«Метеосводка»

Владимир Николаевич НИКОЛАЕВ

МЕТЕОСВОДКА

После нескольких разломов льдина сильно уменьшилась, и на зиму решено было оставить лишь половину экипажа дрейфующей станции - ровно столько, сколько нужно было для выполнения основных разделов научной программы. Работы каждому прибавилось, и ответственность возросла. Но в одном отношении стало легче - полярники могли теперь свободнее разместиться.

Домики на льдине стояли маленькие, похожие внутри на вагонные купе с крошечным тамбуром - прихожей, где хранился небольшой запас угля, часть оборудования и можно было повесить одежду. Жили в них по два человека, а в некоторых даже и по одному. Но в комнатах все равно тесно: два стола, две кровати, поставленные по-казарменному одна на другую, в углу круглая печурка, экономная и жаркая, скамейка перед ней. Вот и все убранство, а повернуться негде.

В таком домике и жили четвертый месяц гидролог Валя Изюмов и синоптик Толя Фонарев, люди очень разные и по характеру, и по опыту полярных мытарств. Последнее обстоятельство и принимало более всего в расчет руководство станции - начальник и парторг, когда заново распределяли жилье: новичка обязательно поселить с опытным полярником. Так надежнее. У Фонарева позади три зимовки, две высокоширотные экспедиции в приполюсном районе. Арктику знает, всякого в ней нагляделся и в переплетах разных бывал. Пускай молодой гидролог учится. Изюмов и учился, старательно перенимая хватку бывалого Фонарева. Правда, временами ему все-таки приходилось тяжеловато со своим соседом, человеком неразговорчивым, очень сосредоточенным и странно рассеянным в своей сосредоточенности.

Закончив наблюдения и выключив аппаратуру, Изюмов прилег на нижнюю койку, принадлежавшую синоптику, благо Толя никогда против этого не возражал. Койка Фонареву пока не нужна. Когда гидролог заканчивает свои наблюдения, у синоптика приходит срок снимать показания приборов и готовить метеосводку.

Валя лежал, с удовольствием вытянувшись во всю длину кровати, и смотрел на жарко топившуюся печь. Ему хотелось видеть веселую пляску огня, но пламя загораживала широченная спина синоптика.

А Фонарев сосредоточенно и упорно стругал дощечку. Будто это было его единственное в жизни занятие. Дощечку требовалось выстругать ровно, гладко, и сделать это ножом вовсе не так просто, как может показаться. Однажды Изюмов попробовал помочь ему, но из этого ровно ничего не получилось,