«Этаж шутов»

Природа! Ты в меня вложила страшный труд:

На что мне здравый ум и тело без изъяна?

Зачем я не дикарь, не полуобезьяна,

Не олух, не фигляр, не юркий лилипут?

Родись я карликом, будь я дворовый шут,

Я в день полсотни су имел бы постоянно,

И милость короля, и ласки знати чванной,

И лакомый кусок, и роскошь, и уют.

Отец! На что мне знать латынь? Тебе бы надо,

Заранее свое обезобразив чадо,

Сдать в школу дураков, чтоб вырастить глупца.

О песни! о тщета! несчастные Камены!

Прочь арфу, прочь свирель – да смолкнет

лад священный,

Коль ныне жалкий шут счастливее певца!

Работая над книгой «Грозные царицы», я некоторое время изучал документы о нравах, бытовавших в московском и петербургском дворах в ХVIII веке. Меня поразили жестокость, цинизм, наивная вера и терпимость людей накануне поворота Российской империи к так называемому просвещенному Западу. Яркие образы неотступно преследовали меня, и постепенно мной овладело желание оживить это буйное время, дополнив список исторических персонажей, уже когда-то описанных мною, выдуманными героями. Итак, это было какое-то наваждение: я обернулся назад и, сочетая вымысел с правдой, принялся расшивать романическими стежками безупречное историческое полотно. Настоящая книга – результат моего путешествия в далекое прошлое этой неблизкой страны: полувымысел, полуправда.

– Иван Павлович, расскажи, пожалуйста, про свадьбу старого князя Голицына и карлы-калмычки.

– Я же тебе рассказывал.

– Рассказывал. Но Фекла еще не слышала. Твоя история ей понравится.

Пастухов удивлен: Евдокия считается с мнением бойкой худенькой девушки, которая ходит у нее в горничных. Бывшая крепостная, Евдокия Чубай, в сегодняшнем положении барыни, в самом деле относится снисходительно к слугам, не чураясь их общества. Подзадоривая Пастухова, она продолжает упрашивать:

– Ну, иди же, Иван Павлович, иди, мы тебя ждем.