«Пять (Инквизитор)»

Посвящение:

Группе «Пикник» — за вдохновение

Болталке аврората — за поддержку и попытки угадать имена персонажей.

Allonsie — за прицельный пинок в сторону «Пикника»

Публикация на других ресурсах:

Автор сам разместит там, где посчитает нужным

Примечания автора:

АУ такое АУ, что автор сам немного запутался, что и куда. Дарк не столько дарк, сколько просто мутная и тяжелая тематика.

Часы пробили ровно пять раз, и последний удар, особенно гулкий, эхом прокатился по пустым каменным коридорам, заметался в каждом закоулке здания, проник в небольшую комнатушку и камнем обрушился на голову прикованного к жесткому стулу человека. Тот поморщился и встрепенулся, отгоняя одновременно и сон, тяжелый и липкий, и эхо пяти ударов старых часов, которые монотонно били внутри черепной коробки. И пятый неизменно был особенно протяжным, тоскливым и одновременно ставящим точку в череде смутных видений, что проносились перед глазами заключенного последние несколько часов. Пять ударов, от которых становились дыбом грязные спутанные волосы, от которых по посеревшей коже пробегали мурашки. Пять ударов — и выжидающий взгляд глаз, давно утративших свой цвет, впивается в тяжелую дубовую дверь, а мозг начинает гадать, кто же придет сегодня. С пятым ударом всегда кто–то приходил, чтобы продолжить мучения, длившиеся на протяжении многих недель. Настолько многих, что прикованный тяжелыми цепями к жесткому стулу, Он уже потерял им счет. Он мог назвать лишь тот день, что положил начало концу — Его концу, и концу их всех, но как долго Он уже томится в заключении, в этой комнате, где никогда не было окон, а дверь казалась размытой, Он сказать не мог. В этой комнате было непонятно, день на улице или ночь, сколько прошло дней, недель, месяцев, сколько раз наползали на небо тяжелые тучи и сколько раз ветер уносил их прочь. Человек, прикованный к стулу, даже не был уверен в том, что сама улица еще существует, что Они еще не разобрали ее по кирпичику, по камешку, и не растерли эти камешки и кирпичики в мелкую пыль, как Они поступили со всем тем, что было Ему дорого. Со всем, что Он любил. Со всем, что было Его жизнью и самой сутью Его существования.