«Ознакомительная поездка»

Жюль Верн Ознакомительная поездка

Глава I ЛИБРЕВИЛЬ

Третьего сентября сего года на дверях резиденции администрации Либревиля появилось объявление. Вот что могли прочесть, к своему вящему удовлетворению, французские обитатели города, равно как и англичане, немцы, бельгийцы и португальцы, жившие в соседних факториях[1]. Текст объявления поняли все, потому что он был написан на эсперанто[2], универсальном языке, в то время широко распространенном среди населения Центральной Африки.

Приводим точный перевод этого текста на французский:

Судно «Туат» компании «Фрэссине», показавшееся в виду Либревиля, встанет на якорь на рейде сегодня, 3 сентября, в четыре часа. Генерал-губернатор призывает население достойно, как она этого и заслуживает, встретить прибывающую на пакетботе комиссию. Два члена палаты депутатов согласились принять участие в этой познавательной поездке, имеющей целью рассмотрение и решение вопроса о том, должна ли колония быть представлена в парламенте одним сенатором и одним депутатом. Решение этой проблемы может иметь для Французского Конго[3] весьма важные последствия, и мы призываем администрацию города оказать комиссии возможно теплый прием. Гражданские и военные власти должны прибыть в порт, чтобы официально встретить комиссию и препроводить ее в резиденцию.

Генерал-губернатор Г. Реньо

Хотя население города было весьма пестрым, сомневаться в его чувствах по поводу события не приходилось. Оно с радостью встретило новость, так что комиссия могла рассчитывать на самый радушный прием. В хоре встречавших не должно было прозвучать ни единой фальшивой ноты. Сферу своей компетенции комиссия очертила предельно ясно, и соседним колониям нечего было опасаться, что она станет посягать на их права. И немцы в Камеруне, и бельгийцы в Свободном Государстве, и португальцы в Анголе, и даже англичане, все более углублявшиеся в Центральную Африку, могли быть спокойны.

В Либревиле, главном городе, можно сказать, столице Французского Конго, с 1844 года жили в основном вольноотпущенники. Город построили на северном берегу эстуария реки Габон[4], и он террасами поднимался на высоту в двести метров, а с северо-востока над городом доминировали горы Буе и Боден. В центре группы домов и домишек, известной под именем Плато, возвышался, четко выделяясь на фоне жилых строений, симметричный контур резиденции.

В то время Либревилю сулили неплохое будущее, он быстро разрастался и протянулся более чем на семь километров вдоль бухты. За несколько лет его население удвоилось и достигло примерно трех тысяч человек, белых и сенегальцев. Город оставался центром военного управления колонией, там находилась резиденция генерал-губернатора, поэтому значение Либревиля день ото дня росло. Вокруг него, в зарослях, под сенью драцены[5], там, где качались кокосовые и масличные пальмы, лепились бамбуковые хижины племени мпонгве[6]. На берегу бухты стояла католическая миссия, в ней содержались более двухсот детей, которых обучали ремеслу, не говоря уж о французском языке и об эсперанто: и тот и другой успешно применялись в торговых сделках с городами и деревнями внутри колонии. На юго-западе, в Барака, располагалось еще одно учреждение, где также обучали французскому языку, считавшемуся тогда в колонии языком официальным. Благодаря своему положению в дельте Габона Либревиль являлся как бы естественным центром всего региона и контролировал дорогу на Огове, проходившую по северной части конголезской колонии.

В тот день и желать нельзя было лучшей погоды для прибытия комиссии. Конечно, в сентябре, в нескольких градусах выше экватора, достаточно жарко. Но в центральной части страны, посреди бескрайних равнин, по которым бродят племена аборигенов, страдать приходится еще больше. Здесь, по крайней мере, на побережье с моря дует бриз, он освежает воздух и наполняет его соленым ароматом. Жгучее солнце временами заслоняют облака, и длинные тени бороздят гладь вод.

Пусть читатель не удивляется энтузиазму, с которым население откликнулось на призыв губернатора. Горожане — приезжие и аборигены, мужчины и женщины, дети, разряженные в праздничные одежды, — спешили со всех сторон, чтобы достойно встретить прибывающих из Франции членов комиссии. Излишне говорить, что в городах исконные конголезцы больше не разгуливали голыми, как это было у них принято прежде. Все они очень живописно выглядели в своих цветастых хлопчатобумажных одеждах; женщины, как и во времена завоевания, украшали руки и плечи массивными медными украшениями, вес которых иногда достигал шестидесяти килограммов.

Гарнизон получил приказ при высадке делегатов встать под ружье. Свои казармы покинули офицеры и солдаты — сенегальские стрелки, матросы[7] и вся конголезская милиция, набиравшаяся преимущественно среди племен бакеле[8] и осейба[9]. Все они были готовы воздать гостям военные почести. Персонал католической миссии присутствовал в полном составе; рабочие фактории Барака также пожелали принять участие в церемонии, которой предстояло навечно остаться в анналах Либревиля.

Примерно через три часа, когда волны прилива достигли неровной линии выброшенных на песок водорослей, выстроившаяся вдоль берега толпа издала единодушный крик: «Вот они… Вот они!..»

«Туат» еще не показался из-за мыса Жуенвиль, но первые ленты дыма, отклонившиеся к юго-западу, свидетельствовали о приближении пакетбота.

Судно быстро шло к берегу. Показался нос корабля, и наиболее зоркие различили брейд-вымпелы[10] на грот- и фок-мачтах. А тут и гафель[11] пакетбота не замедлил украситься французским флагом, так что не оставалось никаких сомнений, что судно, форштевень которого вспарывал белые от пены буруны, был не что иное, как «Туат», регулярно курсировавший между Марселем, Дакаром и Либревилем.

Не только любопытные с нетерпением следили за движением пакетбота. Сколько колонистов ждали новостей из Франции, Бельгии, Германии, Португалии! Скольким нетерпеливым адресатам, рассеянным по факториям этого обширного региона, по берегам Огове и Конго, он вез весточку из дальних краев!

Гавань Либревиля образована мысом Жуенвиль и полуостровом Фужер. Вход в нее не очень удобен — обширные отмели делают плавание в ней достаточно опасным, особенно банки Ла-Решерш и Милья; но, с другой стороны, эти банки облегчают якорную стоянку в бухте, так как большие волны открытого океана, весьма бурного в этой части Атлантики, разбиваются о них. Впрочем, за «Туат» бояться было нечего. Его капитан прекрасно знал эти места, он плавал здесь не один год. Судно благополучно прошло по фарватеру между двумя банками и без четверти четыре стало на якорь на глубине шести саженей[12], в двух кабельтовых[13] от берега.

Настоящего порта в Либревиле не было, и суда вынуждены были бросать якорь на открытом рейде. Но благодаря молу или, скорее, причалу на сваях, выгрузка пассажиров и товаров происходила без особых затруднений.

Губернатор и другие официальные лица собрались на площадке на оконечности мола. В тот момент, когда «Туат» выбросил в знак приветствия трехцветный флаг, на сигнальной мачте мола в ответ тоже взвился стяг. Обмена пушечными выстрелами не последовало; но воздух наполнился свистом вырывавшегося белыми султанами из клапанов машины и труб пара.

Когда судно встало на якорь, с него спустили шлюпку. В неё поместились несколько пассажиров, и вскоре она причалила к молу. Среди пассажиров шлюпки был и капитан «Туата», он первым взбежал по ступеням, сопровождаемый остальными. Прибывших, кроме капитана, оказалось пятеро. Капитан представил, их встречавшим в следующем порядке:

— Господин Исидор Папелё, депутат от Верхней Вьенны;[14]

— Господин Жозеф Денизар, депутат от Нижней Сены;[15]

— Господин Андре Дельтур, инженер дорожного департамента;

— Господин Луи Мерли, генеральный секретарь Географического общества;

— Господин Никола Ванофф, представитель Международного общества эсперантистов.

Господин Реньо пожал каждому руку. Гости и хозяева обменялись любезностями; толпа разразилась приветственными криками. Губернатор от имени конголезских властей произнес короткую, но теплую речь. Ответ возглавлявшего снаряженную французским правительством комиссию месье Андре Дельтура был не менее сердечен.

— Господа, — сказал губернатор, — добро пожаловать в нашу колонию. Мы знаем о том интересе, который она у вас вызывает. Нам известно, с какой целью предпринята эта поездка, в результате которой наша колония окажется еще более тесно связанной с метрополией. Мы горячо желаем, чтобы ваша миссия проходила в наиболее благоприятных условиях, и сделаем для этого все, что от нас зависит.

С ответным словом выступил Андре Дельтур, а его товарищи присоединились к его благодарственным речам в адрес правительства. Не исключено, что господа Папелё и Денизар в качестве представителей французского парламента намеревались произнести несколько подобающих случаю фраз, но в тот момент, когда они наконец ступили на твердую конголезскую землю, сделать это оказалось не в их силах. По бледным и изможденным лицам все поняли, что путешествие на «Туате» стоило им немалых страданий.

Действительно, хотя Средиземное море во время перехода между Марселем и Гибралтарским проливом было благосклонно к путешественникам, океан обошелся с ними намного суровее, особенно с господами Денизаром и Папелё. Если от Марселя до Гибралтара господа депутаты могли похвастаться морской закалкой, то на просторах Атлантики, когда пакетбот, подгоняемый господствующими в этих широтах сильными ветрами, принялся валиться с борта на борт, их самоуверенности сильно поубавилось. Начиная от марокканского берега, от мыса Спартель, и до самого Сенегала, ни тот, ни другой были не в состоянии любоваться красотами природы — далекими горами и берегом, то утопавшим в зелени, то голым и унылым, как окраина Сахары. Прикованные к своим койкам последовавшим за первыми рвотами полным изнеможением, они вновь увидели землю, лишь когда «Туат» стал на якорь в Дакаре. Возможно, менее ответственные путешественники сочли бы благоразумным остаться в Сенегале. Но что подумали бы о господах депутатах в их департаментах и, что еще важнее, какое мнение составили бы о своих депутатах избиратели? Какие же они депутаты, если какая-то вульгарная морская болезнь способна остановить их на полпути? Зачем же тогда они так добивались участия в этой поездке?! На нее рассчитывали многие их коллеги — ведь как заманчиво совершить длительную экскурсию в конголезскую колонию за счет государства! Желающих было хоть отбавляй! Нет-нет! Конец их путешествия не в Дакаре, но в Либревиле! Совестливые депутаты сделали над собой мужественное усилие и решили остаться на борту корабля. Поэтому, когда «Туат» покинул Дакар, среди пассажиров, которых он переправлял на Берег Слоновой Кости[16], в Гран-Басам[17], в Дагомею[18] и в Конго, числились также и господа Денизар и Папелё. Их спутники, инженер и географ, поздравляли себя с такой удачей, ибо серьезно опасались, как бы их экспедиция по специальному изучению колонии в плане ее политического будущего с самого начала не потерпела неудачу из-за отсутствия в ней двух представителей парламента.

Настрадавшиеся пассажиры «Туата» надеялись, что в Гвинейском заливе плавание будет более спокойным и что между мысом Пальмас[19] и мысом Лопес[20] волнение станет умереннее, чем в открытом океане. Увы! Ничего подобного! Напротив, на траверзе Фернандо-По[21] сильный ветер заставил пакетбот отклониться от курса на запад, иначе его могло выбросить на берег. Однако через сутки шторм утих, судно вернулось на прежний курс и при хорошей погоде спокойно встало на якорь на рейде Либревиля.

Приготовления к экспедиции могли занять несколько дней, в течение которых господа Папелё и Денизар надеялись восстановить свои истощенные силы, что было им совершенно необходимо.

Впрочем, как это обычно и бывает, как только страдальцы ступили на твердую землю, они почувствовали себя гораздо лучше, приободрились и смогли, не покидая своего официального места в кортеже, пешком преодолеть расстояние до Плато, на котором возвышалось здание резиденции. Можно смело утверждать, что шествие властей сопровождало все население Либревиля, как европейское, так и местное, как белые, так и черные. Эти последние уже утратили свои дикие черты, которые отличали их во времена завоевания[22] господином де Бразза этой обширной и, пожалуй, наиболее важной во всей Экваториальной Африке территории. Аплодисменты и крики «Виват!» не утихали, иногда прерываемые сухими звуками мушкетных и карабинных выстрелов. В воздухе плыли легкие, пахнувшие порохом дымки, от которых птицы удирали во все лопатки.

Таким образом, губернатор и гости прибыли в резиденцию в сопровождении многочисленного и шумного эскорта, который продолжал громогласные излияния своих чувств до позднего вечера.

Депутатов и их спутников препроводили в комнаты, которые они должны были занимать во время пребывания в Либревиле; вскоре туда же доставили и багаж.

Господам Папелё и Денизару следовало в течение нескольких часов хорошенько отдохнуть. Но как же не присутствовать на ожидавшем их парадном обеде, не посидеть за одним столом с губернатором, не ответить на многочисленные приветственные речи, которые, безусловно, будут там произнесены?! Страдальцы разошлись по своим комнатам. Они оказались смежными, так что депутаты могли переговариваться. У них впереди был еще час, чтобы заняться туалетом и переодеться во фраки, чего требовал протокол.

Глядя на кровать с необходимым в здешних местах противомоскитным пологом, депутат Верхней Вьенны сказал:

— Я бы охотно прилег…

— Еще бы! И я не прочь… — откликнулся депутат Нижней Сены.

— Провести целую ночь на кровати, которая не будет из-под тебя выворачиваться! — продолжил господин Папелё.

— И в которой не рискуешь проснуться с ногами выше головы! — подхватил господин Денизар.

Еще несколько часов мужественного терпения, и оба пассажира «Туата» смогут до утра наслаждаться заслуженным отдыхом.

Официальный обед был организован и сервирован как нельзя лучше. Его почтили и украсили своим присутствием многие дамы европейской части колонии. Двух или трех предводителей соседних племен усадили за губернаторский стол, и они смогли принять участие в беседе, когда та велась на эсперанто. Меню в основном состояло из даров местной природы: дичь была представлена замбезийской уткой с виноградом и в сухом вине; белыми поганками — видом водоплавающих птиц — с желтыми хохолками; «могангой», за свой изысканный вкус прозванной «котлеткой из антилопы». Из рыбы — сом и карпы разных пород; из овощей стол украшали горошек, салат-латук, портулак, ямс, баклажаны, «мьюмбу» — сорт бататов, капуста, помидоры, морковь; из фруктов — бананы, «соколобвес» — косточковые[23], величиной с кофейные зерна, которые в эту пору уже достигли полной зрелости, «сакомбик» — мелкие фиги, самые вкусные из диких фруктов, золотистые апельсины, «ки-кунда» со вкусом винограда, «мампотас» — сливы с нежной сладкой мякотью. Среди напитков красовались пиво, капские и канарские вина, а также вина из Франции. Нечего и говорить, что стол украшали самые прекрасные цветы саванны: гемантус[24], строфант[25], ризома[26], фикус[27], эритрина[28], зеленый василек, глориоза[29], протея[30], «мьюмбом», в общем, все богатство флоры, распускающейся под лучами африканского солнца.

Никакая комиссия не могла бы пожелать лучшего приема. Доброжелательность, с которой гостей из Франции встречали в административном центре конголезской колонии, в дальнейшем демонстрировали и остальные города и поселки, куда экспедиция наведывалась по делам службы. Племена аборигенов тоже показали себя гостеприимными хозяевами. Во время обеда один из вождей, Раззи Казамбе из Кимонго[31], от имени всех проживавших в южной части колонии племен обратился к инженеру Дельтуру со следующим предложением:

— Благородный начальник экспедиции, от имени аборигенов Нижнего Конго я прошу вас закончить ваше путешествие в регионе, примыкающем к южной границе колонии. После Браззавиля самым удобным будет спуститься по Заиру[32] до Лоанго[33]. Между этим портом и Либревилем расстояние невелико, и дорога там легкая. Таким образом, вместо того чтобы возвращаться уже пройденным путем, вы познакомитесь с новыми для вас территориями конголезской колонии.

Туземный вождь принадлежал к очень интересному племени басунди[34]. У этих туземцев были вполне разумные лица, и именно на них могла опираться французская администрация в деле скорейшей цивилизации этого прекрасного края. Вождь, естественно, изъяснялся на эсперанто, в то время весьма распространенном в Центральной Африке, и, что тоже естественно, был отлично понят всеми сидевшими за столом. Только депутатам пришлось попросить, чтобы им перевели его слова; господин Никола Ванофф тотчас с удовольствием это исполнил.

Обед закончился часам к девяти под самые теплые тосты; гости еще немного посидели и отправились восвояси. Господа Дельтур, Папелё, Денизар, Мерли и Ванофф, в последний раз пожав руку губернатору, разошлись по своим комнатам.

Собираясь нырнуть под полог кровати, господин Папелё сказал своему коллеге:

— Ну вот мы и в этом знаменитом Конго.

— Мы сюда попали, но отсюда еще не выбрались, — заметил господин Денизар, думая о том, что при возвращении придется вновь пережить морские мучения, ибо иной обратной дороги — увы! — не существовало.

Наконец оба путешественника заснули глубоким сном, впервые с тех пор, как «Туат» вышел в Атлантический океан.

Глава II ФРАНЦУЗСКОЕ КОНГО

Более полувека прошло уже с тех пор, как отважные исследователи Африканского континента Спик и Грант (1857–1858) пустились в путешествие через обширную страну, носившую тогда общее название Конго. Начало ее изучению положили португальцы Альмейда в 1798-м и Граса в 1843-м. Спик и Грант продолжили начатое ими дело.

В 1876-м появившийся на Луалабе[35] Стенли[36] через девять месяцев добрался до конголезского региона. Он прошел с запада на восток одиннадцать тысяч шестьсот шестьдесят три километра и единственный из принимавших участие в экспедиции четырех белых остался в живых. До конца перехода из трехсот пятидесяти шести человек в отряде выжили лишь сто пятнадцать.

В 1880 году был заключен мир между пришельцами и туземцами. Саворньян де Бразза[37] занял пункт Мфоа[38], потом оставил его, а в 1883 году этот пункт был уже окончательно снова занят белыми. С военной точки зрения, поселение Мфоа представляло чрезвычайно важный объект ввиду его близости к Великой реке[39] и к Стенли-Пул[40] в землях, принадлежавших балалли[41]; его население составляло тогда не менее пяти тысяч жителей.

Эта прекрасная страна по справедливости принадлежит Франции, поскольку ее покорили своим мужеством и настойчивостью самые отважные и энергичные из французских граждан. Многие из них погибли при выполнении этой, можно сказать сверхчеловеческой, задачи, преодолевая на каждом шагу невыносимые трудности и опасности. После первой попытки Саворньяна де Бразза покорить Западную Африку (1875–1877) в Конго вновь появляется Стенли, уже снискавший славу своим путешествием в южную часть Африканского континента, предпринятым ради спасения Ливингстона[42]. Возвращение Стенли в Конго (1887–1889) связано с возложенной на него задачей — найти следы Эмин-паши[43].

Но к этому времени французские путешественники уже высаживались в Порт-Жантиле, почти в самом устье Огове, поднимались вверх по реке, останавливались в Ламбарене, Самките, Сангалади, посещали племена окота, апинги, оканда[44] в Лопе, закладывали фактории, осваивали целые области в землях адума, подолгу жили в Нгеми, который вскоре превратился во Франсвиль, исследовали регион, где обитали батеке[45], и пополняли знания о бассейне Огове, составлявшем северную часть территории Конго.

В 1887 году Поль Крампель[46] со специальной миссией, порученной ему министром народного образования, отправился в качестве личного секретаря господина де Бразза, тогда генерального комиссара Конго, в Экваториальную Африку. Когда господин де Бразза вынужден был вернуться во Францию, Поль Крампель в сопровождении господ Бискарра и Небу появился в Ластервиле с группой аборигенов из племен адума и лоанго, нагруженный целым ворохом различных вещей для обмена с туземцами. Уехал он оттуда 12 августа, посетил земли племен шаке, бакота, перебрался из бассейна Огове в бассейн реки Дило, завернул в Йебе немного севернее экватора, поднялся по Ивиндо[47], притоку Огове, вступил в контакт с людьми осейба из племени м'фан, или пагуины[48], народом многочисленным, но шумным, лживым и вороватым, доверять которому было никак нельзя. Пробыв какое-то время в деревне племени биндзоко, он решил, поскольку его группа очень страдала от жары и усталости, подняться до горы Кул, крайней точки французских владений, и 14 января стал лагерем у истоков Ивиндо. Там его атаковали пагуины, ему пришлось отступить, вернуться на запад, и только ценой нечеловеческих усилий группе удалось добраться до первого форта, где развевался французский флаг, а затем достичь побережья.

В апреле 1890 года Поль Крампель рискует предпринять второе путешествие в Конго. Он прибывает в Дакар, оттуда отправляется в Либревиль, где и высаживается 7 мая. Из Либревиля он едет в Лоанго, с трудностями и опасностями пересекает лес Майомбе и только лишь 20 августа добирается до Браззавиля. Из Браззавиля он направляется на север, поднимается вверх по течению Конго и устремляется в Убанги, приток Конго. Там экспедицию встречают воинственные племена бузеру и саланга[49], уже убившие исследователя Мюзи. После пребывания в Банги группа должна преодолеть бурные потоки Бири-Нгома. Крампель и его спутники заболевают. Самого Поля одолевает лихорадка, и в таком состоянии он устремляется мимо деревни Бембе, через незнакомые земли, к озеру Чад. По дороге он вступает в контакты с местными племенами — лангуасси, дакоа, н'гапу[50], среди которых проводит весь май, а после прибывает наконец к мусульманским племенам снусси.

В это время распространяется слух о его смерти — это известие принес в большой мир один из самых верных соратников Крампеля, господин Небу, бывший начальник вокзала в Рюфиске[51]. Он сообщил, что Поль Крампель и с ним еще несколько человек из экспедиции стали жертвами кровожадных туземцев и что после тщетных поисков господину Небу пришлось повернуть к югу и возвратиться в Браззавиль.

Прошел уже год, как Поль Крампель отправился в путешествие для изучения восточного Конго[52]. Комитет по делам Французской Африки решил послать новую экспедицию, которая должна была отыскать отважного Крампеля и присоединиться к его отряду. Руководство новой экспедицией поручили господину Жану Дибовски[53], только что вернувшемуся из двух научных экспедиций по исследованию Сахары. Он должен был организовать новую группу и подняться с нею вверх по Конго и Убанги. Дибовски покинул Париж 9 марта 1893 года, 24 марта прибыл в Дакар; на рейде Либревиля он был 3 апреля, оттуда, как в свое время Поль Крампель, отправился в Лоанго, затем, по следам Крампеля, повел свой караван к Браззавилю, дошел до форта Лудима, затем до Комба, на пирогах переправился через реку Н'Джуе и закончил этот первый большой этап путешествия в Браззавиле.

Сразу по прибытии в город Дибовски от епископа Браззавиля узнал грустную новость. Прелат как раз находился в Лиранге, на протоке Убанги, в тот самый момент, когда там высадился с двадцатью неграми месье Небу. Он-то и сообщил прелату о гибели Поля Крампеля и его спутника Бискарра от рук людей племени снусси. Через несколько дней вестник этого несчастья прибыл в Браззавиль и во всех подробностях сам рассказал о происшедшем.

Вот что он поведал.

Крампель решил оставить водный путь, которого до того придерживался, и направился к северу с целью добраться до озера Чад. Регион этот пользовался дурной славой, с носильщиками были большие проблемы, поэтому экспедиции приходилось преодолевать значительные трудности. Господа Небу и Бискарра на некоторое время задержались у гостеприимно встретивших их людей племени дакоа. По распоряжению Поля, начальника отряда, они должны были дожидаться его возвращения. Но дни шли, а новостей все не было, и Бискарра с половиной стрелков отправился следом за Крампелем; за ним вскоре последовал и обеспокоенный Небу. Ему оставалось всего два дня пути до лагеря господина Бискарра, когда он узнал, что Поль Крампель и его товарищ убиты в Эль-Кути.

В распоряжении господина Небу находилось всеговосемнадцать стрелков и около тридцати носильщиков, но он все же решил идти в Эль-Кути. Однако негры отказались его сопровождать, и Небу пришлось вернуться в форт Банги. Спустившись затем вниз по Конго, он прибыл в Браззавиль.

Таково было положение вещей. Что мог предпринять Дибовски если не для спасения Крампеля и Бискарра, которые, как можно было думать, уже распростились с жизнью, то хотя бы для их отмщения? Естественно, отправиться в Эль-Куги! Отважный путешественник ни минуты не колебался. Невзирая на трудности с носильщиками, он уговорил господина Небу сопровождать его в Эль-Кути и пустился в путь на той же канонерке, на которой только что прибыл в Браззавиль его новый компаньон.

Прежде чем пускаться в столь трудное путешествие, следовало хорошенько ознакомиться с многочисленными притоками Убанги, например с М'Бали и М'Поко[54], выше форта Банги; с деревней Йонка, где обитало племя бузеру. Господин Дибовски потратил сорок семь дней на ознакомление с реками Омбелла и Кемо. Только после этого, 8 октября, группа собралась в полном составе. Приготовления закончились, носильщиков наняли, багаж упаковали, и 23 октября экспедиция покинула Банги, устремившись по следам отряда Крампеля.

Направившаяся к Бембе группа насчитывала пять белых, сорок пять солдат и пятьдесят носильщиков. С самого начала Дибовски стала трепать лихорадка, но это его не остановило, и 15 ноября он пересек территорию дакоа, имея все основания опасаться племен снусси, агрессивных мусульман, известных своей жестокостью. 22 ноября путешественники встретили в деревне Пангула сенегальца, которому удалось спастись во время погрома в Эль-Кути.

Кровавая драма произошла именно там. 8 апреля экспедиция Поля Крампеля покинула Эль-Кути и двинулась на север. Самого Поля несли в гамаке. На первой же остановке на палатку Крампеля напали люди племени снусси и зарубили его топором. Бискарра тоже стал жертвой нападавших. Так погиб отважный предводитель первой французской экспедиции.

Уцелевший сенегалец рассказал господину Дибовски, что в окрестностях замечены племена снусси. Дибовски решил их преследовать, чтобы, во-первых, отомстить за смерть своих соотечественников, а во-вторых, спасти тех членов группы Крампеля, которым, возможно, посчастливилось избежать побоища в Эль-Кути. Однако деревня Эль-Кути находилась на расстоянии двухсот километров. С большим количеством людей туда добраться нелегко, но, с другой стороны, нельзя отправляться на встречу с таким опасным врагом и в малом составе. Поэтому, хотя Небу советовал идти прямо к Эль-Кути, Дибовски, поразмыслив, отверг этот план и решил вернуться в форт Банги. Но как горевали и он, и его спутники, что не могут отомстить за соотечественников и достойно, по-христиански, их похоронить!

Однако Дибовски не отказался от своих первоначальных планов. По возвращении в Банги он раздобыл небольшое паровое суденышко с буксиром, которое доставило ему носильщиков и множество разных товаров. Месье Небу воспользовался случаем и 12 января вернулся на этом же суденышке в Браззавиль. Как известно, целью экспедиции Дибовски было тщательное ознакомление с Кемо, правым притоком Убанги. Поэтому он со спутниками погрузился на пироги людей племени банзири, самых надежных и самых умных аборигенов этого края. За пять дней они достигли поселка Вадда. Нелегко пробираться через болота и топи Кемо по землям племен лангваси и тогбо! Дибовски договорился с их предводителем Крумой и присоединил к французским владениям часть этой еще независимой территории. Именно тогда был заложен очень важный форт Кемо, немного выше пятого градуса северной широты. У подножия горы с помощью тогбо построили обширное здание, на котором впервые в истории этого региона взвился трехцветный флаг, чтобы развеваться там и впредь!

Закончив со строительством и с посадкой дотоле неизвестных местным жителям томатов и папайи, Дибовски вернулся в поселок Вадда, но уже по новому маршруту — через земли между Кемо и Омбеллой. Завершив исследование этой территории, он вновь спустился к Браззавилю, где встретился с французским исследователем Мэтром. Мэтр собирался в новую экспедицию, а Дибовски, измотанному лихорадкой и тяжелейшими переходами, было предписано покинуть Конго и возвращаться во Францию, что он и сделал. Экспедиция под руководством Дибовски выполнила громадную и очень сложную работу — она поднялась в северо-западном направлении до водораздела между бассейнами Убанги и Шари, главного потока, питающего озеро Чад.

Во Франции теперь узнали о печальной судьбе миссии Крампеля. Поэтому Комитет по делам Африки принял решение усилить следующую экспедицию. Ее главой — а это была уже третья экспедиция — назначили месье Мэтра, только что вернувшегося из двухлетнего путешествия по Мадагаскару. Загадочная и таинственная Африка неудержимо влекла его к себе.

Десятого января 1892 года Мэтр и его спутники, Клозель, де Беагль и де Мезьер, погрузились в Бордо на корабль. Наняв в Дакаре грузчиков, они добрались до Лоанго, где в прибрежных факториях смогли нанять четыреста носильщиков, и небольшими партиями отправили их в Браззавиль, куда после тридцатидневного перехода прибыл и сам Мэтр. Именно там, как мы уже говорили, он встретился с Дибовски, готовившимся к отъезду на родину. Получив в свое распоряжение две канонерки, Мэтр решил как можно скорее попасть в форт Кемо.

По прибытии в Банги Мэтр взял в качестве помощника месье Брюнаша, уже исполнявшего эти функции у Дибовски. Затем экспедиция погрузилась на пироги племени банзири и через двенадцать дней высадилась в Кемо. С отъезда Мэтра из Франции прошло пять месяцев.

Мэтр разработал следующий план: как можно дальше углубиться в направлении Багирми[55], на север Французского Конго, и достигнуть озера Чад. В случае неудачи вернуться через восточную окраину, чтобы добраться до побережья новым маршрутом.

Экспедиция состояла из господина Мэтра, его четырех спутников и сопровождавших их шестидесяти человек, в большинстве своем сенегальских солдат, вооруженных карабинами и девятизарядными ружьями.

Отряд выступил 29 июня. Он пересек земли племени ндри; в те времена эти люди были каннибалами, возможно, таковыми они остаются и по сей день. Заключив мирное соглашение с одним из их вождей, Мэтр дошел 9 июля до деревни Амазага и углубился в чащу. Отряд уже покинули несколько носильщиков и проводников, съестные припасы подходили к концу, охота не удавалась, а тут еще под устрашающий бои тамтамов на отряд напали люди племени манджиа. Мэтру с большим трудом удалось отразить нападение, и 19 июля он разбил лагерь в одной деревне, в густонаселенной местности, где его небольшой отряд мог отдохнуть и запастись провиантом. Однако Мэтру и его людям приходилось быть настороже, потому что в течение двадцати дней случилось множество атак диких манджиа, относящихся, однако, к тому же народу, что ндрис и тогбо. Наконец отряд достиг реки Грибинги, являющейся одним из истоков Шари. Сможет ли экспедиция продолжить свое движение к Чаду? Не без труда преодолев водную преграду, Мэтр 10 сентября остановился у племен акунга, мягких, добродушных, общительных и гостеприимных людей. На всей их территории экспедиции был обеспечен хороший прием. Мэтр заключил соглашения с несколькими вождями. 19 сентября отряд прибыл на территорию аретуза, граничащую с Грибинги до впадения реки Вассако, переправа через которую состоялась 4 октября. Племена сара, в объятия которых попала экспедиция на другом берегу, приняли ее очень хорошо. Но достать съестного оказалось непросто. 10 октября отряд встретил племя бахарсара, посетил территории Дай, Сада, Кумра, Кангара, где завязались отношения с аборигенами Багирми и функционерами Борну в районе проживания тумокс. 7 ноября Мэтр остановился лагерем в городе Палеме, там уже побывал путешественник Нахтигаль[56]; затем Мэтр направился к Логону, одному из притоков Шари, в районе проживания габери.

Тем временем стало ясно, что нет никакой надежды достичь озера Чад. Такой поворот событий был предусмотрен. Мэтру оставалось идти на запад и попытаться добраться до побережья. Преодолев значительные трудности, избежав больших опасностей и потеряв убитыми двух сенегальцев, экспедиция 21 ноября прибыла в Лай, город с десятью тысячами жителей на правом берегу Логоне, в некотором роде столицу, под управлением одного из султанов Габериса.

Двадцать седьмого ноября отряд покинул Лай; отбившись от грабителей, пересек Ба-Тенна[57], приток Логона, и перешел через высокие плато, разделяющие бассейны Чада и Нигера. Оставив позади деревни Гудумбин и Кагененга, где обитали племена лака, Мэтр углубился в регион, в котором до самой деревни Ланне вода встречается крайне редко. За Ланне — отряд покинул ее 10 января — простираются пустынные земли, отделяющие деревню от владений мусульманских племен. 19 января, мучимые страшной жарой, члены экспедиции вступили в первую мусульманскую деревню. В ней обитало племя адамауа. За ней простиралась богатая плодородная долина Бенуэ, ее пересекли за пять дней и остановились в фактории Иола. От побережья эту факторию отделяли четыреста километров. Поскольку вода стояла очень низко, Мэтр не смог воспользоваться паровым катером. 4 февраля он снова пустился в пеший поход, и понадобился целый месяц, чтобы достичь Иби — большого английского центра, расположенного на Бенуэ. Там 4 марта отряд пересел на судно и 23 марта добрался до порта Акасса в устье Нигера[58].

За время этого путешествия, длившегося четырнадцать месяцев, экспедиция Мэтра прошла пять тысяч километров, из них сто пятьдесят — по совершенно неизвестным регионам. Только 12 марта 1893 года Мэтр и его спутники вновь ступили на родную землю.

Так закончилось это дерзкое предприятие. Следует отметить, что в основном, исключая территории между Лоанго, Браззавилем и постом Банги, экспедиция передвигалась за границами Французского Конго.

Эти опасные и трудные путешествия преследовали цель как можно лучше ознакомиться с обширной колонией, которая, будучи объединена с Суданом, когда-нибудь образует большое африканское государство, и толчок этому даст Франция. Северная часть этой территории была исследована первой экспедицией Крампеля, прошедшей через бассейн Огове. Что касается южных районов, то другие путешественники, направлявшиеся из Лоанго в Браззавиль, хорошо изучили дорогу вдоль южной границы, к тому же по ней часто проходили караваны. Благодаря неоднократным попыткам подняться к северу вверх по течению рек Конго и Убанги восточные области Конго оказались тоже неплохо изученными, тем более что вдоль этой границы много деревень и заселенность их достаточно высока. Но в целом внутренние области исследованы очень плохо, о них знают скорее по рассказам караванщиков и торговцев, рискующих вступать в деловые отношения с вождями отдельных племен. Дело в том, что многие из обживших внутренние территории племен пребывают в совершенно диком состоянии. Географы испытывают острую нужду в проверенных официальных данных.

Территория Французского Конго весьма обширна. На севере она граничит с немецким Камеруном, с юга к ней примыкает португальская Ангола, которую Великая река и ее главный приток отделяют от Свободного государства Конго, несколько лет назад перешедшего под корону бельгийского монарха, со столицей Леопольдвиль[59]. Французское Конго населяет большое количество аборигенов, среди них есть оседлые и кочевые, они иногда образуют конгломерации от двух до пяти тысяч жителей черной расы. В целом по конголезской территории разбросано не менее миллиона африканцев.

Миссия инженера Андре Дельтура, если бы ей удалось осуществить свою программу, заполнила бы многочисленные лакуны на географической карте страны и завершила бы изучение этой обширной колонии. С другой стороны, благодаря участию в экспедиции двух депутатов французского парламента мог быть наконец решен вопрос о представительстве Конго в сенате и палате депутатов, подобно другим заморским территориям. Господа Папелё и Дизанкур охотно взяли на себя изучение на местах этой проблемы и были полны решимости во что бы то ни стало довести свою работу до конца.

Основными городами Конго в ту эпоху считались Либревиль, Ластурвиль, Франсвиль и Браззавиль. Первый располагался в эстуарии Габона, последний — на берегу Великой реки, а два других — в глубине страны.

Было решено, что месье Дельтур и его соратники не будут повторять уже проторенный путь между Лоанго и Браззавилем. Оставив Либревиль, экспедиция должна будет пересечь бассейн Габона и направиться на юго-запад к Ластурвилю и Франсвилю. Оттуда, спустившись вниз по реке Алима, предполагалось достичь ее слияния с Конго и по нему доплыть до Браззавиля. В этом случае возвращаться пришлось бы по дороге Лоанго, что полностью отвечало бы пожеланиям вождя Казембе Раззи на приеме у генерала-губернатора.

Конечно, передвижение по региону в описываемое время стало значительно легче и безопаснее, чем в эпоху Крампеля, Дибовски и Мэтра. Но все же путешественников поджидали нелегкие испытания, связанные с тяжелым климатом, дорожными трудностями и враждебностью некоторых местных племен. План предстоящей поездки разработали со всей тщательностью, господин Дельтур и его товарищи были полны энергии, отваги и решительности. Никто не сомневался, что они достойно выполнят возложенную на них нелегкую миссию.

Глава III РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ И ЕГО СПУТНИКИ

Андре Дельтуру, руководителю экспедиции, снаряженной под эгидой французского правительства, исполнилось тридцать пять лет. Он блестяще окончил Высший политехнический институт и работал инженером в дорожном департаменте. Ему уже поручали миссии подобного рода, и он всегда успешно с ними справлялся. Так, в Судане и Индокитае Дельтуру удалось не только обследовать неизвестные дотоле новые территории, но и включить их в общее торгово-промышленное развитие. Господин Андре Дельтур отличался завидным здоровьем, позволявшим ему безболезненно переносить вредный климат южных стран, который погубил не одного исследователя и путешественника; удивительным хладнокровием, которое не в силах было поколебать ни одно из ряда вон выходящее событие; энергией и силой духа, противостоящими любым испытаниям, и, наконец, отменной храбростью, которую ему уже не единожды приходилось демонстрировать. Это был одновременно боец и ученый, превосходный тип отважных исследователей, сумевших к исходу предшествующего века сделать столько поразительных географических открытий. Поставленная на этот раз перед ним задача — подробное изучение уже известных территорий — не предполагала ни особых опасностей, ни особой ответственности. Тем не менее во время путешествия могли возникнуть затруднения и осложнения, требующие от руководителя сообразительности, знаний и умений. Андре Дельтур в совершенстве отвечал этим требованиям; товарищи полностью на него полагались.

Андре Дельтур был среднего роста, с крупной головой, коротко подстриженными жесткими каштановыми волосами, слегка висящими усами, открытым высоким лбом, решительным лицом, живой его взгляд прятался за полуприкрытыми веками; широкие плечи и грудная клетка, вообще вся его мощная конституция говорила о большой физической выносливости. Его тело и душа не чувствовали усталости, а исключительное хладнокровие, как уже говорилось, не покидало его даже в самые трудные минуты. Он казался очень сдержанным человеком, скупым на слова и жесты. Таков в нескольких чертах портрет руководителя снаряженной во Французское Конго экспедиции с двойной — экономической и политической — весьма деликатной миссией. Министр не мог сделать лучшего выбора.

Господин Луи Мерли, секретарь Географического общества, страстно увлекался дальними путешествиями. Ему исполнилось всего двадцать пять лет; это был славный юноша, преуспевший во многих видах спорта: в фехтовании, гребле, велосипеде, игре в мяч, в теннисе и в футболе. Он захватил с собой велосипед в надежде на то, что непременно воспользуется им, когда возникнет необходимость срочно переправиться на большое расстояние по труднопроходимым дорогам Африки. Храбрость господина Мерли была такова, что ее приходилось постоянно сдерживать.

«Когда я думаю, — сказал он как-то, — что по этим отвратительным дорогам, по равнинам и саваннам однажды побегут автомобили со скоростью сто сорок километров в час, я, право, начинаю сожалеть, что родился на полвека раньше, а не на полвека позже!»

Нечего и говорить, что Луи Мерли был прекрасно осведомлен о стране, куда они прибыли, о ее геодезических[60] особенностях, материальных ресурсах, о характере обитавших в ней племен, о нравах и обычаях аборигенов. Он знал во всех подробностях о путешествии Крампеля, Дибовски, Мэтра и других исследователей, благодаря трудам которых за последние пятьдесят лет приподнялся покров тайны, окутывавший африканскую территорию, теперь уже окончательно ставшую французской колонией.

Господин Исидор Папелё являлся депутатом парламента от Верхней Вьенны, а господин Жозеф Денизар — депутатом от Нижней Сены. Сорокадвухлетний господин Папелё был высок, худ, костист, с чуть седеющими волосами, еще черными — естественными, некрашеными — усами и бородкой; близорукость заставляла его прибегать к лорнету при чтении и письме, но он легко обходился без него, когда ему случалось руководить. Господин Денизар не мог соперничать с коллегой в росте, будучи по меньшей мере на шесть дюймов ниже, кроме того, его уже отягощала явная полнота. Обоих членов парламента сближало отменное здоровье, бурный темперамент и нечувствительность к лишениям, которыми могла изобиловать экспедиция под руководством Андре Дельтура.

Хотя внешне депутаты различались между собой, их характеры имели немало общего, и они неминуемо должны были сблизиться. И действительно, с самого начала пребывания в парламенте между Папелё и Денизаром установились дружеские отношения, которых не нарушало никакое расхождение во мнениях. Не имел никакого значения тот факт, что один приехал из Верхней Вьенны, а другой из Нижней Сены, что в жилах одного текла нормандская кровь, а в жилах другого — кровь жителей провинции Лимузен[61]. Вот уже десять лет, как они стали парижанами и намеревались оставаться ими столько времени, сколько разрешат их избиратели, которых, впрочем, оба депутата вполне удовлетворяли — и тот и другой проявили себя как любезные, внимательные и весьма преданные своим мандатам люди, всегда готовые оказать услугу. По своей натуре оба были оппортунистами[62], всегда держали нос по ветру, со всеми политическими кругами их связывали только дружеские отношения, и если уж следовать парламентским обычаям навешивать всем какие-либо политические ярлыки — консерваторы, прогрессисты, националисты, радикалы, радикалы-социалисты, социалисты-коллективисты и т. д., — то следовало бы назвать их «заединщиками». Да-да! Исидор Папелё и Жозеф Денизар всегда и везде поддерживали большинство, выступая заодно с ним. Они не возражали, не дискутировали, не произносили речей, ни разу не поднялись на трибуну парламента, но голосовали с регулярностью автоматов, в любой ситуации присоединяя свои бюллетени к бюллетеням официального большинства. По сути, это были услужливые и безобидные люди, каких немало в самых разных политических фракциях любого парламента.

Уже несколько лет, как установилась мода, если здесь уместно употребить это слово, на «ознакомительные поездки». Члены парламента охотно принимали в них участие. Газеты весьма неделикатно называли подобные поездки «путешествиями за счет Принцессы». Хотя кошелек этой щедрой и благородной дамы не всегда оказывался полон, такие экскурсии проходили для депутатов в весьма приятных и комфортабельных условиях: проезд в специальных поездах, плавание на борту государственного судна, пышные приемы в местах назначения и неограниченные всевозможные почести. Справедливости ради следует заметить, что все эти поездки, в конце концов, приносили обществу определенную пользу.

Африканский континент представлял широкое поле для подобной деятельности, и депутаты оспаривали друг у друга приглашения правительств Алжира, Египта, Туниса и даже Марокко. И вот впервые представилась возможность посетить главные города и деревни аборигенов во Французском Конго. Причем речь шла не только об экономике, географии и этническом состоянии страны, но и об изучении проблемы представительства новой колонии в парламенте по примеру старых колоний. Жители Конго этого требовали, и следовало рассмотреть, насколько их требования правомерны.

Исидор Папелё и Жозеф Денизар уже давно вынашивали намерение присоединиться к подобной экспедиции.

— Должно быть, весьма приятно побывать в стране в качестве члена официальной комиссии, — частенько повторял депутат Нижней Сены, — и не заботиться о всех этих мелочах, что так досаждают в путешествии.

— Думаю, — соглашался депутат Верхней Вьенны, — нам следует воспользоваться первым же удобным случаем и поговорить с министром.

— Да он рад будет нам услужить! — подхватывал Исидор Папелё. — К тому же вскоре намечается ознакомительное путешествие во Французское Конго, а это обширная страна.

— И очень любопытная страна! — восклицал Жозеф Денизар. — Какие просторы! Какие нравы! Да и жители, наши соотечественники, и вожди племен, претендуют на представительство в парламенте. Для решения этого вопроса требуется глубокое изучение местных условий. Конго можно, пожалуй, сравнить с французским Алжиром. Члены комиссии должны объехать города и поселки, завязать отношения со всеми племенами, разбросанными по территории колонии. Присутствие в комиссии нескольких депутатов или сенаторов просто совершенно необходимо.

— Придерживаюсь того же мнения, — кивал головой Исидор Папелё, — оно совершенно необходимо, даже если путешествие и небезопасно. Не может быть никаких колебаний! — храбро отвечал Жозеф Денизар.

И разгоряченное воображение уносило обоих на бескрайние конголезские равнины, в непроходимые чащи; в мечтах они преодолевали на хрупких пирогах быстрое течение речек и рек и блистательно завершали на благо Франции доверенное им дело!

По их настойчивым просьбам, поддержанным министром торговли, депутата от Нижней Сены и депутата от Верхней Вьенны включили в комиссию под руководством господина Андре Дельтура.

Одновременно с господами Папелё и Денизаром, которым министр доверил политический аспект деятельности комиссии, участия в экспедиции добивался господин Никола Ванофф, член Туристического клуба и делегат от Конгресса эсперантистов.

Господин Ванофф был русский, тридцати лет, приятный в обхождении, при желании просто очаровательный, душа нараспашку, страстный поборник интернационального языка. Трудно даже представить себе, с каким жаром этот, если можно так выразиться, апостол эсперанто отдался служению делу доктора Заменгофа. Достойный соратник Кара, Бофрона, Дельфура и других адептов эсперанто, он весьма способствовал распространению в славянских странах этого универсального языка, призванного значительно облегчить контакты между народами Старого и Нового Света. Как известно, эсперанто уже давно проникло на широкие просторы Центральной Африки, двигая вперед цивилизацию и торговлю.

Надо было видеть и слышать этого энтузиаста поголовной эсперантизации населения земного шара, когда он летал из страны в страну, с конференции на конференцию, извергая на слушателей потоки своего красноречия то на русском, то на французском, то на немецком или английском языках, то на самом эсперанто, которое постепенно набирало силу.

— Нет, господа! — восклицал он своим вибрирующим голосом. — Речь не идет о языке, который подобно воляпюку[63] исчезнет после нескольких тщетных попыток его распространения. Нет и не может быть ничего общего между воляпюком и эсперанто! Дитя доктора Иоанна Шлеера уже родилось мертвым! Чтобы подарить человечеству всем доступный новый язык, нужно быть филологом, а доктор был лишь полиглотом. Он изменял наиболее известные корни, руководствуясь только своим капризом, на окончания почти не обращал внимания, так что в результате, соединенные без всякой логики, и те и другие элементы слов становились совершенно неузнаваемыми! А посмотрите, почему он дал имя «воляпюк» своему детищу! Что он сделал?.. «Вол» происходит от английского «world», по-французски «monde»[64], а «пюк» происходит тоже от английского «speak», что значит «parler»[65], отсюда и «воляпюк», универсальный язык. Что же получилось? Эти комбинации удобны для саксонской расы; латинская раса в них уже ничего не понимает, а что говорить о жителях самых отдаленных уголков земного шара, как они поймут естественное значение этих слов?!

Совсем иначе обстоит дело с эсперанто. Вот вы, что сейчас меня слушаете, вы понимаете меня так, словно я говорю на вашем родном языке! А все потому, что слова в эсперанто составлены из корней, заимствованных из разных языков. Это объясняет, почему за двадцать лет эсперанто распространилось и на старом, и на новом континентах. Разве вы не знаете, что только в Европе на нем говорят в Австро-Венгрии, в Германии, в Англии, во Франции, в Бельгии, в Богемии[66], в Болгарии, в Дании, в Финляндии, в Швеции, в Норвегии, в Испании, в Италии, в Голландии, в России, в Моравии[67], в Португалии, в Турции!.. Представьте себе, этот язык без труда проникает за моря! Поезжайте в Америку, в Африку, в Океанию — повсюду найдете эсперантистов, и они тоже вас поймут. Эсперанто — самый надежный, самый мощный локомотив цивилизации!

Именно так изъяснялся Никола Ванофф. И действительно, чтобы язык стал универсальным, мало так его назвать. «Por ke lingvo estu universala, ne suficas doni al gitian nomon». Эта фраза стоит в качестве эпиграфа на брошюре доктора Лазаря Заменгофа, уроженца города Белостока[68], что недалеко от Гродно, в Российской империи. Население городка пестрое, тут и русские, и поляки, и немцы, и евреи; в ходу четыре языка, получается такая смесь, что невозможно разобраться! Это и натолкнуло доктора Заменгофа на его гениальную идею, претворение которой в жизнь было отпраздновано 5 декабря 1887 года.

Первая публикация доктора содержала интересное предисловие, в котором говорилось о преимуществах нового универсального языка, связанных с ним проблемах и путях их разрешения. Затем следовало несколько отрывков в стихах и прозе, грамматический справочник эсперанто и, наконец, словарь девятисот основных корней.

Главный редактор специальной эсперантистской газеты, страстный поклонник русского доктора, господин де Бофрон, перепечатал брошюру Заменгофа в своей газете.

Следует заметить, что изучение эсперанто не представляет трудности ни в плане произношения, ни в плане запоминания слов и правил. Его учишь, как дышишь, да простится мне это вульгарное сравнение. После десяти уроков обучающиеся могут свободно говорить друг с другом. Вышла даже брошюра под названием «Эсперанто за десять уроков» — «Esperanto in dos lecciones». Поэтому нечего удивляться, что в настоящий момент число приверженцев эсперанто во всем мире уже превысило сотню тысяч. И никак нельзя забывать, что именно благодаря Туристскому клубу во Франции, его постоянным заботам, многочисленным публикациям, успешной пропаганде новый универсальный язык получил такой мощный толчок к развитию.

Прежде всего, эсперанто — язык легкий, гибкий, гармоничный, он в равной степени годится и для прозы, и для поэзии. На нем можно выразить самые глубокие мысли и самые тонкие чувства. В его основе лежит выбор корней в зависимости от степени их универсальности, в некотором роде всеобщее избирательное право. Чтобы сделать произношение удобным для широких масс говорящих, доктор Заменгоф отождествил фонетику универсальных корней с их написанием.

Единственное, что можно поставить в укор эсперанто, — это то, что шведский и русский языки, с точки зрения произношения, стоят от него дальше, нежели другие европейские языки. Их носители, обучаясь эсперанто, должны делать больше усилий, чем народы латинского или саксонского происхождения. Тем не менее эсперанто представляет такое практическое удобство, что первое место по числу его приверженцев занимает Россия, а второе — Швеция.

По всем этим причинам новый язык пустил глубокие и мощные корни во всех странах. Можно с гордостью утверждать — и Франция немало этому способствовала, — что ныне не существует более страны, где нельзя было бы встретить эсперантистов.

Таким образом, страстные пропагандисты эсперанто добились поразительных успехов. Весьма серьезны их достижения и в Центральной Африке. Как делегат Туристского клуба, Никола Ванофф собирался сначала закрепить эти достижения во Французском Конго, а затем распространить их на Свободное государство Конго при помощи «Belga Sonivolo», бельгийской эсперантистской газеты.

Поэтому ничего удивительного, что, пока «Туат» глотал милю за милей между Марселем и Либревилем, эсперанто оставался в центре разговоров наших путешественников. Инженер Андре Дельтур и Луи Мерли были только рады случаю обучиться языку, который мог оказаться весьма полезным в предстоящем путешествии. С таким увлеченным учителем они очень быстро двигались вперед. Делать на корабле было нечего, и Никола Ванофф смог прочно закрепить со своими учениками основы грамматики и лексику словаря эсперанто. Так что по прибытии в Либревиль они говорили на новом языке, как на своем родном.

Другие пассажиры судна, промышленники, торговцы, ехавшие в Конго для длительного пребывания, воспользовались случаем и тоже выучили язык, который значительно облегчал им жизнь и работу в незнакомой стране. Можно сказать, «Туат» представлял собой плавучий класс, двигавшийся к западным берегам Африки. Если и не весь экипаж судна овладел простыми и логичными структурами эсперанто, то совсем немного не хватало, чтобы его капитан, по прибытии на рейд Либревиля, начал отдавать приказы на этом замечательном языке, который из области торговли может вскоре проникнуть и в сферу мореплавания.

А что же депутат от Нижней Сены и депутат от Верхней Вьенны? Разве они не числились среди лучших учеников эсперанто?

Прежде всего, надо заметить, что море не благоволило к Исидору Папелё и Жозефу Денизару. Лишь однажды они смогли покинуть свою каюту — когда «Туат» шел Гибралтарским проливом. Но в каком они находились состоянии! Естественно, что им не удалось прочувствовать все прелести нового языка, впрочем, как и вкус разнообразных яств в столовой корабля. Уроки не пошли бы им впрок, как и самые лучшие блюда, — и мозг, и желудок не были бы в состоянии их переварить. Вот почему достойные члены парламента, прибыв в Либревиль, понимали язык доктора Заменгофа не больше, чем при отплытии из Марселя!

К слову сказать, ни тот, ни другой не чувствовали в себе особого призвания к эсперанто. Они принадлежали к тем бравым французам, настоящим патриотам, которые ценят свой родной язык превыше всякого другого и считают, что могут им обойтись в любой самой сложной ситуации. Будь они даже в состоянии учить эсперанто на корабле, то и тогда, скорее всего, уклонились бы от уроков. Оказавшись на африканской земле, наши депутаты даже и не подумали наверстать упущенное. У них была одна забота — восстановить силы после изнурительного морского путешествия.

Впрочем, в Либревиле они однажды поступились своей непреклонностью. Никола Ванофф без устали твердил о пользе, которую эсперанто принесет их экспедиции.

— Вероятно, вы правы, — согласились депутаты, — мы не спорим. Если бы на борту «Туата» у нас появилась возможность, мы, наверное, воспользовались бы вашими уроками. Но ведь вы знаете этот новый язык, господин Дельтур и господин Мерли тоже его знают, а раз мы не будем расставаться, то и мы как бы его знаем!

— Может случиться, — возразил Никола Ванофф, — что вам самим придется на нем общаться…

— Ну, для такого случая нам достаточно знать несколько слов, в основном чтобы спросить о чем-нибудь, — заявил господин Исидор Папелё.

— И несколько слов, чтобы ответить, — присовокупил господин Жозеф Денизар.

После этого разговора депутаты выучили на эсперанто две фразы «Как вы себя чувствуете?» и «Премного вам благодарен!».

— Зная эти слова, — утверждали они, — можно смело пускаться в кругосветное путешествие!

Глава IV ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

По рельефу территория Французского Конго достаточно однообразна. Обширные, почти голые равнины с потрескавшейся от тропической жары почвой чередуются с густыми, труднопроходимыми лесами, где путника защищают от палящего солнца сомкнувшиеся кроны высоких деревьев. Там и сям вырисовывается силуэт средневысотного поднятия, скорее холмов, нежели гор, у подножия которых проложили свои извилистые русла высыхающие летом и бурные и полноводные в период дождей потоки.

Страна разделена на две половины бассейнами крупных рек — Огове в северной части страны и Конго, или Заира, — в южной. В колонии практически нет ни проезжих дорог, ни средств транспорта, торговля осуществляется посредством караванов, которым требуются долгие месяцы, чтобы покрыть расстояние от побережья до западной границы. Обычно их маршрут начинается в Лоанго или в Либревиле.

Сейчас, когда экспедиция Андре Дельтура стремилась по возможности расширить имевшиеся о колонии сведения, передвижение по ее территории таило в себе те же трудности и опасности, что и в эпоху господ де Бразза, Крампеля, Дибровски и Мэтра, рисковавших углубляться в неисследованные земли. Нужно было довериться опыту предшественников и следовать их примеру. О лошадях, повозках, экипажах и речи не шло: во-первых, не существовало дорог, во-вторых, отсутствовали пастбища, потому что безжалостное солнце выжгло на равнинах траву и прочую растительность. Экспедиции предстояло пешим ходом достичь внутренних районов страны, пройти через леса и саванны, преодолеть водные преграды, поднимаясь и спускаясь затем по течению крупных рек. В качестве водного транспорта должны были служить пироги аборигенов, а также паровые катера и канонерки, с большей или меньшей регулярностью осуществлявшие сообщение между Конго, Огове и их притоками.

Нечего и говорить, что Андре Дельтур и Луи Мерли тщательно изучили страну по самым свежим и самым точным документам, ознакомились со всеми проведенными до них исследованиями этого обширного района Восточной Африки. Им следовало позаботиться о безопасности экспедиции — ведь ее путь будет пролегать среди не до конца покоренных племен, многие из которых до сих пор пребывают в дикости, а также обеспечить достаточный запас питания, потому что полагаться только на охоту и рыбную ловлю никак нельзя, о чем свидетельствовал опыт прежних отважных покорителей африканских просторов.

Если не считать самого господина Андре Дельтура и его спутников, экспедиция была укомплектована следующим образом.

Генерал-губернатор колонии, господин Г. Реньо, предусмотрительно снабдил экспедицию военным отрядом. Он состоял из сорока сенегальских стрелков и матросов под началом двух сержантов, Троста и Сезэра. Оба по происхождению были французами, одному исполнилось двадцать семь, другому — тридцать лет. Они уже довольно давно состояли на службе в колонии, слыли прекрасными солдатами, хорошо приспособились к местным особенностям и климату. Сильные, энергичные, ловкие, они прекрасно управлялись с аборигенами, и руководители экспедиции могли полностью положиться на их усердие и преданность.

Стрелки, все один к одному, отбирались среди самых обученных и дисциплинированных солдат специального корпуса, учрежденного приказом министра колоний. Их амуниция состояла из суконной блузы темного цвета и хлопчатобумажных рубашки и брюк, на голове красовалась красная феска со спадающей на плечо голубой кистью. К этому наряду полагалось вооружение, необходимое и достаточное для отражения нападения некоторых опасных для караванов племен, преимущественно во внутренних областях страны. У каждого сенегальца было девятизарядное ружье со штыком, сабля и топорик; на спине — вещевой мешок, на поясе — чехол для штыка и патронташ.

Солдаты под руководством сержантов Троста и Сезэра уже несколько месяцев проходили в окрестностях Либревиля усиленную подготовку; все они были хорошо тренированы и прекрасно стреляли. Поскольку их отобрали из самых лучших воинов гарнизона, то физические качества и надежность эскорта экспедиции сомнений не вызывали. Отряд дополняли шестьдесят носильщиков-аборигенов, отобранных специальными бригадирами. Носильщикам платили не деньгами, а товарами. Им вменялось в обязанность тащить все снаряжение экспедиции, личные вещи ее участников, а также нести в гамаках белых, когда те по болезни или по другой причине не смогут передвигаться сами. Гамак несут четыре носильщика — двое спереди и двое сзади. В экспедиционное снаряжение входили также тюки с товарами и бесчисленные ящики с провизией для более чем сотни человек — деревни местных жителей разбросаны на больших расстояниях и надеяться на частое пополнение припасов не приходилось.

Товары предназначались для подарков, торговли, обмена с племенами и оплаты их услуг; в основном это была белая и красная ткань, до которой конголезцы особенно охочи, а также ножи, зеркала, золоченые гвозди, медная проволока и другие мелочи.

Что касается съестных припасов, то выбор оказался невелик — бочонки с салом, мясные консервы и сушеная рыба. Поскольку невозможно взять с собой все необходимое количество еды, то приходилось частично надеяться на охоту в лесах и саванне, а также на рыбную ловлю, которая обещала быть неплохой в это время года, пока тропическая жара еще не иссушила быстрые потоки.

В Либревиле Андре Дельтур и Луи Мерли тщательно следили за экипировкой каравана. Они прекрасно знали о поджидавших экспедицию трудностях и хотели удостовериться, что никакие неожиданности не застанут их врасплох. Условия для похода вполне благоприятствовали участникам, но им грозили усталость, лишения и опасности, в том числе со стороны некоторых недружелюбных, всегда готовых к бунту племен, а также нападения мусульман из северо-западных районов. В обширных землях центральных областей, где нередко населенные пункты отстояли друг от друга на шестьдесят и более километров, бесчинствовали грабители караванов. Генерал-губернатор принял близко к сердцу интересы экспедиции и сделал все от него зависящее, чтобы облегчить ей выполнение трудной миссии, в частности, снабдил отряд всеми необходимыми документами. Он также позаботился обеспечить экспедицию падежным проводником.

Этот проводник принадлежал к бакота[69], занимавшего земли по реке Огове на восток от Либревиля. Его звали Линвого. Ему было лет тридцать, он отличался отменным здоровьем и незаурядным умом. Господин Реньо уже неоднократно прибегал к его услугам и ни разу не имел случая пожаловаться на отсутствие верности и отваги этого туземца. Уже несколько месяцев Линвого числился в штате резиденции и регулярно получал жалованье. Он, конечно, не знал всех местных наречий, которые сильно отличаются друг от друга, но хорошо говорил на основном конголезском[70] языке. Надо сказать, Никола Ванофф с большим удовлетворением узнал, что проводник неплохо владеет и эсперанто.

Вся эта подготовка к походу не слишком интересовала коллег по Бурбонскому дворцу[71]. Во всем, что касалось организации экспедиции, они полагались на ее руководителя. Ведь их интерес к стране имел особый характер. Должна ли конголезская колония иметь представительство в парламенте и сенате? Вот что должны были решить господа Исидор Папелё и Жозеф Денизар. Нё откладывая дела в долгий ящик, они начали свою работу уже в Либревиле. Действительно ли и европейское и черное население колонии хотят всеобщих выборов? Нет ли противоречий во взглядах людей со столь различным менталитетом? Конечно, в палате депутатов, как и в сенате, есть мулаты и негры. Так почему бы и лоангам, бакото, адума, батеке и пагуинам не выдвинуть своих кандидатов с таким же цветом кожи, как и у них? Ведь в данном случае этот фактор служит показателем не политических, но социальных различий!

Какое мнение на этот счет имели депутаты от Верхней Вьенны и Нижней Сены? Ответ прост: никакого! Они посмотрят, изучат, проконсультируются, поговорят с теми, с другими… Организуют конференции в главных городах колонии, куда пригласят представителей разных политических и социальных групп будущего электората. В самом Либревиле губернатор и другие представители местных властей возражали против расширения избирательного права на всех жителей колонии, включая туземцев.

Оба депутата в глубине души, возможно, тоже придерживались мнения, что право голоса должно распространяться только на европейцев, населяющих Французское Конго. Но окончательное решение они, как ответственные исследователи, составят лишь после самого серьезного изучения вопроса на местах, тем более что маршрут экспедиции должен был привести их во все наиболее значимые регионы колонии.

Тем не менее господин Исидор Папелё спросил у господина Г. Реньо:

— Почему вы лишаете туземцев права принимать участие в голосовании?

— Почему? Да потому, что, хотя прогресс и цивилизация довольно быстро распространяются в этой стране, они еще недостаточно захватили оседлые и особенно кочевые племена, так что большая часть туземцев еще не готова к всеобщим выборам.

— Однако, — возразил господин Жозеф Денизар, — в других французских колониях, на Антильских островах например, или в Индокитае, и даже в Африке, в Сенегале, дела обстоят иначе!

— Бесспорно, — согласился господин Реньо, — но в названных вами колониях уже существует средний класс, который еще не сформировался в Конго. Союзы между европейцами и туземцами крайне редки, здесь нет ни метисов, ни квартеронов[72], ни других продуктов смешения белой и черной рас, коих так много, например, в Америке.

— Ваши рассуждения вполне логичны, господин губернатор, — господин Исидор Папелё был готов принять любое мнение, — но не исключено, что нам будут возражать, и довольно резко!

— Вполне возможно, господин депутат. Но должен заметить, что, хотя Алжир является французской колонией вот уже шестьдесят лет и в нем нет племен-каннибалов, как в Конго, и там живет пять миллионов арабов, ни один представитель туземного населения не появлялся в стенах парламента.

— В конце концов, — заключил господин Жозеф Денизар, — мы изучим вопрос со всех сторон и объективно изложим в отчете все точки зрения, включая персональные, чтобы правительство могло квалифицированно принять решение.

— Во время ознакомительной поездки, — заметил губернатор, — вы войдете в контакт с основными племенами колонии, познакомитесь с их обычаями, нравами, традициями, восприятием жизни… Все это поможет вам судить о проблеме с полным знанием дела. Повторяю, в некоторых уголках Конго еще живут туземцы-каннибалы. И что получится, если — вы только представьте себе такую возможность — в результате равного избирательного права в парламенте объявится парочка каннибалов?

Депутаты переглянулись, но промолчали, не рискнув сказать, что в стенах парламента каждодневно происходит если не физическое, то моральное взаимное пожирание партий и фракций разной политической окраски. В любом случае, подумали депутаты, мы не уедем из страны, не изучив досконально этой проблемы, не увидев всех подробностей своими глазами, не составив объективного и окончательного отчета.

Намерение, если даже хотите претензию, туземцев фигурировать в списках избирателей подтвердили многочисленные визиты к вождю Казембе Раззи, с которым депутаты познакомились на приеме у губернатора. Во время этих визитов их сопровождал Никола Ванофф, ведь депутаты не говорили ни на конголезском языке, ни на эсперанто, а вождь только их и понимал, так что без переводчика было не обойтись. Раззи утверждал, что туземцы колонии рассчитывают на господ Папелё и Денизара в положительном решении их избирательных проблем. Он настаивал, что вожди основных племен, с которыми депутаты обязательно встретятся во время путешествия, не только придерживаются того же мнения, но даже идут дальше — кроме права избирать, претендуют на право быть избранными во французский парламент.

Во время подобных бесед господа депутаты вели себя весьма сдержанно, но заверили Казембе, что их отчет правительству отразит точку зрения аборигенов на проблему всеобщего избирательного права.

Раззи повторил свое приглашение посетить его земли по возвращении экспедиции из Браззавиля. Он надеялся, что господин Дельтур со спутниками вернется в Лоанго по южной конголезской границе и найдет общий язык с обитавшими там племенами, в том числе с его собственным. Со своей стороны, он обещал исследователям самый сердечный прием.

По просьбе депутатов Никола Ванофф заверил Казембе, что они вполне разделяют его пожелания, так как те отвечают их намерениям провести возможно полное и объективное изучение мнения аборигенов.

План ознакомительной поездки составился такой.

Было решено использовать опыт предшествующих исследователей, маршруты которых Луи Мерли, заручившись согласием Андре Дельтура, тщательно изучил. Выйдя из Либревиля, караван пешим ходом пройдет двести километров на юго-запад, до реки Огове, через которую переправится со всем снаряжением и наличным составом. После переправы экспедиция продолжит пешее движение через равнины и чащи до Ластурвиля, где проведет несколько дней.

Этот первый этап пути, если не случится ничего непредвиденного, предположительно продлится четыре недели.

Оставив Ластурвиль, или Мадивиль, как он теперь называется, отряду, скорее всего тоже пешим ходом, придется отклониться от своего маршрута и через земли племен адума выйти к Франсвилю, так как почти все водные пути региона в это время года не пригодны к навигации. До Франсвиля отряду придется пройти двести километров. Там предполагалась еще одна остановка на неделю, чтобы люди отдохнули и чтобы господа депутаты смогли продолжить свои исследования в этом крупном центре конголезской колонии. К тому же экспедиция надеялась пополнить пищевые запасы, чтобы без хлопот преодолеть третий этап пути, который должен был привести их на берег Великой реки.

Там начинался следующий этап через дикие, малоизученные земли, бедные водой, но ощетинившиеся лесами, которые сильно замедляли и затрудняли движение. Но зато через сто пятьдесят километров караван дойдет до Алимы, притока Конго, и путникам останется только сесть в пироги и отдаться на волю течения. Оно донесет их до слияния рек, а там начнется следующий переход по воде длиной в восемьсот пятьдесят километров, который они осуществят на паровых катерах или обслуживающих речную навигацию больших пирогах. Браззавиль — конечная точка их путешествия на этом этапе.

В Браззавиле опять длительная остановка, во время которой должна значительно пополниться справка, касающаяся проблемы выборов и электората колонии, как и справка по индустриальному и торговому развитию Французского Конго.

По расчетам, в которые, впрочем, жизнь частенько вносит коррективы, экспедиция должна добраться до Браззавиля в конце ноября. От Браззавиля начнется последний этап маршрута — к побережью, в направлении Лоанго, с визитом к Раззи и племенам, живущим вдоль южной границы.

По этому плану, ознакомительная поездка продлится но три с половиной месяца, если только не произойдет ничего непредвиденного и не возникнет никаких препятствий. Из Лоанго в Либревиль отряд собирался переправиться на пакетботе, обслуживавшем основные пункты на африканском побережье Атлантики.

План был хорошо продуман и позволял выполнить все стоявшие перед экспедицией задачи.

Девятого сентября, после недельного пребывания в Либревиле, экспедиция завершила все дела. Отправление назначили на следующий день. Снаряжение было упаковано, тюки с товарами распределены между носильщиками, которым оставалось только поставить их себе на голову и гуськом двинуться за своими бригадирами. Сенегальцы под командованием сержантов Троста и Сезэра будут эскортировать колонну — одна часть возглавит шествие, другая замкнет его.

Андре Дельтуру, как и его товарищам, не терпелось пуститься в дорогу; с каким нетерпением ждали они отъезда! Исидор Папелё и Жозеф Денизар, безусловно, разделяли чувства спутников. И действительно, последние месяцы они столько путешествовали в мечтах, что просто сгорали от желания обратить мечту в реальность.

Носильщики и солдаты, сопровождавшие экспедицию, пребывали в хорошей форме и обещали показать неплохую выносливость и трудолюбие.

В последний вечер в Либревиле опять состоялось торжество. Губернатор пригласил гражданские и военные власти на прием, который должен был закончиться прощальным пуншем под крики «ура!».

Прием прошел очень весело. Андре Дельтур, Луи Мерли, Никола Ванофф получили от собравшихся самые сердечные поздравления и искренние пожелания доброго пути. Впрочем, господа депутаты от Верхней Вьенны и Нижней Сены также не были забыты. Бурные выражения теплых чувств в их адрес растрогало коллег чуть ли не до слез. Церемония завершилась тостом губернатора, к которому с энтузиазмом присоединились остальные. Ответная речь Андре Дельтур а вызвала единодушные аплодисменты.

Вечер закончился к десяти часам, а на следующий день караван, провожаемый всеми обитателями города, покинул Либревиль. Отряд уже скрылся за последними домами, но еще звучали радостные крики и прощальное «ура!».

Глава V ЭТАП

Несмотря на сентябрь, стояла сильная жара. Первый этап маршрута экспедиции не предвещал никаких осложнений. С моря дул бриз, он смягчал жар солнца и пригонял легкие облака; в окрестностях Либревиля росло много деревьев, они тоже на какое-то время накроют своей тенью отряд, направляющийся на юго-запад, к левому берегу Огове.

Сержант Трост шагал рядом с проводником во главе звена сенегальских стрелков. За ними шли члены экспедиции. Господин Дельтур и его спутники были одеты в легкую и мягкую фланелевую одежду, их головы предохраняли от солнца белые полотняные шлемы со специальным задним козырьком[73]. У каждого через плечо висело ружье, даже у депутатов, которые надеялись не упустить случай, если вдруг мимо прошмыгнет какая-нибудь дичь. И это не было пустой самонадеянностью. Разве господа Исидор Папелё и Жозеф Денизар не принимали участие постоянно в президентских охотах в Марли и Компьене?[74]

Несколько позади шли носильщики с тюками на головах, с голыми ногами и грудью; от ходьбы босиком подошвы у них ороговели и стали твердыми как дерево. Они шли парами, под зорким взглядом своих бригадиров. Вторая группа стрелков с сержантом Сезэром замыкала колонну.

Маршрут первого дня проходил по правому берегу эстуария Габона. Земля под ногами представляла собой смесь глины и песка. Жаркое экваториальное солнце превратило ее в камень.

Примечания

1

Фактория — торговое поселение европейцев в колониях.

(обратно)

2

Эсперанто — международный вспомогательный язык, созданный доктором Лазарем Заменгосром в 1887 году, преимущественно на лексической основе романских языков и характеризующийся крайне упрощенной грамматикой. Созданный для облегчения международного общения, этот язык пользовался большой популярностью в начале XX века; во многих странах были созданы общества эсперантистов (в том числе в СССР), созывались международные конгрессы почитателей этого языка. На эсперанто были переведены выдающиеся произведения мировой литературной классики. Позднее широкое распространение английского языка и внедрение компьютерных систем перевода заметно снизили популярность искусственных языков. Жюль Верн, как это видно из предлагаемого текста, связывал большие надежды с эсперанто как средством общения людей различных языковых семей и рас. Кстати, на примере эсперанто читатель может убедиться, что популярный романист следил не только за техническими новинками и достижениями естественных наук.

(обратно)

3

Французская колония Габон в административном отношении объединена с Французским Конго в 1886 году.

(обратно)

4

В современной географической номенклатуре нет реки Габон; сейчас так называется далеко вдающаяся в сушу бухта, в которую впадают реки Мбей и Комо.

(обратно)

5

Драцена — род кустарников или деревьев семейства лилейных, которые растут в тропической Африке и Южной Азии.

(обратно)

6

Мпонгве — народность группы банту, жившая в Габоне, вдоль океанского побережья, к югу от Либревиля.

(обратно)

7

Речь идет не только о местных жителях, управляющих пирогами, но вообще о неграх, которых охотно использовали в фортах и на кораблях в Черной Африке. (Примеч. автора.)

(обратно)

8

Бакеле — народность банту, жившая в Габоне, к востоку от Либревиля (Примеч. автора.)

(обратно)

9

Осейба (как написано у автора), или ошейба (в русской транскрипции начала XX века) — одна из народностей банту на юго-западе Габона.

(обратно)

10

Брейд-вымпел — вымпел командира соединения или дивизиона кораблей, а также старшего на рейде. (Примеч. автора.)

(обратно)

11

Гафель — наклонный рей, к которому крепится верхний конец четырехугольного паруса бизань-мачты. (Примеч. автора.)

(обратно)

12

Морская сажень во французском флоте соответствовала 162 см.

(обратно)

13

Кабельтов — десятая часть морской мили; 185,2 м.

(обратно)

14

Верхняя Вьенна — департамент на западе Франции. Административный центр — г. Лимож. Вьенна — река, приток Луары. (Примеч. перев.)

(обратно)

15

Нижняя Сена — департамент на севере Франции; административный центр — г. Руан. В настоящее время называется Приморская Сена.

(обратно)

16

Берег Слоновой Кости — французская колония на западном побережье Африки, современная республика Кот-д'Ивуар.

(обратно)

17

Порт на Берегу Слоновой Кости, к юго-западу от Абиджана. (Примеч. автора.)

(обратно)

18

Дагомея — французская колония в Западной Африке, современная Республика Бенин.

(обратно)

19

Мыс в южной части низменного либерийского побережья. (Примеч. автора.)

(обратно)

20

Мыс возле Порт-Жантиля, в середине габонского побережья. (Примеч. автора.)

(обратно)

21

Остров возле побережья Камеруна, прежде — испанское владение, в настоящее время относится к Экваториальной Гвинее.

(обратно)

22

Между 1875 и 1882 годами. (Примеч. автора.)

(обратно)

23

Мясистые плоды типа сливы, вишни… (Примеч. автора.)

(обратно)

24

Род многолетних луковичных растений семейства амариллисовых, насчитывающий более 50 видов в тропической Южной Африке. Широкие листья появляются уже после цветения и развиваются из сидящих в земле клубней. Внешняя часть клубня и стебель густо испещерены красными пятнышками, откуда произошло название растений: (от греч. haima — кровь и anthos — цветок). (Примеч. автора.)

(обратно)

25

Род растений семейства кутровых; деревянистые лианы, реже кустарники; содержат ядовитые вещества, используемые для изготовления лекарств.

(обратно)

26

Подземный живой корень, часто занимающий горизонтальное положение, ежегодно пускает новые подземные или воздушные корни. Присутствие этого названия в данном перечне явно ошибочно. (Примеч. французского издателя.)

(обратно)

27

Род растений семейства тутовых; известно около 1000 видов, произрастающих главным образом в тропиках. (Примеч. автора.)

(обратно)

28

Древесное растение с ярко-красными цветами; собранные в большие плотные красные соцветия, они напоминают факелы. (Примеч. автора.)

(обратно)

29

Вид лианы-туберозы с необычными цветами в форме вывернутого зонтика, пурпурного цвета с желтым ободком. (Примеч. автора.)

(обратно)

30

Растение семейства протеевых, которое насчитывает до шестидесяти видов и до тысячи подвидов; цветы часто сгруппированы в соцветия в форме колоса или перевернутого кубка. (Примеч. автора.)

(обратно)

31

Поселок недалеко от южной границы Конго, между Браззавилем и побережьем. (Примеч. автора.)

(обратно)

32

Заир — одно из названий реки Конго.

(обратно)

33

Лоанго — небольшой порт к северу от г. Пуэнт-Нуар; расстояние между ним и устьем Конго составляет около 200 км.

(обратно)

34

Племена Южного Конго. (Примеч. автора.)

(обратно)

35

Луалаба — так называют верхнее течение реки Заир, к югу от экватора. (Примеч. французского издателя.)

(обратно)

36

Стенли Генри Мортон (настоящее имя и фамилия — Джон Роулендс; 1841–1904) — американский журналист и путешественник, со временем превратившийся в удачливого и циничного колониального администратора.

(обратно)

37

Саворньян де Бразза Пьер-Поль-Франсуа-Камилл (1852–1905) — французский военный моряк, итальянец по происхождению; около 30 лет путешествовал по разным странам Африки.

(обратно)

38

Мфоа, или Мфова — местечко, где ратифицировалось соглашение между Бразза и Макко, вождем батеке, 10 сентября 1880 года. (Примеч. автора.)

(обратно)

39

Великая река — т. е. Конго.

(обратно)

40

Стенли-Пул — большое озеро на реке Конго, чуть севернее Леопольдвиля (Киншасы).

(обратно)

41

Одна из этнических групп аборигенов Конго. (Примеч. автора.)

(обратно)

42

Ливингстон — британский исследователь (1813–1873). (Примеч. автора.)

(обратно)

43

Эмин-паша (настоящее имя и фамилия — Эдуард Шницеи; 1840–1892) — венгр по национальности, один из сподвижников британского генерала Чарльза Гордона в Судане; после взятия восставшими арабами в 1885 году Хартума ему удалось пробраться в Восточную Африку.

(обратно)

44

Видимо, речь идет о племенах, являющихся частью народа бакото (как и упоминаемые ниже адума и лоанго).

(обратно)

45

Народ группы банту, живущий на территории Габона.

(обратно)

46

Крамнель Поль — французский исследователь (1864–1891). (Примеч. автора.)

(обратно)

47

Ивиндо — современное название этой реки — Ливиндо.

(обратно)

48

Пагуины — другое название народности фанг, живущей на западе Камеруна и Габона.

(обратно)

49

Видимо, речь идет о народах мгири и нгомбо из группы банту.

(обратно)

50

Этнические группы ареала Конго-Габон. (Примеч. автора.)

(обратно)

51

Порт в Сенегале недалеко от Дакара. (Примеч. автора.)

(обратно)

52

Речь идет о восточной части Французского Конго.

(обратно)

53

Дибовски Жан (1856–1928) — сын польского эмигранта; окончил Национальную сельскохозяйственную школу в Гриньоне; с конца 1889 года вел научные исследования на юге Алжира; после возвращения во Францию из Центральной Африки стал генеральным инспектором сельского хозяйства в колониях, а потом директором Колониального ботанического сада в окрестностях Парижа.

(обратно)

54

В действительности эти реки впадают не в саму Убанги, а в ее приток — реку Пама.

(обратно)

55

Багирми — мусульманский султанат в Судане (на территории современной республики Чад), который с конца XVIII века постоянно находился в вассальной зависимости от соседних более сильных государств.

(обратно)

56

Немецкий исследователь (1834–1885), изучавший преимущественно Борну и регион озера Чад. (Примеч. автора.)

(обратно)

57

Ба, Бахр, Бахар — на арабском означает «водное пространство», «река». (Примеч. автора.)

(обратно)

58

Впоследствии этот порт был заброшен.

(обратно)

59

Огромные территории, захваченные в бассейне Конго бельгийцами под руководством Г. Стенли официально, с 1884 года, назывались Свободным государством Конго, главой которого был бельгийский король Леопольд II; в 1908 году эти земли стали и формально бельгийской колонией. Независимость Бельгийское Конго получило в 1960 году. Сейчас страна называется Заир.

(обратно)

60

Геодезия занимается изучением формы земли, измерением размеров нашей планеты и необходима при создании карт. (Примеч. автора.)

(обратно)

61

Лимузен — провинция в центре Франции, в западной части Центрального массива.

(обратно)

62

Слово «оппортунист» произошло от лат. opportunus — «удобный, выгодный». Французское прилагательное «opportun» имеет значения «современный, уместный; надлежащий; благоприятный».

(обратно)

63

Воляпюк — еще один универсальный язык, созданный в 1879 году; имел некоторую популярность до появления эсперанто. (Примеч. автора.)

(обратно)

64

По-английски и по-французски значит «мир». (Примеч. перев.)

(обратно)

65

По-английски и по-французски значит «говорить». (Примеч. перев.)

(обратно)

66

Богемия — старое название Чехии, во время работы Ж. Верна над данной рукописью входила в состав Австро-Венгрии.

(обратно)

67

Моравия — восточная часть современной Чехии; в то время — провинция Австро-Венгрии.

(обратно)

68

Белосток теперь принадлежит Польше, расположен недалеко от польско-белорусской границы.

(обратно)

69

Народность банту, обитающая в бассейне Огове и занимающая лесистые районы вблизи экватора. (Примеч. автора.)

(обратно)

70

Языки населяющих Конго и Габон народов группы банту, хотя и принадлежат к одной лингвистической семье, все же различаются между собой; какого-то «основного» языка среди них нет.

(обратно)

71

Бурбонский дворец — здание в Париже, на левом берегу Сены, построенное архитектором Джиральдини в 1722 году по заказу герцогини Бурбонской. Во времена работы Ж. Верна над рукописью здесь заседала палата депутатов парламента.

(обратно)

72

Квартерон — потомок смешанного межрасового брака, сохранивший в себе четвертую часть крови одного из дедов (в данном случае — туземец, дедом которого был европеец).

(обратно)

73

Речь идет о куске ткани размером с носовой платок, который прикрепляется к шлему и спускается на затылок, защищая его от солнца. (Примеч. автора.)

(обратно)

74

Марли (точнее Марли-ле-Руа) — местечко вблизи Версаля, где находился роскошный дворец Людовика XIV, разрушенный во время Великой французской революции. Компьен — город на реке Уазе, к северо-востоку от Парижа; здесь Людовиком XV был выстроен королевский дворец, окруженный парком, переходящим в обширный лес.

(обратно)

Оглавление

Глава I ЛИБРЕВИЛЬ

Глава II ФРАНЦУЗСКОЕ КОНГО

Глава III РУКОВОДИТЕЛЬ ЭКСПЕДИЦИИ И ЕГО СПУТНИКИ

Глава IV ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Глава V ЭТАП X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?