«Боец Великого Похода»

Пещера была просторной, но невысокой, и в дальнем её конце, где пологий свод приближался к земле, прятался лаз. Чёрт его знает, какие твари могли повылезать оттуда, когда угаснет костёр. Разумнее было б заделать дыру, так безопаснее, но в неё довольно резво вытягивало едкий густой дым. Не сидеть же всю ночь напролёт в наморднике-респираторе. Тем более, что пещера была такой уютной, домашней, словно с нетерпением ждала появления изнемогшего путника — разве что ковёр пред ним не расстелила. Впрочем, пусть не для него, но для кого-то другого она была явно предназначена. Однако рядовой Кукушкин имел все основания сомневаться, что этот неведомый кто-то заявится сюда нынешней ночью. Не в такую, мать-перемать, непогоду.

Вход в пещеру был едва виден снаружи, когда Кукушкин, подпираясь, словно костылями, дорожными посохами, с покалеченной ногой, еле живой, подобрался к ней почти вплотную два часа назад. А теперь проход и вовсе засыпало снегом, отгородив бойца Великого Похода от всего мира. Даже не слышно, как снаружи беснуется метель.

— Словно в склепе замурован, — сварливо пробубнил в намордник Кукушкин, но испытывал он совсем другие чувства. Радостные это были чувства. Умиротворённые. Сытые и тёплые. Если бы он не знал, что Белый Бог однозначно и вполне определённо на стороне противника, он бы, наверное, предположил, что это именно Он помог Кукушкину. Да что там говорить — не помог, спас. Но это никак не мог быть Он. Ибо все знают: Белый Бог — враг. И если не Он сюда вывел Кукушкина, то кто же? Кто ещё обладает подобным могуществом? Кто мог вести обмороженного и покалеченного, преисполненного отчаяния бойца Великого Похода по снежному бездорожью в течение последних трёх дней? Кто указывал путь неясным, но вполне заманчивым пучком света? Кто просто носом ткнул его в эту пещеру, когда он в упор не желал её видеть? Просто впихнул — так, что Кукушкин явственно почувствовал мощный толчок по загривку. Кто оставил в дальнем углу пещеры заготовленный сушняк и березовые поленца, а посерёдке — рядом с тем местом, где сейчас горит костёр — большой пластиковый ящик с консервами, спиртом, аптечкой, зажигалкой, двумя парами новеньких шерстяных носков, и даже — позабытая роскошь! — с двуслойной, в пупырышках, нежной, как колыбельная матери, усладой для души — туалетной бумагой.