«А что кошки-то?»

А ничего — кошки. Кошки как кошки. Дело житейское.

Я из этого проблемы не делаю.

Мурку давно знаю, вместе росли. Своя в доску, но с заморочками, конечно. Вообще-то, все мы с заморочками. Даже — Он, не говоря уж…

Она же маленькая, Мурка. Нежная. Стоит взглянуть — я щенком больше был, чем она сейчас… тяжелее, живого тела больше, а она что ж? — воздух один, тоненькие косточки, пух. Ее лизнешь — пух прижмется к тельцу, сразу видно, какая крохотная. В чем душа держится… зато умеет с людьми, надо отдать ей должное.

Я так не умею. Он на работе пашет целый день, придет никакой — подойдешь посочувствовать, толкнешь плечом, морду на колено положишь. Ничего, мол, мужик, все путём. Прорвемся. Может, во двор на часик, а? Воздухом подышишь, пока я там того-этого…

Иногда и выйдет. А иногда Он гаркнет: «Пошел прочь! Место!» — ну, пойдешь. Все понятно, устал. Я не в претензии.

Мурка — она не так. Она урчит. Легонькая такая, как перышко. На колени к Нему запрыгнет — Он и не заметит. Мурлычет, бодается — Он ее гладить начнет, машинально, за ушком чесать. Она же мягкая такая, теплая — приятно. Тоже понимаю. Сгонит только, когда она уже все ноги оттопчет. «Ух, — скажет, — хитрюга! Подлиза… кушать хочешь, небось?» Поесть ей положит, потом и мне. Хорошее дело.

Мурка — баба добрая. Нервная — известно, аристократка, породистая — но добрая. Бывает, конечно, психанет на пустом месте, в нос уколет — но тоже понятно: боится. Понимает, что тельце ее мне — на один клык. Если пойдет всерьез — она, положим, глаз мне может выколоть, но я её убью. Легко. Прижать челюстями — и нет её. Это не может хоть иногда на нервы не действовать. Нет, она знает — я не буду, но маленькая… понимает.