделаем, он будет вынужден обратиться к Клавдию.

— А почему он сразу не обратился к нему?

— Это шло бы вразрез с его целями. Он заинтересован и во власти, и в мщении. Он отчаянно хочет заручиться доверием Клавдия, чтобы тот не вмешивался в дела его царства. Мы же советуем Клавдию этого не делать. Ирод Агриппа надеялся, что мы откажем ему в его требованиях, после чего он сможет пойти к императору и заявить ему, что, мол, вольноотпущенники покрывают одного из убийц его племянника, и тем самым выставит себя в выгодном свете, как того человека, кому можно доверять. Однако Нарцисс разочаровал его тем, что согласился. У меня не было выбора, и я поступил точно так же.

Веспасиан и Гай в ужасе посмотрели на Палла.

— И ты допустишь, чтобы Сабина поймали и казнили? — едва не сорвался на крик Веспасиан.

— Я этого не говорил, — спокойно возразил грек. — Я сказал, что согласился. После того как Нарцисс узнал, что это был Сабин, у меня не было иного выбора. Мне пришлось сделать вид, будто я готов к сотрудничеству. Приди ко мне Ирод Агриппа один, я мог бы пригрозить ему и заставить его держать рот на замке. Но он пришёл не один, и мы должны действовать сообразно обстановке.

Я не стал искать Сабина, хотя и догадываюсь, где он может находиться. Нам известно, что он ранен. Два телохранителя-германца остались в живых после схватки с центурией Лупа. Они сумели отойти и, пока пережидали суматоху, увидели, как один из заговорщиков выбежал из дворца. Они бросились следом за ним и настигли его у подножия Палатинского холма. Заговорщик убил одного и ранил второго. Каллист допросил раненого германца, но тот, на счастье, не запомнил лица заговорщика, однако уверял, что ответным ударом ранил противника в бедро. Так что Сабин где-то в Риме.

Веспасиан хлопнул себя по лбу.

— Ну, конечно! Я видел его! Когда мы вышли из переулка, я увидел человека, который, хромая, торопился прочь. Наверняка это был Сабин. Заметив, что этот человек вооружён, я предпочёл пойти в другом направлении.

— И правильно сделал, — сказала Палл. — Потому что узнай ты его и забери к себе домой, как он уже был бы в темнице. Поскольку Нарциссу известно, что это был Сабин, он приказал устроить обыски в твоём доме, Гай, и в доме Сабина на Авентинском холме, а также в доме Ценис. Его приказ был выполнен сегодня утром, во время торжественной церемонии.

— Что?! Он так поступил? Да как он посмел?! — взорвался негодованием Гай.

Интересно, с тревогой подумал Веспасиан, как повели себя при этом Ценис и Флавия. Ведь это вторжение в частную жизнь. Ему не терпелось узнать, что обе женщины расскажут про обыски.

— Времена меняются, Гай, — тихо произнёс Палл. — Нарцисс имеет дерзость так поступать, ибо обладает властью, а также потому, что просто должен это делать. Дело не в том, что чья-то жизнь в опасности. Мы не можем допустить, чтобы Ирод Агриппа втёрся в доверие к Клавдию. После того как Калигула три года назад передал ему власть над Иудеей, он взялся за восстановление стен Иерусалима, и теперь это, пожалуй, самый большой и укреплённый город на Востоке. Агриппа поклялся Клавдию, что будет защищать интересы Рима и противостоять набегам парфян. Клавдий ему поверил и заново подтвердил его власть над Иудеей.

Но мы все знаем, что оборонительные сооружения Иерусалима готовы к ударам как с востока, так и с запада, равно как и о том, что евреи думают о римском владычестве. Если Иудея восстанет, то огонь мятежа, раздуваемый парфянами, быстро распространится по всему Востоку. Парфяне же спят и видят, как бы им снова завладеть выходом к морю, которого они лишились ещё во времена Александра Великого.

Мы должны подорвать доверие Клавдия к Ироду Агриппе и в конечном итоге скинуть иудейского царька. Но мы не можем этого сделать, если он скажет ему, что мы прячем одного из убийц Калигулы.

Веспасиан уловил логику в рассуждениях грека, сколь неприятна она ему ни была.

— Так что же нам делать, Палл?

— Во-первых, нужно перевезти Сабина из того места, где он, по-моему, прячется, — в таверне Магна, — в другое, более надёжное. Нарцисс скоро вспомнит о том, что ваша семья с ним связана, хотя я не стал напоминать ему об этом. Забери его к себе домой, Гай. После недавнего обыска туда больше никто не сунется. Нарцисс лишь тогда пощадит Сабина, если никто не узнает, что тот принимал участие в заговоре. Это наша единственная надежда.

— А как же Ирод Агриппа? — спросил Гай.

— С ним можно договориться, уверяю тебя. К нашему счастью, Агриппа наверняка предпочтёт мщению власть.

Веспасиан задумчиво прикусил нижнюю губу.

— По крайней мере, нам остаётся убедить только Нарцисса. Он задолжал мне по меньшей мере одну услугу.

— Знаю, а ещё он задолжал услугу Сабину. Я напомнил ему об этом сегодня утром.

— Спасибо тебе хотя бы за это, друг, — от всего сердца поблагодарил его Веспасиан.

Палл пожал плечами.

— Я сумел помочь не только в этом. Во время разговоров, которые мы вели в последнюю пару месяцев о том, как нам укрепить положение нашего патрона, несколько раз всплывали ваши имена. Сабин ещё может нам пригодиться. Но сначала нужно постараться убедить Нарцисса, что твоего брата следует пощадить.

— Ты хочешь сказать, что Сабин мог бы купить себе жизнь этой услугой?

— Посмотрим. Я договорился о встрече с Нарциссом. Она состоится завтра в два часа. Думаю, что ты изрядно удивишь его, когда захватишь на эту встречу Сабина.

ГЛАВА 3

олнце уже начало клониться к закату. Отбрасывая перед собой длинные тени, Веспасиан и Гай шагали по запруженной людьми улице Альта Семита в сторону её пересечения с улицей Викус Лонгус на южном склоне Квиринальского холма. Здесь, на перекрёстке, высился трёхэтажный дом, мимо которого Веспасиан проходил не раз, но никогда не бывал внутри него. На первом этаже дома располагалась таверна «Братство Перекрёстка» — место сборищ того самого Братства Перекрёстка южного Квиринала, которым верховодил Магн.

Главным занятием братства была платная охрана местных торговцев и простых жителей. Таверна также служила святилищем ларов Перекрёстка, которым братство ревностно воздавало почести и ради которого первоначально и было создано.

Простые деревянные столы и скамьи, выставленные на улицу, были пусты, если не считать парочки сурового вида мужчин, чья работа, как догадался Веспасиан, заключалась в том, чтобы подстерегать зажиточных путешественников, проезжающих через их территорию, и предлагать им покровительство братства. Пятнадцать с небольшим лет назад, когда он был шестнадцатилетним юношей, такое предложение получила и его собственная семья.

Кивнув обоим, Веспасиан и Гай шагнули в низкую дверь. Шум и разговоры мгновенно стихли. Завсегдатаи таверны как по команде повернули головы.

— Клянусь сладкой задницей Венеры! Вот уж никогда не думал, что увижу, как в эту дверь входит парочка сенаторов, причём оба по меньшей мере бывшие преторы! — с ухмылкой воскликнул Магн, вставая со своего места в углу.

Его товарищ, старик с морщинистой шеей и заскорузлыми руками, остался сидеть, устремив белёсые незрячие глаза туда, откуда только что вошли Веспасиан и его дядя.

— Ты когда-нибудь видел здесь раньше сенаторов, Сервий? — спросил Магн, положив ему на плечо руку.

Сервий отрицательно покачал головой.

— Не видел и никогда не увижу.

— Это верно, брат, — сказал Магн и, хлопнув старика по спине, подошёл к вошедшим. — Пойдёмте за мной.

Пол был липким от разлитого вина, и красные сенаторские сандалии прилипали к нему, когда их владельцы под гул насмешливых голосов посетителей таверны двинулись вслед за Магном.

— Нам нужно перевезти его в другое место, Магн, — сообщил Веспасиан, когда они вошли в дверь рядом с уставленными амфорами прилавком в дальнем конце комнаты.

— Прямо сейчас?

— Как только полностью стемнеет.

— Он пока что не слишком прыткий.

— Это понятно, но Нарцисс пронюхал, что раненый где-то в Риме, так что его люди скоро нагрянут сюда. Кому ещё известно, что он здесь?

Магн начал подниматься по шаткой деревянной лестнице.

— Это знают только мой первый помощник Сервий, Зири, да ещё Секст и Марий. Они стояли в карауле той ночью, когда сюда приполз Сабин.

— Отлично. Они помогут нам переправить его в другое место. Есть тут чёрный ход?

Магн обернулся через плечо и смерил друга недоумённо-насмешливым взглядом.

— Извини, я задал глупый вопрос.

— Таких входов тут даже три, — сообщил Магн, ведя их по тёмному коридору, в конце которого оказалась низкая дверь.

— Добро пожаловать в мою берлогу, господа, — сказал он и шагнул через порог.

Веспасиан и Гай проследовали за ним в маленькую, тускло освещённую комнатушку. Здесь стояли стол, два стула, на одном из которых сидел раб Магна, Зири, и низкий топчан, на котором спал Сабин. Даже при скудном освещении было заметно, что на бледном лице его ни кровинки.

— Как он, Зири? — спросил Магн.

— Ему уже лучше, хозяин, — ответил смуглый мармарид, указав на пустую тарелку, стоявшую на столе. — Видишь, он съел всю свинину.

Сабин пошевелился, разбуженный голосами, и открыл глаза. Увидев позади Магна брата и дядю, он простонал:

— Зачем вы пришли сюда?

— Нет, идиот, зачем ты приехал сюда?! — взорвался Веспасиан, выплёскивая напряжение последних часов. — Что за блажь, скажи на милость, пришла тебе в голову? Ты был в безопасности в Паннонии, а Клементина с детьми — у наших родителей. Зачем ты связался с заговорщиками? Пусть бы они сделали своё дело, если им недорога жизнь!

Сабин устало закрыл глаза.

— Послушай, Веспасиан, если ты пришёл сюда лишь ради того, чтобы орать на меня за то, что я отомстил за поруганную честь, то можешь убираться отсюда. Я намеренно не впутывал тебя в заговор, сознательно держал всё в тайне, избавляя тебя от необходимости помогать мне по зову крови.

— Я понимаю и благодарен тебе. Но мой долг как брата сказать, что ты глуп, как лошадиная задница, и если только Фортуна не улыбнётся тебе, скоро ты превратишься в мёртвую лошадиную задницу.

Гай шагнул к ним и встал между братьями.

— Дорогие мои мальчики, такие споры никуда нас не приведут. Сабин, скажи, как ты себя чувствуешь? Мне нужно это знать, потому что нам придётся перевезти тебя в другое место. Люди Нарцисса ищут тебя по всему Риму.

— Значит, Ирод Агриппа узнал меня?

— Боюсь, что да.

На губах Сабина появилась слабая улыбка.

— Мерзкий ублюдок. Готов поспорить, он растрезвонит обо мне всем, кто только согласится его выслушать.

— К счастью, сейчас он занят тем, что решает, как ему поступить, и у нас есть шанс спасти тебя.

— Спасти меня? Ты хочешь сказать, остальных уже казнили?

— Казнь состоится завтра.

— Но ведь Клемент договорился с ними.

— Не будь таким наивным. Нарцисс не собирался сдерживать обещания.

— А Палл?

— Палл — единственный, кто помогает нам, но он бессилен что-то сделать для Клемента и остальных, потому что весь Рим знает, что это они убили Калигулу. Они обречены.

— Они заслуживают почестей, а не смерти, — вздохнул Сабин.

— Я уверен, мысленно Нарцисс восславляет их каждую минуту, но он всё равно их убьёт. А теперь, мой мальчик, надо поторопиться. Магн, приведи своих людей.

Магн кивнул и вышел из комнаты.

— И что теперь, дядя? Что будет дальше? — спросил Сабин, пытаясь приподняться на локтях.

— Сейчас мы отвезём тебя ко мне домой, а завтра утром состоится твоя встреча с Нарциссом. Согласен, нет ничего унизительнее, нежели просить о чём-то вольноотпущенника, но ничего не поделаешь. Тебе придётся молить его сохранить тебе жизнь.

* * *

Гай постучал в дверь собственного дома. Ему тотчас открыл юный и симпатичный привратник.

— Скажи Герноту, чтобы он принёс в свободную спальню жаровню, и пусть повар приготовит какой-нибудь суп, — приказал ему сенатор.

Юноша испуганно посмотрел на хозяина.

— Хозяин, нам пришлось...

— Да, я знаю, Ортвин, знаю, что в доме был обыск. Не беспокойся, ты при всём желании не мог этому помешать. Ступай.

Ортвин моргнул и выбежал в вестибюль, сверкая на бегу тем, что его короткая туника, по идее, должна была скрыть. Гай проводил его нежным взглядом, затем повернулся к стоявшим на улице людям Магна.

— Магн, заносите его в дом, — посмотрев на Веспасиана, он добавил: — Флавии лучше не говорить правду, мой мальчик. Возможно, я не прав, но я слышал, что женщины склонны сплетничать друг с дружкой.

— Конечно, я ничего ей не скажу, дядя, — усмехнулся Веспасиан. — Я всё понимаю. Правда, трудно найти объяснение, которое бы соответствовало фактам.

— Тогда и не пытайся ей ничего объяснять.

«Если бы всё было так просто», — подумал Веспасиан.

Веспасиан удивился тому, что дяде кажется, будто это так легко.

— Поаккуратнее с ним, — предупредил Магн Мария и Секста. — Обхватите его за талию и осторожно поставьте на ноги.

— Обхватите его за талию и осторожно поставьте на ноги, — повторил Секст, до которого всё доходило с трудом.

— Понял, — кивнул Марий.

Веспасиан, затаив дыхание, наблюдал за тем, как Марий и Секст сняли Сабина с ручной тележки, на которой Зири прикатил его к дому Гая, и помогли ему встать на ноги, вернее, на одну. Сабин болезненно поморщился. После поездки по рытвинам и ухабам Квиринала на повязке снова выступила кровь. Поддерживаемый Марием и Секстом, Сабин неуклюже доковылял до двери и вошёл в дом.

— Отвези тележку за дом и оставь там, Магн, — попросил Веспасиан, — завтра она нам снова понадобится.

— А как мы, господин? Утром мы будем нужны тебе?

— Да. Вы сможете прийти сюда на рассвете?

— Мы будем здесь на рассвете, — пообещал Магн, когда Зири с тележкой скрылся в переулке.

Веспасиан прошёл через вестибюль в атрий. Здесь его ждало необычное зрелище: жена и любовница вместе, в одной комнате. Вид у обеих был отнюдь не приветливый. Гая нигде не было видно.

— Что происходит? — требовательно спросила Флавия. Её голос звенел плохо сдерживаемой яростью. — В наши дома без спроса врываются чужие люди. Наши спальни обыскивают какие-то мужланы, чьи манеры даже хуже, чем вот у этих!

Она обвиняющим жестом указала на Мария и Секста, которые помогали Сабину лечь.

— Потом сюда притаскивают Сабина, который скорее мёртв, чем жив, хотя в данный момент должен находиться в тысячах миль отсюда. Когда же я потребовала объяснений от твоего дяди, он лишь молча посмотрел на меня и едва ли не бегом удалился в свои покои.

Веспасиана не удивило, что Гай поспешил укрыться в своих комнатах. Флавия напомнила ему собственную мать, и он проникся глубоким сочувствием к отцу, который — он сам не раз становился тому свидетелем — был вынужден выслушивать её гневные тирады.

В его мозгу мелькнула неприятная мысль: не потому ли он женился на Флавии, что та безотчётно напоминала ему собственную мать? Он посмотрел на Ценис. Она стояла рядом с Флавией, и, судя по выражению её лица, он вряд ли мог рассчитывать на сочувствие и поддержку с её стороны.

— Ну, что? Отвечай, Веспасиан, мы ждём! — стояла на своём Флавия, обняв Ценис за плечи.

Веспасиан поморщился, глядя на них обеих.

— Что ты такого натворил, что к нам в дом нагрянули с обыском?

Вспомнив неплохие результаты, которых отец добивался, переходя в словесных перепалках с матерью в наступление, — правда, научился он делать это с изрядным опозданием, уже на склоне лет, — Веспасиан решил последовать отцовскому примеру.

— Сейчас не время для криков и упрёков, женщина! Никаких объяснений не будет! Проверь, чтобы для Сабина подготовили удобную комнату и скажи повару, чтобы тот сварил суп!

Флавия положила руку на свой огромный живот.

— У меня из-за этих волнений мог случиться выкидыш. Мне придётся...

— Прекрати нытье, женщина. Проверь лучше, чтобы для Сабина всё приготовили. Ступай!

Флавия вздрогнула, не ожидая от него такой грубости, и, бросив на Ценис сочувственный взгляд, быстро вышла.

— Ценис, проверь повязки Сабина, похоже, их нужно переменить! — приказал Веспасиан резче, чем следовало бы.

Ценис собралась было что-то сказать, но передумала, поймав его предостерегающий взгляд. Он не хотел повышать на неё голос, и она это поняла.

Она подошла к Сабину, который теперь лежал на топчане. По его бледному лицу нетрудно было догадаться, что он получил немалое удовольствие, наблюдая за бурной семейной сценой. Секст и Марий стояли рядом с ним, явно не зная, куда смотреть или куда бежать.

— Спасибо вам, — поблагодарил их Веспасиан, к которому вернулось спокойствие. Он потянулся за кошельком и вручил каждому по паре сестерциев. — Увидимся завтра.

— Спасибо, господин, — поблагодарил Марий, направляясь к выходу.

Секст буркнул что-то невнятное и поспешил следом за товарищем. Никто из них не осмелился посмотреть Веспасиану в глаза.

— Швы не разошлись, — сообщила Ценис, сняв повязку и осмотрев рану. — Её нужно обтереть уксусом и наложить новую повязку. Пойду принесу всё, что нужно.

Она вышла, не поднимая глаз. Веспасиан опустился в кресло и краем тоги вытер со лба пот, оставив на лице пятно мела.

Сабин посмотрел на него и слабо, сколько хватало сил, усмехнулся.

— Насколько я понимаю, вы впервые собрались в одной комнате втроём?

— В первый раз и, надеюсь, в последний.

— А если это будет в спальне?

Веспасиан сердито посмотрел на брата.

— Довольно, Сабин!

Новых замечаний Сабина не последовало, потому что в дверь сунул голову Гай.

— Они уже ушли?

— Да, дядя, но они вернутся.

Голова Гая тут же исчезла за дверью.

Веспасиан потянулся за стоявшим на столе кувшином, щедро плеснул себе в чашу неразбавленного вина и, закрыв глаза, сделал добрый глоток. Как же ему хотелось, чтобы увиденное было бы неправдой!

К сожалению, вскоре его опасения подтвердились: из таблинума в дальнем конце атрия донеслись шаги двух человек. Веспасиан сделал ещё один большой глоток. Флавия и Ценис вошли вместе: Флавия — с миской супа и ломтём хлеба, Ценис — с бутылью уксуса и свежими полосками ткани для перевязки.

Обе молча занялись раненым. Вскоре миска с супом была пуста, а на рану наложена повязка. После этого женщины позвали двух рабов перенести Сабина в его комнату.

Вернувшись, обе встали перед Веспасианом. Тот сидел в кресле и потягивал вторую чашу вина.

— Я пойду домой, — тихо сообщила Ценис.

Вид у Флавии был виноватый.

— Прости, мой муж, ты был прав, отказавшись мне что-либо рассказывать. Ценис догадалась о том, что случилось... Почему Сабин в Риме... Он поступил правильно, отомстив за Клементину. Я знаю, ты поступил бы точно так же.

Ценис прошла мимо Веспасиана к выходу, по пути нежно коснувшись рукой его плеча. В вестибюле она сняла с крючка свой плащ, набросила его на плечи и оглянулась.

— Мы обе понимаем, как важно держать это в тайне. Мы не скажем об этом ни слова, Веспасиан. Никому и никогда. Правда, Флавия?

— Верно, дорогая, не скажем ни слова. Никому и никогда.

* * *

— Я слышал, господин, что прошлой ночью ты оказался в щекотливом положении, — произнёс Магн, сопровождая следующим утром Гая и Веспасиана с Квиринальского холма. В утреннем воздухе дыхание вырывалось изо рта лёгким облачком. С тяжёлого серого неба падали мелкие капли дождя.

Веспасиан через плечо бросил укоризненный взгляд на Секста и Мария, толкавших тележку, на которой лежал Сабин. Лицо раненого было скрыто капюшоном.

— Мне казалось, косточки другим перемывают только женщины.

— Мои парни тут ни при чём. Я и сам слышал крики, когда находился снаружи, и когда они вышли из дома, расспросил их, что это было.

— Это было жуткое зрелище, мой друг, — заявил Гай, вспоминая эту сцену. — Одна разъярённая женщина — это уже нечто, но сразу несколько? Это невыносимо! — Гай сокрушённо покачал головой. — Они обе стояли там, как две мегеры. В глазах огонь, обе разгневаны, былая ненависть и ревность отброшены и забыты перед лицом общего врага. Просто жуть! К счастью, я был вынужден срочно заняться письмами.

— Ты хочешь сказать, что бросился наутёк, дядя?

— Мой дорогой мальчик, не моё это дело — заниматься твоими семейными проблемами, особенно когда твои женщины объединились в противоестественный союз мстительниц. Такая решительность обычно свойственна лишь тем, кто по своей опрометчивости рассчитывает заключить сделку, не имея ничего, что можно было предложить второй стороне, — витиевато ответил Гай.

— Что ты сейчас и сделаешь, сенатор, — заметил Магн.

Гай презрительно фыркнул. Веспасиан еле заметно улыбнулся.

Что ни говори, а Магн прав. Им действительно нечего предложить Нарциссу в обмен за жизнь Сабина. Ничего, кроме надежды на то, что чванливый грек вспомнит о том, что задолжал им за две услуги. Десять лет назад Веспасиан и его брат никому не рассказали о тайном, зашифрованном письме, которое написал от имени Клавдия — и с его попустительства — его покойный вольноотпущенник Ботер.

Письмо они показали лишь матери Клавдия Антонии. Та прочла его Нарциссу. Тот поклялся твёрдой рукой вершить дела своего слабовольного, но в то же время крайне амбициозного патрона. Нарцисс поблагодарил братьев за их осмотрительность. Узнай о письме Тиберий или Сеян, дело бы закончилось казнью Клавдия. Карьера самого Нарцисса на этом бы закончилась. Грек пообещал братьям отплатить услугой за услугу в будущем.

Второй долг был связан с одним крайне неприятным делом, о котором Веспасиан старался не вспоминать. По приказу Антонии он и его друг-аристократ Корбулон убили Поппея Сабина, который снабжал деньгами преемника Сеяна — Макрона — ради осуществления его честолюбивых планов. Убийство произошло в доме Клавдия при содействии Нарцисса и Палла. В тот день Клавдий передал Поппею четырнадцать миллионов денариев в обмен за семь крупных земельных наделов в Египте. В результате Клавдий остался при своих деньгах, да ещё стал владельцем семи поместий.

Это была та самая услуга, за которую Веспасиан ждал от Нарцисса ответную услугу. Хотя в своё время Нарцисс признал свой долг перед ним, Веспасиан понимал: заводить разговор об этом бессмысленно, тем более что они сделали всё для того, чтобы все поверили в естественную смерть Поппея.

Эти мысли не отпускали Веспасиана, пока они молча поднимались на Палатин, шагая к императорскому дворцу.

Здесь представшее взору Веспасиана зрелище повергло его в ужас. На площади перед дворцом, тесной из-за нелепых пристроек Калигулы, прилепившихся к некогда величественному дому Августа, топая ногами и ёжась от холода, столпились сотни сенаторов и всадников[4].

— Что они делают на улице в такую погоду? Почему не войдут в атрий? — удивился Веспасиан.

— Весь Рим хочет знать, чего ожидать от новой власти, — предположил Гай. — Магн, оставайся здесь с Сабином и своими парнями. Мы заглянем внутрь, посмотрим, что там происходит.

Приветствуя соперников и знакомых, Веспасиан и Гай с трудом прокладывали дорогу в недовольной толпе. Вскоре причина давки стала им понятна: перед входом выстроилась центурия преторианцев в полной боевой выкладке. Перед ними стояли четыре стола, за которыми сидели придворные писцы. Сенаторы и всадники называли им свои имена, и писцы сверяли их со списками тех, кому сегодня разрешён доступ во дворец.

По лицам тех, кому было отказано, было видно, сколь уязвлёнными чувствовали себя аристократы, коих не пустили к императору простые рабы.

— Даже Калигула не заходил так далеко, — сердито прошипел Гай, стараясь не привлекать к себе внимания. — Более того, он был искренне рад видеть тех, кто приходил поприветствовать его каждое утро.

— Это потому, что, будучи бессмертным, он не боялся покушений на свою жизнь.

Гай и Веспасиан обернулись. Перед ними стоял Палл. Греку снова удалось застать их врасплох.

— Доброе утро, господа! — произнёс он, обнимая их за мокрые плечи. — Я ждал вас здесь, чтобы помочь Сабину перехитрить новую политику доступа к императору, которую ввёл Нарцисс. Кстати, где же твой брат?

Веспасиан указал куда-то в гущу толпы.

— Вон там, вместе с Магном, лежит на тележке. Он ещё плохо ходит без посторонней помощи.

— Я прикажу моим людям пустить их через боковой вход, — сказал Палл и сделал знак паре писарей подойти к нему. Последовал короткий разговор вполголоса, во время которого Палл, судя по всему, снова и снова что-то повторял, после чего они поспешили выполнять его поручение.

— Его отведут в мои новые покои, где он подождёт до встречи с Нарциссом. А теперь вас досмотрят.

— И так будет каждый день? — поинтересовался Веспасиан, когда они направились к ближнему столу.

— Да. Внутрь смогут войти лишь те, кто внесён в списки, причём их предварительно обыщут преторианцы и если обнаружат оружие, то отберут его.

— Неужели они станут обыскивать сенаторов? — возмутился Гай.

— Жаль, что этого не делали при Цезаре, — заметил Веспасиан, стараясь успокоить дядю. — Честное слово, сегодня мы жили бы в совершенно другом мире.

— Крайне сомнительно, — ответил Гай.

Лицо Палла сохраняло бесстрастное выражение.

Полчаса спустя, оказавшись наконец в грандиозном атрии, — по замыслу Августа тот был призван впечатлять иностранных послов строгим величием Рима, — Веспасиан с удивлением отметил про себя то, как мало здесь было людей. Их тихие разговоры были почти не слышны, заглушаемые журчанием воды в центральном фонтане и шагами бесчисленных имперских чиновников, снующих по огромному помещению с восковыми табличками и свитками в руках.

Впрочем, он с облегчением заметил, что через два дня после убийства Калигулы большую часть вульгарного внутреннего убранства, столь любезного душе молодого императора, заменили на первоначальное. Вернули простую, но изысканную мебель и скульптуры, столь восхитившие его, когда он в первый раз побывал в этих стенах.

— Я оставлю вас здесь, господа, — сказал Палл, указывая на пару кресел возле стола под статуей, изображавшей в приукрашенном виде нового императора. — Вас вызовут в надлежащее время. Мой человек скажет вам, когда входить, а я приведу Сабина. Удачи!

— Спасибо тебе, Палл, за помощь, — сказал Веспасиан, протягивая ему руку.

Палл отступил назад.

— Я не могу принять твою руку, мой друг. Во всяком случае, не при людях. Если об этом узнает Нарцисс, он будет считать тебя в большей степени моим человеком, нежели своим. Ради вашего же блага попытайтесь сейчас расположить его к себе. Он здесь обладает нешуточной властью. Мы с Каллистом уступаем ему во влиятельности.

Он развернулся, но перед тем, как уйти, тихо добавил:

— Как бы то ни было, но Клавдию лишь пятьдесят два и он проживёт ещё не один год.

Они сели и дождались, пока Палл скрылся за колоннами. Раб тем временем предложил им кубки с фруктовыми соками.

— Я начинаю думать, что при Калигуле нам было бы легче, — произнёс Гай, беря кубок с соком.

Веспасиан незаметно пнул дядю под столом в лодыжку и подождал, когда раб уйдёт.

— Думай, что говоришь, дядя! Мы верные сторонники Клавдия, разве ты забыл? В данный момент это самый разумный выбор. По крайней мере, он не станет изображать из себя бога.

— В отличие от своего любимчика-вольноотпущенника, — криво усмехнулся Гай.

Чтобы не рассмеяться, Веспасиан поспешил отвести взгляд и увидел, как в дверь вошёл тот, кого он меньше всего хотел видеть: Марк Валерий Мессала Корвин. Тот самый, кто похитил Клементину и доставил её Калигуле, чем намеренно привёл в движение цепочку событий, которые в конечном итоге вылились в убийство Калигулы и возвышение его сестры Мессалины. На его красивом патрицианском лице читалось самодовольство. В атрий он вошёл с таким видом, будто всё вокруг принадлежит ему одному.

Веспасиан впервые столкнулся с ним, будучи квестором на Киренаике, где они и стали врагами. Он отвернулся, чтобы остаться незамеченным, но, увы, опоздал.

— Что ты забыл здесь, мужлан? — презрительно процедил Корвин, глядя на Веспасиана сверху вниз. — Не представляю даже, какие посты могут найтись для неотёсанной деревенщины вроде тебя. Такие, как ты, бросают достойных римских граждан на произвол судьбы в руках работорговцев и теряют в пустыне более сотни людей.

Веспасиан с каменным лицом встал. Что ни говори, но это была правда. Он действительно пустился в авантюру, погнавшись за обитавшими в пустыне мармаридами, исключительно для того, чтобы произвести впечатление на Флавию. Однако он не любил, когда ему об этом напоминали.

— Моя семья до сих пор не расквиталась с тобой за то, что ты сделал с Клементиной, Корвин.

— Неужели? А я считал, что мы квиты.

— Только не после того, что сотворил с ней Калигула.

— Надеюсь, тебе станет легче, если я скажу, что в данном случае не было ничего личного? Хотя должен признать, некое приятное разнообразие в этом было. Я знал, что на жизнь Калигулы мог покуситься лишь кто-то из префектов преторианской гвардии.

Так что Клементина была для меня подарком судьбы. Она дала мне возможность осуществить двойную цель: отомстить тебе и вынудить Клемента помочь моей сестре стать императрицей. Твой идиот брат, сам того не желая, разболтал, где она находится. Я удивился, узнав, что он не стал помогать Клементу в убийстве Калигулы... Или ему приятно быть бесславным рогоносцем?

— Думай, что говоришь. Я за себя не ручаюсь!

— Пустая угроза, деревенщина! Я буду разговаривать с тобой так, как сочту нужным. Теперь Мессалина — императрица, и если ты хочешь знать моё мнение, то считай, что мы квиты.

Веспасиан собрался было возразить, но тут рядом с ним, обращая на себя его внимание, осторожно покашлял писарь.

— Имперский секретарь хочет видеть вас, господа.

Корвин сморщил нос с таким видом, будто наступил на что-то дурно пахнущее, затем развернулся и, изображая беззаботность, зашагал прочь.

— Прошу вас пройти за мной, господа, — сказал писарь.

— Это, мой мальчик, — шепнул Гай, — человек с хорошими связями, общения с которым я бы советовал тебе избегать.

— Спасибо, дядя, — огрызнулся Веспасиан. — Боюсь, в данный момент у меня полно куда более неотложных дел. Например, жизнь Сабина.

ГЛАВА 4

нутри дворец оказался практически пуст. Пока они шли вглубь дворцового комплекса, в его широких коридорах им навстречу попалось лишь несколько имперских чиновников, торопившихся по своим делам. День был пасмурный, и в немногочисленные окна под самым потолком окна проникал скудный свет. Было зябко и мрачно. Шарканье по полу красных сенаторских сандалий гулким эхом отлетало от стен. В иные моменты Веспасиану казалось, будто их ведут на казнь, а не в средоточие государственной власти.

Наконец писарь остановился перед высокими двойными дверями и постучал по чёрному лакированному дереву.

— Входите! — раздался знакомый бесстрастный голос.

Медленно и беззвучно распахнув двери, писарь провёл Веспасиана и Гая в комнату, отделанную в красных тонах и залитую мерцающим золотистым светом.

— Рад вас видеть, сенаторы Поллон и Веспасиан! — проворковал Нарцисс. Он сидел за массивным дубовым столом, на котором высились горы свитков, и не удостоил вошедших вставанием. Напротив стола были полукругом поставлены пять стульев. Стул слева был уже занят.

— Добрый день, имперский секретарь! — ответили Гай и Веспасиан почти одновременно.

Нарцисс указал на щуплого человека с бритой головой.

— Это Каллист. Как и я, вольноотпущенник. Вы случайно не знакомы с ним?

— Наши пути пересекались, — подтвердил Веспасиан.

— Добрый день, — коротко кивнул Каллист.

— Прошу садиться, — произнёс Нарцисс.

Сенаторы шагнули вперёд. В каждом углу комнаты перед полированным бронзовым зеркалом стояло по одинаковому серебряному подсвечнику высотой в рост человека. В каждом было по десять свечей, и стояли эти светильники на четырёх ножках в форме львиной лапы, наполняя комнату золотистым светом.

Гай и Веспасиан заняли два свободных стула, стоявших по центру, и теперь сидели в напряжённых позах на твёрдых деревянных сиденьях. Похоже, Нарцисс не хотел, чтобы посетители чувствовали себя уютно. В воздухе висел густой запах помады для волос, которой щедро пользовался Нарцисс.

Сделав домиком и прижав к толстым влажным губам унизанные перстнями пальцы, грек какое-то время разглядывал гостей. При этом он задумчиво наклонил голову набок, как будто это могло помочь ему лучше их рассмотреть. Массивные золотые серьги в его ушах покачивались, поблескивая в свете подсвечников. Позади него по решетчатому окну стекали капли дождя, пересекая на своём пути свинцовую оплётку и почти прозрачное стекло. Рядом с окном, прикрытый от сквозняка плотной занавеской, располагался выход во внешний мир.

Веспасиан не видел Нарцисса так близко уже давно, пожалуй, более двух лет, и сразу обратил внимание на морщины на его мясистом, светлокожем лице. Тщеславный грек также начал седеть — на лбу и висках, — а у самой линии волос были заметные следы краски.

Веспасиан и Гай сидели в неловком молчании, ощущая на себе пристальные взгляды и не зная, кому начинать разговор. Нарцисс уловил эту их неловкость, и в его голубых, как лёд, глазах промелькнула насмешка. Он сцепил пальцы и положил руки на стол.

— Чего стоит жизнь? — задумчиво произнёс он.

Он дал вопросу повиснуть на несколько секунд в воздухе, после чего посмотрел прямо в глаза Веспасиану.

— Это зависит от того, кто покупает и кто продаёт.

Уголки рта вольноотпущенника приподнялись, и он едва заметно кивнул.

— Верно, Веспасиан, силы рынка работают, не зная устали. Особенно, когда дело касается товара, о котором мы сейчас торгуемся. Потому я и оказался в столь деликатном положении. Обе стороны ранее сделали вложения в эту сделку, и я вынужден признать, что одна перевешивает другую.

Веспасиан внутренне напрягся. Неужели Нарцисс вспомнил о долгах? Тишину нарушил стук в дверь. Веспасиан вздрогнул.

— А вот и предмет нашей сделки! — с волнением воскликнул Нарцисс. — Войдите!

Веспасиан нахмурился. Откуда Нарциссу известно, что это привезли Сабина?

Гай поёрзал на жёстком стуле, слишком маленьком, чтобы выдержать массу его грузного тела.

Дверь открылась. Вошёл Палл, а за ним — поддерживаемый Магном Сабин.

— Как хорошо, секретарь казначейства, что ты привёл этого заговорщика в маске.

Даже если Палл удивился тому, что Нарцисс ожидал их прихода, это никак не отразилось на его лице.

— Я буду только рад, имперский секретарь, помочь распутать это дело.

— Огромное спасибо, мой дорогой Палл. Прошу тебя остаться, — произнёс Нарцисс. В голосе грека прозвучала почти искренняя мольба. — Я как раз распорядился поставить пять стульев.

— С удовольствием, мой дорогой Нарцисс, — склонил голову Палл. — Не хочу портить расстановку стульев.

С этими словами он занял место между Гаем и Каллистом.

Веспасиан был растерян. Кто здесь призван кого удивить? Или это вольноотпущенники играют заранее оговорённые роли и всё спланировано заранее?

Нарцисс бросил взгляд на Сабина. Бледный, тот едва держался на ногах и был вынужден опираться на плечо Магна.

— Наш неожиданный гость, легат Девятого Испанского легиона, в данный момент оставивший свой пост. Или, вернее, бывший легат, а жаль, ибо мои люди в этом легионе рассказывают, что префект лагеря Вибиан и примипил Лаврентий в восторге от тебя, но это не важно. Я понял, что это ты, когда один из моих людей доложил мне, что накануне в покои Налла тайком препроводили человека в надвинутом на глаза капюшоне.

Ну что ж, садись, бывший легат. Тебе единственному из всех здесь присутствующих нужен стул.

— Благодарю тебя, Нарцисс, — произнёс Сабин, устраиваясь на стуле рядом с Веспасианом.

— Мой титул — имперский секретарь, — холодно поправил его Нарцисс.

— Прими мои извинения, имперский секретарь^ — с усилием произнёс Сабин.

Нарцисс задумчиво прижал палец к губам, затем пригрозил им Магну.

— Грозный Магн из Братства Перекрёстка южного Квиринала. Так вот где ты прятался, Сабин. Почему я не подумал об этом раньше? — он повернулся к Паллу. — В отличие от тебя, уважаемый коллега. Или же связь Магна с этим семейством также ускользнула из твоей памяти?

— Видишь ли, Нарцисс...

Имперский секретарь медленно кивнул.

— Ты просто забыл напомнить мне об этом. Что же, мы все порой бываем забывчивы. Впрочем, это не важно, ведь Сабин сейчас с нами. Полагаю, что тебе удалось незамеченным провести его сюда.

— Кроме нас лишь Ценис и жена Веспасиана знают о том, что он здесь, в Риме. Обе будут держать язык за зубами, — подтвердил Палл.

— И два моих парня, — вступил в разговор Магн. — И мой раб, но они все верны мне.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, Магн, но мне они неинтересны. Точно так же, как и ты, — сказал Нарцисс и взмахнул рукой. — Можешь идти.

Магн пожал плечами, развернулся и вышел из комнаты. Писарь закрыл за ним дверь.

Нарцисс в задумчивости накрутил на палец кончик бороды и несколько секунд молча о чём-то размышлял.

— Полагаю, Палл, ты всё предусмотрел. Позаботился о том, чтобы Ирод Агриппа не проскользнул тайно к нашему патрону и не выдал нас, если это останется между нами, так ведь?

— У нас с Сабином состоялся короткий разговор с нашим восточным другом. Я сказал ему, чтобы он не рассчитывал на две тетрархии, которые он просит включить в своё царство, ибо это повлекло бы внушительные потери доходов, поступающих в имперскую казну, что тем более недопустимо в виду того, что Калигула основательно её истощил. Затем я попросил его внимательно посмотреть на Сабина и сказать, уверен ли он в том, что перед ним тот, кого он видел незадолго до убийства Калигулы.

Нарцисс изобразил заинтересованность.

— И?

— К сожалению, всё как следует взвесив, теперь он склонен думать, что ошибся. Ирод Агриппа считает, что нам никогда не узнать, кто был тот человек.

— Понятно. Значит, Сабина можно считать невиновным. Похвально, мой дорогой коллега. — Нарцисс бросил взгляд на Каллиста, как будто пытался прочесть его мысли.

Веспасиану его лицо казалось непроницаемым, однако Нарцисс явно что-то для себя уяснил. Он понимающе кивнул, после чего поправил пару свитков, лежавших перед ним на столе.

— Итак, вернёмся к делу, господа. Советую ограничиться самой сутью нашего вопроса. Мы все хорошо знаем позиции друг друга. Так что позвольте мне начать. Сабин, это ты, закрыв лицо маской, участвовал в убийстве Калигулы?

— Нет.

Нарцисс указал на правое бедро Сабина.

— Приподними тунику.

Сабин посмотрел на Палла, который ответил ему чуть растерянным взглядом, и медленно приподнял край туники. Нога его была перевязана.

— Я ещё раз спрашиваю тебя. Это ты — тот человек в маске, который участвовал в убийстве Калигулы?

Сабин ответил не сразу.

— Да, имперский секретарь, — признался он, помолчав.

— Можешь отбросить титул, мы здесь все старые друзья.

— Хорошо, Нарцисс.

— Отлично. Твои сообщники будут казнены, как только я велю это сделать. Я уже отсрочил казнь, чтобы они могли провести последние часы жизни с жёнами и детьми. Я позволил это потому, что прекрасно понимаю: они оказали огромную услугу моему патрону, мне и всему Риму, особенно его казне. Избавив нас от Калигулы, они оказали услугу всем нам. Однако по вполне понятным причинам они должны умереть. И в данный момент, несмотря на все попытки Палла обелить тебя, с тобой может произойти то же самое.

Сабин понуро опустил голову. У Веспасиана в животе как будто что-то скрутили в тугой узел.

Нарцисс взял со стола свиток.

— Не знаю, известно ли тебе о том, что заговорщики заключили со мной, Паллом и Каллистом сделку. Мы обещали им защиту в обмен за то, что они помогут нам провозгласить Клавдия императором. Свои обязательства они выполнили, но было бы наивно полагать, что мы сдержим свои.

Он посмотрел на Палла и Каллиста.

— Это было бы чревато проявлениями недовольства в Риме, — заключил Каллист.

Палл одобрительно кивнул.

— Верно, — согласился с ним Нарцисс. — Однако великим преимуществом этой сделки было то, что мы получили несколько месяцев, чтобы подготовиться к приходу Клавдия к власти. Наши люди прощупывали настроения в обществе, выясняя, как народ Рима отнесётся к тому, что новым императором станет слюнявый калека, предмет всеобщих насмешек, — с этими словами грек развернул свиток. — Здесь изложена суть донесений моих доверенных лиц из числа стоящих на Рене легионов, и они не слишком утешительны. — Нарцисс на несколько секунд погрузился в чтение, как будто хотел освежить в памяти какие-то детали. — Ничего хорошего нет. И тут тоже.

Он указал на второй свиток.

— А вот здесь сообщения с берегов Данувия. Офицеры считают Клавдия посмешищем. Простые легионеры в лучшем случае относятся к нему сочувственно, хотя он и брат прославленного Германика. И я не вижу причин полагать, что в Риме кто-то думает иначе.

— Не говори чушь, Нарцисс, — возразил Гай. — Мы восхищаемся Клавдием. Его знание законов и истории...

— Избавь меня от своего пустословия, Гай, — поморщился Нарцисс, помахав свитком. — Я же сказал, это будет откровенный разговор. Без всяких околичностей. Ты действительно хочешь, чтобы императором был Клавдий?

Гай разинул рот, но не произнёс ни единого слова.

— Ну? — не отступал от него Нарцисс.

— Он далеко неидеален... — начал Гай.

— Он неидеален почти для всех. Меня же он вполне устраивает, — он посмотрел на своих коллег, — так же, как Палла и Каллиста.

— Идеально устраивает, — подтвердил Каллист.

— Более того, не будем забывать, что Клавдий уже стал императором, — произнёс Палл.

— Верно, — Нарцисс едва не замурлыкал от удовольствия. — Однако останется вопрос: как удержать его на императорском троне? Мы купили лояльность гвардии, так что в Риме Клавдий в безопасности. Но что, если взбунтуются легионы, стоящие на Рене, как это произошло при восхождении на трон Тиберия? Что тогда будет? Гражданская война? Распад империи? Возможно, произойдёт и то, и другое. Этого нельзя допустить. Так как же нам сохранить власть нашего уродливого патрона?

Взгляд Нарцисса медленно переместился на Веспасиана.

Внезапно Веспасиан со всей ясностью осознал: трое вольноотпущенников действовали заодно совершенно по иной причине. Судьба Сабина никогда не была целью этой встречи. Здесь явно было что-то ещё. Судя по выражению лица Нарцисса, речь шла о том, какую роль сыграет он, Веспасиан, в укреплении новой власти.

Палл просто воспользовался возможностью сделать Сабина частью обсуждаемой сделки. Отведя угрозу в лице Ирода Агриппы, он дал Нарциссу возможность сохранить лицо, даже если тот признает свою вину. Веспасиану стало ясно, к чему клонят вольноотпущенники.

— Заставить армию уважать его, даже полюбить его. Ему нужна победа.

— Именно. И она нужна ему как можно скорее, — Нарцисс скатал свиток и отбросил его в сторону. — Но где? В каком краю?

В комнате неожиданно сделалось так тихо, что стала слышна поступь небольшой колонны солдат под окнами дворца.

Спустя несколько секунд, стряхнув с себя оцепенение, тишину нарушил Сабин.

— Германия исключается, ибо там Вар потерял Семнадцатый, Восемнадцатый и Девятнадцатый легионы. Граница теперь проходит по Рену. Будет трудно убедить легионы перейти на другой берег, но даже если они и согласятся, победа вряд ли получится скорой.

— Ты прав, — согласился Палл. — Равно как и любая попытка присоединить земли к северу от Данувия. На это уйдёт не один год.

А ещё в своё время легионы отказались грузиться на корабли, когда Калигула решил переправиться в Британию, — добавил Каллист.

Похоже, фраза эта была заучена наизусть и не один раз отрепетирована.

— В завоевании земель к югу от наших провинций в Африке нет никакого смысла, — подхватил линию разговора Нарцисс. — Зато мы собираемся присоединить к империи Мавританию на западе. Эта задача поручена Светонию Павлину. Легатом одного из легионов под началом Павлина император сделал Госидия Гету, в награду за то, что тот своевременно засвидетельствовал свою лояльность, — Нарцисс на мгновение задумался, как будто ему в голову пришла некая интересная мысль. — Впрочем, её ценность невелика, а её завоевание вряд ли потребует особых усилий. На триумф это никак не потянет. Хотя, уверен, Сенат проголосует за него, но Клавдий скромно откажется от подобного предложения.

— Мы могли бы присоединить к империи Фракию.

— Верно, мой дорогой Каллист, но принесёт ли это нам славу? На Востоке на троне восседает царь Армении, преданный союзник Римской империи. Так что остаётся только Парфия. — Палл кивнул, и без всякой паузы взял разговор в свои в руки. — Однако Луций Вителлий несколько лет назад провёл в Парфии успешную военную кампанию, и в данный момент у нас с парфянами договор, который работает в наших интересах. Так что нам стоит забыть про Восток, и в любом случае, даже если бы мы устремились туда, он слишком велик, чтобы удерживать его под нашим влиянием, без ресурсов, которых нам так не хватает. Так что остаётся только одна возможность, на которую нам хватит средств.

— Ты прав, Палл. Остаётся только Британия, — медленно проговорил Нарцисс. — На этот раз мы всё сделаем так, как надо. Говори, Каллист.

Каллист прочистил горло и начал:

— Когда мой бывший патрон Калигула решил захватить Британию, мне пришлось взять на себя подготовку военного похода. Потому я могу с уверенностью сказать: вторжение в Британию возможно. Оно имеет три главных преимущества.

Во-первых, мы полностью подготовили тыл, что сэкономит нам миллионы золотых.

Слегка скривив губы, он посмотрел на Палла. Веспасиан понял это как признак самодовольства. В свою очередь, Палл выгнул бровь, что, по всей видимости, означало одобрение.

— Мы уже выбрали порт, Гесориакум[5].

Там есть склады, зернохранилища, мастерские и фактории. Земли Галлии плодородны, и в нашем распоряжении будет всё, что нужно для военного похода. Там также находится большое количество кораблей. Правда, их число не достигает нужной нам тысячи, но эту задачу возьмёт на себя наш старший генерал на северном побережье, Публий Габиний Секунд, личный друг императора.

— Во-вторых, у нас есть два британских вождя-изгнанника, Админий и Верика. Сейчас они находятся в Риме и просят помочь им восстановить утраченную власть. Это даст нам законный повод для похода на Британию, а британские вожди в случае успеха будут проводить проримскую политику.

Третье же преимущество состоит в том, что главный город на южном побережье Британии, Камулодун, не потребует от нас длительной кампании по его захвату. Клавдий получит победу в течение пары месяцев.

— При условии, что легионы не откажутся грузиться на корабли, — напомнил собеседникам Палл.

— Если легионы не откажутся грузиться на корабли, — повторил Нарцисс и перевёл взгляд на Сабина.

— Как ты намереваешься этого добиться, Нарцисс? — с неподдельным интересом спросил тот.

Похоже, он так увлёкся, что забыл о том, что сейчас решается его судьба.

— Теперь, мой друг, у вас с братом появилась возможность спасти себе жизнь. Если бы не хитроумный Палл, который взялся выручить вас из затруднительного положения, в котором вы оказались, — кстати, взялся у меня за спиной, — вас уже давно бы не было в живых. — Нарцисс умолк и бросил на Палла укоризненный взгляд, гораздо более многозначительный, нежели можно было судить по его невозмутимому лицу. — Однако я даю вам эту возможность в качестве платы за вашу осмотрительность, которую вы проявили по поводу неразумного письма моего патрона. Вы готовы ею воспользоваться, даже не зная её сути, или же предпочтёте умереть, как и остальные заговорщики?

У Веспасиана словно камень свалился с души. Он посмотрел на брата. Гай шумно выдохнул, как будто всё это время не дышал.

Для Сабина это был лёгкий вопрос.

— Я принимаю предложение, Нарцисс, каким бы оно ни было.

— Отлично. Палагий!

Дверь открылась, и в комнату вошёл писарь.

— Да, имперский секретарь?

— Пленники готовы?

— Да, имперский секретарь.

Нарцисс встал.

— Пойдём со мной, Сабин. Веспасиан, помоги ему.

Отодвинув занавеску, он открыл дверь и шагнул за порог.

Веспасиан и Сабин прошли вслед за ним в небольшой внутренний двор. Было пасмурно. Моросил мелкий дождь. Шесть человек стояли на коленях, каждый перед деревянной плахой. Возле них стояло по преторианцу. По команде центуриона они вытащили из ножен мечи. Ближний пленник поднял рыжеволосую голову и улыбнулся своим товарищам по несчастью. Его лицо было мертвенно-бледным.

— Продолжай, центурион! — приказал Нарцисс. — Никого больше к этим добавлять не будем. Центурион Луп будет первым.

— Слушаюсь, имперский секретарь.

Когда Лупа подвели к плахе, Сабин схватил Нарцисса за руку.

— Ты заставишь меня наблюдать за казнью брата моей жены?

Нарцисс посмотрел на пальцы Сабина и высвободил руку.

— Ты не в том положении, Сабин, чтобы что-то требовать. Разве что разрешения присоединиться к ним.

Веспасиан обнял брата за плечи и притянул к себе.

— Препирательством ты ничего не добьёшься.

Луп опустился на колени перед плахой и положил на неё руки. Приставленный к нему преторианец сначала примерился мечом к его шее, затем занёс лезвия для удара. Луп напрягся и втянул голову в плечи. В следующий миг в воздухе сверкнул меч. Луп вскрикнул. Меч врезался в основание шеи, перерубив позвоночник, но головы не отсёк. Паралич был почти мгновенным. Истекая кровью, Луп мешком повалился на землю — всё ещё живой.

— Я ожидал, что центурион преторианской гвардии будет держаться с большим достоинством и вытянет шею, смело глядя смерти в глаза! — презрительно бросил Нарцисс.

Обмякшее тело Лупа вытянули в полный рост, оставив на плахе голову. Глаза его всё ещё были открыты в мучительном ужасе. Веспасиан бросил взгляд на Клемента. Тот держался спокойно. Тем временем палач у него на глазах обрушил на Лупа второй удар и отсёк ему голову. Фонтаном брызнула кровь.

— Так-то лучше, — произнёс Нарцисс, когда мёртвое тело утащили, оставив на булыжниках двора кровавый след. — Думаю, следующим будет префект Клемент. Посмотрим, как он поведёт себя.

Сабин напрягся, пытаясь сдержать дрожь и сохранить спокойствие. Веспасиан крепко обнял его за плечи.

Нарцисс повернулся к братьям.

— Знаете, я думаю, что ты был прав, Сабин, не нужно заставлять тебя смотреть, как будут казнить Клемента. Полагаю, что ты куда лучше осознаешь всю шаткость своего положения, если сам казнишь его.

— Я не смогу убить Клемента!

— Сможешь, конечно, сможешь. Если ты откажешься, я прикажу казнить сначала тебя, а потом его.

— Сделай это, Сабин! — крикнул Клемент, когда его подвели к плахе. — Если этот лживый грек-вольноотпущенник лишил меня возможности самому достойно свести счёты с жизнью, лучше я умру от твоей руки, чем позволю рядовому гвардейцу отнять её у меня.

Сабин замотал головой. Слёзы брызнули из его глаз.

— Ты должен это сделать, брат! — шепнул Веспасиан. — Нарцисс хочет показать нам свою власть и могущество, так что тебе придётся или подчиниться, или умереть самому.

Сабин тяжело вздохнул и уткнулся лицом в ладони.

— Помоги мне!

Веспасиан, поддерживая брата, подвёл его к Клементу. Тот уже опустился на колени перед окровавленной плахой. Преторианец протянул Сабину свой меч рукояткой вперёд. Сабин взял его и встал рядом с шурином.

Клемент поднял голову.

— Скажи Клементине и моей жене, что ты сделал это по моей просьбе. Они поймут и будут благодарны тебе, что ты сделал мою смерть менее унизительной.

— Я скажу им, Клемент. Спасибо тебе за то, что отдал мне свою сестру. Она добрая жена и дарит мне счастье. Обещаю оберегать её.

С этими словами Сабин поднял меч, примериваясь к его весу. Клемент одобрительно кивнул.

— Отомсти за меня! — попросил он и, положив обе руки на плаху, вытянул шею. — Позаботься о моих детях.

Плавным движением Сабин вскинул меч над головой и с силой опустил вниз. Лезвие с влажным хрустом рассекло кости и плоть. Брызнула кровь. Голова Клемента отлетела от тела, свалилась с плахи и, прокатившись по земле, остановилась прямо перед Веспасианом и Сабином. Глаза, в которых ещё теплилась жизнь, короткое мгновение смотрели на братьев. Затем последнее сокращение сердца выплеснуло на голову фонтан крови. И глаза ослепли, теперь уже навеки.

Сабин уронил меч. Тот с лязгом упал на брусчатку двора.

Веспасиан отвёл глаза от жуткого зрелища. И внутренне содрогнулся, увидев, как Нарцисс — тот, кто выиграл так много от поступка Клемента и при этом его предал, — довольно улыбнувшись, развернулся и зашагал прочь.

— Пойдём, брат, дело сделано. Ты признал власть Нарцисса.

Когда они вернулись и Веспасиан снова сел на своё место, снаружи донёсся глухой удар — это казнили третьего заговорщика. Веспасиан не позволил презрению, которое он питал к Нарциссу, отразиться на своём лице, зато украдкой покосился на брата. Было видно, что тот едва сдерживается.

Нарцисс это тоже заметил.

— Что бы ты ни думал обо мне, заставившем тебя казнить собственного шурина, для меня это несущественно, если дело ограничивается только мыслями. В противном случае я изменю своё решение, которое меня заставили принять, и добьюсь того, что пострадаешь не только ты один, — он злобно посмотрел на Сабина, после чего медленно перевёл взгляд на Веспасиана и Гая, чтобы угроза дошла и до них. — Впрочем, довольно об этом. Давайте вернёмся к делу. Что требуется от вас обоих? Теперь, когда Палл снова собрал свою команду, пусть он сам всё объяснит, поскольку изначально это была его идея.

Веспасиан посмотрел на Палла и понял: помощь грека была отнюдь не бескорыстной. Палл перехватил его взгляд. В следующий момент снаружи раздался ещё один глухой стук, но на лице грека не дрогнул ни единый мускул.

— Благодарю тебя, Нарцисс, за твои тёплые слова, — начал он. — Месяц назад, после того как мы решили воскресить идею Калигулы покорить Британию, мы задумались о том, как заставить армию зауважать Клавдия. Зауважать до такой степени, чтобы четыре легиона и такое число ауксилариев от его имени согласились осуществить вторжение на остров. На остров, который самые суеверные легионеры, — а таковы почти все они — считают проклятым местом, кишащим злыми духами и привидениями.

Мои коллеги предлагали выплатить легионам дополнительные деньги, но я был против. Я искал более экономный способ. И тогда я вспомнил другую идею Калигулы. Помните, как Германик восстановил честь армии после поражения Вара в Тевтобургском лесу? Вторгшись через шесть лет в Германию, он вернул орлов Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов, чем снискал себе любовь и офицеров, и простых солдат. В подражание собственному отцу Калигула возжелал лично отыскать третьего орла, пропавшего в той битве, однако, чтобы осуществить задуманное, ему не хватило терпения.

Однако я помнил, с каким воодушевлением была встречена эта идея, и понял: если бы Калигуле это удалось, он стал бы любимцем легионеров. И тогда они ни за что не отказались бы отправиться на кораблях в Британию. Поэтому я подумал: почему бы Клавдию не сделать то же самое? — Палл посмотрел на Веспасиана и Сабина.

В этот момент снаружи последовал очередной глухой удар. Это свой конец встретил пятый заговорщик.

— Понятно, что сам Клавдий этого сделать не сможет, но зато кто-то способен сделать это от его имени. И тогда я вспомнил, как вы оба отправились в Мёзию и разыскали и доставили в Рим того похожего на хорька жреца. Вот и всё.

Веспасиан и Сабин, не веря своим ушам, посмотрели на Палла. Ужас недавней казни Клемента был забыт.

— Ты хочешь, чтобы мы нашли потерянного орла Семнадцатого легиона? — спросил изумлённый Веспасиан. — Неужели кроме Калигулы есть безумцы, способные спустя тридцать два года предпринять поиски захваченного римского орла?

— Да, — подтвердил Нарцисс. — Если мы от имени Клавдия воскресим пропавшего римского орла, армия будет на нашей стороне и легионы согласятся погрузиться на корабли, чтобы завоевать Британию. Клавдий получит свою победу и укрепит своё положение, вернее, наше.

— И если мы это сделаем, я буду помилован? — осторожно спросил Сабин.

Нарцисс едва заметно улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой.

— Нет, если ты выполнишь поручение, тем самым ты сохранишь себе жизнь. Если же нет, ты так или иначе её потеряешь.

— Надеюсь, ты прав. Но зачем моему брату ехать со мной?

— Ты ничего не понял, Сабин, — сказал Веспасиан, обводя взглядом бесстрастные лица греков. — Всё было решено ещё до убийства Калигулы. Нас в любом случае отправили бы на поиски потерянного орла.

— Даже вопреки нашему желанию?

Нарцисс задумчиво наклонил голову.

— Конечно, было бы лучше, если бы согласие исходило от вас самих. Но теперь, боюсь, выбора у вас нет, если только вы не хотите, чтобы выяснилось, кто же был тот человек, скрывавший своё лицо.

Он умолк как раз в тот момент, когда на шею очередного обречённого обрушился меч и на забрызганный кровью двор полетела ещё одна голова.

Веспасиан содрогнулся. Гай печально покачал головой и потёр затылок. Центурион за стеной крикнул своим подчинённым поднять головы казнённых и унести их вместе с телами.

Нарцисс поджал губы.

— Ну, вот и всё. Они были хорошими людьми, правда, слегка наивными. Ты правильно поступил, Сабин, что не последовал за ними, по крайней мере сегодня. — Нарцисс повернулся к Веспасиану с таким видом, будто ничего не произошло. — Я верну тебе долг за то, что ты оставил моего патрона при деньгах после той истории с Поппеем. Надеюсь, ты согласишься со мной, что деньги, полученные по банковской расписке в Александрии, можно зачесть как возврат долга за другую услугу. Как ты считаешь?

Веспасиан кивнул, стараясь не думать об окровавленной голове Клемента, которую равнодушный преторианец держал за тёмно-рыжие волосы.

— Итак, чтобы уравнять наш счёт, я... или скорее император утвердит тебя легатом Второго Августова легиона, который стоит в Аргенторате, на берегу Рена[6].

— Но ведь это легион Корбулона!

— Верно, но где это слыхано, чтобы бывший консул стал легатом? Вместо того чтобы дать Корбулону в управление провинцию, Калигула дал ему в командование легион. Сделано это было нарочно, чтобы его унизить. Корбулон имел дерзость пожаловаться на то, как обращался император с его сводной сестрой, — на пирах Калигула показывал её гостям голой. По причине его родственной связи с женой Калигулы будет лучше, если он вернётся в Рим. Я уверен, Корбулон будет благодарен, когда его освободят от этой должности, которую он считает для себя унизительной. А ты заменишь его.

С этими словами Нарцисс взял свиток и протянул его Веспасиану.

— Это указ императора, подтверждающий твоё назначение. Ну как, это тебя устраивает?

— Да, Нарцисс, — ответил Веспасиан.

В иной момент подобное известие наполнило бы его ликованием и гордостью. Увы, в эти минуты Веспасиан мог думать лишь об обезглавленном теле Клемента, которое сейчас тащили по двору.

— Отлично. Императрица настаивала, чтобы её брат Корвин получил новое назначение. К счастью, у него появилась возможность возглавить Девятый Испанский легион. Интересно, как отнесутся к нему префект лагеря и примипил — старший центурион легиона.

Сидевший на стуле Сабин напрягся и стиснул зубы. Нарцисс посмотрел в его сторону. На губах грека мелькнула холодная улыбка.

— Мои люди непременно доложат мне об этом.

Он взял со стола ещё два свитка и протянул их Веспасиану.

— Это приказы относительно тебя и Корбулона. Оба подписаны императором. Когда прибудешь в Аргенторат, представишься тамошнему наместнику Гальбе. Он отдаст все нужные распоряжения. Приказ для Корбулона вручишь ему лично. Вы с Сабином отправитесь туда как можно скорее. Как легат ты можешь задействовать все ресурсы легиона, в том числе вспомогательные когорты, чтобы помочь брату отыскать пропавшего орла. Мой вам совет, начинайте поиски с Тевтобургского леса.

— Ты играешь с нами, Палл! — взорвался Веспасиан, как только за ними закрылись двери личных покоев Палла на втором этаже дворца. Их закрыли плотно, чтобы ничьи любопытные уши в коридоре не услышали их разговора. — Эта аудиенция была устроена вовсе не ради спасения жизни Сабина. Главная её цель — твои честолюбивые планы и моя роль в их осуществлении.

— Для их осуществления важны и твоя, и его роль, — спокойно заметил Палл, жестом велев эконому принести вина. — Вы должны отправиться туда вдвоём. Это мой замысел, и от его успеха зависит моя репутация в глазах императора. Провал мне не нужен.

Слова грека привели Веспасиана в ярость.

— То есть, не будь у тебя применения для Сабина, ты обрёк бы его на неминуемую смерть?

— Успокойся, мой мальчик, — произнёс Гай, тяжело опускаясь на кушетку рядом с дверью. — Не важно, как это было сделано или каковы мотивы Палла, главное — конечный итог. Как бы то ни было, но твой брат избежал смерти.

Сабин сел рядом и, уткнувшись лицом в ладони, глубоко и облегчённо вздохнул от запоздалого осознания, что остался жив.

— Да, но только едва. Нарцисс...

— Этого «едва» мне достаточно, Веспасиан! — оборвал его Сабин, сердито глядя на брата из-под нахмуренных бровей. — Я даже готов смириться с тем, что Корвин получил в командование мой легион, потому что знаю: у меня есть шанс остаться в живых и отомстить.

Веспасиан взял себя в руки.

— Да, я знаю. Но Нарцисс, похоже, нас опередил. Мы не удивили его, приведя тебя. Вместо этого он удивил нас, дав понять, что знал о твоём приходе.

— Нет, мы тоже его удивили, — возразил Палл, беря два кубка вина из рук эконома, и предложил один Веспасиану.

Тот взял его и сделал жадный глоток вина.

— Неужели? Насколько я понял, он хорошо осведомлён.

— Разумеется, — коротко ответил Палл, отпивая вино. — Потому что ему нравится так думать. Я нарочно велел моим писарям сделать так, чтобы соглядатай Нарцисса увидел, как Сабин войдёт сюда. Хотел, чтобы у него было время свыкнуться с этим сюрпризом и вновь — как ему кажется — взять верх. Я очень хорошо знаю Нарцисса и могу сказать, что, раз Сабин прошёл в дверь его кабинета не названным по имени, это значит, что, как бы хорошо я ни прикрывал роль твоего брата в покушении, Нарцисс всё равно отправил бы его на казнь, ибо счёл бы, что его перехитрили. Нарцисс пощадил Сабина лишь потому, что он — как ему кажется — взял над нами верх. В некотором смысле он подарил мне жизнь Сабина в качестве утешительного приза.

Сделав глоток вина, Веспасиан прокрутил в голове слова Палла.

— Почему ты нам ничего не сказал? Почему заставил нас сидеть там в полном неведении?

— Потому, мой друг, что мне было нужно, чтобы Нарцисс увидел на ваших лицах растерянность, иначе бы он тотчас обо всём догадался. Пойми он, что не смог гениально перехитрить нас, Сабин уже был бы мёртв.

Веспасиан вздохнул. Ну, кто бы мог подумать, какие интриги плетут друг против друга вольноотпущенники Клавдия, пряча коварные мысли за бесстрастным выражением лиц. Он огляделся по сторонам и только сейчас заметил, насколько скромно обставлена комната.

— Извините, — как будто прочитав его мысли, произнёс Палл. — Я лишь сегодня утром перебрался сюда. Сейчас комнаты обставляют в соответствии с моими вкусами. Прошу следовать за мной, господа.

Палл провёл их через три просторные залы с высокими потолками, окна которых выходили на Большой цирк и Авентинский холм, сейчас окутанный влажным туманом. Рабы деловито расставляли мебель, чистили украшения и даже занесли пару статуй скорее греческого, чем римского, происхождения. Палл явно решил устроиться в своих покоях с комфортом.

В дальнем конце третьей залы Палл открыл дверь и провёл их в кабинет. Здесь вдоль стен тянулись деревянные полки, уставленные цилиндрическими футлярами для свитков.

— Прошу вас, — пригласил он гостей сесть, после чего отправился в дальний правый угол за нужным свитком. Распрямив его, он выложил его на стол. Это была карта.

— Вот Галлия, а вот Германия, — пояснил Палл, ставя чернильницу на один угол карты и восковую табличку на другой, чтобы свиток не скручивался. — Две военные провинции на западном берегу Рена, Нижняя Германия на севере и Верхняя Германия на юге представляют собой буфер между Галлией и утерянной провинцией Великая Германия на восточном берегу.

Веспасиан, Сабин и Гай посмотрели в карту. Впрочем, подробностей на ней было мало.

— Как вы видите, Рен отмечен чётко, как и лагеря легионов вдоль его западного берега. — Палл указал поочерёдно на каждый лагерь, проведя с севера на юг пальцем с аккуратно подстриженным ногтем, и остановил его на середине течения реки. — А это Аргенторат, где стоит лагерем Второй Августов легион. — После этого его палец поднялся на север и свернул на восток. — А вот здесь Вар потерпел поражение. На этих землях обитает племя херусков.

Веспасиан вгляделся в указанное место. Никакой отметки на карте ниже пальца Палла не было.

— Откуда тебе это известно?

— Точно я этого не знаю, но, судя по донесениям, полученным двадцать пять лет назад, когда Германик и его генерал Цецина нашли полуразложившиеся трупы наших солдат, разбросанные на протяжении двадцати миль по всему лесу, это будет самая точная оценка.

— Но как нам туда добраться? — уточнил Сабин. — Заявиться туда всем легионом и попросить этих ублюдков повторить представление?

— Вряд ли это было бы разумно, — снисходительно заметил Палл.

Сабин ощетинился, однако промолчал.

— Орла там больше нет, — произнёс Веспасиан, подозревая, что повторяет избитую истину, однако считая своим долгом сказать эти слова.

— Скорее всего, нет, — согласился Палл. — Но Нарцисс прав, начинать поиски лучше всего отсюда. Вероятнее всего, на этих землях обитает одно из шести племён, участвовавших в битве под командованием Арминия, — назовём его так на латинский манер. Орёл Восемнадцатого легиона был обнаружен у марсиев, Девятнадцатого — у бруктериев. Значит, вам остаются сикамбры, хавки, хатты и племя Арминия — херуски, — перечисляя племена, Палл показывал на карте места их обитания. — Однако орёл для этих людей — важный и ценный трофей, его можно дорого продать. Так что он вряд ли долго задержался где-то в одном месте.

Веспасиан посмотрел на пустынные земли на другом берегу Рена, которые простирались до самого конца карты. Интересно, задумался он, как далеко они тянутся на восток и кто или что там есть?

— Значит, мы отправляемся на место былого сражения, но что будет потом, Палл? Это твой план. У тебя наверняка есть какая-то идея, когда ты обдумывал его.

— Арминия убил его соплеменник, позавидовавший той власти, которую вождь сосредоточил в своих руках. После его смерти созданный им союз племён распался. Однако у него остался сын по имени Тумелик. Сейчас ему года двадцать четыре. Никто, кроме него, не укажет тебе точное место поисков.

— То есть он находится в Тевтобургском лесу?

— Этого мы не знаем. Германик взял в плен его мать Туснельду. В то время она была беременна. Во время триумфа Германика её с маленьким сыном провели по улицам Рима, а два года спустя сослали в Равенну. Мальчика обучили гладиаторскому искусству. Он отлично проявил себя: удостоился деревянного меча и получил свободу. После чего исчез — скорее всего, вернулся в Германию, туда, где живут его соплеменники-херуски, — Палл указал на обширные пространства к востоку от Рена. — Если он жив, то, скорее всего, находится где-то там. Вот поэтому и следует начинать с Тевтобургского леса.

— Значит, если мы найдём нужного нам человека, которого, возможно, уже нет в живых, то он нам расскажет, где его отец, которого он никогда не видел, спрятал орла Семнадцатого легиона?

Палл пожал плечами. Братья переглянулись и разразились хохотом.

— Всё наверняка не так просто, Палл, как ты рассказал, — произнёс Гай, продолжая разглядывать карту.

Ему было тревожно за племянников.

— Я рассказал всё, что мне известно. Знай мы больше, орёл давно уже был бы найден.

* * *

— С тем же успехом тебя могли послать на поиски девственной плевы Венеры, — проворчал Магн, когда они в сгущающихся сумерках спускались с Палатинского холма.

— Теперь мы хотя бы знаем, где искать не стоит, — мрачно обронил Веспасиан. — И вообще, орёл может быть спрятан где угодно, даже на другом берегу Рена.

— И храниться у любого из тамошних племён, — добавил Сабин, лицо которого было скрыто капюшоном, а вот злость в голосе скрыть было невозможно.

Последние дневные часы они провели в библиотеке Палла, читая всё, что там нашлось о Германии и населяющих её племенах, а также о битве в Тевтобургском лесу. Чтение было малоприятным. Германия оказалась страной тёмных лесов, которой правили жестокие боги. Населяли её свирепые племена, почитавшие войну и воинскую доблесть, что, однако, не мешало им воздавать высочайшее уважение своим женщинам.

Единственное, что объединяло племена, — это их взаимная нелюбовь и недоверие друг к другу. Похоже, что кодекс чести германцев не допускал превосходства одного племени над другими, и поэтому они постоянно враждовали.

— По крайней мере у вас будет возможность по пути заглянуть к родителям, — предположил Гай, пытаясь поднять племянникам настроение. — Ты, Сабин, увидишь жену и детей.

— Если будет время, — буркнул Сабин, чьё настроение отказывалось подниматься.

— Что ты намерен делать с Флавией и малышом Титом? — спросил Веспасиана Магн.

— Оставлю их здесь, — ответил тот. — Не представляю себе, чтобы Флавия согласилась поехать со мной в Аргенторат, если она наотрез отказывается съездить в Козу. Присмотри за ними, Магн. И за Ценис тоже.

— И как, по-твоему, я смогу это делать, будучи за тысячу миль от Рима?

Веспасиан нахмурился.

— Куда ты собрался?

— Как куда? В Германию, вместе с вами!

Веспасиан посмотрел на своего друга так, будто тот неожиданно лишился рассудка.

— Но зачем, во имя всех богов, которых ты почитаешь, зачем тебе это нужно?

— Должен же быть рядом с тобой кто-то, кто знает дорогу и кому известно, что вы ищете. Ну, ты понимаешь, о чём я.

Сказать по правде, Веспасиан не понимал.

— Прости, ты о чём?

— А ты напряги мозги, господин. Ещё когда мы были во Фракии, я рассказывал тебе, что до того, как меня перевели в городские когорты, я служил в Пятом легионе Жаворонков.

— И что?

— То, что мы стояли на Рене. Мы были в составе армии Цецины, когда он, преследуя Арминия, вместе с Германиком вернулся в Германию. Я был на том месте в Тевтобургском лесу, где произошла резня, и своими глазами видел останки наших солдат, прибитые к деревьям, висевшие на ветках, разбросанные по земле. Мы похоронили всех, кого смогли найти. Но я отвлёкся от главного. Я состоял в отряде, который нашёл орла Восемнадцатого легиона. Я видел, где тот был спрятан, и потому должен поехать с тобой.

ЧАСТЬ 2 Германия, весна 41 года нашей эры

ГЛАВА 5

еперь мне понятно, почему наши родители решили поселиться здесь, — сказал Веспасиан, когда они с Сабином остановили своих лошадей, глядя на недавно построенную виллу на пологом склоне, что спускался к Муртенскому озеру. Это были земли, населённые племенем гельветов. — Похоже, дела отца идут неплохо, коль он может позволить себе такой дом.

— А ещё ему больше не нужно закупаться вином, — добавил Сабин.

Виллу окружали аккуратные ряды виноградников, которые затем тянулись выше в гору, радуя глаз чёткостью линий. Даже кучки рабов, трудившихся между ними, казалось, были расставлены на одинаковом расстоянии друг от друга. Упорядоченность поместья резко контрастировала с неровными очертаниями заснеженных вершин Альп вдали.

Яркое весеннее солнце не слишком согревало это высокогорное царство, откуда ещё не успела уйти зима. Но здесь, внизу, у подножия северного щита Италии, весна уже стремительно вступала в свои права. Освободившись от слоя снега, земля под копытами лошадей теряла свой бурый оттенок, возвращая себе зелень разнотравья, которое те охотно пощипывали.

К братьям подъехал Магн и отпустил поводья, чтобы его лошадь могла свободно пастись. Набрав полную грудь холодного воздуха, он улыбнулся и посмотрел на Зири. Тот ехал рядом, ведя за собой двух вьючных мулов.

— Ну как? Это тебе не иссушенная плоская пустыня, которую ты когда-то называл родным домом.

Зири огляделся по сторонам. Увиденное его явно не впечатлило.

— В пустыне просторно, там нет никаких преград, — юный мармарид указал на кирпичную стену, окружавшую поместье, затем на огромные горы вдали. — Как далеко может проскакать человек на коне по прямой линии в этой стране, пока не упрётся в чью-то собственность или гору?

— Много дальше, чем в Риме, и, главное, никакого тебе зловония.

— Но не дальше, чем в пустыне, хозяин, и там тоже не воняет, — Зири улыбнулся, обнажив крупные белые зубы. На его щеках появились симпатичные ямочки.

Магн нагнулся и добродушно потрепал мальчишку-раба по голове.

— Рабы не смеют выигрывать в споре, ты, кучерявый, гроза верблюдов. Да и вообще рабы не спорят.

Веспасиан рассмеялся и, ударив пятками в бока лошади, направил её вперёд, чтобы проделать последнюю сотню шагов их долгого и утомительного путешествия.

Сев на корабль, отправлявшийся в Массалию, они затем пересели на речное судно и вверх по Родану добрались на нём до Лугдунума[7].

Там они у командующего местным гарнизоном реквизировали лошадей и за пять дней проделали сто пятьдесят миль до Авентикума.

Найдя на Форуме быстрорастущего города ссудную лавку отца, они узнали от двух испуганных писарей, что отца здесь не было вот уже четыре дня, и причиной его отсутствия стала болезнь. Это известие вызвало у братьев беспокойство. Последние мили от города до поместья они проделали в расстроенных чувствах, что неудивительно, ведь их отцу Титу было уже за восемьдесят.

Лёгким карьером путники въехали в сложенные из кирпича ворота и поскакали далее по прямой дороге, по обе стороны которой тянулись свежевскопанные грядки, соседствовавшие с небольшими яблоневыми и грушевыми садами и рядами низких и длинных надворных построек. Дорога упиралась в аккуратно разбитый сад, посередине которого виднелся пруд для разведения рыбы и фонтан, а за ним — двухэтажный загородный дом их родителей.

Дом окружала широкая терраса, ограждённая невысокой, по пояс взрослому человеку, балюстрадой. Над террасой нависала покатая, крытая черепицей крыша, доходившая до первого этажа с его рядом квадратных окон и поддерживаемая деревянными столбами, увитыми ползучими растениями, чья первая зелень трепетала на лёгком ветру. Окна и двери в двух крыльях виллы поражали идеальной симметрией. Как только Веспасиан и его спутники спешились, одна из дверей, та, что слева, открылась, и на затенённой террасе выросла знакомая фигура.

— Клянусь мохнаткой Минервы! — воскликнул Магн. — Артебудз! Что ты тут делаешь?

Веспасиан был удивлён не меньше Магна, увидев бывшего раба, для которого он добился свободы у фракийской царицы Трифены, когда служил в тамошнем легионе трибуном. В последний раз он видел Артебудза десять лет назад. После того как на их поместье в Аквах Кутиллиевых совершили налёт бандиты Ливиллы и её любовника Сеяна, Артебудз сопровождал его родителей во время переезда из Италии на север.

— Магн, мой друг! — улыбнулся ему Артебудз. — Веспасиан и Сабин, рад видеть вас, господа!

Он направился по террасе к двойным парадным дверям. Оставив лошадей Зири и прибежавшему с конюшни мальчишку-конюху, Веспасиан, Сабин и Магн шагнули навстречу Артебудзу.

— Я здесь вот уже третий год, — сообщил он им, пожимая протянутую руку Магна и кланяясь братьям. Кудрявые волосы, когда-то иссиня-чёрные, теперь кое-где были тронуты сединой. — Прибыв вместе с вашими родителями в Авентикум, я вернулся к себе на родину, в провинцию Норик, и отыскал моего отца, Брогдуоса. Он был жив, но уже очень стар. Когда он умер, я похоронил его и начертал на могильном камне оба наших имени. Затем вернулся сюда, чтобы отплатить долг вашей семье за подаренную мне свободу.

Посмотрев на братьев, Артебудз нахмурил лоб с выжженной на нём греческой буквой Сигма.

— Но вы прибыли вовремя, господа. Ваш отец болен и вот уже несколько дней не встаёт с постели. Лекари говорят, что болезнь серьёзная и жить ему, по всей видимости, недолго, ибо ему с каждым днём становится всё хуже и хуже.

Радость Веспасии Поллы от встречи с обоими сыновьями была омрачена тревогой за мужа. Быстро обняв обоих в просторном атрии, полностью перекрытым высоким потолком, призванным защищать от местных холодов, она повела их по коридору, а потом по деревянной лестнице наверх. Некогда красивое и гордое, лицо матери несло на себе печать усталости и забот. Поседевшие волосы были наспех зачёсаны наверх и собраны в узел. В тёмных глазах затаилась тревога, под ними стали заметны мешки — верный признак слёз и бессонных ночей.

— Здешние лекари ничего не знают, — пожаловалась она, ведя сыновей по коридору второго этажа, откуда открывался вид на виноградники и отроги далёких Альп. — Я пыталась убедить Тита вернуться в Рим, но он наотрез отказался. Заявил, что, какую бы судьбу ему ни уготовили седые Парки, её уже не изменить ни грекам-лекарям, известным шарлатанам, ни в Верхней Германии, ни их собратьям по профессии в Риме, где те берут за лечение вдвое большую плату.

Веспасиан уловил логику в таких доводах, однако счёл нужным промолчать. Перед деревянной дверью мать остановилась.

— По его словам, момент, когда смерть решает перерезать нить человеческой жизни, это её личный каприз и не имеет никакого отношения к тому, в какой стране человек находится.

С этими словами Веспасия открыла дверь в комнату отца.

Братья следом за ней вошли в комнату. К их великому удивлению и конечно же радости, они застали Тита, бледного и исхудавшего, сидящим в кровати. Оторвав глаза от свитка, который читал, отец посмотрел на них и слабо улыбнулся.

— О, мои сыновья! Или посланники долетели до Рима и Паннонии на крыльях и вы быстро прибыли сюда, или я впустую потратил деньги, отправив четыре дня назад вам обоим послания, в которых просил вас приехать. — Он вытянул обе руки, и Веспасиан с Сабином почтительно их пожали. — Теперь, когда я увидел вас обоих, более того, чувствуя себя сегодня гораздо лучше, несмотря на все старания лекарей поскорее свести меня в могилу, я встану и отправлюсь на ужин.

Тит поставил кубок с вином на стол и недоверчиво посмотрел на Сабина. Затем, помассировав красноватый шрам, на месте которого когда-то было его левое ухо, повернулся к жене.

— Похоже, мы воспитали из старшего сына идиота с самоубийственным понятием о чести. — Посмотрев на Клементину, он добавил: — Нет, конечно, моя дорогая, за то зло, которое тебе причинили, отомстить было нужно, но только не за счёт жизни твоего брата и мужа.

Клементина молча кивнула в знак согласия. Глаза у неё были заплаканные. Узнав о смерти брата, она долго и безутешно рыдала. Одета она была в простую столу из жёлтой шерсти. Каштановые волосы не были убраны в причёску и спутанными прядями свисали ей на плечи.

Час назад, когда она вернулась с детьми с прогулки, ей рассказали о том, какую роль её муж и брат сыграли в убийстве Калигулы. И вот теперь она разрывалась между скорбью по Клементу и радостью по поводу спасения Сабина. Она решила присутствовать на ужине, чтобы быть рядом с мужем, но предпочитала молчать и почти ничего не ела.

— Мой позор не стоил того, чтобы мои брат и муж рисковали своими жизнями, — вздохнула Клементина, гладя мускулистую руку Сабина. — Но я благодарна богам, что хотя бы один из них остался в живых.

Сабин неловко поёрзал и накрыл ладонь Клементины своей рукой.

— Только бы нам найти римского орла!

Веспасиан поднял свой кубок и протянул его рабу, чтобы тот подлил ему вина.

— А для этого, считает Палл, мы должны найти сына Арминия Тумелика, который, по всей видимости, вернулся к своему племени. Но как нам это сделать? Мы ведь даже не знаем, как он выглядит.

— Думаю так же, как и его отец, — вступил в разговор Тит. — Во всяком случае, в детстве он был на него очень похож.

Братья в изумлении посмотрели на отца.

— Ты видел Тумелика? — спросил, нахмурившись, Сабин.

— Я видел его маленьким во время триумфа Германика. Был май того года, когда мы с твоей матерью отправились в Азию. Через два дня мы отплыли на корабле из Остии. Я тогда ещё обратил внимание на то, как сильно мальчик похож на своего отца, — длинные, почти чёрные волосы, пронзительные голубые глаза, тонкие губы. Правда, у сына была ямочка на подбородке, унаследованная от матери.

— Но как ты мог сравнить его с отцом?

— Просто я видел Арминия, когда тот был ребёнком. Более того, я спас ему жизнь. — Тит грустно улыбнулся. — Сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что, не сделай я этого, всё могло быть по-другому. Порой ход истории способны изменить самые простые люди.

— Как это случилось? — спросил Сабин.

Веспасиан вспомнил первым.

— Ну, конечно! Ты же служил в Двенадцатом легионе!

Стоило Титу вспомнить боевую юность, как на его осунувшемся лице появилось гордое выражение, и он как будто помолодел лет на двадцать.

— Верно, Веспасиан. После того как мы разгромили кантабриев в Испании, нас отправили в Германию. Мы входили в армию Друза, старшего брата Тиберия. Он выполнял волю Августа, приказавшего покорить Великую Германию до самых берегов Альбиса[8].

С ним мы совершили военные походы на лесистых землях вдоль берегов холодного Северного моря, населённых фризами и хавками. Мы бились с хавками и марсиями в тёмных лесах и на холмах вдали от моря. Когда мне исполнилось тридцать четыре, я уже два года был центурионом. Мы воевали с херусками на берегах Альбиса.

Мы разгромили их, и Сегимер, их царь, сдался Друзу в одной из тамошних священных рощ. Чтобы скрепить договор, было решено оставить его девятилетнего сына Эрминаца заложником в Риме. Поскольку в то время я был самым молодым центурионом, то сопровождать мальчика в Рим было приказано мне. Так что я близко с ним познакомился. Я спас его от хаттов, устроивших нам засаду на обратном пути к Рену.

— Эрминац — это ведь Арминий, отец? — уточнил Веспасиан.

— Да, его латинское имя — Арминий. Он прожил в Риме семь лет, получил всадническое звание, после чего поступил на службу в легионы в ранге военного трибуна. В конечном итоге, будучи префектом когорты, состоявшей из германцев, он вернулся в Великую Германию.

Остальное уже история: через три года после возвращения он предал Вара. Без малого двадцать пять тысяч легионеров и воинов-германцев из вспомогательных когорт были убиты. Наверное, зря его тогда не отдали хаттам.

Сабин сделал глоток вина. Вид у него был угрюмый.

— И чем это может нам помочь, отец? Ты видел Тумелика, когда ему было два года, а его отца — когда тому было девять. И ты считаешь, что в детстве они были похожи. Оба черноволосые и голубоглазые, как и тысячи других германцев, только у Тумелика, в отличие от Арминия, была ямочка на подбородке.

— Именно, — согласился с братом Веспасиан. — Но если бродить по Великой Германии и заглядывать всем мужчинам под бороду, это не приблизит нас к Тумелику.

Тит кивнул и взял сморщенное зимнее яблоко.

— Поэтому нужно сделать так, чтобы он сам к вам пришёл.

Сабин был готов расхохотаться, но вовремя вспомнил, что разговаривает с родным отцом, и придал лицу уважительное выражение.

— И как же этого добиться?

Вытащив из висящих на поясе ножен нож, Тит принялся чистить яблоко.

— Как я уже сказал, я близко познакомился с Эрминацем, или Арминием. Дорога до Рима заняла почти два месяца. Вскоре парень сообразил, что его увозят далеко от родного дома, и впал в отчаяние. Понял, что больше не увидит родителей, и особенно горевал о матери. Германцы любят и почитают своих жён и матерей и даже советуются с ними в делах, которые мы, римляне, считаем исключительно мужскими.

Услышав его слова, Веспасиан презрительно фыркнул. Тит же невозмутимо продолжил:

— В то утро я передал его жене Друза, Антонии...

— Ты в молодости был знаком с Антонией? — удивился Веспасиан.

— Не совсем. Она отправила меня восвояси, как только я вошёл в её дверь. Я занимал слишком скромное положение, чтобы на меня обращать внимание. Как бы то ни было, прежде чем расстаться с Арминием, я получил от него одну вещь, которую он попросил передать его матери. Я, конечно, пообещал, думая, что вернусь в свой легион, однако я не знал, что через два дня после нашего отъезда Друз упал с лошади, а через месяц умер. Мы встретили его погребальный кортеж на обратном пути, и мой легион принял в нём участие. Затем нас перебросили в Иллирикум, а ещё через несколько лет вместе с Тиберием мы совершили поход в Великую Германию.

На этот раз мы продвигались с юга и не дошли до земель, населённых херусками. Затем, спустя почти четыре года, я получил удар копьём в живот и по причине ранения был списан из армии. Я так и не попал в земли херусков и не вернул нож матери Арминия. Когда же я, оправившись от ран, возвратился в Рим, Арминий служил где-то далеко, и я не смог вернуть ему его вещь.

В глазах Сабина вспыхнула надежда.

— И эта вещь всё ещё у тебя?

— Да. Более того, я ей до сих пор пользуюсь, — ответил Тит, разрезая яблоко на четыре части.

— Как?

— Вот так! — ответил Тит, вырезая из четвертинки сердцевину.

Братья оторопели, глядя нож в отцовской руке.

— Твой нож?! — воскликнули оба одновременно.

— Да, нож, которым я пользуюсь каждый день. Я чищу им фрукты и использую во время жертвоприношений, — Тит поднял нож лезвием вверх. — Я дважды пользовался им на церемонии имянаречения, когда давал вам имена.

Веспасиан и Сабин встали и подошли ближе, чтобы свежим взглядом разглядеть нож, который они в детстве каждый день видели в руках у отца.

— Вряд ли Тумелик захочет помочь вам, но если сказать ему, что у вас есть нож Арминия, то он, по крайней мере, согласится поговорить с сыновьями человека, который спас жизнь его отца, в обмен на памятную вещь об отце, которого он почти не знал. После этого всё будет зависеть от вас, сумеете ли вы убедить его.

— Но как он поверит, что нож действительно принадлежал Арминию? — спросил Веспасиан, восхищаясь простотой оружия.

— Присмотритесь к лезвию.

— На нём нанесены какие-то странные буквы, верно, Тит? — спросила Веспасия, нахмурив брови. — Это тот самый нож, который ты вручил мне, чтобы я убила себя, в ту ночь, когда на виллу в Аквах Кутиллиевых напали головорезы Ливиллы. Я приставила его к груди и посмотрела на своё отражение в зеркальной поверхности лезвия. Мне стало страшно при мысли, что я в последний раз вижу себя в зеркале. Внезапно я заметила линии, искажавшие моё отражение, и попыталась успокоиться и понять, что это такое. Я хотела спросить об этом позднее, но из-за потрясения забыла. Просто вылетело из головы.

Веспасиан прищурился. На лезвии, ближе к рукоятке, проступали несколько тонких линий — очевидно, некие письмена.

— Что это такое, отец?

— Это руны — письмена германцев. Арминий сказал мне, что они складываются в слово «Эрминац».

* * *

Через пять дней братья поняли: отъезд больше откладывать нельзя. Сидя вместе с родителями на пристроенной к дому террасе, Веспасиан наблюдал за тем, как к ним приближаются Сабин и Клементина с детьми Флавией Сабиной и Сабином-младшим, которым было, соответственно, одиннадцать и девять лет.

Слева от виллы, возле конюшни, Магн и Артебудз давали указания Зири и паре рабов, которые были заняты тем, что навьючивали на коней провизию, которой им должно было хватить на сотню миль пути до Аргентората, где стоял лагерем Второй Августов легион.

— Я вчера отдал распоряжения — велел продать моё ссудное дело, — сообщил Тит. Несмотря на солнечный день, его бил лёгкий озноб. Не согревало даже наброшенное на плечи одеяло.

Веспасия посмотрела на мужа и нахмурилась.

— Ты, наконец, решил вернуться в Италию?

— Нет, Веспасия, я умру здесь, и это случится уже очень скоро.

Веспасиан промолчал: отец говорил правду — с таким здоровьем старик не протянет и до середины лета. Значит, это их последнее прощание.

— И что прикажешь делать мне, Тит? — возмутилась Веспасия.

— Что хочешь. Я оставляю тебе поместье. Доход от него и деньги от продажи ссудного дела обеспечат тебе безбедное существование. Ты можешь остаться здесь или вернуться в одно из наших поместий в Италии — в Аквы Кутиллиевы, которое я оставляю Веспасиану, или в Фалакрину, которая отойдёт Сабину.

— Ты думаешь, я останусь в доме, где каждая вещь будет напоминать о тебе? Как можно быть таким глупым, прожив на белом свете столько лет?

Тит усмехнулся и одарил жену любящей улыбкой.

— Потому, Веспасия, что в твоих глазах я всегда останусь таким.

— Я не могу понять, Тит, это оскорбление или комплимент? — сконфузилась Веспасия.

— Это и то, и другое, моя дорогая.

Веспасия презрительно фыркнула.

— Тит, если ты окончательно вознамерился умереть, предупреждаю, я не останусь в доме, где даже стены будут постоянно напоминать о твоём себялюбии. Флавии скоро второй раз рожать, а Клементина непременно захочет вернуться с детьми в Рим, так что там я буду нужнее. Пожалуй, я вернусь в дом моего брата Гая.

Веспасиан закрыл глаза и, представив, как его мать и Флавия будут уживаться под одной крышей, содрогнулся. Затем подумал, как поведёт себя дядя Гай. Скорее всего, будет постоянно заявлять, что у него много дел и надо срочно разобрать письма.

— И почему я не подумал об этом раньше? — пробормотал Тит с лёгкой усмешкой.

Веспасия строго посмотрела на мужа, но в следующее мгновение её лицо смягчилось. Она положила руку на его колено.

— Уверена, что ты подумал, однако решил, что я сочту это глупостью.

Тит сжал руку жены и посмотрел в сторону конюшни: там Сабин подсадил сына на коня и дал ему подержать свой меч. Махая клинком над головой, мальчонка издал воинственный клич. Старшая сестра радостно захлопала в ладоши. Не сводя глаз с детей, Сабин обнял жену за плечи.

Тит довольно улыбнулся этой трогательной семейной сцене. Затем повернулся к Веспасиану.

— Помнишь клятву, которую я заставил тебя и твоего брата принести друг другу? До того, как мы много лет назад переехали в Рим?

— Помню, отец, — ответил Веспасиан, с опаской покосившись на мать.

— Можешь говорить свободно, — сказала Веспасия. — Тит рассказал мне, зачем он заставил вас это сделать.

Тит подался вперёд.

— Какова была суть этой клятвы?

— Если один из нас не сможет помочь другому в беде, поскольку мы связаны предыдущей клятвой, то эта новая клятва отменит старую, ибо принесена перед всеми богами и духами наших предков.

— Как ты думаешь, для чего я заставил вас поклясться друг другу?

Веспасиан напрягся. Пятнадцать лет он мечтал поговорить об этом с отцом, однако знал: тема эта запретная.

— Она призвана отменить клятву, которую мать заставила принести всю семью, включая Сабина, на церемонии моего наречения. Через девять дней после моего рождения все поклялись не разглашать предзнаменований при жертвоприношении и того, что они пророчили. Я не знаю, каковы они были. Мне никто о них не рассказывал.

— Верно, ибо они поклялись держать это в тайне.

— Именно. Но с тех пор я столкнулся с двумя другими пророчествами, и они дали мне пищу для размышлений. Первое, очень туманное, было сделано греческим оракулом из Амфиарая. Из него следовало, что однажды некий восточный царь завоюет Запад, если с неким даром пройдёт по пустыне стопами Александра Великого.

— Что это означает?

— Не знаю, не уверен, но когда я был в оазисе Сива, в Киренаике, то стал свидетелем возрождения Феникса.

Тит и Веспасия недоверчиво посмотрели на младшего сына.

— Меня отвели к оракулу Амона, и бог говорил со мной. Он сказал мне, что я пришёл слишком рано, и не знаю, какой вопрос должен задать, и что я должен прийти снова, но только с даром, сравнимым с мечом, который оставил там Александр Великий.

— А что говорилось во втором пророчестве? — спросил Тит. — Что ты вернёшься?

— Нет, скорее это было приглашение вернуться туда с подарком и правильным вопросом. Мне показалось, что это как-то связано со словами Амфиарая. Второе пророчество было сделано Фразиллом, астрологом Тиберия. Он сказал, что если сенатор увидит, как в Египте возродится Феникс, то он станет родоначальником следующей императорской династии. Но я не видел Феникса в Египте. Когда-то Сива входила в его состав, но сейчас она принадлежит Киренаике. Поэтому я не знаю, что и думать. Скажи мне, отец, что за предзнаменования были в день моего рождения, чтобы я мог более отчётливо видеть дорогу своей судьбы.

— Мы не можем, сын мой.

— Лишь потому, что вы поклялись никогда не говорить об этом! — в отчаянии воскликнул Веспасиан.

— Я была права, когда потребовала от вас клятву сохранить пророчество в тайне, — заявила мать. — Это было сделано для твоего же блага. Но и твой отец тоже был прав, когда разрешил Сабину раскрыть её тебе, если он сочтёт, что это нужно.

— Но когда это будет? — Веспасиан был готов лопнуть от любопытства.

Тит пожал плечами.

— Кто знает? Я знаю лишь одно: если ты не найдёшь римского орла и Сабин поплатится за это жизнью, он скажет тебе об этом прежде, чем умрёт. Я вчера разговаривал с ним и убедил, что, поступив так, он не нарушит первую клятву. В какой-то момент тебе понадобится его помощь, и он окажет её тебе, пусть даже из загробного мира.

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт, — пробормотал Веспасиан, хотя любопытство подталкивало его к противоположному выводу.

— Верно, будем надеяться, — согласился с ним Тит, с помощью жены поднимаясь на ноги.

Оглядев поместье, он одобрительно улыбнулся.

— Я рад, что прожил здесь свои последние годы, да и обитатели Авентикума обеспечивали меня приличным доходом.

Веспасия протянула ему палку, и он проковылял к двери. Здесь он остановился и посмотрел через плечо на Веспасиана.

— Наша семья должна вознаградить этот город за всё, что он сделал для Веспасии и для меня. Надеюсь, настанет день, и ты даруешь ему права колонии.

Веспасиан растерянно смотрел в спину удаляющемуся отцу, и в глубине его сознания вызревала мысль — смехотворная мысль, которую он безуспешно пытался отогнать от себя. Неужели такое возможно? Неужели когда-нибудь он займёт такое положение в обществе, что сможет выполнить отцовское пожелание?

ГЛАВА 6

накомо, как материнские сиськи, — заявил Магн, глядя вниз, на постоянный лагерь Второго Августова легиона, построенный на равнине в полумиле от берега Рена.

Веспасиан был вынужден согласиться с товарищем, хотя и не с самим сравнением.

— Я бы сказал, как глаза матери, но я тебя понял.

Он с восхищением посмотрел на высокие каменные бастионы со сторожевыми башнями, аккуратные ряды казарм, выстроенные на одинаковом расстоянии друг от друга.

Между хижинами и крепостными стенами протянулась лента свободного пространства, плац шириной примерно в двести шагов — расстояние полёта стрелы. На плацу центурии легионеров отрабатывали строевой шаг. Через лагерь, разделяя его на четыре части, проходили две дороги. На их пересечении, чуть в стороне от геометрического центра лагеря, вместо обычных кирпичных казарм теперь стояли внушительные административные здания. Высокие, сложенные не из кирпича, а из камня, они тотчас бросались в глаза на фоне остальных строений, однообразных и унылых. В целом же лагерь мало чем отличался от нескольких десятков ему подобных, разбросанных по всей империи.

Веспасиана удивило другое: пейзаж на противоположном берегу реки. Он ожидал увидеть тёмные, мрачные леса, не тронутые римской цивилизацией. Вместо этого на восточном берегу Рена, среди распаханных полей или пастбищ, на которых мирно щипали траву стада домашнего скота, располагались аккуратные фермы.

Это были отнюдь не те дикие земли, о которых рассказывали байки ветераны: мол, в Германии можно бродить днями, не видя неба из-за густого свода леса. Впрочем, вдали, на расстоянии нескольких миль от лагеря, пахотные земли сменялись поросшими хвойным лесом холмами, которые лучше соответствовали расхожим представлениям о Великой Германии. Торговля с землями по ту сторону границы империи, похоже, была оживлённой: широкую реку постоянно пересекали самые разные плавучие средства, а расположенный на западном берегу, неподалёку от лагеря, городок даже имел небольшую пристань.

— Увеличился лишь размер городка рядом с лагерем, — заметил Сабин, ударами пяток в бока подгоняя своего скакуна вниз по склону.

— И цена местных шлюх, — мудро изрёк Магн и, немного подумав, добавил: — И конечно же напыщенность болвана-командующего.

* * *

Гней Домиций Корбулон сжал Веспасиану руку.

— Значит, ты прибыл, чтобы занять моё место, Веспасиан? Не скажу, что я сильно этим огорчён. Калигула назначил меня командовать Вторым легионом исключительно с целью меня унизить. А всё потому, что я сказал своей сводной сестре, что она позорит нашу семью, расхаживая голой на императорских пирах. Мне, как бывшему консулу, должны были дать в управление провинцию, а не какой-то жалкий легион. Но тебе этот пост в самый раз.

Свободной рукой он обвёл просторный преторий — штаб легиона. В дальнем его конце в окружении горящих факелов и караула из восьми легионеров гордо возвышался орёл легиона.

— Спасибо тебе, Корбулон, — ответил Веспасиан, стараясь сохранить серьёзный вид. — Я считаю это для себя честью.

— Так и должно быть, — согласился с ним Корбулон, высокомерно глядя на собеседника. При этом он старательно не замечал стоявшего рядом Магна. — Чего я не понимаю, — добавил он, пожимая руку Сабину, — так это почему на смену мне прислали сразу двоих, — с этими словами начальник гарнизона издал нечто похожее на блеяние барана.

Веспасиан понял: это Корбулон великодушно снизошёл до шутки.

— Похоже, начальство испугалось, что один не будет сочтён равноценной заменой, — пробормотал Магн, причём довольно громко.

Корбулон слегка ощетинился, но ему не хватило мужества признать, что в комнате находится некто столь низкого происхождения, как Магн, не говоря уже о том, что этот мужлан позволил себе оскорбительные замечания.

— Впрочем, это вскоре станет ясно, Сабин. Я приглашу моих офицеров познакомиться с новым легатом.

— Вот тогда всё и обсудим, — ответил Сабин.

— Боюсь, Корбулон, я вынужден вручить тебе это, — сказал Веспасиан, протягивая Корбулону полученный от Нарцисса свиток. — Это приказ, подписанный императором.

— Понятно, — пробормотал Корбулон, хмуро глядя на свиток, затем посмотрел Веспасиану в глаза.

Тот понял причину настороженности начальника гарнизона.

— Я не знаю, что там написано, — поспешил пояснить он.

Корбулон несколько секунд разглядывал свиток, прежде чем его взять.

— Я буду не первым, кто получил приказ совершить самоубийство, — он взвесил свиток в руке, как будто пытался по весу определить его содержание. — Я не стал бы обвинять Клавдия. Он наверняка боится, что я заломлю за мою потаскуху-сестру высокую цену. Что же, он прав, но не больше, чем можно выжать из кончика пальца, уколовшись булавкой, — Корбулон снова издал блеяние умирающего барана. Веспасиан был сражён наповал: ему ни разу не доводилось видеть, чтобы его визави пошутил дважды в течение одного дня.

Корбулон взломал на свитке печать.

— Ты знаешь, что я заставил легион присягнуть на верность Клавдию, как только стало известно, что он стал новым императором? Я верен ему, как бы неуклюж и внешне жалок он ни был.

Он пробежал глазами содержание свитка и облегчённо вздохнул.

— Похоже, мне не придётся падать животом на меч. Я лишь должен вернуться в Рим и оставаться там под домашним арестом, пока не будет принято решение о моей будущей судьбе. Клянусь сиськами Минервы, мне никогда не получить в правление провинцию! Хвала богам, что моей сводной сестры больше нет в живых. Её неспособность держать ноги вместе не принесла нашей семье ничего, кроме бесчестья, и даже с того света эта шлюха ставит палки в колёса моей карьере.

— Думаю, тебе вечно бы ставили палки в колёса, не будь Нарцисс у тебя в долгу, — заметил Веспасиан. — То, что мы убили Поппея, помогло его патрону сохранить свои денежки.

Корбулон сморщился, как будто в нос ему ударило зловоние.

— Только не надо мне об этом напоминать. Впрочем, если из этого постыдного убийства вышло хоть что-то доброе, и на том спасибо. Однако я буду благодарен тебе, если впредь ты не станешь говорить об этом. Сейчас ты, возможно, пожелаешь принять ванну и переодеться. Через час я соберу офицеров для встречи с тобой. Думаю, тебе особенно понравится мой старший трибун Гай Лициний Муциан.

— Спасибо, Корбулон, но, думаю, лучше это сделать через два часа. Я должен представиться наместнику.

* * *

— Это нарушение всех правил! — рявкнул Сервий Сульпиций Гальба, как будто находился на плацу. Впрочем, другого тона он просто не знал. — Принять под командование легион, чтобы на следующий день его бросить и отправиться на другой берег реки выполнять какое-то задание, суть которого ты сам не в состоянии объяснить? Так не бывает! Это беззаконие! С другой стороны, сегодня возможно всё. Вольноотпущенники и калеки отдают приказы тем, кто может проследить свою родословную вглубь до первых дней республики и даже раньше! Новые люди вроде тебя из непонятных семей становятся легатами и заменяют бывших консулов, которым надлежит править провинциями. Пора вернуться к традиционным римским ценностям. Нам не хватает дисциплины, ты согласен со мной... Э-э-э-?.. — он быстро заглянул в письмо Клавдия. — Веспасиан?

— Да, наместник, — ответил Веспасиан, устраиваясь удобнее на твёрдом деревянном стуле.

Пока Гальба перечитывал приказ Клавдия, он успел оглядеться. Не таким он ожидал увидеть кабинет наместника провинции. Комната была обставлена более чем скромно. Мебель была простой и практичной. Украшения отсутствовали. Даже чернильница на грубо сколоченном столе была сделана из простой, закалённой на огне глины. Закончив читать, Гальба свернул свитки и один протянул Веспасиану.

— Сделать Корбулона, с его положением и происхождением, моим подчинённым... Большее оскорбление невозможно даже представить и для него, и для меня. Твоё назначение, по крайней мере, избавляет нас от этого. Ладно, бери всё, что тебе нужно для выполнения твоего задания. Но помни: германцы — кровожадный сброд, варвары, не имеющие понятия о дисциплине. Пару месяцев назад мне пришлось отбросить обратно за реку отряд хаттов, когда они по льду перешли реку ниже по течению.

— Если верить картам, я буду вынужден пройти через их земли.

— Тогда постарайся сделать это как можно быстрее, — сказал Гальба, помахав перед носом Веспасиана приказом Клавдия. — Я буду в лагере незадолго до полудня. Официально вручу тебе приказ и подтвержу твои полномочия, хотя зачем это, я не понимаю. Они обязаны делать то, что им приказано. Дисциплины никакой, как ты понимаешь. Никакой дисциплины.

— Самый лучший отряд для такого задания — первая ала батавов, — сообщил Гай Лициний Муциан, хотя его мнением никто даже не поинтересовался.

— Тебе придётся взять конницу, но эти парни будут полезны, как никто другой. Их родные земли находятся в устье Рена, и они учатся плавать раньше, чем ходить. Они также умело обращаются с лодкой и вёслами, что крайне важно, если учесть, что тебе придётся преодолеть немало рек. Более того, они — германцы и смогут общаться с местными племенами. И, наконец, они хорошо знают местность.

— Где они располагаются? — спросил Веспасиан.

Молодой военный трибун ему понравился — и за верную оценку обстановки, и за дельное предложение по поводу того, что может понадобиться в походе, высказанное сразу после того, как Веспасиан закончил разговаривать со старшими офицерами Второго Августова легиона.

— В Салецио, примерно в тридцати милях ниже по реке, к северу отсюда.

— Благодарю тебя, Муциан, — сказал Веспасиан и обвёл взглядом лица сидевших напротив него офицеров. Они сидели перед столом, который он занимал вместе с Сабином. Пять младших трибунов, чьи имена он не успел запомнить, были явно готовы поддержать его идею. Впрочем, его не интересовало мнение младших офицеров, не слишком опытных, в отличие от мнения примипила Татия, старшего центуриона, а также Публия Аниция Максима, префекта лагеря.

Оба кивнули, соглашаясь с новым командиром легиона. В отличие от них, на лице Корбулона читался скепсис.

— Кто теперь ими командует?

— Теперь ты, — ответил Корбулон. — Но я не уверен, что тебе понравится их префект. Заносчивый молодой человек, который в подмётки не годится своему отцу. Боюсь, преждевременная смерть Пета сыграла свою роковую роль: сын вырос без надлежащего отцовского присмотра.

— Ты имеешь в виду Луция, сына Публия Юния Цезенния Пета?! — воскликнул Веспасиан, вспомнив своего давно погибшего друга, их общего с Корбулоном боевого товарища во время службы во Фракии.

Десять лет назад он был убит Ливиллой. Тогда, будучи городским квестором, Пет по приказу Сената пытался арестовать эту особу после падения её любовника Сеяна. Умирая, Пет попросил Веспасиана присмотреть за Луцием. Веспасиан пообещал, но обещания не сдержал и теперь горько в этом раскаивался.

Сидевший рядом Сабин поёрзал на стуле.

— А другого отряда нет?

Корбулон отрицательно покачал головой.

— Есть две алы кавалерии галлов, но они слишком... как бы это сказать... слишком галльские. Они ненавидят всех германцев без исключения, и при первом же удобном случае будут пытаться ввязаться с ними в бой, что вряд ли будет способствовать успеху твоего дела. Если же дело и впрямь дойдёт до схватки, нашей собственной кавалерии далеко до германцев.

Боюсь, что Муциан прав. Для наших целей лучше всего подойдут батавы.

— Тогда берём их с собой. Кроме того, я в долгу перед молодым Луцием.

Веспасиан покосился на Сабина, но тот предпочёл не встречаться с ним глазами.

— Как и мой брат, — тихо добавил он. — Муциан, отправь немедленно послание Луцию Пету. Он должен быть здесь завтра утром с шестью турмами своих батавов. Думаю, что ста восьмидесяти воинов будет достаточно для обеспечения нашей безопасности и не слишком много, чтобы насторожить местные племена. И ещё скажи ему, что мне нужно несколько человек, хорошо знающих внутренние районы Великой Германии. Максим, приготовь шесть лодок. Завтра днём мы отчаливаем. Все свободны, господа.

— Ты не вернул семье Пета сто тысяч денариев, которые брал у него в долг, разве не так? — заявил Веспасиан брату, как только они остались одни. — Я же говорил тебе, что не надо было одалживать этих денег.

— Не читай мне нотаций, брат. Эти деньги Пет предложил мне сам. Я же занял их у него лишь затем, чтобы купить дом побольше. Если ты такой прижимистый, то это вовсе не значит, что все должны жить так, как ты. Да что там, у тебя даже нет своего дома!

— Возможно. Но у меня нет долгов, и поэтому я сплю спокойно. А как спится тебе?

— Поверь мне, что гораздо лучше и слаще, чем тебе.

— Но как ты можешь? Долг каждый месяц прирастает процентами. Когда ты собираешь его вернуть?

— Скоро. Такой ответ тебя устраивает? Я собирался отдать долг несколько лет назад, но, когда при пожаре на Авентинском холме сгорел мой дом, мне понадобились деньги на его ремонт. А потом я просто забыл о долге.

— Луций не забыл.

— Луций, наверно, даже не знает, что я ему должен.

Веспасиан бросил на брата колючий взгляд.

— Тогда я скажу ему.

Какой же ты всё-таки паршивец!

— Тогда поговори с ним сам, когда он появится. Я не хочу, чтобы это отравляло ваши отношения, пока мы будем скитаться по Германии, чтобы спасти твою расточительную жизнь.

С этими словами Веспасиан развернулся и стремительно вышел из претория.

На следующий день, выходя из ворот лагеря вместе с Гальбой на смотр Второго Августова легиона, Веспасиан старался держать спину гордо. Хотя гарнизон был не в полном составе, так как несколько центурий несли охрану небольших фортов и сторожевых башен вдоль берега Рена, всё равно он являл собой впечатляющее зрелище. На его плацу между цитаделью и рекой ровными рядами отдельных когорт выстроились более четырёх тысяч воинов.

Поднимаясь на помост, Веспасиан пожалел о том, что в эти мгновения его не видит отец. Впрочем, в глубине души он понимал: им с Титом уже больше не встретиться. В Авентикуме они попрощались навсегда, благодарные судьбе за такую возможность. Большинству людей не дано даже это.

— Второй Августов легион! — проревел примипил Татий. — Смир-р-р-но!

Стоявший рядом трубач поднёс к губам горн и издал три ноты, одна выше другой. Как только стихла последняя, центурионы одновременно проревели приказ. Легион, ударив о землю тупым концом копья и себя в грудь щитом с изображением Пегаса и Козерога, застыл по стойке смирно. Тишину нарушали лишь шелест трепещущих на ветру штандартов и карканье ворон на ветках соседней рощицы.

Веспасиан обвёл взглядом ряды суровых лиц, смотрящих прямо перед собой над краем щита. На шлемах играли бликами лучи солнца.

— Легионеры Второго Августова легиона! — пророкотал Гальба даже громче, нежели накануне вечером. — Император счёл нужным назначить Тита Флавия... — он быстро посмотрел на восковую табличку, которую держал в руке. — ...Веспасиана вашим новым легатом. Вы будете во всём ему подчиняться.

Коротко кивнув, он повернулся и передал новому легату императорский указ.

Стоя на помосте, Веспасиан приветственно поднял свиток с указом о своём назначении, салютуя тем, кем ему предстояло командовать. Ветерок трепал полы его красного плаща и белый плюмаж из конского волоса на шлеме. Повернувшись сначала вправо, затем влево, он показал указ, чтобы каждый мог увидеть символ власти законного командующего. Легион ответил ему оглушительным рёвом.

Затем он драматическим жестом опустил руку, и все до единого смолкли. Веспасиан сделал глубокий вдох, так что грудные мышцы изнутри упёрлись в бронзовую кирасу, и положил левую руку на пурпурный кушак.

— Воины Второго Августова легиона, я — Тит Флавий Веспасиан. Император назначил меня командовать вами. Вы меня хорошо узнаете, так же как и я вас. Не буду произносить долгих речей, прославляющих вашу храбрость. Если вы заслуживаете похвал, то вам должно быть достаточно и пары слов. Если же я увижу, что вам не хватает отваги, я скажу вам, и тоже коротко, всего парой слов.

— Тебе следует их высечь! — рявкнул Гальба «вполголоса», чтобы его могла слышать лишь половина легионеров.

— Я всегда найду время выслушать ваши жалобы, сообщайте мне о них и не пытайтесь разобраться самостоятельно. Мы связаны взаимными узами дисциплины, и эта связь станет гарантией того, что мы будем жить дружно и слаженно сражаться в бою. Если кто-то разорвёт эту связь, он подведёт всех своих остальных товарищей и будет наказан.

Однако я не сомневаюсь, что слова похвалы в ваш адрес будут звучать чаще замечаний. Я знаю, что вы как граждане Рима и солдаты прославленного Второго Августова легиона будете с честью и старанием выполнять свой долг. Я верю в вас и взамен прошу вашей преданности и подчинения. Я доверяю вам себя, легионеры Второго Августова легиона!

Примипил Татий выхватил из ножен меч и вскинул его над головой.

— Второй Августов легион приветствует тебя! Аве, Веспасиан!

Громоподобный хор голосов напугал ворон; птицы испуганно взмыли в воздух над соседним леском. Затем, следуя примеру старшего центуриона, весь легион вскинул копья. Ликующие крики сменились скандированием: «Веспасиан! Веспасиан!» Это слово повторяли солдаты раз за разом, в такт потрясая оружием.

Впрочем, Веспасиан не стал долго выслушивать их скандирование, зная, сколько легатов потеряли из-за этого свой пост. Ревнивые к чужой славе, императоры быстро смещали тех, кто пользовался солдатской любовью. Соглядатаев хватало повсюду. Прижав руку к груди, он подал знак, призывающий к тишине. Знак этот был понят сразу.

Легион опустил копья и стал ждать, что ещё им скажет новый легат.

Веспасиан помолчал, в очередной раз мысленно пожалев о том, что отец не видит его в эти мгновения, и думая о том, какими словами завершить свою речь. Вороны, покружив над легионом, начали возвращаться на деревья.

— Моя первая встреча с вами будет короткой. Сообщаю, что меня не будет здесь примерно месяц, ибо мне предстоит выполнить задание императора. Командовать вами останется мой старший трибун Муциан, ему будет помогать префект лагеря Максим. Им вы будете подчиняться так, как мне.

Вороны, устроившиеся было на деревьях слева от Веспасиана, внезапно с оглушительным карканьем вновь взмыли вверх. Откуда-то из-за деревьев донёсся громкий топот копыт. Веспасиан обернулся: ему навстречу, по четыре в шеренге, скакал отряд из двухсот всадников. Когда они подъехали ближе, он увидел, что всадники все как один длиннобородые и в штанах — излюбленной одежде германцев.

Впрочем, во главе колонны ехал молодой римский офицер. Примерно в полусотне шагов от помоста он выпустил поводья, вскинул обе руки, затем указал влево и вправо. Затем снова взял поводья и поехал уже медленнее. Всадники у него за спиной, начиная с последних рядов, на полном скаку рассредоточились влево и вправо и вскоре встали в одну шеренгу со своим командиром.

Не оглядываясь, командир отряда всадников заставил своего скакуна перейти на шаг, затем вскинул правую руку и через секунду опустил её. Его отряд мгновенно застыл на месте двумя идеальными шеренгами по девяносто человек.

— Луций Юний Цезенний Пет, префект первой алы батавов докладывает легату Веспасиану.

Луций Пет отдал салют и огляделся по сторонам.

— Надеюсь, я ничему не помешал? — невинно осведомился он, сверкнув белозубой улыбкой.

* * *

— Этот Луций Пет — ходячее воплощение наглости и зазнайства. Так было всякий раз, когда мне приходилось иметь с ним дело, — заявил Корбулон Веспасиану, наблюдавшему за тем, как Пет отдаёт распоряжения своим батавам. В слабом свете предзакатного солнца те заводили своих лошадей с берега на борт лодок. — Лишь потому, что в его роду десять консулов, он думает, ему можно обращаться со всеми, как он пожелает. Этот наглец даже критиковал моё руководство и оспаривал мои приказы. Ты можешь себе это представить?

— Неужели? Как это некрасиво с его стороны.

Впрочем, он легко себе это представил. Хотя ветвь Домициев, к которой принадлежал Корбулон, в течение двухсот лет относилась к сенаторскому сословию, сам Корбулон был первым, кто удостоился звания консула. Веспасиан прекрасно понимал: в глазах Луция Пета, происходившего из более древнего, аристократического рода, такой бездушный служака, как Корбулон, был самоуверенным выскочкой, недоразумением и ничтожеством. Впрочем, вслух он этого не сказал.

— Ладно, пусть ему сопутствует удача. Надеюсь, наши пути больше никогда не пересекутся, — пробормотал Корбулон, когда к ним приблизился предмет его негодования.

— Твои четыре лошади и запасные будут навьючены в последнюю очередь, господин, — доложил Пет, — прямо перед отъездом. Лошадки моих парней привыкли к лодкам и готовы подождать.

— Отлично, префект.

Пет насмешливо посмотрел на Корбулона.

— У меня нет лошади для тебя, бывший легат. Разве ты собираешься в поход вместе с нами?

Корбулон возмущённо фыркнул и, коротко кивнув Веспасиану в знак прощания, развернулся и быстро зашагал по причалу прочь.

— Когда будешь служить под моим началом, советую тебе соблюдать приличия. И поменьше самолюбования, — предупредил Пета Веспасиан, глядя вместе с ним вслед удаляющемуся Корбулону.

— Соблюдать приличия, — повторил молодой префект. — Я понял тебя, господин.

Впрочем, это явно не входило в его планы.

Веспасиан не стал развивать эту тему. Несмотря ни на что, сын старого друга ему понравился.

Луций Пет был копией отца — такое же открытое, дружелюбное лицо, голубые глаза с затаившейся в них лукавинкой. Именно таким был Пет-старший, когда Веспасиан познакомился с ним во Фракии. Всего этого, а также чувства вины, которое грызло его за то, что он не сдержал обещания следить за воспитанием Пета, было достаточно, чтобы прощать юному командиру конного отряда батавов его вольности.

Ему было понятно, почему Корбулон с его аристократической спесью так невзлюбил Луция Пета. Однако понимал он и то, что сможет по-настоящему оценить Пета, лишь увидев его в бою. Хотя Луций Пет был слишком молод для звания префекта вспомогательной кавалерии, Веспасиана это не удивляло. Патриции вроде Юниев, в роду которых было столько консулов, могли рассчитывать на скорое повышение по службе. Отец Пета-младшего достиг этого звания примерно в том же возрасте.

— Сколько ещё человек поедут, Ансигар? — крикнул Пет бородатому декуриону; батавы служили под командованием своих собственных офицеров.

— Четверо, господин, — ответил тот с сильным акцентом.

— Похоже, твоя турма победит, — Пет посмотрел на каменный причал и вереницу лошадей, ожидавших погрузки на пять лодок. — Когда мы вернёмся в лагерь, ты с твоими парнями получишь столько пива, сколько в вас влезет.

— Эх, только бы норны, что прядут нить нашей судьбы, не торопились её обрывать. Но эти стервы всё делают нам назло, — ухмыльнулся Ансигар.

— Бабы, что с них взять, — сказал Пет и хлопнул его по плечу.

— Нет, префект, не бабы — богини!

— Богини, это же надо! — рассмеялся Пет. — Хитрые твари. Что может быть хуже, верно?

— Неудивительно, что этот напыщенный болван не любит его, — заметил Магн, подходя к Веспасиану вместе с Зири, который протянул ему старый потёртый плащ, не раз бывавший в походах. — Ему неприятны собственные подчинённые. Что тогда говорить про хорошую шутку.

— Это ты про Корбулона, бывшего консула? Я правильно тебя понял?

— Про того, длинноносого. Он буквально изрыгал огонь, когда я прошёл мимо него. Был так разъярён, что расталкивал всех у себя на пути. Да, про него.

Веспасиан покачал головой и, сняв военный плащ, отдал его Зири. Затем поднял голову и посмотрел на красное солнце, повисшее над горизонтом.

— Где Сабин?

— Он раздобыл быка и теперь ждёт заката, чтобы принести животное в жертву Митре ради успеха нашего похода, — ухмыльнулся Магн.

Веспасиан затянул на кольчуге, какую обычно носили солдаты союзных когорт, пояс походного плаща.

— Ему стоит поторопиться. Я хочу отправиться сразу, как стемнеет.

— И куда же?

— Нам нужно как можно дальше спуститься вниз по течению, затем пересечь поля и пастбища на другом берегу реки, чтобы до рассвета нас видело как можно меньше людей.

— Знаю, господин. Я спрашиваю о другом: куда именно мы отправляемся?

— Что ты этим хочешь сказать? Ты же говорил, что знаешь дорогу.

— Разве? — удивился Магн, но потом, похоже, до него дошло. — Понял! Ты хочешь, чтобы я отвёл тебя в Тевтобургский лес.

— Да, именно с него мы и начнём наши поиски.

— Может, ты и прав, но если ты хочешь, чтобы я нашёл тебе то, что требуется, то поиски лучше начинать в другом месте. Мы тогда стояли в Новиомагусе, на севере. Сначала мы двигались вдоль морского берега на восток, после чего свернули на юг через земли хавков. До места битвы мы добрались вдоль реки, которая называлась Амизия[9].

— Да, это будет начало, мы отправимся на северо-восток и будем идти, пока не найдём эту реку. В отряде Пета есть люди, которые хорошо знают эти края. Как только мы придём туда, они покажут нам место великой победы Арминия. Мы отправим послание Тумелику, в котором напишем, что у нас есть для него кое-что интересное. Нечто, принадлежавшее когда-то его отцу. Любопытство возьмёт над ним верх, и он придёт.

Похоже, Магна он не убедил.

— А если он заподозрит, что это какая-то ловушка?

— Может быть. Но именно поэтому я беру с собой всего шесть турм. Человек с таким положением, как Тумелик, сможет легко собрать пару тысяч воинов. Мы не будем представлять для него серьёзной угрозы.

— Чего не скажешь о нас. Нам есть чего опасаться. Вот те раз! Мы возвращаемся на место самой страшной резни нашего времени и просим ещё раз повторить представление, пусть даже в меньших масштабах.

— Тебя никто не заставлял ехать сюда.

— Не заставлял, но я в долгу перед твоим дядей. Я обязан ему жизнью.

— Ты уже многократно вернул ему долг.

— Может быть, — пробормотал Магн. — В любом случае ты знаешь, где Тумелик?

— Нет.

— Тогда как же мы сообщим ему, что мы здесь?

Веспасиан пожал плечами.

— Ты не знаешь, я правильно понял?

— Не знаю, — согласился Веспасиан. — Пока не знаю.

ГЛАВА 7

олегче, парни! — прошипел Луций Пет, видя, что одна из лошадей испугалась, когда её повели по сходням на берег.

Веспасиан нервно перебирал за спиной пальцами, наблюдая за тем, как двое батавов пытаются совладать с упрямой лошадью. Они тащили её за поводья, поглаживали ей морду и ласково разговаривали с ней на резком, непонятном языке. Похоже, их слова успокоили животное, и оно наконец позволило отвести себя сначала вверх по одному трапу, затем, через борт, вниз по другому в мелкую воду, всего в нескольких шагах от восточного берега.

Веспасиан вздрогнул и плотнее закутался в плащ. Впереди, выше по течению реки, пять других лодок пристали как можно ближе к берегу, насколько позволила их осадка. В тусклом свете четвертушки луны были видны силуэты сходивших по трапу людей и лошадей. При каждом звуке — будь-то конское ржание или плеск воды — Веспасиан напряжённо вглядывался в темноту восточного берега. Но там не было видно ни зги.

Когда Сабин, совершив жертвоприношение, догнал их, они отчалили и шесть часов плыли вниз по течению, пока им не попался участок берега, где не было видно никаких огней в окнах крестьянских хижин. Впрочем, это не означало, что поблизости нет человеческого жилья. Веспасиан надеялся высадить свой небольшой отряд на берег, не привлекая внимания местных жителей. Не хотелось бы, чтобы весть об их прибытии разлетелась по всей округе.

Хотя племена, обитавшие на берегах реки, жили в мире с империей и охотно вели с ней торговлю, те из них, что занимали земли в удалении от реки, не брезговали нападать даже на хорошо охраняемые обозы римских купцов.

— Я отправил Ансиагара и восемь всадников на разведку. Они вернутся к тому времени, когда мы закончим высадку на берег, — сообщил Луций Пет, когда в воду, громко фыркнув, по самую грудь свалилась ещё одна лошадь.

— Отлично. Но нельзя ли высаживаться потише?

— Всё и так тихо. Наши лошади и раньше высаживались на берег. Ничего, ты сейчас поймёшь, что такое настоящий шум, когда мы попытаемся высадить четвёрку твоих лошадей, да ещё запасных. Им это явно не понравится.

Веспасиан досадливо поморщился.

— Тогда сделайте это как можно быстрее. А я схожу на берег.

— Давай, господин. Там будет не так шумно, и ты успеешь передохнуть.

Веспасиан одарил Луция Пета колючим взглядом, но тот уже повернулся к нему спиной и продолжил наблюдать за высадкой.

— Что, теперь ты согласен с Корбулоном? — игриво спросил Магн, взваливая свой вещевой мешок на плечи Зири.

— Отнеси и мой мешок на берег, Зири! — раздражённо бросил мармариду Веспасиан и, ругая себя за несдержанность, направился к сходням.

Когда он, продрогший и мокрый, вышел из реки, то застал на берегу Сабина. Тот энергично растирал мокрые бёдра какой-то тряпицей.

Вокруг него батавы уже готовили коней к походу. Высадка почти завершилась.

— Ты разговаривал с Луцием Петом? — угрюмо спросил у брата Веспасиан.

Купание не пошло на пользу его настроению.

— Разговаривал. Он был очень любезен.

С этими словами Сабин протянул брату тряпку, предлагая вытереться.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что он был благодарен мне за то, что я завёл разговор на эту тему. Он ничего не знал про долг и проявил любезность, отказавшись брать с меня проценты. Согласился лишь на те, что наросли за два первые года. Сказал, что я выплачу долг, когда смогу. Разумеется, если я вернусь живым из этого похода.

Веспасиан с видимым раздражением вытер руки.

— Он простил тебе огромную сумму. Поверить в это не могу.

— Я знал, что ты разделишь мою радость, брат, — сыронизировал Сабин. — Я прихожу к заключению, что Луций Пет — щедрый и порядочный молодой человек и, что ещё важнее, происходит из весьма влиятельной семьи. В один прекрасный день он наверняка станет консулом, если, конечно, его не убьют. Я бы хотел, чтобы у меня когда-нибудь был такой зять, как он. Моей Флавии уже одиннадцать, и через два-три года мне придётся искать для неё мужа.

— Хочешь отдать за Луция Пета свою дочь, чтобы воспользоваться его деньгами?

— А разве дочери не для этого нужны?

Топот копыт и лошадиное ржание помешали Веспасиану высказать брату, что он думает по этому поводу. Вместо этого он обернулся: на верхней части сходней какая-то лошадь встала на дыбы. В следующий миг передние копыта обрушились вниз и громко ударили по настилу. При этом задними ногами лошадь лягнула стоявшего рядом батава, задев ему руку. Рука хрустнула, как сухая ветка, и наружу вылез обломок кости.

Схватившись второй рукой за сломанную конечность, батав вскрикнул, чем ещё больше испугал лошадь. Та прыгнула вперёд, но приземлилась неудачно, под неестественным углом подвернув переднюю ногу. Потеряв равновесие, она, дрыгая тремя конечностями, с громким ржанием скатилась по трапу и, подняв фонтан брызг, шлёпнулась в воду.

— Пусть он замолчит! — крикнул Пет, указывая на стонущего батава со сломанной рукой. — Возьмите копья и добейте лошадь!

В следующее мгновение десяток батавов с копьями выстроились у борта лодки, рядом с которым барахталась в воде несчастная лошадь. Различив животное посреди фонтана поднимаемых им брызг, они прицелились и метнули оружие.

В следующий миг темноту прорезало душераздирающее ржание — знак того, что несколько копий попали в цель. Впрочем, оно тотчас оборвалось, сменившись бульканьем и сипением. Раненое животное ещё несколько секунд безуспешно боролось за жизнь, затем, пуская пузыри, пошло на дно.

— Спасибо богам, — пробормотал Веспасиан, когда вновь стало тихо.

— Наверное зря я не принёс жертвы духам этой реки, — задумчиво произнёс Сабин. — Тогда бы они смилостивились и не стали бы отнимать у нас эту лошадь.

Веспасиан обернулся и посмотрел на брата. Лицо Сабина было абсолютно серьёзным.

— Я думал, ты почитаешь одного лишь Митру.

— Мы слишком далеко сейчас от места рождения владыки, — пожал плечами Сабин. — Любая помощь способна...

Ему не дал договорить пронзительный крик, донёсшийся из глубины леса. Через секунду он повторился — тот же самый голос, но на более высокой ноте. Третий крик перешёл в вой, который тоже вскоре оборвался. Похоже, недалеко от берега кто-то только что умер, причём мучительной смертью.

Высадка прекратилась. Батавы замерли, напряжённо вглядываясь в темноту, напуганные звуками, которые жутким эхом отдавались в сознании. Внезапно тишину нарушил топот копыт. Кто-то стремительно приближался к берегу.

Веспасиан огляделся по сторонам. Большая часть отряда продолжала взнуздывать коней. Успели сесть верхом и приготовиться к бою лишь считаные единицы.

— Передо мной в две шеренги пешими, стройся! — проревел Веспасиан, вытаскивая из ножен меч.

Этим приказом он моментально привёл оцепеневших батавов в движение. Они живо сняли со спин овальные щиты, схватили копья или вытащили из ножен кавалерийские мечи-спаты, что были длиннее гладиев пехотинцев, и бросились выполнять распоряжение командира. Те их товарищи, что не успели спуститься с лодок на берег, по примеру Пета спрыгнули в реку и по воде побрели к берегу. Между тем топот копыт раздавался всё ближе.

Справа плеча Веспасиана коснулось плечо Магна, слева, сомкнув свой щит с щитом брата, встал Сабин. Веспасиан бросил взгляд вправо: батавы выстроились шеренгой, в центре которой стоял Луций Пет, будто чешуёй, прикрываясь щитами.

За первой шеренгой выстроилась вторая, к которой спешили опоздавшие, но в целом построение было закончено довольно быстро.

— Эти батавы знают своё дело, — буркнул Магн. — Во всяком случае, их кавалерия.

— Пет! Пет! Батавы! — раздался чей-то голос, перекрывая топот копыт.

Вскоре из темноты вынырнул небольшой отряд всадников. Веспасиан насчитал восьмерых.

Всадники во главе с Ансигаром резко развернулись рядом со стеной щитов. Часть воинов тотчас расслабилась и опустила оружие, но грозный окрик декурионов заставил их снова поднять щиты. Ансигар остановил коня и спешился. Луций Пет вышел из строя ему навстречу. Веспасиан и Сабин последовали его примеру.

— Ну, что там, декурион? — спросил Луций Пет.

— Я толком не понял, префект, — ответил ему Ансигар, снимая шлем и вытирая ладонью лоб. — Один из моих людей, Ротхайд, куда-то пропал. Его нигде не смогли найти, его никто не видел. Он просто исчез. Потом мы услышали крики. Похоже, кричали с расстояния полумили от того места, где мы находились, но потом снова стало тихо. Не обнаружив источника криков, мы поспешили вернуться.

— Так это был Ротхайд?

— Кричал ли он? Да, скорее всего, это был он. Но мы никого там не увидели.

— Спасибо, декурион. Отменяй боевую готовность, расставь караулы и прикажи высадить остальных лошадей на берег.

Ансигар отсалютовал и увёл своих разведчиков, по пути отдав приказ остальным бойцам возобновить высадку.

Луций Пет повернулся к братьям.

— Может, нам просто не повезло, и мы наткнулись на разбойников, но вообще-то как-то всё это подозрительно.

— Согласен, — произнёс Сабин. — Зачем разбойникам захватывать одного из наших разведчиков и тем самым привлекать к себе внимание?

— Дело даже не в этом, — ответил ему Веспасиан. — Зачем они так демонстративно, не таясь, убили его? Они ведь хотели, чтобы мы услышали его крики.

— Хочешь сказать, что это предостережение? Но от чего они решили нас отпугнуть?

— Именно. Мы ведь даже не знали, в каком месте будем высаживаться на берег, так что предательство можно смело исключить. Так что или нас выследили те, кто не столь дружелюбно настроен к Риму, как мы надеялись, или...

— Или нам просто не повезло, — вмешался в разговор Луций Пет. — В любом случае они не напали на нас, когда мы высаживались, из чего следует, что их не так много и пока мы можем не волноваться.

— Пока, — произнёс Веспасиан, и это слово как будто повисло в воздухе.

* * *

Когда колонна, оставив внизу речную долину, начала подъём по склонам поросших лесом гор, неба уже коснулись первые лучи зари. Больше никаких происшествий при высадке не было, и она завершилась благополучно. Пока отряд пересекал равнину, они не заметили ни единой души — никого, кто мог убить Ротхайда. Зато вскоре путники наткнулись на его тело. Убийцы перерезали батаву горло и выкололи глаза. Веспасиана поразило то, что при этом меч по-прежнему был зажат в правой руке убитого, хотя, судя по чистому клинку, он так и не пустил его в ход, чтобы защититься от убийц. Приказав соблюдать в походе абсолютную тишину, Веспасиан решил, что не имеет права нарушать собственный приказ, и потому не стал требовать немедленных объяснений.

Пока они поднимались выше, солнце уже взошло над линией горизонта. Стало светло, и можно было не опасаться, что лошадь споткнётся о камень или поваленное дерево. Вскоре река осталась в нескольких милях позади. Луций Пет выбрал пару батавов, утверждавших, что знают дорогу и выведут отряд к Амизии. Проведя колонну через гряду гор, а затем вниз, в густой лес, они свернули на северо-восток. Теперь, по словам проводников, отряду оставалось шесть или семь дней пути.

Лес, главным образом хвойный, был тёмным и густым, однако подлесок оказался на удивление редким.

Путники без особого труда продвигались вперёд, иногда даже пуская лошадей рысью. По словам Ансигара, это было бы невозможно, будь они в самой чаще леса, который протянулся на юг более чем на двести миль. Они же въехали в него в северной его части. Здесь лес был гораздо реже и светлее, что позволяло двигаться более свободно. Хотя на самом деле, сказал Ансигар, на его родном языке лес этот называется «чёрным».

Они двигались весь день, хотя прошлой ночью поспать не удалось никому. Ехать по лесной чащобе в темноте было бы вряд ли возможно. Веспасиан решил не останавливаться и сделать привал лишь с наступлением ночи. Чем дальше они углублялись в чащу леса, тем тяжелее делался воздух, а кроны деревьев плотнее. Казалось, они вступили в царство вечного мрака.

Дышать стало труднее. Веспасиан поймал себя на том, что то и дело оглядывается, всматриваясь в бесконечные ряды деревьев. Те покачивали над головами всадников ветками, как будто чем-то им угрожая.

Судя по хмурым лицам батавов и их перешёптыванию, он был не единственный, в кого лес вселял дурные предчувствия.

— Если так паскудно на краю леса, — проворчал Магн, разделяя тревогу Веспасиана, — то каково в самой его гуще? Германские боги там наверняка любят показать свою власть.

— Да, по-моему, они не слишком жалуют римлян.

— А, по-моему, они вообще никого не жалуют.

Весь день Луций Пет отправлял конные разъезды в разные стороны и спустя час или два те возвращались, чтобы сообщить, что не заметили ничего опасного, за исключением пары одичавших лошадей, нескольких оленей или диких кабанов. Кстати, двум кабанам не хватило проворства убежать от копий батавов.

Когда зашло солнце, они устроили привал, расставив по всему периметру лагеря караул — на каждом посту по паре воинов одной турмы. Когда стало совсем темно, лес, которого уже было не видно, словно ожил, полный зловещих ночных звуков: вокруг раздавалось то уханье совы, то вой и лай животных, то скрип раскачивающихся на ветру деревьев.

Забитых кабанов выпотрошили и поджарили на двух кострах. Каждому воину в дополнение к армейскому пайку досталось по куску мяса. Силы это подкрепило, но настроения не улучшило. Разговоры велись вяло, без привычных солдатских шуток.

Пять остальных турм тянули жребий, в какой очерёдности им ночью стоять в карауле. Тем, кому повезло, вытащили первую или последнюю смену. Остальные с ворчанием завернулись в одеяла, зная, что их сон будет коротким, если вообще это можно назвать сном. Ведь разве уснёшь по соседству со злобными духами леса?

Когда забрезжил рассвет, Магн легонько толкнул Веспасиана в плечо.

— Вот возьми, господин, выпей, — сказал он, протягивая кружку с горячим разбавленным вином и ломоть хлеба.

Веспасиан кряхтя сел. От сна на неровной лесной земле затекла и теперь ломила спина.

— Спасибо, Магн, — произнёс он, принимая из рук друга завтрак.

— Я тут ни при чём. Мне не пришлось вставать рано, чтобы развести огонь и разогреть вино. Это работа Зири. Рабы же не заслуживают благодарности.

— В любом случае спасибо ему, — сказал Веспасиан, макая хлеб в вино.

— Стоит раз его поблагодарить, как, того гляди, он потребует за свою работу денег, — проворчал Магн и стал будить Сабина. Весь лагерь постепенно просыпался. Воины разминали затёкшие тела и, тихо переговариваясь на родном языке, готовили завтрак.

— Доброе утро, господа, — приветствовал братьев подошедший к ним Луций Пет, на удивление бодрый и жизнерадостный. Позади него последняя турма, стоявшая ночью в карауле, строилась для переклички. — Я только что поговорил с нашими проводниками. По их словам, около полудня мы выйдем из леса и окажемся на более открытом пространстве.

— И что это означает? — спросил Сабин, отхлёбывая из кружки вино. — Деревья будут на расстоянии десяти шагов друг от друга вместо пяти, как здесь?

Луций Пет рассмеялся.

— Да, примерно так, Сабин, но только другие деревья, и подлеска почти не будет. Поэтому мы сможем двигаться быстрее, да и злобные духи германских лесов оставят нас в покое. Правда, нам придётся быть более осторожными: земли, по которым мы будем проходить, заселены гуще, а местные жители не слишком жалуют римлян.

— Дикари нас никогда не жалуют.

— Префект! — крикнул декурион возвращающейся из караула турмы.

— Что, Куно?

— Мы потеряли двух человек.

— Ты уверен? — нахмурился Луций Пет, усомнившись в арифметических способностях Куно.

— Батавы умеют считать, господин.

Веспасиан с тревогой посмотрел на Сабина.

— Что-то мне это не нравится.

Сабин принялся застёгивать сандалии.

— Нам стоит сходить и поискать их.

* * *

Взяв восьмерых воинов своей турмы, Куно отправился туда, где стояли на посту двое пропавших. Увы, их нигде не было видно, лишь следы ног там, где они расхаживали туда и обратно, находясь в карауле.

— Следов борьбы нет, — заметил Веспасиан, разглядывая землю. — Никакой крови, вообще ничего.

— Декурион, отправь своих людей в лес, пусть рассредоточатся и поищут в разных местах, — распорядился Луций Пет. — Но они должны видеть друг друга, ты понял?

— Понял, господин.

— Как ты думаешь, Луций Пет, они могли сбежать? — спросил Сабин, когда батавы скрылись в лесу.

— Это маловероятно. Они слишком далеко от дома. Эти земли для них чужие.

— А что в этих землях особенного?

— Проводники говорят, что скоро мы выйдем к реке под названием Мёнус[10].

Они знают там брод, и как только мы будем на другом берегу, то окажемся на землях хаттов. Они — враги батавов. Когда-то они были одним народом, но лет сто назад разделились на два племени. Не знаю, почему это произошло, — никто этого уже не помнит. Как бы то ни было, батавы ушли на север, хатты остались здесь. Но они до сих пор враждуют между собой. Бежать в одиночку по землям хаттов для батавов равносильно самоубийству.

— Префект, посмотри-ка сюда! — крикнул Куно, торопясь к ним. В руках у него был шлем, какие обычно носят батавы.

Луций Пет взял у него находку, быстро её осмотрел, после чего показал братьям. К краю шлема прилипли кровь и несколько волосков.

— Сомневаюсь, что мы когда-либо увидим их снова.

Весть об исчезновении и возможной гибели караульных быстро распространилась по всей колонне и была встречена с тяжёлым сердцем. Отряд снялся с места и по пологому склону отправился на северо-восток.

— Значит, ты думаешь, что всё делов давней вражде батавов и хаттов? — спросил Магн, после того как братья посвятили его в историю отношений между двумя племенами.

Сабин покачал головой.

— Вряд ли. Земли хаттов начинаются после Мёнуса. Это довольно далеко от Рена. Что им делать здесь?

— Гальба рассказал мне, что в этом году он отбил нападение вооружённого отряда, переправившегося с дальнего берега реки, — сказал Веспасиан. — Выходит, иногда они забираются далеко на запад.

Сабин пожал плечами.

— Даже будь это так, откуда им было знать, что шесть лодок с батавами высадятся именно в том месте?

— Разумно, — согласился Магн. — Но кто-то узнал и следует за нами. У меня есть подозрение, что пропавшие караульные — не последние, кого мы недосчитаемся в этом походе.

— Как бы ты не оказался прав, Магн, — сказал Сабин и повернул голову, вглядываясь в чащу леса. — Даже свет моего господина Митры с трудом пробивается сюда. Без его постоянного покровительства мы уязвимы, в отличие от тех, кто идёт за нами по следам. — Неожиданно Сабин схватился за меч. Из леса показались двое батавов. Узнав их, Сабин отпустил рукоятку. — Но какова их цель? Неужели они пытаются нас отпугнуть?

— Отпугнуть нас от чего? — уточнил Веспасиан. — Откуда они знают, куда мы направляемся? Я всё время думаю, как они вышли на нас, если мы высадились ночью, наугад, в совершенно случайном месте на восточном берегу.

— Пожалуй, я знаю ответ на твой вопрос, — ответил Магн. — Они не могли поджидать нас, потому что не знали, где это делать. Поэтому они явно шли следом за нами. Более того, вряд ли они всё время шли по восточному берегу. В этом случае они не увидели бы, как мы отплыли ночью из гавани. Это значит, что они или были в порту, но в таком случае мы бы заметили их, или уже ждали выше по течению и двигались впереди нас, всё время оставаясь незамеченными.

Веспасиан задумался над его словами и, поразмышляв, кивнул. Колонна между тем перешла на рысь.

— Да, наверно, Ту прав. Из чего следует, что, кто бы они ни были, они знали, что мы отплываем из Аргентората. Но ведь никто этого не знал до позавчерашнего дня. Более того, никто не знал, что мы отплывём сразу, как только прибудем в порт.

— Если только им не сообщили об этом до нашего прибытия.

— Но кто здесь мог знать о наших намерениях?

— Здесь никто, зато в Риме об этом было известно троим.

— Вольноотпущенникам Клавдия?

Магн кивнул.

— Но ведь они заинтересованы в успехе нашего дела. Зачем им подвергать нас опасности. В конце концов, это их идея!

— Тогда скажи мне, кому, кроме членов твоей семьи, известно, что мы здесь?

— Только Гальбе, — растерянно ответил Веспасиан, — но я не говорил ему, куда именно мы направляемся. Да и с какой стати ему помогать хаттам? Ведь он их ненавидит. Да что там! Он ненавидит всех, кто неспособен проследить свою родословную до основания республики.

— Стойте! — крикнул ехавший впереди них Луций Пет.

— Что такое? — спросил Веспасиан, устремив взгляд туда, куда указывал префект.

Лес впереди сделался светлее. Золотистые лучи пронзали поредевший свод, ослепляя после долгого пути в полумраке «чёрного» леса.

Луций Пет указал на пару молодых деревьев высотой не более шести футов, росших у них на пути примерно в двадцати шагах впереди.

Веспасиан прищурился. Как только глаза привыкли к яркому свету, он разглядел на каждом дереве по жуткому круглому плоду.

— Срежьте их! — приказал Пет двум батавам-проводникам.

Два батава с опаской направили лошадей к деревьям, к веткам которых были подвешены отрубленные головы их пропавших товарищей. Стоило им подъехать ближе, как одна из лошадей зацепилась передним копытом за какое-то препятствие, присыпанное прошлогодними листьями. Раздался громкий хруст, а вслед за ним скрип натягиваемой верёвки. Откуда-то сверху прямо на всадников вниз устремились две тёмные тени, раскачиваясь туда и обратно. Лошади испуганно заржали и сбросили с себя седоков. Тень справа врезалась в одну из них. Другая тень промахнулась, и вторая лошадь избежала удара. Тень же продолжила своё движение в сторону головы колонны.

Она коснулась земли, взбила опавшие листья, затем, разбрызгивая какую-то жидкость, взлетела вверх, где на мгновение зависла неподвижно. Пытаясь успокоить своего напуганного коня, Веспасиан поднял голову и понял, что перед ним обезглавленный труп одного из караульных. Из разверстой дыры в том месте, где на плечах когда-то находилась голова, капала противная липкая жидкость, ещё больше пугая лошадей. Обезглавленное тело между тем качнулось назад, туда, где застыли две лошади без седоков. Увидев его приближение, животные с испуганным ржанием в ужасе бросились прочь.

— Что-то мне всё это не по нутру, — буркнул Магн.

Колонна позади него сломала строй. Объятые паникой, лошади отказывались подчиняться и норовили пуститься наутёк.

Ловко увернувшись от копыт коня, на котором сидел Луций Пет, Веспасиан соскочил на землю и бросился вперёд. Обезглавленный труп качнулся прямо на него. Перенеся вес тела на левую ногу, Веспасиан резко выкинул вперёд правую. Удар сандалии пришёлся мертвецу в грудь. Столкновение было мощным. Веспасиана откинуло назад, и он спиной полетел на землю.

Рухнув навзничь, он тотчас поднял голову и увидел, что труп болтается, слегка вращаясь вокруг своей оси рядом со вторым подвешенным телом. Руки обоих убитых были привязаны к груди, причём к правой руке каждого верёвкой был привязан кинжал. Не успел Веспасиан осмыслить это жуткое зрелище, как тишину леса пронзили крики и испуганное ржание лошадей. Обернувшись, он увидел, как из чащи леса на всадников полетели стрелы. Несколько человек упали и были затоптаны копытами других лошадей. Обстрел продолжался не более десяти секунд и оборвался так же неожиданно, как и начался.

Посмотрев туда, откуда прилетели стрелы, Веспасиан заметил, как несколько силуэтов метнулись в лесную чащу.

— Пет, мы можем догнать их! — крикнул он, вскакивая на ноги и взглядом пытаясь отыскать свою лошадь. Увы, её нигде не было видно.

— За мной! — проревел Луций Пет, обращаясь к самым надёжным воинам. Ударив в бока свою лошадь, он бросился вперёд. Испуганное животное было только радо убежать с этого ужасного места. С десяток батавов устремились за ним следом. Вскоре они скрылись из вида.

Веспасиан вытянул руку и, схватив коня Сабина за уздечку, помог ему успокоить животное. Магн и Зири успели спешиться и поглаживали бока лошадей, помогая им успокоиться.

Постепенно турма восстановила некое подобие порядка. Тишину нарушали лишь стоны раненых и испуганное конское фырканье.

К братьям приблизился Ансигар.

— Мы потеряли трёх человек убитыми. Пятеро ранено, один из них тяжело. Ещё мы потеряли четырёх лошадей, — доложил он. — А где префект?

— Преследует нападавших, — ответил Веспасиан. — Пойдём, хочу тебе кое-что показать.

С этими словами он подвёл декуриона к подвешенным к ветвям обезглавленным телам. Два лишившихся лошадей проводника, кряхтя, поднимались с земли, с ужасом глядя на кошмарное зрелище.

— Как ты думаешь, что это значит? — спросил он, указывая на кинжалы в руках у повешенных.

— Твой человек, Ротхайд, был найден в таком же виде — ни капли крови и с мечом в руке, как будто его нарочно туда вложили.

Ансигар печально улыбнулся и погладил длинную ухоженную бороду.

— Да, меч нарочно вложили ему в руку.

— И что это значит?

— То, что мы сражаемся с достойным противником.

— Ты находишь нападение из засады и убийство достойным?

— Эти люди не обрекают своих жертв на то, чтобы те после смерти бродили по земле бесформенными уродами. Вложив им в руку оружие, после того как те погибли, они дали убитым шанс быть найденными валькириями, небесными девами Вотана, чтобы те забрали их в Валгаллу — пировать и сражаться, пока не настанет время последней битвы.

— То есть это лишь ритуал. Он ничего не значит и нам не стоит из-за него беспокоиться?

— О, ещё как значит! Кто бы ни охотился за нами, это определённо германцы, и они пытаются сказать нечто, но не нам, а батавам. Будь это так, они бы не стали беспокоиться о нашей достойной жизни после смерти. Они обращаются к тому, кого мы представляем, — к Риму.

Из леса донеслись крики. Вскоре из-за деревьев появился Луций Пет в сопровождении своих воинов.

— Вы догнали их? — спросил Веспасиан, когда префект соскочил на землю.

— Одного поймали.

Участвовавшие в погоне батавы спешились и сбросили с крупа одной из лошадей лицом вверх мёртвое тело. Это был молодой мужчина лет двадцати с небольшим. Его светлые волосы были собраны на макушке в пучок, длинная борода вся заляпана кровью. На убитом были простые штаны из коричневой шерсти и кожаные сапоги. Татуированная грудь была голой. Из раны в сердце, оставленной копьём, всё ещё сочилась кровь. Правую руку выше локтя украшал массивный серебряный браслет.

— Сколько их было?

— Человек двадцать, — ответил Луций Пет и, взглянув на убитого, покачал головой. — Он нарочно вступил с нами в бой, чтобы дать своим товарищам возможность уйти. К тому моменту, когда мы убили его, остальные скрылись в чаще леса. Растворились без следа.

Ансигар опустился на колени рядом с трупом и, приподняв ему подбородок, указал на широкий, в ладонь взрослого человека, металлический ошейник.

— Лишь одно племя носит такие железные воротники. Это — хатт, — сказал он и с отвращением сплюнул.

ГЛАВА 8

ри дня колонна двигалась по возможности быстро, углубляясь всё дальше в земли хаттов. Три ночи неуловимые охотники преследовали её по пятам. Нападали в ночные часы, убивали батавов, оставаясь при этом незамеченными.

После той засады их действительно больше никто не видел, однако их зловещее присутствие обнаруживалось каждое утро, когда число батавов неуклонно уменьшалось, а их обезглавленные тела колонна находила на своём пути спустя несколько часов, уже днём. Во вторую ночь, чтобы избежать безмолвных смертей своих солдат, Луций Пет приказал удвоить караул, чтобы дозорные ходили не по двое, а вчетвером, но это ровным счётом ничего не изменило. За ночь они недосчитались четырёх человек. В третью ночь префект не стал расставлять караулы по периметру лагеря и распорядился по-другому: караульные охраняли сон спящих товарищей, оставаясь среди них. Тем не менее ночью исчез один человек.

— Каждый день они оставляют мёртвые тела на расстоянии трёх или четырёх миль от места нашего ночлега, — заметил Веспасиан, когда на их пути им встретилось тело очередного обезглавленного батава. На этот раз он был прибит к стволу мощного дуба. — Они явно знают, куда мы направляемся.

— Но ведь об этом известно лишь троим — Нарциссу, Каллисту и Паллу, — произнёс Магн, отгоняя от лица мух, слетевшихся на зловоние смерти.

— Ничего не понимаю, — нахмурился Сабин. — Зачем было Нарциссу спасать мне жизнь, если он теперь пытается помешать нам?

— Это не он, это или Палл, или Каллист, — предположил Магн.

— Прикажи им снять убитого с дерева и похоронить, — велел Луций Пет Ансигару, снова садясь на коня.

Ансигар что-то рявкнул на своём языке. Несколько явно напуганных батавов принялись выполнять малоприятный приказ, о чём-то мрачно переговариваясь друг с другом.

— Терпение солдат на исходе, — сказал Пету Веспасиан, садясь на коня. — Сколько нам ещё ехать по землям хаттов?

— Проводники говорят, что ещё один день. Нам предстоит переправиться через реку под названием Адрана[11], после чего мы окажемся на сравнительно ровной местности, которая тянется до Амизии на землях херусков. Лесов там нет, в основном обработанные поля.

Надеюсь, там мы сможем двигаться быстрее, чем здесь.

— И будем более уязвимы.

— Так же как и те, кто преследует нас, — пожал плечами Луций Пет.

Веспасиан задумался о том, как их мучителям удавалось все эти дни оставаться неуловимыми.

— Я очень в этом сомневаюсь, Пет.

Когда солнце достигло зенита, они наконец выбрались из леса на всхолмлённую равнину. Здесь, посреди пастбищ, на которых мирно щипали траву коровы, виднелось несколько убогих хижин.

После бесконечного леса местность эта показалась им просторным, благословенным раем, залитым солнечным светом. Здесь можно было свободно дышать, здесь не надо было вглядываться в лесной сумрак, выискивая незримого врага.

— До Адраны не более четверти часа пути на север, префект, — сообщил Пету один из проводников, указывая на возвышавшийся примерно в миле от них холм. — С вершины мы сможем её увидеть. Но переправы там нет, придётся преодолевать реку вплавь.

— Что ж, купание нам всем не повредит, — жизнерадостно ответил Луций Пет. — Ансигар, отправь вперёд четверых человек, пусть выяснят, не поджидают ли нас на берегу наши загадочные друзья.

Когда дозор ускакал вперёд, Луций Пет приказал колонне перейти на лёгкий карьер. Веспасиан устремил своего скакуна вперёд, на открытое пространство. Страх быть замеченным врагом отступил, уступая место радости. Наконец-то можно прокатиться, что называется, с ветерком.

— Эх, поскорее бы смыть с себя вонь леса!

Магн не разделял его воодушевления.

— От купания в реке не жди ничего хорошего, особенно, когда на тебе эта штука, — буркнул он, потирая кольчугу. — Плавучести она точно не придаёт.

— Сними её и прицепи к попоне.

Магн пробормотал что-то невнятное и повернулся к ехавшему рядом с ним Зири.

— Ты умеешь плавать, Зири?

— Не знаю, хозяин. Никогда не пробовал.

— Ну, ты даёшь! Сейчас некогда учиться.

Проскакав через всё пастбище, колонна вскоре добралась до вершины холма. Луций Пет осадил коня. Веспасиан остановился рядом, ладонью прикрыв глаза от яркого солнца. Внизу на расстоянии пары миль, петляя между зелёными полями, протекала река. Её берега густо поросли деревьями, но в отдельных местах были голыми. В просветы была хорошо видна медленно текущая бурая вода. Четверо дозорных преодолели треть расстояния до её берега. За рекой, насколько хватало глаз, простирались поля, перемежающиеся с небольшими рощицами. Почва здесь была чёрная и жирная, пригодная для земледелия.

— На вид река не шире тридцати или сорока шагов, — уверенно заявил Луций Пет. — Переправа не займёт много времени. — Он поднял руку и повернулся в седле, чтобы отдать команду. И тотчас изменился в лице: — Проклятье!

Веспасиан обернулся: из леса появились какие-то тёмные фигуры. Это были всадники, десятки всадников, не меньше сотни.

— Не было печали, — процедил Луций Пет и, выкинув вперёд руку, пустил своего скакуна в галоп. Колонна устремилась вслед за ним.

Хатты не замедлили последовать их примеру.

Веспасиан пригнулся в седле и пустил своего скакуна вскачь. Ветер развевал за спиной его алый плащ. Рядом с ним батавы с криками на всём скаку устремились вниз по склону. Они в считаные мгновения преодолели половину расстояния и почти догнали дозорных. Оглянувшись, Веспасиан увидел, что на гребне холма появились первые хатты. Быстро оценив ситуацию, он принял её как неизбежность и крикнул Луцию Пету:

— Они перебьют нас всех до единого, пока мы будем переплывать реку! Нужно развернуться к ним лицом! Нас больше человек на пятьдесят, мы возьмём их числом!

— Мои парни — хорошие пловцы! — крикнул в ответ Луций Пет. — В воде мы потеряем меньше людей, чем в открытом бою. Это наша единственная возможность вернуться домой живыми.

Веспасиан уловил в его словах логику. Чем больше людей они потеряют сейчас, тем уязвимее станут, когда доберутся до Тевтобургского леса. Он снова посмотрел на реку. До неё было примерно полмили. Дозорные вот-вот окажутся на берегу. Он снова оглянулся на хаттов. Сейчас от них можно легко оторваться. Такая возможность всё ещё есть. Не успел Веспасиан проникнуться этой слабой надеждой, как одна из лошадей у дозорных споткнулась и, рухнув на землю, придавила собой седока. Через пару секунд на землю полетели ещё двое дозорных. Четвёртый развернул своего коня и устремился обратно к холму. Позади него, на том берегу реки, возникло какое-то движение. Через несколько мгновений там выстроились более сотни воинов.

Отряд Веспасиана оказался в ловушке.

— Стойте! — крикнул Луций Пет и вскинул руку: — Кругом!

Батавам не нужно было повторять приказ дважды: большинство их уже заметили противника на другом берегу. С поразительной ловкостью они остановили обезумевших лошадей и построили свои турмы в две шеренги. Заметив это, хатты сбросили скорость, перешли на рысь и, перестроившись клином, отправились дальше. Впереди двигался всего один всадник, остальные двумя «крыльями» следом за ним.

Луций Пет бросил взгляд на противника и повернулся к Ансигару:

— Две внешние турмы построить в колонну в тылу! Сначала мы метнём копья, затем быстро отскочим в стороны.

Декурион кивнул и выкрикнул приказ, который по цепочке передали дальше пять его товарищей. Левая и правая турмы отступили назад, встав позади четырёх центральных турм, и ловко построились в две шеренги.

— Батавы! К бою! — крикнул Луций Пет.

Его кавалеристы тотчас выхватили из кожаных чехлов, притороченных к попонам, копья и приготовились метнуть их в противника. При этом им стоило немалых трудов удержать на месте испуганных лошадей — те били копытами, громко фыркали и вскидывали головы.

— Попытаемся применить один хитрый манёвр, — сообщил братьям Луций Пет. — Будет лучше, если вы вдвоём и двое ваших спутников последуете за мной и Ансигаром.

Сабин оскорбился, что ему предлагают биться с врагом, находясь в задних рядах. Заметив это, Веспасиан положил ему на плечо руку.

— Я видел, как он маневрирует своей кавалерией. Думаю, нам стоит поступить так, как он предлагает.

— Я никогда раньше не воевал верхом на коне, — проворчал Магн, когда они заняли места позади турмы Ансигара прямо посредине шеренги. — Как-то непривычно.

— А как же в Киренаике, против соплеменников Зири? — спросил Веспасиан, закрепляя на руке ремешок щита.

— Я лишь тащился на коне позади тебя, а потом как можно быстрее спешился.

— Что мешает тебе поступить так же и на этот раз. Будете вместе с Зири прикрывать спину мне и Сабину.

— Обязательно. Заодно буду присматривать за тобой, чтобы ты не слишком увлекался. Ну, ты понимаешь, о чём я?

Веспасиан фыркнул в ответ. Что ни говори, а Магн прав. В прошлом Веспасиан не раз подвергал себя опасности, в пылу сражения забывая обо всём на свете. Сегодня он этого не допустит.

Когда расстояние между противниками сократилось до четверти мили, шедший впереди вождь вскинул вверх обрубленную по кисть правую руку. Хатгы замерли на месте. Вождь пустил свою лошадь вперёд, и когда его и колонну батавов разделяло всего пятьдесят шагов, остановился и, поглаживая белокурую бороду, внимательно посмотрел на батавов. Те в ответ молча разглядывали его.

Веспасиан оглянулся. Воины на дальнем берегу не сдвинулись с места.

— Выслушаем, что он скажет, префект! — крикнул он Пету.

— Римляне и батавы, получающие деньги от Рима! — крикнул вождь хаттов на удивительно чистой латыни. — Вас больше, чем нас, но мы занимаем лучшие позиции — на вершине холма. Возможно, вы перебьёте нас всех, но при этом потеряете много своих воинов. В живых вас останутся единицы, и им вряд ли удастся вернуться в вашу империю.

Вождь снял шлем и обрубком руки вытер с лысой головы пот. Веспасиана пронзило ощущение, что он уже видел это раньше. Он повернулся к Сабину, но хатт заговорил снова.

— Вам, батавы, я предлагаю следующее. Вы сдаёте нам римских офицеров и своё оружие, и мы провожаем вас до Рена. Там вы можете быть свободны.

Ансигар презрительно сплюнул.

— Сдать свои мечи хаттам? Причём такой горстке? Никогда!

Другие батавы принялись плеваться и разразились одобрительными возгласами.

Ансигар повернулся к Веспасиану.

— Хатты воюют главным образом пешими. Это не кавалерия, это обычные пехотинцы на конях. Они нам неровня.

Веспасиан кивнул.

— Благодарю тебя, декурион. Думаю, префект, что мы услышали достаточно. Пора с этим кончать.

— Не могу не согласиться, господин, — сказал Луций Пет и жестом дал вождю хаттов понять, что разговор закончен. — Возвращайся к своим людям. Нам больше не о чем говорить.

— Как скажешь, — ответит хатт.

Вернув на голову шлем, он быстро отъехал назад к своим воинам. Один из всадников протянул ему щит. Вождь хаттов надел его на изуродованную правую руку. В левую он взял меч.

— Декурионы, ждите моего сигнала. После него сразу рассыпайтесь в стороны! — крикнул Луций Пет. — Батавы, рысью, вперёд марш!

Звеня упряжью и топая копытами, шесть турм устремились вперёд. С вершины холма на них с рёвом устремился противник.

— Галопом вперёд! — проревел Луций Пет, когда расстояние между ними составило четыре сотни шагов.

Приказ был выполнен мгновенно, а вот Веспасиан отстал. Нет, ему было явно далеко до вымуштрованных всадников Пета.

Стараясь по мере возможности держаться клином, хатты во весь опор мчались вниз по склону, оглашая воздух воинственными криками и размахивая над головой копьями и мечами.

— В атаку, батавы! — крикнул Луций Пет, когда расстояние между противниками сократилось до двухсот шагов. Его ала — стена лошадей, щитов и кольчуг — устремилась вперёд.

Чувствуя, как его самого охватывает волнение предстоящей схватки, Веспасиан пустил скакуна в галоп. Во рту у него пересохло, сердце стучало так, будто было готово выскочить из груди. Все чувства обострились. В ушах стоял топот копыт, крики людей, лошадиное ржание. Скакавший впереди него Луций Пет вскинул над головой меч. Красный плюмаж его начищенного до блеска шлема развевался на ветру, словно знамя. Расстояние между батавами и хаттами стремительно сокращалось.

Четыре декуриона первой шеренги последовали примеру префекта и подняли оружие. Их воины одновременно отвели назад правую руку, крепко сжимая копья. Когда расстояние до врага составило пятьдесят шагов, Пет резко опустил меч. По его примеру то же самое сделали его декурионы. Когда хатты метнули копья, им навстречу в их клин полетели сто двадцать копий, выпущенных батавами.

В тот момент, когда в воздух с обеих сторон взлетели копья, турма Ансигара резко отклонилась на сорок пять градусов вправо, увлекая за собой внешнюю турму. Кавалеристы дружно выхватили из ножен мечи. Веспасиан устремился на своём коне вслед за ними. Две турмы слева от него свернули в противоположном направлении, весь строй разделился ровно пополам.

В следующий миг на батавов обрушился первый залп вражеских дротиков. Перед Веспасианом на землю вместе с их лошадями повалились двое ауксилариев. Впрочем, его конь легко перескочил через это препятствие и устремился вперёд. Мучительные крики раненых и умирающих перекрывали топот копыт. Веспасиан посмотрел вверх. Однорукий хатт во главе наступающего клина теперь скакал прямо на него. Однако, когда он прорвался через брешь шириной тридцать футов, перед ним никого не оказалось.

Несмотря на упавших лошадей, нарушивших боевой порядок хаттов, движущая сила напиравших сзади воинов толкала клин вперёд. Тем временем турма Ансигара на всём скаку вонзилась прямо в заднюю треть вражеского строя. На глазах у Веспасиана лошади противников в самый последний момент шарахнулись в стороны, стараясь избежать столкновения со своими собратьями. Увы, безуспешно. Под испуганное лошадиное ржание металл со звоном ударился о металл, плоть ударилась о плоть, и всё это закружилось в безумном водовороте ужаса и смерти. Сила столкновения отозвалась и на дальнем крае клина. Он оказался рассечён надвое. Как только задние ряды клина остановились, в образовавшуюся брешь хлынули другие всадники.

Веспасиан быстро обернулся, опасаясь, как бы враг не напал на батавов с тыла. Опасения оказались напрасными. Воины двух задних турм развернулись к колонне под углом в девяносто градусов и ударили по неприятелю. Когда же он снова переключил внимание на схватку, они одновременно ударили по обоим флангам отсечённой «головы» вражеского клина.

Ещё миг, и батавы с хаттами сошлись в рукопашной. Строй исчез. Звенели сшибающие мечи, гулко ухали от мощных ударов щиты, ржали кони, кричали люди. Во все стороны летела кровь. Краем глаза заметив какое-то движение слева, Веспасиан быстро прикрыл голову щитом, блокируя удар сверху вниз вражеского меча. Острое как бритва лезвие вонзилось в шишку щита.

Левая рука дрогнула, принимая на себя удар. Однако он заставил себя поднять её и, развернув туловище, вонзил меч в голую грудь противника. Кровожадные глаза хатта от боли полезли из орбит. С губ сорвался пронзительный крик. Ломая врагу рёбра, Веспасиан повернул клинок и вонзил его глубже, в лёгкие, пока тот не упёрся в позвоночник. Умирающий варвар отлетел назад.

Крепко сжав ногами бока коня, Веспасиан титаническим усилием выдернул меч, чтобы падавший на спину противник не увлёк его за собой. В этот момент конь хатта впился зубами в круп его собственного коня. Громко заржав от боли, тот взвился на дыбы. Веспасиан подался вперёд и, чтобы не упасть, обхватил животное за шею и уткнулся лицом в лошадиную гриву.

Позади него Магн глубоко вогнал остриё меча хаттскому коню в глаз, а затем в мозг.

— Ну ты и подлая тварь! — проревел он, когда лошадиная кровь брызнула ему на руку. Лошадь уронила голову, чем лишила его равновесия, а затем вообще рухнула на землю, увлекая за собой Магна.

Освободившись от зубов хаттского коня, конь Веспасиана опустил копыта, задев при этом по носу другого своего четвероногого родственника. Прильнув к шее своего скакуна, Веспасиан сумел удержаться и не упасть. Краем глаза он заметил, что справа от него Сабина оттолкнул назад подлетевший к нему конный хатт и обрушил удары на его щит. Веспасиан, не раздумывая, резко занёс правую руку и полоснул обидчика брата мечом по лопаткам.

Хатт выгнулся дугой. Острое лезвие рассекло сухожилие и кость. Веспасиан же быстро развернулся влево, оставив брата защищаться самостоятельно. Он сделал это вовремя, потому что заметил, что безоружный Магн, наконец, вскочил на ноги и тут же оказался на пути мчавшегося на него хатта с копьём в руке. Веспасиан выкинул левую руку вперёд, щитом отводя удар. Магн изловчился и, схватив за древко вражеское копьё, с силой рванул его на себя, стаскивая врага на землю.

— Слезай, волосатая скотина! — прорычал Магн, когда упавший противник повалился на него. Вырвав у хатта копьё, он вогнал его остриё ему же в затылок. Бездыханный варвар рухнул на землю и уже больше не встал. Зири соскочил со своего коня и, подбежав к хозяину, щитом отбил обрушившийся на него удар слева. Крутанув копьё, Магн вонзил его в грудь летевшей на него лошади.

Веспасиан вновь посмотрел вперёд.

В самой гуще схватки мелькал красный плюмаж Луция Пета. В окружении верных батавов префект яростно теснил врага. В воздухе постоянно мелькали окровавленные мечи, батавы смело прорубали себе путь в человеческой массе, такой плотной, что лошади хаттов больше не могли сдвинуться с места. Через мгновение крики и звон оружия перекрыл громкий хруст. Это две внешние турмы окружили фланги вражеского клина и обрушились на его незащищённый тыл.

Предвкушая близкую победу, батавы разразились ликующими криками. С удвоенным рвением заработав мечами, они устремились на врага, которому не оставалось ничего другого, как отступать вниз по склону. Что теснимые со всех сторон хатты и сделали. Остатки отсечённой «головы» клина были вынуждены отступить под натиском двух задних турм.

Хатты оказались в ловушке.

Сердце Веспасиана бешено стучало в груди. Он ощутил прилив радости, однако знал, что не должен терять головы. Ему хотелось одного: убивать. И он убивал, но не в приступе безумной ярости, а холодно и расчётливо. Как долго это продолжалось, он не знал. Ему казалось, что время как будто замедлило свой ход и сражение длится уже целую вечность. На самом же деле схватка продолжалась примерно столько, сколько требуется колеснице, чтобы совершить в заезде семь кругов.

Внезапно всё прекратилось.

Жуткая какофония битвы сменилась нестройными криками и стонами раненых людей и животных. Батавы неожиданно оказались без врагов. Впрочем, не все из них были убиты. Два десятка хаттов из острия клина рассыпались в разные стороны и теперь бежали к реке. То там, то здесь на склоне холма те немногие, что сидели верхом, в одиночку или парами пытались присоединиться к ним. Однако большая часть хаттов нашла свой конец под копытами лошадей противника. Рядом с ними на земле остались лежать бездыханные тела примерно трёх десятков батавов. Магн, Зири и пара пеших воинов взялись добивать раненых хаттов и тех батавов, чьи тяжёлые раны не позволяли им ехать верхом.

Веспасиан с ужасом наблюдал за этой резнёй, но затем посмотрел на собственные руки и ноги, густо забрызганные кровью. Странно, что они все при нём. Убедившись в том, что не ранен, он внезапно вспомнил нечто важное.

— Магн, оставь в живых пару хаттов и поищи того однорукого ублюдка.

С этими словами он спешился и стал искать среди убитых вождя хаттов. К нему подъехал Сабин. Из раны на лбу у брата сочилась кровь.

— Спасибо тебе, брат. Я справился с этим мерзавцем, но пришлось повозиться.

— Ты лучше помоги мне найти хатта с обрубленной рукой. Того, что предлагал нам сложить оружие.

— Что в нём такого особенного? — спросил Сабин, соскакивая на землю. — Ты собирался мне что-то сказать.

Веспасиан перевернул ногой очередного мертвеца.

— Я узнал его. Я видел его в Риме.

— Где ты мог его видеть?

— В день убийства Калигулы. Как ты знаешь, мы с дядей Гаем были тогда в театре. Нам удалось благополучно выбраться из давки в театре наружу. В переулке мы прошли мимо убитого германца-телохранителя. Затем в конце переулка увидели ещё одного. Он был ранен и сидел, прислонясь спиной к стене. Лысый, со светлой бородой. Это ты, убегая, отрубил ему кисть руки.

— Я?

— Да, ты. Я выбежал из переулка и увидел человека, который торопился прочь, сильно при этом хромая. Он был ранен в правое бедро. Это ведь был ты, верно?

Сабин подумал, затем кивнул в знак согласия.

— Да, пожалуй, ты прав. Точно. Когда я убегал из дворца, за мной следом бросились два телохранителя. Помню, одного я убил, но не знаю, что сделал со вторым, потому что он меня ранил. Он с криком упал, я же устоял на ногах и сумел скрыться. Так ты думаешь, что он мстит мне за то, что я лишил его руки, в которой держат кубок с вином?

— Нет, тут всё гораздо сложнее. Если предположить, что Магн прав и лишь вольноотпущенники Клавдия знали, куда мы направляемся, то, похоже, один из них пытается нам помешать. Это была идея Палла, но зачем ему мешать нам? Как ты верно сказал, в этом нет смысла и для Нарцисса. Зачем ему было дарить тебе жизнь, чтобы направить на верную смерть здесь, в Германии? Значит, остаётся Каллист. Уверен, что за всем этим стоит именно он.

— Но почему?

— Рассказывая мне, как он узнал, что ты ранен и поэтому находишься в Риме, Палл упомянул одну вещь. Оказывается, Каллист допросил раненого телохранителя.

Сабин смахнул с века каплю чужой крови и задумчиво посмотрел на свой палец.

— Что ж, разумно. Это связывает однорукого ублюдка с Каллистом, но не объясняет того, какой смысл Каллисту мешать нам в поисках пропавшего орла. Ему, как и Паллу с Нарциссом, выгодно, чтобы армия полюбила Клавдия.

— Верно. Но между ними идёт борьба за власть. Палл сказал мне, что Нарцисс — самый влиятельный из них троих, они же с Каллистом находятся на вторых ролях. Я видел, как они уходили с помоста в тот вечер, когда сенаторы пришли в лагерь преторианцев, чтобы увидеться с Клавдием. Нарцисс находился на почётном месте, помогая Клавдию спуститься. Затем Каллист и Палл попытались показать своё превосходство, уступая друг другу честь сойти вторым. Оба отказались от такой снисходительности и спустились одновременно. Так что, если замысел Палла удастся и мы вернёмся в Рим с орлом легиона, то Клавдий обласкает его и наградит, Каллист же сочтёт, что его отодвинули на третье место.

— Но если нам не повезёт, то вина ляжет на Палла.

— Именно. Каллист же решит, что в этом раунде победил он.

— Даже если тем самым он поставит под удар завоевание для Клавдия Британии?

— Нет, при условии, что у него имеется свой план, как Клавдию завоевать популярность у армии.

— И как же?

Веспасиан закусил губу и тряхнул головой.

— Не знаю. Но Каллист умён и наверняка что-то придумал.

К братьям подошёл Магн.

— Мы нашли парочку живых, которым можно задать вопросы, — сообщил он. — Вот только однорукого так нигде не нашли. Должно быть, пустился наутёк и сейчас на том берегу реки. Но, сдаётся мне, мы скоро его увидим.

Веспасиан повернулся и посмотрел на север. На противоположном берегу стояли не менее двухсот вражеских воинов, готовых не пустить туда батавов.

— Здесь нам не переправиться, это верно, но это дело потерпит. Для начала нужно выведать у наших пленников, что им известно.

* * *

— Отруби другой, Ансигар, — распорядился Веспасиан, — а потом спроси его снова.

Ансигар всем телом навалился на кинжал и с хрустом перерубил кость. Брызнула кровь. Отрубленный безымянный палец отлетел в сторону и упал рядом с мизинцем. Ансигар снова прорычал что-то на германском языке, но пленник, пожилой хатт, которого держали два батава, лишь скривился от боли, но ничего не сказал. Сам он тяжело дышал, голая грудь блестела от пота. В левом плече, чуть ниже железного ошейника, зияла глубокая рана.

Веспасиан посмотрел на изуродованную левую руку пленника. Та лежала на окровавленном камне, служившем неким подобием плахи. Кисть была вывернута под неестественным углом — руку сломали, когда хатт отказался отвечать на вопросы о том, зачем его соплеменники напали на отряд батавов.

— Руби третий! — прошипел он. — Скорее всего, это будет напрасная трата времени. Но, возможно, это развяжет язык его дружку.

Он посмотрел на второго пленника, молодого хатта, стоявшего на коленях со связанными за спиной руками. Полными ужаса глазами юноша наблюдал за мучениями своего пожилого сородича. Когда на землю упал третий палец, молодой хатт попытался вырваться из рук двух державших его батавов.

Хатт упорно отказывался говорить.

— Отрубить ему целиком всю кисть, господин? — спросил Ансигар.

— Давай!

Ансигар вытащил меч и положил его на запястье пленника. Тот напрягся. Молодой пленник, не выдержав жуткого зрелища, разрыдался.

— Постой! — крикнул Веспасиан, когда Ансигар поднял меч. — Отруби правую руку молодому!

Изувеченного старого хатта оттащили в сторону. Молодому разрезали на руках верёвки, и два батава подтащили его к окровавленному камню. Хатт закричал и задёргался, как выброшенный на сушу угорь. Батавы опрокинули его на спину и вытянули его правую руку. Ансигар показал ему свой меч. Хатт тотчас же что-то затараторил на своём наречии.

— Он говорит, что однорукий пришёл пол-луны назад и разговаривал с их царём Адгандестрием, — перевёл Ансигар. — Он не знает, о чём был разговор, но, когда однорукий ушёл, царь велел сотне воинов пойти с ним, с одноруким, и подчиняться всем его приказам. Он привёл их к Рену, напротив Аргентората, и приказал ждать на восточном берегу, а сам тем временем взял две рыбацкие лодки, посадил в каждую по три человека и переправился на запад.

Ансигар посмотрел на пленника, который добавил ещё несколько фраз, и продолжил переводить.

— Они ждали семь дней, а затем одна из лодок ночью вернулась с приказом идти на север берегом реки туда, где их будет ждать однорукий.

— Как его зовут? — спросил Веспасиан.

Ансигар перевёл его вопрос.

— Гизберт, — ответил пленный и вновь что-то добавил на своём гортанном языке.

— Когда они встретились с Гизбертом, — продолжил переводить Ансигар, — тот сказал им, что выследил римский отряд. Более того, в отряде были батавы, а они — враги хаттов. Он подтвердил свои слова, показав тело убитого им батава. Он сказал, что нужно идти по пятам за отрядом, каждую ночь убивать одного или двух батавов и каждый раз вкладывать в руку убитым оружие. — Ансигар помолчал, слушая пленника, затем заговорил снова. — Он сказал, что вы будете постоянно идти на северо-восток, а они каждый день будут оставлять на вашем пути тела убитых. Они не знали почему, но они подчинялись ему, ведь так велел им вождь. Вчера Гизберт отправил послание в Маттий[12] царю Адгандестрию...

— Что такое Маттий? — спросил Веспасиан.

Ансигар перевёл его вопрос. Молодой хатт, прежде чем ответить, недоверчиво посмотрел на него.

— Это главное поселение хаттов, оно находится к востоку отсюда, — перевёл Ансигар. — В письме был приказ отправить на северный берег реки две сотни воинов, ждать вас там и, если вы попытаетесь переплыть реку, убить. Но они по глупости выдали себя, атаковав дозорных. Тогда Гизберт сказал им, что римский отряд пришёл убить их вождя в отместку за вылазку на другой берег Рена.

— Убить их вождя? Ты уверен, что перевёл правильно?

Ансигар переспросил пленного. Тот растерянно кивнул.

— Так он сказал. Он приказал им напасть на нас. Они знали, что их нам не победить. Обычно хатты сражаются пешими и не любят воевать верхом, но вождь приказал им подчиниться, и у них не было выбора.

— Спроси у него, чего пытался добиться Гизберт, погубив так много хаттских воинов?

— Он полагает, что Гизберт рассчитывал обескровить нас, — произнёс Ансигар, выслушав ответ пленника. — Чтобы мы не рискнули переправиться через реку, зная, что там натолкнёмся на две сотни его воинов.

— Он хорошо всё продумал, — заметил Луций Пет. — Теперь нас стало меньше — чуть более ста тридцати человек. Нам не выстоять против двух сотен врагов. С таким раскладом на тот берег нам не переправиться.

— Тогда мы пойдём берегом дальше и поищем другое место для переправы, — предложил Сабин.

Веспасиан посмотрел на другой берег реки.

— Они будут двигаться в том же направлении. Ансигар, спроси его, есть ли где-нибудь мост.

— Он говорит, что мост есть около Маттия, — ответил Ансигар после короткого разговора с пленным хаттом. — Но он хорошо охраняется.

— Кто бы сомневался. Похоже, что мы влипли. Какие будут предложения?

— Мне кажется, нам нужно или идти берегом на восток и переплыть реку ночью, или попытаться штурмовать мост. Или же вернуться назад.

Веспасиан и Сабин переглянулись. Они понимали, что означает для Сабина возвращение.

— Мы сложим для убитых погребальный костёр, — сказал Веспасиан, — а потом пойдём на восток и посмотрим, чем одарит нас Фортуна, — он посмотрел на пленных. — Кончай с ними, Ансигар.

Ансигар поднёс к горлу молодого пленника меч. У хатта от страха глаза полезли из орбит. Он быстро заговорил. Ансигар опустил оружие. Пленник посмотрел на Веспасиана и пару раз энергично кивнул.

— Он говорит, что поможет нам переправиться через реку, — перевёл Ансигар.

— Неужели? — равнодушно спросил Веспасиан. — И как, он думает, мы это сделаем? Перелетим по воздуху?

— Нет, он говорит, что люди на том берегу будут следовать за нами, но переправляться не станут, потому что потеряют много времени. По его словам, чуть дальше река изгибается излучиной на север, а потом, примерно в десяти милях к востоку отсюда, принимает прежнее направление. Если мы пойдём до того места, где начинается излучина, а затем двинем дальше на восток, то, проделав всего три мили, снова выйдем к берегу. Хатты на другом берегу будут следовать за нами, но им придётся идти восемь миль, и у нас будет время, чтобы опередить их и переправиться на другой берег.

Веспасиан заглянул в испуганные глаза молодого пленника.

— Ты веришь ему, Ансигар?

— Есть только один способ проверить его честность.

ГЛАВА 9

устой дым погребального костра поднимался высоко в небо и был хорошо виден даже с расстояния четырёх миль, которые проделала их колонна, двигаясь на восток, к излучине реки. Они шли медленно, берегли лошадей для предстоящего галопа по открытой местности. Все надеялись, что это позволит оторваться от преследователей и благополучно переправиться через реку. Как и предполагалось, хатты шли следом за ними по северному берегу, на расстоянии полёта стрелы. Их силуэты время от времени мелькали среди деревьев, которыми густо поросли оба берега реки.

Пейзаж постепенно делался менее диким. Среди пологих холмов чаще стали встречаться длинные дома, окружённые хижинами землепашцев. В небо поднимался дым очагов, на которых готовили пищу, иногда ветром доносило даже их запах. Работавшие в полях старики, дети, иногда женщины не обращали внимания на отряд Веспасиана, если только он не проходил довольно близко от них. Заметив колонну всадников, все разбегались и прятались в хижинах.

Через два часа пути отряд вышел на вершину поросшего травой холма. Впереди, примерно в полумиле от них, река изгибалась к северу, образуя излучину. Плавно петляя среди лесистых берегов, река затем скрывалась за грядой невысоких гор, вынуждавших её сменить направление.

Пленный хатт что-то возбуждённо рассказывал Ансигару. Выслушав его, Ансигар повернулся к ехавшим сзади Веспасиану, Сабину и Луцию Пету.

— Он говорит, что это то самое место. Если мы поедем прямо, то окажемся там, где река делает поворот назад.

Веспасиан бросил взгляд в сторону северного берега. Деревья там росли слишком густо, чтобы среди них можно было что-то разглядеть, но он знал: хатты где-то там.

— Тогда нам надо поторопиться. Если они будут гнать своих лошадей, то вполне успеют выйти к переправе через четверть часа после нас.

— Они загонят своих лошадей, — заметил Луций Пет.

— Верно, зато у них есть копья. С ними-то ничего не сделается, — проворчал ехавший позади них Магн.

Веспасиан оставил его слова без ответа. Он поддал лошади в бока, подгоняя её.

— Давайте кончим с этим делом.

Стуча копытами и звеня конской сбруей, отряд на полном скаку устремился вниз по отлогому склону, вдоль последней полумили текущей с востока на запад реки. Мелькание среди деревьев на северном берегу силуэтов означало одно: преследователи от них не отстают.

Веспасиан повёл отряд прямо, мимо излучины. Краем уха он слышал неразборчивые крики преследователей, вынужденных отклониться на север от своей добычи. Не оглядываясь, он летел вперёд, думая о том, сможет ли конь, которого он гнал галопом три мили, переплыть реку.

Между тем местность сделалась холмистой. Лошадям приходилось напрягать силы, потому что каждый новый спуск сменялся более длительным подъёмом. Спустя какое-то время они оказались на вершине невысокого холма. Отсюда излучина была видна как на ладони. Веспасиан облегчённо вздохнул: впереди прямо перед ним река возвращала себе прежнее направление. Значит, пленник не солгал. Затем его внимание привлёк дым на другом берегу реки, примерно в миле от излучины. Объяснение могло быть только одно: полной правды хатт им не сказал. Дым частично скрывал высокий частокол городища на вершине холма.

— Спроси его, что это! — крикнул Веспасиан Ансигару, уже зная ответ, который ему нисколько не нравился.

Но не успел Ансигар задать вопрос, как пленный хатт повернул своего коня и, ударив его в бока, помчался прочь. Ансигар было бросился в погоню, но Веспасиан его остановил.

— Пусть скачет! У нас нет времени его догонять.

— Я бывал здесь раньше, — сообщил Магн, когда Ансигар вернулся. — Двадцать пять лет назад мы разграбили это место, но они, похоже, заново его отстроили. Это Маттий — главное поселение хаттов.

— Мне следовало бы догадаться. Пленный сказал, что Маттий находится где-то восточнее на берегу реки, и привёл нас прямо к нему.

— Мы могли бы повернуть назад.

— Нет, будь я хаттом, я бы на всякий случай оставил часть людей на берегу, чтобы этого не допустить. По крайней мере здесь мы можем переправиться, не встретив сопротивления.

— Не встретив сопротивления остальной части хаттов.

Веспасиан не собирался спорить с другом. Он мысленно воззвал к милости Юпитера, чтобы они смогли переплыть реку прежде, чем их присутствие заметят зоркие глаза караульных на сторожевых башнях Маттия.

Когда они подошли к реке, батавы принялись снимать бурдюки с водой и опорожнять их. Веспасиан вопросительно посмотрел на Луция Пета, который сделал то же самое.

— Зачем вы это делаете?

— Для плавучести. Советую последовать нашему примеру. Нам нельзя терять ни секунды. Наполним их водой после того, как окажемся на том берегу.

Сидя в седле, Пет принялся надувать пустой бурдюк, превращая его в шар.

— Делаем, как он говорит, — сказал Магн и потянулся к своему бурдюку. — И ты тоже, Зири.

Юный мармарид с ужасом наблюдал за тем, как его хозяин выливает на землю воду.

— Нет, хозяин! Нельзя выливать воду! Дурная примета! Ты накликаешь беду!

— В пустыне — может быть, но не здесь. Чушь! Делай, как тебе говорят.

Когда они дошли до первых деревьев на берегу, Веспасиан уже закончил надувать свой бурдюк. Луций Пет соскочил с коня и положил щит на землю.

— Привяжите надутые бурдюки к рукоятке щита, — посоветовал он братьям и Магну, когда те спешились. — Проверьте, чтобы горловина была крепко завязана. Мех не должен пропускать воду.

— Префект! — крикнул Ансигар, показывая назад.

— Проклятье! Они преследуют нас! — воскликнул Луций Пет. — Все в реку! Быстро!

Веспасиан бросил взгляд на холм. Из-за его гребня, примерно в миле за их спинами, выросла шеренга всадников и теперь летела вниз, прямо на них. Их было не меньше сотни.

Значит, хатты разделили свои силы.

Веспасиан торопливо завязал горловину надутого бурдюка кожаным ремешком и прикрепил его к щиту. Остальные воины, явно привычные к этому занятию, уже заводили лошадей в воду, заставляя их переплыть расстояние в пятьдесят шагов.

Положив на воду щиты с привязанными к ним бурдюками, они ложились на них сверху. Даже несмотря на тяжёлую кольчугу, деревянные щиты, удерживаемые на плаву пузырями с воздухом, выдерживали вес их тел. Держась за попоны коней и работая ногами, батавы поплыли к другому берегу.

Хатты успели преодолеть примерно половину расстояния до реки. Их крики уже были явственно различимы. Завязав наконец горловину своего бурдюка, Веспасиан бросился вслед за Сабином к кромке воды.

— Быстрее, Зири! — прорычал Магн, хватая щит. Большая часть воинов уже была в воде. Он посмотрел на Зири: тот по-прежнему возился с верёвкой на горловине своего бурдюка.

— Ты безмозглый дурак! Ты же не вылил воду. Как ты будешь переплывать реку?

— Я не стану выливать воду, хозяин. Это неправильно.

— Воевать верхом на коне тоже неправильно. Выливай воду! Кому говорят!

— Нет, хозяин.

Магн посмотрел на холм. От хаттов их теперь отделяло меньше полмили.

— Не дури! У нас нет времени! Быстрее! Моли своих богов, чтобы щит выдержал твои тощие кости. Шевели задницей, пока в неё не угодило вражеское копьё!

С этими словами он погнал свою лошадь в воду. Зири последовал за ним. Когда Магн лёг на щит, и лошадь потянула его за собой, первые батавы уже вылезали на противоположный берег.

На полпути Веспасиан оглянулся, чтобы проверить, как там его друг, и увидел, что хатты уже в четырёх сотнях шагов от берега.

— Поторопись, Магн!

— Кричи на своего коня, а не на меня! — огрызнулся Магн, пытаясь удержаться на импровизированном плоту, пока конь тащил его на другой берег.

Зири вошёл в воду последним и безуспешно пытался лечь на щит, которому не хватало плавучести. Его барахтанье лишь ещё больше пугало коня.

Веспасиан уже почти добрался до противоположного берега. Большая часть воинов уже выбралась на сушу и в спешном порядке наполняла бурдюки про запас водой. Прижав уши к голове, его собственная лошадь энергично работала в воде ногами, преодолевая последние футы пути. Затем её копыта коснулись речного дна, и она, вспенивая бурую речную воду и брызжа в глаза Веспасиану, устремилась к берегу.

Отпустив лошадь и схватив щит, Веспасиан ногами нащупал дно и по скользкому илу двинулся к берегу. Заметив брата, Сабин протянул ему руку и вытянул на твёрдую почву.

— Спасибо, брат! — поблагодарил Веспасиан, тяжело дыша.

Между тем Ансигар и другие декурионы покрикивали на своих подчинённых, подгоняя их из воды. Когда два последних воина ступили на берег, Веспасиан обернулся, чтобы посмотреть, как там Магн и Зири. Его другу до берега оставалось шагов десять, а вот Зири был ещё на середине реки. Он потерял щит и отчаянно барахтался в воде, цепляясь за попону своего коня. Лошадь мотала головой и возмущённо всхрапывала, однако плыла дальше.

Хатты тем временем приблизились к южному берегу, улюлюкая и потрясая копьями.

— Держись, Зири, и сильнее работай ногами! — крикнул Веспасиан, забираясь на коня.

В воду, туда, где барахтался Зири, полетели первые копья преследователей.

— Уходим! — крикнул Пет. — Нет времени ждать, пока он выплывет!

Наконец Магн выбрался из воды.

— Ступайте, я подожду его!

— Они схватят тебя. Мы можем оторваться от них на целую милю, пока они будут переправляться через реку.

Лицо Магна приняло суровое выражение.

— Я же сказал, что его подожду!

Луций Пет развернул своего коня и устремил его вслед своим батавам. Веспасиан посмотрел на брата.

— Скачи за ними, Сабин. Я потороплю его.

Выбравшаяся из воды лошадь Зири душераздирающе заржала: в круп ей вонзилось брошенное с другого берега копьё. Несчастное животное задёргало задними ногами. В следующее мгновение в шею ей впился ещё один дротик. Воздух снова огласило пронзительное конское ржание. Вспенивая вокруг себя кровавую воду, лошадь пыталась встать на дыбы. Её «пассажир» выпустил спасительную уздечку, за которую держался.

— Хозяин! — крикнул Зири, высунув голову над поверхностью воды.

— Ему уже не помочь, — сказал Веспасиан Магну. Тот, разинув рот, наблюдал за происходящим, в бессилии сжимая и разжимая кулаки. — Если, конечно, ты не хочешь составить ему компанию.

Голова Зири снова ушла под воду. Его лошадь, ослабев, барахталась рядом с ним. Мармарид отчаянно бил по воде руками и сумел-таки снова высунуть голову над поверхностью. Обезумевшими от страха глазами он посмотрел на Магна.

— Хозяин! Хо!..

Зири недоговорил. Голову ему пронзило брошенное с берега копьё. Проткнув мозг и небо и выбив передние зубы, окровавленный наконечник выскочил наружу и остался торчать из подбородка.

При виде этого зрелища Магн издал вопль отчаяния, похожий на рык раненого животного. Вскинув над головой руки, Зири ушёл под воду. Над поверхностью реки осталось торчать лишь древко копья, обозначая место, где мармарид погрузился в водную стихию, столь не похожую на его жаркую родину.

— Безмозглый болван! — процедил сквозь зубы Магн, садясь на коня. — Я велел ему вылить воду из бурдюка, но этот паршивец заявил, что, это, мол, плохая примета и он накликает на себя беду. Теперь он будет пить воду целую вечность, потому что не вылил ни капли.

С этими словами он поскакал вперёд.

— Это я называю мерзкой иронией судьбы, — сказал Веспасиан, следуя его примеру.

Тем временем в воду бросился первый хатт.

Веспасиан и Магн погнали скакунов вдогонку батавам, опередившим их примерно на четверть мили. Поскольку путь на восток им закрывал холм, на котором возвышался обнесённый частоколом Маттий, а впереди — отряд хаттов, который двигался на север вдоль реки, им осталось единственно возможное направление — на северо-восток.

В непосредственной близости от главного селения хаттов земля была хорошо обработана. Отряду то и дело приходилось преодолевать низкие каменные стены и живые изгороди.

— Мой конь долго так не протянет, — посетовал Магн, повернувшись к Веспасиану, когда они перепрыгнули через очередную преграду.

Веспасиан не ответил, видя, что и его скакун выдыхается, хотя и не так быстро, как кони скакавших впереди них батавов. Чтобы не слишком растянуться и никого не потерять, колонна двигалась со скоростью самой уставшей лошади. Отставшие примерно на сотню шагов, Веспасиан и Магн постепенно сокращали это расстояние. Оглянувшись, Веспасиан увидел, как из-за деревьев на северный берег реки, от которого они удалились уже на целую милю, высыпал целый отряд хаттов.

— Вот же дерьмо! Не нравится мне это! — воскликнул Магн, указывая в сторону Маттия.

Ворота поселения распахнулись, и с холма вниз, по петляющей дороге, ведущей на равнину, навстречу колонне устремился конный отряд.

По всей видимости, Луций Пет тоже заметил всадников, потому что колонна отклонилась севернее, но, проскакав несколько секунд, взяла первоначальное направление. Веспасиан, даже не глядя, понял, что это означает. Хатты, следовавшие за ними по берегу реки, изменили направление движения и теперь пытаются перерезать им путь. Отряд попал в окружение.

Пет приказал колонне остановиться, и Веспасиан с Магном наконец догнали её.

— Придётся или сразиться, или сдаться в плен. Третьего не дано, — сказал он братьям, когда те подъехали к нему.

— Тогда я скажу, что выбора у нас нет, — ответил Веспасиан. — Если вступим в бой, то все погибнем. Гизберт предлагал, если мы сдадимся, проводить наших батавов до Рена. В этом случае мы хотя бы сохраним нашим воинам жизнь.

— Батавы не сдаются, — презрительно сплюнул Ансигар. — Особенно хаттам. Мы не смогли бы вернуться домой, если бы сдались в плен. Это было бы несмываемым позором.

Луций Пет безрадостно улыбнулся.

— Похоже, господа, как ни крути, а нас в самом сердце Великой Германии ждёт кровавая смерть. Хотя лично я предпочёл бы сражаться, чем быть казнённым варваром, который называет себя вождём лишь потому, что его прапрадед когда-то спустился с гор и поотрубал всем головы. Ансигар, прикажи своим людям построиться лицом к северу. Попытаемся с боем вырваться из окружения.

Декурион отсалютовал ему и ускакал к своим воинам, выкрикивая приказы. Турмы начали выстраиваться в одну шеренгу. Хатты уже с трёх сторон окружали их. Расстояние составляло не более пятисот шагов.

— Прости, Веспасиан, — произнёс Сабин с удивительной искренностью в голосе. — Ты оказался в Германии по моей вине, это я притащил тебя сюда.

— Нет, это все вольноотпущенники Клавдия. Они интригуют друг против друга, — улыбнулся брату Веспасиан.

— Ублюдки.

— Похоже, пророчество, сделанное при моём рождении, оказалось ложным. Хотя, кто знает, вдруг в нём говорилось, что мне суждено погибнуть в тридцать один год от рук германцев?

— Что? Да, я понимаю, к чему ты клонишь. Нет, в предсказании ничего такого не было. Впрочем, я никогда в него не верил, хотя мать утверждала, что отметины на печёнках трёх жертвенных животных означали именно это.

— Что именно?

Сабин пожал плечами и посмотрел на наступающих с трёх сторон хаттов. Те тоже замедлили шаг и начали выстраиваться в одну шеренгу.

— Ну, давай, Сабин, теперь ты можешь мне сказать. Сам видишь, что всё это было полной чушью.

Сабин пристально посмотрел на брата, взвешивая все за и против.

— Хорошо. Во время церемонии твоего имянаречения отец принёс в жертву быка, свинью и барана. Когда он стал разглядывать печень животных, то заметил на них одинаковые пятна. Помню, я сильно тогда обрадовался. В моих глазах это означало, что Марс отвергает тебя. Видишь ли, в ту пору я тебя ненавидел.

— Почему? Что я такого сделал?

— Я слышал, как отец обещал Марсу хорошо кормить тебя, заботиться о тебе, даже в ущерб мне. Я ужасно ревновал тебя.

Увы, эти пятна не означали, что Марс отвергает тебя, отнюдь. На каждой печёнке была своя отметина, но очертания всех были узнаваемы. Впрочем, то, что тогда представлялось неким посланием, похоже, оказалось не более чем...

— Эй, римляне!

Братья оглянулись. Появившиеся со стороны Маттия хатты остановились в пятидесяти шагах от них. Один из них выехал вперёд.

— Проклятье! Да это же наш пленник, который вёл нас сюда! — воскликнул Веспасиан, моментально узнав «проводника поневоле». — Должно быть, он воспользовался мостом.

Хатт выкрикнул пару предложений на своём наречии.

— Вдруг это ещё не конец, брат, — задумчиво произнёс Сабин. — Слава моему повелителю Митре. Я не нарушил моей клятвы.

Веспасиан смерил брата негодующим взглядом. Через секунду к ним подъехал Ансигар и перевёл слова беглого проводника.

— Они не просят сдаваться, но предлагают поехать с ними, чтобы избежать дальнейшего кровопролития. Они оставляют нам наше оружие, сохраняя наше достоинство. Это справедливое предложение.

— Что им от нас нужно? — спросил Сабин, не обращая внимания на брата.

— Их вождь хочет поговорить с римскими офицерами. Вас приглашают во дворец Аргандестрия.

Ворота Маттия распахнулись, открыв взгляду множество деревянных хижин разных размеров, выстроенных без малейшего намёка на какой-либо порядок. Возведённые из толстых, загнанных в землю брёвен, они не имели окон. Дверные проёмы были завешаны шкурами. Дым выходил наружу через дыру в соломенной крыше.

Проводник повёл колонну по главной улице по плотно утоптанной земле. Дорога извивалась и постепенно поднималась вверх. От неё в обе стороны расходились узкие переулки. В ноздри Веспасиану ударил запах дровяного дыма и зловоние нечистот. Женщины и старики с любопытством разглядывали проходивших мимо них чужаков. Белобрысые дети бросили игры и убежали с дороги, чтобы не попасть под копыта лошадей.

— Дяде Гаю тут понравилось бы, — задумчиво произнёс Веспасиан, глядя на симпатичных мальчишек, правда, довольно чумазых.

— Надо узнать, вдруг нам удастся купить парочку и привезти ему в подарок, — рассмеялся Сабин.

— Непременно, а то он постоянно жалуется, что не может купить на невольничьих рынках свежих мальчиков. Он обожает дрессировать их.

— Они явно не свежее этих. Главное, смыть с них грязь, и они будут готовы к употреблению.

Братья рассмеялись. Веспасиан посмотрел на Магна. Тот мрачно восседал на коне, явно не в настроении. Ему всё ещё было не до шуток.

Наконец дорога привела их к некоему подобию площади с несколькими торговыми прилавками, расставленными по кругу. На дальнем конце этого рынка возвышался длинный дом высотой по меньшей мере в двадцать футов, крытый соломенной крышей, кое-где тронутой тёмно-зелёным мхом.

Проводник спешился и что-то сказал Ансигару.

— Нам велено остаться здесь, — перевёл декурион. — Нас сейчас накормят. Вы трое идёте на встречу с вождём в его зал.

— Не желаешь пойти с нами? — спросил Веспасиан Магна, когда они спешились.

— Лучше не стоит. Я могу испортить встречу, отомстив им за Зири.

— Как хочешь, — ответил Веспасиан и, похлопав друга по плечу, вместе с Сабином и Луцием Петом зашагал следом за проводником ко «дворцу».

Войдя в дверь, он оказался в скудно освещённом помещении. Впрочем, вскоре его глаза приспособились к полумраку, и он разглядел четыре ряда длинных столов, на которых на равном расстоянии были расставлены сальные свечи. Столы занимали переднюю половину зала. В дальней половине пылал очаг. Поднимаясь вверх, его дым частично скрывал высокий сводчатый потолок с отверстием, через которое этот дым выходил наружу.

Вдоль всей стены, перемежаясь со щитами, мечами и прочим военным снаряжением, тянулся ряд оленьих рогов и кабаньих клыков. Позади очага было пусто, если не считать помоста, по углам которого в карауле застыло по огромному воину. На помосте стояло кресло с высокой спинкой. На нём сидел старик с длинной седой бородой и с золотым обручем на голове. Серебряные волосы были собраны на макушке в пучок.

— Я — Адгандестрий, вождь хаттов, — произнёс он на латыни без всякого акцента. — Подойдите сюда.

Проводник повёл римлян вперёд по проходу между столами. Под ногами у них хрустел разбросанный по полу камыш. Не доходя до вождя хаттов, он остановился и отвесил поклон. Вождь жестом велел ему отойти. Молодой хатт отошёл в сторону и встал перед красным занавесом, сшитым из квадратных лоскутов размером примерно в квадратный фут.

Адгандестрий несколько секунд рассматривал римлян. Затем его взгляд остановился на Веспасиане.

— Значит, вы те самые римляне, которых Гальба, по словам Гизберта, послал убить меня?

— Он солгал, — коротко ответил Веспасиан.

— Я знаю. Теперь знаю, — сказал Адгандестрий и указал на проводника. — Вам повезло — вы оставили этого юношу в живых. Иначе лежать вам мёртвыми там, на равнине. Когда вы спросили, что такое Маттий, он понял, что Гизберт обманул меня. Как вы могли убить меня, если даже не знаете названия места, где меня искать?

Мы, хатты, люди чести. Говорим правду и презираем тех, кто пытается обмануть нас наветами и полуправдой. Я не стану требовать от вас денег за убитых вами моих воинов, ибо вы защищались от лжи, в которую я — моя вина — поверил. Я заплачу вам и пощажу ваши жизни.

— Ты справедлив, Адгандестрий.

— Я — вождь. Я должен быть справедливым, иначе моё место займёт кто-то другой. Но я стар и уже не так прозорлив, как раньше. Иначе разве поверил бы я Гизберту? Хотя мне и показалось странным, что Рим подослал ко мне убийц из-за какого-то мелкого набега.

Как-то раз я предложил Тиберию отравить Арминия, но он отказался, заявив, что Риму нет необходимости убивать своих врагов. Рим победит их в сражении. Зачем же Риму подсылать ко мне убийц? Потом я услышал, что у вас появился новый император, пускающий слюни идиот. Я подумал, что идиот не столь благороден, как его предшественники. Поэтому я проглотил ложь. Но теперь я хочу знать правду. Зачем вы здесь?

Веспасиан понимал: было бы бесчестно лгать вождю хаттов после того, как тот благородно и по-доброму отнёсся к ним, и поэтому решил сказать правду.

— Мы пришли, чтобы найти орла Семнадцатого легиона, потерянного в битве в Тевтобургском лесу.

— Почему же так поздно? Ведь прошло сколько лет.

Начав говорить правду, Веспасиан понял, что останавливаться на полуслове нельзя, и рассказал вождю хаттов про план вольноотпущенников Клавдия, решивших подкрепить репутацию нового императора.

— Значит, Британия? — задумчиво произнёс Адгандестрий. — Неужели Рим не устал от завоеваний?

Вопрос был риторическим. Ответ знали все, кто присутствовал в этом зале.

— Так почему же Гизберт пытался помешать вам? — продолжил вождь.

— Мы не знаем причину, но, думаем, дело тут в политике.

— Тогда давайте спросим его самого, — сказал вождь и что-то приказал своим телохранителям.

Двое из них поспешно вышли из зала. Вскоре они вернулись, ведя с собой Гизберта, надёжно связанного верёвками. Пленника грубо швырнули на устланный камышом пол перед помостом.

Адгандестрий с видимым отвращением посмотрел на него.

— Лжец!

Гизберт с трудом поднялся на колени и склонил голову.

— У меня не было выбора. Ты бы не помог мне, скажи я правду.

— Верно. Ибо знаю, что в дела Рима лучше не соваться. Римские легионы стоят за Реном, и у меня нет желания провоцировать их, чтобы они вновь высадились на правый берег.

Я не желаю ввязываться в войну. Кто заставил тебя это сделать? Кто в Риме не хочет, чтобы эти офицеры нашли орла легиона? Кто намерен бросить на меня тень, сделав виноватым?

— Не могу сказать, — покачал головой Гизберт.

Телохранитель занёс было для удара руку, но вождь жестом его остановил.

— Если ты мне не ответишь, смерть твоя будет долгой и мучительной. Я не подарю тебе меча, и ты не попадёшь в Валгаллу. Если же скажешь правду, то умрёшь быстро и достойно, и в твою руку будет вложен меч.

Гизберт поднял глаза на вождя.

— Ты даёшь слово?

— Получается, что лжец сомневается в слове достойного и честного человека.

— Хорошо. Это был вольноотпущенник Клавдия по имени Каллист.

— Но почему? — спросил Веспасиан, радуясь тому, что его предположение подтвердилось.

— Он хочет, чтобы слава того, кто нашёл римского орла, досталась ему. Дело в том, что он знает, где спрятан орёл, и боится, что ты можешь его опередить.

— Где же этот орёл?

— Это мне неизвестно, но я знаю, что Каллист отправил за ним своих людей. Мне поставили цель — убить тебя и Сабина, и я сделал бы это с великим удовольствием, потому что твой брат отрубил мне руку. Но ты усложнил задачу тем, что захватил с собой так много воинов. Я ожидал, что у тебя будет лишь несколько спутников и ты попробуешь пройти незамеченным. Поэтому я пытался запугать твоих людей, выбирая одну или две жертвы. Когда же вы подошли ближе к Маттию, я смог вызвать подкрепление и напасть на вас открыто.

— Но почему ты оставил часть своих людей на другом берегу? Ты ведь мог легко раздавить нас, зажав с двух сторон.

— Не хотел убивать батавов. Мне был нужен только ты и твой брат.

— Ты убил немало наших воинов. Ты убивал их каждую ночь по пути сюда.

— Верно, но я всегда вкладывал им в руку оружие и не убивал больше, чем то было необходимо. Видишь ли, телохранителей римского императора набирают из двух племён с западного берега Рена, убиев и батавов. Так что я сам — батав. Я не люблю убивать моих соплеменников.

Внезапно Веспасиану всё стало ясно. Он мысленно поблагодарил трибуна Муциана, который предложил взять в поход ауксилариев-батавов. Это спасло ему жизнь.

Адгандестерий задумчиво погладил бороду.

— На этот раз он говорит правду. Хочешь ещё о чём-нибудь его спросить?

— Лишь об одном. Как Каллист узнал о том, где спрятан орёл?

— Я точно не знаю, но это как-то связано с кораблями.

— С кораблями?

— Да. Когда он вызвал меня, чтобы отдать приказ, он сказал, что только что получил послание от кого-то на севере, кто собирает там корабли. Не знаю, для чего они ему понадобились, но этот человек знает, где спрятан орёл легиона.

Веспасиан посмотрел на Сабина.

— Каллист говорил, что генерал на северном побережье будет пытаться решить проблему нехватки кораблей, необходимых для вторжения. Он упоминал его имя. Ты не помнишь, как его зовут?

Немного подумав, Сабин покачал головой.

— Прости, но в то время мои мысли занимало совсем другое.

— Нет ничего проще, — вмешался в разговор Луций Пет. — Его знают все обитатели берегов Рена, потому что начиная с февраля он отбирает у них корабли и лодки. Его имя Публий Габиний.

— Да, это он. Гизберт, тебе знакомо это имя?

— Нет. Каллист не посвящал меня в подробности.

Веспасиан кивнул вождю хаттов, показывая, что больше вопросов у него нет. Адгандестрий подозвал одного из телохранителей и что-то сказал ему на своём наречии. Тот шагнул к пленнику и кинжалом перерезал на нём верёвки. Гизберт остался на коленях, глядя в лицо своему палачу. Воин вынул из ножен свой меч и протянул его пленнику рукояткой вперёд.

Тот взял его здоровой рукой. В следующий миг хатт вонзил кинжал ему в основание шеи и проткнул плоть до самого сердца. Стоило ему вытащить клинок, как из раны хлынула кровь. Гизберт продолжал смотреть на палача. Грудь его вздымалась и опускалась, но свет в глазах начал меркнуть. Прежде чем им закрыться навек, на губах Гизберта мелькнула улыбка. Он повалился лицом на окровавленный камыш и замер с мечом в руке.

Мёртвое тело быстро выволокли из зала, и Адгандестрий обратился к Веспасиану и его спутникам.

— Я не знаю, у кого этот орёл. Да и не знал никогда.

Он сделал знак проводнику, стоявшему перед красным занавесом, и они вместе потянули его в разные стороны. Занавес распахнулся.

От неожиданности все три римлянина ахнули. Со стены на них взирал Козерог, эмблема легиона, а также штандарты пяти когорт, увенчанные поднятой рукой с открытой ладонью. Сами половинки занавеса были сшиты из флагов и свисали с древка штандарта центурии. И каждый такой флаг символизировал восемьдесят давно уже мёртвых солдат.

— Арминий тайно поделился трофеями. Привёз он их в огромном количестве. Чтобы между племенами не возникло ревности, трофеи делили по жребию. Каждый вождь поклялся никому не говорить, что досталось ему. Я получил серебряную эмблему Козерога Девятнадцатого легиона, пять штандартов когорт и все эти флаги центурий. Про остальное знал только Арминий, однако его больше нет.

— Зато жив его сын.

Адгандестрий нахмурился.

— Верно, он жив и наверняка знает секреты отца. Так вот что вы собирались сделать — расспросить Тумелика?

— Я подумал, что если мы доберёмся до Тевтобургского леса, то сможем отправить ему послание. У меня есть одна вещь, некогда принадлежавшая его отцу. Она наверняка его заинтересует.

Веспасиан вынул из-за пояса нож и протянул его вождю.

Адгандестрий вытащил его из ножен и, внимательно изучив выгравированные на нём руны, вернул нож Веспасиану.

— Да, это будет ему интересно. Возможно, тебе удастся убедить его, и он согласится на встречу. Я знаю, где он, и отправлю ему послание. Сообщу ему, что в следующее полнолуние, через пять дней, ты будешь на горе Калькризе в Тевтобургском лесу. Если, конечно, он пожелает встретиться с тобой.

Старик с трудом поднялся с кресла и, подойдя к трофеям, вытащил из подставки Козерога Девятнадцатого легиона.

— Я дам тебе в сопровождение моих воинов, чтобы ты без опаски мог добраться туда. Когда будешь уезжать, получишь от меня в дар эмблему этого легиона.

С этими словами он вручил эмблему Сабину. На лицах римлян читалась растерянность.

— Удивляетесь, что я помогаю вам? — Адгандестрий усмехнулся. — Я делаю это по той же самой причине, по какой прошу Тумелика оказать вам содействие. Не ради ножа его отца, но ради большей награды. Если этот идиот в Риме получит орла, а заодно эмблему Девятнадцатого легиона, это наверняка позволит ему заручиться уважением армии. И победа в Британии ему обеспечена.

Однако при этом стоящие на Рене и Данубии легионы уйдут из Германии. Это по меньшей мере четыре легиона, а также их ауксиларии. Поражение кельтов в Британии будет нам выгодно. Если Рим двинет на север острова, у него не останется сил угрожать нам. Я помогу вам, и Тумелик, я надеюсь, тоже поможет. Благодаря нам Германия останется свободной на многие годы, а возможно, навсегда.

ГЛАВА 10

то оно! — воскликнул Магн, когда колонна с двадцатью воинами Адгандестрия во главе замедлила движение, выйдя на узкую тропу, к северу от которой простирались болота, а с юга высилась гора. — Я помню это место. Здесь на четвёртый день битвы Арминий взял в кольцо наших воинов. К тому моменту из двадцати пяти тысяч человек оставалось всего тысяч семь или восемь.

Вар под моросящим дождём гнал их на северо-запад, пытаясь опередить германцев, но тем удалось вырваться вперёд. Они срезали путь по короткой дороге, среди гор, и ждали в лесу над открытой местностью.

Наши солдатики заметили их лишь тогда, когда пять тысяч волосатых варваров закидали их копьями. Пятьдесят тысяч копий всего за сотню ударов сердца, ты можешь себе такое представить?

Веспасиан смог и даже содрогнулся при этой мысли.

— И колонна остановилась?

— Верно. Через болота они уйти не могли, потому что дождь лил без остановки несколько дней подряд, и те, кто попытался уйти туда, утонули в трясине. Они не могли сдвинуться ни вперёд, ни назад. Ещё пять тысяч варваров перекрыли путь к отступлению, а впереди враг вырыл рвы и поставил препятствия.

— То есть выбора у них не было. Только сражаться, верно?

— Да, выбора у них не было. Скоро мы увидим длинный земляной вал, который они насыпали как последнюю линию обороны. Он тянется примерно на четверть мили. Те, кто остался в живых, какое-то время отбивались от варваров, но вскоре к тем присоединились другие племена, которые наблюдали за ходом битвы, но до поры до времени не вступали в неё.

Поняв, что мы обречены, Вар совершил достойный поступок. Всего один час, и большая часть наших парней осталась лежать на поле боя. Спастись удалось лишь немногим. Некоторые из них прибились к нам и, когда мы двинулись в обратный путь, стали нашими проводниками. Я даже близко сошёлся с двумя-тремя.

— А как вообще это произошло? — уточнил Сабин.

— Вар вёл своих воинов из летнего лагеря на реке Визургис[13] на зимние квартиры на берегу Рена.

Три легиона, шесть когорт ауксилариев и три конных алы. Более двадцати тысяч человек за вычетом нескольких когорт, которые он оставил по просьбе германских племён якобы для поддержания римского мира.

Хитрые ублюдки сделали это нарочно, чтобы внушить Вару ложное спокойствие, и их уловка сработала. Он даже отправил на зиму домой, в Рим, нескольких легатов и трибунов. Он был уверен, что всё обстоит отлично, когда выступил на запад по военной дороге берегом реки Лупии[14].

Её ещё называли Длинные мосты, потому что там было много мостов. Жуткое местечко, нас едва не постигла участь Вара, когда несколько лет спустя мы пытались по ней вернуться домой.

— Мы перешли то, что от неё осталось, примерно в пятидесяти милях к югу отсюда, — заметил Луций Пет. — Как же они отклонились на такое огромное расстояние?

— Арминий отправил фальшивое письмо, в котором утверждал, что к северу отсюда вспыхнуло восстание. Вар доверял ему и любил его и потому принял письмо за чистую монету, хотя полководца и предупреждали, что против него плетётся заговор. Он не стал разделять колонну и взял всех с собой на север. Взял даже маркитантов, обслугу и обоз с провиантом. Вся эта пёстрая компания двинулась по густо поросшим лесом горам, вдобавок ко всему изрезанным глубокими оврагами. Болван! Более того, он позволил, чтобы этот растянувшийся на шесть или семь миль хвост повели проводники-германцы. В конечном итоге они вывели нас на равнину к юго-востоку отсюда, где в лесу на каждом шагу враг.

— Неужели он не отправил дозорных в обе стороны? — удивился Веспасиан, глядя на холм слева от него, и живо представил себе, как легко среди дубов, буков и берёз можно спрятать целую армию.

— По словам немногих выживших, дозоры были, и много. Беда в том, что это были люди Арминия, которые «случайно» не заметили пять тысяч германцев на обоих склонах горы, как не заметили ещё десять тысяч вооружённых варваров, которые пришли просто «понаблюдать», однако были готовы выступить на стороне Арминиия, если тот начнёт побеждать.

Как бы то ни было, Вар не видел нечего необычного в том, чтобы послать в дозор ауксилариев из числа херусков и хаттов.

Эти племена были верны Риму, что означало, что его легионеры могут идти маршем стройными рядами по восемь человек в шеренге. Идти красиво и в ногу, как это нравится генералам.

— Но очень медленно.

— Именно. А чтобы не ломать строй, они были вынуждены валить деревья. Учтите, что шёл сильный дождь, а с запада, завывая, дул свирепый ветер с такой силой, какой я никогда не видел в Германии. Никто из наших парней не заметил и не услышал варваров до тех пор, пока в самую гущу нашей колонны не полетели их копья и выпущенные из пращи камни. Их собственные копья были привязаны к походным мешкам. Да, бойня была ещё та, скажу я вам. Затем варвары и наши, с позволения сказать, союзнички лавиной, с криками и улюлюканьем обрушились на наших ребят сверху, с вершины горы, и рассекли колону надвое.

— Как же они добрались сюда? Как погибли на этой дороге? — спросил Сабин, глядя на эмблему Девятнадцатого легиона и думая о том, где та могла упасть на землю.

— В конечном итоге они восстановили некое подобие порядка. Вар приказал одной половине войска строить лагерь, а второй — отбиваться от этих варваров. С наступлением ночи германцы отступили, и Вар разрешил нам поспать несколько часов. Затем мы уничтожили все повозки и за два часа до наступления рассвета тайком покинули лагерь. Проснувшись, германцы увидели, что римский лагерь пуст, но в нём осталось много брошенного имущества. Как ты понимаешь, у них не возникло настроения преследовать наших парней, пока они не перерыли всё, что было там брошено.

Между тем Вар пытался уйти на северо-запад, на помощь Арминию. Он был уверен, что нападение на его легионы было всего лишь попыткой помешать ему бросить силы на подавление мятежа. Напыщенный болван! Впрочем, в армии такие никогда не переводятся.

— А, по-моему, он повёл себя достойно, — не согласился с другом Веспасиан. — Ведь он не знал, что письмо было фальшивым. Он пытался выполнить долг перед Римом и проявил благородство, спеша на помощь другу Арминию.

Магн фыркнул и косо посмотрел на Веспасиана.

— Как бы то ни было, они шли целый день, лишь изредка ввязываясь в короткие стычки с врагом, и снова построили лагерь. На следующий день подтянулась основная масса варваров, и всю ночь легионеры почти без передышки сражались, стараясь не пустить их в лагерь. Утром четвёртого дня германцы отступили. Остатки легионеров построились в колонну и продолжили движение.

Однако германцы постоянно нападали на них, чтобы убедиться, что легионы движутся в нужном направлении. В конце концов они пришли сюда. И тут их окружили со всех сторон. Отступать было некуда. Оставшиеся в живых всадники попытались с боем вырваться из окружения, но были уничтожены. Вар заколол себя мечом. Легионеры были поставлены перед выбором: сражаться, добровольно лишить себя жизни или сдаться в плен. В последнем случае их или принесли бы в жертву местным богам, или сделали бы рабами. Лишь немногим удалось бежать. Таких счастливцев оказалось не больше пятидесяти.

Магн резко натянул поводья.

— Вот дерьмо! Мы же тогда всё это сняли!

Впереди них к деревьям по обе стороны дороги длинными гвоздями сквозь глазницы были прибиты человеческие черепа.

— Похоже, германцы прибили их обратно, — заметил Сабин.

Магн с отвращением сплюнул и сжал большой палец правой руки, страхуя себя от сглаза. Впрочем, вскоре деревья с черепами закончились, и дорога вывела колонну на песчаное пространство две сотни шагов в ширину и полмили в длину, усеянное тысячами человеческих костей, ссохшихся и покрытых лишайником.

— Да они, я смотрю, откопали наших ребят.

Колонна двинулась дальше по огромной поляне, с хрустом давя раскиданные кости. Земляная насыпь — дело рук легионеров Вара — была во многих местах сильно разрушена, как будто её топтала не одна сотня ног. Веспасиан заметил торчавшее из земли копыто дохлого мула. Справа простиралось болото, от которого тянуло зловонием затхлой воды. Впереди деревья смыкались снова, образуя сплошную стену, — идеальное место для убийства. Хотя среди первых зелёных листьев на ветках безмятежно пели птицы, Веспасиану было не по себе. Ему казалось, будто за ним наблюдали тысячи невидимых глаз.

Он старался не смотреть на кости легионеров, однако нездоровое любопытство взяло верх. Кисти, руки, ноги, позвоночники, рёбра, черепа и тазовые кости беспорядочно валялись вокруг. Некоторые были целы, другие разрублены или раздроблены. Многие носили следы зубов диких животных. То здесь, то там виднелись грубо высеченные каменные алтари. На них тоже лежали кости, только почерневшие от огня.

— Как давно ты здесь был, Магн? — спросил Веспасиан.

— Лет двадцать пять назад.

— Странно, что останки наших воинов за это время не истлели. Как будто кто-то специально о них заботится.

— Может, они? — предположил Магн, когда в ста шагах перед ними из леса им навстречу выехали пятеро всадников и перегородили дорогу.

Ехавшие впереди колонны хатты вскинули руки, призывая отряд остановиться. Двое из них поскакали вперёд, коротко переговорили с пятёркой всадников и, вернувшись, что-то сказали Ансигару.

Декурион кивнул и повернулся к римским офицерам.

— Это херуски. Тумелик ждёт нас на вершине холма.

Холм был невысок, не более трёхсот пятидесяти футов. Они поднялись на неё быстро, хотя его склоны густо поросли лесом. Веспасиан легко представил себе, сколько воинов могли когда-то прятаться здесь, среди деревьев.

Ближе к вершине они объехали поляну с берёзовой рощей в центре. Здесь рядом с алтарём мирно паслась белая лошадь. Привязанные за длинные волосы, с ветвей деревьев свисали три отрубленные головы. Одна была явно свежей, две другие — в разной степени разложения. На земле, словно перезревшие плоды, валялись черепа с ошмётками плоти и остатками волос. С алтаря стекала кровь.

Подъём закончился, закончился и лес. Колонна достигла голой вершины. Здесь деревья были вырублены, уступая место пестревшему весенними цветами лугу. На поляне их ждало удивительное зрелище — шатёр из красной кожи высотой десять футов и площадью в пятьдесят, стоявший рядом с одиноким древним дубом.

Веспасиану хватило одного взгляда, чтобы понять, что это такое.

— Клянусь нежной задницей Меркурия! — воскликнул Магн. — Это же шатёр Вара. Не иначе как его захватили тогда со всем остальным имуществом.

Сабин был в равной степени ошарашен.

— Похоже, они прихватили весь обоз. Шатёр они сжечь не смогли. Из-за дождя он был слишком мокрый.

Пять всадников-херусков спешились возле входа в шатёр и знаком велели колонне сделать то же самое. Их предводитель, старик лет шестидесяти, вошёл внутрь шатра. Спустя несколько секунд он вышел и что-то сказал Ансигару.

— Вы можете войти, — сказал тот Веспасиану, Сабину и Луцию Пету. — А мы пока дадим лошадям возможность пощипать траву.

— На этот раз ты пойдёшь с нами? — спросил Веспасиан Магна, шагнув ко входу в шатёр.

— Ты ещё спроси, заикается ли император!

Раздвинув полы шатра, Веспасиан оказался в коротком коридоре с кожаными стенами — точь-в-точь как в шатре претория в лагере Поппея во Фракии. Правда, здесь не было переносного мраморного пола, а лишь простой, дощатый, из навощённых деревянных половиц. Сделав несколько шагов по коридору, Веспасиан вошёл в главную часть шатра.

Вокруг мерцали сальные свечи, освещая довольно искусно обставленную комнату — обтянутые кожей диваны, бронзовые статуи, резные кресла и столы, которые украшали керамические и стеклянные чаши и вазы. В дальнем конце комнаты стоял массивный дубовый стол, заваленный свитками. Перед ним в курульном кресле сидел римский наместник в полной военной форме. Что было тем более невероятно, ибо сидевший за столом человек был слишком молод, чтобы быть наместником. Вдобавок у него была пышная чёрная борода.

— Добро пожаловать, римляне! — произнёс «наместник». — Я — Тумелик, сын Эрминаца.

Веспасиан открыл было рот, чтобы приветствовать Тумелика, но тот не дал ему заговорить, упреждающе подняв руку.

— Имён можете не называть, — произнёс чернобородый вождь, буравя его исподлобья холодными голубыми глазами. — Не желаю даже запоминать их. После того как сбежал из империи, я поклялся громовержцу Донару больше не иметь дел с римлянами и, если вдруг нарушу данное слово, да поразит меня его гнев. Однако по просьбе моего старого врага, Адгандестрия, я попросил бога один раз сделать исключение ради блага моего племени и всей Германии. — Тумелик указал на расставленные по комнате ложа. — Садитесь.

Веспасиан и его спутники приняли предложение и устроились поудобнее, насколько это было возможно под тяжёлым взглядом Тумелика. У их хозяина был крупный, но красивый нос, явно несколько раз перебитый. Ухоженная пышная борода скрывала лицо почти до высоких скул. Из-под длинных усов виднелись тонкие, бледные губы. Приглядевшись к его подбородку, Веспасиан сумел разглядеть за густой растительностью ямочку. Это точно был тот, кого они искали, — Тумелик.

— Адгандестрий сказал мне, что вы просите моей помощи в поисках имперского орла, утерянного вашими легионами после того, как мой отец разбил их здесь, в Тевтобургском лесу.

— Это так.

— Почему вы решили, что я стану вам помогать?

— Это будет в твоих интересах.

Тумелик презрительно усмехнулся и, подавшись вперёд, ткнул пальцем в Веспасиана.

— Римлянин, когда мне было два года, меня с моей матерью Туснельдой провели по улицам Рима в качестве победных трофеев Германика. Сделано это было нарочно, чтобы унизить моего отца. И как будто этого было мало, нас с ней отправили в Равенну, жить с женой его брата Флавуса. Того самого Флавуса, который всегда сражался на стороне Рима даже против своего собственного народа. Третье унижение состояло в том, что меня в восьмилетием возрасте отдали учиться на гладиатора. Я, сын освободителя Германии, сражался на арене на потеху городской черни!

Я выиграл свой первый бой, когда мне было шестнадцать, а четыре года спустя, когда мне исполнилось двадцать лет, я получил деревянный меч, символ свободы, после того как провёл ещё пятьдесят два поединка. Первое, что я сделал, когда получил свободу, — это свёл счёты с дядей Флавусом и его женой. После этого я вместе с матерью вернулся сюда, к моему народу. Как же могут совпадать мои интересы и интересы Рима после всего того, что твоя империя сделала со мной?

В свою очередь, Веспасиан рассказал Тумелику о готовящемся вторжении в Британию и о том, что думает Адгандестрий по поводу последствий этого похода.

— И ты считаешь, что Рим не наберёт ещё три или четыре новых легиона и не заменит ими те, что находятся в Британии? — спросил Тумелик. — Конечно, наберёт. Риму хватит людей ещё ни на один десяток легионов, и старик должен это понимать. Если только империю не поразит мор, её население будет расти и дальше. Уже сейчас римское гражданство даётся всё большему числу жителей провинций. Рабы тоже постоянно получают свободу и римское гражданство. Им нельзя вступать в легионы, но их сыновья такое право имеют.

Но я согласен с Адгандестрием в том, что касается ближайшего времени. Вторжение в Британию обезопасит нас на время жизни одного поколения или даже дольше.

Тумелик снял с головы шлем с высоким плюмажем и поставил его на стол. Длинные волосы упали ему на плечи. Посмотрев на римлян, он рассмеялся неестественным, деревянным смехом.

— Если бы не мой отец, эту форму здесь, в Германии, носил бы какой-нибудь римлянин. Но благодаря отцу я могу в таком виде общаться с преемниками человека, которому она принадлежала. Я также могу принимать их в этом шатре и подавать им закуски на его блюде.

С этими словами Тумелик дважды хлопнул в ладоши. Дверь у него за спиной открылась, и в комнату, неся подносы, уставленные серебряными чашами, кубками с пивом и блюдами с едой, вошли два бородатых раба лет пятидесяти. Когда они подошли ближе и принялись разносить угощения, Веспасиан с ужасом заметил, что волосы у них подстрижены коротко, на римский манер.

— Да, ты угадал, Айюс и Тибурций, оба взяты в плен в этом лесу тридцать два года назад, — подтвердил подозрения Веспасиана Тумелик. — С тех пор они наши рабы. Они не пытались бежать. Верно, Айюс?

Обслуживавший Веспасиана раб повернулся и кивнул.

— Верно, хозяин. Не пытались.

— Скажи им почему, Айюс.

— Я не могу вернуться в Рим.

— Почему?

— Потому что это позор, хозяин.

— Это почему же?

Айюс с опаской посмотрел на Веспасиана, затем снова на своего хозяина.

— Можешь сказать им, Айюс. Они пришли не для того, чтобы забрать тебя с собой.

— Потому что мы потеряли орла, хозяин.

— Потеряли орла? — задумчиво переспросил Тумелик и холодно посмотрел на старого раба, а в прошлом воина.

Годы рабства и позора сказались на Айюсе. Он понурил голову и горестно вздохнул, пытаясь сдержать рыдания.

— А ты, Тибурций? — спросил Тумелик, бросив тяжёлый взгляд на второго раба. Тот был постарше Айюса, почти полностью седой. — Тебе тоже до сих пор стыдно?

Тибурций покорно кивнул и поставил перед Тумеликом на стол чашу.

Стоило Веспасиану увидеть двух римских граждан, сломленных долгими годами рабства и бесчестия, как его удивление тотчас сменилось гневом.

— Где ваше чувство собственного достоинства? Почему вы не убили себя? — холодно спросил он, не скрывая презрения.

Уголки рта Тумелика скривились в улыбке.

— Можешь ответить ему, Айюс.

— Арминий предложил нам выбор: нас или принесут в жертву, предав огню в плетёной клетке, или мы можем принести клятву всем нашим богам и остаться в живых, чтобы выполнять приказания наших новых хозяев. Тот, кто когда-либо видел сожжение в клетке, никогда не сможет без содрогания смотреть на огонь. Мы выбрали то, что выбрал бы любой человек.

— Да, тут не поспоришь, приятель, — вставил словечко Магн.

Айюс посмотрел на него. Во взгляде старика промелькнуло смутное узнавание.

— Если бы мне предложили поджарить на костре собственные яйца, я бы согласился принести любую клятву, — продолжил Магн.

— Их не стали бы поджаривать, — сообщил Тумелик, снимая с кувшина крышку. — Перед сожжением мы всегда отрезаем у наших жертв тестикулы.

— Какое милосердие с вашей стороны.

— Уверяю тебя, милосердие здесь ни при чём.

С этими словами Тумелик запустил пальцы в кувшин и извлёк небольшой белый предмет размером с куриное яйцо и откусил от него половину.

— Мы верим, что, съедая тестикулы врага, мы обретаем их силу и ярость.

Веспасиан и его спутники с ужасом наблюдали, как Тумелик начал громко жевать, с показным удовольствием смакуя каждый кусочек. Затем он сунул в рот вторую половину и доел её. К удивлению гостей, оба раба сели у дальнего края стола.

Тумелик запил жутковатое лакомство пивом и сказал:

— После здешней битвы и после всех прочих сражений и боевых походов моего отца в борьбе за свободу нашего народа мы засолили шестьдесят тысяч тестикул врагов. Мой отец поделился ими с другими племенами. Это последний кувшин из доставшихся нам, херускам. Я храню его для особых случаев. Думаю, нам пора пополнить запас. Что вы скажете?

— Даже не пытайтесь, — произнёс Сабин. — Вам никогда не переправиться через Рен.

— Верно, — кивнул в знак согласия Тумелик. — Если мы останемся разъединёнными, как сейчас. Но даже если бы нам это удалось, Рим собрал бы всю мощь своей империи и разгромил нас. Вы же, в отличие от нас, обладаете силой, чтобы переправиться в противоположном направлении. Иначе почему сейчас я разговариваю с вами, хотя это против моих убеждений и правил. Насколько я знаю, у одного из вас есть нечто такое, что вы хотите мне показать.

Веспасиан достал отцовский нож и протянул его Тумелику.

— Как он попал к тебе? — спросил вождь, разглядывая лезвие.

Веспасиан поведал ему историю ножа. Тумелик внимательно его выслушал и провёл пальцем по выгравированным рунам. Затем задумался и кивнул.

— Ты говоришь правду, римлянин. Отец рассказывает эту историю в своих воспоминаниях.

— Он записал воспоминания? — уточнил Веспасиан, отказываясь верить собственным ушам.

— Ты забыл о том, что он с девяти лет воспитывался в Риме. Он научился читать и писать, хотя не очень хорошо, потому что грамоту в него приходилось вколачивать. Мы не считаем учёность мужской доблестью.

Но ему пришла идея получше. Он решил продиктовать свои воспоминания покорённым врагам и сохранить им жизнь, чтобы они могли читать их вслух, когда это понадобится. И вот сегодня такой день настал. Матушка, ты выйдешь к нам?

Занавес приподнялся, и в комнату вошла высокая седовласая женщина с горделивой осанкой и пронзительными голубыми глазами, каких Веспасиан ни разу не видел. Кожа её была морщинистой, а грудь обвисла, но было ясно, что в молодости она была красавицей.

— Мать, должен ли я рассказать этим римлянам отцовскую историю? Что говорят кости?

Туснельда достала из привязанного к поясу кожаного мешочка пять тонких прямых костей, испещрённых с четырёх сторон значками, в которых Веспасиан узнал руны. Затем подышала на них и, еле слышно пробормотав заклинания, бросила их на пол.

Наклонившись, она какое-то время рассматривала их и трогала.

— Мой муж пожелал бы, чтобы этим людям рассказали его историю. Чтобы понять тебя, они должны узнать о твоём происхождении, сынок.

— Да будет так, матушка, — согласно кивнул Тумелик. — Тогда начнём.

Веспасиан указал на рабов, которые взялись наводить на столе порядок.

— Значит, он пощадил этих двух, чтобы они записали историю его жизни?

— Да, это так. Кто мог бы лучше рассказать о жизни Арминия, чем аквилиферы Семнадцатого и Девятнадцатого легионов?

К тому времени, когда два старых раба, некогда горделивые римские воины, носившие священные эмблемы легионов, закончили читать рассказ о жизни Арминия, о том, как тот был убит своим соплеменником, солнце давно село. Впрочем, это было не просто чтение. Туснельда что-то дополняла по памяти, а Тумелик поручил Веспасиану и его спутникам расспросить Айюса и Тибурция о битве в Тевтобургском лесу. Он также велел старикам записывать ответы.

Как оказалось, Магн, служивший в своё время в Пятом легионе Жаворонков, участвовал в сражении у Длинных мостов, а на следующий год — в битвах на Ангриварии и Идиставизусе, где Арминий потерпел своё первое поражение. Он также поделился воспоминаниями о двух походах Германика, состоявшихся, соответственно, через шесть и семь лет после пресловутой резни. Он так увлёкся, что напуганный его успехом Тибурций был вынужден из зависти его перебить.

Похоже, Тумелик остался доволен, услышав новую точку зрения на те далёкие события. Он велел рабам делать записи. Те послушно повиновались. Они слушали грубоватый рассказ гостя, и в глазах их читалась тоска. Их старые, измождённые лица горели стыдом — и не только по поводу потери священных эмблем. Обоим было стыдно, что они не нашли мужества пойти на костёр и в результате обрекли себя на жалкое, рабское существование без надежды на прощение.

Кроме редких вопросов Веспасиану, Сабину и Луцию Пету сказать было нечего. Главным образом они слушали других, попивая пиво и изредка пробуя расставленные на столе угощения. Тумелик несколько раз предложил им отведать «лакомства» из его кувшина, но гости вежливо отказались.

Наконец два старых раба закончили свою работу. Не поднимая глаз, они скатали свитки и положили их в футляры. Никто при этом не проронил ни слова.

Тумелик задумчиво заглянул в свой кубок с пивом.

— Мой отец был великий человек, и мне жаль, что я никогда его не видел, — с этими словами он в упор посмотрел на Веспасиана. — Но я не затем заставил вас сидеть здесь со мной и слушать этот рассказ, чтобы потом предаваться жалости к самому себе. Я хотел, чтобы вы поняли, почему я сделаю то, что я намерен сделать. А намерен я пойти против всего того, за что когда-то сражался мой отец.

Сабин, не вставая, подался вперёд.

— То есть ты скажешь нам, где спрятан орёл?

— Я могу сказать, у какого племени он находится, это несложно. У хавков, что обитают на землях к северу отсюда, на побережье. Но я сделаю даже больше. Я помогу вам.

— Но зачем тебе это нужно? — удивился Веспасиан.

— Мой отец пытался стать вождём всей Верхней Германии, хотел объединить все племена. Представляете, какой бы властью он обладал, если бы это ему удалось. Ему бы хватило сил захватить Галлию, но разве смог бы он потом её удержать? Вряд ли. Пока Рим силён, это невозможно. Но это была его мечта, а не моя.

Когда я заглядываю далеко в будущее, я вижу время, когда Рим, как и все империи до него, одряхлеет и придёт в упадок. В наше же время идея Великой Германии видится мне угрозой для всех германских племён. Она — причина для столетней войны с Римом, войны для нескольких поколений, войны, для победы в которой у нас пока нет сил.

По этой причине я не хочу быть вождём объединённого германского народа, хотя немало моих соплеменников подозревают, что такое желание у меня есть. Некоторые даже призывают меня к этому и даже шлют письма поддержки. Другие же завидуют мне и жаждут моей смерти, чтобы добиться исполнения собственных честолюбивых замыслов. Я же хочу, чтобы меня оставили в покое. Хочу жить так, как не имел возможности жить в юности. Хочу жить, как херуск в свободной Германии. Мне ничего не нужно от Рима — ни мести, ни справедливости. Однажды мы уже освободили себя от его власти. Было бы глупо вновь оказаться в таком положении, когда мы будем вынуждены отстаивать нашу свободу.

Однако Рим не оставит желания вернуть себе орла, и, пока его легионы остаются на нашей земле, он будет пытаться его найти. Хавки его вам не вернут, да и с какой стати? Но то, что они хранят его у себя, навлекает опасность на всех нас. Я хочу, римляне, чтобы вы забрали его. Избавьте нас от вашего орла, пусть он сопровождает вас в Британию, но только оставьте нас в покое. Я помогу вам его похитить. Как только племена узнают, что я помог Риму, они больше не захотят — или побоятся, — чтобы я стал подобием моего отца.

— А разве хавки не воспримут это как объявление войны? — спросил Веспасиан.

— Да, если бы ни кое-какие обстоятельства. Я знаю, что Рим собирает дань с многих германских племён. Недавно мне стало известно, что ваш наместник потребовал у живущих на побережье племён вместо золота корабли. Соседям хавков, фризам, очень дороги их корабли. Чтобы не лишаться их, я слышал, будто они продали секрет того места, где спрятан орёл...

— Публию Габинию!

— Именно. Поэтому хавки скоро лишатся орла, но если мы придём на их земли раньше Публия Габиния с римской армией, то спасём жизни многим из них.

— Это далеко?

— В тридцати милях к востоку отсюда протекает река Визургис. По ней мы доберёмся до земли хавков на северном побережье. Если мы поплывём на лодках, то будем там послезавтра.

ГЛАВА 11

тром следующего дня колонна въехала в развалины небольшого речного порта, построенного римлянами. С тех пор как двадцать пять лет назад последние легионы вернулись на другой берег Рена, он пришёл в запустение. Хотя крыши большей части одноэтажных казарм и складских помещений были относительно целы, осыпающиеся кирпичные стены были плотно увиты тёмно-зелёным плющом и прочими ползучими растениями.

Под крышами заброшенных строений лепили гнёзда ласточки. Их стайки порхали туда-сюда в открытые окна, ставни на которых давно сгнили. За колонной увязалась свора диких собак, видимо, единственных местных обитателей. Не обращая на них внимания, всадники двигались в сторону реки по некогда мощёной, а теперь буйно поросшей травой дороге.

— Мои соплеменники не стали сжигать этот порт, потому что отец считал, что он ещё нам пригодится, — пояснил Тумелик.

Он снял форму Вара и теперь был одет в простую тунику и штаны. В эти минуты он ничем не отличался от остальных своих соплеменников.

— Он превратил его в факторию, — продолжал Тумелик, — откуда можно было по реке быстро доставлять всё, в чём нуждались войска. После того как его убили, это место пришло в запустение.

— Почему? — спросил Веспасиан. — Порт мог бы вам пригодиться.

— Верно, я думал, что ты так и скажешь. Но дело в другом — кто привезёт сюда запасы и кто станет их охранять, — заметил Магн. — Думаю, желающих их охранять будет более чем достаточно, а вот что касается первого, тут я не уверен.

— Похоже, ты отлично понимаешь мой народ, — усмехнулся Тумелик. — Ни один вождь не доверит охрану своего зерна и солонины воинам из другого клана, даже если они все херуски. Мой отец держал их в кулаке, и они жили мирно, но после его смерти распри разгорелись с новой силой. Забывают же они о взаимных обидах лишь перед лицом внешней угрозы.

— Как же близки мы были к тому, чтобы подчинить себе целую провинцию, — произнёс Пет, когда они проехали мимо полуразрушенного римского храма. — Коль мы построили всё это в самом сердце Германии, значит, были уверены, что останемся здесь навсегда.

— Да, уверенность, а точнее самоуверенность, и сгубила Вара.

Магн презрительно скривил губы.

— Скорее заносчивость. Ещё один напыщенный болван.

Веспасиан открыл было рот, чтобы в очередной раз встать на защиту давно умершего полководца, однако понял бессмысленность такого спора. Тем более что они мимо рядов хранилищ вышли к речной пристани.

Прямо перед ним, привязанные к кольям причала, на воде покачивались четыре лодки — длинные, с изогнутыми боками и высоким носом, одной мачтой и скамьями для пятнадцати гребцов по каждому борту.

— Мы живём в длинных домах и плаваем на длинных лодках, — усмехнулся Тумелик. — Это наша германская шутка.

Когда никто не улыбнулся, он нахмурился и посмотрел на Веспасиана и его спутников. Было видно, что все они в растерянности.

— В чём дело?

— Лошади, Тумелик, — ответил ему Пет. — Как мы возьмём с собой лошадей?

— Лошади останутся здесь. Они — ваша плата за лодки.

— Но как тогда нам вернуться за Рен?

— Вы вернётесь домой морем, следуя вдоль берега на запад. Ваши батавы справятся с ладьёй. Они искусные мореходы.

— Но хорошие мореходы не защитят нас от шторма, — возразил Магн. — В прошлый раз, когда Германик плыл обратно в Галлию, он потерял в Северном море половину флота. Некоторых из его бедняг даже выбросило на берег Британии.

— Значит, вы останетесь там и будете ждать прибытия вашего флота.

Сабин угрюмо посмотрел на Тумелика.

— Это очередная германская шутка? Почему-то я не нахожу её смешной.

Мысль о предстоящем плавании не способствовала его настроению. Мореход из него был никакой.

— Нет, это просто замечание. Но уговор такой: лошади за лодки. И вы уже завтра будете на земле хавков.

Веспасиан отвёл Сабина и Магна в сторону.

— Выбора у нас нет. Придётся согласиться. Если Габиний опередит нас и найдёт орла, то Каллист припишет эту заслугу себе. Тогда Нарцисс скажет, что Сабин не выполнил уговора и его следует лишить жизни. Кроме того, вернуться домой морем будет легче, нежели по суше, особенно, если хавки устроят за нами погоню.

— Но тогда хотя бы со мной остаётся содержимое моего желудка.

— Если тебе не вспорет живот копьё какого-нибудь хавка, — возразил Веспасиан. Сабин задумался над его словами.

— Пожалуй, ты прав, брат, — сказал он. — Хорошо. Значит, лодки.

Веспасиан повернулся к Тумелику.

— Договорились.

— А как же мои лошади? — процедил сквозь зубы Луций Пет. — Чтобы объездить их, нужно несколько месяцев, и...

— Ты будешь делать так, как тебе сказано, префект! — резко оборвал его Веспасиан и снова повернулся к Тумелику. — Но мы оставим себе попоны и уздечки.

— Договорились.

Луций Пет слегка успокоился, но всё равно вид у него был недовольный.

— По-моему, префект, это хорошая идея, — сказал Веспасиан, соскакивая на землю.

— А по-моему, дерьмовая, — проворчал Магн, оставаясь в седле.

— Это что же, ты неожиданно вошёл во вкус верховой езды?

— По мне, уж лучше сидеть в седле, чем плыть морем.

Ладья плыла вниз по течению. Батавы что-то меланхолично пели в такт неспешной работе вёсел. На случай неожиданного нападения каждый привязал к борту лодки щит. Над гладью реки, а также среди густой прибрежной растительности порхали птицы, наполняя неподвижный воздух весенними трелями.

Увы, благоуханные ароматы весны перебивал тяжёлый дух потных тел. Обнажённые по пояс гребцы энергично работали вёслами, щурясь от яркого полуденного солнца. Лодки плавно скользили на север по реке, которая неторопливо несла свои воды к морю по однообразной плоской равнине.

Веспасиан с Магном стояли на корме второй лодки рядом с Ансигаром, выполнявшим роль кормчего. Он держал курс ровно на середину реки, ширина которой в этом месте составляла около сотни шагов. Тумелик находился на передней лодке, поручив рулевое весло одному из своих людей.

Течение было ленивым, и лодки, даже несмотря на усилия гребцов, двигались медленно, что жутко раздражало Веспасиана.

Он посмотрел на стоящего рядом Магна. Тот, после того как спешился и ступил на борт лодки, не проронил ни слова. Впрочем, выбора у него не было, если он не хотел, чтобы его бросили одного.

— Ты сказал, что знаешь, как германцы спрятали орлов.

Магн хмуро посмотрел вперёд, как будто не расслышал его слов.

— Да ладно тебе, Магн, лодка не так уж плоха.

— Она не плоха, господин, — пробудился от молчания Магн. — Просто мне кажется, что Германия всегда приносит несчастья. Когда я гляжу на разбросанные повсюду кости римских воинов, мне кажется, что на этой земле нам вечно сопутствует какое-то проклятие.

Где-то неподалёку отсюда мы сражались против войска Арминия. Место называется Идиставизус. Германцы отступили с тяжёлыми потерями. Германия заявил, что одержал победу, но это было не совсем так. В тот день я потерял много боевых товарищей, — он бросил взгляд на восточный берег реки. — Их останки покоятся где-то здесь, подобно Зири, чьё тело сейчас лежит на речном дне. Все они лишились жизни на земле, где властвуют чужие боги.

— Наверняка твои боги следуют за тобой, куда бы ты ни отправился. Разумеется, если ты веришь в них и почитаешь их всесилие.

— Похоже на то. Но чем дальше от родных месте, тем больше их могущество ослабевает. Здесь, в Германии, Вотан и Донар и другие местные боги сильны, можете не сомневаться.

Ты видел рощу, когда шагал к шатру Тумелика. Те отрубленные головы... Они ведь не сами выросли на деревьях, их поместили туда после жертвоприношения. С тех пор как мы переправились через Рен, нас преследуют одни лишь беды. И вот теперь мы плывём на лодках навстречу новым. Даже если мы принесём в жертву Нептуну целое стадо белых быков, чтобы он был милостив к нам во время плавания по Северному морю, как же он нас услышит и как поможет нам, если здешние боги охотно принимают человеческие жертвоприношения?

— Человеческие жертвоприношения — это просто мерзость.

— Скажи это германским богам. Вряд ли они согласятся с тобой, судя по тому, как хорошо они заботятся о своём собственном народе. Мне не нравится эта затея — сначала похитить орла и навлечь на себя гнев германских богов, а затем морем отправиться в Рим.

— С какой стати им гневаться на нас? Мы ведь заберём орла не у них, а у германского племени.

Магн посмотрел на друга с выражением искреннего изумления.

— Ошибаешься, мой друг. Мы похитим орла у местных богов. Я же сказал тебе, что видел, как германцы прячут орла. Он будет в одной из их священных рощ, в которых они поклоняются своим кровожадным богам, которые их якобы защищают. Боги эти не слишком обрадуются, если мы его заберём. Именно если, потому что это будет непросто. Это тебе не беспечная прогулка по роще, где на поляне стоит римский орёл и надо лишь вытащить из земли шест. Нет, надо быть готовым ко всему. Эти паскуды — любители устраивать ловушки.

— Какие ловушки?

— Хитромудрые.

— Это как понимать?

— Вот послушай. Когда мы нашли орла Девятнадцатого легиона на земле марсиев, молодой трибун, который попытался взять его с алтаря, на котором тот лежал, провалился в яму глубиной десять футов. При этом бедняга напоролся задом на кол и последнее, что почувствовал в жизни, был запах собственного дерьма.

— Да, это паскудство.

— Вот и я о том же. Затем двое наших парней, которые попытались помочь ему, были раздавлены всмятку двумя валунами, подвешенными к сукам деревьев. Ты сам видел, как хатты подвесили на верёвках трупы и, раскачав, толкнули их на нас! Они горазды на такие пакости.

— Значит, мы должны проявлять осторожность. В любом случае они ведь забрали орла.

— Да, забрали, но они переправили его на другой берег Рена. Если мы найдём орла, нам придётся возвращаться домой морем. Когда Германик после своих побед повёл нас обратно морским путём, германские боги в отместку наслали на нас бурю. Остальное ты знаешь сам. И вот теперь мы собираемся повторить ту ошибку.

— Тогда мы принесём жертвы нужным богам. Батавы их почитают и знают, кого нужно умилостивить.

Веспасиан повернулся к Ансигару. Лицо германца было хмурым. Похоже, он подслушал их разговор с Магном.

— Кто у вас бог моря, Ансигар?

— Есть несколько, которые могли бы нам помочь, но в данном случае придётся взывать к Нехаленнии, богине Северного моря. Мы всегда молимся ей перед тем, как отправиться в плавание. Уж если кто способен помочь нам, так только она.

— Какие жертвы она требует?

Декурион задумчиво поскрёб бороду.

— Чем больше мы пожертвуем ей, тем скорее она нам поможет.

Когда на следующее утро начало светать, опустился седой туман, а на земле лежал тонкий слой снега. Мир вокруг как будто сделался черно-белым, лишённым красок. Деревья вдали казались плоскими — сероватые тени, чуть темнее молочно-белого фона.

Веспасиан принял сидячее положение и протёр глаза. Батавы тоже просыпались, сбрасывали с себя влажные от ночной сырости одеяла, жалуясь на затёкшие и озябшие за ночь конечности. Было холодно; изо рта вырывались облачки пара. За исключением пары часов ближе к вечеру, когда усилившийся ветер позволил поставить парус с изображением тотема херусков — кабаньей головы, — накануне они гребли до полуночи. В небе висела почти полная луна: её свет отражался от водной глади и направлял их. Теперь же, после короткого сна на твёрдой, припорошённой снегом земле, руки и ноги гребцов отчаянно болели.

— Боги Льда, — сообщил Ансигар Веспасиану, стряхивая снег со своего одеяла.

— Что?

— Каждый раз в мае боги льда три дня ходят по Германии, оглядывая наши земли, прежде чем вернуться в своё царство и ждать там, пока придёт срок снова принести зиму в наши края. Только после того, как они завершат свои странствия, духи весны смогут вернуться к нам.

— Видишь ли, — сказал Магн, снова взявшись от сглаза рукой за большой палец, — боги у них очень странные.

Через полчаса после скромного завтрака, состоявшего из хлеба и квашеной капусты, запасы которой хранились в каждой лодке, они отчалили и продолжили путешествие вниз по течению. Пелена тумана, скрывавшая оба берега, а также приглушённое пение невидимых птиц, придавали реке несколько зловещий вид.

На фоне притихшей природы ритмичные шлепки вёсел и скрип уключин казались едва ли не оглушительными. Вскоре сидевшие на вёслах батавы начали испуганно озираться по сторонам. Впрочем, этих людей можно было понять: их отряд, как сообщил после отплытия Тумелик, находился на земле хавков.

Они гребли всё утро. Солнце тем временем поднялось выше, и небо слегка прояснилось. Но хотя власть богов льда ослабла, туман полностью не рассеялся.

— Что за племя, эти хавки? — спросил Ансигара Веспасиан, чтобы отвлечься от дурных предчувствий, которые нарастали в нём в последнее время.

— Как и у их соседей, фризов, племя состоит из двух частей. На побережье, там, где низменность, где сыро и трудно заниматься земледелием, они живут за счёт мореходства. Ловят рыбу и на таких вот лодках совершают набеги на прибрежные поселения. В этих же краях хавки разводят скот и лошадей и обрабатывают землю.

У них есть договор с Римом отправлять воинов во вспомогательные когорты, и до сих пор они выполняли его. Кроме того, они платят условный налог. Как и большинство племён, они стараются не портить с Римом отношений. Это позволяет им сосредоточить усилия на вражде с соседними племенами, а также с теми, что живут дальше на востоке. Те — большие любители пройтись с грабежами по нашим краям. Вместе с лангобардами хавки сдерживают дикие племена, населяющие земли к востоку от Альбиса.

— А что за племена там живут?

— До нас доходят разные слухи, но лучше всего нам известно о саксах и англах, населяющих побережье, и свевах, живущих на берегах Альбиса. Земли к востоку населяют готы, бургунды и вандалы. Все они — германцы. С большинством из них мы не общаемся и лишь изредка имеем дело с саксами и англами, когда те ведут торговлю или совершают набеги. В последнем случае приходится применять против них силу.

Неожиданно Ансигар налёг на рулевое весло. Лодка резко развернулась. Веспасиан обернулся на головную лодку. Та проделала то же самое. Позади неё он разглядел причину столь внезапного манёвра. В редеющем тумане силуэты приобрели более резкие очертания: к берегу пристала римская флотилия. Легионеры сходили на берег. Их было много — тысячи человек.

Публий Габиний всё-таки опередил их.

— Это главное поселение хавков, — прошептал Тумелик, указывая на крупное городище на расстоянии мили от них, прилепившееся к подножию невысокой горной гряды — единственной возвышенности посреди плоской, заснеженной равнины, укутанной лёгкой завесой тумана.

— Их священные рощи находятся в лесах к востоку отсюда. Орёл наверняка в одной из них.

Веспасиану поселение хавков было неинтересно, равно как и лес. Взгляд его был устремлён на северо-запад — туда, где высаживались римские легионы. Шесть вспомогательных когорт пехоты выстроились в шеренгу на припорошённой снегом земле, прикрывая легион, который из колонны перестраивался в боевой порядок. Напротив римского войска, увеличиваясь на глазах, стоял отряд хавков. К нему со всей округи стекались всё новые и новые воины в ответ на пронзительное пение горнов, которое разносилось на расстояние.

— Будем считать это приятным разнообразием, — пошутил Веспасиан.

Из его рта вырвалось облачко пара.

— Впервые нам повезло, — с ухмылкой согласился Магн. — Похоже, им будет чем заняться в ближайшее время.

У Сабина вид был в равной степени довольный.

— Нужно делать отсюда ноги, прежде чем мы отморозим себе причиндалы. Если мы двинемся окольным путём на юг, нас не увидят за завесой тумана, и мы доберёмся до леса незамеченными.

Тумелик не разделял его уверенности.

— Это не лучший выбор. Хавки узнают, для чего прибыли римляне. Они или перепрячут орла, или отправят большой отряд воинов на его защиту.

— Тогда нам нужно сделать это как можно быстрее, — сказал Веспасиан, согревая дыханием замерзшие руки. — Расстояние до лодок — миля. До леса — полторы. Если нам повезёт, то через час мы с орлом будем снова на реке.

Пока он говорил, от войска хавков отделились несколько всадников и медленно направились к шеренге римских легионеров. Один держал над головой зелёную ветку.

— Они вступят в переговоры, — улыбнулся Тумелик. — Это даст нам небольшой запас времени. В путь!

Они вернулись через лесок к тому месту, где их ожидал Ансигар с пятью турмами батавов. Шестую оставили охранять лодки, вытащенные на берег, подальше от глаз приплывших по реке римлян.

— Оставь здесь одну турму, прикрывать наш отход! — приказал Пет. — Остальные пойдут с нами. Идти нужно тихо, пригибаясь к земле, но быстро.

Тумелик и его воины побежали вперёд по равнине. Остальные последовали за ними. Их по-прежнему скрывал холодный туман, который, однако, по мере того как солнце в небе поднималось всё выше и выше, начинал понемногу таять. Временами он становился таким редким, что можно было различить человеческие фигуры. Впрочем, те всё ещё неподвижно стояли на одном месте.

Они преодолели примерно милю, когда до них донёсся сначала громкий крик, а затем рёв и размеренные удары оружия о щиты. Это хавки принялись подбадривать себя перед грядущей схваткой с врагом.

— Похоже, они решили отказаться от дружбы с римлянами, — фыркнул Магн, тяжело дыша от быстрого бега. — Будем надеяться, что силы у них равные и они ещё какое-то время будут биться друг с другом.

Отряд перешёл на бег и, разбрызгивая бурую ледяную воду, пересёк какой-то ручей — в него явно сливали нечистоты из поселения хавков. Оказавшись на другом берегу, все побежали ещё быстрее на юг от горной гряды.

Тем временем басовито пророкотали трубы, давая знак когортам готовиться к бою. Им в ответ раздалось пение горнов со стороны хавков, призванное не столько оповестить соплеменников, сколько ответить противнику.

Воздух наполнился какофонией труб и воинственных криков, за которой раздались хорошо знакомые крики и завывания, — это варвары двинулись в атаку. С места сражения доносились звон и лязг мечей, гулкие удары копий о щиты. Вскоре к ним присоединились крики раненых и умирающих.

Между тем Тумелик привёл их отряд к лесу.

— Первая роща находится к востоку отсюда. До неё примерно четыре сотни шагов, — сообщил он и прибавил шагу.

Все побежали следом за ним по заснеженной тропинке, время от времени перескакивая через поваленный дуб или берёзу. Бежавшие сзади декурионы отчаянно пытались сохранить подобие колонны по два человека в шеренге. Увы, из их усилий ничего не вышло: кавалеристы не привыкли передвигаться пешим строем. Сердце Веспасиана гулко бухало в груди — бежать в кавалерийской кольчуге было трудно. Он с облегчением вздохнул, когда Тумелик наконец сбавил скорость.

Луций Пет обернулся и сделал знак Ансигару. Тот дважды вскинул руку над головой, приказывая колонне перестроиться по одному. Его батавы выполнили распоряжение так, как если бы были верхом: держа копья наготове, они осторожно двинулись между деревьями дальше, пригибаясь к земле и стараясь не производить шума.

— Роща там, впереди, — шёпотом пояснил Тумелик, жестом приказывая остановиться.

Веспасиан вгляделся в чащу леса. Сквозь плотные кроны деревьев туда почти не проникали солнечные лучи. Впрочем, над головой, там, где светило солнце, было гораздо светлее. Издалека доносились приглушённые звуки битвы, однако лесную тишину нарушало лишь пение птиц.

— Оставь своих людей здесь, — приказал он Пету. — Сабин, Магн и я пойдём вперёд вместе с Тумеликом и его воинами. Вдруг что-нибудь найдём.

Тумелик, пригнувшись, повёл их вперёд. Луций Пет кивнул и шепнул несколько слов Ансигару. Когда они приблизились к роще, туман сделался ещё реже. Лес тоже поредел и чуть дальше уступил место поляне, в центре которой росли четыре древних могучих дуба. Между ними на двух плоских камнях лежала глыба серого гранита. Рядом высилась гора поленьев. Над ней свисала, покачиваясь, плетёная клетка в виде распятого человека, чуть больше натуральной величины.

Магн сплюнул и схватил себя за большой палец.

— Похоже, они собрались принести эту штуку в жертву. Они это дело любят.

— В ней никого нет, — заметил Веспасиан, подходя ближе. — В её прорехи виден свет. Тумелик, что ты скажешь?

— Поблизости никого не видно. Если орёл здесь, то он где-то возле алтаря. Но поскольку это место никто не охраняет, то его, скорее всего, здесь нет.

Сопровождаемый своими воинами, он вышел на поляну. Помня о коварных ямах с кольями, Веспасиан, Сабин и Магн зашагали следом, протыкая землю наконечниками копий.

Осмотр алтаря и земли вокруг него ничего не дал. Они заглянули в кучу дров и в дупла деревьев, постоянно помня о том, чем рискуют. Если их поймают, жизнь свою они закончат внутри плетёного человека, подвешенные над пылающим костром.

— Его здесь нет, — в конце концов заявил Тумелик. — Нужно идти к следующей роще. Она в полумиле к северу отсюда.

Веспасиан дал знак Луцию Пету и его солдатам, ожидавшим их на краю поляны, идти дальше на север.

На этот раз они двигались ещё более осторожно. Разделившись на пары, турма шла впереди вместе с Тумеликом и его людьми, едва различимыми в редеющей завесе тумана. Звуки битвы сделались громче, хотя от её места они отходили всё дальше и дальше.

Свежие запахи первой зелени, перегноя и чистый лесной воздух вызвали у Веспасиана прилив ностальгии. Внезапно ему захотелось оказаться дома, совершить прогулку по поместью в Козе. Увы, между полной опасностей чужой землёй и домом было огромное расстояние. Мысленно воззвав к своему покровителю Марсу, он попросил бога больше никогда не возвращать его в Германию, если только он уйдёт отсюда живым.

В его сердце как будто начал зарождаться ответ на его мольбы. Нет, это было не обещание вернуться живым. Это было всего одно слово — Британия. Веспасиан вздрогнул, представив себе, какие ужасы ожидают римские легионы на этом туманном острове, не тронутом цивилизацией. Впервые ему в голову пришла мысль, что он может оказаться там вместе со Вторым Августовым легионом.

Он выбросил эту неприятную мысль из головы и торопливо зашагал дальше, радуясь тому, что рядом с ним Сабин и Магн. Шедший впереди Тумелик поднял руку и опустился на одно колено. Веспасиан и его спутники поспешили к нему.

— Священные лошади, — прошептал Тумелик.

Вторая поляна оказалась больше первой, и на этот раз в её центре они увидели рощицу вязов в окружении кольев высотой в десять футов, врытых в землю на расстоянии шага друг от друга. На каждый кол был насажен череп. Четыре белых лошади мирно жевали сено, разбросанное по присыпанной снегом поляне вокруг частокола. Эта сцена напомнила ту, какую они видели по пути к Тумелику. Как и там, здесь с веток над деревянным алтарём тоже свисали три мёртвых головы, одна свежая и две, тронутые разложением.

Они подождали несколько секунд, прежде чем убедились, что в роще никого нет, и лишь тогда двинулись дальше. С любопытством посмотрев на людей, лошади продолжили мирно лакомиться сеном, как будто поняли, что пришельцы не станут посягать на их жизнь и пищу.

Веспасиан прошёл между двумя кольями. На земле валялись отрубленные человеческие головы в разной степени разложения. Судя по прядям волос на ветках, нетрудно было понять, где они висели, прежде чем кожа сгнила и они упали с веток на землю.

— Кто были эти люди, Тумелик?

— Наверное, рабы. Иногда воины из чужого племени, взятые в плен. Любой, кто окажется в таком положении, знает, что его ждёт.

Тумелик смахнул с алтаря снег. Дерево под ним было покрыто коркой запёкшейся крови.

— Какая прелесть, — пробормотал Магн, тыкая в землю кончиком копья в поисках следов свежих жертвоприношений. — Выходит, ваши боги лакают кровь.

— Наши боги хранят нам свободу и наверняка ценят человеческие жертвоприношения.

— Свободу воевать друг с другом, — заметил Сабин, заглянув под алтарь: вдруг там что-то окажется?

— Так заведено у всех людей. Злейший враг всегда рядом до тех пор, пока новый враг не сделает из него твоего самого ценного союзника. Послушайте, его здесь нет. Если я не ошибаюсь, есть ещё одна роща, к востоку от этой.

Они ещё больше углубились в лес. Туман здесь ещё висел клоками, цепляясь за заросли папоротника и низко нависшие ветви.

Хотя они ещё удалялись от места битвы, её звуки как будто сделались ещё громче.

— Похоже, наши парни теснят местных, — заметил Магн спустя какое-то время. — В кои-то веки могу сказать, что это не слишком-то хорошо.

— Значит, нам надо поторопиться, — пожал плечами Сабин. — Не хватало нам, чтобы Габиний поймал нас с этой штукой, за которой охотится он сам. В таком случае между ним и нами возникнет интересный обмен мнениями.

— Будем надеяться, что до этого не дойдёт... — ответил Веспасиан и осёкся, потому что Тумелик сделал знак умолкнуть и пригнуться.

— Что такое? — прошептал Веспасиан, сев рядом с ним на корточки.

Тумелик наклонил голову и указал вперёд. Все прислушались. Откуда-то донеслись приглушённые туманом голоса.

— Они примерно в ста шагах от нас. Это означает, что они, скорее всего, охраняют рощу. Пожалуй, нам повезло.

Веспасиан жестом подозвал Луция Пета.

— Отправь своего человека вперёд. Пусть узнает, сколько их там.

Префект кивнул и вернулся к своим воинам. Через мгновение один из батавов скрылся в тумане. Пет вернулся к братьям.

— Они ожидают нападения или с севера, или с запада, — высказал предположение Веспасиан. — Поэтому нам нужно разделиться. Ты берёшь две турмы и обходишь их с севера. Я беру две другие, и мы нападём на них с юга, откуда они не ожидают нападения. Ждите до тех пор, пока не услышите, как мы вступим в бой. После этого ударьте по ним с тыла.

— Я дам тебе турмы Ансигара и Куно.

Веспасиан кивнул в знак согласия и стал всматриваться в чащу леса. Вскоре вернулся отправленный в разведку батав.

— Пятьдесят или шестьдесят человек, — сообщил он с сильным акцентом.

— Спасибо, воин, — поблагодарил его Веспасиан и повернулся к префекту. — Думаю, мы справимся. Ступайте. Мы досчитаем до пятисот, давая вам время подойти к ним с тыла.

— От этих воинов не стоит ждать жалости, — предупредил римлян Тумелик, когда префект ушёл. — Они поклялись защищать орла до последней капли крови.

— Если он там, — заметил Магн.

— Должен быть там. Иначе зачем им охранять эту рощу, а не те две?

Магн проверил, что меч свободно выходит из ножен.

— Разумно.

Сабин выпрямился.

— Тогда вперёд!

Поляна то скрывалась из вида в клочьях тумана, то снова делалась видимой. Время от времени римляне могли разглядеть фигуры хавков, стоявших к северо-востоку от рощи из двух десятков разных деревьев.

— Заостри наши мечи, Донар, и подари нам победу! — прошептал Тумелик, сжав в руке амулет, висевший у него на шее на кожаном шнурке. — Благодаря этому орлу мы навсегда избавим наше отечество от Рима!

— Тогда вперёд, к победе! — добавил Магн.

Выстроившиеся в шеренгу воины готовились к бою: проверяли оружие, затягивали туже ремешки сандалий, возносили молитвы своим богам-покровителям.

— Верно, к ней самой, — произнёс Веспасиан, ещё раз попросив победоносного Марса помочь ему сохранить в пылу сражения хладнокровие. Ему посчастливилось в бою против хаттов, и теперь им снова должно повезти. Он сделал знак стоявшему слева Ансигару и справа — Куно, вперёд!

Почти шестьдесят человек строем в две шеренги двинулись к краю поляны. Хавки пока их не видели. Ничего не подозревая, они о чём-то беспечно переговаривались, точили о камень мечи и наконечники копий или разминали руки и ноги. Любые звуки заглушал собой шум сражения с отрядом Габиния.

Веспасиан поднял руку, глубоко вздохнул и посмотрел налево и направо. Убедившись, что декурионы не сводят с него глаз, он выкинул руку вперёд. Дружно выкрикнув боевой клич, батавы выскочили из леса и устремились на врага, щит к щиту, с копьями наперевес.

Застигнутые врасплох хавки, подгоняемые своими командирами, в спешном порядке пытались выстроиться в две шеренги и закрыться щитами. Увы, было слишком поздно. На них уже обрушился град копий, легко пробивая неплотную стену щитов. Поляна огласилась криками. Пронзённые копьями, более десятка хавков, заливаясь кровью, упали на землю. На глазах у Веспасиана светловолосому гиганту-хавку его собственное копьё пронзило горло: его ударом отбросило назад. Германец упал, уткнувшись окровавленной бородой в древко копья. Выхватив из ножен меч, Веспасиан бросился через всю поляну.

Хорошо держа строй, две турмы батавов одновременно обрушились на хавков, круша щитами им головы, вонзая длинные кавалерийские спаты врагу в пах и живот, кромсая, выпуская наружу осклизлые серые кишки.

Кое-где хавки сумели создать из щитов стену и теперь бились с яростью обречённых, нанося противнику удары длинными копьями. Удары были такой силы, что пробивали кольчуги батавов, хотя сами раны были не очень глубокие, примерно в половину длины большого пальца, — не смертельные, но болезненные. Такого удара было достаточно, чтобы вывести врага из строя, а потом прикончить мечом.

Упёршись в щит сзади левой ногой, Веспасиан со всей силы вогнал его в плоский деревянный щит молодого германца, который, оскалив зубы, замахнулся на него мечом. Рядом с его правым плечом Магн вскинул вверх свой щит, парируя удар вражеского меча. От удара полетел сноп искр. Веспасиан машинально присел. Ему бросилось в глаза то, что нога противника обнажена. Не раздумывая, он, с яростью ломая кости, пригвоздил кончиком меча стопу германца к земле.

Пронзительно вскрикнув, молодой хавк отшатнулся назад и попытался поднять ногу. В то же мгновение Веспасиан плечом надавил на щит. Германец потерял равновесие и упал на спину. Быстро шагнув вперёд, Веспасиан пинком отбросил щит противника в сторону и вонзил меч поверженному врагу между ног. Крепко сжимая рукоятку, он повернул меч влево, затем вправо. Германец зашёлся в крике и забился в агонии. Выдернув окровавленный меч, Веспасиан набросился на следующего врага. Оказавшийся у него за спиной батав вонзил меч в горло катающемуся по земле хавку. Крики оборвались, а с ними и его жизнь.

Тем временем меч Веспасиана обрушился на чей-то щит. Слева и справа от него тотчас же возникли Сабин и Магн и встали с ним плечо к плечу — потные, забрызганные кровью, объятые яростью. Неожиданно в самую гущу боя ворвались воины Луция Пета, ударив хавков с тыла. Исход боя был предрешён. Батавы не замедлили воспользоваться преимуществом и удвоили усилия. Поредевшие же ряды противника, наоборот, ослабили сопротивление. Через считаные секунды последний из тех, кто защищал священную рощу, полетел на землю с разрубленной головой.

— Стоять! Ни с места! — проревел Луций Пет, когда два отряда батавов сошлись по обе стороны от груды убитых и раненых германцев. Декурионы криками пытались образумить охваченных яростью и жаждой крови батавов, прежде чем те в пылу сражения нанесут увечья друг другу.

Веспасиан втянул в себя холодный воздух, пытаясь успокоиться после короткой, но ожесточённой схватки. Как всё-таки хорошо, что он сдержался и не впал в безумную ярость.

— Теперь на поиски орла! — сказал он Тумелику, сжимавшему в руке окровавленный меч.

Германец кивнул и, приказав пятерым воинам следовать за ним, направился к роще.

— Скажи своим людям, что, как только мы вернёмся, все быстро уходят отсюда! — велел Веспасиан Пету, вместе с Сабином и Магном зашагав следом за Тумеликом.

Роща представляла собой два десятка деревьев самых разных пород. Веспасиан решил, что много лет назад все они были высажены здесь людьми. Тумелика он застал возле каменного алтаря в самом её центре, между древним падубом и священным тисом.

— Орла нигде не видно, — озадаченно произнёс германец.

Он топнул ногой по мёрзлой, покрытой мхом земле, но та была твёрдой и явно некопаной.

— А соседние деревья? — спросил Сабин.

После тщетных поисков Тумелик молча покачал головой.

— Его тут нет.

— Но ты же говорил, что он здесь! — едва не сорвался на крик Веспасиан.

— Я не утверждал, что он непременно будет здесь. Возможно, его перевезли в другое место.

— Но зачем тогда им было охранять эту рощу?

— Не знаю.

— Может, для того, чтобы мы поверили, будто орёл спрятан именно здесь, — предположил Магн. — В конце концов, пятьдесят-шестьдесят человек не в состоянии помешать тем, кто решил любой ценой завладеть орлом. Но такого числа достаточно, чтобы убедить пришельцев искать орла не в том месте.

Веспасиан нахмурился.

— Где же они могли его спрятать?

— Не знаю, может, стоит расспросить кого-то из раненых хавков.

— Они ничего не скажут, чем бы вы им ни пригрозили, — сказал Тумелик.

— А если снова попытать счастья в первой роще, где висит плетёный человек? Вдруг там...

— Ну, конечно! — воскликнул Веспасиан и посмотрел на Магна. — Ты прав. Они пытались отвлечь нас от того места, где на самом деле спрятан орёл. Значит, он в первой роще. Мы смотрели всюду, но в самого плетёного человека не заглянули. Ведь кто осмелится приблизиться к этой мерзости?! Он показался пустым, потому сквозь него проникал свет.

— Но почему он раскачивался, хотя ветра там не было? Не потому ли, что они подвесили его к ветвям и ушли незадолго до того, как в роще появились мы? Мы едва не застали их. Орёл там!

Сабин хлопнул себя ладонью по затылку.

— Ну конечно! Какой же я глупец! Я едва не сказал шутки ради, что это отличное место для тайника.

— По-твоему, это было бы смешно? — спросил Тумелик.

— Не особенно.

— Вот и я так думаю. Пойдём туда.

— Мы ищем не в том месте! — сообщил Веспасиан Пету, вслед за Тумеликом выходя из рощи. — Нужно поторопиться.

— Как быть с моими ранеными?

Веспасиан не ответил. Пет наверняка знал, как поступить с тяжело раненными воинами, которых им быстро не унести из рощи.

Тумелик повёл их на юго-запад вдоль той стороны воображаемого треугольника, по которой они ещё не шли. Несмотря на напряжение последнего часа, Веспасиан не чувствовал усталости. Напротив, при мысли, что сейчас они, возможно, найдут орла, он ощутил прилив сил. Звуки битвы римлян с хавками сделались громче и теперь доносились откуда-то справа: сражение шло совсем близко. Значит, нужно поторопиться. Ведь, как только легионеры разобьют германцев, в лесу появятся не только убегающие хавки, но и солдаты Габиния, которые бросятся на поиски орла.

Бегом преодолев расстояние примерно в милю, они выбежали на первую поляну, но только с противоположной стороны. Плетёный человек по-прежнему висел над алтарём в центре рощи из четырёх дубов. Тумелик подбежал к нему и застыл на месте, разглядывая зловещий предмет.

— Ты его видишь? — спросил Веспасиан, встав рядом с ним.

— Нет, внутри ничего не видно. Придётся его снять.

— Только как можно осторожнее.

Тумелик надменно посмотрел на Веспасиана.

— Ты на самом деле считаешь, что мне неизвестно, какие ловушки могут здесь быть?

Он повернулся к пяти своим соплеменникам и что-то сказал им на родном языке. Те тотчас же принялись подсаживать своего самого лёгкого товарища на дерево.

— Отойдите от алтаря, — посоветовал вождь братьям и Магну.

Они послушно отступили в сторону и с опаской посмотрели вверх, услышав, как зашелестела листва у них над головой. По мере того как германец забирался выше на дерево, плетёный человек начал вращаться. Посмотрев на него, Тумелик что-то крикнул на своём языке — наверно, предостережение. Херуск начал карабкаться медленнее. Плетёный человек тоже замедлил вращение.

Предостерегающий крик, следом за которым послышался скрип натягивающихся верёвок, заставил Тумелика отпрянуть назад.

— Ложись!

Треск усилился, Веспасиан бросился на землю. С деревьев обрушились вниз два огромных, заострённых с обоих концов бревна и пролетели над поляной по обе стороны алтаря, на уровне груди взрослого человека. Взлетев к своей высшей точке, они на мгновение застыли в воздухе, а затем этот гигантский смертоносный маятник под скрип пеньковых верёвок устремился в обратном направлении.

Пока они двигались мимо него, Веспасиан успел разглядеть, что посередине брёвна соединены тонким железным лезвием, чей острый конец приходится между поверхностью алтаря и ногами плетёного человека.

— Это сделано для того, чтобы разрубить пополам любого, кто попытается снять эту штуку с дерева.

— Молодцы, эти германцы, — проворчал Магн, когда брёвна качнулись назад, правда уже с меньшей силой.

— А, по-твоему, римляне лучше, потому что они распинают своих жертв на кресте или бросают на растерзание диким животным? — спросил Тумелик, вставая с земли.

— Что ж, разумно.

Наконец брёвна начали раскачиваться медленнее. Тумелик приказал своим людям остановить эти зловещие качели и перерезать канаты. Они сделали это осторожно и, как только справились с канатами, быстро отошли в сторону, с опаской поглядывая на деревья. Впрочем, никаких сюрпризов не последовало.

Тумелик что-то крикнул своему соплеменнику, забравшемуся на дерево. Тот быстро ответил ему.

— Он не видит наверху больше никаких верёвок, кроме той, на которой висит плетёный человек, — сообщил Тумелик Веспасиану. — Думаю, к нему можно подойти.

Он взобрался на алтарь и выпрямился. Его голова была на уровне колен плетёного человека.

— По понятным причинам тайники делают так, чтобы их можно было открыть, — сказал он, разглядывая переплетения. — Этот открывается сбоку. Его нужно спустить вниз.

Вытащив меч, он привстал на цыпочки и потянулся к верёвке, чтобы её перерезать. Два его воина встали с обеих сторон алтаря, чтобы успеть поймать плетёного человека, когда тот упадёт вниз. Рассекаемые волокна с лёгким пением лопались. Веспасиан поднял голову, пытаясь рассмотреть, к чему крепится верёвка, с которой свисал плетёный человек, чтобы тот оказался как раз посередине между четырёх дубов. Разглядеть лучше не удалось — деревья были слишком высоки, да и клочья тумана наверху не позволяли что-либо увидеть.

Тумелик принялся резать энергичнее. Волокна один за другим лопались, пока не осталось одно или два. Он посмотрел на своих соплеменников, желая убедиться, что те готовы подхватить зловещий груз, когда тот упадёт. Наконец он перерезал последнее волокно. Верхний конец верёвки устремился вверх. Плетёный человек соскользнул вниз и, хрустнув «ногами», встал на алтарь.

Два херуска схватили его за «ноги», чтобы он не слетел на землю. В следующий миг у них над головами раздался лёгкий металлический звон. Тумелик мгновенно застыл на месте и вскинул голову, чтобы разглядеть источник звука. На лице его читался ужас. Сквозь завесу тумана прорвались солнечные лучи света, а вместе с ними откуда-то с высоты, сверкнув, словно молнии, вниз устремились два острых лезвия.

— Донар! — крикнул германец, обращаясь к небесам.

В алтарь с глухим ударом вонзился меч и, покачнувшись, со звоном упал на землю. К его рукоятке была привязана тонкая верёвка, второй конец которой уходил вверх, к кронам деревьев. Веспасиан поискал глазами второй меч, но увидел лишь, как ноги Тумелика неожиданно подкосились. Он посмотрел выше. Голова германца была откинута назад. Из открытого рта, подобно врытому в холм для казни кресту, торчала рукоятка второго меча.

Изо рта, капая Тумелику на бороду, вытекала струйка крови. Войдя в горло, клинок пронзил его насквозь, проложив себе путь сверху вниз через внутренние органы, и застрял в кости где-то в районе таза. Взгляд германца растерянно скользнул по рукоятке меча, как будто Тумелик отказывался понять, как тот оказался в его горле.

Затем из горла вырвался булькающий звук. Рукоятка и привязанный к ней шнурок обагрились кровью. Тумелик повалился на плетёного человека. Тот соскользнул с алтаря вниз. Оставляя после себя кровавый след, Тумелик упал вместе с ним. Они рухнули на землю — сначала плетёный человек, затем, сверху него, поверженный германец.

При падении упругие ветки прогнулись, и Тумелика слегка подбросило вверх. Когда же он упал во второй раз, плетёный человек лопнул, и из него выкатился какой-то предмет, завёрнутый в тонкую кожу. Веспасиан наклонился и поднял его. Предмет оказался тяжёлым. Он посмотрел на Тумелика. Свет в глазах вождя уже померк, но Веспасиану показалось, будто в самый последний момент в них промелькнула искорка торжества. Сабин бросил на брата недоверчивый взгляд. Веспасиан поднял брови и протянул ему свёрток.

Сабин положил его на землю и потянул шнурок, стягивавший горловину.

— Мы нашли его, — прошептал он, убирая последний слой кожи. Перед ними был золотой орёл — распростёртые крылья, гордая голова, в хищных когтях молнии Юпитера. Тот самый, которого Август более пятидесяти лет назад подарил Семнадцатому легиону.

Сабин посмотрел на Веспасиана. Тот впервые в жизни заметил в его взгляде искреннюю братскую любовь.

— Спасибо, брат. Я обязан тебе жизнью.

ГЛАВА 12

зыки огня плясали на соломенных крышах хижин. В воздух, разгоняя последние клочья тумана, поднимались клубы дыма. Ноздри щекотал сильный запах гари. Последние группы хавков покидали поле боя, двигаясь в поисках укрытия в сторону леса. Их преследовали шесть римских когорт, сохранявших относительно стройный боевой порядок. Остальные предавались насилию и грабежу. Из посёлка то и дело доносились истошные женские крики.

Веспасиан скакал рядом с Луцием Петом во главе первой турмы. Магн и Сабин ехали сзади. Колонна возвращалась к леску, в котором её ждал арьергард.

Соплеменники Тумелика несли на плечах тело своего вождя. Меч по-прежнему торчал из его окоченевшего тела. Они не осмелились вынимать его без жреца, опасаясь проклятия. Веспасиан охотно им верил. Он помнил слова Тумелика: «Я поклялся громовержцу Донару никогда не иметь дел с римлянами, и если я нарушу моё слово, да покарает меня его гнев».

Шлёпая через зловонный ручей, Веспасиан посмотрел направо, затем с тревогой — на Луция Пета.

— Смотри, они заходят с той стороны. Они наверняка нас заметят.

Не сбавляя шага, Луций Пет посмотрел в указанном направлении: почти полная ала союзных войск обходила посёлок с запада, преследуя около полусотни конных хавков.

— Если нам повезёт, в пылу преследования они не заметят нас. Да и, в конце концов, мы ведь тоже римляне.

— Так-то оно так, — буркнул Магн, — но мы — римляне, бегущие не в том направлении.

— В таком случае давайте пойдём шагом, — предложил Веспасиан.

— Неплохая идея, брат, — прохрипел запыхавшийся Сабин, замедлив шаг.

Предложение перейти на шаг встретило одобрение со стороны изрядно уставших батавов. По сигналу Пета и по приказу своих декурионов они замедлили шаг и теперь двигались относительно стройной колонной.

— Пусть Ансигар заберёт оружие у людей Тумелика, — приказал Веспасиан Луцию Пету. — И пусть одна турма их окружит, как будто сопровождает пленных. Объясни им, что это нужно для маскировки и лишь до тех пор, пока мы не выйдем к реке.

Пет усмехнулся и пошёл искать старшего декуриона. Сабин переложил увесистый трофей под мышку.

— Зачем это нужно? — спросил он у брата.

— Вскоре сам увидишь, — ответил Веспасиан, глядя, как от алы отделились три турмы и поскакали в их направлении.

Вскоре префект догнал братьев.

— Они всё поняли. Причём быстро. Если ты не возражаешь, господин, я возьму людей Габиния на себя. Я знаю, что им сказать.

Ожидание не было долгим. Не успели они проделать и сотни шагов, как кавалеристы перекрыли им дорогу. Луций Пет велел батавам остановиться, а сам шагнул вперёд, изобразив на патрицианском лице праведное негодование.

— Что ты возомнил о себе, декурион?! — проревел он, обращаясь к офицеру центральной турмы. —• Как ты смеешь перекрывать мне дорогу, как будто мы — тот самый сброд, который мы только что разгромили? Мы проделали за вас самую трудную работу, а вы здесь прохлаждались, катаясь верхом и делая вид, будто вас тут под каждым кустом подстерегает опасность.

Декурион — гладко выбритый, лет тридцати — с опаской посмотрел на Луция Пета из-под края кавалерийского шлема.

— Извини, префект, но мой командир велел мне узнать, что тут происходит.

— Не его собачье дело, чем мы занимаемся! Пусть он и дальше гоняется за шайками германцев. А настоящие воины несут тело вождя, которого они отправили в германский Аид, назад к лодкам, чтобы переправить убитого на его далёкую родину. Убирайся с дороги, солдат!

Декурион посмотрел за спину Луция Пета, туда, где в гуще Ансигаровой турмы под видом пленников стояли воины Тумелика с его телом.

— Но вы же кавалеристы, господин.

Пет побагровел от гнева.

— Конечно, мы — кавалеристы, ты — баран! Но когда кавалерия теряет лошадей из-за идиотов-моряков, чьи суда отстали от флотилии, что бывает тогда? Они становятся вшивой пехотой, декурион, вот что. А теперь отойди прочь, пока я не разозлился окончательно!

Декурион проворно отсалютовал ему.

— Извини, господин.

Он взмахнул рукой, чтобы турма расступилась, давая проход колонне. Луций Пет прорычал нечто невразумительное. Ансигар рявкнул приказ своим батавам. Те двинулись вперёд, посмеиваясь над своими конными товарищами, пока грозный окрик Аисигара не положил конец неуместному веселью.

Проехав мимо задних рядов, Веспасиан облегчённо вздохнул. Он по-прежнему не сводил глаз с леска, до которого оставалось примерно полмили.

— Ты напомнил мне своего отца, когда тот докладывал Поппею, нашему командующему во Фракии, — печально улыбнулся он, обращаясь к Луцию Пету.

Тот грустно улыбнулся.

— Когда я был маленьким, он смешил меня тем, что разговаривал со мной голосом центуриона.

Веспасиан похлопал префекта по плечу, с любовью вспомнив о своём давно умершем друге. Проехав сотню шагов, он оглянулся и посмотрел вправо. Турмы мчались на восток, догоняя свою алу.

— Пора переходить на бег, — сказал он Пету и пустил своего коня рысью, постепенно увеличивая скорость, чтобы те, кто ехал сзади, не отстали от колонны.

Равнина перед въездом в посёлок была усеяна телами погибших. Между ними брели раненые и помощники лекарей с носилками, тащившие подававших признаки жизни воинов в шатры лазарета рядом с рекой.

Вскоре разорённый и горящий посёлок остался позади. Колонна вошла в рощу, а оттуда двинулась к реке. Веспасиан поехал медленнее, помня о том, что люди устали, впереди же их ждёт долгий утомительный путь. Более того, им, возможно, предстоит уходить от римской флотилии Габиния.

— Будет лучше, если мы оставим пару лодок, а две оставшиеся загрузим полностью. Мы сможем грести по очереди, и у нас будут воины, чтобы отразить нападение, если Габиний отправит за нами погоню, — сказал он Луцию Лету.

Префект мысленно прикинул, после чего подозвал Ансигара.

— Поместятся в лодках по семьдесят человек?

— Поместятся, но лодки сильно просядут и будут плыть медленнее.

— Тогда берём три лодки, — решил Веспасиан, когда перед его взором открылась река.

Колонна спустилась по пологому склону к воде, и турма, охранявшая лодки, принялась сталкивать их с берега в реку.

Ансигар что-то приказал другим декурионам, и те стали распределять своих воинов по лодкам, по две турмы в каждую.

— Что будут делать люди Тумелика? — спросил Веспасиан Ансигара.

После короткого разговора с херусками декурион вернулся и сообщил:

— Они возьмут последнюю лодку, господин, и поплывут на юг, чтобы вернуть тело вождя его матери.

— Неужели пятеро справятся с большой лодкой?

Ансигар пожал плечами.

— Они говорят, что справятся, если будут держаться ближе к берегу, сторонясь главного течения, — декурион послюнявил палец и поднял его. — По их словам, этот лёгкий северный ветер усилится и скоро они смогут поставить парус.

Веспасиан посмотрел на палец Ансигара и сделал то же самое, что и он. Та сторона пальца, что была обращена к северу, ощутила холодок.

— Это означает, что ветер будет дуть нам навстречу. Что же, пожелай им удачи и поблагодари от моего имени.

Он снова повернулся к лодкам батавов — те были уже почти полностью загружены. Затем вошёл в воду и по верёвочной лестнице забрался на корму одной из них.

Магн помог ему перебраться через борт.

— Пора отправляться. Что скажешь, господин?

— Давно пора, Магн, — ответил Веспасиан. Ансигар вскарабкался на борт следом за ним и, взявшись за рулевое весло, что-то крикнул. Насколько Веспасиан понял, это была команда на «раз, два, три», потому что батавы одновременно погрузили вёсла в воду и налегли на них. Лодки плавно скользнули вперёд, увлекаемые медленным течением.

* * *

Веспасиан приказал Ансигару держаться ближе к противоположному берегу и как можно дальше от римской флотилии. Течение же увлекало их дальше, так что когда они достигли другого берега, то поравнялись с римскими судами, до которых теперь было около пятисот шагов. Туман окончательно рассеялся, и те были видны как на ладони. Впереди, примерно через две мили, река поворачивала на запад.

— Пусть гребут быстрее, Ансигар! — приказал Веспасиан, когда декурион взял,из его рук рулевое весло и направил лодку на север. — Если нам удастся скрыться за тем поворотом раньше, чем они увидят нас, мы оторвёмся от них.

Он не сводил глаз с римских кораблей. Главным образом это были вытащенные на берег биремы. Над гладью реки, сверкавшей на полуденном солнце как зеркало, разносились крики гребцов.

— Будем считать, что нам повезло, если они нас не заметят, — сказал Сабин, прижимая к груди свёрток с золотым орлом. — Представляю, какое лицо будет у Габиния, когда он поймёт, что мы — спасибо Тумелику — опередили его.

— Очередная ирония судьбы, верно? В этой стране это случается сплошь и рядом, — заметил Магн. — Сын Арминия попытался украсть золотого орла, который был трофеем его отца, чтобы вернуть его Риму. Тем самым он нарушил клятву, которую дал Донару, и тот поразил его, подстроив смертоносную германскую ловушку. И всё потому, что три бывших раба захотели упрочить власть своего хозяина, да и свою собственную. Что не мешает им соперничать друг с другом, дабы единолично заручиться благосклонностью слюнявого идиота Клавдия.

— Ты задумываешься о том, какое правление будет при Клавдии? — нахмурив лоб, спросил Веспасиан.

— Думаю, такое же, как всегда.

— А я не согласен. При каждом новом императоре оно бывало разным. Августу удавалось править вместе с Сенатом, причём так, что было незаметно, в чьих руках власть, хотя всё это прекрасно знали. Тиберий был не столь тонок, чтобы играть в подобные игры, и его отношения с Сенатом испортились. Ни одна из сторон не понимала, чего хочет другая.

Калигула прибрал к рукам всю власть и правил с одобрения толпы. Сенат раболепно ему повиновался, напуганный казнями невинных людей всякий раз, когда у императора кончались деньги. Теперь же мы вместо императора имеем подставное лицо. Клавдий не доверяет Сенату, потому что тот не поддержал его. От его имени правят три грека-вольноотпущенника, которым нет доверия, хотя одного из них я называю своим другом. Похоже, эти трое будут править империей ради собственной выгоды.

— Потому-то я и не лезу в политику, — буркнул Магн. — Мне наплевать, как нами правят и кто, главное, чтобы никто не совал нос в мой маленький уголок в Риме. Но ведь они лезут в мои дела именно потому, что мне на них наплевать. А мне на них действительно плевать. Будь у тебя такое же отношение к жизни, мне было бы гораздо спокойнее. Ну, ты понял, о чём я?

— Тебе легко говорить, — фыркнул Сабин. — Но как может сторониться политики сенатор?

— Значит, надо перестать быть сенатором или же, если достоинство не позволяет, удалиться от государственных дел. На худой конец, можно перестать бывать в Сенате и не стремиться к назначению на новый, выгодный пост.

— Но как же тогда добиться положения и влияния в обществе?

— Вот я, например, без особых усилий имею влияние в своём кругу.

— Это потому, что ты — патрон Братства перекрёстка.

— Именно. Я возглавляю мою... моё... дело, и мне больше ничего не нужно. Вы же ведёте политические игры на хорошо знакомом вам поле, но не можете попасть наверх, потому что вам мешает ваше происхождение. Тогда зачем вам всё это? Какой в этом смысл?

— Я думаю, смысл в том, чтобы стать консулом, — ответил Веспасиан. — Это была бы великая честь для моей семьи.

— Была бы двести лет назад, но что это значит теперь? Что тебя будут сопровождать двенадцать ликторов, что ты получишь возможность когда-нибудь управлять провинцией где-нибудь в заднице империи, вдали от удовольствий жизни в Риме.

Как хотите, господа, сейчас всё не так, как в старой доброй республике, а с вашей помощью всё становится ещё хуже.

— Это лучше, чем сидеть в поместье, где единственное занятие — следить за тем, чтобы вино этого года получилось не хуже прошлогоднего, — вступил в разговор Сабин.

Веспасиан не спешил с ним согласиться.

— Не знаю, Сабин. В молодости я мечтал именно об этом. Иногда мне кажется, что было бы неплохо вернуться в поместье.

— Чушь! Ты бы сразу заскучал там.

— Ты думаешь? Ну, я не знаю, — ответил Веспасиан, снова посмотрев на римскую флотилию.

Его внимание привлекло движение на берегу. К реке приближался большой конный отряд. Во главе его ехал человек в генеральской форме: на груди бронзовая кираса, на голове начищенный до блеска шлем. За спиной развевался красный плащ.

— Проклятье! Это Габиний. Тот самый отряд, который преградил нам дорогу. Похоже, они поняли, кто мы такие. Ведь у них точно нет никаких пеших кавалеристов.

Произнося эти слова, он заметил, что генерал, прикрыв глаза от солнца, смотрит в их сторону, после чего предполагаемый Габиний что-то крикнул своим людям. В следующее мгновение команда ближней биремы пришла в движение, готовясь броситься в погоню за подозрительными пешими кавалеристами.

— Мы можем плыть быстрее, Ансигар? — забеспокоился Веспасиан.

— Можем, но мы рискуем поломать вёсла.

— Давайте всё же рискнём. Иначе они догонят нас.

Ансигар что-то крикнул батавам, и те сильнее налегли на вёсла. Веспасиан почувствовал, что лодка ускорила ход. Впрочем, заметил он и то, что поверхность реки пошла рябью. Херуски были правы — северный ветер крепчал. Однако он тотчас выбросил эту мысль из головы. Встречный ветер замедлит движение не только их лодок, но и бирем.

— Пока что это единственная бирема, которую они смогли спустить на воду, — процедил Магн сквозь стиснутые зубы, когда большая группа воинов столкнула судно в воду. — И как это нам всё время везёт на стычки с собственным флотом? Я помню, как нас в своё время обстреливали в Мёзии.

— Мерзкие ублюдки, — буркнул Сабин.

Подобно многим пехотинцам, он был невысокого мнения о римских мореходах.

Веспасиан с тревогой наблюдал за тем, как воины Габиния спустили на воду ещё пять кораблей. Мгновенно ощетинившись вёслами, они напоминали рассерженных гусей, готовых броситься на соперников.

Когда лодки приблизились к излучине, от шести бирем их отделяло менее мили.

Ансигар крикнул своим воинам, и пятнадцать человек, которые ещё не гребли, сменили за вёслами своих товарищей. Веспасиан не почувствовал увеличения скорости, однако понял: постоянная смена гребцов — их единственная надежда поддерживать темп и, возможно даже, оторваться от бирем, которые не могут позволить себе такую роскошь.

В третий раз за день он мысленно обратился к Марсу с молитвой оберегать их, не дать противникам отобрать у них орла, которого они добыли с таким трудом.

Излучина реки становилась ближе. Батавы заработали вёслами ещё энергичнее. Из-за поспешного бегства они не успели снять кольчуги, и теперь пот градом катился по их спинам. Ансигар криками подбадривал их. На его бороде блестели брызги слюны, голубые глаза горели азартом. На небольшом расстоянии, стараясь не отставать, за ними следовали две другие лодки.

Река начала изгибаться на северо-запад. Веспасиан оглянулся на биремы, и в душе его вспыхнула искра надежды. Похоже, флотилия Габиния отстаёт. Может быть, им всё-таки удастся уйти от погони. Увы, как только преследователи скрылись из вида, Ансигар что-то крикнул, заставив его обернуться.

— Клянусь задницей Юноны! — воскликнул Магн. — Что это такое?

От неожиданности Веспасиан разинул рот Менее чем в полумиле от них, ниже по течению появились десять квадратных парусов с изображением волка. Под ними виднелись резные носы и гладкие бока длинных лодок.

Лодки были до отказа забиты воинами. Веспасиан вопросительно посмотрел на Ансигара. Вслух вопрос можно было не задавать.

— Это волк хавков, — ответил декурион и озабоченно прикусил нижнюю губу. — Прибрежные кланы хавков пришли на помощь своим собратьям из глубины леса.

— Они нас пропустят? — спросил Сабин с ноткой отчаяния в голосе.

— Сомневаюсь. И мы не сможем обойти их, потому что ветер сейчас благоприятствует им, а не нам. Они остановят нас и когда услышат наш акцент, то поймут, что мы — батавы. Они решат, что мы — часть войска Габиния, и тогда...

Ансигар недоговорил. Впрочем, все и так поняли, что тогда случится.

— Они наверняка развернутся и поплывут назад, когда увидят римские биремы, — сказал Веспасиан и оглянулся. — Против римлян им не выстоять.

Ансигар покачал головой.

— Каждой из этих лодок командует вождь клана. Если хотя бы один из них уклонится от боя с врагом, то домой он вернётся уже не вождём. Если вообще вернётся.

— Тогда нам остаётся одно. Ждём приближения бирем. Они вступят в бой с хавками, и у нас появится возможность ускользнуть в возникшей неразберихе. — Веспасиан повернулся к своим спутникам. Лучших предложений не последовало. — Значит, гребём обратно, Ансигар.

По команде Ансигара батавы дружно опустили вёсла в воду, замедляя движение лодки. В следующий миг от флотилии хавков оторвались пять лодок хавков и устремились на них. Лодка Луция Пета поравнялась с лодкой Веспасиана, и тот быстро сообщил префекту, что намерен предпринять. Затем Веспасиан поговорил с Куно, плывшим в третьей лодке. К тому моменту, когда все три лодки развернулись и легли на обратный курс, из-за поворота появилась первая бирема.

— Не ждали, красавцы! — усмехнулся Магн, когда с неприятельских лодок донеслись крики. Пять лодок, находившихся на середине реки, развернулись и поплыли назад к своей флотилии, которая продолжала двигаться в направлении батавов.

Вскоре флотилия римлян поравнялись с ними и, развернувшись в боевой порядок, шла на расстоянии всего сотни шагов. Под пронзительный вой дудок гребцы всё сильнее налегали на вёсла. Артиллеристы заряжали небольшие баллисты, установленные на носу каждой биремы.

Расстояние между хавками и их новым противником стремительно сокращалось.

— Похоже, что они на время забыли о нас, — сказал Веспасиан. — Ансигар, давай вперёд. Попытаемся проскользнуть мимо них.

Три длинные лодки рванули вперёд, ближе к своим бывшим преследователям. Веспасиан, Сабин и Магн схватили щиты и шагнули к носу лодки, заодно прихватив копья из оружейного сундука рядом с мачтой. Именно сюда Сабин сложил орла и эмблему Козерога. Их примеру последовали батавы, уступившие места на вёслах своим товарищам. Потные и угрюмые, они разминали мышцы и пробовали на вес оружие.

Вскоре справа раздался треск. Это артиллеристы бирем произвели с расстояния четырёхсот шагов первые залпы. Рядом с лодками хавков вверх взметнулись фонтаны воды.

— Мазилы! — крикнул Сабин артиллеристам, как будто те могли его услышать.

Голос его потонул в надрывных стонах ста двадцати гребцов каждой биремы, усердно работавших вёслами, криках судовых офицеров и визге дудок старших гребцов.

Две флотилии разделяло менее трёхсот шагов. Хавки налегли на вёсла, пытаясь набрать скорость и уйти из-под залпов римской артиллерии. Теперь Веспасиан мог хорошо их рассмотреть. Помимо полного числа гребцов в каждой лодке было не менее двадцати воинов, готовых к бою. Они криками подбадривали своих сидевших на вёслах товарищей, призывая их ускорить темп.

Грянули ещё шесть залпов. В следующее мгновение на ближайшей к ним лодке ядром разодрало парус, а троим хавкам оторвало головы.

Те, что стояли рядом, тотчас сделались красными от крови, хлеставшей из разорванных шейных артерий. Тем не менее тела убитых всё ещё сохраняли вертикальное положение: лодка была до отказа забита воинами, горевшими желанием вступить в схватку с ненавистными римлянами. Одна из лодок хавков, шедшая в середине флотилии, начала крениться. Воины принялись вёдрами и щитами вычерпывать стремительно прибывавшую через пробоину воду. Гребцы же как ни в чём не бывало налегали на вёсла.

Когда расстояние между сторонами сократилось до сотни шагов, баллисты римлян произвели последний залп. Поскольку борта бирем были на десять футов выше лодок хавков, баллисты чуть наклонили, чтобы их тяжёлые каменные ядра попадали точно в цель. Ещё один залп, и полдюжины вёсел на одной из лодок нестройно взметнулись вверх. Это, убивая и калеча гребцов, по лодке хавков проложило свой смертоносный путь каменное ядро.

Тела убитых повалились вперёд, на живых товарищей, сбивая их с ритма вёсел. При этом мёртвые выпустили из рук свои вёсла, и те опустились в воду. Лодку стало заносить в бок, прямо на соседнюю. Столкновение было неизбежно. Ударившись о борт другой лодки, вёсла рикошетом отскочили в своих гребцов, круша грудные клетки, выбивая из суставов руки. К ликующим возгласам римлян присоединились пронзительные крики боли. Однако восемь других лодок неуклонно двигались вперёд.

Тогда на палубе бирем свои места заняли лучники, принявшиеся осыпать врага стрелами. Однако хавки тотчас подняли щиты, защищая себя и своих товарищей на вёслах от смертоносного ливня.

Чувствуя, как живот ему сводит тугим узлом, Веспасиан вытащил из ножен длинную кавалерийскую спату и тотчас поймал себя на мысли, что в данный момент предпочёл бы сжимать в руках короткий пехотинский гладий. Впереди две германские лодки шли прямо на три лодки батавов. Расстояние было небольшим, и он сумел даже рассмотреть искажённые яростью лица варваров на их носах. Справа от него до ближайшей биремы было не более пяти длин вёсел. Она летела вперёд, рассекая вспененные воды бронзовым тараном.

— Пли! — скомандовал он и швырнул копьё, как только ему стали видны белки глаз его противников. Ансигар проревел приказ. Прикрывшись щитами, батавы обрушили на врага первый залп. Гребцы втащили вёсла и, схватив щиты и копья, выстроились вдоль бортов лодки, которая теперь шла вперёд лишь по инерции. Ансигар повёл её прямиком в брешь между двумя лодками хавков. Те тоже втащили свои вёсла.

В следующий миг последовал ответный залп. По носу лодки и щитам воинов застучало стаккато копий. Веспасиан взял в руки второе копьё, воздав должное дисциплине и выдержке батавов. Он не услышал от них ни единого крика, а в стене их щитов не возникло ни единой трещины. Слева от него воины Луция Пета и Куна с рёвом выпустили по врагу очередной залп. Несколько хавков тотчас полетели в воду, где моментально пошли ко дну, оставив после себя на поверхности воды красные пятна.

— Пли! — в очередной раз скомандовал Веспасиан, когда от врага их отделяло десять шагов. Второй залп достиг цели. В воду свалились ещё несколько хавков. Остальные приготовили для удара длинные копья.

Оглушительный треск дерева справа от него заставил Веспасиана обернуться. Это длинную лодку хавков пронзил таран ближайшей к ней биремы. Германцы принялись прыгать в воду и цепляться за вёсла биремы. Кое-кто пытался совать копья в вёсельные отверстия в надежде ранить гребцов. Самые отважные попытались вскарабкаться на борт. Эти становились лёгкой добычей лучников, которые расстреливали их в упор.

Между тем Ансигар неуклонно вёл их лодку вперёд, в брешь между двумя лодками хавков. Но и их рулевые знали своё дело. В последний момент обе лодки отклонились вправо, взяв курс на лодки Веспасиана и Пета. Лодку Куно они оставили без внимания.

— Держитесь крепче! — проревел Веспасиан, поняв, что столкновение неминуемо.

— Да чтоб мне лопнуть! — проворчал Магн рядом с ним, схватившись за борт. — Сначала лошади, теперь эти длинные лодки. Здесь вообще бывает хоть что-то, как у людей?

Лодка содрогнулась от сокрушительного удара, обрушившегося на правый борт. Те батавы, которые ни за что не держались, рухнули на колени. Лодку стало разворачивать поперёк реки, и в их щиты полетели брошенные врагом копья.

Веспасиан мечом обрубил древко копья, что впилось в щит стоявшего позади него Магна. Ансигар крикнул своим воинам, чтобы те взялись за вёсла и остановили лодку. В следующий миг один батав, вырвав из челюсти наконечник копья, с криком упал навзничь. Увы, прежде чем брешь удалось закрыть, в неё запрыгнули два хавка с копьями наготове. В следующий миг на сомкнутые щиты батавов обрушился град ударов. Ауксиларии начали постепенно отодвигаться, тем более что на лодку, горланя боевые песни, хлынула масса хавков. Под их натиском батавы неуклонно отходили с носа лодки к сиденьям гребцов. Хавки продолжали напирать, осыпая ударами стену батавских щитов.

Справа от Веспасиана стоял Сабин, слева — Магн. Сам он то и дело вскидывал щит вперёд и вверх, прикрываясь от вражеских копий и одновременно стараясь нанести ответный удар. Увы, все усилия были тщетны. Сабин тоже вскинул свой щит, прикрываясь от мощного удара сверху. Тот с оглушительным стуком пришёлся чуть выше шишки щита. Отскочив от брата, Сабин рванул копьё, чтобы вытащить из строя его владельца.

Одновременно Веспасиан подался вправо и под нижним краем щита полоснул врага по ногам. Лезвие, словно мясницкий нож, с влажным чмоканьем разрубило лодыжку. Взревев от боли, хавк шагнул вперёд, чтобы не упасть, но лишь обнаружил, что нижней части ноги у него больше нет. Разбрызгивая кровь из культи, он рухнул на палубу под ноги своим товарищам.

Веспасиан поспешил закрепить своё преимущество, увлекая за собой тех, кто стоял рядом, он ринулся в образовавшуюся брешь, исступлённо работая окровавленным мечом. Ещё миг, и лезвие впилось в лицо следующего варвара, перерубив ему переносицу. Раненый хавк удивлённо посмотрел на него, как будто отказывался верить собственным глазам.

Хавки дрогнули. Увлекая за собой в атаку батавов слева от него, Магн, рыча, бросился вперёд и молниеносно обрубил древко нацеленного в него копья. Поскользнувшись на мокрой от крови палубе, его противник на миг опустил щит. Меч Магна мгновенно нашёл свою цель.

Увернувшись от копий, они оказались нос к носу с абордажной командой врага. Второй ряд батавов моментально сомкнулся и вскинул щиты над головами товарищей в первой шеренге, защищая их от ударов копий хавков, которые всё ещё находились на абордажном мостике.

Веспасиан ощутил, как его подтолкнули сзади. Это стоявший позади воин устремился вперёд. Между тем сам он вслепую сделал несколько выпадов спатой, пока не понял, что попал в цель. Тогда он с силой повернул меч и тотчас был вознаграждён криком раненой жертвы. По обе стороны от него батавы неумолимо продвигались вперёд. Теперь на абордажном мостике оставалось всего несколько хавков, загнанных в ловушку без всякой надежды на помощь со стороны соплеменников. Смерть не заставила себя ждать. Воины на абордажном мостике отступили, чтобы враг ненароком не полоснул мечом им по ногам. Похоже, сражение зашло в тупик.

Веспасиан отступил назад, давая возможность батавам шагнуть вперёд и занять его место. Тем временем Ансигар и пятеро гребцов продолжали без устали работать вёслами, не давая врагу пристать к борту. Слева воины Луция Пета отчаянно бились с хавками, которые неуклонно теснили их к мачте.

Однако лодка Куно пропала из вида. Справа поверхность реки была усеяна обломками судов. Из вёсельных отверстий одной биремы вырывались языки огня. Хавки карабкались на её борта с длинной лодки, прицепленной к корме абордажными крючьями. Остальные биремы окружили три последние лодки хавков, что всё ещё были на плаву. Лучники Габиния обрушивали на хавков град стрел, и тем оставалось лишь прикрываться щитами.

Длинная лодка неожиданно накренилась, и на миг шум речной битвы перекрыл многоголосые крики. Какой-то хавк слетел с абордажного мостика в воду, остальным, чтобы не упасть, пришлось схватиться за борт. Воспользовавшись тем, что противник потерял равновесие, Магн и Сабин вместе с батавами устремились вперёд. Веспасиан бросил взгляд вперёд, поверх их голов, и увидел причину удара. Лодка Куно развернулась и зашла в тыл хавкам, которые не спускали глаз с ладьи Веспасиана.

Воины Куно набросились на растерявшегося противника, врезаясь в самую гущу хавков и кромсая их своими мечами. Когда, наконец, с абордажного мостика слетел последний варвар, Сабин и Магн оттолкнули лодку хавков в сторону, предоставив Куно и его людям добивать неприятеля.

— Ансигар! — крикнул Веспасиан, указывая на лодку Луция Пета, где примерно три десятка хавков уже оттеснили воинов префекта к мачте.

Поняв, что нужно делать, Декурион налёг на рулевое весло, направляя лодку к соседней, где шла ожесточённая схватка. Несколько гребков, и обе лодки почти поравнялись. Вооружённые остатками копий батавы с близкого расстояния дважды метнули их в хавков.

Более десятка копий попали в цель. Увидев смерть своих товарищей, хавки пришли в замешательство. Несколько человек оглянулись, не зная, как поступить дальше.

Для Пета и его ауксилариев этого оказалось достаточно. Объятые яростью, они набросились на хавков, избегая вражеских копий и энергично работая мечами, нанося удары там, где стена из щитов хотя бы на мгновение раздвигалась. Когда лодка Веспасиана подплыла ближе, хавки, стоявшие ближе к борту, обратились в бегство. Понимая, что численное преимущество вскоре будет не на их стороне, они, чувствуя смертельную опасность, оставили сражаться на абордажном мостике трёх своих товарищей, обрекая их на неминуемую смерть от острых мечей батавов.

Ансигар что-то крикнул. Его воины тотчас набросились на них, работая в основном щитами и кулаками, а не мечами.

Когда упал последний хавк, без чувств и безоружный, лодка его соплеменников оттолкнулась от лодки батавов. Уцелевшие воины принялись вылавливать своих товарищей из воды.

— Оставьте их! — крикнул Веспасиан. — Беритесь за вёсла! Уходим отсюда!

— Думаю, это будет неразумно, легат, — прозвучал голос у него за спиной. — Ты сам видел, как метко бьют наши баллисты.

Веспасиан обернулся и увидел в двадцати шагах от их лодки римскую бирему. Опершись на поручень, на её палубе стоял Публий Габиний — в бронзовой кирасе, шлеме с красным плюмажем и алом плаще.

— На твоём месте я бы принял моё щедрое предложение подняться на борт моей биремы, — произнёс он с холодной улыбкой. — Да, и захвати с собой ту безделушку, которую ты нашёл в здешних лесах.

* * *

С борта биремы Веспасиан посмотрел на три ручейка крови, стекавших в воду реки. Это был дар Нехаленнии, богине Северного моря. Ансигар прочёл на родном языке слова молитвы.

— Это было обязательно? — поинтересовался Габиний, когда обескровленные тела трёх пленников, принесённых в жертву богине, полетели за борт. Веспасиан пожал плечами.

— Не знаю. Не могу сказать.

— А я могу, — встрял в разговор Магн. — И я скажу, что, по-моему, германская богиня моря будет довольна и позволит нам благополучно вернуться домой.

— Вреда от этого точно не будет, — сказал Габиний и принялся разворачивать свёрток с орлом. Достав трофей, он взял его в руки и стал с неподдельным восхищением разглядывать. — Конечно же я прославлюсь тем, что верну его в Рим.

— А Каллист похвастается императору, будто это был его замысел? — со злостью в голосе спросил Сабин.

Габиний поднял голову. Было видно, что он не ожидал таких слов.

— Откуда тебе это известно?

— От того, кого Каллист послал в Германию помешать нашим поискам. Он признался мне в обмен на обещание после его смерти вложить ему в руку оружие.

— Да, для местных жителей нет ничего важнее, — усмехнулся Габиний. — Это похоже на наш обычай вкладывать в рот умершему монетку для оплаты лодочнику. В любом случае он сказал правду. Каллист с радостью припишет эту победу себе. Я же останусь в анналах римской истории как тот, кто нашёл орла Семнадцатого легиона.

Веспасиан бросил взгляд на медленно проплывавший мимо восточный берег. Море было уже совсем близко. Позади, держа путь домой, шли остальные корабли флотилии.

— Ты в курсе, Габиний, что твоя кража орла будет стоить жизни моему брату? — спросил Веспасиан.

— Кража — это слишком сильно сказано. Не напади я на хавков, неизвестно, чем бы закончилась для тебя эта эпопея. Но теперь орёл у меня в руках, а это самое главное. Что до жизни Сабина, которую он потеряет якобы из-за меня, то я в этом сильно сомневаюсь.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что так сказал мне Нарцисс.

— Значит, Нарцисс знал, что вы тоже отправитесь в Германию за орлом, хотя отправил и нас туда же?! — Веспасиан был вне себя от ярости.

— Разумеется, знал. Но ему наплевать, кто принесёт ему орла. Главное, чтобы тот был найден. Ему нужен результат. Ради этого он готов столкнуть лбами всякую служивую мелюзгу.

— Вот же подлый грек! — с негодованием сплюнул на палубу Магн.

Габиний усмехнулся и с гордостью посмотрел на находку.

— Да, этим грекам нет доверия, — ответил он.

— А Палл? Он знал об этом? — уточнил Веспасиан. — Он знал, что Каллист послал тех, кто должен был убить нас?

— Не могу утверждать, был ли он в курсе планов Каллиста, но про отправленных следом за вами убийц он точно не знал. Будь это так, он сказал бы Нарциссу. Нарцисс не упоминал о верных Каллисту головорезах. Напротив, в своём письме он прямо сообщил мне, что, если я встречусь с вами, вас ни в коем случае нельзя убивать. Я уверен, он не одобрил бы лжи Каллиста.

От этих слов у Сабина отлегло от сердца.

— Это уже что-то. Если он не хочет нашей смерти, то я могу свободно вернуться в Рим. Я даже смогу выдать Нарциссу намерения его мерзкого соплеменника.

Веспасиан вздохнул, чувствуя накопившуюся за день усталость и злясь на вольноотпущенников Клавдия.

— А вот я бы не стал этого делать. Разве у нас есть иные доказательства кроме наших слов? Каллист будет всё отрицать и затаит против тебя злобу. Нарцисс проявит полное равнодушие, ибо его интересуют куда более важные дела. Да и вообще, хозяин получил своего орла, значит, можно заняться чем-то другим.

— Думаю, Веспасиан, что ты прав, — согласился Габиний. — В любом случае, Сабин, тебе пока рано возвращаться в Рим. В письме содержался приказ относительно вас двоих на тот случай, если орёл будет найден. При условии, если вы оба останетесь в живых.

Ты, Веспасиан, должен вернуться во Второй Августов легион. Тебя же, Сабин, Нарцисс или, точнее, император, назначил легатом Четырнадцатого Парного легиона, который расквартирован на Рене, в Могонтиаке[15].

— В Четырнадцатый? Но почему? — растерялся Сабин.

— Не знаю, — пожал плечами Габиний. — Имперская политика становится всё более и более запутанной. Решения нередко принимаются наобум. Но, думается мне, что в твоём случае имели место некие соображения.

— Я тоже так думаю. Скорее тут дело связано с честолюбивыми замыслами Нарцисса, нежели с моими заслугами.

— Пожалуй, ты прав. Мы живём в странном мире, в котором люди моего сословия вынуждены выполнять приказания вольноотпущенников. В любом случае ты не сможешь вернуть себе свой старый легион, Девятый Испанский. Им теперь командует Корвин, брат императрицы.

— Знаю. Единственное, что в этом есть хорошего, так это то, что его какое-то время не будет в Паннонии.

— Всего лишь год.

— Что?

— В следующем году, в конце военного сезона Авла Плавтия, которого сделали губернатором Паннонии в знак благодарности за то, что он поддержал Клавдия, переводят в Гезориакум, на северное побережье Белгики. Он отправится туда вместе с Девятым легионом. Туда же будет переброшен Двадцатый легион, а также два ваших, вместе с союзными когортами. Вам, господа, предоставлена честь в составе войска Авла Плавтия поучаствовать в покорении Британии.

Стоило Веспасиану представить себе окутанные туманами леса Британии и её незнакомых богов, как по его спине пробежал холодок. Он посмотрел на Сабина.

— Я уже начинаю опасаться такой сомнительной «чести».

Сабин был растерян не меньше брата.

— Похоже, Нарцисс не мытьём, так катаньем решил избавиться от нас.

Довольным выглядел один лишь Луций Пет. Магн снова сплюнул на палубу.

— Ну и денёк! — язвительно произнёс он.

ЧАСТЬ 3 Вторжение в Британию. Весна 43 года нашей эры

ГЛАВА 13

ужайтесь, мои красавцы! — проревел примипил Татий, обращаясь к членам своей двойной центурии.

Сто шестьдесят воинов стояли, преклонив колено, на влажной палубе стремительно мчавшейся к берегу триремы. Сжимая левой рукой свои пилумы и щиты, легионеры мгновенно подались вперёд и упёрлись правой рукой и основанием щитов в деревянный настил.

— Вот вижу своих ребят! — продолжал Татий. — Работа нам предстоит не тяжёлая... вернее, не слишком.

Глядя сквозь пелену дождя на приближающийся берег, Веспасиан едва заметным кивком выразил своё удовлетворение дисциплиной первой центурии первой когорты Второго легиона Августы. До берега оставалось уже меньше сотни шагов. Рядом с ним на носу корабля аквилифер Второго Августова легиона высоко поднял своего орла. За ним в сплошных потоках ливня скрылась череда кораблей с опущенными парусами, на которых гребцы мерно ударяли вёслами по воде, подчиняясь чётким командам своего старшего. Веспасиан крепко ухватился за поручень, в который раз осыпая проклятиями эту северную погоду. Тем временем двое матросов пробежали вперёд, чтобы занять позицию у канатов, удерживавших два абордажных мостика в двадцать футов длиной и восемь шириной, по которым моряки сходили на берег.

— Поднять вёсла! — прокричал в рупор стоявший на корме триерарх.

За пронзительным протяжным выкриком старшего гребцов последовал скрежет и грохот шестидесяти пар вёсел, втягиваемых сквозь пазы на корабль. До берега оставалось менее пятидесяти шагов. И вновь Веспасиан удовлетворённо кивнул: именно таким должно быть расстояние, на котором следует прекращать греблю, чтобы корабль мог причалить к берегу, а не сесть на мель. Веспасиан проверил свой меч в ножнах и окинул взглядом череду трирем. Только в одной из них не убрали вёсла.

— Кто это, Татий, будь они прокляты?

Примипил быстро пересчитал корабли.

— Третья и четвёртая центурии, вторая когорта, командир!

Веспасиан что-то пробурчал в ответ и ещё крепче ухватился за борт. Татий одной рукой сделал то же самое, а другой сжал плечо аквилифера, не давая упасть штандарту с имперским орлом. Слегка дёрнувшись вверх, заскрежетав и днищем вздыбив прибрежную гальку, судно резко сбросило скорость. Всех, кто стоял на палубе, швырнуло вперёд. Чтобы не упасть, Веспасиан был вынужден до предела напрячь мышцы рук и ног. Судно продолжало замедлять ход, и скрежет перешёл в пронзительный скрип. Древесина стонала от напряжения. Сделав последний рывок, трирема наконец причалила к берегу и, к счастью, не увязнув в нём.

— Встать! — прокричал Татий.

Вся первая центурия как один поднялась на ноги, пилумы из левых рук перешли в правые. Мостки со скрипом упали на береговую гальку.

— Первая центурия сходит на берег быстрым шагом, — прорычал Татий, когда они с аквилифером вышли на сходни. Веспасиан спрыгнул на вторые сходни и, чувствуя, как дерево упруго прогибается у него под ногами, быстро сбежал вниз на береговую гальку. Легионеры группами по четыре человека бегом проследовали за ним.

К тому времени, когда, подгоняемые зычным голосом Татия и его опциона, последние воины сошли на сушу, первые уже выстроились в четыре шеренги по сорок человек.

— Быстро пройти вперёд на сто шагов, — выкрикнул Татий, довольный ровным строем шеренг.

Увязая в гальке, первая центурия бегом двинулась вверх по покатому берегу. За ней последовала пятая, двигаясь от места высадки вправо. К ней ровным строем присоединилась остальная часть первой когорты.

— Стоять! — отдал приказ Татий, стоя перед аквилифером.

Скрипнув галькой, первая когорта остановилась.

Веспасиан окинул взглядом берег. Девять других когорт Второго Августова легиона выстроились двумя идеальными шеренгами вдоль прибрежной полосы. Это заняло чуть больше двухсот ударов сердца. Корабли, которые только что извергли на берег огромную массу вооружённых людей, теперь облегчённо покачивались на волнах. Кроме одного: с третьей и четвёртой центуриями второй когорты.

Пока Веспасиан шагал к своему примипилу, на покрытом чахлой растительностью прибрежном холме появился одинокий всадник, который вёл за собой ещё одну лошадь. Прищурившись, он всматривался сквозь сплошную пелену дождя в марширующих солдат.

— Господин! — крикнул Магн, подгоняя лошадь по берегу.

Веспасиан с удивлением смотрел на своего друга, внезапно появившегося вдруг из-за стены дождя.

— Что случилось, Магн?

— Авл Плавтий созвал срочное собрание всех легатов и префектов, поэтому я подумал, что будет лучше, если я приведу тебе коня. Только что прибыл Нарцисс. Сдаётся мне, это неспроста. Никогда не поверю, что этот мерзавец притащился сюда только ради чаши горячего вина и приятной болтовни у очага. Хитрый грек явно что-то замышляет.

— Он когда-нибудь перестанет вмешиваться в мои дела? Хорошо, я скоро буду, — Веспасиан повернулся к Татию. — Всё отлично, примипил, кроме того проклятого триерарха, который не знает, когда положено сушить вёсла. Пойди и отчитай его от моего имени.

— Слушаюсь, командир!

— Отправь корабли и людей обратно в Гезориакум, дай им что-нибудь поесть, потом днём, с концом прилива, повтори всё с самого начала. И чтобы на сей раз никаких ошибок! Я, если смогу, буду с тобой.

— Слушаюсь, господин! — выпалил Татий, вытягиваясь по струнке.

Веспасиан кивнул и вспрыгнул на коня, которого привёл ему Магн.

— Ну что ж, давай посмотрим, какие планы строит этот скользкий грек, чтобы ещё больше усложнить нам жизнь.

Всю дорогу, пока Веспасиан и Магн скакали верхом десять миль до штаба Авла Плавтия, ливень беспощадно хлестал им в лицо. Сам штаб размещался на вилле Калигулы — тот построил её для себя на побережье прямо у стен порта Гезориакума, когда четыре года назад предпринял попытку завоевания Британии. Вся земля вокруг порта на Галльском проливе была либо распахана и засеяна пшеницей или ячменём, либо разгорожена на пастбища, на которых паслось такое огромное количество свиней и мулов, какого Веспасиан никогда не видел. Всадники ехали по огромным пространствам обработанной земли. В солнечный день было хорошо видно, что здешние угодья тянутся до самого горизонта, если не дальше.

Проблема снабжения армии, состоящей из четырёх легионов и такого же числа вспомогательных когорт, — в общей сложности почти сорок тысяч человек плюс обслуживающий персонал: возничие, погонщики мулов, рабы и тысяча матросов и гребцов — отнюдь не напугала Веспасиана своей грандиозностью, когда он шесть месяцев назад во главе Второго Августова легиона впервые прибыл в Гезориакум. Напротив, она его вдохновила. Все желудки, человеческие или животных, должны каждый день наполняться пищей. Задача была столь грандиозных масштабов, что у Веспасиана голова кружилась при одной только мысли о том, какое количество корма требуется свиньям, чтобы обеспечить армию мясом в течение всего одного дня, или какой площади пастбища потребуются в течение месяца для пяти тысяч мулов. По сравнению с этим все проблемы снабжения Второго Августова легиона казались мелкими и ничтожными, но именно их ему нравилось ежедневного решать с тех пор, как он вернулся в Аргенторат.

В империю они с Сабином вернулись вместе с флотом Габиния. Сначала морем — Сабин был отнюдь не в восторге от их двухдневного плавания, — а затем по Рену в свои новые легионы. По пути на юг их сопровождал Луций Пет со своими батавами. На их счастье, все два дня плавания море было спокойным — спасибо своевременному жертвоприношению Ансигара богине Северного моря Нехаленнии. По крайней мере, так утверждал Магн.

В Могонтиаке братьев ждало известие о кончине отца. Печальную новость немного смягчило сообщение о рождении дочери Веспасиана Домициллы. Флавия сама написала ему об этом, и её письмо он прочёл с радостью и облегчением. Шансы у матери и ребёнка выжить во время родов были примерно такими же, как у солдата на поле боя.

Оставив брата с его новыми подчинёнными и вернувшись в середине июня в свой собственный легион, Веспасиан посвятил остаток этого года и весь следующий обучению легионеров посадке на корабли и высадке с них. Он проводил учения до тех пор, пока не добился идеального результата. Задача оказалась не из лёгких и отняла немало времени, так как в его распоряжении была всего одна трирема. Все остальные у него отобрали — что, по его мнению, было довольно недальновидно — для участия во вторжении. Пока центурии по очереди взбегали на корабль и сбегали с него обратно на берег, Веспасиан овладевал основами командования легионом и снабжения всем необходимым, включая обмундирование, провиант и животных. Всё это доставляло ему истинное наслаждение. Ещё бы, ведь он достиг двух важнейших целей: управлял крупным поместьем, а также верно служил Риму под одним из его штандартов.

Ни Веспасиан, ни Сабин не знали о том, что Публий Габиний сделал с орлом Семнадцатого легиона. Собственно, это их и не интересовало. Создавалось впечатление, что орёл просто исчез. О его находке, естественно, нигде вслух не упоминалось. Как бы то ни было, сами они радовались тому, что вернулись живыми и здоровыми и их встретили пусть и с показным, но радушием. Сабин утаил от Габиния «Козерога» — штандарт Девятнадцатого Легиона — и отослал его Паллу в Рим в надежде, что это поможет тому в его борьбе с Каллистом за власть, а также в знак благодарности за назначение его легатом Четырнадцатого легиона. Причина этого жеста оставалась для обоих братьев загадкой. Сабин написал Веспасиану, что не удостоился никакой благодарности за свой дар. Впрочем, с другой стороны, не было и никаких признаков того, что его жизнь по-прежнему находится в опасности. Казалось, будто о его участии в убийстве Калигулы забыли даже те немногие, кому было об этом известно.

Веспасиан, со своей стороны, был рад, что у них с братом наконец сложились более или менее ровные отношения с тремя вольноотпущенниками Клавдия, по крайней мере в том, что касалось личного общения. С другой стороны, вечные внутренние распри и интриги между тремя греками означали, что подготовка к вторжению будет далеко не гладкой.

Каждый старался использовать свою сферу влияния с выгодой для себя и, так или иначе, поставить в сложное положение двоих своих соперников. Отдавались, а затем внезапно отменялись приказы об удвоении количества оружия, из-за чего возникала невероятная путаница. С монетного двора в Лугдунуме, в южной части провинции, золотые и серебряные монеты отправлялись на север, однако с полпути по непонятным причинам отзывались обратно. Корабли исчезали, а спустя несколько дней появлялись вновь, но уже лишь с половиной экипажа. Но хуже всего было то, что регулярно поступали противоречивые приказы относительно времени, скорости и целей вторжения. Всё это вызывало у Авла Плавтия приступы ярости. Генерал не мог стерпеть вмешательства чиновников в то, что, по его мнению, было исключительной прерогативой военных.

— Возможно, прибытие Нарцисса не так уж и плохо, — задумчиво произнёс Веспасиан, когда они проезжали мимо первого из четырёх обширных военных лагерей, окружавших Гезориакум.

Магн протёр глаза. Не спасала даже кожаная шляпа с широкими полями: дождь нещадно хлестал ему в лицо.

— Здесь он может менять свою точку зрения столько раз за день, сколько ему заблагорассудится, ведь ему не придётся посылать вслед за первым второго посыльного с поручением об отмене приказа, — рассуждал Веспасиан. — Як тому, что, если он прибыл сюда, чтобы лично проследить за нашими упражнениями в доставке припасов и оружия, то, возможно, он наконец поймёт, насколько вредно его вмешательство.

— И император, без сомнения, перестанет пускать слюни, — отозвался Магн.

* * *

— Спасибо, префект. Я приписываю тебя ко Второму Августову. С момента этого назначения ты будешь подчиняться легату Веспасиану, — произнёс Авл Плавтий, когда, отрапортовав ему о готовности своей недавно прибывшей с востока когорты лучников, префект снова сел. — Здесь, насколько я понимаю, все ваши донесения.

Генерал окинул взглядом четырёх легатов и три десятка префектов, сидевших на складных стульях в просторном зале, который он использовал для штабных совещаний. Стены были побелены. Веспасиан решил, что наспех замазали какие-то фрески отнюдь не военного характера. В два открытых окна было видно, как ливень безжалостно хлещет по поверхности бурного моря.

— Я полагаю, нам всем здесь понятно, что предстоит ещё очень многое сделать, чтобы по-настоящему наполнить запасы интендантов. У нас, к примеру, на данный момент достаточно хорошей обуви для всех наших солдат, которые примут участие в высадке в Британии. Но можно ли ручаться за то, что она выдержит месячную военную кампанию в таком сыром климате? Я не могу рисковать потерей пехоты из-за недостатка в обуви, так же как и потерей кавалерии из-за недостатка в лошадях. Я нисколько не сомневаюсь, что ваши интенданты делают всё от них зависящее, чтобы как-то восполнить недостаток резервов, но, как мне представляется, данный вопрос следует рассматривать в связи с будущей кампанией. — Плавтий указал на сидевшего рядом с ним тучного человека в военной форме, которая смотрелась на нём крайне нелепо. — Как вам всем известно, в распоряжение Гнея Сентия Сатурнина будут поступать все покорённые племена. По мере же того, как наша армия будет продвигаться вперёд, он также будет следить за перешедшими на нашу сторону вождями племён. Мне представляется вполне логичным назначить его ответственным за дополнительное обеспечение армии по ходу развёртывания военной кампании, ибо все линии тылового снабжения будут проходить по вверенной ему территории.

Сатурнин улыбнулся улыбкой хищника, почуявшего запах поживы.

— Да, сдаётся мне, что до начала похода я не увижу всех запасных палаток, — прошептал Веспасиан на ухо сидевшему рядом Сабину, пока Плавтий на все лады продолжал расхваливать невероятную честность и управленческие таланты своего заместителя.

Сабин с трудом подавил улыбку.

— Ну а мне придётся расстаться с мечтой о своевременной и полной поставке лопат, посуды и мельниц для зерна.

— Никак не могу понять, каким образом ему удалось втереться в командование после той его глупости с предложением вернуться к республиканскому правлению?

Сабин пожал плечами.

— Ты понимаешь, почему я легат Четырнадцатого?

— ...и таким образом, если мы хотим быть готовы к середине июня, — продолжал Плавтий, — с тем, чтобы иметь возможность воспользоваться плодами полей и огородов Британии, я предлагаю всем вам обратиться со своими предложениями по снабжению к Сентию.

Среди офицеров пробежал шёпот — то ли знак согласия с довольно убедительным планом, то ли проявление смирения перед неизбежным. Плавтий выбрал первое.

— Отлично. Завтра наступают апрельские календы, что означает, что у нас в запасе семьдесят пять дней. Префекты, вы свободны. Легаты, вы пройдёте со мной, чтобы отчитаться перед секретарём императора.

Нарцисс поселился на втором этаже виллы Калигулы. Веспасиана отнюдь не удивили броские украшения и статуи, заполнявшие лестницы и коридоры по дороге к покоям Нарцисса, — напоминания о своеобразном вкусе юного императора в отделке интерьера. Удивило его другое — присутствие охраны из преторианской гвардии у входа в ту часть виллы, где проживал Нарцисс.

— Такое впечатление, что вольноотпущенник Клавдия примеряет на себя пурпурную тогу, — пробормотал он на ухо Сабину, когда центурион заставил ждать у дверей явно оскорблённого Авла Плавтия, а сам пошёл выяснить, соизволит ли бывший раб принять командующего армией.

— Похоже, сатурналии[16] теперь проводятся в течение всего года. Просто нас забыли поставить об этом в известность, — предположил Сабин.

Веспасиан бросил взгляд на двух других легатов: Корвина и недавно прибывшего Гнея Госидия Гету, под начало которого — в знак признательности за его успешный поход в Мавританию в предыдущем году — передали Двадцатый легион. Было видно, что и они раздражены необходимостью покорно ждать у дверей вольноотпущенника, сколь влиятельным бы тот ни был.

— Секретарь императора сейчас тебя примет, генерал, — объявил центурион, открыв дверь.

Плавтий был вне себя.

— Весьма любезно с его стороны, — процедил он сквозь зубы.

Веспасиан заметил в глазах у центуриона понимание и даже сочувствие сарказму Плавтия. Они вошли в роскошную приёмную с высоким потолком, в дальнем конце которой за большим столом сидел Нарцисс. При их появлении он даже не соизволил встать. Увы, размышления Веспасиана о наглости вольноотпущенника были внезапно забыты. Слева от Нарцисса с письменными принадлежностями в руках сидела Ценис.

От неожиданности сердце пропустило удар, и он едва не споткнулся. Ценис едва заметно улыбнулась ему одними глазами.

— Генерал Плавтий, — послышался медоточивый голос Нарцисса, чем мгновенно вернул его к реальности, — а также легаты Корвин, Веспасиан, Сабин и Гета, я рад видеть вас в добром здравии в этом мерзком северном климате. Садитесь, — он сделал знак Ценис. Та взяла стило и начала писать. — У нас официальная встреча, поэтому мой секретарь будет её записывать. Император посылает вам своё приветствие и желает, чтобы я сообщил вам, что моими устами говорит он сам.

— Это невозможно! — взорвался Плавтий, когда Нарцисс закончил говорить.

Увы, слова Плавтия оставили грека равнодушным.

— Отнюдь, генерал, это не только возможно, но и необходимо.

— Мы отправляемся в середине июня с тем, чтобы взять с собой только месячный запас зерна до нового урожая.

— В таком случае вам просто придётся взять больше.

— Ты можешь сказать, какой именно запас провианта нам взять с собой, если мы отправляемся уже в следующем месяце?

Нарцисс пожал плечами и, полузакрыв глаза, вытянул руки ладонями вверх, словно вопрос этот не имел для него ровно никакого значения.

— Три фунта в день помножить на сорок тысяч человек и помножить на шестьдесят дней, которые останутся до самых ранних сроков жатвы, получается... получается... — Плавтий оглянулся на легатов в надежде на их помощь в арифметических подсчётах.

— Получается сто двадцать тысяч фунтов в день, что даёт общее количество в семь миллионов двести тысяч фунтов, генерал, — выручил его Веспасиан.

— Именно! И это только чтобы накормить солдат. Но мне потребуется ещё четверть названного количества, чтобы прокормить обслугу, кроме того, нужен будет ячмень для верховых лошадей и тягловых животных. И весь упомянутый объём должны будут перевозить вьючные мулы, на каждого из которых до постройки нормальных дорог можно нагрузить максимум сто шестьдесят фунтов.

— В таком случае, полагаю, вам следует сделать строительство дорог одной из ваших главных целей, генерал, ибо таков приказ, — Нарцисс медленно опустил руку на стол — жест, который одновременно был мягким и решительным. Его взгляд сделался жёстким. — По моим подсчётам, между отправкой твоего послания и прибытием Клавдия должно пройти сто дней. Поэтому, если императору нужно прибыть в Галлию до осеннего равноденствия и начала сильных штормов в середине сентября, твоя армия должна переправиться через Тамезис к началу июня, чтобы ты успел отправить своё послание Клавдию.

Плавтий смотрел на Нарцисса с нескрываемым отвращением.

— И о чём должно сообщать это послание?

— О, всё очень просто, генерал. Ты сообщишь императору о том, что войско столкнулось с ожесточённым сопротивлением, что твоей армии срочно нужно подкрепление и, если возможно, личное присутствие императора с тем, чтобы он принял на себя командование армией, которое оказалось для тебя непосильной ношей. Я, со своей стороны, прочту твоё послание перед Сенатом, который станет умолять Клавдия лично прибыть сюда и спасти римские легионы от поражения. И Клавдий, оставив все другие дела, бросится к тебе на помощь и приведёт с собой столь необходимое подкрепление.

— Которое уже будет наготове, ожидая его у стен Рима?

— Заблуждаешься, генерал, ожидая его наготове здесь. Можешь устроить смотр через несколько дней, если пожелаешь.

— Ты привёз их с собой?

— Разумеется. И командовать ими до прибытия императора будет Деций Валерий Азиатик.

— Хочешь сделать из меня совершенного идиота?

— Отнюдь, генерал, я делаю из Клавдия героя. А как ты будешь при этом выглядеть, не имеет никакого значения.

— Ты думаешь, Сенат поверит такому посланию?

— Ни на мгновение. Но народ поверит, и, когда император вернётся с трофеями и пленниками, чтобы отпраздновать триумф, народ получит зримое подтверждение своей веры.

— Мой триумф.

— Нет, генерал, триумф императора, триумф, который заставит народ полюбить его. Зачем тебе любовь народа? Что тебе с ней делать? — Нарцисс помолчал, чтобы Плавтий полностью уловил и сам намёк, и заключённую в нём угрозу. — Итак, либо ты действуешь так, как я сказал, зная, что тебя ждёт награда, либо я найду кого-то другого, кто поможет моему повелителю завоевать народную любовь. Что ты выберешь?

Плавтий сжал губы и громко засопел, сдерживая ярость.

— Мы выступаем через семнадцать дней, на четвёртый день Апрельских ид.

— Великолепный день, генерал. Мой повелитель, несомненно, одобрит твой выбор. Уверен, авгуры сочтут его наиболее благоприятным, как только узнают, что его предпочитает император. Я больше не стану тебя задерживать, ведь тебе предстоит ещё очень много дел.

Лёгким взмахом пухлой руки Нарцисс указал патрициям на дверь. Да-да, тем самым патрициям, рядом с которыми ему, по идее, полагалось чувствовать себя полным ничтожеством, почти рабом. Ни один из них не попрощался с ним.

Багровый от ярости Авл Плавтий вскочил на ноги, развернулся и вылетел вон, едва не сбив с ног собственных легатов. Выходя вслед за начальником, Веспасиан заметил, как Корвин с Гетой обменялись тревожными взглядами. И сделал вывод, что те думают по поводу последних событий, грозивших успеху всего их предприятия, примерно то же, что и он. «Магн был прав», — подумал Веспасиан, продвигаясь к выходу рядом с Сабином. Брат также выглядел крайне обеспокоенным.

— Легаты Сабин и Веспасиан, — внезапно раздался у них за спиной протяжный голос Нарцисса. Оба тотчас замерли на месте. — Если не возражаете, мне бы хотелось побеседовать с вами обоими наедине.

Корвин бросил на братьев вопросительный взгляд. Те повернулись, и Нарцисс отослал Ценис. Выходя из комнаты, она прошла мимо Веспасиана — причём гораздо ближе, чем необходимо. Он даже успел уловить аромат её благовоний.

— Смею предположить, вам обоим не даёт покоя вопрос, почему вы оба до сих пор не утратили моего расположения, — произнёс Нарцисс, как только за Ценис закрылась дверь, — особенно ты, Сабин. Ведь ты не выполнил и половины нашей договорённости.

— Неправда, мы нашли орла, — возразил Сабин. — Габиний забрал его...

Нарцисс поднял руку, жестом заставив его замолчать.

— Мне прекрасно известно, легат, почему и как это произошло, ибо приказ исходил от меня лично. Уверен, вы уже сами давно поняли, что для меня не имеет никакого значения, кто нашёл орла. Главное, что он найден. Когда ко мне, после того как вы покинули Рим, пришёл Каллист и признался, что располагает сведениями о том, где орёл спрятан, я разрешил ему послать за ним Габиния. Наличие двух поисковых отрядов и борьба за честь первым отыскать орла меня устраивали. Меня не устраивало другое — то, что Каллист замыслил вас убить. Узнай я об этом раньше, я бы, конечно, вмешался.

Веспасиан встретился взглядом с Нарциссом и впервые за всё время поверил ему.

— Нам очень приятно это слышать.

— Прекрасно, хотя это не важно. Важно другое — ещё одна причина, почему я не хотел вашей смерти. Более того, я чётко дал Габинию понять, что он не должен причинять вам никакого вреда, если ваши пути пересекутся. Кроме того, я направил ему копию приказа, отданного вам, с тем чтобы он понимал, что вы находитесь под моей защитой.

— Даже если бы орёл не был найден?

— Даже если бы орёл не был найден.

Братья еле заметно переглянулись. Они ничего не понимали.

На лице Нарцисса читалось выражение искреннего удовольствия, что бывало нечасто.

— Поверьте мне, это произошло не тогда, когда мы с вами заключали уговор. В тот момент я намеревался казнить тебя, Сабин, если ты не выполнишь данного тебе поручения. Но в политике обстановка меняется слишком быстро, и политики должны успевать меняться вместе с ней, если хотят выжить. Буду с вами откровенен. В первые несколько месяцев правления Клавдия мне стало ясно: увы, я не самое влиятельное лицо в окружении моего впечатлительного патрона. Конечно, я имел доступ к его ушам, и он прислушивался к моим словам и советам. К несчастью, его очаровательная молодая жена Мессалина имела доступ к другим его членам, что, как вы знаете, имеет гораздо большее преимущество.

При этих словах перед мысленным взором Веспасиана предстала Ценис. Грек прав, подумал он. Сабин выразил согласие невнятным мычанием, по-видимому, вспомнив о Клементине.

— Однако, в отличие от меня, Мессалина вовсе не склонна заботиться об интересах Клавдия. Для неё на первом месте стоят исключительно собственные интересы и интересы её брата Корвина. Впрочем, в этом нет ничего необычного. Меня больше беспокоит другое: то, что её интересы сводятся исключительно к удовольствиям и власти, а также то, что она имеет слишком близкий доступ к членам не только нашего императора, но и других мужчин, — Нарцисс соединил домиком кончики пальцев и наклонился над столом. — Она начала плести огромную сеть из честолюбивых молодых людей, связанных с ней узами взаимной телесной похоти и столь же ненасытного стремления к власти. Другими словами, теневой императорский двор.

— Но почему ты не сообщишь об этом императору? — спросил Веспасиан, не понимая, какое отношение сказанное может иметь к нему и к его брату.

— Я сообщал, так же как и Палл, и Каллист, но Клавдий нам не верит. Он не поверит ничему, что говорится против матери его новорождённого сына. Поэтому я намерен вбить клин между ними, и вы должны стать частью этого клина.

— Но почему мы?

— Потому что мне нужны люди, которым я мог бы доверять.

Братья в полном недоумении воззрились на Нарцисса.

— Смотрю, вы несколько удивлены, уважаемые господа. Но вы можете доверять мне, ибо я единственный, кто способен продвигать вас по службе, что я и доказал, поручив вам командование легионами. У вас обоих есть выбор между мной и безвестностью или чем-то значительно худшим. Надеюсь, мы поняли друг друга.

Конечно, они поняли друг друга. Веспасиан и Сабин молча признали справедливость слов хитрого грека.

— Превосходно. Теперь главное. Я полагаю, что ближайшая цель Мессалины — заполнить высшие армейские должности своими любовниками, затем избавиться от мужа и убедить Корвина усыновить её новорождённого сына. Поддерживаемые сетью её верных возлюбленных, брат с сестрой будут править империей в роли регентов до достижения ребёнком совершеннолетия, а возможно, и дольше. Те, в свою очередь, будут гарантировать им верность легионов. Она постоянно выпрашивает у Клавдия тёплые места для мужчин, прошедших через её постель: должности трибуна, префекта или легата, как она в самом начале поступила в случае с Гетой.

— Так Гета — её любовник? — удивился Сабин.

— Один из многих.

— Но его сделали легатом в Мавритании незадолго до того, как Мессалина родила сына.

— Значит, у Геты довольно необычные вкусы. Насколько мне известно, у беременной императрицы была с ним любовная связь. Но самое странное в другом: Клавдий назначил Гету без предложений с моей стороны и со стороны моих коллег. Что весьма необычно. Именно это обстоятельство и вселило в меня тревогу по поводу влияния Мессалины на Клавдия. Затем, вскоре после вашего отъезда из Рима, Клавдий настоял на том, что с военной точки зрения вообще не имело никакого смысла. Мы уже приняли решение относительно состава войска для похода в Британию: три легиона с Рена, что вполне разумно при нынешнем нашем относительном мире с германскими племенами, и один из испанских легионов, не принимавший участия в боевых действиях со времён Кантабрийской войны, то есть почти тридцать лет. Но Клавдий запретил привлекать испанский легион и вместо этого потребовал, чтобы в Британию из Паннонии, провинции, в которой в настоящее время, мягко говоря, очень неспокойно, перебросили Девятый легион Корвина. И его невозможно было разубедить. Он неустанно повторял, что семья его дорогой жены заслуживает своей доли в общей славе. В тот момент я мог только догадываться об истинных мотивах Мессалины, хотя прекрасно понимал: без основательной причины она вряд ли бы стала настаивать, чтобы её брата направили в довольно опасную военную кампанию. Я сразу же начал действовать. Я заполнил своими людьми всё более или менее свободные должности в трёх других легионах. Ты, Веспасиан, уже был назначен легатом во Второй Августов легион, что меня вполне устраивало. Дабы ещё больше упрочить собственное положение, я решил, Сабин, памятуя о твоём опыте службы в Девятом Испанском и понимая, что в будущем твой опыт может нам пригодиться, поручить тебе Четырнадцатый. Но тут пару месяцев назад император отменил сделанное мной назначение на должность легата Двадцатого легиона и в качестве награды за успех похода в Мавританию назначил на неё Гету. Мои худшие подозрения подтвердились: Мессалина задумала использовать вторжение в Британию в собственных целях.

Веспасиан посмотрел на Сабина, затем, нахмурившись, вновь перевёл взгляд на Нарцисса.

— Но почему в таком случае мы всё ещё здесь? Она наверняка давно бы уже убедила Клавдия заменить и нас.

— О, она пыталась. Причём весьма настойчиво, уверяю вас. Но кое-что стало ей помехой, а именно «Козерог» Девятнадцатого легиона. К тому времени я был вынужден поделиться с двумя своими коллегами опасениями относительно того, что нас ждёт, сумей Мессалина заполучить назначения во всех четырёх легионах. Палл показал мне «Козерога», которого вы отослали ему, — Нарцисс помолчал и многозначительно посмотрел на братьев. — Которого, подчёркиваю, вы отослали ему, а не мне. Впрочем, в данный момент я готов закрыть на это глаза. Ибо он пришёлся нам очень кстати. Мы преподнесли его Клавдию, сказав, что это дар от вас обоих. Он был в восторге и устроил из возвращения «Козерога» в храм Марса настоящее представление. После этого вас двоих уже никто не осмелился бы тронуть. Клавдий никого бы не стал слушать. Даже Мессалину, приди ей в голову заменить «двух верных Флавиев», как он теперь называет вас.

Сабин запустил пальцы в волосы.

— Почему «Козерог» был так важен для Клавдия, ведь у него уже был орёл Семнадцатого легиона?

Веспасиану хватило одного взгляда на грека, чтобы всё понять.

— Потому что, брат, об орле он ещё не знает. Я правильно понял, секретарь?

— Да, орёл будет найден в нужный момент.

По тону Нарцисса было ясно, что дальше обсуждать этот вопрос он не намерен.

— Таким образом, два из четырёх легионов, направляющихся в Британию, остались подвластны мне. Мне также удалось передать командование подкреплениями Азиатику. Как вам обоим отлично известно, ранее он сослужил императору хорошую службу.

Веспасиан хорошо помнил, какую роль сыграл Азиатик, в то время консул, восемь лет назад, когда они с Корбулоном по требованию матери Клавдия Антонии убили Поппея. Убийство было спланировано Паллом и Нарциссом, в результате Клавдий сказочно разбогател. При этой мысли Веспасиан побледнел. Да, такими вещами гордиться не принято.

— Полагаю, их общее прошлое является залогом его верности.

Нарцисс жестом отмахнулся от его слов.

— Куда важнее то, что Азиатик помог Клавдию хорошо распорядиться богатством, доставшимся тому благодаря несчастному случаю с Поппеем, да и сам не остался внакладе. К примеру, он недавно приобрёл сады Лукулла. Он чувствует признательность за всё это, и я могу положиться на него так же, как и на вас обоих. Попади все четыре легиона и тыловое снабжение под командование людей Мессалины, Клавдий был бы обречён на поражение.

— Выходит, она стремится к поражению собственного мужа? — на лице Веспасиана отобразилось недоверие. — Но это же откровенное безумие. Ведь, чтобы сохранить своё положение, она должна укреплять положение Клавдия.

— Происходящее следует рассматривать в более крупном масштабе. Когда командование вторжением было возложено на Авла Плавтия, возникли споры по поводу того, кто займёт место Плавтия в случае его гибели. Самым первым кандидатом была эта жирная свинья Сентий, но даже Клавдий понимал, что его назначение обернётся настоящей катастрофой. Я же не настолько глуп, чтобы его разубеждать. На поиски и приезд сюда подходящего кандидата из Рима или из какой-нибудь провинции ушло бы немало времени, поэтому я назначил Азиатика командовать тылом. Он будет находиться на расстоянии всего каких-нибудь двух дней пути. Но, чтобы противодействовать мне, Мессалина предложила, — несомненно, пустив в ход свои женские чары, — чтобы её брата назначили запасным командующим. Клавдий согласился, и я был бессилен его разубедить. У Корвина теперь есть императорский мандат, и, я полагаю, он намерен им воспользоваться.

— Он намерен устранить Плавтия?

— Да, он намерен устранить Плавтия. Пока же он пребывает в сомнениях. Вы, наверно, заметили, каким тревожным взглядом он обменялся с Гетой. И вовсе не потому, что его волнует судьба британской кампании, а из-за того, что их планы нарушены. Исходная идея Корвина и Мессалины состояла в том, чтобы захватить командование, как только вторжению будет гарантировано победное завершение. Корвин присвоит славу и плоды победы себе, и Клавдий уже не сможет их у него отнять, ведь он брат императрицы. Таким образом, положение Клавдия не только не укрепится, но, напротив, сделается ещё более шатким.

Чтобы как-то противостоять такому развитию событий, я решил, что Клавдий лично должен участвовать в последнем победном этапе войны и лично руководить армией, даже если для этого придётся значительно сместить сроки вторжения, тем самым ещё больше усложнив проблему тылового снабжения. А поскольку ему ещё ни разу не подворачивалась возможность снискать себе славу полководца, Клавдий с радостью ухватился за мою идею. Мессалина не осмелилась ему перечить, хотя, уверен, в постели она не раз высказывала лицемерное беспокойство по поводу его жизни. Поэтому Корвин прекрасно понимает: даже если он всё-таки решится убить Плавтия, император в любом случае прибудет и присвоит победу себе. А значит, убийство генерала лишается всякого смысла.

— Да, верно.

— Однако у них в запасе есть ещё один вариант: устранив Плавтия, они с Гетой не станут, как приказано, ждать у Тамезиса и, не дожидаясь прибытия Клавдия, двинутся победным маршем дальше. Для этого варианта развития событий вы мне и нужны. Вы должны всячески оберегать Плавтия и не дать Корвину и Гете продвинуться слишком далеко до прибытия императора.

— Мы должны предупредить Плавтия, — предложил Сабин. — Его жизнь будет легче сохранить, если сам он будет настороже.

Веспасиан покачал головой.

— Нет, брат. Боюсь, секретарь императора не позволит нам это сделать из соображений безопасности.

На лице Нарцисса промелькнуло восхищение догадливостью Веспасиана.

— Именно так, легат. Плавтий не должен ничего знать. И я хочу, чтобы вы поклялись мне: что бы ни случилось, вы ни при каких обстоятельствах не предадите его, — он повернулся к Сабину. — Узнай он о подобном вероломстве, то, скорее всего, избрал бы одно из двух или даже сразу оба пути. Написал бы императору письмо с требованием заменить Корвина и Гету, а так как я, находясь за пределами Рима, лишён возможности просматривать почту императора, письмо Плавтия, несомненно, достигло бы адресата. Он также, скорее всего, сообщил бы им о том, что располагает сведениями относительно их намерений. В любом случае Мессалина поняла бы, что мне известны её замыслы, чего не должно случиться ни при каких обстоятельствах. Моя жизнь оказалась бы в большой опасности, а Мессалина впредь была бы гораздо осторожнее. Чтобы избавиться от этой гарпии, я вынужден поддерживать в ней чувство полной безнаказанности — с тем чтобы со временем она настолько обнаглела, что утратила всякую осторожность. — Губы Нарцисса скривились в мрачной улыбке. — Вы не поверите, но, желая укрепить в ней чувство абсолютной безнаказанности, я даже помог этой мстительной твари избавиться от старых врагов её семьи.

Веспасиан тяжело вздохнул.

— Меня уже больше ничего не удивляет в политике императорского двора.

* * *

Ценис обхватила Веспасиана за шею и поцеловала, прижавшись к нему всем телом.

— Мне так тебя не хватало, любимый.

Веспасиан ответил на её порыв с такой же страстью. Сабин и Магн сделали вид, что внимательно оглядывают его палатку, словно простая обстановка и немногочисленные украшения представляли некий особый смысл и интерес.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Веспасиан, высвобождаясь из её объятий.

— Ты сам видел: я секретарь у имперского секретаря. И ты не поверишь, в Риме у меня есть ещё собственный секретарь.

Веспасиан рассмеялся.

— То есть секретарь секретаря. Бюрократия достигла невиданных высот.

— Возможно, но Нарциссу, Паллу и Каллисту это нравится. Чем большим количеством чиновников они заполнят дворец, чем больше протоколов те будут составлять, тем сложнее будет постороннему человеку разобраться в том, что происходит.

— Но почему ты работаешь на Нарцисса, а не на Палла?

— Так мне велел Клавдий, я же должна повиноваться своему императору и повелителю. Предполагаю, идея принадлежала Нарциссу с молчаливого согласия Палла. Я им нужна для общения между собой, чтобы не ставить в известность Каллиста.

— Этот мерзкий кусок дерьма пытался нас убить, — процедил сквозь зубы Сабин.

— Да, Палл был вне себя от гнева, когда об этом узнал. Таким я его никогда не видела. Он чуть было не сорвался на крик. В результате Каллист утратил остатки доверия, которое Нарцисс и Палл ещё питали к нему. Теперь они пытаются найти или сфабриковать свидетельства того, что Каллист работает на Мессалину, чтобы со временем избавиться от них обоих. В Риме сейчас очень неспокойно.

— Как же наш дядя справляется с этим? — спросил Веспасиан.

— Он старается ни во что не вмешиваться, насколько это возможно. Однако обстановка в доме невыносимая, и он старается бывать там как можно меньше.

— Мать наконец приехала?

— Да, два месяца назад, в сопровождении Артебудза. У них с Флавией несовместимые взгляды на то, как нужно воспитывать детей.

Веспасиан поморщился.

— Могу себе представить. И что-то подсказывает мне, что свои взгляды они не желают держать при себе.

— Боюсь, что нет. У меня есть письма тебе от них обеих и одно от твоего дяди, и все, вероятно, жалуются друг на друга.

— Ни дать ни взять, как вольноотпущенники Клавдия друг на друга, — буркнул себе под нос Магн, наливая себе чашу вина.

— Ещё хуже, — усмехнулся Сабин, — вольноотпущенники, по крайней мере, не живут в одном доме.

Веспасиан сердито покосился на брата.

— Наверно, мне действительно следует подумать о покупке собственного дома.

— Только, брат, не проси у меня взаймы денег.

— Я бы на твоём месте не спешил, господин, — сказал Магн, вновь наполняя чашу. — Пока Нарцисс со своими греками занят ниспровержением императрицы, в Риме будет неспокойно.

— Если им, конечно, удастся справиться с Мессалиной.

— Уверен, удастся. Вопрос в другом: кто займёт её место, когда это наконец произойдёт. К нему сползётся огромное число весьма ядовитых змей.

— Пока с нас довольно одной. Нарцисс легко вовлёк нас в эту битву, думаю, ему не составит труда вовлечь нас и в следующую, — Веспасиан положил руку на плечо Ценис. — А сейчас я буду занят.

Магн допил свою чашу.

— Мне казалось, ты собирался наблюдать за подготовкой воинов к предстоящим битвам.

— Уверен, они обойдутся без меня.

— А вы тут будете заняты другими битвами. Ну, вы меня поняли?

— Что-то в этом роде, Магн, — улыбнулась Ценис.

ГЛАВА 14

ы совершенно в этом уверены? — спросил Авл Плавтий у двух галльских торговцев, которые стояли перед ним, нервно переминаясь с ноги на ногу.

— Да, генерал, — ответил тот, который был постарше. — Мы с сыном узнали эту новость вчера. Мы отплыли из Британии сегодня на заре. Они начали собираться в землях кантиев. Это на юго-восточной оконечности острова.

— Я знаю, где живут кантии! — грубо перебил их Плавтий, его настроение отнюдь не улучшилось от подобных новостей. — И сколько племён?

— Катувеллауны и все подчинённые им племена.

— Кто ими командует?

— Карадок, или Каратак, как вы, римляне, его называете, и его брат Тогодумн из катув...

— Я знаю, к какому племени они принадлежат! — Плавтий швырнул своему собеседнику кошелёк со звякнувшими монетами. — Можете идти.

Торговцы поклонились и поспешили удалиться. Плавтий же повернулся к рослому румяному длинноволосому детине лет тридцати с длинными висящими усами:

— Сколько, по-твоему, их может там быть, Админиос?

Бритт ответил мгновенно:

— Если там оба моих брата, значит, с ними, по крайней мере, ещё тринованты, атребаты, регны и кантии. А также, возможно, добунны и белги дальше с запада. В общей сложности примерно сто тысяч воинов, а то и больше. И они готовы встретить нас на побережье. И, уверяю тебя, они все будут наготове, ведь это их единственный шанс справиться с нами.

— Не все атребаты и не вся конфедерация регнов, — вступил в разговор пожилой бритт с седеющими волосами и чёрными усами, такими же висячими, что и у его молодого соплеменника.

Плавтий провёл рукой по коротко стриженным волосам.

— Почему ты так думаешь, Верика?

— Мой племянник, правитель Вектиса, ненавидит Каратака. Подчинённое ему племя не присоединится к большой армии. Так же как и все члены моего племени регнов.

— Но даже в этом случае армия будет гораздо более многочисленной, чем та, что встретила Цезаря, а ведь ему пришлось тогда нелегко, — Плавтий повернулся к легатам, сидевшим справа от него. — Итак, друзья мои, похоже, им стало известно, что мы выступаем раньше, чем было задумано. Возникает вопрос: что нам делать в сложившейся обстановке?

Плавтий был явно в панике. Взглянув на троих других легатов, Веспасиан понял: ни один из них не в состоянии ничего предложить.

— Нам нужно выждать. В это время года войско такой численности не может долго продержаться вдали от источников продовольствия. Не будем забывать и о том, сколько земледельцев оторвано от своих обычных занятий. В любом случае они скоро будут вынуждены разойтись.

— Я согласен с тобой, Веспасиан. В сложившихся обстоятельствах это было бы верхом благоразумия, но это исключается по политическим соображениям. Стоит нам отплыть из гавани даже часом позже намеченного времени, как меня обвинят в государственной измене. Мы обязаны выступить через два дня, что означает, что погрузку на корабли нам следует начать уже завтра.

— А почему бы не изменить место и план высадки? — предложил Сабин.

— Именно такой вариант я сейчас и обдумываю. Трибун Алиен, большую карту!

Плавтий встал и прошёл к столу. Легаты последовали за ним. Молодой трибун развернул перед ними карту, на которой были изображены южное и восточное побережье Британии и ближайшее к острову побережье Галлии. Плавтий указал на Гезориакум, а затем чуть северо-восточнее ближайшей точки на британском побережье.

— Я планировал высадиться здесь, как когда-то Цезарь. По трём причинам. Во-первых, потому что мне не хотелось идти на риск более длительного передвижения войск, чем это действительно необходимо. Во-вторых, потому что у нас имеется описание высадки здесь самого Цезаря, а также описание тех треклятых приливов, которые они там так любят. И, в-третьих, здесь самый короткий путь для доставки припасов. Оттуда я намеревался пройти на север к главному городу кантиев и вернуть трон Админиосу, — он провёл пальцем по направлению к городу у восточной оконечности Британии. — Одновременно флот должен взять под свой контроль пролив между островом, Танатисом и материком для обеспечения свободного доступа в устье Тамезиса и к острову. Кроме того, я намерен направить часть сил на юг для охраны небольшой естественной бухты у белых скал. — Плавтий указал на ту часть побережья Британии, что располагалась ближе всего к Галлии. — Обеспечив таким образом защиту тыла и поставив верных Риму вождей вдоль путей тылового снабжения, мы быстрым маршем продвинемся на тридцать миль от города кантиев, или Кантиакума, как я теперь буду его именовать, вдоль устья, держась к северу от этой гряды холмов, чтобы защитить наш фланг. Дальше мы должны будем захватить единственный мост через здешнюю реку, Авон Кантиации, которая впадает в Тамезис вот здесь, возле самого её устья. У данного пути есть два основных преимущества: мы сможем получать защиту и припасы от нашего флота, стоящего в устье реки, а чтобы прокормить животных, мы воспользуемся возможностями этих холмов, на которых, по словам Админиоса, почти нет лесов. — Плавтий провёл пальцем линию, почти параллельную устью. — Отсюда я проследую на запад до брода на Тамезисе и там, перейдя реку, войду в земли катувеллаунов и буду двигаться далее на восток к их столице, форту Камулоса, названному так в честь их покровителя — бога войны.

— А если бритты разрушат мост до того, как мы до него доберёмся? — спросил Веспасиан, глядя на изгибы реки. Похоже, она была единственным крупным препятствием на пути к броду на Тамезисе.

— Думаю, они любыми способами постараются не подпустить нас к реке. Именно этого я от них и жду. Но нам, по всей вероятности, придётся столкнуться с ними на переправе через Тамезис, так что было бы неплохо дать нашим воинам возможность попрактиковаться вначале на маленькой речке.

— Кроме того, у нас есть восемь когорт пехоты и одна кавалерийская ала, состоящая из батавов. Я видел, как они переправляются через реки, для них это не составит труда. Нужно использовать все наши преимущества.

— И мы их, конечно, используем. Мы прихватим с собой лёгкие суда, чтобы организовать понтонные переправы. Для нашего противника они станут неожиданностью. Однако теперь нам придётся внести поправки в наши планы, ведь на берегу нас ждут сто тысяч злобных волосатых дикарей, которые мажут себя противной сине-зелёной глиной, с мешками, доверху набитыми пращами.

— Почему бы нам не высадиться неподалёку от самого форта Камулоса? — предложил Корвин.

По прищуру его глаз Веспасиан мгновенно понял: подозрения Нарцисса вполне обоснованны.

— Я не могу этого сделать без императора.

— Тогда можно высадиться к северу от него, в землях паризиев, с которыми у нас заключён мирный договор, — сказал Сабин, указывая на местность, расположенную дальше к северу по восточному побережью, — ведь тамошние земли нам когда-нибудь тоже придётся захватывать.

— Твоё предложение граничит с безумием, легат. Поместить войска в самом конце такого длинного пути снабжения! Подобное могло прийти в голову только женщине.

Оскорблённый до глубины души, Сабин сделал каменное лицо.

— Прости меня за резкость, Сабин, — попытался загладить бестактность Плавтий. — Все предложения должны внимательно выслушиваться и обсуждаться.

Сабин расслабился и поднял руку в знак того, что принимает извинение. Сидевший рядом с ним Корвин самодовольно ухмыльнулся.

— А если мы высадимся дальше к западу? — предложил Гета, указав на остров, расположенный у южного побережья. — Пролив между Вектисом и берегом Британии будет хорошей защитой для нашего флота. Тут, к востоку, к тому же есть неплохая естественная гавань. Если не ошибаюсь, там находится столица Верики, где нас наверняка ожидает дружеский приём.

Верика кивнул в знак согласия.

— Со стороны моего народа, регнов, да, но ведь они всего лишь часть большого племени атребатов. И вам придётся пробиваться на север с боями, а до того вам ещё предстоит разгромить моего племянника на Вектисе.

Плавтий покачал головой.

— По дороге на север мы не сможем получать помощь от нашего флота. Протяжённость линий тылового снабжения к тому времени, когда мы достигнем Тамезиса, составит более семидесяти миль. А по дороге на север мы будем открыты для нападения и с востока, и с запада. Нет, это слишком рискованно. Малейшая неудача, и мы окажемся отрезаны от наших подкреплений, и тогда неизбежное унижение и позор. Только самый последний идиот станет разделять свои силы в такой враждебной стране накануне решительной победы. Мы должны выработать план высадки всех наших войск на юго-востоке.

Веспасиан откашлялся и указал на пролив на восточной оконечности Британии у Танатиса.

— В таком случае следуй своему исходному плану, но только в обратном порядке. Нужно высадиться здесь, у них в тылу, затем следовать на юг и напасть на них сзади. Нам рано или поздно придётся столкнуться с ними в сражении, и, если они оказались столь любезны, что собрали все свои силы в одном месте, с нашей стороны было бы неразумно этим не воспользоваться.

— Какой там берег, Админиос?

— Вполне пригодный для наших целей, — он указал на отмеченный на карте мыс. — Мы называем это место «Рудд ир эпис» — «лошадиный брод», по-вашему. Там берег представляет собой пологую возвышенность, от которой на протяжении всех десяти миль идёт удобная дорога до города кантиев.

— Значит, надо высадиться на Танатисе и захватить его прежде, чем основные силы высадятся у Рутуписа, или как он там называется, обеспечат переправу и затем начнут продвигаться к городу. Как только мы закончим там, мы повернём на юг и разделаемся с вашими беспокойными братьями. Как вы думаете, они окажут нам сопротивление или сразу же обратятся в бегство?

— Они будут сражаться, у них нет другого выхода. Они не смогут бежать на запад. Там растёт дремучий дубовый лес, в котором никто не живёт. Армии такой численности сквозь него не пробраться. Им волей-неволей придётся сражаться и либо победить нас, либо обойти стороной.

Плавтий несколько мгновений молча смотрел на карту.

— Да, у этой идеи есть свои достоинства. Но как бы хорошо мы ни сделали своё дело, большое их число всё же сможет спастись бегством. Я оставлю Сентия с немногочисленным подкреплением в месте нашей высадки для защиты линий тылового снабжения и в дальнейшем для того, чтобы вместе с нашими главными силами преследовать остатки армии бриттов в северо-западном направлении. У них нет другого выбора, кроме как перейти мост, после чего разрушить его и попытаться не дать нам пересечь реку. День будет кровавым. Затем остатки бриттов убегут за Тамезис.

Немного помолчав, Плавтий продолжил:

— Да, это должно сработать. В течение месяца мы перейдём через Тамезис и тремя битвами уничтожим армии бриттов.

— И потом будем сидеть сложа руки три месяца в ожидании моего шурина, а бритты тем временем соберут новую армию? — воскликнул Корвин, недоумённо посмотрев на Плавтия.

— Легат, я вынужден напомнить тебе, что твой шурин — наш император, и я обязан выполнять его приказы.

— Это не его приказы. Их автор — наглый выскочка-вольноотпущенник, что вам прекрасно известно...

— Это не имеет никакого значения. Он выполняет волю императора.

— Мы могли бы подчинить весь юго-восток острова к концу июня!

— Не повышай на меня голос, легат! Если ты будешь и дальше спорить, то, клянусь своими домашними богами, я отстраню тебя от командования и напишу твоему драгоценному шурину о том, что подозреваю тебя в государственной измене.

— Уверен, что Корвин лишь выражал свою досаду, которую мы все чувствуем из-за вынужденного промедления, — поспешно вставил Веспасиан, чем заслужил злобный и недоумённый взгляд Корвина. — Я уверен, он, как и все мы, прекрасно понимает политическую необходимость такого промедления.

Плавтий что-то недовольно промычал, после чего сказал:

— Ты прав, Веспасиан. Все мы испытываем досаду из-за промедления, но так складываются обстоятельства. Не хватало нам ещё разногласий среди нас самих, поэтому разговор на эту тему прекращаем. Ты согласен, Корвин?

Корвин приоткрыл было рот, намереваясь возразить, но затем, по-видимому, передумал.

— Согласен.

— Отлично. Погрузка кораблей с припасами закончена, и они вышли из гавани. Мы начинаем погрузку войск завтра в полдень. Наши люди проведут на кораблях вечер и половину ночи, а с началом прилива через час после полуночи мы отплываем. Есть какие-то ещё вопросы?

Все четверо легатов отрицательно покачали головой.

— Пусть завтра в полдень ваши легионы в полной боевой выкладке и с провиантом, выданным на семнадцать дней, пройдут парадом перед лагерем. Совет окончен.

Отсалютовав вместе с другими тремя легатами, Веспасиан повернулся и вместе с Сабином направился к выходу. За ними последовали Корвин с Гетой.

— В какие игры ты пытаешься играть, мужлан? — прошипел Корвин на ухо Веспасиану, как только раб закрыл за ними двери приёмной. — Я думал, что тебе и твоему братцу-рогоносцу будет приятно видеть, как Плавтий лишает меня командования.

Сабин резко повернулся и, схватив Корвина за горло, припечатал его спиной о стену коридора.

— Кем ты меня назвал?

Корвин вывернул руку Сабина и Высвободился.

— Тем, кто ты есть.

Видя, как Гета встал перед Корвином, Веспасиан сжал плечо брата.

— Оставь его, брат! Пойдём.

Сабин попытался вырваться, но Веспасиан увлёк его за собой.

Корвин самодовольно ухмыльнулся из-за плеча Геты.

— Правда глаза колет, не так ли?

Сабин кипел яростью.

— Когда-нибудь я разделаюсь с тобой, наглая свинья! Ты у меня ещё попляшешь!

— Боюсь, этому не бывать. По крайней мере, пока моя сестра разделяет ложе с императором.

— Не вечно оно будет принадлежать ей, она...

— Сабин! — крикнул Веспасиан.

Корвин презрительно фыркнул.

— И кто же её оттуда вытащит? Не ты ли? — он резко остановился и задумчиво улыбнулся. — Или, может быть, Нарцисс? Не для этого ли он оставил вас обоих после заседания? Вот почему твой мужлан-братец заступился за меня? Хотя это не в его духе. Зачем вам сохранять меня в роли командира? Не для того ли, чтобы создать впечатление, что всё в порядке? Мерзкий грек интригует против моей сестры, а вы — участники его интриг.

— Не говори глупостей, Корвин, — возразил Веспасиан, загородив собой брата. — Зачем ему это? Он лишь печётся об интересах императора.

Брови Корвина поползли вверх.

— В самом деле? Боюсь, только в тех случаях, когда они совпадают с его собственными. Доброго вам вечера, друзья. Спасибо за беседу, она мне на многое открыла глаза.

С этими словами Корвин зашагал прочь. Бросив на обоих братьев злобный взгляд, Гета поспешил за ним.

Веспасиан накинулся на Сабина.

— Ты хотя бы...

— Замолчи. Сам понимаю, какую глупость совершил.

* * *

Проснувшись на заре под звуки свёртываемого лагеря, Веспасиан почувствовал рядом с собой нежное тепло тела Ценис. Она лежала, тесно прижавшись к нему. Он ещё несколько мгновений прислушивался к её ровному дыханию, понимая, что они ещё не скоро смогут снова побыть вдвоём. Сегодняшнюю ночь он проведёт на борту корабля в ожидании отплытия к враждебному варварскому острову.

Зарывшись лицом в её волосах, он ещё раз вдохнул их аромат, нежно её поцеловал, затем высвободил руку и выскользнул из постели.

— Уже пора, любовь моя? — сонным голосом спросила Ценис.

— Сейчас мои офицеры отчитаются передо мной о готовности, а потом я целый день буду заниматься погрузкой людей на суда.

— Тогда нам лучше попрощаться прямо сейчас. Нарцисс хочет, чтобы, как только вы отплывёте, я вернулась в Рим с его личными посланиями императору.

Веспасиан снова сел на кровать и заключил Ценис в свои объятия.

— Ты надолго, Веспасиан?

— По крайней мере, на два года. Может быть, больше.

— Маленькой Домицилле будет три или четыре года, когда она впервые увидит своего отца.

— Если его прежде не прикончит какой-нибудь дикарь с вымазанным глиной лицом.

— Не говори так, любовь моя, такие разговоры приносят несчастье. С тобой всё будет хорошо, я уверена.

— Если ты не против, хочу попросить тебя отвезти в Рим письма для Флавии, матери и Гая.

Ценис поцеловала его в щёку.

— Конечно, не против. Мы с Флавией в очень хороших отношениях, что крайне смущает твою мать. Флавия даже приучила маленького Тита называть меня тётушкой. Правда, всякий раз слыша от него это слово, я жалею, что он не может называть меня мамой.

Веспасиан прижал её к себе. Что он мог ей ответить? Он прекрасно понимал, сколь многим пожертвовала ради него Ценис.

— Оставайся в Риме и постарайся держаться подальше от дворца. Боюсь, что после опрометчивой выходки Сабина Нарцисс будет вынужден ускорить воплощение своих планов.

— К сожалению, у меня не получится выполнить твой совет. Теперь я работаю на него и потому вынуждена бывать во дворце каждый день, хотя сам Нарцисс находится здесь. Но даже если между ним и Мессалиной начнётся открытая война, ей его не свалить. Клавдий слишком сильно от него зависит.

— Она может подослать убийц.

— Нарцисс — осторожный человек. У него даже есть раб, который пробует его еду. Но даже если ей удастся с ним расправиться, мне это никак не повредит. Я не представляю для неё никакой опасности. Кроме того, поскольку большую часть правления Калигулы я была в тени, она даже вряд ли знает, как меня зовут.

— Будем надеяться, что ты права.

— Я уверена, что права. Беспокоиться надо Сабину. Нарцисс был очень недоволен.

— Это мягко сказано, — заметил Веспасиан, вспомнив беседу Сабина с Нарциссом вскоре после его стычки с Корвином.

Нарцисс пребывал в ярости. Это чувствовалось и в ледяном блеске его злобных глаз, и в особом зловещем спокойствии его голоса, пронзавшем собеседника насквозь. Сабин, стиснув зубы, терпел унижение со стороны жалкого вольноотпущенника. Когда же Нарцисс назвал его бездарностью и пригрозил лишить его права командования, Веспасиан был вынужден положить руку на плечо брата, чтобы тот не сорвался. И только когда Веспасиан заметил, что у Корвина нет никаких доказательств и что подозрения основаны исключительно на его домыслах, Нарцисс немного смягчился и вызвал центуриона, которому поручил перехватывать любых вестовых, если таковые выедут ночью из лагеря Корвина. Увы, эта мера могла лишь отсрочить опасность. Все понимали: Корвин найдёт способ оповестить сестру о своих подозрениях. Нарцисс отпустил братьев, коротко предупредив, что, если к тому времени, когда они вернутся в Рим, ему не удастся избавиться от Мессалины, им придётся выбирать между самоубийством и убийством императрицы. Впрочем, в последнем случае их всё равно ждёт казнь за совершение государственного преступления.

— Тебе нужно идти, любовь моя, — сказала Ценис, поцеловав его в губы. — Ненавижу долгие прощания.

— Я тоже.

Веспасиан встал и надел тунику.

— Господин! Господин! — послышался из другой части палатки голос Магна.

— Знаю. Иду.

Вслед за голосом между шторами, отделявшими спальню от служебного помещения, просунулась голова бывшего кулачного бойца.

— Нет, господин, ты ничего не знаешь. Муциан послал меня за тобой. У нас беда: солдаты отказываются сворачивать лагерь.

— Что? Это же бунт! Кто зачинщики?

— В том и дело, господин, что никаких зачинщиков вроде как нет вообще. Взбунтовался не только Второй Августов легион, а все четыре легиона и вспомогательные когорты. Они смекнули, что раз им приказано сворачивать лагерь, значит, учениям конец. Начинается настоящая война, а она им ни к чему. Они говорят, что остров охраняют могущественные боги, что он полон жутких духов, и потому отказываются туда плыть. Как сказал, не помню кто: у них нет жажды неизведанного. Вся армия отказывается грузиться на корабли. Отказывается плыть в Британию.

* * *

— Боюсь, тебе придётся немедленно собрать всю армию и обратиться к солдатам с речью, иначе ты вернёшься в Рим в кандалах.

Нарцисс произнёс свою угрозу без всякого предисловия, ворвавшись в штаб Плавтия. От его голоса веяло ледяным холодом.

— И ты не единственный, чья военная карьера оборвётся столь прискорбным образом. — С этими словами грек обвёл многозначительным взглядом всех присутствующих легатов, армейских префектов и трибунов.

Плавтий выдержал взгляд Нарцисса с завидным спокойствием.

— Это будет крайне опрометчиво с твоей стороны, секретарь императора.

— Опрометчиво? А, по-твоему, не опрометчиво позволять армии в сорок тысяч человек неповиновение приказам императора?

— Я им этого не позволял, однако считаю опрометчивым убеждать их грузиться на корабли... прямо сейчас.

— Они должны погрузиться на корабли сегодня, если вы собираетесь отплыть сегодня вечером.

— Мы не отплывём сегодня вечером.

Нарцисс растерянно воззрился на Плавтия, явно ничего не понимая.

— Должен ли я понимать, Плавтий, что ты тоже отказываешься выполнять приказ императора?

— Нет, просто мы отплывём не сегодня. Пусть солдаты успокоятся, а затем, через несколько дней, я обращусь к ним с речью, и на следующий день мы отправимся в путь.

— Они солдаты и обязаны выполнять то, что им велено, причём немедленно, а не тогда, когда им будет удобно. Например, после того, как они изволят «успокоиться».

— Абсолютно с тобой согласен, секретарь императора, но суть в том, что я, принимая такое решение, исхожу не из их удобства, а из твоего, а также удобства императора и всех тех, кто желает, чтобы наша нынешняя кампания прошла как можно быстрее и успешнее.

Веспасиан с трудом подавил улыбку, увидев на обычно бесстрастном лице Нарцисса выражение полной растерянности.

— Боюсь, тебе всё же придётся просветить меня на тот счёт, каким образом затягивание начала вторжения способно ускорить проведение всей кампании. По моему мнению, результат можно ждать прямо противоположный.

— Только по твоему мнению. Потому что ты не солдат, Нарцисс, а дворцовый чиновник, который разбирается в военных вопросах так же, как я в этикете.

— Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне?!

— Нет, Нарцисс! Это как ты смеешь врываться сюда и угрожать мне и моим офицерам, унижая меня в их присутствии! Возможно, тебе доверяет император, и ты возомнил себя великим и совершенно незаменимым человеком, но ты ведь всего лишь вольноотпущенник, бывший раб. Без Клавдия ты — никто, и сам это прекрасно понимаешь. Ты — то самое ничтожество, которое погибнет через несколько часов после гибели своего хозяина, что в случае неудачи нашей кампании не заставит себя ждать. Я же происхожу из рода Плавтиев и не намерен более терпеть твою наглость. Итак, слушай меня, вольноотпущенник. Вчера мы узнали от галльских торговцев, что на той стороне пролива собрались около ста тысяч воинов, — генерал сердито указал на окно, где в утренних лучах солнца мирно поблескивало спокойное море, а вдали виднелся корабль. — Я не боюсь встретиться лицом к лицу с ордой варваров, пусть даже она в три, а то в пять раз превосходит нашу армию. Но, думаю, даже ты согласишься, что чем меньше врагов будет ожидать нас там, тем лучше, особенно при условии, что нам придётся заниматься высадкой солдат. А теперь скажи мне, что ты видишь в это окно, секретарь императора.

Нарцисс, прищурившись, взглянул в окно.

— Море.

— А что в море?

— Корабль.

— Корабль? Но это не просто какой-то старый корабль. Благодаря ему мы получим возможность перейти Тамезис не через сорок пять, а через тридцать дней, ибо он поможет нам рассеять варварское войско в течение девяти дней.

Нарцисс был полностью обескуражен.

— В течение девяти дней?! Каким образом?

— А вот таким. Те самые торговцы, которые в обмен за их сведения о бриттах получили от меня вчера серебряные монеты, в настоящее время возвращаются в Британию. Сегодня вечером они получат серебряные монеты от Тогодумна и Каратака в обмен за сведения о том, что наши войска взбунтовались и мы решили не выступать. Как только бритты узнают об этом, они тут же бросят оружие и разойдутся по своим земельным наделам, чего они конечно же не сделают, если мы внезапно появимся завтра. Думается, что даже такой далёкий от понимания тонкостей ведения войны человек, как ты, должен видеть, что если армия ваших врагов расходится, то её гораздо проще разгромить, и это будет стоить гораздо меньшего числа жизней. Поэтому, секретарь императора, предлагаю тебе оставить разработку плана кампании на моё усмотрение, так как данный вопрос не имеет никакого отношения к политике. Мы выступим в поход на Майские календы. И не беспокойся, императора для участия в славной победе мы вызовем вовремя.

— Вот об этом последнем особенно и позаботься, Плавтий.

Бросив на Плавтия злобный взгляд, Нарцисс повернулся и, приосанившись, вышел вон. Плавтий обратился к присутствующим офицерам, как будто ничего не произошло:

— Ну, а теперь, друзья мои, продолжим. Если не ошибаюсь, мы остановились на местах высадки. Если варвары оставят какие-то силы на прежнем месте, хотя я в этом очень сомневаюсь, придётся высаживаться на других участках побережья. В любом случае высаживаться будем тремя партиями. Легат Корвин, тебе доверена честь возглавить первую партию.

На лице Корвина появилась самодовольная улыбка.

— Спасибо, генерал.

Плавтий ткнул указкой на карту Британии, прибитую к деревянной доске у него за спиной.

— Твой Девятый легион и его ауксиларии высаживаются на Танатисе и там закрепляются. Я буду командовать второй партией, в которую будут входить силы легатов Веспасиана и Сабина — Второй и Четырнадцатый легионы и их вспомогательные когорты. Мы высадимся на самом острове у Рутупий, как я теперь называю это место. Сразу после высадки Второй легион, забрав с собой Админиоса, начнёт продвигаться к Кантиаку. Это в десяти милях от берега. В первый же вечер Админиос встретится со своими сородичами, которые принесли ему клятву в верности, и примет от них присягу от имени трёх малых племён, проживающих в данной местности. Одновременно его посланники проведут переговоры о добровольной сдаче города. Если горожане настолько глупы, что откажутся сдаваться, начинайте осаду. Всё понятно, Веспасиан?

— Да, генерал.

— Отлично. Кроме того, вы отправите вашу батавскую кавалерию префекта Луция Пета в западном направлении, чтобы узнать, что ждёт нас впереди, — Плавтий взглядом поискал в группе офицеров Луция Пета. — Моя убедительная просьба к тебе, префект, не вступать ни в какие стычки. Твоя задача — просто провести разведку. Ты меня понял? Я не потерплю никакого показного героизма.

— Слушаюсь, никакого показного героизма, генерал! — отчеканил Пет, сделав серьёзное лицо.

Плавтий смерил молодого префекта пристальным взглядом, пытаясь отыскать в его поведении признаки дерзости, однако, не сумел и, что-то буркнув, продолжил:

— Четырнадцатый легион проследует на юг, предварительно выслав вперёд на разведку фракийскую и галльскую кавалерию на тот случай, если там осталась часть варварской армии. После этого вы, оставив гарнизон рядом с естественной гаванью у белых скал, не позже чем через три дня после нашей высадки двинетесь на встречу с нами у Кантиака. Сто трирем будут следовать за вами вдоль берега. Они пришвартуются в названной гавани и будут готовы к участию в дальнейшей кампании в наземных и морских операциях на южном побережье. Всё это время гребцы и матросы будут заняты делом. Их задача — превратить названную гавань в порт, пригодный для наших целей. Мне нужны склады, пристани и маяк. Мы отправляемся в Британию, чтобы остаться надолго, Сабин. Понятно?

— Да, генерал.

— Есть вопросы?

— А если мы обнаружим там всю стотысячную армию в полном составе?

— В таком случае посылайте ко мне за подкреплениями гонца. Пусть летит со скоростью Меркурия.

— Со скоростью Меркурия, генерал.

Плавтий кивнул.

— Третьей партией будет командовать легат Гета. В неё войдут его Двадцатый легион, вспомогательные когорты, корабли с припасами, артиллерией и месячным запасом провианта. Вы отправитесь через двенадцать часов после нас, чтобы дать нам время на подготовку местности для выгрузки припасов. Как только вы высадитесь, Гета, твои люди должны за два дня построить укреплённый лагерь, в котором могли бы разместиться все наши войска на тот случай, если нам придётся отступать. Он послужит основой для постоянного гарнизона с портом. На третий день вы должны присоединиться ко Второму и Четырнадцатому легионам у Кантиака.

Гета не скрывал своего разочарования тем, что ему достались строительные работы.

— Как только Гета покинет лагерь, Корвин, ты вместе со своими ребятами пересечёшь пролив и прибудешь на его место, после чего половину оставшихся войск направишь на строительство порта, а вторую половину — на север, в устье Тамезиса, для сопровождения основных сил при их продвижении в западном направлении. После этого мы будем готовы к наступлению, при условии, конечно, что Сабин не столкнётся с сильным сопротивлением на юге. Я отдам общие приказы на третий день после нашей высадки, когда у меня будет более чёткое представление о расположении и численности вражеских сил. Есть какие-то вопросы?

Веспасиан оглянулся по сторонам. Создавалось впечатление, что никто не осмеливался задать самый главный вопрос.

— Да, генерал, у меня есть вопрос. Что нам делать с бунтом?

— Ничего, Веспасиан. До отправления у нас есть запас времени, в течение которого через Галльский пролив в ту и другую сторону переправится ещё немало торговцев. Нужно, чтобы у них сложилось мнение, будто у нас в войсках полная сумятица. Они сразу же поверят в наши трудности, ибо то же самое случилось с Калигулой четыре года назад. Нельзя показывать бриттам, что мы, в конце концов, способны совершить вторжение и тем самым вынудить их снова подтянуть свои силы на юго-восток. Корабли с припасами разгружаться не будут, но люди останутся в лагере, и мы не будем проводить ничего, кроме обычных повседневных учений. Задачу уговорить солдат сесть на корабли за день до отправки я полностью беру на себя. А потом увидим. Все свободны.

* * *

— Вряд ли он с этим справится, — сказал Магн Веспасиану, когда они стояли у входа в лагерь Второго Августова легиона.

— Посмотрим.

— Готов поспорить, мы станем свидетелями Плавтиева позора. Я разговаривал со многими воинами. Никто из них не горит желанием отправляться в Британию. Они до смерти напуганы бабьими россказнями, особенно те из них, кто, отбыв первый срок службы, снова попали в армию. В Четырнадцатом много таких, кто двадцать семь лет назад плыл на кораблях Германика. Тогда они по пути из Германии попали в страшную бурю. Их выбросило на берег Британии, и теперь они рассказывают новичкам про чудищ — наполовину людей, наполовину рыб — и про всяких духов и призраков. Причём клянутся, что ничего не придумали, ни одного слова, и всё это чистая правда.

Веспасиан вглядывался в лица легионеров, маршем выходивших в ворота, чтобы вместе с другими легионами и вспомогательными когортами участвовать в смотре на поле между портом и пятью громадными лагерями, что окружали его. Пятый лагерь построили недавно прибывшие подкрепления Азиатика. В них входили две преторианские когорты, четыре когорты Восьмого легиона и вспомогательные силы, включая слонов, которые должны будут сопровождать Клавдия в его походе.

— Какие-то они хмурые, мягко говоря.

— Хмурые! Я бы сказал, что они до смерти напуганы и готовы в любой момент взбунтоваться.

— Возможно. Посмотрим, — пробормотал Веспасиан, в душе соглашаясь с другом.

Да и как с ним поспоришь? В первые дни после совещания у Плавтия дисциплина в лагерях была хуже некуда — солдаты были на грани бунта. На центурионов и опционов всячески давили, требуя, чтобы они удерживали своих людей от открытого неповиновения. Веспасиан был вынужден приговорить двоих солдат к смертной казни, более десятка — к порке кнутом и бесчисленное множество — к палочным ударам. Нарядов на чистку отхожих мест было больше, чем желающих справить нужду. В последние несколько дней, правда, люди немного успокоились, к войскам вновь вернулись дисциплина и чувство солдатского единения. Количество наказаний уменьшилось, возобновились обычные учения; повседневные обязанности исполнялись с привычной тщательностью. Однако, несмотря на возвращение войскам боевого духа, Веспасиан был отнюдь не уверен, что это надолго и что через несколько часов Авл Плавтий сумеет-таки уговорить солдат погрузиться на корабли.

Единственным плюсом этой задержки стала возможность чуть дольше побыть с Ценис. Хотя днём они были заняты каждый своим делом, ночи безраздельно принадлежали их любви, и они с жадностью этим пользовались. Кроме того, Ценис была для Веспасиана источником важных сведений о мыслях и настроении Нарцисса. Очень скоро он понял: в случае неудачи вторжения пострадает не только Плавтий. Нарцисс исполнит своё обещание — практически всем офицерам о продвижении вверх можно будет навсегда забыть.

Тем не менее даже Ценис не знала, насколько шатко положение самого Нарцисса, хотя и догадывалась: в случае неудачи Палл и Каллист не преминут воспользоваться подвернувшейся возможностью избавиться от Клавдиева фаворита. Так же как и Мессалина, если той донесут о подозрениях её брата. У Веспасиана крепло подозрение, что поражение грозит Нарциссу не меньшими неприятностями, чем Плавтию. И вот тогда на свет извлекут орла.

С такими мыслями он наблюдал за тем, как его солдаты маршируют к своему месту на плацу и выстраиваются там в ровные ряды и колонны рядом с двумя когортами преторианской гвардии, застывшей на почётном месте напротив трибуны. Как только они заняли своё место и отсалютовали, Веспасиан встал рядом с Сабином и другими легатами и префектами у помоста, с которого Плавтий должен был обратиться к солдатам с речью. Чтобы её услышали все, по полю расставили множество вестников, которые должны были донести слова генерала до самых дальних рядов.

Как только последнее подразделение заняло своё место, на плацу появился Плавтий. Как проконсула его сопровождали одиннадцать ликторов. На его фоне шедший рядом Нарцисс со своей свитой из двух рабов выглядел жалко. Оставив вольноотпущенника стоять у подножия лестницы, генерал поднялся на помост. Ликторы выстроились перед ним, символизируя власть Рима — власть, которой он здесь в полной мере располагал, власть повелевать и требовать, карать и миловать.

Следуя приказу, прозвучавшему откуда-то из-за спин легионеров в сверкающих на утреннем солнце доспехах, те приветствовали своего генерала, хотя и без обычного воодушевления.

Выждав несколько мгновений и мудро уловив тот момент, когда хор приветствий начал стихать, но ещё не стих до конца, Плавтий вскинул руки, призывая к молчанию.

— Солдаты Рима, я стою сейчас перед вами не только как ваш генерал, но и как ваш брат. Как ваш генерал я руковожу вами, но как ваш брат я готов делить с вами все трудности, которые нам придётся испытать. Как солдат я прекрасно знаю, что трудности — такая же часть нашей жизни, как и победы. Но, какими бы ни были трудности, мы всегда побеждаем. Тем не менее нам нужно отправиться в поход и завоевать победу, чего мы никогда не добьёмся, оставшись здесь, в палатках.

Плавтий сделал паузу, ожидая, пока вестники разнесут его слова по рядам солдат, разделённых штандартами и знамёнами, с четырьмя орлами легионов впереди. Веспасиан внимательно всматривался в лица ближайших к нему легионеров. Насупленные брови и поджатые губы особой надежды не внушали.

— Мне понятны ваши страхи, — продолжал Плавтий, — вы не стремитесь к неизведанному. Но Британия — не неизведанное. Наши армии уже были там почти сто лет назад, и они возвращались, и позже! И, приходя туда, они сражались там не со сказочными чудовищами и злобными духами, но с людьми, которых не так уж трудно победить. Более того, они возвращались с данью и выгодными договорами.

— Мне кажется, он выбрал не ту тему, — прошептал Сабин на ухо Веспасиану во время очередной паузы. — Солдатам наплевать на дань и договоры, им нужны добыча и женщины.

— Он не может им этого обещать. Если мы действительно хотим замирить тамошние племена, нам нужно победить их в бою, заставить их сложить оружие и сделать из них союзников или, по крайней мере, добиться их нейтралитета, чтобы двигаться дальше на запад, не беспокоясь о защите тылов.

Как будто в подтверждение слов Сабина из передних рядов легионеров раздался постепенно нараставший гул голосов. Слова Плавтия о дани и договорах явно не произвели на солдат должного впечатления.

Плавтий, лицо которого сохраняло каменное выражение, продолжил:

— Поэтому я обращаюсь к вам, солдаты Рима. Вы не должны допустить, чтобы беспочвенные страхи стали на вашем пути к славным победам. Мне лично знаком боевой дух Девятого Испанского с нашей совместной кампании в Паннонии.

Из рядов Девятого легиона донеслись не слишком громкие приветствия.

— И мне известно о мужестве и боевом духе Второго, Четырнадцатого и Двадцатого легионов, которые они проявили при защите рубежей нашей империи на Рене, — продолжил свою речь Плавтий. — Я знаю это из донесений, которые я прочёл, когда меня назначили командиром нынешнего похода, и теперь я с нетерпением жду случая собственными глазами убедиться в их правдивости.

Упомянутые Плавтием легионы не обратили ни малейшего внимания на его слова. Враждебный гул нарастал, к нему присоединился стук древками копий по земле. Центурионы орали на солдат, требовали, чтобы те прекратили шум, но это было бесполезно. Только преторианцы стояли неподвижно, оставаясь абсолютно невозмутимыми. А вот в глазах генерала читалась растерянность. Плавтий глянул вниз на Нарцисса и едва заметно кивнул вольноотпущеннику. Нарцисс посмотрел на преторианские когорты, поднял руку и направился к помосту. Из рядов преторианцев вышли два гвардейца с большим деревянным ящиком. Тем временем удары древками копий о землю переросли в угрожающий мерный грохот.

Веспасиан застыл в том же напряжении, что и все остальные офицеры.

— Неужели он думает, что может своей пустой болтовнёй исправить положение? — пробормотал Сабин на фоне нарастающего шума.

— Полагаю, он пытается испробовать последний шанс, ещё раз бросить кости, — ответил Веспасиан, заметив, что Нарцисс встал рядом с Плавтием на помосте, — Тот шанс, ради получения которого мы рисковали жизнью.

Водрузив ящик на помост, преторианцы заняли свои места в строю. Ритмичный стук копьями продолжал нарастать, и из толпы легионеров уже слышались выкрики: «Нет!» и «Мы не пойдём!»

Нарцисс опустился на колени, открыл ящик и сунул в него руки.

Крики между тем звучали всё громче: всё больше и больше солдат демонстративно отказывались отправляться в поход. Центурионы и опционы, которых было в сорок раз меньше, чем рядовых легионеров, были бессильны их утихомирить и теперь стояли, злобно взирая на своих подчинённых и исходя яростью из-за собственной неспособности усмирить распоясавшуюся солдатню.

Нарцисс выпрямился, держа в обеих руках деревянный шест, один конец которого всё ещё был скрыт в ящике. С немалым усилием он рывком поднял шест вверх, и глазам присутствующих предстал орёл Семнадцатого легиона.

Передние шеренги двух центральных легионов постепенно прекратили стучать по земле древками копий. Вскоре тишина распространилась на два соседних легиона и вспомогательные когорты. Глаза всех до единого устремились на величественный символ Рима.

— Ваш император поднял для вас павшего римского орла! — громко произнёс Нарцисс, как только шум утих настолько, чтобы его голос мог быть услышан. — Он возвращает вам орла Семнадцатого легиона!

Вестники разнесли его слова по затихшим рядам солдат. Со стороны преторианских когорт раздался взрыв ликующих возгласов. Он был мгновенно подхвачен легионами с обеих сторон, а затем волной прокатился через всю армию от когорты к когорте в такт крикам вестников, передававших слова Нарцисса всё новым и новым колоннам легионеров, пока каждый солдат не осознал, на какой великий символ он взирает. При этом каждый спешил выразить свой восторг громким восклицанием, стараясь перекричать своих товарищей.

Веспасиан и стоявшие рядом с ним офицеры с искренней радостью присоединились к всеобщему ликованию — и не только по поводу возвращения орла, но и отдавая должное таланту Нарцисса. Что ни говори, а хитрый грек ловко сумел изменить ситуацию.

Плавтий повернулся и отсалютовал золотому символу, вознёсшемуся над армией: прижал руку к груди и вытянулся по стойке «смирно». Заметив его жест, центурионы во всех легионах тотчас отдали команду солдатам последовать примеру генерала. Ещё несколько мгновений, и к орлу вытянулись сорок тысяч рук с зажатыми в них копьями; преторианцы начали скандировать: «Слава Цезарю!» Вскоре их крики перешли во всеобщую здравицу, оглушительным воплем разносившуюся по полю.

Нарцисс взялся дирижировать этим скандированием, поднимая и опуская штандарт до тех пор, пока не почувствовал, что солдаты охрипли. Когда хор начал утихать, он опустил орла и мелодраматическим жестом передал его Плавтию. Тот поцеловал штандарт и, держа его в левой руке, поднял правую, призывая легионы к тишине.

— Верные солдаты императора благодарят его за дар! — крикнул он, когда шум утих.

— Император с радостью вручает этот дар своим доблестным легионерам! — подхватил эстафету Нарцисс, повернувшись к стройным рядам солдат, пока его слова доносили до них вестники. Когда последний из них закончил, вольноотпущенник продолжил: — Император сделал это для вас. Исполните же и вы его приказ! Итак, свободные солдаты Рима, вы готовы взойти на корабли?

Наступила мёртвая тишина, вся армия смотрела на императорского вольноотпущенника, взывавшего к ней от имени своего господина.

Веспасиан застыл, чувствуя, как бешено колотится в груди его сердце.

Внезапно чей-то голос из толпы выкрикнул:

— Ио Сатурналия!

Сердце Веспасиана замерло в груди. Затем раздался смех, грубый и резкий. Смешиваясь с презрительными выкриками, он быстро разлетался по рядам солдат, пока все присутствующие не объединились в общем хохоте. Не смеялся только один Нарцисс. Он стоял на помосте, осыпаемый насмешками, как раб или вольноотпущенник, которому разрешили поносить одежду его господина и поуправлять его домом один день в году, во время сатурналий. Нарцисс повернулся к Плавтию, в глазах грека в кои веки читалась мольба положить конец этой вакханалии. Но Плавтий понимал: ни при каких обстоятельствах нельзя прерывать разрядку накопившегося напряжения.

— Значит, сатурналии всё-таки продлили, не поставив нас в известность, — со смехом заметил Сабин.

— Пожалуй, — ответил Веспасиан. Унижение Нарцисса пришлось ему по вкусу не меньше, чем перемена в настроении солдат. — Зато у солдат теперь праздничное настроение. Думаю, после этого их будет не так сложно вывести на прогулку.

ГЛАВА 15

де, во имя богов, мы находимся? — проворчал Магн, вглядываясь в густой туман, который встретил их в момент пробуждения за час до рассвета.

Веспасиан жевал увесистый ломоть хлеба.

— Полагаю, в том же месте, где мы разбивали лагерь вчера вечером, у дороги в трёх милях от Кантиакума, если только, конечно, какой-нибудь злокозненный бог бриттов не спустился с небес и за одну ночь не перенёс десять тысяч человек в другое, крайне неудобное место.

— На этом острове нет удобных мест.

— Неправда. Эта дорога вполне удобна. Она приведёт нас прямо в Кантиакум. Неудобен туман и то, что до сих пор ещё не вернулись посланники Админиоса и он сам прибудет только во втором часу утра. Мне же, прежде чем я осмелюсь двинуться дальше, необходимо знать, какие настроения преобладают в городе. Нельзя забывать об опасности внезапной атаки с фланга. Выслать же вперёд прикрывающий дозор я не могу, так как к западу отсюда дорога проходит через топи.

— Ну вот, ты и сам подтвердил мои слова о том, насколько всё здесь неудобно.

— Но только не для самих бриттов. Админиос предупредил меня, чтобы я не слишком успокаивался, полагая, что мои фланги защищены болотами. Местные жители способны пройти по болотам даже в такой густой туман. Не хотелось бы отбивать атаку с фланга, чтобы отступить в очередное болото. Ты же помнишь, что случилось с Варом.

— Значит, нам остаётся только ждать, верно?

— Да, старина, нам остаётся только ждать, пока не рассеется туман. Однако каждый час нашего промедления — ещё один час, выигранный бриттами. К счастью, посланцы Админиоса скоро вернутся, и мы будем знать больше, чем знаем сейчас. Увидимся позже.

Веспасиан повернулся и через главный вход вошёл в лагерь.

Он шагал между группками продрогших легионеров, утолявших голод жалким завтраком всухомятку, поскольку в создавшихся условиях развести костёр было невозможно.

Все жаловались друг другу на то, что были вынуждены провести ночь под холодным, затянутым тучами чужим небом, прикрывшись от стихий лишь тонким одеялом. При появлении Веспасиана никто даже не понизил голос.

Веспасиан не пропустил мимо ушей солдатские жалобы, но тем не менее решил ускорить доставку кожаных палаток. Тем более что те уже прибыли в Рутупии с третьей волной высадившихся войск.

Сама высадка прошла довольно скучно и даже однообразно — именно так, как о том взывали моления в ходе многочисленных жертвоприношений в полночь перед отплытием флота. Хотя гадания по печени жертвенных животных говорили о том, что боги благосклонны к их предприятию, а священные куры клевали зёрна благоприятным образом, был момент, когда у многих возникло ощущение, что боги отвернулись от них. На середине пути внезапно поднялся сильный ветер, который погнал их обратно к берегам Галлии. Несмотря на все усилия гребцов, свет огромного маяка в Гезориакуме, этой копии величественного Фаросского маяка в Александрии, построенной по приказу Калигулы, в течение двух часов неуклонно становился всё ближе. Однако всех успокоил полёт ослепительно-яркой падающей звезды, пронёсшейся по ночному небу с востока на запад — то есть в том самом направлении, которое сулило им победу. Вскоре утих и ветер, а с ним унялась и качка, от которой желудки солдат выворачивало наизнанку и вся палуба стала скользкой от рвоты. К рассвету их взору явилось побережье Британии, абсолютно пустынное. Предчувствие Плавтия полностью оправдалось: бритты распустили свою армию. На берегу римлян не ожидала страшная орда дикарей, которая могла бы воспрепятствовать их высадке.

Первым на берег сошёл Плавтий, исполнив таким образом обещание, данное им солдатам днём ранее, когда они вдосталь повеселились над императорским вольноотпущенником. Впрочем, откуда легионам было знать расклад сил в императорском Риме. То, что пожелания императора передаются им устами бывшего раба, показалось им столь абсурдным нарушением вселенского порядка, что, когда Плавтий наконец воззвал к их солдатской чести, его легионы разразились мощной здравицей императору.

По мнению Веспасиана, причиной тому была радость возвращения к привычному порядку вещей: к солдатам обратился их командующий, представитель знатного рода. Хотя, конечно, свою роль сыграло и «воскрешение» Орла, и обещание Плавтия, что каждый участник похода получит особое вознаграждение в десять денариев.

Они свернули лагерь и начали погрузку на корабли. Та прошла на удивление быстро и гладко — результат многомесячной подготовки. Первая партия десанта вышла в море двенадцать часов спустя, с началом прилива.

Вторая волна, в том числе Веспасиан и Сабин, высадилась часом позже, в расчёте на то, что прибудут к берегам Британии вскоре после рассвета. Увы, из-за сильного ветра плавание затянулось, и сходни на берег Второй Августов легион опустил только к полудню. По завершении высадки легионеры выстроились на хрустящей под ногами гальке в идеальное каре — так, как они это делали много раз во время бесконечных учений. Веспасиан разрешил солдатам прямо в строю утолить голод холодным завтраком, состоявшим из хлеба и солонины. Кавалерийский патруль Луция Пета тем временем провёл разведку. Люди Пета вернулись примерно через час, не обнаружив между побережьем и Кантиакумом ничего, кроме нескольких брошенных ферм, в очагах которых всё ещё тлел огонь. Бритты ушли. Плавтий отдал приказ о наступлении. Сабин повёл свой легион на юг, Веспасиан в сопровождении Админиоса и других изгнанников отправился по торной дороге на запад. Тем временем на горизонте за островом, который уже был занят Корвином и Восьмым Испанским легионом, появилась третья партия кораблей.

После трёхчасового перехода на самом краю болотистой низины между двумя реками Веспасиан по совету Админиоса сделал привал. Солдатам было дано время, чтобы до наступления ночи разбить большой походный лагерь. Посланцы Админиоса тем временем продолжили свой путь до Кантиакума, чтобы узнать настроения жителей города и, если возможно, провести с ними переговоры о добровольной сдаче. Сам же Админиос отправился на север, в сторону устья реки, на встречу с верными ему родичами.

Веспасиан рассчитывал на то, что посланцы вернутся к наступлению ночи, но прошло уже двенадцать часов, а их всё ещё не было. «Это, пожалуй, единственное, что вызывает беспокойство. Ведь пока операция шла как по маслу, — думал Веспасиан, направляясь в преторий. — Ну и, конечно, туман».

— Доброе утро, господин! — приветствовал его Муциан, когда он вошёл в преторий. Тот представлял собой лишь специально обозначенную площадку, так как палатки ещё не подвезли. В одном конце претория стояли орёл легиона и штандарты когорт, охраняемые контубернием из восьми человек. — Я только что принял устные донесения от старших центурионов всех когорт, как боевых, так и вспомогательных. До полного состава нам не хватает менее ста человек. Настроение у солдат отличное, если не считать, что они продрогли, страдают от сырости и не прочь поесть чего-нибудь горячего.

— И, наверное, каждый не прочь побаловаться с горячей бабёнкой?

Муциан осклабился.

— Ну, кто бы возражал, господин! Но я подумал, что о таких вещах не докладывают.

— Ценю, трибун, твою наблюдательность, я обязательно упомяну об этом в своём докладе Плавтию. Скажи Максиму, чтобы он привёл ко мне Админиоса, как только тот вернётся в лагерь.

— Слушаюсь, господин.

Муциан вышел из претория. Веспасиан же уселся на влажное одеяло, которое было его единственным укрытием в течение нескольких кратких часов сна, поплотнее запахнул плащ и принялся жевать кусок хлеба, размышляя над тем, что он станет делать в том случае, если люди Админиоса вообще не вернутся.

Шагнув туда, где располагался воображаемый вход в палатку, Максим, префект лагеря, вытянулся по стойке «смирно». Рядом с ним застыл Админиос. Их появление отвлекло Веспасиана от его размышлений.

— Разреши войти, господин?

Веспасиан подозвал Админиоса и его людей.

— Твой родственник согласен сдаться, Админиос?

Админиос махнул рукой:

— Да, но у него всего две тысячи воинов.

— Не так уж и мало — значит, две тысячи мечей не будут нацелены в наши спины.

Админиос что-то пробурчал, по-видимому, соглашаясь с Веспасианом, хоть и без особого воодушевления.

— Впрочем, было приятно повстречаться с ними после пяти лет изгнания.

— Не сомневаюсь. И, как ты считаешь, с каким ответом придут твои посланцы?

— Они вот-вот вернутся, легат, они должны были выйти с восходом солнца.

— Почему же их в таком случае так долго нет?

— Они пьют.

— Пьют?

— Да. Они явно договорились со старейшинами о добровольной сдаче города, в противном случае они бы уже вернулись. У нас существует обычай скреплять такую сделку выпивкой, которая обычно продолжается всю ночь.

— Почему ты так уверен, что их не убили?

— Если бы старейшины решили их убить, одного из них они прислали бы обратно живым, но с отрезанным языком, чтобы показать нам, что переговоры закончены.

— Значит ли это, что мы можем подойти к городу колонной, так как болота не позволяют нам выстроиться в боевой порядок?

Вождь-изгнанник кивнул.

Веспасиан принял решение.

— Максим, пусть Луций Пет вышлет вперёд пару турм и через час доложит обстановку. Солдаты пусть пока свернут лагерь. Я хочу, чтобы они были готовы выступать, как только туман рассеется и видимость увеличится до ста шагов. Мы уже отстаём по времени от нашего плана и не можем терять больше ни минуты.

Максим повернулся и гаркнул приказ стоявшему на посту у претория буцинатору. Тот поднёс буцину к губам и протрубил сигнал из пяти нот. Сигнал был подхвачен его товарищами во всех когортах. Трубачи не видели друг друга из-за сильного тумана. За звуками буцины последовали крики центурионов и опционов, подгонявших солдат поскорее заканчивать их скудный завтрак. Вскоре со всех сторон, слегка приглушённые туманом, до Веспасиана уже доносились звуки готовящегося выйти маршем легиона.

— Админиос, пойдём со мной к воротам. Хочу переговорить с твоими людьми, как только они вернутся.

Подойдя к воротам, они обнаружили там Магна, который о чём-то болтал с центурионом подразделения охраны.

— Я думал, господин, ты не станешь выступать до того, как туман рассеется, или пока не получишь точные сведения о сдаче города.

— Придётся рискнуть. Плавтий разорвёт меня в клочья, если я в самое ближайшее время не буду в Кантиакуме. А я уже опаздываю.

— Но ведь не по твоей же вине. Мы опоздали с высадкой, и нам никак не наверстать упущенное время за прошлую и нынешнюю ночь.

С этими словами он махнул рукой в сторону клубящихся облаков. Веспасиан укоризненно посмотрел на Магна.

— Ах, да, ну, конечно, я ляпнул глупость. Это же армия. Конечно, все...

Он недоговорил, его оборвал крик одного из часовых.

На дороге на расстоянии двадцати шагов от них из тумана появились силуэты каких-то людей.

— Это твои посланцы, Админиос? — спросил Веспасиан, чувствуя, что с души у него свалился груз.

— Да, легат. Я поговорю с ними.

Админиос прошёл вперёд — поздороваться со своими соплеменниками. Тем временем две турмы батавов Пета под предводительством Ансигара выехали за ворота. Декурион приветствовал Веспасиана и, прежде чем исчезнуть в тумане, весело помахал рукой Магну.

Люди Админиоса спешились и, перебросившись парой фраз со своим вождём, подошли к Веспасиану. Глаза у них были налиты кровью, и от них за милю несло сивухой.

— Мы можем войти в город, легат, — сообщил Админиос. — Старейшины откроют нам ворота.

— Рад это слышать.

— Есть только одна сложность.

Лицо Веспасиана помрачнело.

— И какая же?

— Многие молодью воины не согласны с решением старейшин. Примерно тысяча из них, воспользовавшись густым туманом, ночью бежала к Каратаку в главный город атребатов к югу от Авона Кантиации. К сегодняшнему вечеру ему будет известно, что мы здесь.

Веспасиан закрыл глаза.

— Плавтий распнёт меня.

* * *

— Почему же, о боги, ты не остановил их и не уничтожил, легат? — взорвался Плавтий, прибывший два дня спустя в Кантиакум.

Веспасиана покоробила циничная жестокость генеральского вопроса.

— В первый день мы не смогли войти в город. Притом, что до захода солнца оставалось два часа, у меня был выбор: либо стать лагерем, либо повести людей в трёхмильный переход по болотам, не имея возможности завершить его до наступления темноты.

— Но ты же ничуть не отставал от плана! Что мешало тебе окружить город и перебить всех волосатых варваров, которым мы по каким-то причинам не нравимся? Но вместо этого ты выбрал худшее из возможных решений: оставил город беззащитным, но послал делегацию с сообщением, что прибываешь завтра. Добиваешься от старейшин сдачи города, но одновременно даёшь время молодым смутьянам сбежать на запад и пополнить ряды армии Каратака. Идиот!

— Да, командир, — признал свою вину Веспасиан.

В душе он сгорал от стыда, как от осознания своей вопиющей тактической ошибки, так и от устремлённых на него презрительно-насмешливых взглядов Корвина и Геты, смакующих его публичный позор. Только Сабин оставался внешне спокойным, пока Плавтий нервно мерил шагами палатку. Дождь стучал по крыше, то усиливаясь, то немного утихая, в зависимости от силы порывов ветра. В палатке было душно, в ней витал густой запах влажной шерстяной одежды.

— Во время войны любая задержка может стать роковой, легат, — продолжал Плавтий, слегка остыв. — Перечитай Цезаря, если хочешь по-настоящему понять, как это важно — с помощью решительных и молниеносных действий взять инициативу в свои руки.

— Да, генерал.

— Почему ты не послал за ними в погоню кавалерию, как только об этом стало известно?

— Туман был слишком...

— Туман! Здесь всегда и везде туман. Тебе придётся привыкнуть к треклятому туману в этой сырой распроклятой дыре. Отправь ты за ними в погоню кавалерию, твои парни к тому моменту, когда туман рассеялся бы, уже почти бы настигли мерзавцев! Ведь они же шли пешком, будь они прокляты!

— Да, генерал. Виноват, генерал.

Плавтий смерил Веспасиана злющим взглядом, после чего издал долгий тяжёлый вздох.

— Ну что ж, сделанного не вернуть, и тысяча варваров — не такое уж большое число в рамках мироздания. Но пусть это послужит тебе хорошим уроком, Веспасиан. В следующий раз, когда я прикажу тебе что-то сделать, ты должен выполнить всё в точности. И я приму твои оправдания только в том случае, если сам Юпитер спустится с небес, чтобы лично оскопить тебя и вырвать твои глаза с единственной целью — не дать тебе выполнить мой приказ. Потому что, если ты его не выполнишь без названного оправдания, именно это я с тобой и сделаю. Надеюсь, ты меня понял?

Веспасиан поморщился.

— Понял, генерал!

— Ну и отлично. Садись.

Веспасиан сел рядом с Сабином. Гета с Корвином обменялись злорадными улыбками.

— Прекратите ухмыляться! — неожиданно рявкнул на них Плавтий, садясь за стол. — Я абсолютно уверен, что это далеко не последняя ошибка, которая будет сделана в ходе нашего похода. Но я также уверен и в том, что это последняя ошибка Веспасиана. А теперь к делу. — Командующий развернул свиток и несколько мгновений внимательно его просматривал, прежде чем снова перевести взгляд на подчинённых. — Пока всё в целом идёт неплохо. Если подвести краткий итог, мы имеем следующее. На юге Сабин не встретил практически никакого сопротивления. Мы захватили гавань у белых скал, и наши моряки уже начали там работу. На севере у устья Тамезиса стоит наша большая эскадра. Рутупии хорошо защищены, и уже начаты работы по строительству порта. Девятый легион занял лагерь Геты и уже проложил две мили временной дороги оттуда по направлению к нам. Админиос вновь возведён на трон как наш ставленник. Ему принесли присягу в верности местные мелкие племена, и в настоящее время под зорким оком Сентия создаётся гражданская администрация. Она благосклонно настроена по отношению к нам. Кавалерийские патрули докладывают, что между нами и местной речкой, Авон Кантиации, нет никаких сколько-нибудь значительных скоплений вражеских войск. А мост, кстати, так и не был разрушен. Исходя из этого, можно сделать вывод: наш тыл и фланги хорошо защищены. Это позволяет нам немедленно начать продвижение на запад. Я хочу, чтобы ваши легионы были готовы отправиться в двухчасовой переход сразу же после нашего совещания. Вам всё понятно?

— Да, генерал! — в один голос отчеканили все четверо легатов.

— Хорошо. Вы должны понимать, что с этого момента мы утратили преимущество внезапности и бриттам эта местность знакома гораздо лучше, чем нам. Мы будем быстро широким фронтом продвигаться вперёд, стараясь, однако, нанести по возможности меньший урон пахотным землям. Я хочу, чтобы на здешних полях вырос хороший урожай, — с тем чтобы у наших воинов и у тех племён, которые добровольно нам сдадутся, было достаточно еды нынешней зимой. Центром продвижения станет Четырнадцатый легион Сабина. Местность между нами и рекой в основном холмистая, поэтому никакой нужды отклоняться от прямого пути у нас нет, если только не появится враг. На вспомогательные когорты возложена задача выезжать в дозоры. Гета, твой Двадцатый легион пойдёт правым флангом. Ты будешь держаться на расстоянии двух миль от Сабина. У тебя двойная задача: во-первых, пресекать любые попытки врага обойти этот фланг и, во-вторых, поддерживать связь с эскадрой в устье реки, той самой, что отвечает за наше снабжение. Твои вспомогательные когорты тоже ждёт работа. Веспасиан, твой Второй легион займёт левый фланг. Будете продвигаться по северной стороне холмов. При этом вспомогательные когорты пойдут поверху. Кроме того, мне нужны постоянные донесения с южной стороны. Мы не должны допустить, чтобы враг обошёл нас оттуда. Корвин, Девятый легион будет защищать наш тыл. Две твои вспомогательные когорты останутся в Рутупиях, чтобы превратить временный лагерь в постоянный. Две другие продолжат строительство дороги. Не нужно ничего особенного, мы построим настоящую, хорошую дорогу, как только у нас появится для этого время и достаточное число рабов. От вас требуется только, чтобы дорога смогла выдержать подводы. Твои кавалерийские алы должны патрулировать южный край нашего продвижения, чтобы местные жители чувствовали наше присутствие и привыкли к нему. Легион и остальные когорты будут следовать за нами на расстоянии полудневного марша на тот случай, если кому-то вдруг удастся проскользнуть к нам в тыл. Всю свою поклажу заберёте с собой. Осадные орудия и другое тяжёлое вооружение будет передвигаться вместе с Девятым легионом. Есть у вас какие-нибудь вопросы, друзья?

— А что, Девятый так и будет всё время плестись в хвосте? — спросил Корвин; в его голосе слышалась нескрываемая злость.

— Тебе следует при обращении называть меня «командир» или «генерал», легат! — грозно оборвал его Плавтий, ударив кулаком по столу. — То, что ты — брат императрицы, не делает тебя выше меня по званию. Ты сейчас в армии, во время боевых действий, а не на обеде на Палатинском холме. Ты понял меня, молодой человек?

Корвин весь напрягся от такой оскорбительной отповеди; у него на скулах заходили желваки.

— Да, генерал, — ответил он, хотя и через силу.

— Ты уже во второй раз за последнее время ставишь под сомнение мои приказы. Могу тебя заверить: третьего раза не будет. Девятый легион будет действовать в соответствии с моими распоряжениями. Он будет нашим арьергардом здесь, но он же станет и самым свежим запасным легионом, когда мы подойдём к Тамезису, где нас, по всей вероятности, ждёт жестокое сражение. Как только мы захватим переправу через Тамезис и будем ждать Клавдия, твой легион направится на юг, вернёт трон Верике и займёт Вектис с целью подготовки к броску на запад в следующем сезоне. Тебе предстоит много работы. Ещё со времён нашего совместного пребывания в Паннонии я хорошо помню, что ты умеешь с нею отлично справляться, Корвин. Именно поэтому я не стал возражать, когда тебя перевели сюда.

С этими словами Плавтий сделал в сторону Корвина угрожающий жест.

— И, пожалуйста, не давай мне поводов пожалеть об этом.

Плавтий развернул свиток, после чего поднялся и обратился к трём другим легатам:

— Мы выступаем через два часа. Через четыре часа вам необходимо встать лагерем на ночь. Нужно, чтобы легионы Веспасиана и Геты были готовы к завтрашнему тяжёлому дневному переходу. Я намерен быть на мосту через Авон Кантации к завтрашнему вечеру. Будем надеяться, что нам не придётся брать его боем. Все свободны.

* * *

Впервые за всё время его пребывания в Британии солнце согревало Веспасиану лицо. Они с Магном в сопровождении кавалерийской турмы Второго Августова легиона скакали по поросшим травой северным склонам холмов на левом фланге их армии.

В солнечный день окружающий пейзаж приобрёл совершенно иные очертания. Исчезли мрак и уныние, которые навевали прибитая дождём трава и большие лужи на глинистой почве, над которыми нависало тяжёлое, серое небо, такое низкое, что, казалось, стоит протянуть руку и можно его коснуться.

Вместо этого сегодня их окружала пышная зелень сельских пастбищ, лесов и полей. Воздух был чист и свеж. Чувствуя, как тепло наполняет его тело, Веспасиан подумал, что, возможно, страна, в которую они прибыли, не такая уж унылая и негостеприимная.

После совещания у Плавтия прошло два дня. Продвижение армии было стремительным и, в общем, спокойным. Единственной помехой на её пути были погода и отбившиеся от стад коровы и овцы. Печальная судьба неизбежно приводила их на вертел той центурии, которая заслужила честь выследить и изловить рогатого «врага».

— Я начинаю думать, что какая-то чума полностью уничтожила почти всё живое к западу от Кантиакума, — заметил Магн, когда они проехали ещё одну брошенную ферму. — И, судя по свежести овечьего помёта, она поработала здесь совсем недавно.

— Но где же в таком случае мёртвые тела и падаль? — с улыбкой отозвался Веспасиан. — Возможно, Луций Пет просветит нас в этом вопросе, ведь мы скоро должны с ним пересечься.

— Не понимаю, почему ты не направил ему послание с приказом явиться к тебе, вместо того чтобы тащиться за ним следом.

Веспасиан осадил лошадь и развернулся.

— Вот почему, — сказал он, вытянув руку.

Внизу, почти идеальным строем, двигались колонны по восемь человек в ряд. Три легиона в середине продвигались вперёд более широкими формированиями — двумя длинными колоннами из пяти когорт по сорок человек в ряд, за ними тащились бесчисленные мулы с поклажей и телеги.

Между Веспасианом и его Вторым Августовым легионом на расстоянии всего каких-нибудь трёх миль тяжёлой поступью шагали его семь пехотных вспомогательных когорт, самая близкая из которых — первая когорта лучников — шла всего в ста шагах от него ниже по склону. Опережая три других легиона, восемь когорт батавской пехоты Четырнадцатого легиона вели разведку на случай вражеской засады. В их задачу входило защитить более ценные жизни римских граждан, из которых состояли легионы. Мимо них, возвращаясь с патрульной вылазки на запад, проскакала кавалерийская турма. Над рядами легионеров, на шлемах которых ярко играло солнце, проплыл низкий глухой звук рожков.

Вдали, примерно в десяти милях к северу, подобно крошечным точкам на гладкой поверхности устья Тамезиса, виднелась вспомогательная эскадра трирем и грузовых судов. А ещё дальше на восток, в пяти милях оттуда, замыкая строй, тянулась длинная тень осадных орудий, за которыми следовали когорты Девятого Испанского легиона, защищённые с обоих флангов когортами ауксилариев.

— Ну и зрелище! — воскликнул Веспасиан. На несколько мгновений от восторга у него даже перехватило дух. — Какая огромная армия!

А вот Магн остался безучастен.

— Видал и побольше.

Веспасиан был задет словами друга, однако вида не подал. Он успел забыть, что Магн служил у Германика — в армии, которая была почти в два раза больше.

— Да, пожалуй, — пробормотал Веспасиан и, повернув лошадь, поскакал вверх по склону по направлению к лесу, которым поросла вершина холма. — Но не это главное: я сам хочу увидеть земли, по которым мы должны пройти.

— Что ж, разумно.

— И собственными глазами увидеть, как дела у Луция Пета.

— Согласен.

* * *

Дела у Луция Пета ничем принципиально не отличались от положения дел других офицеров. Похоже, всё было спокойно.

— Нам на пути никто не попадался, — сообщил он Веспасиану и Магну, когда они нагнали его среди деревьев. — Правда, в лесу нам иногда попадались крестьянские семьи, но без мужчин, способных воевать. Они прячутся там со своим домашним скотом и скарбом. Я запретил своим воинам трогать их и даже отбирать еду. Дозоры, отправленные в южном направлении, тоже возвратились ни с чем. По дороге им встретились только несколько враждебно настроенных оленей, которые проявили боевую прыть, сумев очень ловко скрыться от моих парней. Здесь никого нет, как нет и никаких признаков передвижения врага ни с какой стороны.

— Странно. Меня почему-то не отпускает ощущение, что очень скоро мы с ним встретимся, Луций Пет, — Веспасиан окинул взглядом поросшую густым лесом местность к югу от них. — Как далеко продвинулся твой дозор вглубь этого леса?

— На десять миль. И мы не нашли там никого, кроме нескольких угольщиков. Лес довольно густой. В нём, конечно, можно спрятать армию, но она не сможет передвигаться быстро.

— Спасибо, Луций Пет. Не позволяй своим парням расслабляться.

Веспасиан развернул лошадь.

— Надеюсь, тебе понятно, что они замышляют, — сказал Магн, когда они выехали из зарослей.

— И что же?

— Они собираются вместе.

— Я думал об этом. Но вопрос всё-таки остаётся: будут ли они ждать нас у реки, или попытаются обойти с тыла, или вообще устроят нечто такое, что мы сейчас даже не можем предположить.

Лицо Магна помрачнело.

— Думаю, последнее. Взгляни!

Он указал на запад, в направлении холма за линией наступающей пехоты батавов.

Веспасиан посмотрел в ту сторону. За холмом из-за огромного облака пыли появилось тёмное размытое пятно, а затем до них донёсся отдалённый рёв нескольких тысяч глоток.

— Не иначе как они обезумели! Они же не могут пойти на лобовое столкновение с нами.

На их с Сабином легионы — Второй Августов и Четырнадцатый — неслась беспорядочная орда варварских воинов и сотни колесниц, в каждую из которых были впряжены по две лошади. Батавы, которых явно уже предупредила их разведка, и восемь вспомогательных когорт выстроились в линию и образовали живой щит для легионов, которые также уже перестраивались в боевой порядок.

— Думаю, господин, тебе пора возвращаться в свой легион.

ГЛАВА 16

охоже, господин, что перед нами тридцать тысяч. Плавтий приказал нам выслать вперёд в помощь батавам галльские когорты, с первой по четвёртую, — доложил Муциан, как только Веспасиан и Магн остановили лошадей у командного пункта Второго Августова легиона, зажатого между двумя линиями из десяти когорт, выстроенных в боевом порядке. — Я отправил их. Они недавно соединились с батавами. Пятой когорте я приказал переместиться на левый фланг, чтобы двигаться вместе с кавалерией.

— Отлично. А что делать остальным?

— Образовать две линии, что даст возможность наступать широким фронтом, сохраняя при этом боевой порядок, — что мы и сделали — и ждать.

— Ждать?

— Да, господин, ждать.

— Ну, хорошо. Отправь вестового к первым лучникам и скажи им перейти ближе к левому флангу. Когда дойдёт до дела, нам пригодится их помощь. А второго отправь к Луцию Пету. Пусть он остаётся на холме, на тот случай, если враг попробует обойти нас с флангов. После этого можешь снова воссоединить свою первую и вторую когорты.

— Слушаюсь, господин!

Веспасиан бросил взгляд поверх солдатских голов к высившемуся впереди склону. В двухстах шагах от него солдаты выстроились в четыре ряда, образовав шеренгу длиной почти в милю. Ещё дальше, на вершине холма, масса голых и полуголых варваров горланила боевые кличи и потрясала оружием, а перед ними по скошенной траве носились взад-вперёд сотни боевых колесниц. Умелые возничие подъезжали к противнику почти вплотную. За эти мгновения воин успевал метнуть в прикрывшихся щитами римлян пару копий, после чего коренастые лошадки быстро отбегали назад, на холм, а на римлян устремлялась новая колесница. И так раз за разом. Порой опьянённый битвой воин соскакивал с колесницы и в одиночку налетал на строй солдат — с предсказуемыми последствиями. Его быстрая и кровавая смерть вызывала у соплеменников одобрительный рёв.

Один варвар привлёк особое внимание Веспасиана — высокий, крепкий, широкоплечий. Сильные, мускулистые руки украшал синий узор, намазанные известью волосы стояли дыбом. Гордо воздев меч, рыжеволосый гигант стоял на несущейся вскачь колеснице, увлекая за собой каждую новую волну войска в атаку на строй римлян.

— Это вождь. Или Каратак, или Тогодумн.

— Они ничего не добьются, если и дальше будут носиться кругами на своих колесницах, — заметил Магн. — Почему он не отдаст им приказ пойти в лобовую атаку?

— Думаю, что на колесницах сражаются благородные воины, считающие своей честью первыми бросить вызов врагу. Они ждут, что мы вышлем вперёд наших лучших воинов для одиночных поединков. Если верить Цезарю, именно так они любят начинать сражения.

— Боюсь, им придётся привыкнуть к римским порядкам. Наши парни не потратили на них ни единого копья.

Вдоль солдатских шеренг прокатился звук труб, отдавая приказ переходить в наступление. Батавы и галлы, чьи прадеды когда-то упорно сопротивлялись римским захватчикам, теперь дружным маршем двинулись во славу Рима покорять других.

Вождь соскочил с колесницы и, повернувшись к своим воинам, вытянул руки — в одной меч, в другой щит, — как будто хотел обнять каждого из них. Колесницы отъехали в сторону, оставив воинов и их вождя на поле одних. Рыжеволосый гигант медленно развернулся лицом к врагу.

В следующее мгновение бритты устремились в атаку.

Таких атак Веспасиан ещё ни разу не видел и даже не слышал о них — с холма вниз хлынула дикая, неуправляемая масса, страшная в своей свирепости. С оглушительным рёвом, от которого сотряслись даже тёмные своды царства Плутона, на римлян, размахивая мечами и толкая друг друга, неслись тысячи расписанных сине-зелёными узорами воинов, и каждый был обуреваем желанием пролить первую кровь. Они не ведали страха. Им было наплевать на смерть даже тогда, когда первые сотни их воинов упали на землю, пронзённые римскими копьями. Перепрыгивая через мёртвых и раненых, что валились на землю, разбрызгивая вокруг себя алые фонтаны, давя в щепки древки копий, что торчали из тел, они продолжили нестись вперёд даже тогда, когда им навстречу устремился новый смертоносный залп. Римские копья пронзали ничем не защищённую плоть, сбивали их с ног, выкашивая их одного за другим. Варвары падали, оскалив рот в последнем крике.

Отметав копья, передняя шеренга застыла на месте. Переместив тяжесть на левую ногу, солдаты прикрылись щитами и крепко сжали в руках мечи. Задние шеренги плотно сомкнули ряды, вновь восстановив непробиваемую стену, давшую лёгкие трещины во время первой атаки варваров.

Веспасиан затаил дыхание. Когорты пару секунд топтались на месте, но затем центурионы проревели приказ, и они двинулись вперёд. Командиры вели солдат за собой, вдохновляя собственным примером, отбивая удары длинных вражеских мечей и, в свою очередь, разя врага своими короткими, не давая бриттам пробить брешь в плотной стене римских щитов.

Увы, даже численное превосходство бриттов не давало им никакого преимущества. Их длинные мечи были плохо приспособлены для схваток с римским строем. Привыкшие сражаться поодиночке, варвары, налетев щитом на римский щит и замахнувшись мечом, тотчас отступали назад и начинали направо и налево махать оружием, как если бы сражались с противником один на один.

Увы, их противник даже не дрогнул, продолжая стоять плотной стеной. Крики раненых заглушил рокот труб. Это Плавтий отдал приказ Второму Августову и Четырнадцатому легионам перейти в наступление и сменить вспомогательные когорты.

— Наступаем открытым порядком! — крикнул Веспасиан трубачу командного поста. Над когортами обоих легионов тотчас прокатился раскатистый сигнал. Штандарты были опущены, и Второй Августов двинулся вперёд, чтобы изведать схватку с новым, диким и свирепым, противником.

Веспасиан пришпорил коня, не желая отставать от наступления. Им владела гордость, которой он раньше никогда не испытывал. Подумать только, он командует целым легионом, причём во время сражения! Вся его жизнь была прелюдией к этому моменту, и вскоре он узнает, достоин ли такой чести. Он взял себя в руки, не желая давать Плавтию повода хотя бы в чём-то его упрекнуть. Больше никаких ошибок не будет.

— Тут надо всё чётко рассчитать, — пробормотал у него за спиной Магн.

— Что ты здесь делаешь?

— Ия сам задаю себе тот же вопрос.

— Ладно, раз ты здесь, постарайся меня не отвлекать. Потому что ты прав, надо чётко всё рассчитать, — произнёс Веспасиан и вновь повернулся к пяти когортам, наступавшим в первой шеренге.

Они двигались открытым порядком. Это означало, что каждая вторая колонна из четырёх человек переместилась в сторону, в результате чего в строе образовались бреши шириной в одного воина.

Когда до вспомогательных когорт, державших натиск врага, его воинам осталось тридцать шагов, Веспасиан посмотрел на шагавшего рядом с его конём трубача.

— Приготовиться к залпу!

Трубач протрубил три ноты, которые тотчас же подхватили его товарищи в первых когортах. Первые четверо в каждой линии отвели назад правую руку с зажатым в ней копьём. Как только до вспомогательных когорт осталось десять шагов, двое замыкающих воинов из каждой колонны отделились от товарищей и бросились бегом вдоль брешей в строе Второго Августова легиона.

— Пли! — скомандовал Веспасиан.

Трубы пропели низкую ноту, центурионы рявкнули приказ, и над головами вспомогательных когорт в воздух взмыла тысяча копий. Влекомые свинцовыми наконечниками, копья устремились на врага, где принялись сеять смерть, с силой пробивая черепа, круша грудные клетки, пронзая животы и плечи.

Залп соседнего Четырнадцатого легиона последовал секундой позже. Лучники с флангов выпустили тысячи стрел, которые вскоре нашли не одну сотню жертв. На какой-то миг бритты дрогнули. Собственно, это всё, что было нужно. Солдаты вспомогательных когорт развернулись и устремились в проходы в строе легионеров. Как только их боевые товарищи прошли внутрь, строй сомкнулся снова. Каждая вторая колонна из восьми легионеров снова встала на своё место.

В отдельных местах бритты сумели прорвать строй римлян и устроить среди первых рядов когорт небольшие очаги хаоса. Впрочем, ненадолго.

Веспасиан посмотрел на трубача.

— Задние ряды, пли!

Над легионом вновь разнеслись гулкие трубные ноты. Два самых задних бойца в каждой колонне подняли над головами товарищей копья. Те, кто шёл впереди, продолжали делать своё дело, мечами вспарывая грудные клетки и животы раскрашенного, завывающего врага.

На бриттов обрушился настоящий ливень тонких металлических копий, крючковатые наконечники которых впивались в человеческую плоть, пробивая её насквозь. Почва под ногами, и без того скользкая от крови, мочи и фекалий, стала ещё более предательской.

Скучавшие без настоящих боёв вот уже два года, легионеры Второго Августова легиона бросились крушить неприятеля с жадностью и воодушевлением. Неудивительно, что вокруг них вскоре выросли груды мёртвых тел. Разя врага направо и налево, они упорно продвигались вперёд при поддержке лучников, которые продолжали поливать бриттов стрелами, зорко следя за тем, чтобы враг не обошёл римлян с флангов.

Слаженные действия обоих легионов сделали своё дело. Привыкшие сражаться поодиночке, бритты начали постепенно рассеиваться, сначала по одному или парами, затем десятками и сотнями, пока от них не осталась сущая горстка. Уцелевшие со всех ног устремились вверх по холму с той же прытью и шумом, с какой недавно спустились с него, оставив после себя в вонючей грязи убитых и извивающихся от боли раненых.

— Всем стоять! — приказал Веспасиан.

Трубач протрубил сигнал, и тот эхом прокатился по рядам римлян.

Второй Августов легион застыл на месте и принялся осыпать посрамлённого врага насмешками и улюлюканьем. Бритты позорно бежали, узнав, что такое несокрушимая сила римских легионов.

Впрочем, насмешки тотчас стихли, когда из-за холма в двух милях к северу показалась новая орда варваров, такая же огромная, если не больше, чем первая, которая двигалась прямо на Двадцатый легион. Теперь настал черёд его воинов продемонстрировать мощь и славу римского оружия.

— Первым отойти назад! — приказал Веспасиан.

Над головами солдат вновь пророкотали трубы. Задние когорты двинулись вперёд, давая возможность усталым, забрызганным кровью товарищам отойти назад, а сами заняли их позиции — на тот случай, если сегодня их легиону предстоит ещё одно сражение. За их спинами вспомогательные когорты батавов и галлов тоже пришли в движение. Квартирмейстеры уже подвезли на телегах новые копья, получив которые солдаты снова вставали в строй.

На глазах у Второго Августова легиона бритты принялись боевыми криками доводить себя до исступления.

— А куда подевались их колесницы? — спросил Магн, заметив их отсутствие.

— Не знаю, — ответил Веспасиан и покачал головой. — Впрочем, вопрос в другом. Почему они не атаковали все вместе? Они ведь могли бросить на нас одновременно шестьдесят тысяч.

— Даже этого было бы мало.

— Что ж, может быть. Эти идиоты атаковали нас на открытой местности. Почему они не дождались нас у реки? До неё ведь мили три-четыре, не больше.

— Думаю, так оно и будет, как только парни из Двадцатого легиона познакомят их со своими копьями и мечами.

Откуда-то из гущи вновь прибывших бриттов отделился один воин. Хотя расстояние было приличным и не позволяло хорошенько его рассмотреть, Веспасиан по реву варваров понял, что это какой-то важный их соплеменник, и холодно улыбнулся.

— Готов биться об заклад, что это брат того, кто возглавлял наших противников. Думаю, дело не обошлось без семейного соперничества.

— Так вот почему они не стали ждать. Нет ничего хуже, чем разделить славу с братом. Вот и твой сегодня наверняка постарается тебя затмить.

Справа от них Четырнадцатый легион готовился поддержать солдат Двадцатого. Тем временем варвары на холме принялись растягивать фронт будущей атаки. Две линии когорт Четырнадцатого уже поменялись местами. Первый же удар должны были взять на себя их вспомогательные когорты, которые в этот момент выступали вперёд.

Долго ждать не пришлось. С диким рёвом, от которого закладывало уши даже на расстоянии двух миль, тёмная масса варваров устремилась с холма неровным, извилистым фронтом. Издали казалось, будто это с вершины вниз на врага стекают языки горячего дёгтя.

Впрочем, небо над ними тотчас почернело от копий испанских и аквитанских копейщиков Двадцатого легиона, а в следующий миг на головы варварам обрушился смертоносный ливень дротиков.

Веспасиан застыл в немом восхищении: за первым залпом последовал второй, ещё более мощный.

— Господин! — раздался рядом с Веспасианом юношеский голос.

Он обернулся. Перед ним на взмыленной лошади сидел мальчишка-трибун из штаба Плавтия.

— Слушаю тебя, трибун Алиен, — ответил он, когда юноша отдал салют.

— Генерал похвалил тебя за твои действия и велел, чтобы ты вывел свои вспомогательные когорты вперёд и ударил по неприятелю с флангов. Он считает, что бритты наверняка дрогнут, и, как только это случится, ты должен броситься за ними в погоню и нагнать их на переправе.

— Спасибо, трибун. Передай генералу, что это будет сделано.

Алиен вновь отсалютовал и галопом умчался прочь. Веспасиан отдал приказ префекту лагеря, Максиму, чтобы тот, в свою очередь, передал его поджидающим вестовым и проследил за манёвром.

Всадники унеслись, и Веспасиан вновь переключил внимание на битву, что кипела справа от него. Вспомогательные когорты выдержали атаку. По сигналу труб солдаты Четырнадцатого и Двадцатого легионов двинулись им на смену.

Магн криво усмехнулся.

— Следует воздать армии должное. Что касается тактики, награды за новые идеи ей не светят.

— Если что-то хорошо работает, зачем это менять? — возразил Веспасиан, воздавая должное чёткости манёвра, с какой задние ряды союзных когорт отделились и, перестроившись в колонны, отошли сквозь строй легионеров назад.

К тому моменту, когда оба легиона вступили в схватку с врагом, вспомогательные когорты Второго Августова легиона колоннами по восемь человек лёгкой трусцой пробежали мимо Веспасиана и, бряцая оружием и ритмично топая сандалиями, исчезли в брешах первых когорт. Выбежав на открытое пространство, колонны плавно, как и подобает вымуштрованным солдатам, растекались в обе стороны, образовав четыре ряда шеренг. Правда, команды их центурионов и опционов потонули в какофонии битвы — криках, пронзительных воплях, звоне оружия. Казалось, будто под аккомпанемент тысяч кузнечных молотов, с маниакальной силой стучащих о наковальни, на поле одновременно забивают несколько стад скота.

Как только перестройка была произведена, вспомогательные когорты под командованием Максима пошли в атаку слева, сначала двигаясь под углом в сорок пять градусов, а затем устремились прямо вперёд на оголённый фланг бриттов.

Веспасиан бросил взгляд на холм и, не заметив там никаких признаков присутствия только что разбитого войска бриттов, скомандовал:

— Медленно наступаем!

Вновь прогудели трубы, и Второй Августов легион в очередной раз двинулся вверх по холму в поддержку вспомогательным когортам, которые уже сошлись в схватке с врагом. Вид движущегося к ним подкрепления наполнил сердца солдат Четырнадцатого и Двадцатого легионов воодушевлением. Они с удвоенной силой принялись разить неприятеля. А вот бритты, наоборот, дрогнули, малодушно повернулись и бросились назад вверх по склону, не желая вступать в схватку с новым врагом. Вскоре массу варваров охватила паника. Всё больше и больше их воинов обращалось в бегство, пока на поле сражения не остались лишь самые стойкие и кровожадные. Увы, их стойкости было недостаточно, чтобы противостоять слаженной работе римских клинков, которые безжалостно лишали их жизни, одного за другим.

Затем битва внезапно завершилась.

Максим отозвал вспомогательные когорты Второго Августова легиона, которым даже не пришлось двинуться в атаку. Одного их присутствия на поле боя оказалось достаточно, чтобы решить исход сражения. Они быстро двинулись наперерез приближающемуся легиону и заняли позиции в двухстах шагах впереди.

Справа от Веспасиана Четырнадцатый и Двадцатый легионы, прежде чем им двигаться дальше, сменяли свои передние когорты, пропуская вперёд вспомогательные, чтобы те образовали впереди что-то вроде щита и под его прикрытием все три легиона во главе со Вторым Августовым могли возобновить наступление.

Веспасиан сидел верхом на коне, расправив плечи. Сердце было готово выскочить из груди.

— Наступаем удвоенным шагом! — крикнул он трубачу, гордый тем, что именно его легион ведёт за собой остальных на запад, догоняя разбитого, но несломленного врага.

По колонне прокатился сигнал. Буквально в считаные секунды легион ускорил шаг, ритмично топая сандалиями по примятой траве. Шедшие впереди вспомогательные когорты перешли на лёгкий бег, чтобы трусцой преодолеть последнюю сотню шагов до вершины холма, когда на ней выросла одинокая фигура воина. В следующий миг за его спиной вдоль всего гребня на фоне низко висящего солнца уже темнела плотная людская масса. Вспомогательные когорты замерли на месте и в третий раз за день приготовились к бою.

— Стоять! — рявкнул Веспасиан.

— Эти ублюдки не сбежали, как им следовало, — пожаловался Магн, как только по сигналу трубы легион дружно замер на месте.

— Придётся устроить им ещё одну хорошую трёпку, а если её будет мало, то и ещё, — пробормотал Веспасиан, мысленно прикидывая, сколько воинов прячется за спинами тех, что были уже видны.

Четырнадцатый и Двадцатый легионы продолжили движение, пока не встали вровень со Вторым. Здесь они тоже остановились. Впервые за весь день на поле опустилась тишина. Противники выжидающе застыли на месте, глядя друг на друга.

Веспасиан через плечо обернулся на Плавтия, чей командный пункт располагался позади легиона Сабина. Оттуда уже спешили вестовые. Он вновь повернулся лицом к врагу. Бритты стояли, не пошелохнувшись. Ещё несколько мгновений противники смотрели друг на друга, затем предводитель бриттов зашагал в сторону Второго Августова легиона. Пройдя с десяток шагов, он высоко поднял над головой зелёную ветвь, а его воины двинулись следом за ним.

— Похоже, с них хватило! — воскликнул Магн.

Римские когорты взорвались ликующими криками.

— Непохоже. Ты приглядись, — возразил Веспасиан, указывая на медленно приближающихся бриттов. Позади них из-за холма никого больше не появилось.

— Похоже, это лишь одно племя, и притом небольшое. Я намерен поговорить с ними.

С этими словами он поддал в бока коню и поскакал вперёд. Бритты же замедлили шаг, а потом все как один бросили на землю оружие, после чего шагом вернулись туда, где стояли, и опустились на колени.

Веспасиан проскакал среди шеренг своего легиона, потом мимо вспомогательных когорт и остановил скакуна перед предводителем бриттов. Тот был единственный, кто продолжал гордо стоять, не сдвинувшись с места.

Бритт посмотрел на него. Лицо его было длинным и красноватым. В уголках глаз и на лбу залегли глубокие морщины. Вкупе с обвислыми седыми усами это создавало впечатление усталого человека, пережившего немало невзгод.

— Я — Будвок, вождь добуннов, подданный Каратака и хозяин исключительно собственной судьбы, — произнёс он на вполне сносной латыни. — Сегодня я и мои воины сделали то, чего требовала от нас честь, и теперь, пролив нашу кровь, мы выбрали свою судьбу. Если нам суждено остаться покорённым племенем, пусть это будет наш собственный выбор. Мы предпочитаем покориться могучему Риму, нежели нашим соседям — катувеллаунам. Как твоё имя, генерал?

— Тит Флавий Веспасиан, но я не генерал, я легат.

— Какая разница, легат. Ибо это легион, с которым мы сражались вслед за Каратаком и от которого потерпели поражение. Ему мы и покоримся.

С этими словами он вынул из ножен меч и бросил его на траву под копыта Веспасианова скакуна, после чего прикрыл его сверху зелёной ветвью.

— Теперь мы — твой народ. Можешь поступить с нами, как сочтёшь нужным, ибо мы в твоей власти.

— Эй, что там у тебя происходит, легат? — крикнул, подъезжая к ним, Плавтий.

— Я только что принял капитуляцию Будвока, вождя добуннов.

— Так быстро? — Плавтий посмотрел на вождя бриттов. — Что ж, Будвок, твои солдаты сражались храбро, даже если их вели за собой не командиры, а сущие ослы в военном искусстве. Думаю, тебе нет необходимости благодарить Каратака или Тогодумна за их сегодняшние так называемые подвиги.

Вождь печально покачал головой.

— К сожалению, Каратак мечтал один покрыть себя славой победителя и не стал дожидаться брата, хотя его армия была уже на подходе. Я знаю, что такое честь, и понимаю, что ради неё не жалко пожертвовать жизнью, но я не хочу приносить моих воинов в жертву чьему-то глупому тщеславию.

— И ты клянёшься собственной честью, что твои воины сложат оружие перед Римом?

— Я готов собственными руками лишить себя жизни, если кто-то из них восстанет против вас.

— В этом случае вас пощадят, и вы останетесь свободными. Вы останетесь здесь под охраной резервного легиона. Если же вы попытаетесь бежать или же нарушите данное тобой слово, то половина из вас умрёт на крестах, а вторая станет рабами.

— В этом не будет необходимости, генерал, — с поклоном ответил вождь.

— Надеюсь. Веспасиан, пусть до прихода Девятого легиона две твоих вспомогательных когорты останутся с ними. Думаю, ждать вам недолго. Девятый уже на подходе. После чего сразу вперёд. Нас ждёт переправа через реку.

Между тем солнце уже клонилось к закату, заливая травянистую вершину холма мягким, тёплым золотом. Сопровождаемый половиной вверенных ему всадников, Веспасиан вместе Муцианом, Максимом и Магном скакал впереди легиона и вспомогательных когорт. Вторая половина в составе шестидесяти человек следила за рекой. От них уже поступило донесение о том, что бритты переправились на западный берег и уничтожили за собой мост.

Пытаясь подавить радостную улыбку — впрочем, он имел полное право гордиться собой, — Веспасиан оглянулся на своих солдат, тяжело шагавших позади него вверх по склону холма.

— Нужно сытно накормить наших воинов ужином и дать им выспаться, — сказал он, обращаясь к Максиму. — Как только мы встанем лагерем, разреши им съесть половину пайка, но только не выпить половину вина. Утром мне не нужны тяжёлые, с похмелья головы. Что-то подсказывает мне, что завтра нас ждёт тяжёлый день.

— Сытный ужин я тебе обещаю, а вот крепкий ночной сон — вряд ли. Боюсь, нам придётся выставить как можно больше дозорных, ведь эти волосатые варвары наверняка попытаются перебросить через реку лазутчиков.

Веспасиан мысленно отругал себя за то, что позволил радости взять верх над предусмотрительностью.

— Ты прав, Максим. Но только распредели дозоры равномерно.

— Прослежу за тем, чтобы в каждой когорте полноценного сна не имела только одна центурия.

Веспасиан мысленно отругал себя. Ну почему он сам не подумал о простой мере предосторожности, о которой, пусть даже тактично, напомнил ему префект лагеря. Нет, в будущем он не позволит победам кружить ему голову, и Максиму больше не придётся исправлять его огрехи. С другой стороны, решил Веспасиан, для того и существует префект лагеря, чтобы помнить о таких вещах. На эту роль обычно назначали самых опытных солдат легиона. Придя в легион желторотым рекрутом, Максим из рядового дослужился сначала до младшего центуриона десятой когорты, после чего постепенно проделал путь до примипила первой когорты и наконец до префекта лагеря — высшей ступени военной иерархии, на какую мог претендовать рядовой легионер. Имея за плечами столь богатый военный и административный опыт, префект был призван присматривать за своими менее умудрёнными начальниками, такими как легат и старший трибун.

По мнению Веспасиана, это была хорошая система при условии, если легат не станет задирать нос — что, увы, случалось слишком часто — и прислушается к советам человека более низкого положения, нежели он сам. Веспасиан поклялся себе, что не допустит такой ошибки. Лучше чувствовать себя дураком, но быть в безопасности, решил он, шагая к вершине холма, чем проявить ненужный гонор, который в конечном итоге может стоить жизни.

Впрочем, все эти мысли тотчас вылетели из его головы, стоило ему подняться на вершину.

— Не дай нас в обиду, победоносный Марс! — прошептал он, глядя вниз на реку в полумиле от них, останки разломанного деревянного моста и дальше, на другой берег.

Там, у реки и на противоположном холме, насколько хватало глаз, собралось больше людей, чем даже в Большом цирке в Риме. Они стояли лагерем, отдельными кучками и группами, причём на глазах у Веспасиана их с каждой минутой становилось всё больше и больше, по мере того как из-за холма их соплеменники стекались в лагерь. Стоило римским легионам показаться на гребне, как вся британская армия вскочила на ноги и разразилась рёвом лужёных глоток, от которого закладывало уши.

— Их тут не меньше ста тысяч.

Максим подъехал к Веспасиану и встал рядом. Вместе они несколько мгновений рассматривали представшую их взорам картину.

— Да, тысяч сто будет, и с каждой минутой их становится больше. На месте Плавтия я бы не стал ждать до завтра. У нас ещё есть четыре часа светлого времени, чтобы соорудить через реку мост.

— Вот это я понимаю — армия! — воскликнул Магн, подъезжая к ним, и даже восхищённо присвистнул.

ГЛАВА 17

вл Плавтий с хитрой улыбкой посмотрел на своих легатов и префектов вспомогательных когорт. Они стояли вокруг стола, на котором лежал свиток с картой.

— Мы атакуем немедленно. Нужно воспользоваться их разгильдяйством, прежде чем кто-то из них додумается возвести вокруг лагеря оборонительные сооружения, — с этими словами он развернул свиток с картой, расправил его на столе и пальцем указал на реку. — Мы вот здесь. К северу от нас река делает поворот и примерно с полмили бриттам с их холма её не видно. — Плавтий указал на карту, затем на холм на противоположном берегу в миле от разрушенного моста. — Я хочу, чтобы восемь когорт батавской пехоты как можно скорее преодолели реку вплавь. — Веспасиан посмотрел на бородатого префекта батавов. — Цивилис, как префекта первой когорты я назначаю тебя главным. Ты должен преодолеть реку и взять тот холм. Это должно их слегка встряхнуть. Чутьё подсказывает мне, что это недисциплинированное отребье налетит на вас, но, поскольку рельеф местности на вашей стороне, вы наверняка продержитесь до того момента, когда мы достигнем своей цели. К тому времени они наверняка раскусят наш манёвр и оттянут от вас основные силы, чтобы бросить их на Второй Августов легион. Есть вопросы?

Цивилис нахмурился.

— А какова цель, ради которой требуется наш отвлекающий манёвр?

— Сооружение временного моста через реку, разумеется. Вы должны любой ценой удержать высоту. А теперь вперёд, мы не можем терять ни минуты. И пусть Фортуна и все ваши батавские боги будут благосклонны к вам!

— С нас хватит Фортуны, — Цивилис и семеро его командиров отдали салют и поспешили к своим солдатам.

Плавтий обвёл взглядом своих офицеров.

— На нашей стороне два существенных преимущества. Бритты не знают, что у нас есть восемь когорт по восемьсот человек, способных в боевом снаряжении преодолеть вплавь реку. Они также не слышали о понтонных мостах. Поэтому они думают, что мы дождёмся отлива, после чего возьмёмся за сооружение настоящего моста. Давайте не будем их разубеждать в этом заблуждении. Начинайте возводить лагерь, дабы усыпить бдительность наших лохматых противников и отвлечь их внимание от когорт Цивилиса, которые нанесут удар по ним с севера. Ограничьтесь только рытьём рва. Палатки ставить не надо.

Взгляд Плавтия упал на Веспасиана.

— Телеги с лодками подтянутся с минуты на минуту. Разгрузи их и приготовь, замаскировав бурной деятельностью по строительству лагеря.

Взгляд Плавтия переместился на Сабина.

— Как только батавы появятся на холме, я хочу, чтобы твой легион вышел вперёд и уничтожил остатки моста, но так, чтобы со стороны показалось, что мы пытаемся его восстановить. Бритты будут вынуждены разрываться между необходимостью отбивать атаку батавов — во-первых, и метанием камней в твоих парней, чтобы отогнать их от моста, — во-вторых. Боюсь, неизбежны небольшие потери, но вы должны любой ценой оставаться там.

— Да, генерал.

— Веспасиан, как только бритты сосредоточат главные силы на севере, ты спустишь лодки в воду, — сказал Плавтий и указал на участок реки в миле к югу от разрушенного моста. — В этой точке холмы изгибаются, удаляясь от берега, поэтому, как только вы будете там, в гору вам взбираться не придётся. У вас есть час на то, чтобы перебраться на другой берег и закрепиться там, чтобы легион Геты мог преодолеть реку вслед за вами.

Плавтий посмотрел на Гету.

— Я хочу, чтобы, как только батавы появятся на том холме, ты построил свой легион прямо здесь и маршем двинул на север. Это собьёт с толку Каратака и его брата. Они подумают, что ты попытаешься пересечь реку в том же месте, что и батавы, и это отвлечёт их внимание от Веспасиана. Через час возвращайся назад и в сумерки пересечёшь реку по мосту, который к тому времени построит Второй Августов. Как только вы переправитесь на другой берег, мост под прикрытием темноты нужно оттащить к позициям Четырнадцатого легиона, чтобы к рассвету он был готов. И тогда мы нанесём главный удар. Второй Августов будет находиться внизу, на берегу реки, Двадцатый — на холме. Оба двинут на север, чтобы соединиться с Четырнадцатым. Силами трёх легионов мы оттесним этих волосатых варваров назад, к батавам, и окончательно сокрушим их.

— А как же Девятый легион, генерал? — спросил Корвин, задетый тем, что вверенный ему легион не был ни разу упомянут.

— Я как раз собирался об этом сказать, легат. Отведи его в сторону, чтобы его не было видно с того берега. Завтра на рассвете ты вернёшься сюда и переправишься на другой берег вместе с Четырнадцатым. Как только бритты дрогнут, их остатки устремятся к Тамезису. Это к северу отсюда. Река чуть менее мили в ширину, и во время отлива её вполне можно преодолеть вброд, если знать места. Вплавь же её там нужно преодолевать не более двухсот шагов. Мы попытаемся помешать бриттам добраться до неё. Наши корабли остановят тех, кто всё-таки к ней пробьётся. Впрочем, не сомневаюсь, что несколько тысяч человек сумеют перебраться на другой её берег.

Пока мы будем производить зачистку, я хочу, чтобы Девятый как можно быстрее двинулся на запад, захватил северный берег брода выше по течению и продержался там до нашего прихода. Если вам придётся продвигаться с боями, значит, так тому и быть. Надеюсь, эта задача соизмерима с твоим достоинством, Корвин?

Корвин насупился, не зная, что сказать в ответ и не поставить себя при этом в глупое положение. В конце концов он молча кивнул. Плавтий холодно улыбнулся.

— Прекрасно, я рад, что у меня нашлось задание, достойное тебя. А теперь, господа, я оставляю приказы легионам и вспомогательным когортам на ваше усмотрение. Действуйте сообразно ситуации. Главное, чтобы поставленные перед вами задачи были выполнены. У вас есть ко мне вопросы?

Веспасиан посмотрел на других офицеров. Большинство изучали карту, мысленно прикидывая план действий, обменивались короткими фразами и кивками. В целом план был одобрен и сочтён выполнимым. От Веспасиана не ускользнуло, что Корвин и Гета исподтишка обменялись взглядами. Похоже, время, которое предсказывал Нарцисс, приближалось с непостижимой быстротой. Он посмотрел на Сабина. Тот кивнул. Он тоже заметил этот взгляд и понял его значение.

Спустя пару минут Плавтий довольно улыбнулся.

— Отлично. Во время первых боевых столкновений с врагом я хочу, чтобы вы сражались в первых рядах. Важно, чтобы солдаты видели, что офицеры не прячутся за их спинами и не страшатся полчищ этих раскрашенных дикарей. А теперь возвращайтесь к себе и делайте вид, будто сооружаете лагерь. Батавы должны появиться на холме уже в течение часа. Я от имени всей нашей армии сделаю жертвоприношения Марсу, Фортуне и Юпитеру. Будем надеяться, что они меня услышат, ибо всё будет зависеть от удачи. А пока вы свободны, господа.

* * *

— Итак, мои красавчики, давайте-ка разгружать эти лодки! — рявкнул примипил Татий на две центурии легионеров, обученных собирать понтонные мосты.

Солдаты без особой радости смотрели на колонну из двадцати запряжённых волами подвод, каждая из которых тащила пару пятнадцатифутовых лодок.

— Погоди, примипил! — крикнул ему Веспасиан, скача галопом вниз с холма. — Я только что осмотрел берег между этим местом и тем, где мы построим мост. Он плоский и порос травой. Дело пойдёт быстрее, если мы распряжём волов и своими силами подтянем повозки ближе к реке.

— Как скажешь, господин, — Татий повернулся к своим солдатам: те уже начали выполнять его последний приказ. — Положите эти треклятые лодки туда, где вы их взяли! Зачем их было снимать с подвод, если мы можем подкатить телеги к самой реке?

Легионеры растерянно посмотрели на примипила, однако лишних вопросов задавать не стали.

— То-то же! А теперь распрягайте волов и отведите их в сторону. Кстати, не вздумайте сожрать их. Они — армейская собственность и должны все как один вернуться к квартирмейстеру.

— Скажи, Татий, офицеры в претории?

— Да, господин. Я оставил их там, а сам пришёл сюда, чтобы разобраться с лодками.

Веспасиан поскакал вперёд через весь лагерь к преторию. Поручив сооружение понтонного моста опционам, Татий поспешил следом за ним.

Все его трибуны, префекты и центурионы, как самого легиона, так и прикреплённых к нему союзных когорт, уже ждали его. Подскакав к ним, он спешился и отдал коня подбежавшему рабу.

— Я буду краток, господа, поскольку через полчаса мы выступаем. Татий поручил пятой и шестой центурии десятой когорты выгружать лодки, так как обе центурии обучены сооружению понтонных мостов, — сказал он и посмотрел на префекта лагеря. — Скажи, Максим, доски у нас есть?

— Да, господин. Первая центурия второй когорты в данный момент получает гвозди и топоры.

— Отлично. Я только что был на реке. Отлив уже начался, но она в ширину всё ещё добрых пятьдесят шагов. Чтобы её перекрыть, нам понадобятся тринадцать или четырнадцать лодок. С тем количеством, которое у нас есть, можно сделать двойной ряд, — Веспасиан взглядом выхватил Луция Пета. — Как только мы выдвинемся, я хочу, чтобы твои солдаты спустились к реке и вплавь преодолели её, только быстро.

Юный префект расплылся в улыбке.

— Я уже велел им вылить воду из бурдюков и выдал каждому по десять копий.

— Молодец. Как только окажетесь на том берегу, ваша задача задерживать всё, что движется, пока мы не закончим сооружение моста.

— Слушаюсь, господин.

— Лучники обеспечат тебе прикрытие с берега, — Веспасиан посмотрел на префекта первой когорты. — Сколько стрел получили твои парни?

— Каждый по пятьдесят штук, и ещё по двадцать в запасе на запасных повозках.

Веспасиан кивнул.

— До конца дня должно хватить. Максим, пусть все лучники легиона присоединятся к первой когорте.

Префект лагеря кивнул.

— Как только мост будет готов, — вознесём же молитву Юнусу, что его сооружение займёт не более получаса, — первая когорта переправится на другой берег по правой его половине, со мной, и Татий — в первом ряду. Вы все, господа, последуете нашему примеру и будете сражаться в первых рядах ваших отрядов, даже юноши.

Веспасиан выхватил взглядом пять юных лиц военных трибунов. Их глаза горели предвкушением скорого боя, смешанного с толикой страха. Оставалось лишь надеяться, что ни один не поддастся опьянению битвы, как то не раз бывало в молодости с ним самим. В дисциплинированных шеренгах легиона безрассудству не должно быть места.

— Как только мы переправимся на другой берег, первая когорта выстроится лицом к северу. Река будет на правом её фланге. Вслед за ней — вторая, во главе с Муцианом, а потом все остальные в порядке очерёдности.

Мы встанем в три линии, причём во второй будет четыре когорты. По левой половине моста пройдут вспомогательные когорты. Первой на тот берег переберётся ала галльской кавалерии и как можно скорее захватит высоту на левом фланге. Её нужно будет удерживать до тех пор, пока не подоспеют пять когорт галльской пехоты. Они выстроятся на холме, поддерживая связь с левым флангом легиона. Кавалерия должна будет отвлечь на себя любые попытки противника обойти нас с флангов. Последней на ту сторону переправится кавалерия самого легиона. Ей отводится роль резерва. Лучники и артиллерия останутся на берегу и двинутся вперёд вместе с нами. Карробалисты останутся на своих повозках и будут вести с них обстрел врага. При этом сегодня мы никуда с места не сдвинемся. Наша задача — обеспечить плацдарм и ждать Двадцатый легион. Любое наступление с нашей стороны будет коротким и носить тактический характер. Сигнал будет поступать от первой когорты. Остальные должны обеспечить её поддержку. Вам всё понятно, господа?

Ответом на его вопрос стало одобрительное перешёптывание его офицеров.

— Лично я сомневаюсь, что нам дадут спокойно переправиться на тот берег, но чем быстрее мы это сделаем, тем больше у нас шансов застать бриттов врасплох. Но в любом случае они придут сюда и постараются отбросить нас назад за реку.

Веспасиан бросил взгляд на орду варваров на противоположном берегу. До неё было не больше тысячи шагов. Пока там было относительно тихо — бритты занялись возлияниями и приготовлением ужина. Вместо боевых криков и улюлюканья с того берега доносился лишь приглушённый гул голосов.

— Мы не должны этого допустить, поэтому нам придётся сражаться одному против пятерых или шестерых, если не семерых. Наша цель — удержать плацдарм до наступления сумерек, когда к нам подойдёт Двадцатый легион и сменит наши вспомогательные когорты. После чего нас ждёт тяжёлая ночь. Мы должны будем сохранять боеготовность, спать по очереди и недолго, и это притом, что у нас за плечами тяжёлый день. Утром мы выдвинемся на север. Приготовьтесь, господа, что путь этот будет нелёгким, кровавым.

Как будто в подтверждение правоты его слов, гул голосов на другом берегу постепенно вновь перерос в оглушительный рёв многих тысяч глоток.

Веспасиан посмотрел на север и мрачно улыбнулся, чувствуя, как участилось биение сердца, а в животе как будто вновь затянули узел.

— Похоже, господа, батавы переправились через реку. Начинается. Возвращайтесь в свои подразделения. Прикажите солдатам прекратить бессмысленную работу по сооружению лагеря. Пусть выстроятся в колонну. Я дам приказ выдвигаться, как только вниманием бриттов завладеют другие когорты. Батавы, лучники, артиллерия и отряд, которому поручено сооружение моста, идут первыми. Я вместе с ними. Муциан, как только мы достигнем реки, веди остальных за нами. У меня всё. Свободны.

Офицеры отсалютовали легату, браво развернулись и зашагали в свои подразделения. Веспасиан снова посмотрел на другой берег. Орда бриттов, словно стая птиц, плавно развернулась и устремилась на север.

— Прямо как стая скворцов, — прокомментировал Магн, подходя к Веспасиану сзади.

— Никогда ещё не видел столько скворцов в одном месте, — пошутил Веспасиан, поворачиваясь к другу, а в следующий момент глаза его вылезли на лоб: — Что это ты на себя напялил?

— Как сам видишь, кольчугу. Не хватало, чтобы эти варвары копались в моих кишках. Что касается шлема, сам понимаешь, голова — не орех. Не хочу, чтобы чей-то топор расколол её на две половинки. Щит же — надёжное устройство, помогающее отбивать удары вражеского меча, чем просто левая рука. Ну, ты понял, о чём я.

— Ещё как! То есть решил участвовать в сражении?

— Вообще-то я мечтал устроить себе приятный ужин на свежем воздухе. Посидеть на травке, посмотреть, как пойдут дела, но затем подумал, что вечером зябко и мне наверняка будет теплее где-нибудь в первом ряду вместе с тобой. Кстати, вот это я на всякий случай захватил для тебя, — с этими словами Магн вручил Веспасиану его щит.

— А не слишком ли ты стар для этого? — спросил Веспасиан, с благодарным кивком принимая щит.

— Пятьдесят один год — не возраст. Боевой дух из меня ещё не вышел. К тому же я ещё ни разу в жизни не бился с бриттами — думаю, это будет увлекательно.

Веспасиан покачал головой. Увы, спорить с Магном бесполезно. Тот не станет его слушать. Впрочем, ему не слишком хотелось с ним спорить. Он сам будет чувствовать себя гораздо увереннее, зная, что друг сражается с ним плечом к плечу. Он вновь бросил взгляд на другой берег. Орда бриттов чёрной тучей двигалась на север. Впрочем, в следующий миг от неё отделилось такое же тёмное облако и устремилось вниз, к реке. Судя по всему, это к разрушенному мосту приблизился Четырнадцатый легион.

Веспасиан вознёс про себя молитву богу Сабина, Митре, чтобы тот надёжно оберегал его брата. Тем временем в полумиле справа от него Двадцатый легион выдвинулся на север, к тому месту, где батавы переправились через реку.

— Я смотрю, им стало любопытно, — заметил Магн. Стоило бриттам заметить приближение новой угрозы, как рёв варварских глоток сделался ещё громче.

— Похоже, почти все они двигаются прочь от нас. Значит, нам пора вслед за ними. — Веспасиан посмотрел на трубача. Тот терпеливо ждал приказа, стоя рядом с преторием.

— Труби сигнал к наступлению.

Над лагерем прозвучал высокий и звонкий голос буцины, а вслед за ним — низкий рокот рожков.

Слева от Веспасиана две центурии, которым было поручено сооружение моста, принялись быстро толкать вниз к реке свои повозки. Тем временем кавалерия Пета унеслась прочь. Вслед за ней бегом бросились лучники. Замыкали наступление шестьдесят повозок с метательными машинами, стрелявшими толстыми стрелами, скорее похожими на копья.

Веспасиан сделал глубокий вдох. Он понимал: впереди у него несколько напряжённых часов, так что расслабляться нельзя.

— Давай поскорее закончим с этим делом!

— Я надеялся, что ты предложишь именно это.

Они с Магном зашагали вниз по склону холма вслед за повозками. Вокруг них когорты Второго Августова легиона и союзных частей готовились к схватке с численно превосходящим врагом. Одно Веспасиан знал точно: сегодняшнее сражение покажется детской игрой по сравнению с тем, что ждало их на другом берегу реки.

— Что вы ими любуетесь? Спускайте их на воду! — рявкнул центурион шестой центурии десятой когорты на четверых солдат, устроивших себе короткую передышку после того, как сняли лодку с подводы. За его спиной воины стучали тяжёлыми топорами, загоняя в берег восемь толстых кольев. Легионеры спешно перевернули лодку дном вниз и через высокие камыши потащили её по прибрежной грязи к реке. Подгоняемые суровым взглядом центуриона и понимая, что промедление смерти подобно, они отвязали от сидений два весла и, столкнув лодку на воду, прямо в грязных сандалиях вчетвером запрыгнули в неё.

Веспасиан наблюдал за приготовлениями, время от времени нервно бросая взгляд на север, мимо повозок артиллерии. Те уже выстроились позади лучников в три ряда, по двадцать в каждой, и нацелили свои орудия на чёрную массу бриттов, устремившуюся на внезапно возникшего рядом противника. Затем его взгляд скользнул вдоль реки. Разгрузка лодок шла своим чередом. Вскоре все они уже покачивались на медленных водах реки.

Стук молотов прекратился. Восемь кольев, по четыре для каждого моста, были наконец загнаны в землю. Видя, что они сидят крепко, опцион дал команду закрепить четыре длинных мотка верёвок, что лежали рядом на земле. Тем временем лодки второго моста ждали своей очереди в воде. Чуть южнее, на противоположном берегу, Веспасиан увидел, как последние всадники Пета вылезли из воды и присоединились к але, которая уже строилась в четыре ряда. Пока что не было никаких признаков приближения врага.

— Возможно, дело обойдётся без крови, — заметил Веспасиан, глядя мимо Магна на холм, с которого к ним уже спускались солдаты Второго Августова легиона.

Бывший кулачный боец на всякий случай сплюнул, зажал большой палец и пробормотал молитву, отгоняя сглаз.

— Извини.

— Первые лодки! — гаркнул центурион.

Его товарищ на втором мосту прорычал тот же приказ.

Пять лодок тотчас пришли в движение. Как только первая лодка поравнялась с кольями, два легионера схватили её, удерживая на месте, а двое других передали мотки верёвки, каждый из которых был привязан к двум кольям, двум легионерам, которые сидели один на носу лодки, второй — на корме. Они быстро продели верёвку в металлические глазки, привинченные на обоих концах лодки, и, крепко закрепив, передали верёвку дальше, своим товарищам в следующей лодке, как только та поравнялась с ними.

Пока продевалась верёвка, гребцы удерживали лодки рядом. Как только узлы на второй лодке были завязаны, моток передали дальше, на третью лодку. Внешний гребец всегда держал весло опущенным в воду, поддерживая ровным ряд, и вынимал его из воды лишь тогда, когда рядом становилась очередная лодка. Рядом с ними, только в зеркальном отражении, шло сооружение второго моста.

Веспасиан вновь посмотрел на северный холм. Вверх по склону, навстречу батавам, занявшим позицию вдоль его гребня, неслась плотная туча колесниц. В следующий миг от вспомогательной когорты отделилось тёмное облако и, взмыв вверх, устремилось в самую её гущу. Крики, которые последовали за этим залпом, утонули в рёве десяти тысяч глоток. Впрочем, даже с того места, где стоял Веспасиан, было видно, что несколько десятков колесниц замерли на месте: впряжённые в них лошадки неподвижно лежали на земле.

— Следующие пять! — рявкнул центурион, когда последние две лодки из первой пятёрки были надёжно закреплены. Веспасиан оторвал взгляд от холма.

По обеим сторонам от него в воду спустили ещё пять лодок. На берегу вооружённая молотками и гвоздями центурия бегом бросилась мимо кольев, вслед за груженной досками повозкой.

Те, кто сидел в лодках, встали со своих мест, и четверо легионеров прошли по сцепленным лодкам вперёд. Позади них образовалась рабочая цепочка, передававшая им широкие, шириной в два фута, доски, которые они укладывали поперёк лодок и прибивали к толстым бортам длинными гвоздями. Вскоре, продвигаясь от середины реки назад к берегу, начал приобретать очертания мост шириной в двенадцать футов. На первый слой досок тем временем уже накладывали второй. К тому времени, когда последние доски были прибиты, подоспели следующие пять лодок. Теперь будущая переправа протянулась на две трети ширины реки. Как только последние лодки заняли свои места, сооружение моста возобновилось.

Вскоре к дальнему берегу для завершения работ пристали две лодки с контубернием вооружённых молотками и кольями легионеров, а ещё через несколько минут мимо моста прошла ала Луция Пета.

Рядом с Веспасианом, звякнув доспехами, вытянулся по стойке «смирно» префект лагеря Максим.

— Второй Августов легион и его союзные когорты выстроены в колонны и готовы к переправе, легат, — браво отрапортовал он.

— Спасибо, префект, — поблагодарил Веспасиан и обернулся к своему легиону. Десять тысяч солдат выстроились на холме в две колонны по восемь человек в каждой шеренге. Тёплое предвечернее солнце освещало усталые, суровые лица; играло золотистыми бликами на кирасах, подсвечивало штандарты, которые поведут легионеров навстречу врагу, а может, и самой смерти.

В следующий миг с противоположного берега донёсся протяжный сигнал кавалерийского рожка. Веспасиан вздрогнул, правда, не столько от его резких нот, сколько от того, что этот звук значил.

Он не стал смотреть в ту сторону, откуда донёсся сигнал. Вместо этого он повернул голову на север и увидел то, чего боялся больше всего. Движение Второго Августова легиона не осталось незамеченным. Да и как такое могло быть? От орды бриттов отделилась внушительная часть войска и теперь неслась прямо на них по плоскому речному берегу, возглавляемая несколькими десятками колесниц.

Ала Луция Пета разомкнула ряды и рысью устремилась навстречу врагу, до которого оставалась всего миля.

— Поторопись, Максим, иначе мы завязнем в бою прежде, чем на тот берег переправится первая когорта.

Префект лагеря посмотрел на две последние лодки на каждом мосту, которым ещё предстояло встать на место, и бросился отдавать новый приказ.

Магн нахмурился.

— Не знаю, какой будет от этого толк. Парни и без того трудятся не покладая рук. Ещё ни разу не видел, чтобы мост соорудили так быстро.

Веспасиан пропустил мимо ушей его ворчание, зато подозвал к себе префекта первой когорты лучников.

— Двигайтесь вслед нашей кавалерии, если понадобится, бегом. Но я требую, чтобы, как только они вступят в поединок с врагом, каждые десять секунд в небо взлетали восемьсот стрел. И обязательно цельтесь в лошадей.

Префект отсалютовал и бросился выполнять приказ. Уже в следующее мгновение лучники развернулись и бегом устремились вдоль берега реки в северном направлении.

Опасения Магна не оправдались. Появление Максима на дальнем конце моста подвигло его солдат удвоить усилия, и вскоре две последние лодки заняли место в ряду остальных.

Веспасиан отошёл на несколько шагов вверх по холму и встал в передней шеренге первой когорты рядом с Татием. Магн встал по другую сторону. Позади них, наряженный в волчью шкуру, стоял навытяжку аквилифер Второго Августова легиона, готовый в любой момент воздеть высоко над головой священный штандарт и гордо держать его на протяжении всей битвы, пока другие легионеры будут проливать кровь — врага и свою собственную.

Веспасиану потребовалась вся сила воли, чтобы не вертеть головой по сторонам. Тем временем верёвки были привязаны к кольям, и последние футы настила уложены и прибиты к лодкам. Веспасиан посмотрел на север: батавам до неприятеля оставалось чуть больше двухсот шагов. Лучники едва поспевали за ними.

— Не смотри на них, господин. Всё равно вы ничего не сможете сделать, — шепнул Магн ему на ухо.

Чтобы хоть как-то снять мучительное напряжение, Веспасиан крепко сжал рукоятку меча и проверил, свободно ли тот выходит из ножен. При этом он подумал о том, что подарок Антонии — меч, принадлежавший когда-то её отцу, Марку Антонию, — впервые после долгого бездействия увидит сражение. Последний раз он пользовался им почти пять лет назад, во время погромов евреев в Александрии. А как не хватало ему этого меча в Германии, хотя у него и была длинная спата. Но разве она...

— Освободить мост! — крикнул Максим.

Строители поспешили сойти на берег. Под их шагами деревянная конструкция начала слегка раскачиваться.

— Выступаем, примипил! — приказал Веспасиан, не дожидаясь, когда последний строитель ступит на берег. — Первая когорта, вперёд, ускоренным шагом!

Раздался рёв рога. Штандарты дважды опустились, и восемьсот солдат пяти сдвоенных центурий первой когорты двинулись вперёд.

— Не в ногу! — приказал перед мостом Татий.

Солдаты выполнили команду, ломая ритм марша. Ведь если шагать по настилу в ногу, мост может не только опасно раскачаться, но и вообще развалиться, войдя в резонанс.

Веспасиана так и подмывало перебежать мост. Однако он сдержался, выдерживая задаваемый Татием шаг. Позади него в разнобой шагали сотни ног. Топот подкованных сандалий гулко отдавался в корпусах лодок, отчего казалось, что где-то поблизости грохочут раскаты грома.

С каждым шагом в Веспасиане нарастала тревога. Он то и дело бросал взгляд на север — туда, где Луций Пет и его кавалеристы пытались вступить в схватку с колесницами. Не желая вступать в настоящий бой, варварские колесничие в последний момент отклонялись в сторону, успев метнуть в батавов копья. Впрочем, те платили им той же монетой, целясь главным образом в лошадей. Лошадки падали, увлекая за собой деревянные колесницы. Те, в свою очередь, переворачивались, а стоявшие в них колесничие взлетали в воздух. В результате на пути кавалеристов выросла целая полоса препятствий. Увы, нарушать строй было крайне опасно. Батавы были вынуждены остановиться и теперь сражались против тех нескольких колесниц, которые им удалось окружить, и горстки пеших колесничих, выбравшихся из-под обломков.

В данный момент на застрявших батавов неслись около сотни колесниц, хотя их с восточного берега безжалостно поливали стрелами лучники. Прежде чем повернуть назад, варвары успевали метнуть в батавов по два, а то и три копья. Сражённые, люди и кони под ними падали на землю, где продолжали биться в конвульсиях и истошно кричать.

Внезапно шаги Веспасиана сделались неслышными; под ногами перестал колыхаться деревянный настил. Передняя шеренга вновь вступила на твёрдую почву. В полумиле к северу от них ала Луция Пета дрогнула и обратилась в бегство, не в силах противостоять натиску варварских колесниц, которых они так и не смогли вызвать на настоящий бой. Жертвы же при этом были неописуемые.

Впрочем, бритты пострадали не меньше, правда, от нескончаемого ливня стрел, которыми продолжали осыпать их лучники. Тем не менее они бросились вдогонку дрогнувшему врагу, зная, что скоро стрелы перестанут долетать до них. Вслед за колесницами вперёд устремились тысячи варварских воинов — не знающая чёткого строя, зато исполненная решимости и боевого духа человеческая масса.

Тем временем первая когорта была уже на западном берегу. Поняв, какая опасность грозит им на открытой местности, Татий ускорил шаг. Пока когорта бежала по лугу, уже примятому копытами кавалерии Пета во время неудачного броска на север, он вслух считал шаги. Рядом с ними к холму, гремя копытами, проскакала ала галльских всадников, как и они сами, отлично понимавших, что скорость решает всё. Вслед за всадниками торопились их пешие соплеменники, подгоняемые окриками центурионов и опционов.

Когда Татий досчитал до пятидесяти, до батавов было не более пятисот шагов. Спасая жизни, они летели на взмыленных лошадях и в результате сумели оторваться от своих преследователей. Впрочем, те, в свою очередь, стали недосягаемы для лучников, стрелы которых теперь летели в пехотинцев, двигавшихся вслед за колесницами. Вскоре в плотной человеческой массе уже зияли первые бреши.

Когда счёт дошёл до семидесяти шагов, Веспасиан нервно покосился на примипила, однако ничего не сказал: закалённый в боях ветеран прекрасно знал, когда отдавать когорте приказ строиться. Шедший рядом с Веспасианом Магн устало крякнул: казалось, от быстрого шага сердце вот-вот выпрыгнет из груди.

— Направо! — крикнул Татий, досчитав до ста.

Передняя шеренга развернулась лицом к северу. От бегущих батавов их теперь отделяло не более трёхсот шагов. Через ещё два десятка мучительных мгновений Татий вскинул руку в воздух.

— Стоять! Стройся!

Он постепенно замедлил шаг, чтобы те, кто шагал сзади, не налетели на передние ряды, после чего остановился. Колонна позади него раздвинулась в обе стороны, превратившись в линию глубиной в четыре шеренги. Сделано это было с быстротой и изяществом, которые достигаются лишь долгими годами муштры. Позади них галльские вспомогательные части продолжили движение; вторая когорта перешла реку. Впереди бегущие батавы метнулись в сторону, и взорам воинов первой когорты предстали вражеские колесницы, а дальше за ними — плотная масса кельтских воинов.

Татий вопросительно посмотрел на Веспасиана. Тот кивнул.

— Это твоя центурия, примипил, ты её командир и потому приказы отдавай сам, пока я не решу, что легион вместо боя должен заняться чем-то другим.

— Слушаюсь! Обнажить копья!

По когорте прокатились раскаты походного рожка. Другие центурионы повторили приказ. Вдоль всей шеренги по обеим сторонам от стоявшего в центре Татия солдаты выставили вперёд левую ногу и прикрыли грудь щитом, над которым тотчас вперёд выскользнуло длинное древко с крючковатым наконечником. Хотя копья изначально задумывались как метательное оружие, Татий по многолетнему опыту знал, что сплошная стена острых наконечников, направленных лошадям в глаз, поможет остановить бегущих им навстречу животных, от которых их в эту минуту отделяло около сотни шагов.

Веспасиан бросил взгляд через левое плечо. Над головами суровых легионеров маячил штандарт второй когорты: она тоже успела перестроиться. Позади неё он различил третью, которая в данный момент перестраивалась, а ещё дальше — кавалерию Пета и галлов, которые начали подъём на холм.

Затем он повернул голову и посмотрел на приближающегося врага, до которого оставалось шагов пятьдесят. И, к своему ужасу, понял, что третья когорта перестроиться не успевает.

В следующий момент справа от него воздух прорезал пронзительный свист, за которым последовала серия тяжёлых ударов. Резко обернувшись, он успел различить стрелы, выпущенные с другого берега шестьюдесятью карробаллистами. Со звонким пением прорезая на огромной скорости воздух, метательные снаряды крушили колесницы, людей и животных, превращая их в кровавое месиво. На глазах у Веспасиана одну из лошадей ударом отбросило на соседнюю, и стрела насквозь прошила их обеих. В следующий миг возницу соседней колесницы подбросило в воздух, и он, пронзённый, рухнул прямо на живот обезумевшему от боли животному, где остался лежать, раскрыв рот в предсмертном крике.

Вся эта кровавая масса билась и извивалась, разбрасывая вокруг себя брызги крови и заходясь в душераздирающих воплях.

По всему фронту атаки бриттов колесницы трещали и переворачивались, рассыпались щепками, оторванные колёса или другие части взлетали в воздух, а потом всё это сыпалось на головы другим. Те, что ехали следом, попытались объехать нагромождения тел и обломков. Увы, сделать это было почти невозможно. Колёса катились, давя распростёртые на земле тела раненых, не позволяли подняться тем, кто пытался встать на ноги. Постепенно ярость атаки пошла на убыль. Возничие и воины с опаской поглядывали на вражескую артиллерию на другом берегу, видя, какой разгром та могла сотворить. Буквально в считаные мгновения после залпа наступление захлебнулось, На земле валялись обломки более пятидесяти колесниц — их либо разнесло в щепки залпом, либо в возникшем хаосе они пострадали от столкновения с другими.

Веспасиан понял: настал момент взять инициативу в свои руки.

— Второй Августов, вперёд!

Раздалось пение рожка. Орёл и штандарт первой когорты опустились, и все восемьсот человек как один двинулись вперёд. Примеру первой когорты последовала вторая. На последнем участке равнины перед холмом третья когорта, с Максимом в передней шеренге, наконец произвела перестроение. Позади них, с каждой минутой увеличивая боевую мощь легиона, мост переходили всё новые и новые подразделения. На глазах у легионеров застывшие было колесницы развернулись и под смех и улюлюканье противника устремились назад, туда, где всего в четырёхстах шагах, тёмным роем облепив склон холма, ждала своей очереди масса пеших воинов.

— Стоять! — крикнул Веспасиан, как только они приблизились к первым обломкам, которыми было густо усеяно поле.

Легионеры замерли в считаных дюймах от первой груды тел лошадей и людей, мёртвых и бьющихся в агонии посреди обломков трёх колесниц. К этому моменту, закончив перестроение, их догнала третья когорта.

— Это была самая лёгкая часть, — пробормотал Магн, глядя на приближающуюся орду варваров.

— Неужели? А, по-моему, почти без потерь переправить через реку десять тысяч человек, причём на глазах у противника, это тоже кое-что значит. Ты только взгляни! — Веспасиан указал влево.

На холме, на фоне закатного солнца, вырисовывались силуэты галльской кавалерии. Первая из вспомогательных когорт почти дошла до них. Следующие две были на подходе, и ещё пара резервных переходила на новые позиции. На глазах у Веспасиана и Магна первая когорта поднялась на гребень холма и начала выстраиваться в линию. Кавалерия же исчезла за холмом. Две следующие когорты встали лицом к врагу, после чего все три устремились вперёд, пока фланги ближайшей не сомкнулись с левым флангом легиона, создав сплошную линию, растянувшуюся более чем на полмили. Затем две последние галльские когорты вышли вперёд, чтобы завершить вторую линию.

— Какой же я болван! — проворчал Магн, поворачиваясь лицом к бриттам. — Я даже не понял, что самая лёгкая часть заключалась в том, чтобы в течение часа до заката удерживать плацдарм, когда враг имеет численное преимущество в пять или шесть раз.

Веспасиан не сводил глаз с тёмной массы варваров, что двигалась им навстречу. Он отметил про себя, что скорость её приближения существенно замедлилась. На левом фланге, вдоль берега реки, сотни вражеских пращников вели поединок с его лучниками. Не имея, в отличие от своих противников, щитов, те несли значительные потери. Несколько десятков уже лежали на земле, в то время как остальные медленно отступали. Этот вынужденный манёвр не только выводил их из-под обстрела, но и давал возможность пополнить запас стрел, которые хранились в тыловом обозе. Ещё дальше батавская пехота всё ещё удерживала холм, успешно отбивая все вражеские атаки. Того, что происходило в эти минуты с легионом Сабина на мосту, Веспасиан не знал. Его внимание было приковано к тёмной массе, что остановилась перед ним на расстоянии двухсот шагов.

Как и в первый раз, от полчища бриттов отделился вождь, высокий и гордый. Повернувшись к своим воинам, он поднял руки и что-то громко и чётко прокричал на своём родном языке.

— Это не тот, кого мы видели утром, — сказал Татий. — Похоже, это Тогодумн.

Вражеская орда взорвалась рёвом многих тысяч глоток. Трубачи воздели вверх десятки длинных прямых рогов. Воздух пронзили отрывистые звуки, напоминающие тявканье лисы, которые постепенно перешли в низкий рокот, похожий на звуки римского рога. Гудение нарастало с каждой секундой, заглушая удары карробалист, с прицельной точностью ведших по врагу смертельные залпы. Вскоре в рядах бриттов уже зияли кровавые бреши, которые, впрочем, тотчас закрывали собой новые воины.

Похоже, Тогодумна не волновали потери его воинов. Воздев в воздух меч, он повернулся к римлянам и резко его опустил, вложив в это движение всю свою ненависть к захватчикам.

С Тогодумном во главе бритты ринулись в атаку. Кстати, атака эта резко отличалась от той, которую Веспасиан видел утром. Скажем так: она была более сдержанной и продуманной. Никто не вырывался вперёд, обуреваемый жаждой личной славы, и хотя рядов в привычном смысле этого слова не было, в варварском войске чувствовалась некая упорядоченность.

Веспасиан понял: на этот раз бритты задумали взять над легионом верх, задавив его своей массой.

Он посмотрел на Татия.

— Твоя когорта, примипил.

Татий кивнул.

— Приготовиться в атаке!

И вновь приказ пронёсся дальше по притихшей когорте. Восемьсот воинов отвели правую руку назад. Вдоль всего строя римлян центурионы приняли команду старшей когорты. Легионеры приготовились отразить натиск вражеской орды. Вскоре та, потрясая мечами, уже летела на них. Со стороны казалось, будто с холма вниз стекает река ртути.

И вновь артиллерия послала в эту массу шестьдесят смертоносных залпов. Десятки тел рухнули на землю, пронзённые стрелами и копьями. Впрочем, крики боли потонули в рёве десятков тысяч варварских глоток, из которых рвался боевой клич. Пращники переключили внимание на артиллеристов, которым требовалось время, чтобы перезарядить свои карробаллисты.

На бегу размахивая над головами кожаными пращами, они обрушили на повозки град камней, сбивая с ног, круша черепа людям и мулам. Напуганные животные бросились в бегство, таща за собой повозки, а сами артиллеристы разбежались в поисках укрытия.

При виде наступающих бриттов у Веспасиана свело живот. Впрочем, утешало лишь то, что точно такой же страх сейчас владел всеми. Веспасиан в буквальном смысле носом ощущал его запах.

Поскольку копья у него не было, он проверил, легко ли выходит из ножен меч, и про себя вознёс молитву, чтобы тот в его руке разил врагов с такой же силой и точностью, как и в руке его бывшего владельца.

Бритты тем временем наступали. Теперь противников разделяло не более пятидесяти шагов. Веспасиан смог разглядеть синие узоры на их голых руках и торсах, длинные усы, которые трепал ветер, оскаленные в зверином крике рты. Он машинально крепче сжал щит.

Металл со звоном ударился о металл. Это на третью когорту, щитом налетев на щит, обрушилась атака варваров. Веспасиан посмотрел налево. В следующий миг в небо взмыли дротики второй когорты. От холмов, тёмных от вспомогательных галльских когорт, отделилось ещё более тёмное облако. Это галлы тоже метнули копья — как раз в тот момент, когда первая волна варварской атаки, налетев, разбилась о римские щиты.

— Пли! — скомандовал Татий, когда плотная человеческая масса разбилась о самые дальние щиты второй когорты.

Издав дружный рык, восемьсот легионеров первой когорты метнули копья, после чего, перенеся тяжесть тела на левую ногу, плавным движением вытащили мечи.

Глядя, как смертоносный залп приближается к своей цели, Веспасиан ощутил, как в спину ему упёрся щит стоявшего сзади воина. На какой-то миг время как будто замерло, а весь мир вокруг притих. В следующую секунду воздух прорезали истошные крики. Это на бегущих варваров обрушились тяжёлые римские копья, сбивая с ног, подбрасывая в воздух кровавыми дугами, пронзая, разбивая в кровавое месиво лица, разнося в щепки щиты, вспарывая грудные клетки и животы. Волна нападавших откатилась назад, давя тех, что бежали следом. Издав звериный рык, бритты падали, мечи вылетали из их рук, в небо взлетали фонтаны крови, глаза вылезали из орбит. Впрочем, те, что остались живы, неслись дальше. Более того, на фоне летящих копий казалось, будто они удвоили скорость.

Веспасиан стиснул зубы и весь напрягся, прикрываясь щитом. В следующее мгновение слева и справа от него, заходясь звериным рыком, на первую когорту налетела человеческая масса, с рёвом раздавая удары. Внезапно его тело как будто встряхнули — это он ощутил на себе мощь варварской атаки. Моментально подкосились ноги. Более того, упиравшийся ему в спину щит толкнул его вперёд, выбивая из лёгких воздух. Впрочем, инстинкт самосохранения взял верх. Веспасиан постарался сохранить равновесие.

Жадно хватая ртом воздух, он быстро выставил щит вперёд, целясь в занесённую над ним руку с мечом. Он оказался проворнее своего противника, размозжив ему руку прежде, чем тот успел опустить на него свой меч. Пальцы разжались, и меч со звоном упал у него за спиной. Воспользовавшись щелью между своим щитом и щитом Магна, Веспасиан нанёс удар гладием в мягкую плоть врага. В следующий миг ему на левую ногу пролилась тёплая кровь. Уши заложило от лязга и звона оружия, криков, воя, глухих ударов человеческих тел об обтянутые кожей деревянные щиты.

Веспасиан повернул лезвие, вытягивая меч из тела врага, и встретился взглядом с тем, кому только что выпустил кишки. Под напором следующих рядов кровожадных варваров бритт оказался прижат к его щиту. Рот под длинными усами был открыт и из него вытекала слюна. Раненый варвар отчаянно пытался втянуть в себя воздух. Рёбра его были сломаны от удара о щит Веспасиана, а сам он был расплющен между щитом и напиравшими сзади соплеменниками. Приподняв подбородок и выпучив налитые кровью глаза, он жадно хватал ртом воздух, стискиваемый с обеих сторон.

Подталкиваемый сзади воином второй шеренги, Веспасиан подался вперёд. В нос ему ударила вонь фекалий, перебив даже запах свежепролитой крови. С обеих сторон от него Татий и Магн, сыпля всеми известными им проклятиями, также заняли оборону, прикрывшись щитами. Впрочем, то же самое сделали все, кто стоял в первой шеренге: сомкнув щиты, легионеры пытались сдержать напор обезумевшей человеческой массы.

Оружие сделалось бесполезным. Шеренга превратилась в сплошную непробиваемую стену. Даже если между щитами и возникала щель, человеческая плоть на той её стороне уже была мертва, пронзённая мечом или расплющенная в лепёшку в образовавшейся давке. Мёртвые бритты создали дополнительную преграду на пути их же соплеменников.

Внезапно Веспасиан ощутил усилившееся давление сзади. Всё понятно, это вторые шеренги когорт решили для надёжности добавить своего веса. Веспасиан держал плечо под углом к своему щиту, прижавшись к нему лбом, кулаком правой руки и левым коленом. Прижаться к щиту всем телом означало бы медленно и болезненно раздавить себе грудную клетку. Голова раненого варвара качнулась над краем щита, и перед глазами Веспасиана по дереву щита вниз потекла смешанная с кровью слюна.

Яростные вопли стихли, уступив место рычанию и сдавленным стонам. Две плотные человеческие массы давили друг на друга каждой частичкой имеющихся у них сил.

Увы, дополнительное давление второй шеренги оказалось бессильно сдержать напор численно превосходящего противника. Второй Августов легион медленно, но неуклонно сдавал позиции. Кожаные завязки сандалий больно впивались Веспасиану в ноги. Сами сандалии, несмотря на подбитые гвоздями подошвы, медленно скользили назад, вспахивая поросшую травой землю. Оставляя за собой крошечные бороздки, его стопы скользили всё дальше и дальше назад, и чем длиннее становились эти борозды, тем быстрее его покидала надежда.

По его прикидкам, они отошли самое малое на десять шагов. Знал он и то, что рано или поздно это неимоверное давление сделает своё дело и в каком-нибудь месте в шеренге возникнет брешь, что означало бы катастрофу.

Но нет. Внезапно он ощутил, что давление ослабло. Они больше не смещались назад. Используя прижатого к щиту варвара в качестве прикрытия, Веспасиан рискнул выглянуть из-за щита. Его взору предстал царивший среди бриттов хаос. Римские лучники вели низкий огонь, целясь в ягодицы и ноги воинов последних шеренг противника. Несмотря на шквал выпущенных пращниками камней, лучники демонстрировали своё искусство, сосредоточив усилия на спасении всего легиона, а отнюдь не на отпоре тем воинам, кто обстреливал их самих. Многие падали под ударами, однако остальные продолжали поливать бриттов ливнем стрел, особенно тех, что напирали на первую когорту.

Веспасиан понял: это их единственная возможность, которой они просто обязаны воспользоваться, прежде чем лучники будут вынуждены отойти.

Он посмотрел на Татия.

— Вперёд!

Примипил обернулся и проревел приказ, поворачиваясь направо и налево. Тот был тотчас подхвачен не только другими центурионами, но и всей когортой, превратившись в низкое, приглушённое рычание.

Ощущая спиной напор задних рядов, Веспасиан поднял щит и на полшага выставил вперёд левую ногу. Стоявшие рядом Магн и Татий сделали то же самое. Это первое крошечное продвижение вперёд вернуло когорте боевой дух. Вскоре глухое рычание сменилось громкими воинственными возгласами. Ещё один мучительный шаг левой, затем ещё и ещё.

— Ублюдки отходят! — крикнул ему Магн.

— Что?

— Они вылили в землю всю свою кровь, мочу и дерьмо и теперь не могут устоять.

Понатужившись, легионеры сделали ещё пару шагов, продвинувшись ближе к первоначальной линии. Вскоре давление на щиты ослабло, и мёртвый варвар вместе с сотнями других, раздавленных и пронзённых, соскользнул на землю. Здесь уже высился барьер из мёртвых тел, позади которого царил полный хаос.

Многие поскользнулись в смешанной с кровью грязи. Другие споткнулись о раненых, которых сбили с ног стрелы лучников.

Веспасиан посмотрел на Татия. Кивнув друг другу, они перешагнули через первый ряд мёртвых тел, а вслед за ними двинулась и вся первая шеренга, которой теперь было где работать оружием.

Те бритты, что были на ногах, попытались дать им отпор, время от времени поодиночке налетая на стену обагрённых кровью щитов.

Вогнав шишку щита в грудь голого по пояс гиганта, что вырос перед ним с занесённым над головой мечом, Веспасиан сделал выпад гладием. Он целился низко и вогнал заточенное остриё нападавшему прямо в пах. Рядом с ним Магн чудом избежал колющего удара копьём в лицо, вовремя увернувшись. В результате вражеское копьё ударилось о щит следующего легионера. Быстрым двойным движением Веспасиан выдернул свой меч и вогнал край щита в подбородок зашедшемуся в крике варвару, ломая ему челюсть. Крик тотчас же оборвался. Ревя, словно бык, Магн ринулся на обидчика и с силой наступил ему на ногу. Взвыв от боли, тот отдёрнул раздавленную стопу, таща за собой сандалию Магна, гвозди которой запутались в ремнях его сапога. Лишившись на скользкой почве равновесия, бывший кулачный боец упал навзничь, подвернув при этом левую ногу. Несмотря на боль, его противник решил воспользоваться подвернувшейся возможностью и занёс для удара копьё. Однако его опередил воин второй шеренги. Встав над Магном, он щитом оттолкнул вражеское копьё, и удар пришёлся о землю. Вытащив меч и держа его на уровне лица, он сделал выпад вперёд и вонзил лезвие варвару в горло. Бритт отшатнулся, а легионер, сделав шаг вперёд, заполнил собой брешь рядом с Веспасианом.

Не зная, что с Магном, Веспасиан работал мечом, стараясь во что бы то ни стало устоять на ногах. Тем временем бритты, что упали, поскользнувшись или споткнувшись о мертвецов и раненых, постепенно поднимались на ноги и снова бросались в бой. Правда, скорость и мощь натиска были уже не те. Теперь они бились поодиночке. Увы, шансов противостоять безжалостной военной машине римлян, неуклонно наступавшей вперёд, у них не было. Несколько десятков самых отважных расстались с жизнями, пронзённые мечами первой когорты. Кое-где им удавалось лишить жизни то одного, то другого римлянина, но времени на ликование по этому поводу у них не было. Вскоре до них дошло: им будет нечем похвастать, сидя вечером вокруг костров. И тогда они обратились в бегство.

— Всем стоять на месте! — крикнул Веспасиан, когда внезапно перед первой когортой не осталось врага.

Второго приглашения легионерам не потребовалось. Измученные как физически, так и морально, они тотчас застыли на месте, жадно хватая ртами воздух.

Бросив взгляд налево, Веспасиан увидел, что там дела обстоят не так хорошо, как на других участках. Вторая когорта также воспользовалась поддержкой лучников и отбила натиск врага. Чего никак нельзя было сказать про третью. Когда вторая когорта двинулась вперёд, сохранить боевой порядок удалось лишь благодаря своевременному вмешательству одной из когорт третьей линии, заполнившей образовавшуюся брешь, поскольку третья была вынуждена отступить назад.

Впрочем, наибольшую озабоченность у Веспасиана вызвала обстановка на холме. Две вспомогательные когорты на левом фланге дрогнули и, несмотря на подкрепление из двух, оставленных в резерве, медленно отходили назад вниз по холму. И лишь ала галльской кавалерии, которая наносила точечные удары по неприятельскому флангу и тылу, мешала варварам сплотиться и нанести сокрушительный удар по вспомогательным когортам.

Веспасиан указал на последние несколько сотен бриттов, что продолжали сражаться со второй когортой.

— Татий, возьми первую и прикончи этих ублюдков! Затем вместе со второй начинайте продвигаться наверх. Четвёртую и пятую я оставлю здесь, прикрывать вам спины. Оставшиеся когорты я брошу в поддержку ауксилариям.

Татий молча кивнул. В столь напряжённый момент было не до формальностей. Веспасиан повернулся и быстро зашагал вдоль строя, похлопывая на ходу по плечам легионеров. Он знал: сейчас быстрота решает всё.

— Как лицо гражданское, господин, прошу разрешить мне пересидеть наступление, — произнёс Магн, когда, ковыляя, подошёл к нему. — Своё любопытство я уже удовлетворил, причём едва не загубил при этом собственную жизнь.

Веспасиан кивнул в сторону тылового конвоя, что, громыхая колёсами, преодолевал понтонную переправу.

— Думаю, там для тебя найдётся мех с вином, который окажет тебе гораздо меньшее сопротивление, нежели бритты.

Физиономия Магна расплылась в довольной улыбке. Впрочем, он тотчас поморщился от боли.

— Это то, что мне сейчас нужно. Неприятель, который не оказывает сопротивления, когда ты пытаешься выпустить ему кишки. Ну, ты понял, о чём я.

С этими словами Магн заковылял прочь от поля боя. Веспасиан проводил его взглядом, чувствуя, как волнение в крови остывает, а ему на смену приходит усталость. Впрочем, он прекрасно знал: отдыха он не получит до тех пор, пока победа не будет в руках римлян. А это случится в лучшем случае завтра.

Он повернулся и отправился назад к своим воинам. Крики и стоны раненых и умирающих, лязг и звон оружия не стихали. Впрочем, теперь он не обращал на эту какофонию внимания. Сидя верхом во главе четырёх кавалерийских турм, он наблюдал за тем, как восьмая, девятая и десятая когорты быстро двинулись в поддержку галльским ауксилариям. Бритты уже оттеснили их почти до середины склона, и путь их отступления был усеян бесчисленными телами мёртвых.

Справа от него первая когорта смела последних варваров, что противостояли второй когорте, и теперь, объединив усилия, они взялись за фланг бриттов, чья масса успела продавить римский строй в центре. Лучникам был отправлен приказ, чтобы они оставались на другом берегу реки и вместе с артиллерией вели обстрел, чтобы отбить у бриттов охоту начать новую атаку вдоль усеянного мёртвыми телами берега, на сей раз против легиона Сабина у разрушенного моста. Легионеры по-прежнему делали вид, будто заняты его восстановлением, и тем самым оттягивали на себя значительную часть неприятельских сил. Дальше за ними в тусклом свете сумерек можно было различить батавскую пехоту, по-прежнему занимавшую позиции на холме. Кого не было видно, так это Двадцатого легиона, который должен был вернуться из отвлекающего марш-броска. С другой стороны, подумал Веспасиан, с момента появления на холме батавов прошло не более двух часов, а с момента переправы через реку его собственного легиона — и того меньше, всего около часа, хотя ощущение было такое, что это было едва ли не вчера.

Веспасиан посмотрел на вечернее небо и с облегчением подумал, что скоро настанет ночь. Продержаться осталось совсем чуть-чуть. Уже сейчас на поле боя опускались сумерки. Темнота вынудит бриттов отойти назад.

Теперь, когда он отдал резервным когортам приказы, ему оставалось одно — ждать. Сам он решил остаться с кавалерией на тот случай, если придётся прикрывать бреши.

От своей изрядно потрёпанной алы к нему подъехал Луций Пет.

— Легат, у меня осталось менее трёхсот человек, но они готовы при необходимости атаковать врага. Они переживают, что бритты обратили их в бегство на виду у всей армии, тем более что в пехоте, которая стоит на холме, у многих есть родственники. Мы готовы сражаться до конца, чтобы искупить наш позор.

Веспасиан пристально посмотрел на молодого префекта: голова и правое бедро перевязаны, причём обе повязки насквозь пропитаны кровью — убедительное свидетельство того, насколько ожесточённой была схватка с врагом. Зато её ценой другие части легионеров сумели переправиться на другой берег.

— Спасибо, Пет, вы молодцы. Пусть твоя ала встанет рядом с моими кавалеристами, и скажи своим парням, что им нечего стесняться. Если бы не вы, мы бы до сих пор пытались переправиться через реку.

— С радостью, господин, — отсалютовал Пет и галопом поскакал к своему отряду.

Веспасиан проводил глазами сына своего ныне покойного друга, надеясь в душе, что ему больше не придётся отдавать Пету самоубийственный приказ.

От этих мрачных мыслей его отвлекли ликующие крики солдат. Он обернулся. Варварская масса постепенно рассеивалась. Сотни бриттов со всех ног бежали на север, спасаясь от острых мечей первой и второй когорт, которые обрушились на них с фланга, оттесняя варваров к третьей когорте под командованием Максима. Легионеры понимали: схватка подходит к концу, и это придало им новых сил. Единственная когорта ауксилариев, которая выстояла и не обратилась в бегство, тоже воспрянула духом, хотя от неё осталась лишь горстка воинов. Всё больше и больше бриттов бежали с поля боя, пока их во главе с вождём осталось не больше тысячи, — впрочем, в некоем подобии порядка. Но и они постепенно сдавали свои позиции.

— Тогодумн! — прошептал Веспасиан, глядя, как под напором слаженной римской атаки варвары отступают назад.

Откуда-то изнутри их рядов вновь донеслись уже знакомые, короткие и высокие, ноты рожков. В ответ на их зов с севера, петляя между бегущими воинами, к ним устремились колесницы. Находившиеся на холме галльские ауксиларии всё же дрогнули. Видя, что правый фланг, словно саранча, налетел на потрёпанных галлов, Тогодумн замедлил отступление. Размахивая мечами, его воины налетели на арьергард отступающих галлов. Тем ничего не оставалось, как броситься наутёк, к резервным когортам, стоявшим всего в тридцати шагах ниже по склону.

Веспасиан заметил, что вождь бриттов остановился и оглянулся на противников, как будто решал, есть ли ему смысл продолжать атаку на правом фланге. Резервные когорты расступились, пропуская бегущих галлов, после чего сомкнулись снова, прежде чем первые бритты сумели прорваться в образовавшуюся брешь. Увы, по этой причине несколько человек, бежавших последними, не успели проскочить, и теперь их ждала верная смерть.

Видя, что брешь сомкнулась, Тогодумн продолжил отступление, медленно, шаг за шагом, уводя за собой своих воинов. Впрочем, их мечи по-прежнему были нацелены на римлян, которые спешили воспользоваться возникшей передышкой, чтобы перестроиться. Когда расстояние увеличилось до пятидесяти шагов, бритты просто повернулись к ним спиной и бегом устремились навстречу колесницам.

Римские центурионы, подчиняясь приказам, не сдвинулись с места. Необходимости пускаться в погоню не было, тем более что тяжело вооружённой римской пехоте всё равно не догнать проворных бриттов.

Веспасиан смотрел вслед отступающему Тогодумну. Проклятье! Если он хочет захватить самый ценный трофей этого дня, ему следует действовать немедленно!

Он быстро обернулся и посмотрел на холм. Там резервные когорты остановили наступление бриттов, и те остатки галльских ауксилариев, что сумели проскочить в брешь, теперь вновь смыкали ряды. Так что пока за фланг можно не волноваться.

— Наступаем колонной!

За его спиной раздался сигнал кавалерийского рожка. Махнув рукой Пету, чтобы тот следовал его примеру, Веспасиан галопом устремил коня вперёд, ведя за собой четыре кавалерийские турмы легиона к небольшой бреши в рядах легионеров, которая образовалась в результате перемещений первой и второй когорт. До отступавших бриттов было не более двухсот шагов. Те по-прежнему были обращены к ним спиной, поскольку всё их внимание было сосредоточено на колесницах, которые спешили им навстречу, чтобы прикрыть их наступление.

Миновав брешь, турма постепенно рассредоточилась, перестраиваясь из колонны в шеренгу, что дало возможность але Луция Пета догнать их. Не дожидаясь, когда кавалерия окончательно перестроится, Веспасиан вытащил меч и вскинул его над головой.

— Ну что, поддадим им жару?!

Кавалеристы дружно взревели и, зажав поводья в левой руке с надетым на неё щитом, пустили лошадей в галоп. В правой каждый конник сжимал длинное копьё.

Ветер развевал плащ Веспасиана, пока тот летел вперёд, прочь от зловонного чавкающего грязью поля, на котором только что состоялось кровавое сражение. После пугающей тесноты и давки, которую смогла выстоять передняя шеренга, лететь верхом было так легко и приятно. Веспасиан счастливо улыбался. В какой-то момент, охваченный предвкушением встречи с варварским вождём, он обернулся и подбодрил скакавших вслед за ним воинов.

Трубы пропели высокие ноты. Им тотчас начали вторить рожки скакавших сзади батавов, сгоравших от нетерпения отомстить за позорное отступление этого дня.

Звуки боевых рожков насторожили бриттов. Они поняли, что их на открытой местности преследуют не пешие воины, а кавалерия. По рядам варваров тотчас пробежала паника. Те, что были ближе всего к колесницам, до которых осталось примерно четверть мили, бросились к ним со всех ног, разрушая последнее подобие упорядоченного отступления. Разъярённый Тогодумн прорычал приказ повернуться к врагу лицом. Увы, приказ этот прозвучал слишком поздно. Несколько сот бриттов из его поредевшего воинства уже успели отбежать. Остальные, сбитые с толку и дезорганизованные, безуспешно пытались восстановить боевой порядок.

— Пли! — крикнул Веспасиан, когда расстояние между ними и варварами сократилось ещё больше и стали видны их лица. Турма на всём скаку дружно метнула копья. Те чёрной тучей прорезали воздух, чтобы затем пролиться смертоносным дождём на разобщённые ряды бриттов.

Тонкие, с острыми концами, они, вибрируя, впивались в обнажённую плоть, отбрасывали людей назад, пришпиливая их к земле. Неразбериха и паника усилились, бреши стали шире. Веспасиан направил коня на одинокого воина, пытавшегося прикрыть собой брешь шириной в пять шагов. Зажав меч в обеих руках, он занёс его над головой. Впрочем, в глазах его застыл ужас.

Веспасиан сделал горизонтальный выпад мечом, парируя удар. Металл со звоном ударился о металл. Вражеский воин моментально исчез под копытами Веспасианова коня, как будто его одновременно кто-то дёрнул за волосы и лодыжки. Веспасиан же устремился дальше, увлекая за собой своих кавалеристов.

Он летел вперёд, правой рукой на скаку мечом раздавая удары и вспарывая тела врагов, — туда, где, глядя на него из-за стены воинов, стоял Тогодумн.

В следующий миг на бриттов обрушился новый залп копий, а затем, горя мщением, на них на полном скаку налетела ала кавалеристов, прорывая новые бреши в их рядах и разя противника налево и направо. Бритты дрогнули снова. Всё больше и больше варваров разворачивалось, чтобы броситься в бегство, и только Тогодумн стоял неподвижно, как скала. Глаза его источали ненависть, на круглом румяном лице застыла презрительная усмешка. Взревев, как лев, он замахнулся мечом и перепрыгнул через тех, кто шёл за ним, бросившись на Веспасиана. Тот резко дёрнул коня вправо, принимая удар на щит. Как будто стряхнув с себя оцепенение, воины Тогодумна обрушились на легионеров, находившихся с обеих сторон от Веспасиана. Раздался лязг металла, лошади встали на дыбы, фонтаном брызнула кровь, в воздух взлетели отсечённые конечности. Но взгляд Веспасиана оставался прикован к вождю варваров. Вновь развернув коня влево, он устремил его на Тогодумна. Бритт отскочил назад. Опустив меч, он крепко сжал рукоятку обеими руками и с силой вогнал клинок животному в грудь. С пронзительным ржанием конь поднялся на дыбы, вырывая меч из рук Тогодумна и стряхивая с себя Веспасиана. Тот полетел на землю и больно при этом ударился. Нырнув под передние ноги животного, Тогодумн вытащил из-за пояса нож и бросился на Веспасиана. От падения было темно в глазах, Веспасиан различил лишь, как на него прыгнула какая-то тень, однако успел откатиться влево. Вождь с глухим ударом приземлился там, где Веспасиан был всего мгновение назад. В следующий миг задние ноги коня подкосились, животное качнулось назад и, фыркнув в последний раз, рухнуло на землю.

Тогодумн повернул голову и вскрикнул. Конская туша рухнула на него, давя и круша своим весом. Послышался хруст костей, и раздавленный весом погибающего коня вождь бриттов распластался на земле. На какой-то миг лошадь дёрнулась вверх, но потом, обмякнув, рухнула снова Тогодумну на грудь. Тот остался лежать, незрячими глазами глядя в ночное небо.

И тогда на них обрушились колесницы. В людскую массу полетели тяжёлые копья. Следом за ними на римских солдат налетели свежие отряды варваров. В отчаянной попытке спасти своего вождя они неслись прямо на легионеров, взбирались на шесты своих колесниц и прыгали оттуда на всадников, выбивая их из сёдел.

Жадно хватая ртом воздух, Веспасиан вскочил на ноги, уворачиваясь от летевшей прямо на него колесницы, и повертел головой в надежде увидеть в сгущающихся сумерках посреди этого хаоса свою лошадь.

Вогнав меч в спину какому-то бритту, перерезавшему горло римскому всаднику, он схватил поводья принадлежавшего мертвецу коня и, воспользовавшись мёртвым телом, как подножкой, вскочил в седло. Понимая, что, несмотря на смерть Тогодумна, цель так и не была достигнута, а ночь тем временем вступала в свои права, он поставил коня на дыбы и крикнул:

— Отбой! Отбой!

Услышав его приказ, ближайшие к нему воины и те, что уже начали отходить, передали его команду дальше вдоль всего строя. Поскольку большая часть бриттов успела спрятаться за спасительный барьер колесниц, даже воины подкрепления, недавно вступившие в схватку, видя численный перевес противника, теперь спешили последовать их примеру. Как будто достигнув взаимного согласия, противники постепенно начали расходиться — медленно, усталым шагом, волоча за собой раненых. Вскоре на поле опустилась тишина, и лишь противоборствующие стороны смотрели друг на друга в сгущающихся сумерках.

Внезапно с другого берега реки донёсся топот ног. Это возвращался Двадцатый легион.

— Вижу, Веспасиан, вам тут пришлось несладко, — сказал Гней Госидий Гета, спешиваясь, как только когорты Двадцатого легиона перешли мост. — Но вы молодцы, сумели удержать плацдарм, даже несмотря на численный перевес этих дикарей.

Веспасиан оторопел. Он никак не ожидал удостоиться похвалы от того, кто никогда не скрывал своего враждебного отношения к нему, и поспешил скрыть своё удивление.

— Спасибо, Гета. Наши парни отлично сражались весь день.

С этими словами он оглянулся на бриттов. Те прекратили схватку с батавами, оставив им холм, и теперь отошли от разрушенного моста, тем более что Четырнадцатый легион сделал то же самое.

Вражеская армия теперь была занята тем, что разводила костры. В сумеречном свете их мерцало уже несколько тысяч. Усталые бритты даже не обернулись на Двадцатый легион, который в данный момент преодолевал реку.

— Похоже, их больше интересует ужин. Они даже пальцем не пошевелили, чтобы остановить Двадцатый.

Гета махнул рукой.

— Сброд, вот кто они такие. Храбрости им не занимать. Но никакой дисциплины, да и командиры тоже не ахти какие.

— Теперь у них на одного вождя меньше. Я убил Тогодумна. Вернее, не я, а моя лошадь. Рухнула на него и, околев, раздавила насмерть.

Гета с тревогой посмотрел на Веспасиана. За его спиной Двадцатый легион маршем двигался вверх по холму.

— А вот этого, пожалуй, не следовало делать.

— Это почему же? Одним вождём меньше, значит, меньше и одним участком сопротивления.

— Согласен. Но сегодня нам помогло то, что братья не сумели договориться между собой. Утром они разделили свои силы и сделали то же самое днём. Будь у них один общий командир, тебе не кажется, что он оставил бы часть своих воинов сдерживать батавов, не обращал бы внимания на Четырнадцатый легион и, бросив всё, что у него было, против тебя, оттеснил бы тебя назад за реку?

Веспасиан нахмурился.

— Да, пожалуй, ты прав.

— Разумеется, я прав. Завтра у них будет всего один командир, и нам придётся гораздо хуже. Зря ты не подумал об этом, когда позволил своей лошади убить Тогодумна.

С этими словами Гета повернулся и поскакал вверх по склону. Веспасиан проводил его взглядом, размышляя над его словами. Наверно, Гета по-своему прав. Но прав и он тоже. И Каратак, и Тогодумн — оба должны были или умереть, или сдаться Риму, и он, как легат Второго Августова легиона, сегодня сделал всё для того, чтобы приблизить этот момент.

К тому времени, когда опустилась ночь и над полем взошла почти полная луна, Двадцатый легион занял позицию на левом фланге Второго Августова легиона. От реки до самой вершины холма стояли шеренги римских солдат, готовясь провести ночь здесь, в поле. Лунный свет играл на их шлемах, отчего казалось, будто в темноте протянулись длинные нити жемчуга. По мосту погромыхала последняя подвода. Вскоре от моста донеслись всплески воды — это привязывали к нему верёвки, чтобы, как только сядет луна, оттащить его севернее.

Веспасиан вознёс молитву Марсу. Похоже, что завтра уже не вернуться назад через реку.

ГЛАВА 18

ервые лучи рассвета под редкое пение птиц окрасили восточный горизонт. Веспасиан как раз заканчивал объезд пяти когорт. Он похвалил своих солдат за доблесть, проявленную ими накануне, а также призвал показать не меньшее мужество в предстоящей схватке с врагом.

Все десять когорт провели эту ночь под открытым небом, усыпанным мириадами звёзд. Спали по очереди, по четыре часа. Перед сном поужинали хлебом с солониной, причём ели, стоя в строю. Костров разводить не стали, чтобы не стать мишенями для вражеских пращников и лучников. Впрочем, пращники пару раз появились сами. Незаметно подкравшись в темноте, они обрушили на солдат град камней и даже сумели убить или ранить нескольких человек, не успевших вовремя прикрыться щитом. После первой такой атаки щиты опустили лишь самые усталые или отчаянные, за что тотчас удостоились от центуриона головомойки, пусть даже сделанной шёпотом.

Второй Августов ночным нападениям не подвергался, однако шум битвы, доносившийся в утренние часы из-за холма, означал лишь одно: ауксиларии Двадцатого легиона были вынуждены дать отпор бриттам, пытавшимся обойти их с фланга. Тот факт, что тревогу поднимать не стали, привёл Веспасиана к выводу, что атака была успешно отбита. Что вскоре подтвердил и вестовой, примчавшийся от Геты перед началом смотра.

Набрав полную грудь свежего утреннего воздуха, он обвёл взглядом строй своих легионеров и печально подумал о том, для скольких из них этот день станет последним в их жизни, а сколько останутся калеками, чтобы провести остаток своих дней в нищете, полагаясь на жалкие подачки чужих людей. Он понимал, что лучше об этом не думать, однако после первых схваток предыдущего дня вес ответственности за своих солдат давил на его плечи тяжким грузом. Впрочем, решил он, со своей задачей он справился, чему подтверждением похвала, пусть даже слегка двусмысленная, которой его удостоил опытный Гета. То, что он сумел удержать плацдарм, было сродни чуду.

Черта, отделяющая победу от поражения, была тончайшей. После того как Авл Плавтий устроил ему прилюдный разнос за то, что он не сумел быстро подойти к Кантиакуму, ему на протяжении всего дня не давала покоя мысль, что он вновь опозорится перед всей армией. Хотя гнев начальника и не имел катастрофических последствий, он стал для Веспасиана хорошим уроком. Теперь он понимал: осторожный генерал может навредить армии не меньше, чем чересчур поспешный. Порой приходится принимать решение, не имея полной информации. Залогом же удачного решения является здравый смысл. Но это приходит лишь с опытом, а опыта ему, увы, недоставало.

Между тем пять других когорт, разбуженные после короткого сна, занимали свои позиции на второй линии. Веспасиан бросил взгляд на суровые лица центурионов. За плечами у каждого было больше опыта, чем у него, даже если сложить четыре года, которые он отслужил военным трибуном, и два года легатом. И всё же благодаря рождению он их начальник. Что они думают о нём, о его нерешительности у Кантиакума? Доверяют ли они ему свои жизни после вчерашнего дня, когда он, своевременно перебросив силы на левый фланг, спас легион от окружения? Или же в их глазах он — очередной неопытный, бездарный легат, получивший в командование легион лишь потому, что так заведено и они вынуждены делать своё дело не благодаря, а вопреки его решениям? Этого он не знал, да и спросить тоже было не у кого.

Печально улыбнувшись, Веспасиан подумал о том, что судьба любого командира — одиночество. Ему не с кем поделиться своими мыслями, своими сомнениями, ибо это сочтут проявлением слабости. А слабость, как известно, в армии презирают в первую очередь, причём все — от желторотого рекрута и до закалённого в боях генерала.

Над разрушенным мостом прокатилось низкое пение рога. В тусклом утреннем свете Веспасиан различил, как по передвинутому выше по течению мосту движутся силуэты солдат. Плавтий не стал дожидаться зари. Он решил взять инициативу в свои руки, пока враг только-только стряхивает с себя сон. Благодарный за очередной урок решительных действий, Веспасиан нашёл утешение в том неоспоримом факте, что если он останется жив, то станет одним из самых опытных легатов армии. Тем более что его учителем был генерал, которым он — даже несмотря на скользкие политические взгляды Плавтия — теперь искренне восхищался.

С этими мыслями он зашагал к командному пункту Второго Августова легиона, устроенному в промежутке между двумя линиями когорт. Там его уже ожидала новая лошадь. Шагая, он поклялся, что сегодня не допустит ошибок, и внутренне приготовился провести день посреди грохота, лязга оружия, крови и смерти. Стоило ему сесть в седло и окинуть взглядом свой легион, как уверенность в нём возросла. Сегодняшний день должен стать днём их триумфа, ибо Рим не примет ничего другого.

Сделав очередной глубокий вдох, он потуже затянул ремешок шлема и посмотрел вниз, на стоявшего рядом трубача-корницена.

— Второй Августов легион, выступаем!

Бриттов они в буквальном смысле застали ещё спящими. Небольшой отряд, который те оставили у разрушенного моста, не заметил, что противник, как только зашла луна, под покровом ночи бесшумно перетащил понтонный мост ниже по течению. О его перемещении они узнали лишь тогда, когда по взявшемуся неизвестно откуда мосту прошагали первые когорты Четырнадцатого легиона с Авлом Плавтием и Сабином в первой шеренге.

К тому моменту, когда до бриттов дошло, каким образом здесь появился мост, на них уже были нацелены мечи первой когорты, и вопрос отпал сам собой. В считаные мгновения те, кто не лежал на земле мёртвым или раненым, уже бежали со всех ног назад к своим соплеменникам, стоявшим выше на склоне холма. Увидев их бегство, те разразились злобными криками, способными разбудить самого Аида в его подземном царстве.

Тем временем Второй Августов легион вместе с Двадцатым шагали дальше. Ауксиларии двигались за ними следом. Похоже, день обещает кровавую резню. Веспасиан уже решил, что бросит легковооружённых ауксилариев вдогонку бриттам, когда те дрогнут и обратятся в бегство. Легионеры понимали: им предстоит разгромить орду, что сейчас в спешном порядке готовилась к сражению примерно в миле от них. Шагая, они медленно, но ритмично стучали копьями о щиты, в такт маршу распевали гимны Марсу, чтобы наполнить свои сердца бесстрашием и отвагой.

Солдаты Двадцатого легиона подхватили их песню, и она зазвучала в два раза громче. Десять тысяч глоток горланили хвалу богу войны, прося его, чтобы он простёр над ними свои сильные руки. Шеренга за шеренгой, они в тусклом утреннем свете с песней шагали навстречу врагу.

Веспасиан окинул взглядом ряды тяжеловооружённой пехоты, неуклонно приближавшейся к численно превосходящему врагу. На лицах солдат читалась непреклонная решимость. Каждый приготовился сыграть в бою свою роль, сражаясь как за себя, так и помогая тем, что сражались бок о бок с ним. Этот дух солдатского братства служил своего рода строительным раствором, скреплявшим легион в единое целое, и каждый боец был неотъемлемой его частью.

Сидевший верхом Веспасиан гордо расправил плечи. Сердце его переполняла гордость. Сомнения, которые грызли его всё утро, куда-то исчезли, а на их место пришла уверенность: сегодня он проявит себя умелым командиром. Сомневаться в собственных способностях — значит подвести подчинённых, своих солдат. Из сегодняшнего сражения Рим выйдет победителем, и он, Тит Флавий Веспасиан, внесёт свой вклад в эту победу. И тогда Рим запомнит его имя.

Когда враг бросился в атаку, более половины когорт Четырнадцатого легиона уже перешли через мост. Предрассветная мгла взорвалась тысячами невидимых голосов. Вниз с холма устремилась тёмная людская масса. В тусклом, сером свете было невозможно различить отдельные фигуры, а вот их намерения были предельно ясны. Все они неслись в одном направлении — навстречу Четырнадцатому легиону — в надежде отбросить его назад за реку, прежде чем с ним сомкнутся Второй и Двадцатый. Поскольку батавские ауксиларии до сих пор стояли на холме ближе к северу, силы Четырнадцатого легиона составляли всего пять тысяч легионеров. Пять тысяч против почти сотни тысяч варваров. Эта плотная людская масса будет давить на их щиты, и рано или поздно легионеры дрогнут.

— Наступаем ускоренным шагом! — крикнул Веспасиан трубачу, перекрикивая улюлюканье бриттов и песни своих солдат.

В считаные мгновения приказ был передан всему легиону. Солдаты ускорили шаг, песня осталась та же.

Лучники и артиллеристы на восточном берегу, следовавшие за легионом, тоже добавили скорости, зная, что, хотя их стрелы и неспособны причинить значительный ущерб огромной варварской орде, даже каждая отдельная смерть повышает шансы легиона на успех.

Тем временем день вступал в свои права. Вскоре уже можно было различить отдельные фигуры, бегущие вниз по холму навстречу когортам, что, перейдя мост, теперь строились на другом берегу. Первая линия из пяти, с Сабином в первой шеренге, уже завершила построение. Задняя линия теперь состояла из двух когорт, к которым уже подходили остальные. Увы, на фоне огромной варварской орды эта формация являла собой довольно жалкое зрелище. Веспасиан не тешил себя иллюзиями. Не защищённый с флангов, Четырнадцатый легион был обречён.

Поскольку стало почти светло, Веспасиан прикинул расстояние. От Четырнадцатого их отделяло примерно пятьсот шагов. Они преодолеют их примерно за такое же число биений сердца. Сабин должен продержаться это время.

От Четырнадцатого вверх взмыло размытое облако: копья. За первым залпом тотчас последовал другой. Оба растворились в массе бриттов, как будто были выпущены не в людей, а в реку. Несколько тысяч смертей почти ничего не значили. Бритты продолжали наступать.

В следующий миг они налетели на строй римлян. Тот дрогнул и почти прогнулся, однако через несколько шагов вновь застыл на одном месте. А потом исчез под лавиной варваров. Между тем небо осветили первые лучи солнца. Высокие облака тотчас окрасились в красный цвет. Казалось, будто небо над головой тоже истекает кровью.

Единственное, что говорило о том, что легион ещё жив, — это лязг и звон металла, доносившийся из гущи сцепившихся в схватке противников.

Две когорты перешли мост и вскоре растворились в людской массе, подтвердив тем самым, что легион удерживает позиции. Веспасиан по опыту предыдущего дня знал, что значит своими телами сдерживать натиск неприятеля, когда кажется, что кости вот-вот не выдержат и с хрустом треснут.

Когда до врага было двести шагов, от полчища бриттов отделился отряд и развернулся навстречу Второму легиону, тем самим ослабив давление на легион Сабина. Веспасиан же подумал о том, что если Четырнадцатый устоял в первые, самые важные мгновения, то теперь, когда число противников сократилось, наверняка продержится и дальше.

Вражеские воины на холме также изменили направление атаки и теперь бежали навстречу Двадцатому легиону, что также было на руку Четырнадцатому. Между тем лучники на восточном берегу начали обстрел врага. Первые залпы уже скосили несколько сотен бриттов. Артиллеристы также уже развернули свои карробалисты и приготовились сделать первый залп.

Веспасиан заставил себя не думать о брате и сосредоточился на своих собственных задачах. Вокруг него, заглушая собой топот ног, к небу вознёсся гимн Марсу. Впрочем, он был бессилен заглушить лязг оружия и улюлюканье бриттов. Кстати, те были уже близко, и легион вполне мог применить против них если не мечи, то копья.

Веспасиан отдал приказ. Воздух со свистом тотчас прорезал залп двух тысяч копий. Их крючковатые острия впивались в первые ряды бриттов, пожиная свою кровавую жатву, отнимая жизни у тех, кто шёл впереди, и вселяя ужас в сердца тех, что шли сзади, когда они были вынуждены перепрыгивать через пронзённые тела своих товарищей, истекавшие алой кровью.

И всё же бритты неуклонно шли вперёд. Веспасиан приказал приготовиться к атаке. Под низкий рокот боевого рога легион ускорил шаг.

Пение оборвалось. С обеих сторон вырвался судорожный вздох. Это на щиты первой шеренги, поддерживаемой сзади силой ещё четырёх рядов тяжеловооружённых легионеров, налетела орда варваров. Впрочем, отлаженная римская боевая машина делала дело. Щиты легионеров оттеснили назад численно превосходящих, но, увы, разобщённых и легче вооружённых бриттов.

Впрочем, уже в следующие мгновения раздался лязг оружия, а вслед за ним первые крики раненых. Легион остановился. Сражение началось.

К великой радости Веспасиана, строй остался ровным, хотя сама линия обороны была предательски тонкой.

Перекрикивая шум битвы, он отдал приказ второй линии из пяти когорт выступить вперёд, чтобы копьями и дополнительной людской силой обеспечить перевес над врагом.

Всё ещё горланя боевой гимн, вторая половина легиона двинулась вперёд. Быстро, одно за другим, метнув над головами товарищей оба копья, солдаты восстанавливали строй, напирая щитами на спины стоявших перед ними.

Дополнительный натиск, который обеспечила половина легиона, сломил и без того рыхлый строй бриттов. Сотни врагов упали замертво, ещё больше, истекая кровью, откатились назад. Легион же неуклонно двигался вперёд. Солдаты первой линии, столкнувшись с противником, подхватили песню своих товарищей. Работая мечами, они возносили хвалу богу войны, раздавая направо и налево смертельные удары.

Вскоре заговорила артиллерия. Баллисты обрушивали на фланг бриттов тяжёлые деревянные снаряды, безжалостно выкашивая их ряды. Залп следовал за залпом. Воины, которые только что стояли рядом, исчезали, а потом появлялись вновь, отброшенные шагов на десять, с пронзённой грудью и застывшим в мёртвых глазах ужасом.

Солдаты Второго Августова легиона продолжали петь. Их мечи блестели от крови и фекалий, но они шли вперёд, перешагивая через поверженных варваров.

Солдаты первой шеренги валили врага на землю, солдаты второй вгоняли в варваров — живых или мёртвых — мечи. Ибо знали: в любой момент «мертвец» может ожить и вонзить им в пах кинжал. Так что меры предосторожности никогда не бывают лишними.

Спотыкаясь о трупы павших соплеменников, бритты постепенно, шаг за шагом, отходили назад. С каждой минутой их сопротивление делалось всё более вялым.

Веспасиан не знал, как долго продолжалось сражение. Время утратило всякий смысл. Единственное, что он мог сосчитать, — это артиллерийские залпы. Ему показалось, что он насчитал восемь, но мог и ошибиться. Уверен он был лишь в одном: смертельные снаряды очистили берег от врага, и первая когорта добивала последних варваров. В брешь слева ему были видны когорты Четырнадцатого легиона. Они всё ещё удерживали свои позиции. Если Второй Августов дружно сдвинется, то сможет соединиться с ними, образовав одну сплошную линию.

Между тем раздался очередной залп, и в бриттов с шипением устремился очередной смертоносный смерч, круша, отрывая конечности, взметая в воздух фонтаны крови. Словно тряпичные куклы, люди взлетали вверх и, изуродованные, падали на землю. На этот раз бритты дрогнули. Солдаты Второго Августова легиона почувствовали это мгновенно. Воспользовавшись коротким затишьем, они с удвоенной энергией устремились вперёд — разя врага мечами, толкая шишками щитов, давя подбитыми гвоздями подошвами. Задние ряды продолжали горланить песни. Первые берегли дыхание для битвы.

По мере того как римская военная машина набирала обороты, сметая всё на своём пути, бритты начали отступать всё быстрее и быстрее. Первая когорта рубила врага, отклоняясь влево. Тем самым она блокировала прямую линию артиллерийского огня, зато с каждым мгновением приближалась к левому флангу Четырнадцатого легиона. Всё больше и больше бриттов отходили назад, сдавая Второму Августову легиону свои позиции, которые тот с радостью занимал. Ещё немного, и его ряды сомкнутся с рядами Четырнадцатого легиона.

Между тем солнце встало над восточным холмом. Теперь поле боя купалось в ярком утреннем свете под аккомпанемент низкого рокота рогов и пронзительное пение горнов, которые долетали с вершины холма. Отступая, бритты обернулись на него. На их лицах тотчас проступило отчаяние. А в следующий миг первый воин повернулся и бросился в бегство.

Началась бойня.

Веспасиан посмотрел направо. На гребне холма, на фоне золотистого диска солнца, выстроился Девятый Испанский легион и его вспомогательные когорты. Боевым порядком они двинулись вниз по склону — очередная римская военная машина, сеющая вокруг себя смерть, готовая делать то, ради чего и была придумана. Обескровленные тремя легионами, вынужденные с огромными потерями отойти назад, даже самые мужественные и отчаянные из бриттов не были готовы увидеть перед собой Четвёртый легион. Паника распространилась по их рядам, подобно огню по сухой траве.

Вскоре первая когорта уже сомкнулась с левым флангом Четырнадцатого легиона. Линия сделалась непрерывной. Веспасиан дал сигнал кавалерии — своей и ауксилариям. Пришло время добить врага.

Под раскатистый рокот рога когорты разомкнули ряды. Между подразделениями возникли бреши. Встав во главе своей кавалерии, Веспасиан пустил коня в галоп, ведя за собой всадников. Рядом скакали алы Луция Пета и галлов, преследуя по усеянному телами полю бегущих варваров. Как только кавалерия вылетела вперёд, следом за ней двинулась пехота. Между тем вновь раздалось пение рога, на этот раз с холма, где стояла пехота батавов. Повернув голову, Веспасиан увидел, как вниз по склону, навстречу хаотичной, сломленной варварской орде, ринулись все восемь когорт, горя мщением за ту кровь и унижение, которые выпали им накануне. Не успел меч Веспасиана опуститься на спину ближайшего к нему бегущего варвара, как батавы, подобно смерчу, налетели на врага с другой стороны.

Кавалерия сломала строй, преследуя бегущих со всех ног вверх по склону бриттов, рубя и пронзая их мечами. Время от времени на их пути попадались отдельные очаги сопротивления. Варварские воины сбивались в группы по сто и более человек. Всадники не вступали с ними в схватку, не желая упасть с лошади в момент победы. Всё их внимание было сосредоточено на бегущих. Этих они валили сотнями. Выкрикивая проклятия в адрес пришельцев, пронзённые их мечами бритты падали на окровавленную землю, которую Рим вскоре объявит своей.

Веспасиан не ведал жалости. Он скакал, петляя вправо и влево, настигая очередную жертву. Впрочем, при этом он зорко следил за тем, чтобы ни он сам, ни его кавалерия не вклинивались слишком далеко в основную массу бегущих бриттов.

Ведь стоит зазеваться и попасть в окружение, как любого из римлян ждёт мучительная смерть от рук варваров.

Выше по холму кавалерия Двадцатого легиона также вырвалась вперёд, собирая лёгкую жатву вражеских жизней среди довольно плотной массы бегущих бриттов. Быстро обернувшись назад, Веспасиан увидел, что Четырнадцатый легион отошёл чуть в сторону и первые подразделения Девятого Испанского легиона готовились пересечь мост, чтобы начать свой победный марш на запад, к переправе через Тамезис. Чуть ближе в его сторону галопом летела группа римских кавалеристов во главе с Авлом Плавтием в пурпурном генеральском плаще и в шлеме с высоким гребнем.

— Легат! — крикнул, подъезжая генерал. — Отведи свою кавалерию назад, чтобы её не отрезали. Мы двинемся следом с пехотой ауксилариев и вытесним варваров на север, прямо в воды Тамезиса. Надеюсь, ещё несколько тысяч их утонут, пытаясь переправиться через реку.

— Слушаюсь, генерал, — ответил Веспасиан и крикнул ближайшему трубачу-литицену: — Труби возвращение!

Трубач поднёс к губам горн и протрубил приказ.

— Твой легион отлично послужил Риму и императору, Веспасиан. Я доведу это до сведения тех, кому это следует знать. Сегодняшний день был благоприятным для всех нас.

Веспасиан посмотрел на Плавтия. Под плащом тот был весь забрызган кровью. В кирасе виднелись внушительные вмятины.

— Пожалуй, труднее всего пришлось Четырнадцатому легиону. Как там мой брат?

Плавтий нахмурился. Со лба слетели чешуйки запёкшейся крови.

— Он будет жить. За считаные мгновения перед тем, как бритты обратились в бегство, он получил удар копьём в правое плечо. Кровотечение удалось остановить, но ещё пару дней он командовать легионом не сможет. Я приставил к нему своего личного лекаря.

— Спасибо, генерал, — Веспасиану стоило немалых трудов удержать на месте коня. К ним подтягивалась кавалерия — разгорячённые лошади, взбудораженные запахом крови, били копытами и громко фыркали. — Думаю, с ним бывало и хуже. Каковы твои дальнейшие приказы, генерал?

Плавтий не успел ответить на его вопрос. С холма донёсся пронзительный сигнал горна. Все мгновенно поняли, что он значит.

— У них неприятности, — сказал Веспасиан, глядя туда, откуда донёсся сигнал.

Примерно в полумиле от них небольшую группу кавалерии Двадцатого легиона засасывала масса отступающих бриттов.

— Безмозглые болваны! — выругался Плавтий и в сердцах сплюнул. — Я же их предупреждал! У меня и без того кавалерии кот наплакал. Каждый кавалерист — на вес золота. Я не могу позволить себе потерять даже этих болванов. Легат, бери своих солдат и следуй за мной!

Плавтий дёрнул поводьями, и лошадь помчала его вверх по склону холма. Веспасиан бросился ему вдогонку, крикнув на скаку своим всадникам и Пету, чтобы те следовали за ним. К ним присоединилась вспомогательная пехота Второго Августова легиона, спешившая вдогонку отступающему врагу.

Галопом взлетев на холм, они вскоре догнали последние ряды бегущих. При желании они могли легко их всех зарубить или затоптать, однако не стали этого делать и понеслись дальше, спеша на выручку попавшим в беду товарищам. Небольшой отряд был взят в плотное кольцо варварских воинов, которые теснили их всё дальше и дальше от позиций римлян, методично уничтожая одного за другим. Горн пропел очередной пронзительный сигнал, который, пискнув, тотчас оборвался. Это означало только одно: горниста не стало.

Плавтий сзади налетел на варваров, взявших в кольцо его кавалеристов. Двое тотчас исчезли под копытами его скакуна, другие отлетели в стороны с поломанными конечностями. Конь под ним взвился на дыбы и задёргал передними ногами, рассыпая удары по испуганным бриттам. Одному из них он снёс голову. Удивлённо выпучив глаза, та покатилась по земле. Обезглавленное тело пару мгновений стояло вертикально, извергнув из шеи фонтан крови, после чего рухнуло на собственную голову, уже смотревшую на мир остекленевшими глазами.

Сопровождаемый своими всадниками, Веспасиан вслед за генералом прокладывал среди бриттов кровавую тропу. Те так увлеклись избиением своих жертв, что не заметили опасность, устремившуюся на них сзади.

Гнев Плавтия, направленный как против отряда римской кавалерии, по собственной глупости угодившего в беду, так и против тех, кто сейчас уничтожал его бесценных кавалеристов, превратил его в злобного демона, не знавшего ни устали, ни пощады. Веспасиан скакал за ним следом, разя тех, кто чудом избежал смерти от рук летевшего впереди монстра, прокладывающего себе мечом путь среди человеческих тел. Плавтий гнал коня дальше. Его икры прилипли к забрызганным кровью бокам животного.

Уже однажды обратившись сегодня в бегство, бритты оставили добычу и бросились вверх по холму. В живых остались около восьмидесяти кавалеристов Двадцатого легиона, подавленные тем, что под самый конец сражения отряд понёс такие ужасающие потери, не говоря уже о том, что теперь на их головы обрушился гнев самого генерала.

Плавтий накинулся на ближайшего к нему декуриона:

— Живо скачите наверх вслед за ними, болваны, восстановите хотя бы толику своей чести, — он повернулся к Веспасиану: — Бери своих парней и скачи вместе с ними. Проследите, чтобы они не вели себя, как желторотые рекруты. Убивайте отставших варваров. На вершине холма остановитесь. Даже если каждый убьёт пятерых дикарей, это значит, что в следующий раз их будет на тысячу меньше.

— Стоять! — крикнул Веспасиан и воздел над головой меч.

По лезвию ему на запястье стекла струйка крови. Справа от него на земле лежало тело последнего убитого им варвара. Травинки переплелись с длинными усами. Остекленевшие глаза таращились на окровавленную теменную кость, что, перевернувшись, лежала перед ним словно жутковатая чаша.

Когда к Веспасиану подъехали его кавалеристы, он с высоты холма обвёл глазами поле боя. К северу основная масса разбитых бриттов бежала к Тамезису, что поблескивал в лучах солнца в десяти милях к северу от них. Их преследовали, выдерживая строй, батавская пехота и ауксиларии Второго Августова легиона, то там, то здесь уничтожая зазевавшихся варваров, однако не предпринимая попыток вступить в схватку с основной массой бриттов, которую они гнали дальше на север. Другая часть бриттов устремилась на запад. В милях двух впереди можно было различить силуэты колесниц. Последние же варвары, которым удалось избежать разящих кавалерийских мечей, оторвались от преследователей всего на двести шагов.

— Приятно лицезреть бегущего врага. Согласись, легат, что это зрелище согревает сердце, — заметил Плавтий, подъезжая к Веспасиану. — Отличная работа. Уничтожено почти сорок тысяч варваров. Ирония в том, что после такой сокрушительной победы я буду вынужден обратиться к императору с просьбой лично прийти мне на помощь.

— Ему останутся всего несколько тысяч.

— Даже эти несколько для меня — головная боль. На запад бежало около двадцати тысяч. И ещё сорок тысяч устремились к реке.

— Почему бы в таком случае не попытаться их уничтожить?

— Потому что у меня мало кавалерии, разрази её гром. Варвары же не дураки, чтобы развернуться и снова вступить в схватку с легионами. Эх, будь у меня пятнадцать тысяч кавалеристов, мне было бы не нужно разворачивать варваров. Я бы просто их перебил. Но к чему жалеть о том, чего у тебя нет? Не лучше ли раскинуть мозгами и придумать, как использовать то, что есть. Я отправил ауксилариям приказ оставить реку. Пусть оставшуюся работу доделают флотские катапульты. Думаю, они будут только рады. Девятый легион проследует за другими на запад и захватит переправу через Тамезис. А Каратак и Тогодумн пусть решают, что им делать дальше.

— Тогодумн мёртв. Он погиб на моих глазах.

— Вот как? И кто же его убил?

— Моя лошадь.

Плавтий пристально посмотрел на коня под Веспасианом.

— Ну и лошадь у тебя!

— Не эта, другая. Тогодумн её убил, после чего нырнул под неё, и она, рухнув сверху, придавила его своим весом.

— Какая неосторожность с его стороны! Впрочем, я благодарен твоей лошади за самопожертвование. Она существенно облегчила нам политическую сторону дела. Каратак правит на западе. Владения Тогодумна лежат к северу от Тамезиса. Его столица — Камулодун, и Клавдий хочет войти в неё лично. Если тамошние бритты, лишившись вождя, будут разбиты, а мы удержим северный берег Тамезиса, они вполне могут одуматься, особенно если мы больше не дадим им повода нас ненавидеть. Мои поздравления, легат, твоя лошадь спасла тысячи жизней!

Веспасиан едва не попросил Плавтия сказать это Гете, однако воздержался.

— Спасибо, генерал.

Плавтий довольно кивнул и повернулся к остаткам кавалерии Двадцатого легиона.

— Кто из вас, немытых задниц, повинен в том, что я едва не потерял всю свою кавалерию?

— Наш легат, господин, — ответил декурион, на которого Плавтий чуть раньше обрушил свой гнев.

— Гета? Где этот идиот?

Декурион мотнул головой в сторону холма.

— Вон там, господин. Он упал, как только ты прорвался к нам. По-моему, он мёртв.

Веспасиан и Плавтий отъехали назад, вниз по забрызганному кровью и усеянному трупами склону. Веспасиан в ужасе огляделся по сторонам, осознавая масштабы сражения. Между позициями батавов на северном холме, вдоль позиций Четырнадцатого у понтонного моста — по которому в данный момент шагал Девятый Испанский легион — и далее к линии вчерашнего боя Второго Августова легиона на юге лежали многие тысячи убитых бриттских воинов — поодиночке, группами, длинными рядами. Подобно щепкам, измеряющим уровень прилива, они обозначили своими телами место, где, не оставив им шансов на победу, на них обрушилась военная махина Рима. Были среди мёртвых и римляне, хотя и в гораздо меньшем количестве. По прикидкам Веспасиана, примерно один на каждые сорок убитых бриттов. Это была сокрушительная победа, достигнутая относительно малой ценой. Впрочем, последствия её являли безрадостное зрелище: бесконечные трупы молодых мужчин, сложивших головы в расцвете лет, защищая родину от вторжения чужеземцев. Вторжения, причиной которому была не стратегическая необходимость, а желание трёх греков-вольноотпущенников к собственной выгоде удержать у кормила власти их убогого хозяина. Веспасиан постарался отогнать от себя эту горькую мысль, зная, что если только он не оставит карьеру и не вернётся в свои поместья, он будет вынужден и дальше становиться свидетелем их своекорыстных интриг.

— Помимо оборонительной линии Четырнадцатого легиона на поле наверняка есть ещё несколько мест, где лежат наши парни, — задумчиво заметил Плавтий, когда они подъехали к тому месту, где только что спасали кавалерию.

Веспасиан бросил взгляд на груду из примерно сорока лошадиных и человеческих тел. Товарищи пробирались между погибшими, пытаясь обнаружить среди них раненых. Тем временем мимо прошествовала колонна ауксилариев Девятого Испанского легиона, его авангард.

— Мои батавы понесли тяжёлые потери, давая нам возможность перестроиться и перейти через мост.

— Я видел. Они молодцы. Я непременно постараюсь, чтобы император, когда он прибудет сюда, отметил Пета. И командира батавской пехоты Цивилиса. Их отвлекающий манёвр на холме стал залогом нашего успеха. Тебе известно, что Цивилис — внук последнего вождя батавов?

— Нет, я не знал.

— Его солдаты почитают его как вождя. И готовы следовать за ним хоть на край света.

— Генерал! — крикнул какой-то солдат, вставая от груды мёртвых тел. — Это легат, и он всё ещё дышит.

Веспасиан и Плавтий спешились и принялись пробираться между убитыми туда, где лежал Гета. Из-под его кирасы сочилась кровь. Вражеское копьё пронзило её чуть ниже рёбер. Гета был без сознания, но определённо дышал.

Плавтий посмотрел на него со смесью неодобрения и сочувствия.

— Отнесите его к моему лекарю. Он в палатке на том берегу реки.

Солдат отсалютовал и вместе с тремя товарищами принялся извлекать раненого легата из груды мёртвых тел.

Плавтий покачал головой.

— Гета — хороший солдат. Но у меня в голове не укладывается, как он допустил такую простейшую ошибку. Даже зелёному рекруту известно, что кавалерии нельзя слишком далеко вклиниваться в массу отступающего врага. Поступить так — значит накликать на себя беду.

— Возможно, он увидел Каратака и попытался подобраться к нему.

— Это мы выясним. Главное, чтобы мой лекарь его спас. Ты же возвращайся к своему легиону. Завтра утром я первым делом хочу услышать полный отчёт о потерях. Как только станет ясно, что воины Тогодумна или мертвы, или переправились через реку, на рассвете следующего дня мы двинемся маршем на запад. Не хотелось бы, чтобы у меня за спиной остался враг, который будет кусать мою задницу. Твой легион пойдёт первым, ибо ты — единственный здоровый легат, который у меня остался, — Плавтий посмотрел на первую когорту Девятого Испанского легиона, которая в этот момент проследовала за своим орлом. — Теперь их черёд.

Заметив Корвина, гордо восседающего на своём скакуне рядом с колонной, он подъехал к нему.

— Подгони своих солдат, легат. Вы еле плетётесь, а вам ещё предстоят тридцать миль пути. Мне нужно, чтобы завтра днём мы были рядом с Тамезисом.

— Мы будем там, генерал.

— Не сомневаюсь. Как только флот разберётся с варварами, когда те будут пытаться переправиться через реку, корабли последуют за вами. Мой приказ: возьми северный берег и удержи его. Но только не вздумай идти дальше.

Корвин кисло улыбнулся и отдал салют.

— Слушаюсь, генерал. А пока прощай!

Резкий тон последней фразы насторожил Веспасиана. Он задумчиво посмотрел в спину удаляющейся фигуре Корвина. Тотчас вспомнились подозрения Нарцисса. Может, стоит поделиться ими с Плавтием?

— Ты доверяешь ему, генерал?

— Доверяю ли я ему? Мне ничего другого не остаётся. Незадолго перед тем, как нам выступить в поход, Нарцисс предложил отправить его вперёд. Он считал, что Клавдий по достоинству оценит, что его шурин станет первым римлянином после Юлия Цезаря, который переправится на тот берег Тамезиса. Это выставит императорскую семью в выгодном свете, и мой жест наверняка будет замечен и отмечен императором. В кои веки я согласился с этим хитрым греком.

— Но, похоже, он не горит желанием ждать Клавдия.

— Он подчинится приказу.

— А если нет?

— Никуда не денется. Нарцисс подчеркнул, что он и его сестра только выиграют от предполагаемой победы Клавдия.

Отказываясь верить услышанному, Веспасиан посмотрел на суровый профиль Плавтия.

— Ты уверен, что он это сказал?

— Разумеется, я уверен, легат! Я же не глухой!

— Прошу прощения, господин. А сейчас я вернусь в свой легион.

Отдав салют, Веспасиан развернул своего скакуна. Возвращаясь в свой легион, он обернулся на холм и на Девятый Испанский легион. И со всей ясностью внезапно понял, что сделал Нарцисс и почему: он предпринял первый шаг к удалению Мессалины.

ГЛАВА 19

то как понимать, ты не можешь предупредить Плавтия? — спросил Магн, пытаясь вникнуть в то, что только что услышал от Веспасиана.

Сабин слегка пошевелился на походной кровати и, поморщившись от боли, приподнял голову.

— Мой брат, прав. Магн. Нарцисс взял с нас слово. Что бы ни случилось, мы не должны ничего говорить Плавтию.

— Но почему? Корвина ещё можно остановить. Девятый опережает нас всего на один день.

Веспасиан поднёс к губам брата кубок с горячим вином. Благодарный Сабин отпил несколько глотков.

— Ему не надо, чтобы Корвина остановили. Он знал, что так будет, потому что сам так подстроил. Он хочет, чтобы Плавтий лично убедился в вероломстве Корвина. Тогда вместо подозрений у него будут для Клавдия, когда тот прибудет сюда, веские доказательства. Клавдий отмахивается от предостережений своих вольноотпущенников относительно Мессалины и её брата. Но будет вынужден им внять, когда Плавтий представит ему неопровержимые доказательства.

Магн обвёл хмурым взглядом тускло освещённую палатку.

— И что ты намерен делать?

— Делать? Пока ничего. Нарцисс просил нас охранять Плавтия и не позволять Корвину и Гете заходить слишком далеко. Мы думали, что это значит не пускать их дальше Тамезиса, но ошиблись. Он имел в виду не пускать их слишком далеко на север от Тамезиса. Иными словами, остановить их, как только они обрекут себя сами, но прежде, чем они доберутся до Камулодуна.

— Гета пока никуда не спешит. По словам одного из ординарцев, моего приятеля, ему крупно повезло, что он остался жив. Говорит, что в обозримом будущем Гете не светит участвовать ни в каких походах. Так что одной угрозой меньше.

— И что ещё важнее, Корвин этого не узнает, потому что он был слишком далеко и не мог видеть, как Гету выносили с поля. Так что, если убийство Плавтия было поручено Гете, пока Корвин будет двигаться на север, можно быть спокойными, что этого не произойдёт.

Сабин со вздохом откинулся на подушку.

— Верно, но Приск, его трибун, теперь командует Двадцатым, и кто знает, на чьей стороне его симпатии.

Веспасиан поставил кубок с вином на грубый стол, рядом с масляной лампой.

— Мы не должны выпускать Плавтия из поля зрения. Завтра мы выступаем маршем на запад. Второй Августов идёт в авангарде, потому что на данный момент я единственный здоровый легат и моя кавалерия будет производить разведку местности.

Магн усмехнулся.

— И Пет увидит лишь то, что ему будет велено увидеть.

— Что-то вроде того.

— И как ты остановишь Корвина?

— Есть вещи, в которых с Нарциссом невозможно тягаться. Например, просчитать всё наперёд. Я могу только восхищаться хитрым греком.

* * *

Тяжелораненых конных конвоем отправили назад, в Рутупии. Вскоре они исчезли за дымом погребальных костров, на которых сжигали мёртвых. Добунны частично очистили поле боя, однако немало мёртвых тел всё ещё оставалось лежать на солнце. Добунны копошились среди мертвецов, под присмотром двух когорт ауксилариев укладывая тела своих бывших союзников на погребальные костры. Будвок оказался верен своему слову. Его людей не пришлось подгонять.

Веспасиан отвернулся от печального зрелища и поскакал к своему легиону. Тот уже выстроился на холме в колонну и приготовился к маршу на запад. Не считая похода к раненому Сабину накануне вечером и двух кратких периодов сна, всё своё время он посвятил последствиям сражения. Он получил от каждой когорты список потерь и, к своему великому облегчению, отметил, что те относительно невелики — около трёхсот погибшими и вдвое больше ранеными, примерно сто из которых больше никогда не встанут в строй. Погибшим или тяжелораненым центурионам, опционам и знаменосцам надо будет найти замену. Оставшиеся в живых офицеры каждой когорты предложат, кого из их подчинённых следует повысить в звании.

Те центурии, что пострадали больше всего, будут временно распущены. Тех солдат, кто остался жив, переведут в другие — для увеличения их численного состава. Всё это предстояло сделать в страшной спешке на следующий день после сражения, чтобы вновь привести легион и, что ещё важнее, цепочку командования в надлежащую боевую готовность.

В том, что последует ещё одно сражение, не было никаких сомнений. Как и предсказывал Плавтий, основная часть бриттов переправилась через Тамезис, несмотря на все усилия флота, который тысячами уничтожал их в воде. Затем ауксиларии пытались преследовать их по болотистой местности, ведущей к реке, однако, не зная местности, вскоре поняли, что это невозможно. Что ещё хуже, многих засосало в трясину: они утонули, увлекаемые тяжёлыми кольчугами. Двум батавским когортам удалось пройти весь путь, но они по глупости решили преодолеть реку вплавь. Увы, вскоре они с тяжёлыми потерями были отброшены назад, уступив натиску довольно малочисленного противника. Несмотря на постоянный обстрел баллист, установленных на носу каждой триремы, на северном берегу собрались несколько тысяч варваров.

Приблизившись к голове колонны, Веспасиан вскинул правую руку и дал отмашку. Тотчас пророкотал рог. Его сигнал подхватили другие, и Второй Августов легион сдвинулся с места. Впереди открытым строем двигались две колонны ауксилариев и ещё по одной с каждого фланга. Следом шли Двадцатый и Четырнадцатый легионы, правда, без своих легатов. Лекари заявили, что Сабин способен передвигаться в крытой повозке, однако Гета, хотя и был в сознании, сильно ослаб от потери крови, и его вместе с другими ранеными отправили в полевой лазарет в Рутупии.

Веспасиан ехал вперёд, размышляя о том, как ловко Нарцисс, будучи в безопасности в Галлии, сумел создать эту ситуацию, вынудив врага раскрыть свои замыслы и тем самым запустить в действие цепь событий, которая может привести к падению императрицы. Опять-таки он отдавал себе отчёт в том, что сам он при этом — лишь пешка в большой игре. Но так уж устроен мутный мир придворных интриг — мир, на окраине которого ему, похоже, судьбой уготовано провести всю свою жизнь, если, конечно, он не предпочтёт удалиться в свои поместья.

С другой стороны, был бы он счастлив прожить жизнь тихо и спокойно, как когда-то мечтал? Жизнь, главными событиями которой, как язвительно заметил Сабин, будет новый урожай винограда и забота о том, чтобы вино этого года было не хуже, чем в предыдущем. Он вновь вспомнил этот разговор, который состоялся два года назад в Германии. В то время он серьёзно подумывал об отставке, лишь бы избежать коварных сетей придворных интриг. Теперь же он со всей ясностью понял: брат прав, в поместье ему скоро бы наскучило. Теперь, когда за его плечами не просто боевой опыт, а командование целым легионом; когда он удостоился похвалы от самого генерала; когда он точно знает, на что способен; знает, что впереди его ждут новые сражения, из которых он вынесет новые уроки, как можно похоронить себя в деревне и лениво наблюдать, как одно время года сменяет другое?

Он обернулся на легион, в голове которого ехал, и сердце его тотчас наполнила гордость. Никакой отставки — по крайней мере пока. Он продолжит военную карьеру, и цена, которую он будет вынужден заплатить, — участие в придворных интригах.

Впрочем, он тотчас утешил себя тем, что на этот раз его роль куда более важна. Ведь ему решать, как долго ещё ждать, прежде чем он доложит Плавтию то, что лазутчики сообщат ему буквально через несколько часов. Он знал, что Корвину, чтобы тот окончательно запятнал себя изменой в глазах Плавтия, нужно дать время. И дело не в борьбе Нарцисса и Мессалины, — хотя Веспасиан понимал: если уж выбирать из двух зол, то для него будет лучше, если победителем из этой борьбы выйдет хитрый грек. Скорее это был шанс отомстить Корвину за похищение Клементины, после чего её грубо, и не один раз, обесчестил Калигула.

Веспасиан холодно улыбнулся. Стоило ему подумать о том, что он отомстит этому мерзавцу Корвину, как глаза его сверкнули удовлетворением.

— Смотрю, ты доволен собой, — произнёс Магн, останавливая рядом с ним своего коня. — Не иначе как перед тем, как выступить в поход, успел опорожнить кишечник.

— Представь себе, что успел. А где носило тебя? Я искал тебя всё утро, чтобы сообщить об этом.

— Прости, что лишил тебя такого удовольствия. Но не переживай. Зато я успел проведать Сабина. Он компенсировал мой промах тем, что при мне сделал то же самое со своей повозки. Но, что ещё важнее, я видел своего приятеля-ординарца, и тот сказал мне, что подслушал, как разгневанный Плавтий потребовал у Геты объяснений, как так получилось, что тот допустил такую элементарную ошибку, позволив своему отряду углубиться в гущу врага, в результате чего сорок человек его бесценной кавалерии отправились в поход на другой берег Стикса.

Магн умолк. Веспасиан ждал, когда он продолжит, но, не дождавшись, спросил:

— И что дальше? Давай выкладывай, что он сказал.

— Вообще-то веской причины у Геты не было. Он сказал лишь, что был опьянён битвой, и пообещал, что такое больше не повторится.

— Плавтий с этим согласился?

— Как я понял, он какое-то время орал на Гету, пока лекарь не посоветовал ему этого не делать из медицинских соображений. Но потом, похоже, объяснение его удовлетворило, и он ушёл, ограничившись предупреждением Гете, чтобы тот больше не вёл себя, как последний болван, и туманной угрозой на тему тестикул, тяжёлого молота и наковальни.

— Это полная бессмыслица. Что бы ты ни думал про Гету, у него репутация отличного солдата. Взять, к примеру, мавританскую кампанию. Насколько мне известно, он провёл её безупречно. Гета — не тот человек, чтобы допускать глупые ошибки.

— Мы все их делаем время от времени.

— Если ты имеешь в виду то, что я не сумел быстро подойти к Кантиакуму, то это совсем другое дело. В отличие от Геты, мне не хватает опыта. Однако я умею не терять головы и не бросаюсь в погоню за бегущей ордой разъярённых варваров, имея при себе лишь небольшой кавалерийский отряд.

— Согласен. Но было время, когда ты мог в два счёта потерять голову.

— Было, но прошло.

— Спасибо богам. А то я всегда опасался, что этак ты однажды подставишь себя под вражеский меч. Но я согласен с тобой. Гета бы так не поступил. Хотя, какая разница? Теперь он это сделал и в придачу навлёк на себя гнев Плавтия.

— Ты прав. Жаль, что он не погиб вместе со всеми несчастными, которых он там загубил. Кстати, как там Сабин?

— Ему уже гораздо лучше. Рана затягивается, как девственная плева весталки. Лекарь говорит, что завтра он уже может ехать верхом. Думаю, к моменту твоей задушевной беседы с Корвином он окончательно встанет на ноги.

— Рад это слышать, — ответил Веспасиан, глядя, как к ним скачет Луций Пет. — А вот и оно.

— Что за оно?

— Время принимать решение.

— Мои дозорные только что вернулись с переправы через Тамезис, — доложил Пет, останавливая коня.

— И кроме двух центурий, по одной на каждом берегу, там нет никаких признаков Девятого легиона. Я правильно понял?

Юный префект на мгновение растерялся.

— Так ты знал об этом, господин?

— Не важно. Отправь своих дозорных выполнять очередное задание. Я не хочу, чтобы об этом стало известно.

— Но Плавтий...

— Узнает, когда будет нужно. Ответственность за это я беру на себя. Ты же, Луций Пет, должен мне доверять. Что касается тебя, Девятый прекрасно устроился на северном берегу Тамезиса. И попробуй хотя бы кому-нибудь сказать, что это не так. Пеняй на себя. Если только ты не хочешь нажить в лице Нарцисса врага.

Префект недоумённо выгнул бровь.

— Думаю, чем дальше я от него, тем лучше. Хорошо, я доложу, когда услышу, что Девятый закончил возводить лагерь.

— Спасибо, префект. Мне будет любопытно узнать, сколько времени это у них заняло.

Пет расплылся в улыбке и, отсалютовав, поскакал прочь.

Магн хмуро посмотрел ему вслед.

— Гляжу, в опасную игру, господин, втянул тебя Нарцисс. Когда Плавтий о ней узнает, боюсь, не только тестикулы Геты почувствуют на себе вес генеральского молота. Ну, ты понял, о чём я.

— Я тешу себя надеждой, что внимания генерала удостоятся тестикулы Корвина.

— А вот мне кажется, что на генеральской наковальне найдётся местечко ещё для одной пары.

Неизбежная задержка длиной в один день, какая обычно случается после битвы, вынудила Плавтия гнать армию вперёд как можно быстрее. Марш-бросок на запад стал испытанием для уставших легионеров. Впрочем, идти было довольно легко. Путь пролегал по пологим холмам и полям, которые Каратак не стал трогать, зная, что следом за ним движется Девятый Испанский легион.

Так что колонна шагала среди полей созревающей пшеницы и ячменя или лежащей под паром пашни, а не по выжженной земле, как то обычно бывает, когда отступающая армия хочет лишить противника фуража.

Утром второго дня они спустились с холма в долину, по которой тёк Тамезис. Теперь река протекала в миле к северу от них, постоянно извиваясь, что заметно прибавило работы гребцам судов, что следовали за колонной. Им приходилось с удвоенным усилием налегать на вёсла, чтобы не отстать.

Вдалеке, милях в пяти, если не больше, на западе, Веспасиан мог различить корабли, которые поддерживали наступление Корвина. Они покачивались, стоя на якоре в том месте, где, по всей видимости, был брод.

Он понимал, его обман Плавтия не может долго оставаться незамеченным. Внезапно его внимание привлекло какое-то пятно на горизонте, к северу от реки. Он тотчас отвёл лошадь в сторону, пропуская вперёд солдат первой когорты, а сам присмотрелся внимательнее.

Несколько мгновений он задумчиво жевал нижнюю губу. Затем развернул коня и направился вдоль колонны назад.

— Возьми командование на себя, трибун, — крикнул он Муциану, шагавшему во главе второй когорты, а сам поскакал дальше. — И выдерживайте шаг. Мне нужно поговорить с генералом.

Галопом пролетев мимо колонны легионеров, он наконец домчался до шестисот вьючных мулов, по одному животному на каждый контуберний, а также повозок с артиллерийскими установками каждой центурии. За ними, впереди Четырнадцатого легиона, скакало армейское начальство.

Веспасиан осадил коня и, поглубже вздохнув для смелости, подъехал к Плавтию.

— Генерал, нам нужно срочно поговорить наедине, без посторонних ушей.

* * *

— Что, ты говоришь, он сделал? — взорвался Плавтий.

— Продолжил наступление на Камулодунум, генерал.

— Почему ты так в этом уверен?

Веспасиан указал на запад.

— Взгляни на горизонт. Что ты там видишь?

Плавтий прищурился.

— Боюсь, мои глаза не так хороши, как раньше. Что это, легат?

— Дым, генерал. Много дыма.

— Это вовсе не значит, что там Корвин.

— Корвин не остановился и не собирался это делать.

— Но ведь от брода до Камулодунума с десяток миль. Как он добрался туда так быстро? В твоём вчерашнем донесении говорилось, что он построил на северном берегу рядом с бродом лагерь.

— Это было неправдой, генерал.

Плавтий гневно воззрился на Веспасиана.

— И ты говоришь мне, что давно всё знал и всё равно покрывал его? Это предательство, легат!

— Знаю, генерал. Но скажи я тебе об этом раньше, как мой поступок тоже сочли бы за измену.

— Веспасиан, я отказываюсь понять, как можно считать изменой попытку помешать Корвину нарушить приказ самого императора?

— Потому что никакой это не приказ императора. Он был лишь отдан от его имени. Император не правит. Нам это лишь кажется, в то время как реальная власть в руках...

— Не поучай меня! Я знаю, в чьих руках реальная власть. Но это одно и то же. Нарцисс говорил от лица императора.

— Неправда, генерал! Нарцисс говорит от собственного лица, правда, из императорской тени. Более того, он и есть его тень. Он использует Клавдия для того, чтобы творить свои дела, которые он не может делать открыто. И он ревностно оберегает его, лишь бы сохранить в своих руках власть. Но, поскольку наш император — наивный подкаблучник, он не видит — или отказывается видеть — угрозу, которая исходит от тех, кто находится к нему ближе всего.

— Императрица?

— Она самая.

— Но ведь без него она ничто.

— Неправда. Она мать его сына.

— Но ведь он слишком мал, чтобы править без регента. Рим же не примет в качестве регента женщину.

— Согласен, зато Рим примет в качестве регентов мужчину и женщину, мать юного императора и её брата.

Похоже, до Плавтия дошло.

— Эта женщина как мать истинного Цезаря и этот мужчина как покоритель Камулодуна и основатель новой провинции, Британии. Будучи братом и сестрой, они не могут стать родоначальниками новой династии и потому не представляют угрозы для дома Юлиев-Клавдиев. Скорее они его хранители. Прекрасно, пока что-то не произойдёт с ребёнком. Но на тот момент позиции регентов будут крепки, и преторианская гвардия продолжит их поддерживать.

— Именно. Мы же отлично знаем, на какие мерзости способно императорское семейство. Сестра Клавдия Ливилла уже травила своего сына Тиберия Гемелла, когда её заморила голодом Антония, её родная мать. Уж если кто и должен понимать это лучше всех, так это Клавдий. Но этот болван не желает слушать.

— В таком случае нужно заставить его увидеть.

Плавтий хлопнул себя ладонью по лбу и закрыл глаза.

— Теперь мне всё понятно. Этот ублюдок Нарцисс перехитрил меня — сделал так, чтобы я дал Корвину возможность ослушаться императора. Согласно его замыслу, я должен был разоблачить заговор и доложить о нём Клавдию вместе с доказательствами того, что его шурин и супруга строят против него козни. Ты правильно поступил, ничего не сказав мне прежде, чем Корвин вступит в схватку с врагом. Иначе я бы его остановил и тем самым предотвратил бы предательство.

— Нет, иначе он бы тебя убил. Более того, я уверен, ты давно бы уже был на том свете. Просто Гета не успел, так как ранили его самого.

— Гета!

— Да. Думаю, ему было поручено тебя убить, но так, чтобы это не вызвало подозрений.

— Например, вопреки всем правилам, на моих глазах бросить кавалерию в гущу отступающего врага?

— Ну, это уже крайний случай. Эта авантюра едва не стоила жизни ему самому.

— Скажем так: ему не повезло. После вчерашней истории с Гетой я подозвал к себе того декуриона. У меня не укладывалось в голове, как такой опытный командир, как Гета, мог допустить подобную глупую ошибку, «потеряв голову», как он сам выразился. Так вот, декурион сказал мне, что Гета не вёл за собой отряд, а скакал в самом его центре, где ему ничто не угрожало, что, согласись, довольно странно. Вспомнив это, я задумался о том, как всё это произошло. Как ты помнишь, я скакал к тебе вверх по склону. Мне оставалось всего пара сотен шагов, как Гета внезапно бросил своих кавалеристов и кинул их в самую гущу разъярённых отступающих бриттов, прекрасно зная, что я непременно попытаюсь их спасти, поскольку кавалерия у меня на вес золота. Что я и делаю, прихватив с собой тебя и твоих ребят. Да, я легко мог погибнуть, и никто бы ничего не заподозрил. Я был так зол, что остановить меня было невозможно. Как и рассчитывал этот мерзавец, мы пробились к его всадникам, но, к сожалению, ему самому не повезло. Вражеское копьё выбило его из седла, и его затоптали копытами. Поделом мерзавцу! Из-за него я лишился сорока моих бравых кавалеристов.

— Теперь всё понятно.

— Ещё как понятно, разрази меня гром! Я разберусь с этим ублюдком, пусть только выкарабкается. Но почему ты не сказал мне, что они собирались меня убить?

— Потому что в этом случае Нарцисс убил бы меня.

Плавтий печально улыбнулся.

— Если мы сейчас не остановим Корвина, Нарцисс убьёт нас обоих. Как остановить мятежный легион, не ввязываясь в схватку с врагом, чтобы не загубить всё вторжение?

— Нарцисс уже об этом подумал. Я мог бы сделать это силами кавалерии Луция Пета и моего брата.

Плавтий вопросительно посмотрел на Веспасиана.

— Ну, хорошо, — сказал он, помолчав. — Мне остаётся лишь верить тебе, поскольку, похоже, ты хорошо понимаешь, что у Нарцисса на уме. Бери, что тебе нужно, и поторопись. Я буду рядом. Сегодня во второй половине дня, во время отлива, я постараюсь перебросить на другой берег два легиона. Поскольку Корвин начал поход на север, я вынужден закончить то, что этот вероломный гадёныш начал. Ибо если этого не сделать, бритты расценят это как проявление слабости. Вполне может статься, что на долю Клавдия не останется никаких сражений.

— Возможно, генерал, это не так уж и плохо. Главное, чтобы он первым вошёл в Камулодун.

— Согласен, — сказал Плавтий и снова задумался. — Клавдий получит то, что ему нужно, не выставляя напоказ свою полную беспомощность как командующего.

— Интересно, Нарцисс уже подумал об этом?

— Этот хитрый грек? Хороший вопрос.

* * *

— У меня приказ никого не пускать на тот берег, — стоял на своём центурион Девятого Испанского легиона, которому было поручено охранять южный берег Тамезиса. Чтобы придать вес своим словам, он браво отсалютовал и гордо расправил плечи.

Веспасиан низко наклонился, сидя в седле, и его лицо оказалось вровень с лицом центуриона.

— Ничуть не сомневаюсь, центурион, но у меня есть приказ на него переправиться. Причём исходит этот приказ от самого Авла Плавтия. В то время как ты получил свой от легата Корвина. Скажи мне, кто из них двоих главнее?

Центурион сделал каменное лицо.

— Генерал, господин, но Корвин сказал мне, что Плавтий погиб и теперь главнокомандующий он сам. Никто не может переправиться на тот берег до прибытия легата Геты.

— Он так и сказал? Уверяю тебя, центурион, Плавтий жив. Более того, он лично казнит тебя, как только будет здесь примерно через три часа. Особенно, если застанет нас сейчас, пока мы будем спорить по поводу того, кто командует его армией. — Веспасиан большим пальцем указал себе за спину. — Более того, здесь есть легат, префект кавалерии и три сотни солдат, которые подтвердят, что ты чинил мне препятствия, не давая возможности выполнить генеральский приказ.

— Плюс простой римский гражданин, — добавил Магн.

— Верно. Плюс простой римский гражданин.

Сабин шагнул вперёд.

— Центурион Квинтиллий, если не ошибаюсь?

— Да, легат, рад снова видеть тебя, легат! — гаркнул Квинтиллий, вытягиваясь в струнку.

— А я тебя, центурион. Не хотелось бы, чтобы эта наша встреча стала последней.

— Верно, легат, не хотелось бы.

— Так что же нам делать?

Квинтиллий нервно огляделся по сторонам и сглотнул комок.

— Думаю, что в данных обстоятельствах я должен пропустить вас.

— Весьма разумное решение.

— Но вам придётся ждать по крайней мере два часа, пока начнётся отлив. Вода пока ещё стоит слишком высоко.

Веспасиан развернул коня.

— Только не для этих парней. А теперь скажи мне, Квинтиллий, в какую сторону двинул Девятый легион?

Центурион указал на два невысоких холма-близнеца на том берегу, поросших редким леском, примерно в четверти мили от них.

— Легион исчез между этих холмов, господин, направляясь на северо-восток. Главное, нужно двигаться между ними, а не через них. Местный земледелец сказал нам, что на одном из них — не знаю, каком именно, — есть святилище, посвящённое здешнему богу Люду, которого лучше не гневить.

— Спасибо тебе, центурион, что предупредил нас. Я замолвлю генералу за тебя словечко. Скажу, что ты нам помог. Итак, Пет, твоим ребятам пора намочить копыта.

* * *

— Боюсь, долго я так не протяну, — сказал Сабин, клацая зубами, когда они отдалились от холмов на три или четыре мили. — Если не сделать привал, я свалюсь с коня.

Веспасиан посмотрел на небо. Багровое солнце уже клонилось к горизонту.

— Уговорил, сейчас сделаем привал. В любом случае сегодня нам их уже не догнать. Пет, прикажи своим парням строить лагерь.

Батавы взялись выполнять приказ. К наступлению ночи лагерь был готов: окружённый канавой глубиной в три фута, небольшим валом и палисадом из переплетённых ветками орешника шестов высотой примерно в половину человеческого роста. Впрочем, сам лагерь был маленьким и тесным. Места хватало лишь для трёхсот всадников и их лошадей. Последних даже не стали распрягать — на тот случай, если ночью придётся подняться по тревоге. А ещё лагерь был невесёлым. По очевидным причинам Веспасиан запретил разводить костры. Мокрые батавы дрожали в своих плащах. Многие, чтобы согреться, легли спать под брюхо своих лошадей, рискуя получить в дополнение к своим страданиям мощную струю конской мочи.

— По идее, Плавтий дошёл до переправы и теперь стоит лагерем на этом берегу, — сказал Веспасиан, растирая Сабину плечи, чтобы тот хотя бы чуть-чуть согрелся. Вокруг них, нахохлясь, сидели остальные — угрюмо жевали холодный ужин, тихо переговаривались. Магн откусил от ломтя солонины.

— Что, по-вашему, он будет делать завтра?

— Оставит один легион на северном берегу реки, один — на южном, после чего поспешит с оставшимся нам вдогонку, — предположил Сабин. — На тот случай, если у нас не получится остановить Корвина.

— Ты хочешь сказать, он нападёт на Девятый легион, если тот не остановится?

Веспасиан пожал плечами.

— По крайней мере, он пригрозил это сделать, если ничего другого ему не останется. Выбора у него нет. Он знает, что жизнь его в опасности. Если Нарцисс не сможет обеспечить Клавдию личную победу, как он это обещал, он просто самоустранится. Вся вина ляжет на Плавтия. Генерал получит от императора вежливую записку, в которой Клавдий попросит его совершить достойный генерала поступок.

Магн несколько мгновений задумчиво жевал солонину.

— Думаю, такую записку получит не он один.

— Боюсь, что ты прав, дружище. Мы с Сабином слишком много знаем. Помнится давно, бабушка предупреждала меня, чтобы я не ввязывался в интриги сильных мира сего. Ибо в конечном счёте им нужна только власть. Люди нашего класса для них — лишь инструмент для достижения целей, который потом можно за ненадобностью выбросить. Пока всё идёт хорошо, мы им нужны. Но стоит чему-то пойти не так, как задумано, как мы тотчас превращаемся в обузу, потому что слишком много знаем, и от нас нужно избавиться.

— Мне она этого не говорила, — обиженно заметил Сабин.

— Это потому, что ты её никогда не слушал. Ты был занят тем, что мучил меня, а потом ушёл в армию и больше не вернулся. А вот я любил поговорить с ней, вернее, её послушать. Когда же я вырос, до меня начала доходить правота её слов. Магн как-то раз сказал: в том Риме, в котором живём я и ты, нам никогда не подняться на самый верх. Это место принадлежит одной семье. Тем не менее мы продолжаем делать карьеру, потому что чем ещё нам заняться? Думать о том, хорошим ли будет вино следующего урожая? Мы лишены выбора. Всегда будут люди, обладающие большей властью, чем мы, они всегда будут использовать нас до тех пор, пока в один прекрасный день не потребуют нашей смерти. Если только завтра нам не будет сопутствовать успех, этот день может наступить очень скоро, и Плавтий это знает.

— Думаю, в будущем я стану больше слушать, — сказал Сабин.

Веспасиан улыбнулся в темноте.

— В тот день, когда ты начнёшь слушать, я возьму ссуду.

— Господин, — прошептал Пет, быстро шагая к ним, пробираясь между телами спящих. — Думаю, тебе стоит кое на что взглянуть.

— В чём дело, префект?

— Огонь... вдалеке. Его только что зажгли.

Вслед за Петом Веспасиан направился к северной стене лагеря. Прищурившись, он различил в темноте ночи яркую точку, которая росла у него прямо на глазах. Затем вокруг огня появились какие-то тени, а пронизывающий ночной холод принёс с собой человеческие голоса.

— Ты их видишь, Пет?

— Могу различить. Странно, они не в штанах, как все бритты. То есть когда бритты надевают штаны.

Веспасиан присмотрелся и увидел, как две фигуры, что-то говоря нараспев, подняли в воздух какой-то свёрток.

— Ты прав. Они в длинных мантиях, почти до щиколоток. Кто они такие?

— Послать лазутчиков, чтобы они выяснили?

— Лучше не стоит. Вдруг это какая-то ловушка. Здесь мы, по крайней мере, в безопасности.

К ним подошёл Магн и тоже принялся разглядывать загадочные фигуры странно одетых людей. Их было с полдесятка. Свёрток тем временем снова положили на землю. Пение прекратилось, сменившись плачем младенца.

— Похоже, на нас наводят порчу, — мрачно пробормотал бывший кулачный боец, когда одна фигура склонилась над свёртком. — Я наслышан таких историй. И все как одна — просто жуть. Думаю, вы предпочли бы получить от императора вежливую записку с просьбой избавить от вас этот мир, чем попасть к ним в руки.

Внезапно детский плач оборвался. Магн зажал большой палец и сплюнул.

— Это их жрецы, их тут называют друиды.

* * *

В горле у Веспасиана саднило от едкого дыма. Перед ними была сожжённая деревня. После того как два часа назад, ещё на рассвете, они проехали мимо останков выпотрошенного младенца, это было далеко не первое зрелище такого рода, зато самое жуткое. С содроганием посмотрев на обугленные тела и сожжённые жилища, он повернулся к Сабину.

— Похоже, это и есть причина того дыма, который ты видел вчера.

— Тогда Девятый где-то рядом.

Веспасиан указал на полуобгоревшее тело маленькой девочки.

— Сотворив такое, Корвин лишь усложнил задачу. Одно дело — сражаться против вражеской армии и убивать вооружённых мужчин и совсем другое — лишать жизни женщин и детей лишь по той причине, что вам на пути попалась их деревня. Такими вещами врага не заставишь сложить оружие. Скорее тот будет гореть мщением.

— Если часто их побеждать, они испугаются и сложат оружие.

— Верно. Но если в их сердцах пылает ненависть, долго ли ждать, пока они поднимут восстание? Как сказал Плавтий, мы пришли сюда, чтобы остаться. Подобные случаи настроят против нас местное население, и мы заплатим за них позднее жизнями многих римлян.

— Я бы не стал переживать по этому поводу, — сказал Сабин. — Парочка жизней — там, парочка — здесь, невелика разница. Впереди нас ждут ожесточённые сражения, прежде чем мы окончательно покорим этот остров. Судьба этой девочки постигнет ещё многих детей, и вина за их смерть будет лежать и на нас с тобой. Давай лучше поедем дальше, пока у меня ещё есть силы.

С этими словами Сабин дёрнул поводья. Веспасиан остался стоять, глядя на мёртвого ребёнка. К нему подъехал Магн.

— Сабин говорит дело. Нам пора в путь, господин. Забудьте о ней. Ей повезло, что она вообще дожила до своих лет. По крайней мере, она знала, что живёт на этом свете, в отличие от младенца, которого ночью друиды принесли в жертву.

— Пожалуй, Магн, ты прав.

— Конечно же я прав! Не стоит слишком долго думать о смерти. Какой от этого толк. Рано или поздно она придёт за каждым из нас, и когда настанет этот час, ведают только боги. Ибо этот час в их руках.

— А также в руках их жрецов, — возразил Веспасиан и сделав, знак Пету, чтобы тот следовал за ним, устремил коня вперёд.

Их колонна лёгким галопом скакала на северо-восток по плоской, поросшей редким лесом равнине, двигаясь по следу Девятого Испанского легиона. Его путь проследить было легко — то и дело им навстречу попались сожжённые деревни и отдельно стоящие хижины. Поскольку Корвину терять было нечего, его срочно требовалось остановить прежде, чем он своими зверствами вынудит врага стоять до последнего воина. А значит, ни о какой капитуляции не может быть даже речи.

Солнце тем временем уже почти достигло зенита, взбираясь всё выше по бледному небу среди высоких облаков. Как только колонна взобралась на первый невысокий холм на её пути, Веспасиан, Сабин и Пет одновременно остановили своих скакунов.

— Проклятье! — воскликнул Сабин. — Он сражается вместо Клавдия!

Веспасиан в сердцах стукнул себя кулаком по бедру. Его конь испуганно дёрнулся.

— Теперь Нарцисс открутит мне голову. Я неверно рассчитал момент.

Примерно в миле перед ними Девятый Испанский легион и его вспомогательные когорты бились с врагом, численно превосходившим их примерно вдвое.

Линия легиона была растянутой и тонкой. Перед воротами походного лагеря, в котором они провели ночь, в резерве стояли лишь две когорты. Левый фланг стоял на болотистой местности к северу, не давая бриттам обойти его, несмотря на их численное превосходство. Правый же принял на себя натиск основной вражеской массы и даже прогнулся, чтобы лишить врага возможности задействовать объединённые силы кавалерии и колесниц.

— Каков будет приказ, легат? — спросил Луций Пет, с трудом удерживая на месте разгорячённую лошадь.

— Господин, — крикнул Магн. — Они у нас за спиной!

Веспасиан обернулся через плечо: с высоты холма открывался вид на равнину по эту сторону Тамезиса. Менее чем в трёх милях от них быстро двигалась какая-то колонна.

— Кавалерия! Похоже, это впереди легиона скачет ала всадников Плавтия. Пет, отправь туда вестового, прикажи им от моего имени поторопиться. А второго отправь к Плавтию. Пусть доложит ему, что здесь происходит.

— Да, господин! И что нам теперь делать?

— То, что и должны. Атаковать бриттов, которые угрожают правому флангу Корвина. А заодно молить всех богов, чтобы те помогли нам продержаться до прибытия этой алы. Всем выстроиться в линию!

Ещё мгновение, и вестовые ускакали навстречу колонне. Воздух наполнило пение горнов. Под звон уздечек, фырканье лошадей и крики декурионов колонна перестроилась в четыре шеренги.

Веспасиан отвёл брата в сторону.

— Мне всё равно, что ты скажешь, Сабин. Но ты слишком слаб, чтобы участвовать в битве.

Брат собрался было возразить, но Веспасиан его перебил.

— Езжай вниз и попытайся попасть в лагерь. Посмотри, найдётся ли в претории Корвина что-нибудь интересное. Думаю, этим ты принесёшь куда больше пользы, чем если тебя убьют. Тебе ведь не хватит сил сжимать в руке меч.

Сабин схватил руку брата.

— Хорошо, сегодня я, так и быть, прислушаюсь к твоему совету.

— Боюсь, господин, теперь тебе придётся взять ссуду, — усмехнулся Магн, когда Сабин отъехал от них. — Сабин ведь к тебе прислушался.

— Поезжай вместе с ним и проследи за тем, чтобы он больше этого не делал. Не хотелось бы в один и тот же день брать сразу две ссуды. От тебя будет гораздо больше пользы, если ты будешь рядом с ним, вместо того чтобы путаться у всех под ногами, жалуясь на то, что ты, мол, не привык сражаться верхом.

— С тобой не поспоришь, — согласился Магн и поскакал вслед за Сабином.

Колонна перестроилась. Взяв в руки меч, Веспасиан встал между Ансигаром и Петом и, быстро посмотрев на молодого префекта, деловито кивнул.

— Первая ала батавов, приготовиться к атаке! — взревел Пет, вытащив из ножен спату и вскинув её над головой.

Пропел горн, и три сотни батавов устремили лошадей вперёд. Поводья они сжимали левой рукой, на которую был надет щит, правой потрясали копьями.

Они поскакали вниз по склону холма, сначала рысью, затем по сигналу Пета перешли на галоп. В топоте копыт потонул даже шум битвы. Они летели навстречу сражению, туда, где варвары угрожали правому флангу Девятого легиона. Как только расстояние сократилось до минимума, Пет приказал ринуться в атаку. Триста батавских глоток одновременно исторгли гортанный боевой клич. Их владельцы поддали в бока своим скакунам.

Веспасиан прижал икры к потным бокам коня, чувствуя, как вздымается и опадает его мощная грудь, когда он судорожно втягивает в себя воздух. Вытянув вперёд шею и прижав к голове уши, конь летел вперёд по жёсткой траве. Веспасиану было видно, как на конской шее перекатываются под туго натянутой кожей мышцы и связки.

От основной массы варваров, уже пробившей бреши в первых рядах римлян, отделился отряд всадников и несколько колесниц и развернулся лицом к новоприбывшим. Впрочем, этого оказалось недостаточно. В воздухе звонко пропели копья. И без того рыхлый боевой порядок тотчас распался. Варварские воины попадали на землю. Испуганные лошади понесли.

Вражеские ряды утратили сплочённость, и лошади батавов сами устремились вперёд, прорываясь в образовавшиеся бреши. Лишь считаные единицы в последний момент заартачились, отказываясь атаковать своих собратьев, хотя те заметно уступали им в размерах.

Взмахнув спатой, Веспасиан отсёк какому-то конному варвару — совсем юному, раза в два моложе его самого — руку с зажатым в ней мечом, а вторым ударом вспорол ему грудь. Тот с воем, извергнув фонтан крови, свалился на землю, испуганный конь, лишившись своего седока, бросился в бегство.

Между тем лошади римлян, как будто сговорившись, замедлили бег. Теперь они были в самой гуще врага, и сражение продолжилось на одном месте. Кавалеристы принялись рубить варваров. Первыми падали те, кому хватило дерзости постоять за себя. Увы, римские всадники постепенно очищали пространство вокруг себя, после чего двигались дальше — крушить новых противников. Сражаясь в одних рядах вместе с Петом и турмой Ансигара, Веспасиан прокладывал себе путь в тыл бриттам, которые всё ещё продолжали атаковать правый фланг когорты ауксилариев Девятого легиона.

Почувствовав, что натиск врага ослабевает, ауксиларии, издав дружный боевой клич, удвоили усилия — выкалывали глаза лошадкам, рубили ноги их седокам. В конце концов им удалось оттеснить бриттов назад и даже постепенно вновь сомкнуть щиты, превратившись в устрашающую военную машину, пылающую мщением за погибших товарищей, чьи тела они были вынуждены переступать.

Видя, как на них, ощетинившись мечами, движется плотная стена римского войска, бритты повернули к неприятелю свои голые спины и, замешкавшись на пару секунд, как будто по взаимному согласию, бросились в бегство. Колесницы и всадники тоже развернулись и понеслись к основной массе своих собратьев.

Веспасиан и Пет отправились в погоню, увлекая за собой батавов. В воздухе замелькали мечи, со свистом обрушиваясь на спины врага и крупы лошадей. Лишь несколько копий, которые варвары метнули со своих колесниц, попали в цель. Зато батавы дали выход ярости. С видимым удовольствием они рубили врага, как будто задались целью пролить как можно больше крови. При этом они старались не проникать слишком глубоко в плотную человеческую массу противника, помня о том, что боевой дух бриттов окончательно не сломлен и они готовы биться до последнего. Вслед за кавалерией батавов шли пешие ауксиларии, возглавляемые центурионами и подталкиваемые сзади длинными шестами опционов, чтобы они выдерживали ровный строй.

— Стоять! — крикнул Веспасиан, когда конные бритты попытались обойти с фланга основную массу пеших воинов, которые разворачивались лицом к батавам.

— Отойти назад и построиться! — крикнул Пет, зная, что сейчас его батавы слишком дезорганизованы, чтобы противостоять натиску пехоты.

Пропели горны. Батавы отступили назад, обтекая с флангов наступающих ауксилариев. Сомкнув щиты, те продолжали двигаться на врага, сначала шагом, затем перешли на бег. Затем, воспользовавшись моментом, — которым было грех не воспользоваться, — они дружно развернулись и обрушились на фланг бриттов.

Пока Веспасиан наблюдал за происходящим, в ста шагах за спинами ауксилариев декурионы провели перестройку батавов. Девятый легион пока удерживал свои позиции. Варвары то налетали на него, то откатывались назад, чтобы потом вновь двинуться в атаку. И так раз за разом. Нет, это были не просто попытки задавить неприятеля своей массой. Это был настоящий рукопашный бой. Волны бриттов накатывались на строй римлян, чтобы, поработав мечами или копьями, откатиться назад, как будто увлекаемые неким подводным течением, которое затем снова бросит их в бой. Так происходило по всей длине римского строя. То там, то здесь неприятель завязывал бой, но никогда не делал этого одновременно по всему фронту, за исключением фланга, где ему противостояли ауксиларии. Здесь бритты оказались прижаты к щитам самой правой когорты легионеров, чему последние были несказанно рады. Их невидимые лезвия сеяли смерть в первых рядах врага. Истекая кровью, бритты с воем и вспоротыми животами падали наземь. Легионеры неуклонно теснили их назад, втаптывая в грязь подкованными подошвами сандалий их влажные кишки.

Пойманные между молотом и наковальней — Девятым легионом и наступающими ауксилариями, — бритты дрогнули. По рядам варваров пробежала паника. Исполненный ужаса, тон их какофонии изменился, став выше и пронзительнее.

Легионеры медленно наступали. Ауксиларии же продолжали гнать на них врага. Не имея возможности увернуться от нацеленных на них мечей, бритты десятками падали на землю. И всё же они стояли до конца, как будто такова была воля их богов: сражаться до последней капли крови за землю своих предков. Их душераздирающие крики и стенания устремлялись к небу, к тем самым божествам, которые в эти мгновения взирали на них сверху, бессильные им чем-либо помочь.

Вскоре к крикам прибавился новый звук — сдавленный стон отчаяния.

Веспасиан посмотрел налево: на гребне холма замаячили фигуры всадников. С каждой минутой их число увеличивалось, пока их цепь не растянулась по всему гребню. Чем больше их становилось, тем быстрее покидала сердца бриттов надежда. Варвары поняли: этот второй, более многочисленный, отряд кавалерии — не что иное, как ещё один римский легион, и звуки рожков, что доносятся с холма, возвещают об их скорой смерти.

Почувствовав, как враг теряет надежду, легионеры по команде центурионов перешли в наступление, стараясь при этом не разрывать строй и навязывать неприятелю свои условия боя, что приводило к ещё большим потерям в рядах бриттов. Не выдержав натиска, те дрогнули и были вынуждены отойти назад. Затем, видя, что на холме появился ещё один кавалерийский отряд, они, сначала поодиночке, затем группами, начали бросаться в бегство. Волна покатилась назад.

Бросив раненых и горы мёртвых тел, бритты помчались на восток в надежде найти там спасение от безжалостных римских мечей.

Веспасиан повернулся к Пету.

— Присоединяйся к той але и преследуй их примерно милю. Постарайся убить как можно больше.

— С удовольствием, легат. А ты не составишь нам компанию?

— Нет, Пет. Я хочу разыскать Сабина, чтобы вместе с ним поговорить с Корвином. Если к тому моменту, когда ты вернёшься, мы будем мертвы, скачи к Плавтию и скажи ему, что мы его подвели.

Пет отдал салют и унёсся прочь. Веспасиан развернул своего коня и поскакал в лагерь.

Гоня коня галопом позади ликующих когорт, Веспасиан быстро доехал до южных ворот походного лагеря. Въехав в ворота, он проследовал по пустынной главной улице к преторию в самом центре лагеря. Здесь он спешился, привязал коня и вошёл в преторий, тем более что никакого караула на входе не было.

— А ты не спешил, брат, — произнёс Сабин из глубины палатки.

— Извини, был вынужден нанести поражение небольшой армии бриттов. Где часовые?

— Они отказались проявить понимание, и мы с Магном были вынуждены забрать у них их оружие. С ними всё будет в порядке, не считая шишек на голове.

— Ты что-нибудь нашёл?

— Спрашиваешь! В спальне, там сейчас Магн.

Вслед за братом Веспасиан шагнул в отгороженную часть палатки. Там рядом с лежащей на походной койке фигурой сидел Магн. Как только глаза его привыкли к полумраку, он разглядел длинные седые волосы и висячие чёрные усы.

— Верика! Что он делает здесь?

— Он тут не по собственной воле, — пояснил Магн. — Когда мы нашли его, он был без сознания и связан по рукам и ногам. Он начал приходить в себя примерно за минуту до твоего появления.

Старый вождь открыл глаза и посмотрел на Веспасиана.

— Они пришли, чтобы сложить оружие, — произнёс он.

— Кто они?

— Катувеллауны и тринованты. Они пришли сегодня утром. Корвин выстроил легион перед лагерем. Их вожди вышли вперёд, чтобы поговорить с ним под ветвью перемирия, и я переводил для них. Они сказали, что пришли сложить оружие. Тогодумн мёртв, и на востоке больше нет вождя, который пожелал бы возглавить сопротивление римлянам, и потому они решили капитулировать. Корвин принялся насмехаться над ними, обозвал их трусами. Заявил, что хочет завоевать Камулодунум, а не получить его без боя. После чего велел казнить их у всех на виду. Я запротестовал, тогда он вырубил меня, тем более что бритты ринулись в атаку. После того, что сделал Корвин, они оставили мысли о капитуляции. Это всё, что мне известно.

— Что ж, он одержал свою победу, причём кровавую. Путь на Камулодунум открыт.

Верика с хмурым видом сел в кровати.

— Он был открыт сегодня утром, и его не нужно было топить в крови.

— Скажи, а сейчас они согласятся сложить оружие?

— Да, ведь теперь они разбиты. Однако в сердце своём они затаили гнев, и немало воинов уйдёт на запад к Каратаку. Риму предстоит затяжная война.

Сабин пожал плечами.

— Мы всегда были к ней готовы. Ещё несколько тысяч воинов в его рядах — невелика разница.

Веспасиан покачал головой.

— Дело не в этом. По всей Британии теперь распространится весть о том, что мы не принимаем капитуляций. Племена решат, что им нечего терять, и будут стоять до конца. Самоуправство Корвина дорого нам обойдётся. Мы угробим ещё не одну сотню наших солдат.

— Как только найдёшь караульных, примипил, сдери с них шкуру, — прорычал снаружи палатки чей-то голос.

— Да, господин!

— А пока давайте отпразднуем сегодняшнее утро кубком хорошего вина. Как вы на это смотрите?

— Спасибо, легат, — прозвучали в ответ три голоса.

Братья переглянулись

— Похоже, настал момент поговорить с Корвином, — шепнул Веспасиан. — Магн, оставайся здесь. Выйдешь, лишь если возникнет драка.

Магн кивнул братьям. Те вышли в главную часть палатки.

— Деревенщина и рогоносец! — злобно воскликнул Корвин. — Как вы посмели без приглашения войти в мой преторий?

— А как ты посмел нарушить приказ самого императора? — вопросом на вопрос ответил Веспасиан, шагнув ему навстречу. — Как ты посмел не принять капитуляцию двух племён, когда они пришли к тебе с ветвью мира?

Корвин гневно раздувал ноздри. Три его офицера напряглись и схватились за рукоятки мечей.

— Какой славой покрыл бы я себя, прими я их капитуляцию, если мой легион до сегодняшнего дня не принял участия ни в одном сражении? Но тебе этого не понять, деревенщина.

Куда тебе, с твоим происхождением. Твоя убогая семейка ни разу не изведала вкус славы, ибо не доросла до такой чести.

— Ты же считаешь себя вправе отнимать славу у самого императора? Ты это называешь честью?

— Император — дурак!

— Тем не менее он — император, а ты — его шурин. Окружающие его люди прекрасно осведомлены, как ты хочешь использовать своё положение и как намерен распорядиться украденной у него славой.

Корвин презрительно сощурился.

— Это всё домыслы. Никто не докажет, что я действовал в корыстных интересах.

— Верно, будь Плавтий мёртв, но он, увы, жив.

Корвин явно не ожидал это услышать. Веспасиан мысленно улыбнулся.

— Когда ты попрощался с ним, как будто навсегда, уверенный в том, что больше никогда его не увидишь, ты, конечно, не догадывался, что твой приятель Гета лежит всего в пятидесяти шагах от тебя. Ценой жизни собственных всадников он пытался заманить Плавтия в ловушку. Но генерал остался жив. Не сомневаюсь, Гета наверняка постарался бы убить его как-то иначе, но, к сожалению, сам был тяжело ранен, и его пришлось отправить в лазарет в Рутупии. Этого мы, конечно, никогда не узнаем, зато точно известно другое: приказ императора, что в случае смерти Плавтия командование вторжением переходит к тебе, так и не вступил в силу. Ты ничем не командуешь, Корвин. Более того, теперь ты изменник, и Плавтий прислал нас сюда тебя арестовать.

Корвин выхватил было меч.

Левой рукой схватив его за запястье, Веспасиан правой вытащил из-за пояса кинжал и, приставив остриё к подбородку Корвина, отклонил его голову назад.

Три офицера тотчас выхватили мечи. Зловеще блеснув, три лезвия уткнулись Веспасиану в горло.

— Я бы советовал вам не спешить, господа, — произнёс Сабин, выходя вперёд, и пристально посмотрел на двух офицеров. Позади него из спальной части палатки с мечом в руке вылетел Магн. Снаружи донёсся топот солдатских сандалий и возбуждённые голоса. Это, окрылённый победой, легион возвращался в лагерь. — Вибиан, рад тебя видеть. Ты всё ещё примипил. И ты Лаврентий. Полагаю, тебе осталось служить всего несколько месяцев, и вскоре Девятому легиону понадобится новый префект лагеря. — Сабин посмотрел на самого молодого из их тройки. — Сцевола, не сомневаюсь, что ты благодарен Корвину за то, что он сделал тебя старшим трибуном, однако я посоветовал бы тебе на время забыть об этом и выслушать меня.

Юный трибун испуганно покосился на Сабина. Затем вновь перевёл взгляд на Веспасиана. Впрочем, остриё его меча не дрогнуло и осталось рядом с мечами двух его старших товарищей.

— Вскоре Плавтий будет здесь с ещё одним легионом. У вас троих есть выбор: или вы убьёте нас и вместе со своим легатом останетесь изменниками, или передадите Корвина нам. Выберете первое, и вы поведёте свой легион против своих же товарищей, ибо у Плавтия не будет иного выбора, кроме как применить против вас силу с тем, чтобы приказ императора был выполнен. Выберете второе и удостоитесь благодарности самого императора.

Сцевола сильнее прижал остриё меча к шее Веспасиана.

— Почему мы должны вам верить?

— Верно, причин для этого нет. Но, Вибиан и Лаврентий, вы знаете меня, а также то, как я горжусь Девятым Испанским легионом. Это мой первый легион, когда-то я начинал в нём младшим трибуном. Его же я получил в своё командование, став легатом. Неужели вы думаете, что мне хочется, чтобы мой родной легион запятнал себя позором? Вы оба пару лет служили под моим началом. Скажите, я хотя бы раз сделал что-то такое, что заставило бы вас усомниться в искренности моих слов?

Нарцисс специально всё подстроил, чтобы разоблачить вероломство Корвина. Одновременно он сделал меня легатом Четырнадцатого легиона, чтобы при необходимости вас вразумить, ибо интересы и честь Девятого легиона мне далеко не безразличны, и вы это прекрасно знаете. Поверьте мне, ваш новый легат лгал вам, и теперь над вами нависла опасность.

Вибиан и Лаврентий переглянулись и еле заметно кивнули. Кончики их мечей медленно переместились от горла Веспасиана к горлу Корвина.

На лице Сцеволы читалась нерешительность. По его измазанному пылью лбу катились градины пота.

— Они сейчас будут здесь! — крикнул Пет, вбегая в преторий.

Юный трибун вздрогнул, рука с зажатым в ней мечом дёрнулась. Веспасиан отвёл голову назад, но опоздал. Из глубокой царапины на горле потёк ручеёк крови.

— Что я теперь скажу императору и Нарциссу?! — взревел Плавтий, врываясь в палатку вслед за Петом. — Ты пообещал мне, что остановишь этого ублюдка, пока он не натворил своих дел.

Веспасиан в ужасе посмотрел на кровь на лезвии меча. Впрочем, в следующий миг пальцы Сцеволы разжались, и обагрённый клинок с лязгом упал на деревянный пол. За плечом у Корвина глаза Сцеволы остекленели, а изо рта показалась кровь. Вибиан и Лаврентий удерживали Корвина в неподвижном положении, прижав свои клинки к горлу легата. Сцевола медленно осел на пол. Сзади из его шеи торчал нож.

Веспасиан пощупал горло. К его великому облегчению, рана оказалась неопасной. Он передвинул руку и, вытащив из ножен Корвина его клинок, отшвырнул его прочь.

— Извини, генерал, мы опоздали.

— Ещё как, разрази вас гром! — Плавтий шагнул к Корвину и, не раздумывая, вогнал ему в лицо кулак, сломав ему при этом аристократический нос. Корвин рухнул на тело Сцеволы. — Так-то лучше! — Он, пыша гневом, посмотрел на Вибиана и Лаврентия. — Живо уберите отсюда эту навозную кучу. И не спускайте с него глаз, пока сюда не прибудет император, чтобы приговорить его к смерти.

— Слушаюсь, генерал, — одновременно ответили оба, вытягиваясь в струнку.

— Который из вас убил трибуна?

— Я, господин! — отрапортовал Вибиан.

— Марш под трибунал, примипил!

— Слушаюсь, генерал.

— Трибунал отменяется, а теперь чтобы духа вашего здесь не было.

Отсалютовав, Вибиан и Лаврентий поспешили вон, таща за собой Корвина. Веспасиан кивком выразил Вибиану свою благодарность.

Плавтий между тем обратил свой гневный взор на обоих братьев.

— Я видел, что произошло. Я был вместе с кавалерией на холме. Похоже, мы их одолели. Завтра они наверняка запросят капитуляции.

— Они пытались сложить оружие сегодня утром, но Корвин велел убить парламентёров, — пояснил Верика, ковыляя к ним из глубины претория.

Потрясённый Плавтий посмотрел на старого вождя и, тяжело опустившись на табурет, вытер со лба пот.

— Не было печали! И главное, интриган Нарцисс снова выйдет сухим из воды. Что же теперь делать Клавдию, когда он прибудет сюда? Казнить Корвина и войти в уже захваченный город?

— В таком случае не надо его захватывать, — предложил Веспасиан. — Если бритты капитулируют завтра, это вовсе не значит, что мы должны немедленно войти в город.

Плавтий нахмурил было лоб, но тотчас же расплылся в улыбке.

— Ну конечно! Этот болван ни разу не был на войне. Откуда ему знать, как обычно бывает? Мы оденем нескольких пленных, как когда-то сделал Калигула, когда притворился, будто идёт завоёвывать Германию, убьём их и войдём в город. После чего Клавдий примет капитуляцию. Пусть ему кажется, будто он покрыл себя славой. Этот болван наверняка будет счастлив. Нарциссу же будет не на что пожаловаться. И главное, моё имя останется незапятнанным. Я сообщу, чтобы он немедленно покинул Рим.

— А что пока делать нам?

— Я отправлю посыльных от тех племён, которые уже перешли на нашу сторону, тем, которые ещё этого не сделали. Нужно, чтобы вожди добровольно присягнули на верность этому убогому. Сабин, для триумфального вхождения Клавдия в Камулодунум мне нужны пленники. Возьми свой легион и на месяц уйди на запад, чтобы там узнали о нашем присутствии, после чего возвращайся, прихватив с собой пленных. Девятый пока останется здесь, под моим присмотром. Я оставил Двадцатый строить мост через Тамезис и охранять южный берег от войска Каратака. Второй я оставил на том берегу. Пусть готовятся к походу на юг. Итак, Веспасиан, теперь тебе, а не Корвину предстоит вернуться вместе с Верикой в его столицу, после чего усмирить остров Вектис, чтобы в следующем году, когда ты двинешь вдоль побережья на запад, ты мог не опасаться за свой тыл. Если получится, можешь сделать это путём переговоров с тамошним вождём. Нам нужно сохранить наши силы. Если же нет — действуй мечом.

По моим расчётам, Клавдий прибудет сюда вскоре после Сентябрьских календ. Хотелось бы, чтобы к тому времени ты закрепил за нами Вектис, восстановил в качестве вождя Верику и вернулся сюда. Твой легион должен стать главной силой на юге Британии.

ГЛАВА 20

ой племянник сложит оружие, — заверил Веспасиана Верика. — И как только это произойдёт, он будет целиком и полностью предан Риму.

Веспасиан вцепился в борт триремы, когда их судно вновь накрыл порыв ветра. Море в узком проливе, отделявшем остров Вектис от Британии, было неспокойным.

— Ты так думаешь? В прошлом месяце во время переговоров я ничего подобного в нём не заметил.

— Как только его честь будет удовлетворена, он примет Рим.

— Но чтобы удовлетворить его честь, я должен обречь на смерть сотню, а то и больше моих солдат?

Верика пожал плечами и вытер со лба солёные капли влаги.

— Так уж заведено. За его честь умрёт ещё больше его собственных воинов, чем твоих легионеров.

— Не сомневаюсь, вот только нужно ли это? Почему бы ему просто не сложить оружие, когда я пришлю к нему делегацию с предложением мира?

— Потому что так велел ему я.

Веспасиан не поверил собственным ушам.

— Что? Так велел ему ты?

— Я сделал то, что, по моему разумению, на пользу всем. Я намерен сделать Когидубна моим наследником. Во время переправы через Авон была пролита кровь моих воинов, которые сражались за Каратака. Когидубна и его воинов там не было, потому что они с Каратаком ненавидят друг друга. Если бы Когидубн сдался Риму без боя, мой народ никогда бы не принял его в качестве вождя.

— Но ведь твой народ принял тебя, когда ты пришёл вместе с нами.

— Принял, но с великой неохотой. Теперь же, когда Каратак потерпел поражение и бежал на запад, конфедерация артебатов и регнов больше не находится под его властью. Они приняли меня как своего законного вождя, чью власть узурпировал Каратак. Однако это вовсе не значит, что им нравится, что я привёл римлян, вместо того чтобы сражаться против них.

— Поэтому, чтобы закрепить твою позицию, ты сделаешь из своего племянника героя, который оказал Риму сопротивление, после чего усыновишь его как наследника, и наплевать, во сколько человеческих жизней это обойдётся.

— Да, можно сказать и так. Но куда важнее то, что в моих землях не будет распрей и когда я умру — а это случится скоро — у меня будет сильный преемник, который к тому же будет поддерживать Рим. Вряд ли вы хотите, чтобы в следующем году, или даже через год, артебаты и регны восстали и перерезали ваши тыловые обозы, когда вы двинете на запад.

— Конечно же нет.

— Без этой битвы так оно и будет. Мои оба сына мертвы. Мой единственный прямой наследник — мой внук, названный в мою честь, но он ещё слишком юн. К тому же он последние три года вместе со мной жил в Риме и поэтому плохо знает мой народ. Так что они его никогда не примут.

— А как он отнесётся к тому, что его обойдёт его родственник?

— Я пока ему не сказал, однако надеюсь, что он поймёт, что я сделал это для всеобщего блага. Думаю, он попытается связать свою судьбу с Римом. Как и я, он получил римское гражданство и всаднический титул и теперь бегло говорит по-латыни. В данный момент он служит младшим трибуном в штабе Плавтия. Возможно, вы с ним встречались. Его латинское имя Тиберий Клавдий Алиен.

— Алиен? Да, я его видел. Он ещё молод.

— И недостаточно силён, чтобы удерживать мой народ под властью Рима.

— А Когидубн сможет, если окажет Риму сопротивление?

— Да. Это будет небольшое сражение с небольшими жертвами, но оно того стоит. Согласись, что цена не слишком велика.

Веспасиан посмотрел на сто пятьдесят солдат поредевшей первой когорты: мокрые от морских брызг, они стояли на коленях на палубе, с опаской глядя на приближающийся остров, до которого теперь оставалось не больше мили. Даже в тусклом свете зари было видно, что его берег защищает огромное войско. Позади них, сжимая в руках луки, застыли две контубернии лучников, которых Веспасиан приставил к каждому кораблю. Сколько из них погибнут в течение ближайшего часа ради того, чтобы Верика закрепил свою власть?

Посмотрев на суровые лица воинов, он понял, что разница действительно невелика, сколько из них умрут в ближайшие часы. Главное, чтобы цель была достигнута и выбранный Верикой наследник, продемонстрировав соплеменникам силу и мужество, в конечном итоге признал власть императора. Позиции Рима будут в таком случае только крепче. Верика прав, размышлял Веспасиан, не обращая внимания на ветер, что трепал полы его плаща: пока их встречали без особого воодушевления. В течение месяца после ареста Корвина его Второй легион постепенно двигался на юг, через земли атребатов. Каждый форт, каждый город или деревня, в которые они входили, сами открывали ворота и сдавались на милость Рима.

Воины складывали оружие, однако Веспасиан обычно разрешал им оставить его себе при условии, что они признают Верику своим вождём, который будет править от имени императора. Тем более что он носил его имя — Тиберий Клавдий Верика, ибо, будучи в Риме, получил от Клавдия римское гражданство. Впрочем, не сразу. Верика был вынужден вступать в длительные переговоры со старейшинами каждого поселения, прежде чем те давали согласие на то, чтобы снова признать его своим вождём.

Разумеется, переговоры заканчивались согласием, за чем следовали шумные ночные возлияния, которые не самым лучшим образом отражались на здоровье стареющего Верики. Утром забрать свои мечи приходило гораздо меньше воинов, чем сложили их накануне. Некоторых ловили, когда они пытались уйти на запад к Каратаку. Таких в цепях отправляли к Плавтию, чтобы потом использовать для потешной победы Клавдия. Однако большинству удавалось бежать, и силы мятежного вождя росли не по дням, а по часам.

Вступление Верики в Регнум — порт с естественной гаванью на побережье Британии, чуть восточнее Вектиса — было более триумфальным, ибо здесь его приветствовали соплеменники. В отличие от вождя, Второй Августов легион был встречен гораздо прохладнее. Обоим, и Веспасиану, и Верике, пришлось приложить немало усилий, чтобы сгладить шероховатости в отношениях обеих сторон. На это ушёл целый месяц, пока легионеры строили постоянный лагерь, а флот обустраивал на современный лад порт. Примерно в это же время Веспасиан начал переговоры с Когидубном, вождём Вектиса, чтобы тот мирно сложил оружие. Увы, его предложения были решительно отвергнуты, хотя он и предлагал Когидубну достойные условия. Повлиять на упрямого вождя было бессильно даже присутствие римских кораблей в проливе, отделяющем остров от основной части Британии.

Теперь, когда он был вынужден задействовать этот флот, чтобы силой взять то, чего требовал Рим, Веспасиан внезапно понял, почему Когидубн не отдал ему остров по собственной воле. Он посмотрел на старого вождя.

— Почему ты не сказал мне, что велел Когидубну не сдаваться без боя? Я впустую потратил целый месяц, пытаясь его уломать.

— Я хотел, чтобы мои соплеменники увидели: ты готов вести переговоры. Скажи я тебе это сразу, ты бы незамедлительно вторгся в Вексис, и Рим предстал бы в глазах моего народа наглым захватчиком, — Верика обратил взгляд слезящихся, старческих глаз на Веспасиана. — Пойми, молодой человек, если Рим хочет остаться в Британии и при этом не держать здесь постоянно четыре или пять легионов для подавления мятежных племён, вы должны заручиться поддержкой людей, а чтобы это произошло, Рим должен предстать в их глазах могучим и благосклонным. Да и вообще, скажи я тебе, ты бы велел меня казнить.

— Это был бы в высшей мере неразумный шаг.

— Верно, был бы. И я рад, что тебе это понятно.

— Приготовиться, мои красавцы! — взревел примипил Татий. — Больно не будет. По крайней мере, не очень.

Громко стукнув щитами по палубе, легионеры пригнулись, прячась за ними. Матросы бросились вперёд. Вскоре по борту судна застучали глухие удары, это пращники повели обстрел корабля с берега, до которого оставалось чуть больше ста шагов. Веспасиан посмотрел на орду варваров. Зрелище было привычное: перемазанные глиной, ревущие во всю мощь глоток, потрясающие оружием. И всё же при их виде по его спине пробежал холодок. Левая ладонь, сжимавшая ручку щита, сделалась липкой от холодного пота. Он вознёс мысленную молитву своему богу-правителю, чтобы тот пощадил его сегодня. Было бы обидно пасть в короткой схватке, которая, однако, будет иметь далеко идущие политические последствия.

Рядом с его головой пролетел выпущенный из пращи камень, и Веспасиан поспешил пригнуться и укрыться щитом.

— Тебе лучше спуститься вниз, Верика.

Вождь кивнул и, гордо расправив плечи, направился к корме, как будто не замечал свистящих в воздухе камней. Веспасиан оглянулся по сторонам. Сорок кораблей его флота выстроились в линию с промежутками между рядами вёсел не более чем в пять шагов и приготовились одновременно устремиться к берегу. Позади них, на правом фланге, застыли шесть резервных кораблей, на которых плыла кавалерия Луция Пета.

По команде триерарха вёсла были убраны внутрь. Веспасиан понял: берег совсем рядом. В следующий миг раздался чей-то крик. Один из матросов на носу судна упал, схватившись за раненую руку. Триерарх тотчас прорычал новую команду, и на место раненого матроса тотчас устремились двое других. Впрочем, до носа судна добежал лишь один. Его товарищ рухнул на палубу с пробитым лбом. Изо рта убитого вытекла струйка крови.

Вскоре от щитов уже отскакивал целый град камней. Они обрушились на борт судна, на мачту и палубу. Пригнувшись позади обтянутых кожей щитов, легионеры первой когорты, стиснув зубы, слушали, как вокруг них один залп следует за другим и как потом по палубе перекатываются камни.

В ушах у Веспасиана зазвенело. Это от его щита отлетел круглый камень размером с кулак и врезался в ногу соседнему легионеру. Брызнула кровь, берцовая кость превратилась в щепки. Солдат вскрикнул и правой рукой схватился за рану. Однако щита не выпустил, зная, что опустить его — значит обречь себя на верную смерть.

Между тем корабль приблизился к берегу, и обстрел ослаб — расстояние и угол броска не позволяли пращникам успешно попадать в цель. Зато теперь корабли оказались в пределах попадания копий и дротиков, которые не замедлили на них обрушиться. Легионеры поспешили сомкнуть над головами щиты, чтобы те образовали крышу. Впрочем, за считаные мгновения до этого двое солдат рухнули на палубу, пронзённые вражескими копьями.

В следующий миг трирема резко сбросила скорость и, скрипнув деревянным днищем по гальке, налетела на берег. От удара немало легионеров полетело вперёд. Крыша разомкнулась. Последствия были ужасающими. Более десятка не смогли выполнить приказ Татия встать на ноги и двинуться вперёд. Между тем под скрип дерева, визг металлических петель и пение канатов на берег опустился трап. Началась высадка. Она стоила жизни одному воину, не успевшему вовремя отступить в сторону, поскольку сзади на него напирали его товарищи.

Легионеры устремились к трапам. Между тем к копьям вновь присоединились камни — это пращники успели перейти на новые позиции. Веспасиан поднял щит, отражая летящее на него копьё. Одновременно вытащив меч, он ринулся вперёд, к третьей шеренге, которая, выпустив залп копий, начала спускаться по правому трапу на берег.

Под пение вражеских копий и стук камней первая когорта устремилась вниз по вибрирующим доскам. Шедшие первыми легионеры прикрыли щитами грудь, те, что за ними, подняли их над головами. Все понимали: чем быстрее они подойдут как можно ближе к неприятелю, тем слабее станет обстрел, ибо в ближнем бою вести его невозможно, да и бессмысленно.

И они устремились на бриттов, толпившихся рядом с каждым трапом.

— За мной! — крикнул через плечо Веспасиан солдатам четвёртой и пятой шеренг, когда первые ряды легионеров врезались во врага.

Увлекая за собой солдат, он соскочил с трапа прямо в массу вражеских воинов — при этом он щитом выбил меч из рук голого, оскалившегося варвара, после чего шишкой щита раскроил ему лицо. Лишившись сознания, раненый бритт рухнул на прибрежную гальку. Веспасиан полетел на него сверху, однако тотчас откатился в сторону и прикрылся щитом. Он успел это сделать вовремя, ибо в следующий миг в деревянный щит впилось остриё копья. Между тем рядом с ним два легионера уже встали на ноги. Давление на его щит ослабло, зато в ноздри ударил резкий запах свежих фекалий.

Ударом ноги он приподнял щит и перевернулся, вставая на колени. Ударивший его копьём бритт с криком рухнул лицом вниз. Из распоротого живота на землю вывалились кишки. Времени благодарить того, кто его прикончил, у Веспасиана не было. Превозмогая дополнительную тяжесть, Веспасиан поднялся на ноги и тотчас вогнал щит с торчащим из него копьём в плечо следующему варвару, который попытался закрыть собой образовавшуюся брешь. От удара копьё выскочило из щита и упало под ноги варвару. Тот споткнулся и полетел на Веспасиана, вернее, на его кулак с зажатым в нём мечом. Хрустнула разбитая челюсть, и варвар покачнулся и упал. Веспасиан же, наоборот, устремился вперёд, успев при этом пронзить горло поверженному врагу. Вскоре он уже сражался бок о бок с солдатом, который, возможно, спас ему жизнь.

Между тем у них за спиной с трапа на берег спрыгивали всё новые и новые легионеры. Римская линия сделалась шире. Затем произошло то, чего Веспасиан ждал. В лоб варвара, находившегося перед ним, внезапно с пением впилась стрела. Это лучники начали обстрел бриттов, сея в их рядах ужас. Плотная человеческая масса тотчас подалась назад. Давление на щиты римлян ослабло.

Хотя ему был виден лишь этот крошечный островок смерти, Веспасиан взмолился, механически работая мечом, чтобы такая же кровавая сцена происходила бы сейчас перед каждым кораблём. Если в сражение вступили лучники, это значит лишь одно: весь его легион сошёл на берег.

Чувствуя, как сзади на него напирают новые ряды, он нырнул в сторону, давая возможность солдату занять его место. С трудом проложив себе путь назад к трапу, он вновь взобрался на палубу, откуда бросил взгляд на берег. Большая часть кораблей уже сбросила с себя свой груз. В отдельных местах центурии с соседних кораблей уже сомкнули ряды, образовав первые шеренги одного длинного фронта.

Пока бритты бились разрозненными группами вокруг приставших к берегу кораблей, настал самый подходящий момент взять инициативу в свои руки.

— Поднять сигнальный флаг! — крикнул Веспасиан триерарху.

За приказом последовала беготня, после чего босоногие матросы вздёрнули на главной мачте большое квадратное чёрное полотнище.

Резервные корабли отреагировали на сигнал в считаные мгновения и взяли курс на берег, к правому флангу. Веспасиану же оставалось лишь молить богов, чтобы для Пета и его кавалерии высадка прошла быстро и беспрепятственно. Затем, пройдя между двумя лучниками, он встал на носу триремы и вновь сосредоточил внимание на сражении, что кипело перед его кораблём.

Благодаря лучникам первая центурия оттеснила бриттов на несколько шагов назад. В ответ на это бритты вновь задействовали пращников, с той разницей, что теперь те вступили в поединок с его лучниками, двое из которых уже лежали на палубе. Лишившись пусть ограниченной, однако крайне важной поддержки лучников, первая центурия теперь пыталась пробиться вперёд, чтобы сомкнуться со второй центурией слева от неё и шестой — справа. Пока же, сражаясь в одиночку, первая центурия легко могла оказаться задавлена вражеской массой.

— Дай мне человек двадцать матросов или гребцов и столько копий, сколько те могут унести, — крикнул Веспасиан триерарху.

Триерарх кивнул, Веспасиан же потянул за плечо ближайшего лучника.

— Отойти назад!

Лучники отошли к главной мачте. Угол, под которым причалил корабль, лишил пращников их мишеней, а ещё через пару мгновений на палубу высыпала корабельная команда и поставила под мачтой ящик с оружием. Каждый взял себе с полдесятка копий.

— По моей команде, — приказал Веспасиан, перекрикивая шум битвы, — бегите на нос корабля и метните в бриттов слева от вас столько копий, сколько сможете! Лучники пойдут вместе с вами и займутся вражескими пращниками. Всем понятно?

Импровизированная боевая единица нервно закивала. Лучники деловито вставили в луки стрелы и приготовились выпустить по врагу залп.

Веспасиан тоже схватил пару копий.

— Приготовились... вперёд!

Он со всех ног бросился вперёд по наклонной палубе. Его воинство устремилось вслед за ним. Добежав до носа корабля, он метнул первое копьё в массу бриттов, теснивших когорту Татия, за первым — второе. Матросы последовали его примеру. В свою очередь, лучники выпустили тучу стрел во вражеских пращников, чем застигли тех врасплох. Ответный залп последовал лишь тогда, когда они выпустили по врагу новые стрелы, выведя из строя около десятка бриттов. Между тем с носа корабля, кося неприятельские ряды, копьё летело за копьём. Однако вражеским пращникам удалось вывести из строя пару гребцов. Из разбитых голов брызнула кровь. Раненые копейщики не успели выпустить во врага весь свой запас копий. Впрочем, товарищи завершили их дело, и этого оказалось достаточно. Бритты дрогнули и отступили назад. Слишком велики были их потери. Татий бросил своих легионеров вперёд. Веспасиан же отвёл свой отряд назад к мачте за новым запасом копий. При этом он быстро посмотрел налево: первая центурия наконец сомкнула ряды со второй.

— Ещё раз! — приказал Веспасиан, когда гребцы взяли из ящика оставшиеся копья. — Но только теперь бейте тех, что справа!

Вытащив из ножен меч, он снова устремился вперёд, однако останавливаться на носу корабля не стал, а по сходням устремился на берег. Не добежав до конца, спрыгнул вправо и бегом бросился вдоль задних рядов легионеров. Пока он бежал, с борта корабля на врага летели новые копья. Добежав до последней шеренги, сражавшейся едва ли не по пояс в красной от крови воде, не давая врагу возможности обойти центурию с фланга, Веспасиан бросился к ним и со свирепым рёвом вогнал свой щит в бок первому же бритту, который попался ему на пути, отталкивая его от легионера. Пробившись вперёд к следующему врагу, он тотчас замер на месте. Над его плечом со свистом пронеслось копьё и впилось варвару в грудь. От сильного удара тот раскинул руки в стороны и, выпучив остекленевшие глаза, отлетел назад.

Воодушевлённые присутствием легата и залпом копий с борта корабля, легионеры удвоили усилия, тесня врага. А вот сопротивление бриттов заметно ослабло.

Размахивая мечами и одновременно пытаясь не поскользнуться на предательски скользких подводных камнях, легионеры тем не менее медленно, но верно продвигались вперёд. Задние ряды бриттов продолжали косить копья римлян, и их упорство дало заметную трещину.

С силой вогнав меч в голое бедро противника — при этом его тут же обрызгало артериальной кровью, — Веспасиан достиг кромки воды. Мимо него тем временем навстречу своим товарищам прокладывали себе путь два легионера. Наткнувшись на раненого варвара, который, схватившись за бедро, с воем катался по гальке, он прикончил его ударом меча в горло.

Слаженно работая щитами и мечами, легионеры оттеснили или прикончили последних бриттов между собой и пятой центурией. Линия сомкнулась.

Пытаясь отдышаться, Веспасиан отступил назад и затуманенным битвой взглядом обвёл берег. В рядах римлян брешей не было. Все когорты провели успешную высадку и сомкнулись друг с другом. Имея глубину по меньшей мере в четыре шеренги, они успешно противостояли поредевшим рядам врага. Правда, несколько десятков, если не пара сотен, римских легионеров остались лежать мёртвыми на мелководье или на берегу. Похоже, в самое ближайшее время Второму Августову легиону понадобится пополнение; лишь тогда он сможет следующей весной двинуться маршем на запад.

Внезапно какофонию битвы прорезал новый звук. Веспасиан не слышал его с того самого момента, когда посыпались первые удары: сигнал варварских боевых рогов. В ста шагах позади бриттов несколько воинов несколько раз протрубили в свои странные прямые рога одну и ту же ноту. По их сигналу бритты начали отходить назад.

Веспасиан облегчённо вздохнул. Этот звук означал лишь одно: честь Когидубна удовлетворена. Посмотрев на своего трубача, он крикнул:

— Прекратить бой!

Четыре низких ноты тотчас были подхвачены трубачами соседних когорт. Вскоре уставшие воины обеих армий начали отходить друг от друга, радуясь тому, что сражение закончено. Нет, кое-где оно продолжалось — там, где жажда крови затмила здравый смысл. В этих случаях конец кровопролитию клала смерть или вмешательство товарищей.

В конечном итоге бой прекратился. Звуки рогов с обеих сторон стихли, и на морской берег опустилась зловещая тишина, которую нарушали лишь стоны раненых, тихий плеск волн и поскрипывание кораблей.

Бритты медленно отступили к своим трубачам. Перед Вторым Августовым легионом остался стоять лишь один воин.

Вернув меч в ножны, Веспасиан шагнул вперёд.

— Татий, прикажи солдатам, пусть они держат строй! — распорядился он, хлопнув по плечу своего примипила, и зашагал сквозь ряды легионеров. — И скажи, чтобы ко мне вышел Верика.

Татий ничего не ответил, так как ещё не успел отдышаться.

Давя подошвами сандалий гальку, Веспасиан направился к одинокому воину. Хотя тот и стоял выше Веспасиана по склону, всё равно было видно, какой он гигант, самое малое на целую голову выше легата. Мощную, как у быка, шею украшал массивный золотой обруч-торк толщиной с большой палец. На руках были серебряные браслеты, такие же толстые, как будто надетые для того, чтобы кожа не лопнула от мощных бицепсов.

Не дойдя до него пять шагов, Веспасиан остановился и, не проронив ни слова, подождал, когда бритт заговорит первым. Когидубн понимающе улыбнулся и тоже сделал шаг вперёд.

— Я — Когидубн, вождь Вектиса.

— Я — Тит Флавий Веспасиан, легат Второго Августова легиона.

К великому удивлению Веспасиана, бритт, вместо того чтобы покорно склонить голову, протянул ему руку как равному. Веспасиан её не принял, лишь кивком указал на запёкшуюся на ней кровь.

— Ты запросил за свою честь высокую цену, Когидубн.

Бритт частично стёр с руки кровавую корку.

— Сегодня я впервые обагрил свою руку кровью римлян. Однако кровь бриттов обагрит твою ещё не раз, легат. Прими моё дружеское рукопожатие, и я клянусь Камулосом, богом войны, что сегодня я пролил римскую кровь в последний раз.

Веспасиан посмотрел в зеленоватые глаза Когидубна — те горели гордостью. Однако ненависти или желания мести в них не было. Верика был прав. Этот воин будет другом Рима, и те жертвы, на которые Когидубн пошёл сегодня, были принесены не зря. Веспасиан крепко пожал протянутую руку. Ответное рукопожатие было столь же крепким и искренним.

— Ты можешь оставить себе свой меч, Когидубн.

— А корону? Ты можешь мне это пообещать?

— Нет. Не стану тебе лгать. Её ты можешь получить только из рук императора, однако я...

Ему не дал договорить резкий звук горна, прозвучавший откуда-то из-за спин бриттов. Веспасиан резко повернул голову — примерно в полумиле, на холме справа от линии бриттов, поблескивая доспехами на утреннем солнце, к атаке готовилась ала Луция Пета.

Когидубн разжал пальцы и отпустил руку Веспасиана.

— Неужели римская честь позволяет атаковать признающего своё поражение врага сзади?

Громко выражая презрение к вероломству римлян, тыловая шеренга бриттов развернулась лицом к новой угрозе.

— Поверь мне, Когидубн, и пойдём со мной, — произнёс Веспасиан, глядя в глаза великану-вождю. — Они не знают, что ты сложил оружие. Наверняка они решили, что у нас с тобой спор, и сочли нужным прийти мне на помощь. Мы можем их остановить, но для этого мы должны броситься бегом в обход твоих воинов.

Когидубн пристально посмотрел Веспасиану в глаза.

— Нет, будет быстрее, если мы пройдём сквозь них.

С этими словами он повернулся и побежал к своим воинам. Веспасиан дал Татию знак оставаться на месте, после чего со всех ног бросился вдогонку за Когидубном, боясь отстать от него.

Добежав до первого ряда воинов, бритт перешёл на шаг. Веспасиан попробовал было его обогнать, но на плечо ему легла огромная ладонь кельтского вождя.

— Легат, мы пройдём медленно и вместе.

Веспасиан посмотрел вперёд. Ала Пета уже сдвинулась с места.

— Как бы нам не опоздать.

— Мои воины пока не сложили оружие. Здесь найдётся немало желающих лишить тебя жизни. Поэтому советую тебе идти рядом.

Увы, Веспасиану осталось лишь подчиниться. Вместе с вождём Вектиса они шагнули в самую гущу перемазанных кровью воинов и зашагали сквозь них вправо.

Те неохотно расступались перед ними. Губы под длинными усами были плотно сжаты, глаза полны неприязни. Стоило Когидубну и Веспасиану сделать очередной шаг, как их ряды смыкались за их спинами, высокие и неприступные, как утёсы. Шагая, Веспасиан чувствовал запах их потных тел, их разгорячённое дыхание. Он смотрел прямо перед собой, не поворачивая головы ни направо, ни налево, не давая запугать себя их огромным ростом.

Не убирая руки с плеча Веспасиана, Когидубн на родном языке успокаивал своих воинов, всем своим видом показывая, что римлянин находится под его защитой. Вскоре от последней шеренги донеслись предостерегающие крики — судя по всему, возглавляемая Луцием Петом ала была уже близко. Однако из-за голов варваров Веспасиан ничего не видел.

Наконец они дошли до воинов, которые повернулись, чтобы отразить атаку. Когидубн ускорил шаг и даже начал покрикивать на своих соплеменников, чтобы те уступили ему дорогу. Внезапно воины передними выкинули вперёд копья и опустились на одно колено. Сердце Веспасиана было готово выскочить из груди.

Батавы Пета на всём скаку приближались к ним. Теперь их отделял друг от друга всего один бросок копья.

Когидубн проревел команду и вытолкнул Веспасиана вперёд. Крича во всю мощь глотки, Веспасиан выбежал на открытое пространство и ладонью вперёд вскинул правую руку.

Увы, залп уже был выпущен.

Более трёхсот копий прорезали воздух, а вслед за ними на бриттов на безумной скорости уже летела стена лошадиных голов. Выкрикнув Пету, чтобы тот остановился, Веспасиан замер на месте и вскинул щит. В следующий миг прямо перед его глазами дерево пронзили три острых наконечника. От удара ноги подкосились, и он рухнул на колени. Правую руку он бы вынужден выкинуть назад, не давая себе упасть на спину. При этом тяжёлые копья потянули его щит за собой, в результате чего он лишился последней защиты.

Он в ужасе смотрел на летевших на него коней. Ничего другого он не видел. Только их — вороных, рыжих, гнедых, серых. Безумные глаза, с губ хлопьями слетает пена, оскаленные зубы, потные бока, бегущие ноги. Только они — лошади, лошади, лошади. Внезапно в его сознание ворвался шум — ржание, человеческие голоса, крики на языках, которые он понимал и которые нет, топот копыт, звяканье сбруи. Эта какофония звуков сбивала с толку не меньше того, что мельтешило перед его глазами: вставшие на дыбы лошади, бьющие в воздухе передними ногами, лошади везде, вокруг него, однако копыта ни одной из них так и не опустились на него.

Внезапно он понял, что видит их брюхи. Они все взвились на дыбы и так застыли. А потом, по две, по три, фыркая и пританцовывая, начали опускаться на передние ноги. Тогда ему стали видны их всадники — бородатые, в кольчугах и шлемах, с такими же безумными глазами, как и их скакуны. И все они в ужасе смотрели куда-то за его спину.

— Стойте! — хрипло крикнул им Веспасиан, как будто не мог поверить, что они уже застыли на месте.

— Да мы уже стоим, господин. Пришлось остановиться.

Веспасиан заморгал. Размытый силуэт перед его глазами вскоре превратился в Луция Пета. Префект смотрел на него сверху вниз, с трудом удерживая на месте своего коня.

— Судя по тому, что эти варвары не пытаются изрубить нас на куски, напрашивается вывод, что они сложили оружие, и именно по этой причине ты довольно глупо бросился под ноги моим батавам.

— По этой же причине я приказал своим воинам не отвечать на ваш залп, — сказал Когидубн, подходя к ним, — и это при том, что ваши копья убили более двух десятков моих воинов. Впрочем, если бы не легат, их погибло бы ещё больше.

С этими словами Когидубн встал над Веспасианом и несколько мгновений в растерянности смотрел на него, как будто не понимая, кто это стоит на траве на коленях. А когда понял, протянул руку и помог Веспасиану подняться.

— Отведи своих батавов назад, на берег! — распорядился Веспасиан, всё ещё не оправившись от пережитого ужаса.

Тяжёлый щит с торчащими из него копьями своим весом тянул его к земле, и он его отбросил. И тотчас поморщился. Как оказалось, в дерево впились не три, а четыре наконечника, и один из них был в крови. Веспасиан перевернул руку — чуть ниже локтя виднелась кровоточащая рана. Он машинально схватился за неё другой рукой.

Когидубн убрал его руку и внимательно осмотрел рану.

— Рана неглубокая и заживёт быстро. Самое главное — она была получена с честью. Твой храбрый поступок спас жизни многим — и бриттам, и римлянам. Пусть ты не можешь дать мне мою корону, легат, но я бы с радостью принял её из твоих рук, а не из рук императора, который ждёт, чтобы его воины умирали за него, пока он сам отсиживается во дворце.

В следующий момент к ним из-за спин бриттов подошёл Верика.

— К сожалению, племянник, в этом деле у тебя нет выбора. Только император наделён властью даровать тебе твои земли. К сожалению, он слаб телом и не может сражаться.

— Выходит, у Рима неправильный император? Что же это за император, если он не ведёт своих воинов в бой?

— Император — это власть, власть, которой и ты, и я должны теперь подчиниться. Сейчас он по пути сюда, чтобы во главе армии войти в Камулодунум. Когда мы придём туда и склоним перед ним головы, мы будем вести себя так, будто он одержал величайшую победу. Мы станем восхвалять и славить его как первого человека на земле, даже если он недалёк умом и пускает слюни.

— И этому человеку я должен служить? Ему, а не воину, который нанёс мне поражение, а затем, рискуя собой, спас жизни моих соплеменников?

Веспасиан постарался не выдать своих чувств.

— Да, Когидубн, мы все должны служить ему.

ГЛАВА 21

еспасиан стоял на корме триремы рядом с триерархом, направлявшим корабль в порт столицы Верики. Изнывая от жарких лучей августовского солнца, висевшего в безоблачном небе, он наблюдал за тем, как в пяти милях от берега над цепью холмов бушует гроза: там то и дело сверкали молнии и доносились глухие раскаты грома. И не переставал удивляться переменчивой погоде этого северного острова.

— Таранис, бог грома, частенько навещает наши южные берега, чтобы присматривать за нами, — пояснил ему Верика, сжимая в руке золотое колесо с четырьмя спицами, висевшее у него на шее. — Он требует жертвы.

— Какой жертвы?

— Это решают друиды. Обычно они живьём сжигают в бочке девственницу. Но они ушли на запад, проклиная меня за то, что я поддержал Рим, поэтому сегодня это решать мне.

— Мы не приемлем человеческие жертвоприношения.

— Знаю. Я ведь не зря прожил три года в Риме. Я выберу колесницу и двух лошадей. Отныне я намерен отучить мой народ от кровавых ритуалов друидов.

— Кто они, собственно, такие, эти друиды?

Верика вздохнул и медленно начал рассказ.

— Это сословие жрецов. Они не платят налогов и не несут воинской повинности. Они считают, что воля и желания богов открыты лишь только им. Неудивительно, что простые люди одновременно и боятся их, и почитают. Они не страшатся смерти, так как верят, что душа живёт и после смерти, переселяясь в другое тело. Всё это делает их крайне опасными. Я рад, что избавился от них, ибо они назойливы, как женщины, и коварны, как младшие сыновья. Думаю, они обязательно вернутся, чтобы восстановить власть над моим народом. Первое, что они сделают, — это попытаются убить меня. Они не принадлежат ни к какому племени и верны лишь друг другу, а также богам наших отцов и этой страны.

— Значит, они не из твоего народа?

— Нет. Когда мы поселились на этом острове, — барды считают, что это было примерно двадцать пять поколений тому назад, — местные жители, чьё место мы заняли, поклонялись другим богам. Они возводили в их честь огромные каменные святилища. Друиды посвятили эти места нашим богам, но некоторые островные боги не утратили силу и потребовали почитания, — лицо Верики потемнело, он понизил голос. — Друиды взяли на себя эту обязанность, и им открылись мрачные тайны и ритуалы. Они ни с кем не делятся этим знанием, сохраняя его в своём кругу. Но то немногое, что мне известно, вселяет в меня ужас.

Веспасиану самому сделалось жутковато от этих слов.

— Что же тебя беспокоит?

Верика пристально посмотрел ему в глаза.

— Власть некоторых этих богов сильна. Холодная власть, которая действует исключительно во зло.

— И эта власть в руках жрецов? — состроил гримасу Веспасиан.

— В руках фанатичных жрецов.

— Признаюсь, опыт моего общения со жрецами никогда не был приятным.

— Приятный опыт общения со жрецами имеется только у самих жрецов. Мой тебе совет: убей их всех, иначе Риму ни за что не удержать эту землю в своей власти. Друиды могут в любой момент подбить местных жителей на мятеж, напугав их гневом богов. Они знают: под властью Рима им места не будет. Им нечего терять, и за свою власть над народом они будут биться до конца.

Веспасиан посмотрел на Когидубна. Опершись на борт, тот наблюдал за тем, как деревянная пристань с каждым мгновением становится всё ближе.

— Твой племянник согласен с тобой?

— Спроси его сам, но я скажу тебе: да, он согласен со мной. Он, как и я, понимает: если мы намерены привести наш народ в современный мир, ради его процветания мы должны смотреть в будущее. Друиды же смотрят только в прошлое.

Корабль замедлил ход, приближаясь к пристани, Веспасиан же задумался над словами старого вождя. Его опыт общения с фракийским жрецом Ротеком, лживым жрецом Амона Ахмосом и своекорыстным Павлом, возглавившим секту евреев, которую сам же когда-то преследовал и которую он начал превращать в неестественную религию, основанную на некоем искуплении в загробной жизни, давал ему все основания считать, что любая религия способна побудить людей к неповиновению и, что ещё хуже, этой своей властью над ними она склонна злоупотреблять.

— Значит, нам предстоит тяжёлый поход на запад.

— Да, он будет тяжёлым, потому что друиды непременно будут оказывать сопротивление. Но там найдутся и такие люди, как я, — те, что не любят друидов и предпочтут подчиниться Риму.

— Надеюсь, если местным жителям дать выбор, то они все предпочтут Рим.

Верика улыбнулся.

— Зная их любовь к власти, не удивлюсь, что, как только жрецы это поймут, они тотчас начнут строить против Рима козни.

Веспасиан содрогнулся при этой мысли. Между тем триерарх скомандовал отдать концы, и трирема мягко причалила к пристани.

— Тебе лучше поторопиться, господин! — раздался рядом знакомый голос.

Веспасиан поднял голову: на борт по сходням поднимался Магн.

— Зачем? В чём дело?

— Похоже, императору не терпится стать победителем. Сабин прислал письмо, в котором пишет, что подкрепления Клавдия только что прибыли к мосту через Тамезис. Вскоре ожидается прибытие самого принцепса. Сейчас он производит осмотр Гезориакума, затем отправится в Рутупии, после чего поплывёт вверх по Тамезису. У моста он будет через два дня.

На имперской квинквереме трубачи протрубили в фанфары, возвещая о прибытии судна. На палубе столпилось около сотни сенаторов в тогах с пурпурной каймой. Веспасиан и Сабин привычно вытянулись по стойке «смирно».

Украшенное полотнищами императорского пурпура судно с шатром на корме причалило к пристани на южной стороне недавно сооружённого деревянного моста через Тамезис. Авл Плавтий чётким шагом приблизился к сходням и, когда те были спущены, отсалютовал. Фанфары смолкли. Наступила напряжённая тишина, нарушаемая лишь пронзительными криками чаек и лёгким шелестом ветра. В строю на берегу реки замерли две когорты преторианской гвардии и четыре когорты Восьмого легиона во главе с Децием Валерием Азиатиком.

Наконец полы шатра раздвинулись, и в проёме появилась какая-то фигура.

— Император! — крикнул одинокий голос в рядах преторианцев.

Крик был тотчас подхвачен всеми присутствующими и, многократно усиленный, взлетел в небо, напугав чаек. Так над Британией впервые прозвучало слово «император».

— Он ещё не видел ни одного бритта, а его уже чествуют как победителя, — шепнул Сабин на ухо Веспасиану.

— А те, кто его чествует, даже не брали в руки меч, — заметил Веспасиан, прежде чем вместе с братом присоединиться к восхвалению Клавдия.

Под ликующие возгласы Клавдий проковылял вперёд в лавровом венке и облачённый в полную военную форму — пурпурный плащ, инкрустированную золотом бронзовую кирасу, поножи и пурпурный пояс. Под левой подмышкой он держал шлем с ярко-красным плюмажем. От волнения голова его подёргивалась, правая рука, которой он приветствовал легионеров, дрожала. По сути, это была пародия на императора.

Веспасиан с радостью влил свой голос в хор хвалебных возгласов, опасаясь разразиться при виде столь комичного зрелища хохотом. Он искоса посмотрел на Сабина. Тот перехватил его взгляд. Было видно, что брат подумал то же самое. Переглянувшись, они дружно принялись прославлять императора.

Затем из шатра появились Нарцисс и Палл и поспешили вслед за Клавдием, чтобы подхватить его под руки, прежде чем он попытается без посторонней помощи сойти на берег. Взяв императора под венценосные локти, они помогли ему сойти на причал. Авл Плавтий опустил прижатую к груди руку и, браво вытянувшись в струнку, присоединился к хору голосов. Клавдий подошёл к нему, обнял и слюняво облобызал.

Несколько секунд подержав генерала в объятиях, Клавдий повернулся к армии. Скандирование переросло в неразборчивый восторженный гул. Клавдий жестом потребовал тишины. Плавтий смотрел прямо перед собой, стараясь не замечать императорской слюны на щеках.

— С-с-с-олдаты Рима! — начал Клавдий, как только крики стихли. — М-м-мой х-храбрый генерал попросил п-п-помощи с-с-своего императора и совета в деле разгрома бриттов.

Он сделал паузу и указал на сенаторов.

— Сенат Рима умолял меня откликнуться на этот призыв, ибо генерал Плавтий столкнулся с яростным сопротивлением, которое по силам сломить только мне, вашему императору.

Сенаторы дружно и с притворным облегчением закивали. Пробежав их толпу глазами, Веспасиан с радостью заметил среди них дородную фигуру дяди Гая. Поймав на себе взгляд племянника, тот пожал плечами и продолжил подобострастно внимать императору.

— Так следуйте за мной, солдаты Рима, с-с-следуйте за мной, и я приведу вас к блестящей победе, победе, которую будут помнить многие поколения наших соотечественников как триумф вашего императора Клавдия над ордами варваров. Я пришёл, я вижу, я одержу победу!

Клавдий повернулся к Нарциссу, Паллу и сенаторам. Те льстиво рассмеялись напыщенному парафразу знаменитого изречения. Правда, Веспасиан заметил, как слегка поморщился при этом его дядя. Легионеры вновь разразились громкими криками — не иначе, как из опаски расхохотаться над убогим остроумием хромоногого Клавдия.

Веспасиан и Сабин в очередной раз присоединились к хору славословий. Молчал лишь Плавтий. Стоя прямо и неподвижно, как столб, он смотрел на квинкверему. Глаза его метали молнии.

Веспасиан проследил за его взглядом. У входа в шатёр застыл тучный Сентий Сатурнин. Впрочем, его появление Веспасиана не удивило. Зато удивил тот, кто стоял за Сатурнином, — Гета. Веспасиан подтолкнул Сабина локтем в бок и указал на шатёр.

— Каким ветром его сюда занесло?

— Так вот он где, этот кусок дерьма! — пробормотал Сабин. — Мне следовало бы догадаться. Вскоре после того, как ты отправился на юг, Плавтий послал за ним. Он так и не прибыл. Но лучше сказать, исчез. Скрылся, узнав о том, что Плавтий арестовал Корвина. Не иначе как нечистая совесть подсказала ему, что его ждёт такая же участь.

— И он бросился к императору, чтобы первым изложить свою версию.

— И конечно же героическую.

— Вот же ублюдок!

— Возможно. Но ублюдок, который держит нос по ветру.

Нарцисс дал знак трубачам. Снова пропели фанфары. Гул голосов стих.

Клавдий, сопровождаемый Нарциссом и Паллом, приблизился к братьям.

— А, мои верные Ф-флавии, вернувшие Риму Козерога Девятнадцатого легиона!

Братья почтительно склонили головы.

— Принцепс!

— Но в-в-вас затмил П-п-публий Габиний, который только что вернул мне орла Семнадцатого легиона. Но всё равно, ваш подвиг не был напрасным. Позвольте вашему императору обнять вас.

Братьев поочерёдно прижали к императорской груди, а на обеих щеках запечатлели влажные поцелуи. Веспасиан попытался не сморщиться.

— Вы последуете за мной, когда я начну изгонять врага из его крепостей? — спросил Клавдий, как только Сабин удостоился объятий и лобзаний.

— Конечно, принцепс.

— У нас б-б-будет славное времечко! — заявил Клавдий и, отступив назад, оценивающе оглядел братьев с головы до ног. Внезапно он нахмурился. — Что это?

Заметив, куда направлен императорский взгляд, Веспасиан положил руку на рукоятку меча.

— Это мой меч, принцепс.

— Мне знакомо это оружие.

— Да, принцепс. Это меч твоего деда Марка Антония.

Клавдий заглянул Веспасиану в глаза.

— Затем он принадлежал моему отцу, после чего перешёл к моему брату Германику.

— Верно, принцепс.

— Я з-знаю, что в-в-верно! Я знаю историю моего рода. Я также знаю, что, когда умер Германик, Агриппина хотела отдать меч своему старшему сыну, но моя мать Антония отказала ей в этом, сказав, что подумает. Но так этого и не сделала. Когда она умерла, я искал его, но нигде не нашёл. Я спрашивал о нём П-П-Палла, но тот уверял, что ничего н-н-не знает.

Веспасиан посмотрел через плечо Клавдия на Палла. Обычно бесстрастное лицо грека на этот раз выдавало лёгкую тревогу.

— Как он попал к тебе?

Перехватив взгляд Веспасиана, Палл едва заметно покачал головой.

Веспасиан проглотил застрявший в горле комок.

— Его вручил мне Калигула, принцепс.

— Н-н-неужели? А как он попал к нему?

— Не знаю, принцепс. Должно быть, ему дала его Антония.

— Сомневаюсь. Все в нашей семье знали, что Антония собиралась отдать его тому, из кого, по её мнению, выйдет лучший император. Она никак не могла дать его тебе, Веспасиан, верно я говорю?

— Да, принцепс, как я уже сказал, мне его дал Калигула.

Клавдий пристально посмотрел на Веспасиана. При этом лицо его дёргалось в тике, а из уголка рта стекала слюна.

— Он не имел на это права, — заявил Клавдий и вытянул трясущуюся руку. — Начиная войну, я имею полное право получить обратно мой фамильный меч. Отдай его мне.

Веспасиан без колебаний отстегнул от пояса ножны и протянул меч Клавдию.

— Спасибо, легат. Мне бы не хотелось думать, что этот меч дала тебе моя мать. В тебе ведь не течёт кровь Цезарей.

— Ты прав, принцепс, не течёт.

— Отлично. Б-б-больше не будем об этом, — сказал Клавдий и, вытащив меч из ножен, прочёл выгравированное на лезвии имя деда. — Благородный клинок вернулся к тому, кому он по праву принадлежит. — Император в смехотворно театральном жесте вскинул меч над головой и обратился к легионерам: — С этим мечом моих славных предков я поведу вас в бой!

Под крики «Аве, цезарь!» он направился к квадриге, запряжённой четвёркой белых лошадей, что ожидала его на мосту.

— Наш господин ловил тебя когда-нибудь на лжи, коллега? — спросил Нарцисс у Палла.

— Никогда. Всё было так, как и сказал Веспасиан. Верно, Веспасиан?

— Именно так, Палл.

Нарцисс недоверчиво выгнул бровь.

— Надеюсь. Ты же знаешь, как он боится заговоров. Мы же не хотим, чтобы Клавдий думал, что твой ставленник вынашивает честолюбивые замыслы.

Любезно кивнув братьям, Нарцисс последовал за своим господином.

— Никогда никому не говори правды, — предостерёг Веспасиана Палл, проходя мимо. — Мессалина заставляет Клавдия везде и повсюду видеть измену, лишь бы отвлечь его от её собственных козней. Он становится мнительным. Уже начались казни.

* * *

— Просто люди придают слишком большое значение простому подарку, брат.

— То есть Антония просто взяла и вручила его тебе, хотя говорила, что меч достанется тому, из кого, по её мнению, выйдет лучший император?

— Да.

— Но что, если она была права?

— Этого быть не может. В нас ведь не течёт кровь Цезарей.

— Кровь Цезарей? Нет. Но сколько ещё ей продолжаться?

* * *

Наконец Клавдий повёл армию по мосту. Веспасиан наблюдал за тем, как потомок Гая Юлия Цезаря идёт по стопам великого предка на северный берег Тамезиса. Как же оскудел некогда славный род! Сколько ему ещё существовать? И когда он прервётся, кто придёт ему на смену?

Ему в голову вновь пришла смехотворная идея, которую он пытался в себе подавить. Почему бы нет? Действительно, почему бы нет?

— Мои дорогие мальчики! — пророкотал Гай Веспасий Поллон, когда сенаторы гуськом потянулись с корабля на берег. — Рад видеть вас целыми и невредимыми!

Обняв племянников за плечи, он отвёл их в сторонку.

— Хвала богам, это жуткое дело закончилось, — сказал он, понизив голос. — Было невыносимо слушать этого слюнявого идиота. Это надо же, какая здесь тяжёлая обстановка, коль сам Плавтий призвал его на помощь!

Веспасиан нахмурился и недоверчиво посмотрел на Гая.

— Ты хочешь сказать, дядя, он искренне верит в этот фарс?

— Верит? Да он убеждён, что только он один способен спасти Рим от поражения, даже худшего, чем разгром в Тевтобургском лесу.

Он только и делает, что несёт вздор о том, как повезло Риму получить такого императора, который читает труды по военной истории и обладает полным пониманием стратегии и тактики военных действий.

— Так вот почему он привёз с собой половину Сената — хочет похвастаться своими военными талантами перед кучкой льстецов!

— Не надо лицемерить, мой мальчик. Я видел, как ты сам, причём весьма ловко, упражнялся в искусстве лести. Но я отвечу на твой вопрос. Нет. По крайней мере, главная причина не в этом. Мы здесь затем, чтобы быть у него на глазах. Положение Клавдия шаткое, и он стремится держать тех, кому не доверяет, в поле своего зрения.

— Тогда почему здесь ты? Ты всегда горячо поддерживал любого, кто был у кормила власти.

Гай грустно рассмеялся.

— Знаю, но вы оба командуете легионами. Я здесь для того, чтобы напоминать вам, что ваши семьи сейчас в Риме и зависят от императорской милости. По сути, они заложники — на тот случай, если вы захотите послать свои легионы не туда, куда надо.

— Но Нарцисс...

— Мой дорогой мальчик, Нарцисс здесь ни при чём. Это исключительно воля Клавдия. Он вошёл во вкус власти и крови. И ему нравится подпитывать ими свою мнительность. За первые два года у власти он казнил сенаторов и всадников больше, чем Калигула.

— Если Клавдий так боится за свою жизнь, тогда почему он покинул Рим?

— Это игра с судьбой, я согласен. Но каждый сенатор, который остался дома, имеет родственника здесь, под зорким оком Клавдия. Кроме того, он формально оставил в Риме Луция Вителлия, который, как и он, был консулом в первой половине этого года, хотя в действительности решения принимает Каллист. Он единственный, кто понимает, как работает созданная им и его коллегами-вольноотпущенниками огромная армия чиновников.

Клавдий доверяет Вителлию, ибо тот — фаворит Мессалины. Одной лишь Венере известно, что позволяет эта потаскушка, пока её муж отсутствует, а Вителлий закрывает на все глаза.

— И что, она и впрямь позволяет себе многое? — с явным интересом спросил Сабин.

— Если верить Нарциссу, она, мягко выражаясь, уступчива.

— Уступчива? Да она — Калигула в женском платье. Любому, кто её отвергнет, грозит обвинение в измене. Она вбила в голову мужу, что сенаторы только и делают, что затевают против него заговоры. И теперь на них посыпались репрессии, — Гай махнул рукой на шествовавших мимо сенаторов. — Она ублажала ртом всех из них, кто моложе пятидесяти лет, но Клавдий ничего не замечает. Мне остаётся лишь благодарить богов, что по причине моего преклонного возраста меня миновала сия участь, иначе бы и мне не избежать навязчивых ласк этой гарпии. Будьте осмотрительны, когда вернётесь в Рим. Иначе сами не заметите, как она затянет вас в свою паутину. Впрочем, надеюсь, что вам обоим хватит разума держаться от неё как можно дальше.

Веспасиан бросил на брата вопросительный взгляд. Сабин кивнул в знак согласия.

— Думаю, что Нарцисс имеет на неё виды...

Гай поспешно убрал руку с плеча племянника и с редким проворством прикрыл ею рот.

— Не желаю ничего об этом знать! Хочу прожить оставшиеся годы в блаженном неведении и умереть в собственной постели, а не в ванне, полной крови. Единственная причина, вынуждающая меня бывать в Сенате, — это невыносимая обстановка в моём доме.

— Флавия? Это она причина твоих страданий?

— Да. Она и твоя мать никак не могут найти общий язык и постоянно требуют, чтобы я разрешал их бесконечные женские свары. К несчастью, я получаю слишком мало писем, чтобы весь вечер читать их у себя в комнате. И потому вынужден каждый день по паре часов общаться с каждой из них.

Услышав его, Сабин, наблюдавший за тем, как остаток войска перешёл по мосту на другой берег, расхохотался.

— Похоже, брат, тебе всё-таки придётся раскошелиться и купить себе дом ради душевного покоя дяди.

— Спасибо за совет. Но я привык сам принимать решения относительно того, где жить моей семье.

Внезапно Гай одарил его суровым взглядом.

— Нет, Веспасиан, ты должен купить Флавии дом. Иначе она будет постоянно терзать меня и превратит мою жизнь в сущую муку.

Было видно, что дядя не шутит. Веспасиан ещё ни разу не слышал, чтобы Гай говорил таким тоном.

— Я сделаю это, как только вернусь в Рим. Обещаю тебе, дядя.

— Нет, мой мальчик. Это сделаю я, как только я вернусь в Рим. Так больше не может продолжаться.

— Но откуда мне взять деньги?

— Ты командуешь легионом в недавно покорённой провинции. Рабы и трофеи, мой мальчик.

— Пожалуй, ты прав.

— Разумеется, я прав. А теперь пойдём, посмотрим, как наш доблестный генерал-император показывает всем, как нужно воевать.

— Г-г-господа, эта армия — единственное, что стоит между нами и Камулодунумом! — объявил Клавдий, указывая дрожащей рукой на плохо вооружённую массу пленников на другом берегу реки. — Сколько их там, по-твоему, Плавтий?

Генерал окинул взглядом «противника».

— По меньшей мере десять тысяч, принцепс, — ответил он, намеренно удвоив истинное число.

— Превосходно, — произнёс Клавдий. — Я разгромлю их в течение часа. Плавтий, каковы были мои боевые приказы?

Плавтий покосился на присутствующих офицеров.

— Ты приказал поставить когорты преторианцев в центре, четыре когорты Восьмого и Четырнадцатый легион — на правом фланге и Двенадцатый легион — на левом. Девятый останется в резерве.

— Легион моего шурина в резерве? Так не пойдёт. Корвину полагается быть на правом фланге, на почётном месте. В резерве будет Четырнадцатый легион.

— Корвин отстранён от командования Девятым легионом, принцепс. Более того, он ожидает трибунала за неподчинение приказам.

— Неподчинение каким приказам? Первый раз об этом слышу. Почему ты мне ничего не сказал, Нарцисс?

— Я не знал, принцепс, — сказал Нарцисс, откашлявшись.

— Тебе положено знать всё и обо всём мне докладывать. Плавтий, почему ты не сообщил ему?

Плавтий бросил на вольноотпущенника колючий взгляд.

— Я... э-э-э... отправил депешу, но она, видимо, затерялась.

— Похоже, что затерялась, ибо я уверен, что, знай об этом Нарцисс, он наверняка приказал бы отпустить моего шурина, что бы тот ни натворил.

— Но ведь он пытался захватить Камулодунум без тебя, принцепс. Тебе тогда было бы нечего покорять.

— Это очень серьёзный проступок, принцепс, — вмешался в разговор Нарцисс, изобразив на лице растерянность. — Зачем он пытался отнять у тебя победу? Неужели хотел возвыситься над тобой?

— Нет, — усмехнулся Клавдий. — Он не похож на завистливых сенаторов с их вечными заговорами. Он член моей семьи. Он просто был стремителен и пылок, как и моя дорогая жена. Сразу видно, что они брат и сестра. Впрочем, не важно, он ведь не преуспел в своём желании. Передо мной же вражеская армия, которую мне предстоит разбить, и город, который я должен взять. Иначе меня ведь не позвали бы сюда, а, Нарцисс?

Нарцисс на миг лишился дара речи. Хотя Веспасиан и ощутил короткую радость при виде того, как у вольноотпущенника подёргивается уголок рта, ему стало не по себе. Ведь обвинить Корвина — значит признаться Клавдию, что предстоящее сражение — фарс, а Камулодунум уже практически пал.

— Этот идиот собирается его отпустить, — прошептал он на ухо Сабину.

Сабин задумчиво пожевал губу.

— Наше участие в аресте Корвина вряд ли останется незамеченным.

— Ну что, Нарцисс? — продолжал допытываться у своего фаворита Клавдий. — Так украл ли Корвин у меня победу?

— Похоже, что нет, принцепс.

— Тогда почему родственник императора содержится под арестом? Прикажи привести его сюда, Плавтий. Девятый легион займёт правый фланг, и командовать им будет брат моей Мессалины. Он же разделит со мной славу. Все остальные пусть отправляются на свои места. Я жажду битвы.

Поскольку его легион сегодня задействован не был, Веспасиан вместе с Магном следил за потешной битвой, сидя во главе всадников Луция Пета, прибывших сюда вместе с ним. Справа от них на стульях расположились сенаторы, наблюдая за происходящим с таким видом, будто это скачки в Большом цирке.

— Это лишний раз доказывает, что порой твоя хитрость идёт тебе же во вред, — заметил Магн, глядя, как передовые когорты Девятого Испанского легиона переходят через реку и вступают в бой с мнимой армией бриттов, — кстати, и другим тоже.

— Но только не во вред Корвину, — напомнил ему Веспасиан, когда с поля боя донеслись первые крики раненых. — Из этой истории он выйдет в глазах Клавдия оклеветанным героем.

— И начнёт тебе мстить.

Веспасиан пожал плечами.

— Мы будем слишком далеко друг от друга. Как только Клавдий отправится обратно в Рим, я вернусь на юг вместе со Вторым легионом. Девятый легион останется здесь, а на следующий год двинется вдоль восточного побережья на север.

— При условии, если Плавтий останется главнокомандующим.

— Он им останется, — подтвердил Палл, подъехав верхом откуда-то сзади, чем вновь застал Веспасиана врасплох. — Уверен, Клавдий не прочь избавиться от него. Но ничего, вскоре он одумается, как только мы с Нарциссом объясним ему, что назначение на пост командующего нового генерала неизбежно приведёт к тому, что общественное признание в Риме получат двое. Какой смысл делиться славой с лишним человеком? Разве не так?

После сегодняшней битвы Клавдий возвратится триумфатором, а когда вернётся Плавтий — года через четыре или больше, Клавдий сможет продемонстрировать Риму своё великодушие, устроив триумф тому, кто не является членом императорской семьи. По очевидным причинам такие вещи обычно дважды не делаются.

Веспасиан удручённо покачал головой.

— Тебе не надоело плести интриги, Палл?

— Но разве есть для простого вольноотпущенника иной способ обладать властью? Без Клавдия я — ничто. Моя судьба связана с ним до тех пор, пока он остаётся императором. А этим сражением, которому мы с вами свидетели, я обеспечил себе ближайшее будущее.

— Да-да, ценой жизней нескольких тысяч пленных бриттов, — проворчал Магн, когда когорты преторианцев врезались в гущу войска варваров.

— Насколько мне известно, их поставили перед выбором — быть распятыми на кресте или закончить жизнь в бою с оружием в руках. Согласись, это весьма скромная цена за то, чтобы сенаторы могли лицезреть, как император ведёт легионы в бой. Причём император не первой молодости.

— Понятно. Значит, это твоя следующая забота, — сказал Веспасиан. — Клавдию осталось жить совсем мало. Ты наверняка будешь рядом с его сыном?

— Это был бы неразумный шаг. Мальчику всего два года, и он потеряет мать, как только мы придумаем, как лишить её жизни. Если Клавдию с его хрупким здоровьем повезёт, он проживёт ещё десяток лет, но всё равно умрёт прежде, чем его сын возмужает. Кто тогда будет регентом? Никаких приемлемых кандидатур нет. Династия практически изжила себя.

Сенат же никогда не допустит, чтобы империей правил ребёнок. На поверхность неизбежно вырвутся республиканские настроения, что приведёт к конфликту с преторианской гвардией, а это прямой путь к хаосу. Боюсь, мальчику суждено повторить судьбу Тиберия Гемелла. Ему никогда не стать императором, ибо он будет убит тем, кто наследует Клавдию.

— И ты, конечно, знаешь, кто это будет.

Палл понимающе выгнул бровь.

— Если Клавдию повезёт, он проживёт ещё десяток лет. Тебе же, когда ты вернёшься в Рим, советую во всём слушаться меня, ибо я намерен в этом забеге выбрать колесницу победителя. Я говорю тебе это как твой друг. Когда Мессалина умрёт, наблюдай за тем, кого я стану опекать, и тогда всё поймёшь.

— Ты, как всегда, загадочен, Палл.

— От моей покойной хозяйки Антонии я научился одной важной вещи: никогда не спеши раскрывать свои планы.

В следующую секунду до них донеслись ликующие крики легионеров, которые вскоре переросли в дружное скандирование: «Император!»

— Да, быстро они, однако! Пойдёмте, господа, пора присоединиться к нашему доблестному императору, победоносно въезжающему в Камулодун.

Как только Клавдий въехал в город, легионеры Четырнадцатого легиона вытянулись на главной улице Камулодуна по стойке «смирно», оттеснив назад и загородив собой местное население.

Хотя по римским меркам Камулодун был довольно скромных размеров, в южной части острова это было самое крупное поселение. Городок даже мог похвастаться несколькими общественными зданиями, сложенными из кирпича. Несколько тысяч его обитателей жили главным образом в круглых хижинах, беспорядочно теснившихся друг к другу по принципу родства горожан по обе стороны от главной улицы и рыночной площади. Хаотичностью застройки Камулодунум напоминал Маттий в Германии.

Город окружал частокол высотой в три человеческих роста и протяжённостью примерно в милю. С северной стороны его защищала река — бойкий торговый путь, ведущий в Северное море и к устью Рена. Взять такой город штурмом было бы нелегко. Гарцуя на коне позади Клавдия, Веспасиан с облегчением думал о том, что им, к счастью, не пришлось брать Камулодунум приступом.

Местное население наблюдало за въездом Клавдия в город с благоговейным ужасом. Колесницу нового повелителя Британии тащили два огромных, невиданных ранее на острове зверя — с огромными, как столбы ногами, массивными хоботами, страшного вида позолоченными клыками и с пурпурными попонами на спинах. Эти чудовища произвели на горожан куда большее впечатление, нежели шедшая следом колонна легионеров в боевой форме.

Когда Клавдий проезжал мимо, легионеры Четырнадцатого легиона начали скандировать слово «император», перекрывая своими мощными глотками восклицания местных жителей, ошарашенных контрастом между гигантскими животными и тем уродцем, чью колесницу они тащили по ухабистой главной улице. Обилие золота и пурпура отнюдь не придавало Клавдию императорского величия. Одной рукой ухватившись для устойчивости за поручень, другую он в приветственном жесте вытянул вперёд. Увы, при этом он отчаянно пытался унять тик, от которого передёргивалось его изуродованное тело.

Сразу за колесницей, между Авлом Плавтием и Сентием Сатурнином, ехали верхом Нарцисс и Палл. И Плавтий, и Сатурнин были в ярости от того, что им приходится терпеть общество вольноотпущенников. Следом, сохраняя ледяное молчание, ехали Веспасиан и другие легаты. За ними, с приличествующим их сану достоинством вышагивали сенаторы, не обращая внимания на насмешливые взгляды и жесты местных жителей, впервые увидевших такой предмет одежды, как тога. Замыкали шествие когорты преторианцев и старшая когорта Двадцатого и Девятого Испанского легионов. Шагая, они подхватили крики своих товарищей, стоявших в оцеплении по обе стороны дороги.

Веспасиан покосился на Корвина. На лице у того застыло выражение, которое не менялось все два последних дня после мнимой победы Клавдия, а именно высокомерное самодовольство.

— Боишься, мужлан? — презрительно бросил Корвин, перехватив взгляд Веспасиана.

— С какой стати мне бояться? Я всего лишь защищал интересы императора.

— Интересы императора? Как бы не так! С каких это пор Нарцисс стал императором? Как будто мне неизвестно, что ты делаешь. И точно знаю, как не допустить твоего вмешательства, когда наши пути пересекутся в следующий раз.

— К счастью, это будет не скоро, Корвин. Ты будешь на севере, а я буду на юге.

— Ошибаешься, мужлан. Я буду в Риме. От этого военного похода я получил всё, что мне нужно, и у меня нет ни малейшего желания командовать Девятым легионом. Слишком ненадёжны мои офицеры. Я пару раз поговорил наедине с моим дорогим шурином. Он согласился с тем, что я вернусь в Рим, — присматривать за Сенатом и быть ближе к семье. Кстати, о семье. Во время моего второго разговора с Клавдием я как заботливый дядюшка, как ты понимаешь, высказал предложение о будущем благоденствии его сына. Уверен, это вызовет у тебя улыбку.

— Улыбку? Ты слишком высокого мнения о себе...

— Посмотрим, мужлан, посмотрим.

Веспасиан отвернулся и придвинулся ближе к Сабину.

Между тем императорская колесница уже достигла рыночной площади, по периметру которой также выстроились легионеры. Погонщики направили слонов вправо. На дальнем конце площади, положив на землю мечи и покорно склонив колени перед пустым курульным креслом, Клавдия уже ждали цари и вожди бриттов, в том числе Верика с Когидубном.

Погонщики остановили слонов. Палл и Нарцисс спешились и поспешили к своему господину, чтобы помочь ему сойти с колесницы и сесть в кресло.

— За мной, господа! — приказал Плавтий и, соскочив с коня, бросил поводья рабу. Подойдя к Клавдию, он встал у него за спиной лицом к тем, что пришли сюда, чтобы смиренно признать власть Рима и её живого воплощения.

Веспасиан занял место возле него вместе с Сентием и другими легатами. Позади них столпились сенаторы. Преторианцы заполнили оставшуюся часть площади. Легионеры замерли вдоль главной улицы. На несколько мгновений воцарилась тишина.

Веспасиан ждал, что произойдёт дальше. В конце концов Нарцисс прочистил горло и посмотрел на Клавдия.

— Д-д-да, конечно, — промямлил Клавдий, стараясь сидеть по возможности прямо на стуле без спинки. — Кто будет говорить от имени бриттов?

Верика поднял голову.

— Каждый пусть говорит за себя и свой клан, но слова у всех будут одни и те же. Мы принимаем власть Рима и склоняем голову перед императором.

— П-п-подойди ближе и удостойся дружбы Рима.

Держа на вытянутых руках свои мечи, бритты один за другим на коленях подползали к Клавдию. Тот по очереди просил каждого встать, утверждая его тем самым в звании царя племени или вождя клана, принявшего власть Рима.

На лицах бриттов читался стыд. Для этих гордых людей эта церемония стала публичным унижением. Поднимаясь с колен и вставая перед императором, Когидубн посмотрел на Веспасиана. В глазах бритта промелькнуло что-то вроде насмешки по поводу той уродливой формы, в которой предстала сегодня власть Рима.

Верика был последним, кто подвергся унизительной процедуре. Как только он признал власть императора, в рядах преторианцев слева от него возникло оживление. Поддерживаемый Нарциссом и Паллом, Клавдий кое-как поднялся на ноги и повернулся к сенаторам. В следующий миг, держа в руках имперского орла, к нему приблизился преторианец.

Клавдий криво улыбнулся и поднял древко с орлом так, чтобы его могли видеть сенаторы.

— Вы знаете, сенаторы, что это за орёл?

Сенаторы принялись перешёптываться, но ответа не последовало.

— Э-э-то о-о-орёл, которого никто из вас не видел вот уже тридцать пять лет. Это орёл, которого я показал моим верным солдатам три месяца назад в благодарность за лишения, которые они согласились перенести в походе на этот остров. Это, Призванные Отцы, орёл Семнадцатого легиона. Я, Клавдий, поднял этого последнего павшего орла Рима и теперь прошу вас вернуться вместе со мной в Рим и доставить его туда, где ему полагается быть, — в храм Марса.

Сенаторы разразились бурными рукоплесканиями.

Веспасиан посмотрел на брата.

— А что делали мы, пока Клавдий храбро поднимал павшего орла? — шёпотом спросил он.

Старались остаться в живых, брат.

— Мы возвращаемся в Рим вместе, — продолжил Клавдий, — но сначала мы должны основать новую провинцию, которую я завоевал для Рима, провинцию Британия. Здесь будет её столица, и здесь я построю храм в мою честь. За помощь, которую он оказал мне в деле этой победы, я объявляю Авла Плавтия первым наместником Британии и награждаю его правом ношения наград триумфатора. Выйди вперёд, Плавтий, и в очередной раз прими благодарность императора.

Расправив плечи, Плавтий приблизился к императору и тут же был заключён в объятия. Правда, на этот раз Клавдий шепнул ему несколько слов на ухо. Когда же он отвернулся, генерал явно кипел от злости. Плавтий на секунду замер на месте, затем гордо вскинул голову.

— Призванные Отцы, считаю своим долгом выразить вам благодарность за то, что вы убедили императора отправиться в этот поход и прийти мне на помощь. Если бы не его мудрое руководство и талант великого стратега и тактика, нам никогда бы не одержать этой победы. Мы были бы отброшены в море.

В ответ на его слова сенаторы разразились рукоплесканием на эти слова, польщённые тем, что сыграли решающую роль в покорении Британии. И хотя все знали, что это не так, истина никого не интересовала.

Заметив, как Палл и Нарцисс обменялись взглядами, Веспасиан понял: оба грека более чем довольны.

— Когда весть об этом дойдёт до Рима, они сделают Клавдия любимцем народа, — шепнул он на ухо Сабину. — Да и Сенат будет купаться в лучах славы, ибо это ведь они убедили Клавдия отправиться в Британию.

— И теперь вместе с ним вернут в Рим орла. Тошно слушать.

— Да, тошно и страшно. Если человек вроде Клавдия может оставаться у власти волей трёх греков, что же нас ждёт в будущем?

Веспасиан брезгливо скривился.

Клавдий вернул орла центуриону.

— Я также награждаю п-п-правом ношения т-т-триум-фальных наград Корвина, брата моей д-д-дорогой жены, роль которого в завоевании Британии была решающей.

— Решающей? — недоумённо покачал головой Веспасиан.

Корвин шагнул вперёд, и Клавдий заключил его в объятия.

На лице Корвина застыла маска раболепной благодарности.

— Как же он шагнул от измены к наградам триумфатора? — пробормотал Сабин, даже не пытаясь скрыть своего возмущения.

— Для этого надо происходить из нужной семьи, брат. Магн был прав: люди из такой семьи, как наша, лишь понапрасну тратят время.

— ...награды триумфатора также получат три легата. Во-первых, Госидий Гета, чья храбрость в бою при Авон Кантиации уберегла нашу кавалерию от уничтожения. Будучи окружён врагом и получив серьёзное ранение, он сумел вывести своих воинов в безопасное место.

Авл Плавтий не стал скрывать своего мнения по поводу версии событий, которую преподнесли Клавдию. Гета же, высвободившись из объятий императора, не стал скрывать того, что мнение генерала ему безразлично.

— Теперь пусть ко мне подойдут мои верные Флавии, трудолюбивые, честные и счастливые оттого, что исправно служат в тени великого человека, не рассчитывая на особые награды.

Оказавшись в объятиях Клавдия, Веспасиан удостоился новых лобызаний.

— Благодарю тебя, принцепс.

Взяв его за плечи, Клавдий заглянул ему в глаза.

— Надеюсь, когда ты вернёшься в Рим, я смогу ещё раз назвать тебя моим верным Флавием.

— Так будет всегда, принцепс.

— Мне сказали, что у тебя есть маленькая дочь и сын, который всего на несколько месяцев старше моего. Это так?

— Да, это так, принцепс.

— И ещё я слышал, что у тебя нет своего дома и твоя семья живёт у твоего дяди, Гая Веспасия Поллона.

— Тоже верно, — нехотя при шалея Веспасиан, удивлённый тем, что Клавдий внезапно проявил интерес к его семейным делам.

— Превосходно. Когда я вернусь в Рим, я распоряжусь, чтобы твою семью переселили во дворец. Уверен, твоя супруга будет только рада, а моей дорогой Мессалине придётся по душе её общество. И тогда наши мальчики смогут играть вместе.

Сказав эти слова, Клавдий выпустил его из объятий, Веспасиан же почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. Играть вместе? Подавив шевельнувшийся в душе страх, он с невозмутимым лицом зашагал прочь. Глядя на него, Корвин расплылся в широкой, якобы невинной улыбке.

Мечта Флавии иметь собственный дом сбылась.

Увы, пока он будет нести службу в Британии, жизнь его жены и детей будет зависеть от прихоти Корвина и его сестры Мессалины.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

 основу этого исторического романа положены труды Светония, Тацита, Диона Кассия и Иосифа Флавия.

У последнего подробно описаны убийство Калигулы и возвышение Клавдия. Работая над романом, я придерживался общеизвестных фактов, однако ради динамичности повествования позволил себе слегка сжать события. Милония Цезония и её дочь Юлия Друзилла были убиты Лупом на следующий день, а не сразу после смерти Калигулы в крытой галерее. Девочке на самом деле размозжили голову ударом о стену. Колебания Сената и делегации в лагерь преторианцев, где держали Клавдия, на самом деле продолжались два дня.

Ирод Агриппа действительно сыграл важную роль в передаче власти, что объясняет, почему Иосиф Флавий так подробно описывал этот эпизод.

Заговор, имевший целью убийство Калигулы, был много шире того, что я описал в романе, но я для простоты сократил количество заговорщиков. Имя Каллиста упоминает в своих трудах Дион Кассий, у которого я почерпнул и такую подробность, как раболепное поведение консула Помпония Секунда, целовавшего в театре сандалии Калигулы.

Светоний рассказывает нам о том, что в то утро в театре давали фарс под названием «Лавреол», а также трагедию о жизни царя Кипра Кинира. В привычном для него духе Светоний добавляет, что эту же трагедию давали на играх в тот день, когда был убит царь Македонии Филипп. Не имея доступа к обоим текстам, я заменил их комедией Плавта «Клад».

Сабин был вовлечён в заговор волей моего воображения, хотя его шурина Клемента упоминает Иосиф Флавий, по словам которого, Клемента казнили вместе с другими убийцами Калигулы. Двум заговорщикам было разрешено совершить самоубийство и в том числе Корнелию Сабину. Однако я взял на себя смелость драматизма ради казнить их всех.

В какой степени Клавдий находился под влиянием своих вольноотпущенников — вопрос спорный. В моём романе я намеренно усилил это влияние. Бесспорно то, что при Клавдии все они чрезвычайно разбогатели, из чего напрашивается вывод, что их влияние действительно было весьма значительным.

Когда умер отец Веспасиана, неизвестно. По всей вероятности, это случилось раньше, чем описано в моём романе, однако я ради сюжета отступил от истины и подарил отцу и сыну возможность попрощаться на страницах моей книги.

Упоминание Артебудзом его отца Брогдуоса — это отсылка к одной из двух сохранившихся до наших дней надписей на языке жителей Норика, на котором должен был говорить и Артебудз, поскольку он родом из этой области.

Кстати, само имя — Артебудз — возможно, переводится как «пенис медведя». Представляю, как в наши дни дразнили бы в школе ученика с таким именем!

По словам Светония, командование Вторым Августовым легионом Веспасиан получил благодаря покровительству Нарцисса. Будущий император Гальба в то время был наместником Верхней Германии, поэтому Веспасиан должен был официально представиться ему, когда прибыл туда в 41 году нашей эры. В тот год Гальба действительно отбил набег племени хаттов.

Корбулон как легат, у которого Веспасиан принимает командование легионом, — плод моего воображения. Как бывший консул, он никак не мог занимать столь низкий пост. С другой стороны, Калигула вполне мог отправить его командовать легионом с тем, чтобы унизить. Я сделал это ради того, чтобы свести его с Луцием Петом. Позднее оба были генералами на Востоке, где хладнокровный Корбулон был вынужден спасать авантюриста Пета. Их взаимная неприязнь не пошла на пользу той военной кампании.

Тацит и Дион Кассий приписывают Публию Габинию честь возвращения в 41 году утерянного орла Семнадцатого легиона, которого он привёз из земель хавков. Участие Веспасиана и Сабина в поиске этой реликвии — результат моего вымысла, равно как и роль Тумелика.

После триумфа Германика Тумелик и Туснельда действительно были сосланы в Равенну. У Тацита говорится, что Тумелик учился гладиаторскому искусству. В своём труде историк пообещал рассказать читателю о его дальнейшей судьбе.

То, что Тацит не сдержал своего обещания, по всей видимости, означает, что Тумелик скончался в одной из лакун его «Анналов», скорее всего, где-то между 29 и 31 годом нашей эры. Однако вполне допустимо, что это случилось позднее, между 37 и 47 годом. Так что я с лёгким сердцем дал ему пожить чуть дольше, чтобы сделать участником описываемых в книге событий.

Адгандестрий, тогдашний вождь хаттов, предлагал Тиберию отравить Арминия, но не получил поддержки со стороны императора. Германское имя Арминия вполне могло звучать как Эрминаз. Я превратил его в «Эрминац», чтобы оно звучало ближе к современному немецкому языку.

Из документальных источников того времени о вторжении в Британию известно крайне мало. Рассказ Тацита утерян. Дион Кассий пишет о нём очень кратко. Светоний в своих жизнеописаниях Клавдия и Веспасиана тоже упоминает о нём вскользь. Единственный легион, который наверняка участвовал в той кампании, — это Второй Августов, легатом которого был Веспасиан. О его участии во вторжении пишут и Светоний, и Дион Кассий, который также упоминает Сабина и Гету. В своём романе я сделал Корвина четвёртым легатом. Согласно археологическим исследованиям, в этом походе принимали участие Девятый, Четырнадцатый и Двадцатый легионы. Сегодня это общепризнанный факт, и я им воспользовался, хотя, так ли это было на самом деле, сказать трудно.

Сама военная операция была широкомасштабной и сравнима лишь с высадкой англо-американских войск в Нормандии — подобное утверждение наверняка навлечёт на меня гневные обвинения со стороны скептиков. Тем, кто желает оценить масштаб этой грандиозной логистической задачи, я рекомендую блестящую работу Джона Педди «Завоевание: вторжение римлян в Британию» («Conquest: The Roman Invasion of Britain»). Педди подходит к теме как с военной, так и с исторической точки зрения, заполняя лакуны в нашем знании об этом событии логичными, убедительными гипотезами.

Поскольку римляне были блестящими воинами и одновременно прагматиками, я счёл анализ Джона Педди наиболее убедительным из всего того, что было мною прочитано на данную тему, и положил в основу моею описания вторжения римских легионов в Британию его гипотезы. Я также воспользовался его исследованиями о вспомогательных когортах, предположительно участвовавших в этой кампании, и его расчётами времени вторжения, чтобы на страницах книги успеть переправить Клавдия через Ла-Манш до осеннего равноденствия. Спасибо тебе, Джон.

Сначала легионеры действительно отказались грузиться на корабли. Дион Кассий пишет о том, как вольноотпущенник Нарцисс пытался обратиться к свободным римским солдатам от имени императора, на что те ответили ему шутливыми криками «Ио сатурналия!» и решили добровольно следовать за Плавтием. Я несколько приукрасил этот эпизод, добавив орла Семнадцатого легиона и то, что Ценис стала секретарём Нарцисса.

Римляне устраивали рыночную торговлю через каждые восемь дней, но поскольку они включали в этот срок и «рыночный промежуток», то на самом деле получалось девять дней.

Я отказался от версии, согласно которой высадка имела место в гавани Чичестера. Вряд ли та могла произойти к северу Темзы. Это значило бы подставить врагу оба фланга. Я также отверг идею о том, что Сентий Сатурнин принял командование Девятым Испанским легионом в Йорке, после чего двинулся на юг. Во-первых, это растянуло бы снабжение армии по коварному Северному морю, что было бы чистым безумием. Во- вторых, поскольку за два года до этого Сатурнин был консулом, маловероятно, что он мог быть легатом.

Я также отверг версию о трёх отдельных высадках. Было бы верхом глупости разделять армию, не закрепившись надёжно на чужой территории. Поскольку главной целью был Камулодун, самый очевидный маршрут туда — это тот, о котором рассказывается в романе. Три отдельные армии, о которых пишет Дион Кассий, я предпочёл превратить в три волны высадки.

Местом высадки я выбрал Ричборо, или Рутупии, как наиболее стратегически правдоподобное. В то время Тэнет был островом, и основная часть флотилии пристала к берегу в проливе между ним и британским берегом. Комета, о которой упоминает Дион Кассий, скользила по небу с востока на запад, то есть в том направлении, в котором плыли римские корабли. Некоторые видят в этом доказательство того, что местом высадки был Чичестер, ибо, чтобы добраться до Ричборо из Булони, нужно плыть с юга на север.

По современной карте это действительно так, но на древних картах положение Британских островов не было статичным! На Птолемеевой карте, к которой мог иметь доступ Дион Кассий, Чичестер находился скорее к юго-западу от Булони, чем к западу, тогда как Ричборо — скорее к северо-западу, нежели к северу. Таким образом, я выбрал то направление, которое, по-моему, гарантировало им победу.

Мы не знаем, каким образом римская армия произвела высадку на берег. Цезарь в своём труде пишет, что аквилифер спрыгнул с корабля в море. Я своей волей поместил на носу кораблей сходни: через сто лет после Цезаря такое изобретение вполне допустимо. Ведь «ворон», абордажный мостик, к тому времени использовался в морских сражениях уже около двухсот лет.

Имея крайне мало доказательств или при их полном отсутствии я решил, что свободно могу «подарить» героям моей книги сходни, чтобы придать повествованию более чёткую аналогию с высадкой в Нормандии в 1944 году.

Дион Кассий также упоминает беззаботность бриттов в битве при Медуэе — если та действительно была при Медуэе, — не ожидавших, что римляне станут переправляться через реку без моста.

Далее Кассий пишет о том, что некоторые ауксиларии из числа германцев, скорее всего батавы, переплыли реку в кольчугах и при полном вооружении, чем застали бриттов врасплох. О дальнейшем ходе битвы известно крайне мало, но она действительно продолжалась два дня, а Веспасиан с Сабином отличились при форсировании реки. Известно также, что Гета нанёс варварам сокрушительное поражение, но сам при этом едва не попал в плен. Я позволил себе несколько иное толкование событий, за что приношу извинения ею потревоженной мной тени.

Темза в те времена была значительно шире, но мельче. Известно, что её устье было пригодно для переправы где-то рядом с устьем Медуэя (Авон Катиации). До сих пор место переправы армии Авла Плавтия остаётся предметом споров. Я поместил его в районе лондонского моста Блэкфрайерс, напротив холма Ладгейт Хилл.

Мы не знаем, как римляне заменяли свои передние ряды. К сожалению, древние источники об этом не упоминают. По всей видимости, по мнению тогдашних авторов, это было настолько очевидно, что не заслуживало упоминания. Я использовал одну из имеющихся на этот счёт гипотез.

Что делал Клавдий, когда прибыл в Британию, точно неизвестно. Светоний пишет, что он не принимал участия в сражениях, однако, согласно Диону Кассию, император принял командование легионами, ожидавшими возле Темзы, но непонятно на каком её берегу. Далее он пишет, что Клавдий переправился через какой-то ручей (не реку) и, вступив в бой с варварами, разгромил их и взял Камулодун. Эти противоречивые версии дают пищу для самых разных интерпретаций роли Клавдия, и я счёл возможным предложить свою.

Имеются упоминания о том, что Клавдий захватил в Британию боевых слонов, что крайне маловероятно. Поэтому я впряг их в его колесницу — в ту пору в Риме это было довольно привычным зрелищем.

Из надписи в Антиохии мы знаем, что во время вторжения в Британию Публий Аниций Максим был префектом лагеря Второго Августова легиона и удостоился за свою службу наград.

Я старался точно описывать порядок подачи сигналов: рожками и трубами на поле боя, буциной в лагере, но не стал упоминать тубу во избежание ассоциаций с современным инструментом.

Мы не знаем, какое положение занимал Когидубн до того, как он наследовал трон Верики: был ли он вождём острова Уайт, хотя и нельзя исключать такой возможности.

Светоний пишет о том, что Веспасиан покорил остров Уайт. Но был ли Когидубн родственником Верики, неизвестно.

Сын Веспасиана, Тит, получил образование вместе с сыном Клавдия, вошедшим в историю как Британик. Но об этом — в следующих моих книгах.

То, как я это описал, — целиком и полностью, плод моего воображения. Я также в долгу перед Джоном Григсби за его помощь с кельтским языком того времени и, в частности, за его любопытную гипотезу о том, что название «Рутупии» происходит от кельтского «Рудд ир эпис». Любые ошибки в кельтской топонимике и именах собственных остаются исключительно на моей совести. Адрес сайта Джона — .

Как всегда, благодарю моего агента Иэна Друри из «Шейл Ленд Ассоушиэйтс» за его помощь и ценные советы по поводу устройства и жизни издательского мира. Спасибо вам, Гайя Бэнкс и Вирджиния Ашионе, сотрудники отдела иностранных прав. Моя благодарность Саре О’Кифф, Тоби Манди, Мэдди Уэст, Коринне Зифко и всем людям из издательства «Корвус/Атлантик» за их усилия в издании серии книг о Веспасиане. Огромное спасибо моему литературному редактору Тамсин Шелтон за её самоотверженный труд по вычистке моей рукописи от ошибок, особенно от заглавных букв не там, где это нужно!

И, наконец, слова искренней благодарности моему издателю Риченде Тодд, которой в очередной раз удалось выудить всё то, что у меня было в голове, но чем я не поделился с вами, мои дорогие читатели.

История жизни Веспасиана продолжится в романе «Властители Рима».

Примечания

1

Авентикум — ныне г. Аванш в Швейцарии. — Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Верхняя Германия — провинция Римской империи. Включала в себя область Западной Швейцарии, французские области Юра и Эльзас и Юго-Западную Германию.

(обратно)

3

Курульное кресло — особое кресло без спинки в Древнем Риме.

(обратно)

4

Всадники (иногда — эквиты) — одно из привилегированных сословий в Древнем Риме.

(обратно)

5

Гесориакум — нынешний г. Булонь-сюр-Мер, на севере Франции в регионе Hop-Па-де-Кале, департамент Па-де-Кале.

(обратно)

6

Аргенторат (ныне Страсбург) — город во Франции, историческая столица Эльзаса. Расположен на реке Иль, близ левого (западного) берега реки Рейн (Рен).

(обратно)

7

Массалия — ныне г. Марсель; Родан — река Рона во Франции; Лугдунум — ныне французский г. Лион, расположенный на слиянии Соны и Роны.

(обратно)

8

Альбис — латинское название реки Эльбы, протекающей по территории современных Чехии и Германии.

(обратно)

9

Амизия — река Эмс в Северо-Западной Германии.

(обратно)

10

Мёнус — река Майн, правый приток Рейна.

(обратно)

11

Адрана — нынешнее название Эдера — реки в Центральной Германии, протекающей по земле Северный Рейн-Вестфалия и Гессен, приток реки Фульда.

(обратно)

12

Маттий — находился предположительно неподалёку от современного г. Фрицлара в Германии (федеральная земля Гессен).

(обратно)

13

Визургис — Везер, река в Германии. Впадает в Северное море близ г. Бремерхафена.

(обратно)

14

Лупия — река Липпе на северо-западе современной Германии в федеральной земле Северный Рейн-Вестфалия.

(обратно)

15

Могонтиак — ныне город Майнц в Германии, столица земли Рейнланд-Пфальц.

(обратно)

16

Сатурналии — декабрьский праздник у древних римлян в честь Сатурна, в дни которого рабы уравнивались в правах с господами.

(обратно)

Оглавление

ОБ АВТОРЕ

ПРОЛОГ Рим, 24 января 41 года нашей эры

ЧАСТЬ 1 Рим, тот же день

  ГЛАВА 1

  ГЛАВА 2

  ГЛАВА 3

  ГЛАВА 4

ЧАСТЬ 2 Германия, весна 41 года нашей эры

  ГЛАВА 5

  ГЛАВА 6

  ГЛАВА 7

  ГЛАВА 8

  ГЛАВА 9

  ГЛАВА 10

  ГЛАВА 11

  ГЛАВА 12

ЧАСТЬ 3 Вторжение в Британию. Весна 43 года нашей эры

  ГЛАВА 13

  ГЛАВА 14

  ГЛАВА 15

  ГЛАВА 16

  ГЛАВА 17

  ГЛАВА 18

  ГЛАВА 19

  ГЛАВА 20

  ГЛАВА 21

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg