«Скифы»

Прозвучал клич, и погнал царь грозовой клин боевых войск за рубеж вод, где чужой край, и попрал мир.

И срубил плот, и связал мост через пролив тот.

Казалось, сам светоносный Ахурамазда – бог, настолько мудрый, насколько и благий, – освятил это утро первого дня весеннего месяца вияхна[1]. Солнце, не жгучее, а теплое и ласковое, залило Сузы[2], а утреннее уличное многолюдье сегодня превратилось в настоящее столпотворение.

Нежданный приход царских войск в Сузы вызвал множество толков. Одни говорили, что в Египте восстал наместник и собрал двести тысяч войска. Другие говорили: восстали не египтяне, а бактрийцы, и вражеское войско насчитывает не двести, а триста пятьдесят тысяч.

Так говорили люди, а царские наблюдатели, эти глаза и уши царя, которые при других обстоятельствах не допустили бы подобных разговоров, загадочно усмехались и как бы невзначай прибавляли от себя некоторые подробности. Все чувствовали – близятся важные события.

Но торговле это не мешало. Она с прибытием войска значительно оживилась. Сузанцы сочли бы непростительным грехом отпустить такое множество людей в поход с тяжелыми кошельками.

И сегодня воинство толпилось, пило, дралось, покупало, меняло и медленно, но неудержимо продвигалось волнами к центру города, к насыпному холму, туда, где возвышалась на 60 локтей ападана – летняя резиденция царя земли.

На площади перед ападаной, от которой спускались вниз два ряда каменных ступеней, разъезжали саки[3] в кожаных островерхих шапках, с короткими мечами, а в глубине, вокруг холма, стояли латники-персы. По ступеням, на всех площадках ападаны прохаживались увешанные оружием бессмертные[4] – гвардия царя. Их яркие желтые и оранжевые одежды, расшитые узорами и отороченные мехом барса, удивляли даже привычных к роскоши сузанцев.

Во внутренние покои шум города едва проникал. Там, в левой зале, сидело и стояло двадцать человек. Шел совет.