«Портрет-убийца»

Тина Ларсен Портрет-убийца!

Виктория фон Ленхард стояла не шелохнувшись и испуганно смотрела на мужчину, который был раньше таким импозантным и так ужасно изменился со дня их первой встречи во дворце: исхудавшее лицо, горящие недобрым огнем глаза, трясущиеся руки.

– Значит, вы все-таки купили портрет леди Тэлбот? – потрясенно спросила она и почувствовала, что ее охватывает смертельный страх. – Я же вас предупреждала: она уничтожит вас, поверьте мне!

В голосе девушки слышалось отчаяние. Слабая улыбка исказила измученное лицо мужчины, он пожал плечами и равнодушно бросил:

– Пусть так! Я с ума схожу по ней…

Софи фон Штеллинген с раздражением бросила утреннюю газету и высказалась, как всегда, прямолинейно:

– Эти газетчики совсем совесть потеряли: беззастенчиво наживаются на чужих несчастьях. И никакого уважения к потомственной аристократии!

В обычно спокойном голосе пожилой дамы слышались уязвленная гордость и боль за постигшее семью несчастье.

Виктория фон Ленхард отвлеклась от собственных мрачных мыслей и спросила рассеянно:

– Что пишут, тетя?

– Да ты только почитай!

Изящная ухоженная рука Софи дрожала, когда она протягивала газету племяннице над сервированным к завтраку столом.

«Дворец Ленхардов идет с молотка, – прочитала Виктория заголовок статьи и невольно перевела взгляд на фотографию старинного родительского дома. – Один из самых дорогих и роскошных особняков нашего города – дворец графов Ленхардов – вместе с обширной коллекцией уникальных произведений искусства в конце недели выставляется на публичные торги.

Дворец был построен в восемнадцатом веке по приказу легендарной леди Тэлбот – английской аристократки, вышедшей в 1782 году замуж за графа Альберта фон Ленхарда и ставшей основательницей блестящего аристократического рода. Умная, прекрасно образованная и ловкая красавица за короткий срок приобрела такое влияние, что члены европейских королевских домов, венценосные монархи и даже сам император почитали за честь быть приглашенными к ее столу. И даже после смерти графини ее возвышенный дух безраздельно царил во дворце, защищая родовое гнездо и его обитателей от всех напастей. Об этом говорит хотя бы тот поразительный факт, что дворец ни разу не пострадал во время многочисленных войн.

Однако после внезапной смерти графа Фридриха фон Ленхарда и последовавшего за ней финансового краха неуязвимость графской семьи, похоже, осталась только в воспоминаниях, а ее блестящая история пришла к своему бесславному концу. По слухам, граф – неудачливый бизнесмен, отчаянный игрок, кутила и весельчак – оставил своей единственной дочери и наследнице Виктории миллионные долги, покрыть которые ей удастся только продажей фамильного достояния. По крайней мере, кредиторы весьма надеются на это. Юной наследнице придется расплачиваться за губительные наклонности отца.

На завтрашнем аукционе закончится блестящая семейная история аристократического рода. Наряду с антикварными предметами дворцового интерьера Аукционный дом Зайлера выставляет на продажу ценнейшие живописные полотна, в том числе и жемчужину коллекции – портрет знаменитой леди Виктории Тэлбот. Существует легенда , что ее прекрасные глаза д о сих пор зорко следят за каждым входящим в холл дворца посетителем и помогают безошибочно угадывать его истинные намерения.

Сам дворец пойдет с молотка в ближайшую субботу. Говорят, что уже есть заинтересованные покупатели.

Осмотреть дворец и предметы интерьера можно сегодня сдоВсе подробности на сайте Аукционного дома Зайлера».

Виктория фон Ленхард отложила газету:

– Не понимаю, тетя, из-за чего ты так разволновалась, ведь это все правда.

– Но, дорогая, ты считаешь, в порядке вещей, что твоего отца обзывают неудачником, игроком и повесой, втаптывая в грязь наше доброе имя? Как прямая наследница ты не должна этого позволять!

– У меня нет выбора, тетя! – девушка смотрела на вещи трезво. – Ты ведь тоже понимаешь, что конец нашей семьи бесславен – сияющий графский ореол померк навсегда.

– Не понимаю тебя, дорогая. Откуда это равнодушие? Ты всегда отличалась темпераментом и эмоциональностью!

– Мне нужно пережить все это разом, одним махом! Я могла бы, разумеется, отказаться от наследства и всех семейных долгов. Папа должен был подготовить меня…

Виктория с потерянным видом откинула с красивого высокого лба длинную прядь блестящих каштановых волос:

– Аукцион – дело публичное, тетя. И понятно, что причины нашего финансового краха стали достоянием гласности. Тайное всегда становится явным, ты сама всегда мне так говорила, отучая от детского вранья.

Софи фон Штеллинген досадливо подняла тонкие темные брови:

– Нынешние представления о приличиях чудовищны. Хорошо еще, что муж оставил мне в наследство эту квартиру. Разумеется, теперь ты будешь жить со мной. Или мое приглашение тебе не по душе? Ты как-то кисло реагируешь!

– Прости, тетя! Я тебе очень признательна, но пока ничего не в состоянии решить. Все мои мысли только об этих огромных долгах и аукционе. Если мне повезет, я смогу начать жизнь с чистого листа. Может быть, стану художником.

– Ты должна продолжить свою работу в галерее Якобсена, – тетя Софи решила взять на себя заботу о племяннице.

Виктория кивнула как-то неопределенно. До сих пор она работала в знаменитой галерее исключительно ради удовольствия, но теперь ситуация изменилась коренным образом – ей придется искать источник существования. Она вдруг вспомнила:

– Мне надо забрать из дворца личные вещи, пока его не открыли для посещений.

– Ты уже решила, какие портреты останутся у нас?

– Только родственники из последнего поколения – за них больших денег не выручить!

У Софи окаменело лицо. Она бросила на племянницу грозный взгляд и выпалила:

– Никогда тебе не прощу продажу портретов: ты словно выставила на торги нашу семейную историю! Портреты наших предков будут висеть на стенах чужих домов! Как это возможно? А портрет леди Тэлбот? Он останется на своем месте? Ты же знаешь, что произойдет, если его унесут из дворца?

– Нет, тетя. У портрета уже есть номер лота, – Виктория нервно вскинула голову. – Я пыталась убедить господ из аукционного дома, что этот портрет особенный и должен продаваться только вместе с дворцом, но они ничего не желали слушать, только снисходительно улыбались, когда я рассказывала им семейные предания. Якобы и покупатель на портрет уже нашелся.

Софи фон Штеллинген ахнула:

– Как глупы люди! Нельзя вырывать у дома душу! Во дворце живет дух леди Тэлбот, веками даривший нашей семье чувство защищенности и неуязвимости. Что же будет? Она не оставит безнаказанным того, кто вынесет из дворца ее портрет. Послушай, Виктория, ты же не зря носишь это имя – ты вылитая леди Тэлбот! Что– то от ее силы передалось и тебе! Может быть, это и поможет нам справиться с потерей внешнего блеска и найти иной жизненный путь…

* * *

Моросящий дождь окутал старинный дворец серой пеленой. Автомобиль Виктории фон Ленхард привычно въехал в роскошные кованые ворота, прошуршал шинами по покрытой галькой аллее и притормозил у парадного подъезда.

Все было как всегда – и уже иначе! Высокий нарядный холл превратился в мебельный склад – среди обычных предметов мебели находились ценнейшие антикварные вещи из редких пород дерева, с искусной инкрустацией и резьбой.

Виктория стояла, чувствуя себя потерянной среди всего этого хаоса, наблюдая за сновавшими туда-сюда служащими аукционного дома, деловито навешивавшими бирки с номерами лотов на знакомые с детства вещи. Портреты предков были упакованы, как и все остальные живописные полотна.

В маленькой чайной гостиной леди Тэлбот еще витал дух уюта, которым был наполнен дом этой удивительной женщины.

– Это настоящий английский дом, госпожа графиня, – раздался голос за спиной у Виктории.

Девушка резко повернулась. Слова принадлежали невысокому мужчине в сером рабочем комбинезоне Аукционного дома Зайлера. Она ответила ему:

– Хозяйка этого дома была англичанкой.

– Я знаю. Это та самая дама на большом портрете в холле?

Виктория кивнула.

– Очень красивая, – он застенчиво улыбнулся. – Знаете, вчера произошло что-то странное, когда мы пытались снять портрет со стены…

– Странное? – встрепенулась девушка.

– Ну, было так. Мой коллега взял стремянку, чтобы рассмотреть крепление картины, вы ведь знаете, что рама вмонтирована в гипсовый бордюр. Он поднялся на несколько метров и, как он потом рассказал, остановился глаза в глаза с дамой на портрете. Внезапно он почувствовал, что его тело словно застыло и он не может пошевелиться. Он начал громко звать на помощь.

– И? – Виктория слушала затаив дыхание, ей вдруг вспомнились все семейные легенды о леди Тэлбот.

– Я поднялся по лестнице с другой стороны, обхватил его и спустил вниз. Это было очень трудно, его тело было точно парализованное, и лицо странное, как заколдованное.

– А что он рассказал?

– Ну, он говорил что-то о магнетическом воздействии глаз этой дамы, но ничего толком не объяснил. Комичная история, правда? Кстати, ваши личные вещи мы отнесли к входу в хозяйственный блок. Так и надо?

Девушка кивнула в знак согласия и выдавила из себя:

– Разумеется, спасибо.

Она медленно прошла по анфиладе комнат, прощаясь с былым величием своих предков. Сердце ныло от нестерпимой боли. Она с горечью думала о том, что в последний раз поднимается по мраморной лестнице, распахивает высокие двери, смотрит через широкие окна в ухоженный дворцовый сад. В последний раз…

Она вошла в свою детскую: золотистые занавеси из блестящей тафты, обтянутые жаккардовым шелком стены. Здесь еще царил дух ее недавнего – и счастливого, и горького – детства девочки, добросовестно опекаемой родными, но рано потерявшей нежно любимую мать.

Внезапно у нее начался сильный озноб, и она, охваченная непонятным страхом, понеслась по длинному коридору к мраморной лестнице и быстро сбежала вниз, остановившись у последнего пролета, как раз напротив портрета леди Тэлбот.

Это был поистине королевский образ. Прекрасные темные глаза на изящном тонком лице смотрели высокомерно и одновременно маняще. Сияющая кожа казалась почти прозрачной. Густые темные локоны свободно падали на точеные обнаженные плечи и спускались вниз до тонкой гибкой талии. Грациозную фигуру обтягивало платье изумрудно-зеленого цвета. Глубокое декольте полностью открывало длинную стройную шею и соблазнительную впадинку на высокой груди.

Казалось, творящееся вокруг разорение и хаос не волновали эту прекрасную и величественную даму, презрительно взиравшую на суету у своих ног. Виктории захотелось крикнуть ей, прося о помощи: «Пожалуйста, останови все это! Ты такая сильная! Почему ты разрешаешь им разорять твой дом?»

Но взгляд прекрасных темных глаз леди Тэлбот остался неподвижным.

– Пожалуйста, леди Тэлбот, не позволяй выгнать себя из своего дома! – умоляюще прошептала Виктория и с отчаянием посмотрела на карточку с номером лота, подвешенную к золоченой раме.

– Нет, нет, только не уговаривайте даму, – услышала Виктория приятный мужской голос, – я намерен купить ее портрет на аукционе…

Девушка резко повернулась и увидела перед собой импозантного высокого блондина, пожиравшего глазами красивую даму на портрете. Девушка с любопытством стала разглядывать привлекательного стройного мужчину, пытаясь расшифровать выражение его лица – было ли это естественное волнение перед крупной покупкой или откровенная похоть? Но мужчина все смотрел и смотрел на даму, как завороженный, и в его взгляде была такая страсть, что у Виктории перехватило дыхание. Так вот как выглядит мужчина, околдованный женщиной!

«Бизнесмен или адвокат», – подумала она. Ей часто приходилось встречать мужчин этого типа в своем окружении – хорошее образование, безупречные манеры и крайняя сдержанность в проявлении чувств и эмоций.

Виктория отвела заинтересованный взгляд от мужчины и снова посмотрела на портрет дамы. Но ей не удалось поймать ее взгляд, тщетно она надеялась на взаимопонимание и родственные чувства. Девушке вдруг показалось, что все внимание дамы направлено на незнакомца, который в немом оцепенении не сводил с нее глаз.

– Бред какой-то, – прошептала Виктория. – Этого не может быть.

Она почувствовала холодок в сердце, словно лишилась тесной связи с родным человеком.

– Что бы вы ни сказали, – услышала она внезапно раздавшийся голос мужчины, – но я отдам все, что имею, за это полотно. Никогда прежде я не видел такой красоты, от которой теряешь разум.

У Виктории возникло чувство, что красавица-родственница внезапно отдалилась от нее, и этот факт шокировал ее не меньше, чем откровения незнакомца. Она продолжала искать взгляд ее темных, как ночь, глаз и вдруг почувствовала, что они смотрят не просто холодно и иронично, а испепеляющим, уничтожающим взглядом.

– Пожалуйста, леди Тэлбот, не делай ему ничего плохого, прошу тебя!

Виктория не знала, что предпринять. Никогда раньше она не попадала в такую странную ситуацию и была смертельно напугана. Но ее просьба не произвела на красавицу ни малейшего впечатления: она не отводила взгляда от мужчины, мечтающего купить ее портрет.

Виктория резко повернулась к мужчине и быстро заговорила:

– Вы что, не видите, что с ней происходит? Она уничтожит вас, поверьте мне! Она уничтожит любого, кто захочет завладеть ею!

Незнакомец оторвал страстный взгляд от портрета и заглянул в тревожные глаза девушки.

– Вы родственница этой дамы? – спросил он. – Вы похожи на нее, хотя…

– … далеко не так прекрасна? – продолжила Виктория его фразу.

– У вас глаза такого же цвета.

Они разглядывали друг друга еще какое-то время, пока мужчина не перевел взгляд на портрет и в его глазах снова не появился лихорадочный блеск.

– Не покупайте портрет, он принесет вам несчастье!

Мужчина иронично улыбнулся.

– Вы хотите оставить его у себя? – ответил он. – Я вас отлично понимаю. Кому охота отдавать бесценное произведение искусства?

– Были смертельные случаи…

В его голосе прозвучала насмешка:

– Примите мои комплименты, вы умело пускаете в ход запрещенные приемы.

Виктория снова беспомощно взглянула на леди Тэлбот, умоляя пощадить этого бестолкового красавца, но вечная хозяйка дворца снова отвела взгляд, ее внимание было сосредоточено на незнакомце, уже протянувшем к ней руки.

Неужели он не замечает перемен в этих прекрасных темных глазах? И так ослеплен, что не чувствует исходящий от дамы холод, а видит только сияние ее неправдоподобной красоты?

Наконец, осознав свое бессилие, Виктория махнула рукой и спустилась в хозяйственный блок, чтобы забрать из этого дома то малое, что ей осталось.

* * *

Глория Руген нервно барабанила пальцами по спинке кресла. Она была готова взорваться, так ее бесило отношение Ричарда к этому идолу. «Проклятый портрет!» – подумала она и перевела взгляд своих больших зеленых глаз на огромную, во всю стену, картину, за которую Ричард выложил немыслимую сумму – четверть миллиона!

Она сидела не шевелясь и смотрела на портрет, от которого исходил леденящий кровь холод. Что ей делать? Неужели Ричард и вправду влюблен в портрет? Он рассказал ей, что эта леди действительно существовала. Раньше Ричард не интересовался живописью восемнадцатого века, он коллекционировал современное искусство. Что же произошло?

– Ричард?

– Да? – его голос прозвучал раздраженно, и он даже головы не повернул в ее сторону.

– Скажи на милость, я для тебя еще существую или ты теперь живешь с портретом?

Не дождавшись ответа, она злобно посмотрела на красавицу в изумрудно-зеленом платье. Он нее исходило нежное сияние, и она казалась живой. Это и мучило Глорию. Если бы это был портрет ныне живущей женщины, то повод для беспокойства был бы очевиден. Но женщина, изображенная на картине, давно умерла. Это был только красивый образ в роскошной золоченой раме. Конечно, портрет радует глаз. Но она, Глория, легко отказалась бы от такой радости. Эта дорогостоящая игрушка занимает собой все пространство, притягивает все взгляды и делает все остальное вокруг каким-то незначительным.

Впрочем, Глория не могла не признать, что дама на портрете – идеал женской красоты. Думая об этом, она взглянула в лицо дамы и вздрогнула всем телом – ей показалось, что бездонные темные глаза видят ее насквозь! Она испуганно вскочила, подбежала к окну и резким движением отдернула шторы.

– Что ты делаешь? – прошептал Ричард, словно выйдя из глубокого транса.

– Что я делаю? Я разрежу этот портрет на куски, если так пойдет и дальше! – закричала она. – Посмотри на себя! Ты часами сидишь перед этим портретом, и тебе абсолютно наплевать, здесь я или нет!

Глория в волнении металась перед ним, пытаясь разбить магическое силовое поле притяжения между возлюбленным и картиной. От ее пышных рыжих волос во все стороны летели искры.

Наконец, он поднялся и, словно очнувшись, провел рукой по лицу и глазам.

– Этот портрет плохо влияет на тебя, Ричард, – взмолилась Глория. – Ты должен избавиться от него, пока он не поработил тебя.

– Чепуха!

Ричард фон Вильд снова стал самим собой. Он обнял возлюбленную, притянул к себе и нашел ее губы. Глория привычно обмякла в его требовательных и страстных объятьях. Казалось, красавица с портрета внезапно потеряла свою власть над мужчиной, отдав его живой и теплой женщине из плоти и крови, способной дарить ему не иллюзорное, а реальное наслаждение.

Он решительно сорвал с нее одежду, положил на диван и начал покрывать ее тело страстными поцелуями. О, как она любила его сильное мужское тело! Как теряла всяческую волю, когда оказывалась в его объятьях. Никаким мужчинам прежде она не позволяла брать себя так быстро и настойчиво. Только ему! Мужчине, который знает, как доставить наслаждение женщине, и который не отказывает себе в этом удовольствии…

– Почему ты убрал из комнаты другие картины? – спросила Глория полчаса спустя, когда они лежали обнаженные, утомленные и счастливые.

– Леди Тэлбот нуждается в пространстве, – ответил Ричард задумчиво. – И ей не по вкусу современное искусство.

– Надеюсь, это шутка? Ты говоришь о ней так, словно она жива…

– В картинах живут мысли и чувства, которые были в них вложены. Леди Тэлбот для меня такая же живая, как и ты.

– Эта женщина мертва! – в ужасе закричала Глория. Она приподнялась на локте и вгляделась в лицо любовника, ища в нем признаки помешательства. – Посмотри на нее. Это же просто масляные краски на холсте плюс мастерство художника. Все остальное – иллюзия!

Глаза Глории снова настойчиво искали взгляд прекрасной дамы, намереваясь серьезно схлестнуться с ней. Она резко вскочила и вдруг без чувств упала на пол.

– Глория, зачем ты себя истязаешь?

Ричард поднял возлюбленную, бережно уложил ее на диван и заботливо прикрыл пледом.

Глория внезапно очнулась, лихорадочно натянула на себя одежду и направилась к двери. Ричард бросился за ней:

– Глория, останься!

Рыжеволосая девушка обернулась к нему, ее бледное лицо искажала гримаса ярости.

– Или портрет, или я! – воскликнула она, сверкнув глазами.

– Ты же знаешь, я не выношу женщин, ставящих условия, – его голос звучал спокойно и сдержанно. – Я купил портрет, и он останется здесь.

– Что ж, – ответила она. – Это показывает силу твоих чувств ко мне.

Он рассмеялся:

– Не будь дурой, Глория!

– Будь счастлив со своей новой пассией. Но не зевай! А то она начисто лишит тебя разума!

И с этими словами она ушла.

Ричард не сдвинулся с места, чтобы догнать ее. Он видел, как она стремительно идет по коридору и рыжие волосы горят как пламя.

Она подошла к лифту, раздался звук открывающейся двери. «Глория!» – хотел он позвать ее, но ни один звук не сорвался с его губ. Она вошла в лифт, кабина опустилась вниз, и снова наступила тишина. Он все еще стоял неподвижно, чувствуя в сердце пустоту и холод расставания.

Пронзительный телефонный звонок разорвал гнетущую тишину. Ричард медленно направился в кабинет, но телефон уже умолк. Он бросил взгляд на свой письменный стол. Теперь ему ничто не мешало углубиться в работу, но вместо этого он вернулся к портрету, словно ведомый невидимой силой.

Ричарду показалось, что леди Тэлбот смотрит на него одобряюще, и он почувствовал себя счастливым. Мужчина снова сел в кресло, охваченный непреодолимым желанием смотреть в эти темные глаза, обещающие ему все и уже отнявшие то, что до сих пор было ему дорого.

Ричард еще немного подумал о Глории, а потом его мысли о ней растаяли сами собой. День клонился к вечеру, в город пришла ночь, но он этого не заметил.

Наступило утро нового дня, и пронзительный телефонный звонок вернул его к действительности, ненавистной ему действительности…

* * *

В знаменитой художественной галерее Якобсена царила немыслимая суета: в конце недели намечалось открытие совместной выставки двух талантливых молодых художников, о которых заговорили после их дебюта в Цюрихе.

Генри Мель, настоящий знаток искусства, вихрем носился по огромным залам галереи и загружал молодых сотрудников новыми идеями и предложениями: они искали правильное освещение для каждой картины, чтобы представить полотна наиболее выигрышно и быстро продать.

Галерист увидел Викторию фон Ленхард в зале, где проходила выставка известного графика. Он резко остановился и взял ее за руку:

– Дитя мое, вы снова здесь? Вы отправили обе литографии?

У Генри Меля были длинные седые волосы и синие живые глаза. К красивой студентке с серьезным лицом и блестящими каштановыми волосами, давно работающей в галерее, он относился как к равной.

– Да, фрау Арманд была в восторге. Она будет звонить вам по поводу рамок, ей хочется что-то легкое, персикового цвета…

– О боже! – простонал Генри Мель, театральным жестом заломив руки. – Вряд ли это вкус господина Арманда! Он-то должен знать, что произведения в стиле критического реализма не вставляют в рамки пошлых цветов!

Виктория рассмеялась, и галерист вздохнул с облегчением: она смеялась впервые за несколько последних недель. Внезапная смерть отца, финансовый крах и распродажа имущества – это были тяжелые жизненные испытания. К счастью, девушке удалось выплатить все огромные долги ее беспутного родителя.

Старик тоже улыбнулся и, пожав плечами, заметил:

– Ну, если это пожелание дамы, то, как говорится, клиент всегда прав! Кстати, у нас есть новость: Максимилиан фон Доблитц решил устроить на первом этаже вашего бывшего дворца выставочный зал и начать с выставки работ современных скульпторов. Он предлагает нам дополнить экспозицию произведениями прогрессивных художников. Как вы на это смотрите?

У Виктории сжалось сердце: она вспомнила, что старинный дворец навсегда потерян для нее. Но она быстро взяла себя в руки. За последние недели девушка научилась слушать голос разума и уступать доводам рассудка.

– Да, я слышала об этом, – ответила она нарочито бодро.

– А вы готовы рассмотреть предложение Максимилиана? Никто не знает дворцовые залы лучше вас.

Виктория знала, что старик относится к ней с отеческой симпатией и заботой. Теперь он решил предоставить ей возможность поработать во дворце, надеясь, что в этом случае ее печаль и отчаяние постепенно утихнут, то есть выбить клин клином.

Виктория кивнула в знак согласия:

– Когда я смогу осмотреть помещение?

Генри улыбнулся: у девушки поистине аристократическое самообладание!

– Согласуйте самостоятельно время с ним, дитя мое, а об остальном поговорим позднее.

И старик перешел к другой, значительно более важной для него теме:

– Вы, разумеется, помните картину Фернана Леже, которую мы приобрели несколько недель назад для одного из наших клиентов? Ее выставили на аукционе в Женеве…

Это была картина французского художника с мировым именем, изображавшего объекты и людей в техногенных формах. Да, Виктория помнила ее.

– Ну, так вот, эта картина предназначена коллекционеру Ричарду фон Вильду, известному в нашем городе адвокату. Вы прекрасно знаете цену подобных полотен, – Генри Мель понизил голос, – но господин фон Вильд до сих пор не оплатил покупку. Такого еще никогда не случалось, и мы находим эту ситуацию весьма своеобразной. Особенно нервничает Клаус, как вы догадываетесь.

Генри имел в виду своего делового партнера Клауса Якобсена, отвечавшего за коммерческую деятельность галереи.

– Это, как говорится, щекотливое дельце, – галерист замялся.

– Вы хотели бы, чтобы я позвонила клиенту? – Виктория решительно предложила свою помощь – она была хорошо воспитана и умела правильно вести разговор.

– Нет, Клаус уже звонил. Он просто не знает, что еще можно сделать.

Генри Мель представил себе растерянное лицо своего партнера и в который раз обрадовался, что руководит не финансовыми делами, а творческой деятельностью галереи.

– Вы хотите, чтобы я с ним встретилась?

Виктория не была знакома с доктором Ричардом фон Вильдом, но знала, что с состоятельными клиентами всегда цацкаются, боясь их потерять.

– Очень просим вас об этом, дорогая Виктория! Мы с Клаусом прекрасно понимаем, какую неприятную миссию возлагаем на вас, – в голосе Генри отчетливо слышались облегчение и надежда. – Только вы теперь можете нас спасти.

– Его адрес я узнаю в офисе? – Виктория привычно взяла быка за рога.

Генри Мель кивнул.

– Вы чистый ангел! – он преданно посмотрел на девушку снизу вверх своими лучистыми синими глазами.

Реакция Клауса Якобсена была похожей, только расчетливый бизнесмен постарался скрыть свою радость:

– Полагаю, сначала надо попытаться встретиться с господином фон Вильдом в его офисе. В полдень он обычно бывает там. Если в обеденное время не получится, надо договориться о встрече, но очень тактично. Вы меня понимаете?

Виктория кивнула и взяла у Клауса документы. Цена на полотно Фернана Леже не произвела на нее никакого впечатления, а предстоящее щекотливое поручение не нервировало. Она вышла из галереи и отправилась в старый город.

Адвокатское бюро «Фон Вильд и партнеры» располагалось в центре города, в укрытом от чужих глаз тихом месте. Солидное и надежное, оно обещало каждому страждущему квалифицированную юридическую помощь. Виктория фон Ленхард попала в мир стеклянных дверей, мраморных вестибюлей и укромных переговорных комнат. Наконец, она нашла кабинет адвоката фон Вильда.

– Мне очень жаль, но господина фон Вильда нет в офисе, – вежливо сообщила ухоженная секретарша, сопроводив отказ любезной улыбкой. – Может быть, вам поможет другой юрист?

– Благодарю, но у меня личное дело к мистеру Ричарду фон Вильду. Может быть, он будет после обеда?

Виктория стояла у письменного стола секретарши, всем своим видом демонстрируя, что не уйдет, не добившись своего.

Зазвонил телефон. Секретарша, извинившись, сняла трубку, и улыбка тут же исчезла с ее лица: громкий возмущенный мужской голос на другом конце провода готов был взорвать кабинет своим напором:

– Уже в третий раз ваш шеф переносит встречу! Раньше такого не случалось, что с ним происходит?

– Извините, но адвоката задержало срочное дело, – постаралась выгородить шефа секретарша, но вышло только хуже.

– А мое дело, значит, не срочное? Понятно! Ну, так я обращусь в другое бюро! Сообщите об этом вашему неуловимому шефу!

В трубке раздались короткие гудки, а затем в комнате воцарилась зловещая тишина. Секретарша посмотрела на Викторию измученным взглядом.

– Вам нужно назначить встречу? Я попробую позвонить доктору фон Вильду по мобильному телефону, – и она набрала номер.

– Доктор фон Вильд? Молодая дама из галереи Якобсена хотела бы поговорить с вами. Когда можно назначить встречу?

Секретарша получила ответ и изумленно взглянула на Викторию:

– Вы можете приехать к нему прямо сейчас. Я напишу адрес.

Девушка вовсе не рассчитывала на скорую встречу: было очевидно, что у фон Вильда дел по горло. Почему он отказал клиенту, бившемуся в припадке ярости, а ей назначил встречу незамедлительно? Она размышляла об этом всю дорогу до элитного дома адвоката с роскошными квартирами экстра-класса.

Пока портье звонил хозяину, девушка разглядывала элегантный интерьер холла.

– Доктор Ричард фон Вильд ждет вас, – голос портье вернул девушку к действительности.

Портье услужливо проводил Викторию до частного лифта и отпер его дверь своим ключом. Лифт остановился на самом верхнем этаже и, выйдя из него, Виктория сразу попала во владения адвоката.

Длинный коридор был полон произведений искусства двадцатого века: она прошла мимо большого абстрактного полотна Пита Мондриана, картины Казимира Малевича, многоцветных полотен Василия Кандинского.

– О господи! – простонала девушка, остановившись в шаге от полотна Виктора Вазарели, чьи жесткие контуры и вызывающе яркая палитра действовали на нее угнетающе.

Миновав коридор-выставку, Виктория вошла в первую же открытую дверь и остановилась, не осмеливаясь двигаться дальше – волшебство живописи было невероятным искушением для глаз! Ее взгляд остановился на геометрически четком и романтичном полотне Лионеля Фейнингера. Она оглядела и другие картины: ранний Оскар Шлеммер и Вилли Баумайстер – прекрасные изображения человеческих фигур и беспредметный геометрический стиль.

– Они были друзьями, вы знаете это? – мужской голос прозвучал так неожиданно, что девушка вздрогнула.

– Нет, – ответила она и посмотрела на высокого мужчину, который медленно шел к ней по коридору. Ей показалось, что между ними сразу протянулась невидимая нить, которую ничто уже не в силах разорвать.

Это был тот самый импозантный незнакомец, с такой страстью смотревший на портрет леди Тэлбот во дворце. Так это он выложил за него немыслимо огромную сумму?

Не в силах сдвинуться с места, она стояла, как соляной столб, с похолодевшим от ужасного предчувствия сердцем.

– Доктор Ричард фон Вильд? – наконец спросила она, еле ворочая языком. – Меня зовут Виктория фон Ленхард, я работаю в галерее Якобсена. Некоторое время назад они отправили вам полотно Фернана Леже…

– Ее глаза, – проговорил он. – У вас ее глаза…

Виктория фон Ленхард стояла не шелохнувшись и испуганно смотрела на мужчину, который был раньше таким импозантным и так ужасно изменился со дня их первой встречи во дворце: исхудавшее лицо, горящие недобрым огнем глаза, трясущиеся руки.

– Значит, вы все-таки купили портрет леди Тэлбот? – потрясенно спросила она и почувствовала, что ее охватывает смертельный страх. – Я же вас предупреждала: она уничтожит вас, поверьте мне!

В голосе девушки слышалось отчаяние. Слабая улыбка исказила измученное лицо мужчины, он пожал плечами и равнодушно бросил:

– Пусть так! Я с ума схожу по ней…

– Вы должны избавиться от портрета! – крик Виктории прозвучал страстно и убедительно, но ее предостережение не произвело на Ричарда никакого впечатления.

Наконец, он сказал:

– Вы невероятно похожи на нее. Вас не преследует тоска по ней?

– Вы меня не понимаете! – в глазах девушки заблестели слезы. – Вы умрете у этого портрета!

Ричард фон Вильд улыбнулся. Он продолжал бы улыбаться, даже если бы сейчас за ним пришла смерть. Он больше не принадлежал себе. Он был полностью во власти чар портрета.

– Хотите с ней поздороваться? – спросил мужчина.

Она не ответила и не пошевельнулась. Тогда Ричард с лихорадочным нетерпением схватил ее за руку и потянул за собой. Они миновали анфиладу комнат, увешанных живописными полотнами модернистов, и остановились у открытых дверей в комнату, где царствовал портрет леди Тэлбот.

Шторы на окнах были наглухо задернуты. Почти пустую комнату освещали лишь несколько горящих свечей, пламя которых бросало слабые отблески на огромное полотно, заполнившее собой почти все пространство. «Как алтарь», – промелькнуло в голове у Виктории, по ее телу побежали противные мурашки, а ладони стали липкими и влажными.

Леди Тэлбот! Прекрасная и величавая, она насмешливо смотрела на вошедших. В мерцающем свете редких свечей она казалась живой – манящей, соблазнительной и обладающей безграничной властью над людьми.

– Что ты творишь? – закричала Виктория, обращаясь к даме на портрете и ощущая, что за ее спиной стоит мужчина, всего за несколько недель превратившийся из жизнерадостного красавца в жалкую измученную тень.

Волнующие темные глаза леди скользнули по девушке безо всякого интереса и остановились на мужском лице. Никогда еще Виктория не чувствовала себя такой беспомощной. Она понимала, что Ричарда убивают цинично, расчетливо и жестоко, и ощутила в своем сердце жгучую ненависть к прекрасной убийце!

Однако Виктория чуть не забыла о данном ей поручении. Повернувшись к Ричарду, она спросила его:

– Можете уделить мне пару минут?

Вопрос вывел мужчину из транса.

– О чем будем говорить? – спросил он равнодушно.

– О картине Фернана Леже. Я здесь по поручению галеристов Якобсена и Меля.

Виктория без обиняков пояснила цель своего визита – она была слишком на взводе, чтобы вести дипломатические игры. Ей хотелось выполнить поручение и поскорее убраться из этого частного музея.

– А, Леже! Я совершенно забыл о нем. Полагаю, картина так и стоит в кабинете нераспакованная.

Они снова пошли по длинному коридору.

– У вас превосходная коллекция, – заметила Виктория.

Ясный, легкий и пронзительный живописный язык модернистов был для нее освобождением от навязчивой красоты классического портрета леди Тэлбот.

– Да, я предпочитаю живопись двадцатого века, – ответил он. – Хотя после появления в моем доме портрета вашей прародительницы мои вкусы изменились…

– Вам лучше вернуться к былым предпочтениям – это гораздо безопаснее, чем восторгаться портретом леди Тэлбот!

– Вы так глубоко переживаете потерю портрета? – он снова подумал, что ее предостережения – это хитрая уловка, имеющая целью вернуть картину.

– Ваши догадки ложны, – она посмотрела ему прямо в глаза. – Я искренне боюсь за вас. Этот портрет наказывал каждого, кто пытался снять его с привычного места.

– Но я пока еще жив, – иронично улыбнулся Ричард.

– Но чувствуете вы себя прескверно!

– Я плохо сплю и мне трудно сконцентрироваться. Я уже пропустил несколько процессов и подорвал свою профессиональную репутацию. Как раз сегодня я снова отказал клиенту.

Он пристально посмотрел на нее.

– Как ваши глаза похожи на глаза леди Тэлбот! Ваши волосы, ваше лицо. В прошлый раз я не запомнил вас, – его голос звучал завораживающе, заставляя ее трепетать всем телом. – Хотя вы совсем другая – более ясная и естественная…

– Вы хотите сказать, что я не так соблазнительна и жестока, как она! А мужчинам нравится именно это! Пожалуйста, господин Вильд, верните портрет во дворец, только в этом ваше спасение!

– Я никогда не сделаю этого. Напротив, я смогу убедить вашу прекрасную прародительницу, что она нужна мне!

Виктории не оставалось ничего другого, как смириться с неизбежной утратой. Но это была утрата не портрета, а любимого мужчины! Девушка молча последовала за Ричардом в кабинет. Он сел за письменный стол, кивнув в сторону запакованной картины, прислоненной к шкафу.

– Это и есть полотно Леже, – бросил он и удивился, как мало оно его сейчас интересовало.

Он выдвинул ящик письменного стола, достал чековую книжку и спросил:

– Сколько я должен галерее?

Виктория вручила Ричарду копию счета и подошла к окну. Наблюдая за жизнью города, она чувствовала, как в ее влюбленное сердце вползают отчаяние и тоска. Как его спасти? Как убедить убрать портрет леди Тэлбот из квартиры?

– Вы давно работаете в галерее? – Ричард возник около нее и вручил подписанный чек.

– Около двух лет. Но я только помогаю. А вообще-то я студентка.

– Художественная академия или факультет истории искусств?

– Художественная академия, – ее взгляд упал на картину Пабло Пикассо над его письменным столом. – Но, собственно, все уже сказано.

Ричард проследил за взглядом Виктории:

– Никто еще не сказал всего. Не пасуйте перед великими. Кто знает? Может быть, и вы станете мировой знаменитостью!

Виктория взглянула прямо в его глаза, и он сделал то же самое.

– Вы сможете дальше учиться? – это был бестактный вопрос, намекающий на разорение ее семьи.

Она кивнула.

– Аукцион прошел успешно – у меня больше нет долгов, но и имущества осталось мало.

– Покажите мне свои работы!

– Охотно.

– Вы можете приходить ко мне, когда захотите, чтобы посмотреть на портрет леди Тэлбот, – сказал он и вдруг, повинуясь внезапному порыву, наклонился к ее лицу и нежно коснулся губами ее губ.

Виктория стояла как вкопанная, боясь, что остановится сердце. Он ее поцеловал сейчас? Может, он думает, что перед ним леди Тэлбот?

– Это я, Виктория! – проговорила она внезапно осипшим голосом и тут же вспомнила, что прекрасную английскую леди тоже звали Викторией!

– Я знаю, Виктория! – произнес он таким же уверенным голосом, как в день их первой встречи.

Он ласково провел рукой по ее прямым шелковистым волосам и спросил:

– Почему вы не завиваете волосы?

Его взгляд снова стал чужим, в глазах появился пугающий лихорадочный блеск. Виктория бросилась вон из кабинета.

Девушка остановилась только перед дверью лифта. Она едва дышала, ей казалось, что из нее выкачали всю кровь. Она испытывала панический страх за жизнь человека, которого едва знала, но в которого уже успела влюбиться!

Ричард нашел ее у лифта. Вот она, современная девушка – тоненькая, с прямыми волосами, без макияжа, одетая в джинсы, льняной жакет и матерчатые кеды. У нее так же мало общего с роскошной нарядной цветущей женщиной, как у невинности с грехом!

Мужчина ввел цифровой код, двери лифта бесшумно отворились, и девушка исчезла в кабине лифта, ни разу не взглянув на него. Он медленно вернулся в комнаты, ощущая на губах живое тепло ее нежных губ. Его охватила безграничная тоска по этому живому теплу и изящной красоте тонкого юного лица. Было ли это предчувствием любви?

Ричард остановился в конце коридора перед широко распахнутой дверью, словно не решался снова поддаться своей всепоглощающей страсти. Но будто невидимые руки подхватили его и внесли внутрь освещенной свечами комнаты. И когда воспоминание о золотистых глазах юной Виктории слилось с огненным взором леди Тэлбот, он заметил насмешливую улыбку на чувственных губах англичанки и понял, что погиб. Тяжело плюхнувшись в кресло, он закрыл лицо руками. Время текло тихо и незаметно, и с каждой новой секундой он безвозвратно терял частицу своего «я».

* * *

Максимилиан фон Доблитц стремительно носился по анфиладе комнат дворца в сопровождении целого штата своих сотрудников, проверяя состояние объектов и их освещение. Выставка открывалась завтра, и самые влиятельные люди города получили приглашение на вернисаж.

– Все должно пройти без сучка и без задоринки! – сказал он и посмотрел на Викторию фон Ленхард, которая представляла галерею Якобсена, принимавшую участие в экспозиции. – Ну, теперь-то вы довольны размещением полотен из вашей галереи?

Виктория кивнула. Господин фон Доблитц интересовался неспроста: за хорошие места Виктории пришлось вести настоящую войну, и в результате полотна относительно малоизвестных художников удалось представить самым выигрышным образом.

Фон Доблитц понесся дальше, и свита засеменила за ним. Он и сам выглядел как произведение абстрактного искусства в телесном воплощении – у него была пышная огненно-рыжая шевелюра и непреодолимая страсть к чрезмерно эмоциональной жестикуляции.

Виктория осталась в залах с экспозицией из галереи Якобсена – знакомые полотна действовали на нее умиротворяюще. Всю последнюю неделю она каждый день приходила в родительский дом для работы над экспозицией. Как и предсказывал Генри Мель, это занятие помогло ей справиться с тоской по дворцу и смириться с его потерей. Прекрасный старый дворец, лишенный всех привычных вещей, перестал быть ее родным домом, превратившись в культурный центр, открытый для посещения всеми желающими.

Виктория быстро взглянула на часы: сегодня ей не хотелось пропускать лекцию в академии, а значит, пора было уходить. Она пробежала по выставочным залам и вышла в холл, где в последнюю очередь устанавливали работы бразильского художника Жозе Фаргаса, прибывшие с опозданием. Его огромные произведения представляли собой конгломерат живописи и скульптуры. Своеобразные пластичные работы, выполненные в белом цвете, производили сильное впечатление. Художник работал, в основном, с гипсом, поэтому все вещи имели солидный вес. Самая крупная работа уже висела на крючке подъемного устройства, когда Виктория узнала о намерении Максимилиана повесить ее на место портрета леди Тэлбот.

– Ни в коем случае не делайте этого! – Виктория быстро подбежала к устроителю выставки, понимая, что леди Тэлбот не допустит, чтобы кто-то занимал ее место.

– Почему нельзя? – Максимилиан фон Доблитц изумленно уставился на девушку. – Место идеально подходит для этого произведения.

– Нельзя, ни в коем случае! – заклинала Виктория. – Только не здесь! На это есть веские причины. Вы и Жозе Фаргасу навредите!

– Фрау фон Ленхард! – крупный рыжеволосый мужчина с шумом выдохнул воздух. – Все последние дни мы с вами только тем и занимались, что искали наилучшие места для полотен вашей галереи, вы не забыли? А теперь, будьте добры, не вмешивайтесь! Я сам сделаю экспозицию произведений моих художников!

Фон Доблитц говорил так громко, что не было ни одного сотрудника выставочного центра, художника или рабочего, кто бы не слышал эту грозную отповедь. Стремянки не передвигали, ящики с инструментами не открывали и не закрывали – все затаились! Наконец, Виктория заявила:

– Это место изначально и навсегда принадлежит только портрету леди Тэлбот!

– И где же эта дама? – язвительно поинтересовался Максимилиан фон Доблитц.

– Портрет продан, но это не означает, что можно занимать его место!

Мощные взрывы хохота потрясли стены старого дворца.

– Нет, ну вы слышали что-нибудь подобное? – воскликнул фон Доблитц, весь красный от возмущения. – Эти потомственные аристократы только и делают, что холят и лелеют свои капризы! А ну, ребята, быстро вешайте картину на стену!

Он повернулся к Виктории спиной. Все свидетели неприятной сцены откровенно смеялись над ней и ее наглым требованием.

Виктория чувствовала себя униженной, но, несмотря на это, решила остаться и посмотреть, чем закончится дело.

Произведение Жозе Фаргаса называлось «В реке». Оно вызывало восторг и удивление и действительно украсило бы старинный мраморный холл. Сам художник, невысокий мужчина со смуглой кожей и черными вьющимися волосами, впал в экстаз и в восторге всплескивал руками, пока не случилось то, чего так опасалась Виктория.

Картина упала со стены безо всякой причины, словно стена отторгла ее, и, упав на мраморный пол, раскололась на мелкие кусочки. Жозе Фаргас на мгновение застыл с поднятыми вверх руками, потом со стоном упал на колени и зарыдал так горько, словно кто-то убил одного из его детей.

Все присутствовавшие с ужасом смотрели на осколки. Здесь же лежала искореженная стальная рама. Деревянная основа картины была расколота, словно топором.

Виктория первая оторвала взгляд от ужасных осколков и внимательно посмотрела на стену, словно желая обнаружить силу, оторвавшую от нее картину. Стена была гладкая и ровная. Внезапно на ней проявились очертания женской фигуры. Девушка затаила дыхание. Горящий взгляд вспыхнул на мгновение ярче обычного, скользнул по мраморному полу, усыпанному осколками, остановился на последствиях разрушения, а затем устремился к ней, ища понимания и одобрения. Виктория почувствовала острую боль в сердце и втянула голову в плечи, словно защищаясь от удара. Она не хотела больше иметь никакого дела с женщиной, которой восхищались и гордились все поколения ее семьи.

– Ты имеешь право на почитание, но не ценой уничтожения, – прошептала она. – Я сделаю все, чтобы вернуть твой портрет на его законное место, но больше ничего от меня не жди.

Она медленно спустилась в вестибюль, сопровождаемая ошеломленными взглядами мужчин.

– Дело не в крюках, – заявил один из рабочих и указал на неповрежденные железные крюки в стене. – Может быть, надо было взять стальные скобы?

– К черту все, закройте рты! – заорал Максимилиан и со всего маху стукнул кулаком по стене.

Когда он чего-то не понимал, то впадал в состояние неконтролируемой ярости. А в данный момент он не понимал ничего! Чтобы не сойти с ума, фон Доблитц попытался догнать Викторию и получить хоть какую-то информацию об этой загадочной даме и ее портрете.

* * *

На следующий день состоялся вернисаж – он прошел гладко, и уже к вечеру количество продаж превзошло все ожидания. Даже Жозе Фаргас остался доволен: все его произведения было проданы в первый же вечер, что немного смягчило боль от утраты его главного детища.

На вернисаже появился даже знаменитый адвокат и коллекционер живописи Ричард фон Вильд. Он опирался на трость и выглядел таким слабым, что среди его знакомых пошли удивленные разговоры и начали распространяться слухи.

Ужасное впечатление его вид произвел и на Викторию, еще не оправившуюся от вчерашнего шока. Генри Мель тоже ужаснулся виду адвоката, отвел Викторию в сторонку и спросил:

– Что стряслось с фон Вильдом? Он выглядит чудовищно – краше в гроб кладут.

Но прежде чем девушка успела открыть рот, Ричард сам подошел к ним. Его исхудавшее лицо было мертвенно-бледным, глаза и щеки ввалились:

– Фрау фон Ленхард, – казалось, ему было трудно говорить. Он склонился к ее руке и поздоровался с Генри Мелем. – Не могли бы вы быстренько ознакомить меня с экспозицией? У меня мало времени.

Его потухшие глаза смотрели устало. Виктория провела для него небольшую экскурсию, рассказав о каждом из выставленных экспонатов. Он слушал отстраненно, погруженный в свои мысли, и спонтанно решил купить одно из полотен начинающего художника, совершенно не подходящее по стилю к его коллекции мастеров модернизма. Она попыталась отговорить его:

– Это еще очень незрелая работа в стиле американского поп-арта.

Он кивнул с отсутствующим видом:

– У меня уже есть Роберт Раушенберг, Рой Лихтенштейн и Энди Уорхол… Вы сможете ознакомиться со всей моей коллекцией, когда доставите мне эту картину.

Коротким кивком головы он указал на свое новое приобретение и, равнодушно отвернувшись, спросил:

– Здесь есть какое-нибудь уединенное местечко, где мы с вами могли бы поговорить с глазу на глаз?

Ричард неожиданно повернулся к ней, но пока ей было непонятно, направлен ли его интерес на нее или только на леди Тэлбот.

– Вы сегодня в платье, – заметил он и улыбнулся. – Непривычно, но красиво.

Мужчина медленно окинул взглядом ее стройную фигуру в элегантном платье, делавшем ее еще более женственной и сексапильной. Щеки Виктории окрасил легкий румянец. Она ответила:

– В левом крыле дворца открылся маленький бар.

Она шла немного впереди него, и он любовался ее длинными шелковистыми волосами, густой волной раскинувшимися на гибкой девичьей спине.

– Вчера со мной случилось нечто необычное, – начал он, когда они сели за столик в баре напротив друг друга. – Вы можете себе представить, что ваша прекрасная прародительница покинула свой портрет? Если вы мне скажете, что это абсолютно исключено, то можете считать меня сумасшедшим!

Его холодные серо-стальные глаза горели лихорадочным огнем, а на высоком лбу выступили капельки пота.

– Когда это произошло? – спросила Виктория внезапно охрипшим голосом, и ее изящное лицо стало белее скатерти.

– Когда? – он потер лоб. – Где-то около одиннадцати. Я сидел перед портретом, и вдруг он опустел. Вы можете себе представить мой ужас?

Он взял руку Виктории, и девичье сердце забилось сильнее.

– Она была здесь, на своем прежнем месте. На светлой стене холла нарисовались очертания ее головы. Сначала я подумала, что это видение, но потом поняла – это она собственной персоной. А как еще объяснить падение картины Жозе Фаргаса со стены?

– А крепление было надежным?

– Абсолютно. Но картина упала вниз вместе со стальной рамой и, ударившись об пол, разлетелась на тысячи осколков. Я предупреждала Максимилиана фон Доблитца, но он не пожелал меня слушать.

Ричард почувствовал невероятное облегчение: от потери рассудка он еще далек! Он никому не мог открыться, кроме этой девушки, не опасаясь, что его сочтут умалишенным.

– Реалисты посмеялись бы над этой историей, – заметил он. – Привидения, необъяснимые явления, таинственные потусторонние силы, паранормальные явления, одним словом, вещи, недоступные нашему пониманию, хороши для фантастических фильмов, но совершенно неуместны в реальной жизни.

– Но вам не хочется над этим смеяться, не так ли? – Виктория посмотрела прямо в серо-стальные глаза мужчины. – Душа человека не всегда покидает его тело после смерти. В нашей семье всегда верили в это, не могли не верить, так как имели тому доказательства. И то, что происходит с портретом сейчас, еще одно доказательство. Леди Тэлбот – великая представительница нашего рода – всегда была для нас ангелом-хранителем, и думаю, что этот дворец еще долго будет оставаться неуязвимым.

Девушка замолчала и опустила глаза. Мужчина внимательно наблюдал за ней: она была так же хороша собой, как и леди Тэлбот, только моложе!

– Похоже, на этот раз дух дамы дал промашку. Вы очень страдаете из-за потери дворца?

– Нет! Я уже смирилась. Мне очень помогла работа здесь. Меня заботит другое: я впервые остро почувствовала, что жизнь человека конечна.

– Как это? – его глаза были совсем близко, и он не отводил взгляда.

– И вы еще спрашиваете? Посмотрите на себя! Что с вами стало с тех пор, как вы купили портрет? Вы превратились в тень, в человека, который медленно, но верно убивает себя! – на ее глаза навернулись слезы, и она отвела взгляд, желая скрыть их. – Я думаю, что душа леди Тэлбот живет в портрете. Ну как еще можно объяснить его колдовское воздействие на вас и других людей, пытавшихся завладеть портретом?

– Я схожу с ума от взгляда этой женщины, от того огня, который горит в ее взгляде…

Виктория остановила его:

– Послушайте же меня наконец! У вас что, зеркала нет? Посмотрите на себя… или, вернее, на то, что от вас осталось! Вы ведь уже ходить не можете без трости!

Она яростно ударила рукой по набалдашнику трости, и та с шумом упала на пол. Ричард вздрогнул.

– Я плохо сплю, – сказал он. – Собственно говоря, я не сплю вовсе. Я не нахожу способа отвлечься и не смотреть на нее, противостоять ее колдовским чарам. Но совсем она меня не уничтожит, можете быть спокойны. Это как-то чересчур драматично – быть убитым портретом.

Он улыбнулся, но его прежде обаятельная улыбка теперь была похожа на гримасу.

Виктория взглянула на него с нескрываемой досадой: он не хочет понимать ее или уже не может? Откуда такая одержимость? Свойство его натуры или внушение извне? Она задумчиво откинулась на спинку стула. Он влюбился в портрет прекрасной женщины с первого взгляда. Она вспомнила, как они стояли вместе и смотрели на портрет. И уже тогда все можно было понять по его отрешенному взгляду. И надо было сразу молить леди Тэлбот о пощаде! Если бы только она сделала это, то спасла бы любимого от смерти! А если нет? Захотела бы красавица пощадить его ради своей родственницы и тезки? Но ведь прекрасная леди ни разу не употребила свою разрушающую силу против членов своей семьи!

– Она дает мне время привести в порядок дела, чтобы все вернуть на круги своя, – прошептала Виктория, погруженная в свои мысли.

Ричард потер лоб:

– Семья, которую нельзя потерять?

Сейчас он казался ей очень бодрым, словно снова стал самим собой. Решение пришло мгновенно: чтобы спасти Ричарда, она должна вернуть портрет леди Тэлбот во дворец, и как можно скорее!

* * *

Виктория доставила новое приобретение фон Вильда – полотно художника Вима Форхаге в стиле поп-арт – в его квартиру уже на следующий день после покупки. Собственно, не было никакой необходимости изымать картину из экспозиции текущей выставки, но Викторию поджимало время – она должна была спасти жизнь мужчины, так много значившего для нее. Это полотно под названием «Инструменты» стало и для нее инструментом, с помощью которого она проникла в квартиру адвоката.

Ошеломленная внешним видом Ричарда в день вернисажа и его неспособностью самостоятельно порвать невидимую, но мучительную связь с портретом леди Тэлбот, она решилась на отчаянный шаг. На счету был каждый день, и для осуществления своего рискованного плана она воспользовалась первым же представившимся удобным случаем – короткой деловой поездкой Ричарда в Лондон.

Портье запомнил Викторию еще с ее первого визита. А кроме того, он получил указание хозяина квартиры пускать ее в любое время. Портье только ощупал упакованную картину и сразу вызвал для Виктории лифт.

– Когда захотите спуститься, то просто нажмите кнопку «Портье», – сказал он с улыбкой.

Дверь лифта бесшумно закрылась, и кабина медленно поползла вверх.

– Господи, прости меня! – прошептала Виктория, возведя глаза к потолку маленькой элегантной кабины.

Девушка понимала, что разработанный ею план носит криминальный характер. Но другого выхода не было!

Двери лифта открылись, и она вошла в пустую квартиру Ричарда фон Вильда. Развернув упаковку картины, она прислонила полотно к стене. А затем пошла по длинному коридору, на этот раз не обращая никакого внимания на развешанные на стенах шедевры модернизма.

Дверь в комнату, где висел портрет леди Тэлбот, была широко распахнута. Виктории показалось, что прекрасная дама встретила ее приветливой улыбкой. Темные бездонные глаза леди Тэлбот смотрели на девушку с нетерпеливым ожиданием.

– Я верну тебя во дворец, – произнесла Виктория. – Но только для этого мне придется вынуть тебя из рамы.

Виктория принесла из чулана стремянку, поднялась по ней и остановилась глаза в глаза с леди Тэлбот.

– Я люблю его, – сказала девушка, заглядывая в самую глубину глаз дамы. – И ради этой любви я вырежу тебя из рамы и отнесу во дворец.

Виктория набрала воздуха в легкие и решительно вонзила острые концы хозяйственных ножниц в полотно около рамы. Улыбка не сходила с красивых губ леди Тэлбот, пока ножницы на удивление легко скользили по периметру рамы, отделяя холст от его богатого обрамления.

Когда написанная на холсте прекрасная голова леди Тэлбот склонилась к Виктории и прикосновение стало неизбежным, девушка всем телом ощутила ту скрытую силу, которой обладала картина: ее рука начала дрожать, а сердце бешено заколотилось. Лицо леди скрылось, темный холст свернулся широким рулоном и, наконец, упал на пол.

Виктория наложила холст на лист плотной упаковочной бумаги, скатала все в тугой рулон и перевязала его. Роскошную золоченую раму она прислонила к стене.

Взяв рулон, Виктория вошла в кабину лифта. Операция вступила в завершающую фазу.

– Я захватила с собой упаковочную бумагу, – объяснила она портье, одарив его очаровательно улыбкой.

– Не волнуйтесь, фрау Ленхард, я сам выброшу, – сказал портье и вышел из-за стойки.

– Нет, нет, спасибо. Выставка еще не закрылась, и нам понадобится эта бумага, чтобы доставлять полотна покупателям. Вы же знаете, бумагу следует экономить!

Виктория улыбнулась еще приветливее, ее золотистые глаза сверкнули. Портье остался сидеть за стойкой. Девушка быстрым шагом пошла к выходу. Входные двери открылись бесшумно, и она услышала позади себя почтительный голос портье:

– Доброго вам вечера, фрау Ленхард! Доктор Вильд обрадуется сюрпризу!

– Вот уж не думаю, – прошептала Виктория, ощутив внезапную дрожь в коленях.

Она направилась к своему автомобилю, затылком чувствуя, что портье продолжает наблюдать за ней. Она нарочито небрежно бросила рулон на заднее сиденье, села за руль и нажала на газ.

На первом же перекрестке она остановила автомобиль, положила голову на руль и замерла. Все, дело сделано! Легендарный портрет ее прекрасной родственницы лежал на заднем сиденье автомобиля, свернутый в рулон! Но оправдаются ли ее надежды?

* * *

Во дворце стояла мертвая тишина – сегодня выставка была закрыта. Виктория вошла во дворец, не встретив ни души. Она поднялась в мраморный холл, держа в руке свернутый в рулон портрет. «Я сделала это! Я вернула его домой!» – подумала она и глубоко вдохнула воздух родного дома.

А что теперь? Если повесить портрет на прежнее место, то рано или поздно его вернут в квартиру Ричарда, а этого нельзя допустить, по крайней мере до тех пор, пока он не осознает, что портрет опасен для его жизни. Она понимала, что совершила преступление и что ее поступок не останется безнаказанным. Такой человек, как фон Вильд никогда не оставит без последствий кражу своей законной собственности.

Но краденое положено прятать. А куда? Понятно, что в первую очередь портрет будут искать во дворце. Виктория перебрала в уме все известные ей тайники, потайные двери и секретные комнаты, понимая, что при тщательном обыске их без труда обнаружат. Кроме того, она легкомысленно обещала леди Тэлбот вернуть ее именно на законное место, азначит, в холл дворца!

Девушка беспомощно взглянула на рулон. Шнур неожиданно самопроизвольно развязался, и холст растянулся на полу. Это был тайный знак, и Виктория поняла его. Она принялась внимательно дюйм за дюймом осматривать интерьер холла: черно-белые мраморные плиты на полу, колонны в стиле ампир и богато декорированный гипсовой лепниной потолок. Стены по периметру были декорированы гипсовой лепниной, но ее горизонтальные элементы были слишком узкими, чтобы за ними поместился скатанный в рулон холст.

Виктория инстинктивно посмотрела на стену, на которой всегда висел портрет леди Тэлбот. Казалось, стена застыла в ожидании его возвращения, такой голой она выглядела. Гипсовый бортик был своеобразной рамой, дополняющей роскошную золоченую раму портрета. А сейчас внутри этой гипсовой рамы зияла унылая пустота. Боковые вертикальные части рельефа были плоскими, а верхняя – горизонтальной? А вдруг там есть углубление, в котором поместилась бы скатанная в рулон картина? Это был бы идеальный тайник!

Уже во второй раз за день Виктория поднялась по стремянке и заглянула за верхний горизонтальный рельеф. Точно! Там было углубление, в котором крепился крюк для подвешивания картины. Еще никогда в жизни Виктория не вздыхала с таким облегчением.

Медленно и осторожно девушка спустилась по стремянке вниз, скатала холст в рулон, туго перевязала его веревкой, снова поднялась по стремянке вверх и спрятала рулон за верхним гипсовым рельефом. Пусть тайно, но портрет леди Тэлбот, наконец-то, вернулся домой!

Виктория спустилась и посмотрела вверх. Гипсовый бордюр выглядел как обычно. Ничто не выдавало наличие тайника за его верхней горизонтальной частью. Девушка вернула стремянку на место, свернула в рулон лист упаковочной бумаги и покинула дворец, абсолютно убежденная в том, что поступила правильно, и, мечтая провести тихий семейный вечер, Виктория поехала к тете Софи.

* * *

Ричард фон Вильд взял такси и прямо из аэропорта направился в свое адвокатское бюро в центре города. Два дня, проведенные в Лондоне, чрезвычайно утомили его, хотя он не участвовал ни в длительных заседаниях суда, ни в слушаниях запутанных дел.

Если бы только не эта душевная мука, лишившая его сна! Он пробовал принимать снотворное и пить алкоголь – ничто не помогало, сон все не приходил!

Наоборот, и таблетки, и виски только добавляли ему усталости, вместо того чтобы дарить долгожданный сон и отдохновение.

Сотрудники адвокатского бюро с трудом скрывали ужас, который вызывал в них его внешний вид. Больше других досталось его преданной секретарше фрау Зольден: она не смогла сдержать слез при виде его исхудавшей фигуры, туго обтянутых кожей скул и ввалившихся глаз.

– Не плачьте, фрау Зольден, я еще жив, – саркастически заметил фон Вильд и положил на письменный стол папку с документами. – Если нет ничего срочного, я сначала заеду домой, а потом уже займемся составлением договора.

Он стоял, тяжело опираясь на письменный стол, и в его глазах читалось сверхчеловеческое усилие, необходимое ему, чтобы просто удержаться на ногах.

– Ничего срочного нет, – пролепетала фрау Зольден и подумала, что сейчас нет ничего важнее, чем просто оставить его в покое.

Она смотрела ему вслед сквозь пелену слез: от ее прежнего шефа – делового, активного, успешного красавца – осталась только поблекшая тень.

Ричард фон Вильд оставил позади тот мир, который раньше составлял смысл и цель его жизни. Почему так случилось? Может быть, из-за этой проклятой бессонницы?

Портье вежливо поздоровался с ним и, провожая к лифту, доложил:

– Вчера фрау фон Ленхард принесла купленную вами на выставке картину. Она оставила ее в вашей квартире. Я впустил ее, как вы сказали. Я поступил правильно?

– Да, конечно! Она может приходить ко мне в любое время. Я уже предупреждал вас об этом.

Виктория фон Ленхард! Он часто думал об этой серьезной девушке, так похожей на свою прекрасную родственницу! Она проявляла заботу о нем, связывая его болезненное состояние с покупкой портрета леди Тэлбот. Он улыбнулся. Как она привязана к картине!

Все эти предостережения, загадочные истории! А разве он сам не привязан к портрету? Ведь он забывает обо всем на свете, когда садится в кресло напротив него. Один взгляд этой женщины лишает его разума!

Его лицо приняло оживленное выражение – сейчас он снова увидит портрет! От лихорадочного возбуждения у него закружилась голова. Пошатываясь, Ричард вышел из лифта и остановился у новой картины в стиле поп-арт, прислоненной к стене. Полотно было кричаще красочным, и адвокат в недоумении спросил себя, зачем он вообще купил его. Он прошел по длинному коридору, увешанному полотнами знаменитых модернистов, даже не взглянув на них – еще несколько недель назад это было бы невозможно!

Дверь в комнату, где находился теперь смысл его жизни, была распахнута настежь. Он со страстной тоской принялся искать колдовской взгляд темных глаз, но прекрасный образ снова покинул портрет, на этот раз прихватив с собой и фон. Роскошная золоченая рама окаймляла пустоту. Внутри нее виднелась только белая стена.

Мужчина тяжело опустился на стоявший у двери стул и впал в забытье. Казалось, мысли и чувства разом покинули его тело.

Когда Ричард очнулся, кошмар еще не закончился. Он поднялся, пошатываясь и не понимая, в своем ли он уме? Стакан неразбавленного виски ненадолго прояснил сознание и дал силы подойти к пустой раме.

Его дрожащая рука шарила в пустоте рамы, касаясь холодной стены, а лицо приобрело паническое выражение: ему казалась, что не только рама потеряла свое содержимое, но и он потерял свою жизнь.

Ричард тщательно обследовал раму и понял, что огромный холст не был унесен неведомым духом, а был вырезан человеческой рукой, аккуратно орудовавшей ножницами. Значит, он не сумасшедший! Кто и зачем похитил его мечту, смысл его жизни? Горе обрушилось на него с такой же силой, с какой прежде он дарил портрету свою любовь.

Шок полностью обездвижил мужчину, и он подумал, что теперь не остается ничего другого, как умереть. Ему казалось, что он падает в пропасть, из которой уже никогда не выбраться. Ричард едва доплелся до дивана и рухнул на него. Его мозг, словно парализованный, не рождал ни одной дельной мысли, кроме мечты о смерти. Теперь осталось только уйти из жизни, как и предсказывала Виктория! Виктория… Он поднес ко рту стакан и залпом выпил оставшийся там виски – это был последний глоток перед дальним-дальним путешествием…

* * *

Ричард фон Вильд проснулся через двое суток, но пришел в себя не сразу. Он лежал в глубоком трансе, ничего не чувствуя и не желая. Сквозь плотно задернутые шторы пробивался слабый свет. Рама портрета была все так же пуста. В комнате царила пугающая тишина.

Мужчина поднялся тяжело и неуверенно, но чувствуя себя странно отдохнувшим. Он уже давно забыл это приятное ощущение. Ричард медленно вышел из комнаты, поймав себя на том, что ему хочется двигаться быстрее, и в ногах нет прежнего оцепенения. Головная боль прошла, и он снова мог думать! Одна за другой рождались мысли о пропущенных, текущих и предстоящих делах.

«Виктория!» – подумал Ричард, вспомнив о ее предостережениях и требовании вернуть портрет во дворец. Ему не хотелось верить, что она могла совершить криминальное преступление, но ситуация требовала прояснения. Адвокат позвонил портье:

– У меня вопрос по поводу вчерашней доставки картины. Кроме фрау фон Ленхард, кто-нибудь поднимался в мою квартиру?

– Фрау фон Ленхард приходила еще в четверг, господин адвокат, – удивленно ответил портье. – И, кроме нее, никого не было.

– А какой сегодня день?

– Воскресенье.

– Это что же получается, я так долго спал?

Так, значит, проблема бессонницы решена?

– Все может быть, господин адвокат. Я уже два дня вас не видел.

– Еще один вопрос по поводу доставки картины. Фрау фон Ленхард уносила что-нибудь, когда уходила?

– Кажется, упаковочную бумагу. Она не хотела, чтобы я ее выбрасывал, потому что она может пригодиться для упаковки других картин.

– Упаковочная бумага…

– Ну да, свернутая в рулон.

– А какого размера был этот рулон?

– Длинный и довольно толстый, перевязанный веревкой.

– А могло ли там быть завернуто что-то другое?

– О господи, конечно, нет! Я даже представить себе такого не могу… Чтобы эта красивая молодая дама!? Нет, это была упаковочная бумага, как она и сказала.

– Что значит «она сказала»?

– Она сказала, что там упаковочная бумага.

Ричард представил себе, как она бросила рулон на заднее сиденье своего автомобиля и спокойно уехала. И никто ничего об этом не знал!

Фон Вильд молча ушел, оставив незадачливого портье в полном неведении, что же, собственно, произошло. Разумеется, прежде чем обвинять Викторию, он должен поговорить с ней с глазу на глаз.

Ричард позвонил во дворец, ему ответили, что выставка сегодня открыта и фрау фон Ленхард на рабочем месте. Адвокат приехал и нашел ее.

– Я должен задать вам один вопрос, Виктория: это вы украли из моей квартиры портрет леди Тэлбот?

Голос мужчины звучал холодно, и он внимательно вглядывался в чистое юное лицо, не имевшее ничего общего с рафинированной красотой зрелой дамы. Выразительные карие глаза вызывали доверие, а так редко встречающиеся у молодежи прекрасные манеры располагали к общению. Она принадлежала к тому типу людей, общества которых ищут другие. А вдруг все это ловкое притворство, прикрывающее криминальные наклонности? Его трезвый ум и профессиональный опыт подсказывали ему, что и не такое возможно.

– Куда вы дели портрет?

– Он там, откуда уже не сможет вам навредить.

Ее тихий голос слегка дрожал, и Ричард почувствовал, что этот поступок дался ей нелегко. Она не отпиралась, не выкручивалась и не юлила. Эта прямота на мгновение лишила его дара речи, но потом он дал волю своему возмущению:

– Вы что, серьезно думаете, что я смирюсь с этим? Вы забыли, что я заплатил за портрет огромные деньги?

– Я знаю, но эта картина вредна для вас. И вы это знаете. Даже ваш организм уже доказал, что вам лучше, когда портрета нет рядом!

Он выглядел гораздо лучше. Мешки под глазами исчезли, лицо приобрело естественный цвет.

Глаза девушки смотрели на него в упор. Этот взгляд открывал ее душу. И эта душа была отдана ему.

– Моя совесть не позволила мне пассивно наблюдать, как портрет шаг за шагом подводит вас к смерти!

– И поэтому вы просто пришли в мою квартиру и вырезали холст из рамы? У вас очень крепкие нервы!

Он жестко рассмеялся.

– Да я бы ее на мелкие кусочки изрезала, если бы не было другого выхода.

– И вы надеетесь, что я это стерплю?

Он иронично поднял брови и посмотрел на стену, на которой прежде висел портрет. Но стена была по-прежнему пуста.

– Да, я надеюсь, что вы отдохнете и снова станете здравомыслящим деловым человеком, который расценит свое злополучное приобретение как роковую ошибку и поступит соответственно.

– И как же?

– Верните портрет во дворец как бы напрокат.

Ричард покачал головой:

– До чего же вы целеустремленная особа! И вы действительно рассчитываете на то, что я приму ваше предложение после этого удачного криминального маневра? Вы меня дураком считаете? Я плачу бешеные деньги, а удовольствие получают другие?

Он был в бешенстве, а в серо-стальных глазах читались сила и холодная решимость. Виктория едва стояла на ногах от физической усталости и какой-то душевной опустошенности:

– Я вовсе не считаю вас дураком, а взываю к вашему разуму, который снова проясняется именно потому, что портрета леди Тэлбот больше нет рядом с вами! И нет его влияния!

– А если влияние леди Тэлбот – это самое прекрасное, что я знал в жизни? И я не хочу от него отказываться? Вы же ничего не смыслите в этом, вы еще слишком молоды!

Девушка вздрогнула и на мгновение подумала: «Может, бросить этот чертов холст к его ногам – пусть наслаждается, пока не умрет!» И она повернулась, чтобы уйти.

– Виктория фон Ленхард! – приказной тон заставил ее остановиться. – Или портрет до сегодняшнего вечера снова окажется в моей квартире, или я сообщу о краже в полицию. Вам ясно?

Она полуобернулась к нему и спокойно ответила:

– Ясно. Но я не могу ничего изменить.

Она ушла, оставив потерявшего самообладание мужчину в состоянии бессильной ярости к безмолвному удовольствию той дамы, чей свернутый в рулон портрет преспокойно лежал в углублении за верхней частью декоративной гипсовой лепнины, обрамлявшей ее законное место.

* * *

– Скажи мне, что все это просто дурной сон, дорогая!

Софи фон Штеллинген не хотела верить рассказу племянницы. Но непреклонное выражение лица девушки говорило, что ей не до шуток. Лицо тети Софи под слоем нежно-розовой пудры стало смертельно-бледным, полные ужаса глаза смотрели на племянницу и не узнавали ее – перед ней сидела женщина с сильной волей, способная на поступок.

– Это правда, тетя. Я украла портрет леди Тэлбот из квартиры адвоката Ричарда фон Вильда. И ты должна об этом знать. Я сделала это из-за губительного воздействия портрета на этого человека.

– Это воздействие было очевидным, не так ли? Мы обе знаем это, и он тоже знал, ведь ты его предупреждала, и не раз. Но ты не имела права красть портрет – он взрослый человек и отвечает за себя сам.

– Ты хочешь сказать, тетя, что надо было равнодушно наблюдать, как портрет убивает его? Ни за что! Сама судьба послала меня к нему, чтобы я воочию увидела, что происходит.

– Так он же все равно ничего не понял, как и все другие, пытавшиеся завладеть картиной, – констатировала тетя Софи, которой родная племянница была гораздо ближе чужого мужчины.

– Он просто не может освободиться из этого плена, выйти из лихорадочного состояния. Его спалит эта одержимость. Что-то таинственное есть в этой картине, кроме того, что леди Тэлбот прекрасна и завораживает мужчин.

– И ты решила спасти его против воли, убрав картину из его дома? – пожилая дама неодобрительно покачала седой головой. – А ты понимаешь, что тебя ждет?

Девушка кивнула:

– Полиция скоро будет здесь, поэтому я все тебе и рассказала. Мне очень жаль, но я не могла поступить иначе.

– Нет, надо что-то предпринять. Дай мне, пожалуйста, номер телефона этого адвоката! – Софи фон Штеллинген сидела в своем резном антикварном кресле, как королева на троне. – Наша семья не может пасть так низко! Сначала твой отец опозорил нас своим безрассудством, а теперь тебя арестуют как воровку!

– Зачем ему звонить?

– Ты немедленно сообщишь ему, где портрет! – сказала тетя Софи не терпящим возражения тоном. – Или ты хочешь попасть под суд по обвинению в краже произведения искусства и сесть за решетку на долгие годы? Поверь мне, дорогая, ни один мужчина не стоит такой жертвы, даже самый любимый!

Виктория густо покраснела.

– Ага! Так я и думала! – острый глаз и жизненный опыт пожилой дамы не подвели ее. – А он любит тебя?

– Он любит леди Тэлбот.

– Тогда забудь его! Нет ничего глупее, чем сохнуть по придурку, влюбленному в картинку, а не в живую женщину. Кстати, красотой ты можешь с ней поспорить!

– Тетя, я должна попытаться спасти Ричарда. Ему нужно дать время восстановиться, пожить вдали от портрета, тогда он поймет, что стоял на краю пропасти и неизбежно упадет в нее, если не вернет портрет во дворец.

– Ты спасешь его, а сама попадешь за решетку! Давай попробуем выкупить у него портрет.

– Выкупить? – Виктория ошеломленно взглянула на тетю. – На какие деньги? Ричард выложил за него четверть миллиона!

– Лучше скажи – двести пятьдесят тысяч, это звучит не так драматично, – заметила Софи фон Штеллинген, прикидывая в уме, сколько можно получить за фамильные драгоценности, полученные ею в наследство.

А почему бы и не продать их? Она уже стара и почти не появляется в свете, а Виктория, которой они бы достались от нее, не очень-то в них нуждается.

– Тетя, что ты предлагаешь? – Виктория почти потеряла свое холодное самообладание.

– Мы продадим изумрудное колье и бриллиантовую тиару.

– Нет, нет! – запротестовала девушка. – Это старинные вещи, они не должны уходить из семьи.

– Глупости! Разве изумрудное колье не принадлежало леди Тэлбот? Оно одно стоит кучу денег.

Софи фон Штеллинген углубилась в подсчеты, отставив в сторону сантименты. Это было верное решение: выкупить портрет, продав драгоценности, которые все равно теперь некуда носить.

– Диктуй мне номер!

Виктория поняла, что протесты бесполезны.

– Доктор фон Вильд? Говорит Софи фон Штеллинген – тетя Виктории фон Ленхард! Я хотела бы поговорить с вами по поводу выкупа портрета леди Тэлбот. Он должен вернуться во дворец, чтобы не причинять вреда вам и избежать несчастий в будущем. Вы ведь знаете от моей племянницы, что картина имеет особое свойство вредить всем, кто хочет владеть ею. Виктория заботится о вас…

Софи фон Штеллинген слушала адвоката, не перебивая, и ее лицо становилось все мрачнее.

– Вы видите все в неверном свете, господин фон Вильд. Моя племянница – не воровка. Просто она не видела другого способа спасти вас от неминуемой смерти. Вы не соглашаетесь продать портрет и настаиваете на его возвращении, даже если на карту поставлена ваша жизнь? – голос пожилой дамы звучал сурово. – Очень сожалею, что вы так ничего и не поняли. Поступок моей племянницы и мое предложение о выкупе могли бы избавить всех нас от крупных неприятностей. Мы, как потомки леди Тэлбот, чувствуем себя обязанными предотвратить несчастье.

Она положила трубку и посмотрела на бледное лицо Виктории:

– Он требует, чтобы ты вернула портрет – и немедленно! Отдай ему картину и предоставь его своей судьбе!

– Ни за что!

Виктория стояла не шевелясь, как статуя, ее красивое лицо выражало решимость принять все, кроме его смерти.

Софи фон Штеллинген застонала. Она не понимала, как можно ставить на карту свое доброе имя и свободу ради спасения мужчины, который не ударил бы для нее пальцем о палец.

– Хочешь изображать мученицу? До чего же глупа молодежь! Прости меня, дорогая, но я не хочу, чтобы ты бросала свою жизнь под ноги этому идиоту, который в силу своей профессии должен бы вести себя разумнее!

– Он не идиот, потому что способен на чувства, выходящие за рамки привычных. Моя мечта – увидеть в его глазах то восхищение, которое он сейчас испытывает перед леди Тэлбот. Но он видит во мне только юное, не стоящее внимания существо.

– А, понятно! Ему не подходит твоя хрустальная чистота, которая не выдерживает сравнения со зрелой полнокровной бабой!

– Тетя, что ты говоришь о леди Тэлбот?

Виктория была шокирована вульгарным высказыванием пожилой дамы об их знаменитой родственнице.

– Да ладно! Она мне все нервы истрепала! Двести лет как умерла, а все кружит головы мужчинам и сразу отступает, стоит им протянуть к ней руки.

– Ты так не думаешь, тетя!

– Я всегда высоко чтила ее память, как и каждый член нашей семьи, но я не позволю ей разрушить твою жизнь. Твое благополучие для меня гораздо важнее, чем почитание этой дамы.

Виктория была тронута:

– Спасибо, тетя! Я очень надеюсь, что ты хоть немного меня понимаешь!

Пожилая дама воздела руки к небу:

– А у меня есть выбор?

Виктория ласково обняла тетю, и та спросила:

– Признайся мне все-таки, где портрет?

– Во дворце. Точнее не скажу, пока Ричард снова не вернется к нормальной жизни.

Софи понимающе улыбнулась:

– Что ж, ты права. Вдруг старая тетка потеряет терпение и все расскажет.

Голос пожилой дамы был полон оптимизма и веры в молодого сильного человека, способного на неординарные поступки. И даже если блестящая аристократическая семья прекратит свое существование, ей останется чувство гордости за мужественную и благородную жизненную позицию, выходящую за рамки типичного человеческого поведения.

* * *

Когда Ричард фон Вильд вошел в офис, фрау Зольден быстро спрятала газету под папку с документами. Но этот жест не укрылся от его острого глаза. Разум адвоката прояснялся с каждым днем, и он четко осознал, что последние недели ходил по краю пропасти. Его импозантная внешность вернулась к нему. Ричард работал ночи напролет, выиграл несколько серьезных дел и, выступая в суде, как и прежде, демонстрировал свой блестящий стиль и высокий профессионализм. А когда выдавалась передышка, спал как убитый.

– Ну, что сегодня журналисты учудили? – спросил он с привычной саркастической улыбкой.

Пресса уже две недели изощрялась, публикуя все новые и новые истории об исчезнувшем портрете леди Тэлбот.

Фрау Зольден протянула шефу газету. Наконец-то Ричард снова стал здравомыслящим человеком и компетентным юристом, каким и был всегда, при этом он продолжал считать, что всему виной была бессонница, а не пагубное влияние портрета.

Газеты пестрели броскими заголовками: «Наследница семьи Ленхард украла картину из квартиры адвоката», «Виктория фон Ленхард арестована, а картины все исчезают!», «Красавица аристократка оказалась воровкой!». Рядом со знаменитым портретом леди Тэлбот публиковали фотографию красивой интеллигентной девушки.

Дальше шли статьи о когда-то богатой аристократической семье Ленхард, о ее разорении и продаже с молотка всего имущества, включая коллекцию живописи, в том числе и портрет леди Тэлбот, который ни под каким предлогом не должен покидать дворец, так как принесет несчастье своему новому владельцу.

Загадочный дух, живущий в портрете двухсотлетней давности, приводил всех в неописуемый ужас. В то время как одни газеты довольствовались этой информацией, другие обсуждали вопрос о том, где может сейчас находиться портрет – спрятан ли в тайнике дворца, продан ли за границу, укрыт ли в каком-нибудь сыром чулане или уже давно сожжен в камине в целях изгнания вредного и опасного духа?

Этот животрепещущий вопрос стал своеобразным ежедневным тотализатором для читателей, он будоражил умы и приводил толпы горожан во дворец на выставку, которая работала теперь ежедневно. Поток любопытных постоянно шарил по нижним помещениям дворца, и разговоры во всех кафе и пивнушках шли только об этом.

Но что бы ни говорили, а мастерски написанный маслом портрет прекрасной леди Тэлбот до сих пор не был найден. Это не удалось даже криминалистам, имевшим и богатый профессиональный опыт, и определенную интуицию, подсказывающую им, как правило, где спрятано краденое.

– Какая все это немыслимая чепуха! – услышала фрау Зольден голос адвоката.

Он с раздражением бросил газету на пол.

Фрау Зольден была умной и проницательной женщиной. Она сочувствовала юной Виктории Ленхард, которая своим отчаянным поступком попыталась предотвратить трагедию с ее шефом. Как же он этого не понимает?

– А что если фрау Ленхард так и не расскажет, где спрятана картина? Газетчики еще что-нибудь придумают? – прозвучал риторический вопрос фрау Зольден.

– Вы забыли, что это может серьезно коснуться и меня! – голос адвоката дрожал от бессильного гнева.

– Наверняка, – прошептала секретарша и вспомнила, что сегодня уже звонили репортеры и интересовались, как это адвокат может платить такие бешеные деньги за картины, каковы его гонорары и платит ли он с них налоги?

– А не было бы правильнее отозвать иск против фрау Ленхард? – предложила она, считая, что эта дешевая популярность только вредит и ему, и их солидному адвокатскому бюро.

Фон Вильд с удивлением посмотрел на свою секретаршу.

– Отозвать иск? Чтобы я больше никогда этого не слышал! – приказал он строго и стремительно ушел в свой кабинет.

– Я думала только… – пробормотала фрау Зольден и снова взяла в руки газету.

Ее взгляд упал на часто публикуемый теперь портрет леди Тэлбот и фотографию Виктории фон Ленхард, и она удивилось, как женщины похожи. У Виктории было такое же привлекательное лицо, обрамленное блестящими каштановыми волосами, и такие же красивые выразительные глаза. Но сегодняшняя Виктория выглядела намного человечнее, проще и поэтому симпатичнее, чем ее далекая родственница. Этот неоспоримый факт был отмечен и читателями, которые отдали свои симпатии Виктории фон Ленхард. Ей верили, что она попыталась избавить людей от пагубной силы портрета, и все, что случилось с ней потом, только усиливало всеобщее восхищение.

Наконец, фрау Зольден задумчиво отложила газету в сторону и спросила себя, что было бы лучше для ее шефа – внезапное появление портрета и, соответственно, прекращение всей этой отвратительной шумихи или исчезновение картины на веки вечные? В первом случае Ричард фон Вильд подвергнется смертельной опасности: он снова повесит портрет в своей квартире и будет испытывать его губительное влияние, которое, возможно, доведет его до могилы. При втором варианте он сохранит свою жизнь и работоспособность, но четверть миллиона окажутся выброшенными на ветер. Но разве жизнь не дороже денег?

Вздохнув, фрау Зольден взяла отложенную газету, но в этот момент в дверях появился адвокат.

– Фрау Зольден, какие у меня встречи в пятницу? – спросил он. – Следователь по делу Ленхард планирует провести следственный эксперимент…

Секретарша увидела в руках у шефа официальную бумагу. Адвокат выглядел напряженным и мрачным, все говорило о том, как предвзято рассматривает он это дело.

– Эта девушка – чертовски крепкий орешек! – проговорил он.

Лицо адвоката выражало раздражение и гнев.

– Фрау фон Ленхард – мужественная и ответственная молодая женщина, – вступилась секретарша за Викторию. – Я считаю, что у нее очень твердый характер. Хранить молчание в такой тяжелой ситуации смог бы даже не каждый мужчина!

– Я поинтересовался только своим расписанием, а не вашим мнением о Виктории фон Ленхард. И, уверяю вас, вам вряд ли удастся изменить мое мнение об этой даме.

– Но вы должны сделать это. Лично у меня человек, жертвующий собой ради спасения другого, вызывает восхищение. Если бы не мужество и благородство Виктории, эта прабабка давно бы свела вас в могилу.

– Вы драматизируете ситуацию, фрау Зольден, – он сам посмотрел на свой деловой календарь из-за ее плеча. – Все складывается как нельзя лучше. В девять часов утра мы встретимся в моей квартире, а затем поедем во дворец – до одиннадцати часов, то есть до открытия выставки, мы управимся. И я как раз успею к половине двенадцатого на слушание дела Крамера. Пожалуйста, передайте коллегам всю нужную информацию!

Фрау Зольден кивнула, отложила в сторону ежедневник и снова вернулась мыслями к Виктории фон Ленхард.

– Этот ваш следственный эксперимент не даст никаких результатов. Женщину ее пошиба не так-то легко заставить расколоться на месте преступления.

Как глупы мужчины, желающие сломить волю этой потомственной аристократки своими бездарными играми!

– Вы сильно заблуждаетесь, фрау Зольден! Следственный эксперимент воссоздает ситуацию преступления и эмоциональное состояние преступника. И многие из них ломаются и дают признательные показания.

– И не надейтесь, господин адвокат!

Ричард фон Вильд иронично улыбнулся.

– Вы – жертва этих смехотворных статеек, – заметил он и положил на стол перед секретаршей официальное письмо от следователя. – Подтвердите мое согласие на следственный эксперимент в моей квартире и во дворце.

Адвокат вошел в свой кабинет, плотно затворив за собой дверь. Подойдя к письменному столу, он с минуту смотрел невидящим взглядом на лежащий перед ним текст оправдательного приговора по выигранному им делу владельца химического завода. Но радости не было.

Ричард снял пиджак, закатал рукава сорочки и сел за письменный стол. Но мрачные мысли не шли из головы. Он машинально выдвинул средний ящик стола, чтобы посмотреть на фотографию портрета в газетной заметке. «Наследница семьи Ленхард выкрала портрет своей родственницы из квартиры известного адвоката!» – в который раз прочитал он набранный жирным шрифтом газетный заголовок и посмотрел на лица двух женщин, о которых вот уже несколько недель он думал больше, чем вообще когда-либо о женщинах. Он каждый день спрашивал себя, которая из этих двух дам сильнее взяла его за сердце? Тосковал ли он по украденному портрету, пустая рама от которого продолжала одиноко висеть на стене, или по пленительному юному созданию, чей недопустимый поступок он до сего дня не хотел ни принять, ни оправдать.

При этом Виктория Ленхард вызывала в нем все возрастающий интерес, колебавшийся между восхищением и разочарованием. То, что она вероломно воспользовалась его доверием, не способствовало его вере в заботу о спасении его жизни. Но мужчину все больше обуревало любопытство, какая же она на самом деле? Его зачаровывали люди, непохожие на других. Он долго смотрел в ее серьезные выразительные глаза и, не выдержав, отвел взгляд.

Уже была среда, а ясности в деле Ленхард у него все еще не было.

* * *

Виктория фон Ленхард ехала по направлению к дворцу, как в счастливом сне, тем более что прошедшие недели нельзя было бы назвать счастливыми даже с большой натяжкой. Но она сделала главное – спасла Ричарда!

Очень смущенная, Виктория была сегодня утром в его квартире в сопровождении своего адвоката и полицейских, не зная, удалось ли ее дело и стоит ли продолжать молчать. Следственный эксперимент был необходим, так как она призналась только в совершении преступления и назвала место во дворце, где прежде висел портрет. Больше никакой информации она давать не собиралась, пока не убедится, что Ричард вернулся к нормальной жизни.

Во время следственного эксперимента в квартире Ричарда она с радостью увидела, что с ним все в порядке. Высокий, стройный, импозантный, он демонстративно держал дистанцию, но она все равно ощутила ту силу, которая исходила от него во время их первой встречи во дворце. От его болезненной дряхлости и слабости не осталось и следа – он снова превратился в интересного дельного мужчину, вдребезги разбившего ее сердце.

Их глаза встретились лишь на долю секунды, когда все участники следственного эксперимента стояли внизу в холле. Реконструкция ее преступления требовала обязательной поездки во дворец.

Девушка отлично понимала, как важно полицейским найти портрет, но она не могла пойти им навстречу именно здесь, где последствия ее поступка были такими осязаемыми. И ауру этого поступка нельзя нарушать, пока Ричард до конца не осознает, что от портрета надо избавиться.

В большом холле было так тихо, словно сам старинный дворец затаил дыхание. Участники следственного эксперимента составляли маленькую группу – несколько полицейских, потерпевший, адвокат обвиняемой и сама обвиняемая.

– Что произошло дальше, фрау фон Ленхард? Вы пришли сюда в указанный день со свернутым в рулон портретом. Выставка была уже закрыта. Вы утверждали, что не встретили ни одного человека. Это так?

Испытующие глаза следователя всматривались в ее напряженное лицо. Увильнуть от ответа стало невозможно.

Виктория кивнула в знак согласия. Стоявшие по кругу участники следственного эксперимента расступились, и она осталась стоять в центре этого круга одна, как и ранее в квартире адвоката. Но там она с холодной решимостью повторяла свои действия. А что прикажете делать здесь? Она не может открыть тайник, в котором спрятала портрет.

– Пройдите, пожалуйста, тем же путем, как и в день кражи.

Полицейский надеялся, что и здесь все пройдет так же гладко, как и утром в квартире адвоката.

Виктория почувствовала этот нажим, когда все взгляды устремились на нее. А ей был нужен только взгляд серо-стальных глаз, который помог бы ей все это выдержать.

Но Ричард не смотрел на нее. Он стоял среди других участников следственного эксперимента, отрешенный и выдержанный, всем своим видом давая понять, что он не на ее стороне и, разумеется, ждет возвращения портрета.

– Мне очень жаль, – сказала Виктория, стоя в окружении группы напряженно ожидающих ее слов людей, – но я не покажу вам место, где спрятан портрет.

Она произнесла эти слова громко, гордо подняв голову, чтобы было понятно, что ее решение непоколебимо.

Сначала в холле стояла полная тишина, за которой последовала бурная реакция полицейского:

– Фрау фон Ленхард, вы должны понимать, что в этом случае нам придется принять другие меры. Вы признаете, что вами совершено противоправное действие, но отказываетесь показать нам местонахождение вещественного доказательства, я правильно вас понял? Согласно вашим прежним показаниям вещественное доказательство находится во дворце. Однако, несмотря на интенсивные поиски, оно еще не найдено.

В его голосе звучало сомнение, заставившее Викторию подтвердить:

– Картина находится во дворце, но большего я вам сообщить не могу.

Полицейский нервно провел рукой по волосам:

– А господин фон Вильд, владелец этого похищенного произведения искусства, должен быть доволен таким оборотом дела? Вам не кажется, что вы произвольно толкуете законы?

Доктор Шенхаузер, адвокат Виктории, вступился за свою клиентку:

– Фрау фон Ленхард ясно объяснила вам, о чем идет речь в этом деле. Каждый человек, желающий увезти портрет с его законного места во дворце, находится в смертельной опасности. Этот факт уже установлен. Трезвомыслящим людям трудно это понять, если они не верят в сверхъестественные силы. Но, поверьте мне, прежде чем взяться за защиту фрау фон Ленхард, я досконально изучил дело и пришел к выводу, что ее опасения не плод больной фантазии, они имеют под собой серьезные основания.

– Господин Шенхаузер, мы проводим здесь следственный эксперимент, – нетерпеливо перебил адвоката полицейский. – И поверьте мне, что побудительные причины действий вашей клиентки мне известны. Но кража есть кража, какими бы благородными причинами она ни была спровоцирована. Поэтому речь должна идти о добровольном возвращении картины ее законному владельцу.

– Однако я хотел бы все же напомнить, что речь идет не о банальной краже. Моя клиентка действовала исключительно в интересах господина фон Вильда, который почти потерял здоровье, когда портрет находился в его квартире.

Доктор Шенхаузер повернулся к Ричарду фон Вильду:

– Уважаемый коллега должен это подтвердить.

– Согласно показаниям доктора фон Вильда, он длительное время страдал бессонницей.

Полицейский обратился к адвокату – высокому блондину с неподвижным лицом, и тот коротко кивнул. Тогда он снова повернулся к Виктории, стоявшей как статуя посреди холла.

– И каким вы видите продолжение этой истории? – он постарался придать голосу больше строгости. – Ваши якобы благородные мотивы мы в расчет брать не будем.

Прежде чем заговорить, красивая девушка в джинсах и синем блейзере обернулась к Ричарду, ища его взгляд:

– Я хочу, чтобы доктор Ричард фон Вильд осознал, что портрет леди Тэлбот губительно действует на него, и позволил бы вернуть его на его законное место во дворце, – ее голос слегка дрожал. – И пока этого не произойдет, я не могу из соображений совести открыть местонахождение портрета.

Ричард слушал девушку, не сводя с нее глаз, со смесью смущения, растерянности и неожиданного изумления. Он медленно направился к ней.

– Фрау фон Ленхард, а вы не думаете, что мое здоровье касается только меня, и я не нуждаюсь в вашей опеке, – он наклонился к ней, в его взгляде сверкал леденящий душу холод, а на губах играла ироническая улыбка. – Не делайте из себя посмешище!

Виктория в отчаянии посмотрела на Ричарда, поняв всю бесплодность своих нечеловеческих усилий добиться от него понимания.

– Взгляд леди Тэлбот значит для вас все, не так ли? – спросила она и выжидающе посмотрела в его серо-стальные глаза, надеясь, что он все поймет, и она сможет рискнуть и передать ему портрет, чтобы он, в свою очередь, избавился от него.

– Да, портрет прекрасной дамы значит для меня все! – холодно бросил он и посмотрел на ее бледное измученное лицо, такое похожее на лицо ее родственницы леди Тэлбот.

И вдруг он почувствовал, что властный взгляд леди Тэлбот, завладевший его существом, ушел куда-то так далеко, как чистота души далека от власти зла.

– Я не допущу, чтобы она убивала вас медленно, но верно, – сказала Виктория страдальческим голосом, и ее глаза наполнились слезами. – Или вы должны признаться, что готовы пойти по пути, на котором встретите смерть.

– Чепуха какая! – его красивое лицо застыло от напряжения. – Вы стараетесь любыми способами вернуть себе портрет леди Тэлбот, не так ли?

Виктория покачала головой, не в силах больше вымолвить ни слова. Его холодное безразличие сломило ее, и она залилась слезами.

– Вы пускаете в ход все женские ухищрения, но не разжалобите меня своими горючими слезами, фрау фон Ленхард. Вы сейчас же сообщите мне, где находится моя собственность!

– Господа, пожалуйста, мы находимся на следственном эксперименте, а не на допросе, – вмешался следователь. – Будьте любезны, господин адвокат, соблюдайте правила!

Ричард сделал шаг назад, не сводя глаз с Виктории. Он него веяло могучей силой и трезвым расчетом. Еще немного поднажать, и он получит свое. Он много раз видел, как люди ломаются, и считал, что и она близка к этому. Успешное завершение этого дела – вопрос его чести.

– Разрешите мне, пожалуйста, повторить мой последний вопрос фрау фон Ленхард, – обратился Ричард к следователю.

– Где находится картина?

– Я отвечу вам, если вы гарантируете, что картина останется во дворце.

– Нет, я ничего вам не гарантирую.

– Но леди Тэлбот должна остаться здесь!

Виктория невольно вскинула руку, почти указав на поребрик, за которым лежит свернутый в рулон портрет. Встретив торжествующий взгляд Ричарда, она поняла, что совершила роковую ошибку. Ее возглас и невольный жест все ему объяснили!

– Принесите стремянку!

Присутствующие, наэлектризованные неожиданной догадкой, все же до конца не верили, что за плоским поребриком может быть тайник. Все окружили стремянку, и Ричард начал подниматься по ней. В этот момент Виктория истошно закричала, схватила адвоката за рукав и стянула со стремянки:

– Позвольте, я это сделаю! Вы можете погибнуть прямо сейчас!

Виктория начала подниматься по стремянке, не чувствуя ничего и не думая ни о чем. Но разве леди Тэлбот не знает, что она сделала все, чтобы вернуть портрет домой. Что она теперь может поделать? От вида свернутого в рулон портрета защемило сердце, а снизу на нее выжидающе смотрели несколько пар мужских глаз, надеясь на скорое завершение этой драматичной истории. Виктория считала себя предательницей леди Тэлбот, но чувство, что она совершила глупую непростительную ошибку, было куда тяжелее. Она медленно протянула руку, чтобы достать рулон, но старый холст прилип ко дну углубления и не поддавался. Она попыталась ухватить его обеими руками.

– Прости меня, леди Тэлбот, у меня нет выбора! – шептала Виктория, стоя на самой верхней ступеньке стремянки и не держась за нее руками.

Борьба с неведомой силой длилась несколько секунд. Затем она вынула большой тяжелый рулон. Он показался ей пыльным и каким-то нечистым, как ее совесть. Она стояла как парализованная, не в силах действовать дальше.

Виктория вспомнила все старые истории, и ее охватило ужасное предчувствие. Какая судьба уготована ей? Как и всем пытавшимся присвоить портрет?

Она стояла на стремянке, пытаясь понять, завладела ли ею эта загадочная сила или она просто объята банальным человеческим страхом. Вдруг снизу раздался голос:

– Положите картину на ступеньку и спускайтесь, мы заберем ее сами.

Но девушка продолжала стоять неподвижно, держа в руках тяжелый темный рулон, пока снова не услышала голоса:

– Да спускайтесь же! И, бога ради, держитесь за стремянку!

Виктория оторвала одну руку от рулона и схватилась за ступеньку, в это время рулон наклонился и свесился вниз.

– Осторожнее! – послышались голоса.

Казалось, все идет гладко, и к ней потянулись сильные мужские руки. А дальше произошло то, чего никто из присутствующих потом не мог объяснить. Все свидетели вспоминали, что словно какая-то невидимая рука раскачала стремянку, оторвала ее от стены и напоследок качнула с такой силой, что Виктория не удержалась и рухнула с высоты на мраморный пол, а за ней с диким грохотом упала и сама стремянка, и картина.

Все присутствующие с ужасом смотрели на лежащую на мраморном полу девушку, и никто даже не взглянул на картину, местопребывание которой было так важно всего минуту назад.

Ричард первым склонился над Викторией с онемевшим от ужаса лицом: наконец-то он понял, о чем Виктория предупреждала его еще несколько недель назад.

Он дотронулся до девушки дрожащей рукой – она была еще жива! «Можно, я это сделаю? – вспомнил он ее слова. – Вы можете погибнуть прямо сейчас!»

Уже во второй раз она спасала ему жизнь. Когда примчалась карета скорой помощи, Ричард поднялся и с громким воплем проклятья с размаху пнул ногой лежащий на полу портрет леди Тэлбот, а затем стремительно покинул дворец. Присутствующие смотрели ему вслед, сочувствуя и понимая, что этот случай выходит за привычные юридические и правовые рамки.

* * *

Ричард фон Вильд мерил свой кабинет тяжелыми шагами, придавленный к земле безграничным чувством вины и будучи не в состоянии ни на чем сосредоточиться.

Снова и снова перед его глазами возникала картина падения Виктории: стремянка рухнула, хотя четверо сильных мужчин крепко держали ее. Она повиновалась неведомой силе, той самой силе, которая держала его в своих руках вплоть до того страшного дня.

Какие сверхъестественные силы вступили в игру? Все очевидцы были в полном недоумении. Только юная Виктория знала об этой неведомой силе и боролась с ней в одиночку. Он презрительно отвергал ее предостережения, хотя давно пора было все понять. Она совершила отчаянный, единственно верный поступок, чтобы спасти его от смерти.

Он представлял себе, как она решительно отстраняет его и сама поднимается по стремянке. Стройная и грациозная, мужественная и решительная, она сама поднялась за портретом, пока все они наблюдали за ней, стоя внизу. Все хотели только одного – поскорее покончить с этим сложным загадочным делом!

Прошло уже восемь дней, самых тяжелых дней его жизни. Виктория лежала в коме, ее лицо было мертвенно-бледным, голову покрывала белая повязка. Она казалась такой отстраненно далекой, словно уже простилась со своей юной жизнью. В результате падения девушка получила черепно-мозговую травму, последствия которой были непредсказуемы.

Ричард каждый день дежурил у ее постели, виноватый и убежденный в том, что она сознательно приняла на себя исполнение его злой судьбы. Она спасла его, неразумного и упрямого, маниакально желавшего владеть тем, чем владеть ему не полагалось.

Леди Тэлбот! Как быстро прекрасная дама исчезла из его мыслей после этого несчастного случая! Всю его страсть как ветром сдуло!

Теперь портрет леди Тэлбот занял свое законное место в холле дворца: в роскошной золоченой раме он снова красовался на стене, как и в прежние времена. Прекрасная дама равнодушно взирала на нескончаемый поток любопытствующих граждан, желающих взглянуть на скандальный портрет хозяйки старинного дворца – родного дома леди Тэлбот!

Газеты трещали о сенсационной находке и ее триумфальном водворении на прежнее место. Трагическая судьба юной Виктории обсуждалась не менее страстно. Ричард фон Вильд дипломатично рассказал журналистам только очевидную часть истории. И то, что он преподнес портрет в дар дворцу, казалось всем абсолютно правильным, тем более что теперь в рамках открытой выставки можно было свободно посмотреть на это живописное полотно, обладающее такой необъяснимой властью.

Сегодняшний день ничем не отличался от восьми предыдущих. Но он не мог больше в одиночестве мучиться этим нестерпимым чувством вины. Ричард надел пиджак и поехал в клинику. Он знал, что пока Виктория не выйдет из комы, мир в его душе не наступит. И все, чего он теперь желал – это заглянуть в ее карие глаза.

В клинике Ричард нередко встречал Софи фон Штеллинген, тетю Виктории, дежурившую у постели племянницы. У пожилой дамы было тонкое приятное лицо с озабоченным выражением, и она сочувствовала ему, хотя он этого и не заслужил. Еще в день трагедии она сказала ему:

– В этом нет вашей вины, господин фон Вильд! Вы человек трезвого ума, профессиональный адвокат, вам было трудно поверить в мистическую историю.

Потом они вместе ждали в холле клиники результатов обследования Виктории и разговаривали.

– Я должен был понять, что охвачен дурманом и деградирую душой и телом. Сейчас, когда колдовство рассеялось, я все ясно вижу.

Пожилая дама взяла его за руку:

– Вы не виноваты, поверьте мне! Перед этим соблазном никто не может устоять. Дело не только в красоте и обаянии леди Тэлбот. Здесь что-то еще, что заставляет людей поддаваться ее чарам. Это нечто необъяснимое, за гранью нашего понимания. Она всегда дарила защиту дому Ленхардов, но, может быть, надо быть членом семьи, чтобы эта благодать распространилась на вас.

Ричард задумчиво кивнул.

– К сожалению, мы слишком мало знаем о душе и духе и о том, что ждет нас после смерти.

– Это правда.

– Ваша племянница отдавала себе отчет в том, что с ней может случиться что-то ужасное?

Пожилая дама с сомнением покачала головой:

– Думаю, нет. Она верила в семейные предания и в то, что великая хозяйка нашего дома никогда не навредит члену своей семьи. А, кроме того, никому из наших родственников и в голову бы не пришло вынести портрет из дворца.

– В газетах писали о каком-то разбойнике из вашего рода?

– Вы имеете в виду Фердинанда фон Штуттова? Он не был кровным родственником Ленхардов.

– Но почему она тогда допустила, чтобы я принес портрет в свою квартиру?

Софи фон Штеллинген помолчала, прежде чем ответить:

– Думаю, что моя племянница с самого начала сильно симпатизировала вам и надеялась, что в этом случае самого плохого не случится. Но это только моя догадка. Только позднее Виктория убедилась, что владение портретом угрожает вашей жизни.

– Все это за грехи наши, – сказал Ричард и спросил себя, сможет ли когда-нибудь загладить свою вину перед ней.

Снова вернувшись сегодня к этой мысли, Ричард поехал в клинику.

Софи фон Штеллинген доверяла красивому светловолосому адвокату, ежедневно приезжавшему в клинику.

Ричард часами сидел у постели Виктории, смотрел на ее спокойное лицо полным надежды взглядом и страдал от чувства вины перед ней. Он был на волосок от гибели и мог бы легко стать самой молодой жертвой портрета – он хорошо осознавал это. Как и то, что избежал плачевной участи только благодаря самоотверженности Виктории. Шок внезапно прояснил его разум. И теперь уже со светлой головой он вспомнил, что все происходящее с ним кричало о ее правоте. Как он мог быть так слеп?

Увидев Ричарда у двери палаты, Софи улыбнулась ему. У него было такое виноватое лицо, что ей хотелось пожалеть его по-матерински. В то же время от него исходила какая-то особая сила, притягательная для женщин. Теперь она понимала, почему ее племянница влюбилась в него и с этой любовью в сердце переступила грань дозволенного, чтобы отвести от него беду.

Софи ничего не сказала ему об этом, надеясь, что по выздоровлении племянницы они сами разберутся в своих чувствах.

– Хорошо, что вы пришли, господин Вильд, – сказала она, когда он склонился к ее руке, так тихо, словно боялась нарушить стоявшую в палате тишину.

Софи подвела Ричарда к кровати Виктории и заглянула в ее спокойное лицо.

– Пока без изменений, – сказала она с отчаяньем в голосе. – Врачи говорят, что это может длиться очень долго.

Устав сидеть, пожилая дама встала и подошла к окну. Ричард отвел глаза от спокойного лица Виктории и повернулся к Софи. Она прекрасно владела собой и выглядела уставшей, но не сломленной несчастьем.

– У меня есть время, я посижу с Викторией, а вы хоть немного отдохните, – предложил он.

Софи кивнула. Она и вправду чувствовала себя бесконечно уставшей. Ее самообладание стоило немалых сил. Она вышла в соседнюю комнату и прилегла.

Как только Ричард остался наедине с Викторией, на него нахлынула такая тоска, что из глаз брызнули слезы.

– Виктория, – прошептал он с отчаянием в голосе. – Виктория…

Если бы только он послушался ее, то ничего бы не случилось, и она не лежала бы сейчас без движения, почти бездыханная. Он нежно погладил руку девушки, лежащую поверх одеяла.

– Дай мне еще один шанс, дорогая, – молил он осипшим голосом и плакал, не вытирая слез.

Но лицо Виктории оставалось безжизненно спокойным. Губы были плотно сжаты. Она жила только благодаря медицинским аппаратам, поддерживающим жизнь в ее теле.

– Виктория! – его голос звучал теперь громко и настойчиво. – Не позволь леди Тэлбот победить тебя!

Он взял ее безжизненную руку и прижал к своей горячей щеке.

Вдруг веки девушки дрогнули, легкая тень пробежала по ее лицу, и она едва слышно прошептала:

– Леди Тэлбот…

– Виктория! О боже мой, Виктория! – завопил он. – Открой глаза!

– Доктор фон Вильд? – взгляд девушки был неожиданно ясным и удивленным. – Вы живы? Какое счастье!

– Конечно, я жив, а вот вы играли со смертью!

Он прижал ее руку к своим губам, ошалев от радости.

– Леди Тэлбот? – спросила она. – Она сбросила меня со стремянки. Я этого не понимаю.

Слова очень медленно слетали с ее губ, но память явно не пострадала.

Ричард нежно погладил ее по лицу и произнес с несказанным облегчением:

– Не волнуйтесь! Великая дама снова на своем законном месте во дворце – и останется там навсегда! Теперь все хорошо, моя дорогая…

– Вы уверены в этом?

Она чувствовала трепетную нежность его руки, и ее карие глаза становились все яснее и яснее – к ней возвращалось сознание.

– Разумеется, я уверен, дорогая! Ваше драматическое падение вернуло мне утраченный разум! Портрет вашей родственницы теперь для меня просто красивая картинка и больше ничего! Туман рассеялся…

– А следствие закончено?

– Я отозвал иск. Простите меня, дорогая. Дело против вас прекращено. Это было совсем не сложно, так как все участники следственного эксперимента видели, какая необъяснимая сила вмешалась в нашу жизнь.

Воспоминания нахлынули на него с новой силой.

– Четверо сильных мужчин не смогли удержать стремянку – это невероятно! Шок был огромным. Каждый из нас должен понять то, что понять невозможно.

– Хорошо, что все случилось именно так, – она впервые слабо улыбнулась ему, поднесла руку к голове и нащупала повязку. – Что со мной?

– У вас ушиб головы, – дипломатично ответил он.

– А мои волосы? – она с волнением взглянула не него, ожидая самого худшего.

– Волосы быстро отрастут, дорогая, – утешил он ее, наклонился к ней и нежно коснулся горячими губами ее губ.

Растерянные глаза Виктории были совсем близко, и он невольно спросил себя, почему высокомерный взгляд дамы на портрете он предпочитал этому искреннему взгляду? Как он мог разрушать себя из-за бездушной картинки вместо того, чтобы окунуться в эту пьянящую живую теплоту? Теперь он был не в силах это понять.

– Дорогая, почему вы рисковали жизнью ради меня?

– Я знала о губительной силе портрета и должна была сделать это, потому что вы никак не хотели мне поверить.

– И вы сделали бы это для любого другого человека?

– А не должна была бы?

– О господи, Виктория, я должен рассказать вам о своих чувствах!

– Я тоже.

На губах девушки заиграла улыбка, объясняющая все. Потом она вдруг закрыла глаза и прошептала:

– Я так устала…

Мужчина еще немного подержал ее руку, а затем бережно опустил ее на одеяло. Он вздохнул глубоко и облегченно. Главное, что она вернулась к жизни, а все остальное приложится! Он вышел в коридор, чтобы сообщить медицинскому персоналу, что Виктория фон Ленхард вышла из комы!

Позднее, когда он с радостным сердцем выходил из клиники, ему вдруг пришло в голову, что судьба хоть и помяла его, но потом сжалилась и подарила новую жизнь!

* * *

Дворец с красивой вечерней подсветкой выглядел особенно эффектно. Ричард фон Вильд остановил свой автомобиль у парадного подъезда.

– Я больше никогда не переступлю порог этого дома, – сказала Виктория, сидевшая рядом с Ричардом и враждебно смотревшая в сторону родительского дома.

– Дорогая, мы должны пойти вдвоем, чтобы победить прошлый страх, который все еще сидит в нас. Мы должны преодолеть все, что связано с этой историей, чтобы полностью освободиться от нее.

Мужчина ласково коснулся рукой ее лица. На большее проявление нежности он не решился. После выздоровления Виктория упорно сохраняла дистанцию в их отношениях. Такая линия поведения помогала ей подавлять свои чувства. Он был абсолютно уверен в этом.

Девушка повернула к нему напряженное красивое лицо. Это было волшебно чистое, ясное лицо, лицо его мечты, на которое он никогда не уставал смотреть.

Светлая облегающая шапочка скрывала ее еще не отросшие волосы, напоминала изящный шлем и подчеркивала аристократическое благородство лица.

Со дня падения Виктории миновало несколько недель – это было временем потрясений. Девушка никак не могла смириться с тем, что прародительница их рода, почитаемая в семье и вызывающая всеобщее восхищение леди Тэлбот так жестоко столкнула ее со стремянки на мраморный пол, обрекая на верную смерть.

Ричард взял Викторию за руку:

– Мы вовсе не должны выказывать этой даме никакого почтения. Речь сейчас идет исключительно о тебе. После этого визита ты будешь чувствовать себя гораздо лучше. Покончи с этой историей и пусти мир в свою душу!

Его голос звучал настойчиво, серьезные глаза смотрели на девушку с любовью, а на строгом лице появилось выражение нежности.

Виктория внимательно посмотрела на Ричарда. За последние недели он стал ей еще дороже, но теперь она боялась любви. Почему? Разве она не мечтала о нем? Не жаждала страстно его внимания и любви?

Она видела любовь и безграничное уважение в его глазах. И вдруг сама испугалась отдаться этой любви. Это был глубинный страх стать лишь заменой прекрасной леди Тэлбот!

Прежде он видел только леди Тэлбот и готов был умереть из-за нее. Она похожа на нее, но считает себя лишь жалким подобием этой величественной дамы. А вдруг он только перенес любовь к этой даме на нее?

– О боже! – пробормотала Виктория, быстро вышла из автомобиля и направилась к парадному подъезду.

Узнает ли она когда-нибудь правду?

– Виктория…

Ричард подошел к девушке и обнял ее.

– Леди Тэлбот и я – мы одна и та же персона для тебя? – вопрос прозвучал так настойчиво, словно решалась ее судьба.

– Что ты такое говоришь? – он изумленно взглянул на нее. – Разве мы с тобой не решили не говорить о ней, как о живом человеке? Все, что мы видим, это только картина! А все, что мы не видим, но чувствуем, это не обретшая покоя душа. Я понимаю это так.

– Ее образ возбуждает тебя, вызывает желание?

– Только твой образ, дорогая, только твой!

– Если бы я не была так похожа на нее, все было бы куда проще!

– Я понимаю, дорогая!

Ричард взял девушку за руку и повел вверх по лестнице. Теперь это был мужчина, полностью уверенный в себе. Он пережил свою мечту, преодолел ее разрушительную силу и вернулся к здравому восприятию жизни. И ничто уже не заставит его сбиться с выбранного пути.

Леди Тэлбот встретила их своим неизменно высокомерным взглядом хозяйки дворца.

– Довольна, высокоуважаемая? – голос Ричарда фон Вильда был полон глубочайшего сарказма. Мужчина смотрел на даму на портрете, как на высокомерную куклу.

– Согласись, тебе тяжело воспринимать ее только как живописный образ? – Виктория вырвала руку и поднялась по лестнице в холл, чтобы посмотреть на портрет глаза в глаза.

– Почему? – спросила она, почувствовав устремленный на себя взгляд, словно в старое доброе время, когда она находилась под защитой этой женщины. – Потому что мы с тобой соперницы?

– Ты ждешь ответа?

Ричард повернулся к великой леди спиной, в его глазах читались холод и отстраненность, но ни намека на волнение и интерес. Он видел только Викторию, пытавшуюся наладить контакт с дамой.

– Спускайся, дорогая, – позвал он, и его голос, обращенный к ней, был полон нежности и тепла.

Ричард ласково взял ее за руку, и в этот миг она почувствовала беспредельную любовь к нему, как будто лед колдовства растаял под жарким лучом живого чувства. Виктории показалось, что весь дворец вдруг наполнился ярким светом, и в этом свете стояла она, удивленная и благодарная, обретшая настоящую любовь. И она радостно пошла к нему, как по пушистым облакам.

– Я люблю тебя, – сказал он, и это говорила его душа, обновленная и очищенная от дурмана и безмерно стосковавшаяся по любви.

Леди Тэлбот смотрела на счастливую пару так, словно она сама их свела. Ее взгляд был спокойным и благосклонным.

– Она плачет! – вскричала Виктория.

– Не говори глупости, дорогая! Давай уйдем отсюда! – его голос звучал ласково, и он даже не взглянул в сторону портрета.

– Да нет же, она плачет! – настаивала Виктория.

Со скептическим выражением лица он нехотя повернулся к портрету и увидел, что прекрасные темные глаза заволокло слезами. Он резко повернулся к ней спинкой и выпалил:

– Она, как ни старайся, никогда не вернет меня, стерва!

– Но, любимый, – Виктория испуганно посмотрела в глаза мужчины, которого любила больше жизни. – Наверное, мы должны смириться с тем, что ее душа жива, и не поступать с ней, как с бездушной вещью!

– Пойдем, дорогая, нам пора, а то мы свихнемся на этой истории!

Ричард заботливо и решительно взял Викторию за руку, и они покинули дворец, чувствуя провожающий их тяжелый взгляд души, обреченной на вечную жизнь. Виктория обернулась и окинула взглядом дом своего детства.

– Кто знает, дорогая, может быть, мы когда-нибудь выкупим дворец… Только сейчас для нас гораздо важнее незамутненное заботами счастье, как ты считаешь?

Он любовно притянул Викторию к себе и поцеловал в губы со всей страстью человека, наконец-то обретшего свое счастье.

Читайте в следующем номере

Шарлотта Буше

Корабль-призрак

Виктории казалось, что ее окружает едва проницаемая пелена. Она слышала голоса, громкие приказы, быстрые шаги, но звуки были такие смутные, словно все происходило в параллельном пространстве. При этом она точно знала, что снаружи, на палубе, всего в нескольких метрах от ее каюты должны были начаться первые съемки.

Вдруг голоса заглушило всхлипывание: «Мамочка, мамочка, почему ты не приходишь?» Она в ужасе раскрыла глаза. Голос напоминал любимую игрушку-неваляшку ее сына. Дирк? Женщина хотела вскочить, но тут же почувствовала шум в голове и снова откинулась на подушки.

Она увидела нечто невероятное. От шкафа к двери двигалась тень. Дирк. «Дирк! – хотела закричать она, но вместо крика получился лишь шепот. – Дирк, как ты попал сюда?» Ребенок обернулся и вдруг начал плакать. Сердце Виктории сжалось от ужаса. Она хотела к своему мальчику, хотела взять его на руки и утешить, но ноги не слушались ее. Она бессильно лежала на диване и слушала плач Дирка.

ОглавлениеТина ЛарсенПортрет-убийца!Читайте в следующем номере