«Лесной царь»

Страшен лес ночью. Особенно этот лес — древний, колдовской, наполненный непонятной для человека жизнью. Не отваживались сюда ходить селяне даже в ясный день по широкой, протоптанной ещё до войны дороге. А уж по мелким, звериным тропам, через бурелом и трясину по скользким кочкам и колючим кустам в чащу в сумерках так и вовсе никто не забредал. Боязно было с самым дорогим — с душой — расстаться.

Нечистая сила из каждого дупла выглядывала. Демоны скрипели стволами и трещали сухими сучками, нет-нет да завывали волчьими голосами. В храме говаривали, что нет демонов. Всё выдумки колдунов окаянных, что жили на другой стороне леса в Чёрном замке. Это они из людей все соки сосали. Выгнали их оттуда воины в голубых плащах, и нечего стало бояться честному народу.

А всё равно как взглянешь на эту громадину серо-зелёную, как качается она на ветру и поёт зловещие песни, так весь дух зайцем в пятки ускакивает.

Не пошла бы сюда Зофья по своей воле в лес, только лихо из родительского дома выгнало.

Отец по дереву резал искусно. Такие наличники у него выходили, что глаза нельзя было отвести: цветы, птицы, звери, люди на них — целый мир. Ни одна фигура, ни один узор не повторялись. Купцы за его поделками со всех краёв Веломовии и соседней Кундии съезжались, на границе с которой стоял их родной городок — Подгайск.

Хорошо они жили, дружно и богато, только приблудилась к ним сиротка Милана, Милка по-домашнему. Родители в войну погибли, жалилась она, от колдунов простой люд защищали. Осталась она одна теперь, от голода и холода умирала. Пожалел её отец и взял в дом.

Вскоре Милка, как кукушонок, начала родного птенца из гнезда выживать: то пряжу испортит — запутает и порвёт, то полотенце с теста сдёрнет, и не поднимутся пироги, а то и вовсе мышь в постель дохлую подкинет. Никто, даже матушка, не верил, что Милка гадости делает. Говорили, плохая из тебя хозяйка, Зофья, не кивай на других — ругали и на горох в углу коленями ставили, пока она слезами умывалась.